Дневник ангела-хранителя

13. Возвращение пистолета

Следующий день я начала с новой целью: выяснить, как я умерла. Точнее, выяснить, кто меня убил.

Марго вот-вот должно было исполниться восемнадцать, она была наивна как ребенок и красива, как конфетка. И вдобавок к такой опасной комбинации ее голову переполняли грезы о жизни, которым не суждено будет сбыться: об успешной писательской карьере, в то время как она станет жонглировать шестью детьми — тремя мальчиками, тремя девочками — в доме за белым заборчиком в северной части Нью-Йорка и печь яблочные пироги для более красивой версии Грэма.

Но, наблюдая за Марго, когда она свешивалась из окна комнаты, глядя на улицы, исполосованные грязным дождем и полные желтых такси — ее фантазии ярко, как фиалки, раскрашивали воздух вокруг, — я не могла с парализующим сожалением не думать: «Когда все изменилось? Когда все пошло не так?»

Было ли это из-за Хильды? Из-за Сета? Или из-за Салли и Падрига? Лу и Кейт? Золы и Мика? Нырнула ли я в бассейн водки из-за того, как все обернулось, например, в результате брака с Тоби, или рождения Тео, или крушения брака?

В моей жизни был момент, когда все должно было взмыть в бесконечное небо. Юная блондинка, живущая на Манхэттене в то время, когда по улицам текли все самые лучшие революции — социальная, политическая, сексуальная, экономическая, — не должна была умереть спустя два десятилетия в отеле меньше чем в пяти милях отсюда.

Конечно, такое случается. Но не тогда, когда я стою на посту.

Марго закрыла окно, надела домашние брюки из шотландки, шерстяной джемпер цвета морской волны и причесала длинные волосы. Она глядела на свое отражение в высоком зеркале. Я стояла за ней, положив подбородок ей на плечо.

— Девочка, — вздохнула я, — ты должна раздобыть себе новую одежду.

Она слегка надула губы, похлопала себя по щекам, рассмотрела пушистые брови. Слегка повертелась перед зеркалом — я упомянула, что ее клетчатые штаны были к тому же с высокой талией и широкие в бедрах? — и нахмурилась. И я тоже.

«Я когда-то выглядела вот так? Почему никто меня не арестовал?»

В нижнем этаже, в магазине, Боб раскладывал книги без какого-либо особого порядка, уминая булочку с корицей. Он увидел Марго и застенчиво отвел взгляд. Его сны о матери были четкими и тревожными. Похотливые мысли о том, чтобы сделать Марго своей пленницей, исчезли.

Я начала замечать другую сторону Боба. Он был кротом в человеческом обличье. Любознательный, хотя и слепо любознательный, ворчащий и шаркающий по узким коридорам между переполненными книжными шкафами, он наслаждался недостатком общения с людьми. Его ангел — его дедушка Зенов — следовал за ним, заложив руки за спину, неодобрительно покачивая головой при виде хаоса страниц и суперобложек. И когда я вглядывалась достаточно внимательно, мне удавалось рассмотреть параллельные миры, всплывающие по обе стороны Боба, — это походило на телеэкран под водой. Если я сосредоточивалась, изображение становилось четче, словно вода успокаивалась: один Боб — маленький мальчик, прячущийся в шкафу от отца с тяжелыми кулаками; второй — пенсионер, одинокий, дряхлый, все еще раскладывающий книги. Оба образа заставляли меня чувствовать к нему легкую жалость.

Боб предложил Марго чай, от которого та отказалась, потом продемонстрировал ей, как и что в книжном магазине. Простите, я сказала — «в книжном магазине»? Мне следовало бы сказать — «в литературной сокровищнице, не имеющей хозяина». У этого человека имелись столетние копии Плавта, валяющиеся на бильярдном столе, копии с автографами Лэнгстона Хьюза,[20] собирающие пыль под столом, первое издание Ахматовой, которое он использовал в качестве подставки для стакана. Когда Боб вел бессвязные речи о том, как плохо идут продажи, как он даже не знает, почему кто-то дает себе труд разделять исторические книги по географическим секциям, — и так далее и тому подобное, я в конце концов обратила внимание Марго на Ахматову. Марго подняла книгу и уставилась на обложку.

— Вы знаете, кто это такая?

Прошло не меньше минуты.

