Часть третья

Глава 1

«Диадема Йоруба» подошла к причалу в полдень. Уже через два часа все одиннадцать «ховеркрафтов» выстроились в ряд на берегу. Дикое завывание турбин, запущенных для проверки готовности, вспороло морозный воздух порта, заставив офицеров контрольной службы высыпать на улицу.

Эндрю стоял в сторонке, наблюдая, как они спорят между собой и с генералом Муталли, командиром экспедиции. Судя по бурной жестикуляции и гневным крикам, страсти разгорелись не на шутку, хотя без крика все равно нельзя было обойтись, ибо от воя турбин в пору было оглохнуть. Египетские и алжирские офицеры настаивали на конфискации «ховеркрафтов», как того требовало решение Совета. Муталли отражал наскоки с вежливой улыбкой. По прошествии часа, невзирая на шумные протесты береговых служб, первый из «ховеркрафтов», вызвав на причале сильную вьюгу, двинулся к контрольно-пропускному пункту. Шлагбаум дрогнул и пополз вверх. К четырем часам по лагосскому времени эскадра в полном составе вышла из города и понеслась по заснеженным просторам Бретани в северном направлении.

В составе экспедиции было еще двое белых, не считая Эндрю, – инженеры-механики, с самого начала служившие в эскадре «ховеркрафтов». Их звали Карлоу и Прентис. Карлоу был худощавым молодым человеком с короткими усиками и застывшей на лице усмешкой. Прентис был ниже его ростом и помассивнее; ему можно было дать на вид лет тридцать, он выглядел глуповатым и больше помалкивал.

Держались механики вместе и на Эндрю внимания почти не обращали. Пока продолжался морской переход, они ни разу не были замечены трезвыми – видимо, им пришелся по вкусу нигерийский эрзац-джин. На суше Карлоу и Прентис были немедленно лишены этой радости, и Эндрю недоумевал, как они смогут мириться с подобным произволом.

Инженеры-механики не вызывали у него ни симпатии, ни доверия.

Общее количество нигерийцев приближалось к сотне – по большей части офицеры и сержанты нигерийской армии. Все они были моложе Эндрю; самому Муталли, настоящему воину из племени ибо, широкоплечему гиганту, едва исполнилось тридцать пять лет. Экипаж не донимали строгой дисциплиной, и на судне царила непринужденная атмосфера оптимизма. Даже когда вокруг заклубился туман остывающих морей, люди не утратили жизнерадостности: они без устали хохотали, разглядывая друг друга в непривычной теплой одежде, и азартно выкрикивали свои предложения при обсуждении плана кампании, хотя окончательное решение оставалось за генералом Муталли.

По поводу маршрута, который должен был привести экспедицию в Англию, мнения разделились. Одна группа, в которую вошло, по подсчетам Эндрю, большинство экипажа, стремилась свести морской-отрезок маршрута «ховеркрафтов» к минимуму и предлагала проследовать по суше до Кале, а уже оттуда пересечь Ла-Манш. Оппозиции не давали покоя опасения насчет банд оголодавших французов, державших в страхе всю округу и время от времени атаковавших укрепления Сен-Назера. Ее предложения сводились к тому, чтобы как можно скорее выйти в открытое море и устраивать ночевки на пустынных участках берега.

Сформировалась и небольшая фракция экстремистов, предлагавших прорываться к Лондону по руслу Темзы. Муталли, убедившись, что споры заводят дискуссию в тупик, предложил компромиссный вариант; взять курс прямо на север, достигнуть моря в районе Сен-Брис и Динара, оттуда двигаться прямиком на Англию. Такой маршрут позволил бы им избежать стычек с местными бандами, которые, по всей видимости, не заходят на полуостров Бретань, и выйти к побережью Дорсета с минимальными людскими потерями.

Предложение выглядело разумным. Кроме того, это был кратчайший путь в Англию. Эндрю уже чувствовал, что, несмотря на улыбчивость, Муталли не было чуждо нетерпение. Оставалось надеяться, что, принимая ответственные решения, он станет руководствоваться чем-то более существенным.

Стояла отличная погода – морозная, но ясная, – и они быстро продвигались вперед. Прошел час, и головной «ховеркрафт», в котором находился Муталли, остановился у небольшого холма. Остальные машины подрулили к нему и тоже замерли, расположившись кругом. Эндрю и Абониту находились в замыкающей машине.

– Ночной привал, – объяснил Абониту. – Что-то рановато…

– Лучше не ждать темноты, – с облегчением отозвался Эндрю. – Уже сумерки.

– Можно было бы включить прожекторы.

– Да. Я боялся, что Муталли так и поступит.

– Муталли боится темноты, – ответил Абониту с холодным презрением. – Ибо – примитивный народец. Они подвергают обрезанию своих женщин и боятся заниматься любовью при свете дня или на свежевспаханной земле. Ночь – это время для того, чтобы любить женщин – а они у ибо уродливы и бесчувственны – и подстерегать врагов. Наверное, он опасается духов мертвых французов.

– Возможно, ты и прав, – сказал Эндрю. – Но я все равно выступаю за ранний привал. Нам некуда спешить, а на чужой территории особая осторожность не помешает.

На ночь были выставлены трое часовых, которых через два часа должна была сменить другая троица. Эндрю не попал в число часовых, однако Карлоу и Прентиса не обошла эта участь – да еще в разных сменах. Пока готовился ужин, до Эндрю донесся их разговор. Прентис издевался над неэффективностью нигерийских военных и отсутствием у них боевых навыков, Карлоу издавал звуки, свидетельствовавшие о полном согласии с приятелем.

Ночь прошла без происшествий. Следующее утро порадовало безоблачным небом. Сборы прошли не слишком организованно, в результате чего они двинулись в путь с некоторым опозданием. Вскоре им впервые попались на глаза местные жители – группка из семи-восьми человек, бросившихся при приближении «ховеркрафтов» врассыпную.

Эндрю показалось, что среди них нет женщин, хотя судить наверняка было трудно, ибо все люди были обмотаны пестрым тряпьем. Один из них, набравшись смелости, остановился ярдах в трехстах и проводил «ховеркрафты» долгим взглядом. Еще через несколько миль участники экспедиции приметили дымок, поднимающийся из трубы посреди деревни к западу от трассы. В остальном же пейзаж был совершенно пустынным. Иногда на снегу можно было заметить зверя – собаку или лисицу, а то и незнакомую крупную птицу, неуклюже трусящую прочь при их приближении. К середине дня с севера появилась стая чаек, которые стали с криками кружиться над рвущимися вперед машинами. Еще через полчаса экспедиция достигла моря.

Глядя на карту – старый буклет фирмы «Мишлен», – Эндрю заключил, что они находятся недалеко от мыса Фреэль. Пляж был так же пустынен, как и оставшаяся позади равнина. У берега громоздился лед, но чуть дальше сверкала чистая вода. Местность казалась совершенно вымершей.

Единственным источником движения во всей округе была сама экспедиция, да еще растревоженные чайки.

Люди перекусили, и Эндрю ожидал, что суда немедля ринутся в море, однако не обошлось без новой задержки, связанной на этот раз с появлением среди нигерийцев фракции, отрицательно настроенной по отношению к морскому переходу. Эти люди требовали привала, с тем чтобы выйти в Ла-Манш только на следующее утро, имея впереди полный световой день. Противники уверяли их, что стемнеет не раньше чем через четыре часа и «ховеркрафты», крейсерская скорость которых на водном пространстве составляет примерно пятьдесят узлов в час, достигнут противоположного берега, имея в запасе как минимум час. Возражение состояло в том, что необходимо считаться с возможностью поломок. В ответ выдвигалось то соображение, что «ховеркрафты» могут оставаться на воде неограниченное время и что лучше провести ночь в открытом море, нежели на столь негостеприимной земле. А погода? Самая многообещающая, не унимались оптимисты: барометр указывает на «ясно», такое же впечатление производит и безоблачное небо.

Определенность внес Абониту. Дав выговориться всем желающим, он произнес:

– Время уходит. Если мы продолжим болтовню, не останется никакого смысла выходить в море сегодня.

Муталли кивнул своей большой головой:

– Ты прав. Думаю, надо отправляться сейчас же. – Он поднял руку, заставив умолкнуть несогласных. – Выходим.

Дискуссия окончена.

Карлоу и Прентис сидели рядом с Эндрю, и он заметил, как они переглянулись.

– Ну и банда, – прошипел Прентис.

– Надеюсь, ты умеешь плавать, – сказал Карлоу. – Если забыл, придется вспомнить.

– Черномазые… – проговорил Прентис без всякого выражения.

– Поосторожнее.

– Они слишком увлечены болтовней, чтобы услышать.

– Все равно поосторожнее.

Эндрю поймал недобрый взгляд, брошенный на него Карлоу, и заключил, что они относят его к числу своих недругов – возможно, из-за дружбы с Абониту. Он удивился, насколько мало его это покоробило Он не забывал о белом цвете своей кожи, однако нисколько не сочувствовал этой парочке. Не исключено, что они сознавали это.

На протяжении примерно мили лед оставался прочным, однако дальше он стал лопаться под напором горячего воздуха, и за вереницей «ховеркрафтов» потянулась широкая трещина. Еще немного – и перед ними раскинулось свободное ото льда море, от яркой голубизны которого у всех заслезились глаза. Однако на горизонте клубилось туманное марево. Вскоре французский берег скрылся из виду.

Одиннадцать судов, поднимающих радужные фонтаны, остались наедине с волнами. Голоса разом смолкли. Это было иное одиночество, иной простор, непривычный для африканцев.

На чистой воде «ховеркрафты» разогнались вовсю, и слабость двигателя у судна, на котором довелось быть Эндрю и Абониту, почти незаметная на суше, тут же дала о себе знать.

Их «ховеркрафт» постепенно отстал от остальных. Сперва они неслись в пятидесяти ярдах от предпоследнего судна, потом расстояние выросло до ста, двухсот ярдов.

– Как бы нам не потеряться, – молвил Эндрю.

Абониту кивнул:

– Наверное, они заметят, что мы отстаем, и снизят скорость.

– Нас видно только с судна Игминту. Если им не придет в голову оглянуться…

– Придет. Еще совсем светло.

– И никакой сигнализации, – вздохнул Эндрю. – Вот тебе недостаток планирования!

В прозрачной голубизне, которую бодро атаковал «ховеркрафт», внезапно сгустился туман. Сперва не произошло ничего, кроме изменения цвета воды: там, где встречались синь моря и голубизна воздуха, появилась и стала быстро расти серая прослойка. Вскоре она заслонила небо. Эндрю надеялся, что ушедшие вперед суда, сообразив, что обстановка быстро меняется, сбавят темп, а то и вообще остановятся, чтобы оглядеться и дождаться отставших. Но ничего подобного не произошло. Штурман отклонился немного к западу, чтобы выйти из кильватера группы и попасть на глаза остальным. Однако это всего лишь позволило созерцать, как десять «ховеркрафтов» один за другим исчезают в стене тумана.

– Надо бы повернуть назад, – сказал Эндрю. – Стоит попасть в туман, и…

– Глуши моторы! – крикнул Абониту штурману. – Подождем здесь, на виду. Они вернутся за нами.

– Мы сильно отстали.

– Ничего не поделаешь. Незачем лезть в туман.

Однако штурман и не думал сбавлять скорость. До завесы густого тумана осталось плыть каких-то сто ярдов.

– Останавливаемся! – закричал Абониту.

Штурман не повернул головы. Эндрю прочел на его лице страх – страх затеряться в этом чужом северном мире.

– Бери управление на себя, – шепнул Эндрю Абониту. – Другого выхода нет.

Абониту колебался. Тем временем туман совсем сгустился, его щупальца обвили судно со всех сторон, и небо посерело. Абониту наконец принял решение и заглушил моторы. Воцарилась гнетущая тишина. Прислушавшись, они различили удаляющийся шум турбин последнего, десятого судна.

– Что теперь делать? – беспомощно спросил Эндрю.

– Не знаю… Не знаю, что у Муталли на уме. Возможно, он считает, что туман закрыл не весь пролив и что он сумеет из него выбраться.

– Наверное, ты прав. Он не станет задерживаться, стремясь побыстрее достичь суши. И потом, он может и не знать, что мы отстали.

Пришедший в себя штурман подал голос:

– По какому праву вы вмешиваетесь? За двигатели отвечаю я.

– Что ж, валяй, – пожал плечами Абониту и повернулся к Эндрю. – Наверное, если взять прямиком на север, по компасу…

– Как видно, нам не остается ничего другого.

Турбины ожили, снова заглушив рокот ближнего судна.

«Ховеркрафт» тронулся с места, но туман был настолько густым, что движение почти не ощущалось. В первый раз за все время Эндрю почувствовал беспокойство. Конечно, ни о каком судоходстве в этих водах не могло быть и речи, однако на их пути вполне мог оказаться айсберг, столкновение с которым на скорости более сорока узлов означало бы верную гибель. Кроме того, приходилось помнить о рифах.

Курс был рассчитан таким образом, чтобы пройти в стороне от Нормандских островов, однако это не устраняло опасности напороться на скалы.

Впереди показался просвет. Еще минута – и все снова затянуло туманом. Потом перед ними открылся участок чистой воды протяженностью ярдов в двадцать. Туман действительно покрывал море клочками. Однако, как ни странно, видимость пугала незадачливых мореходов еще больше, чем серая пелена.

– Не нравится мне все это, – поделился Эндрю с Абониту.

Однако тому было некогда отвечать. Судно вырвалось на открытый участок, и они оказались в окружении очистившейся от тумана воды. Слева и справа на некотором отдалении клубились завитки влажной пыли, однако по какой-то причуде атмосферного давления судно оказалось как бы на середине озера, куда не смел заползать туман. Вой турбин утих. Эндрю догадался, что штурман помимо собственной воли сбавил ход, страшась покидать светлый участок и снова погружаться в темноту. «Ховеркрафт» стал медленно забирать восточное первоначально взятого направления, скользя вдоль стены тумана.

– Чем дальше мы отклонимся от намеченного курса, тем труднее будет найти остальных, – предупредил его Абониту.

Впереди показалась льдина – небольшая и, как видно, довольно тонкая, однако с тех пор, как они отошли от французского берега, им еще ни разу не попадался на глаза лед.

Льдина стала ломаться от напора выпускаемых турбинами горячих струй. Эндрю пригляделся. Чистое пространство как будто сужалось. Прошло несколько минут, и догадка превратилась в уверенность: клубы тумана неумолимо приближались.

На этот раз штурман выключил турбины, не дожидаясь окрика. Установилась гнетущая тишина, точно у людей заложило уши. Эндрю прислушался, но на этот раз не смог различить никакого шума. Внизу тихонько плескалась вода.

– Ничего не слышу, – нервно бросил штурман. – А вы?

– Мне кажется, нам надо держаться севернее, – сказал Абониту. – Если мы не отыщем их до наступления темноты…

Молчание длилось недолго, его сменил горячий спор. Эндрю попытался унять раздражение, которое вызывало у него непостоянство африканцев, их склонность к паникерству. Он увидел, как Абониту неуверенно пожимает плечами. Однако в ту же секунду его внимание привлек вновь появившийся перед ними просвет. Впереди открывалась видимость ярдов на двести – триста. Он указал туда остальным.

– О'кей, двигаемся, – с облегчением решил штурман.

– Это уведет нас еще дальше к западу, – предупредил Абониту. – Так мы окончательно сойдем с курса.

Однако никто не обратил внимания на его слова. Турбины взревели снова, и «ховеркрафт» пришел в движение.

Туман становился все менее густым; через некоторое время появилась возможность взять право руля, так как просвет открылся и на востоке. Спустя четверть часа они выбрались из полосы тумана.

Плотная пелена закрывала море к северо-востоку и юго-западу, однако прямо по курсу море было чистым до самого горизонта, а там виднелась земля.

– Остров, – заключил Абониту. – Один из Нормандских островов. Который, Эндрю?

– Джерси или Гернси. Никак не Олдерни – слишком велик.

Комментарии и предложения снова полились рекой.

Общее настроение проявилось незамедлительно: двух часов, проведенных на воде, и встречи с туманом оказалось достаточно, чтобы людей потянуло на твердую землю. Абониту настаивал, что было бы полезнее попытаться до сумерек снова соединиться с остальной экспедицией, однако никто не стал внимать его уговорам. Единственным способом вернуться на первоначальный курс было бы снова лезть в туман. В итоге Абониту уступил. «Ховеркрафт» бодро полетел к острову.

В миле-другой от берега их встретили льдины, однако сам берег был почти свободен ото льда, ибо высокие волны препятствовали замерзанию воды. Подойдя ближе, они увидели нечто напоминающее айсберги, которые при ближайшем рассмотрении оказались гранитными скалами, заросшими льдом. Однако к югу от них находился пологий берег.

«Ховеркрафт» высадил экипаж на берег, причалив к волнолому. Волнолом был сложен человеческими руками из гранитных глыб. Вокруг не было никаких признаков жизни. В волноломе зияла брешь, проделанная морем. Все африканцы, включая штурмана, поспешили покинуть судно и пробраться через брешь на берег.

Абониту спрыгнул на гальку, перемешанную с кусочками льда.

– Вот мы и на английской земле, Эндрю! – провозгласил он.

– Не на английской. На британской – другое дело. У Нормандских островов было собственное управление.

– Какая разница? Пойдем за остальными.

Они вышли на дорогу, с трудом угадываемую под снегом.

На снегу не было никаких следов. По другую сторону дороги простиралось поле, за которым виднелись дома. Судя по всему, в них никто не жил, причем довольно давно. Пустота кругом ничем не отличалась от безлюдья, встретившего их в Бретани. Эндрю почувствовал отчаяние: все будет таким же, зима уничтожила европейскую культуру. Он и раньше знал, что лучше не надеяться, однако теперь эта мысль была совершенно неоспоримой и оттого очень горькой.

Абониту прикоснулся к его руке:

– Смотри, там что-то вроде дота. Думаешь, жители строили защитные сооружения, опасаясь нападения с моря?

– Это не островитяне, а немцы. Ты не помнишь, что они оккупировали острова во время последней войны?

Экипаж единогласно высказался в пользу кофе; с судна принесли нечто вроде плиты, снегу же вокруг было хоть отбавляй. Один из африканцев остался дежурить на гребне волнолома. Эндрю тоже время от времени обращал взор в сторону моря, без особой, впрочем, надежды увидеть там остальные суда. Зато услыхать их можно будет издалека: для большей эффективности работы турбин с них были сняты глушители.

Он в очередной раз озирался на море, когда послышался крик:

– Люди!

С юга к ним приближалась группа людей. Их было десятка два, большинство с ружьями. Впереди остальных ехал всадник. Рядом с ним по снегу трусил ординарец – безоружный, но с коротеньким шестом, увенчанным белой тряпицей.

– Кажется, вполне мирный народ, – сказал Абониту. – Однако лучше держать оружие наготове.

Группа остановилась в десяти ярдах от нигерийцев. Эндрю заметил, что всадник восседает не на настоящем скакуне, а на лошадке, привыкшей ходить в упряжке, тем не менее выглядел он внушительно. Даже спешившись, этот человек казался бы гигантом; сидя на лошади, он возвышался над всеми, как вождь племени. На вид ему можно было дать лет сорок; у него была густая вьющаяся борода с серебряными нитями. Меховая шуба, защищавшая его от холода, была, по всей видимости, сшита из двух женских шуб. Лишь его голос мог бы звучать посолиднее: это был отнюдь не бас, а срывающийся баритон, хотя в нем не слышалось никакого беспокойства.

– Так, полковник, – приказал он. – Приступайте к делу.

Человек с белым флагом был старше годами – ему можно было дать шестьдесят лет. Одет он был неважно и, очевидно, сильно мерз. До нигерийцев донесся его усталый голос, сохранивший все же звучность, с какой привыкли отдавать команды британские офицеры:

– Я представляю его превосходительство, губернатора и бейлифа[21] Гернси. Прошу вас сообщить причину, по которой вы, не имея разрешения, высадились на нашем берегу.

