Перед рассветом Хкуандув выскользнул из каюты бесшумно, чтобы не побеспокоить Денварфи. И двинулся по корабельным коридорам, пробираясь к «сердцу» корабля на корме. Скоро Авранверд попытается с ним связаться.
Хкуандуву не давало покоя то, что у нее в руках оказалось словодрево от этого судна. Подобные предметы, как правило, принадлежали только хкомасу корабля или хкеда — «попечителю-ведущему», ваятелю, который находился при корабле все время его существования. Чтобы поговорить с Авранверд, Хкуандув вынужден был приходить в то место, где хкеда этого корабля вырастил словодрево.
Коридор повернул направо поперек корпуса, и размеренный рокот заметно усилился, когда Хкуандув остановился перед тремя овальными дверями на корме. Двери слева и справа вели к парным рулям судна; Хкуандув же без колебаний шагнул к центральной двери.
Он много лет служил касте и прожил долгую, очень долгую жизнь, но и сейчас мало что могло вызвать у него такое безмерное изумление, как это живое чудо — корабли, Первенеан, «Летящие-по-волнам». Он легонько, двумя пальцами, постучал по двери, которая вела в «сердце» корабля, и стал ждать ответа.
— Можешь войти… Хкуандув, — отозвался из-за двери негромкий голос.
Анмаглахк осторожно приоткрыл дверь и заглянул в комнату. Взгляд его остановился на том, что составляло главную особенность «сердца».
От стен к середине комнаты пол плавно вздымался золотисто-коричневым древесным куполом, словно шаловливый китенок, резвясь под днищем корабля, выгнул доски своей могучей спиной. Поверхность купола, гладкая и блестящая, едва заметно подрагивала — точь-в-точь корень великого дерева. Отсюда, из этого места, уходил глубоко под воду корнехвост судна. Непрерывно извиваясь в воде, он мог придать кораблю скорость, которая была недоступна самым быстроходным людским судам.
Вдоль боковых стен комнаты протянулись выращенные из корпуса лежаки, но больше в комнате не было ничего заслуживающего внимания, кроме ее обитательницы.
На одном из лежаков сидела женщина в простой холщовой рубахе и штанах, босая. Ее волнистые волосы были аккуратно зачесаны назад, открывая бледное лицо — куда более бледное, чем у большинства Ан'Кроан. Женщина сидела, привалившись спиной к стене.
— Эасалле, — промолвил Хкуандув, усаживаясь рядом с ней, — ты не поёшь для своего корабля?
— Он сейчас спит, — ответила женщина, — и сны его кочуют в морских глубинах.
— Я опять вынужден просить разрешения остаться здесь одному, — сказал он, — но я постараюсь не потревожить сон корабля.
Корабельные хкеда редко позволяли кому-нибудь остаться в «сердце» без их присмотра, и то, что Хкуандув так часто просил об этом, было непростительным нарушением традиций. Однако Эасалле лишь развела руками и, пожав плечами, улыбнулась.
— Опять тайные переговоры с другим хкеда? — поддразнила она. — Или с другой — той, которую ты так скрытно обхаживаешь?
— Для такого я староват, — возразил Хкуандув. — Да и к чему бы мне обхаживать другую хкеда, если я прихожу сюда?
Эасалле выразительно закатила глаза, услышав эту неуклюжую попытку отразить ее заигрывания. Затем похлопала его по колену и, поднявшись, бесшумно вышла.
Оставшись один, Хкуандув встал и невесомо положил ладони на изгиб огромного основания корнехвоста. Водя пальцами по гладкой, чуть заметно подрагивающей поверхности, он пытался представить себе, каково это — быть хкеда… грезить в морских глубинах и в снах Первенеана.
В его сознание ворвался мысленный голос Авранверд:
Ты здесь?
Вместо облегчения или нетерпеливого предвкушения новостей Хкуандув испытал только злость.
— Докладывай.
Мой хкомас очень обеспокоен. Завтра нам предстоит стать на якорь в месте, где не была предусмотрена стоянка, и хкомас сердится, что его об этом не предупредили заранее.
Хкуандув нахмурился:
— Чье это желание?
Сгэйльшеллеахэ… но он не объяснил, в чем дело, просто сказал, что это необходимо.
Хкуандув задумался, ломая голову над этим неожиданным известием:
— Собирается он сходить на берег?
Этого я тоже не знаю. Он ни словом не обмолвился о своей миссии… даже хкомасу.
В мысленном голосе Авранверд прозвучала вздорная обида, а непочтительность, которую она проявляла прежде, отбила у Хкуандува всякую охоту сочувствовать ее трудностям. И почему только Вельмидревний Отче доверил обязанности соглядатая сопливой девчонке со стороны?
— Свяжешься со мной завтра в полдень и после ужина, — бросил Хкуандув.
И, не дожидаясь подтверждения, отнял руки от основания корнехвоста.
Изменение в планах, о котором сообщила Авранверд, означало, что хкомас его корабля будет вынужден остановиться и ждать, когда другое судно снова выйдет в море. Выйдя из «сердца», Хкуандув увидел, что по правому кормовому трапу спускается Эасалле. В ответ на ее обольстительную улыбку он кивнул и торопливо зашагал назад, к своей каюте.
Покуда корабль замедлял ход и становился на якорь, Малец смотрел на безлюдный берег — сероватый песок, груды выброшенных на берег водорослей, а за ними сплошная полоса леса.
Никакого порта, ни даже убогого селения. Только вдалеке, над гранитными предгорьями, поднимаются в небо изломанные очертания высоких гор.
Малец сидел на сундуке с вещами — за спиной у него стояла Винн — и зорко следил за яликом, который спускали на воду. С каждой секундой им все сильнее овладевали непонимание и беспокойство. Об этой стоянке, которой не было в расписании, объявил вчера Сгэйль.
