Долгая дорога в Ад (Курилко Алексей) читать бесплатно онлайн полную версию книги (ч. 3)

- Что-то дёшево вы цените свою…

- Пятьсот тысяч.

- Долларов?

- Именно. Полмиллиона.

- У вас есть такие деньги?

- Родной мой, я живу более двух тысяч лет. За такое время любой научится откладывать и делать сбережения.

- Так вы, может, ещё и миллионер?

- В общей сложности у меня один миллион двести тысяч. Плюс недвижимость. Квартира в Москве, квартира в Нью-Йорке, а в Испании дом и два ресторана.

- Отчего же вы не предлагаете мне всё? А лишь полмиллиона…

- Остальное хотел оставить детям.

- Каким детям?

- Моим.

- Так у вас, значит…

- Видишь ли, лет пять назад я вдруг подумал: а что если внучок не захочет помочь деду? Что тогда? И я решил подстраховаться и наплодить от разных матерей побольше сыновей. Хоть один да кокнет своего папашку. Делать детей – не воспитывать: много труда не требуется. И может пригодится.

- И сколько же у вас детей?

- Четверо. Трое мальчиков и одна девочка.

- Вот и славно. Запасной выход у вас уже имеется. Есть варианты…

- Они же ещё совсем дети. Ты заставишь меня ждать лишних двадцать-тридцать лет?

- Они будут не лишними. Поживите, подумайте…

- Я одного в толк всё никак не возьму. Как я понимаю, ты не очень-то хорошо ко мне относишься, правильно? Можно сказать, ты меня ненавидишь…

- Ну уж так прямо-таки ненавижу? Я осуждаю ваши поступки, ваш образ жизни, образ мыслей…

- Вот-вот. Ты осуждаешь мою жизнь, меня… Я убил твою прапрабабку, я, по-твоему, испортил жизнь твоей бабушке и так далее. Так действуй как мужчина! Осуждаешь – приведи приговор в исполнение. Будь последователен. Разглагольствовать о добре и зле может всякий, а ты попробуй иметь активную гражданскую позицию…

- Напрасно тратите время. Приберегите ваше красноречие для более подходящего случая. Вот подрастут ваши ненаглядные отпрыски – их и ознакомите со своими умозаключениями. Я вас убивать не буду. Хотя бы потому, что вы этого жаждете больше всего на свете. Для вас это избавление, а вы его не заслужили. Я не Господь Бог, чтобы судить и карать, это Его прерогатива, я же всего лишь человек…

- Се человек.

- Что?

- И тебе не нужны деньги? Не смеши меня.

- Деньги, безусловно, нужны, не спорю. Но только не таким путём. Я буду пытаться и дальше зарабатывать средства, не совершая преступлений.

- Не совершая преступлений, столько денег не заработаешь.

- Устаревший взгляд на вещи. Сейчас совсем другие времена. И другие люди.

- Такие же люди, как и прежде. Обыкновенные. «Квартирный вопрос только испортил их…»

- Великолепная цитата.

- Спасибо.

- А помните, как сказано у Шекспира в «Гамлете»…

- Извини, что перебиваю, но никакого «Гамлета» Шекспир не писал.

- Что вы хотите этим сказать?

- Шекспир, а вернее Шакспер, человек, которому приписывают авторство шестнадцати комедий, двух десятков трагедий и целой кучи сонетов, был безграмотен.

- Вы хотите сказать, что придерживаетесь «антистратфордианской» версии…

- Я хочу сказать, что Шекспир был безграмотен. И всё, что ему приписывается, написал другой человек.

- Кто?

- Гм… А ты меня убьёшь, если я скажу?

- Я вас убью, если сейчас же не скажете.

- О, тогда я умолкаю.

- Прекратите паясничать!

- Ладно. Уговор. Я не прошу давать согласие, я прошу дать обещание ещё раз подумать над моим предложением. Идёт?

- Чёрт с вами. По рукам!

Запись 033

- Сразу хочу предупредить, история сама по себе невероятная. И я сам не до конца могу охватить разумом то, что же тогда произошло и каким образом. Притом, что я лично был не только свидетелем, но и принимал непосредственное участие. Тому виной не мой недалёкий ум, слабые аналитические способности и плохая память, а чересчур захватывающий вихрь событий, унёсший меня с внезапностью и силой настоящего торнадо от размеренного проживания очередных серых будней.

Итак. Весной одна тысяча пятьсот девяносто третьего года я проживал в Лондоне, в доме старого контрабандиста Айзека Фрайера. Фрайер был уже глубоким стариком, но продолжал работать и обучать своему ремеслу молодых «совников». Официально он держал трактир, но трактирными делами занималась его старуха, а сам он пропадал целыми ночами, домой возвращаясь лишь под утро.

Я проживал у Фрайера в ожидании жирного заказа. Если кому-то требовалась чья-то жизнь, люди знали, где меня найти. Я мог бы убить любого, какое бы высокое положение человек не занимал и как бы сильно его не охраняли.

Может поэтому я ничуть не удивился, когда поздним вечером, двадцать девятого мая, в окно моей комнаты постучали. Я вгляделся в окно. Тёмный силуэт. Ничего более существенней и конкретней разглядеть не было никакой возможности. Было не ясно даже какого пола поздний посетитель. Жестом я показал, что можно войти. Ко мне в коморку вёл отдельный вход, я не опасался, что этот незваный гость потревожит кого-то в доме.

Дальше началась какая-то мистика. Я отпёр дверь, желая впустить гостя, но за порогом никого не было. Я прислушался, бесполезно вглядываясь в темноту, стараясь услышать шаги или заметить какое-нибудь движение. Напрасно. Ни шороха, ни звука. Лишь изредка с улицы доносился скрежет цепей, на которых висела табличка с названием таверны.

«Да закройте вы уже эту распроклятую дверь», - раздался хриплый голос прямо у меня за спиной.

Я вздрогнул от неожиданности, и обернулся.

Позади меня стоял мужчина. Одет, как монах. Только одежда его была старой, рваной и грязной.

«Я не заметил, как вы вошли».

«Собирайтесь, - сказал он. – Время не ждёт».

«Что значит - собирайтесь? Вы кто такой?».

«Да какая разница, - говорит. – Нам надо спешить».

«Куда спешить? Зачем? Может, представитесь для начала?».

Монах приблизился к камину, протянул руки к огню, и мне показалось, что огонь запылал ярче и сильнее, он словно потянулся к его рукам и с робким трепетом облизал их.

«Огонь, - медленно проговорил посетитель. – Человек должен благодарить богов за огонь».

Я подождал, не скажет ли он ещё чего-нибудь. Но он молчал. И меня всё это стало по-тихоньку злить.

«Кто вы такой?» – повторил я свой вопрос и шагнул к нему, чтобы либо выбить из него какой-нибудь ответ, либо, в случае, если он продолжит играть со мной и дальше, вышвырнуть его к чёртовой матери.

Я не успел договорить, как он спросил:

«Скажи, брат мой, знаком ли тебе Кристофер Марло?».

Я замер.

«Марло? Ну, так, постольку - поскольку… Смотрел я его «Тамерлана» … Кажется, мы выпивали в одной компании… пару раз… А в чём дело?».

«Не стоит, - предупредил он, - начинать наше знакомство со лжи».

«Вы из инквизиции?».

«Ни в коем разе. Не обращай внимания на мой вид. Я волк в овечьей шкуре. Советую не юлить. Ты знаешь Марло гораздо ближе, и совсем не как драматурга. Он служит на лорда Барли, он его лучший агент. Ты тоже работал на лорда Барли. Именно Марло передал тебе от него деньги за смерть герцога Тейнбока. Лихо ты с ним справился. Да ещё и обставил всё так, что не подкопаешься. Несчастный случай на охоте. Ты становишься мастером. Непревзойдённым мастером своего ремесла. Так что не следует мне рассказывать шотландских сказок. Я и сам их бесподобно сочиняю. Знаю, что вы с Марло приятели. Сейчас он в опасности. И как никогда нуждается в твоей помощи».

Всё это мой гость проговаривал спокойно, размеренным тоном, продолжая стоять у камина, спиной ко мне.

«Он арестован?».

«Был арестован. Двадцать дней назад. Тайный совет постановил арестовать Марло по обвинению в изготовлении и распространении нелегальной литературы еретического толка. Его могли казнить как еретика. Однако всё обошлось. Его отпустили за недостатком улик. Но взяли с него подписку о невыезде – ему запрещалось покидать Лондон. Но он покинул его. Уехал из города. Скрылся. А это уже не очень хорошо».