– Мы – часть нигерийской экспедиции, посланной в Британию. – Ударение на слове «часть», сделанное Абониту, не могло пройти незамеченным. – Мы временно оторвались от остальной эскадры и ищем пристанища. У нас мирные намерения, и мы не причиним вам вреда.

Человек, восседающий на лошади, не обратил на него никакого внимания. Его взгляд был прикован к Эндрю.

– Вы – белый, – произнес он. – Что вы делаете в таком окружении?

– То же, что и остальные, – ответил Эндрю. – Я член экспедиции.

– Когда собираетесь отплыть восвояси?

– Не позднее утра.

– Что это там у вас? «Ховеркрафт»?

Судно было скрыто волноломом. По всей видимости, отряд приметил его еще в море. В таком случае становилась понятной скорость, с какой он появился перед вновь прибывшими.

– Да, – подтвердил Эндрю, – «ховеркрафт». – Линия, избранная Абониту, сулила наибольший выигрыш. – Часть эскадры.

– Вы что же, заблудились? Что-нибудь с двигателем?

– Мы угодили в туман.

– Новички в море. – Всадник присвистнул. – И не слишком-то внимательны.

Со стороны пляжа послышались новые звуки. Над волноломом показались человеческие головы, в проломе, через который недавно проникли на остров нигерийцы, выросли фигуры. Человек, вооруженный винтовкой, уже стоял рядом с растерянным часовым и нахально скалился. Эндрю сразу понял, что произошло. Пока основные силы двигались по дороге, размахивая белым флагом, отдельный отряд тихонько прокрался вдоль пляжа. Теперь экипаж был отрезан от «ховеркрафта». К нему пришлось бы прорываться с боем, без всякой надежды на успех.

Стараясь придать голосу властные нотки, Эндрю произнес:

– Мы – мирная научная экспедиция. Мы не военные.

– Но ведь у вас винтовки! Славные автоматические штуковины. И наверняка полно боеприпасов.

Эндрю посмотрел на Абониту. Остальные африканцы были явно застигнуты врасплох, один Абониту сохранил решительный вид.

– Наше оружие предназначено для самозащиты, – сказал он.

– Я беседую с белым человеком, Самбо, – вкрадчиво проговорил всадник и перевел взгляд на Эндрю. – Тут как будто пахло кофе. Мы уже много месяцев не нюхали этого запаха.

– Еды у нас в обрез, – ответил Эндрю. – Но мы с радостью поделимся с вами парой банок.

– Будем благодарны вам за такую любезность. Вот что, приглашаю вас к себе в гости. Все лучше, чем коротать ночь на снегу!

Посмотрев украдкой на Абониту, Эндрю заметил, как тот кивнул. Экипаж находился в безнадежном положении, и было предпочтительнее решить дело миром, а не затевать свалку. Его посетила новая мысль.

– Далеко ли отсюда до вашей резиденции, – он немного помялся, – ваше превосходительство?

– Она по другую сторону острова. Милях в трех.

– Тогда, может быть, мы отвезем вас туда на «ховеркрафте»?

На бородатой физиономии появилась улыбка.

– Удачная мысль. Только при условии, если вы возьмете на борт моих людей.

Эндрю рассчитывал, что на борту у экипажа появится шанс одолеть противника, однако африканцы были совершенно неподготовлены к решительным действиям, а люди губернатора, напротив, все время оставались начеку. Эндрю взял управление на себя, не встретив со стороны штурмана ни малейших возражений. Губернатор пристально наблюдал за его действиями. Он оставил своего скакуна и нескольких людей на берегу; остальные поднялись вместе с ним на борт и приглядывали теперь за африканцами, сильно уступавшими им в численности.

Отойдя от берега ярдов на сто, они взяли курс на северную оконечность острова. За бортом оставались участки, где судно вполне могло бы выбраться на берег, чтобы двинуться дальше посуху, однако Эндрю смотрел только вперед. Он чувствовал, что следует приложить максимум усилий, чтобы не продемонстрировать всех возможностей судна. Из тех же соображений он не включил турбины на полную мощность.

Скорость движения не превышала десяти узлов, поэтому минул час, прежде чем они оказались в гавани Сент-Питер-Порта. К этому времени солнце почти село, и туман, успевший поглотить острова, лежащие к востоку, уже охватывал городок, клубясь между домов.

Важнее всего было то, что взору экипажа наконец-то предстал обитаемый город. На улицах угадывалось какое-то движение, из трубы неподалеку поднимался дымок. «Ховеркрафт» вошел во внутреннюю гавань. Было время отлива, дно гавани покрывал ил вперемешку с колотым льдом.

Эндрю подвел судно к пологому гранитному причалу, ведущему в город, и заглушил турбины.

– Прошу на берег, – молвил губернатор. – Мы выставим охрану. Бдительную!

Наступил самый трудный момент.

– Я бы предпочел оставить людей на судне, – сказал Эндрю и, поймав недоверчивый взгляд губернатора, твердо присовокупил:

– Я возьму с собой старшего помощника, но мне будет спокойнее, если люди останутся на борту.

– Идет, капитан. Берите помощника и оставляйте остальных. – Согласие последовало без колебаний, что свидетельствовало о том, что губернатор не намеревался – по крайней мере на этом этапе – прибегать к насилию, раз его можно было избежать. – Но мы тоже выставим охрану. Она не помешает вашей шхуне, верно?

– Останетесь здесь, – обратился Абониту к остальным. – Утром мы вернемся. – Он быстро отлучился в трюм и вернулся с двумя фунтовыми банками кофе. – Надеюсь, вы примете это от нас, ваше превосходительство, – важно сказал он.

– Примите кофе у Самбо, полковник, – велел губернатор. – Сегодня после ужина мы отведаем кофейку. Прямо как в былые времена… – Он усмехнулся. – Можете зайти и понюхать мою чашку.

Они подошли к резиденции губернатора, которая оказалась маленькой скромной гостиницей. Над дверью сохранились призывы, адресованные островным автомобилистам.

– Сначала я жил в губернаторском доме, но это продолжалось недолго. Там слишком просторно для теперешних суровых зим – кругом сплошные сквозняки. Ни за что не согреться. Здесь – другое дело.

Он провел их в помещение, служившее раньше коктейль-баром, кивнув отсалютовавшему гостям часовому. В камине тлела разрубленная на куски мебель.

– Раздевайтесь и присаживайтесь. Чувствуйте себя как дома. Глоточек виски, капитан?

– С удовольствием. Большое спасибо.

– Полковник! Виски для меня и для капитана! Вам разрешается лизнуть пробку.

Полковник принес из-за стойки поднос с рюмками. Абониту остался ни с чем.

– Ну-ка, посмотрим на бутылочку! – сказал губернатор. Полковник подал ему бутылку и застыл в немом ожидании. – Приходится осуществлять контроль, – объяснил губернатор и ухмыльнулся. – Посягательство на мое виски карается смертью, но все равно нужен глаз да глаз. За ваше здоровье, капитан!

– И за ваше, ваше превосходительство!

Эндрю пригубил виски. Напиток напоминал едкий уксус.

– У вас его много?

– Хотите, чтобы я проболтался? – Гигант подмигнул. – Мне и моим близким друзьям хватит еще на годик-другой.

Могу предложить вам на ужин бордо. Полковник в прошлом был большим любителем бордо, а, полковник? Он отлично разливает спиртное. Я позволяю ему забрать бутылку себе, когда доходит до осадка, – уж больно мастерски он льет! Как дела в Африке, капитан?

– Неплохо, – отозвался Эндрю.

– Вы бы приглядывали за ними. Столько черномазых!

Не помешает, а? – Он залпом осушил свою рюмку. – Эй, полковник! Вы уже не видите пустую рюмку под самым вашим носом!

К тому времени, когда поспел ужин, губернатор ухитрился опрокинуть шесть больших рюмок виски (рюмка Эндрю наполнялась по его приказу дважды). Его речь стала громче и несвязнее. Когда ему понадобилось выйти в туалет, Эндрю дождался, пока стихнут нетвердые, но все равно тяжелые шаги, и спросил полковника:

– Ваше звание – вполне официальное?

– Да, сэр.

– Но у губернатора нет военного опыта? Во всяком случае, он не служил офицером?

Полковник помялся:

– По крайней мере до «Зимы Фрателлини».

– Чем же он занимался?

На этот раз полковник колебался дольше. Эндрю видел, что он был в свое время настоящим войсковым командиром, но теперь исхудал, сгорбился, а черепаховая оправа его очков местами облупилась. Наконец он выдавил:

– Служил у меня. Садовником, подручным. – Он в унынии посмотрел на Эндрю. – Как видите, знакомство принесло мне немалую пользу.

Молоденькая женщина, одетая как прислуга, объявила, что ужин готов. Эндрю был готов увидеть ливрейных лакеев, но ласковое обращение с женщиной, приблизившейся к креслу губернатора, рассеяло его удивление.

– Отведите Самбо на кухню и дайте ему заморить червячка, – велел губернатор полковнику. – Потом вернетесь и будете прислуживать нам.

Трапеза протекала в помещении, служившем в гостинице столовой; убранство было соответствующим, а на стене сохранилась взятая в рамку инструкция, когда подавать завтрак, когда ленч, когда ужин. Женщина принесла наваристый суп с кусками мяса.

– Мясо тюленя, – пояснил губернатор. – Теперь они заплывают в наши воды. Совсем неплохое, надо только уметь правильно приготовить. – Он шумно проглотил ложку супу. – Недурно, правда? А-а, вот и вы, полковник.

Разобрались с Самбо?

– Да, ваше превосходительство.

– Тогда разливайте бордо.

Служанка вернулась с маленькими тарелочками, в которых была рыба под белым соусом. Губернатор махнул рукой.

– Налей-ка мне лучше еще супу. Должно быть, вы тоже устали от рыбы? – спросил он Эндрю. – Хотите еще супу?

– Нет, спасибо. Я возьму рыбу.

– Как хотите. – Полковник плеснул чуть-чуть бордо ему в рюмку. Губернатор попробовал вино. – Валяйте, полковник, – сказал он и объяснил Эндрю:

– Я никогда раньше не жаловал вина, но стоит к нему привыкнуть, и вроде неплохо, а? Попробуйте, капитан.

– Славное вино, – подтвердил Эндрю.

– И про рыбу не забывайте. Хотя советую вам оставить местечко для следующего блюда. Это будет нечто особенное.

Особенным блюдом оказалось нарезанное кусочками жареное мясо. Однако по вкусу оно совсем не походило на говядину. Эндрю вопросительно посмотрел на губернатора, который с хмельным интересом наблюдал за его реакцией.

– Что-то не разберу, – признался Эндрю.

– Медвежатина! Белый медведь! Их уже несколько раз замечали в наших широтах, они приплывают на айсбергах, но это наш первый трофей. Неплохо, верно? Медведь – это целая гора мяса!

– Совсем не плохо, – подтвердил Эндрю, – но вот это изумляет меня еще больше. – Он потрогал вилкой жареный картофель и зелень у себя в тарелке. Овощи были свежими.

Губернатор расхохотался своим простоватым смехом и хитро улыбнулся:

– Ничего себе, да? Никогда не любил баночной еды.

– Как вам это удается?

– Потерпите. Полковник, моя рюмка снова пуста! Ловчите?

Следующим пунктом программы был бренди и кофе в так называемом губернаторском «кабинете», служившем раньше, по всей видимости, курительной комнатой. На стенах красовались книжные полки, уставленные дешевыми книжками в бумажных переплетах, В углу полыхал камин.

Они уселись в кресла, и губернатор щедро добавил себе в кофе сливок.

– Ладно, полковник, – бросил он, – можете погулять.

Если понадобитесь, я позвоню.

Дождавшись, когда закроется дверь, Эндрю сказал:

– Вы здесь удобно устроились, сэр.

– Бросьте вы этих «сэров»! Зовите меня Эмиль. Как ваше имя, капитан?

– Эндрю. Энди.

– Налейте-ка себе еще бренди, Энди. – Рифма вызвала у него смех. – И мне капельку. Отличная марка! У меня припасено несколько таких бутылочек. Знаете, здесь можно неплохо жить. Нам удалось организоваться. Пришлось немало поломать голову.

– Могу себе представить!

– Остров имеет треугольную форму. Семь на семь на десять миль. Не так уж много земли, верно? А ведь до «Зимы Фрателлини» здесь теснилось сорок пять тысяч душ! Ничего себе уравнение!

– Сколько осталось теперь?

– Могу сообщить вам последнюю цифру: пятьсот сорок пять. К лету родятся восемнадцать малышей – из них четверо моих.

– А как же с остальными сорока четырьмя тысячами пятьюстами? Тоже потребовалась «организация»?

– Да, но почти без крови. Разве что совсем чуть-чуть, сначала, когда пришлось сразиться. После победы все стало тихо.

Он умолк. Эндрю решил подождать, пока он снова заговорит. Губернатор устроился в кресле поудобнее и удовлетворенно уставился на огонь.

– Мы рассчитали, что остров способен прокормить примерно пятьсот человек. Значит, надо было избавляться от остальных. Нелегкая задача, верно? Даже если бы мы захотели всех их перебить, сомневаюсь, что достигли бы успеха.

– И что же?

– Для начала мы разбили их на партии. Во-первых, английские поселенцы, не считая полковника. Потом земледельцы, депутаты, лавочники. Потом все районы, кроме Сент-Сэмпсона и Вейла, – мы тогда базировались в Сент-Сэмпсоне. Дальше все пошло как по маслу.

– Что же вы с ними сделали, разбив на партии?

Губернатор ухмыльнулся:

– Депортировали! Вполне доступная вещь, когда живешь на острове. У нас не было достаточного количества лодок, но мы заставили их строить на западном берегу плоты. Потом поднимали на плотах паруса, дожидались крепкого северо-восточного ветра – и в путь-дорогу! Они вполне могли добраться до Франции – при определенном везении.

– Да уж, везение им было нужно позарез. Вы поступили так со всеми – включая детей?

В голосе губернатора зазвучали воинственные нотки.

– Что еще нам оставалось? Мы дали им шанс. У нас тоже были дети. Чем их дети лучше наших?

– Понимаю, – молвил Эндрю. – Они не сопротивлялись?

– Зародите в людях хоть небольшую надежду – и они устремятся в указанном вами направлении. – Его слова звучали так, словно он заучил их наизусть; Эндрю не удивился бы, если бы оказалось, что и это высказывание, и вся стратегия принадлежали кому-то другому. – Вы не забыли, что мы отправляли их партиями? Люди воображали, что очередная партия – последняя, остальные останутся жить на острове.

– Но даже пятистам людям, наверное, не так-то легко живется.

– Выкручиваемся. На самом деле все оказалось проще, чем мы ожидали. Теперь в наших водах полно рыбы – раньше треска попадалась только изредка, сейчас же ходит косяками. Есть тюлени. Даже киты, хотя до них еще не дошли руки. И стекло.

– Стекло?

– На Гернси всегда было хоть отбавляй теплиц – ведь здесь выращивали томаты. Лето у нас теперь короткое, но кое-как справляемся. Конечно, мы не можем подолгу обогревать теплицы. Но и просто закрытый грунт – полезная штука. Мы поставили двойные стекла, вынув их отовсюду, где они оказались не нужны. Теперь выращиваем помидоры, зелень, корм для скота. Некоторые коровки обожают помидоры! Занимаемся и зерном, но мало – люди могут обходиться картофелем.

– Да у вас здоровая экономика!

– Недурно, Энди, правда? Люди не бедствуют, а мне с приятелями и вовсе доступна кое-какая роскошь. И никаких тревог! Вы первые, кто высадился здесь с оружием, но мы были готовы к встрече. Нам повезло, что я оказался на западном берегу, когда вас засекли, но вообще-то мы все время держим там вооруженных людей.

– Вы застигли нас врасплох, – признался Эндрю.

– Это было нетрудно. – Он ткнул пальцем в бутылку с бренди, и Эндрю подлил ему еще. – Хватит. У вас славная штуковина – «ховеркрафт». Помнится, их показывали в былые времена по телевизору. Как с горючим?

– Хватит, чтобы добраться до Англии. Там есть склады, которые, как мы надеемся, остались нетронутыми. Потом из Нигерии подойдет танкер.

– У нас имеется запас дизельного топлива. Его устроили здесь при первых же неладах.

– Нам хватит своего, чтобы добраться до Англии.

– Ничего вы там не найдете, – решительно заявил губернатор. – Ничего, кроме банд оголтелых психов. Они добирались до нас в утлых лодчонках. Там не осталось никакой цивилизации.

– Что с ними делали – с теми, кто добирался на лодчонках?

– Мы давали им три дня передышки и отправляли восвояси, – с улыбкой ответил губернатор. – Для того, чтобы прийтись ко двору при нашей схеме, нужно быть по-настоящему полезным человеком. К примеру, таким, как вы, Энди.

– В чем же моя полезность – в «ховеркрафте»?

Губернатор наклонился и сплюнул в камин.

– Вам хорошо знакомы Нормандские острова? – спросил он.

– Гернси – нет. На Джерси я в свое время провел неделю.

– Настоящих островов всего четыре: Гернси, Джерси, Олдерни и Сарк. Сарк можно списать со счета – теперь это просто обледеневшая скала. Олдерни – примерно то же самое. Стекла там почти не осталось. На Джерси его тоже нет, зато это более теплый остров. На Гернси уклон против солнца, а на Джерси – наоборот, на юг. Готов поспорить, что в долинах там еще можно кое-что выращивать – во всяком случае, в необходимом нам количестве. С Джерси приходят лодки с рыбаками – значит они там тоже организовались.

– Вы не задавали им вопросов?

Губернатор только посмеялся.

– Во-первых, мы никогда не жаловали джерсийцев. Даже меньше, чем англичан, хотя они по крайней мере сидели у себя на острове. Наши суда избегают их, их суда – нас. Но в конце концов обязательно произойдут неприятности. Двадцать миль – не расстояние. Поэтому мы и держим ухо востро – не против французишек или англичан, а потому, что джерсийцы могут решиться на вылазку. Если мы не опередим их.

– И вы полагаете, что в этом вам может помочь «ховеркрафт»?

– Вот что я вам скажу, – ответил губернатор. – Когда дозор прибыл с донесением и я увидел в бинокль ваше судно, я не на шутку перепугался. Все равно как если бы это был ощетинившийся пушками фрегат. Только когда вы причалили и я разглядел этих ваших черномазых обезьян, я смог облегченно перевести дыхание. Можно придумать дюжину способов, как применить ваше судно против Джерси.

– Думаете, это превратит вас в губернатора сразу двух островов?

– Думаю, это принесет мне долгожданный покой. – Он усмехнулся. – Мне понадобится надежный заместитель на одном из островов, ведь так? Разве это не лучше, чем жить бок о бок с этими предателями-черномазыми? Мы могли бы столковаться насчет условий. Девственниц обещать не могу, но пару отменных красоток – запросто.

В одном Энди был уверен: перечить такому собеседнику весьма опасно, а то и гибельно.

– Звучит заманчиво, – сказал он. – Можно мне поразмыслить?

– Само собой, Энди! Поговорим с утра пораньше.

– А как быть с экипажем?

– Еще раз повторяю: я против кровопролития. Дерева для плотов у нас не осталось, но мы выделили бы старую рыбачью шаланду. Кто знает – вдруг ребята смогут добраться на ней до Африки?

– Да, – усмехнулся Эндрю, – вдруг…

Губернатор сложил ладони и продемонстрировал чудовищный сдвоенный кулак.

– Вы мне нравитесь, Энди, – сказал он. – Вы из тех, с кем можно поговорить. Мне по душе, когда рядом находится человек, с которым можно поговорить.

– А как насчет полковника?

– Я держу его не для разговоров. Его задача – подливать мне виски. – Эмиль нетвердо встал на ноги и дернул шнурок над камином. – А также стягивать с меня сапоги после напряженного дня.

Полковник вежливо постучался и возник в дверях.

– Постель готова, полковник? – осведомился губернатор.

– Да, ваше превосходительство.

– Теплая грелка на месте?

– Да, ваше превосходительство.

– Вы не притрагивались к ней? – Он засмеялся собственной шутке. Полковник тоже выдавил смущенный смешок. – Приходится приглядывать за ним, Энди. Иначе как я стану смотреть полковничихе в глаза? Как чувствует себя сегодня старая корова, полковник?

