Дочь Озара

Глава двенадцатая. Разоблачение

После внезапной гибели Зукуна в племени Леопарда наступили смутные времена. Племя осталось без вождя. А все потому, что в первобытной 'правовой системе', выстроенной на 'мудрых' обычаях, завещанных предками, выявился существенный изъян.

На следующий день после смерти Зукуна в шалаш вождя, поинтересоваться ходом подготовки к торжественной похоронной процедуре, заглянул старейшина рода 'желтых' Мурит. По обычаю вариев, вплоть до похорон, с мертвым должен был постоянно находиться кто-то из сородичей — для того, чтобы злому оману не пришло в голову вселиться в бесхозный труп. Мурит обнаружил в шалаше 'толстушку' — младшую сестру Зукуна, Руника, колдуньи Уны и по совместительству жаму пропавшего Короса. Женщина занималась важным делом — обновляла на теле покойника черные и желтые полоски: не дай Черух, в акуде перепутают и омана Зукуна к чужим попадет.

— Ты краски не жалей, — посоветовал Мурит. — И сажи в черную добавь побольше, а то у тебя полоски какие-то серые получаются. И факел надо поменять, этот почти прогорел.

— Поменяю, — буркнула 'толстушка'. После загадочного исчезновения Короса она испытывала смешанное чувство сожаления и раздражения. А тут еще с трупом возись.

Мурит уже собрался уходить, но что-то его насторожило. Он обежал взглядом пространство шалаша — хм…

— А шкура где?

— Какая шкура?

— Леопарда.

Обеспокоенность старейшины 'желтых' была вполне объяснима. Шкура — один из главных атрибутов и символов власти вождя. После смерти Зукуна, как полагал Мурит, обязанности главы племени переходили к нему. Так что, на шалаш вождя он смотрел уже хозяйским взглядом. После похорон оставалось лишь соблюсти мелкие формальности.

— А, леопарда, — протянула 'толстушка'. — Так ее Руник забрал.

— Как забрал? — опешил Мурит.

— Так и забрал, — не без злорадства пояснила женщина. — Брат сказал, что теперь шкура его.

— Э-э…кхе-хе, — 'желтый' чуть не подавился слюной. — Как это его? Он чего, того?

Мурит от возмущения не находил слов.

— Ничего не знаю. Сами разбирайтесь.

Трясясь от негодования, старейшина отправился искать Руника. Только теперь он вспомнил то, чему сначала, в суете, не придал особого значения. В голове всплыла картинка: Зукун падает на землю, к нему подбегает Руник, наклоняется… Ну, да, он же снял с шеи вождя ожерелье из клыков леопарда. Мурит тогда еще подумал: зачем он это? Чтобы не пропало? И забыл. То да се, народ снует, женщины визжат. Мурит с воинами почти сразу, как очухались, побежал в лес, чтобы поймать стрелявшего в Зукуна. Но, куда там, того уже и след простыл. А этот жук, оказывается, ожерелье себе прибрал. Чего же он задумал?

Руник сидел со своей жамой на берегу реки и рассматривал оленью шкуру. Видимо, жама собиралась что-то шить для жамуша. Возможно, огушу на зиму. Из оленьих шкур получались самые теплые огуши.

Заметив приближающегося Мурита, Руник нахмурился и отвернулся.

— Солама калама, — поприветствовал Мурит, еле сдерживая злость.

— А, Мурит? — слащаво ответил Руник, делая вид, что только что увидел старейшину 'желтых'. — Калама солама, дорогой. Как поживаешь?

— Хорошо поживаю, — ехидно парировал Мурит. — Пока еще не помер. А ты, я вижу, шкурами интересуешься?

— Да вот, думаю, что сделать. Подстрелил недавно. Сам знаешь, оленя убить нелегко. Не у каждого такая шкура есть.

Муриту во внешне безобидных словах почудился скрытый намек. В число лучших охотников старейшина не входил. Его правый глаз 'украшало' большое бельмо, мешавшее, как следует, прицеливаться из лука. К злости на Руника добавилась обида.

— Главное, чтобы шкура была своя, а не чужая. Не так, как у некоторых.

— Это ты о чем? — вопрос Руника прозвучал небрежно.

— Да о том, — Муриту надоело ходить вокруг да около. — Ты зачем шкуру леопарда забрал?

— Примерить, — спокойно произнес Руник.

— Э-э, — Мурит открыл рот и снова закрыл. — Э-э, зачем?

— Как зачем? Зукун умер, вождя нет. Разве племя может жить без вождя? Значит, я буду вождем.

— Это почему? — заволновался Мурит. — Раз старейшина 'черных' умер, теперь моя очередь быть вождем.

— Твоя очередь весной придет, когда цветы под снегом зацветут. А сейчас лето. Пока наша очередь, 'черных'. Я теперь старейшина рода. Значит, я и вождь племени.

— Нет, — не согласился Мурит. — Никогда такого не было. Всегда по очереди. Раз старейшина 'черных' умер, теперь моя очередь. Верни шкуру на место. И ожерелье верни.

— А этого не хочешь вместо шкуры? — Руник медленно раздвинул указательный и средний палец, засунул между ними большой и поднес к носу Мурита. Тот едва не задохнулся от ярости.

Это был очень оскорбительный жест, означавший, что Руник делает с Муритом то же самое, что и с жамой. Или, даже, с жабью.

— Хрясть, — кулак Мурита заехал Рунику прямиком в противно прищуренный левый глаз. Через мгновение оба старейшины, забыв про приличия, клубком покатились по песку.

— Ой, ой, люди! — заголосила жама Руника. — Ой, что ж такое?! Руника убивают!

На такой крик, естественно, первой подоспела подмога со стороны 'черных'. Пока подбежали 'желтые', Муриту изрядно намяли бока и даже выбили зуб. А еще располосовали ногтями щеку. Впрочем, Рунику тоже досталось изрядно. Левый глаз заплыл так, что старейшина 'черных' окосел похлеще Мурита. Хорошо еще, что в средине дня большая часть племени находилась на промысле, иначе не избежать бы сородичам массового побоища. А так, в основном, женщины проверили ногти на крепость. Визгу и шерсти получилось много, но обошлось без тяжелых увечий.

В итоге, в племени наступило двоевластие. В стандартных ситуациях, конфликт, обычно, гасили самые уважаемые люди: старейшины и колдуньи. Но сложившаяся ситуация к стандартным явно не относилась. О примирении между Руником и Муритом в ближайшей перспективе речи идти не могло. Что же касается колдуний, то после смерти Оры в роду 'желтых' должность колдуньи осталась вакантной. Получилось так, что на 'хлебный' и ответственный пост с примерно равными шансами выдвинулись две кандидатки, поддерживаемые разными 'партиями'.