— Кто? Что?

— Женщина, чье имя стоит на обложке этой книги.

— Девушка, мне нравится ваш акцент. Обло-ока. Скажите «обложка» еще разок.

— Это Анна Ахматова. Она одна из самых революционных поэтесс нашего времени.

— Э-э…

— А это! — Марго выдернула копию «Сочинений» Шекспира из другого книжного шкафа и пролистала ее. — Это подписано сэром Лоуренсом Оливье. Мы в самой прекрасной университетской библиотеке в мире.

Она выжидательно уставилась на Боба. Я кивнула. Золотые слова! Боб переминался с ноги на ногу.

— И как долго все это здесь лежит?

— Э-э, не знаю… — Боб поднял руки вверх, сдаваясь.

Марго порылась на других полках. Боб выглядел так, будто ожидал, что в любую секунду представители испанской инквизиции высадят его дверь. Марго перестала рыться и подбоченилась.

— Мм, — произнесла она, расхаживая по магазину. Теперь она безраздельно владела вниманием Боба.

— Что-что?

Марго остановилась и задумчиво показала на него. Боб натянул низ футболки на пояс.

— Вам нужны вещи поновее, — сказала она.

— Типа новой одежды?

— Нет! Книги поновее. У вас на полках слишком много классики. — Она походила еще. — Распродажи из багажников. У вас нет таких поблизости?

— Распродажи из чего?

— Простите, распродажи на дому, гаражные распродажи, места, где люди продают то, что им больше не нужно.

— Мм…

— Мы могли бы выбрать кое-какие книги в подобных местах.

— Мы?..

— Я пойду и выясню, где мы можем получить новые партии книг.

— Э-э, Марго?

Она обернулась в дверях, уже надев пальто, и уставилась на Боба.

— Что?

— Ничего. Просто… — Боб почесал пузо. — Удачи.

Она улыбнулась и ушла.

Для тех из вас, кто этого не помнит, кого не было в живых или кого выбросило на необитаемый остров, — Нью-Йорк в поздние 70-е годы был оживленной, убогой, криминогенной, полной наркотиков и того, что изрыгали трущобы, круглосуточной и ежедневной городской дискотекой. Вернувшись в него теперь, я сделалась настороженной, и в то же время меня разбирало волнение. Казалось, в этом городе на каждого человека приходилось по десять ангелов, различного рода ангелов — некоторые носили белые платья, некоторые как будто были объяты огнем, другие, огромные, мерцали белым светом.

Маленькое чудо: город пульсировал ощущением непобедимости, как будто у него имелась пара крыльев, поднимавших его над тем, что его подавляло. Например, улицы, по которым Марго шла тем утром, очень недавно были отмечены кровью, репортеры и крысы следовали за убийствами Сына Сэма.[21] На некоторое время в округе повисли страх и подозрения, отчего было трудно дышать, тротуары стали слишком скользкими, чтобы по ним ходить. Но теперь, спустя короткое время, жизнь расцвела снова. Из трещин в бетоне в том месте, что еще недавно было огорожено копами, дерзко росли маки. И я вспомнила, что именно поэтому чувствовала себя в безопасности, хотя меня и ограбили четыре раза за восемнадцать месяцев. Именно поэтому любила этот город: не из-за кофеен, где собирались члены «Черной пантеры»,[22] не из-за поэтов-битников на Шестой авеню и не из-за революционеров, а из-за стойкости, вибрировавшей здесь, из-за ощущения, что я смогу перебраться через все высокие стены своего прошлого и с их помощью дотянуться еще выше.

Начался дождь. Марго натянула пальто на голову и попыталась разобраться в карте городе. Она перепутала правую и левую стороны и вскоре обнаружила, что идет по жилой улице Ист-Сайда. Прошло много времени с тех пор, как она видела, чтобы дома жались друг к другу тесно, будто бревна, сложенные в задней части амбара. Марго постояла несколько минут, глядя на ряд трехэтажных белых домов, к дверям которых вели ступеньки. В нескольких футах впереди парень с растрепанными волосами, смахивающий на учащегося престижной частной школы, и высокая чернокожая женщина в горчично-желтом платье-макси выносили из открытой двери коробки и загружали их в заднюю часть пикапа.