– Немного лучше, ваше превосходительство.

– Она не стоит усилий, которые приходится на нее тратить. Ладно, об этом в другой раз. Проводите капитана в его комнату, полковник. Хотите грелку, Энди? Могу прислать.

– Спасибо, не сегодня, – отозвался Эндрю. – Я несколько утомлен.

– Самое лучшее средство от усталости! Ладно, вам виднее. Увидимся за завтраком.

Эндрю кивнул:

– Доброй ночи, Эмиль.

Тон был выбран верно. Губернатор довольно осклабился, пропел в ответ: «Спите крепко, Энди», после чего, шатаясь, удалился.

Полковник молчал, пока они преодолевали два лестничных пролета. Оказавшись у себя в комнате, Эндрю осведомился:

– Абониту – человек, который был со мной, – где он?

– Этажом выше. Комната триста два.

– Благодарю. – Он огляделся. Ночь предстояло провести в типичном гостиничном номере с красочным средиземноморским пейзажем на одной стене и картинкой с охотничьим сюжетом – на другой. Двуспальную кровать покрывала ситцевая накидка. – Как удобно!

Полковник замешкался в дверях.

– Вас бы не… Могу я зайти на пару минут?

– Да, разумеется, – кивнул Эндрю.

Полковник тщательно прикрыл за собой дверь.

– Позвольте задать вам вопрос.

– Задавайте.

– Губернатор решил, что вы командуете «ховеркрафтом», поскольку вы – единственный белый во всем экипаже. Он не ошибся?

– Что я – командир? Куда там! Официального командира у нас нет. Самый авторитетный в команде – Абониту.

– Так я и думал, – кивнул полковник. – В свое время я часто слушал африканские радиостанции по коротковолновому приемнику. Я представляю себе тамошние условия. Но даже если вы – не главный, они могут одобрить сделку, которую вы заключите, если она будет отвечать их интересам…

– Продолжайте.

– Он хочет заполучить «ховеркрафт». – Кто такой «он», было ясно без уточнений. – Он бы захватил его силой, однако тогда у него не осталось бы человека, который умеет управлять судном. Он не слишком умен, зато коварен.

– Откровенность за откровенность, – ответил Эндрю. – Мне предложен пост адъютанта с дальнейшей перспективой управления островом Джерси в качестве заместителя губернатора.

– Вы верите его обещаниям?

– Нет. А теперь скажите мне, почему я правильно делаю, что не верю.

– Единственный его талант – умение использовать людей. Добившись желаемого, он их выбрасывает. Вот пример: ему удается получать неплохие урожаи в теплицах благодаря двойному остеклению. Однако сама идея принадлежала местному овощеводу по имени Гриссон. Но он все равно посадил его вместе с семьей на плот и спихнул в море.

– Вы полагаете, что он выбросит и меня, вытянув все, что я знаю о «ховеркрафте»?

– Не сомневаюсь.

– Но я же почти ничего не знаю! – засмеялся Эндрю.

– Он считает по-другому.

– Вы говорите, что он коварен, но не умен. Он рассказывал мне о схеме депортации. Это блестящая идея. Тоже чужая?

– Да, – ответил полковник после некоторого колебания.

– Здесь чувствуется военный ум. Уж не ваш ли?

– Мой.

– Отправить в море на плотах больше сорока пяти тысяч человек, считая женщин и детей!..

– В противном случае нас ожидал хаос, кровопролитие и повальный голод. Бывают ситуации, когда приходится выбирать всего лишь одну из разных форм безжалостности.

– И вы сделали выбор! Вас не мучают кошмары?

– Я мыслю как военный, вы сами это сказали. Моя сильная сторона – планирование, слабая – воображение.

Я не знал, что из всего этого выйдет. Просто не знал! А потом было уже поздно. Да, меня мучают кошмары. Зато он наверняка обходится без них.

– Несомненно. Вы сказали, что губернатор выбрасывает людей, когда они сослужат ему службу. Но вас он не посадил на плот…

– Эмиль слишком ненавидит меня, чтобы ограничиться этим. В былые времена… Он всегда был о себе высокого мнения. Я говорил вам, что он работал у меня – неплохой работник, но слишком быстро расхолаживался. Кроме того, он и тогда злоупотреблял спиртным. Мне постоянно приходилось призывать его к порядку. В конце концов я указал ему на дверь – за пьянство и полную непригодность. Дело было зимой, и ему не оставалось ничего другого, кроме государственной дорожной службы. Эмиль умолял меня взять его назад, и я сжалился. Он не забудет этого и через двадцать лет.

Мне не надо опасаться за свою безопасность. Как и за безопасность жены. Пока она жива, он не выкинет меня в море.

Они помолчали.

– Вы говорили о сделке, – напомнил Эндрю.

– Если я выведу вас отсюда, – произнес полковник, – и проведу к «ховеркрафту», сможете ли вы прорваться? Каковы шансы на успех?

– А какие он принял меры предосторожности?

– Четверо несут дежурство на «ховеркрафте», присматривая за вашими неграми. Еще один отряд рядом, на пирсе.

Выход из гавани перегораживают три старые посудины.

– Хитро придумано!

– Во время отлива они лягут на дно, а то и перевернутся. Но для ваших машин голое дно – не преграда?

– Да, – кивнул Эндрю, – мы немного летаем.

– Теперь вот что: вы ведь можете развивать скорость до пятидесяти – шестидесяти узлов?

– Даже больше. Он не знает об этом?

– Нет. – Полковник через силу улыбнулся. – Я следил за технической прессой. Я заметил, что вы старались не развивать большую скорость, когда огибали остров. Если вы разгонитесь как следует, четверым на борту останется только разинуть от удивления рты. После этого вы вдесятером одолеете их. – Он запнулся. – А может, вас будет уже одиннадцать…

– Так что у нас за сделка?

– Я помогаю вам уйти, а вы прихватываете с собой меня и мою жену. Так будет справедливо?

– Насколько я понял, ваша жена больна. Что с ней?

– Ревматизм. Но я дотащу ее. Придется попотеть, однако ничего не поделаешь. Идет?

Эндрю покачал головой:

– Нет. Мне очень жаль. Я не мог бы ничего обещать, даже если бы речь шла только о вас. У нас экспедиция, и больная на борту – слишком большая ответственность. Разве вы сами не понимаете этого?

– Без меня у вас ничего не выйдет.

– Придется рискнуть. Надеюсь, вы не выдадите меня своему губернатору?

– Мог бы…

– А я так не думаю.

Их глаза встретились.

– Нет, – понуро выдавил полковник. – Я сумел запланировать медленную гибель для стольких тысяч людей, многих из которых знал лично, но выдать вас ему – это свыше моих сил. Странно, не правда ли?

– Бежать в любом случае было бы гиблой затеей, – сказал Эндрю. – Здесь ей лучше.

– Он унижает и ее. Если бы дело ограничивалось мной одним, я бы и не пикнул, но он унижает и ее, да еще перед своими женщинами.

– Но кто больше страдает от этого? Она? Или вы – поскольку страдает ваша гордость, когда вы оказываетесь не в силах защитить жену от оскорблений? Стали бы вы рисковать ее жизнью, чтобы потрафить своей гордыне?

Полковник некоторое время молчал.

– Я бы мог убить его – возможностей для этого сколько угодно. Но остальные прикончили бы меня – он пользуется среди них популярностью. Кто бы тогда за ней приглядел? Думаю, они расправились бы и с ней. Все давно забыли о морали.

– Мне очень жаль, – повторил Эндрю. – Но я ничем не могу вам помочь, верно? – Он протянул руку. – Желаю удачи!

– Ложитесь в постель, только не раздевайтесь, – велел полковник. – И не ходите к своему чернокожему другу. Я предупрежу его. Сейчас опасно разгуливать по дому. Часа в три я зайду за вами.

Эндрю посмотрел на него в упор:

– Что вами движет?

– Только не порядочность, – покачал головой полковник. – И даже не стремление помочь ближнему в борьбе с дикарями. Я теперь сам из их числа. Остановимся на вульгарной ненависти.

– Стоит ли так рисковать из-за ненависти? Вам ведь здесь жить.

– Стоит. До скорого.

* * *

Попытавшись улизнуть на собственный страх и риск, они смогли бы проскочить мимо часового у дверей; от отеля к морю вело несколько путей, и единственную опасность представляло пересечение узкой улочки. По извилистым тропинкам, протоптанным в снегу, они сумели бы добраться до обледенелых гранитных ступенек и спуститься к причалу. Однако этим бы все и кончилось. Стоя у окна бывшего магазина, полковник рассказывал об уготованной им судьбе. Ночное небо было затянуто облаками, однако они на минуту расступились, и почти полная луна осветила весь городок. Их взгляду предстала пустынная набережная, оголившееся дно гавани и силуэты часовых.

– Серьезные ребята, – сказал Эндрю.

– Да, – подтвердил полковник. – Ваше судно примерно там, за стеной. Дренажный тоннель, которым я вам предлагаю воспользоваться, выведен в гавань футах в тридцати слева от вашего судна. Оттуда футов десять до дна, так что прыгайте как можно бесшумнее. Я бы на вашем месте выбрал для прыжка момент, когда луна спрячется за тучу. Дальше вы сами себе хозяева.

– Вы уверены, что тоннель свободен? – спросил Абониту.

– С противоположной стороны его закрывала решетка, но ее сорвало прошлой зимой, во время штормов. Теперь препятствий нет.

Эндрю терзали сомнения насчет справедливости его последних слов, когда полковник, шепнув: «Желаю удачи!» – задвинул над ними тяжелую крышку. Тоннель имел круглое сечение диаметром фута три. Им пришлось ползти на коленках; под ногами трещал лед, голов касались сосульки.

Полковник подарил им на прощание карманный фонарик с почти севшей батарейкой, который посылал вперед тощий лучик света, способный оказать скорее психологическую, нежели реальную помощь; когда тоннель резко пошел под уклон, Эндрю оказался не готов к этому, и ему пришлось упереться руками в стенки, чтобы замедлить скольжение.

– Все в порядке, Эндрю? – прошипел ему в спину Абониту.

– Всего-навсего испуг. Я бы на твоем месте ехал здесь вперед ногами.

После этого они были вынуждены сбавить скорость. В одном месте потолок тоннеля обвалился, пришлось осторожно разбирать завал, опасаясь нового обвала. Чуть дальше показался ледяной нарост высотой в два фута, так что пробираться пришлось ползком по узкой щели длиной ярдов в тридцать. Как видно, полковник имел весьма приблизительное представление о состоянии тоннеля, хотя собирался заставить карабкаться по нему скрученную ревматизмом жену.

Впереди показался свет. Вскоре можно было выключить фонарик – последний отрезок пути освещала луна. Эндрю выглянул из дыры и посмотрел вниз. Там громоздился лед и замерзшая грязь. Справа угадывались очертания «ховеркрафта», слева – выход из гавани, перегороженный легшими на дно баркасами. Их обледеневшие борта поблескивали в лунном свете.

К Эндрю присоединился Абониту, и они принялись шептаться, опасаясь, что их услышат. Где-то над ними пару раз скрипнул под чьими-то шагами снег.

– Вижу человека, – шепнул Эндрю. – Видимо, часовой.

– Да, – ответил Абониту ему в самое ухо. – У него винтовка.

– Почему же остальные не попытались вырваться на волю?

– Они совсем растерялись. Чего еще ожидать от африканцев? – В его голосе звучала горечь.

– Во всяком случае, это наше счастье. Пробираясь вдоль стены, мы можем незаметно добраться до задней воздуховыпускной трубы. А там посмотрим.

– Можно и так: я проникаю внутрь через трубу и отвлекаю часового. Он может решить, что я – один из тех, кто на борту. Ты тем временем забираешься на пирс и прыгаешь на борт как можно ближе к рубке…

– Да, так будет вернее. Если выйдет, стукни его посильнее, как только судно тронется с места, забери винтовку и займись остальными. Господи, только бы не подкачали двигатели!

Абониту посмотрел в сторону баркасов на выходе из гавани.

– А потом мы перелетаем через них на полной скорости. Как ты думаешь, получится?

– Кажется, лучше держаться правее. Конечно, у самого дна образуется воздушная яма, но нам поможет подушка. Надеюсь, что мы перескочим через них просто по инерции. – Он покачал головой. – Нет, не «просто». Но перескочим.

– Куда движутся облака?

– С моря на берег. Причем медленно. Вон славная тучка – видишь, над островом? Придется дожидаться ее минут десять.

Прошло больше десяти минут, прежде чем луна спряталась за облаками, и видимость почти исчезла. Эндрю прыгнул первым, стараясь приземлиться на островок замерзшего ила. Собственное падение показалось ему очень громким, и он прижался ко дну, глядя в сторону «ховеркрафта».

Однако там все оставалось по-прежнему. Он махнул рукой, и Абониту прыгнул следом. Несколько минут они провели, не шевелясь и даже не перешептываясь, а потом устремились к судну. Двигались короткими перебежками, подолгу готовясь, прежде чем сорваться с места. Один раз сверху раздались голоса, и они замерли на несколько минут, пока голоса не смолкли в отдалении.

Причал, к которому притулился «ховеркрафт», зарос льдом. Эндрю пришлось ползти на коленках, чтобы не звякать стальными подковками башмаков. Один раз, задрав голову, он убедился, что луна вот-вот выкатится из-за спасительного облака; ее диск уже просматривался за клочковатой шторой. Он оглянулся и увидел, что Абониту готов проникнуть на судно. Совсем скоро достигнет намеченной позиции и он. Однако лучше будет дождаться, пока Абониту отвлечет часового; если он двинется сейчас вперед по причалу, его наверняка заметят. Он махнул рукой. Абониту помахал ему в ответ и тут же повис на борту. Еще мгновение – и раздался негромкий металлический звук, свидетельствовавший о том, что Абониту проник внутрь. Последовали более отчетливые звуки. На борту начались хождения. Часовой что-то сказал. Эндрю с максимальной скоростью двинулся вперед по причалу, стараясь не шуметь, и, оказавшись над «ховеркрафтом», осторожно глянул вниз.

Расстояние между причалом и палубой составляло всего четыре фута; прыжок обещал быть нетрудным, хотя и не очень приятным. Главное было остаться незамеченным.

Услыхав голоса – Эндрю узнал Абониту, пререкающегося с часовым, – он прыгнул, с трудом устоял на ногах, но сохранил равновесие. Теперь – быстрее к рубке! И наплевать на шум! Часовой крикнул что-то и получил ответ с берега. На пути Эндрю лежала куча одеял, из-под которой стал выбираться человек. Эндрю со всей силы лягнул его ногой и услышал стон; через секунду он уже стоял у руля.

Двигатели прокашлялись и быстро ожили. Судно поползло задним ходом. Оставалось надеяться, что никто не изменил положение рулей после того, как они вошли в гавань накануне, – тогда они повторят вчерашнюю траекторию, но уже в обратном направлении. Несмотря на шум, до его слуха донесся выстрел, потом еще один. «Ховеркрафт» отошел от причала и устремился в гавань. Через пятьдесят ярдов Эндрю замедлил ход, готовясь развернуться, и в это мгновение увидел двоих бегущих к нему гернсийцев. У одного из них была винтовка, однако он находился в слишком сильном замешательстве, чтобы пустить ее в ход. Оставалось надеяться на скорость. Судно рванулось с места, и гернсийцы рухнули на палубу. Со стороны берега прозвучали выстрелы. Выстрел хлопнул и ближе, где-то на корме.

Эндрю в смятении глядел на приближающиеся баркасы.

Тот, через который он собирался перепрыгнуть, выглядел теперь совсем по-другому и слишком круто вздымался над оголившимся морским дном. Нет, тут ничего не выйдет…

Между вторым и третьим баркасами открылся промежуток, в который можно было попытаться протиснуться. Тем временем один из упавших успел подняться. Видя это, Эндрю решил не менять первоначального плана: по крайней мере произойдет сильнейший толчок, который снова свалит противника с ног. Он уставился на растущий с каждой секундой впереди стальной борт. Еще секунда…

Толчок оказался сильнее, чем ожидал Эндрю. Его бросило на приборную доску, и он выпустил из рук штурвал. «Ховеркрафт» резко накренился, словно готовясь перевернуться кверху дном. Однако вой турбин и шум сжатого воздуха, идущие снизу, говорили о том, что они переваливаются через баркас. Последовал еще один толчок, после чего судно словно обрело крылья. Эндрю понял, что они преодолели препятствие и на какое-то мгновение взмыли в воздух. Несмотря на полуобморочное состояние, он успел выключить двигатели. Судно вновь тряхнуло, на этот раз сильнее прежнего, так что он испугался за свои кости. «Ховеркрафт» вызволил их из плена. Его занесло в сторону, наклонило, подбросило и швырнуло о дно.

Уши разламывались от тишины. Эндрю снова ударился о приборную доску, как ни старался сохранить равновесие, и теперь морщился от боли. Важно было одно – не повредились ли при падении турбины. Он с замиранием сердца включил их, боясь, что сейчас произойдет катастрофа. Но из-под днища донесся знакомый мерный рокот, и «ховеркрафт» с привычной мелкой дрожью взгромоздился на свою воздушную подушку. Эндрю толкнул рычаг, и судно двинулось вперед. Все вокруг было залито лунным светом, но Эндрю все равно включил прожекторы. Еще минута – и по обеим сторонам судна высоко взметнулись фонтаны брызг: они достигли водной глади.

Абониту подошел к нему и положил руку на плечо.

– Здорово, Эндрю! – проговорил он. – Только мне не хотелось бы проделывать это во второй раз.

– Как противник?

– Разоружен. Один без сознания – ударился головой о палубу, когда мы совершали прыжок. Хочешь, чтобы тебя сменили?

– Да.

Он заглушил двигатели, и судно мерно закачалось на мелкой зыби. Абониту подозвал штурмана, и Эндрю покинул рубку.

– Пустимся вдогонку за остальными?

– Не уверен, – ответил Абониту, и Эндрю послышалась в его голосе властность, которой он раньше не замечал. – Надо держаться подальше от островов. Губернатор вполне может выслать в погоню за нами свой флот.

– Тебя это беспокоит?

– Отныне я буду избегать ненужного риска. Курс на север, пятнадцать узлов, если все в порядке, – распорядился он, обращаясь к штурману. Впереди лежал залитый лунным светом пролив между островами Гернси и Херм; из воды зловеще торчали обледенелые рифы. – Пять узлов, пока не пройдем пролив. – Он снова положил руку на плечо Эндрю. – Займемся-ка пленными.

Недавние часовые сгрудились на корме, ежась под дулами винтовок, наставленных на них пятью африканцами.

– Али и Кипуну остаются на местах, – решительно скомандовал Абониту, – остальные вышвыривают этих людей за борт.

Один из гернсийцев собирался что-то сказать, но Абониту не дал ему раскрыть рта.

– Это позволит сэкономить пули. Вам повезло. Отсюда совсем недалеко до берега. Возможно, губернатор поджидает вас там с бутылочкой виски.

Низкорослый смуглый пленник сказал:

– Не надо нас вышвыривать. Мы спрыгнем сами.

– Валяйте, – безразлично процедил Абониту.

Смуглый стянул башмаки и верхнюю одежду, забрался на фальшборт и, немного покачавшись, прыгнул. Через короткое время он вынырнул и быстро погреб к берегу. Его товарищи последовали его примеру. Третий гернсиец колебался дольше первых двух, и один из африканцев ткнул его дулом под ребра, отчего он полетел в воду. Среди невысоких волн торчали головы плывущих; один из них успел повернуться и выкрикнуть неразборчивое проклятие. На палубе остался лежать потерявший сознание гернсиец, ударившийся головой при прыжке корабля. Из его ноздрей с шумом вырывалось дыхание. Абониту тронул его носком сапога.

– Ему потребуется помощь.

– Ты собираешься прямо так взять и выкинуть его? – не вытерпел Эндрю.

– Почему бы и нет? – Абониту улыбнулся, и его белоснежные зубы сверкнули в лунном свете. – Если мы продержим его дольше, ему придется совершить более протяженный заплыв. Надеюсь, что вода достаточно прохладна, чтобы привести его в чувство.