Первая 'партия' продвигала кандидатуру старшей дочери покойной Оры. Все бы ничего, статус колдуньи подразумевал наследование, но девушка едва только минула обряд инициации и не успела заслужить среди сородичей авторитета. 'Сопливая совсем, — ворчали варии постарше, — даже жамуша еще не нашла. Как такой колдовство доверять?'

Вторая 'партия' ставила на младшую сестру покойной и Мурита. Женщиной она считалась уважаемой, но малосведущей в колдовских и знахарских делах, так как ранее не проявляла к ним особого интереса. Тем не менее, сторонников она имела гораздо больше и уже готовилась пройти соответствующий обряд посвящения в колдуньи, как тут и случилась размолвка между Руником и Муритом. По иронии судьбы или стечению обстоятельств именно эта 'кандидатка' оказалась жамой Руника. Очутившись между братом и жамушем, как между двумя полыхающими кострами, она в одночасье потеряла шансы стать колдуньей 'желтых'.

В целом же, в ситуации наглядно проявилось несовершенство социального устройства племени. 'Завязавшие' гордиев узел конфликта Мурит и Руник дулись друг на друга и без особого успеха сколачивали коалиции, а время шло. Оба бретера и не догадывались, что наличие гордиева узла предполагает появление, рано или поздно, своего Александра Македонского.

Но, прежде 'македонского' в стойбище появились Корос, Сиук и Вада.

Они вернулись домой, измученные, но преодолевшие все испытания, однако сородичи встретили их более чем прохладно. Ваду большая часть племени давно числила в мертвых, Сиук подозревался в измене после того, как ослушался решения схода и помог сбежать людоеду Дулу, а Кор и вовсе был преступником — почти все 'леопарды' считали его убийцей Оры и Зукуна.

Каждый из троицы покинул стойбище пусть и не вполне по своей воле, а Вада, даже, и вопреки, но при подозрительных, особых обстоятельствах, не предполагавших возвращения. Поэтому их явление первобытному народу, да еще сразу всех троих, вызвало удивление и растерянность. Первыми 'возвращенцев' заметили ребятишки, игравшие на берегу ручья. Они и принесли сенсационную новость в стойбище. Варии всполошились и высыпали на берег. Но не один из них не подошел к вернувшимся сородичам, не говоря уже о том, чтобы обнять или хотя бы поздороваться. Некоторые из охотников и вовсе сжимали в руках копья. Когда в племени гибнут при загадочных обстоятельствах люди, а старейшины устраивают потасовки, надо держать ухо востро.

Даже Уна не рискнула приблизиться к дочери: ведь она по наущению старшего брата фактически признала Ваду мертвой и теперь не знала, как выкрутиться из непростой ситуации. И Вада растерялась — не такой она ожидала реакции от родственников, в особенности от матери. Нахохлившись, девушка спряталась за спину Сиука, с лица которого сползла благожелательная улыбка. Теперь юноша хмурился и молчал.

Тягостную паузу решил прервать Корос, пожалуй, единственный, из стоявших на берегу, кто сохранял полное самообладание. В отличие от соплеменников его ничто не могло удивить, а в отличие от Сиука и Вады, он предполагал подобный вариант развития событий.

— Солама калама, — многозначительно произнес следопыт тривиальную фразу, пробегая колючим взглядом по лицам 'леопардов'. — Чай не рады?

Руник при виде живого Короса остолбенел, но быстро оправился. Понимая, что сородичи находятся почти в невменяемом состоянии, он решил взять инициативу в собственные руки.

— А чему радоваться? — сказал Руник вкрадчиво. — Вы так быстро убежали, что даже не успели попрощаться. А теперь говорите 'калама'. Разве можно верить вашим словам?

За спиной старейшины 'черных' прошелестел одобрительный шепот. Во, молодец. Осадил этого следопыта. Почувствовав поддержку, Руник перешел в наступление:

— Вот ты, Корос, зарезал бедную Ору, убил Зукуна и сбежал. Разве можно верить такому человеку?

Следопыт побледнел, но ответил спокойно:

— Я никого не убивал. С чего ты взял?

— Он не убивал? — Руник обернулся назад. — Все слышали слова этого лживого шакала? Он говорит, что не убивал! Да все племя видело нож, которым ты зарезал Ору. И все видели твою стрелу, которая вонзилась в грудь моего брата. Разве не так?

— Не так. Я не убивал.

— Не убивал? А чем докажешь?

Корос замешкался с ответом, и Руник быстро продолжил:

— А Сиук что? Я вижу, он стоит и молчит. Еще бы. Он помог убежать дикарю-людоеду, которого сход приговорил к смерти. А это измена.

— Подожди, — перебил Сиук. — Я все могу объяснить.

— А нам не надо ничего объяснять. Все знают, что полагается за измену.

Руник снова обернулся к толпе и выкрикнул:

— Что ждет изменника?!

Народ промолчал. Руник сверлил глазами лица сородичей.

— Смерть, — неуверенно произнес кто-то.

— Смерть! — выкрикнул еще кто-то из задних рядов.

Руник зловеще улыбнулся:

— Смерть, вот что говорят люди. Смерть предателям и убийцам!

Услышав оскорбительные слова, Сиук, приподняв копье, сделал шаг вперед. Тут же около Руника очутилось несколько 'леопардов' с поднятыми копьями. Казалось, еще миг и они набросятся на Сиука и Короса.

И в этот момент отчаянное действие предприняла Уна. Не говоря ни слова, она подошла к дочери, обняла ее и заплакала. Воцарилось молчание. Через несколько мгновений, не выдержав чудовищного напряжения, давившего на ее хрупкие плечи много дней и ночей, зарыдала на плече матери и Вада. Вскоре и женщины в толпе начали хлюпать носами.

— Э-э, эй, вы чего? — попытался вмешаться Руник, чувствуя, что события приобретают нежелательный оборот. — Уна, постой, что ты делаешь?

Колдунья повернула заплаканное лицо:

— Ты не видишь, что я делаю? Я обнимаю свою спасенную дочь.

— Подожди. Я тебя не понял, — Руник оперативно изменил угол атаки. — Ты сама говорила, что Вада ушла туда, откуда нет возврата. Разве не так?

— Да, говорила, — тяжело вздохнув, призналась Уна.

— Не-ет, это не ты говорила, — Руник иезуитски загонял женщину в ловушку. — Так говорил Оман Озара. Ты спросила у Оман Озары, а он ответил так. Озара ответил: Вада не вернется. Ведь так?

— Так, — упавшим голосом подтвердила колдунья.

— А сейчас ты говоришь, что обнимаешь свою дочь. Выходит, Оман Озара ошибся, если Вада вернулась?