— Что он задумал? — спросила Винн.
Не знаю.
Из люка под ютом поднялись на палубу Сгэйль, Оша, Лисил и Магьер. Они вели оживленный разговор, причем, судя по всему, говорили все одновременно. Оша пребывал в непритворном смятении, а Магьер откровенно злилась.
— Что ты скрываешь? — гневно спросила она. — Лисил просто-напросто должен сойти с тобой на берег, и ты не хочешь нам сказать почему?
Лисил стоял за ней, ожидая ответа. И он, и Магьер были одеты явно в расчете на холод — новые куртки поверх доспехов; за спиной у них было приторочено оружие. Сгэйль нес на плече дорожный мешок, к которому сбоку был привязан виток веревки. Вид у анмаглахка был самый что ни на есть страдальческий, и это удивило Мальца.
— Ты не должна была идти с нами! — огрызнулся Сгэйль на реплику Магьер.
— Это уже решено, — отпарировала она, — и спорить тут не о чем.
Полуэльф, зажатый между этой парочкой, испустил тяжелый вздох.
— Я уже рассказал все, что мне дозволено рассказать, — буркнул Сгэйль. — Этот поход был задуман Бротандуиве… и Куиринейной, матерью Лиишила. Мне мало что известно об их замыслах, но я поклялся Бротандуиве, что выполню его приказ.
Малец уловил в голосе Сгэйля надрыв, который явно был порожден не только назойливыми расспросами Магьер, и удивился тому, что поручение Бротана вызывает у анмаглахка такое неприятие. Сгэйлю не впервой было терпеть то, что Магьер — и не только Магьер — оказывается втянутой в дела его соплеменников.
— Говорить об этом я не могу, — прибавил Сгэйль. — И не только потому, что здесь люди. До нынешнего дня этим делом занимались только анмаглахки. Даже участие в нем Лиишила — случай совершенно неслыханный.
— Да ну? — отозвалась Магьер. — Что ж, еще одна причина для меня пойти с вами.
— Да ладно вам, — вздохнул Лисил. — Все уже обговорено, так что уймитесь.
Сгэйль медленно покачал головой:
— Отсюда мы двинемся вглубь суши.
— Сколько нам предстоит идти? — спросила Магьер.
— Несколько дней.
— Сгэйль! — предостерегающе процедила она.
Эльф поджал губы.
— Три дня туда, три дня назад, учитывая, что из-за твоего присутствия придется принять дополнительные меры предосторожности. Хкомас и экипаж корабля будут ждать нас на борту.
— Шесть дней, — прошептала Магьер и отвернулась.
Малец понял, что оказался свидетелем окончания долгого спора, и попытался проникнуть в память Сгэйля. Мелькнул образ какого-то места, где глубокую темноту озаряло лишь мерцание, словно свет фонаря отражался от диковинной гладкой серебристой стены. За ним последовала еще одна мимолетная картинка: смуглая рука эльфа держит крупный матово-черный камень — гладкий, словно обточенный за многие годы прибрежными волнами. На долю секунды Мальцу почудилось, что на камне выцарапаны какие-то знаки.
Затем эти обрывки воспоминаний исчезли из сознания Сгэйля, ушли в подсознание, куда Мальцу доступа не было.
За время, которое отряд провел среди Ан'Кроан, изменились не только спутники Мальца. Сгэйль тоже стал другим. В сознании опытного анмаглахка не может быть — почти не может быть — случайных воспоминаний. То, что Мальцу удалось кое-что уловить, показывало, что Сгэйль теряет самообладание. И это был недобрый знак.
Винн подошла к Магьер, и Малец оглядел их обеих с ног до головы. Винн никто не предложил подготовиться к этому походу.
Минувшие полгода закалили юную Хранительницу изрядно, но все же недостаточно. Быть может, когда-нибудь ее снова возьмут с собой — и не на шесть дней, а на более долгий срок. Хотя Малец прежде всего присматривал за Магьер и Лисилом, мысль о том, что Винн может остаться одна и без всякой защиты, тревожила его все чаще.
Он то и дело старался шутливо поддеть, раззадорить Винн, вынудить ее защищаться. В тот день, на палубе, Малец никак не ожидал, что Винн ухватится за его хвост, что оба они запутаются в канатах. Если задуматься, он должен был предвидеть, как воспримут матросы шумную возню человека и маджай-хи. В том, что из этого вышло, виноват только он. И тем не менее все, что мог сейчас придумать Малец, — как и прежде, шаг за шагом вести Винн к обретению внутренней силы.
— Если вы собираетесь в поход, — без обиняков начала Винн, — я пойду с вами.
Сгэйль наконец заметил юную Хранительницу, а длинное лицо Оши омрачилось, но он не произнес ни слова.
— Нет, — отрезал Сгэйль. — Довольно и того, что мне пришлось уступить… просьбам Магьер.
Черноволосая женщина окинула взглядом корабль.
— Винн мы здесь одну не оставим, — жестко бросила она.
— За ней присмотрит Оша, — отпарировал Сгэйль и повернулся к своему молодому спутнику. — Принимаешь ли ты эту миссию?
На лице Оши промелькнуло потрясение, и он кивнул:
— Да. Принимаю.
— А я нет! — взвилась Винн. — Куда вы собрались? И почему ты раньше нам об этом ни словом не обмолвился?
Сгэйль стиснул зубы и вновь повернулся к Магьер:
— Нам предстоит двигаться быстро. Даже если бы я не был против еще одного постороннего спутника, твоя ученая подруга нас замедлит. Она останется на корабле… но я даю слово, что с Ошей она будет в безопасности.
— Винн… — начала было Магьер, но тут же оборвала себя.
Лицо Винн помертвело, даже от возмущения не осталось ни следа.
— Вы хотите идти быстро.