Так и не пришедшего в себя человека перебросили через борт. Эндрю надеялся, что он выплывет, но этого не произошло.

– Можете расходиться, – обратился Абониту к африканцам. – Али и Кипуни будут нести караул. Остальным спать.

Эндрю и Абониту остались одни.

– Ты славно все провернул, Эндрю, – молвил Абониту. – И сейчас, и там, на острове. Я ничем не мог тебе помочь.

Пришлось возложить всю ответственность на тебя.

Эндрю молчал, ожидая продолжения. Похвала прозвучала не слишком искренне, и он чувствовал, что ею одной дело не кончится. Абониту пошевелился, словно снова собираясь положить руку на плечо Эндрю; однако теперь он не сделал этого.

– Все эти, – он указал большим пальцем через плечо, – так и не сообразили, что к чему. Были слишком напуганы.

Теперь радуются, что все обошлось. Думаю, они не уловили главного.

– Что же главное?

– Если совсем откровенно – что все зависело от тебя.

Потому что ты белый и губернатор принял тебя за старшего.

– Полагаю, что не уловили, – кивнул Эндрю.

– Думаю, пусть лучше так и остается. Пусть пребывают в неведении. Как и все остальные в экспедиции, когда мы их догоним.

– Понятно, – улыбнулся Эндрю. – Иначе пострадает их боевой дух?

– Да, – серьезно ответил Абониту. – И ты. Они могут затаить обиду. Там была территория белого человека.

– Она таковой и остается. Хорошо. Какова же будет наша версия?

– Очень простая: бегство на «ховеркрафте» под покровом ночи.

– Действительно просто. Постараюсь запомнить. А разве мне не полагается медаль за то, что я спас тебя?

Абониту важно посмотрел на него через свои очки:

– Тебе самому не обидно?

– Нет. Просто получается глупо.

– Уверяю тебя, вовсе не глупо. Я знаю свой народ лучше, чем ты. – Эндрю собрался что-то возразить, но Абониту поспешил продолжить:

– Ты считаешь, что они вели себя недостойно? И я того же мнения. Может быть, мне удастся что-то изменить. Тебе – нет. Они ничего не примут от тебя – ни совета, ни порицания, ни личного примера. Запомни это.

– Было бы интересно взглянуть, как тебе удастся изменить их. Пока что я не вижу особых шансов на спасение, если мы снова угодим в переплет.

– Кое-что может получиться. – Лицо Абониту стало неприступным. – Но сейчас я не могу об этом распространяться.

* * *

Всю ночь они двигались с небольшой скоростью, хотя туман больше не мешал. Примерно в шесть утра дозорный заметил по правому борту огни. «Ховеркрафт» устремился туда, и вскоре оказалось, что перед ними растянулись на несколько миль остальные суда эскадры. «Ховеркрафт» Эндрю и Абониту занял свое место в строю, и эскадра продолжила путь. На заре вдали показалось побережье Британии.

Эскадра сменила курс и устремилась вдоль побережья на восток. Склады горючего находились в Саутгемптоне, и Эндрю предположил, что Муталли, пользуясь штилем и хорошей видимостью, решил сначала завернуть туда, а уж потом высадиться на берег.

Его предположение подтвердилось. Но пролив Те-Солент оказался забит льдами, и эскадре пришлось огибать остров Уайт. На берегу не было заметно никаких признаков жизни. В районе Портсмута «ховеркрафты» смогли проникнуть на сушу: льды здесь заходили далеко в море, но приливные волны перекатывались через них, чем суда на воздушной подушке сумели воспользоваться.

Эндрю знал, что Карлоу и Прентис находятся вместе с Муталли, поскольку именно им было известно, где искать горючее. Несколько раз подряд эскадра терпела неудачу.

Однако еще до полудня они нашли то, что искали: приземистое бетонное сооружение без окон, занесенное снегом.

Все суда устремились к нему.

Внутрь вела бронированная дверь. Подойдя ближе, они увидели, что она висит на ржавых петлях, – видимо, ее взорвали динамитом, чтобы проникнуть в хранилище. По команде пробежал разочарованный ропот, поскольку смысл этого зрелища сразу стал понятен всем: с самого начала предполагалось, что пополнение запасов горючего станет ключом к успеху экспедиции.

Первым в дверь протиснулся Абониту. Он исчез в потемках, и люди замерли, ожидая его возвращения. Ожидание увенчалось успехом: появившийся в проеме Абониту сгибался под тяжестью полной канистры.

– Все в порядке! – крикнул он. – Скорее всего они искали что-то другое – скажем, еду. Во всяком случае, горючее на месте. К нему никто не прикасался.

Команда издала радостный вопль. Не успел Абониту сбросить на снег канистру, как Муталли ринулся вперед и заключил его в объятия. Потом генерал повернулся к команде.

– Чудесно! – торжествующе крикнул он. – А теперь – обедать!

Глава 2

Участники экспедиции собрались, как обычно, вокруг походных плит, на которых дымилась еда.

– Теперь выкладывай, что с вами стряслось, – обратился Муталли к Абониту.

– Во-первых, у нас слабая охрана, да и та недостаточно бдительна…

Вокруг лагеря были выставлены часовые, однако они больше интересовались действиями поваров, колдовавших над котлами, нежели охраной. Муталли передернул плечами.

– Нам здесь ничего не угрожает.

– В этом и состоит наша ошибка. Надо бы удвоить охрану и заставить часовых глядеть в оба.

Его голос звучал спокойно, но непреклонно. Гигант посмотрел на него и согласно кивнул. По его сигналу к ним подбежал еще один африканец.

– Заки! Удвой охрану, и пускай не зевают!

Абониту умело повел свой рассказ. Начал он с того, что их отставание от эскадры было вызвано неспособностью экипажей остальных судов следить за арьергардом. События на Гернси получили то освещение, о котором Абониту договорился с Эндрю: он поведал слушателям, что их захватили в качестве заложников и что ночью им удалось бежать и пробраться на судно. Получалось, что львиная доля успеха объясняется его, Абониту, доблестью. Команда слушала, затаив дыхание, время от времени взрываясь одобрительными воплями. Эндрю подметил, что версия встречается с не меньшим энтузиазмом членами их собственного экипажа. Под конец рассказчика ждали воодушевленные аплодисменты.

– Славно! – одобрил Муталли. – Пока нам везет. Все идет отлично.

– Везло, – поправил его Абониту. – В следующий раз может и не повезти.

– Стоит стать везунчиком, как дальше все идет как по маслу.

– Кое-что все же надо предпринять. – Абониту слегка повысил голос, и шум голосов вокруг разом утих. Все прислушались. – Иначе удача отвернется от нас.

Муталли продолжал улыбаться, но веселость покинула его.

– Что же именно?

– Придется повысить дисциплину. И назначить командиров. На каждом судне должен быть свой командир, а у него – заместитель на случай, если командир будет ранен или исчезнет. Нам надо принимать суровые решения и неукоснительно им следовать. Нельзя постоянно изменять планы.

Экипаж отреагировал на его слова одобрительным гулом. Абониту удалось привлечь людей на свою сторону.

Эндрю это хорошо понимал. Но это не скрылось и от Муталли.

– Я подумаю, – проговорил он.

– Тут не о чем думать, – не отступал Абониту. Он сверлил взглядом мощную фигуру Муталли. Речь шла о чем-то большем, нежели просто независимость суждений, обычная в дискуссии, – он бросал Муталли личный вызов. Эндрю увидел, как рука Муталли скользнула к поясу, на котором у каждого висел кинжал. Абониту оглядел людей. – Это придется сделать, – повторил он, – если мы хотим попасть домой.

Одобрение было не таким шумным, как прежде, теперь гул голосов больше напоминал ворчание. Однако в том, что команда одобряет его слова, сомнений не было. Муталли тоже пробежал глазами по лицам подчиненных и прочел в них растущее отчуждение. Он согласно кивнул:

– Ладно, Абониту. С этой минуты ты командуешь своим «ховеркрафтом». Скоро я назначу остальных капитанов.

Ты же будешь нести ответственность за дисциплину: выставлять часовых, следить за их добросовестностью и так далее. Надеюсь, ты сможешь разобраться с неувязками сам, а не бегать всякий раз ко мне.

– Обязательно, – кивнул Абониту.

– Так будет у нас обед или нет? – взвился Муталли. – А, ребята? Как насчет мясца?

Генерал был доволен собой. Он пошел на минимальные уступки и в то же время взвалил на плечи Абониту обязанности, исполнение которых наверняка повлечет за собой утрату популярности. Эндрю чувствовал, что, дождавшись подходящего момента, Муталли нанесет ответный удар.

Столкновение не поставило под вопрос главенствующее положение Муталли, наоборот, даже подкрепило его, хотя и сделало более расплывчатым. Однако с появлением оппозиции в лице конкретного человека Муталли мириться не собирался. Эндрю был уверен, что выяснение отношений не заставит себя ждать.

Однако открытая ссора произошла даже раньше, чем он рассчитывал. Во второй половине дня эскадра выступила на северо-восток, в направлении Лондона. Двигаясь по долине Итчен в сторону Уинчестера, они впервые со времени высадки в Англии заметили признаки жизни. На окраине города в снегу передвигались какие-то фигуры. Завидев эскадру, направившуюся по приказу Муталли в их сторону, люди отступили к домам. Эскадра продолжила путь. Ближе к закату на открытой местности к югу от Басингстока был устроен привал. Дождавшись, когда африканцы, по обыкновению, столпятся вокруг его судна, Муталли крикнул:

– Абониту! Выставляй-ка охрану, парень! Если в лагерь проникнет чужой, отвечать будешь ты.

– Мы разобьем здесь лагерь?

– А как ты думаешь?

– По-моему, рановато. До темноты еще далеко.

Муталли наклонил свою огромную голову к Абониту.

– Помалкивай! – Абониту молчал, сверля его глазами. – Ты хотел дисциплины, парень, так вот и соблюдай ее. Приказы здесь отдаю я.

– Да, – кивнул Абониту.

– Да, сэр! Помни о дисциплине.

– Да, сэр!

Абониту выглядел все таким же невозмутимым, его глаза за стеклами очков смотрели не мигая. Отвернувшись от Муталли, он отдал распоряжения по поводу охраны. В названный им список попал Прентис.

– Я уже караулил, – подал голос Прентис, – а твой приятель Лидон – еще нет.

– У Лидона была нелегкая ночь, – отрезал Абониту.

– Многие другие тоже еще ни разу не несли караул, – не унимался Прентис.

Муталли стоял неподалеку и с интересом внимал пререканиям.

– Прекрати спор, Прентис, – сказал Абониту. – Заступишь на пост, как приказано!

Прентис посмотрел на него, задыхаясь от ярости. Карлоу схватил приятеля за руку и потащил сквозь толпу. Отойдя подальше, они остановились. Карлоу что-то говорил, Прентис слушал. Абониту продолжал тем временем выкрикивать имена.

Общее количество караульных составило двенадцать человек. Им предстояло заступать на смену по четыре человека.

Утром Абониту застал на посту всего троих; четвертый часовой, африканец из племени фулани, все еще спал, завернувшись в спальный мешок. В этом не было ничего удивительного: никто не разбудил этого человека, поскольку его предшественником в карауле должен был быть Прентис.

Ни Карлоу, ни Прентиса в лагере не оказалось. Абониту понял, что произошло: приятели ушли, захватив с собой оружие и солидный запас продуктов.

– Дураки! – бросил Абониту. – Неужели можно надеяться долго продержаться вдвоем?

– Они слышали твой рассказ о Гернси, – напомнил ему Эндрю. – Наверное, им взбрело в голову, что и они смогут образовать собственное королевство.

– То был остров, окруженный морем. Здесь же все иначе.

Эндрю пожал плечами:

– А может быть, они просто решили, что предпочтительнее любой риск, нежели такая жизнь.

– Какая же?

– В качестве нижних чинов. Они теперь в родной стране. Пусть замерзшей, но все равно своей.

Голос Абониту прозвучал печально, даже горько:

– Жизнь надо принимать такой, какая она есть. Я думал, ты понимаешь это, Эндрю. Ведь это именно тот урок, который вы преподали нам.

– Я-то понимаю. Но они могли и не понять. Надежда легко перерастает в фантазии.

Они стояли возле своего «ховеркрафта». Внезапно рядом вырос Муталли в сопровождении нескольких африканцев. Его голос был полон сарказма:

– Здорово ты организовал охрану этой ночью, парень!

Отдаю тебе должное. Надеюсь, тебя не тяготит ответственность?

– Нет, не тяготит, – ответил Абониту. – Придется учредить наказание. Скажем, трехдневное лишение кофе и выход в караул вне очереди.

– Кому?

– Троим из предыдущей смены и троим из той, что была перед ней.

– Что они натворили?

– Проявили халатность, не заметив, что отсутствует четвертый. Поддержание связи с товарищем по караулу – элементарная обязанность часового.

– Что ж, неплохо, неплохо! А ты придумал, как нам вернуть этих мерзавцев?

– Мы их не вернем. – Абониту указал на деревья, виднеющиеся на юге. – Следы ведут в ту сторону. Беглецы достаточно сообразительны, чтобы не упустить из виду, что на равнине мы могли бы догнать их на «ховеркрафте». Однако в зарослях «ховеркрафту» делать нечего. Можно было бы устремиться за ними и пешком, но они ушли уже два, а то и четыре часа назад. Кстати, Карлоу – местный житель.

Так что искать их – напрасная трата сил.

– Выходит, мы потеряли обоих механиков? Ты слишком легко к этому относишься!

– Я тоже встревожен. Но некоторые наши люди достаточно наловчились, чтобы производить мелкий ремонт. Что до крупных поломок, то их все равно пришлось бы устранять в мастерской, так что от Карлоу с Прентисом здесь было бы немного толку. Невелика потеря.

Разумность аргументов, выдвинутых Абониту, и его непробиваемое спокойствие вывели Муталли из себя. Он выпалил, едва не срываясь на крик:

– Белым нельзя доверять! Тебе следовало бы это знать, парень! Ты забыл, что им нельзя доверять?

– Не я выбрал эту парочку для экспедиции.

Обмену репликами не было видно конца, и к спорящим со всех сторон стали подтягиваться африканцы, привлекаемые громкими голосами. Эндрю заметил, что одни стараются держаться поближе к Муталли, другие льнут к Абониту. Первых набралось больше, но и меньшинство, избравшее своим лидером Абониту, оказалось весьма представительным. Среди их оппонентов тоже росли признаки того, что спокойная уверенность внушает им больше доверия, нежели пустые угрозы. Муталли выдержал паузу и сказал негромким, но полным сарказма голосом:

– Ладно, оставим эту парочку. Но ты все-таки выбрал себе в друзья белого, ведь так? Может быть, ты полюбил белых, когда ездил в Англию, а? Ты предпочитаешь держать при себе белого и слушать его советы, как поступать, как добиваться дисциплины, как охранять лагерь. Разве не так?

Его слова не прошли даром. По толпе пробежал одобрительный ропот, два-три голоса прокричали слова поддержки.

– Лидон – техник, – возразил Абониту, – поэтому его и выбрали.

– Ну да, те двое – они ведь тоже техники. Что ты об этом думаешь?

– А что тут думать? – спокойно спросил Абониту.

– Я тебе скажу. Может быть, ты сообразишь тогда, что к чему. Я думаю, что хватит с нас белых в экспедиции. Я думаю, что нам надо обезопасить себя от нового предательства, иначе не избежать беды. Ты отвечаешь за свое судно, Абониту. Так что решать тебе.

– Я отвечаю за Лидона! – крикнул Абониту. – С ним все в порядке.

В ответ послышался смех и новые крики. Один африканец показал Лидону кулак.

– Что-то ты медленно соображаешь, – не отступал Муталли. – Я всего лишь велел тебе выбрать наилучший способ. Ты считаешь, что на него можно потратить пулю?

Вообще-то нож ничуть не хуже. И экономнее.

Он отцепил с пояса кинжал, подбросил в воздух и поймал. Утреннее солнце сверкнуло на лезвии. Муталли не стал вешать его обратно, а остался стоять с кинжалом в огромной лапе.

– Бессмыслица, – проговорил Абониту, не повышая голоса.

Муталли покачал головой:

– Выходит, ты размазня. Я-то думал, что ты большой герой. Такого вчера наговорил!

– И варварство! – Теперь голос Абониту звучал тверже. – От ибо ничего иного и не дождешься.

В экспедиции были и другие ибо, однако они составляли незначительное меньшинство по сравнению с людьми из других племен, особенно йоруба. Эндрю понимал, в чем состоит замысел Абониту. Это был опасный ход, и он не принес успеха. Раздался яростный рев, ибо тесно встали вокруг Муталли, остальные примолкли.

Твердым голосом, в котором звучали нотки торжества, Муталли произнес:

– Вот тебе мой приказ, Абониту. Убей белого! Каким угодно способом, но убей! Тебе все ясно?

Абониту медленно покачал головой.

– Ты пытаешься меня унизить. Ладно, я унижен. Ты руководишь этой экспедицией. С этим все согласны. Ты доказал это. Теперь давай работать.

Муталли с улыбкой протянул Абониту кинжал рукояткой вперед:

– Я дал тебе поручение. Ты что, не слышал?

Абониту повел плечами и отвернулся. Муталли повысил голос:

– Считаю до десяти. Прежде чем я закончу счет. И ты должен повиноваться.

Он начал считать. Эндрю охватил страх. Он видел, что Муталли решил принести его в жертву и пользуется поддержкой толпы. Теперь уже не важно, сможет ли Абониту выскользнуть из ловушки: он окончательно изолирован.

Муталли досчитал до десяти. Абониту так ничего и не сказал, даже не шелохнулся. Он просто глядел на гиганта с невозмутимым видом, слегка насупившись.

– Невыполнение приказа? Да это бунт! – крикнул Муталли, голова его резко дернулась. – Так. Прикончите их обоих!

Видя, что толпа надвигается на него, Абониту заговорил настолько твердо, что люди остановились как вкопанные:

– Подождите. – Он смотрел Муталли прямо в глаза. – Ты велишь мне убить его, Муталли?

– Почему убить? Казнить, а не убить. Ты вспомнил про дядюшку? Думаю, он не даст тебя в обиду, Абониту. Он повесит тебе на шею медаль. Так тебе спокойнее?

– Нет, – сказал Абониту. – Мне спокойнее оттого, что ты показал, какой ты трус. Когда тебе захотелось растерзать белого, ты приказал сделать это мне. Теперь тебе понадобилось расправиться со мной, и ты ждешь, что это сделают за тебя другие. Смелый мужчина сделал бы это сам – или по крайней мере попытался. Но ты – не смельчак, Муталли, верно? Зато у тебя есть голова на плечах. Ведь ты подошел ко мне сам, сам протянул кинжал, ты не ждешь ни от кого помощи. Думаешь, я не смогу убить тебя?

Муталли ничего не ответил, а только перебросил кинжал из правой руки в левую и обратно. Теперь он держал его за рукоятку, обратив лезвие в сторону Абониту. Он сделал шаг вперед, и люди расступились, образовав на снегу круг. Двое схватили Абониту за руки и оттащили назад. Ему не оставалось ничего другого, кроме как принять правила игры. Противники стали сходиться. Абониту напал первым: когда между ним и Муталли оставалось всего два ярда, он прыгнул вперед и схватил врага за руку, сжимавшую кинжал. Другой рукой он успел выхватить собственное оружие и размахнулся, целясь в шею. Муталли обхватил его руками, и они закружились, сопя от натуги и разбрасывая ногами мерзлый снег.

У Абониту не было шансов: его соперник был сильнее и тяжелее. Однако в последнюю минуту ему удалось вывернуться из гибельных объятий. Муталли занес нож. Эндрю увидел, как с носа Абониту слетели очки, сверкнув на солнце. Муталли поспешил раздавить их правым сапогом. Абониту отступил. Эндрю увидел у него на лице кровь, уже стекающую на снег. По толпе африканцев пробежал рокот возбуждения.