Руник не скрывал торжества. Ему казалось, что он поставил Уну в безвыходное положение. Все знают, что Оман Озара никогда не ошибается. Сказать, что он ошибся, все равно, что заявить, будто на небе нет Солнца. Такого человека все сочтут или неизлечимо больным, или вероотступником. А это равнозначно смерти. Так что выход для Уны только один — отказаться от дочери.

— Оман Озара не ошибся, — дрожащим голосом выдавила из себя колдунья.

— Ну, — безжалостно добивался своего Руник.

— Оман Озара не ошибся. Ошиблась я.

Толпа глубоко вздохнула и выдохнула. Признание Уны означало для нее потерю звания колдуньи. Если колдунья не способна правильно истолковать слова Оман Озары, она не достойна исполнять свои обязанности.

— А что тогда сказал Оман Озара? — внешне простой вопрос, заданный визгливым голосом Лалы, прозвучал в гробовой тишине так неожиданно и резко, что все вздрогнули. Лала опять находилась в трауре, о чем свидетельствовали черные пятна, намазанные на щеках. После внезапной смерти ее жамуша Симона из племени Волка, Лала вернулась к родне. Растолкав соседей, женщина подошла к Уне и повторила вопрос:

— Если ты ошиблась, что на самом деле сказал тогда Оман Озара?

Все молчали, даже Руник. Уж очень интересный вопрос задала Лала.

Уна посмотрела в небо, пошевелила губами:

— Когда я гадала, камень раскололся на три части… Оман Озара тогда ответил… но я побоялась это сказать и сказала другое.

— Так что на самом деле ответил Оман Озара? — поторопила Лала.

— Он сказал… — Уна собиралась с мыслями. — Он сказал, что наше племя распадется на несколько частей. И каждая из них будет сама по себе.

Люди продолжали молчать, обдумывая услышанное. То, что произнесла Уна, содержало тревожный и пугающий смысл. С учетом того, что произошло за последние дни пророчество Оман Озары очень походило на правду.

— Я и Сиук, мы все можем объяснить, — твердый, негромкий голос следопыта раздался в тишине ясно и отчетливо. — Если племя захочет нас выслушать.

Руник приоткрыл рот, собираясь что-то возразить, но его опередили:

— Мы вас выслушаем, — улучив момент, Мурит использовал возможность, чтобы выступить в противовес своему главному конкуренту. — А то Руник слишком торопится и ведет себя, как голодная блоха.

В толпе засмеялись.

— Разве Сиук не сын покойного Зукуна, а Корос не лучший следопыт в племени? — Мурит возвысил голос. — Разве они не имеют права говорить? И чего мы стоим на берегу, как бараны на водопое? Пойдем к шалашу вождя, разожжем костер, накормим Оман Озару и выслушаем всех.

Не дожидаясь возражений, Мурит решительным шагом двинулся к стойбищу. Народ нестройно потянулся за ним. Умудренный в вопросах управления, Мурит знал, что делает. Если толпа не соображает, куда ей двигаться, достаточно указать направление и возглавить движение. И толпа признает тебя вожаком.

Когда варии перебрались в центр стойбища, Мурит взобрался на 'камень вождя' и постучал по нему древком копья. Пусть у него не было сейчас шкуры леопарда и ожерелья из клыков, но Мурит чувствовал себя на своем месте. Ничего, с этим негодяем Руником, у которого под одним лицом прячется другое, он еще разберется. Подлец получит свое. Главное, не выпускать инициативу из рук, чтобы все племя поняло, кто в стойбище хозяин.

Мурит прокашлялся, прочищая горло, и начал:

— Значит, вот оно как. Все знают, что случилось. Руник обвинил Короса в убийстве Оры и Зукуна. Руник, ты подтверждаешь свои слова?

Руник, стоявший в первом ряду, очень переживал, что Мурит первым догадался взгромоздиться на 'камень вождя'. Услышав обращенный к нему вопрос, он тут же подошел к камню и предпринял попытку на него залезть, но Мурит оттолкнул конкурента.

— Стой здесь.

— А почему ты залез на камень? — возмутился Руник. — Ты сейчас не вождь.

— А я и не говорю, что я вождь, — возразил Мурит. — Но должен же кто-то устанавливать очередь и следить за порядком? Если каждый начнет лезть на камень, разве мы сможем услышать друг друга?

— Правильно, Мурит, — поддержали старейшину 'желтых' сородичи. — Стой там. Надоело уже. Каждый себя вождем считает.

Недовольный Руник остался возле камня.

— Ладно. Какая мне разница? Все и так меня услышат, правильно?.. Я подтверждаю свои слова. Корос — предатель. Он сговорился с 'волками' и людоедами, чтобы они напали на стойбище. Потом убил Ору и Зукуна. И Похун из-за него погиб, получается. Я рассказывал уже.

— Хорошо, — Мурит удовлетворительно кивнул головой. — Руник подтверждает свои слова. А ты что скажешь, Корос?

Следопыт подошел и встал по другую сторону камня от Руника.

— Я спрошу. Руник, конечно, складно говорит. Но с чего он взял, что я сговорился с 'волками' и людоедами?

— Ему дикарь рассказал, — пояснил Мурит.

— Но ведь Дула нет.

— Да, Дула нет, — Мурит почесал затылок. — Что ты скажешь, Руник?

Руник саркастически улыбнулся:

— Конечно, сейчас людоеда нет. Коросу ли этого не знать? Я думаю, он давно убил дикаря, чтобы тот замолчал навсегда.

— Та-ак, — протянул Мурит. — Я не понял. Получается, у тебя нет свидетеля?

— Есть, — спокойно произнес Руник.

— Кто?

Руник помахал рукой. Из-за спин сородичей робко вылезла 'толстушка'.

— Иди сюда, ближе, — подбодрил Руник. — Корос тебе ничего не сделает.

'Толстушка' дополнила живописную группу возле камня, встав со стороны Руника.

— Говори, — велел Мурит.

— Я вот что. Я видела, как Корос встречался вечером с 'волком'. У Падающей Воды. Они разговаривали… А потом я нашла у Короса под шкурой, на лежанке, нож. Которым убили Ору. Вот.

— Все слышали? — громко спросил Руник. — Корос встречался с 'волком'. А потом убил бедняжку Ору.

'Леопарды' возмущенно зашумели. Раздались разрозненные выкрики:

— Убийца!.. Корос убийца!.. 'Волк' он и есть волк. Предатель!.. Ежу понятно, Корос убил…

— Тихо! — Мурит поднял руку. — Можешь ответить, Корос? Ты встречался с 'волками'?

— Да, я встречался с 'волками'. Но…

— Чего его слушать?! — закричали из толпы. — Убить его тоже и дело с концом.