— Я хочу вернуться как можно скорее, — поправила Магьер. — И плыть дальше.
Лисил положил руку на плечо Винн:
— Знаю, это звучит безумно, но Сгэйль не стал бы просить, если б это не было важно, а я…
— А ты хочешь узнать, что задумал Бротан, — закончила за него Винн.
— Да пускай он хоть заживо сгниет! — взорвался Лисил, но тут же овладел собой. — Но если в этом замешана моя мать…
— Понимаю, — сказала Винн, упорно глядя себе под ноги.
Малец сочувствовал ей, но у него были и более серьезные поводы для беспокойства… особенно если вся эта затея лишь новые происки Бротана. Он еще раз попытался проникнуть в воспоминания Сгэйля.
На сей раз ему удалось перехватить целую череду видений — Винн в Криджеахэ и Гайне Айджайхе. Вот она задает вопросы, высматривает, вынюхивает… а потом, сидя на набережной порта, прилежно строчит что-то в своем дневнике.
Да, Сгэйль и в самом деле теряет самообладание. Он и вправду не хочет брать с собой Винн, но не по той причине, которую огласил вслух. Сгэйль опять оказался между двух огней: с одной стороны, обычаи и традиции анмаглахков, с другой — дело, в которое втянул его Бротан и которое, по мнению Сгэйля, не должно попасть в записи Винн.
Я пойду с ними, передал Малец, подойдя к девушке, и все расскажу тебе после возвращения.
При этой мысли в глазах Винн блеснул лукавый огонек, и она поспешно присела на корточки, закрыв лицо руками. Она начала что-то говорить, но Малец перебил ее:
Останься с Ошей.
Винн подняла взгляд на остальных:
— Вам пора отправляться.
Магьер нахмурилась — с чего бы это Винн вдруг проявила такую покорность? А затем одарила убийственным взглядом Мальца. Псу стало ясно: Магьер точно знает, о чем он сейчас мысленно говорил с Винн.
Развернувшись, Магьер направилась к фальшборту:
— Мы постараемся вернуться поскорее.
Хкомас выразительно скрестил руки на груди, а Сгэйль даже не посмотрел на него. Оша встал за спиной у Винн, всем своим видом показывая, что готов защищать ее, а Малец потрусил вслед за Магьер.
Авранверд с тревогой уставилась на него. Не обратив на эльфийку ни малейшего внимания, пес выгнулся и передними лапами оперся о верх фальшборта рядом с веревочным трапом. И стал ждать, когда сможет взобраться на спину Лисилу.
Полуэльф выразительно вскинул густые брови:
— Нет, ты остаешься.
Малец зарычал. С каких это пор с ним обращаются словно с обычным псом? Лисил и Магьер — его подопечные, и не им оспаривать его право защищать их и охранять. Он дважды громко гавкнул — «нет».
Магьер прошла через проем в фальшборте и ступила одной ногой на трап.
— Сам ты в лодку не спустишься, а мы тебя не понесем.
Она перебросила на трап другую ногу и начала спускаться. Малец разразился яростным лаем.
Лисил двинулся вслед за Магьер, и Малец едва подавил искушение цапнуть его за зад. Последним прошел к трапу Сгэйль. Ему явно было не по себе.
— Извини, — сказал он Мальцу. — Мы скоро вернемся.
Магьер была права в одном: Малец не мог сам спуститься по трапу. Пора, однако, напомнить этой парочке, что это он их опекает, а не наоборот. Малец подождал, пока Магьер не усядется в ялик, и отступил на пару шагов от борта.
— Что ты задумал? — с тревогой крикнула Винн.
Малец разогнался, проскочил через проем в фальшборте и прыгнул. Он рухнул в море прямо позади ялика и, почти оглушенный всплеском собственного падения, ушел под воду. Море оказалось куда холоднее, чем он предполагал.
Он вынырнул, яростно отфыркиваясь, и сразу услышал крики Магьер и Лисила. Малец торопливо поплыл к борту ялика. Магьер уже тянулась к нему, поджав побелевшие от злости губы, Лисил выглядел скорее встревоженным, чем обозленным. Вдвоем они втащили Мальца в ялик.
Пес тут же как следует встряхнулся — брызги ледяной соленой воды так и полетели во все стороны. Магьер и Лисил прикрыли лица, без особого, впрочем, успеха, а Сгэйль между тем пытался выровнять раскачавшийся ялик.
— Ах ты, шавка безмозглая! — рявкнула Магьер, ухватив Мальца за шиворот.
Пес извернулся и зарычал на нее.
Потеряв равновесие, Магьер упала на Лисила, который сидел на носу ялика. Суденышко неистово закачалось, а Магьер и Лисил побледнели от потрясения.
— Что это на тебя нашло? — осведомился полуэльф.
Малец одарил его злобным взглядом, глухо рыкнул и, развернувшись, уставился на Сгэйля.
— Вы его вытащили? — крикнула с корабля Винн.
Никто ей не ответил, а Малец даже головы не поднял на ее голос. Он не шевелился, в упор глядя на Сгэйля и глухо, угрожающе рыча. Эльфы никогда не идут против воли маджай-хи, и Сгэйль всегда подозревал, что Малец — не простой пес и даже не только маджай-хи.
Сгэйль медленно поднял руки, выставил их ладонями вперед.
— Как пожелаешь, — прошептал он и снова взялся за весла.
Малец перестал рычать и через плечо оглянулся на Лисила и Магьер.
— Замечательно! — проворчала Магьер, стряхивая с куртки капли морской воды.
Малец поднял морду, высматривая Винн, но вместо нее увидел молодую эльфийку с толстой косой. Держась за край фальшборта недалеко от кормы, она пристально смотрела, как ялик поворачивает к суше. Пес отвернулся от усердно гребущего Сгэйля и вперил взгляд в приближающиеся очертания берега.
