Дисфункция реальности

Глава 1

Пространство вокруг штурмовика «Бизлинг» раскололось сразу в пяти местах. Каждый, кто в этот момент заглянул в быстро расширяющиеся разрывы, увидел бы бесконечную пустоту. Псевдоматерия червоточины представляла собой фотонную мертвую зону, абсолютную тьму, которая, казалось, выплескивается из разрыва, грозя захлестнуть всю реальную Вселенную. А потом из зияющих прорех с ускорением в шесть g, мгновенно разворачиваясь для перехвата, выскочили корабли. Они резко отличались от сферических военных судов Гариссы, замеченных в межзвездном пространстве, и имели форму изящной вытянутой капли. Более крупные и угрожающе мощные. Живые.

Срочный сигнал тревоги, датавизированный бортовым компьютером, ошарашил капитана Кайла Прейджера, плотно сидевшего в кресле герметично закрытой капсулы управления, и заставил оторваться от привычного астрогационного обзора. Благодаря нейронаноникам информация с внешних сенсоров корабля поступала непосредственно ему в мозг. В этом огромном межзвездном пространстве света для отклика в оптическом диапазоне было недостаточно, и потому приходилось полагаться исключительно на инфракрасное излучение. Программа распознавания начала анализ изогнутых розоватых штрихов, сильно размытых и смазанных из-за воздействия военной электроники.

Боевые программы, хранящиеся в блоке памяти нейронаноников, перешли в основной режим. В поисках дополнительной информации капитан датавизировал в бортовой компьютер ряд срочных команд. Вычисленные векторы движения пяти нежданных пришельцев зловещими алыми линиями рассекли сектор обзора и уперлись в «Бизлинг» и два сопровождающих его штурмовика. Неизвестные корабли продолжали наращивать скорость, но реактивных шлейфов от двигателей заметно не было. У Кайла сжалось сердце.

— Космоястребы, — воскликнул он.

Тейн Огилье, орбитальный штурман, сидевший в соседнем кресле, в отчаянии застонал:

— Как они нас вычислили?

— У флота Конфедерации отличная разведка, — ответил Кайл Прейджер. — Они знали, что мы попытаемся принять ответные меры. И, вероятно, следили за всеми боевыми кораблями, пока не обнаружили нас.

Его мозг окутала плотная давящая пелена тьмы. Будто наяву он увидел, как из грузового отсека «Бизлинга» ему красными дьявольскими звездами подмигивают баки с антиматерией.

Антиматерия являлась проклятьем для всех миров Конфедерации. Не важно, на какой планете или астероиде вы оказались, — антиматерия была запрещена повсеместно.

В случае если флот Конфедерации находил на корабле антиматерию, капитану грозила немедленная казнь, а всех остальных на борту ждала дорога в один конец до планеты-тюрьмы.

Но выбора не было; «Бизлингу» требовалась мощная тяга, которую могла обеспечить только антиматерия, но никак не обычные термоядерные двигатели космических судов адамистов. Корабли сил обороны Оматы оборудованы двигателями на антиматерии. У них они есть, потому что есть у нас; а у нас — потому что у них. Самый старый и самый неубедительный довод, какой только знала история.

Кайл Прейджер расслабил напряженные плечи, словно признавая свое поражение. Он сознательно шел на риск; по крайней мере, так он говорил самому себе и адмиралам флота.

Все закончится быстро и безболезненно, и, если не возникнет осложнений, его команда останется в живых. Но у него имелся приказ гариссанского Адмиралтейства. Алхимик, находящийся на борту «Бизлинга», не должен попасть в чужие руки, тем более в руки эденистов, управляющих космоястребами: они уже и так достаточно далеко продвинулись в биотехнологиях.

— Искажающее поле замкнулось, — доложил Тейн Огилье. Резкий голос выдал его напряжение. — Нам не удастся совершить прыжок.

На один миг Кайл Прейджер представил себе, как хорошо было бы командовать космоястребом, без усилий управляя колоссальной мощью, обеспечивающей абсолютное превосходство. Он даже почти позавидовал.

Три атакующих корабля взяли в кольцо «Бизлинг», тогда как «Ченго» и «Гомбари» сопровождало лишь по одному преследователю.

«Матерь божья, это построение говорит о том, что им известно о нашем грузе».

Кайл прокрутил в памяти код самоуничтожения, но, прежде чем датавизировать команду бортовому компьютеру, еще раз представил себе всю процедуру. Она была достаточно простой: отключить защиту в главном хранилище антиматерии и спровоцировать взрыв, по силе вспышки и мощности жесткого излучения сравнимый с рождением новой звезды.

«Я мог бы подождать, пока космоястребы не приблизятся, и забрать их с собой. Но, с другой стороны, они ведь просто выполняют свою работу».

Тусклые штрихи кораблей-преследователей неожиданно увеличились и обрели яркость. От каждого из них разошлось по восемь дрожащих энергетических лепестков, и острые пылающие кончики стремительно разлетелись от центра. Аналитические программы рассчитали их курс, соединив с «Бизлингом» светящимися линиями все двадцать четыре снаряда. Анализ отработанных газов показал высочайшую радиоактивность. Ускорение приближалось к сорока g. Двигатели на антиматерии.

— Залп боевых ос, — охрипшим голосом воскликнул Тейн Огилье.

— Это не космоястребы, — помрачнев от ярости, заявил Кайл Прейджер. — Это проклятые черноястребы. Наемники Оматы!

Он датавизировал команду бортовому компьютеру рассчитать маневр уклонения и одновременно активировал программу защиты «Бизлинга». Не проведя идентификацию противника в момент появления, он допустил почти преступную оплошность. Судя по информации нейронаноников, нападение началось всего семь секунд назад. Неужели? Даже если и так, в обстановке, где миллисекунды — самая дорогая валюта, его реакция оказалась недопустимо халатной. И им придется за это расплачиваться, возможно, ценой своей жизни.

По «Бизлингу» разнеслось предупреждение об ускорении — звуковое, визуальное и электронное. Экипаж наверняка пристегнут, но чем занимаются летящие на корабле штатские, одному богу известно.

Корабль стал плавно набирать скорость, и Кайл почувствовал, как уплотняются дополнительные мембраны наноников, которые поддерживают его внутренние органы, предотвращают повреждение позвоночника, позволяют крови поступать в мозг и не допускают потери сознания. Корабль содрогнулся от ответного залпа боевых ос. Ускорение достигло восьми g и продолжало увеличиваться.

В носовом жилом отсеке доктор Алкад Мзу анализировала положение корабля, летящего к точке очередного прыжка с ускорением в полтора g. Ее нейронаноники собирали в единую сводку показания наружных сенсоров и отображали курсовые параметры. Картинка разворачивалась непосредственно на сетчатке глаз, мерцая призрачными тенями, до тех пор пока женщина не опустила веки. «Ченго» и «Гомбари» были обозначены яркими штрихами голубовато-белого цвета, а раскаленные струи их отработанных газов затмевали сияние звезд.

Корабли шли в плотном строю. «Ченго» держался в двух тысячах километров, а «Гомбари» отставал не более чем на три тысячи. Алкад понимала, что удержать три корабля после прыжка в десять световых лет на дистанции, не превышающей пяти тысяч километров, можно только при наличии самых передовых средств астрогации. Власти Гариссы потратили немало денег на оснащение своего флота лучшей из доступной техникой.

А могли бы потратить эти деньги на университет или поддержку национального здравоохранения. Гарисса была не самым богатым миром. А уж как департамент обороны достал такое огромное количество антиматерии, Алкад благоразумно предпочитала не спрашивать.

— До следующего прыжка около тридцати минут, — сказал Питер Адул.

Алкад отключилась от датавизирования информации. Визуальные образы космических кораблей в ее сознании растаяли и сменились спартанской простотой серо-зеленых композитных стен каюты. В овальном дверном проеме стоял Питер, одетый в принятый на флоте темно-синий комбинезон с прокладками на локтях и коленях, предохраняющими от ушибов в состоянии невесомости. Он призывно улыбался. Но в его ясных и ярких глазах она уловила тень тревоги.

Питеру было тридцать пять, рост — метр восемьдесят пять, а кожа — еще темнее, чем ее собственная оттенка эбенового дерева. Он работал на математическом факультете университета, и их с Алкад помолвка состоялась восемнадцать месяцев назад. Не слишком общительный и веселый, но всегда готовый прийти на помощь. Единственный, для кого действительно не имело значения то, что она способнее, чем он, — а таких людей редко можно было встретить. Даже то, что именно она создала навеки проклятого Алхимика, его ничуть не волновало. Питер просто предложил сопровождать ее в полете на астероид, где находилась сверхсекретная база флота, чтобы помочь с математическим моделированием устройства.

— Я подумал, что это время мы могли бы провести вместе, — добавил он.

Она усмехнулась в ответ и выскользнула из предохранительных креплений, а Питер присел на край ее амортизирующего кресла.

— Спасибо. Флотские ничего не имеют против тесноты во время дислокации. Но меня это достало.

Системы жизнеобеспечения наполняли каюту различными шумами и гудением, члены экипажа негромко переговаривались, оставаясь на своих постах, их неясные голоса разносились по тесным проходам. Оборудование корабля было смонтировано с единственной целью — доставить аппаратуру Алхимика; его конструкция ориентировалась на прочность и эффективность, а удобства членов экипажа занимали в списке приоритетов, которым руководствовалось военное ведомство, одно из последних мест.

Алкад скинула ноги с края амортизирующего кресла, и в условиях сильной гравитации они сами опустились к полу. Она придвинулась к Питеру, радуясь теплу его прикосновения и просто его близости.

Рука Питера обвила ее плечи.

— Интересно, это перспектива скорой гибели вызывает такой прилив гормонов?

Алкад улыбнулась и теснее прижалась к его плечу.

— Я думаю, прилив гормонов у мужчины случается просто по факту того, что он проснулся.

— Это означает «нет»?

— Именно, — твердо ответила она. — Здесь нет дверей, а в условиях повышенной силы тяжести мы можем покалечиться. Кроме того, после возвращения у нас будет уйма свободного времени.

— Конечно.

«Если мы вернемся». Но он не стал говорить об этом вслух.

В этот момент прозвучал сигнал, предупреждающий об ускорении. И даже тогда им потребовалась секунда, чтобы оправиться от первого шока и среагировать.

— Возвращайся в кресло, — крикнул Питер, едва сила тяжести начала возрастать. Алкад попыталась перебросить ноги обратно на кресло. Но они стали невероятно тяжелыми, словно были сделаны из урана. При попытке справиться с новообретенным весом мускулы и сухожилия застонали от напряжения.

«Давай. Это же легко. Это всего лишь твои ноги. Матерь божья, сколько раз ты их поднимала? Давай!»

Блокирующие импульсы нейронаноников буквально издевались над мышцами бедра. Одна нога легла на подушку кресла. Ускорение к тому времени достигло семи g. Левая нога еще оставалась на полу, ступня скользила по настилу, а неимоверно отяжелевшее бедро тянуло вниз, выламывая коленный сустав.

Два противоборствующих роя боевых ос сошлись; атакующие и защищающие дроны раскрылись, и каждый выдал залп поражающих элементов. Темноту космоса пронзили направленные энергетические лучи. Отвлекающие электронные импульсы разлетелись во все стороны, меняя спектр электромагнитного излучения в попытках отклонить, сбить, запутать и измотать противника. Секундой позже наступил черед ракет. Массивные кинетические снаряды вспыхнули, подобно древним пушечным взрывам. Но все это было лишь прелюдией; при таких скоростях сближения и снаряды, и цели взрывались ослепительными фонтанами плазмы. Затем последовали ядерные удары, вызвавшие яркие языки голубовато-белого пламени, окруженные фиолетовыми венцами. Ярости схватке придало применение антиматерии, разметавшей ионные вихри еще более мощными взрывами.

Светящееся пятно между «Бизлингом» и его противниками имело примерно линзообразную форму и растянулось больше чем на три сотни километров. Внутри него бушевали беспорядочные циклонические вихри, а с краев то и дело вырывались гигантские огненные потоки. В центр этого ада не в силах был проникнуть ни один из существующих сенсоров.

«Бизлинг» резко накренился, витки отклоняющего дефлектора работали на максимальном угле наклона, используя момент образования слепого пятна для изменения курса. С платформ в нижней части корпуса штурмовика вылетел второй залп боевых ос, чтобы тотчас столкнуться с таким же роем, выпущенным черноястребами.

До начала диких перегрузок Питер едва успел скатиться с амортизирующего кресла Алкад и приземлиться на жесткий пол каюты. Не в силах ничего предпринять, он видел, как левая нога Алкад медленно сдается под сокрушительной силой тяжести; стоны женщины заставляли его мучиться бесполезным чувством вины. Композитное покрытие палубы грозило расплющить спину. Шея мучительно болела. Половина звезд, мелькавших перед глазами, была вызвана вспышками боли, а остальные — бессмысленными информационными сообщениями. Бортовой компьютер свел всю картину внешнего сражения к аккуратным упорядоченным графикам, заглушавшим сигналы о внутренних повреждениях. Питер не мог даже на них сосредоточиться. Перед ним встали более важные проблемы, например, как заставить грудь подняться, чтобы сделать очередной вдох?

Гравитационное поле неожиданно изменилось. Питер почувствовал, что оторвался от палубы, а в следующее мгновение врезался в стену каюты. Лязгнувшие зубы насквозь прокусили губу; отвратительный хруст свидетельствовал о переломе костей носа. Горячая кровь хлынула в рот, и это его испугало. В такой обстановке невозможно залечить ни одну рану. Если схватка продлится достаточно долго, он просто истечет кровью.

Потом сила тяжести снова выровнялась, его протащило по полу. Он ударился и вскрикнул от боли. Передаваемые с бортового компьютера в мозг изображения превратились в пугающе спокойный муаровый узор из красных, зеленых и голубых линий. По краям сгущалась непроницаемая тьма.

Второе столкновение боевых ос расширило фронт. Яркое зарево и сопровождающие его энергетические вихри вызвали перегрузку и сбои сенсоров и процессоров у обеих воюющих сторон. На фоне общего хаоса расцвели новые взрывы. Нескольким атакующим боевым осам удалось прорваться сквозь оборону. С «Бизлинга» вспорхнул третий рой защитников.

В шести тысячах километров от «Бизлинга», где «Ченго» сражался с роем боевых ос своего единственного преследователя, вспыхнуло еще одно зарево ядерного пожара. А вот «Гомбари» не повезло. Оружие нападающих пробило защиту контейнеров с антиматерией. Краткая вспышка новой «звезды» немедленно активировала фильтры «Бизлинга». Кайл Прейджер тут же лишился визуальной информации о доброй половине Вселенной. Он так и не увидел, что атаковавший корабль черноястреб открыл межпространственный переход, часто называемый червоточиной, и скрылся внутри, ускользнув от смертоносной радиации, вызванной его залпом.

Боевая оса, приближающаяся к «Бизлингу» с ускорением в сорок шесть g, произвела анализ строя летящих ей навстречу защитников. Выпущенные ею ракеты и модули с компьютерным управлением затеяли соревнование в маневренности, продлившееся чуть больше десятой доли секунды. После этого нападающий модуль преодолел заградительный барьер, и между ним и кораблем остался только один защитник, летящий на перехват, но еще не успевший набрать скорость после запуска.

В мозгу Кайла Прейджера развернулся дисплей, отражающий текущую картину. Расстановка черноястребов и их траектории. Действия боевых ос. Доступные резервы. С помощью тактической программы он оценил ситуацию и принял решение ввести в бой половину из всех оставшихся боевых ос.

Их запуск отозвался в корпусе «Бизлинга» колокольным звоном.

В ста пятидесяти километрах от своей жертвы процессор наведения, оперирующий поступающими данными, определил, что снаряд будет перехвачен раньше, чем приблизится к кораблю. Компьютер проанализировал доступные варианты и сделал выбор.

В ста двадцати километрах от цели он загрузил последовательность команд отключения на приборы семи контейнеров с антиматерией, имевшихся на борту боевой осы.

На расстоянии девяноста пяти километров магнитное поле, изолирующее первый контейнер, отключилось. Сила тяжести, действующая при ускорении в сорок шесть g, сделала свое дело. Застывший сгусток антиматерии швырнуло в заднюю стенку. Задолго до их соприкосновения отключилось магнитное поле второго контейнера. Все семь хранилищ разрушались поочередно с интервалом в сотню пикосекунд, создавая взрывную волну специфической формы.

В восьмидесяти восьми километрах сгустки антиматерии уничтожили равное по массе количество материи, в результате чего произошел колоссальный выброс энергии. Образовавшееся копье плазмы, раскаленной в тысячу раз сильнее, чем ядро звезды, устремилось к «Бизлингу» со скоростью, близкой к скорости света.

От потока несвязанных ионов, ударившего в корабль, мгновенно испарились сенсорные модули и термоотводящие панели. Генераторы поля, поддерживающего молекулярные связи силиконового покрытия корпуса, работали на полную мощность, но выстоять против такого яростного натиска у них не было ни единого шанса. Целостность корабля оказалась нарушена одновременно во многих местах. Ворвавшиеся внутрь струи плазмы прошлись по сложным и хрупким устройствам, словно паяльная лампа по ледяным сосулькам.

На злополучный «Бизлинг» обрушился и еще один удар судьбы. Одна из струй плазмы попала в резервуар с тяжелым водородом и прожгла слой пеноизоляции, а потом и титановый корпус. Низкотемпературная жидкость, переходя в естественное газообразное состояние, создала невероятно высокое давление, и резервуар взорвался, разбросав обломки во все стороны. Восьмиметровый участок корпуса вздулся, а потом из него, меж оплавленных потеков силикона, ударил вулканический гейзер дейтерия, уносящийся к звездам.

Боевые осы все еще взрывались, и окружающее пространство бушевало потоками огня и элементарных частиц. Но «Бизлинг» висел в центре медленно угасающего свечения неподвижной грудой. Его корпус был продырявлен в нескольких местах, реактивный двигатель бездействовал, и корабль крутился на месте, словно подбитая птица.

Капитаны трех атакующих черноястребов не могли не заметить последний рой боевых ос «Бизлинга», нацеленный на их корабли и упорно мчавшийся к цели. В нескольких тысячах километров их собратья уже нанесли последний удар по «Ченго». А осы «Бизлинга» тем временем преодолели половину дистанции.

Энергоформирующие клетки с неимоверной силой воздействовали на ткань пространства, и черноястребы нырнули в открывшиеся червоточины, мгновенно исчезнувшие после их прохода. Боевые осы «Бизлинга», все дальше и дальше удаляясь от беспомощного корабля, потеряли цели; их бортовые компьютеры раз за разом сканировали окружающее пространство в тщетных попытках восстановить недостающие координаты.

Возвращение сознания было вовсе не столь радостным, каким предполагалось, хотя и означало, что доктор Алкад Мзу все еще жива. Левая нога превратилась в источник тошнотворной боли. Алкад даже помнила, как затрещали кости, когда колено вывернулось до предела. А затем последовали скачки силы тяжести, оказавшиеся хуже любой пытки. Нейронаноники заглушили самые сильные боли, но благословенное забвение принесли только финальные конвульсии «Бизлинга».

«Матерь божья, и как только мы это пережили?»

Ей казалось, она готова к неизбежному риску при неудачном исходе операции и даже к вероятной смерти. Работа в университете на Гариссе позволила ей узнать, сколько энергии требуется космическому кораблю для нуль-временного перехода и что может произойти в случае нестабильности в формирующих узлах. Экипаж это, казалось, ничуть не беспокоило, но, вероятнее всего, они просто лучше умели скрывать свои страхи. Еще она знала, что при подлете к намеченной звезде «Бизлинг» могут перехватить оматанские корабли. Но и это не так уж страшно, поскольку смерть при прорыве вражеской боевой осы сквозь защитный барьер стала бы мгновенной. Алкад даже допускала мысль, что Алхимик может оказаться неисправен. Но чтобы вот так… Быть застигнутыми здесь, совершенно неготовыми ни морально, ни физически, и все же выжить, хотя и с трудом. Как могла всемилостивая Богоматерь допустить такую жестокость? Или она тоже боится Алхимика?

Остаточные графические изображения настойчиво лезли в измученное сознание. Векторные линии пересекались в точке исходного прыжка в тридцати семи тысячах километров отсюда. Омата, небольшая, ничем не примечательная звезда, светилась в самом начале координатной оси. Еще два прыжка, и они окажутся в облаке Оорта, разреженном поясе из ледяной пыли и неактивных комет, отмечавшем границу межзвездного пространства. Чтобы их не обнаружили, они приближались с галактического севера, на значительном удалении от плоскости эклиптики.

Алкад сама рекомендовала план операции, выступая в зале, заполненном старшими офицерами флота, которые заметно нервничали в ее присутствии. По мере продвижения ее работы этот синдром заражал все больше и больше людей, находившихся на секретной военной станции.

Алкад дала Конфедерации новый повод для страха, оружие, которое по своей разрушительной силе превосходило даже антиматерию. Убийцу звезд. И устройство это вызывало настоящий шок и равный ему ужас. Она заставила себя смириться с тем, что после войны миллиарды обитателей планеты будут смотреть в небо, ожидая, когда мерцающий свет, испускаемый Оматой, окончательно угаснет в ночном небе. И тогда они вспомнят ее имя и проклянут навеки.

«И все потому, что я была слишком глупа, чтобы учиться на ошибках прошлого. Совсем как многие другие заблуждающиеся мечтатели в далекой истории, погруженные в свои стройные чарующие уравнения, радующиеся их элегантности и ясности, но не дающие себе труда задуматься о грозных и кровавых последствиях их применения в реальности. Как будто у нас недостаточно уже имеющегося оружия. Но такова человеческая натура: всегда хочется быть на шаг впереди и наводить еще больший ужас на окружающих. А ради чего?»

Ради трехсот восьмидесяти семи Дорадо: крупных астероидов, почти целиком состоящих из чистого металла. Они вращались вокруг красного карлика в двадцати световых годах от Гариссы и в двадцати девяти от Оматы.

Исследовательские корабли из обоих населенных миров добрались до них практически одновременно. Кто был первым, установить уже никогда не удастся. Руководство обеих планет заявило на них свои права: богатства, заключенные в этих глыбах металла, принесли бы весомую пользу любому миру, чьи компании занялись бы добычей и переработкой богатой руды.

Поначалу это была обычная грызня и ряд небольших инцидентов. Геологоразведочные и исследовательские корабли, направляемые на Дорадо, подвергались нападениям «пиратов». И, как всегда, конфликт начал быстро разрастаться. Нападающие не ограничились кораблями и перешли к расположенным на астероидах базам. Затем целями стали находящиеся поблизости промышленные станции. Попытки Ассамблеи Конфедерации добиться мирного соглашения не увенчались успехом.

Обе стороны объявили призыв в регулярные части флота и начали нанимать независимых охотников с их быстроходными и отлично оборудованными судами, способными к запуску боевых ос. В конце концов в прошлом месяце Омата сбросила на промышленный астероид в системе Гариссы бомбу из антиматерии. Биосферный отсек был разбит, и пятьдесят шесть тысяч человек, выброшенные в безвоздушное пространство, погибли. Те, кто выжил, — еще восемнадцать тысяч человек, — с наполненными водой легкими, разорванными вследствие декомпрессии сосудами и практически лишенные кожи, до предела заполнили все медицинские учреждения планеты. Более семисот пострадавших были направлены в медицинскую школу университета, рассчитанную на триста мест. Алкад своими глазами видела весь этот ужас и слышала непрекращающиеся хрипы, стоны и кашель.

Теперь пришло время возмездия. Ибо все знали, что следующим шагом станет бомбардировка планеты. И Алкад Мзу очень удивилась, осознав, что ее националистический шовинизм быстро вытеснил остатки академической отчужденности, до сего момента управлявшей ее жизнью.

Единственным способом защитить свой дом был бы упреждающий удар по Омате, и удар сильный. Вот тогда специалисты флота ухватились за ее теоретические выкладки и поспешили опробовать их на практике.

— Как бы я хотел избавить тебя от чувства вины, — сказал тогда Питер.

Это произошло в тот день, когда они покидали планету и были вынуждены ждать вместе с офицерами флота, пока готовится их челнок.

— А ты бы не чувствовал себя виноватым? — раздраженно откликнулась она.

Ей не хотелось говорить на эту тему, но и молчать она тоже не могла.

— Чувствовал бы. Но не так сильно, как ты. Ты возлагаешь на себя ответственность за весь конфликт. Не стоит этого делать. И ты, и я, и каждый на этой планете подчиняется своей судьбе.

— Интересно, сколько деспотов и завоевателей в нашей истории говорили то же самое? — спросила она.

На его лице одновременно читались и грусть, и сочувствие.

Алкад смягчилась и взяла его за руку.

— Но в любом случае спасибо, что летишь со мной. Одна я бы столько военных не вынесла.

— Знаешь, все будет хорошо, — мягко произнес он. — Правительство не намерено раскрывать никаких деталей операции и тем более твое авторство.

— И ты хочешь сказать, что я смогу сразу же вернуться к прежней работе? — спросила она. Но в ее голосе отчетливо слышалась горечь. — Как будто ничего не произошло?

Она понимала, что этого не будет. Разведки половины миров Конфедерации кинутся выяснять ее имя, если уже не выяснили. И судьба ее будет решаться не кабинетом министров незначительной в политическом отношении Гариссы.

— Возможно, и нет, — признал он. — Но университет никуда не денется. И студенты. Разве не ради этого мы с тобой существуем? Ведь наша цель — все это защитить.

— Да, — сказала она, словно произнесенное вслух слово могло что-то решить. Она выглянула в окно. Здесь, вблизи от экватора, солнце Гариссы высветлило небо до слепящего белесого сияния. — Там сейчас октябрь. Кампус по колено засыпан летучими семенами. Я всегда считала это досадной неприятностью. Кому пришло в голову основать колонию этнических африканцев на планете, три четверти которой занимают районы с умеренным климатом?

— Это старый и изрядно надоевший миф, что мы должны жить исключительно в тропическом захолустье. Только общество имеет значение. Так или иначе, мне всегда нравилась зима. А если бы круглый год стояла такая жара, ты бы спятила.

— Ты прав.

Она невесело рассмеялась.

Он вздохнул, вглядываясь в ее лицо.

— Алкад, мы нацелились на их звезду, а не на саму Омату. У них еще есть шанс. И весьма неплохой шанс.

— На планете семьдесят пять миллионов жителей. И у них не будет ни света, ни тепла.

— Конфедерация окажет им помощь. Черт, в разгар Великого Расселения Земля отправляла по доброму миллиону человек каждую неделю.

— Тех старых колониальных кораблей давно уже нет.

— Центральное Правительство и сейчас выселяет с Земли по миллиону человек; кроме того, есть тысячи военных транспортных кораблей. Все можно устроить.

Она молча кивнула, понимая тщетность его доводов. Конфедерация даже не смогла помирить правительства двух небольших миров, хотя и те и другие этого хотели. Как же можно рассчитывать, что Ассамблея направит им в помощь часть средств, и так неохотно выделяемых обитателями восьмисот шестидесяти разрозненных миров?

Солнечный свет, проникающий в окно столовой, приобрел красноватый оттенок и начал угасать. Алкад во внезапном помутнении подумала, не успел ли поработать над светилом Алхимик. Но затем стимулирующие программы прояснили сознание, и она поняла, что находится в невесомости в каюте, залитой розоватым аварийным светом. Вокруг нее парили люди. Члены экипажа «Бизлинга» переговаривались негромко, но не скрывая тревоги. Ее щеки коснулось что-то теплое и липкое. Она непроизвольно подняла руку. И заметила, как вокруг поблескивают темные шарики. Кровь!

— Питер? — Ей казалось, что она закричала, но голос прозвучал совсем слабо. — Питер!

— Спокойно, спокойно.

Это был кто-то из экипажа. Мензул? Он держал ее за руки, не давая удариться о стены.

Она увидела Питера. Над ним склонились еще два члена экипажа. Все лицо его закрывал медицинский нанонический пакет, похожий на лист толстого зеленого полиэтилена.

— Мария милостивая!

— Он в порядке, — быстро успокоил ее Мензул. — Ничего серьезного. Нанонический пакет справится.

— Что произошло?

— Нас поймала эскадрилья черноястребов. Взрыв антиматерии повредил обшивку. Нас здорово потрепало.

— А что с Алхимиком?

Мензул равнодушно пожал плечами.

— Цел и невредим. Но это уже не важно.

— Почему?

Задавая вопрос, она заранее не хотела слышать ответ.

— Из-за пробоины в корпусе повреждено тридцать процентов прыжковых модулей. Корабль военный и мог бы совершить прыжок при десяти процентах повреждений. Но тридцать… Похоже, что мы здесь застряли; до ближайшей обитаемой звездной системы семь световых лет.

В этот момент они находились точно в тридцати шести с половиной световых годах от Гариссы, своей домашней звезды класса G3. Если бы они навели оставшиеся на «Бизлинге» сенсоры на слабую искорку света далеко за кормой и если бы эти сенсоры обладали достаточным разрешением, в тридцати шести световых годах, шести месяцах и двух днях они бы заметили непродолжительную последовательность вспышек от взрывов пятнадцати «истребителей планет», бомб с антиматерией, сброшенных наемниками Оматы на их родной мир. По мощности каждая из них была сравнима с ударом астероида, погубившего на Земле динозавров. Атмосфера Гариссы оказалась уничтожена безвозвратно. Поднявшиеся бури разбушевались на целое тысячелетие. Сами по себе эти взрывы еще не представляли смертельной опасности. На Земле защищенные куполами убежища удерживали экстремальную жару и сохраняли жизнь людям на протяжении пяти с половиной веков. Но, в отличие от столкновения с астероидом, когда происходил выброс лишь чисто тепловой энергии, каждый «истребитель планет» выдавал излучение, равное по силе вспышке на солнце. Через восемь часов яростные шторма разнесли радиоактивные осадки по всей планете, сделав ее абсолютно непригодной для жизни. Полная стерилизация заняла еще два месяца.

Глава 2

Родная планета ли-килфов находилась вдали от всех миров, которые могли бы стать приютом для граждан Конфедерации. Строго говоря, это была даже не планета, а спутник, одна из двадцати девяти лун, вращающихся вокруг газового супергиганта, внушительного шара диаметром в две сотни тысяч километров, не дотянувшего до коричневого карлика. После окончания аккреции его массы оказалось недостаточно для запуска термоядерного процесса; тем не менее неизбежное гравитационное сжатие привело к значительному выбросу тепла. Та сторона, которую можно было назвать ночной, светилась у самой нижней границы видимого спектра, словно затухающие угли, мерцающие под огромными плотными турбулентными облаками, уносимыми никогда не прекращающимися циклонами. На дневной стороне, куда попадали лимонно-желтые лучи основного светила класса К4, полосы штормовых туч имели переменчивый оранжево-розовый оттенок.

Главных спутников было пять, планета Ли-килф — четвертая, считая от уровня облачных вершин, она единственная из всех имела атмосферу. Остальные двадцать четыре — обычные каменные глыбы: захваченные силой притяжения астероиды, обломки, оставшиеся после формирования звездной системы. Ни один из них в диаметре не превышал семи сотен километров. Они варьировались от простого оплавленного каменного шара, время от времени выбрасывающего струйки жидкого металла и скользящего в тысяче километров над слоем облачности, до покрытого льдом планетоида, двигавшегося по обратной орбите на высоте пяти с половиной миллионов километров.

Этот сектор космоса был в высшей степени опасным. Обширная магнитосфера супергиганта испускала колоссальные потоки заряженных частиц, образуя смертельно опасный радиоактивный пояс. В диапазоне радиочастот стоял непрекращающийся белый шум. Все три луны, чьи орбиты располагались ниже той, по которой вращался родной мир ли-килфов, были абсолютно безжизненными. Ближайший к центру спутник связывала с ионосферой колоссальная потоковая «труба», по которой струились неимоверные выбросы энергии. Кроме того, он создавал вдоль всей своей орбиты плазменный вал, представлявший собой плотное кольцо частиц внутри всеобъемлющих объятий магнитосферы. И грозящий мгновенной гибелью всему живому.

Подверженный приливам и отливам мир ли-килфов вращался над размытой границей магнитосферы на высоте около семидесяти тысяч километров, вне досягаемости самых опасных пиков радиации. Лишь случайные флуктуации вихревых потоков бомбардировали верхние слои его атмосферы протонами и электронами, создавая сполохи ярчайшего полярного сияния, бесшумно скользящие и извивающиеся в желтовато-коричневом небе.

Атмосфера состояла из кислородно-азотной смеси с различными сероводородными примесями, причем чрезвычайно влажной. Туман, морось и плотная пелена облачности здесь были нормальными явлениями. Инфракрасное излучение супергиганта обеспечивало повсеместный тропический климат; теплый влажный воздух находился в непрерывном движении, перемещаясь с одной стороны планеты на другую, где он охлаждался, излучая все тепло в космос, а потом возвращался яростными штормами, пересекая полярные районы. Погода почти никогда не менялась: постоянные ветра и непрекращающиеся дожди, чья интенсивность зависела от положения на орбите. Ночь наступала в одном месте, в одно и то же время, на обратной стороне, когда планета максимально сближалась с супергигантом и багровая облачная пелена заслоняла от кратковременных проблесков солнца ближнюю сторону.

Этот цикл менялся лишь раз в девять лет, когда в вечное равновесие врывалась новая сила. Четыре главных спутника выстраивались в одну линию, обрушивая на поверхность планеты шторма поистине библейской ярости, несущие хаос и опустошение.

Тепло и свет породили жизнь в этом мире, как и во всех иных бесчисленных мирах Вселенной. Первый путешествующий в межзвездном пространстве микроорганизм попал на девственно чистую планету, когда на ней еще не было ни морей, ни океанов, а только раствор химических элементов в грязноватых пузырящихся водах. Приливообразующие силы выровняли поверхность, раскрошили горы и сгладили уступы, оставшиеся со времен формирования планеты. Земля покрылась реками, озерами и широкими поймами, вода из которых то испарялась, то вновь изливалась дождем. В тот период не было еще и свободного кислорода, его весь связывали молекулы углерода. Плотная завеса светлых облаков не позволяла рассеиваться инфракрасным лучам даже в центре дальнего от светила полушария. Температура была невыносимо высокой.

Первая жизнь, как и всегда, появилась в виде микроскопических водорослей — вязкой слизи, разнесенной течением рек и непрерывной конвекцией воздуха по всей планете. Микроорганизмы изменялись и приспосабливались в течение целой геологической эры, медленно привыкая использовать в качестве добавочного энергоресурса два различных источника света. Когда наконец процессы увенчались успехом, дальнейшее стало делом тысячелетий. Кислород выбрасывался в атмосферу. Углерод поглощался. Температура снизилась. Быстротечные дожди разредили облачность. В очередной раз началась эволюция.

В течение миллионов лет девятилетние циклы, по которым жила планета, не играли никакой значительной роли. Бури и ураганы ничем не могли помешать ни одноклеточным амебам, лениво плававшим в озерах и реках, ни примитивным лишайникам, облепившим скалы. Но дрейфовавшие в воде клетки со временем стали объединяться в колонии, и возникло разделение. В озерах появились желеобразные черви, не имеющие мозга, движимые только инстинктом, с неэффективным обменом веществ, мало чем отличавшиеся от подвижных лишайников. Но это было только начало. Деление клеток в качестве основного способа размножения постепенно уступило место рождению и смерти. Возникли мутации, иногда приносящие улучшения, а чаще всего производящие нежизнеспособные организмы, которые безжалостная природа тотчас отбраковывала. Появились отклонения — предвестники множества видов; цепочки ДНК — химическое свидетельство успешных и тупиковых изменений — удлинились. На берег выползли новые существа — и сразу испытали на себе ожоги из-за агрессивных химических соединений, разлитых в атмосфере. Но они выжили.

Жизнь неуклонно развивалась, следуя стандартному порядку, насколько позволяли существующие условия. Здесь не было ни периодов обледенения, способных изменить направление ее развития, ни других критических климатических факторов. Только повторяющиеся каждые девять лет ураганы, проносящиеся над планетой и ставшие определяющими. К ним подстраивались циклы размножения появляющихся животных, ими ограничивались периоды роста растений.

Планета повзрослела до состояния джунглей с обширными болотами и пышной растительностью, где гигантские папоротники покрывали почву от полюса до полюса, но они, в свою очередь, боролись за место под солнцем с тянущимися к небу цепкими лианами. Дрейфующие водоросли превратили озера в огромные топи. Разнообразные пышные цветы соперничали друг с другом, привлекая насекомых и птиц, а семенные коробочки на парашютиках из засохших лепестков разлетались по воздуху, словно воздушные змеи. Лесов, естественно, не было, поскольку деревьям для роста требуется не одно десятилетие.

По обе стороны от границы света и тени, ставшей одновременно непроницаемым барьером и полем битвы, развивались два разительно отличающихся друг от друга вида флоры. Растения невидимой стороны адаптировались к желтому свету солнца: они научились переносить и долгие ночи, сопутствующие солнцестоянию, и более низкие температуры. Видимая сторона стала областью неугасающего красного света: ее растения с черными листьями были выше и мощнее, но завоевать вторую половину планеты они не могли. Ночь убивала их, желтого света было недостаточно для фотосинтеза, а рассеянный, отраженный плотной атмосферой красный свет не распространялся дальше чем на пару сотен километров от терминатора.

Животные приспособились лучше и свободно кочевали по всей планете. Динозавры здесь не появились, поскольку этим огромным существам требовалось много времени для роста. Кроме своеобразных аналогов птиц, пресмыкающихся с перепончатыми крыльями, все остальные животные оказались некрупными — явный признак водного происхождения. А в мире мутных ручьев и затянутых водорослями водоемов все они были холоднокровными. Это качество они унаследовали от предков в силу необходимости. Откладываемые яйца прятались в толстом слое ила под водой, где им не угрожали никакие ураганы. Именно так и сохранялась жизнь на планете, сотрясаемой ужасными бурями; все семена, споры и яйца пережидали несколько коротких недель, а потом бурно пускались в рост.

Жизнь в таком неблагоприятном мире могла пойти по одному из двух путей эволюции. В космосе немало планет, заселенных слабыми и вялыми существами, занимающими крошечную нишу местной тупиковой ветви эволюции, не способными подняться выше самого примитивного уровня. Эта примитивность лишает их возможности продолжать развитие. А есть истинные победители, существа, отказывающиеся признавать поражение и сражающиеся с судьбой зубами, когтями и щупальцами; для них неблагоприятные условия служат лишь побуждающим фактором для ускорения эволюции. Линия раздела между ними очень тонка; генетический крах мог бы наступить, если бы губительные шторма происходили через каждые восемь лет. Но девять… девять лет давали достаточно времени для выживания и позволяли обитателям совершенствоваться, а не погружаться обратно в изначальную трясину.

Ли-килфы как раз и одержали такую победу. Всего через восемьсот миллионов лет после зарождения в их мире жизни они достигли вершины эволюции. Они стали совершенными существами.

Свой девятилетний цикл они начинают как рыбы, вылупляющиеся из черных яиц, скрытых под слоем ила. Миллиарды личинок длиной в два сантиметра медленно дрейфуют по течению, питаясь обильными остатками гниющих растений, и зачастую сами служат кормом для более проворных хищников, оставшихся на нижней ступени развития. Три года они растут и меняются — лишаются хвостов и обрастают оболочкой наподобие улиток. Овальное тело достигает девяноста сантиметров, и в верхней части появляются десять щупалец. Щупальца вытягиваются до шестидесяти сантиметров, они гладкие, лишенные присосок, но на конце каждого — острое изогнутое жало. Двигаются они очень быстро и, словно выводок разъяренных питонов, впиваются в проплывающую над головой неосторожную жертву.

Достигнув максимального размера, они выползают из воды и углубляются в бесконечные джунгли. Жабры приспосабливаются дышать едким, остро пахнущим воздухом, мускулы щупалец становятся сильнее, помогая слабо развитым конечностям, оставшимся без надежной поддержки воды. Ли-килфы начинают есть, настойчиво роясь рожками в густой растительности, в поисках черных, высохших, похожих на орехи наростов, оставшихся здесь со времени предыдущего шторма. Наросты эти состоят из клеток, насыщенных химическими ячейками памяти, содержащими все воспоминания, всю информацию, накопленную расой ли-килфов за все время их существования. Таким образом реализуется мгновенный переход к разумному состоянию и в мозгу активируется телепатический центр. Теперь, когда закончен переход с животного уровня, им есть о чем поговорить.

Передаваемые знания в основном философского характера, хотя и математика развита довольно хорошо. И каждое поколение добавляет к этому запасу свои наблюдения и размышления. Ночь на невидимой стороне притягивает их как магнит, располагая к наблюдению за звездами. Взгляды и мысли объединяются посредством телепатии, образуя гигантский мультисегментный телескоп. Здесь нет технологии, нет экономики. Эта цивилизация ориентирована не на механизмы или создание материальных ценностей; их богатство заключается в их знаниях. Способность к обработке и передаче данных объединенного разума ли-килфов намного превосходит любые компьютерные системы, а их восприятие не ограничено ни скудным диапазоном длины электромагнитных волн, ни оптическим спектром.

Едва пробудившись, они начинают учиться. Такова цель расы. Пребыванию в телесной оболочке отведено так мало времени, а Вселенная, в которой они оказались, величие газового супергиганта и его разнообразных спутников так велики. Природа определила им роль собирателей знаний. Если в жизни есть цель, рассуждают они, значит, она заключается в движении к абсолютному пониманию. В этом отношении интеллект и природа пришли к полному согласию.

На девятый год их жизни четыре главных спутника снова выстраиваются в ряд. Возмущение, производимое ими в магнитосфере супергиганта, удлинняет энергетическую «трубу». Возбужденные частицы из ионосферы, которые обычно доходят лишь до плазменного тора первого спутника, теперь поднимаются выше, до второй луны, потом до третьей и еще выше, вырываясь за пределы магнитосферы. Мир ли-килфов оказывается как раз у них на пути.

Но это не узкий направленный луч; протоны, электроны и нейтроны образуют облако грибовидной формы и уже не обладают той энергией, как в районе первого спутника, где их выбрасывают вихревые потоки. Однако масштаб происходящего настолько велик, что чрезвычайному воздействию подвергаются все спутники супергиганта.

Для прохождения сквозь невидимое облако заряженных частиц миру ли-килфов требуется десять часов; энергии, насыщающей атмосферу за это время, более чем достаточно, чтобы нарушить равновесие медленно циркулирующих конвекционных потоков.

Бедствия обрушиваются на планету в конце единственного и общего для всех обитателей периода размножения. Ли-килфы и их менее разумные соседи по планете уже отложили яйца и надежно упрятали их на дне водоемов под слоем ила. Растения отцвели и разбросали семена. Теперь остается только ждать смерти.

При первых разрядах гигантских синеватых молний ли-килфы заканчивают свои обсуждения и исследования и начинают размещать все вновь полученные знания в пустых клетках узелков, выросших под кожей у основания щупалец подобно бородавкам.

Завывание ветра звучит, как стон страдающей планеты. Его порывы так сильны, что сносят стебли папоротников толщиной в метр. Стоит только упасть одному из растений, как в джунглях возникает эффект домино. Ураган рвет в клочья облака, растаскивая их по небу, словно обрывки ваты. Мелкие смерчи носятся над землей из стороны в сторону, ускоряя уничтожение зарослей.

Все это время, когда воздух вокруг уже наполняется обрывками листвы и сломанными ветвями, ли-килфы благодаря клейкой поверхности своих оболочек остаются в неподвижности. Наросты, заполненные бесценным наследием, падают на землю, словно созревшие фрукты. Там, среди корней травы, они будут лежать три последующих года.

Планета пылает титаническими грозами. В вышине, за разорванными тучами, небо скрывается за вуалью полярного сияния — ослепительной перламутровой пеленой, пронизанной тысячами длинных огненных нитей, похожих на следы сгорающих метеоритов. Затем наступает момент полного сопряжения, три спутника, окутанные феерическим сиянием, выстраиваются в одну линию. Очередной ураган, сотрясающий планеты газового супергиганта, в самом разгаре.

Поток заряженных частиц достигает максимума. Шквал энергетического выброса прорывается в истерзанную атмосферу. Ли-килфы пользуются этим. Их разум поглощает энергию и использует ее для очередной метаморфозы. Наросты дали им сознание, излишки энергии супергиганта обеспечивают вознесение. Ли-килфы оставляют свои материальные тела и со скоростью света устремляются ввысь в потоке энергии, свободные в пространстве и времени.

Еще несколько дней их сознание витает над опустошенным миром, наблюдая за угасанием бури, восстановлением облачного покрова и конвекционных потоков. Ли-килфы перешли к бестелесному состоянию, но их цель, сформированная в период материального развития, остается неизменной. Как и прежде, они считают смыслом жизни приобретение опыта, который, возможно, когда-нибудь удастся осмыслить. Разница лишь в том, что теперь их изыскания не ограничены рамками одного мира и светом одних и тех же звезд; теперь перед ними лежит целая Вселенная, и они стремятся познать ее всю без остатка.

Они начинают удаляться от необычной планеты, давшей им жизнь. Сначала робко, потом все смелее и смелее, словно расходящаяся волна неугомонных призраков. Однажды они вернутся в это место, и встретятся все поколения когда-либо существовавших ли-килфов. Но этого не произойдет, пока светит их звезда. Они будут странствовать, они достигнут границы вновь сжимающейся Вселенной, последуют за галактическими суперскоплениями, стремительно падающими в зарождающуся темную массу в центре — космическое яйцо, вбирающее в себя все, что было утрачено. Вот тогда они вернутся и соберутся вокруг оболочки черной звезды, чтобы поделиться приобретенными знаниями и обрести абсолютное понимание. После этого они познают, что за новый уровень существования ждет их впереди. Возможно, ли-килфы станут единственными, кто переживет окончательное преображение Вселенной.

А до тех пор они намерены наблюдать и познавать. Сама природа ли-килфов исключает их участие в мириадах драм материальной жизни, разворачивающихся перед их бесплотными душами.

По крайней мере, они в это верят.

Глава 3

«Иасион» вернулся к Сатурну, чтобы умереть. В трехстах пятидесяти тысячах километров над бледно-охристым облачным слоем газового гиганта открылся выход из пространственной червоточины, и космоястреб выскочил в реальное пространство. Луч радара скользнул по корпусу, и сенсоры на стратегических оборонных спутниках, патрулирующие зону прибытия космических кораблей, сразу засекли инфракрасное излучение. «Иасион» с помощью сродственной связи поприветствовал ближайший биотоп и идентифицировал себя. Сенсоры тут же потеряли к нему интерес и вернулись к обычному патрулированию.

Капитан и экипаж разделяли наиболее важные ощущения биотехкорабля и с их помощью любовались величественной планетой и ее кольцами, но их собственные мысли были омрачены предстоящим событием. Они летели над освещенным полушарием газового гиганта, отсюда оно казалось почти ровным полукругом. Кольца простирались на два градуса ниже корабля, они казались плотными, но в то же время подрагивали, словно между двумя стеклянными поверхностями текли потоки песка. Среди них мерцали звезды. Эта великолепная картина никак не сочеталась со столь ужасной причиной их возвращения.

«Иасион» коснулся их разума.

