Дом пламенных клятв

Пролог

Кахол бросает стеклянный флакон на пожелтевшую карту Люче, развернутую на столе.

– Маттиа нашел среди обломков.

Подцепив кожаный шнурок, обвязанный вокруг склянки, я ее поднимаю. Она не больше моего пальца и раскачивается, окутанная серым светом. Второй рассвет без моей пары.

– Там почти не осталось крови, но, может, Бронвен хватит, чтобы нарисовать печать? – Кахол запускает пальцы в спутанные черные космы.

– Печать? Кахол, она не способна управлять кровной магией.

У моего генерала алые белки глаз, что придает гиганту демонический вид, соответствующий его настрою.

– Почему бы, на хрен, не попытаться-то?!

Я потерял свою пару, но он потерял и пару, и дочь.

Нет! Не потерял.

Я мысленно разрываю это слово в клочья.

У нас отняли наших женщин.

Приговорили к жизни без них.

Я поднимаю взгляд от флакона.

– Верно. Стоит попытаться. Ты помнишь форму печати, которую использовала Дея, чтобы проникнуть за барьер?

Даже сквозь бороду заметно, как при упоминании его пары каменеет его челюсть.

– Нет, но Бронвен может помнить. Давным-давно ее учила Мериам.

Подумать только, когда-то Бронвен считала колдунью Шаббе матерью.

– Были ли у нее еще… – я так пристально смотрю на карту, что чернила расплываются перед глазами, – …видения?

– Она не рассказывала. – Кахол трет переносицу и закрывает глаза. – Если Данте не превратил Ифе в вечно-ворона, то превращу я.

Коннор предположил, что Фэллон прилетела в долину на вороне, потому что из таверны она ушла где-то после обеда и ей потребовалось бы гораздо больше времени, чтобы спуститься с горы верхом на лошади. Мы заключили, что тем вороном была Ифе, поскольку недосчитались только ее, ну и пропавшей Имоджен, разумеется.

Киэн убежден: Ифе отнесла Фэллон в долину по ее же просьбе, однако, по мнению Кахола, Ифе поступила эгоистично. Я же так и не определился. Ифе привязана к сестре и могла попытаться ее вернуть, но она также всецело предана воронам и Фэллон.

И как бы я ни любил Фэллон, все же она – натура порывистая и страстная, которая в первую очередь слушает сердце. Нетрудно представить, что именно она подбила Ифе отнести ее к Данте.

Я стискиваю шнурок, затем опускаю флакон обратно на стол, пока не швырнул в стену и не уничтожил единственный шанс проникнуть в обсидиановые тоннели.

– Габриэле все еще отрицает, что рассказал Фэллон о местонахождении Реджио?

Кахол кивает.

– Увеличьте дозу соли. И пусть хоть подавится ею, но вытяните из него гребаную правду!

Подумать только, ведь я сам пустил фейри за стены своего королевства… Может, Бронвен и видела его смерть от рук Таво, но я готов убить его сам.

Пока я не превратился в тени и не навестил друга Данте в тюрьме, подхожу к окну с видом на Шаббе.

– Что насчет Лазаруса?

– Он клянется, что не подсыпал Фэллон обсидиановый порошок.

– Обыщите его комнаты.

– Уже обыскали.

– Еще раз. Обыщите снова! – Я поворачиваю голову и ловлю взгляд Кахола. – Мы оба знаем, что парную связь можно заглушить только порошком.

– У нее в комнате есть книги. Ты уверен, что ни в одной не упоминается обсидиановый порошок?

Я резко поворачиваюсь. Кахол меньше всего заслуживает моего гнева, тем не менее я срываюсь именно на него.

– И где, скажи на милость, она бы его раздобыла?

Его ноздри раздуваются от моего резкого тона.

– Возможно, на землях фейри, где ты позволил ей разгуливать!

Воздух вокруг искрится… атмосфера накалена. Я уже собираюсь рявкнуть, чтобы он допросил каждого ворона в стенах королевства, когда между нами появляется тень – и принимает форму Киэна.

Он выглядит в еще большем раздрае, чем мы с Кахолом, хотя его-то пара в целости и сохранности.

– Лор? – Его темные глаза устремлены на заляпанные грязью ботинки. Он переминается с ноги на ногу.

– Пришел сообщить очередную ерунду, Киэн?

Он закрывает глаза, и по моей коже бегут мурашки.

– С тобой хочет поговорить Бронвен.

– Она что-то видела? – спрашивает его брат.

Киэн трет затылок и прикусывает губу, по-прежнему избегая моего взгляда. Мороз пробирает до самых костей.