Над головой, пронзительно крича, кружили чайки, а Малец гадал, что же ждет их там, впереди.
Вечером того же дня Винн сидела на полу каюты, согревая в ладонях кристалл холодной лампы. Кристалл засветился ярче, сияние заструилось меж сомкнутых пальцев Винн, и она пристроила его на свой лежак. Оша, скрестив ноги, сидел неподалеку и раскладывал на подносе ужин — сушеные абрикосы, жареный палтус и эльфийский чай.
Кристалл был единственным источником света в каюте. В открытый иллюминатор влетал свежий соленый воздух, корабль стоял на якоре. В каюте было уютно и приятно.
— Мне очень жаль, что из-за меня тебе пришлось остаться на борту, — сказала Винн по-эльфийски.
Они были одни, а вести беседу на языке эльфов Оше было гораздо легче, хотя они и говорили на разных диалектах.
Оша налил чаю в две чашки.
— Я рад, что мне назначена миссия служить тебе.
Винн и Оша сидели друг напротив друга, оба в просторных эльфийских одеяниях: на нем анмаглахские штаны и туника, в неярком свете кристалла скорее черно-серые, чем зеленые, на ней — тускло-желтая с коричневым одежда родного клана Сгэйля. Никогда прежде им не доводилось трапезничать с глазу на глаз. И с каждым проглоченным куском в Винн все сильнее разгоралось любопытство. Прежде всего, много ли известно Оше о том, куда Сгэйль повел Лисила и Магьер… и почему?
— Ты знаешь, куда они отправились? — спросила она.
Оша чуть заметно качнулся назад, стараясь не встречаться с ней взглядом.
— Прошу тебя, больше не задавай таких вопросов, — сказал он, хотя «прошу тебя» скорее прозвучало как «умоляю», — Сгэйльшеллеахэ доверился мне. Я не могу обмануть его доверие.
Винн вздохнула и прислонилась к краю лежака, немного стыдясь того, что искушала Ошу нарушить слово.
— Почему ты здесь, Оша? — спросила она. — Почему Сгэйль взял тебя с собой?
И тут же ей захотелось забиться в самый темный угол. Очень уж плохо прозвучал этот вопрос, как будто она считает, что уж именно Ошу Сгэйль мог взять с собой в последнюю очередь. Впрочем, молодой эльф явно не заметил ее промаха. Он сделал глубокий вдох и выдохнул, как будто наконец достиг того, что принесло ему желанное облегчение.
— Теперь он мой йоин.
— Твой… — начала Винн, запнулась, ломая голову над незнакомым словом, и в конце концов ей пришлось продолжить по-белашкийски: — Твой… «поручитель»?
Оша наклонил голову к плечу:
— Его можно назвать этим словом, он мой… — И тоже вынужден был перейти на белашкийский: — Я найти мой наставник! — Он опять сделал глубокий вдох и лишь затем продолжил по-эльфийски: — Так трудно было отыскать того, кто бы согласился хотя бы выслушать мою просьбу. Но когда Сгэйльшеллеахэ сказал, чтобы я пожил у его родных, я понял, что мои поиски окончены!
Винн приложила все усилия, чтобы радостно улыбнуться этим словам. Судя по тому, что ей довелось увидеть и услышать, этот долговязый эльфийский юноша был совсем не похож на своих собратьев по касте, быть может, даже не очень и годился для их ремесла, но все-таки не желал сдаваться. В глубине души то, что он сообщил, Винн совсем не радовало. Оша нашел того, кто согласился стать его наставником, и теперь Сгэйль будет обучать его всему, что знает сам.
В том числе и ремеслу убийцы.
— Я рада за тебя, — вслух сказала Винн и потянулась за своей чашкой, обдумывая, как бы половчее сменить тему. — Расскажи мне о… своей семье. О тех, кто тебя вырастил.
— Вырастил? — Оша растерянно моргнул. — Ты хочешь, чтобы я рассказал о своей прежней жизни?
На этот раз Винн улыбнулась совершенно искренне:
— Неужели тебя об этом раньше никто не просил?
Он покачал головой:
— Нет.
— Ни разу? — Винн была так поражена, что села прямо, — Да. Я хочу, чтобы ты рассказал о своей прежней жизни.
Оша долго молчал, явно собираясь с мыслями.
— Я из клана Алахбен… «Каменистые Холмы», — перевел он на белашкийский, — это место совсем не похоже на Криджеахэ или Гайне Айджайхе. Мои сородичи ведут простую жизнь, растят коз в предгорьях и стригут с них шерсть.
— И из шкур этих коз сшиты наши новые куртки?
— Да, — кивнул Оша и замялся, на мгновение умолк. — Только мой отец был слаб здоровьем… сердце у него было больное. — Оша приложил ладонь к груди, и взгляд его устремился в никуда. — Наши целители ничем не могли ему помочь, и он умер совсем молодым — ему было всего лишь шестьдесят три года. Моя мать слегла от скорби и уже не смогла оправиться.
— Мне так жаль, — пробормотала Винн. — Тебе, должно быть, было одиноко.
Оша поглядел на нее, и его янтарные глаза в неярком свете кристалла прояснились.
— Нет, у меня есть две сестры и брат. Они взяли на себя заботу о наших стадах, но я много лет был самым младшим в семье. Даже Хионнтай, сестра, которая была ненамного старше меня, считала меня всего лишь еще одной из многочисленных забот.
Он опустил глаза, уставясь на стоящий между ними поднос с едой, и на мгновение Винн представилось детство Оши. Одиночество — и это еще в лучшем случае. А еще ясно, что ему не поручали никаких мало-мальски серьезных дел, — отсюда, видимо, и его неуверенность в себе, и недостаток практичности. Винн очень хотелось взять его за руку.
— Моя мать и отец умерли, — сказала она, чтобы отвлечь Ошу. — Я выросла сиротой в Гильдии Хранителей в Малурне.