Похоже, ссора была в самом разгаре. Женщина размахивала руками, широко раскрыв глаза и быстро двигая губами. Как только Марго приблизилась настолько, что могла их слышать, парень уронил коробку и кинулся обратно в дом. Женщина продолжала передвигать коробки как ни в чем не бывало. Марго подошла к ней.

— Привет. Вы переезжаете в другой дом?

— Нет. Это он переезжает, — буркнула женщина, кивнув на пустой дверной проем.

Марго посмотрела на коробку, которую несла женщина. Коробка была забита книгами.

— Вы собираетесь их продать?

— Я их вам отдала бы. Но они не мои. Придется спросить у него.

Женщина фыркнула и поставила коробку, потом взяла книгу и, воспользовавшись ею, как зонтиком, побежала обратно в дом. Марго медленно подошла к коробке и исследовала ее содержимое. Сэлинджер, Оруэлл, Толстой… У того, кто их читал, имелся вкус.

Парень появился в дверях. Как оказалось, не так уж он и походил на учащегося частной школы. Бледный, как вампир, с взъерошенными черными волосами и темными ясными глазами, которые видели слишком много боли.

— Эй! — обратился он к Марго. — Вам нужны мои книги?

— Да, если вы заинтересованы в том, чтобы их продать, — улыбнулась Марго. — Или отдать, как пожелаете. — Она засмеялась.

— Откуда вы? — Его глаза загорелись. Он сделал шаг вперед.

Снова появилась женщина. Она кривила рот и покряхтывала под тяжестью коробки.

Я порылась в памяти, вспоминая эту встречу.

— Англия. Ну, по происхождению — Ирландия, — ответила Марго, больше не чувствуя дождя. — Вообще-то я подошла потому, что работаю в книжном магазине.

— Которая часть Англии?

— Северо-Восточная.

— Угу.

— Мы можем поторопиться, а? — проворчала его подружка, мисс Раздражение.

«О, не вмешивайся!» — взмолилась я.

Ее ангел-хранитель сердито посмотрел на меня.

— Да. Верно, — сказал парень, разом вернувшись к роли бойфренда. — Простите, я сегодня переезжаю. Нет времени на воспоминания. Просто возьмите эту коробку, она ваша.

— Вы уверены?

— Для земляка — бесплатно. О, в данном случае — для землячки.

Я почувствовала, как меня слегка похлопали по плечу. Обернулась и увидела Леона, своего товарища-ангела из Дома Святого Антония.

— Леон! — закричала я, обнимая его. — Как ты?

Я перевела взгляд с него на парня. А потом до меня дошло.

Это был Том из Дома Святого Антония. Том, защитник планеты Рузефог, первый ребенок, которого я оберегала в Могиле. Мальчик, который, как я смутно помнила, протянул мне невидимое оружие.

— Как поживаешь? — спрашивал Леон, но я погрузилась в свои мысли.

Том повернулся и шагнул обратно в дом, и в тяжелом пространстве между ним и Марго немедленно открылся параллельный мир — а может быть, то было просто проекцией моих желаний, я не уверена: Марго и Том, две родственные души, переживающие свои фантазии, имеющие множество детей, проводящие вечера, обсуждая за обеденным столом Кафку.

Я завопила Марго:

— Это он, это он! Это маленький Том! Расскажи ему, кто ты! Расскажи ему про Дом Святого Антония!

Может быть, я докричалась до нее, может, нет: в любом случае Марго подняла полную книг коробку и ушла, но перед этим нацарапала свое имя и адрес внутри книги Филипа К. Дика[23] «Заявление меньшинства» и оставила ее на пороге.

Несколько дней спустя Том заскочил в книжный магазин и спросил Марго.

— Кто спрашивает? — поинтересовался Боб.

— Скажите ей, что это Том. Фанат Филипа К. Дика.

— Он никудышный писатель, старик.

— Она здесь?

— Не знаю.

Том вздохнул, вытащил из кармана куртки блокнот и записал свой номер.

— Пожалуйста, передайте ей это.

Я позаботилась о том, чтобы Боб передал. Позаботилась о том, чтобы Марго позвонила. И позаботилась о том, чтобы, когда Том пригласил ее пообедать, она согласилась.