– Великая Морриган, это она! – рычит Кахол. – Это она дала моей дочери обсидиановый порошок!

– Прости, Лор, – хрипит Киэн. – Я только сейчас узнал.

Обратившись в дым, я мчусь по темным коридорам своего замка к покоям женщины, которую я вот-вот сотру с лица земли. Она сидит у потрескивающего камина, раскачиваясь в кресле, которое Киэн некогда на собственной спине вытащил из хибарки в лесу, что была ее домом пять столетий.

Хотя Бронвен весьма хрупкого телосложения, деревянное кресло под ней скрипит.

– Прежде чем вонзишь в меня когти, Морргот, тебе следует меня выслушать.

Терпеть не могу, когда она называет меня «Ваше Величество»: официальное обращение возвращает меня в то время, когда ее отец был моим генералом, а мы с ней еще не были друзьями. Впрочем, друзья ли мы? Друг бы не стал травить мою пару обсидианом и отводить ее к моему врагу.

Сердце каменеет, и я рычу:

– Говори!

Она смотрит белесыми глазами в мою сторону. Я стою, скрестив руки на пропитанном кровью нагруднике, который не потрудился снять с самой бойни в долине. С другой стороны, в этом не было необходимости, поскольку я не спал, не мылся, не ел, даже, черт возьми, не присел ни разу. Только и делал, что метался по каменным коридорам и бороздил охваченное бурей небо.

Распахивается дверь спальни.

– Лор! Прошу!.. – На руках Киэна поблескивают перья, когда он кидается к своей паре, чтобы защитить ее от моего гнева.

Хотя все вороны способны превращаться в дым, никто, кроме меня, не может сохранять форму надолго.

Вслед за братом влетает Кахол, лицо искажает та же ярость, что бурлит в моих венах.

– Как ты смеешь принимать решения за нашими спинами, Бронвен!

– Помнишь, как я говорила, что шаббины «смотрят», Лор? – Ее ладони опускаются на колени, к завернутому в ткань квадратному свертку, спрятанному в складках ее красного платья. Покачиваясь в кресле, она начинает его разворачивать. – В тот день, когда Энтони и его друзья покинули Небесный замок.

– Я ничего не забываю, – цежу я сквозь стиснутые зубы.

Киэн сжимает ее плечо. Чтобы поощрить к продолжению или чтобы напомнить о своем присутствии? Впрочем, чего это я? В отличие от нас, горемычных, их ментальная связь в порядке.

– Я сказала Фэллон, что не чувствую, кто использует мои глаза.

Веки Киэна закрываются, уголки сморщиваются – от стыда или же беспокойства, сложно сказать.

– Имя? – Звуки рассеиваются, подобно дыму, но слово опаляет прохладный воздух, подобно молнии.

Она снимает со свертка один лоскут ткани, затем другой.

– Мериам.

При звуке омерзительного имени мой взгляд взлетает к ее лицу.

Наступает тишина.

– Она уже давно наблюдает. С тех пор как Фэллон была малышкой. Меня начало беспокоить ее внимание, хотя я знала, что она заточена в подземелье Реджио. Особенно после того, как Зендея… – ее глаза блестят, как лед, покрывающий Монтелюче глубокой зимой, – …после того, как Дея перестала смотреть.

Она продолжает разворачивать ткань, мой пристальный взгляд возвращается к ее коленям. Во имя подземного мира, что у нее там?

– За эти годы я много раз взывала к Котлу и спрашивала, не помешает ли Мериам судьбе Фэллон, однако судьба Фэллон никогда не менялась. Я оставалась настороже, тем не менее перестала терзаться мыслями о будущем, в котором вороны не отвоюют Люче.

Легкие ноют от того, что я задерживаю каждый выдох, прежде чем снова вдохнуть.

– Котел ошибается!

– Возможно, о пути, который предстоит пройти, но он никогда не ошибается насчет конечной цели. Нельзя не прислушиваться к его наставлениям.

– Хочешь сказать, это Котел велел тебе толкнуть моего ребенка в руки Данте? – Кахол так сильно сжимает кулаки, что побелели костяшки пальцев.

– Нет, Кахол. – Наконец она убирает последние клочки ткани, обнажая кусок серого камня, словно бы отсеченный от моей горы. – Это была Мериам.

Глаза Кахола настолько огромны, что радужки становятся маленькими пятнышками в розоватых омутах белков.

– Мериам нуждалась в Фэллон. – Смуглые пальцы Бронвен скользят по шероховатым краям потрепанного погодой камня с таким благоговением, будто Котел наконец окончательно свел ее с ума. – И Фэллон нуждалась в ней.