Оша поднял голову:
— У тебя не было клана?
Винн снова улыбнулась:
— В том смысле, который ты имеешь в виду, — не было, но я не осталась одна. Хранители стали моей семьей, и очень хорошей семьей, поскольку мне выпала честь расти среди них, а не в сиротском приюте. Я училась в одной из общедоступных школ, которые Гильдия открыла в столице, а в стенах самой Гильдии всегда происходило что-нибудь новое и интересное. Или же я просто слушала, как старшие ведут очередную бесконечную дискуссию — из числа тех, которые невозможно завершить. Они учили меня истории и иностранным языкам. Позднее меня взял в ученицы домин Тилсвит из ордена каталогистов. Вместе с ним я прибыла на этот континент. Мне очень, очень повезло.
На мгновение Винн охватила пронзительная тоска по годам, проведенным в Гильдии, по чечевичной и томатной похлебке, по ласковой опеке ученых собратьев.
— Так ты поэтому стала Хранительницей? — спросил Оша. — Потому что тебе по нраву их образ жизни?
Винн не знала, что ему ответить.
— Отчасти — да. Я хотела познавать и исследовать, делиться своими знаниями и учить других. — Она наклонила голову к плечу. — Ну а ты почему стал анмаглахком?
Не ожидавший, что разговор опять вернется к нему, Оша судорожно сглотнул.
— За девять месяцев до того, как я прошел имянаречение, в наше селение пришли с посланием для старейшин клана двое анмаглахков. Такого прежде никогда не случалось. И кто пришел — сразу два греймасги, великая Эйллеан, бабушка Лиишила, и Бротандуиве. Все трепетали перед ними, и я до тех пор не видел, чтобы к кому-то относились с таким почтением. У меня едва хватило духу глянуть на них из-за нашего жилого древа, и всем своим существом я пожелал стать таким, как они.
Оша опустил голову, лишь исподлобья глядя на Винн, и шепотом добавил:
— Не слишком достойная причина.
Винн отогнала сомнения и коснулась его руки:
— Стремиться к совершенству… особенно в служении не себе, а другим… — это всегда достойная причина. Твои родные должны бы гордиться тобой.
В неярком сиянии кристалла Оша впился в нее взглядом. Пальцы его задрожали, и он медленно отнял у Винн свою руку. Мускулы его предплечья отвердели. Винн вдруг осознала, что никогда прежде не видела Ошу с обнаженными плечами.
— Но разве… — начала она, — разве ты не мог бы другим способом завоевать почтение, которого так жаждешь… иным путем послужить своему… — И осеклась, увидев, что на длинном лице Оши отразилось безмерное изумление. — Не обращай внимания, — поспешно добавила Винн.
— Ты еще хочешь есть? — спросил он.
— Нет. Думаю, что нет.
Оша кивнул и поднялся.
— Тогда тебе следует отдохнуть. Я буду нести стражу.
Неужели он не собирается спать? Впрочем, Винн знала, что спорить бессмысленно.
Она развернула на своем лежаке тюфяк, расправила одеяло и лишь тогда почувствовала, что совершенно выбилась из сил. Когда она улеглась, Оша, скрестив ноги, снова сел посреди каюты.
Винн предполагала, что он устроится в коридоре либо в одной из соседних кают, оставив дверь открытой настежь, чтобы наблюдать за происходящим… но уж никак не в ее собственной каюте. Вдруг засмущавшись, она завернулась в одеяло и повернулась лицом к стене.
Каких-то пару месяцев назад Винн испытала бы потрясение при мысли, что ей предстоит спать во чреве живого корабля, да еще чуть ли не под боком у анмаглахка. Теперь же она просто закрыла глаза, чувствуя себя в полной безопасности, и быстро заснула.
Сгэйль проснулся на рассвете следующего дня, страшась каждого шага, который ему предстоит сделать. Он дышал свежим утренним воздухом, стараясь сосредоточиться, но в мыслях неизменно всплывало имя, которое предки дали Лиишилу.
Лиишиарэлаохк — Защитник Печали-Слезы.
Полукровка был признан подлинным Ан'Кроан. И все-таки даже подобная честь со стороны предков не оправдывала того, что попросил — нет, потребовал сделать Бротан.
Только анмаглахки и старейшины кланов имели доступ в потаенную обитель хейнасов — «Пылающих».
Правда, Глеаннеохкантва, дедушка Сгэйля, однажды там побывал, но только в сопровождении Бротандуиве.
Лиишил шевельнулся на тюфяке, который делил с Магьер, и во сне ласково сжал ее плечо. Малец, свернувшись калачиком, спал у них в ногах.
Сгэйль поднялся и, отойдя на несколько шагов от лагеря, огляделся по сторонам. Немало лет прошло с тех пор, как он в последний раз приходил сюда по южному побережью эльфийских земель. Эта местность была более дика и необжита, чем Край Эльфов, и все же по-своему прекрасна.
Сразу за прибрежной линией леса начинались гранитные подножия, гигантскими ступенями поднимавшиеся к горам. Их тяжелые голубовато-серые очертания были испещрены хвойными рощами и полосами темного мха. Тут и там виднелись одинокие ели либо осины, изогнувшиеся под мягким напором вечно дующих с моря ветров. Здешние леса не так густы и разнообразны, как в сердце родины Сгэйля. Под высоким бескрайним небом все было видно как на ладони на много миль, до тех пор пока Сгэйль не поглядел вверх, туда, куда устремлялись гранитные предгория. Хорошо, что им нужно будет дойти только до предгорий. Стоя спиной к лагерю, Сгэйль запустил руку за вырез туники и выудил наружу то, что заставил взять Бротандуиве.
Большой, гладкий, обкатанный в речной воде обломок базальта.