— Не печальтесь, — неслышно произнес корабль-биотех. — Как не печалюсь я. Что есть, то есть. Вы наполнили мою жизнь смыслом. И за это я вам благодарен.

В одиночестве своей каюты капитан Афина почувствовала, как ее мысленные слезы сменяются настоящими. Ее рост соответствовал стандартному росту женщин Сотни семейств, чьи генетики сосредоточились на повышении выносливости, чтобы их потомки, которым предстояло проводить жизнь в нелегких условиях космических полетов, не испытывали никаких неудобств. Тщательно направляемая эволюция дала ей удлиненное миловидное лицо, теперь уже все испещренное морщинами, и пышные темно-рыжие волосы, давно сменившие блеск молодости на мерцание серебряных нитей. В безупречном темно-синем мундире она казалась воплощением царственной уверенности и пользовалась безграничным доверием экипажа. Но сейчас вся ее собранность куда-то пропала, а в выразительных глазах цвета фиалки без труда читалась мучительная тоска.

— Нет, Афина, пожалуйста, не надо.

— Я не могу сдержаться, — прокричало в ответ ее сознание. — Это несправедливо. Мы должны уйти вместе, почему нам не позволили?

Она вдруг ощутила, будто кто-то ласково погладил ее вдоль позвоночника — ни один возлюбленный не смог бы коснуться ее столь нежно. Именно это она испытывала каждый день в течение всех ста восьми лет своей жизни. Ее единственная настоящая любовь. Ни к одному из трех своих мужей не ощущала она такой преданной привязанности, как к «Иасиону», и то же самое, как почти со стыдом признавалась Афина самой себе, относилось и к восьми ее детям, хотя троих она выносила в своем чреве. Но остальные эденисты понимали ее и сочувствовали; при их духовной общности скрыть правду или чувства было невозможно. Связь между космоястребами и их капитанами устанавливалась при рождении достаточно крепкой, чтобы выстоять против любых испытаний Вселенной. «Кроме смерти», — мелькнула мысль в самой потаенной части сознания.

— Настал мой час, — спокойно сказал «Иасион».

В его беззвучном голосе можно было услышать оттенок удовлетворения. Если бы у космоястреба имелись легкие, Афина подумала бы, что корабль в этот момент вздохнул.

— Я понимаю, — печально ответила она.

За последние несколько недель этот факт становился все более и более очевидным. Энергоформирующие клетки уже с трудом открывали межпространственную червоточину. Если полсотни лет назад им казалось, что одним прыжком можно пересечь всю Галактику, теперь оба испытывали тихое облегчение, если после прыжка в пятнадцать световых лет удавалось выйти не дальше светового месяца от намеченной точки.

— Проклятые генетики. Неужели так трудно уравнять нас? — раздраженно воскликнула Афина.

— Когда-нибудь, возможно, корабль будет жить столько же, сколько капитан. Но и существующий порядок я считаю справедливым. Кто-то должен позаботиться о наших детях. А мать из тебя получится столь же хорошая, как и капитан. Я в этом уверен.

Самодовольные нотки в ментальном голосе корабля вызвали у нее усмешку. Со слипшихся ресниц слетели капли соленой влаги.

— В моем возрасте поднимать десятерых детей. Хорошее дело!

— Ты справишься. Они преуспеют. Я счастлив.

— Я люблю тебя, Иасион. Если бы мне позволили начать жизнь сначала, я не изменила бы ни одного ее мгновения.

— А я бы изменил.

— Неужели? — в изумлении спросила она.

— Да. Я бы провел один день как человек. Хоть посмотреть, на что это похоже.

— Поверь мне, и радости, и боль людей очень преувеличены.

«Иасион» усмехнулся. Оптически чувствительные клетки, пузырями выступающие из корпуса, засекли биотоп Ромул, и корабль определил его массу по слабому искажению пространственного поля, производимому энергоформирущими клетками. Его сознание зарегистрировало массу биотопа — плотного тела, перемещающегося по краю кольца F. Прочного, но пустого внутри полипа-биотеха цилиндрической формы, длиной сорок пять километров и диаметром десять километров. Это была одна из двух первоначальных баз космоястребов, выращенных Сотней семейств еще в 2225 году. Теперь вокруг Сатурна насчитывалось уже двести шестьдесят восемь подобных биотопов, не считая вспомогательных производственных станций. Их количество неоспоримо свидетельствовало о важной роли биотехкораблей в экономике всего эденистского мира.

Корабль добавил мощности в энергоформирующие клетки, изменяющие пространство вокруг, но не настолько сильно, чтобы открыть червоточину. На волне искажения они помчались к биотопу, словно серфер, летящий по воде к берегу, и быстро разогнались до трех g. Следующая манипуляция с искажающим полем создала противодействующую волну, и, к удовольствию команды, ускорение снизилось до одного g. Плавный, удобный полет, недоступный адамистам с их кораблями на термоядерных двигателях.

Афина знала, что больше ей никогда не будет так уютно, даже если она снова окажется на космоястребе. С «Иасионом» она всегда чувствовала обволакивающую пустоту вакуума; ощущение, схожее с удовольствием от прогулки на гребной лодке по равнинной реке, когда опускаешь руку в спокойную воду. Пассажиры такого не испытывали. Они были просто массой.

— Давай же, — поторопила она корабль. — Позови их.

— Хорошо.

Она улыбнулась, поняв, что им обоим одинаково не терпится.

«Иасион» послал вызов. Полностью раскрыв каналы сродственной связи, он испусил крик радости и печали, разнесшийся на тридцать астрономических единиц вокруг. Он призывал товарищей.

Как и все другие космоястребы, «Иасион» был рожден для глубокого космоса и не приспособлен для жизни в зоне влияния сильных гравитационных полей. Он имел форму линзы диаметром сто десять метров и высотой в центре тридцать метров. Корпусом служил прочный полип темно-синего цвета; в вакууме его наружный слой постепенно испарялся, но возобновлялся, благодаря делению клеток в митозном слое. Двадцать процентов внутреннего пространства занимали основные органы — камеры с резервным запасом питательного вещества, сердечные насосы, снабжающие обширную сеть капилляров, и нейронные клетки — все это было плотно уложено в цилиндрической ячейке внутри тела. Оставшиеся восемьдесят процентов корпуса занимала пористая структура энергоформирующих клеток, создающих искажающие пространство поля, необходимые для передвижения в обоих режимах. Именно эти клетки гибли быстрее остальных. Подобно нейронам человеческого мозга, они плохо регенерировали, что и определяло срок жизни корабля. Космоястребы редко доживали до ста десяти лет.

Сверху и снизу примерно в середине выпуклых поверхностей корпуса имелись широкие закругляющиеся желоба, где размещалось механическое оборудование. В нижнем отсеке в основном находились грузовые контейнеры из рифленых титановых стоек, а между ними кое-где располагались немногочисленные герметичные камеры с оборудованием для вспомогательных систем. Помещения для экипажа занимали серебристый хромированный тороид верхнего углубления; здесь имелись отдельные каюты и кают-компания, небольшой ангар для атмосферного флаера, ядерные генераторы, склад топлива и модули системы жизнеобеспечения. Все, что необходимо людям для жизни.

Афина в последний раз прошлась по центральному проходу тороида. Ей предстояло выполнить священный долг пробуждения к жизни детей, которые станут следующим поколением капитанов, и помогал ей в этом нынешний муж Синон. Яйцеклеток Афины, оплодотворенных спермой трех ее мужей и двух возлюбленных, было всего десять. Все они с момента оплодотворения находились в нуль-тау-капсуле, где, защищенные от энтропии, ждали сегодняшнего дня.

Синон дал свою сперму только для одного ребенка. Но, шагая рядом с Афиной, он не испытывал обиды. Он вел происхождение от одного из Ста семейств, несколько его предков были капитанами, как и двое его сводных братьев; получить эту же привилегию хотя бы для одного потомка уже стало большой честью.

Поверхность шестигранного перехода покрывал гладкий светло-зеленый материал, светившийся изнутри. Афина и Синон шагали во главе безмолвствующей процессии из членов экипажа, насчитывающего семь человек, и стоявшую вокруг тишину нарушало лишь слабое гудение воздуха в вентиляционных решетках. Так они дошли до конца коридора, где композитная нижняя часть стены незаметно сливалась с корпусом, открывая овальное пятно темно-синего полипа. Здесь Афина остановилась.

— Я нарекаю это яйцо «Эноной», — произнес «Иасион».

Полип начал раздуваться, по мере увеличения вершина выпуклости становилась все тоньше, пока не стала просвечивать. Под ней виднелось красное пятно, оказавшееся концом стебля толщиной с ногу человека, основание которого уходило вглубь корабля. Набухшая верхушка раскрылась, и на пол выплеснулось немного густой прозрачной жидкости. Мышцы сфинктера внутри красного стебля разошлись, отчего он стал удивительно похож на беззубый рот. Внутри медленно пульсировала темная трубка.

Афина держала биотехинкубатор — сферу телесно-розового цвета диаметром пять сантиметров, поддерживающую температуру человеческого тела. Согласно информации на нуль-тау-капсуле, в которой она хранилась, яйцеклетка в ней была женской, и именно ее оплодотворил Синон. Афина наклонилась и бережно положила сферу в ожидающее устье.

— Это дитя я нарекаю Сирингой.

Маленький шарик инкубатора с негромким влажным чавканьем исчез внутри. Края сфинктера сомкнулись, и стебель снова скрылся из вида. Синон погладил Афину по плечу, и они обменялись горделивыми улыбками.

— Они будут прекрасной парой, — гордо сказал «Иасион».

— Да.

Афина двинулась дальше. Им предстояло пробудить еще четыре оплодотворенные яйцеклетки, а Ромул снаружи становился все больше и больше.

Биотопы Сатурна с печалью откликнулись на зов «Иасиона». Космоястребы, находившиеся в Солнечной системе, выразили товарищескую поддержку, и те, кто не был связан обязательством по доставке грузов, свернули со своих маршрутов, чтобы собраться вокруг Ромула.

«Иасион» плавно обогнул стационарный док на северной оконечности биотопа. Афина, прикрыв глаза, через сродственную связь воспринимала изображения с сенсоров космоястреба, развернувшихся перед ее мысленным взором с невероятной четкостью. Картина менялась по мере приближения, и скоро край биотопа уже нависал над корпусом корабля. Она увидела обширный участок слегка шероховатой красно-коричневой кожи полипа, надвигающийся на нее словно скала. Четыре концентрических выступа напоминали волны, застывшие в момент наивысшего подъема.

Космоястреб направился ко второй складке, отстоящей от центральной оси на два километра, и уменьшил скорость, приспосабливаясь к скорости вращения биотопа. Корабли адамистов с их реактивными двигателями не обладали необходимой маневренностью для посадки на выступах, и все площадки здесь были предназначены только для космоястребов.

«Иасион», выбирая свободное место, будто парил над длинным рядом грибовидных посадочных площадок. При всей своей массивности спускался он с хрупкой грацией колибри.

Искажающее пространство поле постепенно рассеялось, и Афина с Синоном ощутили, что сила гравитации снизилась до половины g. Вскоре к биотехкораблю на больших плоских шинах неспешно подкатил транспорт для экипажа с переходной трубой-шлюзом на крыше, похожей на хобот слона.

— Пора, — поторопил ее Синон, не скрывая взбудораженных чувств.

Он тронул ее локоть, отлично понимая, как Афине хочется остаться на корабле и разделить с ним последний полет.

Та неохотно кивнула.

— Ты прав, — произнесла она вслух.

— Жаль, что тебе от этого не легче.

Она устало улыбнулась и позволила вывести себя из кают-компании. Автобус уже вплотную подъехал к космоястребу. Его переходная труба вытянулась, скользнула по верхней обшивке корабля и коснулась тороида.

Внимание Синона привлекла стая космоястребов, летящих вровень с посадочным выступом. Их собралось около семи десятков, и опоздавшие, высадив свои экипажи на других уровнях, все еще прибывали. Невозможно было не почувствовать отголоски эмоций ожидающих кораблей, и он ощутил, как в ответ начинает петь его собственная кровь.

И только когда они с Афиной стояли уже у входа в переходной шлюз, Синон заметил неоднородность эскадрильи биотехкораблей. «Иасион» послушно сосредоточил изображение на заинтересовавшем его объекте.

— Это же черноястреб! — воскликнул Синон.

Его странная асимметричность среди классических «линз» сразу привлекала внимание. Неравномерно приплюснутая капля — верхняя половина была более выпуклой, чем нижняя, — по его прикидкам, имела длину не меньше ста тридцати метров, а на темно-синем полипе корпуса выделялся чуть поблекший узор в виде пурпурной паутины.

Увеличение размеров и другие изменения, отличающие черноястребов от стандартных космоястребов (кое-кто называл этот процесс эволюцией), были произведены по просьбам капитанов для того, чтобы сделать корабли более мощными. «На самом деле, — с горечью подумал Синон, — увеличение боеспособности — вот к чему они стремились». А ценой этих улучшений стало сокращение срока жизни.

— Это «Удат», — спокойно сказал «Иасион». — Он быстр и силен. Многообещающий новичок.

— Так вот каков твой ответ, — отозвалась Афина, воспользовавшись режимом личного сродства, так что ее мысли были недоступны для остальных.

Перед люком переходной трубы она немного помедлила, что-то блеснуло в ее глазах.

Синон помрачнел, потом пожал плечами и спустился по трубе в автобус, оставив ее ненадолго наедине с кораблем.

В коридоре стоял гул, какого Афина никогда не слышала, — так отзывалось в корпусе корабля волнение «Иасиона». Она дотронулась пальцами до гладкой композитной стены, но не ощутила ни дрожи, ни малейшей вибрации. Возможно, гул звучал только в ее мозгу. Оглянувшись, Афина окинула взглядом тороид, знакомые переходы и каюты. Весь их мир.

— Прощай, — прошептала она.

— Я всегда буду любить тебя.

Экипаж корабля проехал по кольцевому выступу до металлического люка, встроенного в основание полипа. «Иасион» вдруг радостно рассмеялся, не прерывая общей сродственной связи; он ощущал в своем чреве десять яиц, полных жизни и стремящихся выбраться на свет. Он без предупреждения взмыл вверх с площадки и устремился навстречу ожидающим его собратьям. Они мгновенно рассеялись в радостно-тревожном смятении.

На этот раз не было противодействующего ускорения, никакой защиты для хрупких человеческих тел. Никаких искусственных ограничений безопасности. «Иасион» заложил крутой вираж, легко разогнавшись до девяти g, потом спрямил траекторию и пролетел между оконечностью биотопа и гигантской металлической стрелой встречно вращающегося дока. Тень выступа осталась позади, и на корпусе корабля заиграл неяркий жемчужный свет Солнца. Впереди громоздился Сатурн, разделенный пополам тонкой линией колец. Корабль-биотех с ускорением в двенадцать g устремился к овевающим планеты потокам ледяных кристаллов и примитивных молекул, без труда рассеивая случайные пылинки и частицы несущейся впереди него волной искажающего пространство поля. Остальные космоястребы с азартом бросились вслед за ним — один за другим попадая в лучи света, они все больше и больше походили на пунктирный след кометы.

Из-за небывалой колоссальной силы тяжести в помещениях экипажа началась деформация металла. Опустевшие каюты и коридоры наполнили протяжные скрипы и стоны, мебель из композитных материалов ломалась на части, и каждый новый фрагмент, падая на пол с оглушительным треском, оставлял глубокую вмятину. Кухню залила вода из прорвавшихся труб, и мельчайшие изменения курса, производимые «Иасионом», вызывали на поверхности странную зыбь.

«Иасион» ворвался в кольца, бушующий вокруг него вихрь уплотнился, оптика выходила из строя. Корабль совершил еще один поворот, следуя почти в одном направлении с вращающимися в кольцах частицами, но с небольшим отклонением внутрь, к массивной громаде газового гиганта. Это была великолепная гонка между огромными осколками, острыми фрагментами холодно мерцающего льда, промерзшими булыжниками и черными как ночь глыбами почти чистого углерода. Корабль-биотех мчался между ними, огибал и подныривал, обходя препятствия широкими зигзагами, не беспокоясь о перегрузках и цене его неистовой гонки, разрушающей драгоценные остатки энергоформирующих клеток. Энергии в кольце имелось с избытком. Космическое излучение, пульсирующие магнитные потоки планеты, резкие порывы солнечного ветра — «Иасион» поглощал все это при помощи искажающего поля, концентрировал в мощный когерентный поток, а формирующие клетки впитывали его и направляли в нужное русло.

К тому моменту, когда он достиг щели Энке, излишков энергии накопилось достаточно для пробуждения первого яйца. «Иасион» издал пронзительный торжествующий крик. Другие космоястребы не замедлили его поддержать. Они упорно следовали за ним, стараясь повторить головокружительный и беспорядочный путь «Иасиона», проскальзывая в пробитый им в кольцах проход и отчаянно защищаясь от взбудораженных им частиц. Ведущий корабль в стае продолжал преследование, хотя и он не всегда мог поддерживать ту же скорость и маневрировать с такой же дерзкой отвагой; нередко он не успевал повернуть и был вынужден замедлять движение в шквале непотревоженных частиц. Это стало суровым испытанием знаний и сил. И немалую роль в нем играла удача. Ценное свойство, которое стоило передать по наследству.

Первый призыв «Иасиона» прозвучал, когда ближе всего к нему, едва ли не в двух сотнях километров, был «Хайэль». Он рванулся вперед, «Иасион» слегка сбросил скорость и лег на прямой курс. Они сблизились, «Хайэль» остановился в десяти метрах, так что их корпуса идеально перекрывали друг друга. Вокруг, словно поднятые лыжником на вираже снежинки, закружились частицы кольца.

«Хайэль» посредством сродственной связи начал передавать свою композиционную схему. «Иасион» принимал информацию о строении ДНК, испытывая едва ли не оргазмические ощущения. Он запечатлел структурную схему в мощной энергетической струе и направил ее в первое яйцо.

Пробуждение зародыша «Акета» сопровождалось яркой вспышкой удивления и радостного возбуждения. Энергетический заряд наполнил его жизнью, и каждая клеточка заискрилась восторгом и стремлением к немедленному росту.

Ликование «Иасиона» мощной волной разошлось в пространстве.

«Акет» осознал, что кувыркается в открытом космосе. Фрагменты потрепанного корпуса «Иасиона», кружась, постепенно удалялись от него, а темно-красное отверстие на синем фоне стремительно уменьшалось.

— Свободен! — пропел зародыш. — Я свободен!

Над ним нависла темная громада. Силы, которые он ощущал, но еще не мог понять, замедлили его беспорядочное вращение. Казалось, что Вселенная целиком состоит из крохотных осколков материи, пронизанных светящимися энергетическими потоками. Мимо с пугающей скоростью проносились космоястребы.

— Да, ты свободен, — сказал «Хайэль». — И я приветствую твое пробуждение к жизни.

— Что это за место? Кто я? Почему я не могу двигаться, как ты? — «Акет» старался собрать воедино обрывки знаний, хаотично всплывающих в его взбудораженном сознании. Последний подарок «Иасиона».

— Терпение, — посоветовал ему «Хайэль». — Тебе предстоит расти и учиться. Со временем все, что ты знаешь, встанет на свои места.

«Акет» осторожно приоткрыл канал сродственной связи, охватывающий все окрестности Сатурна, и сразу же получил хор поздравлений от биотопов и еще более мощный поток приветствий от взрослых эденистов, услашал взволнованные выкрики их детей, а затем и ободряющие возгласы своих сородичей и маленьких космоястребов, резвящихся в кольцах.

Беспорядочное вращение закончилось, «Акет» повис под нижней плоскостью «Хайэля» и стал нетерпеливо оглядываться по сторонам. «Хайэль» плавно изменил их траекторию и направил зародыш на стабильную круговую орбиту вокруг газового гиганта, где тому предстояло провести ближайшие восемнадцать лет и вырасти до размеров настоящего космоястреба.

«Иасион» продолжал путь к облачному слою, оставляя в кольцах темный след, заметный каждому, кто обладал соответствующими органами чувств. Полет снабдил его запасом энергии, достаточным, чтобы еще в кольце А пробудить два яйца, «Бриссеиду» и «Эпопея». «Геспер» вылупился, когда корабль проходил через щель Кассини. «Гракх», «Иксион», «Лаокоон» и «Меропа» пробудились к жизни в кольце В, и каждый был взят под опеку космоястребом, чью структурную схему он унаследовал.

«Удат» поравнялся с «Иасионом» у внутренней границы кольца В. Это был долгий и нелегкий полет, требующий полной отдачи сил даже от космоястреба и как никогда раньше подвергший испытанию его маневренность. Но сейчас «Иасион» снова призывал товарища, и «Удат» пронесся по его следу, подойдя настолько близко, что их искажающие пространство поля сомкнулись и почти соприкоснулись корпуса. Он передал «Иасиону» свою структурную схему по сродственной связи, воспринятую с горячим удовлетворением.

— Я благодарен тебе, — под конец сказал «Иасион». — Я чувствую, что этот будет особенным. В нем ощущается величие.

Яйцо вылетело из семенной камеры в каскаде осколков полипа, и «Удату» пришлось расширить свое поле, чтобы придержать любопытного и нетерпеливого новорожденного, пока «Иасион» не отправился дальше. Озадаченному черноястребу не хватило времени, чтобы спросить, что означали последние загадочные слова.

— Поздравляю тебя со вступлением в жизнь, — официально приветствовал он семиметровую сферу, наконец-то прекратившую вращаться.

— Спасибо, — ответила «Энона». — А куда мы направляемся?

— На высокую орбиту. Эта проходит слишком близко к планете.

— Ох! — Последовала пауза, в течение которой новорожденная исследовала окружение своими неокрепшими чувствами, а ее взбудораженные мысли немного успокаивались. — А что такое планета?

Последнее яйцо, «Приам», было извергнуто намного ниже сильно разреженного края кольца В. Те тридцать оставшихся космоястребов, что еще продолжали погоню, держались поодаль от «Иасиона». Они и так уже оказались в опасной близости от облачного слоя, теперь занимавшего добрую треть неба; сила притяжения оказывала свое пагубное влияние на окружающее, терзала края искажающих пространство полей космоястребов и ослабляла их движущую силу.

«Иасион» продолжал снижение, более низкая, скоростная орбита позволяла ему держаться далеко впереди остальных кораблей. Его искажающее пространство поле стало слабеть, уступая притяжению газового гиганта, до которого оставалось всего пятьсот километров.

Впереди протянулась линия терминатора, стена тьмы поглотила безмолвно клубящиеся облака. Слабые фосфеновые пятна мерцали на гранях и пиках облачных вершин, то появляясь, то исчезая в насыщенных аммиаком краях туч, то затухая, то разгораясь ярче. «Иасион» нырнул в область полутени, а потом его, словно стихийная сила, поглотила тьма. Сатурн казался уже не планетой, не астрономическим объектом, а вполне осязаемой твердью. Траектория снижения биотехкорабля резко изогнулась вниз. Впереди маячила единственная огненная полоса, все ярче и ярче сиявшая в оптических сенсорах. Экватор темной стороны планеты, этой далекой оледеневшей пустыни, надвигался с величавой надменностью.

Вместе с «Иасионом» частым темным дождем падали вниз частички кольца, захваченные невидимыми пальцами ионосферы, чья настойчивая предательская ласка лишала их скорости и высоты, а в итоге — возможности существования. Уже на краю ионосферы вокруг них лентами разноцветного пламени принялись взрываться ледяные вихри молекул водорода. По мере нарастания атмосферного сопротивления они неслись все стремительней: сначала тлели мерцающими угольками, затем вспыхивали ослепительным огнем и превращались в летящие искры, оставляющие за собой километровые шлейфы. Их полет, длившийся миллиарды лет, завершался впечатляющим зрелищем: ослепительная вспышка, фонтан светящихся осколков — и мгновенное угасание. Оставшийся хрупкий след черного пепла сразу развеивался бушующими циклонами.

«Иасион» достиг края ионосферы. На нижней поверхности корпуса жарко пылали сгорающие частицы кольца. По центральному ребру пробежали робкие огоньки. Полип начал чернеть и отслаиваться, разбрасывая в стороны оранжевые искры. Перегревшиеся сенсоры лишили биотехкорабль периферийных ощущений. Корпус задрожал от натиска более плотных слоев водорода. Траектория снижения утратила плавность под ударами стремительных шквалов. «Иасион» развернулся. Крутой поворот обернулся катастрофой; нижняя часть корпуса врезалась в слой водорода, и корабль резко потерял скорость. Полип воспламенился, вспыхнув грозными языками огня. «Иасион», беспомощно кувыркаясь, понесся вниз, к опаляющей реке света.

Стая космоястребов с грустью наблюдала за ним с безопасной орбиты на высоте в тысячу километров и сопровождала последний полет безмолвным гимном скорби. Затем они почтили память «Иасиона» полным оборотом вокруг Сатурна, добавили мощности в свои искажающие пространство поля и вернулись к Ромулу.

Капитаны кораблей, участвовавших в последнем товарищеском полете, и экипаж «Иасиона» провели все это время в круглом зале, предназначенном исключительно для подобных целей. Он напоминал Афине средневековые соборы, которые она посещала во время редких прилетов на Землю. Тот же сводчатый потолок и изящные колонны, то же немного гнетущее чувство благоговения, хотя стены из полипа здесь были снежно-белыми, а вместо алтаря вокруг античной мраморной статуи Венеры негромко журчал фонтан.

Афина стояла впереди своего экипажа, и перед мысленным взором все еще пылал экватор Сатурна. Последнему мгновению, когда бушующая плазма приняла «Иасиона» в свои смертельные объятия, предшествовало ощущение спокойного умиротворения.

Все кончено.

Капитаны кораблей стали по одному подходить к ней, их поздравления окрашивались оттенками понимания и сочувствия. Никаких соболезнований — эти собрания были призваны прославлять жизнь, праздновать рождение новых кораблей. «Иасион» обеспечил энергией все десять яиц; иногда случалось, что космоястребы падали на экватор с несколькими оставшимися внутри яйцами.

Да, они правы, вознося здравицы в честь «Иасиона».

— Смотри, кто идет, — сказал Синон.

В его мысленной фразе чувствовалась легкая неприязнь.

Афина перевела взгляд с капитана «Пелиона» на пробиравшегося сквозь толпу Мейера, капитана «Удата», широкоплечего мужчину, на вид около сорока лет, с коротко подстриженными черными волосами. В отличие от шелковисто-синей формы капитанов космоястребов, на нем был повседневный серо-зеленый комбинезон и обычные ботинки. На обращенные к нему официальные приветствия Мейер отвечал сдержанными кивками.

— Если не можешь сказать ничего хорошего, — шепнула Афина Синону по личной связи, — лучше не говори ничего.

Она решительно не хотела портить праздник; кроме того, почувствовала неожиданную симпатию к Мейеру, слишком явно бывшему здесь не к месту. Да и членам Сотни семейств не помешает некоторое разнообразие. Последнюю мысль она надежно спрятала в самом потаенном уголке сознания, прекрасно понимая, как на подобную ересь могло бы отреагировать это собрание ярых приверженцев традиций.

Мейер остановился перед ней и приветствовал быстрым наклоном головы. Он оказался ниже Афины на добрых пять сантиметров, а среди собравшихся в зале эденистов она была едва ли не самой низкорослой.

— Капитан, — заговорила она. И неловко откашлялась. Нет хуже глупца, чем старый глупец; сродственная связь у Мейера существовала только с «Удатом». Уникальный нейронный симбионт, вживленный в спинной мозг, обеспечивал связь с клоном, оставшимся в «Удате», и не имел ничего общего с наследственной сродственной связью, объединяющей всех эденистов. — Капитан Мейер, примите мои поздравления. Это был великолепный полет.

— Благодарю за добрые слова, капитан. Участие в нем стало честью для меня. И вы должны гордиться, что все яйца получили достаточно энергии.

— Да. — Она приветственным жестом приподняла бокал с белым вином. — Что привело вас к Сатурну?

— Торговля. — Он настороженно оглянулся на остальных эденистов. — Я доставил груз электроники с Кулу.

Афина едва сдержалась, чтобы не рассмеяться вслух; оригинальность Мейера была тем тонизирующим средством, которого ей сейчас не хватало. Она взяла его под руку и, не обращая внимания на изумленные взгляды присутствующих, отвела в сторону.

— Пойдемте, я представляю, как неловко вы себя чувствуете. А я слишком стара, чтобы волноваться из-за того, сколько над вами висит предупреждений о нарушениях летного кодекса. Мы с «Иасионом» давным-давно перестали обращать внимание на подобные вещи.

— Вы служили во флоте Конфедерации?

— Да, большинство из нас служит. У нас, эденистов, сильно развито чувство долга.

Он усмехнулся, не поднимая взгляда от бокала.

— Похоже, вы были сильной командой, и это доказал последний полет.

— Все уже в прошлом. А вот что вы можете рассказать о себе? Хочется узнать, каково это — жить на острие лезвия. Необыкновенные приключения независимого торговца, теневые сделки, удивительные полеты. Вы, наверное, сказочно богаты? У меня есть несколько внучек, которых я не против сбыть с рук.

Мейер рассмеялся.

— У вас не может быть внуков. Вы слишком молоды.

— Чепуха. Оставьте свою галантность. Кое-кто из девочек старше вас.

Она с удовольствием расспрашивала его, слушала рассказы о трудностях с выплатой кредита банку за покупку «Удата» и сетования по поводу судовых картелей. Он был превосходным болеутоляющим, позволившим на время забыть о черном провале, образовавшемся в ее сердце, о пустоте, от которой ей уже никогда не удастся избавиться.

А когда он ушел, когда праздник закончился и все поздравления были выслушаны, она легла на новую кровать в своем новом доме и обнаружила, что перед ее мысленным взором сияют десять юных звездочек. В конце концов, «Иасион» был прав: надежда вечна.

На протяжении следующих восемнадцати лет «Энона» пассивно парила внутри кольца В — там, где ее оставил «Удат». Пролетающие частицы время от времени фонтанировали разрядами статического электричества, а контакт с магнитосферой газового гиганта заставлял их выстраиваться в причудливые фигуры, напоминающие спицы огромного колеса. Но большую часть времени они подчинялись самым простым законам орбитальной механики и послушно, без отклонений, кружились вокруг своего массивного повелителя. «Энону» это не волновало, и в том, и в другом виде они были одинаково питательны.

Сразу после ухода черноястреба яйцо начало в огромных количествах поглощать потоки массы и энергии, омывающие его оболочку. Сначала оно вытянулось, затем, в течение пяти месяцев, медленно раздувалось, пока не образовалось два шара. Одна из сфер сплющилась до обычной для космоястребов двояковыпуклой линзы, вторая так и осталась круглой и немного вдавленной в центре — из нее со временем должна была вырасти нижняя часть биотехкорабля. Оттуда высунулись тонкие нити органических проводников, образовавших своеобразный индукционный механизм, вырабатывающий из энергии магнитосферы электрический ток, необходимый для функционирования внутренних пищеварительных органов. Крупинки льда, углеродная пыль, как и другие минералы, всасывались многочисленными порами оболочки и превращались в насыщенные протеином жидкости, обеспечивающие размножение клеток внутри основного корпуса.

В центре сферы, снабжающей яйцо протеином, начала развиваться зигота, названная Сирингой. Материнскую утробу заменял ей особый орган, снабженный кроветворной системой.

Человек и космоястреб целый год росли вместе, развивая связь, уникальную даже для эденистов. Фрагменты воспоминаний, основы навигации и полетные навыки, заложенные в яйцо «Иасионом», стали их общим наследием. Всю последующую жизнь каждый из них будет знать, где находится другой, а траектории полетов и прыжки станут выбираться интуитивно и сообща.

На следующий день после годовщины последнего полета «Иасиона» к птенцу космоястреба, спокойно парящему в кольце, подошел корабль «Вольсцен». Питающая сфера «Эноны» извергла аналог утробы и сопутствующие ему органы в специальную капсулу, поданную командой «Вольсцена».

Афина встретила принятую на борт капсулу в переходном шлюзе. Размер ее примерно соответствовал размеру человеческого торса, и на темной шероховатой поверхности в тех местах, куда во время краткого пребывания в космосе попала жидкость, застыли морозные узоры. В атмосфере «Вольсцена» они быстро растаяли, оставив на зеленоватом композитном полу маленькие лужицы.

Афина прислушалась к младенческому разуму, излучающему тихую радость с оттенком предвкушения. Затем она пробилась сквозь фоновый шепоток сродственной связи к обладающему слабым сознанием биотехпроцессору, контролирующему капусу, и приказала открыть ее.

Оболочка распалась на пять сегментов, словно созревший фрукт; на пол вытекло еще немного густой слизи. В центре показался мешочек молочного цвета, соединенный с органами широкими пульсирующими трубками. Младенец, видневшийся в нем неясной тенью, забеспокоился, попав под непривычный свет. В следующее мгновение на пол с плеском вытекли околоплодные воды, мягкая оболочка обвисла, а затем пленка отслоилась.

— С ней все в порядке? — Встревоженный тон «Эноны» заставил Афину представить десятилетнего ребенка с широко раскрытыми от удивления глазами.

— Все просто прекрасно, — ласково ответил Синон.

Сиринга улыбнулась выжидательно уставившимся на нее лицам взрослых и взбрыкнула ножками.

Афина не могла не улыбнуться очаровательному младенцу в ответ. Насколько же этот путь легче, подумала она. Годовалый малыш гораздо лучше перенесет перемещение; и при этом никакой боли, никакой крови, как будто мы и не нужны при их появлении на свет.

— Дыши, — сказала она малышке.

Сиринга собрала во рту оставшуюся слизь и выплюнула ее на пол. Посредством полностью открытой сродственой связи Афина ощутила, как прохладный воздух наполняет легкие девочки. Это было странно и неудобно, и яркие огни и краски пугали после нежных сновидений о кольцах, к которым она привыкла. Сиринга заплакала.

Афина стала мысленно и вслух убаюкивать ребенка, а тем временем отсоединила от ее пупка питающую трубку и освободила ее от скользких остатков оболочки. Синон, излучая гордость и заботу, вертелся вокруг с полотенцем в руках, чтобы вытереть девчушку. Люди из экипажа «Вольсцена» принялись убирать лужицы выплеснувшейся жидкости, чтобы выбросить все это потом из шлюза. Афина, покачивая девочку на руках, прошла по коридору в салон, временно превращенный в детскую.

— Она голодна, — подсказала «Энона». Ее мысль отчетливо отозвалась и в сознании Сиринги.

— Перестань суетиться, — посоветовала ей Афина. — Мы покормим ее, как только оденем. И нам предстоит забрать еще шестерых младенцев. Ей придется научиться соблюдать очередь.

Сиринга испустила протяжный протестующий вопль.

— Э, да ты обещаешь стать беспокойной малышкой, не так ли?

Именно такой она и стала, как, впрочем, и все девять ее братьев и сестер. Афина поселилась в доме круглой формы, состоящем из одноэтажного кольца комнат, окружающих центральный двор. Стены были выращены из полипа, а крышей служил цельный выгнутый лист композита, который по желанию делался прозрачным. Дом построили по проекту одного отставного капитана две сотни лет назад, когда в моде были изогнутые детали и арки, так что в здании не нашлось бы ни одной плоской поверхности.

Долина, где стоял дом, была типичной для Ромула: холмистые склоны, пышная тропическая растительность и ручей, питающий цепочку озер. Между ветвями старых, увитых лианами деревьев порхали маленькие разноцветные птички, и воздух был напоен ароматами цветочных гроздьев. Это место напоминало райские кущи или, по меньшей мере, волшебные пейзажи лесов Амазонки доиндустриального периода, но, как и во всех биотопах эденистов, каждый квадратный сантиметр площади был тщательно спланирован и ухожен.

Сиринга вместе со своими братьями и сестрами быстро исследовала все окрестности, как только научилась ходить. Под наблюдением биотопа, непрерывно следившего за всем происходящим, здесь ничто не угрожало ни детям, ни взрослым. У Афины и Синона, конечно, имелись помощники — как люди, работающие в яслях, так и домошимпы — сервиторы, биотехслуги, выведенные из обезьян. Но даже при этом работа отнимала много сил.

Сиринга подрастала, и скоро стало очевидно, что она унаследовала от матери темно-рыжие волосы и восточного типа глаза цвета нефрита, от отца же взяла рост и осанку. Но ни один из родителей не хотел брать на себя ответственность за ее импульсивность. Синон изо всех сил старался никак не выделять дочь среди других детей, но очень скоро вся стайка — к всеобщему удовольствию — поняла, что он не может ни отказать ей, ни долго на нее сердиться.

В пять лет Сиринга начала слышать во сне тихий шепоток. Но это была не «Энона», а Ромул, ответственный за ее образование. Сознание биотопа стало учителем, направляющим поток информации в ее спящий разум; процесс был интерактивным, что позволяло биотопу незаметно проверять ее знания и повторять все, что не усвоилось с первого раза. Она узнала разницу между эденистами и адамистами — людьми, имеющими ген сродственной связи, и теми, у кого он отсутствовал, то есть «оригиналами», чья ДНК была модифицирована, но не расширена. Поток знаний пробудил не менее интенсивную любознательность. Ромул ничего не имел против, он с бесконечным терпением заботился о любом из полумиллиона своих обитателей.

— Это различие кажется мне большой глупостью, — призналась как-то Сиринга «Эноне», уже лежа в кровати перед сном. — Все адамисты, если бы только захотели, могли бы собладать сродственной связью. Как, наверное, ужасно чувствовать такое одиночество в мыслях. Я бы не могла жить без тебя.

— Если люди чего-то не хотят, не надо их к этому принуждать, — ответила «Энона».

Затем они некоторое время любовались видами колец. Тем вечером «Энона» летела высоко над дневной стороной шафранно-желтого газового гиганта; его громада, видимая на две трети, маячила сквозь пелену дрейфующих частиц — это зрелище всегда приводило Сирингу в восторг. Иногда она чуть ли не целую ночь смотрела на ведущие бесконечную войну армии туч.

— Нет, все равно это глупо, — настаивала она.

— Когда-нибудь мы посетим миры адамистов и тогда все поймем.

— Жаль, что нельзя отправиться прямо сейчас. Хочу, чтобы ты поскорее выросла.

— Скоро, Сиринга.

— Еще целая вечность.

— Я выросла до тридцати пяти метров в ширину. В этом месяце потоки частиц были особенно плотными. Осталось еще тринадцать лет.

— Даже две вечности, — уныло ответила шестилетняя девочка.

Предполагалось, что эденистическое общество будет полностью эгалитарным. Каждый имел равную долю финансовых, технических и промышленных ресурсов, каждый (благодаря сродственной связи) обладал правом голоса в Консенсусе, играющем роль правительства. Но во всех биотопах вокруг Сатурна капитаны космоястребов составляли особую группу любимцев судьбы. Среди детей не было никакой вражды, да и сознание биотопа и любой из взрослых этого бы не допустили, ведь враждебность нельзя скрыть в условиях всеобщей сродственной связи. Но имело место нечто вроде приспособленчества; в конце концов, однажды капитанам надо будет набрать экипаж из числа людей, с которыми они могли бы поладить. И потому детские группы неизбежно формировались вокруг будущих капитанов.

К восьми годам Сиринга стала лучшим пловцом среди своих братьев и сестер, поскольку длинные руки и ноги давали ей в воде неоспоримое преимущество. Группа детей, в которой она была лидером, чаще всего играла поблизости ручьев и озер; они либо плавали, либо строили себе плоты и каноэ. Приблизительно в этот период они и узнали, как скрыться от непрерывного надзора Ромула, злоупотребив сродством для создания обманных иллюзий в сенсорных клетках биотопа, покрывающих все открытые поверхности полипа.

В девять лет Сиринга, чтобы испытать новообретенные способности, предложила своему брату Тетису соревнование: у кого получится дольше скрываться от Ромула. Обе команды на самодельных плотах спустились по ручью за пределы долины. Сиринга и ее юный отряд добрались до огромного резервуара с соленой водой, омывающего южную оконечность биотопа. Глубина там достигала ста метров, шесты, которыми они отталкивались от дна, оказались бесполезными, и дети беспечно дрейфовали, наслаждаясь тайной свободой, до тех пор пока не начала тускнеть осевая световая трубка. Только тогда они ответили на отчаянные призывы родителей, пытавшихся докричаться до них по сродственной связи.

— Не надо было тебе так поступать, — мрачно упрекнула ее в тот вечер «Энона». — Вы ведь даже не взяли с собой спасательные жилеты.

— Но было так интересно. А как здорово мы прокатились на катере офицера Водного департамента. Он просто летел! А вокруг брызги воды, ветер в ушах и все такое.

— Я намерена обратиться к Ромулу и напомнить ему о твоей моральной ответственности. Мне кажется, ты не слишком хорошо усвоила эту тему. Ты же понимаешь, как сильно беспокоились Афина и Синон.

— Но ты знала, что со мной все в порядке, значит, и мама об этом знала.

— Есть такое понятие, как правила поведения.

— Я знаю. Правда, мне очень жаль. Обещаю хорошо вести себя с мамой и папой завтра утром. — Сиринга перевернулась на спину и подтянула одеяло к подбородку. Сквозь прозрачный потолок она различала за облаками слабое сияние осветительной трубки биотопа. — Я представляла себе, что лечу вместе с тобой, а не плыву на дурацком плоту.

— Правда?

— Да. — Мысленный поцелуй на всех уровнях сознания породил удивительное ощущение единения.

— Ты просто хочешь вызвать у меня сочувствие, — укорила ее «Энона».

— Конечно хочу. Потому что я — это я. Как ты думаешь, я очень плохая?

— Я думаю, мне будет приятнее, когда ты повзрослеешь и станешь более ответственной.

— Извини. Больше никаких гонок на плотах. Честно. — Она хихикнула. — И все равно это было здорово.

Синон умер в возрасте ста шестидесяти восьми лет, когда детям исполнилось по одиннадцать. Он постарался заранее подготовить детей к своему уходу, но, несмотря на это, Сиринга проплакала несколько дней. «Я навсегда останусь с вами, — говорил он удрученным подросткам, собравшимся у его постели. В вазе у кровати стояли свежие лилии, сорванные в саду Сирингой и Помоной. — Мы, эденисты, не уходим окончательно. Я стану частью сознания биотопа и увижу все, что вы вытворяете, и вы сможете поговорить со мной, когда захотите. Поэтому не стоит пугаться и горевать. Смерти нельзя бояться, тем более нам».

— И я хочу увидеть, как ты вырастешь и получишь звание капитана, — добавил он, обращаясь лично к Сиринге. — Ты станешь лучшим капитаном на все времена, моя шалунья.

Она робко улыбнулась и обняла его, ощутив жар и испарину на его коже и то, как он внутренне поморщился, переворачиваясь на другой бок.

В ту ночь вместе с «Эноной» они прислушивались к его воспоминаниям, мелькавшим в умирающем сознании, — причудливому смешению образов, запахов и эмоциональных всплесков. Только тогда она узнала о его мучительной тревоге по поводу «Эноны», о слабой нотке сомнений насчет целесообразности такого необычного совместного отцовства человека и космоястреба. Его беспокойство повисло в темной спальне, словно одна из иллюзий, при помощи которых она обманывала рецепторные клетки биотопа.

— Послушай, шалунья, я обещаю, что никогда не покину тебя. Только не тебя.

Она улыбнулась в пустоту, ощутив этот мысленный посыл, отчетливо прозвучавший в мозгу. Никто больше так ее не называл, только папочка. Вместе со словами донесся приглушенный гул голосов, словно где-то вдали негромко переговаривались тысячи людей.

Но на следующее утро, увидев, как из дома выносят его тело, завернутое в белую простыню, чтобы похоронить в усыпальнице биотопа, она не сдержалась и снова заплакала.

— Как долго он будет жить в множественности биотопа? — спросила она у Афины после недолгой погребальной церемонии.

— Столько, сколько он сам захочет, — медленно ответила Афина. Она никогда не обманывала детей, но порой сожалела о своей не всегда уместной честности. — Большинство людей сохраняют свою целостность в множественности пару столетий, а потом постепенно растворяются в сознании биотопа. Так что даже тогда они не уходят бесследно. Но это намного лучше, чем любое райское блаженство, которое обещают своим последователям все религии адамистов.

— Расскажи мне о религии, — обратилась Сиринга к биотопу на следующий день. Она сидела в нижней части парка на берегу обрамленного камнями пруда с кувшинками и наблюдала за быстрыми движениями рыбок с бронзовой чешуей.

— Это организованная форма поклонения божеству, обычно возникающая в примитивных цивилизациях. В большинстве религий Бог — мужчина, поскольку все верования родились задолго до эмансипации женщин, и это еще одно свидетельство их ограниченности.

— Но люди следуют им и сегодня?

— Да, большинство адамистов сохранили свою веру. В их обществе есть несколько религий, и самые значительные из них — это христианство и мусульманство. Обе они поддерживают убеждение, что когда-то в прошлом на Земле жили святые пророки, и обе религии в той или иной форме обещают вечное блаженство тем, кто следует учению этих пророков.

— Ого. А почему же тогда эденисты в это не верят?

— Наше общество не запрещает ничего, если только это не вредит большинству. Если пожелаешь, ты можешь поклоняться любому божеству. Но эденисты не делают этого, и главная причина в чрезвычайной стабильности нашей личности. Мы способны рассматривать любое божество или утверждения духовников с высоты логики и науки. И при тщательном рассмотрении с точки зрения физики религия всегда проигрывает. Мы достаточно далеко ушли в изучении квантовой космологии, чтобы исключить саму возможность существования Бога. Вселенная, несмотря на ее чрезвычайную сложность, это всецело естественное явление. Она не могла возникнуть согласно чьей-то воле.

— Значит, у нас нет души?

— Концепция души так же ошибочна, как и концепция религии. Языческие жрецы, играя на страхе человека перед смертью, обещали загробную жизнь в качестве награды за хорошее поведение. Поэтому вера в существование души тоже исключительно твой личный выбор. Но, поскольку эденисты после смерти продолжают свое существование в сознании биотопа, им не требуется никакая вера. Эденисты знают, что их существование не заканчивается с физической смертью. Благодаря механике нашего общества у нас появилась в некотором роде своя замена религии.

— А как же ты? У тебя есть душа?

— Нет. Ведь мое сознание есть сумма отдельных личностей эденистов. И творением Бога меня тоже нельзя назвать. Я абсолютно искусственный продукт.

— Но ты живой.

— Да.

— Значит, если бы души существовали, у тебя тоже была бы душа.

— Я допускаю такую возможность. А ты считаешь, что души у людей есть?

— Не совсем. Это как-то глупо. Но теперь я понимаю, почему адамисты охотно верят в это. Если бы у меня не было возможности перенести свои воспоминания в сознание биотопа, я бы тоже предпочла верить в существование души.

— Отличный вывод. Именно возможность переноса памяти послужила основной причиной отлучения эденистов от церкви папой Элеонор в две тысячи девяностом году. Когда наш основатель Винг-Цит-Чонг стал первым человеком, передавшим свои воспоминания в нейронный слой биотопа, папа объявил его действия святотатством, попыткой избежать Божьего суда. Впоследствии гены сродственной памяти были названы осквернением божественного начала; Ватикан счел их слишком сильным искушением для верующих. Осуждение от исламистов, примерно по тем же причинам, последовало годом позже, и всем верующим было запрещено вживлять этот ген своим детям. Так началось разделение общества на адамистов и эденистов и был положен конец использованию адамистами биотехнологий. Без контроля посредством сродственной связи организмы-биотехи практически бесполезны.

