Здравствуй, Дневник. Я и не думала, что когда-нибудь буду снова тебя вести. Сколько раз пыталась… Садилась, открывала тебя, брала ручку, — без толку. Ни слова не могла написать. Но сегодня, мне кажется, всё получится. Сколько времени прошло с нашего последнего общения — полгода?
Наверное, мне нужно рассказать тебе, как я жила во время своего молчания. Рассказать, что происходило. Ты ведь этого от меня ждёшь, да? Ну да — я, конечно, всё расскажу…
Я теперь одна. Больше нет Марты, Пети, майора, Зульфии Абаевны, Инны… многих нет. Они живы только на твоих страницах и в моей голове. Сейчас читала свои весенние записи и плакала.
Извини, Дневник, похоже, я не смогу.
Нет, всё-таки буду писать. Помаленьку, небольшими кусками. Расскажу всё, что помню.
Я тут посмотрела дату последней весенней записи — 21 марта. Получается, мамонты приехали в Пригорск именно в ночь с 21-го марта на 22-е. Они и до этого приезжали, прикидывались белыми и пушистыми, а Ануфр представлялся «Андреем Афанасьевичем», когда заходил к нам. И никто, даже сам майор, не заподозрил ничего плохого. А оказывается, они тогда приезжали осмотреть город перед нападением. Рома мне объяснял их план. Когда наша машина приехала в Иркутск и мамонты узнали, что в Пригорске есть действующая военная база, Мамонт сразу решил, что город нужно захватить. Выслал «разведчиков» во главе с Ануфром, и они приехали к нам «с миром», навешали лапши, и все поверили. Ануфр, пока его водили по Пригорску, всё рассмотрел — сколько людей, какое вооружение, где стоит техника, сколько машин и т. д. Они начали готовить нападение и подтянулись ночью 21-го, когда мы спали и ничего не подозревали.
Если верить Роме, сопротивления с нашей стороны почти не было. Рудик со своими людьми взял штаб, убил там почти всех военных, а люди Ануфра на броневиках заблокировали центр. Всё прошло очень быстро — я вообще проспала всё. Проснулась, когда под окнами из автоматов в убегающих стрелять начали. Петю, должно быть, тогда и убили, но как и где, не имею понятия. Наверное, он прорывался к моему дому и попал на глаза кому-то из мамонтов. В общем, непонятно, там каша полная была. В мегафон орали, чтобы все собрались на улице, а я со сна подумала, что это наши бьют тревогу. Почти все так думали. Только когда мы вышли на улицы и увидели тела военных и кучу людей с автоматами, то поняли, что происходит что-то не то. Кто пытался бежать или напасть на мамонтов, расстреливали или травили овчарками. Я помню, что вся замёрзла, потому что в спешке выскочила на улицу, не надев пальто, а обратно никого не пускали. Мамонты сгоняли к нам всё больше людей — всех не убитых, кто был в городе. Думаю, 2000 людей там было, плюс мамонты.
Знаешь, Дневник, у меня нет желания подробно описывать ту ночь и последовавшие дни. Скажу просто — мне тогда реально хотелось умереть. Они объявили, что теперь город в их власти, и что мы все должны делать то, что они приказывают. Загнали всех в спорткомплекс и не выпускали оттуда — мы там забились, как огурцы в банке. Как мне потом сказал Рома, наутро должен был прибыть сам Мамонт, и все ждали его указаний. А он опоздал, потому что в Иркутске, воспользовавшись отъездом Ануфра и его людей, попытались его убить. В общем, Мамонт появился только на третий день после захвата, и Ануфр за это время устроил в городе настоящий ад. Не давали есть, пить, никуда не выпускали, даже в туалет, за малейший протест просто убивали. Расстреляли Зульфию Абаевну, которая стала просить воды для нас. Потом отобрали девчонок помоложе, вроде меня, выводили во двор и там насиловали гурьбой. Сам Ануфр тоже там был, я помню его мерзкую рожу. Так мы там и лежали весь день и всю ночь, многие умерли от холода, потому что той ночью, как назло, был сильный мороз. Марта тоже там была, замерзла насмерть… Я тогда уже не различала, сколько времени прошло и что происходит — пришла в себя уже в лазарете. По словам Ромы, когда Мамонт наконец приехал, он первым делом настучал Ануфру по морде за всё хорошее, что он устроил в Пригорске, и велел начать нормально кормить людей и лечить больных. Правда, к тому моменту люди Ануфра уже расправились почти с сотней жителей…
Я многое пропустила, валяясь в лазарете, но не жалею об этом. Зато, когда я снова вышла на улицу, там уже не было этого безобразия — Мамонт навёл порядок. Почти всё было, как прежде, только вместо военных теперь были мамонты. Многие наши мужчины сами попросились к ним, и большинство приняли, но не сразу — у них, говорят, какие-то свои испытания, о которых я даже знать не хочу. Сейчас в городе большая часть мамонтов местные, а иркутские — так, присматривают за ними. Некоторые из наших сбежали из города после прихода мамонтов. Да и сейчас продолжают понемногу сбегать по ночам, но таких мало. Неизвестно, куда они направляются (ну не в Иркутск же) и нашли они ли других людей.