— Да, я встречался с 'волками'! — прокричал следопыт. — Но я не убивал Ору. И я могу это доказать.

— Чем? — с любопытством спросил Мурит.

— У меня тоже есть свидетель. Можно его вызвать?

— Вызывай, — со вздохом произнес 'председательствующий'.

Корос пошарил взглядом по толпе. Наконец, его взгляд нашел подростка, стоявшего в отдалении от основной массы народа.

— Иди сюда! — крикнул следопыт. — Иди сюда, мальчуган.

Пацаненок с конопатым лицом неуверенно протолкался среди взрослых и подошел к следопыту.

— Что это за свидетель? — недовольно пробурчал Руник. — Еще бы младенца вызвал.

— И вправду, Корос, — Мурит поморщился. — Он молодой совсем.

— Ну и что? — возразил следопыт. — Разве у него нет глаз или он не умеет говорить?

— Ладно, пусть говорит.

— Не пугайся, мальчуган. — Корос развернул свидетеля лицом к народу. — Расскажи, что ты видел тогда, когда проходило гадание с Оман Озаром. Ну, в день, когда убили Ору.

— Ну, мы это, играли тогда, — начал мальчуган. — Нам нельзя находиться там, где советуются взрослые. И мы играли между шалашей в глотов и вариев. Я был варием и охотился за людоедом. И вдруг, вижу, бежит Сиук. Так быстро бежит, что чуть не толкнул меня. Я еле успел отскочить. А он пробежал дальше.

— Ты хочешь сказать, что Сиук побежал к шалашу Оры? — внезапно спросил Руник.

— Нет. Он побежал к землянке, где сидел дикарь.

— А откуда ты знаешь? — прицепился Руник. — Шалаш Оры и землянка на краю стойбища и почти рядом.

— Я знаю, — Рунику не удалось сбить мальчугана с толку. — Я знаю, потому что я побежал за Сиуком.

— Зачем? — поинтересовался Мурит.

— Мне стало интересно, — 'конопатый' прихлопнул комара на коленке и продолжил. — Думаю, куда это Сиук так быстро побежал? Может, ловить кого? И я побежал за ним.

Внимание мальчугана отвлекла жирная зеленая муха, начавшая описывать круги над его головой. Он принял охотничью стойку…

— Ну, — поторопил Мурит. — Что дальше?

— А… ну, я побежал. Увидел, что Сиук залез в землянку. Я спрятался за шалашом…

'Конопатый' молниеносно выбросил вперед руку — цоп, и муха оказалась у него в кулаке.

— Дальше что? — раздраженно потребовал Мурит.

— Ну, я спрятался. Вдруг, вижу, из землянки Сиук вылез и этот, людоед, и побежали к реке. Я хотел за ними побежать, как вдруг, смотрю, он идет.

— Кто он?

— Вот он, — мальчуган указал пальцем на Руника. Тот усмехнулся и недоуменно пожал плечами.

— Откуда куда идет?

— От землянки.

— Может, из землянки?

— Нет, — пацан отрицательно покачал головой. — Там, за землянкой, дерево растет. Я сначала никого не видел. Потом вдруг дяденька словно из-под земли появился. И пошел. Нет, побежал даже.

— Куда?

— К землянке Оры.

— А потом? — как только в показаниях мальчугана появился Руник, Мурит резко оживился. Даже прикрытый бельмом глаз засиял, словно кусочек слюды.

— А потом… Потом он залез в шалаш Оры, а я спрятался.

— Ну, ну, дальше.

— А потом меня 'убили'.

— Чего? — не понял Мурит.

- 'Убили' меня. Мы же играли.

— Так ты не видел — Руник вылезал из шалаша?

— Нет, я ушел.

— Угу. Молодец, хорошо рассказал, — Мурит не скрывал удовольствия. — Ну, Руник, чего скажешь?

Старейшина 'черных' презрительно сплюнул:

— Тоже мне, нашли свидетеля. Сопляк какой-то. Кстати, он сынок Уны. Может, он и Короса сынок? Следопыт-то наш когда-то с Уной терся… Ну, заходил я в шалаш к Оре, узнать, как дела.

— Узнал? — недоверчиво спросил Мурит.

— Узнал. И ушел сразу. Не убивал я Оры. Да и зачем мне это? Она раньше моей жамой была. Мы с ней терлись. Вон, ее старшая дочь, того… У нее уши, как у меня. Зачем мне Ору убивать?

Мурит наморщил лоб, анализируя доказательства.

— Ничего не понимаю! — произнес с раздражением. — У Короса в шалаше нож нашли. Но его в шалаше Оры никто не видел. А Руника видели. Но у него ножа не находили. Да и зачем ему Ору убивать, действительно? Ничего не понимаю, Черух подери!

Следопыт сделал шаг вперед, поднял обе руки вверх, призывая к вниманию:

— Я могу все объяснить. Если вы меня выслушаете.

— Давай, — с надеждой произнес Мурит. — Валяй. Только короче. А то солнце скоро садиться начнет.

Рассказ Короса

Когда Руник, по поручению Зукуна, отправился на переговоры с Вироном по поводу Вады, тот переманил его на свою сторону. Не знаю, уж, чем точно. Может, пообещал Рунику, что поможет ему стать вождем 'леопардов'. Знаю точно, что еще раньше шкуру бизона ему подарил. А еще подарил нож из яшмы, от которого Зукун отказался.

В общем, Руник стал лазутчиком Вирона. Когда Вирон сговорился с дикарями, чтобы те помогли ему похитить Ваду, Руник сообщал 'волкам' и глотам всю информацию о планах 'леопардов'. Так, он рассказал о том, что 'леопарды' уходят на охоту, и помог людоедам совершить набег.

Когда 'переводчик' Дул попал в плен к 'леопардам', он стал для Руника опасным свидетелем. Руник решил убить Дула, чтобы тот не рассказал о его предательстве.

Руник привлек в помощницы бывшую жаму, колдунью Ору. Он знал, что между Уной и Орой постоянно возникали ссоры из-за того, что каждая хотела стать главной колдуньей племени. Руник сказал Оре, что Зукун хочет быть единственным вождем племени, а свою сестру Уну сделать единственной колдуньей, которой будет помогать Вада. Ору же обвинят во всех бедах, свалившихся на 'леопардов', и изгонят из стойбища. Руник предложил Оре помочь ему в обмен на то, что он поможет ей сместить Уну. Напуганная Ора согласилась.

По плану Руника Ора должна была, когда Похун уснет, запустить ядовитую змею в землянку, где спал Дул. Ора так и сделала. Но этот план сорвался. Змея укусила не Дула, а Похуна. Подозрения упали на Ору. Колдунья уже готова была во всем признаться, но Рунику удалось отсрочить ее признание. Понимая, что рано или поздно Ора все расскажет, он замыслил ее убийство.