— Но ты сказал, что есть множество разных религий, а как же может существовать так много богов? Ведь Творец наверняка должен быть единственным? Здесь какое-то противоречие.

— Хорошее замечание. По этому поводу на Земле начинались все самые жестокие войны. Все проповедники утверждали, что их религия и есть истинная. На самом деле любая религия зависит только от силы убежденности ее последователей.

Сиринга не стала продолжать разговор. Положив голову на руки, она долго смотрела, как между крупными розовыми лилиями мелькают рыбки. Все услышанное казалось ей слишком неправдоподобным.

— А как насчет тебя? — спросила она «Энону». — Ты верующая?

— Не вижу необходимости о чем бы то ни было молить невидимое божество. Я знаю, что я такое. И знаю, зачем я создана. Вы, люди, кажется, с радостью усложняете себе жизнь.

Сиринга поднялась и расправила черное траурное платье. Рыбки, испуганные резким движением, метнулись в глубину.

— Премного благодарна.

— Я тебя люблю, — сказала «Энона». — И сочувствую твоему горю. С Синоном ты была счастлива. И это хорошо.

«Я не буду больше плакать, — сказала себе Сиринга. — Я в любой момент могу поговорить с папой. Вероятно, это и означает, что я стала зрелой личностью. Значит, все в порядке».

Если бы только не было так больно в груди, там, где бьется сердце.

К пятнадцати годам ее обучение свелось к предметам, необходимым для управления кораблем. Инженерные и силовые системы, космический закон Конфедерации, астрогация, жизненно важные органы биотехов, механика, гидродинамика, сверхпроводимость, термодинамика, ядерная физика. Вместе с «Эноной» они выслушали огромный курс лекций о возможностях и ограничениях космоястребов. Были и практические занятия по изучению скафандров, по мелкому ремонту в условиях низкой гравитации и ознакомительные посещения наружного выступа, где находилась стоянка космоястребов. Наблюдение за работой экипажей на борту.

В невесомости Сиринга чувствовала себя превосходно. Способность сохранять равновесие в состоянии свободного падения была присуща всем эденистам от рождения, а Сто семейств в своих манипуляциях пошли еще дальше: они укрепили и подтянули внутренние мембраны, чтобы легче переносить перегрузки при ускорении. Дополнительные системы наноников эденисты использовали неохотно и только в тех случаях, когда обойтись без них было невозможно.

С наступлением переходного возраста детская полнота (которой девочка никогда особо и не страдала) исчезла полностью, и Сиринга все больше становилась похожей на взрослую женщину. Тщательно модифицированные гены предков наградили ее удлиненным лицом и немного впалыми щеками, подчеркивающими крепкие скулы, а также широким ртом, в любой момент готовым продемонстрировать озорную улыбку. Она стала высокой, как большинство ее братьев, а сформировавшаяся фигура не доставляла никаких огорчений. В то время она отрастила волосы до середины спины, зная, что больше такой возможности не представится: с началом полетов ей придется носить короткую стрижку. Длинные волосы на борту космического корабля в лучшем случае были помехой, а в худшем — могли стать фактором серьезного риска. В семнадцать лет у нее случился длившийся целый месяц роман с Олье, которому уже исполнилось сорок четыре года, что, конечно, сулило неизбежный провал их союзу, но в то же время делало его столь романтичным. Она наслаждалась встречами с Олье, не обращала внимания на мягкие упреки родных и слухи, распространявшиеся среди друзей, и под его опытным руководством испытывала новые грани наслаждения. Этот человек прекрасно знал, как использовать состояние невесомости.

Подростковая сексуальность эденистов для их сверстников-адамистов давно стала предметом пересудов и полных зависти легенд. Иммунная система позволяла эденистам не опасаться никаких болезней, а сродственная связь исключала не только ревность, но и любые собственнические притязания. Никто не стыдился проявлений откровенной страсти, естественной для подростков с их бурлящими гормонами, а в биотопе имелись к тому все условия. При том что даже стажеры-капитаны занимались всего пять часов в день, а на сон в этом возрасте им требовалось не больше шести часов, им оставалось достаточно времени на приобретение сексуального опыта, чем они и занимались с такой изобретательностью, что им могли позавидовать древние римляне.

И вот наступил ее восемнадцатый день рождения. В то утро Сиринга никак не могла заставить себя выйти из дома. На лице Афины лучилась обычная приветливая улыбка, а ее чувства были надежно скрыты даже от самых чутких родственников. Но Сиринга понимала, чего стоит ей наблюдать за приготовлениями десяти детей. Она хотела немного задержаться после завтрака, но Афина мимоходом поцеловала ее и прогнала с кухни.

— Такова цена, которую нам всем приходится платить, — сказала она. — Но поверь, дело того стоит.

Сиринга надела скафандр и вместе с братьями и сестрами плавными прыжками, возможными при четверти обычной силы притяжения, направилась к выступу в северной оконечности биотопа. Там, вокруг переходных шлюзов, толпилось уже множество народа: обслуживающий персонал и экипажи космоястребов, временно сидящих на посадочных площадках. Все с нетерпением ждали появления новых кораблей. Сиринга никак не ожидала такого мощного ощущения предвкушения от окружающих и остальных жителей биотопа, зато это помогло ей справиться с собственными нервами.

— Это я должна нервничать, — возразила ей «Энона».

— Почему? Для тебя все это вполне естественно.

— Ха!

— Ты готова?

— Стоило бы немного подождать, вдруг бы я еще немного подросла.

— Ты не растешь последние два месяца. И ты уже достаточно большая.

— Да, Сиринга, — с таким смирением ответила «Энона», что та не могла не улыбнуться.

— Да брось, вспомни, как я беспокоилась, когда встречалась с Хазатом. А все прошло просто чудесно.

— Я не думаю, что можно сравнивать секс с космическим полетом. Кроме того, я бы назвала это не беспокойством, а скорее, нетерпением. — В ее мысленном голосе проскользнули нотки обиды.

Сиринга уперла руки в боки.

— Ладно, завязывай.

Весь последний месяц «Энона» непрерывно впитывала электричество, поступающее из питающей сферы; ее рост наконец практически прекратился, и необходимость в питании резко снизилась, что позволило кораблю начать длительный процесс зарядки энергоформирующих клеток. На данный момент уровень заряда был достаточно высок, чтобы создать искажающее поле, которое позволит получать энергию непосредственно из космоса. Если искажающее поле будет сформировано неправильно, клетки разрядятся, и тогда потребуется спасательная экспедиция. До сих пор подобные миссии не давали стопроцентной гарантии успеха.

Ободренная поддержкой гордящейся ею Сиринги «Энона» начала отделяться от подающей питание сферы. Волокнистые трубки разъединились по линиям обрыва. Теплая жидкость брызнула в пространство, действуя как примитивный ракетный двигатель и увеличивая давление на оставшиеся «пуповины». В быстро рассеивающемся облаке испаряющейся жидкости органические кабели, освободившись, заметались из стороны в сторону и автоматически перекрыли входные отверстия. С обрывом последней трубки сфера понеслась прочь, словно проколотый воздушный шарик.

— Видишь? Это же легко, — сказала Сиринга.

Сейчас обе одновременно вспоминали похожие на миражи картины, развернутые когда-то перед ними космоястребом по имени «Иасион». «Для создания искажающего пространство поля надо только направить первоначальный выброс энергии в формирующие клетки вот так». Энергия потекла по ячеистому лабиринту клеток, сконцентрировалась, плотность потока увеличилась за какие-то наносекунды, стремясь к бесконечности.

Мощные волны искажающего поля беспорядочно устремились в пространство.

— Стабилизируй его, — спокойно подсказала Сиринга.

Флуктуации поля начали затухать. Оно изменило форму, стало более устойчивым, и радиация вокруг корабля закрутилась живительным потоком. Формирующие клетки начали его поглощать. К далеким звездам хлынула волна неудержимой радости.

— Есть! Получилось!

Они мысленно обнялись. Со всех сторон — от эденистов и от космоястребов — посыпались искренние поздравления. Сиринга оглянулась по сторонам и убедилась, что все ее собратья и их корабли генерируют стабильные искажающие поля. Дети Афины не подведут!

«Энона» и Сиринга принялись экспериментировать, изменяя форму искажающего поля и варьируя его мощность. Космоястреб пришел в движение; он поднялся над кольцами в открытый космос и впервые увидел ничем не замутненные звезды. Сиринге казалось, что она чувствует ветер, бьющий в лицо и треплющий волосы. Она представляла себя моряком из далекого прошлого, стоящим на деревянной палубе парусного судна, летящего по волнам бескрайнего океана.

Спустя три часа «Энона» скользнула между северной оконечностью Ромула и доком. Корабль плавно повернул, подстраивая свой курс к движению посадочного выступа.

Сиринга увидела, как он вынырнул из глубины звездного неба.

— Я вижу тебя! — Как долго она ждала этого момента.

— И я тебя вижу, — ласково ответила «Энона».

Сиринга запрыгала от радости, отталкиваясь ногами с такой силой, что подскакивала на добрых три метра.

— Осторожнее, — предостерегла ее «Энона».

Сиринга только рассмеялась в ответ.

«Энона» спустилась к самому выступу и зависла над ближайшей к ней посадочной площадкой. Как только корабль остановился, Сиринга, восторженно крича и размахивая руками, чтобы не упасть, помчалась к нему стремительными прыжками. Гладкий темно-синий корпус «Эноны» мерцал тончайшими пурпурными разводами, похожими на паутину.

Глава 4

Кольцо Руин вращалось над газовым гигантом Мирчаско на высоте в пятьсот восемьдесят тысяч километров и представляло собой узкий плотный круг шириной в семьдесят и толщиной в три километра. Большая часть составляющих его элементов была тускло-серой, и потому его коэффициент отражательной способности имел ничтожно малую величину. На расстоянии до сотни километров от плоскости эклиптики основной полосы можно было заметить пелену ничтожно малых частиц, образовавшихся, по-видимому, от столкновения более крупных фрагментов. Столь мизерные размеры делали его в астрономическом плане абсолютно неинтересным. Тем не менее Кольцо оказало значительное влияние на ход событий в истории человечества. Само его существование привело на грань политического хаоса богатейшее в истории королевство, а для научного мира всей Конфедерации превратилось в величайшую загадку, остававшуюся неразгаданной на протяжении ста девяноста лет со дня обнаружения Кольца.

Оно могло остаться незамеченным и во время исследовательской экспедиции корабля-разведчика «Этлин», принадлежащего Королевскому флоту Кулу. Но исследовательские экспедиции обходятся слишком дорого, чтобы команда могла пренебречь какими-то деталями, даже если в системе явно нет сравнимых с Землей планет, кроме того, капитаны кораблей-разведчиков подбираются исходя из их добросовестности и дотошности.

Автоматический робот, запущенный «Этлином» на орбиту вокруг Мирчаско, совершил стандартные облеты семи спутников, имевших в диаметре более ста пятидесяти километров (все тела меньших размеров считались астероидами), а потом опустился ниже, чтобы обследовать два кольца, окружающие газовый гигант. Во внутреннем кольце не было обнаружено ничего необычного или хотя бы интересного: ширина двадцать тысяч километров, высота орбиты триста семьдесят тысяч километров и обычный состав из углерода, льда и каменной пыли. Но в спектрограмме внешнего кольца обнаружились странные линии, к тому же его орбита была необычайно высокой. Офицер «Этлина», отвечающий за изучение планет, поднял робот выше для более тщательного осмотра.

Вскоре оптические датчики зонда начали передавать одноцветные изображения, и вся деятельность на борту «Этлина» внезапно замерла: члены экипажа побросали свои текущие дела и собрались посмотреть. Кольцо, имевшее массу средних размеров спутника, состояло из полуразрушенных жилищ чужаков. Для подробного обследования всей остальной системы «Этлин» немедленно запустил все имеющиеся зонды, но это принесло обескураживающе отрицательные результаты. Не было ни других признаков жилья, ни выживших обитателей. Последующий поиск, произведенный небольшой флотилией кораблей Кулу, тоже ни к чему не привел. Мало того, никто не смог обнаружить родной мир этой расы чужаков. Их следов не было найдено ни на одной из планет системы Кольца Руин. Происхождение и гибель целой группы существ остались неразгаданной тайной.

Строителей разрушенного поселения именовали леймилами, хотя потребовалось шестьдесят семь лет, чтобы обнаружить это название. Могло показаться, что значительное количество останков даст археологам и исследователям чужих рас изобилие научных сведений. Но степень разрушения семидесяти с лишним тысяч жилищ была чрезвычайно высокой, к тому же катастрофа произошла две тысячи четыреста лет назад. После первых, почти одновременных взрывов началась цепная реакция последующих крушений, длившаяся не одно десятилетие; мелкий гравий и крупные камни сносили целые секции жилья, что приводило к дальнейшим разрушениям. От взрывной декомпрессии живые клетки растений и животных разрывались, их обезображенные трупы оставались на дальнейшее растерзание сыпавшимся градом острым осколкам. И даже через сотню лет, после восстановления относительного спокойствия, вакуум продолжал свою неумолимую работу, испаряя одну за другой молекулы поверхностного слоя, пока не остались лишь призрачно-тонкие силуэты первоначальных очертаний.

Еще через тысячу лет непрекращающийся распад полностью исключил бы всякую возможность изучения леймилов. Да и сейчас добыча полезных артефактов была опасным, ненадежным и, как правило, не слишком доходным занятием. Программа исследования леймилов, штаб-квартира которой располагалась в Транквиллити — специально выращенном для нее биотопе в семи тысячах километров над Кольцом Руин, целиком и полностью зависела от мусорщиков, выполнявших самую грязную работу.

Мусорщиков, отважившихся промышлять в Кольце Руин, влекли туда различные причины: некоторые (преимущественно молодежь) искали приключений, у других просто не было иного выбора, а кое-кто видел в этом занятии свой последний шанс разбогатеть. Но все отправлялись на поиски с надеждой на Большую Находку. За хорошо сохранившиеся артефакты леймилов на рынках коллекционеров платили большие деньги: источник уникальных предметов чужаков был ограничен и быстро истощался, поэтому все музеи и отдельные коллекционеры жаждали их заполучить.

Приемлемой технологии, позволявшей просеять останки Кольца Руин и отыскать жемчуг в куче сора, не существовало, поэтому мусорщикам приходилось надевать скафандры, бродить среди летящих обломков жилищ и обследовать их по одному за раз, используя только глаза и руки. Большинство зарабатывало на находках достаточно, чтобы сводить концы с концами. Некоторым это удавалось лучше, чем другим. Они называли это удачей. Каждый год кто-то из них обнаруживал пару интереснейших предметов, что позволяло несколько месяцев жить в относительной роскоши. Кому-то исключительно везло, и они раз за разом возвращались с артефактами, совершенно необходимыми для коллекционеров и исследователей. А чья-то удача даже вызывала подозрения.

Джошуа Кальверт, уступая самым настойчивым расспросам, мог отнести себя ко второй категории мусорщиков, хотя с его стороны это было бы явным преуменьшением своих успехов. За последние восемь месяцев он вынес из Кольца Руин шесть стоящих находок: пару вполне сохранившихся растений, две печатные платы (очень хрупкие, но целые), половину тушки какого-то животного, похожего на грызуна, и большое неповрежденное яйцо высотой семь сантиметров. Вся эта добыча принесла ему три четверти миллиона комбодолларов (валюта эденистов, использующаяся в качестве базовой во всей Конфедерации). Для большинства мусорщиков этого было бы достаточно, чтобы уйти на покой. Обитатели Транквиллити только покачивали головами, удивляясь, почему он снова и снова возвращается в Кольцо Руин. Джошуа был двадцать один год, и этой суммы ему хватило бы на достойную жизнь до самой смерти.

Они удивлялись, потому что не знали о сжигающей его душу страсти, раскалявшей каждый нерв и возбуждавшей каждую клеточку тела. Если бы они проведали об этом непреодолимом влечении, они бы заметили под его симпатичной улыбкой и мальчишеским взглядом беспокойную натуру притаившегося хищника. Ему нужно было гораздо больше, чем три четверти миллиона. Строго говоря, его смогла бы удовлетворить сумма в пять миллионов.

Он совсем не собирался сорить деньгами до конца жизни. Жить, ничего не делая, но постоянно оглядываться на состояние бюджета и зависеть от дивидендов с благоразумных инвестиций? Он считал такую жизнь подобием смерти, пассивным анабиозом, достойным законченных неудачников.

Джошуа знал, что жизнь может предложить ему намного больше. Его тело превосходно функционировало в условиях невесомости из-за физиологических особенностей организма и генных изменений, произведенных каким-то далеким предком, заядлым искателем приключений. Но это свойство было лишь удачным дополнением к его уму, бесконечно преданному одной-единственной безудержной человеческой страсти — стремлению к новым рубежам. В раннем детстве он слушал, как отец многократно пересказывает истории о своем корабле: о перевозке контрабанды, о соревновании в хитрости с патрулями флота Конфедерации, о сражениях, о вынужденной службе наемником у разных правительств и корпораций, о полетах в космосе наугад, о странных планетах, фантастических ксеносах и о сговорчивых женщинах во всех космопортах колонизированной Галактики. Не было ни одной планеты, или спутника, или астероидного поселения, которое не посетил бы старик, пока не обнаружил особое сочетание наркотиков и алкоголя, преодолевшее-таки все защитные барьеры его усовершенствованного организма. И Джошуа, с тех пор как ему исполнилось четыре года, мечтал о такой жизни. Жизни, растраченной понапрасну Маркусом Кальвертом, обрекшим сына на прозябание в затерянном биотопе. Если только не…

Пять миллионов эденистских комбодолларов — стоимость ремонта старого отцовского корабля, — хотя, надо полагать, потребуется еще большая сумма, учитывая состояние, в котором пребывала старая «Леди Мак» после стольких лет забвения. Зато Джошуа мог бы покинуть до чертиков надоевший Транквиллити. И жить настоящей жизнью, свободной и независимой.

Собирательство давало ему реальный шанс избежать вечной кабалы банков. Эти деньги лежат здесь, в Кольце Руин, и только и ждут, пока их поднимут. Он слышал зов артефактов леймилов, ощущал их настойчивые голоса, отзывающиеся покалыванием где-то в удаленном уголке сознания.

Кое-кто говорил, что это удача.

Джошуа не задумывался о названии. Но в девяти случаях из десяти он знал, когда стоит постараться. Как, например, сейчас. Уже девятый день он осторожно пробирался по Кольцу сквозь бесконечную серую метель, бушующую за окном космоплана, всматривался в проплывающие фрагменты оболочки и отметал их, как не стоящие внимания. Двигался дальше. Поселения леймилов были удивительно похожи на Транквиллити и другие биотопы эденистов: биологически сконструированные цилиндры из полипов длиной в пятьдесят и шириной в двадцать километров казались более пузатыми, чем сооружения людей. Доказательство того, что во всей Вселенной применяются одни и те же технологические решения. И еще того, что леймилы, по крайней мере на этом уровне развития, представляли собой абсолютно нормальную расу, овладевшую секретами космических путешествий. Но ничто не давало ни малейшего намека на причину их внезапной гибели. Все их поселения были уничтожены за несколько часов. Этому обстоятельству имелось только два приемлемых объяснения: массовое самоубийство или оружие. Ни одна из этих версий не укладывалась в голове, зато они породили массу мрачных догадок среди мусорщиков, занимавшихся поисками в Кольце Руин и постоянно окруженных физическими свидетельствами того ужасного дня, наступившего более двух с половиной тысяч лет назад. Третья же версия пользовалась у мусорщиков наибольшей популярностью. Но Джошуа никогда о ней не задумывался.

В восьмидесяти метрах впереди него появилась довольно большая секция оболочки поселения, почти овальной формы, около двухсот пятидесяти метров в самой широкой части. Она медленно вращалась вокруг своей оси, совершая полный оборот за семнадцать часов. С одной стороны на ней имелся светло-коричневый налет, похожий на плотный слой силикона, как у кораблей адамистов. Исследователи ксеносов до сих пор так и не выяснили, вырабатывался ли этот слой самим полипом; если так, то биоинженерное искусство леймилов достигло более высоких вершин, чем биотехнологии эденистов. Над силиконом шли другие слои полипа, имевшего толщину сорок пять метров, потемневшего и потускневшего от длительного воздействия вакуума. Наверху лежал шестиметровый пласт почвы, прокаленный и промерзший до состояния твердой как бетон глины. Если в нем и была какая-то растительность, вихри, на несколько коротких секунд возникшие при разгерметизации, вырвали ее с корнями и унесли, не оставив и следа. Тысячелетняя бомбардировка Кольца гравием и пылью оставила в каждом квадратном сантиметре поверхности крохотные кратеры.

Джошуа задумчиво изучал обломок, глядя на него сквозь пелену мелких частиц, размывающую контур. За три года собирательства он повидал сотни похожих фрагментов оболочки, пустых и бесполезных. Но он знал, что в этом что-то скрывается.

Он увеличил разрешающую способность своих имплантатов до максимума, сузил поле обзора и отсканировал поверхность почвы. Нейронаноники пиксель за пикселем построили для него картографическое изображение.

В почве можно было заметить остатки фундамента. Леймилы строили свои дома строго по законам геометрии — только ровные поверхности и прямые углы. Никто еще ни разу не находил домов с закругленными стенами. И эти обломки ничем не отличались от других, вот только согласно полученной схеме здание должно было значительно превосходить своими размерами все дома, что он видел до сих пор.

Джошуа свернул картографическое изображение и датавизировал инструкции в бортовой компьютер космоплана. Кормовые двигатели с реактивной системой управления выбросили раскаленные струи ионов, и миниатюрное суденышко медленно двинулось к остаткам фундамента. Джошуа выскользнул из кресла пилота, где провел последние пять часов, пристегнутый ремнями безопасности, и с наслаждением потянулся, а затем перебрался в главную каюту.

Первоначально космоплан был предназначен для перевозки пассажиров с планеты или биотопа на орбиту, и в главной каюте стояло пятнадцать кресел. Но Джошуа в одиночестве летал на нем из Транквиллити к Кольцу Руин и обратно, поэтому избавился от лишних кресел, а на освободившемся пространстве поставил импровизированный душ, пригодный для условий невесомости, кухонный блок и тренажер. Даже его модифицированное тело нуждалось в тренировках; в невесомости мускулы не атрофируются полностью, но могут сильно ослабнуть.

Он начал с того, что снял корабельный комбинезон, обнажив стройное мускулистое тело с грудной клеткой более широкой, чем у большинства людей, что указывало на усиленные внутренние мембраны. Метаболизм Джошуа никогда не позволил бы ему растолстеть, независимо от того, сколько было съедено или выпито. Его предки при модификации организма в основном обращали внимание на практические стороны адаптации в условиях невесомости, поэтому Джошуа досталось лицо, которое никак нельзя было назвать классически красивым; оно было слишком худым, нижняя челюсть чересчур выдавалась вперед, а волосы неопределенного цвета отросли длиннее, чем это требовалось для полетов. Имплантаты сетчатки у него были того же цвета, что и глаза, — серо-голубые.

Оставшись без одежды, прежде чем надеть скафандр, он воспользовался трубкой, чтобы облегчить мочевой пузырь, и стал доставать из разных ящиков снаряжение, умудрившись не наставить себе при этом синяков. Длина каюты составляла всего шесть метров, и для такого небольшого пространства здесь было слишком много неудобных углов. Каждое движение, казалось, что-то поднимало в воздух; обертки от продуктов взлетали гигантскими серебристыми бабочками, а крошки собирались в настоящие пчелиные рои. По возвращении в порт предстояло сделать генеральную уборку, поскольку фильтры системы жизнеобеспечения явно не справлялись с таким количеством мусора.

Программируемый аморфный силиконовый скафандр, разработанный Лунным государственным институтом промышленности (ЛГИП), в неактивном состоянии представлял собой широкий семисантиметровый ворот со встроенной респираторной трубкой и прикрепленным к нему снизу черным шаром размером с футбольный мяч. Джошуа просунул голову в воротник, поймал зубами кончик трубки и обмял его губами, придавая удобную форму. Затем он отпустил поручень и, убедившись, что ни к чему не прикасается, датавизировал в процессор скафандра код активации.

ЛГИП-скафандр стал стандартом для астронавтов еще задолго до рождения Джошуа. Созданный единственным в Конфедерации коммунистическим обществом, он производился как на предприятиях Лунного города, так и по лицензии почти во всех индустриальных звездных системах. Он прекрасно изолировал кожу человека от пагубного воздействия вакуума, обеспечивал испарение пота и защищал владельца от довольно высокого уровня радиации. Кроме того, скафандр предоставлял полную свободу движений.

Черный шар начал изменяться; его структура стала маслянистой, и тягучее вещество обволокло кожу плотной упругой оболочкой. Когда процесс дошел до головы, Джошуа закрыл глаза. Оптические сенсоры, установленные в вороте, передавали изображение непосредственно в нейронаноники.

Новую блестящую черную кожу закрыла броня — экзоскелет из моносвязанного углерода со встроенным маневровым ранцем на холодном газе, способный противостоять любому кинетическому воздействию, грозящему в Кольце Руин. Прорвать ЛГИП-скафандр было ничем невозможно, хотя сотрясение от физического удара он передал бы телу. Джошуа пристегнул к поясу инструменты и одновременно провел проверку скафандра и брони. Оба комплекта функционировали нормально.

Он вышел наружу и первым делом датавизировал команду закрытия в устройство наружного люка. Шлюзовая камера была ничем не защищена от бомбардировки частицами, а внутри имелись кое-какие чувствительные устройства. Шанс получить повреждения был один из тысячи, но в Кольце Руин каждый год исчезали пять или шесть мусорщиков. Джошуа лично знал несколько человек и даже экипажей кораблей, которым ужасно надоели обязательные процедуры, и они вечно ворчали по поводу требований безопасности, предписанных департаментом астронавтики Конфедерации. Это были заведомые неудачники, возможно, со скрытой тягой к смерти.

О самом космоплане он мог не беспокоиться. Со сложенными крыльями машина представляла собой узкую пятнадцатиметровую стрелу, спроектированную с учетом необходимости экономить место в ангаре корабля. У него был крепкий карботановый корпус, покрытый для работы в Кольце Руин толстым слоем пены кремового цвета. И на этой оболочке уже виднелось несколько десятков царапин и небольших вмятин с обуглившимися краями.

Джошуа развернулся лицом к обломку жилища и запустил двигатель маневрового ранца. Космоплан за его спиной стал быстро уменьшаться. Здесь, в открытом космосе, столь гладкие формы казались совершенно неуместными, но другого судна у Джошуа не было. Вокруг хвостовой части он установил семь дополнительных резервуаров для реактивной массы и пять мощных электронно-матричных батарей, все это тоже было покрыто толстым слоем пены и выглядело как странная раковая опухоль.

Обломки Кольца Руин медленно проплывали мимо него, как будто подгоняемые замедленной метелью; в среднем на кубический метр приходилось по две или три крупицы. Большую часть составляли хрупкие кусочки окаменевшего полипа и почвы. Они ударялись в скафандр, иногда отскакивали, а иногда рассыпались в пыль.

Встречались и другие объекты: куски искореженного металла, ледяные кристаллы, гладкие округлые камешки, обрывки произвольно извивающихся проводов. Все они казались бесцветными; звезда класса F3 находилась на расстоянии одного и семи десятых миллиарда километров, слишком далеко, чтобы придать им хотя бы слабейший оттенок даже при полном усилении чувствительности сенсоров. Едва различимый Мирчаско казался тусклым зеленоватым пятном, словно рассветное солнце за пеленой облаков.

Каждый раз при выходе Джошуа до предела раздражала абсолютная тишина. В каюте космоплана такого никогда не было; гудение и посвистывание системы жизнеобеспечения, неожиданные щелчки то расширяющегося, то сжимающегося термоизолирующего слоя на соплах двигателей, журчание в самодельном водопроводе — всегда его сопровождали привычные и вселяющие уверенность звуки. А здесь не было ничего. Облегающий скафандр закупоривал уши, блокируя даже звук дыхания. Если сосредоточиться, можно было услышать стук сердца, напоминающий шум волн, разбивающихся о далекий берег. Порой казалось, что Вселенная сжимается вокруг него, и приходилось бороться с приступами удушья.

В массе мельчайших частиц показался некий предмет, похожий на длинное перо. Обрадовавшись хоть какому-то разнообразию, Джошуа переместил фокус сенсоров. Слева от него, метрах в пяти, за ним плыл целый древесный сук. Раздвоенные ветки бледно-серого цвета заканчивались тонкими стебельками с треугольными листьями; отломавшийся конец топорщился острыми осколками.

Джошуа датавизировал команду маневровому ранцу и развернулся, чтобы поймать добычу. Вытянутой рукой в перчатке он взялся за середину ствола. С таким же успехом можно было попытаться удержать скульптуру из высушенного солнцем песка. Дерево рассыпалось в его пальцах на мельчайшие частицы. Листья, похожие на фигурки оригами, от сотрясения оторвались, словно подхваченные ветром. Он невольно прислушался, ожидая уловить сухой шелест, и в тот же миг оказался в облаке тончайшей пыли. Несколько мгновений он с сожалением наблюдал за рассеивающимся облаком, а потом, повинуясь рефлексу, расстегнул поясную сумку для сбора образцов и поймал несколько частиц.

Реактивные струи газа разогнали облако, и он выбрался на чистый участок. До секции оболочки оставалось двадцать метров. На мгновение ему даже показалось, что перед ним твердая земля и он стремительно падает. Джошуа на полсекунды отключил оптические сенсоры на вороте скафандра и восстановил естественное визуальное восприятие. После повторного включения датчиков фрагмент оболочки казался вертикальной поверхностью скалы, к которой он приближался горизонтальным курсом. Уже лучше.

Слой почвы накрывала тень, но полностью черным не был ни один участок оболочки, для этого сюда поступало слишком много рассеянного света от Мирчаско. Теперь Джошуа отлично видел фундамент и стены из стекловидного вещества, обломившиеся примерно в метре над поверхностью тускло-серой почвы. Пол в самой большой комнате был мозаичным, и четверть мелких плиток даже осталась на своих местах. Джошуа притормозил в семи метрах от затененной поверхности оболочки и скользнул в сторону. В свете ярко-белых лучей скафандра проявился орнамент из зеленых, алых и сиреневых плиток. С той точки, откуда он смотрел, рисунок отдаленно напоминал гигантскую лапу с восемью когтями. Поверх плиток в двойном луче заиграли застывшие ручейки воды.

Кальверт присвоил файлу изображения кодовый номер и сохранил его в пустой ячейке памяти нейронаноников. Мозаика, рассчитывал он, принесет ему тысяч тридцать комбодолларов, но только в том случае, если он сумеет отколоть несколько сотен плиток, причем не повредив их. Это маловероятно. Даже если придумать подходящую методику, работа займет не меньше недели. Похоже, прозвучавший в его голове соблазнительный зов исходил из другого источника.

Маневровый ранец снова выбросил струи холодного газа.

Джошуа заскользил над куцыми обломками стен, составляя план здания. Это явно было какое-то общественное заведение неизвестного назначения. Комната с мозаичным полом, вероятно, служила вестибюлем; в одной из стен Кальверт насчитал пять проемов, возможно, в них стояли входные двери.

От проемов в трех других стенах расходились коридоры, и в каждом по обе стороны располагалось по десять небольших комнат. Затем коридоры раздваивались и тянулись дальше, и в них тоже располагались входы в помещения поменьше. Кабинеты? Определить точно не было никакой возможности: после того как здание вылетело в открытый космос, в нем ничего не осталось. Но, если бы оно предназначалось для людей, Кальверт назвал бы комнатки кабинетами.

Как и большинство мусорщиков, Джошуа считал, что достаточно хорошо изучил леймилов, чтобы создать рабочую версию. По его понятиям, они не слишком сильно отличались от людей. Разве что обликом: их тела были трисимметричными, с тремя руками, тремя ногами, тремя змееподобными наростами-головами, и немного ниже ростом, чем люди. Странной была и их биохимия: трехполые существа — женщины, носительницы яйцеклеток, и две разновидности мужчин, производителей семени. Но вели они себя совсем как люди: ели и испражнялись, имели детей, строили машины и развивали технологическую цивилизацию, возможно, ворчали на свое начальство, а после работы отправлялись выпить в компании друзей. Все было абсолютно нормально, пока они не столкнулись с чем-то, чего не смогли преодолеть. С чем-то, что либо оказалось в состоянии уничтожить леймилов всего за пару часов, либо подтолкнуло их к самоуничтожению.

Джошуа вздрогнул, несмотря на превосходную регулировку скафандра ЛГИП. Долгое пребывание в Кольце Руин часто подталкивает человека к мрачным и бесполезным размышлениям. Ладно, назовем эти комнатки кабинетами и подумаем, что происходит в конторах человеческого общества. Закостеневшие бюрократы, получающие немалые деньги, без конца тасуют разные данные.

Центральная система хранения информации!

Джошуа прекратил бесцельно слоняться вокруг неровного фундамента и подлетел к ближайшему кабинету. Низкие зазубренные черные стены обрамляли квадрат пять на пять метров. Кальверт переместился внутрь и завис горизонтально в двух метрах от пола. Струйки газа от маневрового ранца подняли над тонкой сетью трещин, покрывающих неровную поверхность полипа, легкие завитки пыли.

Джошуа начал с ближнего угла, настроив сенсоры так, чтобы в обзор попадала половина квадратного метра, потом включил тягу и переместился в сторону. Нейронаноники активировали систему инерциальной навигации, позволяя Джошуа все внимание сосредоточить на осмотре древнего полипа, а двигатель переносил его вдоль пола от края до края, причем при каждом заходе края обследуемых участков перекрывались на пять сантиметров.

Ему приходилось постоянно напоминать себе о масштабе изображения, иначе он мог подумать, что на атмосферном судне летит над пустыней свинцово-серого песка. Глубокие сухие расщелины на самом деле были царапинами, нанесенными при ударе, расплывчатые оазисы отмечали места попаданий частиц грязи, растаявшей при выделении кинетической энергии и мгновенно замерзшей снова.

Круглое отверстие диаметром один сантиметр приблизилось оптикой так, что заняло половину поля зрения. Внутри поблескивал металл, спиральная канавка уходила вглубь. Отверстие под болт. Джошуа нашел еще одно, на этот раз в нем сохранился сам болт, срезанный начисто. Еще два, с сорванными головками. А потом Кальверит обнаружил то, что искал. Четырехсантиметровое отверстие. Истрепанные концы кабелей помахивали ему из глубины, словно плети морских водорослей. Оптоволокно нельзя было не узнать. Кабели отличались от стандартных изделий корпорации Кулу, но в остальном вполне могли сойти за продукцию человеческих предприятий. Скрытая коммуникационная сеть, если рассуждать логически, должна соединяться с системой хранения информации. Но где ее искать?

Джошуа улыбнулся, не выпуская из губ трубку респиратора. Если уж из вестибюля открывается вход в остальную часть здания, почему бы не попытаться проникнуть отсюда и в технические помещения? Мысль пришла сама собой, безо всяких серьезных раздумий. Все просто. Подсказка самой судьбы или чего-то в этом роде. Его нервы затрепетали от радостного возбуждения. Вот он, Большой Куш. Его билет в реальную Вселенную. Во всех забегаловках, где собираются мусорщики, не одно десятилетие с завистью будут рассказывать о Джошуа и его удаче. Он добился своего!

Маневровый ранец по его команде вывел Джошуа из маленького кабинета. Сенсоры скафандра отключили увеличение и вернули зрение к нормальному. Совершив поворот на девяносто градусов, он устремился к залу с мозаичным полом, оставляя за собой белые ленты газа.

И в этот момент Джошуа заметил его. В Кольце Руин вздулось пятно инфракрасного излучения. Невероятно, но факт. Еще один мусорщик. И совпадением это быть не могло.

Первоначальное удивление быстро вытеснил приступ ярости. Скорее всего, его просто выследили. Да это было не так уж и трудно. Требовалось лишь держаться километрах в двадцати над Кольцом Руин и искать источник инфракрасного излучения, когда корабль мусорщика маневрирует, чтобы приблизиться к выбранному фрагменту оболочки. Хотя, для того чтобы видеть все, что происходит в Кольце, надо обзавестись армейскими оптическими датчиками. А это уже свидетельствовало о хладнокровно спланированной операции. Кто-то намерен был действовать более решительно, чем смог бы сам Джошуа. Кто-то, кто без зазрения совести уничтожит обнаруженный корабль.

Гнев остыл, уступив место леденящему предчувствию.

Сколько же мусорщиков за последние годы не вернулось из экспедиций?

Джошуа сфокусировал сенсоры на приближающемся корабле и включил увеличение. Розовое пятно, окруженное еще более ярким розовым туманом от выхлопных газов двигателя… но очертания корабля удалось рассмотреть. Стандартный двадцатиметровый шестигранный корпус орбитального грузового перевозчика с круглым модулем системы жизнеобеспечения в носовой части и грузовым отсеком, заполненным резервуарами с горючим и аккумуляторами, расположенным сразу за реактивным двигателем.

Среди множества кораблей мусорщиков не было даже двух одинаковых. В свое время они собирались из всего, что под руку подвернется, из всего, что подешевле. И это помогало отличать одно суденышко от другого. Каждый легко мог узнать силуэт корабля приятеля. И Джошуа узнал его. «Мадийр», принадлежащий Сэму Ниивсу и Окталу Сипике. Оба были намного старше него и уже несколько десятков лет занимались поисками в Кольце Руин — одна из немногих команд, состоящих из двух человек.

Сэм Ниивс был краснолицым весельчаком шестидесяти пяти лет, чье тело из-за склонности к задержке жидкости за время нахождения в невесомости изрядно увеличилось в объеме. В отличие от Джошуа, его организм не подвергся генной перестройке, и для борьбы с прогрессирующей атрофией мышц Сэму пришлось приобрести множество нанонических устройств. Джошуа отлично помнил, как приятно проводил вечера в компании Сэма, когда только начинал заниматься поисками, с каким интересом слушал советы и забавные истории старшего коллеги. И свою радость от похвал Сэма, считавшего его чуть ли не собственным учеником. И не совсем тактичные вопросы о том, как ему удалось добиться успеха и добыть такое множество находок за столь короткий срок. И об их стоимости тоже. Если бы подобный интерес проявил кто-то другой, Джошуа просто отбрил бы невежу. Но только не Сэма. Нельзя же так обойтись с добрым старым Сэмом.

С чертовым добрым старым Сэмом.

«Мадийр» снизил скорость и пошел вровень с обломком. Его основной реактивный двигатель отключился, и вибрирующий след мгновенно растаял. Изображение стало отчетливее, проявились детали. Рулевые двигатели то и дело выбрасывали небольшие язычки желтоватого пламени, подводя корабль ближе к цели. До космоплана Джошуа ему оставалось каких-нибудь триста метров.

Включился маневровый ранец, удерживая Джошуа над мозаичным полом, все еще в тени обломка.

Нейронаноники зафиксировали запрос на коммуникационной частоте, но он успел датавизировать команду радиомаяку скафандра не реагировать на запрос кода. Вероятно, они еще не заметили его, но их сенсорам не потребуется много времени, чтобы обнаружить инфракрасное излучение скафандра, тем более после отключения главного двигателя. Джошуа повернулся, чтобы теплоотводящие плоскости маневрового ранца были обращены не к «Мадийру», а к обломку, затем прикинул свои шансы. Бросок к космоплану? Это только облегчит задачу их сенсорам и сократит дистанцию между ними. Спрятаться за обломком? Значит загнать себя в безвыходное положение — регенератор воздуха в скафандре протянет дней десять, а потом ему потребуется перезарядка, так что Сэм и Октал все равно его найдут, они отлично знают, что далеко от космоплана Джошуа не уйдет. Слава богу, что шлюз заперт и закодирован, какими бы мощными ни были их резаки, придется потратить кучу времени, чтобы проникнуть внутрь.

— Джошуа, сынок, это ты? — Передача Сэма звучала невнятно из-за интерференции, треска и шума статических зарядов частиц. — Твой маячок не отвечает. Что с тобой стряслось? Джошуа? Это Сэм. Ты в порядке?

Им нужны координаты, значит, его еще не увидели. Но это ненадолго. Надо спрятаться, чтобы их сенсоры его не достали, а потом уже решать, что делать дальше. Он снова сфокусировал оптику скафандра на мозаичном полу. Переплетающиеся щупальца замерзшей жидкости мерцали искрами, отражая огни «Мадийра». Джошуа накрыл поток когерентного микроволнового излучения; в Кольце Руин никто не пользовался радарами из-за плотности частиц, действующих как старомодные дипольные отражатели. То, что они применили сканер, дававший хотя бы небольшой шанс обнаружить Кальверта, свидетельствовало о серьезных намерениях. И вот тогда Джошуа впервые в жизни по-настоящему испугался. Страх и помог ему сосредоточиться.

— Джошуа? Ну же, откликнись, это Сэм. Где ты?

Струи замерзшей воды, протянувшиеся по полу, напоминали сеть притоков реки. Джошуа поспешно развернул первоначальное изображение, полученное нейронанониками на подлете, и всмотрелся в общий рисунок. В одном углу зала грязноватого льда скопилось больше, чем в других местах, слои наползали друг на друга, образуя цепочки вершин, перемежаемых непроглядной тьмой впадин. Кальверт дал команду маневровому ранцу переместиться в тот угол на самой малой скорости, предусмотрительно отворачивая теплоотводящие лопасти в сторону от «Мадийра».

— Джошуа, ты заставляешь нас беспокоиться. Что с тобой? Нужна помощь?

«Мадийр» был уже в ста метрах от его космоплана. Рулевые двигатели снова полыхнули огнем, стабилизируя положение корабля. Джошуа добрался до прозрачных изломанных сталагмитов, поднимающихся на пару метров над полом. Он не сомневался в своей правоте; вода хлынула в этом направлении, и именно здесь находились трубы или шланги, сквозь которые она вытекала. Он ухватился за один из сталагмитов, затянутая в бронированную перчатку рука заскользила по твердому, как железо, льду, остановившись, когда он наконец сумел погасить инерцию.

Ползать между вздымающимися ледяными конусами и отыскивать брешь в оболочке было тяжело, поиски шли очень медленно. При каждом движении рукой или ногой ему приходилось прилагать усилия, чтобы удержаться на месте. Поверхность пола плохо просматривалась даже при предельной чувствительности сенсоров. Джошуа вынужденно пользовался инерциальным навигатором, чтобы метр за метром продвигаться в сторону центра, где, согласно логике, должно было находиться отверстие. Если только оно вообще было. Если куда-то вело. Если, если, если…

Лишь через три мучительные минуты, каждый миг ожидая издевательского смеха Сэма и смертоносного жара лазера, он обнаружил расщелину, до дна которой не смог дотянуться рукой. Он ощупал ее края, чтобы нейронаноники на основании тактильных ощущений показали ему более или менее внятную картину. Перед мысленным взглядом появилась щель длиной не более трех метров и шириной сорок сантиметров; она явно уходила ниже уровня пола. Вход куда-то, но слишком маленький, чтобы Джошуа мог им воспользоваться.

Воображение рисовало Кальверту картины охоты, которую вели Сэм и Октал. И из этих беспорядочных образов рождалось убеждение, что искать более широкую щель некогда. Это и был его единственный шанс.

Джошуа подался назад, к самой широкой части расщелины, надежно закрепился между двумя прочными выступами льда и отстегнул с пояса термоизлучатель. Темно-оранжевый цилиндр длиной около двадцати сантиметров был спроектирован специально для работы в перчатках скафандра. Такие устройства использовали все мусорщики: регулируемое индукционное поле позволяло легко доставать изо льда вмерзшие или вдавленные в оболочку предметы.

Джошуа датавизировал в процессор излучателя требуемый профиль и ощутил, как сильно забилось его сердце, так что пришлось дать команду нейронаноникам подкорректировать сердечный ритм и снизить уровень адреналина в крови. Затем он направил термоизлучатель на центр расщелины, глубоко вдохнул, напряг мышцы и запустил заложенную программу.

Фонари скафандра залили миниатюрное ледяное ущелье ослепительным белым светом. В глубине мутноватого льда ему почудились бесформенные темные призраки. Окружающие торосы в оптических сенсорах скафандра отбрасывали фонтаны радужного света. Расщелина уходила вглубь осколка оболочки и тянулась так далеко, что до конца не могли достать даже включенные на полную мощность фонари.

Термоизлучатель включился одновременно с освещением и залил метровую ледяную шахту рубиновым сиянием. При заданной Джошуа мощности лед превратился в воду, а потом в пар меньше чем за две секунды. Широкий столб пара ударил рядом с ним, выкидывая в Кольцо Руин дополнительную порцию материи. Край парового выброса задел скафандр, и Кальверт крепче вцепился в лед.

— Эй, Джошуа, я тебя вижу, — раскатился в его мозгу издевательски-насмешливый голос Сэма.

Термоизлучатель отключился. Через мгновение клубы пара рассеялись настолько, что Джошуа смог заглянуть в тоннель. Гладкие стены сверкали, словно рифленая хромированная труба. Тоннель уходил вниз на десять метров и заканчивался в полости полипа. Джошуа отчаянно заколотил кулаками по еще мокрому льду, чтобы перевернуться, и нырнул в тоннель головой вниз.

Лазер с «Мадийра» ударил в тот момент, когда ботинки Кальверта скрылись в тоннеле. Энергетический заряд в одно мгновение разнес сталагмиты и растопил лед в радиусе трех метров. Грибовидное облако серовато-голубого пара взметнулось вверх, поднимая наполовину расплавленные обломки. Луч лазера сиял в его центре багровым копьем. В эфире разнесся триумфальный возглас Сэма Ниивса:

— Есть! Достали маленького засранца!

Луч лазера погас. Ледяная каша плеснула в покрытый пеной фюзеляж космоплана. Секундой позже она долетела и до «Мадийра», оставив часть крошева на его алитиевых шасси. Рулевые двигатели снова плюнули огнем, удерживая судно в прежнем положении.

Тучи пара рассеялись, и «Мадийр» направил сенсоры на обломок оболочки. Льда на ней больше не осталось, луч лазера выбил из пола последние плитки мозаики, ударная волна уничтожила даже обломки стен. Неровное округлое пятно полипа все еще оставалось багрово-красным. Джошуа спасла сама мощность лазера. Подошвы его брони попали под начальный шквал фотонов, моносвязанный углепластик ботинок расплавился, открыв доступ к прочной черной пленке скафандра. Но даже превосходный ЛГИП-скафандр не выдержал. Кожа ног обуглилась, мышцы поджарились, опалило даже кости.

Но мощный выброс пара поглотил значительную часть энергетического заряда. Он же заставил луч отклониться, так что часть луча проникла в тоннель, уничтожив оставшиеся препятствия.