Когда я пришла в себя в лазарете, ко мне впервые зашёл Мамонт. Я тогда вообще не знала, кто он такой. Он представился просто «дядей Колей», спрашивал, хорошо ли идёт выздоровление, не нужно ли мне чего. Потом Рома рассказал мне, что у Мамонта во время чумы умерла пятнадцатилетняя дочь, которая была очень похожа на меня — должно быть, поэтому Мамонт меня запомнил, когда больных носили в лазарет. Тогда я этого не знала и решила, что этот лысый мужик просто разыгрывает спектакль перед тем, как начать приставать. Здорово испугалась, не могла даже нормально говорить. Он сказал: «Не бойся, я тебя не трону. А если кто-то захочет сделать тебе плохо, скажи, что он будет иметь дело с Мамонтом», — и ушёл.
В первые дни мамонты в основном занимались тем, что вывозили оружие и технику. По жилым домам тоже ходили, обыскивали. Из Иркутска приехали огромные грузовики, туда всё добро сгрузили и увезли, потом перегоняли военные машины. Рома говорил, что Мамонт сначала хотел сделать Пригорск совсем нежилым, вывезти жителей в Иркутск, но потом передумал — решил сделать Пригорск запасной базой, тем более что буквально пару дней назад его пытались убить люди Мелепина, и он задумался, что в случае чего нужно иметь место, куда можно приехать. Поэтому часть вооружения в город вернули и не стали полностью разграблять склады с продуктами. В общем, позволили жить дальше, но уже под властью мамонтов. Правда, запасы еды, которые они оставили в городе, по подсчётам Ромы, закончатся уже весной, и тогда, наверное, всё равно придётся переезжать.
Ты спрашиваешь, чем я занимаюсь, дорогой Дневник? Да ничем. Большую часть времени провожу в комбинате питания, но это совсем не значит, что я там делаю что-то полезное: там просто собираются все девчонки, потому что в других местах им нечего делать. Работы на всех не хватает, вот и просто сидим вместе, так хоть немного веселее. Я иногда что-то приношу-уношу, мешу тесто, но повар из меня никудышный, так что мне кулинарию особо не доверяют. Шеф-повар в комбинате иркутский, тоже из мамонтов — они везде ставят своих. Странно, что готовку нам доверяют, а не своих женщин из Иркутска завезли. Вот, например, я раньше сидела на учёте, а теперь меня к бумагам не подпускают за километр — этим занимаются Валерик и его парни.
Мой день выглядит так — проснуться, потом читать книги до обеда, потом идти в комбинат. Там зависаю на три-четыре часа, общаюсь с девушками, особенно с Алёнкой, потом шатаюсь по городу. Особенно мне нравится сидеть в стройках в промзоне, где-нибудь на пятом-шестом этаже. Там никого нет — только здания, которые уже никто никогда не достроит. Тишина полная, умиротворяющая. Правда, если сильно ветрено, то гремят железные листы. В такие дни я там не задерживаюсь.
После прогулки есть три варианта. Либо я возвращаюсь домой и снова сижу за книгами — так чаще всего и бывает. Либо иду к Роме в бывшую военную базу — теперь там главный штаб мамонтов. Меня там знают, все в курсе, что меня «крышует» Мамонт, поэтому пропускают без проблем. Я разговариваю с Ромой, если он в штабе. Он всегда рад меня видеть. Если его нет, могу подняться наверх в игровую комнату, где мамонты гоняют в бильярд. Мне тоже предлагали научиться играть, но я отказалась. Не хочу с ними якшаться. Я там сажусь за игровые автоматы — там есть специальные кабинки в углу, так что мамонты меня не видят. Сами они редко играют в автоматы, в основном в карты или бильярд.
Вариант три: насидевшись на стройке, я иду в склад к Акию. Он, конечно, ворчит каждый раз, но всё-таки пускает меня внутрь. Я выбираю себе выпивку, любую, какую захочу («Hennessy» — моё любимое), кладу бутылку в сумочку и иду с ней домой. А вечером напиваюсь до полной отключки. Рома, конечно, в курсе — Акий ему докладывает, да и моя опухшая с бодуна физиономия наверняка сама о себе говорит. Рома грозится, что всё расскажет Мамонту, иногда просто просит прекратить пить, но я не могу. Месяца три назад могла, но я тогда всё делала назло… даже не знаю кому. Всему, наверное. А теперь я, может, и хочу бросить, но уже слишком привыкла. Да и почему бы мне не пить, Дневник? Тебе хорошо, ты лишь пустая бумажка, ничего с тобой не станется. А я живая, мне тяжело. Когда я пью, то мне становится легче. Во всяком случае, до утреннего похмелья.