Во время обряда гадания Руник пришел в шалаш, отнял у Дула свирель, чтобы подбросить ее в шалаш Оры. Руник хотел поймать сразу нескольких зайцев — убить Дула, свалить на него убийство Оры, а убийство глота свалить на Короса, то есть, на меня. Но в тот момент, когда Руник находился в землянке с Дулом, он услышал шаги Сиука. Руник вылез через заднюю стенку землянки и спрятался за деревом. Он видел, как Сиук и Дул убежали. После этого Руник убил Ору и подбросил свирель Дула в шалаш Оры.

Следопыт сделал паузу, чтобы собраться с мыслями. Заметив, что Руник намеревается встрять, быстро продолжил:

— Руник сказал мне, что со мной хочет встретиться 'волк' Симон. Когда я ушел на встречу, он подкинул мне в шалаш нож, которым убил Ору. Этот нож и нашла моя жама… На встрече с 'волками' мне удалось убить Симона, но второй 'волк', сидевший в засаде, ранил меня. Потом он взял мои стрелы, подошел к стойбищу и застрелил Зукуна. Так они заранее договорились с Руником. Ну, а дальше Руник обвинил меня в убийствах, вот.

Корос замолчал. Этим немедленно воспользовался Руник. Он не терял самообладания и умело применял демагогические приемы.

— Ну и здоров же ты врать, Корос. У дикаря, что ли научился? Послушать тебя, так ты главный герой. Это же надо такое придумать — все на меня свалил. Да только кто поверит твоей брехне?

— И вправду, Корос, откуда ты столько знаешь? — Мурит был очень доволен тем, как разворачивались события. Даже если следопыт и врал, Руник теперь тоже весь в крысином дерьме. Такого проходимца вождем никто не выберет. Дулю ему, а не шкуру леопарда. Ишь, чего захотел.

— Вот, например, об Оре и Рунике, как они сговаривались. Откуда ты про это знаешь?

— От Оры.

— Как? Не понял.

— Я успел переговорить с Орой перед тем, как ее убил Руник.

— Хм… — Мурит задумался. — Но ведь Ора уже мертва. Как проверить твои слова?

— А как бы я тогда знал о том, что Руни и Ора сговорились?

— Хм… верно говоришь.

— Да чего верно-то, — возмутился Руник. — Врет он все.

— Подожди, Руник. Тебе давали слово. Ладно, предположим. А вот как ты, Корос, догадался о том, что 'волки' с глотами сговорились? Кто может подтвердить? — Мурит изображал объективность.

Следопыт молча достал из запазухи клык на шнурке, продемонстрировал собравшимся.

— Вот, это клык волка. Я снял его с убитого Урика, вожака глотов.

— Дай сюда, — Мурит протянул руку. Взял клык, внимательно рассмотрел его со всех сторон.

— Да, волчий клык. Я такой у Вирона на шее видел… Но вот кто из вас предатель — все равно непонятно. Руник говорит, что ты, а ты на Руника валишь. А спросить не у кого. Вы с Сиуком сами всех людоедов убили, никого в живых не оставили.

— Вот-вот, — обрадовано подтвердил Руник. — Они всех и убили, специально, чтобы следы замести. А потом и Дула убили.

— А кто сказал, что Дул мертв? — небрежно спросил следопыт.

Руник побледнел. Мурит удивленно поднял брови.

Корос повернулся в сторону леса, поднял левую руку и помахал. Головы всех присутствующих, словно подсолнухи за солнцем, повернулись вслед за движением следопыта. Прошло несколько томительных мгновений. И вот от деревьев отделилась кособокая фигурка дикаря. Над поляной пронесся гул.

Глот приближался медленно, неуверенно, готовый в любой момент дать деру. Когда он, пройдя между шалашей, подошел к поляне, варии расступились, образовав коридор. Дул храбрился, но его всегда оттопыренные уши а-ля Зукун, словно магнитом, прижимало к угловатому черепу. Стильный хвостик, завязанный Сиуком над макушкой глота, производил чрезвычайно комическое впечатление, но никто из вариев даже не улыбнулся. Что касается дикаря, то внутри у него все тряслось от страха, но он продолжил свой путь сквозь строй злобно ворчащих вариев.

— Стоп, стой там, — Мурит вытянул вперед растопыренную ладонь, тормозя Дула на линии переднего ряда. Старейшина 'желтых' отлично понимал, что наступает очень ответственный момент, сулящий большую выгоду лично ему.

— Э-э, как тебя там…

— Дул, — подсказал Корос.

— Скажи, Дул, кто из 'леопардов' встречался с тобой и Уриком? И тебя кто хотел убить, в землянке? Знаешь этого человека?

— Моя знай, — дребезжащим голоском произнес Дул. — Мой знай. Это брата вождь мал-мала уши.

— Чего? — не понял Мурит. — Какие уши?

— Он говорит, что это человек с ушами, как у вождя, только меньше, — впервые за все время подал голос Сиук, до этого стоявший молча среди сородичей. — Брат Зукуна, короче.

— Брат Зукуна, — медленно повторил Мурит, растягивая удовольствие. — Ты хочешь сказать, что этот человек — Руник?

— Угу, — закивал головой Дул. — Брата вождя, Руника, да.

Мурит медленно повернул голову направо, туда, где находился Руник. Но возле камня топталась одна 'толстушка'. Руник словно сквозь землю провалился. Исчез. Испарился.

Скоропалительные поиски старейшины 'черных' ни к чему не привели. Никто не заметил даже того, в какую сторону он побежал.

— Да ну его, — сказал Мурит. — Черух с ним. Пусть бегает, пока звери не съедят.

Старейшине 'желтых' хотелось закрепить и отметить свой успех. Ведь это он блестяще провел сход, в результате которого добро восторжествовало, а зло, пусть и не было наказано, но, по крайней мере, выявлено и изобличено. Побег Руника говорил сам за себя лучше всех доказательств.

— Ну, что? — устало спросил Мурит. — Еще вопросы есть?

— Есть! — неожиданно выкрикнула сестра Мурита, она же младшая сестра покойной Оры, она же жама треклятого Руника, и она же претендентка на звание колдуньи рода 'желтых'. Сообразив, в какой двусмысленной ситуации она оказалась благодаря Рунику, женщина решила подсуетиться и загладить невольную вину перед Муритом и всем сообществом. Ее речь отличалась простотой аргументации и нескрываемым желанием 'лизнуть' победителя:

— Я вот о чем думаю, — затараторила женщина. — Мы уже столько времени живем без вождя. Это совсем не хорошо. Это нарушает обычаи. Мы все сегодня видели, какой умный и справедливый человек Мурит. Чего ждать? У 'черных' сейчас все равно нет старейшины. Давайте выберем вождем Мурита. Больше все равно некого.