Абониту все отступал, Муталли медленно шел на него. Пару раз он попытался совершить бросок, но Абониту удавалось увернуться. Тогда Муталли насмешливо заговорил с ним:

– Давай, давай, парень! Ты не боишься, а? Покажи-ка нам, как умеют драться настоящие герои. Ну, быстрее! Ты совсем закоченеешь, если будешь так медлить. Докажи нам, что умеешь обращаться с кинжалом! Порадуй же нас!

Абониту метнулся к нему, как будто подстрекательство достигло цели. Муталли отскочил с неожиданной для такого гиганта легкостью и проворством, успев пустить в ход кинжал. На этот раз лезвие располосовало Абониту рукав, на котором тоже выступила кровь. Толпа взревела.

– Придется тебя немного покромсать, – не унимался Муталли. – Ты такой полнокровный! Иди-ка сюда, я пущу тебе еще кровушки!

Они продолжали ходить по кругу, утаптывая снег: Муталли наступал, Абониту пятился.

– Давай! – дразнил его Муталли. – Ну, давай же, парень! Покажи нам, какой ты герой!

С этими словами он бросился на врага. Абониту только и оставалось, что уворачиваться. Схватка все больше напоминала игру в кошки-мышки. Как только Абониту отступал слишком далеко, руки из толпы выталкивали его в центр круга. Кровь на лице и на руке заставляла людей требовать продолжения. Эндрю с трудом сдерживался, чтобы не пуститься наутек. Как только они покончат с Абониту, наступит и его черед – в этом не было ни малейших сомнений.

– Раз ты не идешь ко мне, то мне придется самому до тебя добраться. Берегись!

Болельщики сжали Абониту со всех сторон, вынуждая прекратить отступление и принять бой. Теперь ему некуда было податься при виде надвигающегося, как гора, Муталли. Абониту отпрыгнул вправо, однако натолкнулся на стену рук. Видимо, он отчаянно пытался избежать решающей схватки, но теперь это было невозможно. Грозный враг изготовился к расправе.

Однако, сделав рывок, Муталли поскользнулся на утоптанном снегу. Ему удалось устоять на ногах, но, пока он восстанавливал утраченное на долю секунды равновесие, Абониту ринулся вперед и врезался головой ему в грудь, одновременно погрузив кулак ему в живот. Муталли рухнул на снег. Падая, он раскинул руки, чтобы поудобнее опереться о землю и побыстрее встать на ноги. Абониту ударил его сапогом по руке, сжимающей кинжал. Муталли остался безоружен. Другим сапогом Абониту нанес ему сильный удар прямо в лицо, а потом занес собственный кинжал, готовясь к смертельному удару.

Но в последнее мгновение Муталли удалось увернуться от удара и схватить Абониту за ноги. Колени Абониту подогнулись, и они вдвоем покатились по снегу. Однако Муталли не смог ничего больше предпринять; Абониту орудовал кинжалом как бешеный, нанося удары Муталли в лицо, в бок, в плечи, пока не всадил его с размаху глубоко в грудь.

Муталли поперхнулся и замер. Из уголка его рта побежала на снег струйка крови.

Абониту медленно выпрямился и огляделся, всматриваясь в лица, чтобы понять их выражение. Эндрю видел, что на них нельзя что-либо прочесть. Люди были потрясены исходом битвы и не знали пока, как к нему отнестись. Вдруг они бросятся на Абониту? Достаточно было всего одной искры – а ею мог стать враждебный выкрик кого-нибудь из ибо, – чтобы начался разгул кровожадной ненависти и мести.

Словно зная, что именно с этой опасностью сейчас следует считаться больше всего, Абониту впился глазами в людей из племени ибо, как будто провоцируя их, и, простояв так какое-то время, презрительно пнул тело Муталли ногой.

– Уберите это, – произнес он и, помолчав, добавил:

– И заройте. Мы не бросаем своих мертвых как мусор. Земля слишком тверда, чтобы рыть ее лопатой, придется прибегнуть к бурам.

Он отвернулся и побрел прочь. При его приближении люди расступились, и круг распался. Отойдя ярдов на двадцать, он остановился и указал на Эндрю:

– Отпустите его. И пускай повара займутся завтраком.

Через час мы отправляемся в путь.

Попыток оспорить главенство Абониту не последовало.

Когда экспедиция тронулась с места, его «ховеркрафт» встал во главе колонны, остальные вытянулись цепочкой позади, Во время дневного привала люди высыпали на снег и собрались вокруг судна Абониту, подобно тому как раньше центром притяжения служил корабль Муталли. Все утро Абониту не выпускал из рук бумагу и карандаш. Стоя как можно дальше от него, чтобы не навлекать лишних подозрений, Эндрю все же не мог не подметить его прямую осанку и важность, отличающую лидера.

– Вот имена командиров экипажей! – Абониту огласил список. – Они подчиняются только мне. Каждый назначает себе заместителя, который сможет заменить его в случае необходимости, и докладывает мне о своем выборе сегодня же вечером. Своим заместителем я назначаю полковника Зиггури. Если со мной что-нибудь случится, он займет мое место. Понятно?

По толпе пробежал гул одобрения. Зиггури, такой же йоруба, как Абониту и большинство участников экспедиции, имел наивысшее воинское звание после Муталли и был бы назначен заместителем даже им. Это был высокий худощавый человек с бородкой клинышком и спокойным, пристальным взглядом. Он коротко кивнул Абониту, соглашаясь с назначением и как бы обещая преданность. Абониту сделал самый лучший, даже единственно возможный выбор. Не забыл он и об ибо: двое из них были назначены командирами экипажей – как раз те, от которых следовало бы ожидать больше всего беспокойства, останься они вместе.

– Теперь порядок действий, – продолжил Абониту. – На время привала от каждого экипажа выделяется по одному караульному. Никто не покидает судна, пока не последует команда капитана, а тот дожидается моего распоряжения. Экипажи подчиняются своим капитанам без пререканий. Любая жалоба на капитана адресуется полковнику Зиггури. Однако главное требование – подчинение приказам непосредственного командира.

Он обвел свое войско пристальным взглядом.

– Пока все. Позднее я вызову капитанов.

Абониту махнул рукой, распуская людей, и спустился на снег. Африканцы расступились. Он оглянулся:

– Эндрю, пошли со мной!

Они протиснулись сквозь толпу и побрели в сторону от круга, образованного замершими «ховеркрафтами». У подножия холма, поднимающегося рядом не то с замерзшей рекой, не то с дорогой, они замедлили шаг. Вокруг высились заиндевелые скелеты деревьев; по тому, как они уходили вдаль, следуя прихотливой траектории, можно было заключить, что между ними вьется речное русло – дорожный комитет графств, окружающих Лондон, ни за что не позволил бы строить такую извилистую дорогу. В отдалении тянулось нечто напоминающее железнодорожное полотно.

Абониту поправил очки; над его правым ухом красовался теперь глубокий шрам, и пластырь не давал правильно пристроить дужку.

– Эти очки надо беречь как зеницу ока, – пояснил он. – Единственная запасная пара.

– Ты считаешь, что это правильный ход – уйти и беседовать со мной наедине? Я старался держаться от тебя подальше.

– Спасибо, что ты обо мне позаботился, но в этом не было необходимости. Теперь я держу их в руках, и было бы ошибкой хоть в чем-то идти на компромисс. Они не поднимутся против меня, увидев, что я говорю с тобой наедине.

Другое дело – если бы они решили, что я боюсь это делать.

– Возможно, ты и прав. Я молился за тебя все это утро. – Эндрю посмотрел на приятеля. – Я не думал, что ты добьешься успеха, Або.

– Я тоже в какой-то момент утратил надежду. Но моим родичам всегда везло в бою. Рассказывают, что один мой предок уже лежал простертый на земле, ожидая, когда в него вонзится копье, но в этот момент человека, стоявшего над ним, поразило молнией.

Он сопроводил свои слова улыбкой. Перед Эндрю стоял совершенно спокойный, учтивый человек. Было трудно поверить, что он еще сегодня утром пинал Муталли в лицо и, задыхаясь, всаживал в него раз за разом окровавленный кинжал.

– Что же ты сообщишь в Лагос?

Они поддерживали связь с Нигерией с помощью мощного коротковолнового передатчика, находившегося раньше на борту судна, которым командовал Муталли. Абониту уже успел пересадить оператора вместе с передатчиком в свой «ховеркрафт». Каждый вечер им полагалось передавать в Лагос закодированное послание.

– Скажу, что он погиб в результате несчастного случая и что члены экспедиции избрали меня его преемником. Это руководству понравится: они гордятся своей демократичностью.

– А что будет после возвращения?

Абониту пожал плечами:

– Если нам удастся вернуться невредимыми, это уже не будет иметь значения.

– Что ты за человек? – не удержался от вопроса Эндрю.

Абониту окинул его взглядом.

– Черный человек. Несколько лет назад один из ваших лидеров заявил в парламенте, что все африканцы – лгуны. – Он улыбнулся. – Пусть это звучит как парадокс Эпименида,[22] но я могу присоединиться к этому заявлению: африканец Абониту называет всех африканцев лгунами. На самом деле это, конечно, никакой не парадокс. Быть лгуном – не значит не говорить ни единого слова правды. Кроме того, мы убийцы, мошенники и тираны. Иногда. Именно этого ты, Эндрю, и не можешь в нас понять.

– Зачем ты меня спас?

– Я спасал не тебя, а себя. – Он оглядел белую пустыню. – Хотел бы я знать, где сейчас Карлоу и Прентис – если они еще живы.

– Должно быть, жалеют о содеянном. Им, наверное, сейчас очень одиноко.

– Значит, ты не последуешь их примеру, Эндрю?

– Разве ты не клялся в моей надежности еще сегодня утром? Не из-за этого ли возник весь сыр-бор?

– Частично. Ты не последуешь за ними?

– Нет. К чему подвергать себя опасности замерзнуть, умереть от голода или погибнуть от руки выжившего, но одичавшего соплеменника?

– Это не ответ.

– Тогда давай так: я сделал свой выбор. В отличие от них.

И каждый мой поступок только подтверждает это. С каждым днем решение становится все более непоколебимым.

– Хорошо, – резко произнес Абониту. – Завтра мы будем в Лондоне. Ты понадобишься мне в качестве проводника. – Он усмехнулся. – Кстати, теперь будешь управляться с камерами самостоятельно. Лидеру это не к лицу.

– Жаль, что у меня не оказалось камеры сегодня утром.

– И мне жаль. Осталось бы хоть что-то для потомков – если мне суждено пасть от удара молнии.

– Лондон, – молвил Эндрю, – уже завтра… Как ты думаешь туда въезжать? По реке?

– Единственный разумный путь. И единственно возможный. Как по-твоему?

– Верно.

– Что ты скажешь о таком возвращении в свой город?

– Не знаю…

– Ты растроган? Возбужден?

– Нет. Скорее ошеломлен. Мне хотелось бы побыстрее покончить со всем этим.

– А я чувствую воодушевление, – признался Абониту. – И сам себе противен из-за этого. Принцессы и фараонши Древнего Египта требовали, чтобы их тела переодевали после смерти для бальзамирования только разложившимися. Они полагали, что в противном случае бальзамировщик не сможет удержаться и надругается над ними. Лондон – это мертвая фараонша…

– Но не разложившаяся. Она заморожена. Ты сможешь беспрепятственно предаваться некрофилии, Або. Но у египтян были более простые и куда более приятные возможности – например, оскопить бальзамировщиков.

– Дело в том, что страсть знакома даже евнухам. Кроме того, у них могли трудиться и полноценные мужчины. Бывают случаи, когда единственным выходом может служить только неприятное решение. Ты не согласен?

– Полностью согласен, – ответил Эндрю.

Абониту взял Эндрю за руку; это был прямой, откровенный жест. Стоя в стороне от остальных, они были видны как на ладони.

– Ты мне нужен, Эндрю, – сказал он. – Не как проводник и не как оператор. Нужен как друг. Если ты бросишь меня одного с моими соплеменниками, мне конец.

Так ты остаешься?

– Да, – сказал Эндрю. – Остаюсь.

* * *

Шлюзы в верховьях Темзы заставили снизить скорость; кое-где приходилось делать крюк, чтобы преодолеть препятствие. В районе Тедцингтона, совершая очередной объезд, они очутились на поле сражения или расправы. Повсюду возвышались снеговые курганы, из которых торчали замороженные руки и ноги, неестественно скрюченные в смертельной агонии.

– Видишь? – спросил Абониту у Эндрю, когда они медленно продвигались по этому жуткому полю. Ближайший курган был усеян следами недавней деятельности – скорее всего раскопок. Выдранные из мерзлоты трупы еще не успело замести снегом. У одного не хватало руки, у другого – ноги. Эндрю поймал себя на том, что представшее глазам зрелище не вызывает у него ничего, кроме легкого приступа тошноты.

– Да, – отозвался он. – Я этого и ожидал.

– Я тоже. Но видеть все самому – другое дело. Погляди-ка туда.

Эндрю повиновался.

– Что-то застигло его – или ее – врасплох.

На снегу валялась отрубленная от туловища рука. Она определенно принадлежала молодой, изнеженной женщине. На запястье оставались золотые часики.

– Должно быть, здорово перепугался, раз бросил добычу. Мы можем возвращаться к реке?

– Думаю, да. Сворачиваем на северо-восток – туда, между деревьев.

– Хорошо, – согласился Абониту. – Здесь слишком гадко.

В Чисвике их встретило некое подобие жизни. Сперва на берегу замерзшей реки мелькнули странные фигуры, некоторые из которых при приближении «ховеркрафтов» отступили к домам, другие – посмелее или полюбопытнее – остались поглазеть и даже размахивали руками. Рев турбин заглушал любые звуки, какие могли бы доноситься с их стороны, однако один мужчина определенно взывал о помощи. Видя, что «ховеркрафты», не останавливаясь, мчатся по льду, он побежал, стараясь не отстать от них. Команда наблюдала за ним с интересом и подбадривала криками, когда же он растянулся на снегу, окончательно выдохнувшись, осыпала его глумливыми насмешками.

В районе Чисвикского моста копошение людей имело более осмысленный характер. На левом берегу Темзы и на самом мосту собралась толпа. Эндрю насчитал примерно тридцать – сорок душ; в основном это были мужчины, но среди них затесалось несколько молодых женщин самого непреклонного вида. Их определенно собрала здесь новость о приближении «ховеркрафтов», однако в отличие от оставшейся позади группы эти люди были настроены враждебно: они потрясали кулаками и выкрикивали угрозы. Некоторые нагибались и, нащупав предметы потверже, швыряли их в сторону «ховеркрафтов».

– Местное население как будто настроено не слишком дружелюбно, – с улыбкой прокомментировал Абониту.

Над их головами пронесся свист.

– Кто-то из них вооружен, – сказал Эндрю.

Али, мусульманин из племени хауса, исполнявший обязанности капитана на судне Абониту, предложил:

– Надо бы притормозить, сэр, и произвести по ним пару залпов.

– Хочешь преподать им урок, Али? Чтобы бросились врассыпную, попрятались за деревьями, где их все равно отыщет пуля? Добрая старая традиция, только здесь она не сработает. У них есть где прятаться, и они быстро отступят.

Лучше не рисковать. Будем надеяться, что нас минует шальная пуля. Не думаю, чтобы они открыли сплошной огонь.

Патроны – слишком большая ценность, чтобы расходовать их просто так, сдуру.

Река сделалась шире; впереди взметнулись ввысь трубы Баттерсийской электростанции, однако над ними не вилось даже подобия дымка.

– Сбавь скорость до пяти узлов, – приказал Абониту штурману и посмотрел на Эндрю. – Гляди, вдоль реки идет заграждение. – Он поднял бинокль. – Явно не новое.

– Мы достигли оконечности Пейла, – объяснил Эндрю. – Однако ко времени моего отъезда никаких заграждений еще не построили. Наверное, они появились позже.

Банды совершали налеты через реку и раньше; видимо, потом дело приняло совсем печальный оборот.

– Не вижу ни малейших признаков жизни.

– Я тоже, – подтвердил Эндрю.

Сказав это, он почувствовал, что у него защемило сердце, – совсем как раньше. Сколько еще раз ему доведется испытать это мучительное чувство безнадежности?

Они медленно продвигались между безмолвных белых возвышений по обеим сторонам Темзы. Позади полыхало вечернее небо с грозно нависшими тяжелыми облаками, подсвечиваемыми клонящимся к закату солнцем. Эндрю установил треногу с камерой и снял сперва панораму вмерзшего в лед города, а потом зловещий закат. Будет эффектно смотреться как в цвете, так и на черно-белом экране телевизора, подумал он, стараясь не поддаваться горечи.

Взору предстала галерея Тейт. Здание показалось бы такими же безликими руинами, покрытыми белым саваном, как и окружающие строения, если бы не следы сильного пожара; через разбитые окна было видно царившее внутри запустение. Самые ценные полотна исчезли из этих стен еще до окончательного краха, чтобы выплыть по смехотворным ценам на аукционах в южных странах и принести хоть какую-то иностранную валюту. Эндрю вспомнил бум вокруг картин из собрания Чантри,[23] пришедшихся по вкусу африканским ценителям живописи своей монументальностью; их собрали на чердаке, отряхнули от пыли и продали по ценам, пусть и не выдерживавшим сравнения с суммами, которые могли бы быть уплачены за них в благословенные времена королевы Виктории и короля Эдуарда, но все же оказавшимся достаточно высокими в сравнении с пренебрежительно встреченными Пикассо, Браком и Матиссом. Это были хоть и небольшие, но все-таки деньги; от абстракционистов же покупатели дружно воротили нос. Их пришлось вешать обратно на стены на обозрение оставшимся в живых, замерзающим обитателям Пейла. Видимо, после того, как все пошло вразнос, кто-то развел из них костер, который превратился в пожар. Эндрю попытался вспомнить, какая судьба постигла скульптуры. На аукционах пробовали выставлять маленькие бронзовые статуэтки, однако за них удавалось выручить так мало, что это не окупало даже их доставку по воздуху. Крупные изваяния, естественно, так и остались стоять. Скорее всего они высятся на прежних местах по сию пору, усыпанные пеплом пожарища и снегом, залетающим в разбитые окна, – все эти шедевры Хэпуорта, Эпштейна и Мура. Ожидает ли их новая жизнь? Даже если проект колонизации увенчается успехом, у африканцев имеется свой, более глубокий и не такой искусственный примитивизм, тем более что за его образцами не надо отправляться за тридевять земель.

Русло реки вильнуло в сторону, и их взглядам предстала новая линия горизонта, в которой безошибочно узнавались башни и ажурные детали крыш парламента.

– Биг-Бен, – сказал Абониту. – Ты должен усматривать в этом горчайшую иронию, Эндрю. «Под часами ровно в три…» Или около того…

– Только ночи, а не дня. И не летом, а зимой. Часы остановились в февральскую метель: от холода лопнул основной вал, и никто уже не смог запустить механизм.

– «Мед для чая не бери…» Да, дела обстоят еще хуже, чем я ожидал. – Абониту повернулся к штурману. – Причаливаем к левому берегу. У самого моста.

– Прямо здесь? Хочешь устроить привал? – поразился Эндрю.

– Где же еще?

– Есть места, где гораздо удобнее держать оборону. Тауэр, например.

– Здесь билось сердце Англии. Чему ты улыбаешься?

– Цитате из стихотворения. У тебя слишком живое воображение.

– Наоборот, недостаточно живое, – покачал головой Абониту. – Ведь это Лондон! Рим для нас – ничто по сравнению с ним, а даже крушение Рима не было таким стремительным, как гибель этого города.

Экспедиция по-прежнему страдала от отсутствия связи между отдельными «ховеркрафтами», но еще до выхода Абониту распорядился, чтобы два замыкающих судна прикрывали во время швартовки остальных. Суда встали под прикрытием Вестминстерского дворца, и группа, заранее приготовившаяся к высадке, устремилась к ступенькам. Люди, возглавляемые капитанами, двигались легко и целеустремленно.

– Ты на удивление быстро добился поразительных перемен, – сказал Эндрю. – Их теперь просто не узнать!

