Долго и несчастливо

Глава 4. Маленький секрет

Со школы приходится уходить, окутав себя ментальной аурой, чтобы остаться незамеченной. Мне даже немного жаль Михаила, который безуспешно высматривает меня в потоке учеников, спешащих домой. Он стоит ровно напротив широкой лестницы, и его высокий рост позволяет смотреть ему поверх голов остальных. Его взгляд мечется по толпе, выискивая меня, надеясь, пройти или проехать путь до дома вместе со мной.

Михаил — довольно неплохой парень, он не обделён ни умом, ни внешностью. Иногда я разрешаю ему посидеть со мной на берегу моря. Порой позволяю себе прочувствовать его эмоции, ощутить то волнение, восхищение и внутреннюю дрожь. Это прекрасно! Такого я никогда не испытывала. Я с головой погружаюсь в его мир, чувствую, как его сердце бьётся быстрее, чем обычно, слышу его мысли. В них нет ни капли пошлости, лишь полное и всецелое обожание. Я наслаждаюсь этими мгновениями. Но в то же время понимаю, что это чувство не для меня. И всё же, эти моменты близости оставляют глубокий след в моей душе. Случается, я даже завидую ему, вам, вашей способности так искренне любить и восхищаться.

Прости, Михаил, не сегодня, — мысленно вздыхаю я и прохожу мимо, словно лёгкий ветерок, едва касаясь его, и он меня даже не замечает.

Сегодня суббота, и я не планирую возвращаться домой. Мой путь лежит в сторону гипермаркета через пару домов. Точнее, к дальнему углу стоянки, где меня поджидает чёрный ауди. Я открываю дверцу и, чуть наклоняясь в салон, спрашиваю:

— Можно?

А вот и порочность нашего воспитания — не тревожить никого без разрешения, не нарушать чужих границ без дозволения. Всё тот же пресловутый территориальный инстинкт. Теперь понимаете откуда это?

— Садись, Софи, — приглашает меня приятный баритон.

— Спасибо, Александр Павлович.

— Как прошёл день? — на автомате спрашивает он, трогаясь с места.

— Не плохо.

Александр Павлович Минин — учитель химии в средней общеобразовательной школе № 1. Ему тридцать восемь лет. Он мне нравится, чем-то напоминает холёного чёрного кота, готового в любой момент грациозно и мягко приземлиться на лапы. У него примечательная внешность, которая сразу привлекает внимание: высокий лоб, густые тёмные брови, выразительные глаза и чёткие черты лица. Он мог бы легко стать актёром кино благодаря своей брутальности и харизме. Его движения плавные, но в них чувствуется скрытая сила, а голос глубокий и звучный. При росте сто девяносто два сантиметра он кажется совершенно особенным, истинным воплощением силы и уверенности. Не сомневаюсь, что люди в его присутствии чувствуют себя спокойно, словно он может защитить от любых невзгод.

— Сегодня без крови? — интересуюсь я, примечая, что мы движемся в центр, а не выезжаем за город.

— Без крови, — соглашается он, улыбаясь одним уголком рта.

— А что так скромничаешь?

— Настроение такое, — уже открыто улыбается он, поворачиваясь в мою сторону на светофоре.

Мы познакомились пятнадцать лет назад, если так можно сказать. И в нашу первую встречу я позволила ему себя убить. По тому, что мы оба живы и сидим на комфортных сиденьях, и нас обдувает прохладный воздух из кондиционера, легко можно догадаться, что он в курсе того, кто я. А я знаю, кто он.

Однокомнатная квартира на пятом этаже новостройки встречает нас духотой. Александр Павлович поспешно ищет пульт от кондиционера, а я бреду в спальню и отбросив рюкзак, прыгаю на кровать. Через секунду ко мне заглядывает Александр Павлович:

— Ты чего в грязной одежде легла на чистую кровать?

— Очень странное замечание от любителя грязных делишек.

— Ты бы хоть не в грязной заваливалась, — зачем-то добавляет он, направляясь к шкафу.

Я закидываю руки за голову и хитро прищуриваюсь:

— Мне раздеться?

Он пристально и серьёзно смотрит на меня, прежде чем ответить:

— Нет. Я сам, — он снимает пиджак и вешает его на плечико, а затем начинает расстёгивать рубашку: — Сделай мне кофе.

— Это твоя хата. Сам иди и сделай, — роль школьницы всё ещё не отпускает меня.

Александр Павлович закатывает глаза, но я знаю, ему такое нравится.

— Это твой практически второй дом. Могла бы хоть что-то сделать для меня! — в нём словно просыпается капризный ребёнок.

— Я тебя дружу, — бросаю я, всё-таки поднимаясь и направляясь на кухню.