Джошуа вывалился в полость внутри полипа, угодил головой в потолок, отскочил, ударился об пол и снова взлетел, отчаянно размахивая руками. От боли в ногах он почти потерял сознание; обезболивающий блок, поставленный нейронанониками непосредственно в коре головного мозга, грозил рухнуть, не выдержав такого количества нервных импульсов. Из ножных артерий, не закрытых ожогами, хлестала кровь. ЛГИП-скафандр начал перераспределять молекулы, охватывая обгоревшие ноги и закрывая поврежденные сосуды. Джошуа снова ударился в потолок и отскочил. Нейронаноники воспроизводили в мозгу физиологическую схему его тела в виде лишенной кожи фигуры с выделенными красным пульсирующим цветом ногами. Аккуратно подобранная информация без звука и изображения вспыхивала в его сознании, давая представление о степени поражения. Он с радостью обошелся бы без этих подробностей, а отвратительные детали вызывали тошноту.

Продолжающийся приток пара увеличивал давление в пещере. Джошуа как будто наяву слышал пронзительный вой ветра. Сквозь пробоину в потолке врывались угрожающие огнем красные вспышки, от которых рябило в глазах. Он опять врезался в полип и ушиб руку. Непрекращающиеся удары, беспорядочное вращение и боль его доконали; Джошуа вырвало. ЛГИП-скафандр немедленно вывел едкую жидкость, выброшенную желудком. Отвратительный вкус во рту вызвал у Джошуа мучительный стон, и действительность начала от него ускользать. Нейронаноники мгновенно отреагировали блокировкой всех нервных раздражителей и сигналом процессору скафандра ввести в дыхательную смесь охлажденный кислород. А потом они взяли на себя управление маневровым ранцем и остановили его безумные метания.

Обморок продлился не больше десяти секунд. Очередной осмотр пещеры показал, что красное свечение погасло, а пар выходит в пробоину, мягко увлекая его за собой. Джошуа протянул руку, чтобы упереться в потолок и наконец остановить безумное кувыркание. Пальцы непроизвольно сомкнулись на металлической трубе, прикрепленной к полипу.

Он присмотрелся повнимательнее, а потом начал разглядывать пещеру с помощью сенсоров скафандра. Казалось, ей нет конца. Собственно, это была не пещера, а слегка закругляющийся тоннель. Труба, за которую Кальверт держался, — одна из двух десятков таких же труб, проложенных по потолку. В месте пробоины они разорвались, и оттуда торчали уже знакомые разлохмаченные обрывки оптоволоконного кабеля.

Нейронаноники настойчиво пытались обратить его внимание на медицинские данные. Он бегло просмотрел показатели, не без труда подавив еще один приступ тошноты. Медицинская программа нейронаноников предлагала три варианта. Он выбрал простейший: блокировку всех нервных окончаний ниже коленей, инъекцию антибиотиков из аптечки скафандра и успокаивающую подпрограмму вдобавок к основной, чтобы утихомирить взбудораженные мысли.

В ожидании действия лекарств Джошуа повнимательней пригляделся к размерам и форме тоннеля. Полип раскололся в нескольких местах, вода и какая-то сиропообразная жидкость проникли внутрь и замерзли на стенах длинными потеками, превратив тоннель в ледяной грот. Сейчас, под действием раскаленного пара, они кипели и пенились, словно дрянное пиво. Направив лучи фонарей на трещины, Джошуа убедился, что трубы идут параллельно тоннелю; водопровод, канализация или снабжение питательными растворами — в любом случае это система жизнеобеспечения. Подобными каналами были пронизаны все биотопы эденистов.

Джошуа развернул дисплей инерциального навигатора и ввел информацию о тоннеле в уже имеющуюся схему обломка. Если кривизна тоннеля не меняется, один конец выйдет наружу примерно через тридцать метров. Он двинулся в противоположную сторону, поглядывая на трубы. Все равно идти было больше некуда.

Тоннель разошелся надвое, потом снова разделился. На одном перекрестке Джошуа насчитал пять боковых выходов. Большую часть стен покрывал лед, вздувшийся пологими холмами. Кое-где тоннель становился практически непроходимым, и Джошуа снова приходилось пускать в ход термоизлучатель. Трубы часто полностью скрывались за ледяными наростами. Катастрофа, постигшая все поселение, не пощадила и этот участок. Кальверту следовало бы насторожиться при виде такой картины.

В полукруглом зале, вероятно, находилось центральное хранилище информации для расположенных наверху кабинетов; но сказать точно было невозможно. Трубы, до сих пор служившие Джошуа надежными проводниками, проходили сквозь арочный проем, разделялись в самой высокой точке, в трех метрах от пола, и сбегали по стенам, словно серебристые жилки. Когда-то здесь стояло множество электронных устройств: свинцово-серые тумбы высотой около метра, снабженные радиаторами в виде продольных выступов с наружной стороны, служили почти точным эквивалентом стоек для процессорных модулей в человеческих мирах. Кое-где можно было заметить губительное воздействие вакуума, постепенно разъедавшего корпуса. Хрупкие и наверняка сложные внутренние элементы оказались разбиты вдребезги, и из куч мусора торчали обрывки проводов. Почти половина потолка обрушилась, и осколки полипа примерзли к опасно прогнувшейся стене — будто лавина остановилась на полпути вниз. Если здесь восстановить силу тяжести, все рухнет. Неизвестно, какая сила пронеслась тут после пробоя оболочки, но разрушения произошли ужасающие.

«Возможно, это было сделано намеренно», — пробормотал он себе под нос. Может, они не хотели, чтобы информация сохранилась?

Маневровый ранец развернул его, позволяя как следует осмотреться. Над арочным проемом сохранился потек вязкой коричневатой жидкости, которая сползала по стене до тех пор, пока понизившаяся температура не превратила ее в полупрозрачную твердую массу. Под ее неровной поверхностью с трудом можно было рассмотреть очертания гладких контуров какого-то предмета.

Джошуа подлетел ближе, стараясь не обращать внимания на слабость, охватывающую тело из-за серьезного повреждения ног. Несмотря на успокаивающую подпрограмму, у него уже голова раскалывалась от боли, а передвигаясь по тоннелю, Джошуа пару раз заметил, что дрожат руки. Нейронаноники известили о падении общей температуры тела на один градус. Похоже, проявляются последствия пережитого шока. Необходимо применить нанонический медицинский пакет и стабилизировать состояние, как только он доберется до космоплана. На губах появилась горькая усмешка. Когда доберется! Он чуть не забыл о Сэме и Октале.

А вот замерзшая жидкость его не обманула. Вблизи при включенных на полную мощность фонарях он сумел рассмотреть очертания электронной стойки. Она была на месте и ждала его, терпеливо ждала более двух с половиной тысяч лет, с тех пор как невежественные земляне распяли Иисуса на примитивном деревянном кресте. Грязный лед устоял перед коварным воздействием вакуума, уничтожившим большую часть содержимого Кольца Руин. Все электронные цепочки, все кристаллы памяти только и ждут свежего потока электронов, чтобы пробудиться к жизни. Вот он, его Большой Куш!

Теперь осталось только доставить находку в Транквиллити.

Джошуа закрепился у выхода из тоннеля и убедился, что в коммуникационном диапазоне нет никаких следов присутствия людей, а только привычный треск и шорох, создаваемый излучением Мирчаско. После возвращения из тоннеля он испытывал странное чувство радости при виде Кольца Руин. К этому моменту он почти утратил всякую надежду. А теперь, несмотря на затуманивающие мозг транквилизаторы, в душе его росла упрямая решимость.

С того места, где он остановился, не было видно ни космоплана, ни «Мадийра», поскольку выход из тоннеля находился ниже поверхности на четырнадцать метров — червоточина в отвесной скале.

Внизу, в тридцати пяти метрах под ним, виднелся охристый слой силикона. Кальверту до сих пор даже думать не хотелось о том, какая сила могла расколоть эту толщу с такой же легкостью, с какой он раскусывает печенье.

Эта часть обломка оболочки была повернута к свету, излучению бледно-лимонного цвета, в котором мелькали тени бесконечного потока частиц Кольца Руин. Инерциальный навигатор проецировал в мозг Кальверта коридор, окрашенный в теплый оранжевый цвет, уходящий к невидимой точке Кольца где-то впереди. Джошуа датавизировал траекторию процессору маневрового ранца, и двигатель выбросил струи газа, унося человека от тоннеля прочь по воображаемой трубе.

Джошуа дождался, пока поднимется на полтора километра над фрагментом оболочки, и только тогда изменил направление, свернув под прямым углом к прежнему курсу в сторону солнца, постоянно наращивая скорость. В результате он увеличил высоту своей орбиты по отношению к Мирчаско. Большая высота означала и больший период полного оборота. Он остановился под тем же углом наклона, что и «Мадийр» и обломок, но выше на пять километров. Корабль Сэма и фрагмент оболочки, двигаясь по более низкой и быстрой орбите, уже начали уходить вперед.

Теперь он их даже не видел. Пять километров мельчайших частиц служили не менее надежным щитом, чем выброс военным модулем электронных экранирующих помех. Нейронаноники продолжали проецировать ему графическую схему — маленький красный кружок вокруг фрагмента оболочки, указывая единственный и ненадежный путь к спасению. Прежде Джошуа никогда не уходил так далеко от космоплана и никогда не чувствовал себя столь одиноким.

Коммуникационный блок скафандра начал улавливать первые обрывки переговоров между Сэмом и Окталом, пока лишь в виде неразборчивых фрагментов цифрового кода, сопровождаемые странным эффектом эха. Он обрадовался возможности отвлечься и при помощи нейронаноников попытался расшифровать сигналы. Вселенная вокруг него, казалось, наполнилась числами, целыми созвездиями лишенных цвета чисел, разбегающихся и ускользающих то от одной, то от другой декодирующей программы, рыщущих в поисках закономерности.

«…невозможно. Он построен для безопасной посадки, и кто знает… на планете. Термоизлучатель только прожжет…» Это был датавиз Октала, переданный коммуникационным блоком его скафандра. Логично, он ведь моложе, ему только пятьдесят два. Сэм, скорее всего, удобно устроился в каюте «Мадийра», приказав младшему напарнику выяснить, что можно забрать из космоплана.

Джошуа невольно вздрогнул. Холод окружающего газовый гигант пространства, казалось, проникал сквозь скафандр и смыкался вокруг.

Датавиз Сэма: «…в хвосте, где резервуары… должно быть что-то большое…»

Датавиз Октала: «…уже там. Вижу какие-то крепления… вряд ли для…»

Они то исчезали, то проявлялись снова, болтая и переругиваясь друг с другом. Сэм, похоже, был уверен, что Джошуа что-то нашел. Тот слушал, погружаясь в тягучую дремоту. Все происходило медленно, так медленно, как будто время растянулось.

Осколок прозрачного льда величиной с ладонь проплыл мимо. В нем застыла голубая с оранжевым рыбка; три ее глаза, расположенные вокруг треугольного, похожего на клюв рта, смотрели вперед, словно она что-то высматривала в своем бесконечном плавании. Он вяло проводил ее взглядом — охватившее все тело оцепенение помешало попытаться ее забрать, а затем она пропала, уже навсегда.

Он почти спал, когда инерциальный навигатор предупредил, что «Мадийр» теперь находится впереди. Маневровый ранец перешел к следующей стадии, снова уменьшая скорость и высоту, унося Джошуа по пологой кривой в тыл «Мадийру».

Датавиз Сэма: «…отклик бортового компьютера… фотонный способ подключения…»

Датавиз Октала: «…лучевой резак не годится, проклятый люк из моносвязанного углепластика, я же тебе говорил… Почему ты меня никогда не слушаешь, скотина…»

Датавиз Сэма: «…мелкий мерзавец… найду труп… нагажу на его кости…»

Маневровый ранец подвел Джошуа к «Мадийру» в хвост, и в километре от корабля уже можно было различить размытый розоватый силуэт. Временами Джошуа мог ясно видеть его в разрывах бесконечного вихря частиц. Он снова спустился, на этот раз всего на несколько сотен метров, и орбитальная механика с мучительной медлительностью плавно понесла его к кораблю.

Он приближался, строго придерживаясь мертвой зоны — конуса, вершиной которого был реактивный двигатель. Теперь ему требовалось только держаться позади машинного отсека, вне досягаемости сенсоров системы жизнеобеспечения, и тогда никто не заметит его приближения, тем более в хаосе Кольца Руин. Кроме того, у него имелось преимущество: его считали мертвецом. Они не станут искать такую мелочь, как скафандр.

Последние сто метров оказались самыми трудными. Короткое ускорение, и Джошуа головой вперед нырнул в сдвоенные сопла двигательного отсека. Если они решат стартовать сейчас…

Джошуа проскользнул между соплами, похожими по форме на колокола, и закрепился в сложном лабиринте стоек распределения нагрузки. Принцип работы двигателей был таким же, как и в его космоплане, хотя он не знал их марку. Рабочее вещество (обычно углеводород) под давлением подавалось в камеру сгорания и колоссальным разрядом аккумуляторов нагревалось до семидесяти пяти тысяч градусов по Кельвину. Это была простейшая система с минимальным набором движущихся деталей, редко выходившая из строя и дешевая в обслуживании. Мусорщикам больше ничего и не требовалось, поскольку на полет от Транквиллити до Кольца Руин не нужно было большого ускорения. Джошуа не мог припомнить, чтобы кто-то пользовался ядерным двигателем.

Он стал пробираться мимо карданных рамок, перебирая руками и стараясь ничего не задеть ногами. Отыскать силовые кабели толщиной с его руку было нетрудно. Он нащупал на поясе лучевой резак. В полутемном машинном отсеке десятисантиметровое лезвие, переливающееся всеми оттенками желтого цвета, показалось слишком ярким. Оно быстро справилось с кабелями.

Еще один короткий переход привел его к огромным топливным резервуарам. Все они были покрыты стегаными матами нультермовой изоляции. Джошуа подполз к днищу одного из баков и снял часть изоляции. Сам резервуар поблескивал тусклым серебром и у основания плавно переходил в патрубок турбонасоса. Джошуа закрепил термоизлучатель на опорной стойке и зафиксировал его кусочком эпоксидной смолы, а потом датавизировал в его процессор несколько команд.

Десятью минутами позже процессор включил индукционное поле. Джошуа запрограммировал его на узкий луч шириной десять сантиметров и длиной три метра. Луч проник внутрь резервуара на три четверти, и началось испарение жидкого углеводорода. Возникшие внутри конвекционные потоки загоняли в область поля все новые и новые порции жидкости. Давление быстро возросло до опасного уровня.

Металлическая оболочка бака поддалась нагреву не так уж легко. Ее молекулярная структура сохраняла сцепление в течение почти двадцати секунд, но колоссальное количество тепла, направленное на небольшой участок, разорвало валентные связи. Металл стал пластичным и под давлением изнутри резервуара принялся вздуваться. Пронзительные сигналы тревоги зазвенели в сознании Сэма Ниивса, сидевшего в тесной каюте «Мадийра», и он в ужасе вытаращил глаза. Перед его мысленным взором развернулась сложная схема корабля с топливными баками, окрашенными в зловеще красный цвет. Аварийная программа направила в машинный отсек поток бинарных импульсов. Но давление в резервуаре продолжало расти.

Авария не могла возникнуть на ровном месте, сообразил Сэм. Резервуар подвергся колоссальному энергетическому удару. И это внешнее воздействие. Намеренное.

— Джошуа! — в бессильной ярости заорал он.

После двадцати пяти секунд работы на полной мощности электронная матрица термоизлучателя отключилась. Индукционное поле исчезло. Но свое дело оно сделало.

Нарост, вздувшийся на топливном баке, засиял ярким розовым цветом. Вершина его лопнула, и фонтан перегретого газа хлынул в машинное отделение. Сорванные куски термоизоляции полетели в разные стороны; сложные приборы и электронные модули расплавились, разбрасывая струи пылающих капель. «Мадийр» дернулся вперед, а затем под действием реактивной силы вырвавшегося газа медленно повернулся вокруг продольной оси.

— Дерьмо, — сплюнул Сэм Ниивс. — Октал! Октал, ради бога, скорее возвращайся!

— Что происходит?

— Чертов Джошуа нас надул. Скорее назад. Реактивная тяга не в состоянии стабилизировать корабль.

В тот же миг инерциальный навигатор сообщил, что рулевые двигатели больше не могут удержать судно. Сэм попытался активировать главный двигатель; только его мощности хватило бы для компенсации предательского толчка топливного бака. Ничего не вышло.

Медицинская программа нейронаноников отрегулировала кардиоритм, успокоив его отчаянно бьющееся от страха сердце. В голове все еще шумело от избыточного адреналина.

Сенсоры и управляющие цепочки в машинном отсеке выходили из строя с невероятной скоростью. Часть развернутой в мозгу схемы стала зловеще черной. Носовые сенсоры по-прежнему демонстрировали громоздившийся впереди фрагмент оболочки поселения чужаков.

Джошуа наблюдал за происходящим из относительно безопасного укрытия за валуном в трехстах метрах от входа в тоннель. «Мадийр» закувыркался, как самая большая в мире барабанная палочка. За хвостовой частью тянулась струя искрящегося газа, оставляя в пространстве дрожащие завитки.

— Мы сейчас столкнемся! — заорал Сэм Ниивс.

«Мадийр», к огромному облегчению Джошуа, миновал космоплан. Теперь он летел прямо на обломок оболочки. Джошуа затаил дыхание.

Они должны были столкнуться, Джошуа уже не сомневался в этом. Но корабль спасло то, что он вращался. «Мадийр» обогнул край полипа, словно на шарнирах, так что обитаемый отсек прошел буквально в пяти метрах от поверхности. На такой скорости малейшее касание разбило бы кабину, как стеклянный стакан.

Джошуа выдохнул и ощутил, как дикое напряжение, сковавшее мышцы, постепенно уходит. Те подонки заслуживали смерти, но это может и подождать. У него другие приоритеты. Например, остаться в живых. Где-то в глубине сознания он чувствовал фантомную пульсацию в обгоревших ногах. Нейронаноники предупреждали о появлении токсинов в крови, возможно, вследствие загрязнения обожженных тканей.

«Мадийр» уносился все дальше в Кольцо Руин. От фрагмента оболочки его отделяло уже не меньше двухсот метров. Выброс газа стал заметно слабее.

Из-за обломка полипа показалось жемчужно-белое пятнышко, устремившееся вслед за «Мадийром». Октал. Джошуа отчаянно боялся остаться возле космоплана, который так и не смог взломать. Если бы он сумел успокоиться и подумать, у него получилось бы вывести машину из строя.

«Надо благодарить судьбу и за малые милости», — сказал себе Джошуа.

Маневровый ранец поднял его над валуном. Запас газа сократился до пяти процентов. Как раз чтобы добраться до космоплана. Хотя, даже если бы ранец совсем опустел, он бы нашел выход. Обязательно. Сегодня судьба ему улыбалась.

Глава 5

Квинн Декстер, как последний дурак, ждал какого-то знака, хотя бы мерцания холодной пустоты, говорящего об окончании поездки. Ничего подобного, конечно, не произошло. Кто-то из экипажа засунул его в нуль-тау-капсулу размером с гроб, одну из нескольких тысяч, размещенных в трехмерной решетке огромного жилого отсека корабля, предназначенного для перевозки колонистов. Не привыкший к состоянию невесомости и раздраженный приступами тошноты, возникавшими от малейшего движения, Квинн позволил обращаться с собой как с не слишком ценным грузом. Воротник, подавляющий деятельность головного мозга, плотно удерживал его шею и превращал любые мысли о бегстве в жалкие фантазии.

Вплоть до самого последнего момента, когда крышка капсулы плавно закрылась за ним, он отказывался верить в произошедшее и упорно цеплялся за мысль, что Баннет нажмет на какие-нибудь пружины и вытащит его. Баннет глубоко пустила корни в канадском филиале администрации Центрального Правительства. Одно ее слово, один кивок — и он снова оказался бы на свободе. Но нет. Этого не произошло. Похоже, Квинн не так много для нее значил. В аркологии Эдмонтон сотни никчемных мальчишек и девчонок даже сейчас с радостью поменялись бы с ним местами, лишь бы заслужить внимание Баннет, ее улыбку, место в ее постели и высокое положение в секте Вестника Света. Талантливые и более стильные, чем Квинн, юнцы. Юнцы, которые лопались бы от гордости, а не потели, как он, доставляя для Баннет в Эдмонтон груз странных нейронаноников, подавляющих личность, и которые не пытались бы убегать от полиции, остановившей его на станции вак-поезда.

Из-за этой попытки бегства над Квинном смеялись даже полицейские, тащившие его скрюченное оглушенное тело во Дворец правосудия Эдмонтона. Коробка, естественно, самоликвидировалась, и после аварийного энергетического импульса наноники превратились в не поддающуюся определению массу молекул. Полиции не удалось уличить его в провозе запрещенного груза. Но обвинения в сопротивлении при задержании было достаточно, чтобы мировой судья выписал ему ордер на принудительную высылку.

Квинн даже попытался показать занимавшемуся им члену экипажа знак секты, перевернутый крест, при этом так сильно сжав пальцы, что суставы побелели. Помоги! Но парень то ли ничего не заметил, то ли не понял. Есть ли там, на чужих звездах, секта Братьев Света?

Крышка капсулы закрылась.

Баннет на него наплевать, с горечью осознал Квинн. Брат Божий, и это после того, как он продемонстрировал ей свою преданность! После отвратительно жестокого секса, какого она от него требовала. «Мой солнечный мальчик», — мурлыкала она, когда он входил в нее или она в него. После боли, с гордостью перенесенной во время обряда посвящения в ранг сержант-аколита. Изнурительные часы, проведенные за самым обычным занятием секты — рекрутированием собственных друзей и передаче их во власть Баннет. И его судьба ничего для нее не значит. Это несправедливо.

Много лет он болтался без дела, как обыкновенный никчемный подросток, и, только попав в секту, понял, что на самом деле он — животное, чистое и неискушенное. То, что они с ним проделывали, то, что его заставляли проделывать с другими, было очищением, высвобождением змея, таившегося в душе каждого человека. Познание своей истинной сущности привело его в восторг. Он узнал, что имеет власть поступать с другими так, как ему угодно, просто повинуясь своей воле. Жизнь стала великолепной.

Стоящие на нижних, ступенях иерархической лестницы сектанты повиновались ему — из страха, из уважения, из восхищения. Он был не просто их руководителем, он был их спасителем. Как Баннет — его.

А теперь Баннет отказалась от него, посчитав слабым. Или, напротив, почуяв его настоящую силу, его внутреннюю убежденность. В секте насчитывалось не много таких преданных поклонников Ночи, как Квинн. Может, она увидела в нем угрозу?

Да. Это более вероятно. Это и есть истинная причина. Его чистота всем внушала страх. И, Брат Божий, их страх был не напрасным.

Крышка капсулы поднялась.

— Я тебя достану, — сквозь зубы прошептал Квинн Декстер. — Чего бы мне это ни стоило, я до тебя доберусь.

Он уже представлял себе Баннет, которую насилуют ее собственные угнетающие личность наноники, представлял, как блестящие черные волокна впиваются в ее мозг и с омерзительной жадностью устремляются к незащищенным синапсам. А управляющие коды будут у Квинна, и он превратит могущественную Баннет в живую марионетку. Но сохранит ей сознание, чтобы она понимала, что ее заставляют делать. Да!

— Ого! — насмешливо произнес кто-то хриплым голосом. — Тогда попробуй-ка вот это, парень.

Раскаленная игла вонзилась в спину Квинна. Он вскрикнул больше от неожиданности, чем от боли, его спина непроизвольно изогнулась, и он буквально вылетел из капсулы.

Смеющийся техник подхватил его, не дав врезаться в переборку, стоящую в трех метрах от капсулы. Это был не тот человек, который впихнул его в капсулу несколько секунд назад. Или дней. Или недель.

«Брат Божий, — подумал Квинн, — сколько же прошло времени?» Он вцепился вспотевшими пальцами в сетку и прижался лбом к холодному металлу. Они все еще были в невесомости. Его желудок задрожал, словно кусок студня.

— Собираешься драться, прив?

Квинн отрицательно качнул головой. При воспоминании о боли у него задрожали руки. Брат Божий, как же это больно. Он опасался, что нервный шок мог повредить имплантаты. Было бы слишком обидно — суметь притащить их сюда, чтобы сломать. Два нанонических модуля отличного качества, предоставленных ему сектой, стоили целое состояние. Оба модуля остались незамеченными при стандартном сканировании в полицейском участке на Земле, как и предполагалось; обладание модулем, имитирующим биополе, наверняка повлекло бы за собой отправку на планету-тюрьму.

С другой стороны, это было свидетельство того, что секта верила в него и его способности. Копирование чужого биополя с целью воспользоваться кредитным диском человека неизбежно влекло за собой необходимость устранения потерпевшего. Более слабые члены секты пытались уклониться от такого поручения. Но только не Квинн. За последние пять месяцев он проделал эту операцию с семнадцатью жертвами.

Быстрая проверка состояния показала, что оба модуля сохранили работоспособность. Значит, Брат Божий не отвернулся от него. Не совсем его покинул.

— Сообразительный парень. Тогда пошли.

Служащий схватил Квинна за плечо и потащил за собой, небрежно перехватывая сетку свободной рукой.

Большая часть капсул, оказавшихся у них на пути, уже опустела. По другую сторону сетки Квинн различил очертания еще одного блока капсул. Тусклое освещение оставляло по углам длинные серые тени. Оглядываясь вокруг, Квинн начал понимать, как чувствует себя муха в трубе кондиционера.

За обитаемым отсеком последовали длинные цилиндрические переходы. Мимо проплывали колонисты и члены экипажа. Одно семейство собралось вокруг рыдающей четырехлетней девчушки, намертво вцепившейся в стойку. Заставить ее разжать пальцы не могли никакие уговоры родителей.

Через шлюз они попали в длинный круглый отсек с несколькими сотнями сидений, большая часть которых была уже занята. Квинн догадался, что это космоплан. Он покидал Землю с Бразильской орбитальной башни, проведя десять часов в тесной каюте вместе с двадцатью пятью такими же принудительно высланными. Внезапно он понял, что даже не знает, где теперь находится. Во время занявшего ровно пятьдесят секунд слушания его дела мировым судьей о месте назначения никто не сказал ни слова.

— Где мы? — спросил Квинн своего сопровождающего. — На какой планете?

Мужчина насмешливо хмыкнул.

— Лалонд. Неужели тебе об этом не говорили?

— Нет.

— Ну и ну. Что ж, можешь мне поверить, могло быть и хуже. На Лалонде существует еврохристианское общество, образовавшееся лет тридцать назад. Думаю, есть и поселение тиратка, но в основном здесь живут люди. Так что выживешь. Только послушай мой совет: постарайся не раздражать надзирателя за привами.

— Попробую.

Он побоялся спросить, кто такие тиратка. Скорее всего, ксеносы. От этой мысли его пробрала дрожь. Он ведь никогда не был за пределами аркологии, если не считать станций вак-поездов, когда посещал Землю. А теперь его вынуждают жить под одним небом с какими-то говорящими животными. Брат Божий!

Служащий затащил Квинна в заднюю часть космоплана, потом снял ограничительный ворот и посоветовал поискать свободное место. В последнем ряду сидела группа из двух десятков молодых парней в одинаковых однотонных серых комбинезонах, как и у Квинна. На рукавах выделялись ярко-красные надписи «Прив». Никчемные люди. Квинн узнал их без труда, будто посмотрел в зеркало, отражающее прошлое. Таким же был он сам год назад, до вступления в секту Братьев Света, до того как его «Я» стало иметь какое-то значение.

Квинн приблизился, словно случайно сложив пальцы в перевернутый крест. Никто не отреагировал. Ладно. Он занял место рядом с бледным парнем с коротко подстриженными рыжими волосами.

— Джексон Гэль, — произнес его сосед.

Квинн сдержанно кивнул и пробормотал свое имя. На вид парню было около двадцати, а его сухощавая фигура и высокомерный вид выдавали уличного бойца, жестокого и не слишком умного. Квинну стало любопытно, что же тот мог натворить, чтобы заслужить высылку.

Включились громкоговорители, и пилот объявил, что они стартуют через три минуты. С передних рядов, занятых колонистами, раздались радостные возгласы. Кто-то начал играть на мини-синтезаторе, и веселая мелодия вызвала у Квинна злобное раздражение.

— Придурки, — бросил Джексон Гэль. — Смотри, они приехали сюда по собственному желанию. Они верят дурацким россказням о Новых Рубежах, которыми их пичкает строительная компания. А нам с этими идиотами придется провести остаток своей жизни.

— Только не мне, — машинально возразил Квинн.

— Правда? — Джексон усмехнулся. — Если у тебя есть деньжата, почему же ты не дал взятку капитану, чтобы тебя отослали на Кулу или Новую Калифорнию?

— Я не богач. Но я здесь не останусь.

— Да, конечно. Надеешься разбогатеть после того, как отработаешь срок? Что ж, верю. Что касается меня, я не собираюсь высовываться. Постараюсь заделаться помощником на какой-нибудь ферме. — Он подмигнул. — У фермеров часто бывают прехорошенькие дочки. Им так одиноко в крошечных, затерянных в глуши семейных усадьбах. Через некоторое время они начинают присматриваться даже к таким, как ты и я. Кстати, если ты еще не заметил, среди привов почти нет девчонок.

Квинн удивленно поднял голову.

— Отработать срок?

— Ну да. Это твое наказание, парень. Или ты думал, что нас освободят сразу после посадки на планете?

— Мне ничего об этом не сказали.

Квинн ощутил, как в душе разверзается черная пропасть отчаяния. Только сейчас он понял, как мало знает о жизни за пределами своей аркологии.

— Старик, да ты, похоже, сильно кого-то разозлил, — сказал Джексон. — Наступил на больную мозоль какому-нибудь политикану?

— Нет. — Не политикану, а кое-кому значительно хуже и намного изворотливее. Он проводил взглядом последнюю семью колонистов, прошедшую сквозь шлюз. Это были родственники той самой четырехлетней девчушки. Теперь она так же отчаянно цеплялась за отцовскую шею и все еще плакала. — И чем же мы будем заниматься во время отработки?

— Как только окажемся внизу, для тебя, меня и остальных привов начнется долгое десятилетие каторги. Видишь ли, строительная компания заплатила за наш перелет с Земли, и теперь они жаждут вернуть свои инвестиции. Так что мы потратим лучшие годы жизни на то, чтобы убирать дерьмо за колонистами. Они называют это общественно полезным трудом. Но, в сущности, мы самые что ни на есть заключенные, Квинн; мы строим дороги, валим лес, роем выгребные ямы. Короче, выполняем за колонистов самую грязную работу. Делаем, что прикажут, едим, что дают, носим, что придется. И все это за пятнадцать лалондских франков, что равно примерно пяти комбодолларам. Добро пожаловать в рай для пионеров, Квинн.

Космоплан «Макбоинг BDA-9008», машина без особых излишеств, предназначался для работы на аграрных планетах первой стадии освоения; как правило, это были удаленные колонии, где наблюдался постоянный дефицит запчастей, а обслуживающие бригады набирались из всякого отребья и неопытных юнцов, заключивших свой первый рабочий контракт. Крепкий дельтовидный корпус, построенный в астероидном поселении Новая Калифорния, имел длину семьдесят пять метров, а размах крыльев составлял шестьдесят метров. В пассажирском отсеке не было иллюминаторов, и лишь перед пилотом изгибалась единственная прозрачная полоса. Обшивка из термоустойчивого сплава бора и бериллия в резком свете звезды класса F, находящейся на расстоянии ста тридцати двух миллионов километров, поблескивала тусклым перламутром. При отстыковке из камеры воздушного шлюза вырвались слабые струйки мутноватого газа. Причальные захваты втянулись внутрь, и космоплан свободно завис рядом с кораблем.

Рулевые двигатели отвели «Макбоинг» от гладкого закругленного борта. Издали космоплан напоминал мотылька, улетающего от футбольного мяча. По достижении дистанции в пятьсот метров последовал более мощный выхлоп двигателей, космоплан повернул вниз и устремился к поджидавшей его планете.

Лалонд можно было назвать сходным с Землей миром лишь с большой натяжкой. При малом наклоне оси и некомфортной близости к яркой звезде климат его был почти повсеместно тропическим. Из шести континентов для заселения строительная компания выбрала только один — Амариск, расположенный в южном полушарии. А в экваториальную зону люди и вовсе не отваживались углубляться без костюмов с терморегуляцией. Полярный континент Вийман — единственная суша на севере — был подвержен жестоким штормам, поскольку по всему его периметру круглый год сталкивались холодные и горячие воздушные массы. Скудные снежные шапки на горных вершинах по площади составляли лишь одну пятую от нормы для подобных Земле планет.

Космоплан плавно вошел в атмосферу, и передние кромки его крыльев раскалились до тускло-вишневого цвета. Внизу простирался океан, ровная лазурная гладь, нарушаемая лишь грядами вулканических островков и крошечных коралловых атоллов. Почти половину видимой поверхности заслоняли белоснежные облака, порожденные нескончаемой жарой. На Лалонде редко выдавался день, когда в той или иной форме не выпадали осадки. Это обстоятельство и стало одним из факторов, позволивших строительной компании добиться финансирования; теплый и влажный климат был идеальным для некоторых видов растений, радовавших фермеров-колонистов быстрым ростом и богатыми урожаями.

К тому времени, когда «Макбоинг» снизил скорость до сверхзвуковой, он уже опустился ниже слоя облачности и приближался к западному побережью Амариска. Простирающийся впереди континент занимал более восьми миллионов квадратных километров и тянулся от пойменных равнин на западе до длинной цепи складчатых гор на востоке. Под лучами полуденного солнца он блестел изумрудной зеленью джунглей, переходящих на юге, где климат приближался к субтропическому, в бескрайние степи.

На море под космопланом появились грязные разводы — мутные коричневатые пятна длиной до восьмидесяти километров, протянувшиеся от болотистого берега. Они отмечали устье Джулиффы, реки протяженностью почти две тысячи километров, берущей начало в горах, ограждающих восточное побережье. Сеть ее притоков была настолько обширной, что могла соперничать с земной Амазонкой. Только по этой причине строительная компания выбрала именно южный берег реки в качестве места для столицы (и единственного города в этом мире), названной Даррингхэм.

«Макбоинг» на небольшой высоте прошел над прибрежными болотами, выпустил шасси и нацелил похожий по форме на пулю нос на взлетно-посадочную полосу, до которой оставалось всего тридцать километров. Единственный космопорт Лалонда находился в пяти километрах от Даррингхэма и представлял собой расчищенную от джунглей площадку, на которой имелась одна укрепленная металлической решеткой полоса, центр управления полетами и десяток ангаров, построенных из уже выгоревших эзистаковых панелей.

Космоплан коснулся земли, бортовой компьютер включил торможение, и покрышки, взвизгнув, выбросили в воздух облачка черного дыма. Затем нос опустился, космоплан постепенно остановился и подрулил к ангарам.

Чужой мир. Новая жизнь. Джеральд Скиббоу вырвался из душного салона космоплана и с восхищением огляделся. Один только вид плотной стены джунглей, ограждающей космопорт, вселял в него уверенность в правильности выбора. Он крепко обнял свою жену Лорен, и они зашагали вниз по трапу.

— Дьявол, ты только посмотри вокруг! Деревья, настоящие живые деревья. Миллионы деревьев. Миллиарды!

Он сделал глубокий вдох. Климат оказался не совсем таким, как ожидалось. Воздух был плотным, хоть режь его ножом, а оливково-зеленый комбинезон Джеральда мгновенно пропитался потом. И еще запах, слегка отдающий сероводородом, как будто что-то гниет. Но, черт побери, это натуральный воздух, не отравленный семивековыми выбросами промышленных предприятий. И это самое важное. Лалонд — воплощение мечты, неиспорченный мир, где детям, чтобы добиться успеха, надо только приложить руки.

Следом за ними спускалась Мэри, ее хорошенькое личико выражало явное недовольство, а носик, почуяв запах джунглей, тотчас наморщился. Но и это не беспокоило Джеральда; Мэри было только семнадцать, а в ее возрасте все в жизни кажется не таким, как надо. Пройдет еще года два, и она повзрослеет.

Его старшая дочь Паула смотрела по сторонам с удовольствием. Рядом, покровительственно обняв ее за плечи и тоже одобрительно улыбаясь, шел ее свежеиспеченный муж Фрэнк Кава. Оба осознавали значимость момента, и это обоюдное осознание делало его для них особенным. Фрэнка Джеральд считал идеальным зятем. Тот не боялся тяжелой работы. Любое хозяйство с Фрэнком в качестве партнера было просто обречено на процветание.

Площадку перед ангаром покрывал утрамбованный щебень, и на ней повсюду виднелись лужи. У подножия трапа шесть неприветливых служащих Лалондской строительной компании собирали у пассажиров регистрационные карты и закладывали их в процессорный блок. При подтверждении информации каждому иммигранту вручалась карточка гражданина Лалонда и кредитный диск ЛСК, на котором хранились его сбережения, уже конвертированные из валюты, имевшей хождение на планетах Центрального правительства, во франки Лалонда — местную валюту, не принимаемую больше нигде в Конфедерации. Джеральд заранее знал об этой процедуре и во внутреннем кармане припрятал кредитный диск Юпитерианского банка с тремя с половиной тысячами комбодолларов. Получив свою новую карточку и диск, он кивком поблагодарил служащего, а тот жестом направил его к огромному ангару.

— Могли бы и получше все организовать, — пробормотала Лорен, раздувая щеки от жары.

Очередь на получение карточек заняла пятнадцать минут.

— Уже хочешь вернуться? — поддразнил ее Джеральд.

Он все еще с улыбкой вертел в руках свое удостоверение гражданина Лалонда.

— Нет, ведь ты со мной не поедешь.

Ее глаза улыбались, но убежденности в голосе не было.

Джеральд ничего не заметил.

В ангаре они присоединились к пассажирам предыдущего космоплана, и служащий ЛСК объявил, что все они относятся к Седьмой транзитной группе. Работник отдела землеустройства пояснила, что в течение двух дней их заберет судно, чтобы доставить вверх по реке к отведенным участкам. До отправления они будут спать в общежитии для транзитных пассажиров в Даррингхэме. И в город им придется отправиться пешком, но для маленьких детей она пообещала прислать автобус.

— Папа! — сквозь зубы простонала Мэри, в то время как в толпе раздались недовольные возгласы.

— Что такое? Разве у тебя нет ног? Ты по полдня тратила на спортивный зал в своем клубе.

— Это только для поддержания формы, — возмутилась она. — А не для каторжной работы в условиях сауны.

— Привыкай.

Мэри уже собиралась ответить какой-то колкостью, но поймала его взгляд и сдержалась. Тревожно обернувшись на мать, она примирительно пожала плечами.

— Ладно.

— А наши вещи? — спросил кто-то из толпы у чиновницы.

— Привы выгрузят багаж из космоплана, — ответила она. — Грузовик уже ждет, чтобы отвезти его в город и переправить сразу на судно.

После того как колонисты отправились в город, пара наземных служащих космопорта организовала из принудительно высланных рабочую бригаду, куда вошел и Квинн. Так что его знакомство с Лалондом началось с двухчасовой выгрузки композитных контейнеров из трюма космоплана и переноски их на грузовики. Это была тяжелая работа, и привы разделись до трусов, но Квинн не почувствовал никакой разницы, пот как будто заклеил всю кожу плотной пленкой. Один из служащих сказал, что сила притяжения здесь несколько меньше, чем на Земле, но и этого Квинн тоже не ощутил.

Через четверть часа после начала выгрузки он заметил, что все служащие потихоньку убрались обратно, в тень ангара. О привах здесь никто особо не беспокоился.

Приземлились еще два «Макбоинга», доставившие с орбиты очередную партию колонистов. Один космоплан сразу отправился обратно, взяв на освободившиеся места служащих ЛСК — они разъезжались по домам, отработав свои контракты. Квинн остановился и проводил взглядом большой темный треугольник, уходящий на восток. Эта картина вызвала в его душе злобную зависть. А на них по-прежнему никто не обращал внимания. Он мог убежать хоть сейчас и скрыться в бескрайних зарослях непроходимых джунглей, начинавшихся сразу за периметром космопорта. Но если бы он и хотел куда-то сбежать, то как раз сюда, в космопорт, да и прекрасно себе представлял, как поступят фермеры с беглыми привами. Он уже сделал глупость, допустив, чтобы его выслали, но он не настолько наивен. Квинн неслышно выругался, вытащил из трюма «Макбоинга» очередной контейнер с плотницкими инструментами и понес его к грузовику.

К тому времени, когда привы закончили разгрузку и отправились в дальний путь до Даррингхэма, облака с запада принесли теплый моросящий дождь. Квинн даже не удивился, обнаружив, что его серый комбинезон прекрасно пропускает воду.

Помещение отдела регистрации иммигрантов Лалонда находилось в административном блоке космопорта и было пристроено к зданию центра управления полетами. Длинное прямоугольное сооружение с плоской крышей из эзистаковых панелей, собранное на металлическом каркасе. Оно было построено двадцать пять лет назад, когда начали прибывать первые колонисты, и аскетический вид выдавал его возраст. «Лалонд не раскошелился на конструкции из программируемого силикона даже для зданий администрации», — уныло подумал Дарси; эти создаваемые на Луне постройки обладали хотя бы основными удобствами. Если на каком-то проекте колонии и сэкономили, то наверняка на Лалонде. В кабинете все же имелся кондиционер, работающий от солнечных батарей, и температура внутри была ниже, чем снаружи, но влажность оставалась такой же.

Он сидел на диванчике, просматривая регистрационные карточки последней партии приезжих, сдавших их в обмен на удостоверение гражданина Лалонда и кредитные диски ЛСК. Корабль доставил с Земли пять с половиной тысяч человек; пять с половиной тысяч неудачников, мечтателей и преступников получили возможность испортить еще одну планету во имя благородной цели. После шестидесяти лет работы в разведке эденистов Дарси не мог думать об адамистах как-то иначе. «И они еще считают себя нормальными людьми, а меня называют возмутительным безбожником».

Он покачал головой, вставил очередную карточку в процессорный блок и взглянул на голограмму. Довольно привлекательный парень двадцати лет, лицо спокойное, а в глазах притаились страх и ненависть. Квинн Декстер, принудительно высланный. Процессорный блок, пристроенный на колене, никак не отреагировал на имя.

Карточка отправилась в растущую груду документов, а Дарси взял следующую.

— Ты никогда не говорил, — обратился к нему сидевший за столом Нико Фрихаген. — Кого же вы здесь ищете?

Дарси поднял голову. Нико Фрихаген был регистратором иммиграционной службы Лалонда — громкий титул обычного чиновника, работающего в отделе администрации губернатора. Ему было далеко за пятьдесят, мрачная наружность, как и сильно выступающие скулы, выдавала славянское происхождение, а тонкие волосы уже сильно поредели. Дарси догадывался, что предки Нико не сильно увлекались генной инженерией. Этот далеко не симпатичный гражданский служащий потягивал из банки пиво не местной марки, явно вытащенное из багажа ничего не подозревающего приезжего фермера. Персонал космопорта давно наладил рэкет, обворовывая новых колонистов. Нико Фрихаген был не последней фигурой в этой банде, поскольку перечень имущества пассажиров содержался в регистрационных карточках.

Стремление поживиться без особых хлопот делало его идеальным агентом для эденистских оперативников. За каких-то пятьсот комбодолларов в месяц Дарси и его коллега Лори имели доступ к данным всех вновь прибывающих иммигрантов, и при этом им не требовалось получать разрешение из банка данных колонии.

Описание иммигрантов было довольно поверхностным, ибо Лалондскую строительную компанию нисколько не заботило, кто поселится на планете, раз уж они заплатили за перелет и взнос за владение землей. Компания не получит прибыли еще сотню лет, пока население не вырастет до ста миллионов, а индустриальная экономика не начнет преобладать над аграрной отраслью. Освоение планет требовало долгосрочных инвестиций. Но Дарси и Лори продолжали рыться в документах. Рутинная работа. Кроме того, кто-то может утратить бдительность.

— Зачем тебе это знать? Кто-то нами интересовался? — спросила Лори, сидевшая на другом конце того же диванчика, что и Дарси.

Этой женщине с прямыми рыжими волосами и круглым лицом было семьдесят три года, а выглядела она вдвое моложе Нико Фрихагена. Как и Дарси, она не отличалась высоким ростом, обычным для эденистов, и это позволяло им обоим работать под глубоким прикрытием.

— Нет. — Нико Фрихаген взмахнул пивной банкой. — Но вы занимаетесь этим уже три года. Черт, может, и еще три года до того, как я узнал. Дело явно не в деньгах, они для вас роли не играют. Но вы потратили уйму времени, значит, ищете какую-то важную шишку.

— Не совсем так, — возразила Лори. — Мы ищем не отдельную личность, а определенный тип людей.

— Неплохо, — молча похвалил ее Дарси.

— Будем надеяться, что ему этого достаточно, — ответила она.

Нико Фрихаген отхлебнул глоток пива.

— А что это за тип?

Дарси приподнял свой персональный процессорный блок.

— Профиль загружен в программу и доступен по определенному запросу. Ты уверен, что тебе это интересно, Нико?

— Нет, просто любопытно. До меня дошли кое-какие слухи, вот и все.

— Что за слухи, Нико?

Нико Фрихаген выглянул в окно, снаружи бригада привов разгружала «Макбоинг BDA-9008».

— Слухи с верховьев реки. Исчезло несколько поселенцев с двух ферм в провинции Шустер. Шерифы не нашли никаких следов, ни признаков борьбы, ни тел; только пустые дома.

— Где, к черту, находится эта провинция Шустер? — спросила Лори.

Дарси обратился к биотехпроцессору своего блока; перед мысленным взглядом развернулась карта бассейна Джулиффы. Провинция Шустер, выделенная янтарно-желтым цветом, имела приблизительно прямоугольную форму, примыкая с одной стороны к самой Джулиффе, а с другой — к одному из ее многочисленных притоков.

— Как и сказал Нико, в верховьях реки. Около тысячи километров; это как раз та местность, которую открыли для заселения совсем недавно.

— На них мог напасть какой-нибудь большой зверь. Кроклев или другое животное, еще не известное местным экологам.

— Может быть.

Но Дарси не мог заставить себя в это поверить.

— А что об этом говорят люди, Нико? Ты что-нибудь слышал?

— Не так уж много, о происшествии почти никто не знает. Губернатор приказал хранить все в тайне, он боялся осложнений с фермерами-тиратка. Их поселения на другом краю саванны, что граничит с провинцией Шустер. Он подумал, что в исчезновении могут обвинить их, поэтому шериф провинции даже не стал составлять официальный рапорт. Фермы были объявлены покинутыми.

— А когда это произошло? — спросила Лори.

— Пару недель назад.

— Не густо, — заметила Лори.

— Это довольно далеко. Как раз то место, куда он мог пойти.

— Согласна. Но что ему могло понадобиться от этих деревенщин?

— Информации маловато.

— Отправимся туда и проверим?

— Что тут проверять? Что дома опустели? Не можем же мы слоняться по джунглям из-за пары семей, нарушивших контракт оседлости. Господи, если бы меня забросили в такую глушь, я тоже захотел бы сбежать.

— И все-таки это странно. Если бы они были просто чем-то недовольны, местный шериф бы об этом знал.

— Верно. Но, даже если мы решимся туда поехать, добраться до провинции Шустер удастся только через две или три недели. К тому времени след успеет остыть и потеряться. Ты сможешь отыскать его в джунглях?

— Можно было бы выпустить из нуль-тау-капсулы Абрахама и Кэтлин, чтобы они обследовали район.