И вот мы с Марго — обе одинаково нервничающие и обе одинаково взволнованные — дождливым вечером вторника взяли такси до «Ленокс лаундж» в Гарлеме. И мы обе воображали себе будущее: я — долгую жизнь с Томом, Марго — абсолютно то же самое. А еще я изумлялась тому, как я в конце концов все-таки все изменила. Я правила кораблем своего предназначения, ведя его к берегам и не оставляя позади ни следов, ни сожалений.

Том ждал у «Ленокс лаундж» в черном костюме и белой рубашке с расстегнутым воротником. Он сидел на ограждении, время от времени смахивая с лица дождевые капли. Я увидела стоящего рядом с ним Леона и улыбнулась.

— Стой! — заметив Тома, завопила Марго таксисту так встревоженно, что тот ударил по тормозам и резко остановился посреди забитой машинами улицы.

Марго бросила ему несколько четвертаков и извинений через спинку переднего сиденья и вылезла. Я последовала за ней. Кто-то на другой стороне улицы помахал мне. Это была Нан. Я позволила Марго побежать вперед и перешла через дорогу, чтобы встретиться с Нан.

Та притянула меня к себе и крепко обняла.

— Мне нравится твой новый цвет. Синий, верно? Ты, должно быть, видишь теперь все по-другому. — Она взяла меня под руку и решительно потащила по улице.

— Совсем по-другому, — ответила я. — Так вот, что означает изменение цвета? Я имею в виду, почему мое платье меняет цвет?

— Господи, задавай вопросы по одному, — засмеялась она. — Изменение связано с прогрессом твоего духовного путешествия. Похоже, ты достигла важной вехи. Голубой — хороший цвет.

— Но что он…

Нан остановилась и очень сурово посмотрела на меня.

— Нам нужно поговорить об этих двоих. — Она повернула голову к Марго и Тому, которые болтали и неуклюже флиртовали.

— Слушаю.

— Не слушай. Просто посмотри.

И тут же на Ленокс-авеню облака над обожравшимися мусорными урнами и прокаженными зданиями разошлись, чтобы явить мне видение.

Это был маленький мальчик, лет девяти, с грязным лицом, в одежде, напоминающей наряд уличного паренька годов 1850-х: твидовый берет, неряшливая рубашка, короткие штаны и рваная куртка. Он протягивал руки и открывал рот, как будто пел. Секундой спустя я увидела, что он на сцене. Среди сотен людей была чернокожая женщина в желтом платье, с которой мы раньше уже встречались. Теперь она была старше, с коротко остриженными волосами, глаза ее мерцали, когда она внимательно следила за представлением. И я поняла: этот мальчик — ее сын. Занавес прошуршал, и мальчик убежал за кулисы. Мужчина, в чьи руки он бросился, был Том. Его отец.

— Ты уже догадалась, почему я здесь? — спросила Нан, приподняв брови.

— Ты хочешь остановить всякие романтические отношения между Марго и Томом.

Нан покачала головой.

— Я хочу, чтобы ты поразмыслила о мозаике в целом, прежде чем будешь манипулировать ее кусочками. Ты уже знаешь, за кого выйдет замуж Марго. А теперь ты видела и результат решения, которое примет Том.

— Но он его еще не принял! И Марго тоже! — Я остановилась и сделала глубокий вдох. Я сердилась. — Послушай, я свой… Я ангел-хранитель Марго не без причины. И мне кажется, причина заключается в том, что я слишком хорошо знаю все, что она должна была сделать, и все, чего ей делать не следовало. И первое, чего не следовало делать, — это выходить замуж за Тоби.

— Почему? — пожала плечами Нан.

Я внимательно посмотрела ей в лицо. «Почему»? С чего вообще начать?

— Верь мне, — сказала я, — мы с Тоби… Мы не подходили друг другу. Мы разошлись, верно? Так какой мне смысл позволять Марго заключить брак, из которого все равно ничего не выйдет?

— И ты считаешь, что с Томом будет по-другому? — приподняла бровь Нан.

Я закрыла глаза и откинулась назад, выдыхая все свое разочарование. Это было все равно что толковать о неврологии пещерному человеку.

— Знаешь, я выяснила, что существует Песнь Душ, — сказала я наконец.

Нан мельком взглянула на меня.

— Да? И чем это тебе помогло?

— Существует нечто большее, чем Песнь Душ, верно? — Я остановилась. — Я и в самом деле могу кое-что изменять.