«Почему он уехал?».

Кажется, он хохотнул:

«Сложно сказать… Может, из-за очередной вспышки эпидемии чумы? Сейчас в Лондоне невероятно опасно. Жуть. А, может, из-за того, что в канцелярию Барли поступил донос, написанный бывшим его другом и коллегой, а ныне злейшим врагом Ричардом Бейнзом. В доносе Марло обвинялся во всех смертных грехах: в богохульстве, в чтении атеистических лекций, в изготовлении фальшивых монет и в греховной любви к мальчикам. От таких серьёзных обвинений его бессилен защищать даже первый министр королевы. Надеюсь, это и так понятно! Не надо быть особо искушённым в подобных делах, чтобы предугадать дальнейшее развитие событий. Марло грозит арест, пытки и казнь».

«Чем же я могу помочь Кристоферу Марло, если даже лорд Барли не в силах ему помочь? Я уверен, что за всем этим стоит архиепископ Кентербирийский, он люто ненавидит Марло, и сделает всё, чтобы увидеть того на костре».

«Огонь тут не при чём, брат мой. Костёр ему не грозит. Его убьют сегодня ночью. Скорее всего прирежут».

«Кого?» - спросил я, слегка опешив.

«Кристофера Марло», - услышал я в ответ.

«Откуда вам это знать? И кто вы, чёрт возьми, такой?».

«Я хорошо знал твоего отца!».

«Что за бред? Какого ещё отца?».

В этот момент гость резко повернулся ко мне всем телом и злобно выкрикнул прямо мне в лицо:

«Твоего отца! Родного!».

Его глаза были налиты кровью, и это не гипербола, он в прямом смысле смотрел на меня кровавыми глазами. Я даже отшатнулся назад, настолько ужасен был его вид. Короткие волосы на голове стояли дыбом, словно шерсть на холке разъярённой собаки. Он и скалился, как собака, а из ноздрей, на выдохе, выпускался серый едкий дым.

«Ещё вопросы будут?» - прохрипел он, обдавая меня смердным дыханием.

Я нервно сглотнул и спросил:

«Вы, стало быть, тоже демон?».

Он улыбнулся. Кровь с глаз ушла, как будто впиталась вовнутрь черепной коробки, волосы улеглись, а глубокие морщины на лице разгладились: к нему вернулся нормальный человеческий облик.

«Ну, какой же я демон? – ответил он, улыбаясь. – Рылом не вышел. Нет, брат мой, чин у меня куда меньший, чем у твоего отца. Он ведь из «благородных». На нём печать звезды. А я всего лишь бес. И только-то. Но с ним мы дружили какое-то время. Да и сейчас когда – никогда, бывает, пересекаемся по службе».

«По службе?».

«Все мы, по мере наших скромных сил и возможностей, честно служим Великому Князю Тьмы Люциферу. И ты, брат мой, не исключение. Хочешь ты того или нет. Так уж на роду написано».

Запись 034

«И как же вас зовут?».

«Лично мне нравится то имя, которое мне дали люди».

«Какое же?» - спрашиваю.

«Мефистофель».

«Знатное имя».

«Моё», - сказал он.

«Ну, Мефистофель - так Мефистофель. Говорят, что если знать истинное имя, то можно повелевать его носителем».

«Чушь!».

«Тогда назови своё истинное имя».

«Не хочу. Оно меня бесит!».

«На то ты и бес».

«А как прикажешь тебя называть?» - спросил Мефистофель.

«Мне по душе имя Агасфер. Я сам его придумал. И я же запустил легенду о себе. Развлекался».

«Да, скука – тот самый ад, который вечно преследует нас и находит нас повсюду, где бы мы ни были и чем бы ни занимались».

«Это всё из-за времени…».

«Презренная чушь! Нет ни времени, ни пространства! Всё это ваша околонаучная чушь! Ничего этого нет!».

«Что же есть?».

«Плоскости. И мы сейчас на самой низшей из них. Проклятое кротовье царство! Свет ослепляет и только сплошная тьма даёт ещё тусклую надежду на прозрение. Ладно, в бездну всё! Ты всё равно ничего не поймёшь. Ведь ты же рос и жил среди людей, а у них давно всё вкривь да вкось и вверх тормашками».

«Почему это я ничего не пойму? - во мне взыграла обида. – Я уже понял… кое-что».

«Кое-что - слишком много на сегодня. Мы чересчур разные, чтобы так сразу говорить на одном языке, я уж умолчу о диалекте».

Помню, меня его слова задели за живое. Мне показалось обидным его отношение ко мне и моему положению. С губ моих чуть не сорвалась громкая фраза о том, что он забывает кто я такой. В конце концов, я сын самого… Но я наступил на горло уязвлённой гордости, к тому же я впервые ощутил гордость от того, что был не совсем человеком, а лишь наполовину. Раньше эта гордость принималась мною - наоборот – за ущербность. Я чувствовал себя изгоем. Ошибкой природы. Лишним и чужим для всех. Потом я вновь ощущал то же самое. Но в тот момент я по-иному взглянул на себя и своё положение.

Я не стал напоминать Мефистофелю, чей я сын. Он явно это помнил и так. Я лишь печально заметил:

«И я достаточно настрадался от скуки».

Мефистофель незамедлительно отреагировал:

«Что – скука? Окружающая среда. Она повсюду. С ней свыкаешься и под неё подстраиваешься. А вот что делать со щемящей тоской, иссушающей, не проходящей? Что делать с ней?».

«Тоска?» - переспросил я.

«Она тоже есть у всех и каждого. В той или иной степени. Тоска объединяет нас. У нас тоска по утраченному, а у людей по несбыточному».

«Может по стаканчику вина?» - предложил я.

«Не сейчас. У нас очень мало времени».

«Того самого, которого вовсе нет?».

«Не умничай. Для нас нет. А для Марло сейчас важна каждая минута. Так что поторопись, приятель!».

Послушно, не вступая в спор, я принялся собираться.

«А где он?».

«В Дептфорде».

«Скрывается?».

«Думаю, он задумал бежать. Завтра в полночь назначено отплытие корабля, капитаном которого является его родной дядя. Официально корабль направляется к русским землям, но куда он заплывёт по пути – одному шкиперу известно. Я предполагаю, что лорд Барли прекрасно осведомлён о местонахождении Марло. Сверх того, он ждёт, когда его подопечный исчезнет, недаром он придержал донос Ричарда Бейнза на Марло. Но вот Френсис Уолсингем – это только мои предположения – желал бы, чтобы Кристофер Марло исчез навсегда, дабы тайны, которыми владеет лучший агент секретной службы её Величества, исчезли вместе с ним. А так и случится, если Марло сегодня убьют. И, если предчувствие меня не подводит, так оно и будет, дорогой мой Агасфер».

«А вам нужно, чтобы он остался жить?».

«Во всяком случае, ещё какое-то время».

«Зачем?».

«Скажем так – у нас с ним есть некоторая договорённость».

«Ну, так наслали бы орду злобных крыс на тех, кто замыслил его убить, или наслали бы какие-нибудь чары на головы наёмных убийц».

Мефистофель в ответ презрительно фыркнул:

«Мы не чародеи».

«Я готов».

Мы вышли из дома в промозглую ночь. Прошли два квартала, спустились к реке, сели в лодку, проплыли под лондонским мостом, который, как обычно, украшали головы казнённых преступников.

«Какой у нас план действий?» - поинтересовался я.

«Никакого, - сообщил Мефистофель. – Будем действовать по обстоятельствам».

«Превосходно!».

Под утро мы были на месте. В гостиницу, в которой скрывался Кристофер Марло со своими дружками, Мефистофель отправился один, а меня оставил во дворе.

Утро выдалось туманным. И было холодно. Я укутался в плащ и терпеливо ждал.

Мефистофель появился спустя минут десять.

«Всё очень скверно», - сказал он.

«Насколько?».

«Я же сказал – очень, очень, очень скверно…».

«А поконкретней?».

«Там королевский следователь. Заканчивают протокол».

«А как он там очутился?».

«Якобы случайно. Всё это неспроста».

«Так, а что случилось?».

«Марло убит».

«Чёрт!».

«Тебе меня мало?».

«Кем он убит?».

