Дольф долго приходил в себя, одеревенев от холода, лежа на твердых досках закутанный в одеяла. Во рту у него пересохло, губы растрескались, в легких хрипело. Он чувствовал себя полузадохнувшимся, а когда сел, охваченный тревогой, то закружилась голова, так что он поспешно лег обратно, задаваясь вопросом, где он и что с ним случилось.
Затем он вспомнил. Лежа, он осторожно осмотрелся. Яркий столб голубоватого солнечного света, столь же резкий и беспощадный, как лазерный луч, горизонтально шел через каюту из иллюминатора, но в неосвещенной части помещения было сумрачно, точно в пещере. Дольф облизал сухие губы распухшим языком, закашлял и тут же понял, что кругом царит необъятная тишина. Даже кашель казался далеким и слабым, а тишина была абсолютной, словно на дне океана. Тогда он понял, что его разбудило: перестал шипеть первый кислородный резервуар.
Он с трудом встал на ноги. Головокружение вернулось, но на этот раз не такое сильное, и постепенно оно проходило. Он подумал, стоит ли об этом волноваться, но был почти уверен, что это все из-за силы тяжести. В конце концов, он весил здесь всего лишь сорок восемь фунтов, так что сердцу и кровеносным сосудам нужно время, чтобы привыкнуть к изменению его веса.
Главным теперь был кислород. Все остальное могло подождать. Дольф открыл подачу из второго резервуара и принялся за работу.
Прежде всего, он поел, затем из остатков жира в пакете НЗ и нескольких кристаллов щелока сделал слабый мыльный раствор. С помощью петельки из провода он стал пускать мыльные пузыри, а они легко показали ему три места утечки воздуха в стенках каюты, причем две были достаточно велики, чтобы о них стоило позаботиться. Он отметил их места. Конечно, должны быть и менее значительные утечки, но о них можно позаботиться позже, когда возрастет давление воздуха в каюту и их будет легче обнаружить.
Затем электродвигатель. На него потребуется всего-ничего материалов, но Дольф еще не был уверен, как станет его использовать. К тому же двигатель все равно получится небольшим.
Пока что двигатель требовался ему в качестве сердца простейшего насоса, схему которого он когда-то увидел в техническом журнале. Этот насос может качать что угодно — хоть воду, хоть воздух, — и состоит лишь из двух роликов, непрерывно сжимающих несколько дюймов мягкой резиновой трубки. Входной конец Дольф планировал вставить в самую большую дырку в стенке каюты, а выходной остался бы внутри.
Но вот из чего сделать ролики? Легче всего их было изготовить из двух обрезков стеклянной трубки, оплавленных на гвоздях в качестве осей при помощи горелки. Но чтобы горелка действовала, ему придется поднять уровень кислорода, а к тому времени, как операция будет завершена, воздух в каюте будет совершенно отравлен. Дома все это заняло бы полчаса, но здесь это было такой же тяжелой работой, как разгрузка вагонов с углем.
Но, наконец, двигатель был подсоединен к батарее и тихонько зажужжал. Небольшое дуновение воздуха можно было едва почувствовать. Но Дольф надеялся, что постепенно его насос все же поднимет давление в каюте. Затем, после пяти минут отдыха — что было совсем недостаточно, — Дольф снова уменьшил подачу кислорода до тончайшей струйки.
А пока он отдыхал, то услышал какое-то перешептывание, источник которого не мог определить. Сначала он подумал, что это мог быть ветер, но в разреженной атмосфере снаружи такие звуки были бы невозможны. Или все же возможны? В конце концов, астрономы частенько видели песчаные бури, несущиеся по Марсу, и не раз проклинали их за то, что они закрывали видимость и мешали работать. Затем Дольф встал и выглянул в иллюминатор.
Да, это был ветер. Слабые, почти незаметные волны проходили по поверхности цепляющейся за землю растительности, которую, пока он наблюдал, стал постепенно закрывать легкий туман.
Через несколько секунд шепот превратился во вздохи, а затем вздохи сделались негромким, но ясно слышимым свистом, с каким ветер огибал углы его ящика-корабля. Туман сгущался, ближняя стена кратера становилась неясной. Затем она вообще исчезла, а воздух потемнел, хотя еще явно был день. Просто исчез солнечный свет, словно небо закрыли тучи. На одну секунду у Дольфа мелькнула в голове дикая мысль, уж не собирается ли пойти дождь?