– Я здесь ни при чем, – ответил Абониту. – Во всяком случае, почти. Дело не в том, что с ними сделали, а кем они сами себя считают. Ты ведь слышал истории о шаманах, которым достаточно ткнуть косточкой в сторону больного и предречь ему смерть, чтобы больной вскоре скончался? Я сам был в детстве свидетелем этого. Британцы твердили нам, что мы просто простодушные, невежественные ниггеры, и мы на протяжении многих поколений верили им. Потом вы стали возить африканскую молодежь в Англию, где ваши либералы внушали молодым людям, что они ничем не хуже белых. Мы поверили и в это.

– Так ли все просто? – Эндрю покачал головой и улыбнулся. – Что же происходит с твоими людьми?

– Муталли был высок ростом, но мягкотел: он боялся создать себе врагов, боялся соперничества. Беспорядок и анархия льстили его тщеславию, порядок и дисциплина сулили ему угрозу. Поэтому он не назначал ни заместителей, ни капитанов судов. Ему требовалось, чтобы его окружала толпа, вот люди и были просто толпой.

– И все-таки их внезапное перерождение напоминает чудо.

– Как любые наши перерождения.

– Но они краткосрочны.

– Не обязательно.

– Значит, все зависит от тебя, – заявил Эндрю.

– В каком-то смысле – да. – Абониту повернулся и в упор посмотрел на Эндрю через стекла очков. – Или от тебя.

– Каким же образом?

– Муталли боялся этой страны, льда, снега, безлюдья – всего, что ждало его здесь. Я знаю, что это за страх. Наш брат африканец тут не помощник. Человек испытывает здесь соблазн вновь превратиться в невежественного дикаря, содрогающегося при мысли о привидениях и белых дьяволах. – Он улыбнулся. – Надеюсь с твоей помощью избежать этого соблазна; остальные тоже выстоят, если выстою я.

– Если бы сейчас с тобой что-нибудь стряслось, какой была бы судьба экспедиции?

– Кто знает? – В его голосе звучало доверие к собеседнику и безразличие к собственной участи.

Над парапетом набережной показалась голова. Зиггури помахал им рукой.

– Все в порядке! – крикнул он.

– Хорошо! Мы поднимаемся! – прокричал Абониту в ответ.

Глава 3

Быстро сгустились зимние сумерки. Дозорные стали докладывать об увиденном. На другой стороне Парламентской площади был замечен человек; еще одного видели в отдалении, на набережной Виктории. Трое не спеша переходили реку в направлении Чаринг-Кросс. По крайней мере эта троица не могла не заметить «ховеркрафтов», стоящих полукругом, однако они ничем этого не выдали. Посмотрев в бинокль Абониту, Эндрю заметил, что один из них хромает.

Двое были вооружены подобиями грубых деревянных дубинок; у третьего висел на спине лук, а на боку – колчан со стрелами.

В эту ночь Абониту выставил усиленную охрану – как у здания парламента, так и на «ховеркрафтах». Эндрю тоже пришлось заступить в караул. Он неотрывно глядел в восточном направлении, где серебрились в лунном свете городские крыши. Ему и раньше приходилось созерцать ту же картину, причем именно в эти ночные часы; разница казалась не слишком заметной: улицы и тогда были тихими и пустынными, а блики фонарей меркли во всепроникающем свете высоко вскарабкавшейся луны. Нет, разница была, и огромная: ничто не могло скрыть гибельного запустения.

Искрящийся свет, отражаемый снегом и льдом, напоминал сияние прожектора на вышке лагеря смерти.

Утро выдалось мирным. Абониту затратил день на укрепление позиций, возведение там, где необходимо, баррикад, а также послал два «ховеркрафта» в разведку вниз по реке. Они сообщили о кое-каких признаках жизни в районе пристаней в Заводи, где в лед вмерзли три-четыре корабля, один из которых был сильно поврежден пожаром, а также о дыме, поднимающемся над крышами в разных местах, как к югу, так и к северу от реки. Время от времени в поле видимости наблюдателей, стоящих на часах в лагере, появлялись люди, однако их перемещения казались лишенными малейшего смысла. Хотя царила вполне мирная атмосфера, Абониту не стал отменять чрезвычайных мер безопасности и на следующую ночь выставил такую же усиленную охрану.

Первая неприятность произошла на третий день. Абониту выслал на улицы города пеший патруль, поручив ему пройти по основным магистралям до Оксфорд-стрит. Патруль состоял из шести человек под предводительством африканца из племени ибо. Примерно в час дня патруль исчез за домами, а уже в два часа в отдалении зазвучали выстрелы. После нескольких минут стрельбы наступила тишина.

Эндрю, не отходивший от Абониту ни на шаг, сказал:

– Что-то стряслось. Ты не собираешься выслать подкрепление?

Абониту взглянул в сторону угла Уайтхолла:

– Нет. Подкрепления не будет.

– Разве они не ждут от тебя этого?

– Ты имеешь в виду моих людей? Ждут. Но подкрепление может понадобиться и остальным. Что бы там ни произошло, теперь все кончено. Возможно, патруль натолкнулся на небольшую банду хулиганов и обратил их в бегство. В таком случае они скоро вернутся и сами расскажут нам обо всем. Однако итог, вполне вероятно, оказался не столь успешным; тогда противник может сидеть в засаде, готовясь разгромить ожидаемое подкрепление. – Он указал на оцепеневший город. – Устроить там засаду – простейшее дело.

Патрулю положено было вернуться в четыре часа; однако и после пяти никто не появился. Надежды на возвращение больше не было. В лагере возникло небольшое смятение. Абониту собрал всех людей, кроме стоявших в карауле, и обратился к ним с речью. Говорил он просто и доверительно, однако в его тоне слышалось нешуточное предупреждение. Патруль должен был выяснить, насколько опасно выходить в город. Теперь известно, что опасность действительно велика. Во всяком случае, в ближайшее время новых вылазок не намечается, ибо это слишком рискованно. Их плацдарм достаточно защищен, здесь не грозит никакая опасность: несколько вооруженных головорезов способны уничтожить на улицах города малочисленный патруль, но не может быть никакого сравнения между такой стычкой и нападением на хорошо укрепленные и твердо обороняемые позиции. Однако случившееся со всей очевидностью указывает на необходимость повысить бдительность. Их и дальше могут подстерегать неожиданности; значит, надо быть к ним готовыми.

Он не ошибся: ночью на них напали. Часовой, заметивший фигуру, пробирающуюся в сторону лагеря в тени Вестминстерского аббатства, поднял тревогу; через несколько минут раздались выстрелы, и по направлению к лагерю беспорядочно побежали люди. К тому времени, когда Эндрю достиг передовой, атака была отбита. Продолжали звучать одиночные выстрелы; нападающие попрятались кто куда.

Абониту не утратил самообладания. Он приказал Зиггури обойти посты и удостовериться, что часовые остаются на местах, так как противник может атаковать их позиции и на других направлениях. Али было поручено собрать всех остальных в резервное подразделение, так как участвовавших в перестрелке африканцев было достаточно для отражения фронтального удара.

Они высунулись из-за баррикады и увидели, как одного из нападающих настигла пуля. Тот беззвучно растянулся на снегу и, полежав немного, пополз назад.

– Если бы нам удалось протянуть сюда от «ховеркрафтов» свет и установить прожектор, мы бы быстро с ними покончили, – сказал Абониту.

– В любом случае это не займет много времени, – отозвался Эндрю. – Они не произвели на меня сильного впечатления.

– Их прикрывают, – сказал Абониту. – Тебе видно, откуда ведется огонь?

– Нет.

– С аббатства. Прежде чем ринуться в атаку, они посадили там стрелков. Я от этого далеко не в восторге. Выходит, это не просто кучка дикарей.

От Эндрю не скрылась его ирония.

– Да, это не дикари.

– Что ж, – продолжал Абониту, – посмотрим, что из всего этого получится. Думаю, на первый раз с них достаточно. Гляди, вон еще один бежит в укрытие.

– Да, – согласился Эндрю, – достаточно. На первый раз.

* * *

На следующий день в лагере царило приподнятое настроение; ночная атака была отбита, и успех рассеял неуверенность, охватившую было людей после исчезновения патруля. За ситуацией на реке наблюдал всего один «ховеркрафт» – он курсировал от Стейнз на западе до устья Темзы на востоке, однако не сообщал ничего нового, кроме того, что в Чисуике беснуется все та же толпа, бросающаяся камнями; в других местах изредка появлялись небольшие группки и одиночные фигуры. День прошел мирно; ни ночью, ни на протяжении последующего дня защитников лагеря никто не беспокоил. Погода обещала стать более ясной, однако после полудня небо набухло тучами. Сумерки опустились раньше обычного; стоял трескучий мороз. Еще до наступления ночи начался снегопад, сопровождаемый сильным ветром. Ночью разыгралась настоящая вьюга.

Под завывание вьюги противник начал вторую атаку.

Его целью оставались те же позиции, которые он стремился захватить в прошлый раз, однако появилось и нечто новенькое – попытка овладеть лагерем со стороны сада, где нападающим удалось на время закрепиться. Эндрю не видел, как развивались события на этом участке, однако, судя по последующим рассказам, Абониту сам повел своих людей в контратаку. В результате противник отступил, лишившись двоих человек. Один из них умер на месте, другой был ранен в грудь. Трое африканцев получили ранения, причем один – серьезное. Эндрю обнаружил труп и раненого англичанина в гардеробной палаты лордов, превращенной в лазарет. Абониту как раз допрашивал раненого. Повернувшись к вошедшему Эндрю, он пожал плечами:

– Ничего не могу от него добиться. Может быть, теперь ты попробуешь?

Англичанину было на вид тридцать с небольшим лет, он был полноват, толстогуб, на щеках кудрявилась молодая борода. По его лицу разлилась синева, свидетельствующая о сильной потере крови. Сквозь только что наложенные бинты успела проступить кровь.

– Вам удобно? Что я могу для вас сделать? – спросил его Эндрю. – Может быть, хотите капельку бренди?

Раненый вздрогнул и враждебно промолчал.

– Мы – мирная экспедиция, – сказал Эндрю. – Мы не хотим никому причинять вреда. Скажите, почему на нас нападают? Атаки определенно кто-то планирует – но для чего? Продукты? Оружие? У нас есть и то, и другое, но ведь вполне очевидно, что мы станем все это защищать. Какая-то бессмыслица!

Ответа так и не последовало.

– Вам совсем нечего сказать?

– Проклятый изменник! – в первый раз разжал зубы раненый. Речь явно давалась ему с трудом. Лицо исказила гримаса боли. Он отвернулся и замер.

– Оставь его, – бесстрастно произнес Абониту. – Он умирает.

Раненый дернулся, но больше ничего не сказал. Абониту и Эндрю вышли из озаряемой свечами комнаты в кромешную тьму коридора. Абониту включил фонарь.

– Сегодня мы еле вывернулись, – сказал Эндрю.

– Да, еле-еле. Если бы им удалось закрепиться… Не знаю, сколько у них еще сил.

Они прошли мимо выбитого окна, в которое мело снегом.

– Если погода не улучшится, – продолжал Абониту, – будет трудно обороняться. Уже сегодня нельзя было ничего Разглядеть в пяти ярдах.

– Я не стал бы утверждать, что это типичная для Англии зимняя погода. Однако более типичная, чем безоблачное небо, которое нависало над нами в первые дни. Барометр чаще показывает «ненастье».

– Да, знаю. Есть новости из Лагоса. – Абониту примолк. Эндрю подождал, пока он заговорит снова. – Через неделю к нам выходит корабль с припасами.

– Это гораздо раньше, чем планировалось?

– Мы становимся значительными персонами. Кое-кто, как мне известно, вообще не верил, что мы доберемся до Англии. Тут была замешана политика: если бы экспедиция окончилась провалом, некоторые министры лишились бы постов. Подозреваю, что судно готово уже давно, но они не спешили его отпускать.

– А теперь?

– Теперь – другое дело. Нас здорово укрепляют: всевозможный инвентарь, генераторы, военный отряд. Здесь собираются основать надежную базу.

– Как быстро дойдет до нас это судно?

– При благоприятных условиях за двенадцать дней.

– Значит, предстоящие три недели обещают стать критическими?

– Да. – Абониту направил луч фонаря в распахнутую дверь, осветив массивные дубовые створки и тяжелый алый плюш. – У нас будет с полдюжины вертолетов «Вестланд», огнеметы, напалм…

– И атомные бомбы?

– Нет, – усмехнулся Абониту. – Хотя в Нигерии есть и они – ты знал об этом? Их продали нам перед самым крахом.

– Думаете применить их против Южной Африки?

– Как будто да. Естественно, лишь в качестве средства устрашения, – пояснил он саркастически.

– Существует ли такая вещь, как преданность?

– Между нациями? Нет, только собственный интерес.

Отдельный человек может быть предан своей нации, хотя люди, обремененные предрассудками, описывают это состояние более возвышенными словами. Думаю, это вполне реальное дело, при условии, если известен объект преданности. Преданность рождается в дружбе и не зависит от прихоти.

– Не может быть преданности, если не существует возможности измены.

Абониту пожал плечами.

– Ничто хорошее не может существовать без своей противоположности. – Он бросил взгляд в высокое окно, выходившее на восток, в котором уцелело стекло. – Светает.

Сегодня они уже не вернутся.

* * *

Попытки штурма прекратились. Вместо них противник повел снайперский огонь. Снайперов было, видимо, всего двое: один засел в аббатстве, другой – в одном из домов на Уайтхолле, хотя не исключалось, что метких стрелков было и больше, но винтовок – всего две. Стрельба начиналась ранним утром и не прекращалась до позднего вечера. Новая тактика не принесла большого успеха, однако за первые два дня один из осажденных был убит и два – ранены.

Следующее происшествие случилось на исходе дня. Метель неожиданно утихла, и предзакатное небо быстро очистилось, отчего река к западу окрасилась в багряные тона.

Абониту и Эндрю стояли на галерее, когда прибыло донесение: есть еще один раненый – в руку, чуть ниже плеча.

– Люди встревожены, – сказал Эндрю.

– У них портится настроение, – согласился Абониту. – Ведь неизвестно, когда раздастся следующий выстрел. Поэтому они нервничают и теряют уверенность. Еще денек-другой, и при следующем штурме… Дела могут обернуться плохо.

– Да, – подхватил Эндрю, – могут. Но тут уж ничего не поделаешь. Противник, наверное, только и ждет, чтобы мы предприняли атаку на его позиции.

– Согласен. Я даже подумывал об этом. – Он улыбнулся. – Вот возможность показать, что я лучше Муталли как командир. Он никогда не смог бы отступить.

– Думаешь оставить Лондон?

– Нет, только городские улицы. Если мы расположимся лагерем посреди реки, поставив «ховеркрафты» кольцом, то нам не будет грозить буквально ничего – разве что снайперская винтовка с оптическим прицелом. Это даст и психологический выигрыш: наши люди не будут ощущать себя окруженными вездесущим врагом, как здесь.

– Выходит, ты готов отступить от того места, где раньше билось сердце Империи?

– Только до подхода судна с припасами и подкреплением. Не вижу смысла в бесцельном риске. Пройдет две недели – и мы станем неуязвимы.

Эндрю повел рукой, указывая на лежащий у их ног город.

– Какой же окажется, по-твоему, их реакция?

– Там будет видно. Возможно, они оставят нас в покое.

– Сомневаюсь.

– Во всяком случае, хуже, чем здесь, нам не будет.

– Вот тут ты, кажется, попал в точку.

* * *

Поутру они снялись с места и расположились на льду посреди реки, между Вестминстерским мостом и Чаринг-Кросс. «Ховеркрафты» встали тесным кружком, а промежутки между ними были заполнены баррикадами из хлама, собранного подле Вестминстерского дворца. Теперь ничто не закрывало обзора; силуэт города отодвинулся и не внушал больше страха. Эндрю заметил, что к африканцам снова вернулась свойственная им жизнерадостность, доверчивость и склонность к дружеским шуточкам. Эндрю относился к ним тепло: это были славные парни; к тому же они принимали Эндрю как своего – теперь он в этом не сомневался. Они буквально преклонялись перед Абониту, Эндрю же был его другом и соратником. Несмотря на враждебность к себе, которую они чувствовали в этой стране буквально во всем, цвет его кожи не имел для них никакого значения.

Прошел ничем не омраченный день, потом такая же ночь и еще один день; и тут, лишь только стемнело, штурм возобновился. Под аккомпанемент беспорядочной стрельбы в сторону лагеря устремились с набережной Виктории закутанные фигуры. Дождавшись, пока авангард нападающих окажется всего в пятидесяти ярдах от «ховеркрафтов», Абониту приказал включить прожекторы и открыть ответный огонь. Этим все и кончилось: люди попадали в снег и остались лежать: одни замертво, другие – стеная от боли. Некоторым удалось спастись бегством. Как только стало ясно, что противник отступил и не собирается лезть на рожон, Абониту дал команду прекратить стрельбу.

Прожекторы по-прежнему освещали своими безжалостными лучами ледяную пустыню. Один из упавших пошевелился, неуверенно поднялся на ноги и, прищурившись, уставился на прожекторы. По всей видимости, он был контужен; Эндрю не знал, что и подумать – то ли он просил пули, то ли просто перестал понимать, где находится и что с ним стряслось. Постояв немного, он все же повернулся и заковылял назад к набережной, прижимая к груди поврежденную руку. Прожекторы не высветили больше ни единого признака жизни. Однако прошло еще несколько минут, и из снега поднялся и устремился к берегу еще один человек.

За ним последовали сразу трое – пара более или менее невредимых людей, придерживающих раненого. Спустя четверть часа на снегу осталось только два безжизненных тела.

Абониту махнул рукой, и прожекторы потухли.

– Не думаю, чтобы они осмелились повторить атаку этой ночью, – удовлетворенно сказал Абониту.

– Я тоже сомневаюсь, – поддакнул Эндрю.

– Ты не считаешь, что это может послужить определенным сигналом – то, что мы прекратили огонь и позволили им убраться восвояси, забрав раненых?

– Каким же сигналом?

– Что мы – цивилизованные люди, а не варвары.

– Самое главное – это то, кто они такие.

– В конце концов им придется смириться с нашим присутствием. Мы не причиняем им никакого вреда.

– Должно быть, они боятся, как бы за нами не последовали торговцы и миссионеры.

– С джином, бусами и Библиями? Это же абсурд, Эндрю! Они знают, что ничего подобного не произойдет!

– Откуда нам знать, что они там воображают? – устало откликнулся Эндрю. – Мы не можем этого знать.

– Разве? – спросил Абониту, снял очки и вытер стекла подкладкой кожаной куртки. – Я так не думаю.

* * *

Спокойствие длилось целые сутки, после чего началось новое наступление. В этот раз главный удар наносился со стороны набережной Виктории, однако его дополняло наступление с южного берега. Противник, продвигавшийся с юга, действовал спокойнее и искуснее, и двоим белым удалось подкрасться к «ховеркрафтам» на расстояние нескольких ярдов, прежде чем их заметили, осветили прожекторами и заставили зарыться в снег массированным залпом.

Абониту и в эту ночь приказал прекратить огонь, как только началось отступление, и не выключал свет, пока со льда не убрали последнего раненого.

Однако противник вновь бросился на приступ еще до рассвета, причем применил при этом новую уловку: люди толкали со стороны набережной какую-то конструкцию; в лучах прожекторов удалось разглядеть, что это – обитая сталью стенка, водруженная на колесики.

– Надо же! – подивился Абониту. – Что ты об этом думаешь?

– Думаю, они воспользовались шасси грузовика для перевозки длинных труб. Под прикрытием этой штуковины они смогут подобраться к нам совсем близко.

– Ничего, – усмехнулся Абониту, – пускай. Посмотрим, что получится.

Он дождался, пока импровизированная баррикада пройдет половину пути от набережной до лагеря. После этого из рядов обороняющихся вынырнул один «ховеркрафт», описал по льду дугу и подобрался к нападающим сзади. Раздались выстрелы, заглушаемые ревом турбин. Потом «ховеркрафт» устремился к набережной, и перестрелка разгорелась снова – теперь уже между экипажем и засевшими на берегу. Спустя четверть часа «ховеркрафт» занял свое место на исходной позиции. Капитан, высокий голубоглазый африканец из племени фулани, доложил о выполнении задания. Как выяснилось, с обратной стороны баррикада не была защищена, и люди, толкавшие сооружение по льду, были застигнуты врасплох. Чтобы разделаться с ними, хватило нескольких залпов.