«Их было трое: Инграм Фрезер, Роберт Поли и Марло. Они весь вечер пили, а ночью между ними завязалась ссора – в результате потасовки, Фрезер, защищаясь, случайно, или как бы случайно, нанёс Кристоферу удар кинжалом в глаз. Мы опаздали. Ладно, ступай к лодке, я сейчас вернусь».

Что-то мне всё это весьма и весьма не нравилось. А кому бы это, мне интересно, понравилось? А? Вот то-то и оно. Ситуация – горячечный бред сумасшедшего! Не правда ли? Но оказалось, что всё это были только цветочки. Цветочки – лютики… Потому что у лодки Мефистофель появился уже не один… На плече он принёс труп Кристофера Марло…

- Твою мать!

- Абсолютно верно! Я полностью разделяю твоё настроение и совершенно согласен с твоим замечанием.

«Какого чёрта?» - зашипел я громким шёпотом, сквозь стиснутые от негодования зубы.

«Заткнись!» - прикрикнул он на меня.

Потом Мефистофель, схватив меня свободной рукой и взвалив на плечо, так же, как и бездыханное тело Марло, взмыл в небо. У меня перехватило дыхание. Мы взвились в самую высь. Земля осталась далеко внизу, укрытая туманом. Я боялся пошевелиться. Бессмертие бессмертием, но мне совсем не хотелось свалиться вниз с такой высоты. Собственно, я впервые в жизни находился на таком расстоянии от земли. Давно забытое чувство страха охватило меня, я мёртвой хваткой вцепился в Мефистофеля и не ослаблял хватки до тех пор, пока мы не опустились наконец на твёрдую почву, посреди какой-то лесной поляны, куда ещё не проникли лучи восходящего солнца, из-за деревьев, растущих вокруг.

«Нужно торопиться, - забормотал Мефистофель после нашего приземления, - нужно торопиться…».

Он поднял комок земли, размял в руках, а затем принялся шептать что-то невнятное, плеваться, продолжая разминать землю в руках.

Марло лежал у его ног. Лицо бледное, почти белое, только на месте левого глаза зияла темно-красная рана. Пока я рассматривал мертвеца, Мефистофель достал из-за пазухи стеклянный флакон и вылил, содержимую во флаконе, жидкость себе на руку, в которой держал горсть земли. Горсть земли превратилась в чёрную грязь. Он присел на корточки перед трупом и замазал рану Марло образовавшейся грязью.

«Нужно торопиться, - вновь забормотал Мефистофель. – Время не ждёт, и время ещё есть, да, время ещё есть…».

Затем он вскочил и, схватив меня за ворот, бесцеремонно и грубо швырнул меня к лежащему трупу.

«Полегче, приятель», - огрызнулся я.

«Залей ему рану своей кровью».

«Это как?» - растерялся я.

«Ты что глупый? Разрежь себе запястье или ладонь! И поторопись, приятель, – солнце всё выше!».

Не медля больше ни секунды и не задавая лишних вопросов, я выхватил свой нож и полоснул себя резко по руке, а потом расположил свою руку над лицом Марло таким образом, чтобы кровь, стекая, попадала прямо на замазанную грязью рану Кристофера.

«А теперь дыши за него!».

«Чего?».

«Ты бессмертен, твоё дыхание заполнит ему лёгкие, и это поможет ему вернуться с тропы мёртвых. Делай, что говорю. Время дорого!».

Я послушно склонился над бездыханным телом и стал вдыхать в холодные уста Кристофера Марло.

«Сильнее!- кричал Мефистофель. – Больше!».

И вдруг Марло открыл глаза, вернее глаз.

Запись 035

- Хотите сказать, что вы оживили убитого Кристофера Марло?

- Да, мой дорогой, именно это я и хочу сказать: мы оживили убитого Кристофера Марло.

- Я вам не верю.

- Тем не менее, я говорю чистую правду.

- Гм… Не знаю… Я уже… Ну, предположим… Да нет, вы смеётесь надо мной.

- Поверь, я был удивлён не меньше.

- Он встал? Он говорил?

- Он был живым. Я видел это своими глазами.

- Или выдумали.

- Зачем?

- Откуда мне знать! Чтобы произвести на меня впечатление.

- Да, только об этом и думаю.

- Гм… И что было дальше?

- Мы поболтали. Как ни в чём не бывало… Из нашего разговора я много вынес. Выяснилось масса интересных моментов. Если коротко, дело было так. Ещё во время работы над своим «Фаустом», Марло начал усиленно интересоваться чёрной магией. С одной стороны, он взял за основу народную легенду, а с другой, он где-то, отчасти, писал о себе. Его интерес к чёрной магии рос. Он сошёлся с чернокнижниками и колдунами. А потом у него произошла встреча с Люцифером. Он сообщил Кристоферу Марло, что тому суждено стать величайшим поэтом и драматургом, а тот признался в том, что последнее время именно это и составляет предмет его мечтаний и, дескать, ради этого он бы многим пожертвовал. Он также сказал, что вполне чувствует в себе силу, но чтобы реализовать себя и эту самую силу ему нужно время. А Люцифер ему, якобы, сказал, что время-то как раз не проблема и этого добра у него, у Люцифера, так много, что он бы мог с ним, с Марло, поделиться.

Я всех деталей той беседы не помню, но в общих чертах – как-то так.

По просьбе Марло, мы сопровождали его до самого корабля… Забыл название корабля…

Но вот, что самое важное. Прощаясь, Марло передал Мефистофелю одну рукопись. Это была поэма, над которой он последние дни работал. Называлась она «Венера и Адонис». И через две-три недели она была впервые опубликована. Автором её, как следовало из титульного листа, являлся некий Вильям Шекспир.

- Знаете, я когда-то увлекался «Шекспировским вопросом». Личность Шакспера из Страдфорда действительно мало подходит на роль истинного автора бессмертных произведений. Тут тебе и явная безграмотность, как его лично, так и его детей, и его завещание, где ни единым словом не упоминается его богатое литературное наследие, и прочее, прочее, прочее… Но, если быть до конца откровенным, то я больше склоняюсь к версии, что автором шекспировских текстов является Роджэр Мэннерс, пятый граф Рэтленд.

- Но это бы значило, что Рэтленд своё первое большое произведение создал в четырнадцать лет.

- На то он и гений. Мало ли мы знаем примеров, когда гений, будучи ещё совсем неразумным ребёнком…

- Ты о Моцарте?

- Моцарт, Бетховен и… этот… как его?

- В любом случае, не так уж много.

- Но были.

- Не хочу тебя огорчать, но я точно знаю, что «Венеру и Адониса» написал Марло.

- А что с ним было дальше?

- С Кристофером Марло?

- Да.

- Не знаю. Я больше никогда с ним не виделся.

- А Мефистофель?

- Он исчез из моей жизни вместе с Марло.

- Ну, тогда ваше свидетельство практически ничего не меняет.

- Это почему же?

- А чему вы, собственно, были свидетелем? Тому, что Марло выжил? Ну, что ж, возможно. Он написал поэму приписываемую Шекспиру? Не факт. Может это была другая поэма. С похожим названием. Сочинял ли он дальше? Вот первый вопрос. И потом. Может за Шекспира писал не один автор? А может даже не два и не три, может… Может это большой и сложный такой массонский заговор?

- Это писал один человек. Стиль…

- Перестаньте! Одному человеку такое почти не под силу. Слишком богатый словарный запас. Слишком много, слишком талантливо…

- Так ведь ты же забываешь о том, кто ему помогал. Сам князь Люцифер. Это был дар. Но не Божий.

- Но зачем Марло писать под чужим именем?

- Кто знает, мой мальчик! Может в этом вся суть. Дар обрёл – имя потерял. Право на имя. Он же сам говорил, что мечтает писать, создовать бессмертные произведения, а вот упоминуть о бессмертии своего имени, при этом, он упоминуть забыл. И возможно этой оплошностью решено было воспользоваться.

- Я вам не верю.

- Я не Бог, я веры не требую.

- Бога-то хоть не приплетайте.

- Я рассказал то, что знаю.

- Не обижайтесь…

- Вот ещё!

- Ко всему прочему, всё это могло вам просто–напросто привидится. Может, вы объелись какой-то белены…

- Чего?

- Не знаю, каких-то галлюциногенный трав или грибов.

- Ещё скажи, что у меня была белая горячка.

- Не исключено.

- Договорились!

- С вашим пристрастием к алкоголю…

- Ну, что ты болтаешь? Смешно, честное слово. Меня ни одна пуля не берёт, а ты мне – алкоголь.