— Ру…

— Я могу выяснить, кто меня убил, и помешать этому. Я могу изменить результаты своей жизни…

Мы стояли у «Ленокс лаундж». Нан подняла глаза и встретилась со мной взглядом.

— Есть много-много того, что ты можешь сделать, будучи ангелом-хранителем, особенно в твоем случае. Но дело не в «я могу». «Я могу» — это человеческая концепция, мантра «эго». Ты же — ангел. То, что важно сейчас, — это Божья воля. — Она двинулась прочь.

Теперь была моя очередь играть в игру под названием «Почему?».

— Нан, скажи мне, почему это важно, — произнесла я. — Я еще не видела Бога. Почему я не должна ничего изменять, если в точности знаю, как хорошо все в итоге могло бы обернуться?

— Ты знаешь?

Жалость на ее лице обезоружила меня. Но я продолжала, хотя чуть менее убежденно:

— Даже мертвая, я все равно могу переживать жизнь Марго заново, хотя и по-другому. Возможно, я даже сумею повернуть ход событий и, вместо того чтобы умереть в расцвете лет, доживу до почтенного возраста, а может, даже сделаю в этом мире что-то хорошее…

Нан уже исчезала, увиливая от моих протестов. Я закусила губу. Я терпеть не могла оставлять наши разговоры незавершенными.

— До свидания, — сказала она, а потом исчезла.

Я оглянулась. Темный туман, и в окне машины отражение: лицо Грогора. Он подмигнул.

Я стояла под дождем, чувствуя, как пульсирует вода, бегущая из моей спины. Я не знала: биение сердца в моей груди — мое собственное или воспоминание о биении моего сердца; решения, которые принимает Марго, — мои решения или ее, и я не знала, впервые в жизни, есть ли у меня еще что сказать. И это приводило меня в ярость.

Была полночь. Марго и Том, рука в руке, покидали «Ленокс лаундж». Они все еще не догадывались, что были знакомы в Доме Святого Антония. Они знали только, что желали бы стать любовниками, и как можно скорее.

Они обнялись, потом долго целовались.

— На этом же месте, завтра вечером? — спросил Том.

— Наверняка. — Марго снова поцеловала его.

Я отвернулась.

Том заметил такси, движущееся в их сторону.

— Ты возьмешь это такси, — сказал он. — А мне хочется сегодня ночью пройтись домой пешком.

Такси замедлило ход и остановилось. Марго прыгнула в него. Она посмотрела на Тома долгим взглядом и улыбнулась. С совершенно серьезным лицом Том вытащил из внутреннего кармана воображаемый пистолет и «выстрелил» в нее. На мгновение у Марго мелькнуло воспоминание о Доме Святого Антония, но так же быстро поблекло.

Пока я стояла рядом с ним, мы оба погрузились в воспоминания, а такси влилось в неоновый прибой.

Я сидела рядом с Марго на заднем сиденье, наблюдая, как она снова и снова оглядывается, чтобы посмотреть в заднее окно, и смеется про себя при мысли о Томе. Я видела, как свет вокруг ее головы разгорается все ярче и его переполняют желания. Я думала о том, что сказала Нан. Ты считаешь, что с Томом будет по-другому? «Да, — подумала я. — Да, я не сомневаюсь».

Когда такси остановилось на красный сигнал светофора, в окно быстро постучали. Таксист опустил стекло и взглянул на человека, стоящего под дождем. Человек наклонился, защищаясь от ливня кожаной тетрадью.

— Вы не могли бы поделиться со мной такси? Мне нужно в Уэст-Виллидж.

Я напряглась. Я узнала бы этот голос, даже если бы его обладатель был похоронен в египетской гробнице, по которой маршировал духовой оркестр.

Таксист посмотрел в зеркало заднего вида на Марго.

— Конечно, — сказала та, пододвигаясь, чтобы дать место новому пассажиру.

«Не надо», — сказала я и закрыла глаза.

На светофоре зажегся зеленый. Молодой человек в светло-зеленом вельветовом костюме откинул назад длинные волосы и протянул руку Марго.

— Спасибо, — сказал он. — Я Тоби.

Я завопила. То был долгий, исполненный муки вопль. Вопль проклятого.

— Марго, — ответила Марго, и я заплакала.

— Итак, будем знакомы.