Сгэйль перевернул его на ладони, всматриваясь в вырезанные неведомой рукой завитки и узоры — ни один рисунок не повторялся дважды. В путанице линий проглядывали точки и отдельные черточки, но Сгэйль понятия не имел, что означают эти пометки, а наставления греймасги о том, что надлежит сделать с этим камнем, пока что не внесли в его размышления никакой ясности.
— Будем завтракать? — окликнул от погасшего костра Лиишил. — Или сперва пройдем еще немного?
Магьер уже тянулась за своим доспехом и саблей. Малец поднялся, зевнул во всю пасть и потянулся, вытягивая поочередно все четыре лапы.
Сгэйль вздохнул, спрятал камень и вернулся к своим подопечным. Прежде чем они тронутся в путь, ему предстояло исполнить еще одно малоприятное дело.
— Что случилось? — спросила Магьер.
Эльф только сейчас обнаружил, что она смотрит на него с нескрываемым подозрением. Он подошел к своему дорожному мешку, достал две длинные черные ленты из плотной ткани и отвязал от мешка свернутую веревку.
— Есть еще одно условие, и вам оно наверняка не понравится.
Магьер тотчас напряглась, а Лиишил впился взглядом в веревку.
С Магьер лучше всего говорить прямо, начистоту и не мешкая. Сгэйль поднял повыше черные ленты:
— До того как устроиться на ночь, мы прошли совсем немного. Настоящий поход начнется сегодня, но только если вы согласитесь на мое условие. Конечная цель нашего путешествия — тайна, которую знают лишь немногие старейшины аруиннасов и Ан'Кроан… да еще те анмаглахки, что оказались достойными этой чести. Я не могу допустить, чтобы вы узнали точную дорогу к этому месту.
— К чему ты клонишь? — осведомился Лиишил.
— Вы должны идти с завязанными глазами, — ответил Сгэйль. — Всю дорогу туда и обратно. Вы поклянетесь честью, что не станете снимать повязки, а иначе я не дам вам и шагу дальше ступить.
Магьер фыркнула. Черные волосы, растрепавшись, обрамляли ее бледное лицо с темными глазами.
— Чем дальше, тем интереснее, — пробормотала она. — Ты и впрямь думаешь, что мы на это согласимся?
Малец подобрался ближе, не издав ни звука.
Когда Сгэйль заглянул в глаза этого удивительного маджай-хи из внешнего мира, смятение охватило его еще сильнее, чем когда пес в упор глядел на него в ялике. Уже не единожды Малец показал, что способен понять его намерения. Но поддержит ли маджай-хи его сейчас, поможет ли в том, чего он хочет добиться от Лиишила и Магьер?
Сгэйлю совсем не хотелось пренебрегать добрым отношением того, кто осенен силой Духа.
— Вы будете идти, держась за веревку, — сказал он, обращаясь к Лиишилу. — Так наше продвижение изрядно замедлится, но если мне придется повернуть назад — вам же хуже. Так что решайте: доверитесь ли вы мне, как доверились тогда, в селении моего родного клана, когда отдали свое оружие?
— И какой был от этого прок? — огрызнулась Магьер. — Твои сородичи нас едва не прикончили!
— Я защитил вас тогда, — хладнокровно ответил Сгэйль. — Я сумею защитить вас и теперь. Этот поход задуман ради Лиишила, и, если он согласится на мое условие, тебе придется подчиниться его решению. Иначе мы повернем назад.
Магьер дрогнула и искоса глянула на Лиишила.
Сгэйль хорошо знал, что в глубине души Магьер, несмотря на свой вспыльчивый нрав, сумеет довериться ему. У нее это неплохо получалось и прежде.
Лиишил еще не надел доспех, и ветер трепал его мешковатую рубаху. Он стоял, неуверенно поглядывая то на Магьер, то на Сгэйля, покуда Малец не встал позади Сгэйля.
Маджай-хи глухо заворчал, затем фыркнул и, подняв морду, отрывисто гавкнул на Лиишила: «да».
Лиишил шумно выдохнул:
— Ладно… но тогда нам еще понадобятся посохи.
Он протянул руку и взял у Сгэйля черные ленты. Магьер, уперев руки в бедра, демонстративно отвернулась, но вслух возражать не стала.
Сгэйль судорожно сглотнул и поглядел на Мальца. Маджай-хи сморщил нос.
— Мне надо поговорить и с ним… наедине, — добавил Сгэйль.
— С Мальцом? — удивился Лиишил. — О чем это?
— Я понял, что он выразил свое согласие, — ответил анмаглахк. — За то время, что мы путешествуем вместе, я узнал и это, и то, что он все понимает… и что у него на все есть свои цели и причины.
Магьер оглянулась через плечо, но ничего не сказала на это откровенное признание в том, что Сгэйлю ведома необыкновенная сущность Мальца. Лиишил попросту отвернулся и начал собирать одеяла и тюфяки.
Сгэйль отошел к сосновой рощице и знаком пригласил Мальца последовать за ним. Повернувшись спиной к стоянке, эльф опустился на одно колено и дождался, когда пес встанет перед ним.
— Выслушай меня, — прошептал Сгэйль. — Твои сородичи… во всяком случае те, кто подобен тебе телесным обликом… защищали и охраняли мой народ с незапамятных времен. Я хочу, чтобы ты поклялся их кровью. Поклянись никому не открывать дороги, по которой мы пойдем, и того, что мы узнаем в конце этой дороги. Я веду этим путем Лиишила, потому что дал слово так поступить, но зачем, для чего мы здесь — я не знаю. Если ты хочешь, чтобы он шел дальше, — а ты хочешь, я вижу, — тогда не будь помехой в моем деле. Поклянись.