- Одно дело - реорганизация тела, и совсем другое дело – ваша психика. Я вообще удивляюсь, как вы с ума не сошли лет через триста… Впрочем, сошли. Вы человек ненормальный – это факт. Я имею в виду, что вы - душевнобольной.

- Тут не поспоришь.

- То-то же.

- Болит душа.

- Я о другом.

- А я всё о том же.

- Ну, конечно.

- Я всё о том же. О своём. О душевном… Душно душе, душно…

- Знаете… Я вам сочувствую… Правда. Чисто по-человечески мне вас жаль…

- Это уже кое-что.

- Да. Я представляю насколько вам тяжело. Но помогать вам я не стану. Простите, я не смогу вас убить.

- Но, ты же обещал.

- Я обещал подумать. Ещё раз подумать. Мой ответ не изменился.

- Крайний ответ?

- Повторяю: моё решение окончательное. Всё!

Запись 036

- Что ж… Ладно! Во всяком случае, я попытался.

- Да, вы можете спать спокойно – вы сделали всё, что могли.

- Уверен?

- Простите? Я не понял вопроса.

- Я спрашивал, ты уверен в том, что я сделал всё, что мог?

- По-видимому, да.

- По-видимому, нет.

- В каком смысле?

- Я не думаю, будто я сделал всё, что мог. Ведь результат всё ещё не достигнут.

- А вы не из тех, кто сдаётся?

- Вот именно. И не надо ироний. Я привык доводить всё до конца.

- И что же вы намеренны предпринять?

- Пока не знаю. Тут надо крепко подумать. Что-нибудь да придумается. Я упрямый. Этим я в мать.

- Давайте оставим этот разговор.

- Я вот подумал… А что если я нападу на тебя?

- Не понял.

- Ты всё понял. Что если я попытаюсь убить тебя? Тебе придётся защищаться. Это ведь обычные рефлексы. Инстинкт самосохранения у цивилизованного человека так же силён, как и у человека древнего. Он сидит глубоко, но его никто не отменял. От него не избавиться. Я начну отнимать у тебя жизнь и, в целях самообороны, тебе придётся меня убить. У тебя не будет иного выхода.

- Вы мне угрожаете?

- Я просто размышляю. Я размышляю вслух. Что будет? Если на расстоянии вытянутой руки будет лежать нож, а я схвачу тебя за горло и начну душить? Моя рука крепко обхватит твою шею и начнёт медленно – медленно сжимать… Ты попытаешься вырваться, но у тебя попросту не хватит силёнок, верно? Верно. Ты будешь брыкаться, отпихивать меня, но…

- Прекратите!

- Ты не сможешь сопротивляться… Только одна мысль будет пульсировать в твоём мозгу! Только одно-единственное желание охватит тебя – желание вдохнуть столь нужный для жизни глоток воздуха! Сомнения, жизненные взгляды и принципы – весь этот духовный ливер вылезет из тебя – всё это уже не будет тебя волновать. И останется в тебе только самое неискоренимое – желание жить! Жить, во что бы то ни стало! Жить! А я стану преградой между вами – между тобой и жизнью. И тебе не останется ничего другого, как снести эту преграду, уничтожить… Лёгкий выбор – либо я, либо ты…

- Не приближайтесь ко мне!

- Проведём эксперимент?

- Стойте! А если я и тогда не схвачу нож?

- Ты не сможешь сопротивляться инстинктам…

- И всё-таки – а если?

- Тогда ты умрёшь.

- Но цель останется не достигнутой! А я смогу! На зло! Я тоже упрямый – будь здоров! В кого это я такой, интересно мне знать? Давай! Давай, гнида! Буду смотреть в твои грёбанные глаза и – даст Бог – уже сдыхая, увижу как ты охренеешь, не получив того, чего ожидал! Ну, давай, давай! Что же ты встал?!

- Не кричи… (долгая пауза). Твоя взяла. Выпьешь со мной?

- Наливай…

- Что?

- Наливай!

- Ну, вот мы и на «ты» перешли. На брудершафт можем уже не пить.

- Ты - чёртов ублюдок…

- Да-да, знаю.

- Псих…

- Судя по твоей реакции, по твоим воплям, ты тоже не совсем здоров.

- Убирайся отсюда!

- Ну, тихо-тихо, не горячись. Я скоро уйду.

- Дай сигарету.

- Держи.

- Придурок.

- Ты перенервничал, я понимаю.

- Пошёл ты знаешь куда!?

- Знаю-знаю… И куда подевалась твоя сдержанность? Интеллигентность?

- Заткнись. Я устал. Ты… Да что тебе объяснять? Ты же бесчувственный псих… Дай мне бутылку.

- Пожалуйста.

- Мне кажется, нам больше не о чём говорить.

- Согласен. Ну, что ж…тогда… прощай.

- Всего доброго.

- Извини, что потревожил.

- Ничего.

Запись 037

- Вот только ещё кое-что!

- Ну, что ещё?

- Не кипятись, Дмитрий. Я не отниму много времени. Удели мне, пожалуйста, ещё буквально пять минут.

- Мне уже пора собираться. У меня сегодня куча дел.

- Пять минут! От силы – десять.

- Я слушаю.

- И что тебе собираться? Ты же не баба. Мужчине на сборы хватает минуты.

- По существу, пожалуйста.

- Исключительно по существу. Конечно. Видишь ли, мой юный друг, я уже собирался уходить, полностью признав своё поражение: я собирался уходить, дабы захлебнуться в пучине отчаянья и предаться одному из самых страшных грехов, а именно унынию, но вдруг вспомнил нечто очень и очень важное.

- Что вы вспомнили?

- Опять на «вы»?

- Не выводите меня из себя! Что вы там вспомнили?!

- Я вспомнил, что предлагая тебе меня убить, я не сообщил, что это даст лично тебе!

- И что это даст лично мне?

- Бессмертие.

- В каком смысле?

- О, Боги! Да в самом, что ни на есть, прямом!

- Намекаете на то…

- Да, мой дорогой. Лишивший меня бессмертия обретает его. В этом есть нечто извечное и логичное. Не правда ли?

- Ну и что?

- Хочешь изобразить, будто тебя это нисколько не интересует?

- Бессмертие?

- Оно. Оно самое.

- Не думаю.

- Ой, не лги. Ещё в самом начале нашего знакомства, ты говорил мне, что хотел бы жить вечно.

- Ну, мало ли что я говорил в начале нашего знакомства. А теперь я готов сказать обратное. Просто я не желаю вступать с вами в сделку. Из принципа.

- Свободный и мыслящий человек никогда не опустится до принципов. Будь выше этого.

- Я выше ваших советов и поучений. Мне мои принципы не мешают.

- Принципы не мешают жить? Вполне допустимо. Некоторым они даже облегчают жизнь. Но к цели не приближают.

- Достигать цели не обязательно. Главное – процесс.

-То есть, когда ешь, то главное не насытиться, а именно жевать? А может тогда просто жевать и выплёвывать?

- Я слышал, что неординарные личности достигают цели не через линейную устремлённость к объекту, а через внутреннюю амплификацию.

- Что это ещё за байда?

- Не важно. Я вас больше не задерживаю.

- Вот как?

- Именно так.

- Не желаешь жить вечно? Не верю. Напомни, сколько тебе лет? А лучше ответь: по-твоему, сколько тебе осталось – лет тридцать? Ну, может, сорок…

- Вообще-то, я намериваюсь прожить лет до девяноста.

- Ну, кончено, природа обязательно посчитается с твоими планами. Впрочем, ладно! Хоть до ста! Подумаешь, минутой больше, минутой меньше… Это не важно. Сколько бы ты себе не наметил, человек – одно из самых хрупких созданий мироздания. Ведь с тобой всё может случиться. В любой момент. Вспомни Булгакова. Человек не просто смертен, хуже то, что смертен внезапно.

- Послушайте, у меня не осталось времени на дискуссии. У меня нет времени…

- А будет полно.

- Я серьёзно, мне надо собираться.

- Хорошо, я ухожу. Секунду, я оставлю свою визитную карточку. На случай, если ты передумаешь.

- Ладно-ладно, оставляйте свою чёртову визитку! Хотя, я уверен на девяносто девять процентов, что она мне не понадобится.

- Целый один процент? Превосходно! Звони мне в любое время дня и ночи.

- Идите уже!

- Всего доброго.

- Прощайте.

- Ну, прямо? До свидания.