— А чего? — произнес один из охотников. — И, правда. Чего тянуть?

Но тут, как и обычно на любом сходе, встряла Лала.

— Как это, чего тянуть? — спросила она подбоченясь. — Я, конечно, того, согласна, что Мурит умный. Да только не он один.

Отряхнув с заячьей малисы невидимую пыль, дама стрельнула глазами по сторонам и продолжила:

— Мне, например, Сиук нравится. Смотрите, какой молодец: Ваду от людоедов спас. Настоящий варий.

— А что Сиук? У него еще молоко на губах не обсохло, — видя перед глазами пример, решила 'реабилитироваться' и 'толстушка'. — Мой жамуш ничем не хуже.

На слове 'мой' женщина сделала ударение и ласково посмотрела на Короса.

В толпе оживленно загалдели. Сход грозил перейти в предвыборные дебаты. Но тут слово взял Корос.

— Подождите, — произнес он умиротворяюще. — Не надо ссориться. Мы еще Зукуна не похоронили. А вообще тут правильно сказали. Я согласен. Мурит в племени самый старший и мудрый. Пусть будет вождем.

— Верно говорит Корос, — Мурит пристукнул древком копья о камень. — Не надо торопиться. Завтра похороним Зукуна и решим дело. А сегодня все устали. Есть хотят. И еще.

Мурит хитро прищурился: он знал, чем можно поднять авторитет среди народных масс.

— У нас сегодня большая радость. Наши сородичи вернулись в стойбище. Мы их уже того, и не думали увидеть. Я так предлагаю: устроим сегодня небольшой сабай по такому поводу. А завтра, как Зукуна похороним и вождя выберем, проведем настоящий сатуй. Муссы у нас хватит. Так ведь, Уна?

— Мусса есть, — подтвердила Уна.

— Вот и ладно, — подвел черту Мурит. — Надеюсь, никто не возражает?

Сородичи захихикали. Ох, и шутник этот Мурит. Нашел о чем спрашивать. Дураков нет по шее от родственников получать. Какой нормальный варий от муссы откажется? Чай, не война и не охота. Можно и погулять.

Вада проснулась едва ли не раньше всех в племени. Солнце уже висело над горой, но изрядно подгулявший накануне народ продолжал дрыхнуть без задних ног. Муссу вечером не пили только трезвенник Корос, Уна и Вада. Колдунье не полагалось, а Вада готовила себя в колдуньи. Она и Сиуку не советовала пить, но юноша не удержался на радостях и теперь тихонько сопел в углу шалаша, прикрывшись шкурой. Они с Вадой ночевали вместе в шалаше Уны. Колдунья оставила свое вместительное жилище молодым, а сама вместе с сыном отправилась ночевать в шалаш вождя. Все равно возле тела Зукуна надо было кому-то находиться.

Строго говоря, Ваде и Сиуку еще не полагалось спать на одном ложе. Кое-какие формальности оставались не соблюдены. Но в последнее время к формальностям в племени Леопарда относились невнимательно. Уж больно сильно потрепало сообщество житейскими невзгодами.

Вада вылезла наружу и поежилась. По утрам уже становилось прохладно — приближалась осень. Над стойбищем стояла мертвая тишина. Только из леса доносились звонкие голоса птиц.

Девушка решила спуститься к ручью, промыть глаза и лицо в проточной воде. Варийка с раннего детства любила плескаться в воде, за то и имя получила — Чистая Вода…

'Интересная жизнь у воды, — думала Вада, опустив в речку указательный палец. — Бежит себе куда-то и ни о чем не жалеет. А столько видит вокруг: леса, горы, звери, люди. Вот я сейчас смотрю на нее, и она на меня смотрит. Есть ли у нее память? Наверное, есть. Ведь она меня держит на себе и отпускает, когда мне надоедает купаться. Наверное, потому что запомнила. А когда я была маленькой и в первый раз залезла в воду, она меня не держала и хотела забрать к себе. Хорошо, что мама меня отняла. А то бы я сейчас жила в воде и плавала, как рыба. Интересная жизнь у рыбы…'

Вада ничего не услышала, но ощутила вдруг такую сильную тревогу, что сердце сжалось. Также тревожно было ей, когда снились сны про волков. Еще до нападения глотов. И в то утро, когда они напали, ей опять приснились волки. Она проснулась от страха и лежала с закрытыми глазами, и в это время закричал младший брат: 'Беги, Вада, беги! Это глоты!' И она побежала. Сколько еще ее будет преследовать это воспоминание?

Тревога не отпускала. Девушка решила вернуться в стойбище. Поднялась по берегу и остановилась. Что это? Показалось? Между шалашами мелькнула тень. Вот еще одна.

Вада бросилась к себе. Когда она находилась уже совсем близко, из-за соседнего шалаша вылетели двое вариев и заскочили в шалаш колдуньи. Девушка даже не думала об опасности — ведь там Сиук. Через несколько мгновений она нырнула, наклонившись, в лаз шалаша и угодила прямо в руки высокого, широкоплечего мужчины. Глаза ухватили серые полоски на теле. 'Волк!' 'Волк' схватил девушку в охапку и оторвал от земли. Он был очень силен, этот незнакомец. Болтая ногами в воздухе, через плечо нападавшего, Вада увидела страшную картину. Второй 'волк' сидел на спине Сиука. Одной рукой он схватил юношу за волосы, приподняв его голову от лежанки, а во второй руке сжимал нож, готовясь полоснуть Сиука по шее.

Вада завопила так громко, что рука с ножом замерла, а 'волк' обернулся с недоумением и даже с некоторым испугом.

— Нет!! Не трожь!! Не смей! А-а-а!! Нет! Не смей, гадина!! — кричала Вада, мотая головой и пытаясь вырваться из каменных объятий незнакомца. От нечеловеческого напряжения самой Ваде показалось, что у нее из глаз сыплются искры. Внезапно по стенке шалаша пробежал легкий огонь, и через мгновение сухой тростник вспыхнул ярким пламенем. Второй 'волк' отпустил голову Сиука и сидел с открытым ртом. Первый 'волк' с силой несколько раз встряхнул Ваду, а затем резко прижал ее голову к своей груди и вывалился вместе с девушкой из шалаша.

Очутившись снаружи, первый 'волк' крикнул второму: 'Тащи его сюда!' Тот схватил Сиука за ноги и выволок из полыхающего шалаша. Просунув голову под мышку захватчика, Вада заметила, что тело Сиука в крови. Видимо, нападавший в самом начале успел ударить юношу ножом один или два раза.