Малец переступил с лапы на лапу, глянул за спину Сгэйлю — туда, где остались его спутники. Когда он снова обратил взгляд на эльфа, его мощные челюсти чуть заметно подрагивали, словно в беззвучном рычании, хотя на самом деле пес не рычал. Наконец он моргнул и отрывисто гавкнул.
Сгэйль достаточно часто был свидетелем подобных сцен и знал, что означает этот краткий лай, а потому вздохнул с облегчением:
— Благодарю.
Он выпрямился, посмотрел наверх, за гранитные ступени предгорий. Вглядевшись в самую невысокую гору, Сгэйль едва различил ее вершину, скошенную, растрескавшуюся, — жерло древнего вулкана. Издалека гора ничем не отличалась от соседних пиков.
Малец уже успел вернуться на стоянку, когда Сгэйль наконец двинулся назад.
Чейн потерял счет ночам. Они пробирались на восток через Коронный кряж, спускались в долины и ущелья, поднимались на седловины и перевалы между высокими пиками — и так до бесконечности. Лишь когда небо впереди, на востоке, начинало светлеть, они позволяли себе остановиться и, наскоро разбив лагерь, заползали в палатки и, укрывшись от дневного света, проваливались в сон. С наступлением сумерек они вставали и снова выходили в путь.
Пятеро оставшихся диких вампиров ослабели от голода. Чейн через ночь-две поил их чаем, а Вельстил — гораздо реже — раздавал по глотку жизненной силы, хранившейся в склянках коричневого стекла. А затем окрестности начали изменяться.
Все чаще им встречались по пути высохшие, скрюченные деревья, все чаще между пластами снега чернели пятна обнаженной земли. Вскоре полосы дерна и заросли кустарника стали привычной деталью пейзажа, и наконец удручающе однообразное зрелище — мерзлая земля и груды камней — осталось в прошлом.
— Берег, верно, уже недалеко, — сказал как-то ночью Вельстил, вглядываясь в темноту за каменистой седловиной между склонами двух гор. — Останься с дикими тут и обустрой лагерь. Я пройду немного вперед, поразведаю.
Чейн не стал утруждать себя ответом и огляделся по сторонам, выискивая подходящее место для палаток. Темноволосая молодая женщина топталась у него за спиной, не отходила ни на шаг. От нее неизменно было больше пользы, чем от других диких. Если бы только она могла говорить: Быть может, она поведала бы Чейну о своих научных изысканиях… бывших научных изысканиях.
Вельстил рявкнул на диких вампиров, повелев им оставаться на местах, и ушел.
Чейн отогнал праздные мысли, но тоска по разумной, ученой беседе очень скоро вернулась к нему. Он закрыл глаза и мысленно представил себе Винн — смуглое овальное лицо, блестящие глаза…
Глухие шлепки вырвали его из грез, и он открыл глаза. Темноволосая женщина заползла на усыпанный камнями склон и стояла на четвереньках перед отвесной скальной стеной. Это она хлопала по камню ладонью, чтобы привлечь внимание Чейна. Все-таки у нее сохранилось некое подобие человеческого разума.
Чейн поднялся на склон. Женщина нашла место, где у стены можно было натянуть холст и устроить для них укрытие от солнечного света. Она взяла у Чейна сверток холста, и они принялись за дело. Чейн уже почти закончил свои труды, когда женщина схватила конец веревки, которую он держал в руке, и принялась обматывать веревку вокруг вогнанного в землю колышка.
Он вдруг указал на себя и более сипло и глухо, чем обычно, проговорил:
— Чейн… меня зовут Чейн.
Ответа он не ждал. Ему просто отчаянно хотелось услышать хоть какой-то осмысленный звук после ночи, проведенной под животный гам диких вампиров и затяжное молчание Вельстила. Женщина перестала возиться с веревкой и подняла взгляд на Чейна.
Ее волосы превратились в растрепанную копну, на мертвенно-бледном лице едва можно было различить россыпь выцветших веснушек. Она показала на себя:
— За… бел…
Эти два слога, произнесенные так медленно и с таким трудом, потрясли Чейна до глубины души. Он присел на корточки, и женщина отпрянула от него.
— Забел… — повторил он. — Это твое имя?
На языке у него вертелась сотня вопросов, но он сдержался. Женщина принюхалась, склонив голову к плечу, затем махнула рукой в сторону неба на востоке и снова принялась возиться с веревкой.
Чейну не было нужды смотреть на восток. Позади него, над вершинами гор, уже разливался серый предутренний свет.
Другие дикие вампиры пришли в возбуждение. Курчавый мужчина пытался ползти по земле, сдавленно поскуливая от бессилия. Вначале Чейн подумал, что диких взволновало приближение восхода, но затем он увидел, куда именно силится добраться курчавый, — и остолбенел от изумления.
Под кривым высохшим деревом стоял, прислоненный к стволу, дорожный мешок Вельстила.
Иногда пожилой вампир после изнурительного перехода оставлял свой мешок неподалеку от себя, так чтобы держать его в поле зрения, но никогда прежде не бросал его без присмотра. Даже в Веньеце, когда они оказались отрезаны от города и лишились почти всего своего имущества, дорожный мешок Вельстил сохранил.
Курчавый вампир, за которым зорко наблюдали его сотоварищи, отчаянно извивался на земле, но сумел продвинуться вперед только на пару дюймов. Истощение и зверский голод заставляли его ослушаться повеления Вельстила — он прекрасно знал, где именно хранится заключенная в склянки жизненная сила.
В те времена, когда Чейн и Вельстил путешествовали вдвоем, они соблюдали правила учтивости, как это надлежит аристократам, пускай и превратившимся в вампиров. Тогда Чейн уважал право Вельстила на личные тайны. Со временем, однако, он понял, что трезвый, лишенный эмоций разум, которым бахвалится Вельстил, — не что иное, как фальшивая поза. Что же до самого Чейна…
Может, он и вправду дикий зверь, едва прикрывающийся цивилизованностью, но зато никогда не скатывался до того, чтобы искренне верить в свой придуманный облик. В отличие от Вельстила.