- Ага… Не тешьте себя иллюзиями…

- Удачи!

- И вам – счастливо! (долгая паузу) Псих.

Запись 038

- Как ваши дела?

- За эти три дня ничего глобально в моей беззаботной и неустроенной жизни не изменилось. Насколько мне известно. Гулял по городу, много пил, случайно попал на творческий вечер одного маститого, как я понял, писателя, совратил юную поэтессу, чем, надеюсь, вдохновил её на создание нового цикла стихотворений. Короче говоря, ничего такого интересного. Всё как всегда… День, ночь, день, ночь… Одно только радует, нашёл хорошего диллера. Ты, кстати, как относишься к кокаину?

- Нейтрально.

- Что это означает?

- Я не принимаю наркотики.

- Зря.

- Как сказать.

- Чего ради отказываться от удовольствия? Нет, ну правда. Ответь как на духу – чего ради мне отказываться?

- Ну, вам же не грозит умереть от таких удовольствий.

- Если б я мог. А пока не вижу причин отвергать дары природы. А ведь дар от проклятия, как и лекарство от яда разделяет лишь мера.

- Вас, наверное, интересует для чего я вас вызвал?

- Я промо теряюсь в догадках. Простите, опять иронизирую. Мне кажется, этому есть только одно разумное объяснение.

- К вашей иронии я привык. А теперь попробуем говорить серьёзно, насколько это вообще с вами возможно. Я пригласил вас… Нет, не так. Чёрт, давненько я так уже не волновался. Чувствую себя как на первом свидании, вы уж меня простите за такое нелепое сравнение. Да вы садитесь! Что вы маячите перед глазами!.. Вот, значит, какое дело… Последние дни я долго размышлял, я много думал…

- Похвально.

- Не радуйтесь раньше времени, я ещё не согласился на ваше предложение.

- Так.

- Я лишь готов его рассмотреть.

- Ну-ну.

- Жизнь, действительно, коротка… А мне так много хочется успеть, многое увидеть и сделать…

- Всё правильно.

- И, по большому счёту, такой шанс бывает только раз в жизни. Бессмертие, безупречное здоровье, деньги… Сколько возможностей открывается передо мной! Ведь можно весь мир перевернуть.

- Не обольщайся на свой счёт.

- У меня масса планов…

- Было время и я был преисполнен мечтами…

- Вы – другое дело! Вы столько времени потратили ни на что, впустую… Вы же сами признавались, что не имели ни цели, ни смысла, ни чёткого плана… Я мог бы сделать этот мир чуточку лучше.

- Ну, что ж, согласен. Используй время с головой. Я заранее рад за тебя.

- Я смогу.

- Отлично! Так что тебе мешает принять моё предложение?

- Да, вроде, ничего… А вы точно хотите умереть? Вы взвесили все за и против? Это окончательное решение?

- Не беспокойся, я всё уже обдумал. У меня было время. Я решил. Давно.

- И как же это надо будет сделать?

- Ты говоришь о способе убийства?

- Да.

- Выбор за тобой.

- Правда?

- И выбор оружия за тобой. Меч, топор, сабля!..

- Как? Мне бы было гораздо удобней и легче из огнестрельного оружия.

- Нет-нет, ни в коем случае! Ты должен нанести смертельный удар своей собственной рукой. Я думаю, прямо в сердце.

- Это не так легко.

- Да, это не так легко. Я тебя научу. Не волнуйся. Получится.

- В конце концов, вы правы, это не совсем убийство. Это акт милосердия. Я лишь окажу вам небольшую услугу…

- Ты сейчас пытаешься убедиь меня или себя?

- Себя.

- Хорошо.

- Знаете, о чём я думаю?

- Я не телепат.

- Только не смейтесь.

- Это вряд ли.

- А вдруг, убив вас, я…

- Что?

- А вдруг, убив вас, я не только стану бессмертным, но и…

- Станешь таким, как я?

- Вот-вот!

- Дмитрий, всё зависит от тебя. Мы такие, какими хотим быть.

- Я не хочу быть таким, как вы.

- Значит, не будешь.

- Не буду.

- Договорились.

- Я мог бы заняться научной работой. Или написать книгу. Я давно собирался, но всё как-то не хватало времени. Я мог бы повидать мир. Я люблю путешествовать. Но почти никогда никуда не ездил. Всё откладывал на потом. А «потом» всё никак не наступало. Да что я говорю! С этим даром я мог бы всё! Могу исследовать самиое дно атлантического океана… или…

- Почему бы и нет?

- Да и деньги не помешают. Мать болеет, нужны лекарства…

- Вот и замечательно!

- Возможно, это не случайно. (пауза) Когда мы это… устроим?

- А чего, собственно, тянуть?

- Как? Сегодня?

- Завтра.

- А куда я дену ваш труп?

- Спокойно. Завтра я заеду за тобой на машине. Тут в пятидесяти километрах от города, я снимаю дачу. Там тихо, уютно… Ты убьёшь меня там, потом сядешь в мою машину и вернёшься в город. И никто тебя со мной не свяжет. Всё будет идеально. Ещё одним нераскрытым убийством больше.

- Вы подготовились.

- Конечно.

- Знали, что я соглашусь?

- Рано или поздно.

- А деньги? Может добавите тысяч сто?

- О, а мне казалось, ты не столь меркантилен.

- Не надо путать меркантилизм с обыкновенной практичностью. Если уж жить долго, то непременно хорошо. Это, если страдать, то лучше коротко.

- Порода. Но мы уже договорились на пятьсот тысяч. Не будем торговаться. Это хорошие деньги.

- Вам точно не жалко покидать этот бренный мир?

- Да, что ты заладил – точно-не точно? Вот уже где у меня – и мир, и война, и сета сует. Да никакой Эклизиаст не расскажет тебе об этой грёбанной жизни лучше, чем я!Боги! Люди так цепко и жадно держатся за этот «лучший из миров» только потому что сомневаются в существовании других миров, иных жизней. А я знаю, смерть – это не конец. Это только начало. Особенно, если это последняя смерть.

- Что значит – последняя смерть?

- А то и значит.

- Ну, разъясните.

- Всё просто. В двенадцатом веке я встретил человека, с которым я близко дружил в десятом веке.

- Как это?

- Я узнал его. Вначале меня поразило внешнее сходство. Поразительное сходство. Совпадение? Безусловно. А как же! Другого разумного объяснения нет. Но затем, пообщавшись с ним, я был поражён ещё больше. У него был и характер такой же. И мировозрение. И даже привычки. Хуже того, у него тоже – он как-то в этом мне признался – было ощущение, будто мы с ним были знакомы. Представляешь! Ощущение! Но и это не всё. Однажды ему приснился сон, в котором произошло то, что происходило с нами в десятом веке. В том сне он подыхал точно так же как когда-то, а я в этом сне тащил его на своём горбу к замку, где нас встречали его мать и супруга! Как тебе это?

- Вероятно, это был далёкий потомок вашего знакомого.

- Это как раз маловероятно.

- Что же вы по этому поводу думаете?

- То же, что и, наверняка, подумал ты.

- Что ж… Вы, стало быть, надеетесь на реинкарнацию?

- Не знаю, на что надеюсь… Не знаю, чего хочу… Я знаю только, чего я не хочу. (пауза) Вот, это тебе, кстати…

- Что это?

- Так… кое-какие записи… Какое-то время я пытался вести что-то вроде дневника. Потом это превратилось в воспоминания… Теперь никому не нужные. Не знаю. Может, тебе будет интересно. Пригодится, может… В конце концов, ты журналист, почти литератор, может, я не знаю, используешь как-нибудь. Не выбрасывать же их. Жалко всё-таки. Я, как-никак, тратил на них какое-то время…

- Спасибо. Я потом почитаю. Может действительно пригодится. Для будущей книги. Или так, для себя.

- Ладно, я пойду. К завтрашнему ещё нужно всё подготовить. Ты не передумаешь? А то это не по-мужски…

- Нет. Мне легче, чем вам. В отличии от вас, я знаю, что выход есть. Это раз. Я верю в себя. Это два. И я люблю жизнь.

- Что-то я в тебе этого не замечал.