– Отлично! – одобрил Абониту. – Славно поработали.

Теперь попробуйте поспать.

Фулани отдал честь и удалился. Эндрю зевнул и пробормотал:

– Я тоже не против соснуть, Або. Как и ты, наверное.

– Да, – согласился тот. – Они очень настырны, но теперь, надеюсь, мы на время гарантировали себе покой.

Эндрю заполз в спальный мешок и мгновенно забылся.

Его разбудили новые выстрелы; посмотрев на небо, он увидел, что оно стало ненамного светлее, чем было, когда он ложился. Видимо, прошло не больше получаса. Эндрю нехотя поднялся. Он чувствовал себя смертельно усталым; голова раскалывалась от боли.

Новое наступление оказалось не более успешным, чем все предшествующие, однако на этот раз противник вытолкнул на лед нечто вроде бронированных саней. Для того, чтобы отразить новую опасность, не потребовалось даже высылать в тыл атакующим «ховеркрафт»: они сами бросили свои сани всего в двадцати ярдах от берега. Небо на востоке быстро светлело, и оба покинутых укрытия торчали в снегу как ненужный хлам.

Экспедиционные повара занялись приготовлением завтрака, и Эндрю решил, что следует сперва перекусить, а уже потом снова отправляться на боковую. Мудрость этого решения стала ясна ему чуть позже, когда всего по прошествии пятнадцати минут с южного берега к лагерю снова устремились люди.

Правда, им тоже пришлось бросить свое прикрытие в нескольких ярдах от берега.

Утром тактика противника стала понятной: несмотря на то, что атакующим не удавалось подойти к лагерю, они всякий раз оставляли на льду нечто, что сможет служить укрытием при следующей попытке. Атакующие ограничивались вызовом на себя огня и продвижением вперед импровизированных укрытий. При этом они несли потери, но не столь существенные, как раньше. Несмотря на наступление дня и тусклый свет скрывающегося за тяжелыми облаками солнца, атаки возобновлялись снова и снова. Абониту приказал экономить патроны и направил один из «ховеркрафтов» ближе к берегу, чтобы потрепать противника, однако в лагере воцарилась тревога.

Люди пытались хотя бы ненадолго вздремнуть, однако их беспрерывно будил треск выстрелов; к вечеру появился дополнительный источник беспокойства: с берегов стали доноситься Усиленные мегафонами ругательства.

Шум и сумятица продолжались всю следующую ночь, а потом и все утро. Попыток продвинуть ближе к лагерю укрытая, которыми был уже буквально усеян лед вдоль берегов, больше не предпринималось – видимо, противник сообразил, что «ховеркрафты» неминуемо отрежут его от берега. Однако цель атак не вызывала сомнений: обороняющихся собирались взять измором, не давая им ни малейшей передышки.

Доедая свою порцию подслащенной и витаминизированной кукурузной каши, Абониту произнес:

– Так мы долго не продержимся.

– Они могут сменять друг друга, а мы – нет, – поддержал его Эндрю. – Что же делать? Опять в путь? Вверх по реке? Или вниз?

– В любой части города они не дадут нам покоя.

– Тогда прочь отсюда. – Абониту помалкивал. – Дождавшись подкрепления и пополнив запасы, мы сможем вернуться.

– Да, – согласился Абониту, – так будет разумнее всего. Сейчас мы отступим, но потом вернемся – с вертолетами, огнеметами и напалмом. Тогда наступление поведем уже мы. Затравим их на этих узких улочках, как крыс. Но я не хотел этого, Эндрю.

– Тебе не оставили иного выхода.

Абониту мрачно поднял глаза на негостеприимный город.

– Чего они хотят? – не выдержал он. – Ведь перед нами не дикари – как они могут быть дикарями? За их действиями стоит чей-то разум, который не может не внушать уважения. Если бы только можно было установить с ними контакт!

– Они как будто не стремятся к этому.

– Но разве они откажутся от контакта, если мы предложим его сами?

– Каким образом?

– Выслав парламентера с белым флагом.

– Может, и не откажутся. Но пока они не предлагали нам ничего похожего.

– Возможно, они считают, что первый шаг должны сделать мы. Ведь это их страна.

– Было бы куда проще убраться подобру-поздорову.

– И вернуться, вооружившись напалмом? Это Лондон, Эндрю! Я хочу согреть мою королеву, а на зажарить ее.

– Значит, парламентер. Зиггури? Думаешь, он справится?

– Нет, не Зиггури. И вообще никто из наших.

– Ты думаешь, что я сгожусь для этого? – медленно осведомился Эндрю.

– Убедить их удастся только тебе.

– Убедить?

– Да. Что у нас мирные намерения. Что мы хотим оказать им помощь. Но я не прошу тебя об этом, Эндрю. Разве что ты вызовешься сам. Я знаю, как это рискованно.

Эндрю улыбнулся. На его облике лежала печать нечеловеческой усталости, лицо горело от начавшейся лихорадки.

– От риска все равно никуда не денешься, – выговорил он. – Остается надеяться, что в этих местах все еще признают белый флаг.

Глава 4

Он в одиночестве подошел к берегу, высоко подняв обрезок узкой трубы с болтающимся на кончике белым лоскутом. До самой набережной он не видел ни души. Потом из-за парапета ему бросили веревочную лестницу.

– Лезь сюда, – велел голос с северным произношением.

Наверху его встретили человек шесть. В их глазах читалось любопытство, смешанное с неприязнью.

– Белый? – удивился главный в группе. – Там есть Другие белые?

– Нет, только я.

– Черномазые ублюдки! – прошипел рыжеволосый коротышка. – Хотел бы я…

Человеку, говорившему с северным акцентом, было на вид лет пятьдесят – коренастый, седовласый и чисто выбритый, в то время как остальные заросли щетиной. Он повысил голос, и все разом умолкли.

– Кто послал тебя к нам? Чего ты хочешь?

– Меня направили для переговоров с вашим командованием.

Оглядев Эндрю с ног до головы, коренастый проговорил:

– Ладно. Пойдем.

Рыжеволосого послали доложить о появлении парламентера. Остальные двинулись вместе с Эндрю вдоль набережной по направлению к Чаринг-Кросс. Их ноги то и дело вязли в снегу и скользили на льду. Потом они свернули к Нортамберленд-авеню. Деревья вокруг были по-зимнему голы, но все же их вид отличался от того, что остался у Эндрю в памяти, – видимо, они погибли от холода. Некоторые были спилены.

Вдали показалась Трафальгарская площадь.

– Осторожность не помешает, – сказал коренастый. – Завяжите-ка ему глаза.

Эндрю завязали глаза куском материи, пахнущим машинным маслом, и повели дальше под руки. Он пытался сообразить, куда именно. Сперва они пересекли Трафальгарскую площадь по диагонали; дальше Эндрю утратил ориентировку. Ясно было, что они перемещаются приблизительно в направлении Пиккадилли-Серкус. Их дважды окликали, и провожатые давали невидимым встречным объяснения насчет Эндрю. Человек с северным акцентом старался отделываться краткими ответами.

– Ступеньки! – раздалось по правую руку. – Осторожнее!

Сперва они преодолели короткий лестничный марш, потом еще один, уже подлиннее. Эндрю почувствовал под ногами мягкий ковер.

– Подождите здесь, – велел человек с северным акцентом. – Я посмотрю.

Пока он отсутствовал, Эндрю успел сообщить своим стражам, что у него в кармане имеется пачка сигарет.

– Боже! – откликнулся голос. – Давненько я не затягивался!

Эндрю уже хлопал себя по карманам, когда новый голос сурово одернул его:

– Опустите руки. Нам от вас ничего не нужно.

Дисциплина у них была на высоте – это Эндрю успел подметить сразу.

– Как угодно, – безразлично ответил он.

Заскрипела дверь, раздались шаги.

– Так, – молвил вернувшийся начальник, – введите.

Они прошли в дверь, спустились еще на несколько ступенек, оставили позади коридор. Эндрю провели в еще одну дверь и велели остановиться.

– Снимите тряпку, – скомандовал новый голос, показавшийся почему-то смутно знакомым. На затылке завозились чужые пальцы, развязывая узлы, и Эндрю зажмурился от света. Комнату освещали всего две керосиновые лампы, однако их тусклого мерцания хватило, чтобы он на какое-то время стал незрячим. Одна лампа свисала посреди комнаты с потолка, наподобие люстры, другая стояла напротив него на столе. За столом восседал человек. Он снова заговорил, и теперь Эндрю покинули всякие сомнения.

– Энди?! Боже мой, откуда ты взялся?

* * *

Комнатка оказалась совсем небольшой и лишенной окна; видимо, она служила когда-то кабинетом менеджеру ресторана. На полу лежал ворсистый ковер цвета электрик. Стол из красного дерева был покрыт алой кожей. Дэвид сидел в удобном вертящемся кресле. Комнату обогревал керосиновый камин, так что Дэвид был без пиджака и в рубашке с короткими рукавами. Он кивком отпустил приведших Эндрю людей.

– Оставьте нас. – Дверь захлопнулась. – Ну что, я жду объяснений, парень.

– Я здесь с экспедицией. Меня прислали для переговоров. Может быть…

– Значит, они из Нигерии?

– Да.

– А мы думали, из Ганы – эскадра ушла именно туда.

– Ей что-то помешало. Она осталась в Нигерии.

– Одного не пойму: как ты оказался среди них?

– Мы снимаем фильм. Я оператор. Но в последнее время нам было не до съемок.

– Ты сам вызвался участвовать?

– Когда Мадлен ушла… Это был единственный способ попасть сюда. Конечно, я не надеялся ее отыскать. Но все Равно… А идея принадлежала Абониту.

– Абониту? Тому, кто устроил тебя на телевидение?

– Да. – Эндрю немного поколебался. – Сейчас он командует экспедицией.

– Вот это да!

– Мадлен… Как она?

Дэвид с любопытством посмотрел на него и ответил:

– С ней все в порядке.

– Она здесь, с тобой?

– Недалеко отсюда. Итак, наши чернокожие друзья прислали тебя для переговоров. О чем же?

– Они хотят понять, почему на них нападают и что они могут сделать, чтобы это прекратилось.

Дэвид улыбнулся все той же располагающей улыбкой, от которой с его лица исчезла недавняя напряженность.

– Нет ничего проще: пусть уберутся восвояси.

– Пойми, у них самые мирные намерения. Они просто изучают, что к чему, – вот и все. У них и в мыслях нет водружать флаг.

– Пока.

– Они хотели бы помочь вам.

– Мы пришли в Африку с такими же лицемерными словами на устах. Ты сам в это не веришь, Энди. Мы противимся колонизации.

– «Мы»? Кто это «мы»? Банда беспризорников, обитающая среди руин мертвого города. – Он указал на керосиновые лампы. – Надолго ли вам хватит керосина? Наверное, вы до сих пор сидите на консервах. Что произойдет, когда кончатся и они? Кто станет ремонтировать дома, когда начнут обваливаться стены?

– И ты считаешь, что нам следует приветствовать своих чернокожих освободителей?

Первое потрясение и замешательство, которое охватило Эндрю, когда он оказался лицом к лицу с Дэвидом и понял, что Мадлен, возможно, где-то совсем близко, прошли. Их место заняли прежние обиды – ведь именно Дэвид виноват в том, что Мадлен покинула Лагос. Эндрю знал, конечно, что несправедлив, так как по крайней мере непосредственно в ее уходе Дэвид совершенно не повинен, однако от этого становилось еще горше. С трудом подавив закипающий гнев, он произнес:

– Мне казалось, что ты гордишься практичностью своего отношения к жизни.

– Верно, Энди, – кивнул Дэвид.

– Выходит, сползать в дикость, а то и в каннибализм, размахивая при этом «Юнион Джеком», – практично?

– Нет, не совсем. Но иногда приходится полагаться на удачу.

– Наверное, все дело в ставке и ожидаемом выигрыше.

Дэвид взглянул на него, и его лицо исказила судорога.

– Да. Хотя в последнее время я не мог много размышлять на эту тему. Текучка засасывает, знаешь ли. Зато я немало думал об этом перед крахом. Как ты знаешь, я мог улететь на юг. Приземлился бы под теплым солнышком, но сразу попал бы в безвыходное положение.

– Мы помогли бы тебе.

– Знаю. Я никогда не любил полагаться на чужую помощь, но, думаю, там мне пришлось бы к этому привыкнуть. Возможно, я привык бы даже к роли представителя презренного меньшинства, хотя это было бы еще сложнее.

Но мое положение было надежным всю жизнь, и я внезапно понял, что с меня хватит. Конечно, мне хотелось выжить, но только на моих собственных условиях. Вот я и решил, что у меня есть шанс этого добиться. И потом, впервые в жизни в моих руках оказалась власть, настоящая власть, с которой мне не захотелось расставаться.

– Выжить? Как кто? Городской эскимос? А власть – над чем?

– Никто не сомневался, что первые несколько лет придется весьма непросто. А потом – что ж, все будет зависеть от того, что нам удастся сделать. Пока еще ничего не ясно.

Мы сохранили подобие организованности. – Дэвид осклабился. – Мы – самая многочисленная группа в этих местах и самая сильная. Удерживаем старый Пейл и кое-что вокруг него. – Он наслаждался собой. – Моя власть простирается до Брикстона на юге и Сент-Джон-Вуда на севере. Следующим летом мы собираемся пригласить оппозицию на крикетный матч на стадионе «Лорде».

– А как же Мадлен – неужели ей по нраву такая жизнь?

– Мадлен вернулась по собственной воле, – медленно проговорил Дэвид. – Я не просил ее об этом, даже не хотел этого. Я… очень ее люблю, но личные отношения в наши дни – роскошь, на которую не остается времени.

– На что же у тебя есть время? На игру в гангстеров среди обледенелых развалин Империи?

– Гангстеры – это сегодня. А завтра – правительство.

– А еда? Горючее?

– Пока не знаю. В настоящий момент, как ты догадался, мы зависим от прежних запасов. – Выражение его лица ненадолго посуровело. – Мы боролись за то, чтобы их сохранить. Можно было бы поделиться с другими, но мы на это не пошли. Мы обрекли тысячи людей на голод, а когда они не захотели спокойно голодать, нам пришлось их убивать. Зато мы сохранили достаточно пищи, чтобы протянуть до конца зимы.

– «Зимы Фрателлини»? Думаешь, вас снова начнет пригревать солнышко? В Лагосе я ознакомился с последними данными – солнечная активность стабилизировалась на теперешнем уровне. Англия навсегда осталась вне зоны умеренного климата.

– Да, климат у нас теперь холодный, – кивнул Дэвид. – Но мы пока не знаем, надолго ли.

– Достаточно холодный, чтобы нельзя было ни выращивать что-либо, ни разводить скот. Чтобы ваши гавани на протяжении восьми-девяти месяцев в году оставались забиты льдами. Конечно, может попасться парочка рыбешек или даже случайно заплывший куда не следует тюлень, но вас все равно ожидает упадок и скорая смерть. Датчане обосновались в Гренландии в двенадцатом веке. Кстати, в те годы там было теплее. Но потом холод нагрянул снова и убил их.

Думаю, что каждую зиму они надеялись, что уж следующим-то летом наверняка полегчает…

– Да, нам попадается рыбешка, – подтвердил Дэвид. – Прямо в Темзе – можешь себе представить? Мы прорубаем во льду лунки и рыбачим. Не знаю, что это за рыба, однако вкус у нее приличный. Но я не об этом. Помнишь, ты мне однажды сказал, что в образовании полярных льдов осадки играют более важную роль, чем температура? А на осадки влияет прежде всего температура всей планеты. Погода улучшается, Энди, даже если пока стоит все тот же холод. Разве ты не заметил этого? Вьюга, которая разыгралась на днях, была первой за целый месяц, да и та быстро улеглась.

– Страну все равно сковывает лед.

– Но чуть меньше, чем раньше. Даже сейчас, зимой, он каждый день подтаивает. И со временем…

– При условии, что погода не будет ухудшаться.

– Видишь ли, по-моему, это не исключено. В былые времена антициклоны, приходившие к нам с Атлантики, приносили с собой дожди. Но сами они являлись результатом взаимодействия самых различных факторов, включая температурный. Вполне резонно предположить, что охлаждение планеты могло поломать прежние закономерности.

Возможно, что наши штормы достаются теперь Испании и Северной Африке. Какой была погодка, пока вы шли на север?

– Не без штормов, – нехотя согласился Эндрю.

Дэвид ответил ему радостной улыбкой выигравшего спор школьника:

– Вот видишь!

– Но раньше тоже случалось, что антициклоны отклонялись от обычных маршрутов к северу или к югу. Вряд ли можно основывать на столь незначительном обстоятельстве долгосрочные планы.

– Не планы: надежды, мечты – называй как хочешь. Единственный долговременный план на данный момент – выжить.

Хотя у нас припасены семена – кукуруза и картофель. Как только земля достаточно оттает, мы начнем сеять.

– В Лондоне?

– Пошлем своих людей за город.

– Придется отсылать их довольно далеко. Разве город помельче не был бы для вас более удобным центром?

– Мы держимся за Лондон по той же причине, по которой сюда явились твои чернокожие друзья: легче удержать его, чем потом отвоевывать. А обладание Лондоном означает обладание Англией.

– Ничего не значащие слова, – утомленно отозвался Эндрю.

– Вот как? Возможно, они пустой звук для тебя, но никак не для черномазых. Если бы это было не так, если бы их вело одно любопытство – тогда зачем принимать бой? Почему бы не убраться туда, где поспокойнее?

Эндрю не видел причин скрывать правду.

– Учти, скоро подойдет подкрепление; люди, оружие.

Но они не хотят пускать в ход силу, если их к этому не принудят. Они хотели бы решать проблемы мирно.

– Вот за это спасибо, – медленно проговорил Дэвид. – Ты нам помог. – Его взгляд сделался более пристальным. – Но ты мог бы помочь нам еще больше.

– Каким образом?

– Погасить свет. – Эндрю не сразу сообразил, о чем идет речь, и на его лице отразилось недоумение. – Прожекторы работают на аккумуляторах. Ты мог бы перерезать провода или устроить замыкание. Пять минут темноты – вот все, что нам требуется.

Эндрю задумался. Заданный им в итоге размышлений вопрос звучал вполне практично:

– Что будет со мной?

– Скройся с глаз, пока все не закончится. Ждать придется недолго, обещаю.

– А потом?

– Мы позаботимся о тебе.

– Сомневаюсь. Вы не можете позаботиться даже о самих себе. Ты сам говоришь, что личные отношения – непозволительная роскошь. Даже если бы я дал согласие, не могу себе представить, чем бы вы могли меня соблазнить.

Кроме того, Абониту – мой друг. Друг, которому я могу доверять и который доверяет мне. Пусть тебе этого не понять, Дэвид, но согласиться придется.

– Думаешь? – На лице Дэвида появилась заговорщическая улыбка. – Ты уверен, что нам нечем тебя соблазнить? А Мадди?

– Мадлен вернулась к тебе. – У Эндрю разом пересохло в горле. – Так она сама решила. Мне оставалось только принять это к сведению.

– Она вернулась потому, что чувствовала себя виноватой передо мной. Как всегда… Тут уж с женщинами ничего не сделаешь. Мадлен буквально создана для самопожертвования; она не могла жить с тобой там, когда знала, что мне в Англии приходится несладко. Но на самом деле ей хотелось быть с тобой.

– Нет. – Борьба с соблазном привела к нешуточной головной боли. – Это не правда!

Дэвид по-прежнему смотрел на него. Это был все тот же заговорщический, ободряющий взгляд, но одновременно в нем было и нечто иное – возможно, тоска.

– Как бы то ни было, ты не захочешь уйти, не взглянув на нее. Или я не прав?

* * *

Войдя в кабинет, она не стала снимать бесформенную меховую шубу. Эндрю как будто не видел Мадлен; он почти не смотрел на нее, пока Дэвид не оставил их одних. Потом их глаза встретились, но он остался стоять на месте.