— Не смей его трогать!! — снова завопила девушка.

Незнакомец пригнул ее голову к земле и проорал:

— Тихо! Замолчи! Никто его не тронет! Тихо!

Внезапно тело Вады обмякло, и она потеряла сознание.

…Очнулась девушка оттого что кто-то похлопывал ее ладонью по щеке. Она открыла глаза и увидела склонившееся над ним лицо 'волка'. Теперь Вада узнала его — она видела этого мужчину во время сокухи. Вирон! Тот самый загадочный и зловещий вождь 'волков', который хотел взять ее в жамы и, если верить Дулу, велел похитить ее глотам. Он еще улыбается, гадина!

Перед глазами девушки промелькнули события последних минут. 'Сиук! Что с ним?!' Она попыталась присесть — Вирон помог ей, подсунув руку под спину. Глаза нашли Сиука. Юноша лежал на боку и стонал. Вся его спина была в крови. Рядом с безучастным видом сидел второй 'волк'. Шалаш уже догорел, только дымились толстые ветки каркаса. Вада взглянула на Вирона с такой ненавистью, что тот откинул голову.

— Тихо, Вада, тихо. Успокойся, все в порядке, — со странной интонацией произнес вождь 'волков'. — Вот ты какая. Что же, я не ошибся.

Только тут до слуха девушки донеслись крики и стоны.

— Что это? Что здесь происходит? Зачем вы на нас напали?

Лицо Вирона помрачнело и приобрело жесткое выражение:

— Нам пришлось это сделать. Вы первыми убили наших воинов. Теперь мы убили ваших. Вашего племени больше нет. Но тебя и этого, — Вирон мотнул головой в сторону Сиука, — парня твоего, никто не тронет. Если ты поможешь мне.

— Я должна помочь ему сейчас, иначе он умрет, — собрав все мужество, девушка взглянула в глаза Вирона. У него был невыносимо тяжелый, давящий, завораживающий взгляд. Но их поединок длился всего несколько мгновений. Вирон моргнул и выставил вперед растопыренную ладонь, словно закрываясь от Вады.

— Не надо, Вада. Не надо так смотреть. Помогай своему парню. Он мне не нужен. Мне нужна ты.

Вирон давно понял, что его грандиозным планам не осуществиться без наличия чрезвычайных обстоятельств. Рутинная, спокойная жизнь, текущая по заведенному и понятному всем порядку, лучший аргумент в поддержку 'вечнозеленого' тезиса противников изменений: от добра добра не ищут. Иными словами, Вирону требовались потрясения.

Но потрясения, вызванные естественными обстоятельствами, вещь непредсказуемая и неуправляемая. Ждать надо неизвестно сколько и неизвестно, чем все потом закончится. Вирон это понимал. Ему надо было 'подтолкнуть' естественный ход обстоятельств в нужном направлении и с прогнозируемым результатом. И неожиданно на помощь пришел Руник.

Руник посетил стойбище 'волков' по поручению Зукуна на стадии подготовки 'брачного договора' между двумя племенами. Проницательный Вирон быстро раскусил двуличную натуру Руника: завистлив, жаден, но умен и недоволен своим нынешним положением в племени. Так уж было социально устроено общество вариев — младшие (брат ли, сестра) всегда оставались в тени старших. Для людей амбициозных система оставляла только два варианта: или безропотно дожидайся смерти старшего родственника, или меняй обстоятельства. Вирон почувствовал: Руник мечется между двумя вариантами. Первый его не устраивал, второго он опасался.

Угощая гостя, вождь 'волков' ненавязчиво накормил его 'пьяной' ягодой. Вирон знал, что после употребления такой ягоды у человека быстро развязывается язык, и он выбалтывает все, что знает. Захмелевший Руник мимоходом рассказал о происшествии, сразу привлекшем внимание 'волка'.

У 'леопардов' полным ходом шла сокуха — заключительный этап инициации юных девушек, после которого они получали права взрослой женщины. Все это время подходящие по возрасту девушки в течение нескольких недель жили в отдельной хижине под присмотром колдуний, получая различного рода навыки и знания. В один из дней Уна учила Ваду правильно разжигать огонь. Правильно, это значит не абы как, а в строгом соответствии с установленной церемонией — ведь Вада, кроме всего прочего, в будущем должна была стать колдуньей. Но у девушки что-то не ладилось.

Специально заготовленные палочки ломались, высушенная труха гриба вылетала из выдолбленной в деревянном бруске лунки, не желая загораться. Рассердившись, Вада бросила брусок на землю и, обхватив руками голову, уставилась на противную деревяшку злыми глазами. И тут случилось нечто такое, от чего Уна потеряла дар речи. Брусок неожиданно, сам по себе, затлел, а затем вспыхнул ярким пламенем. Сама Вада ничего не поняла — она подумала, что появившийся огонь — плод ее долгий усилий по вращению палочки в лунке. Прятался-прятался огонь, не хотел выходить, но, наконец, не выдержал и появился. Но Уна придерживалась другого мнения.

От одного из странствующих путников, периодически забредавших в стойбище, она слышала историю о загадочных людях, умевших зажигать огонь взглядами своих глаз. Посмотрит такой человек в гневе или ярости — пух! — и дерево само загорелось или, там, трава. Или, даже, шкура на животном: страсти-то какие! Ох, стра-а-ашно, аж моно*! Особенно, когда за стенами хижины завывает, словно злобный Черух, холодный зимний ветер.

Но то ж сказание. Рассказать можно много чего, а наяву попробуй такое увидь. Но Уна могла поклясться даже Черухом — деревяшка загорелась сама собой. Вернее, не вполне сама собой — Вада смотрела на нее. Колдунье даже почудилось, что у дочери в какой-то момент полетели из глаз искры. Маленькие такие, но яркие.

Уна испугалась. Это ведь дело такое — огонь глазами зажигать. Темное дело, непонятное. Настоящее чуро. В памяти Уны от услышанного некогда сказания сохранилось, что люди, зажигающие огонь, вроде как злые духи. Не добрые. Наводящие моно. Путник их как-то называл: демоны, что ли?

— Ну вот, видишь, — осторожно сказала Уна дочери, придя в себя от первого потрясения. И добавила: 'Терпи, три лучше трут и перетрется до огня'.

— Терпи, три трут и перетрется, — послушно повторила Вада, вовсе не догадываясь, что вместе с матерью рождает пословицу, пережившую века.