- Я многого добьюсь, я многое сделаю… И мне даже немного обидно, что вы этого не увидите…

- Да, я понял, понял… Ты готов и горы свернуть, и пустить реки вспять. Я верю тебе, мой мальчик. И мне нравится твой настрой. Я бы даже, наверное, не удержался и проникся бы завистью к тебе, если бы не знал жизнь. Да уж… К тому же, не буду скрывать, мне абсолютно всё равно. Но ради… ради… не знаю даже ради чего, я скажу тебе откровенно – очень сомневаюсь, что бессмертие принесёт тебе счастье или хотя бы удовлетворение. Человек всегда останется человеком, сколько бы он не жил. Человек, так уж сложилось, потому и велик, что он, по сути, ничтожен.

- Я не желаю сейчас тратить время на разгадки ваших идиотских парадоксов.

- Ничего, скоро у тебя будет уйма свободного времени.

- Вот и славно.

- Итак, до завтра! Я заеду за тобой около шести. Не слишком рано?

- Буду ждать.

- Хорошенько выспись.

- Я очень постараюсь.

- Я серьёзно говорю.

- Ценю вашу заботу.

- Спокойной ночи.

- И вам того же.

- Это ты мне пожелаешь завтра.

- Тогда, до завтра.

Запись 039

- Ну и как тебе мой дом?

- Вы же говорили, что снимаете его?

- Вчера я выкупил его. И включил в завещание. Дом получит один из моих сыновей. Я прекрасный отец.

- Ясно.

- Так как дом?

- Роскошный.

- Сейчас я разожгу огонь в камине.

- Удивляюсь я вам! Нет, честное слово, просто удивительно! Даже если вам больше не интересно жить, поселились бы здесь, занялись бы наукой или предавались бы размышлениям, нашли бы какое-нибудь дурацкое хобби, пили бы свой любимый коньяк, а у ног сидела бы любимая собака и жмурилась, глядя на огонь… По выходным я бы приезжал к вам и мы бы беседовали на разные пустячные темы.

- Всё проходит. И это бы прошло.

- Я вас не уговариваю. Эту ночь я провёл без сна. Я всё продумал. Я убедился в твёрдости своего решения. Я охотно приму ваш крест. Или корону. Ваши доспехи Бога. Даже не знаю как ещё это назвать. Стану вашим преемником. Приму ваш дьявольский дар. Агасфер умер! Да здравствует Агасфер!

- Звучит, как тост.

- Охотно выпью.

- Бар позади тебя.

- Что вы будете?

- Всё равно.

- Я буду виски. «Джек Дэниэлс».

- Отлично. Мне тоже.

- Со льдом?

- Чистый.

- У вас грустный вид.

- Грустный? Нет. Напротив. Я почти счастлив. А подавленное состояние – всего лишь побочный эффект.

- Давайте выпьем.

- Давай. За мой отъезд. Кто-то из великих, умирая, сказал: «Я отправляюсь в страну великого «может быть».

- Нет, не обманывайте меня. Я же не мальчик. Кое-что всё-таки я понимаю и в жизни, и в людях.

- Ты о чём?

- Я ещё ни разу не видел вас таким печальным. Что бы вы мне не говорили. У вас какой-то взгляд другой…

- Хочешь, я поделюсь с тобой своими ночными мыслями?

- Конечно же, мне интересно.

- Мне тоже сегодня не спалось. Я пил, слушал Бетховена(а затем Вагнера – ох, и силища доложу я тебе!), играл в бильярд и вспоминал свою долгую проклятую жизнь. То и дело ловил себя на мысли, что кое-что из всплывающего на поверхность памяти я бы с удовольствием прожил снова.

- А именно?

- Не важно. Это слишком личное. Не то, что бы интимное, нет, а именно личное, понимаешь? Но я не об этом. Среди прочего я подумал: ознакомь я людей со своей жизнью – многие позавидовали бы мне. Как полагаешь? Так вот. Я прожил длинную, богатую на события, встречи и впечатления жизнь, мне позавидовал бы каждый живущий и, наверное, каждый второй умерший, а я…

- Что?

- А я две трети своего существования ощущал себя одиноким и неисправимо несчастным человеком.

- Всему виной ваш психотип.

- Ты полагешь?

- Уж такой вы и ваше восприятие мира.

- Может быть.

- Поверьте.

- А ещё я слишком поздно понял одну важную деталь, без которой на машине под названием «жизнь» далеко не уедешь и ничего не достигнешь.

- Поделитесь.

- С удовольствием, хотя опыт подсказывает, что к чужим советам мы обычно не больно-то и прислушиваемся.

- В чём же заключается ваш совет?

- Что ж, изволь! Не повторяй моих главных ошибок. Не ищи в жизни смысл – привнеси его сам; не ищи истину – сотвори её; не ищи себя, а реализовывай; не ищи любви и счастья, а твори, созидай всё это! Ибо вне нашей собственной творческой потенции всего этого в реальности попросту нет. Ни смысла, ни цели, ни истины, ни любви – ничего нет. А без всего этого и нас тоже нет.

- Ну, уж так сгущать краски не стоит.

- Всего лишь совет.

- Благодарю, благодарю…

- Пойду ещё налью.

- И мне.

- Того же?

- Да. (пауза) Так какие у нас планы?

- Посидим, поболтаем… А потом ты нанесёшь смертельный удар. Смотри, какой я приготовил нож. Хороший нож. Охотничий. С таким на медведя ходили раньше. Представляешь себе приблизательно что с ним делать?

- Ну, приблизительно, да.

- Тут необходимо точное представление. Привстань-ка! Вот так вот! Прямо в сердце! Понял? Вот сюда.

- Ясно.

- А можешь вот так! Но тогда перенеси упор на эту ногу, а рукой хватайся за меня и рывком – раз! Резче! Как можно резче!

- Ясно-ясно…

- При попадании в кость, клинок может остановиться или соскользнуть, поэтому удар должен быть максимально сильным. Лишь только клинок войдёт в сердце, летальный исход мне обеспечен почти мгновенно. Понял?

- Ну, в общем, да. В теории всё выглядит не так уж сложно. А вот как оно будет на практике…

- Всё будет хорошо. По-большому счёту, тут ничего сложного. Ты справишься. Выпьем ещё по одной?

- Пожалуй.

- И всё. А то опьянеешь – рука ослабнет. Рука должна быть твёрдой… (пауза) Кстати, этот чемоданчик твой.

- В нём деньги?

- А ты как думаешь?

- Деньги.

- Пятьсот тысяч. Как договаривались.

- Хотите, я позабочусь о ваших детях?

- О них позаботятся без тебя. Волнуешься?

- Немного.

- Без этого нельзя.

- Я понимаю.

- Помни. Ты не убиваешь меня. Ты даруешь мне свободу.

- Да, да, я как раз об этом и думаю. Я бы хотел… Мне бы хотелось сказать вам кое-что важное.

- Я слушаю.

- Значит так…

- Слушаю.

- Вы уж простите меня. Я в своих суждениях был несколько резковат. Может мои слова задевали вас…

- Давай-ка, Дмитрий, обойдёмся без прощений и без прочей лирики. Нечего нам тут разыгрывать друг перед другом сцены драматического толка. Я этого не люблю. У меня от такого начинается аллергия в виде страшного зуда по всему телу, я уж не говорю о мозге – тот вообще покрывается волдырями и медленно закипает в прямом смысле. Ты взрослый мужчина, я вообще старик древний… Не будем распускать нюни. Всё самое дорогое для меня осталось в далёком прошлом. Но я ни о чём не жалею. «Не жалею, не зову, не плачу, всё пройдёт, как с белых яблонь дым…». Это Есенин?

- Кажется, да.

- Это Есенин. Его «Чёрный человек» просто замечателен. Ты не находишь? Что с тобой, мой друг?

- Если теперь это ваш дом, то…

- Что?

- Кто же обнаружит… э… тело…

- Меньше всего я беспокоюсь о собственном трупе. Ты ведь о трупе говорил? Как-то ты осторожно обогнул это слово. Не волнуйся. Кто-нибудь да обнаружит. Если хочешь, можешь, уезжая, поджечь дом.

- Вы же его оставили сыну!

- Проклятье! Я и забыл. Нет, ну надо же! Что творится со мной сегодня? Вот что значит, не привык человек к ответственности. Не привык думать о других. Погоди-ка! Я же договорился с одной женщиной, которая должна приходить раз в неделю для уборки дома. Вот она-то и обнаружит.

- Не очень радостное зрелище её ждёт.

- Милый ты мой! Ха-ха… не очень радостное!.. По-твоему, я задумал это всё ради того, чтобы её повеселить?

- Ладно, мне всё равно.

- Так-то лучше. Ты становишься мной.

- Не дай, Бог.