Но дождя, разумеется, не было. Просто воздух темнел все сильнее от взлетевшей пыли и мелкого песка. Хорошо, что конструкция его насоса не допускала воздух к движущимся частям. Иначе эта хрупкая машинка не выдержала бы трения.
Но Дольфу все равно стоит приспособить к выходному отверстию какой-нибудь фильтр — и ежедневно менять его, если такие бури будут подниматься каждое утро.
Конечно, если это настоящая песчаная буря, то его просто похоронило бы под песком, и все было бы кончено.
Однако, через полчаса свист начал слабеть, и, казалось, снова начался рассвет. Через час стенка кратера снова была отчетливо видна: в разреженном воздухе пыль не могла долго висеть, если ее не поддерживал ветер, и быстро осела. Дольф предположил, что это был просто местный бриз, вызванный нагреванием долины, когда после сверхарктической ночи в нее полились солнечные лучи.
Он понадеялся, что это так, потому что если такой ветер будет регулярным, он мог бы использовать его. Фактически, это решило бы одну из его самых неотложных проблем — как подзаряжать батареи. Нужно только построить маленькую версию генератора с ветряным двигателем, с ротором из намагниченной стали. Вероятно, лопасти для ветряка можно сделать из холста — этот материал достаточно тяжел для разреженного воздуха. Но, с другой стороны, порывы ветра, казалось, были довольно сильны. Только эксперимент показал бы, какие лопасти тут подойдут лучше всего.
По часам Дольфа близился полдень, хотя солнце было с этим несогласно. И такое рассогласование должно постепенно увеличиваться, потому что марсианский день несколько длиннее земного. Конечно, Дольф мог бы открыть заднюю крышку часов и замедлить механизм, насколько получится, но он сомневался, что этого будет достаточно. Лучше всего рассчитывать марсианское время приблизительно, а часы использовать для того, чтобы рассчитывать короткие операции, если в этом возникнет нужда — а не рискнуть открывать их в такой сухости и пыли. Внутри часов наверняка сохранился кусочек земного воздуха, и не стоило выпускать его и заменять более разреженным.
Но мысли о полудне напомнили ему, что дома в это время было время ленча. Здесь же, на Марсе, следовало дать ему другое название, желательно, чтобы в нем вообще не упоминалось об еде. В конце концов, средневековый человек питался два раза в день и был бодр и энергичен. Хищники, в основном, ели всего лишь раз в сутки. Но все равно, если бы у него была стопка блинчиков дюймов в семь высотой, с черникой или холодной патокой...
Ерунда все это, мрачно сказал себе Дольф. Немножко глотнуть воды — и продолжать работать.
Что там дальше? Потенциально, у него было средство для поддержания воздушного давления. Еще более потенциально, у него была электроэнергия. Но у него по-прежнему не было кислорода — он всего лишь мог перекрывать утечки, но не пополнять запасы. Нужно найти источник кислорода.
Была ли в марсианских растениях жидкость. А главное, была ли это вода? Если вода, то это решило бы проблему с кислородом, поскольку он мог расщепить воду электролизом и жечь водород, если не найдет способ его сохранять. Но в последнем Дольф сильно сомневался. Потому что водород, самый легкий газ во вселенной, и его невозможно перекачивать по резиновой трубке, как воду.
Дольф помотал головой. Водород был ему сейчас не нужен. Главное, чтобы было чем дышать. И еще, он опять захотел есть, хотя, вероятно, это было просто по привычке. Кислород ему был нужен, не водород, а кислород!
Дольф осторожно открыл одну из бутылочек, в которых хранил пробы, и осмотрел лежащее в ней растение. Оно не казалось высохшим, ну, может, немножко более плотным, а влажный воздух в каюте был для него настоящим пиршеством. Прозрачные мешочки надулись и сверкали, словно было готовы вот-вот лопнуть. Как же определить, была ли там вода?
Для пробы Дольф раздавил один мешочек. К великому его разочарованию, из него не вылилось ничего — совершенно ничего. Он был абсолютно сухим. Дольф раздавил другой, с тем же результатом. Но если в мешочках был не сок, что же тогда?
Озадаченный этим, Дольф поднес мешочек поближе к лицу и, когда раздавил, то почувствовал, как на него брызнула мелко распыленная холодная струйка, которая мгновенно высохла, оставив ощущение липкости, словно после морской воды. Вероятно, это был сок, содержащий раствор солей и, наверное, сахара. Но что был за растворитель?