О чём тебе ещё рассказать, Дневник? О мамонтах? Они ездят на «Хаммерах» и одеваются в чёрные кожаные куртки, как будто насмотрелись старых сериалов про бандитов. Бандиты они и есть. Главный у них — собственно Мамонт, «дядя Коля». Как сказал Рома, его настоящее имя — Николай Антипин, но знакомые давно называли его «Мамонтом» из-за его роста и телосложения. Смотрится «дядя Коля» действительно очень грозно, не зря же я едва не описалась от страха, когда он зашёл ко мне в лазарет. В отличие от других, он постоянно ходит в спортивных костюмах, но каждый раз в разных. В последний раз, когда я его видела месяц назад, он был одет в красный «Adidas».
Хотя Мамонт относится ко мне хорошо, потому что я напоминаю его дочь, он мне почти ничего о себе не рассказывает, так что всё, что мне о нём известно, идёт от Ромы. До эпидемии Мамонт был водителем-дальнобойщиком. Рома был с ним давно знаком, у них был какой-то «совместный бизнес» (Рома произносит это с такой усмешкой, что сразу становится понятно — у них было что-то незаконное). Во время ГЧ Мамонт сначала просто работал, никаких планов по захвату города у него не было. Сам перенёс болезнь, но скрывал это. Но потом, когда у него умерла дочь от «Красной смерти», он очень изменился. Стал прямо одержим идеей дождаться, пока воинские части останутся без присмотра из-за паники, и забрать там всё в свои руки. В итоге это у него удалось. Сначала мамонтов было немного, около десятка, но среди них уже были Рома, Ануфр и Мел (Мелепин). Рома говорит, что захватить оружие и технику было легко, потому что военные в Иркутске не смогли организоваться, как в Пригорске, и всё их добро осталось просто лежать. Потом они стали привлекать к себе других выживших. Да у тех и не было выбора — серьёзное оружие в городе было только у мамонтов.
С марта Мамонт приезжал в Пригорск пять или шесть раз. Сначала часто, потом всё реже. Каждый раз всего на пару дней, проверить, как идут дела. Он очень строго следит за дисциплиной среди мамонтов. Им нельзя не выполнять приказов своих бригадиров, драться между собой, баловаться наркотой, наезжать без приказа на тех, кто не входит в число мамонтов. Пить можно, но в меру: если пьяный мамонт начнёт буянить, его за такое могут и пристрелить. Как говорит Рома, в декабре-январе, когда они только создавали своё «братство», было много всяких случаев, но Мамонт и Мелепин действовали жёстко, просто убивая тех, кто не слушался. Тела вывешивали перед штабом в Иркутске, чтобы все могли их видеть — они там десятками висели. Сейчас, конечно, всё убрали, потому что мамонты стали более дисциплинированными. Единственный случай, когда Мамонт простил своим бойцам «вольности» — как раз захват Пригорска. Рома считает, что он тогда был слишком потрясён попыткой его убить, ему было не до того, да и слишком многих пришлось бы «пустить в расход», если бы расстреливали каждого убийцу и насильника из людей Ануфра. А по мне, так стоило бы. Я бы с удовольствием на это посмотрела.
Я знаю, что многие за спиной называют меня «шлюхой Мамонта». Не только мамонты, но и девчонки из комбината. Пусть думают, что угодно, но Мамонт ни разу ко мне не приставал. Кажется, он и правда видит во мне свою дочь. Чего я не понимаю, так зачем он каждый раз, приезжая в Пригорск, возит меня с собой на все эти их собрания и застолья. Мне это совсем неинтересно и неприятно, тем более что пару раз с ним был и Ануфр. Конечно, после такого все считают, что я с ним сплю, и попробуй доказать, что это не так…
Каждый раз Мамонт забирает меня из дома и спрашивает в машине, как моя жизнь, не нужно ли мне чего-нибудь. Я ещё у него ни разу ничего не просила. Всегда говорю, что всё у меня хорошо. Несмотря ни на что, я боюсь его. Он не смотрит на меня таким отвратительным взглядом, как тот же Ануфр, да и другие члены его «братства», но его взгляд очень тяжёлый. Неужели он так же смотрел на свою дочь? Тогда я не завидую бедной девочке.
Я разговаривала с Ромой по этому поводу. Он посмеялся и сказал, чтобы я не боялась Мамонта. «Ты не представляешь, как он любил свою дочь, — сказал он. — Каждый раз, когда я приходил к нему, он первым делом рассказывал, какие у неё оценки в четверти, в каких ещё школьных конкурсах она победила, и мне приходилось это выслушивать. Юлиана, конечно, была умницей, к тому же единственным ребёнком Николая, но всё-таки он был к ней слишком уж привязан, особенно после смерти жены. Вот ему и сорвало башню после смерти Юли. А то, что он возит тебя с собой — просто хочет подольше видеть тебя. Не будет же он к тебе домой заваливаться и там сидеть». Я такое представила — бр-р-р. Вот уж не надо, пусть лучше и правда с собой возит.