- Убивший Минотавра становится Минотавром.

- Я не силён в греческой мифологии.

- Я тоже.

- Тогда, к чему вы…

- Да так, ни к чему. Болтаю всякий вздор. Не обращай ты на мою болтовню никакого внимания. Наверное, сам того не осознавая, я пытаюсь тянуть время. Отдаляю ту, последнюю минуту…

- Вы серьёзно?

- Кто его знает. Я столько раз умирал… Но это будет моя окончательная смерть… Последнее ощущение…

- Но ведь вы говорили, что…

- Я помню, мой мальчик. К сожалению или к счастью. Помню всё, что я говорил. И я не отказываюсь от своих слов. Могу я просто погрустить в своё удовольствие? Погрустить, поныть, побурчать… Имею я на это право? Ведь сегодня мой последний день, и мне простительно всё! Согласен?

- Угостите и меня сигареткой.

- Травись, на здоровье.

- Теперь-то я могу не беспокоиться о раке лёгких.

- Да, через каких-нибудь пять минут. Для меня всё будет кончено, а для тебя откроются новые возможности…

- Конечно, появятся свои сложности…

- Кстати, как там твоё свидание?

- Нормально. А что?

- Ничего. Просто интересуюсь. Как её зовут?

- Ева.

- Правда? Ева?

- Да.

- Как символично.

- А в чём символизм?

- Не важно. Ты её любишь?

- Сложно сказать.

- А, ну тогда всё в порядке – значит, нет. Не возражай, я знаю о чём говорю! Ну, ладно, выпью – и покончим с этим!

- Как? Уже? Куда торопиться?

- А зачем откладывать?

- Прямо так, сразу?

- Пора!

- Может, ещё поговорим?

- О чём?

- Ну… не знаю…

- Так в чём дело?

- Ни в чём.

- Ну тогда – за дело!

- Я хотел…

- Дмитрий, лучше не затягивать. Не имеет смысла! Как говорится, перед смертью не накуришься.

- Не надышишься.

- Чего?

- Перед смертью не надышишься.

- Вот именно. Бери нож.

- Да… Нож… Гм… Неужели я это сейчас сделаю?

- Конечно.

- А может всё-таки…

- Вот что! А-ну, хватит! Посмотри на меня! В глаза смотри! Вот так хорошо! Послушай меня внимательно. Даже не думай дрогнуть. Мы зашли слишком далеко. И я не только не позволю тебе взять обратный ход, но и не потерплю колебаний с твоей стороны. Поздно! А если ты начнёшь тянуть время и разозлишь меня, я психану и лично всажу этот нож в твоё заячье сердце! Ты хорошо меня понял? Поверь мне на слово, теперь я не шучу и не блефую! Игры кончились. Время пришло! Повторяю свой вопрос: ты хорошо меня понял?

- Да.

- Я не слышу!

- Да!

- И больше никаких сомнений?

- Да.

- Точно?

- Да.

- Тогда – бей!

- Ладно.

- Я сказал – бей!

- Я готов… Я готов… Я…

- Бей!!!

- У-у! (глухой звук удара)

- Проклятье… (звук падающего тела) Ну, спасибо, внучок… твою мать… Чёртов ублюдок… Нихера не можешь…

- Я…

- Заткнись, ради всех богов!.. Кто же так бьёт? Что ты стоишь, как Пизанская башня? Издеваешься?

- А что делать?..

- Добей меня, чёртов сын!

- Ох, ты, боже мой…

- Только посмей мне свалится в обморок.

- Нет, нет, со мной всё в порядке.

- Безумно рад за тебя. А теперь позаботься и обо мне.

- Я готов.

- Приблизься ко мне… Держи нож… Крепче держи! Вот так… А теперь на три-четыре… Готов?

- Ага.

- Три-четыре! (звук удара) Твою мать…

- В сердце?

- В него…(хрип, затем тишина)

- Ну, вот и всё. (пауза) Отмучился.

(Шорох. Шаги. Бой настенных часов. Тишина)

Запись 040

- Раз, раз… Да, пишет…

Кхе, кхе… Значит так… Кхе… Меня зовут Дмитрий Истомин… Чёрт!..

Запись 041

- Те из вас, кто прослушал все эти записи от самого начала до конца, знают кто я, что я совершил и кем был мой дед, которого я убил своими собственными руками двадцать восемь лет тому назад.

Если же, по какой-то неведомой мне причине, по странному стечению обстоятельств, предыдущие записи не сохранились, или вы начали слушать с последней записи, то я вкратце ознакомлю вас с той информацией, которую я бы хотел донести до моих потомков и вообще до общественности.

Кхе, кхе… Как-то по-дурацки всё это звучит… Значит, так… Секунду… Где эти чёртовы сигареты? А, вот они…

Так вот. Двадцать восемь лет назад ко мне явился человек, оказавшийся моим родным дедом. Во всяком случае, он так утверждал, и его грёбанный рассказ убедил меня в этом вполне. Там были такие подробности… В общем, это была правда. Он мой дед. Точно. Однако, помимо всего этого, он был бессмертным человеком, так как являлся сыном царицы Клеопатры и демона по имени Асмодей. Я, конечно, не поверил. Потому что в такое, конечно же, нелегко поверить… Я был атеистом, ну и вообще… Маловером, как он говорил. Он назыал себя Агасфером. Тем самым, что живёт вечно. Он родился ещё до нашей эры… Не потому что его проклял Бог, хотя и это тоже, а потому что он был сыном демона. Это правда. Так оно было. Мои последние сомнения по поводу правдивости его слов развеяли две его смерти, которые я наблюдал воочию. Да, я видел своими глазами, как он погибал. А потом оживал, как ни в чём не бывало. Если в первый раз это не убедило меня, то когда это повторно случилось…

Возможно, я буду сбиваться и моя речь покажется вам путанной, но я не сумасшедший, уверяю вас. Я не рехнулся. Всё это было. Я знаю точно. Это не плод моего воспалённого воображения. На предыдущих записях вы сможете услышать его голос и его подробные откровения.

Так, а теперь всё по-порядку. Кхе! Кхе! Сейчас… Проклятый кашель…

А чём я говорил? Ах, да! Он приходил ко мне несколько раз. Я записывал наши разговоры. Он не сучайно встретился со мной. Это был его план. Он поведал мне о своей жизни и попросил меня его убить. Лишить его жизни мог только я, поскольку других родственников, подходящих для этой неприятной миссии у него не было, а убить его мог только ближайший родственник. Например, сын. Ну, или дочь. А я был его внуком. Ну, об этом я уже говорил. Моя мать была его дочерью. Впрочем, это не важно. То есть, важно, конечно. Кхе! Короче говоря, слушайте дальше. Агасфер сказал, что тот, кто его убьёт, станет жить вечно. Другими словами, убивший его станет как Агасфер, бессмертным. Признаюсь, это была основная причина, по которой я согласился на его предложение.

Как же это всё ужасно. Глупо, глупо…

Проклятый старик перехитрил меня! Ещё бы! Хитер, как тысяча дьяволов! Он обвёл меня вокруг пальца, как неразумного младенца. Хотя о подлости, совершённой им, я узнал далеко не сразу.

Чему я удивляюсь? Я сам виноват.

Итак, меня зовут Дмитрий Истомин. Мне шестьдесят три года. Сейчас я лежу в больнице… И я подыхаю. И это так же точно, как и то, что сегодня шестое июня. Прекрасный и знаменательный для меня день. Хотя, нет, нет... Я скорее усомнюсь в том, что сегодня шестое июня, чем в том, что я умираю…

Да, Агасфер одурачил меня. Использовал. Я его понимаю. Он привык получать желаемое. И, как я понял, добиваясь цели он никогда не был особо разборчивым в средствах. А я попался… Наивный. Жалкий мечтатель.

«И вот за подвиги – награда!».

Впрочем, знаете! Где-то я даже благодарен Агасферу. Он оказал мне услугу. После того, как я убил его, я жил шикарно. Я жил роскошно и весело. Не задумываясь о завтрашнем дне. Я отпустил себя и позволил себе всё, на что раньше не хватало сил и дерзания. Где я только не побывал и чего только не вытворял… Мне есть что вспомнить! Я влюблялся, рисковал, кутил и предавался всем грехам и соблазнам. Я чувствовал себя беззаботным, свободным, сильным и неуязвимым. Мужчины завидовали мне и восхищались мной, а женщины влюблялись в меня и преклонялись… кхе-кхе… Я мог бы даже сказать, что я по-настоящему был счастлив, но об этом можно говорить только в прошедшем времени. Всегда. Весь мир крутился вокруг меня. Мне везло в делах, потому что я не боялся проиграша. Мне везло во всём. Меня называли счастливчиком. И даже баловнем судьбы. А мне это льстило. Как будто бы в этом была моя заслуга. Я упивался жизнью, а жизнь била через край.