Дарси взвесил шансы. Абрахамом и Кэтлин звали их орлов с искусственно усиленными органами чувств, но даже их посылать в тот район, не зная точно, где скрывается предполагаемая добыча, было бессмысленно. Только на инспектирование одной провинции Шустер могло уйти добрых полгода. Будь оперативников больше, он мог бы попытаться что-то сделать, но их только двое. Проверка иммигрантов Лалонда была организована с дальним прицелом и основывалась на единственном сомнительном обрывке информации, полученном почти сорок лет назад: Латон купил копию отчета первой группы экологов, работавших на Лалонде. И о погоне в джунглях не могло быть и речи.

— Нет, — с явной неохотой сказал он. — Мы придержим их до тех пор, пока не почуем настоящий след. Но через месяц с Джоспула должен прибыть космоястреб. Я попрошу капитана обратить особое внимание на провинцию Шустер.

— Ладно, ты у нас босс.

Он ответил мысленной усмешкой. Они с Лори проработали вместе так долго, что звания утратили всякое значение.

— Спасибо, что упомянул об этом случае, — сказал он Нико Фрихагену.

— Полезные новости?

— Возможно. И наша благодарность не заставит себя ждать.

— И вам спасибо.

Нико Фрихаген скупо улыбнулся и сделал еще глоток пива.

— Мерзкий болван, — высказала свое мнение Лори.

— Мы будем благодарны, если станешь извещать о других необъяснимых исчезновениях, — сказал вслух Дарси.

Нико Фрихаген отсалютовал банкой с пивом.

— Рад стараться.

Дарси взял следующую карточку. Наверху стояло имя Мэри Скиббоу, а с голограммы дерзко улыбалась хорошенькая девушка-подросток. Ее родителям несладко пришлось с ней в последние годы, решил Дарси. Снаружи, за грязным окном, над западным горизонтом уже сгущались плотные серые тучи.

Дорога, соединяющая космопорт и Даррингхэм, представляла собой широкую полосу розоватого гравия, проходящую напрямик сквозь джунгли. Отец Хорст Элвис, как мог, передвигал опухшие ноги, чувствуя, что на обеих пятках набухает нечто подозрительно похожее на волдыри. Он с опаской поглядывал на скапливающиеся над вершинами деревьев тучи и надеялся, что успеет добраться до транзитного общежития прежде, чем начнется дождь.

Из-под щебня, по которому он шел, то и дело поднимались тонкие струйки пара. Узкая щель между двумя стенами джунглей, казалось, действовала словно линза для солнечных лучей, и жара стояла невыносимая. По краям дороги тянулись ленты густой травы. Растительность Лалонда превосходила все ожидания. Воздух звенел от пронзительных трелей птиц. Должно быть, это курроны, подумал он, роясь в методической информации об условиях на планете, предоставленной Церковью перед отлетом с Земли и загруженной в искусственную память. «Птицы размером с земного фазана с ярко-алым хохолком. Съедобны, но не рекомендованы в пищу», — проинформировала его память.

Движение на дороге было не слишком оживленным. Старенькие грузовики с дребезжанием катились то в город, то в космопорт, перевозя деревянные ящики, древние композитные грузовые капсулы, а иногда и сельскохозяйственные орудия труда. Служащие космопорта проносились мимо на электрических байках с широкими колесами и глубокими протекторами. Идущих по дороге девушек парни приветствовали криками и сигналами клаксонов. Встретилось и несколько конных повозок. Хорст с нескрываемым восхищением смотрел на огромных животных. В своей земной аркологии он ни разу так и не собрался сходить в зоопарк. Как странно, что впервые он встретил этих существ на чужой планете, в трех сотнях световых лет от их родного мира. Как же они переносят жару при таких лохматых шкурах?

В Седьмой группе, в которой он числился, насчитывалось пятьсот человек. Все они, оживленно переговариваясь, бодро стартовали из космопорта вслед за проводником из служащих ЛСК. Сейчас, пройдя пару километров, отряд растянулся по дороге и разговоры стихли. Хорст тащился почти в самом хвосте. Его суставы уже начали протестующе поскрипывать, и с каждым шагом все сильнее хотелось пить, хотя воздух был насыщен влагой до предела. Мужчины на ходу спускали верхнюю часть своих комбинезонов и завязывали рукава на поясе, а многие снимали и футболки. Их примеру последовало несколько женщин. Хорст отметил, что местные, проезжавшие мимо на байках, одеты в шорты и легкие рубашки; да и на сопровождающем их чиновнике из строительной компании был такой же наряд.

Хорст остановился, удивленный тем, что чуть ли не вся кровь вдруг прихлынула к щекам, и повернул застежку ворота на девяносто градусов. Передняя часть комбинезона разошлась, открыв тонкую серо-голубую футболку, потемневшую от пота. Легкая шелковистая ткань, возможно, идеально подходила для путешествия на корабле и даже для аркологии, но в этом климате, под открытом небом, она никуда не годилась. Похоже, кое-кому кое-где пора обновить информацию. Неужели все двадцать пять лет колонисты прилетали сюда в такой же одежде?

Он поймал на себе взгляд девочки лет десяти или одиннадцати. Ее миниатюрное личико, как у большинства детей, сияло ангельской чистотой, а прямые длинные светлые волосы были завязаны простыми красными шнурками в два хвостика. Хорст с удивлением отметил, что на ногах девочки грубые походные ботинки, закрывающие щиколотки, а ее одежда состоит из желтых мешковатых шортов и коротенькой хлопковой футболки. Зеленая широкополая фетровая шляпа была небрежно сдвинута назад. Хорст непроизвольно улыбнулся.

— Привет, — заговорил он. — А почему ты не поехала в город на автобусе?

Девочка возмущенно поморщилась.

— Я не ребенок!

— Я этого и не говорю. Но ты могла бы притвориться перед чиновником строительной компании, и он посадил бы тебя в машину. Я бы и сам так поступил, будь у меня возможность.

Ее взгляд переместился к белому кресту на рукаве его футболки.

— Но вы же священник.

— Отец Хорст Элвис, твой священник, если и ты в Седьмой группе.

— Да, я в Седьмой. Но притворяться нечестно, — заявила она.

— Но это было бы благоразумно. Я уверен, Иисус бы все понял.

Девочка усмехнулась, и Хорсту показалось, что день стал еще более ярким.

— Ты совсем не похож на отца Вархуза, там, на Земле.

— Это хорошо?

— Да, очень.

Она энергично кивнула.

— А где твои родные?

— Здесь только я и мама.

Девочка показала на подошедшую к ним женщину. Ей было немного за тридцать, и энергичное лицо обрамляли точно такие же, как у дочери, светлые волосы. Вид ее крепкой фигуры заставил Хорста пожалеть о том, чему не суждено сбыться. Нет, Единая христианская церковь не запрещала своим служителям вступать в брак, напротив, поощряла, но даже в молодости — около двадцати лет назад — он отличался изрядной полнотой. А теперь и самые доброжелательные из коллег называли его в лучшем случае «приятным человеком». И это при том, что к каждой калории он относился как к смертельно опасному вирусу.

Ее зовут Рут Хилтон, коротко представилась женщина, а дочь — Джей. Ни о муже, ни о партнере не было сказано ни слова. Дальше они зашагали по дороге втроем.

— Приятно видеть, что хоть кто-то мыслит практически, — сказал Хорст. — Все остальные оказались никудышными пионерами.

Рут, как и ее дочь, была одета с учетом жары — в шорты, матерчатую шляпу и безрукавку, а ее ботинки оказались увеличенной копией обуви Джей. За спиной Рут несла изрядно набитый рюкзак, и на ее кожаном поясе висело несколько предметов. Хорст не опознал ни один из них.

— Но ведь это тропическая планета, отец. Разве Церковь не выдала вам методичку перед отъездом?

— Да, конечно. Но я никак не ожидал, что нам придется отправиться в путь сразу после приземления. По моему личному времени не прошло и пятнадцати часов с момента отъезда из аббатства аркологии.

— Это колония первой стадии, — сказала Рут, не проявляя и тени сочувствия. — Вы считаете, у них есть время нянчиться с пятью тысячами никогда не видевших открытого неба обитателей аркологий? Да бросьте!

— Я все-таки считаю, что нас могли бы предупредить. И предоставить возможность переодеться в более соответствующую климату одежду.

— Вам надо было взять ее с собой в нуль-тау-капсулу. Как сделала я. В пассажирском контракте указано, что нам позволено брать до двадцати килограммов личных вещей.

— Мой перелет оплачивала Церковь, — осторожно ответил Хорст.

Он видел, что у Рут есть все необходимое, чтобы выжить в этом новом и довольно суровом мире. Но ей необходимо научиться сдерживать свои солдафонские замашки, а то он уже начал представлять себе, как в противном случае придется успокаивать толпу линчевателей. Хорст сдержал усмешку. Что ж, это будет настоящее испытание его способностей.

— Знаете, в чем ваша проблема, отче? — спросила Рут. — В вас слишком много веры.

«Как раз напротив, — подумал Хорст, — ее даже недостаточно. Потому я и оказался в этом отдаленном уголке Вселенной, где не смогу причинить вреда, по крайней мере существенного. И епископ исключительно по своей доброте выразился столь мягко».

— Чем вы собираетесь заняться, когда прибудете на место? — спросил он. — Фермерством? Или, может, рыбной ловлей в Джулиффе?

— Ничего подобного! Нет, мы, конечно, обеспечим себя сами, для этого я взяла с собой достаточно семян. Но вообще-то я высококвалифицированный эксперт по обучению. — Она лукаво улыбнулась. — Я собираюсь стать деревенской училкой. Возможно, главной училкой провинции, если учесть плотность здешнего населения. Я взяла с собой лазерный импринтер, и в нем содержатся любые образовательные курсы, какие только можно вообразить. — Она похлопала по рюкзаку. — Вот так мы с Джей планируем обеспечить свое будущее. Вы даже не представляете, скольким вещам придется научиться человеку, заброшенному в такую глушь.

— Думаю, вы правы, — без особого энтузиазма согласился Хорст.

Интересно, остальные колонисты тоже испытывали подспудное чувство сомнения, столкнувшись с ошеломляющей реальностью Лалонда? Священник окинул взглядом ближайших попутчиков. Все они брели вперед, словно во сне. Вот хорошенькая девушка-подросток; ее лицо опущено, губы скривились, выражая мрачное уныние. Рукава ее комбинезона завязаны на бедрах, оранжевая футболка с глубоким вырезом открыла значительный участок кожи в поте и пыли. Молчаливая мученица, назвал ее про себя Хорст; за время службы в приюте аркологии он немало повидал людей такого склада. Никто из мужчин не обращал на девушку ни малейшего внимания.

— Можете в этом не сомневаться, — безапелляционно заявила Рут. — Возьмем, к примеру, обувь. Вы ведь захватили с собой две или три пары, верно?

— Да, две пары ботинок.

— Разумно. Но в джунглях их не хватит и на пять лет, из какого бы прочного композита они ни были сделаны. И тогда вам придется изготавливать обувь самому. А у меня имеется курс по сапожному мастерству.

— Понятно. Вы все продумали заранее, так?

— Иначе я бы здесь не оказалась.

Джей бросила на мать взгляд, полный безграничного восхищения.

— А импринтер очень тяжелый? — полюбопытствовал Хорст.

Рут громко расхохоталась и театральным жестом провела тыльной стороной ладони по лбу.

— Конечно, тяжелый. Но это большая ценность, особенно новейшие курсы по технике, о которой на этой планете никто не имеет представления. Я не могла оставить его на произвол наземной службы космопорта. Ни за что.

По спине Хорста пробежал холодок тревоги.

— Вы же не думаете…

— Я в этом уверена. Я бы и сама так поступала.

— Но почему вы ничего не сказали там? — взволнованно воскликнул он. — В моем контейнере лежат книги для новообращенных, лекарства, вино для причастия. Кто-нибудь из нас мог бы остаться и проследить за погрузкой.

— Послушайте, отче, я не собираюсь становиться лидером этой группы, спасибо, это больше подойдет какому-нибудь мачо-самцу. И не думаю, что мне бы аплодировали, если бы я встала перед этой чиновницей и сказала, что хочу остаться и помешать ее друзьям нас обворовывать. Вы при вашей готовности служить людям смогли бы так поступить?

— Нет, публично не смог бы, — признал Хорст. — Но есть и другие методы.

— Ну, тогда самое время о них подумать, поскольку наши контейнеры свалят на каком-нибудь складе и забудут о них на пару дней до самого отплытия. А нам может что-то из них понадобиться — действительно понадобиться; потому что каждого, кто считает, будто для жизни здесь достаточно решимости и честного труда, ждет потрясение, какого они не испытывали за всю свою изнеженную жизнь.

— Неужели вы всегда и во всем правы?

— Послушайте, отче, вы заботитесь о наших душах. И, судя по всему, делаете это прекрасно, поскольку вы добрый человек. Ну, по крайней мере, в душе. Но заботиться о том, чтобы моя душа оставалась крепко связанной с телом, надлежит мне самой. И я намерена сделать все, что в моих силах.

— Хорошо, — сказал он. — Возможно, это не такая уж плохая идея — поговорить сегодня вечером кое с кем из нашей группы. Мы могли бы организовать что-то вроде дежурства на складе.

— Неплохо бы еще и попытаться найти замену тем вещам, которые уже пропали. Это будет нетрудно, багаж других групп должен лежать где-то там же.

— Нет, надо обратиться к шерифу и попросить, чтобы его люди разыскали украденные вещи, — убежденно предложил Хорст.

Рут снова громко рассмеялась.

Несколько минут они шагали молча.

— Рут, — заговорил он, спустя некоторое время, — почему вы решили приехать сюда?

Рут и Джей печально переглянулись и внезапно показались священнику ужасно беззащитными.

— Я убегаю, — сказала Рут. — А вы?

Даррингхэм был основан в 2582 году, через два (земных) года после того, как инспекция Конфедерации подтвердила результаты экологического анализа венчурной компании, свидетельствующие о том, что на Лалонде нет форм жизни, смертельно опасных для людей, и выдала сертификат, позволяющий вербовать колонистов. Затем последовал небольшой перерыв, пока венчурная компания (купившая права на заселение у исследовательской группы, обнаружившей планету) привлекала партнеров, в результате чего образовалась Лалондская строительная компания. У ЛСК нашлось достаточно средств, чтобы соорудить действующий космопорт и создать базовую администрацию, а также заключить соглашение с эденистами на выращивание биотопа над Муророй, самым большим газовым гигантом звездной системы. После этого вербовка колонистов пошла полным ходом. Изучив районы набора добровольцев — преимущественно в Юго-Восточной Азии — и общественный уклад других планет первой стадии колонизации в том же секторе, что и Лалонд, совет директоров ЛСК решил сосредоточить усилия на привлечении еврохристиан как наиболее приемлемой этнической группы, способной обеспечить достаточный приток иммигрантов. Составили предельно демократическую конституцию, которая должна была вступить в силу через сто с лишним лет, когда ЛСК передаст все функции управления избранным советам, а в итоге конгрессу и президенту. Теоретически предполагалось, что по завершении процесса на Лалонде образуется индустриально-технологическая цивилизация, а ЛСК будет владеть контрольными пакетами акций абсолютно всех предприятий. Вот тогда и должно начаться поступление дивидендов.

На подготовительной стадии грузовые корабли доставили на низкую орбиту тридцать пять думперов — приземистых конических аппаратов для входа в атмосферу, загруженных тяжелой техникой, продовольствием, наземным транспортом и сборными секциями взлетно-посадочной полосы. Скорость думперов снижалась, пока не стала меньше орбитальной, и тогда тяжелые аппараты начали один за другим падать прямо в джунгли по пологой кривой, оставляя в небе длинные огненные следы. Их вели по радиомаяку, и приземление должно было произойти на южном берегу Джулиффы, на участке длиной пятнадцать километров.

Высота каждого думпера составляла тридцать метров, диаметр основания — пятнадцать метров, а вес при полной загрузке — триста пятьдесят тонн. Небольшие лопасти у основания надежно удерживали думперы в нужном положении во время прохода сквозь атмосферу, пока они не снизились до семисот метров, а скорость не стала меньше скорости звука. Последние несколько сотен метров думперы спускались на восьми огромных парашютах каждый. Тем не менее для небольшой группы наблюдателей, укрывшихся в безопасном месте, их посадка походила скорее на управляемое крушение. Огромные грузовые контейнеры были одноразовыми; они навечно оставались в том месте, где приземлялись.

Следом на небольших космопланах с вертикальными взлетом и посадкой прибыли отряды строителей, и началась разгрузка. Опустевшие думперы послужили превосходно защищенным от внешней среды жильем для семей строителей и офисами для администрации.

В первую очередь вырубили джунгли вокруг думперов. Тактика выжженной земли принесла расчищенные от зелени участки и обгоревшие трупы животных. Затем последовала зачистка территории космопорта. После сборки секций взлетно-посадочной полосы на «Макбоингах» прибыла вторая партия рабочих и дополнительное оборудование. Этой партии пришлось строить себе жилье, для чего они использовали оставшиеся после вырубки бревна. Вокруг думперов выросли кольца деревянных хижин, похожих на плоты в море грязи. Земля, лишенная дерна, постоянно подвергающаяся воздействию тяжелого транспорта вкупе с ежедневными дождями, из плодородной почвы превратилась в дурно пахнущее месиво, глубина которого местами доходила до полуметра. Камнедробильные машины работали круглые сутки, длившиеся на этой планете двадцать шесть часов, но гравия для мощения дорог всегда не хватало.

Сквозь поцарапанное и местами позеленевшее окно из кабинета Ральфа Хилтча, расположенного на третьем этаже думпера, отведенного под посольство Кулу, виднелись залитые солнцем деревянные крыши Даррингхэма, усеивавшие слегка холмистую равнину возле реки. В поселении не было и намека на какой-либо проект застройки улиц. Даррингхэм возводился не по логическому плану, а разрастался, подобно опухоли. Ральф был уверен, что земные города даже восемнадцатого столетия имели более привлекательный вид. Лалонд стал его четвертым местом назначения за пределами родного мира, и более примитивного общества он еще не видел. Побитые атмосферными осадками думперы возвышались над районами лачуг таинственными храмами, а с жалкими домишками их связывала чудовищная паутина угольно-черных силовых кабелей, растянутая между высокими столбами. Внутренние ядерные генераторы думперов производили девяносто процентов электрической энергии на планете, и Даррингхэм полностью зависел от них.

Благодаря тому что Королевский банк Кулу владел двумя процентами акций ЛСК, Министерство иностранных дел Кулу потребовало думпер для своего персонала сразу после окончания подготовительной стадии колонизации, вытеснив при этом губернаторский отдел классификации местных плодов. Ральф Хилтч был благодарен за этот произведенный двадцать лет назад политический маневр с выкручиванием рук; он обеспечил ему кабинет с кондиционером и маленькую двухкомнатную квартирку по соседству. В качестве торгового представителя Ральф мог претендовать на более просторные апартаменты в посольском квартале в самом городе, но его фактическая должность главы отделения Агентства внешней безопасности Кулу требовала надежного убежища, которое и обеспечивал старый думпер с его карботановым корпусом. Кроме того, резиденция посольства, как и все остальное в Даррингхэме, была построена из дерева, и в ней постоянно что-то протекало и гнило.

Хилтч следил за почти непроницаемой серебристо-серой стеной ливня, надвигающейся с океана и постепенно скрывающей ярко-зеленую полосу под крышами южной части города, обозначавшую начало джунглей. Это был уже третий ливень за сегодняшний день. Один из пяти экранов на противоположной стене в режиме реального времени показывал изображение Амариска и океана к западу от него, передаваемое с метеорологического спутника. И континент, и океан почти полностью скрывали спиральные завитки облачности. Печальный опыт подсказывал, что дождь будет идти еще часа полтора.

Ральф откинулся на спинку стула и перевел взгляд на человека, настороженно выпрямившегося на краешке сиденья по другую сторону стола. Маки Грейтер постарался не ерзать под его взглядом. Это был двадцативосьмилетний менеджер третьего класса из отдела транспорта губернаторской администрации, одетый в желтовато-коричневые шорты и зеленую рубашку; его лимонно-желтая непромокаемая куртка висела на спинке стула. Как почти все служащие гражданской администрации, он был продажен; чиновники старались вознаградить себя за прозябание в этой глуши тем, что пытались обкрадывать и ЛСК, и колонистов. Ральф завербовал Маки Грейтера два с половиной года назад, то есть уже через месяц после своего приезда. Ему не пришлось при этом прибегать к хитрым уловкам, понадобилось всего лишь выбрать подходящую кандидатуру из толпы желающих. Ральф с грустью вспомнил, что были времена, когда он мечтал встретить чиновника, который не продавался бы за один шелест вездесущих эденистских комбодолларов. После окончания командировки на Лалонде, то есть через три года, ему придется потратить уйму времени на повышение квалификации. В этом мире подрывная деятельность не требует особого мастерства.

По правде говоря, он уже сомневался, стоило ли АВБ вообще проводить операции в этих джунглях, населенных существами, чье развитие остановилось на уровне неандертальцев. Но, с другой стороны, Лалонд находится всего в двадцати двух световых годах от княжества Омбей, нового доминиона королевства Кулу, которое само проходит всего вторую стадию развития. Правящая династия Салдана хотела иметь уверенность в том, что развивающийся Лалонд не превратится во врага. Ральфу и его коллегам было предписано наблюдать за политической эволюцией колонии и при необходимости оказывать тайную помощь кандидатам с нужными взглядами; деньги или компромат на соперников — не имело значения. Формирование независимой политики колонии могло занять не одно столетие, поэтому АВБ старалось обеспечить избрание кандидатов, настроенных к королевству доброжелательно. В основном это относилось к должностным лицам.

Программа была рассчитана на долговременную перспективу; несколько миллионов фунтов сейчас против миллиардов в случае любого военного противостояния в будущем, когда на Лалонде возникнут технические и экономические условия для постройки боевых кораблей. Бог свидетель, представители династии Салдана все проблемы рассматривали только с этой точки зрения, поступать иначе — при их продолжительности жизни — было бы просто неразумно.

Ральф приветливо улыбнулся Маки Грейтеру.

— В этой группе кто-то представляет для нас интерес?

— Ничего такого, что бросалось бы в глаза, — ответил гражданский служащий. — Все уроженцы Земли. Обычные привы, никчемные хулиганы, достаточно глупые, чтобы попасться. Политических ссыльных нет, по крайней мере в списках никто не отмечен.

За его головой экран, демонстрирующий не слишком напряженное движение на орбите Лалонда, показал еще один космоплан, пристыковавшийся к кораблю, перевозящему колонистов.

— Отлично. Я все проверю еще раз, — многозначительно произнес Ральф.

— Да, конечно. — Губы Маки Грейтера скривились в смущенной ухмылке.

Он вытащил процессорный блок и датавизировал припасенные файлы.

Ральф отметил поток информации, поступающей в нейронаноники, и направил ее в свободные ячейки памяти. Отслеживающие программы обработали пятьдесят пять сотен имен, сравнив их с основным списком наиболее опасных политических агитаторов, известных АВБ. Совпадений не было. Позже он перегонит файл в процессорный блок и проведет сравнение с огромным каталогом рецидивистов, их изображений, а в отдельных случаях и данных ДНК, которые АВБ удалось собрать по всей Конфедерации.

Ральф опять взглянул в окно и увидел группу вновь прибывших, едва двигавших ногами по грязной дороге, которая вилась мимо небольшого зеленого участка с чахлыми розами, за неимением лучшего считавшегося посольским садом. Разразившийся ливень в несколько секунд вымочил людей до нитки. Вода склеила волосы, серые комбинезоны мгновенно прилипли к телам и стали похожи на морщинистую шкуру ящериц. Женщины, дети, мужчины — все казались одинаково жалкими и несчастными. Возможно, их лица были мокры и от слез, но сказать точно из-за дождя он не мог бы. А до транзитного общежития ниже по реке им предстояло пройти еще три километра.

— Боже, только посмотри на них, — пробормотал он. — И это надежда планеты на будущее. Они даже не способны толком из космопорта до города добраться, хоть бы один про непромокаемую накидку вспомнил.

— Вы когда-нибудь бывали на Земле? — спросил Маки Грейтер.

Ральф, удивленный вопросом молодого человека, отвернулся от окна.

Обычно Маки просто дожидался перевода денег и спешил улизнуть.

— Нет.

— А я был. Эта планета просто улей, плодящий неудачников. Наше славное прошлое. По сравнению с ней будущее этой планеты выглядит не так уж плохо.

— Что ж, возможно.

Ральф выдвинул ящик стола и достал кредитный диск Юпитерианского банка.

— С этой группой колонистов вверх по реке отправляется кое-кто еще, — сказал Маки. — Я узнал об этом, поскольку наш отдел зарезервировал для него спальное место на корабле.

Ральф помедлил, прежде чем одобрить перевод обычных трех сотен комбодолларов.

— И кто же это?

— Пристав из службы шерифа. Его имени я не знаю, но известно, что его командировали в провинцию Шустер, чтобы что-то разнюхать.

Ральф выслушал рассказ Маки Грейтера о пропавших семьях фермеров и прикинул возможные осложнения. В администрации губернатора, видимо, сочли это важным происшествием, поскольку приставов на планете было всего пятеро: отлично обученные воины с улучшенным нейронанониками метаболизмом и превосходно вооруженные. Власти колонии привлекали их к решению самых серьезных вопросов вроде бандитизма или угрозы бунта, то есть проблем, требующих срочных действий.

Перед Ральфом стояла и еще одна задача: следить за активностью пиратов в системе Лалонда. Огромный торговый флот процветающего Кулу вел непрерывную войну с кораблями наемников. Колонизируемые планеты, где не было ни порядка, ни определенной политики, ни хороших средств коммуникации, служили идеальными рынками сбыта краденых товаров, а у большинства иммигрантов все же хватало ума захватить с собой кредитные диски с комбодолларами. Особенно пышно контрабанда процветала в удаленных от центра районах, где мечты развеивались в первые же недели, когда становилось ясно, как трудно прожить без уютного комфорта аркологии, где никто не интересовался, откуда берется современное оборудование для энергоснабжения или медицинские пакеты.

Возможно, эти люди заинтересовались источником неожиданного изобилия.

— Спасибо, что известил меня, — сказал Ральф и увеличил плату до пятисот комбодолларов.

Маки Грейтер, увидев, что его диск зарегистрировал получение премии, расплылся в благодарной улыбке.

— Всегда рад услужить.

Дженни Харрис вошла ровно через минуту после служащего транспортного отдела. Лейтенант АВБ участвовала в своей второй операции вне родного мира. У нее было довольно плоское лицо, слегка загнутый вниз нос, коротко подстриженные рыжеватые волосы и тонкая фигура, не дававшая представления о ее настоящей силе. За два года совместной работы на Лалонде Ральф убедился в компетентности Дженни и мог посетовать только на то, что в любой ситуации она строго следовала стандартным процедурам, принятым в АВБ.

Дженни Харрис внимательно выслушала повторенный Ральфом рассказ Маки Грейтера.

— Я не слышала, чтобы в верховьях реки появилось необычное оборудование, — сказала она. — Стандартный черный рынок предметов, которые служащие космопорта крадут у приезжающих колонистов.

— Что у нас в активе по провинции Шустер?

— Немного, — неохотно признала она. — В основном мы полагаемся на сведения о контрабанде из конторы шерифа и, для полноты картины, от судовых экипажей. На самом деле главная проблема — это связь. Мы могли бы обеспечить агентов в верховьях реки коммуникационными блоками, но спутники флота Конфедерации перехватят любые передачи, даже зашифрованные.

— Ладно, — кивнул Ральф.

Старое противоречие — срочность против риска оказаться обнаруженным. На этой стадии развития на Лалонде не могло быть ничего особо срочного.

— Не отправляется ли в верховья кто-то из наших?

Дженни Харрис помедлила, пока ее нейронаноники анализировали расписания.

— Есть. Капитан Ламборнэ через пару дней повезет вверх по реке группу новых колонистов, они будут осваивать земли рядом с провинцией Шустер. Она хороший курьер, обычно я через нее получаю донесения от наших агентов.

— Отлично, попроси ее выяснить все, что возможно, о пропавших семьях и о том, не появлялось ли там необычное оборудование. А я тем временем встречусь с Соланки, может, он об этом что-то слышал.

Кельвин Соланки нес службу в небольшом отряде флота Конфедерации, базировавшемся в Даррингхэме. Конфедерация обещала одинаковую защиту всем планетам, независимо от степени их развития, и база в Даррингхэме должна была служить зримым тому подтверждением. Чтобы подчеркнуть подобное отношение, на Лалонд дважды в год приходил эсминец Седьмой флотилии, приписанной к Роэрхейму, расположенному на расстоянии сорока двух световых лет. В промежутках между этими визитами наблюдение в звездной системе осуществляла целая эскадрилья спутников «ЭЛИНТ», передающих информацию непосредственно в представительство флота.

Как у Ральфа и других агентов, у них имелась и вторая задача — следить за деятельностью пиратов.

Ральф представился капитан-лейтенанту Соланки вскоре после своего приезда. Салдана слыли убежденными сторонниками Конфедерации, поэтому взаимодействие в пресечении пиратской деятельности было вполне достаточным для этого поводом. Ральф старался поддерживать дружбу с Соланки отчасти и потому, что во флотской столовой готовили лучше, чем где бы то ни было в городе, а о побочной деятельности Ральфа ни тот, ни другой никогда не упоминали.

— Хорошая идея, — согласилась Дженни Харрис. — С Ламборнэ я встречусь сегодня же вечером и объясню ей, что нам нужно. Но она настаивает на оплате, — осторожно добавила Дженни.

Ральф запросил личное дело Ламборнэ из памяти нейронаноников и, ознакомившись, сокрушенно покачал головой, увидев, во что обходятся им услуги этой женщины. Он даже мог себе представить, сколько она запросит за этот сбор информации.

— Ладно, я одобрю выплату. Только постарайся, пожалуйста, ограничить ее аппетит тысячей комбодолларов.

— Постараюсь.

— Когда договоришься с Ламборнэ, свяжись с нашим информатором в администрации губернатора, пусть выяснит, что заставило достопочтенного Колина Рексрью послать пристава для расследования исчезновения людей, о которых раньше никто и не слышал.

После ухода Дженни Харрис он датавизировал список вновь прибывших в процессорный блок для подробного анализа и, откинувшись на спинку стула, стал размышлять, что именно можно рассказать Соланки. При некотором везении он сумеет затянуть встречу и получить приглашение пообедать в столовой.

Глава 6

Крошечные голубые огоньки ионного маневренного двигателя адамистского корабля «Даймасио», идущего в двадцати двух тысячах километров впереди «Эноны», исчезли в космической тьме. Через оптические сенсоры космоястреба Сиринга увидела, как погасли яркие искорки света. Направляющие векторы, построенные благодаря пространственному инстинкту «Эноны», развернулись перед ее мысленным взглядом. Произведенные космоястребом расчеты безошибочно указывали на то, что «Даймасио» направлялся к звездной системе Хонек в восьми световых годах отсюда.

— Я думаю, это то, что мы ищем, — передала Сиринга Тетису.

«Гракх», космоястреб ее брата, дрейфовал в тысяче километров в стороне от «Эноны»; оба корабля до минимума снизили мощность искажающих пространство полей. Они придерживались режима строжайшей скрытности, по возможности уменьшив излучение энергии. В жилом тороиде не было даже силы тяжести. Экипаж обходился концентратами, выбросы отходов прекратились, и результаты жизнедеятельности собирались в гигиенические пакеты; не было даже горячей воды. Сеть теплоотводящих кабелей покрывала и тороид, и весь корпус корабля, а поверх лежал толстый слой пенистого светопоглощающего изолятора. Выделяемое тепло накапливалось в сети и излучалось одной-единственной панелью, всегда обращенной в противоположную сторону от их цели. Отверстия были оставлены только для корабельных сенсоров. «Энона» постоянно жаловалась на зуд, вызываемый дополнительным покрытием, что было довольно смешно, но Сиринга молчала — пока.

— Я согласен, — ответил Тетис.

Сиринга ощутила нервную дрожь, смешанную с чувством облегчения, — слишком уж долго им пришлось сдерживаться. Они семнадцать дней гонялись за «Даймасио», держась в двадцати-тридцати тысячах километров позади, пока корабль адамистов произвольным курсом метался между необитаемыми звездными системами, явно стараясь вычислить и сбить со следа любого возможного преследователя. Такая погоня давалась нелегко даже эденистам, не говоря уж о двух десятках адамистов, военных из состава флота, бывших у них на борту. Способность их сурового капитана Ларри Коурица поддерживать дисциплину во время всей миссии вызывала невольное уважение у Сиринги. Лишь немногие из адамистов могли заслужить подобное отношение.

После введения окончательных координат для маневра Сиринга представила себе, как «Даймасио» убирает внутрь корпуса сенсоры и термоотводящие панели, готовясь к прыжку, и насыщает энергией формирующие узлы.

— Готова? — спросила она у «Эноны».

— Я всегда готова, — резко ответил космоястреб.

Да, окончание этой миссии ее очень бы обрадовало.

Подписать семилетний контракт с флотом Конфедерации сестру убедил Тетис, обладающий сильно развитым чувством долга и ответственности и легко поддающийся порывам энтузиазма. Сиринга и сама была не против отслужить на флоте определенный срок, тем более что Афина нередко рассказывала озорным детям о своей службе, рисуя красочные картины отважных подвигов, совершаемых благодаря всеобщему духу товарищества. Сиринга только не планировала этот шаг так скоро — всего через три года после начала их полетов с «Эноной».

Космоястребы при своей мощности и маневренности составляли значительную часть боевой мощи Космических сил Конфедерации, и адмиралы охотно нанимали их в качестве кораблей-перехватчиков. «Энона» и «Гракх» после оснащения наступательными и защитными боевыми системами, а также обширным набором дополнительных электронных сенсоров прошли трехмесячные подготовительные курсы, а затем получили приписку к Четвертой флотилии, штаб-квартира которой находилась на Ошанко, столичной планете Японской империи.

Несмотря на наднациональную доктрину флота, экипажи космоястребов всегда комплектовались из числа эденистов. Сиринга сохранила свой первоначальный экипаж: Кейкус, инженер систем жизнеобеспечения; Эдвин, отвечающий за механическое и электрическое оборудование тороида; Оксли, многопрофильный пилот, знающий не только вспомогательные космические суда, но и атмосферные флаеры с ионными двигателями; Тула, корабельный медик широкого профиля. И Рубен, техник ядерной установки, ставший любовником Сиринги уже через месяц после зачисления в команду, хотя в свои сто двадцать пять был старше ее ровно на сто лет.

Она как будто снова переживала роман с Олье и, несмотря на свое положение капитана, чувствовала себя невероятно юной и беззаботной. Они спали вместе, когда это позволяло расписание корабельных смен, и всегда вместе выходили в увольнение, на какой бы планете, астероиде или биотопе ни останавливался их корабль. Рубен, хоть весьма зрелого возраста, как и все эденисты, был полон физических сил, и их сексуальная связь удовлетворяла обоих, кроме того, они оба с удовольствием исследовали различные культуры, расцветшие в составе Конфедерации, и поражались их многообразию. Благодаря Рубену и его, казалось, неисчерпаемому терпению Сиринга научилась более снисходительно относиться к адамистам и их заблуждениям. И это стало одной из причин ее согласия на службу в военно-космических силах Конфедерации.

А еще она испытывала знакомое возбуждение от того, что все окружающие считали их отношения несколько шокирующими. Вследствие большой продолжительности жизни значительная разница в возрасте была нередким явлением среди эденистов, но сто лет — это уже выходило за рамки приличий. Только Афина не совершила ошибки, пытаясь урезонить свою дочь, она слишком хорошо ее знала. В любом случае эту связь нельзя было назвать серьезными отношениями; Рубен всегда находился рядом, с ним интересно и можно не бояться осложнений.

Последним членом экипажа стал Чи, откомандированный флотом на «Энону» в качестве специалиста по вооружению. Он был кадровым офицером, насколько для эдениста возможно стать частью организации, требующей от своих членов полного отказа от национального гражданства (не совсем практичное требование в отношении эденистов).

Четыре года «Энона» и «Гракх» патрулировали необитаемые звездные системы, время от времени сопровождали торговые корабли в надежде встретить пиратов, участвовали в полномасштабных учениях по отражению нападений условного противника, принимали участие в высадке десанта на промышленной станции, подозреваемой в производстве боевых ос с антиматерией, и совершали бесчисленные визиты доброй воли в космопорты по всему сектору Четвертой флотилии. Последние восемь месяцев по заданию Адмиралтейства они работали под командованием Космической разведки Конфедерации. Это преследование было третьим на их счету: на первом настигнутом корабле ничего не обнаружили; второй — черноястреб, — к величайшему огорчению Сиринги, сумел ускользнуть благодаря большей дальности прыжка. Но у «Даймасио» определенно рыльце было в пушку; КРК уже некоторое время подозревала его в перевозке антиматерии, и этот полет стал тому доказательством. В данный момент корабль готовился войти в обитаемую звездную систему, чтобы вступить в контакт с группой сепаратистов на одном из астероидов. На этот раз они произведут арест. На этот раз! В преддверии долгожданного результата даже атмосфера в каюте «Эноны», казалось, стала намного плотнее.

Нетерпением эденистов заразилась и Эйлин Карух, лейтенант КРК, осуществляющая связь со штабом. Она была пристегнута к креслу рядом с Сирингой; женщина средних лет с открытым, ничем не запоминающимся лицом, что, по мнению Сиринги, идеально подходило для действующего агента. Но скрывающаяся под обычной наружностью личность была решительна и находчива; это доказывал хотя бы тот факт, что Эйлин разгадала тайный маршрут «Даймасио».

Сейчас ее глаза были плотно закрыты; Эйлин Карух принимала датавизируемую «Эноной» информацию, поступающую к адамистам через биотехпроцессоры, сопряженные с их программными эквивалентами.

— «Даймасио» готов к прыжку, — сказала Спринга.

— Слава богу. А то у меня нервы больше не выдерживают.

Сиринга ощутила, как ее губы дрогнули в легкой усмешке. В личных отношениях с адамистами она всегда ощущала некоторую напряженность; их эмоции скрывались под непроницаемым черепом, и никогда нельзя было понять, что же они чувствуют, — для чутких эденистов это создавало определенные трудности. Но Эйлин на удивление открыто проявляла эмоции, и ее общество было приятно Сиринге.

«Даймасио» скрылся из вида. Сиринга почувствовала искажение ткани пространства энергоформирующими клетками как резкий толчок; для «Эноны» оно проявилось яркой вспышкой. Вспышкой, дающей определенные сведения. Космоястреб инстинктивно почувствовал координаты выхода корабля в реальное пространство.

— Вперед! — Передача Сиринги прозвучала отчетливо для всех.

Поток энергии наводнил энергоформирующие клетки космоястреба. В ткани пространства появился разрыв, и они нырнули в расширяющуюся червоточину. Сиринга почувствовала, что сбоку от них «Гракх» формирует собственный тоннель, а потом разрыв закрылся за кормой корабля, оставив их в небытии безвременья. Воображение в сочетании с транслируемыми реальными ощущениями космоястреба создали впечатление головокружительной скорости, но всего на пару ударов сердца — период, требуемый для прохождения червоточины. На каком-то неопределимом расстоянии впереди открылся выход, еще одна структура небытия, словно бы закручивающаяся вокруг них. Понемногу стал проявляться свет звезд, образующий вокруг корпуса тончайший узор бело-голубых линий. И через мгновение «Энона» выскочила в реальное пространство. Звезды снова превратились в осколки бриллиантов.

Горизонт событий рассеялся вокруг корпуса «Даймасио», оставив корабль в пяти световых днях от звезды системы Хонек. Сенсорные комплексы и теплоотводящие панели стали медленно подниматься над его обшивкой, словно в теплый весенний день пробуждалось спящее существо. Как и всем кораблям адамистов, ему потребовалось некоторое время, чтобы проверить координаты и убедиться в отсутствии поблизости случайных комет или каменных осколков. Этот промежуток времени был чрезвычайно важен, поскольку колоссальные искажения, сопровождающие открытие космоястребами выхода из червоточины, остались незамеченными.

Капитан «Даймасио», все еще не догадываясь о невидимых преследователях, запустил главный ядерный двигатель и направил корабль к следующей точке прыжка.

— Он снова движется, — объявила Сиринга. — Готовится войти в звездную систему. Будем перехватывать его?

Мысль о том, что антиматерия может попасть в обитаемую систему, вызывала у нее тревогу.

— Куда он направляется теперь? — спросила Эйлин Карух.

Сиринга обратилась к сводке ожидаемых событий, хранящейся в памяти «Эноны».

— Похоже, что к Кирчолу, наиболее удаленному газовому гиганту.

— На орбите есть какие-то поселения?

Она еще не научилась извлекать информацию из памяти космоястреба, как извлекала ее из электронных устройств.

— Не числится ни одного.

— Значит, у него там назначена встреча. Не задерживайте его, просто не выпускайте из вида.

— И позволить войти в обитаемую систему?

— Конечно. Послушай, если бы мы хотели поймать его на перевозке антиматерии, мы могли бы задержать его в любую минуту в течение последних трех месяцев. С момента, когда нам стало известно, что товар на борту. С тех пор как мы начали за ним следить, «Даймасио» посетил семь населенных систем, не угрожая ни одной из них. А теперь мой агент подтверждает, что капитан нашел покупателя среди отчаянных парней из числа сепаратистов. Они-то мне и нужны. Так мы сможем обезвредить одновременно и поставщика, и получателя. А если повезет, через них можно попытаться выйти и на станцию, где производится антиматерия. Выигрыш по всем направлениям, надо только проявить немного терпения.

— Хорошо. Ты все слышал? — спросила Сиринга у Тетиса.

— Конечно, слышал. И она права.

— Я понимаю, но… — Ее мысли окрасились сложной гаммой нетерпения и неудовлетворенности.

— Смирись, младшая сестренка. — Эти слова сопровождал мысленный смех.

Тетис всегда знал, чем ее поддеть. «Гракх» родился раньше «Эноны», но существовала еще и разница в размерах; при диаметре корпуса в сто пятнадцать метров «Энона» была самым крупным из потомков «Иасиона». Да и сам Тетис смог превзойти сестру в физическом отношении только в период половой зрелости, когда в процесс включились гормоны роста. Но между ними всегда существовала близость, и они постоянно соревновались друг с другом.

— Никогда не встречал такого несуразного капитана, — поддразнил ее Рубен. — Никакой выдержки, сплошное юношеское безрассудство. Это о вас, юная леди. Когда все закончится, я уволюсь с корабля, и плевать на условия контракта.

Она рассмеялась вслух, но из уважения к Эйлин постаралась скрыть смех кашлем. Несмотря на врожденную привычку к откровенности, приобретаемую вместе с геном сродственной связи, способность Рубена уловить ее эмоциональное состояние всегда вызывала у Сиринги изумление.

— Но на другие мои подростковые качества ты никогда не жаловался, — парировала она, сопровождая свою мысль весьма откровенным визуальным образом.

— Ох, леди, дай только закончить смену.

— Я тебе это припомню.

Перепалка с Рубеном немного ослабила напряженность ожидания.

Для прыжка к планете требовалась более точная траектория, чем в межзвездном пространстве, и «Даймасио» добрых пятнадцать минут потратил на выравнивание курса. Наконец его новый орбитальный вектор уперся в Кирчол, после чего корабль трансформировался для прыжка.

— Прошу проверить состояние боевых систем, — скомандовала Сиринга, как только пламя двигателей «Даймасио» начало угасать.

— Боевые осы и защитные системы ближней обороны активированы, — ответил Чи.

— Отлично. Всем готовность номер один. Неизвестно, сколько противников имеется на орбите Кирчола, так что будем приближаться с максимальной осторожностью. Адмирал желает получить этот корабль неповрежденным, но в случае численного перевеса противника мы запустим боевых ос и отойдем. Будем надеяться, что это и есть их гнездо.

До нее отчетливо донеслось мысленное ворчание:

— Лишь бы это не был еще один отвлекающий маневр. Надоело.

Оттенок нескрываемой усталости безошибочно подсказал ей, что это Оксли, по возрасту превосходивший даже Рубена — ему было сто пятьдесят. Синон рекомендовал его, когда Сиринга набирала свой первый экипаж, и Оксли остался в команде при переходе во флот исключительно из личной преданности. Это лишь усиливало чувство вины.

«Даймасио» прыгнул.

Кирчол казался грязно-коричневым шаром, висящим в трехстах семидесяти тысячах километров от «Эноны» в окружении спутников, тускло мерцающих в лучах угасающей звезды. Этого газового гиганта никак нельзя было сравнить с величественным Сатурном, слишком уж он оставался невзрачным и блеклым. Даже его атмосферным бурям не хватало свирепости.

«Даймасио» и оба космоястреба появились над южным полюсом; все они на фоне гигантской планеты оставались почти незаметными: одно тусклое пятнышко и две угольно-черные пылинки, невероятно медленно опускавшиеся вниз под действием захватившей корабли силы притяжения.

Сиринга подключила мысленный канал связи с Чи, чтобы объединить сенсорное восприятие «Эноны» и знания канонира о возможностях их боевых ос. Ее натянутые нервы, казалось, охватывали огромное пространство, вызывая где-то вдали тревожную дрожь.

«Даймасио» начал транслировать простой радиосигнал, передавая закодированное сообщение, направленное в сторону газового гиганта. Сиринга поняла, что посланный с его позиции сигнал не достигнет поселений внутри системы и риск перехвата минимален в течение нескольких часов, пока радиоволны не распространятся по огромному пространству.

Ответный импульс поступил с орбиты Кирчола, с точки, недосягаемой для сенсоров «Эноны». Его источник пришел в движение, покидая орбиту с ускорением в пять g. Сенсоры «Эноны» не обнаружили ни инфракрасного излучения, ни выбросов ядерных двигателей. Радиопередача оборвалась.

— Черноястреб. — Мысль, окрашенная трепетом предвкушения, молнией пронеслась в умах эденистов на обоих кораблях.

— Он мой, — заявила Сиринга, обращаясь к Тетису по личному каналу.

Воспоминание о предыдущем черноястребе, сумевшем от них ускользнуть, все еще причиняло ей боль.

— Ой, брось, — запротестовал Тетис.

— Мой, — решительно повторила она. — Хватит с тебя и захвата антиматерии на втором корабле. Чего тебе еще нужно?

— Следующий черноястреб будет моим.

— Конечно, конечно, — постаралась успокоить она брата.

Тетис, не переставая ворчать, уступил. Он предпочитал не спорить с Сирингой, когда она была в подобном настроении.

— Следуем за ним? — напряженно спросила «Энона».

— Обязательно, — заверила она.

— Отлично, мне неприятно, что мы упустили предыдущую цель. Я могла бы повторить его прыжок.

— Нет, не могла. Это же девятнадцать световых лет. Ты рисковала повредить энергоформирующие клетки. Наш предел — пятнадцать световых лет.

«Энона» ничего не ответила, но Сиринга ощущала ее негодование. Она чуть было не поддалась соблазну совершить прыжок большей дальности, чем обычно, но страх причинить повреждения космоястребу ее удержал. И еще опасение оставить экипаж без помощи в открытом космосе.

— Я бы никогда не поставила под угрозу тебя и твою команду, — мягко сказала «Энона».