Он все еще не мог придумать никакой простейший химический тест, который помог бы ответить на этот вопрос. Но с другой стороны, что еще там могло быть? Есть лишь один универсальный растворитель — по крайней мере, один, который стабилен при температуре, царившей на Марсе. На Юпитере это мог бы быть жидкий аммиак. Но, к счастью, Дольф был не на Юпитере. Достаточно плохо было и на Марсе. Но здесь это должна быть вода. Ничего другого просто быть не могло.
А что же за вещества растворены в ней? Они вполне могли оказаться ядовитыми. Дольф почувствовал, что не рискнет попробовать содержимое этих растений. По крайней мере, пока у него не кончится еда. Нужно дистиллировать сок при высокой температуре, только не нагревать его горелкой, потребляющей кислород. Можно было бы использовать линзы очков и зеркала, чтобы сконцентрировать солнечные лучи. При мысли об этом у Дольфа, также мелькнула мысль использовать зеркала для обогрева каюты днем.
Кстати, а что происходит с солнцем? В каюте снова потемнело. Дольф машинально взглянул на часы — 4:38. День на Марсе немного длиннее земного, так что это еще не вечер. Просто солнце немного склонилось к горизонту, и его лучи уже не достигали дна оазиса. Начнется ли после наступления темноты еще одна короткая песчаная буря? Вероятно... Но, при удаче, Дольф во время ее уже будет спать.
При удаче, он бы проспал гораздо дольше.
И вообще, не стоит развивать бурную деятельность сверх абсолютной необходимости поддерживать жизнь, пока...
Пока что?
Дольф понял, что не может ответить на этот вопрос. У него и мыслей не появлялось о спасении — хотя бы просто потому, что никто не знал, где он находится. Он предположил, что можно, как только он соорудит ветряной электрогенератор, собрать радиопередатчик, который могут услышать на Земле, поскольку, как он читал, для межпланетной связи требуется удивительно мало энергии. Разумеется, он не может сделать микрофон, поэтому передатчик сможет передавать лишь точки и тире — он не знал полностью азбуку Морзе, но, по иронии судьбы, призыв о помощи — три точки, три тире, три точки — совпадал с началом Пятой симфонии Бетховена, которую любил его приемный отец.
Практически, передатчик ничем бы ему не помог, пока Земля не сумеет послать на Марс первую экспедицию. Вот тогда он мог бы использовать передатчик, чтобы привлечь к себе внимание. Экспедиция могла запеленговать сигнал и точно определить его местонахождение. А до тех пор он может использовать электричество с большей пользой, чем создавать радиошум.
К тому же, первый полет людей на Марс состоится еще очень не скоро. Задумавшись, Дольф уселся на пол и принялся стучать кулаком одной руки в ладонь другой. До этого времени он рассматривал проблемы выживания в расчете на месяцы. Но выживание и спасение? На это потребуются годы, возможно, десятилетия...
Столько он не выдержит. Если он выживет вообще — то будет вынужден жить за счет земли — самой чужой, самой безжизненной и неприветливой земли, на которую только ступала нога человека.
Если бы только он хорошенько подумал и захватил запасную лампу — единственный компонент в его установке, который, в случае поломки, он ничем не мог заменить! Если бы только... Тут он честно признался себе, что ему не помешала бы простая предусмотрительность. Ему пришло в голову, что могла быть куча причин, по которым ему пришлось бы задержаться гораздо дольше, чем он планировал! И он мог захватить с собой в двадцать раз больше припасов, ничуть не перегрузив устройство, способное поднять и нести груз неизмеримо больший.
Но теперь уже поздно. Он останется на Марсе, по меньшей мере, на десять лет. А может, и на всю жизнь.
Внезапно он понял, что вокруг стало темным-темно. Куда же девался день? Он никак еще не мог закончиться.
В темноте он услышал пульсацию своего насоса. Этот звук немного успокаивал. По крайней мере, насос еще проработает какое-то время, а если в трубку все же забьется песок, то нужно будет вовремя прочистить ее. Утром Дольф должен первым делом заняться этим.
А тем временем, в холодной тьме марсианской ночи насос шептал ему: «Всю жизнь... Всю жизнь... Всю жизнь... Всю жизнь... Всю жизнь... Всю жизнь...»