Когда я вспоминаю этот пёстрый карнавал моей жизни, мне хочется смеяся и плакать одновременно.

Жизнь, жизнь, жизнь… Я жил. Я живу. Хотя то, что происходит сейчас жизнью уже не назовёшь. Я доживаю. Я вспоминаю.

Я многого достиг, хотя практически ничего для этого не делал. Во всяком случае, не прикладывал никаких особенных усилий. Всё было легко и просто. Как в детской компьютерной игре. Перепрыгивай препятствия и собирай бонусы. Нет никакого страха. Зато азарт гонит тебя на следуйщий и следуйщий уровень!

Гм… Мне интересно, я жалок или велик?

Жизнь, жизнь, жизнь…

Чёрт, последняя сигарета… Надо будет послать кого-нибудь в магазин. Который час? Шесть сорок пять.

Итак, мне шестьдесят три. Меня зовут Дмитрий Истомин…

Я не совершил ничего серьёзного. Не создал ничего настоящего. Мне казалось, что я всё успею. Ведь впереди у меня целая вечность.

Я лишь пускал круги на воде, но когда я окончательно пойду на дно, круги разойдутся, и никто, глядя на зеркальную поверхность воды, не вспомнит о том, что где-то здесь барахтался и плескался Дмитрий Истомин.

Я благодарен Агасферу, хотя он и сыграл со смной злую шутку. Кстати, дьявольски смешную шутку. Хе-хе…

Мне даже кажется, я слышу его каркающий смех. Слышите? (долгая пауза) Молчит. Замолк. Не смешно.

Мне шестьдесят три. Меня зовут…

Я слишком поздно понял, что старею. А, заметив, я был так ошарашен, что веселясь и иступлённо насилуя жизнь, не почувствовал медленно подкрадывающейся болезни. Смертельной болезни. Кхе-кхе… Твою мать…

Слава Богу, если верить специалистам, мучится мне не так уж долго. И за это могу благодарить только себя. Я так усиленно продрывал здоровье на протяжении почти трёх десятков лет, что болезнь, не встретив в моём организме никакого серьёзного сопротивления, очень быстро прикончит меня.

Мне больше нечего сказать. Вы тоже можете смеятся надо мной. Я это заслужил. Вашего осуждающего смеха.

Жизнь, жизнь, жизнь…

А с дедом мы ещё поквитаемся. Я ещё встану на пути Агасфера! Назло времени и пространству.

Берегите себя, дорогие мои. И до встречи в следующей жизни! Ведь смерть это ещё не конец, это только начало…

Вместо эпилога

Из раскрытого настежь окна веяло осенней прохладой.

Профессор Фоминский сидел за большим дубовым письменным столом, спиной к окну, в котором медленно сгущался вечер.

Кабинет был освещён ярко горящей люстрой, и, казалось, чем темней становилось за окном, тем ярче светила люстра.

Профессор играл в компьютерные шахматы. Он торжествовал. Партия близилась к своему логическому завершению. Искусственный интеллект явно уступал профессору. И это было приятно.

Раздался стук в дверь. Фоминский не успел пригласить войти, как дверь отворилась, и в кабинет вошёл молодо человек приятной наружности.

Профессор искренне обрадовался вошедшему:

- Виктор Александрович, дорогой! Очень рад вас видеть, хотя, признаюсь, сегодня вас не ждал.

- Здравствуйте, профессор.

- И вас не хворать, голубчик. Проходите, проходите, располагайтесь, а я тут релаксирую за партией в шахматы, - он ткнул пальцем в монитор. – Упрямая машина сама не сдаётся, играет до конца, а вот человек на её месте давно бы осознал, проанализировав ситуацию, свой неминуемый проигрыш.

Виктор Александрович обогнул стол и, встав за спиной Фоминского, заглянул в монитор.

- Да, шансов никаких. Два хода и мат.

Профессор, весьма довольный, рассмеялся и сказал:

- Партия была сложной. Пришлось попотеть. Но в результате – победа за мной. Далеко ещё компьютеру до человека.

- Вы играли на среднем уровне.

- Я? Где?.. Почему?..

- Вот, видите, - Виктор Александрович склонился к монитору. – В этой программе всего три уровня – слабый, средний, сильный. Вы играли на среднем.

Фоминский смутился и попробовал перевести разговор на другую тему.

- Вы прослушали записи, которые я вам давал?

Виктор Александрович достал из кармана маленький диктофон и протянул Фоминскому.

- Прослушал. Спасибо.

- Что скажете?

- Любопытно.

- Весьма, весьма любопытно, - с едва сдерживаемым энтузиазмом подхватил Фоминский. – Это уникальный пациент, уникальный.

- Не спорю, интересный случай. Но вот, что смущает… - Виктор Александрович прошёлся по кабинету, в задумчивости глядя себе под ноги. – Насколько твёрдо вы убеждены в диагнозе?

- На все сто, голубчик, на все сто! Вы же слушали записи?

- В том-то и дело! – Виктор Александрович решительно вернулся к столу и уселся в одно из кресел, стоящих напротив профессора. – Я слушал записи! Там два голоса! Знаю-знаю, вы скажете, что люди, страдающие шизотепическим бредом, прекрасно имитируют голоса, но эти бесподобные изумительные подробности, которые озвучивает второй голос – это нечто невообразимое, согласитесь.

- Не смешите меня, голубчик. Что-что, а фантазия у них настолько богатая, что порой даже проникаешься завистью, насколько красочно, подробно и убедительно звучат их псевдооткровения.

- Да, да, вы правы.

- Что с вами? Виктор Александрович, вы прямо на себя не похожи.

- У меня к вам просьба, профессор.

Фоминский широко раскинул руки, словно приглашал Виктора Александровича в свои объятия:

- Сколько вам будет угодно и что угодно, если это, кончено, в моих силах.

- Я хотел бы, - медленно и тихо проговорил Виктор Александрович, - пообщаться с этим… э… Дмитрием Истоминым.

Фоминский был разочарован и не скрывал этого.

- Я-то думал, - сказал он. – Да хоть сейчас. Идёмте, пообщаемся с ним.

- Нет, нет, мне бы не хотелось тревожить вас по пустякам. Тем более, я думал встретиться с ним один на один. Боюсь, что в вашем присутствии он не станет говорить свободно.

- Логично, - согласился Фоминский. – Хорошо, я сейчас распоряжусь и вас проведут к нему.

- Спасибо.

- В живом общении он ещё интересней.

- Надеюсь.

Профессор Фоминский поднял трубку телефона внутренней связи…

… Когда санитар Володя ввёл Виктора Александровича в одноместную палату без окон, с кровати из-под одеяла поднялся седой небритый старик с худым, бледно-серого цвета, лицом.

Санитар оставил их одних.

Они молча смотрели друг на друга. Не говоря, не шевелясь, не мигая, глаза в глаза.

- Вынужден вас огорчить, - первым нарушил тишину Виктор Александрович. – Профессор Фоминский не верит вам и считает вас сумасшедшим.

- Мы уже встречались с вами, - скорее сказал, чем спросил, старик.

- А это значит, - продолжал Виктор Александрович, - что вы не выйдете отсюда до самой вашей смерти. А она не заставит себя долго ждать. Вы знаете, что обречены.

- Не угостите меня сигареткой?

Виктор Александрович порылся в карманах и вытянул пачку сигарет. Бросил её старику. Тот, неловко дёрнувшись, с трудом её поймал.

- Каждая сигарета отнимает у вас целый час жизни. А этих часов у вас осталось не так уж много.

- Кхе-кхе! А прикурить?

Виктор Александрович достал серебряную зажигалку и шагнул к старику.

Тот прикурил, а Виктор Александрович, глядя на огонёк от зажигалки, произнёс:

- Люди должны благодарить богов за огонь. Именно огонь помог им стать людьми.

- Напомни мне, как тебя зовут? – спросил старик, почувствовав себя уверенней после первой же затяжки.

- Мне нравится имя, данное мне людьми.

- Да, я помню. И чего же ты хочешь?

- Помочь.

- Помочь?