— Я знаю. Но это было обидно, правда?

— Очень!

Черноястреб по плавной кривой поднялся над плоскостью эклиптики. Хоть он и замедлил ход для встречи с «Даймасио», ни одному из ожидающих космоястребов не удавалось определить его размеры и форму. До него оставалось еще около тридцати тысяч километров, слишком много для оптического наблюдения, а малейшее проявление искажающего поля немедленно выдало бы их присутствие.

Преследуемые корабли сблизились до пяти тысяч километров и возобновили обмен радиосигналами, содержащими непрерывный поток зашифрованной информации. Это сильно облегчило слежение; пассивные сенсоры «Эноны» определили положение целей с точностью до полуметра. Сиринга дождалась, пока между ними осталось не более двух тысяч километров, и тогда отдала приказ о перехвате.

— Оставаться на местах! — во всю мощь прокричала «Энона» по каналу сродственной связи. И ощутила, как дрогнул разум черноястреба. — Погасить ускорение, никаких попыток совершить прыжок. Ждите стыковки и высадки группы досмотра.

В жилом отсеке восстановилась сила тяжести, нарастающая с неприятной скоростью. «Энона» и «Гракх» устремились к своим жертвам с ускорением в восемь g. «Энона» могла создать в тороиде контрускорение в три g, но на долю Сиринги и остальных оставалось еще пять g. Усиленные внутренние мембраны Сиринги могли это вынести, но она боялась, что черноястреб попытается бежать. Его экипаж почти наверняка пользовался нейронанониками, позволяющими выдерживать и большее ускорение, и в случае погони экипажу «Эноны» придется тяжело, особенно Рубену и Оксли.

Но тревога оказалась напрасной. После переданного приказа «Эноны» черноястреб свернул свое искажающее поле. Тем не менее Сиринга отчетливо ощущала в его мыслях мрачную ярость — скорее всего, эхо настроения капитана. И еще мелькнуло имя или по крайней мере настойчивое желание идентифицировать себя: «Вермуден».

«Гракх» направил на «Даймасио» радиосигнал, содержащий тот же приказ: оставаться на месте. В случаях с кораблями адамистов самым практичным вариантом было принуждение. Космоястреб расширил свое искажающее поле, нарушив вокруг «Даймасио» квантовое состояние пространства; если бы корабль адамистов теперь попытался совершить прыжок, взаимодействие полей вызвало бы нестабильность в его формирующих узлах, что привело бы к взрыву десинхронизированных энергетических локусов и смертельному исходу.

«Энона» и «Гракх» разошлись, следуя каждый к выбранной цели. Перед мысленным взором Сиринги уже отчетливо проявился силуэт «Вермудена»: приплюснутый луковообразный корпус диаметром сто пять метров с тонким шпилем, выдающимся за пределы обшивки еще на шестьдесят метров. Вместо тороида для экипажа на нем были механически закреплены три серебристые капсулы, равномерно расположенные вокруг верхней части корабля; одна служила рубкой, способной вместить пять или шесть человек, в другой размещался небольшой космоплан, а третья была грузовым отсеком. Под его обшивкой бушевали радужные вихри, свидетельствующие о чрезвычайном возбуждении всех корабельных систем.

— Капитан Коуриц, прошу вас со своим отрядом пройти к шлюзу, — объявила Сиринга, как только «Энона» замедлила ход, готовясь к стыковке. — Имейте в виду, что внутренний объем рубки составляет около четырех сотен кубических метров.

«Вермуден» замер в трехстах километрах от них, выделяясь на темном фоне тусклым, слегка желтоватым полумесяцем. Сиринга чувствовала, как Чи наводит на черноястреба лучи оборонительных лазеров, используя для точности прицела электронные и биотехсенсоры.

— Я пойду с ними, — заявила Эйлин Карух и хлопнула ладонью по замку ремня безопасности.

— Проследи, чтобы капитана «Вермудена» сразу отправили сюда, — сказала Сиринга. — А я пошлю с вами одного из своих людей, чтобы отвести «Вермуден» к штабу флота. В отсутствие своего капитана черноястреб будет подчиняться эденисту.

«Энона» подошла вплотную к «Вермудену», повернувшись таким образом, что корма оказалась точно над верхней частью корпуса черноястреба. Из жилого тороида выдвинулся переходной шлюз. За его люком замер в ожидании отряд десантников, закрытых броней и с оружием наготове. Сила тяжести внутри тороида вернулась к привычному земному стандарту.

Сиринга приказала капитану «Вермудена» выдвинуть шлюз.

«Даймасио» взорвался.

Его капитан, столкнувшись с неминуемой перспективой принудительной выкачки памяти, за которой его ждала столь же неминуемая встреча с расстрельной командой флота Конфедерации, решил заплатить жизнью экипажа и корабля за уничтожение «Гракха». Он дождался, пока космоястреб подойдет на километр, чтобы приступить к стыковке, и отключил систему стабилизации камеры, где хранилась антиматерия.

Пятьсот граммов антиматерии вырвались из хранилища и мгновенно поглотили такое же количество обычного вещества.

Находящейся в двух тысячах километров «Эноне» показалось, что волновой фронт стихийного выброса энергии расколол Вселенную пополам. На одной стороне по-прежнему мерцали ничем не потревоженные звезды, на другой исчезло все, заслоненное непреодолимой стеной разбушевавшихся фотонов.

Сиринга ощутила, как яростная вспышка захлестнула «Энону», мгновенно иссушив клетки оптических рецепторов. Сродственная связь послужила проводником для фиолетово-белых сполохов, затопив мозг потоком фотонов, едва не лишившим ее сознания. И в этом сиянии мелькали сгустки темноты, летящие, словно подхваченные ураганом птицы. Проносясь мимо, они взывали к ней мысленными окриками, иногда словами, иногда образами людей и мест, а иногда запахами, оттенками вкуса, прикосновениями, смехом, музыкой, жарой, прохладой и сыростью. Мысли, передаваемые в нервные клетки «Эноны». Но разрозненные, неполные. Поврежденные.

— Тетис! — закричала Сиринга.

Она не могла отыскать его в этом хаосе. И слепящий свет обратился всеобъемлющей болью. Страдание и ненависть исторгли из ее груди протяжный вопль.

Искажающее поле «Вермудена» расширилось и окрепло, оказывая колоссальное давление на устойчивую структуру реальности. Открылся широкий вход червоточины.

Чи нанес удар гамма-лазерами. Но лучи пронзили пустоту. Разрыв уже закрывался.

Меньше чем через две секунды после взрыва «Даймасио» вслед за электромагнитным излучением на «Энону» обрушилась ударная волна частиц, едва не сорвав слой защитной пены. Космоястреб, не обращая внимания на повреждения, наблюдал за формированием червоточины — тоннеля сквозь пустынные измерения. Расход энергии черноястреба задавал размер и детерминантную длину тоннеля. «Энона» точно определила координаты терминуса на расстоянии в двадцать один световой год — предельная дальность прыжка для черноястреба.

— Сейчас! — пронеслась яростная мысль «Эноны».

В ее собственные энергоформирующие клетки хлынул поток энергии.

— Нет! — Страх вывел Сирингу из состояния боли и шока.

— Я знаю способ его догнать. Доверься мне.

Какая-то предательская часть сознания, жаждущая возмездия, дала разрешение космоястребу на прыжок, и после этого Сиринга могла лишь беспомощно смотреть, как пространственная щель окутывает корабль. Но тревога рассеялась, едва она поняла, что тоннель протянулся всего на тринадцать световых лет. И как только показался выход, стало ясно, что в формирующих клетках снова запульсировала энергия. Мгновенное осознание происходящего вызвало у Сиринги мстительный смех.

— Я же говорила, — самодовольно усмехнулась «Энона».

Отчаянный прыжок на двадцать один световой год почти до предела истощил мощность «Вермудена». Корабль ощущал, как напрягся капитан, лежащий в противоперегрузочном кресле, как выгнул спину, как натянулись все его мышцы, когда нагрузка увеличилась вдвое. Псевдоматерия червоточины скользнула по обшивке, не подвергая ее физическому воздействию, но тем не менее усиливая напряжение. Наконец впереди показался выход. Звездный свет замерцал загадочными узорами.

«Вермуден» выскочил в вакуум реального пространства, излучая облегчение всем своим существом.

— Отличная работа, — похвалил его капитан.

«Вермуден» ощутил, как расслабляются мышцы груди и рук человека, почувствовал его глубокий вдох.

Внезапно мощные лучи лазеров ударили в корпус, ослепляя оптические сенсоры розоватым светом. В восьмидесяти метрах от центрального шпиля в направлении дьявольского красного сияния Бетельгейзе возникло линзообразное тело диаметром сто пятнадцать метров.

— Что за черт… Как? — воскликнул капитан.

— Это пока лишь лазеры наведения, — сказала «Энона». — Если я замечу малейшее изменение в энергоформирующих клетках, гамма-лазеры разрежут твой корпус пополам. А теперь выдвигай шлюз. Кое-кто у меня на борту с нетерпением ждет встречи с тобой.

— Я не знала, что космоястребы на такое способны, — сказала Эйлин Карух пару часов спустя.

Капитан «Вермудена» Генри Сиклари и двое остальных членов экипажа уже были заперты в карцере на борту «Эноны»; новая команда во главе с Кейкусом знакомилась с системами черноястреба. Кейкус полагал, что они уже через сутки смогут привести «Вермуден» на Ошанко.

— Вы о последовательных прыжках? — уточнила Сиринга. — Их ничто не может остановить, необходимо лишь обостренное чувство пространства у космоястреба. — И мысленно добавила: — Как у тебя.

— Я тебя люблю, — ответила «Энона», невозмутимо принимавшая как похвалы, так и укоры, сыпавшиеся на нее после необычного маневра.

— У тебя на все есть ответ, да? — спросила Сиринга, но на этот раз в ее мыслях не было и тени усмешки.

Тетис. Его широкое улыбающееся лицо, покрытое мальчишескими веснушками, непослушные волосы цвета песка, долговязая, слегка неуклюжая фигура. И долгие часы, проведенные в совместных странствиях в окрестностях Ромула.

Он был частью ее личности, как и «Энона». Настолько близким ей по духу, что их можно было назвать духовными близнецами. А теперь его нет. Отнят у нее, вырван из нее, и больше не будет совместных рейдов, общих разочарований и общих успехов.

— Я тоже скорблю по нему, — прошептала «Энона», излучая мысленное сочувствие.

— Спасибо. И яйца «Гракха» тоже пропали. Это ужасная несправедливость. Ненавижу адамистов.

— Нет, это недостойно нас. Посмотри, Эйлин и десантники разделяют наше горе. Дело не в адамистах. Только в отдельных особях. Всегда только в отдельных личностях. Даже у эденистов есть свои недостатки, не так ли?

— Да, есть, — согласилась Сиринга, поскольку признавала справедливость этих слов.

Но часть ее сознания опустела, в ней не хватало улыбки брата.

Афина догадалась о произошедшем несчастье, как только «Энона» вынырнула над Сатурном. Она сидела в садовой беседке и кормила из биотехрожка двухмесячную Климену, как вдруг повеяло холодом недоброго предчувствия. В страхе перед грядущей бедой она прижала к груди свою вторую прапраправнучку. Малышка, потерявшая сосок, протестующе захныкала в тесноте этих объятий. Афина поспешно передала Климену своему праправнуку, и тот постарался успокоить ребенка мысленными уговорами. А потом Афина ощутила пугающе тусклый разум Сиринги и осознала весь ужас произошедшего.

— Неужели от него ничего не осталось? — печально спросила она.

— Кое-что, — ответила Сиринга. — Но так мало, мама, прости.

— Мне было бы достаточно одной мысли.

Вскоре «Энона» подошла к Ромулу и передала сущности биотопа тщательно сохраненные фрагменты мыслей. Драгоценные неосязаемые останки жизни, единственное наследие Тетиса и его экипажа.

Почившие друзья, любовники и мужья Афины вышли из мультисущности Ромула, чтобы предложить ей свою поддержку, ободрить и хоть как-то смягчить удар. Они обещали сделать все, что только возможно. Она ощутила, как дрожащее марево мыслей, следов, остатков ее сына медленно вплетается в сплоченную целостность коллективного сознания, и это немного успокоило ее боль.

Афина давно была знакома со смертью, но эта утрата казалась ей особенно тяжелой. В каком-то уголке ее сознания всегда теплилась надежда, что космоястребы и их капитаны в некотором роде бессмертны, по крайней мере неподвластны таким нерациональным катастрофам. Глупая, почти детская вера, потому что своими детьми она дорожила больше всего. Ее последняя связь с «Иасионом», их потомки.

Через полчаса, одетая в простую черную форму, Афина стояла в зале прибытия космопорта; горделивая одинокая фигура; морщины на ее лице, как никогда раньше, не скрывали ни одного из ста тридцати пяти прожитых лет. Она смотрела, как «Энона» и ее скорбный эскорт из двух космоястребов обороны Сатурна появляются из темноты и плавно спускаются к краю выступа. «Энона» с почти человеческим мысленным вздохом облегчения приземлилась на свободную площадку. Трубы подачи питательной жидкости, словно короткие слепые щупальца, поднялись над цоколем и уткнулись в разъемы нижней части корпуса корабля; мышцы сфинктера растянулись, обхватывая наконечники, а потом снова сжались и обеспечили надежное соединение. «Энона» жадно глотнула питательную смесь, изготавливаемую в недрах Ромула, заполняя внутренние полости и утоляя жажду, восстанавливая силу каждой клетки своего организма. На Ошанко они пробыли ровно столько, сколько потребовалось, чтобы передать Генри Сиклари представителям власти в порту и дать возможность присланным специалистам принять командование над «Вермуденом». После этого Сиринга дала команду возвращаться прямиком к Сатурну.

Афина с искренним беспокойством окинула взглядом огромный корабль.

«Энона» прибыла в плачевном состоянии: защитный слой пены местами прогорел и начал отслаиваться, теплоотводящие панели жилого тороида оплавились, комплексы электронных датчиков превратились в потеки застывшего шлака, а сенсорные блистеры, во время взрыва обращенные к «Даймасио», выгорели, и их клетки погибли.

— Я в порядке, — сказала она Афине. — Пострадали в основном механические системы. А биотехники обещают пересадить мне новые сенсорные блистеры. И я больше никогда не буду жаловаться на защитный слой пены, — грустно добавила она.

А потом из шлюза показалась Сиринга; у нее сильно ввалились щеки, волосы будто прилипли к голове, а походка была скованной, как у приговоренного смертника. Афина ощутила, как к ее глазам наконец подступают слезы. Она крепко обняла обессилевшую от горя дочь, стараясь облегчить ее печаль своим сочувствием, своим материнским утешением.

— Это не твоя вина.

— Если бы я не…

— Прекрати, — строго приказала Афина. — Ты многим обязана Тетису и «Гракху», так что не стоит опускаться до бессмысленных сожалений. Ты сильнее этого, намного сильнее.

— Да, мама.

— Он сделал то, что хотел сделать. Он поступил правильно. Подумай, сколько миллионов жизней было бы потеряно, если бы эта антиматерия попала на беззащитную поверхность планеты.

— Много, — безвольно согласилась Сиринга.

— А он спас их. Мой сын. Благодаря ему они будут жить, рожать детей и смеяться.

— Но это так больно!

— Это потому, что мы более человечны, чем любые из адамистов. Наша способность к эмпатии никогда не позволяет скрыть свои чувства, и это прекрасно. Но ты всегда должна соблюдать баланс, Сиринга; это плата за то, чтобы оставаться человеком. Поэтому мы должны придерживаться узкой тропинки. С одной стороны опасность скатиться в материальную чувственность, с другой — соблазн возомнить себя божеством. И то и другое тянет нас, искушает. Но без этих двух сил, терзающих твою психику и постоянно пребывающих в конфликте, ты никогда не сможешь любить. Именно они, противоположные стремления, пробуждают наш разум и наши страсти. Так что извлеки урок из этого страшного эпизода, научись гордиться Тетисом и его поступком, и тем самым облегчишь свое горе. Я знаю, это тяжело, а для капитана тяжелее, чем для кого бы то ни было. Только мы полностью открываем свои души другому существу, мы глубже чувствуем и страдаем сильнее. И зная все это, зная, с чем тебе придется столкнуться, я все-таки решила произвести тебя на свет, потому что в жизни есть и много радости.

Круглый дом, уютно расположившийся в объятиях долины, ничуть не изменился, в нем все так же шумела ватага беспокойных ребятишек, отдыхали усталые взрослые и суетились биотехи-домошимпы. Сиринга как будто никуда и не уходила. Афина, стоявшая во главе семьи из восемнадцати детей, сорока двух внуков, одиннадцати правнуков и еще двух отпрысков четвертого поколения, не имела ни минуты покоя. Девяносто процентов взрослых так или иначе участвовали в космических полетах, а это означало, что их подолгу не бывало дома. Но по возвращении в первую очередь они приходили в дом и к Афине, а уж потом решали, оставаться или идти куда-то еще.

— Это пансион, бордель и детский сад под общим названием «У Афины», — не раз в шутку говорила про свой дом постаревшая экс-капитан.

Младшие дети с радостью встретили Сирингу и, непрерывно галдя, собрались вокруг, требуя поцелуев и рассказов об увиденных планетах, тогда как старшие ненавязчиво выражали свои соболезнования. Пребывание в их обществе, где сердечная мука делилась на всех, облегчило ее горе. Немного.

После ужина Сиринга поднялась в свою прежнюю комнату, сказав, что несколько часов хочет побыть одна. Рубен и Афина с ней согласились, а сами, усевшись на белых металлических стульях в патио, долго обменивались мыслями один на один, но их лица выдавали мучительную тревогу.

Сиринга легла на кровать и сквозь прозрачную крышу долго смотрела на плавно изгибающиеся долины по другую сторону постепенно тускневшей центральной осветительной трубки. За семь лет с тех пор, как «Энона» достигла зрелости, деревья заметно вытянулись, а кустарники сильно разрослись, изменив облик знакомых девушке по дням детства зеленых зарослей.

Сиринга чувствовала «Энону», та стояла на посадочной площадке; с корабля снимали защитную пену, а бригада техников на мобильных мостках со всех сторон осматривала сильно потрепанный жилой тороид. Космоястреб уже утолил свой голод питательными смесями, и его мысленный фон пришел в норму. Он радовался всеобщему вниманию и оживленно переговаривался с рабочими о деталях ремонта. Два биотехника, сидя на корточках над уничтоженными сенсорными блистерами, портативными пробниками брали образцы тканей.

— Папочка?

— Я здесь, моя шалунья. Я же говорил, что не покину тебя.

— Спасибо. Я никогда в этом не сомневалась. Как он?

— Счастлив.

Малая часть ее опасений рассеялась.

— Он готов?

— Да. Но из последних лет утеряно слишком много. Мы собрали все, что смогли. Ядро личности жизнеспособно, но остального не хватает. Он остается ребенком, возможно, тем, кого ты любила в нем больше всего.

— Я могу с ним поговорить?

— Можешь.

Она стояла босиком на густой прохладной траве у широкого ручья, а центральная световая трубка сияла, словно полоска пойманного солнечного света. Вокруг нее высились деревья, сгибающиеся под тяжестью лиан, опоясавших ветви, и длинные гроздья цветов свисали до самой земли, а порой окунались в воду. В неподвижном воздухе лениво хлопали крыльями бабочки, соперничая с пчелами за место над душистыми цветами, и весело щебетали птицы.

На этой полянке она в детстве провела много счастливых дней. Опустив взгляд, Сиринга увидела, что одета в простое хлопковое платье в мелкую бело-синюю клетку. Длинные распущенные волосы падали до худеньких бедер. Ее телу было тринадцать лет, и, прислушавшись к смеху и крикам других детей, она поняла почему. Достаточно юная, чтобы принимать участие в детских приключениях, и достаточно взрослая, чтобы держаться немного в стороне, но при этом на нее не обидятся.

Они выбежали на поляну: шесть десятилетних мальчишек, в шортах и футболках или обнаженные до пояса и в купальных плавках, улыбающиеся, смеющиеся, размахивающие сильными загорелыми руками.

— Сиринга!

Он был среди них, с растрепанными песочно-желтыми волосами, с широкой, обращенной к ней улыбкой.

— Привет, Тетис, — откликнулась она.

— Ты пойдешь с нами? — запыхавшись, спросил он.

Плот из простых силиконовых щитов, перекладин из вспененного алюминия и пустых бутылей из-под воды — знакомый до слез — лежал наполовину на берегу, наполовину в ручье.

— Я не могу, Тетис. Я просто пришла посмотреть, все ли у тебя в порядке.

— Конечно, в порядке! — Он попытался пройтись колесом по траве, но не удержался и рухнул, не переставая смеяться. — Мы собираемся спуститься до самого резервуара с соленой водой. Это будет так весело, мы никому ничего не сказали, и мультисущность нас не увидит. Мы можем встретить там пиратов или чудовищ, а может, найдем какие-нибудь сокровища. Я привезу клад домой и стану самым знаменитым капитаном во всем биотопе. — Он опять вскочил на ноги, сверкая глазами. — Сиринга, пожалуйста, пойдем с нами. Пожалуйста?

— В другой раз я обязательно пойду.

Мальчишки уже сталкивали плот в быстро бегущий ручей и начали поторапливать Тетиса криками. Плот на несколько секунд опасно накренился, но быстро выправился. Мальчики начали запрыгивать на борт.

Тетис растерянно вертел головой, глядя то на плот, то на Сирингу.

— Обещаешь? Правда обещаешь?

— Да.

Она обхватила его голову ладонями и легонько поцеловала в лоб.

— Сиринга!

От возмущения он сморщился и покраснел, а остальные разразились громкими насмешками.

— Вот, возьми, — сказала она, сняв тонкую серебряную цепочку с кусочком яшмы размером с виноградину, украшенным тонкой резьбой. — Надень это, и я словно буду с тобой. А в следующий раз, когда я приду, ты мне обо всем расскажешь.

— Хорошо! — Он побежал к плоту, разбрызгивая воду и на ходу стараясь застегнуть цепочку на шее. — Не забудь вернуться. Ты обещала.

— Как далеко он уплывет? — спросила она Синона, когда двое друзей втащили на плот насквозь промокшего Тетиса.

— Так далеко, как ему захочется.

— И как долго это будет продолжаться?

— Столько, сколько он захочет.

— Папа!

— Извини, я не хотел, чтобы мои слова прозвучали легкомысленно. Вероятно, лет десять или пятнадцать. Видишь ли, в конце концов бледнеет даже детство. Игры, в которые не вмешиваются взрослые, и друзья, составляющие целый мир, — это чудесно, но главное стремление десятилетнего ребенка заключается в том, чтобы повзрослеть; его поступки отражают то, что он видит в поведении взрослых. В старой пословице говорится, что мальчик — это отец мужчины. И вот когда он пресытится приключениями и поймет, что никогда не сможет стать мужчиной, что он вечный ребенок, его личность растворится в мультисущности и станет частью общего разума. Как суждено и всем нам, шалунья, даже тебе.

— Ты хочешь сказать, что он потеряет надежду?

— Нет. Только смерть означает утрату всех надежд, все остальное — это просто источник огорчения.

Мальчишки уже начали грести, осваивая управление плотом, и Тетис, сидя впереди, подавал команды, как делал это всегда. Он оглянулся, улыбнулся ей и помахал рукой. Сиринга тоже подняла руку.

— Адамисты теряют надежду, — сказала Сиринга. — Капитан «Даймасио» понял, что ему больше не на что надеяться. И поэтому решился на тот поступок.

— Адамисты несовершенны. Мы знаем, что останемся и после гибели тела; часть нас в каком-то смысле сохранится на сотни тысяч лет. Что касается меня, я даже и помыслить не могу о том, чтобы покинуть мультисущность, пока еще могу наблюдать за тобой, остальными детьми и внуками. Возможно, через десять или пятнадцать поколений, когда иссякнет чувство привязанности, я тоже полностью растворюсь в разуме биотопа и буду служить всем эденистам. Но это произойдет еще не скоро.

— У адамистов есть религии. Я думала, их боги дают им надежду.

— Дают, самым преданным последователям. Но учти недостатки, с которыми приходится мириться обычным адамистам. Мифическое царство Божье — это все, что может предложить их рай, к тому же оно совершенно непостижимо. И в результате бедным грешным адамистам становится все труднее сохранить надежду. А наша послежизнь вполне реальна и ощутима. Для нас это не вопрос веры, это факт.

— Только не для Тетиса.

— Даже он выжил.

— Лишь часть его; неполноценное существование. Бесконечное плавание по бесконечной реке.

— Любимое, ценимое, желанное и вечное.

Плот подошел к повороту ручья, и нависшие над водой ивы окончательно скрыли его из вида. Звонкие голоса мальчишек растаяли в воздухе. Сиринга опустила руку.

— Я еще навещу тебя, старший брат, — сказала она, глядя на быстрый поток. — Стану навещать снова и снова, каждый раз, когда буду возвращаться. Я постараюсь, чтобы ты ждал наших встреч и моих новых историй. Я дам тебе повод надеяться. Обещаю.

В своей комнате она окинула взглядом едва различимый в сумерках далекий пейзаж. Осветительная трубка уменьшила мощность и теперь сияла лунным светом, будто приглушенным первыми ночными тучками.

Сиринга закрыла свои мысли для всех остальных эденистов, для пролетающих поблизости космоястребов и для разума биотопа. Осталась только связь с «Эноной». Ее любимым существом, которое все поймет, потому что они составляют единое целое.

В хаосе горя и сомнений зародилось призрачное желание, чтобы адамисты оказались правы и чтобы Бог, загробная жизнь и души существовали на самом деле. Тогда Тетис не оказался бы потерян. По крайней мере не навсегда.

Это был тончайший лучик надежды.

Ее разума коснулись мысли «Эноны», полные сочувствия и утешения.

«Бог, если ты есть и если где-то сохранилась нетронутая душа моего брата, прошу, позаботься о нем. Ему будет так одиноко».

Глава 7

Более тысячи притоков питали ненасытную Джулиффу — целая сеть извилистых рек и ручьев, собиравших выпадающие дожди на площади в полтора миллиона квадратных километров. В течение двухсот девяноста пяти дней, составлявших год на Лалонде, они несли в главное русло свои воды, а вместе с ними огромное количество ила, гниющих растений и сломанных деревьев. Колоссальный поток набирал такую скорость и силу, что на протяжении последних пятисот километров приобретал консистенцию и цвет кофе с молоком. Вблизи от побережья река разливалась на семнадцать километров; общую же массу воды, текущей по руслу длиной в две тысячи километров, трудно было себе представить. В районе устья казалось, что одно море вливается в другое.

На последней сотне километров северного берега как будто и вовсе не существовало; на сто пятьдесят километров вглубь материка простирались сплошные болота. Местность, названная Топью Халтайна по имени члена первой отчаянной команды экологов, преодолевших всего несколько километров от ее края, оказалась негостеприимным царством камышей, водорослей и зубастых аналогов ящериц всех размеров. Пересечь ее не смог ни один человек; отчеты экологов ограничивались краткими заметками Халтайна и снимками со спутников. Дующий с севера ветер приносил по реке в Даррингхэм сильный запах гнили. Дли жителей города Топь Халтайна стала мифическим обиталищем несчастий и злых духов.

Зато южный берег Джулиффы поднимался над неспокойными мутными водами на двенадцать метров, и Даррингхэму, раскинувшемуся вдоль реки, не грозили самые сильные весенние разливы. Город, расположенный между водной артерией и космопортом, был ключом к колонизации всего речного бассейна.

Джулиффа предоставила Лалондской строительной компании превосходный естественный путь вглубь Амариска. При наличии притоков, уходящих в каждую долину в центре материка, не было необходимости прокладывать и поддерживать в порядке дорогие магистрали в джунглях. Изобилие древесины обеспечивало дешевый материал для корпусов речных судов, ставших самыми доступными и простейшими транспортными средствами. Вследствие этого судостроение было основной отраслью промышленности в столице, и скоро от успешной работы верфей стало зависеть благополучие четверти населения всего города.

ЛСК заключала контракты с капитанами, и те увозили вверх по реке прибывающих колонистов, а обратно доставляли излишки продукции с образовавшихся ферм, чтобы продать в городе. Ежедневно прибывали и отправлялись в путь несколько сотен судов. Порт с его причалами, складами, рыбными рынками и мастерскими постоянно рос, пока не раскинулся по всей длине города. Поэтому логично было устроить здесь и транзитные общежития для колонистов.

Лагерь переселенцев привел Джей Хилтон в полный восторг. Ничего подобного в своей жизни она еще не видела. Простая наклонная крыша из панелей эзистака длиной восемьдесят метров покоилась на каркасе из металлических стоек. Стен не было, и чиновник ЛСК объяснил это тем, что иначе внутри оказалось бы слишком жарко. Под крышей имелся бетонный пол и длинные ряды жестких деревянных коек. Первую ночь Джей провела в спальном мешке в самом центре лагеря вместе с остальными детьми Седьмой группы. Люди долго еще переговаривались между собой, с реки, плещущей в набережную, доносились непонятные звуки, и, чтобы заснуть, Джей потребовалась целая вечность. Да еще она никак не могла привыкнуть к влажности — с тех пор как они покинули космоплан, ее одежда ни разу окончательно не просохла.

Днем в лагере толпился народ, а проходы между койками оказались идеальным местом для догонялок и всяких игр. Жизнь под наклонным навесом была абсолютно беззаботной; для детей здесь не предусмотрели никаких занятий, и те развлекались, как им вздумается. На второй день Джей продолжила знакомство с остальными детьми Седьмой группы. Все утро они носились между койками, мешая взрослым, а после обеда отправились к реке посмотреть на лодки. Джей все нравилось. Портовый район выглядел как картинка из исторической программы, словно на этой планете сохранился кусочек земной средневековой жизни. Все было сделано из дерева, в том числе и суда, очень красивые, с огромными колесами и длинными металлическими трубами, выпускающими высокие столбы серого дыма.

Дважды в день небо затягивало тучами, и сплошной стеной обрушивался ливень. Дети спешили под защиту крыши и, будто зачарованные, смотрели, как за серой пеленой дождя скрывается река, а в вышине сверкают огромные молнии.

Джей никогда не думала, что дикая планета окажется настолько дикой. Но ее мать не проявляла беспокойства, и Джей не беспокоилась тоже. Ей никогда еще не было так интересно просто сидеть на одном месте и смотреть. Она с нетерпением ждала поездки на речном судне. Из космического корабля прямо на колесный пароход! Здорово!

И пища, которую им выдавали, оказалась непривычной. Местные фрукты имели довольно странные формы и немного пряный вкус, но здесь, по крайней мере, не было искусственного мяса, как в аркологии. После полдника, накрытого для детей в большой столовой в конце общежития, Джей вернулась к реке в надежде увидеть каких-нибудь местных животных. Из дидактической памяти, импринтированной ей перед вылетом с Земли консультационной группой помощи переселенцам, что располагалась на базе орбитальной башни, Джей особенно понравился веннал — нечто среднее между ящерицей и обезьяной. В смутных образах-миражах, клубящихся в голове, он казался довольно симпатичным. Джей втайне надеялась, что после прибытия на выделенный им участок ей удастся сделать из него домашнего любимца.

Набережная представляла собой сплошную дамбу из биотехполипа тускло-абрикосового цвета, предотвращающую размывание чернозема пугающе мощной рекой. Удивительно было видеть такое количество биотехматериала. Джей еще ни разу не встречалась с эденистами, а в аркологии отец Вархуз предостерегал паству, запугивая людей их бездушной технологией извращенной жизни. Но здесь использование полипа казалось Джей оправданным; зерна были недорогими, и стена не требовала постоянного ремонта, как любое бетонное заграждение. Джей не нашла в этом ничего дурного. За эту неделю в ее сознании с ног на голову перевернулась вся Вселенная.

Девочка спустилась по наклонной поверхности к самой воде и пошла вдоль кромки, надеясь увидеть местную рыбу. Вода здесь была почти чистой. Волны, ударяясь в полип, окатывали голые ноги мелкими брызгами; на Джей были все те же шорты и футболка, которые мать посоветовала взять с собой в нуль-тау-капсулу. Этим утром многие колонисты потратили немало времени, разыскивая свой багаж на складе, чтобы вытащить более подходящую одежду.

А накануне все завидовали им и восхищались маминой предусмотрительностью. Приятно. Намного лучше, чем то, как относились к ним жители аркологии. Джей поспешно отогнала эти мысли.

Ее ботинки зашлепали по мелководью, и вода мгновенно покрыла их сверкающими каплями. Из дамбы выходило множество труб канализации и дренажных стоков, бурлящих, словно настоящие ручьи, так что ей приходилось быть осторожной, чтобы не попасть под выбросы. Впереди показалась круглая гавань диаметром около шестисот метров, тоже огороженная полипом; в спокойных водах этого убежища могли укрыться даже большие суда. Похожие заводи располагались вдоль всей дамбы почти через каждый километр, а на берегу над ними громоздились склады и лесопилки. Между заводями в реку уходили деревянные причалы, ими пользовались мелкие торговцы и рыбаки.

Небо опять потемнело. Но это были уже не тучи, солнце постепенно опускалось к горизонту. И Джейн вдруг поняла, как сильно она устала, ведь день выдался таким долгим.

Она поднырнула под причал, мимоходом коснувшись рукой почерневших деревянных свай. Дерево мейоп, подсказала ей эйдетическая память, — одна из самых твердых пород дерева во всей Конфедерации. Цветет крупными алыми цветами. Джей постучала по свае костяшками пальцев. Действительно очень твердое, как металл или камень.

По реке мимо нее против течения шел большой колесный пароход, оставляющий белые пенные буруны по обе стороны от носа. Вдоль поручней выстроились колонисты, и все они, казалось, смотрели на нее. Джей улыбнулась и помахала им рукой.

Седьмая группа отплывает завтра утром. Это будет настоящее приключение. Она с завистью проводила взглядом судно, уходящее вверх по реке.

И в этот момент заметила, что за сваю следующего причала что-то зацепилось. Грязноватый розово-желтый комок длиной около метра. По тому, как он покачивался на волнах, Джей поняла, что часть его скрывается под водой. С торжествующим криком, поднимая ботинками фонтаны брызг, она побежала вперед. Это же инопланетная рыба, или амфибия, или что-то еще. Поймалась и ждет, чтобы Джей ее изучила. В ее голове закружились названия и изображения активировавшейся дидактической памятки; она никак не могла сопоставить их с тем, что увидела.

«Может, это что-то новое, — подумала Джей. — Может, это назовут моим именем. Я стану знаменитой!»

До находки оставалось метров пять, и она продолжала бежать со всех ног, как вдруг увидела голову. В воде был полностью раздетый человек. Лицом вниз! От потрясения она покачнулась, потеряла равновесие и закричала, больно ударившись коленом о твердый неровный полип. Ободранную ногу обожгла боль. В итоге девочка упала плашмя на дамбу, ноги остались наполовину в воде, а внутри все онемело. Ее стало тошнить. На оцарапанной коже набухли капельки крови. К глазам подступили слезы, и Джей прикусила губу, чтобы не разреветься.

Волна приподняла труп, и он снова ударился о сваю. Сквозь застилавшие глаза слезы Джей увидела, что это мужчина и что тело сильно распухло. Мертвая голова повернулась в ее сторону. На одной щеке выделялся фиолетовый рубец. Глаз не было, а на их месте остались пустые дыры. Вся поверхность тела как будто рябила. Джей сморгнула слезы. На мертвеце извивались длинные белые черви со множеством ножек. Один показался изо рта, словно тонкий бледный язык; кончик стал покачиваться из стороны в сторону, словно принюхиваясь к воздуху.

Джей запрокинула голову и завизжала.

Дождь, начавшийся в тот вечер через час после захода солнца, очень помог Квинну Декстеру. Сами по себе три спутника Лалонда достаточно ярко озаряли ночной город, чтобы люди могли пробираться по залитым слякотью улицам, но плотная пелена туч, закрывшая небо, резко снижала уровень освещенности. Уличных светильников в Даррингхэме не было; лишь некоторые владельцы пабов ставили фонари, создающие островки света среди улиц, да в самых больших домах над входом горели лампы, но остальная часть города довольствовалась отражаемым светом лун. А уж среди больших промышленных зданий, где притаился Квинн, не было и этого, здесь царил густой мрак и непроницаемые тени.

Он выскользнул из общежития сразу после ужина и нашел себе укрытие между двумя одноэтажными пристройками в торце длинного склада. Джексон Гэль скорчился среди бочек с другой стороны от дороги. За спиной Квинна неприступной скалой высилась глухая дощатая стена мельницы.

Ночью здесь будет не слишком много прохожих, а те, кто все же выберет этот путь, скорее всего, окажутся колонистами, поджидающими отправки вверх по реке. В двухстах метрах к северу стояло еще одно общежитие. Квинн решил, что колонисты ему вполне подойдут.

Шерифы с большим вниманием отнесутся к ограблению жителя города, чем к жалобам вновь прибывших, до которых никому нет дела. Для ЛСК колонисты служили эквивалентом рабочего скота; и если эти идиоты еще ничего не поняли, тем хуже для них. А уж привы стояли в самом низу общественной лестницы.

Выяснилось это еще накануне вечером. Едва они добрались до общежития, как их тут же послали на разгрузку тех самых грузовиков, в которые они забросали багаж в космопорте. После того как они закончили перетаскивать вещи Седьмой группы в портовый склад, кое-кто решил отправиться в город. Денег у них не было, но это не имело значения, они заслужили передышку. И вот тогда выяснилось, что серые комбинезоны с ярко-красными буквами равноценны плакату «Я дерьмо». Не прошли они и пары сотен метров от порта, как быстро поджали хвосты и повернули назад. В них плевали, бросали камни, кричали оскорбления, а потом дошло до того, что на них натравили какую-то местную зверюгу. Это больше всего испугало Квинна, хотя остальным он постарался не выдать своего ужаса. Злобное существо было похоже на кошку, выросшую до размеров крупной собаки; туловище покрывала черная чешуя, а в открытой пасти клиновидной головы блестели острые узкие зубы. Грязь на улице ничуть не мешала зверю преследовать их, а вот несколько привов, убегая, от страха поскользнулись и упали на колени.

Хуже всего были звуки, воспроизводимые этим существом. Протяжный вой, в котором, однако, угадывались искаженные инопланетной гортанью человеческие слова. «Подонки», «насильники» и прочие эпитеты, хоть и сильно исковерканные, не потеряли ни капли своего смысла. Эта тварь ненавидела их, подобно своему хозяину, громко хохотавшему, когда сильные челюсти впивались в ноги убегающих.

Вернувшись в общежитие, Квинн уселся на койку и задумался — впервые с того момента, когда его оглушил земной полицейский. Надо убираться с этой планеты, от которой отказался бы и сам Брат Божий. Для этого необходима информация. Он должен разузнать, какие здесь порядки и как можно ими воспользоваться. Наверняка все остальные привы тоже мечтали о побеге, а некоторые пытались осуществить свои мечты. Самой большой ошибкой была бы спешка. Тем более что в нынешней одежде он не в состоянии даже выйти на разведку.

Он перехватил взгляд Джексона Гэля и кивнул в бархатную темноту ночи, окутавшую навес. Они незаметно выбрались наружу и не возвращались до самого рассвета.

А теперь он в одних трусах сидел, скорчившись, под стеной склада, а нервы горели от возбуждения и предвкушения повтора вчерашней забавы. Дождь с громким плеском барабанил по крышам, разбрызгивал лужи и увеличивал слой грязи на дороге. Потоки воды с журчанием сбегали по дренажной канавке вдоль стены. Кожа и волосы мгновенно стали мокрыми. Хорошо хоть дождь теплый.

Мужчина в канареечно-желтой непромокаемой куртке почти поравнялся с щелью между двумя пристройками, и только тогда Квинн его услышал. Человек хлюпал по грязи, что-то бормотал себе под нос, а иногда напевал. Квинн выглянул из-за угла пристройки. Его левый глаз был снабжен наноническим модулем, позволяющим видеть в инфракрасном спектре. Это был его первый имплантат, и в аркологии он использовал его для тех же самых целей: ориентироваться в темноте. Он хорошо усвоил урок Баннет: никогда не ввязывайся в бой, пока ты его не выиграл.

Зрительный имплантат позволил Квинну увидеть призрачно-красный силуэт, неуверенно покачивающийся из стороны в сторону. Дождь предстал зернистым бледно-розовым туманом, а здания — утесами винного цвета.

Квинн не двинулся с места, пока прохожий не миновал его. Только тогда Квинн выскользнул из укрытия, крепко сжимая в руке обломок дерева. Мужчина все еще не догадывался о его присутствии, дождь и темнота служили надежным укрытием. Он сделал три шага, поднял импровизированную дубинку и шарахнул незнакомца по затылку, так что разошлась ткань капюшона. Квинн почувствовал, как удар отдается дрожью во всей руке и острой болью в суставах. Брат Божий! Он не хотел убивать этого парня, по крайней мере пока.

Жертва с тихим стоном наклонилась вперед и повалилась в грязь.

— Джексон! — позвал Квинн. — Брат Божий, где ты? Мне одному его даже с места не сдвинуть. Давай сюда.

— Квинн? Господи, я ни черта не вижу.

Он оглянулся и заметил, как Джексон выходит из-за пирамиды бочек. Его кожа в инфракрасном спектре сияла насыщенным бургундским, артерии и вены выделялись на этом фоне алыми линиями.

— Сюда. Три шага вперед, потом поверни налево.

Он провел Джексона к телу, наслаждаясь своей властью над парнем. Джексон будет ему подчиняться, а потом подтянутся и остальные. Вдвоем они затащили жертву в пристройку — Квинн догадывался, что это был какой-то офис, заброшенный уже много лет назад. Остались четыре дощатых стены и дырявая крыша. Потеки воды тянулись по стенам, из щелей высовывались лохмотья плесени. И пахло какой-то кислятиной. Тучи над головой постепенно уходили вглубь материка. Бериана, вторая луна, поднялась над горизонтом, заливая все вокруг бледным лимонно-желтым сиянием, часть ее скудных лучей просочилась сквозь слуховое окно. Этого Джексону было вполне достаточно, чтобы рассмотреть добычу.

Оба приятеля подошли к охапке одежды, оставленной ими в композитном корпусе сломанной грузовой капсулы. Квинн посмотрел, как вытирается Джексон. У этого парня было мускулистое тело и широкие плечи.

— Забудь об этом, Квинн, — произнес Джексон спокойным, но удивительно звонким на фоне дождя голосом. — Я не по этой части. Исключительно девочки, понял?

В его словах прозвучал вызов.

— Эй, не кипятись, — ответил Квинн. — Я кое на кого положил глаз, но это не ты.

Он сомневался, что сумеет с первого раза сломать парня. Кроме того, Джексон был ему нужен. Пока.

Квинн стал натягивать на себя одежду, принадлежавшую предыдущей жертве ночного нападения: зеленую рубашку с короткими рукавами и мешковатые голубые шорты, а также непромокаемые ботинки, оказавшиеся ему чуть-чуть великоватыми. Три пары носков уберегут его ноги от мозолей. Квинну очень хотелось взять эти ботинки с собой при переезде вверх по реке. Страшно подумать, что будет с его ногами в легкой обуви, выданной всем привам.

— Ладно, давай посмотрим, что тут у нас, — сказал он.

Они стянули с бесчувственного тела непромокаемую куртку. Человек слабо застонал. Его шорты сильно испачкались в грязи, а из-под куртки вытекла струйка мочи.

Квинн поморщился от запаха и решил, что это наверняка кто-то из свежеприбывших колонистов. Одежда новая, обувь тоже, подбородок гладко выбрит; кроме того, парень явно страдал излишним весом, как и большинство обитателей аркологий. Местные жители по большей части были сухощавыми и носили длинные волосы и бороды.

На поясе мужчины обнаружился нож с лучевым лезвием, миниатюрный термоизлучатель и персональный MF флек-плеер. Квинн отстегнул нож и излучатель.

— Это мы возьмем с собой в верховья. Пригодятся.

— Нас же будут обыскивать, — возразил Джексон. — Ставлю что угодно, наверняка будут.

— И что? Мы спрячем вещи в багаже колонистов. Мы же сами будем грузить его на борт, и разгружать тоже придется нам.

— Верно.

В его голосе Квинну послышался оттенок невольного уважения. Он начал обыскивать карманы мужчины, надеясь, что ткань промокла не от мочи. Там нашлась карточка гражданина Лалонда на имя Джерри Бейкера, кредитный диск с лалондскими франками и внезапно — джекпот.

— Брат Божий! — Квинн поднял кредитный диск Юпитерианского банка, голографически-серебристый с одной стороны и темно-красный с другой. — Посмотри-ка на это. Мистер Пионер не хотел полагаться на слепой случай в этой глуши. При первой же неудаче в верховьях он, верно, собирался купить себе обратный билет. Не так уж и глупо, в конце концов. Ему просто не повезло встретиться с нами.

— Ты сумеешь им воспользоваться? — настороженно спросил Джексон.

Квинн повернул голову Джерри Бейкера набок. При движении с его губ сорвался слабый протяжный стон. Веки задергались, а изо рта показалась струйка крови; дышал он неровно.

— Заткнись, — рассеянно бросил Квинн. — Проклятье, я, пожалуй, слишком сильно его стукнул. Сейчас посмотрим.

Он приложил большой палец правой руки к подушечке пальца Джерри Бейкера и активировал свой второй имплантат. Опасения вызывало состояние жертвы; если его нервная система сильно пострадала, биоэлектрические характеристики клеток, активирующие диск, могут быть нарушены.

Его наноники просигналили о копировании характеристик, и Квинн притронулся своим большим пальцем к центру диска Юпитерианского банка. На серебристом поле вспыхнули зеленые цифры.

Джексон Гэль издал торжествующий вопль и хлопнул Квинна по спине. Квинн оказался прав: Джерри Бейкер прибыл на Лалонд, готовый выкупить себе свободу за пятнадцать сотен комбодолларов.

Приятели поднялись.

— Черт, нам теперь ни к чему отправляться вверх по реке, — сказал Джексон. — Можем остаться в городе. Господи, да мы заживем по-королевски.

— Не глупи. Все это продлится до тех пор, пока он не заявит о пропаже, а это случится не позже завтрашнего утра.

Ботинок Квинна слегка ткнул неподвижное тело, лежащее на отсыревшем полу.

— Тогда надо превратить деньги во что-то ценное: золото, бриллианты, партии одежды.

Квинн ухмыльнулся и бросил на Джексона пристальный взгляд, размышляя, не переоценил ли он достоинства этого парня.

— Это не наш город, мы не знаем, с кем можно безопасно вести дело и кто готов купиться на взятку. Кто бы ни принял у нас эти деньги, сразу поймет, что пахнет кражей, и наше описание при первом же удобном случае будет передано шерифам. Они не потерпят, чтобы мы помешали их собственным махинациям.

— Что же мы будем с ними делать?

— Кое-что поменяем. Местные наличные франки здесь котируются, как и диски. Будем тратить, а местные с радостью дадут двум тупым колонистам сдачу своими игрушечными франками. Потом купим вещи, которые сделают нашу жизнь в верховьях немного легче, вроде пушки, а то и двух. А после этого… — Квинн поднес диск к лицу. — Он отправится в болото. Нельзя оставлять никаких улик. Договорились?