– Я так рада, Энди! – пролепетала она. – Что тут скажешь? Сперва я не поверила. Ведь так не бывает, правда?

– Ты хорошо выглядишь, – выдавил он. – Никаких признаков голодания.

Она зарделась.

– У нас пайки. Но еды хватает.

Эндрю смотрел на Мадлен, не смея поверить, что она жива, что он отыскал ее. Ему очень о многом хотелось сказать, но оказалось, что в голове ничего нет, кроме самых банальных фраз. Мадлен нарушила молчание:

– Мне очень не хотелось уезжать от тебя, Энди. Поверь, очень!

– Дэвид мне все разъяснил: я был в безопасности и ни в чем не испытывал недостатка, тогда как он находился в беде. Ты никак не можешь справиться с навязчивым материнским инстинктом, да?

Она отвела глаза.

– Энди… – только и вымолвила она.

– Но теперь мы сравнялись, – продолжал он. – Дэвид хочет, чтобы я предал экспедицию и остался здесь. Тогда мы с ним будем как бы в одной лодке. Ты сможешь сделать выбор, забыв про жалость. Разве не так?

Она молча кивнула.

– Некоторым женщинам понадобилось бы в такой ситуации какое-то время, чтобы принять решение, – несколько дней, недель, а то и месяцев, однако к тебе это не относится. Сострадание состраданием, но ты сумеешь разобраться в своих чувствах. Верно?

– Энди, – прошептала она, – милый Энди…

– Я помню, как Абониту впервые заговорил со мной об экспедиции. Мы сидели с ним мертвецки пьяные в одном поганом кабаре. Он важно посмотрел на меня через свои очки и сказал: «Ты обретешь в стране вечной зимы утраченную любовь». Будто в сказке; он иногда ведет себя совсем как дитя. Наутро я понял, что это – ерунда, но мне было все равно, ехать или оставаться. – Эндрю улыбнулся. – После твоего бегства мне было на все наплевать.

Ее глаза блестели – возможно, от слез.

– И вдруг сказка обернулась былью, – заключил он. – В конце путешествия я нашел тебя. Ты права: так не бывает. Но мы – исключение. Нас разделяло расстояние, преграды, опасности, а в итоге поджидал обыкновенный хеппиэнд. Мы любим друг друга. – Он запнулся. – Ведь так? Ты любишь меня, а не Дэвида?

– Да.

– Ты не колеблешься ни единой минуты? Тебе не нужны дни, тем более недели на размышление? Значит, я не ошибся?

– Не ошибся.

– Я часто воображал, как это будет, – признался он, – но человеку не дано быть настоящим провидцем. Скажи еще раз…

– Я люблю тебя, Энди.

– Значит, все в полном порядке! Дэвид не станет возражать?

– Не думаю.

– Мне тоже так кажется. Он никогда не нуждался в тебе так, как я. Правда? Ему никогда не нужен был рядом другой человек.

– Да, – тихо согласилась Мадлен, – это правда.

– Я еще не поцеловал тебя.

Она кинулась к нему. Эндрю чувствовал, что сходит с ума, сжимая ее тело, закутанное в мех, и ощущая на своей шее ее дыхание. Теперь он понимал, что по сравнению с реальностью бледнеют любые мечты. Мечты не могли так жестоко насмеяться над ним.

– Скажи еще раз…

– Я люблю, люблю тебя, Энди!

Он легонько оттолкнул Мадлен и увидел, что у нее дрожат губы.

– Что случилось? – прошептала она. – Что-то не так?

– Все так. Ты была на высоте. Дэвид может гордиться тобой.

– Не понимаю…

Он с трудом поборол желание оскорбить ее. Раньше он не мог себе представить, что способен на грубость по отношению к Мадлен. Выходит, собственная натура еще может преподносить сюрпризы. Совладав с собой, Эндрю осторожно произнес, старательно подбирая слова:

– Дэвид поступил весьма разумно, предприняв такую попытку. Он использует людей в своих целях, и люди не держат на него зла. Я отказал ему, но стоит попросить тебе…

До нее дошел смысл его слов.

– Ты вообразил, что я обманываю тебя? Что Дэвид велел мне притвориться любящей, чтобы ты поступил так, как он хочет? И что я согласилась?

Эндрю глядел на нее во все глаза и молчал, ибо не доверял собственному языку.

– Разве я хоть раз обманывала тебя, Энди? – еле слышно спросила она.

– А разве он раньше просил тебя об этом?

Мадлен поймала его взгляд.

– Почему ты не доверяешь мне, Энди? Потому что я бросила тебя и вернулась сюда? Выходит, я потеряла тебя?

Как я потом сожалела о своем поступке!..

– У поступков бывают последствия, – ответил он через силу. – Дело не столько в твоем бегстве, сколько в том, что было потом. Ты слишком поторопилась, Мадлен, ты оказалась слишком легкой на подъем. Ты не из тех женщин, которые могут запросто перепархивать из одной постели в другую. Тебе надо было попросить отсрочки – глядишь, я бы поверил тебе.

– Да, – сказала она, —, я не из таких. Только твоя догадка неверна: я не делила с Дэвидом ложе.

– Ага, значит, стоило тебе бросить меня, как ты осознала свою ошибку! – воскликнул он с горькой иронией. – Поэтому ты дала Дэвиду от ворот поворот и сидела, как Пенелопа, дожидаясь, пока явится твоя подлинная любовь?

В этом ты пытаешься меня уверить?

– Нет. Я не надеялась снова тебя увидеть.

– Тогда в чем же? Ты терпела мою любовь от одиночества, хотя продолжала любить Дэвида. Что же изменилось теперь?

Ответ последовал не сразу. Жестом, в котором невероятным образом слились гордость и стыдливость, она распахнула полы шубы и тут же запахнулась снова. Он успел заметить, как раздалось ее тело, обтянутое синим шерстяным платьем.

– Вот что, – сказала она.

Эндрю остолбенел и вымолвил только:

– Он…

– Наш? Твой? Да, несомненно. Я поняла, что беременна, еще в самолете, когда летела сюда. Сперва я решила, что меня просто тошнит от воздушных ям… Очень скоро я разобралась в своих подлинных чувствах, но было уже поздно что-либо предпринимать: аэропорт закрылся, а Пейл доживал последние дни. Единственное, что мне оставалось, – попытаться выжить. Я не знала, хватит ли у меня сил, но меня поддерживал Дэвид. Он все время разглагольствует о ребенке. Он уверен, что родится мальчик. Мне кажется, он тоже лучше разобрался в себе. Ему бы хотелось иметь сына.

– Все будет совсем непросто, – произнес Эндрю. – Ни больниц, ни оборудования…

– Не бойся, все пройдет как полагается.

Ее спокойная уверенность рассеяла его страхи, но смятение не проходило. Он представил себе Дэвида, диктатора зарождающейся империи, которому нужен сын, преемник…

– Бедный Дэвид! – невольно вырвалось у него.

– Да, бедный Дэвид, – согласилась она.

Этот невинный заговор, скрепленный любовью, рассеял его сомнения. Он раскрыл объятия, и Мадлен бросилась к нему, тяжело повиснув у него на шее.

– Ты все спрашивал и спрашивал, – услыхал Эндрю ее щекочущий шепот у самого уха. – А сам ничего не хочешь сказать?

– Я люблю тебя. – Он сжал ее еще крепче. – Люблю вас обоих.

Глава 5

Абониту разбил палатку в центре кольца, образованного «ховеркрафтами». Поприветствовав Эндрю, он дождался, пока они останутся с глазу на глаз за шатким столиком, и только после этого спросил, как обстоят дела.

– Плохо.

– Они не хотят договариваться? – спросил Абониту и налил бренди в две алюминиевые кружки.

– Только на одном условии – чтобы вы оставили Лондон. Они предпочли бы, чтобы вы вообще оставили страну, но понимают, что не могут принудить вас сделать это.

– Они полагают, что смогут настоять на первом своем условии?

– Да. Во всяком случае, они попытаются.

– Почему?

– Разве это не очевидно?

– Им не приходит в голову, что наше отступление не будет препятствием для прихода других?

– Видимо, они намерены бороться со злом в порядке очередности. Они полагают, что с наступлением лета смогут начать возвращать страну под свой контроль.

– Звучит оптимистически.

– Верно.

Абониту указал на кружку с бренди:

– Почему ты не пьешь, Эндрю? Я полагал, тебе не мешает расслабиться.

– Спасибо.

Бренди согрел его, и он понял, до чего продрог. И напуган.

– Что у них там творится? – спросил Абониту.

– Холод, – отозвался он. – Безнадежность. Но они надеются – вопреки всему.

– Как с организацией? С дисциплиной?

– Неплохо – как того и следовало ожидать.

Абониту снова плеснул в кружки бренди и поднял свою к губам.

– Значит, я должен буду добиваться благосклонности моей королевы огнем и мечом. У меня нет другого выхода.

– Что ты собираешься предпринять?

– Наше намерение вполне разумно – дождаться судна с подкреплением. Наступили решающие дни: если им удастся одолеть нас до подхода подкрепления, то все погибнет. Если же нет… Я подумал, что неплохой базой мог бы стать Тауэр.

Более древний оплот суверенитета, который к тому же легче оборонять. Как тебе нравится моя идея, Эндрю?

– Звучит убедительно, – одобрил Эндрю.

– Не слышу энтузиазма.

– Отличная идея!

– От Тауэра можно будет двинуться на запад, прокладывая себе путь огнем и гранатами. По Каннон-стрит, Ломбард-стрит, Чипсайду. Мы сможем даже занять собор Святого Павла! Вдруг мы отыщем священника, который согласится короновать меня в Вестминстерском аббатстве? Король Абониту Первый! Как тебе это нравится?

– Для шутки слабовато.

– Да, Лагосу это придется против шерсти. Но все остальное вполне серьезно.

В наступившем молчании рядом с палаткой послышались чьи-то шаги и посвистывание. В слабом свете работающей от аккумулятора лампочки Эндрю увидел, как пристально смотрит на него Абониту. Свет отражался от его черного лица и от виднеющихся между чуть раздвинутыми губами зубов, белизна которых только подчеркивала негроидность черт.

– Что случилось, Эндрю? – спокойно спросил Абониту.

– Разве что-то случилось? Не понимаю.

– Побывав там, ты преобразился.

– Возможно. – Он посмотрел на Абониту в упор. – Я нашел Мадлен.

– И что же?

Стараясь говорить только правду или хотя бы полуправду, он сказал, не выдавая своих чувств:

– Она с Дэвидом. У нее будет ребенок. Вот и все.

Абониту выдержал паузу и произнес:

– Значит, поиски завершены. С ненавистью покончено.

– С ненавистью?

– Значит, с любовью. Какая разница? Желание, стремление обладать – именно это привело нас сюда, в эту холодную страну.

– Да. И я нашел то, что искал. Но ты-то – нет.

– Нет. – Абониту допил бренди. – Дело в том, что ты, по-моему, всегда слишком сильно зависел от других людей.

Почему ты улыбаешься?

– Потому, наверное, что это правда.

– Правда. Все мы время от времени зависим друг от друга. Я, к примеру, зависел от тебя, Эндрю, да еще как.

– Зависел? А теперь – нет? – Он махнул рукой, имея в виду лагерь. – Ты избавился от страха перед их страхом?

– Думаю, они изживают его. Сунь им в руки огонь – они и то не испугаются. Они принесут сюда свое солнце.

– Солнце сулит жизнь, – сказал Эндрю, – а не смерть.

Абониту резко поднял голову, отчего блеснули его очки.

– Я ждал этих слов. Что мне делать с тобой, Эндрю?

Рядом с Абониту стоял прислоненный к столу автоматический карабин. На столе не было ничего, кроме алюминиевых кружек и фляжки с бренди. В ящичке под походной койкой Абониту имелась еще одна такая фляжка. Эндрю с содроганием осушил свою кружку.

– Почему со мной надо что-то делать?

– Потому что я больше не могу тебе доверять. Существует возможность, что ты предашь нас. Риск слишком велик.

– Как же Абониту Первый разделается с первым своим изменником? – улыбнулся Эндрю. – Интересный вопрос!

– Можно отослать тебя назад к твоим соотечественникам.

– Неверно. Я могу принести им пользу.

– Действительно. Тогда что же?

– Есть более простое решение. – Абониту молча ждал продолжения. – Отправь меня обратно в Африку на судне, которое доставит подкрепление. Тебе не придется даже искать предлог: с камерой сможет обращаться кто-нибудь другой – например, юный Нуму. Я вернусь и сделаю первую программу об экспедиции в Лондон. У нас уже достаточно материала.

Абониту задумчиво кивнул:

– Да, так будет лучше.

– А сейчас, коль скоро я вышел из доверия, тебе следовало бы приставить ко мне часового. – Эндрю поежился. – Никак не согреюсь. Там осталось бренди? – Абониту вытряхнул в его кружку последние капли. – Негусто…

Абониту улыбнулся, поднялся со стула и направился к койке. Стоило ему повернуться спиной, как Эндрю схватил карабин. Абониту, наклонившийся к ящику, ничего не услышал. Когда он обернулся, карабин уже был нацелен ему в грудь.

– Не вздумай поднимать шум, – предупредил Эндрю. – Нервы у меня на пределе.

– Глупо! – На черном лице не отразилось никаких чувств. – Что толку?

– Посмотрим. – Эндрю встал. – Делай, как я скажу.

Выходи из палатки. Я пойду сзади. Никаких криков, понял?

– Я понимаю только то, что ты занялся бессмысленным делом.

– Я сам разберусь. Давай!

Он посторонился, уступая Абониту дорогу. Оказавшись у него за спиной, он почувствовал смятение: ничего не выйдет, Абониту схватит его или по крайней мере успеет позвать на помощь… Эндрю еще крепче вцепился в карабин.

Когда приклад опустился на голову Абониту, он ждал, что это не произведет ни малейшего эффекта. Однако от удара у него самого заломило руки, а Абониту рухнул как подкошенный, не издав ни звука.

– Прости, Або, – сказал Эндрю и потащил потерявшего сознание друга в угол палатки. Однако тело оказалось слишком тяжелым, поэтому он решил, что лучше просто закрыть его койкой. Сделав это, он огляделся и остался доволен: вид палатки не вызывал подозрений.

Снаружи совсем стемнело. Пока он шел к ближайшему «ховеркрафту», никто даже не поднял головы. Неподалеку варился ужин, в воздухе висел вкусный запах. Кто-то напевал песенку – колыбельную племени фулани, как сумел определить Эндрю. Он поднялся на борт и оглядел панораму города.

В безоблачном небе уже загорелись звезды; сбоку к ним подбиралась луна. К западу и востоку виднелись силуэты мостов, по берегу тянулись знакомые очертания зданий. Эндрю посмотрел на светящийся циферблат; четверть часа – вот и все, что имеется в его распоряжении. Вполне достаточно, но и медлить не стоит. Он прошел, не вызвав ничьих подозрений, к носу судна. Часовой безразлично взглянул на Эндрю, когда тот склонился над проводкой, питающей прожекторы, – подумал, наверное, что намечается мелкий ремонт. Оторвать провода оказалось не так-то легко, но Эндрю упорно дергал их, пока не добился цели. Бросив концы проводов на металлическую обшивку, он двинулся к следующему судну.

Едва он успел вывести из строя все шесть прожекторов, как послышалась стрельба. Африканцы попробовали включить прожекторы, но не смогли этого сделать и в отчаянии заголосили. Последовала полнейшая неразбериха, однако длилась она совсем недолго: через десять минут все было кончено.

Глава 6

Наступившее утро было очень ясным – такого в Лондоне не случалось даже в былые времена. В солнечных лучах ослепительно белела скованная льдом Темза, сверкали крыши домов по обоим берегам, на которых еще лежал снег после последней метели. Даже нелепая кровля Фестивал-Холла обрела в это утро некое достоинство. В бодрящем воздухе угадывался крепнущий восточный ветер.

Дэвид, расположившийся в одном из «ховеркрафтов», велел привести Абониту.

– Как вы себя чувствуете сегодня утром, генерал? – поинтересовался он.

– Голова побаливает. – Абониту чуть улыбнулся. – У нас, чернокожих, как вам известно, крепкие головы.

– Я рад, что обошлось только этим, – усмехнулся Дэвид.

– Можно спросить, что вы собираетесь с нами делать?

– Я как раз раздумываю над этим. Когда Гарольд разбил норвежцев при Стамфорд-Бридже,[24] он выделил им двадцать четыре корабля, чтобы они могли добраться до дому и рассказать там о своей участи. Мы могли бы выделить вам один «ховеркрафт». Придется потесниться, но так как у вас не будет ни оружия, ни припасов, места должно хватить.

– Припоминаю, – сказал Абониту. – Несколькими днями позже они лежали мертвыми вблизи Гастингса, а Вильгельм-Завоеватель захватил Англию.

– Англичане умеют учиться на своих ошибках, даже если они были допущены тысячу лет назад. Если бы Гарольд, собирая свои силы, не покидал Лондона, все могло бы сложиться иначе.

– За нашей экспедицией последуют другие. Сколько времени вы будете собирать свои силы?

– Надеюсь, не слишком долго. Возможно, мы уже скоро сможем отбить у непрошеных гостей охоту совать к нам нос. Мы собираемся снять занятный фильм о конце нигерийской экспедиции – разоруженные остатки загружаются в корабль, доставивший было подкрепление. Думаю, это будут эффектные кадры.

– У вас не осталось телепередатчиков, – улыбнулся Абониту. – Но, даже если бы они были, в Африке все равно не приняли бы вашу программу.

– Верно. Но раз мы теперь имеем на вооружении эскадру «ховеркрафтов», то, думаю, настало время снова устанавливать цивилизованные контакты. Насколько я понимаю, у Совета африканских государств есть база в Сен-Назере. Думаю, что если фильм попадет туда, некоторым государствам захочется им воспользоваться, пусть даже не Нигерии.

– Да, это так. – Абониту помолчал. – А все же жаль.

Мы могли бы вам неплохо помочь.

– Вы можете сделать это и сейчас, – ответил Дэвид. – Мы не такие гордецы, чтобы отвергать помощь. Пожалуйста, присылайте к нам купцов, даже миссионеров, если захотите. Единственное, что мы требуем для начала, – это чтобы наша независимость была признана сразу, а не спустя много поколений борьбы. Так было бы легче и для вас самих.

– Вы предлагаете и нам учиться на ваших ошибках?

– Почему бы и нет? – Дэвид рассмеялся. – Статус доминиона – самое меньшее, на что мы можем согласиться.

Так и скажите им в Лагосе.

– Мне могут не поверить.

– Поверят, если пораскинут мозгами.

– Наверное, вы правы, – кивнул Абониту. – Может, я еще вернусь – но уже с миссией доброй воли. Или в качестве посла.

– Посол – это то, что надо. С подарками, собранными на берегах процветающей Африки. По-моему, лучше всего остановиться на табаке и кофе.

– И бренди, – подсказал Эндрю.

– Да, – согласился Абониту, – и бренди.

Он обернулся к Эндрю, и их взгляды встретились в первый раз после событий прошедшей ночи.

– Я был прав, что не доверял тебе, не так ли? Но неосторожен.

– Прости меня, – произнес Эндрю. – Мне было нелегко на это решиться, с какого угла ни посмотреть.

– Ты тоже проявил неосторожность. Или чрезмерную Щепетильность. Дал понять, что твоей преданности нам пришел конец. Это был благородный поступок. Не думаю, чтобы твой друг, с которым мне довелось познакомиться, поступил бы так же.

– Нет, – согласился Дэвид, – я бы так не поступил.

Абониту продолжал смотреть на Эндрю. На его лице появилась гримаса сожаления.

– Жаль, что ты не вернешься с нами, – сказал он.

– Ты обеспечил бы мне безопасность, если бы я согласился вернуться?

– Мы – цивилизованный народ, – улыбнулся Абониту. – Хотя, быть может, лучше действительно повременить.

В конце концов, это твой дом.

– Да, – сказал Эндрю и перевел взгляд с Абониту на город, белеющий за окном. – Это мой дом.

Загрузка...