Тогда, в обители, Чейн по собственной воле помогал Вельстилу осуществить его безумный замысел, однако же ничего не мог с собой поделать — до сих пор он видел в диких вампирах тех, кем они были раньше, при жизни. Как будто призраки загубленных книжников проглядывали из мертвой плоти, ныне исполненной только голода и жажды.
А впрочем, бессмысленно думать об этом. Они потеряны безвозвратно.
И все-таки Чейну не хотелось увидеть, как Вельстил снесет голову еще одному своему слуге. Он проворно сбежал по склону, схватил мешок.
Стальные пальцы стиснули его лодыжку с такой силой, что он согнулся от нешуточной боли.
Чейн попытался освободиться из цепкой хватки курчавого, но тот не уступал. Он распластался на земле, содрогаясь всем телом, напрягая мышцы в безуспешной борьбе с приказом своего создателя, — взгляд его бесцветных глаз не отрывался от мешка, который держал в руках Чейн.
Свободной ногой Чейн со всей силы наступил на запястье курчавого. Тот завизжал от боли, и Чейн наконец сумел вырваться из его хватких пальцев.
Бесцветные глаза диких неотрывно следили за каждым движением Чейна. Когда он направился к палаткам, даже Забел не сводила взгляда с его ноши.
На ощупь в мешке были какие-то твердые предметы — явно не только склянки коричневого стекла. И вновь Чейну с нестерпимой силой захотелось узнать, что же так усердно прячет его старший спутник от посторонних глаз.
Ближе всего к тому, чтобы раскрыть эту тайну, Чейн был в ту ночь, когда впервые увидел рядом с раскрытым мешком Вельстила незнакомую склянку и обтянутый кожей ларец. Тогда ему не хватило духу пошарить в мешке: Вельстил бодрствовал и был слишком близко, наверху лестницы. А в другой раз, уже во время похода, когда Чейн украл из мешка склянку с жизненной силой, он чересчур торопился, чтобы тешить свое любопытство. На сей раз он не колебался ни минуты и решительно откинул верхний клапан мешка.
Кроме двух оставшихся склянок коричневого стекла, которые были завернуты в запасную одежду Вельстила, Чейн увидел и другие предметы. Некоторые из них были ему уже знакомы.
В шкатулке орехового дерева хранились бронзовая чашка для кормления, три стержня с петлей посредине и белая глиняная бутыль. Рядом со шкатулкой лежали бронзовое блюдо с полукруглым дном, которое Вельстил применял для поисков местонахождения Магьер, и хрустальный, словно покрытый изморозью, шар — внутри его безостановочно кружились, словно беспечные мотыльки, три сверкающие искорки. Чейн осторожно отложил эти предметы в сторону.
Не заинтересовали его пока что две книги и переплетенная в кожу тетрадь для заметок. Зато следующий предмет, который нашарила рука Чейна, оказался металлическим, холодным на ощупь, — и молодой вампир с беспокойством покосился на изрядно посветлевший край неба. А затем выудил из мешка стальной обруч, покрытый травлеными знаками.
По окружности обруч был чуть меньше небольшой тарелки. Придя в недоумение, Чейн уже хотел было сунуть его назад, но тут учуял запах древесного угля. Он повернул в руках стальной обруч, и тусклый предрассветный свет блеснул на его поверхности — повсюду, кроме глубоко вытравленных черт и символов. Их бороздки так и остались темными, и тогда Чейн тщательно обнюхал обруч. Сомнений не было — запах гари исходил именно от него.
Чейн понимал, что времени у него немного, — Вельстил наверняка вернется до того, как начнет светать, — но любопытство оказалось сильнее. Он поднес обруч к губам и провел языком по глубокой черте, проходившей вдоль его внешней поверхности. На языке остался привкус угля и горького пепла. Чейн положил обруч к остальным предметам и заглянул в мешок. Блеснул то ли медью, то ли бронзой какой-то стержень… и тут он краем глаза заметил движение.
В палатку вползла Забел и, принюхиваясь, указала пальцем на восток. Затем заскулила и уже настойчивее ткнула пальцем в ту же сторону.
Должно быть, возвращается Вельстил.
Чейн проворно сунул все свои находки в мешок. Он уже собирался вернуть мешок на прежнее место, как наверху седловины показался Вельстил. Вид у него был помятый и порядком измотанный. Чейн поспешно перебрался в соседнюю палатку, и Забел последовала за ним. Он уселся с открытой стороны навеса и положил мешок на землю.
Выйдя на стоянку, Вельстил не обратил ни малейшего внимания на диких, которые ежились в неверном предутреннем свете, и сразу направился к тому месту, где оставил мешок. Обнаружив, что его имущество исчезло, он резко обернулся.
— Мне пришлось перенести мешок, — сипло подал голос Чейн. — Один из диких, несмотря на твое приказание, попытался до него добраться.
Вельстил глянул вверх по склону и обнаружил, что его мешок мирно стоит рядом с Чейном.
— Ты не больно-то спешил, — продолжал Чейн. — Еще немного — и пришлось бы тебе встречать восход солнца.
Вельстил насупился, но объяснение Чейна его, похоже, устроило.
— Ступайте туда, — приказал он и жестом указал своим слугам на палатки.
Дикие на четвереньках, по-собачьи ринулись в укрытие, а Вельстил двинулся вверх по склону — туда, где сидел Чейн.
— Побережье недалеко, — сказал он. — Две, самое большее — три ночи пути.
Это была хорошая новость, но мысли Чейна занимало совсем другое.
Помимо трех коротких стержней, которые ему некогда было обследовать, на самом дне мешка лежало что-то еще — то, чего Чейн пока еще не видел.