О происшествии Уна никому не рассказала, кроме Зукуна. Лучше держать такие вещи в тайне, от беды подальше. Она не догадывалась, что свидетелем пугающих способностей Вады стала и Ора, находившаяся в тот момент поблизости. Ора не удержалась и разболтала об увиденном бывшему жамушу Рунику, с которым продолжала иногда встречаться в отдаленных от стойбища кустах. В сути произошедшего Ора не разобралась, вот и решила посоветоваться с умным человеком. Руник счел рассказ излишне экзальтированной пассии женской фантазией и почти забыл о нем. Но 'пьяная' ягода развязала язык, который и вывалил Вирону все подряд из того, что хранил мозг.

— Предстляешь? — сообщил Руник новому приятелю заплетающимся языком. — Смрит эта Вада на древо, глза, как угли. Бац, и огнь, зчит. Ну, рази не дуры эти бабы?

— Дуры, дуры, — согласился Вирон, пододвигая гостю деревянную плошку с ягодой. — Ты ешь ягодку, ешь. Вку-усная.

В отличие от большинства, в целом, довольно наивных и простодушных вариев, хитроумный Вирон ничего не пропускал мимо ушей. А тут такая история.

В способность девушки зажигать глазами огонь он поверил сразу. А почему бы и нет? С маниакальным суеверием первобытного человека Вирон считал, что если чего-то очень сильно захотеть, это обязательно получится. А он очень хотел, чтобы Вада оказалась именно такой, какой он ее себе вообразил. Ведь именно ТАКАЯ необычная девушка, да и еще и дочь колдуньи, была ему нужна для осуществления грандиозных замыслов. Вождем 'волков' овладела навязчивая идея или идея фикс, как сказали бы в более поздние времена. Во времена Вирона это называлось проще: я хочу, чтобы было так.

Руник, одаренный шкурой бизона и подбодренный, вернулся к себе в стойбище верным сторонником Вирона. Теперь вождь 'волков' имел в стане соседей надежного информатора, к которому затем присоединился еще один, пусть и ненадежный, но предельно откровенный — болтушка Лала. Вскоре, при помощи Руника, в расставленную ловушку попался Зукун, пообещавший отдать Вирону Ваду в жамы. Но Руник же позже и доложил: надеяться на Зукуна нельзя, обещания тот не выполнит. Тогда и возникла у Вирона мысль задействовать в операции, что называется, 'в темную', глотов-людоедов. Пусть потаскают каштаны из огня.

Однако управлять обстоятельствами оказалось не так-то просто. После того, как Вада сбежала, ситуация почти вышла из-под контроля. Вирон нервничал и злился. Так, разозлившись, он, по наущению Руника, решил убить Зукуна. Тонкие игры надоели первобытному макиавелли, и он решил идти по трупам в духе своей жестокой эпохи. Потрясения — именно они выбивали почву из-под ног консервативных противников Вирона, позволяя ему навязывать свои правила игры. Когда льется кровь, — о каких устоях и обычаях можно болтать?

Не доверяя никому, в том числе и продажному Рунику, Вирон решил втянуть в свои интриги и бывшего 'волка', хитрого и храброго следопыта Короса.

— Ты же 'волк', - напомнил в разговоре Вирон. — Не забывай. А волки живут стаей. Помоги мне, и я помогу тебе.

— Стая нужна тому, кто не может выжить в одиночку, — парировал следопыт.

— Не скажи, — вождь 'волков' усмехнулся. — Тому, кто хочет стать вожаком, тоже стая нужна. Ведь стаи без вожака не бывает. Без вожака, это толпа.

— Хочешь быть первым в толпе?

— Над толпой, — поправил Вирон.

Но Корос оказался себе на уме — подарок взял, а обещания не выполнил. Хотя… Ваду-то именно он, в конечном результате, нашел и в племя вернул.

После смерти, от рук Короса, верного Симона, смерти неожиданной, потому что все должно было случиться наоборот, у Вирона появился хороший повод для нападения на 'леопардов'. Но и здесь 'партия' осторожного Овуса, возглавлявшего род 'длинноносых', оказалась сильнее. Овус настаивал на необходимости ведения переговоров с 'леопардами', и сход поддержал именно его трусливое предложение. Обленившиеся 'волки' не очень-то хотели воевать. Вирону в очередной раз пришлось отступить, но лишь на несколько дней. Кстати оказалась и гибель Зукуна, после которой в стане 'леопардов' начался раздрай, и вести переговоры, даже с формальной стороны, стало не с кем.

И тут вернулся в стойбище один из 'волков' из рода 'большелапых', посланных Вироном искать Ваду. Измученный многодневным одиночным переходом, молодой воин сразу же нашел Вирона и уединился с ним в шалаше. Выслушав рассказ, вождь немедленно созвал общий сход. В его интерпретации история выглядела следующим образом. 'Волки' охотились и наткнулись на дикарей, захвативших Ваду. В жестоком сражении отважные 'воины' перебили глотов и освободили девушку. Но на обратном пути на них подло, ночью напала шайка 'леопардов' и убила двух 'волков'. Только одному, по чистой случайности, удалось спастись.

Нарушение всех обычаев было вопиющим, и Овус ничем не смог возразить. Кровь сородичей требовала отмщения, и сход дал 'добро' на проведение военной операции. Наметили выдвинуться в поход на следующий день. Но поздно вечером, почти ночью, в стойбище 'волков' прибежал Руник.

Выслушав перебежчика, Вирон понял, что наступило время решительных действий. Он обошел шалаши и собрал воинов. Двинемся сейчас — объяснил Вирон. Дойдем до Падающей Воды, там сделаем привал. А перед восходом солнца пойдем по берегу речки к стойбищу 'леопардов', там недалеко. Нападем врасплох, пока эти шакалы еще толком не проснулись.

На этот раз план Вирона сработал без осечки. На руку оказалась и гулянка, некстати организованная Муритом. К моменту нападения на стойбище почти все 'леопарды' продолжали спать в своих шалашах. Резня, жестокая и беспощадная, как и требовали обычаи, длилась недолго. По указанию Вирона смерти подлежала вся мужская часть племени Леопарда. Отличить мужчин от мальчиков было несложно: по прическе и раскраске, которая наносилась только на тела взрослых. В роли наводчика и консультанта выступил предатель Руник. Не убили, а, точнее, не добили, благодаря отчаянному заступничеству Вады, лишь Сиука…

Когда резня завершилась, женщин и детей 'леопардов' согнали в центр стойбища.

— Это месть, — объяснил Вирон. — Ваши воины убили наших, мы отомстили. Но 'волки' не мстят женщинам и детям. Вы — такие же варии, как и мы. Теперь вы станете жить вместе с нами. Сегодня похороним мертвых. Их оманы должны попасть в акуд. А завтра уйдем на наше стойбище. Теперь все мы — 'волки'.

*Моно — чувство, когда очень страшно, аж жуть, — так, что словами не описать.