Джексон надул губы, но все же неохотно кивнул.

— Хорошо, Квинн. Похоже, я немного не подумал.

Бейкер снова застонал, словно видел кошмарный сон.

Квинн рассеянно пнул его носком ботинка.

— Ладно, можешь не беспокоиться. А теперь помоги-ка мне спихнуть Джерри Бейкера в сточную канаву за стеной, откуда его быстренько смоет в реку. Потом поищем местечко, где можно будет с шиком потратить его комбодоллары.

И он стал оглядываться по сторонам в поисках деревянного обломка, которым можно было бы раз и навсегда заставить Бейкера замолчать.

После посещения парочки баров они остановились в заведении под вывеской «У Донована». Оно находилось в нескольких километрах от портового района, на безопасном расстоянии от членов Седьмой группы, которые могли бы воспользоваться преимуществами большого города в последнюю ночь перед отъездом.

Подобно большинству построек Даррингхэма, это было одноэтажное здание из плотного черного дерева. Каменные столбы приподнимали его на метр над землей, а спереди имелась веранда, откуда посетители со стеклянными кружками пива могли через перила таращиться осоловевшими глазами на новых клиентов. Дорога перед баром была засыпана крупным гравием, и здесь ботинки Квинна уже не погружались в грязь по самую щиколотку.

Одежда из синтетических тканей фабричного производства безошибочно выдавала в них колонистов; местные жители носили сшитые вручную рубашки и брюки из домотканой материи и грубые сапоги до колена, густо заляпанные грязью. Тем не менее, поднимаясь по ступеням, приятели не услышали ни одного грубого слова. Квинн впервые после перелета на космоплане почувствовал себя почти дома. Вокруг него были люди, которых он прекрасно понимал: простые работяги, выбирающие себе после тяжелого дня развлечения по вкусу. Местных зверюг они услышали еще до того, как открыли входную дверь. Это был тот же пронзительный вой, как и у преследующего их накануне существа, только на этот раз их оказалось пять или шесть. Квинн переглянулся с Джексоном, а потом они шагнули внутрь.

Барная стойка представляла собой цельный деревянный брус метровой ширины, протянувшийся на пятнадцать метров вдоль одной из стен основного зала. Посетители толпились возле него в два ряда, и шесть официанток сбивались с ног, стараясь всех обслужить.

Квинн, добравшись до бара, показал кредитный диск Юпитерианского банка.

— Вы принимаете эти диски?

Девушка едва взглянула на эмблему.

— Да.

— Отлично, два пива.

Она начала наполнять кружки из стоящего рядом бочонка.

— Это моя последняя ночь здесь, потом мы поплывем вверх по реке. Не подскажешь местечко, где можно развлечься? Не хочется тратить время попусту.

— В задней комнате.

Официантка даже не подняла головы.

— Вот здорово, спасибо. Налей и себе что-нибудь.

— Мне светлый лайм, благодарю. — Она поставила две полулитровые кружки прямо в лужицу на стойке бара. — Шесть комбодолларов.

Сумма, по мнению Квинна, втрое превышала обычную стоимость напитков, если только светлый лайм оценивался не выше «Слез Норфолка». Да, местные жители знали, как обдирать колонистов-переселенцев. Он активировал кредитный диск и перевел деньги в расчетный узел бара.

Злобных черных животных, напоминающих кошек, называли сейси, и здесь они являлись аналогом собак, но обладали более развитым интеллектом, чем земные представители псовых. Квинн и Джексон увидели их сразу, как только отодвинули портьеру, отгораживающую заднее помещение бара, и протолкались внутрь. Перед ними была бойцовская арена; три яруса скамей окружали единственную яму пять метров диаметром и три метра глубиной, вырытую в земле и окруженную тесаными каменными блоками. Яркие прожекторы, подвешенные к стропилам, заливали площадку нещадным белым светом. Скамьи были забиты до отказа. Лица мужчин и женщин раскраснелись и блестели от пота, всюду стоял нескончаемый гвалт. В помещении оказалось жарко, еще жарче, чем на разгрузочной площадке космопорта в разгар дня. Вдоль задней стены помещался ряд больших клеток, в которых бились и кричали возбужденные сейси, от злости грызущие брусья все из того же черного дерева.

Квинн довольно ухмыльнулся. Вот это стоящее дело!

Они отыскали свободное место и втиснулись на скамью. У сидящего по соседству мужчины Квинн сразу же спросил о ставках. Оказалось, что букмекером здесь был худой парень восточной наружности по имени Бакстер с уродливым шрамом, протянувшимся от уголка левого глаза до ворота его неопрятной красной футболки.

— Выплата только франками Лалонда, — угрюмо предупредил он.

Стоящий рядом с ним чернобородый громила уставился на Квинна плотоядным взглядом.

— Мне это подходит, — приветливо откликнулся Квинн.

Он поставил на фаворита сразу сотню комбодолларов.

Схватки производили сильное впечатление кровавой жестокостью и заканчивались довольно быстро. Владельцы зверей, стоя на противоположных концах арены, держали своих питомцев и выкрикивали команды в их прижатые треугольные уши, пока животные не приходили в полное неистовство, а затем выпускали их в яму. Гладкие черные тела свивались в клубок шестипалых когтистых лап и зубастых челюстей, а под лоснящейся шкурой, словно стальные поршни, перекатывались мускулы. Дерущихся не останавливала даже потеря одной из лап. На глазах Квинна они отгрызали друг другу конечности, отрывали челюсти и уши, выдирали глаза и распарывали животы. Пол в яме быстро стал скользким от крови, нечистот и вывалившихся внутренностей. Как правило, схватка заканчивалась, когда победитель начинал колотить противника головой о каменную стенку и бил до тех пор, пока у того не раскалывался череп и мозг не вылетал наружу. Кровь животных имела удивительно насыщенный красный цвет.

Квинн лишился трех первых своих ставок, в четвертой схватке выиграл шесть сотен франков, что соответствовало примерно полутора сотням комбодолларов. Треть пластиковых жетонов он отдал Джексону, а потом поставил еще две сотни комбодолларов на результат следующего боя.

После семи схваток он лишился восьми сотен комбодолларов, а в кармане появилось две с половиной тысячи лалондских франков.

— Я ее знаю! — воскликнул Джексон, когда к краям ямы владельцы подтащили очередную пару сейси.

Один из зверей был старым самцом с покрытой множеством шрамов шкурой. На него Квинн и поставил деньги. Он всегда верил в тех, кому удавалось выжить.

— Кого?

— Вон ту девчонку. Она из Седьмой группы.

Квинн проследил за его взглядом и увидел довольно привлекательную молоденькую девицу с длинными темными волосами, распущенными по плечам. Ее безрукавка с глубоким круглым вырезом выглядела совсем новенькой, и явно синтетическая ткань еще ярко блестела. Девушка раскраснелась от возбуждения, наслаждаясь самым заманчивым вкусом на свете — вкусом запретного плода. По обе стороны от нее сидели братья-близнецы лет тридцати со светлыми, уже начинавшими редеть волосами. На обоих были клетчатые хлопчатобумажные рубашки, а обветренные загоревшие лица выдавали привычку к труду под открытым небом.

— Ты уверен?

Яркий свет, заливающий арену, не давал как следует рассмотреть зрителей.

— Точно. Такие сиськи я бы ни с чем не спутал. Ее зовут то ли Мэри, то ли Мэнди, что-то вроде того.

Сейси втолкнули в яму под рев возбужденной толпы. Два мощных и гибких тела слились в один бешено вращающийся клубок, в воздухе замелькали когти, и послышался лязг зубов.

— Я полагаю, она имеет право здесь находиться, — буркнул Квинн. Возможные осложнения из-за какой-то девчонки вызвали у него раздражение. — Я пойду перекинусь парой слов с Бакстером. А ты постарайся, чтобы она тебя не заметила. Ни к чему, чтобы кто-то знал, что мы здесь были.

Джексон в ответ поднял большой палец и отхлебнул пива.

Бакстер стоял в переходе между клетками и ямой и энергично вертел головой, следя за ожесточенно дерущимися зверями. Подошедшему Квинну он молча кивнул.

Струя крови из ямы забрызгала зрителей на нижнем ярусе скамей. Один из сейси издал пронзительный крик, и Квинну послышалась в нем мольба о помощи.

— Ты сегодня неплохо приподнялся, — сказал Бакстер. — Пользуйся тем, что новичкам всегда везет. Могу предложить более высокие ставки.

— Нет, деньги мне нужны. Скоро отправляюсь в верховья реки.

— И построишь там хорошенький домик для своей семьи. Желаю удачи.

— Там потребуется не только удача. Вдруг я наткнусь на одного из этих?

Он показал пальцем в сторону ямы. Старый самец сомкнул челюсти на горле своего молодого противника и яростно бил его головой о стену, не обращая внимания на когти, оставляющие на его боках глубокие раны.

— Сейси не живут у реки, — сказал Бакстер. — Там для них слишком сыро. Так что все будет в порядке.

— Не важно, сейси или кто-то из их родичей. Я бы не отказался от чего-то, что могло бы их остановить раз и навсегда.

— Ты же привез с Земли уйму багажа.

— Не мог взять все необходимое, компания не пропускает. Кроме того, хотелось бы приобрести что-то для развлечения. Я думаю, в городе можно найти все необходимое. И думаю, ты знаешь, к кому обратиться.

— Ты слишком много думаешь.

— Я и плачу немало.

Внизу, в яме, голова сейси буквально взорвалась от последнего удара. На землю шлепнулись влажные сгустки мозга.

Квинн довольно ухмыльнулся, увидев, как старый самец поднял голову, отыскав взглядом своего ликующего хозяина, и выдал протяжный вой: «Е-е-есть!»

— За тобой еще тысяча франков, — сказал Квинн, повернувшись к Бакстеру. — Половину можешь оставить у себя за посредничество.

Бакстер понизил голос:

— Приходи сюда минут через десять, покажу тебе нужного человека.

— Заметано.

Квинн вернулся к Джексону. Победивший самец все еще обнюхивал пол ямы, а потом его сизый язык начал облизывать камни, покрытые толстым слоем слизи и крови.

Джексон хмуро смотрел на арену.

— Она ушла. Ушла вместе с близнецами сразу после боя. Господи, она здесь всего только день, а уже развлекается вовсю.

— Ну и что? Не забывай, следующие две недели она будет с тобой на одном корабле. Вот тогда-то ты и возьмешь свое.

Джексон просиял:

— Верно!

— А я, похоже, нашел то, что нам нужно. Хотя одному Брату Божию известно, какое оружие у них тут в ходу. Наверное, что-то вроде арбалетов.

Джексон повернулся к Квинну.

— Я все-таки думаю, что нам надо остаться здесь. На что ты надеешься в верховьях? Завоевать деревню?

— Если потребуется. Джерри Бейкер не единственный, кто привез с собой кредитный диск Юпитерианского банка. Если мы наберем их достаточно много, сможем оплатить проезд и выбраться из этой кучи дерьма.

— Господи, ты правда так думаешь? Мы сможем выбраться отсюда? Да?

— Да. Но для этого надо заполучить целую уйму твердой валюты, и потому придется освободить от кредиток многих колонистов. — Он взглянул на Джексона так, как Баннет смотрела во время собеседования на новых рекрутов. — Ты готов, Джексон? Мне будут нужны люди, способные пойти со мной до конца. И среди них нет места тем, кто сваливает при первых же трудностях.

— Я с тобой. До конца. Господи, Квинн, ты же и сам знаешь, я это доказал прошлой ночью и сегодня тоже.

В его голосе прозвучали нотки отчаяния. Джексон сам настаивал на том, чтобы стать подручным Квинна. Основные правила их взаимоотношений были установлены.

Игра начинается, подумал Квинн. И это будет величайшая партия, достойная Брата Божьего. Игра отмщения.

— Пойдем, — кивнул он Джексону. — Посмотрим, что нам приготовил Бакстер.

Хорст Элвис изучил данные об обмене веществ, появившиеся на экране его медицинского модуля, а потом перевел взгляд на фигурку спящей Джей Хилтон. Девочка свернулась в своем спальном мешке, и ее лицо расслабилось до выражения полной безмятежности. Чуть раньше он промыл глубокую ссадину у нее на ноге, девочка приняла антибиотик, а рану закрыла повязка из эпителиальной пленки. Плотная защитная ткань поможет скорейшему заживлению кожи.

Жаль только, что мембрану можно использовать лишь один раз. Хорст уже начал беспокоиться, достаточно ли препаратов уложил он в свой медицинский контейнер. Согласно усвоенному им дидактическому лечебному курсу, в условиях повышенной влажности кожа человека быстро загнивает. А нигде нет такой высокой влажности, как на берегах Джулиффы.

Рут Хилтон окинула его нетерпеливым взглядом.

— Ну?

— Я дал ей успокоительное. Теперь девочка проспит добрых десять часов. И было бы хорошо, чтобы вы находились рядом, когда она проснется.

— Конечно, я буду здесь, — отрезала Рут.

Хорст кивнул. Когда рыдающая Джей доковыляла до общежития, эта женщина не проявила и намека на слабость, стараясь успокоить ребенка, только заботу и сочувствие. И все время, пока Хорст дезинфицировал ссадину, а шериф задавал вопросы, она держала дочь за руку. И лишь теперь позволила тревоге выплеснуться наружу.

— Извините, — сказала Рут.

Хорст ободряюще улыбнулся и взял медицинский модуль. Этот аппарат был немного больше, чем стандартный процессорный блок; при размерах тридцать пять на двадцать пять и на три сантиметра он содержал несколько вспомогательных датчиков и ячейку памяти, где хранилась информация о симптомах и методах лечения всех известных человечеству болезней. И об этом приборе Хорст беспокоился не меньше, чем о целительной мембране; в ближайшие годы члены Седьмой группы и их здоровье будут в полной зависимости от него и его аппаратуры. Подобная ответственность уже начала омрачать его мысли. Короткая практика в приюте аркологии показала, как мало теоретические медицинские постулаты соответствуют действительности. Хорст наскоро усвоил приемы первой помощи, намереваясь при необходимости помогать профессиональным медикам, но в верховьях реки ему непременно придется столкнуться с более серьезными случаями, чем переломы и ссадины.

Хорошо хоть, что медицинский модуль остался лежать в капсуле, хотя по пути из космопорта до склада пропало несколько других вещей. Проклятье, почему Рут и тут оказалась права? И шериф не проявил ни малейшего интереса, когда священник заявил про исчезнувшие лекарства. Опять же, как она и предсказывала.

Хорст вздохнул и положил руку на плечо Рут, сидевшей на краю койки и поглаживающей волосы Джей.

— Она гораздо крепче, чем я, — сказал он. — Все будет в порядке. В таком возрасте кошмары рассеиваются очень быстро. К тому же нам предстоит путешествие по реке. Смена обстановки ей поможет.

— Спасибо вам, Хорст.

— Ваши предки прибегали к генной инженерии?

— Да, немного. Мы не принадлежим к семейству Салдана, но один из моих предков, благослови его Бог, был довольно обеспеченным человеком и шесть или семь поколений назад произвел базовые модификации. А что?

— Я подумал о возможности инфицирования. Здесь имеется вид грибковых спор, способных жить в крови человека. Но если в вашей семье были проведены хотя бы самые скромные усовершенствования иммунной системы, то беспокоиться не о чем.

Он поднялся и выпрямился, морщась от боли в спине. В общежитии стояла тишина; огни в центре, где спали остальные дети из Седьмой группы, уже погасили. Под оставленными гореть осветительными панелями жужжали местные насекомые размером с крупную пчелу с большими серыми крыльями. Шериф уже ушел осматривать найденное в реке тело, и другие колонисты разошлись, оставив их с Рут наедине. В районе столовой Хорст заметил начинающуюся сходку, куда собралось большинство взрослых. В другом углу плотной группой сидели угрюмые привы. Хорст понимал, что они напуганы. Недавние беспризорники, возможно, никогда не видевшие настоящего неба, не говоря уж о первобытных джунглях. Они весь день не покидали общежития. Хорст понимал, что должен попытаться познакомиться с ними, помочь навести мосты между их группой и добровольцами-колонистами, как-то сплотить общество. В конце концов, остаток жизни им предстоит провести вместе. Но почему-то не чувствовал в себе для этого достаточно сил.

Завтра, пообещал он себе. На корабле им предстоит провести вместе целых две недели, и там наверняка представится подходящая возможность.

— Я должен присутствовать на собрании, — сказал Хорст.

Со своего места он видел, что два человека уже завели яростный спор.

— Пусть себе болтают, — проворчала Рут. — Это поможет им избежать неприятностей. Они ни до чего не договорятся, пока не появится инспектор по расселению.

— Он должен был прийти еще сегодня утром. Нам необходим совет об устройстве домов. Мы даже не знаем, в какой местности нам предстоит жить.

— Все это скоро выяснится, для поучений и инструкций у инспектора будет достаточно времени в течение всей поездки. Я подозреваю, что сегодня вечером он развлекается в городе. И не могу его за это винить — бедняга окажется привязан к нам на целых восемнадцать месяцев.

— Вы всегда подозреваете в людях самое худшее?

— Приходится. Но сейчас меня волнует не это.

Хорст еще раз оглянулся на спорящих людей. Они начали голосовать, и часть рук поднялась вверх.

— Что же вас тревожит? — спросил он, присев на край койки лицом к Рут.

— Убийство.

— Мы не можем с уверенностью сказать, что это убийство.

— Смотрите на вещи реально. Труп раздет догола. Что еще это может быть?

— Он мог напиться.

«Потому что, видит Бог, мне самому хочется выпить при одном только взгляде на эту реку».

— Напился и пошел купаться? В Джулиффе? Да ну, Хорст!

— Вскрытие покажет, есть ли… — Под взглядом Рут он умолк, не закончив фразу. — Нет, думаю, никакого вскрытия не будет, не так ли?

— Нет. Должно быть, его просто спихнули в воду. Шериф говорил, что сегодня утром поступило заявление об исчезновении двух колонистов Третьей группы, поданное их женами. Пете Кокса и Алуна Рейтера. Десять против одного, что это тело кого-то из них.

— Возможно, — согласился Хорст. — Поразительно, насколько высока здесь преступность. От мира первой стадии колонизации я почему-то такого не ожидал. Да, впрочем, и Лалонд я представлял несколько иначе. Но скоро мы оставим все это позади. Наше общество окажется слишком мало для подобных вещей, мы все будем знать друг друга.

Рут с усталым видом потерла глаза.

— Хорст, вы совершенно не хотите думать. По-вашему, почему на трупе не осталось одежды?

— Не знаю. Наверное, кому-то приглянулся его костюм и ботинки.

— Правильно. А теперь скажите, какой грабитель будет убивать человека из-за пары ботинок? Вернее, хладнокровно лишать жизни двух человек? Господи, я признаю, что люди здесь небогаты, но они не дошли до такой степени отчаяния.

— И кто же это?

Она многозначительно оглянулась через плечо. Хорст проследил за ее взглядом.

— Привы? По-моему, это предубеждение, — с укоризной произнес он.

— Вы же видели, как относятся к ним жители города. Да и мы не лучше. Они не могут выйти за пределы порта без риска быть избитыми. И все из-за их комбинезонов, а больше им нечего надеть. Так кому может понадобиться нормальная одежда? И кто не станет беспокоиться о том, каким способом ее раздобыть? Кроме того, кто бы ни убил этого человека, он сделал это на территории порта, недалеко от нашей ночлежки, к сожалению.

— Неужели вы думаете, что это кто-то из наших? — воскликнул Хорст.

— Остается только молиться, чтобы это было не так. Но при нашем везении я бы на это не рассчитывала.

Диранол, самый маленький и самый удаленный из трех естественных спутников Лалонда, оставшийся сейчас в одиночестве на ночном небе, представлял собой девятисоткилометровую глыбу из красновато-желтого реголита, вращавшуюся в полумиллионе километров от планеты. Он повис над восточным краем горизонта, заливая Даррингхэм призрачным розоватым сиянием. Байк резко затормозил перед пятном света, льющегося из-под огромного навеса общежития. Мэри Скиббоу сняла руки с талии Фергуса. Гонка по темным городским улицам возбуждала ее, наполняя душу радостным волнением. Стены проносились мимо, почти неуловимо для глаз, луч фары выхватывал из темноты крыс и грязные лужи на дороге всего за мгновение до того, как они оказывались под колесами, ветер трепал волосы и выбивал слезы из глаз. Каждый поворот грозил смертельной опасностью. Вот это жизнь!

— Прибыли, твоя остановка, — сказал Фергус.

— Верно.

Она перекинула ногу через седло и встала рядом. И тотчас ощутила непереносимую тоску, ледяное отчаяние, давно нависшее над ней, грозящее обрушиться при первой же мысли о будущем и о том, что ждет впереди.

— Ты просто прелесть, Мэри.

Он поцеловал ее, лаская правую грудь девушки через ткань футболки. А потом уехал, и красный огонек байка быстро исчез в темноте.

Опустив плечи, она шагнула под навес общежития. Большинство коек были уже заняты, люди сопели, кашляли и ворочались во сне. Ей хотелось развернуться и убежать обратно, к Фергусу и Хэмишу, назад, к темному наслаждению последних часов. Ее мозг и кровь все еще горели от неприкрытой жестокости боев сейси, от криков возбужденной толпы в задней комнате «У Донована», от запаха и вида льющейся крови. А потом восхитительно-непристойное наслаждение в тихой хижине близнецов, их напряженные тела, сначала сплетающиеся с ее телом по очереди, а потом сразу вместе. И безумная гонка в багряном лунном свете. Мэри хотелось, чтобы каждая ее ночь была такой же и никогда не кончалась.

— Где ты была, черт побери?

Отец стоял перед ней, сжав челюсти, как всегда, когда он не на шутку сердился. Но сейчас ей было на все наплевать.

— В городе, — ответила она.

— Где это в городе?

— Развлекалась. Делала именно то, чего, по-твоему, делать не следует.

Он ударил ее по щеке, так что шлепок эхом отразился от высокого навеса.

— Перестань дерзить, нахальная девчонка. Я задал вопрос. Чем ты занималась?

Мэри уставилась на отца, чувствуя, как пылает щека, но не желая даже притронуться к ней рукой.

— Что дальше, папочка? Выпорешь меня ремнем? Или просто обойдешься кулаками?

У Джеральда Скиббоу от такой наглости открылся рот. Люди с соседних коек начали недовольно поглядывать в их сторону.

— Ты знаешь, который час? Где ты шлялась? — прошипел он.

— Ты уверен, что хочешь получить правдивый ответ, папочка? Точно уверен?

— Ты подлая маленькая шлюшка. Твоя мать всю ночь места себе не находила. Неужели тебя даже это не беспокоит?

Мэри презрительно усмехнулась.

— Что же может со мной случиться в этом раю, куда ты нас затащил?

На мгновение ей показалось, что отец снова ее ударит.

— В порту на этой неделе произошло два убийства, — сказал он.

— Правда? Это меня не удивляет.

— Марш в постель, — бросил он. — Мы обсудим это завтра утром.

— Обсудим? — насмешливо повторила она. — Хочешь сказать, что готов меня выслушать?

— Ради бога, Скиббоу, — крикнул кто-то. — Не мешай нам спать.

Под беспомощным взглядом отца Мэри сбросила ботинки и растянулась на своем лежаке.

Квинн еще дремал в своем спальном мешке, борясь с последствиями от дрянного пива, выпитого вчера в баре, как вдруг кто-то вцепился в край его койки и повернул ее на девяносто градусов. Он отчаянно засучил руками и ногами, но предотвратить падение было невозможно. Сначала в цементный пол врезалось его бедро, так что чуть не лопнули тазовые кости, а потом приложилась и челюсть. От изумления и боли Квинн взвыл.

— Подъем, прив! — раздался крик.

Над ним, злорадно усмехаясь, стоял мужчина лет сорока с небольшим, высокий и крепко сбитый, с копной черных волос и окладистой бородой. На загоревшей обветренной коже лица и рук просматривались глубокие следы оспин и красные штрихи капилляров. Его одежда была сшита из натуральных тканей и состояла из плотной рубашки в красную и черную клетку с оторванными рукавами, зеленых джинсов и шнурованных ботинок до колен, а на поясе болталось несколько энергоинструментов и зловещего вида мачете в девяносто сантиметров длиной. У основания шеи на тонкой цепочке поблескивал серебряный крестик.

Квинн застонал от острой боли в бедре, незнакомец отозвался грубым хохотом. Это уж слишком. Квинн вцепился в застежку спальника. Он заставит этого мерзавца заплатить. Замок открылся. Руки освободились, и Квинн забил ногами, стараясь сбросить спальный мешок. Краем глаза он вдруг заметил, что остальные привы с испуганными криками запрыгивают на свои койки. Огромная влажная челюсть сомкнулась на его правом запястье. Острые зубы впились в кожу, продавливая ее до самых сухожилий. Шок на несколько мгновений парализовал Квинна. Собака, охотничий пес, настоящий цербер. Схватиться с таким не сразу решились бы и сейси. Тварь была не меньше метра ростом, с короткой серой шерстью, тупой треугольной мордой и черными упругими брылями, с которых капала тягучая слюна. Огромные влажные глаза, не отрываясь, смотрели на него. А в горле клокотал сдержанный рык, отражавшийся дрожью во всей руке Квинна. Тот оцепенело замер, ожидая, что челюсти сейчас сомкнутся и он лишится руки. Но пес только продолжал неотрывно за ним следить.

— Я Пауэл Манани, — заговорил бородач. — И наш славный лидер, губернатор Колин Рексрью, назначил меня инспектором по расселению Седьмой группы. А это означает, привы, что вы принадлежите мне душой и телом. И чтобы с самого начала внести ясность, скажу: я не люблю привов. Я считаю, что без вонючих отбросов вроде вас этот мир был бы лучше. Но совет директоров ЛСК решил нагрузить нас этим барахлом, и я уж постараюсь за время отработки выжать из вас каждый франк, потраченный на перелет. Так что, если я скажу вылизывать дерьмо, вы будете вылизывать дерьмо, вы будете есть то, что я дам, и носить то, что я дам. А поскольку вы ленивы от природы, в ближайшие десять лет ни одного выходного не ждите.

Он присел на корточки рядом с Квинном и широко улыбнулся.

— Как тебя зовут, подонок?

— Квинн Декстер… сэр.

Пауэл одобрительно приподнял брови.

— Отлично. Умница, Квинн. Ты быстро учишься.

— Спасибо, сэр.

Собачий язык скользнул по его запястью. Ощущение чрезвычайно отвратительное. Квинн никогда не слышал, чтобы животное было так отлично выдрессировано.

— Умники всегда становятся смутьянами, Квинн. Ты намерен доставить мне неприятности?

— Нет, сэр.

— А ты будешь теперь быстро вставать по утрам, Квинн?

— Да, сэр.

— Чудесно. Значит, мы поняли друг друга.

Пауэл поднялся. Пес отпустил руку Квинна и немного попятился.

Квинн осмотрел запястье: кожа блестела от слюны, по всей окружности, словно татуировка, протянулась цепочка красных отметин, и в двух местах выступили капельки крови.

Пауэл ласково потрепал пса по голове.

— Это мой друг Ворикс. Между нами установлена сродственная связь, а значит, я носом чую все ваши дурацкие замыслы. Так что не советую даже пытаться жульничать, все трюки мне давно известны. Если узнаю, что вы что-то затеваете, с вами разберется Ворикс. И в следующий раз он не станет кусать за руку, он пообедает вашими яйцами. Вам все понятно?

Привы, опустив головы и избегая взгляда Пауэла, пробормотали что-то утвердительное.

— Я рад, что больше никто не питает иллюзий относительно друг друга. Ну а теперь инструкции на сегодняшний день. Повторять не буду. Седьмая группа отправляется вверх по реке на трех судах: «Свитленд», «Нассьер» и «Хайсел». Все они стоят в третьей гавани и отчаливают через четыре часа. За это время вы должны погрузить весь багаж колонистов. Если какие-то вещи останутся, я заставлю вас тащить их на спине до самого места назначения. И не ждите, что я буду с вами постоянно нянчиться, разбирайтесь между собой сами, и за работу. Вы поедете со мной на «Свитленде». А теперь шевелитесь!

Ворикс гавкнул, показав зубы из-под черных губ. Пауэл посмотрел, как Квинн, словно краб, отполз назад, а потом встал и спрятался за спины других привов. Пауэл уже пять раз помогал колонистам устраивать поселения и досконально изучил повадки привов, он понимал, что от Квинна стоит ждать одних неприятностей. Этот парень наверняка злопамятен и к тому же неглуп. Он не просто бездельник, скорее всего, до высылки был связан с какой-то подпольной организацией. Некоторое время Пауэл размышлял, не лучше ли оставить его на берегу, когда «Свитленд» отчалит, и предоставить разбираться шерифам Даррингхэма. Но в конторе об этом обязательно узнают и отметят в его личном деле, где и так перечислено немало несчастных случаев.

— Мерзавец, — буркнул он сквозь зубы.

Привы уже покинули общежитие и направились по дороге к складу. И было похоже, что они группируются вокруг Квинна, словно ожидая его руководства. Что ж, если так, Квинну не миновать несчастного случая в джунглях.

Хорст Элвис вместе с несколькими членами Седьмой группы наблюдал за инцидентом и теперь подошел к Пауэлу. Пес инспектора повернулся и посмотрел в его сторону. Господи, что за чудовище. Да, Лалонд приготовил для приезжих немало испытаний.

— Так ли уж необходимо запугивать этих парней? — спросил Хорст у Пауэла Манани.

Пауэл окинул его взглядом с головы до ног, на мгновение задержавшись на белом кресте.

— Да, абсолютно необходимо, если вы готовы услышать откровенный ответ, отче. Я всегда так обращаюсь с ними. Они с самого начала должны знать, кто здесь главный. Поверьте, они уважают только силу.

— Но они откликнулись бы и на доброту.

— Что ж, вы вольны проявлять ее сколько угодно, отче. И чтобы доказать, что я ничего не имею против, я готов отпускать их на мессу.

Хорсту пришлось ускорить шаг, чтобы поспевать за инспектором.

— А ваша собака… — осторожно произнес он.

— А в чем дело?

— Вы сказали, что между вами установлена сродственная связь.

— Так и есть.

— Значит, вы эденист?

Ворикс фыркнул, будто скрывая смешок.

— Нет, отче, — ответил Пауэл. — Я просто практичен. И если бы я получал по комбодоллару с каждого вновь прибывшего священника, задающего мне этот вопрос, я бы стал миллионером. В верховьях реки без Ворикса мне не обойтись; он нужен для охоты, выслеживания, разведки, для поддержания дисциплины среди привов. Нейронные симбионты обеспечивают мне полный контроль над псом. Я пользуюсь ими, потому что это дешево и эффективно. Точно так же поступает каждый инспектор по расселению и половина окружных шерифов. Это основные религии Земли поддерживают среди людей предубеждение против биотехов. А в мирах вроде Лалонда нам не до теологических споров. В случае необходимости мы пользуемся тем, что есть. И если вы хотите прожить достаточно долго, чтобы внушить второму поколению Седьмой группы благородную ненависть к единственной хромосоме, навлекающей на человека гнев Божий, вы последуете моему примеру. А теперь прошу извинить, мне надо заняться экспедиционными приготовлениями.

Он ускорил шаг, направляясь к гавани.

За ним последовал Джеральд Скиббоу и другие члены Седьмой группы, изредка смущенно поглядывающие на озадаченного священника. Джеральд заметил, как Рай Молви напрягся, готовясь к разговору. На вчерашнем собрании Молви наделал немало шума и, похоже, вообразил себя лидером группы. Многие высказывали предложения сформировать официальный комитет и выбрать представителя группы. Рай Молви утверждал, что это упростит общение с представителями власти. Джеральд про себя решил, что не пройдет и полугода, как этот тип, поджав хвост, сбежит в Даррингхэм. Типичный юрист, совершенно не приспособленный к фермерству.

— Мы ждали вас вчера, надеясь получить информацию, — заговорил Рай Молви.

— Верно, — согласился Пауэл, не сбавляя скорости. — Прошу извинить. Если хотите подать на меня официальную жалобу, обратитесь в комитет землеустройства, с которым у меня заключен контракт. Он занимает думпер на западной окраине города. Всего в шести километрах отсюда.

— Нет, мы не собирались жаловаться, — поторопился заверить его Рай Молви. — Но нам необходимо кое-что выяснить, чтобы подготовиться. Жаль, что вас вчера не было.

— Не было где?

— На собрании совета вчера вечером.

— Какого совета?

— Совета Седьмой группы.

Пауэл вздохнул. Он никогда не понимал причин, заставлявших половину колонистов лететь на Лалонд. Похоже, ЛСК применяет на Земле какие-то особые рекламные технологии.

— И что же хотел узнать ваш совет?

— Ну… для начала место назначения.

— Верховья реки. — Пауэл выдержал достаточно долгую паузу, чтобы его собеседник почувствовал себя не в своей тарелке. — К притоку Кволлхейм, в местность, называемую провинция Шустер. Впрочем, если вы предпочитаете какое-то другое местечко, капитан речного судна с удовольствием доставит вас туда.

Рай Молви покраснел.

Джеральд протолкался вперед еще при выходе из-под скрипучего навеса общежития. Идущий перед ним Пауэл свернул, направляясь к круглой гавани, расположенной в двухстах метрах, следом послушно трусил Ворикс. Внутри искусственной лагуны у деревянных причалов стояли три колесных судна. Над головой красными искрами мелькали крылья курронов. Щекочущее предвкушение судьбоносного приключения заставляло кровь ускорять свой бег.

— Есть у судов какие-то особенности, о которых нам надо знать? — спросил Джеральд.

— Ничего важного, — сказал Пауэл. — Каждое из них вмещает полторы сотни пассажиров, а путь до Кволлхейма займет у нас около двух недель. Питание на борту входит в стоимость транзита, а я буду рассказывать о практических аспектах жизни в джунглях и устройстве жилья. Так что подыщите себе свободную койку и наслаждайтесь поездкой, потому что другой такой возможности у вас не будет. После высадки начнется настоящая работа.

Джеральд признательно кивнул и повернул обратно в общежитие. Пусть другие надоедают этому человеку глупыми вопросами, а он соберет свое семейство и прямо сейчас отправится на «Свитленд». Долгое путешествие по реке как раз то, что нужно, чтобы Мэри успокоилась.

Конструкция «Свитленда» ничем не отличалась от стандартного дизайна больших колесных судов, курсирующих по реке Джулиффе. Широкий невысокий корпус, изготовленный из мейоповых досок, имел длину от носа до кормы шестьдесят метров, а от борта до борта двадцать метров. Если бы не надстройка, напоминающая по форме большой прямоугольный сарай, то с учетом воды, плещущейся всего в каком-нибудь метре от палубы, корабль можно было бы принять за добротный плот. А странное сочетание древних и современных технологий вполне соответствовало уровню развития Лалонда. Два больших колеса, установленные приблизительно посередине корпуса, были намного проще и легче в обслуживании, чем более эффективные винты. Двигатели работали на электричестве, поскольку их промышленное производство было дешевле, чем эквивалентные затраты на создание паровых генераторов и турбин. Но электромоторам требовались источники питания, которыми служили твердотопливные теплообменники, ввозимые с Ошанко. Дорогостоящий импорт оправдывался тем, что судов было слишком мало, чтобы завод по изготовлению теплообменников оправдывал себя с экономической точки зрения. А увеличение количества кораблей будет свидетельствовать о том, что изменились и экономические условия, и тогда, возможно, колесные суда и вовсе исчезнут, вытесненные столь же нелепыми сооружениями. Но путь прогресса на Лалонде был именно таким.

«Свитленд», построенный семнадцать лет назад, мог благополучно служить еще лет пятьдесят или шестьдесят. Его капитан, Розмари Ламборнэ, взяла корабль у ЛСК в кредит, выплачивать который предстояло ее внукам. Она была убеждена, что сделка получилась выгодной. Семнадцать лет наблюдения за тем, как незадачливые колонисты уплывают вверх по реке навстречу крушению своих надежд, убедили ее в том, что она поступает правильно. Ее контракт на перевозку колонистов, заключенный с транспортным отделом администрации губернатора, обеспечивал стабильный доход, гарантированный лет на двадцать вперед, а все, что она доставляла вниз по реке в Даррингхэм для быстро развивающегося торгового сообщества, приносило дополнительную прибыль в комбодолларах.

Жизнь на реке была чудесной, и Розмари уже с трудом могла вспомнить существование на Земле, где работала в конструкторском бюро Центрального правительства, совершенствуя вагоны вакуумных поездов. То была чья-то чужая жизнь.

За четверть часа до назначенного времени отплытия Розмари стояла в открытой рубке, занимающей переднюю четверть верхнего уровня надстройки. Пауэл Манани завел своего коня по мосткам и привязал его на корме, а затем подошел к ней, чтобы вместе понаблюдать за посадкой колонистов. Предстартовое возбуждение одинаково охватило и детей, и взрослых. Дети в основном собрались вокруг лошади, и самые смелые ласково похлопывали и гладили животное. На темном настиле валялись рюкзаки и более крупная поклажа. До верхней палубы долетали отголоски жарких споров. Никто и не подумал пересчитывать людей, взошедших на борт, и теперь корабль был перегружен, а те, кто пришел позже, никак не хотели искать себе место на других судах.

— Ты здорово организовал своих привов, — сказала она инспектору. — Никогда не видела такой профессиональной погрузки багажа. Они закончили работу около часа назад. Начальнику гавани надо бы забрать их у тебя и принять на работу грузчиками.

— Гм-м-м, — протянул Пауэл.

Лежащий позади него на палубе Ворикс сердито заворчал.

Розмари усмехнулась. Порой она не понимала, кто из них к кому больше привязан.

— Что-то не так? — спросила она.

— Не что-то, а кто-то. У них появился лидер. Он станет причиной беспорядков, Розмари. Я в этом уверен.

— Ты справишься с ними. Черт, ты руководил образованием пяти поселений, и все они оказались эффективными. Если ты не справишься, то не справится никто.

— Спасибо. Ты тоже отлично управляешь кораблем.

— На этот раз и сам будь начеку, Пауэл. Недавно в провинции Шустер пропало несколько человек. Ходят слухи, что губернатор сильно не в духе.

— Правда?

— На «Хайселе» вверх по реке отправляется пристав. Собирается разведать, что там и как.

— Интересно, не назначена ли награда за их поимку? Губернатору не нравится, когда поселенцы нарушают контракт — дурной пример для других. Эдак кто угодно сможет прийти и жить в Даррингхэме.

— Насколько мне известно, они хотят выяснить не куда делись люди, а что с ними произошло.

— В самом деле?

— Они просто исчезли. Никаких признаков борьбы. Оставили весь свой скарб и скот.

— Что ж, ладно, буду настороже. — Он достал из лежащего у ног рюкзака желто-зеленую, изрядно запятнанную широкополую шляпу. — Ну что, Рози, в этой поездке мы спим на одной койке?

— Вот еще! — Она перегнулась через поручень, отыскивая на баке своих четверых детей, вместе с двумя машинистами составлявших весь ее экипаж. — Я взяла вторым машинистом нового прива. Барри Макарпл, ему всего девятнадцать, а он уже отлично управляется и в машинном отделении, и в постели. Думаю, это несколько шокирует моего старшего сына. Ну, когда он сам не кувыркается с дочками колонистов.

— Ясно.

Ворикс жалобно заскулил и опустил морду на передние лапы.

— Когда ты в следующий раз будешь в Шустере? — спросил Пауэл.

— Месяца через два, может, через три. Я повезу группу в провинцию Колейн, что на притоке Дибова. А после этого снова буду в ваших краях. Хочешь, чтобы я вас навестила?

Он нахлобучил шляпу, прикидывая в уме дела и сроки.

— Нет, слишком рано. К тому времени эта орда еще не израсходует свои запасы. Заглядывай месяцев через девять или десять, пусть они немного помучаются, и тогда мы сможем всучить им кусок мыла хоть за полсотни комбодолларов.

— Договорились.

Они ударили по рукам и снова принялись наблюдать за спорящими колонистами.

«Свитленд» отчалил почти вовремя. Старший сын Розмари, Карл, крепкий пятнадцатилетний парень, пробежал по палубе, на ходу выкрикивая команды колонистам, помогающим ему подтянуть канаты. Первый оборот колес вызвал у пассажиров гул радостных криков, и судно медленно отошло от причала.

Розмари сама стояла на мостике. Гавань и так не была слишком просторной, а «Свитленд», с полным запасом топлива, колонистами, их багажом и трехнедельным резервом продовольствия, не отличался поворотливостью. Она провела судно до конца причала и направила в центр искусственной лагуны. Топка работала вовсю, двойная труба выбрасывала шлейф голубовато-серого дыма. Карл, стоя на носу, широко улыбнулся ей и поднял вверх большие пальцы. «Этот парень разобьет не одно женское сердце», — не без гордости подумала Розмари.

На этот раз на небе не было видно дождевых туч, и носовой масс-детектор показывал, что путь свободен. Розмари дала один гудок и перевела вперед рукоятки обоих регуляторов хода. Судно послушно двинулось к выходу из гавани к ее любимой и неукротимой реке, уносящейся в неизвестность. Что может быть лучше такой жизни?

На протяжении первой сотни километров колонисты Седьмой группы полностью с ней соглашались. У них перед глазами проплывала давно освоенная часть Амариска, расположенная неподалеку от Даррингхэма, заселенная почти двадцать пять лет назад. Большие участки джунглей были расчищены, и на их месте раскинулись поля, луга и пастбища. С борта корабля виднелись стада свободно пасущихся животных и группы сборщиков урожая с полными фруктов или орехов корзинами. Поселения тянулись вдоль южного берега почти без перерыва, демонстрируя картины настоящей сельской идиллии. Вокруг крепких, ярко покрашенных деревянных домиков пестрели цветы, ряды высоких деревьев вдоль дорожек создавали приятную тень. Посеянная между деревьями густая трава отливала на ярком солнце всеми оттенками изумрудов. В этом приволье люди могли расселяться без каких бы то ни было ограничений, здесь не было непрерывного потока пешеходов и колесного транспорта, от которых влажная почва превратилась бы в жидкую грязь, как на улицах Даррингхэма. Встречались лишь запряженные лошадьми повозки, перевозившие тюки сена да мешки с ячменем. Над горизонтом регулярно появлялись очертания ветряных мельниц, и неутихающий ветерок медленно поворачивал их широкие лопасти. В каждой деревне имелось по два или три причала, далеко уходивших в неспокойные желтоватые воды Джулиффы и не пустовавших; небольшие колесные баржи постоянно приходили сюда, чтобы забрать продукцию с ферм. На концах причалов сидели ребятишки с удочками и, завидев очередное судно, весело махали руками. Утром на реку выходили целые флотилии парусных рыбачьих лодок, и тогда «Свитленду» приходилось осторожно курсировать между многочисленными полотняными треугольниками, трепетавшими на свежем ветерке.

Вечером, когда небо на западе потемнело и приобрело оранжевый оттенок, а над головами уже появились звезды, на деревенских лужайках зажглись костры. В первый вечер путешествия Джеральд Скиббоу, завидев огонь, в непреодолимой тоске облокотился на перила. Длинные языки пламени отражались в черной воде, а ветерок доносил отдельные отрывки песен поселенцев, собравшихся на общий ужин.

— Я даже не думал, что жизнь может быть настолько прекрасной, — сказал он Лорен.

Она ощутила его руку на талии и улыбнулась.

— Правда, здорово? Как будто в сказке.

— И наша жизнь станет такой же сказкой. Она ждет нас в верховьях реки. Через десять лет мы тоже будем плясать вокруг костра и любоваться проплывающими судами.

— А новые колонисты будут смотреть на нас и мечтать.

— Мы построим свой дом, настоящий деревянный дворец. Да, Лорен, ты будешь жить в маленьком дворце, достойном самого короля Кулу. И у тебя будет сад с клумбами и грядками овощей, а я стану присматривать за стадами скота. Паула и Мэри поселятся неподалеку, а их дети, завидев нас, побегут навстречу со всех ног.

Лорен крепко обняла мужа. А он поднял голову и воззвал к небесам:

— Господи, зачем же мы столько лет попусту тратили время на Земле? Вот где наше место, Лорен. Давно надо было оставить позади аркологии и космические корабли и жить так, как завещал Господь.

Рут и Джей стояли рядышком на юте и смотрели, как опускается за горизонт солнце, на одно короткое волшебное мгновение окутывая реку золотисто-пурпурным сиянием.

— Мама, послушай, они поют, — воскликнула Джей.

Ее лицо свидетельствовало о полной безмятежности. Ужасный труп, омрачивший вчерашний вечер, был давно забыт; ее вниманием полностью завладел большой конь с бежевой шкурой, привязанный к ограждению на корме. Его огромные черные глаза излучали любовь и ласку, а прикосновение бархатистых губ к ладони, когда она угощала его сахаром, вызывало настоящий восторг. Она и поверить не могла, что такое громадное животное может быть настолько ласковым. Мистер Манани уже пообещал, что позволит ей по утрам прогуливать коня по палубе и научит за ним ухаживать. «Свитленд» казался Джей настоящим раем.

— О чем они поют?

— Похоже на гимн, — ответила Рут. Впервые после приземления она начала верить, что сделала правильный шаг. Деревни выглядели очень привлекательно, и жизнь в них явно была отлично налажена. Знать, что это возможно, значит наполовину выиграть битву. Вдали от столицы жить будет труднее, но вряд ли совсем уж невыносимо. — И не могу сказать, что осуждаю их за это.

Ветер стих, и пламя костров устремилось прямо к звездному небу, но запахи готовящейся еды плыли над водой, достигая «Свитленда» и его собратьев. Аромат свежевыпеченного хлеба и густой наваристой похлебки вызвал в желудке Квинна настоящий бунт. Привам выдали холодную еду и фрукты, похожие на апельсины, только с фиолетовой кожурой и соленые на вкус. Все колонисты ели горячую пищу. Сволочи. Но привы начинают поглядывать в его сторону, а это уже кое-что. Он уселся на палубе перед надстройкой и смотрел на север, в противоположную сторону от этих средневековых лачуг, на которые пускают слюни колонисты. На севере было темно, и это ему нравилось. Тьма существует во многих формах, как физических, так и духовных, и именно тьма в конце концов побеждает все. Этому научили его в секте; тьма есть сила, и триумфа добиваются лишь те, кто привержен тьме.

Губы Квинна беззвучно зашевелились: «После тьмы придет Вестник Света. Он вознаградит тех, кто шел Его тропой в бездну Ночи. Ибо лишь они правдивы по отношению к себе и естеству человека, по сути своей зверя. Они воссядут на его длани и низвергнут тех, кто прикрывается ложью перед Нашим Богом и Его братом».

Чья-то рука коснулась его плеча, и Квинн, обернувшись, увидел толстого улыбающегося священника.

— Через несколько минут я буду служить молебен на корме. Мы решили просить благословения нашему путешествию. Приглашаю вас присоединиться.

— Нет, спасибо, отче, — спокойно ответил Квинн.

Улыбка Хорста стала печальной.

— Что ж, понимаю. Но двери Бога всегда открыты для вас.

Он повернулся и пошел на корму.

— Вашего Бога, — прошептал ему в спину Квинн. — Но не моего.

Джексон Гэль заметил девчонку, которую накануне видел «У Донована».

Опершись головой на руки, она стояла у перил левого борта, сразу за гребным колесом. Помятая темно-синяя рубашка была заправлена в черные спортивные шорты, а на босых ногах белели простые шлепанцы. Сначала ему показалось, что она смотрит на реку, но затем он увидел пристегнутый к поясу многофункциональный блок и серебристые линзы на глазах. Ее нога ритмично постукивала по палубе.

Джексон спустил на пояс верх серого комбинезона и завязал рукава, чтобы не было видно проклятой алой надписи. Влажный ветерок нисколько не освежал кожу. Есть ли на этой планете хоть одна молекула холодного воздуха?

Он похлопал ее по плечу.

— Привет.

По лицу пробежала тень раздражения. Ее рука поднялась к кнопкам управления блока, а к Джексону повернулись невидящие серебристые линзы. Затем серебро исчезло, открыв темные выразительные глаза.

— Да?

— Наслаждаешься местной трансляцией?

— Это здесь-то? Шутишь. Мы плывем по реке, потому что на этой планете еще не изобрели колесо.

Джексон рассмеялся.

— Тут ты права. И что же ты смотрела?

— «Кинетическую жизнь». Последний альбом Джеззибеллы.

— Эй, Джеззибелла мне нравится.

Ее раздражение немного улеглось.

— Еще бы. От нее все мужики просто плавятся. Она показывает женщинам, что при желании можно с вами сделать. Она просто класс.

— Я однажды видел ее вживую.

— Господи! Правда? Когда?

— Год назад она выступала у нас в аркологии. Пять вечеров на стадионе, и все билеты были проданы.

— Ну и как?

— Супер. — Он восторженно взмахнул руками. — Ничего похожего на отсталые группы «иллюзорных настроений», как будто несколько часов подряд занимаешься сексом. Она такое вытворяет со своими танцовщиками, что все тело загорается огнем. Говорили, что в ее трансляционной системе используются нелегальные коды, активирующие ощущения. Да кому какое дело? Тебе бы точно понравилось.

Мэри Скиббоу опять нахмурилась.

— Теперь я этого уже не узнаю. Вряд ли она прилетит на эту захолустную планету.

— Разве ты не хотела сюда ехать?

— Нет.

Нескрываемое отвращение в ее голосе поразило Джексона. Колонисты всегда казались ему одурманенной толпой любителей того сельского очарования, которое до сих пор тянулось по берегу реки. Ему и в голову не приходило, что не все они с одинаковым рвением стремятся к этой цели. Мэри могла стать ценным союзником.

Он заметил, что со стороны судовой надстройки к ним подходит сын капитана Карл. На парне были только белые полотняные шорты и парусиновые туфли на резиновой подошве. «Свитленд» как раз шел по неспокойному участку реки, но Карл превосходно сохранял равновесие, словно предвидел малейший наклон палубы.

— А, вот ты где, — заговорил он с Мэри. — Я тебя повсюду искал и уже решил, что ты на молебне, который устроил священник.

— Я не собираюсь просить благословения нашей поездке, — быстро ответила она.

Карл широко усмехнулся, и его белые зубы блеснули в сгущающихся сумерках. Он был на голову ниже Джексона и даже на несколько сантиметров ниже Мэри, но мускулистый торс мог служить иллюстрацией для медицинского учебника. Совершенство его тела наводило на мысль о генетических улучшениях. Джексон с растущим замешательством смотрел, как Карл протягивает руку Мэри.

— Ты готова? — спросил Карл. — Моя каюта впереди, как раз под капитанским мостиком.

Мэри подала ему руку.

— Конечно.

Карл озорно подмигнул Джексону и увел Мэри с палубы. Перед тем как они скрылись в надстройке, Джексону послышалось, что Мэри хихикает. Он не мог поверить своим глазам. Она предпочла ему Карла? Этот мальчишка на пять лет его младше! Он злобно сжал кулаки. Все из-за того, что он прив, можно не сомневаться. Маленькая сучка!

Каюта Карла была небольшим помещением в носовой части судна и выглядела как типичная комната подростка. На столе лежали два процессорных блока, какие-то микроинструменты и наполовину разобранная ячейка памяти из судовой системы. Голограммы на стенах изображали созвездия и планеты; одежда, обувь и полотенца валялись по всему полу. Но его каюта оказалась примерно в десять раз больше того помещения, которое семья Скиббоу была вынуждена делить с семейством Кава.

Дверь за Мэри захлопнулась, и голоса собравшихся на кормовой палубе людей стали намного тише. Карл, едва войдя, сбросил туфли и опустил широкую откидную койку.

«Ему всего пятнадцать, — пронеслось в голове Мэри, — но какое великолепное тело, а улыбка… Господи, я не должна была даже приходить сюда, не говоря уж о том, чтобы ложиться с ним в постель». Но эта мысль лишь сильнее распалила ее чувства.

Собравшиеся на молитву затянули гимн, и в их голосах зазвенел неподдельный энтузиазм. Она вспомнила, что среди них и ее отец, как раз сегодня утром пытавшийся поговорить с ней по душам и заявивший, что полное удовлетворение может прийти только в результате размеренной жизни, наполненной честным трудом. Он советовал дочери понять, что их будущее — Лалонд, и это будущее прекрасно.

Под торжествующим взглядом Карла Мэри расстегнула рубашку, а затем взялась за шорты.

На третий день пути вид селений на берегах Джулиффы немного изменился. «Свитленд» миновал Топь Халтайна, и деревни стали появляться на далеком северном берегу. Им не хватало ухоженности предыдущих поселков, здесь было меньше скота и обработанных полей, участки расчищенных джунглей сократились, и деревья, подступающие теперь намного ближе к хижинам, выглядели более внушительно.

Река разветвилась, но «Свитленд» продолжал идти по главному руслу. Движение на Джулиффе заметно уменьшилось. Население местных ферм занималось тяжелой работой, и людям просто некогда было строить парусные лодки. По реке ходили только крупные баржи, в основном доставляющие на городские верфи древесину мейопа, вырубаемого поселенцами. Но к концу первой недели даже баржи остались позади. Привозить в город лес с этих отдаленных участков было попросту невыгодно.

Каждый час теперь встречались все новые притоки. Джулиффа сузилась, ее ширина сократилась до двух километров, и быстро текущая вода выглядела почти чистой. Поселения стали редкостью, порой между ними было пять, а то и шесть часов хода.

Хорст почувствовал, как изменилось настроение людей, и молился, чтобы высадка на берег прогнала охватившее их уныние. Когда люди бездельничают, за работу берется дьявол, и сейчас эта поговорка казалась верной как никогда. Постройка домов и расчистка земли не дадут людям скучать. Но вторая неделя путешествия, казалось, тянулась целую вечность, да и зарядившие ежедневные дожди никак не поднимали настроение. Люди начали роптать, сетуя на удаленность выделенной им земли.

Подступившие с обеих сторон джунгли производили тягостное впечатление, деревья и кустарники росли по берегам так плотно, что казались непроницаемой стеной листвы, спускающейся к самой воде. Заросли фолтвайна — цепкого пресноводного растения — тоже причиняли немало неприятностей. Его длинные побеги росли под самой поверхностью воды по всей ширине реки. Самые крупные скопления Розмари легко обходила, но отдельные плети неизбежно наматывались на гребные колеса. В таких случаях «Свитленд» останавливался, и Карл со своей младшей сестренкой карабкались по лопастям, срезая скользкие побеги ярко-желтыми лезвиями лучевых резаков.

На тринадцатый день после отплытия из Даррингхэма суда оставили Джулиффу и свернули в приток Кволлхейм. Ширина его составляла всего триста метров, течение стало еще быстрее, а тридцатиметровые деревья, увитые лианами, образовывали по обоим берегам непроходимый частокол. На юге колонисты заметили пурпурные и серые вершины далекого горного хребта и с удивлением смотрели на ярко освещенные солнцем снежные шапки. Казалось, что на этой планете просто не может быть льда, лед — совершенно не свойственное для Лалонда явление. Утром четырнадцатого дня на берегу, выше по течению, появилось селение — первое за тридцать шесть часов. Оно расположилось на полукруглой расчищенной площадке, отвоевавшей у джунглей примерно километр пространства. Повсюду лежали поваленные деревья. Из нескольких костровых ям поднимались тонкие струйки дыма. Стоящие здесь лачуги представляли собой жалкие подобия добротных домов, виденных в низовьях реки; на связанных кое-как каркасах держались стены и крыши из сплетенных пальмовых листьев. Единственный причал выглядел ужасно ненадежным, и возле него покачивались на волнах лишь три выдолбленных каноэ. Узкий ручеек, текущий посреди вырубки к реке, оказался открытой сточной канавой. Привязанные к колышкам козы щипали короткую травку. Чахлые цыплята рылись в кучах мусора и опилок. Жители провожали проходящий «Свитленд» равнодушными хмурыми взглядами. Большинство людей носили шорты и ботинки, а кожа поселенцев казалась коричневой, но от солнца или от грязи, определить было трудно. В этом месте даже неизменные звуки джунглей доносились как-то приглушенно.

— Добро пожаловать в город Шустер, — с некоторой иронией произнесла Розмари.

Она стояла на мостике, постоянно поглядывая на носовой масс-детектор, чтобы не угодить в очередную ловушку фолтвайна или не напороться на полузатопленные бревна.

Совет Седьмой группы и Пауэл Манани тоже собрались на мостике, радуясь возможности укрыться в тени.

— Это он и есть? — ошеломленно спросил Рай Молви.

— Да, это столица провинции, — подтвердил Пауэл. — Люди живут здесь уже около года.

— Не расстраивайтесь, — сказала Розмари. — Отведенные вам земли лежат в двенадцати километрах вверх по реке. Вам не придется часто встречаться с этими людьми. Что, по-моему, только к лучшему. Мне и раньше приходилось видеть подобные поселения, они способны заразить духом уныния своих соседей. Вам лучше устроиться самостоятельно.

Рай Молви, не зная, что сказать, коротко кивнул.

Три судна медленно прошли мимо поселения и его апатичных обитателей. Колонисты, собравшись на корме, в молчании смотрели, как корабли исчезают за поворотом реки.

Хорст перекрестил поселок и пробормотал короткую молитву. Хотя, подумал он, реквием здесь был бы более к месту.

Джей Хилтон повернулась к матери.

— Мамочка, мы тоже будем так жить?

— Нет, — решительно ответила Рут. — Никогда.

Спустя два часа, когда река сузилась до полутораста метров, Розмари увидела, что показания на ее инерционном навигаторе совпадают с координатами, данными ей в комитете землеустройства. «Свитленд» замедлил ход до минимума, а Карл, стоя на носу, зоркими глазами обыскивал непроницаемый барьер зелени по южному берегу. Час назад прошел дождь, и из джунглей тянулись тонкие белые щупальца пара. Между ветвями деревьев с резкими криками порхали мелкие разноцветные птички.

Вдруг Карл подпрыгнул и замахал руками, показывая матери на берег. И тогда Розмари тоже увидела потускневший серебряный столбик с шестиугольным значком на вершине. Он был врыт в землю в пяти метрах над краем воды.

Она дала победный гудок.

— Конечная остановка, — протяжно объявила Розмари. — Абердейл.

— Отлично, — воскликнул Пауэл и поднял руки, прося тишины. Он вскочил на бочонок и обратился к собравшимся на носовой палубе колонистам: — Вы уже видели, что можно сделать, если не терять решимости и прилежно работать. И вы видели, как легко потерпеть неудачу. Какой путь вы выберете, решать только вам. Я буду помогать вам на протяжении восемнадцати месяцев, и за это время вы определите, какое вас ждет будущее. Наступает решающий момент. А теперь скажите, хотите ли вы добиться успеха? — Он услышал одобрительный гул и широко улыбнулся. — Прекрасно. Первой нашей задачей будет постройка причала, чтобы к нему могли пристать капитан Ламборнэ и два других судна. Так мы сможем разгрузить ваши вещи, не намочив их. Кроме того, причал на этой реке играет важную роль для любого поселения. По нему приезжие могут определить, какая здесь создается община. Как вы могли заметить, наш славный капитан не собиралась останавливаться в Шустере. И это не удивительно, не так ли? У хорошего причала встанет любое судно, даже в этом удаленном уголке. Он показывает, что вы намерены стать частью жизни планеты. Что вы хотите торговать и богатеть. Что в вашем поселении для умного капитана всегда найдутся привлекательные возможности. Хороший причал приобщает вас к цивилизации. Так что я думаю, решив продолжать начатое дело, мы начнем со строительства надежного причала, чтобы он мог послужить и вашим внукам. Я считаю, что это было бы правильно. Я прав?

В ответ прогремело оглушительное «Да!».

Пауэл хлопнул в ладоши и спрыгнул с бочонка.

— Квинн?

Он жестом подозвал парня, стоявшего среди молчаливой группы привов в тени надстройки.

Квинн поторопился выйти вперед.

— Да, сэр?

Его уважительный тон ничуть не обманул Пауэла.

— В данный момент капитан удерживает судно против течения. Но это требует дополнительного расхода топлива, так что, если мы хотим, чтобы «Свитленд» задержался здесь подольше, надо закрепить судно. Тебе придется вытащить канат на берег и привязать к крепкому дереву, способному выдержать нагрузку. Справишься?

Квинн перевел взгляд на монолитную массу зелени на берегу, затем снова повернулся к Пауэлу.

— А как я туда попаду?

— Вплавь, парень. И не говори, что ты не умеешь плавать. Здесь всего тридцать пять метров.

Карл уже подошел ближе и начал разматывать трос.

— Как только ты закрепишь канат, мы подведем «Свитленд» к мелководью поставим на надежные якоря, — сказал он. — Тогда все смогут высадиться на берег.

— Чудесно, — мрачно бросил Квинн.

Он скинул ботинки и начал стаскивать комбинезон. Ворикс подошел и с интересом обнюхал его обувь. Квинн, оставшись в одних шортах, присел на палубу, чтобы снова надеть ботинки.

— А нельзя ли, чтобы со мной отправился Ворикс? — спросил он.

Пес повернулся, высунув из пасти длинный язык.

— За каким дьяволом он тебе понадобился? — удивился Пауэл.

Квинн махнул рукой на джунгли, полные неумолчных звуков.

— Чтобы разобраться с дикими сейси, если они там есть.

— Марш в воду, Квинн, и перестань скулить. Здесь нет никаких диких сейси.

Пауэл смотрел, как Квинн соскальзывает в воду, а Джексон Гэль подает ему конец каната. Наконец Квинн мощными гребками поплыл к берегу, таща за собой канат.

— Всех сейси давно сожрали кроклевы, — крикнул ему вслед Пауэл и громко расхохотался.

Затем он спокойно пошел на корму набирать бригаду колонистов для постройки причала.

Глава 8

Транквиллити: цилиндр из полипа с округлыми торцами, с оболочкой цвета обожженной неглазурованной глины, длиной шестьдесят пять и диаметром семнадцать километров, самый большой из всех выращенных в Конфедерации биотех-биотопов. При такой унылой и негостеприимной наружности его трудно было заметить издали; тот скудный поток света, что доходил до него от звезды класса F3, отстоящей от биотопа на один и семь десятых миллиарда километров, казалось, обтекал его, почти не освещая поверхности. Транквиллити был единственным поселением людей в этой звездной системе и вращался над Кольцом Руин на высоте семь тысяч километров. Единственными его компаньонами являлись жалкие останки сооружения ксеносов, служившие постоянным напоминанием о смертности любой структуры, какой бы большой и мощной она ни была. Одинокий, изолированный и беспомощный в политическом смысле; казалось, жить в таком месте способны лишь немногие люди.

И все же…

Приближающиеся космические корабли и суда мусорщиков не могли не заметить, что вокруг торца, обращенного к галактическому северу, постоянно мерцает свет. Неподалеку от биотопа находился целый комплекс промышленных станций. Все они принадлежали одной из крупнейших астроинженерных компаний Конфедерации, и все постоянно работали, обслуживая непрекращающийся поток прилетающих и улетающих кораблей. Вокруг, выбрасывая шлейфы голубоватых ионов, кружилось целое облако грузовых и пассажирских челноков, топливных танкеров и многоцелевых служебных катеров.

Северный торец Транквиллити трехкилометровой осью соединялся с невращающимся космопортом: диском из металлических брусьев диаметром четыре с половиной километра, чья поверхность была занята вспомогательными службами, топливными резервуарами и посадочными опорами, напоминая гигантскую паутину, в которую попал целый рой кибернетических насекомых. Здесь кипела деятельность, ничуть не менее бурная, чем в любом космопорте эденистов, только в Транквиллити загружались и разгружались, заправлялись и принимали пассажиров корабли адамистов.

Позади тускло-серебристого диска гордо возвышались три круглые опоры: причалы для биотехкораблей, спускающихся и поднимающихся с грациозной ловкостью. Их геометрическое разнообразие восхищало не только посетителей космопорта, но и всех жителей биотопа; смотровые площадки, выходящие на эту сторону, были чрезвычайно популярны не только среди молодежи, но и у людей зрелого возраста. Мирчаско — то самое место, где спаривались, выращивали потомство и умирали черноястребы. Транквиллити стал одной из немногих их легальных баз. Здесь же при готовности выложить около двадцати миллионов комбодолларов можно было купить и яйца черноястребов, причем никто не задавал лишних вопросов.

По всему периметру торца в окружающее пространство тянулись сотни органических кабелей; постоянное воздействие космической пыли и удары частиц почти ежедневно приводили к пробоям, и потому кабели были снабжены специальными железами, компенсирующими повреждения. Вращение биотопа обеспечивало постоянное натяжение кабелей, и они отходили от оболочки, будто свинцово-серые спицы колеса космического велосипеда. Эти кабели пронизывали исполинскую магнитосферу Мирчаско и вырабатывали колоссальной силы электрический ток, обеспечивая энергией биологические процессы в клеточном слое Транквиллити, осевую осветительную трубку, а заодно и обитателей биотопа. Для регенерации структуры полипа Транквиллити ежегодно поглощал тысячи тонн астероидных минералов, но химические реакции давали лишь малую часть необходимой энергии.

В середине цилиндрического тела биотопа располагался город с населением более трех миллионов человек; вдоль экватора протянулась полоса космоскребов — пятисотметровых башен, выходящих за пределы оболочки и снабженных длинными закругленными прозрачными панелями, откуда в космос лился теплый желтоватый свет. Вид, открывающийся из роскошных апартаментов, был поистине захватывающим: звезды, чередующиеся с картиной охваченного бурями газового гиганта и его небольшой коллекцией колец и лун. Вечное и постоянно меняющееся зрелище, поскольку ради создания стандартной земной гравитации у основания башен биотоп постоянно вращался. Здесь адамисты могли увидеть картину, доступную эденистам по праву рождения.

И нет ничего удивительного в том, что Транквиллити с его либеральными банковскими законами, низкими налогами, возможностью нанять черноястребов и беспристрастной сущностью биотопа, контролирующей внутренний порядок, так что преступность оставалась на самом низком уровне (условие, необходимое для спокойствия поселившихся здесь миллионеров и миллиардеров), стал одним из главных независимых торговых и финансовых центров Конфедерации.

Но в самом начале Транквиллити задумывался вовсе не как налоговый рай, это произошло позже, вследствие отчаянной необходимости. Биотоп был зарожден в 2428 году по приказу кронпринца Кулу Михаэля Салданы как модифицированная версия эденистских биотопов, по запросу самого принца дополненная некоторыми уникальными свойствами. Он задумывал создать базу, где сливки ксеноспециалистов будут изучать наследие леймилов, чтобы установить постигшую их судьбу. Его поступок вызвал значительное недовольство всего семейства.

Королевство Кулу было христианским государством, и его население отличалось набожностью. Король являлся хранителем веры во всем государстве, а поскольку биотехи всегда ассоциировались с эденистами, адамисты (тем более, добрые христиане) фактически отвергали эту особую ветвь технологий. Принцу Михаэлю, возможно, сошло бы с рук выращивание Транквиллити; самодостаточный биотоп как нельзя лучше подходил для изолированного научного проекта, и соответствующая пропаганда помогла бы сгладить скандал. Королевской власти не чужды некоторые противоречия, и это лишь усиливает ее мистическую составляющую, особенно в тех случаях, когда это относительно безобидно.

Но попыток оправдаться так и не последовало; пробудив к жизни биотоп, принц Михаэль не остановился и усугубил свое первоначальное «преступление» (особенно в глазах церкви и, что более важно, в глазах Тайного совета), когда имплантировал себе нейронные симбионты, позволяющие установить сродственную связь с растущим Транквиллити.

Последней каплей стал поступок, осужденный конклавом епископов Кулу как ересь и произошедший в 2432 году, в год смерти отца принца, короля Джеймса. Михаэль внедрил ген сродственной связи своему первенцу, сыну Морису, чтобы тот тоже имел возможность общаться с самым новым и самым необычным подданным королевства.

Оба они были отлучены от церкви (Морис на тот момент был еще трехмесячным эмбрионом, растущим в экзоутробе). От права на престол принц Михаэль отрекся в пользу своего брата Лукаса еще раньше. Отец и сын без особых церемоний были отправлены в ссылку на Транквиллити, который выделили им в вечное пользование и нарекли герцогством.

Один из самых амбициозных проектов, когда-либо предпринимавшихся в области исследования ксеносов, имеющий целью изучение целой расы от хромосом до вершин развития общества, практически рухнул в тот момент, когда фонды королевской сокровищницы были закрыты, а персонал отозван.

Что касается Михаэля, то вместо семи превосходно развитых звездных систем Конфедерации, принадлежавших ему по праву рождения, он стал хозяином наполовину выращенного биотопа. Вместо того чтобы командовать семью сотнями боевых космических кораблей, составлявших третью по мощи из всех существующих армий, он получил в свое распоряжение пять списанных с флота судов, отлетавших уже не менее двадцати пяти лет каждый. Вместо абсолютной власти над жизнью и смертью трех четвертей миллиарда верных королевских подданных он стал управляющим для семнадцати тысяч изгнанных и внесенных в черные списки специалистов и их семей, крайне раздосадованных своим положением. Вместо неограниченного доступа к казначейству, ворочающему бюджетами в триллионы фунтов, ему пришлось утвердить конституцию налогового рая в надежде привлечь состоятельных бездельников и жить за их счет.

С тех пор Михаэль Салдана стал известен как Владыка Руин.

— Триста тысяч комбодолларов за это великолепное растение. Взгляните, леди и джентльмены, прекрасный экземпляр. На нем пять нетронутых листьев, и это неизвестный ранее тип, еще даже не зарегистрированный. — Растение, заключенное в вакуумный контейнер, стояло на столе аукциониста: пыльно-серый стебель с пятью длинными поникшими листьями, потрепанными по краям и похожими на листья папоротника. — Вы только посмотрите, это вздутие на кончике стебля вполне может оказаться бутоном. Его клонирование не составит никакого труда, и патент на геном навеки останется в ваших руках, принося постоянный доход.

Кто-то повысил цену еще на десять тысяч комбодолларов.

Джошуа Кальверт даже не пытался определить, кто именно. Здесь собрались эксперты с лицами игроков в покер, использующие подавляющие эмоции программы. И все они сегодня пришли сюда, до отказа заполнили зал, не оставив ни одного свободного места. Люди в четыре ряда стояли вдоль стен и занимали все проходы; случайные посетители и миллиардеры, ищущие острых ощущений, серьезные коллекционеры, перекупщики из торговых объединений, даже несколько представителей промышленных компаний, надеющиеся заполучить технологическую находку.

«И все собрались благодаря мне».

Заведение Баррингтона Грира не было крупнейшим аукционным домом Транквиллити, здесь имели дело как с находками из поселения леймилов, так и с произведениями искусства, но операции в этом заведении проводились гладко и без каких-либо нарушений. Кроме того, Баррингтон Грир отнесся к девятнадцатилетнему Джошуа Кальверту, вернувшемуся из первого полета, как к равному, как к профессионалу. Проявил уважение. С тех пор Джошуа пользовался услугами только этого аукциона.

Зал торгов находился на пятидесятом этаже космоскреба Сент-Мари, его стены из полипа прикрывали темные дубовые панели, пол устилали ярко-голубые ковры, а по обе стороны от арочного входа висели тяжелые портьеры из бархата цвета бургундского вина. Изящные хрустальные люстры заливали помещение ярким светом. Именно так Джошуа представлял себе обстановку солидного заведения в викторианском Лондоне. Однажды Баррингтон Грир сказал, что именно такого эффекта он и добивался: спокойствие и достоинство, вселяющее чувство уверенности. В широком окне за спиной аукциониста сменилась панорама: звезды неторопливо повернулись, и аквамариновым осколком выплыла Фальсия, шестая луна Мирчаско.

— Триста пятьдесят тысяч комбодолларов, раз.

Фальсия скрылась за грудью аукциониста.

— Триста пятьдесят тысяч комбодолларов, два.

Старинный деревянный молоток поднялся снова. Фальсия опять появилась, выглянув из-за плеча.

— И последний раз.

Деревянный молоточек со стуком опустился.

— Продано мисс Мелиссе Страндберг.

Под негромкий гул голосов прозрачный контейнер унесли, волнение и нервозность в зале буквально пропитали воздух. Джошуа и сам жутко нервничал, он сидел во втором ряду и, ощущая всеобщую напряженность, беспокойно ерзал в кресле, стараясь лишь не задевать соседей. Его стопы все еще отзывались болью, если резко на них надавить. Медицинские нанонические пакеты охватывали ноги до самых коленей и казались какими-то странными сапогами из зеленоватой кожи, на пять размеров больше, чем нужно. Пакеты имели губчатую структуру, и при ходьбе у Джошуа создавалось впечатление, будто он подпрыгивает.

Три помощника аукциониста поставили на стол очередной контейнер полутораметровой высоты с тускло-золотистыми термостабилизаторами наверху, поддерживающими внутри температуру ниже точки замерзания. Стекло затуманивала легкая изморось. В зале тотчас стихли все голоса.

Джошуа мельком взглянул на Баррингтона Грира — мужчину средних лет с пухлыми румяными щеками и рыжеватыми усами, стоявшего сбоку от сцены. На нем был строгий темно-синий костюм с брюками свободного покроя и застегивающимся до самой шеи пиджаком с расклешенными рукавами; на атласной ткани переливались едва заметные оранжевые спирали. Он поймал взгляд Джошуа и подмигнул ему.

— А теперь, леди и джентльмены, мы переходим к последнему лоту этого дня, идущему под номером сто двадцать семь. Думаю, без преувеличения могу сказать, что для меня это уникальный случай: модульная стойка электронных схем леймилов пережила катаклизм в глыбе льда. Мы уже идентифицировали два процессорных чипа и значительное число твердотельных кристаллов памяти, находящихся внутри. Все они в превосходном состоянии. В одном этом цилиндре в пять раз больше кристаллов, чем было обнаружено за все время работ в Кольце Руин. Я предоставляю вам самостоятельно вообразить, какие информационные сокровища в нем скрыты. Это несомненно величайшая находка с момента обнаружения первого тела леймила более столетия назад. И для меня большая честь открыть торги с двух миллионов эденистских комбодолларов.

Джошуа насторожился, но не услышал даже легкого шепота протеста.

Предложения сыпались одно за другим, каждый раз увеличивая цену на пятьдесят тысяч комбодолларов. В зале снова поднялся сдержанный гул голосов. Головы энергично поворачивались из стороны в сторону, торгующиеся пытались поймать взгляды конкурентов, чтобы определить степень решимости.

Цена перевалила за четыре миллиона, и Джошуа от напряжения сжал зубы. «Ну же, не останавливайтесь». Четыре миллиона и сто тысяч. «В нем же может быть информация о причине катастрофы леймилов». Четыре с половиной. «Вы сможете решить величайшую проблему, стоящую перед наукой, после преодоления барьера сверхсветовой скорости». Четыре миллиона восемьсот тысяч. «Вы станете знаменитостью, и открытие будет названо вашим именем, а не моим. Давайте, сукины дети. Торгуйтесь!»

— Пять миллионов, — бесстрастно объявил аукционист.

Джошуа осел в кресле, из его горла вырвался тихий стон облегчения. Опустив взгляд, он заметил, что его пальцы крепко сжаты в кулаки.

«Я сделал это. Я могу начать ремонт „Леди Мак“ и нанять экипаж. Формирующие узлы придется заказать в Солнечной системе. Это займет около месяца, если я найму черноястреба, чтобы за ними слетать. Корабль будет готов через десять недель. Господи!»

Он снова сосредоточился на торгах в тот момент, когда цена перевалила за шесть миллионов. На мгновение Джошуа показалось, что он ослышался, но нет, и Баррингтон Грир улыбался ему, словно запустил в своих нанониках какую-то безумную стимулирующую программу.

Семь миллионов.

Джошуа слушал, словно во сне. Он может позволить себе не только замену формирующих узлов и мелкий ремонт. «Леди Мак» можно оснастить заново, установить лучшие системы, не считаясь с ценой, новые ядерные генераторы, может, и новый космоплан. Нет, лучше ионный флаер из Кулу или Новой Калифорнии. Да!

— Семь миллионов четыреста пятьдесят тысяч. Раз.

Аукционер, держа поднятый молоток в мясистой ладони, выжидающе осмотрел зал.

«Богат! Я чертовски богат!»

— Два.

Джошуа закрыл глаза.

— Последний раз, семь миллионов четыреста пятьдесят тысяч. Кто больше?

Удар молотка прозвучал триумфальным гонгом. Для Джошуа Кальверта началась новая жизнь. Независимый капитан, владелец космического корабля. В зале раздался протяжный низкий звон. У Джошуа мгновенно открылись глаза. Все присутствующие моментально умолкли и посмотрели на небольшой проектор кругового обзора в виде метрового хрустального столбика, стоящий перед аукционером. Под его поверхностью поплыли абстрактные разноцветные завитки. Несмотря на общее замешательство, улыбка Баррингтона Грира стала еще шире.

— Транквиллити предъявляет свое право на покупку лота номер сто двадцать семь, — раздался приятный мужской голос.

— Вот дьявол… — воскликнул кто-то слева от Джошуа.

Победивший покупатель? Он даже не расслышал его имя во время торга.

Аукционный зал задрожал от громких голосов.

Баррингтон Грир с ликующей улыбкой показал ему большой палец. Три помощника подошли, чтобы унести контейнер и его драгоценное — семь с половиной миллионов! — содержимое в боковое крыло здания.

Джошуа подождал, пока зал опустел; люди выходили, оживленно обсуждая единственное событие: заявку Транквиллити на последний лот.

Ему теперь было на все наплевать, последняя заявка означала увеличение установленной цены еще на пять процентов. Электронная стойка теперь попадет к команде специалистов по леймилам, где ее содержимым займутся самые опытные ученые в области изучения инопланетных миров. Он ничего не имел против, скорее всего, это единственно правильное решение.

После первых мучительных лет ссылки Михаэль Салдана, насколько смог, восстановил большую часть научной команды, увеличивая ее потенциал по мере роста новой экономики и умножения финансовой мощи. К этому дню в ней насчитывалось семь тысяч специалистов, включая нескольких ксеносов, членов Конфедерации, предлагавших альтернативные теории при обсуждении самых загадочных артефактов.

Михаэль умер в 2513 году, и титул Владыки Руин с гордостью принял его сын Морис, продолжавший дело отца. Он был глубоко убежден, что разгадка катастрофы леймилов является смыслом всего существования Транквиллити. И стремился к ней до самой своей смерти в 2601 году.

С тех пор научная деятельность никогда не прерывалась. Транквиллити объявил, что наследник Мориса, третий Владыка Руин, продолжит проект, но не станет искать публичности. Заявление это в свое время вызвало массу слухов; говорили, что личность биотопа полностью завладела властью, что королевство Кулу пытается вернуть биотоп себе, что эденисты готовы принять Транквиллити в свое общество (ранее ходил слух о краже Михаэлем семени биотопа у эденистов) и что готовится изгнание адамистов. Но ничего не происходило. Сущность биотопа с самого начала объединяла в себе гражданскую и полицейскую власть, используя служащих для поддержания порядка, так что ничего не изменилось, налог составлял все те же два процента, черноястребы кружили в брачных полетах, коммерческая деятельность поддерживалась, и творчество в области финансов не запрещалось. А раз статус-кво сохранялся, кто стал бы задумываться, чьи нейроны правят балом, человеческие или биотехнические?

Джошуа, стараясь поменьше нагружать левую ногу, уже поковылял к выходу, как вдруг ощутил чью-то руку на своем плече.

— Ой.

— Джошуа, друг мой, мой очень богатый друг! Вот это денек, да? И это твой день. — Перед ним возникло сияющее лицо Баррингтона Грира. — Ну, и что ты теперь собираешься делать? Женщины? Роскошная жизнь?

Его взгляд никак не мог сфокусироваться, похоже, он и впрямь находился под действием стимулирующей программы. Впрочем, он это заслужил — аукционный дом получал три процента от суммы каждой сделки.

Джошуа улыбнулся в ответ почти смущенно.

— Нет, я намерен снова уйти в космос. Немного посмотреть Конфедерацию. Это что-то вроде давней мечты.

— Эх, если бы можно было вернуть молодость, я поступил бы так же. Благополучная жизнь привязывает тебя к одному месту, а это расточительство, особенно в твоем возрасте. Развлекаться до тошноты, какой в этом смысл? Ты должен воспользоваться этими деньгами, чтобы выбраться отсюда и чего-то достичь. Рад, что у тебя есть мозги. Так ты собираешься купить яйцо черноястреба?

— Нет. Я хочу вернуть «Леди Мак».

Баррингтон Грир поджал губы в печальном восхищении.

— Я помню, как здесь появился твой отец. Ты в чем-то похож на него. Как я слышал, производишь такое же впечаление на женщин.

Джошуа криво усмехнулся.

— Пошли, — позвал его Баррингтон Грир. — Хочу поставить тебе выпивку. Вернее, оплатить твой ужин.

— Может, завтра, Баррингтон. Сегодня я буду развлекаться, пока меня не стошнит.

Домик у озера принадлежал отцу Доминики, утверждавшему, что прежде хозяином был Михаэль Салдана, который жил там, пока не достроились космоскребы. Дом состоял из нескольких помещений, опоясывающих скалу над озером неподалеку от северного торца. Стены, казалось, были вырезаны из камня ветрами. Внутреннее убранство поражало своей простотой, но простотой очень дорогой — своего рода место для отдыха и временного пребывания, а не постоянное жилье. Комнаты украшали со вкусом подобранные произведения искусства разных эпох, а по углам, для создания яркого контраста, цвели растения из многих миров.

За широкими, от пола до потолка, окнами открывался вид на озеро; осветительная трубка Транквиллити еще только начинала тускнеть, переходя к привычным ночным сумеркам, а внутри набирала обороты веселая вечеринка. Оркестр из восьми музыкантов наигрывал раги двадцать третьего столетия, в процессорные блоки были загружены экстравагантные стимулирующие программы, и официанты сервировали буфет только что доставленными морскими деликатесами с Атлантиды.

Джошуа, одетый в свободные серо-голубые брюки и зеленый китайский жакет, удобно устроился на длинном диване в главной гостиной и отвечал на поздравления как знакомых, так и незнакомых людей. Компания Доминики состояла исключительно из беспечной молодежи, богатой даже по меркам Транквиллити. И они-то уж знали, как надо развлекаться. Джошуа казалось, он видит, как вибрируют стены из полипа, сотрясаемые возгласами с временно устроенной танцплощадки.

Он сделал еще глоток «Слез Норфолка», прозрачная жидкость легко прошла по горлу, словно охлажденное слабенькое вино, а в желудок ударило кипящим виски. Великолепно! Пять сотен комбодолларов за бутылку. О господи!

— Джошуа! Я только что услышал новости. Прими мои поздравления. — Это потряс его руку отец Доминики, Паррис Васильковский. Над его круглым лицом красовалась шапка серебристо-седых волос, но морщин на коже виднелось совсем немного — явный признак наследия генной инженерии, поскольку ему было уже не меньше девяноста лет. — Теперь ты один из нас, богатых бездельников, да? Господи, я едва могу вспомнить, как это было в самом начале. Но одно могу сказать точно: труднее всего даются первые десять миллионов. А потом… никаких проблем.

— Спасибо.

Люди поздравляли его весь вечер. Он был гвоздем программы на этой вечеринке. Новостью дня. После второго брака его матери — с вице-президентом Брандштадского банка — он стал жить на окраине поселения плутократов, занимавшего центр Транквиллити. Те были достаточно гостеприимны, особенно их дочери, называющие себя богемой, а работа мусорщика создавала вокруг него достаточно романтичный ореол, чтобы Джошуа мог пользоваться их покровительством и их телами. Но он всегда оставался посторонним наблюдателем. До сегодняшнего дня.

— Доминика мне говорила, что ты намерен заняться грузовыми перевозками, — сказал Паррис Васильковский.

— Верно. Я собираюсь переоснастить «Леди Мак», старый отцовский корабль, и снова поднять его в космос.

— Хочешь подрезать меня?

Паррис Васильковский владел примерно двумя с половиной сотнями космических кораблей, начиная от маленьких скоростных катеров и заканчивая грузовыми судами в десять тысяч тонн. В его флотилии, занимающей седьмое место в Конфедерации среди частных торговых компаний, имелось и несколько кораблей для перевозки колонистов.

Джошуа посмотрел ему прямо в глаза.

— Да, — ответил он, даже не улыбнувшись.

Паррис кивнул и тоже стал серьезным. Он сам семьдесят лет назад начинал с нуля.

— Ты правильно мыслишь, Джошуа. Зайди ко мне как-нибудь вечером до отъезда, поужинаем. Я тебя приглашаю.

— Спасибо, приду.

— Отлично. — Широкая белая бровь многозначительно приподнялась. — Доминика тоже будет. Ты умеешь выбирать, она отличная девочка. Немного беззаботная, но с мозгами у нее все в порядке.

— Э… да, — выдавил Джошуа, слабо улыбаясь.

«Паррис Васильковский в роли свата! И он считает меня достойным его семьи? О боже! Интересно, что бы он сказал, если бы узнал, что вытворяла его доченька вчера ночью? Впрочем, я достаточно о нем слышал, возможно, он захотел бы присоединиться».

Джошуа заметил на другом конце комнаты Зою, еще одну его случайную подружку; ее платье без рукавов ярко-белого цвета составляло разительный контраст с темной как ночь кожей. Девушка поймала его взгляд и улыбнулась, приподняв бокал. В окруживших ее приятельницах Джошуа узнал еще одну девчонку, ростом пониже Зои, коротко стриженную блондинку в прямой узкой юбке цвета морской волны и свободной блузе. Хорошенькое веснушчатое личико, сужающийся носик с едва заметным загибом на конце и бездонные голубые глаза. Он уже встречал ее раз или два, перекидываясь парой слов, как с подружкой своей подружки. Нейронаноники зафиксировали ее облик и выдали имя: Иона.

Сквозь толпу к нему уже спешила Доминика. Джошуа отпил еще глоток «Слез Норфолка». Казалось, люди телепортируются с ее пути, опасаясь получить увесистый удар плавно покачивающихся бедер. Доминике было двадцать шесть, ростом она почти не уступала Джошуа, а безумное увлечение спортом помогало ей поддерживать великолепную атлетическую фигуру. Прямые светлые волосы спускались у нее до середины спины, почти не прикрытой коротенькой пурпурной блузкой на тонких бретельках, дополненной юбкой с разрезами из какой-то переливающейся серебристой ткани.

— Привет, Джош. — Она плюхнулась на край дивана и, взяв бокал из его несопротивляющихся пальцев, быстро сделала глоток. — Посмотри, что я нашла для нас с тобой. — Она протянула ему процессорный блок. — Двадцать пять разных способов, и все можем попробовать, даже учитывая твои больные ноги. Должно быть забавно. Начнем изучать их сегодня же ночью.

По поверхности блока заскользили призрачные тени изображений.

— Отлично, — автоматически ответил Джошуа.

Он даже не уловил, о чем она толковала.

Доминика похлопала его по бедру и вскочила с дивана.

— Не исчезай. Я сделаю небольшой обход, а позже вернусь и заберу тебя.

— Э, ладно.

А что еще мог он сказать? Он так до сих пор и не понял, кто кого соблазнил в тот день, когда он вернулся из Кольца Руин, но теперь каждую ночь, а нередко и большую часть дня он проводил в широкой постели Доминики. Она обладала сексуальной выносливостью Джеззибеллы и была такой же неистовой и пугающе энергичной.

Джошуа перевел взгляд на процессорный блок и послал мысленный запрос. Это оказалась программа с подборкой всех возможных позиций для секса в невесомости, где при соитии не требовалась помощь ног мужчины. На экране блока пришли в движение сплетающиеся фигурки гуманоидов.

— Привет.

Джошуа с виноватым видом повернул блок экраном вниз, датавизировал команду на отключение и установил пароль.

Перед диваном, слегка склонив голову набок и невинно улыбаясь, стояла Иона.

— Э, привет, Иона.

Ее улыбка стала шире.

— Ты запомнил мое имя.

— Трудно забыть такую девушку, как ты.

Она села в углубление, оставленное в подушках Доминикой. В облике Ионы было что-то загадочное, словно намек на неизведанные глубины. Похожий необъяснимый трепет Джошуа испытывал при поиске артефактов леймилов, не то чтобы возбуждение, но что-то близкое к нему.

— Только боюсь, я не запомнил, чем ты занимаешься, — сказал он.

— Тем же, чем все здесь собравшиеся, наследники богатых родителей.

— Не совсем все.

— Нет?

Ее губы дрогнули в неуверенной улыбке.

— Видишь ли, я не такой. Я ничего не унаследовал.

Джошуа позволил взгляду проследить очертания фигуры под ее тонкой блузой. Иона была превосходно сложена, и ее шелковисто-гладкая кожа хранила следы поцелуев солнечных лучей. Он представил, как бы она выглядела без одежды. И решил, что превосходно.

— Кроме твоего корабля «Леди Макбет».

— Теперь моя очередь удивиться, что ты это помнишь.

Она рассмеялась.

— Нет, просто об этом все только и говорят. И еще о твоей находке. Ты знаешь, что содержится в этих кристаллах памяти леймилов?

— Представления не имею. Я просто нашел их, а не исследовал.

— А ты не задумывался, почему они это сделали? Почему убили себя? Их ведь было, наверное, несколько миллионов, и среди них дети, младенцы. Не верю, что это самоубийство, как все утверждают.

— В Кольце Руин стараешься не думать об этом. Там и так слишком много призраков. Ты бывала там?

Она отрицательно покачала головой.

— Там жутковато, Иона. Люди смеются, но порой стоит лишь чуть-чуть ослабить защиту, и призраки подкрадываются к тебе из теней. А теней там великое множество; иногда я думаю, что из них одних и состоит все Кольцо.

— И ты поэтому решил все бросить?

— Не совсем. Кольцо Руин было для меня способом раздобыть деньги для восстановления «Леди Мак». Я никогда не думал остаться здесь навсегда.

— Неужели Транквиллити так уж плох?

— Нет. Просто это вопрос гордости. Я хочу, чтобы «Леди Мак» снова вышла в открытый космос. Во время спасательной операции корабль сильно пострадал. Мой отец едва сумел вернуться к Транквиллити живым. Старушка заслуживает еще одного шанса. Я никогда не мог заставить себя ее продать. Вот поэтому и стал мусорщиком, несмотря на риск. Жаль только, отец не дожил, чтобы увидеть, чего я добился.

— Спасательная операция?

От любопытства она прикусила нижнюю губу. Эта милая гримаска сделала ее лицо еще моложе.

Доминики нигде не было видно, музыка гремела до боли в ушах, оркестр наращивал темп. А Иона явно заинтересовалась его историей и им самим. Они могли бы найти свободную спальню и пару часов подурачиться. Вечер только начинается, и праздник продлится еще часов пять или шесть, так что он вполне успеет вернуться и провести остаток ночи с Доминикой.

Господи, ну и способ отпраздновать!

— Это длинная история, — сказал он и обвел рукой комнату. — Давай найдем местечко поспокойнее.

Она энергично кивнула:

— Я знаю такое место.

Поездки в вагончике по транспортной трубе Джошуа никак не ожидал. В домике у озера было достаточно свободных спален, к которым он легко мог бы подобрать коды. Но Иона проявила удивительную непреклонность, показав, что под ее легкомысленной внешностью кроется стальной характер.

— Моя квартира — это самое тихое место во всем Транквиллити, там можно говорить о чем угодно, не опасаясь, что тебя подслушают. — Она выдержала паузу, озорно сверкнув глазами. — Или прервут.

Больше он не возражал.

Они сели в вагончик на небольшой подземной станции, которая обслуживала все резиденции вокруг озера. Движение по транспортным трубам осуществлялось благодаря механическим системам, как и в лифтах космоскребов, установленных уже после того, как Транквиллити достиг своей полной величины. Какой бы мощной ни являлась биотехнология, области ее применения все же были ограничены; внутренний транспорт не относился к числу генетических возможностей. Трубы образовывали в цилиндре плотную сеть, обеспечивая доступ к любому уголку. Вагончики двигались независимо друг от друга, забирая и высаживая пассажиров на любой станции, а управлялось движение сущностью биотопа, внедренной в процессоры каждой из станций. На Транквиллити не было личного транспорта, и трубами пользовались все — от миллионера до самого низкооплачиваемого грузчика космопорта.

Иона и Джошуа вошли в десятиместный вагончик и сели друг напротив друга. По команде Ионы вагон пришел в движение и стал плавно набирать скорость. А Джошуа, предложив ей глотнуть из бутылки «Слез Норфолка», прихваченной в баре Парриса Васильковского, начал рассказывать о спасательной миссии, не отрывая глаз от ее ножек, видневшихся сквозь тонкую ткань юбки.

Он говорил о том, что в системе жизнеобеспечения научно-исследовательского корабля, вращавшегося на орбите газового гиганта, случилась опасная утечка. Его отец принял на борт экипаж из двадцати пяти человек, и это привело к критической перегрузке уже собственной системы жизнеобеспечения «Леди Макбет». А в силу того, что раненым членам пострадавшего корабля требовалась срочная медицинская помощь, пришлось начать прыжок еще в пределах поля гравитации газового гиганта. В результате вышло из строя несколько энергоформирующих узлов «Леди Макбет», что, в свою очередь, заставило оставшиеся узлы работать в режиме перегрузки при очередном прыжке. Корабль сумел добраться до системы Транквиллити, преодолев дистанцию в восемь световых лет, всего при сорока процентах действующих узлов.

— Ему очень повезло, — сказал Джошуа. — Узлы обладают встроенной способностью к компенсации в случае небольших неисправностей, но прыжок на такое расстояние был явным искушением судьбы.

— Теперь я понимаю, почему ты так им гордишься.

— Да, конечно, — пожимая плечами, ответил он.

Вагончик замедлил свой безумный бег вдоль биотопа и остановился. Дверь скользнула в сторону. Джошуа не смог узнать станцию: она оказалась маленькой, едва длиннее самого вагончика, и безликой, просто белый пузырек в толще полипа. Широкие полосы электрофосфоресцентных клеток заливали помещение ярким светом; в стене в конце платформы виднелась полукруглая мускульная мембрана двери. Ничего похожего на вестибюль космоскреба.

Дверь вагона закрылась, и серый цилиндр на магнитной подвеске бесшумно исчез в тоннеле. Потревоженный его движением сухой воздух всколыхнул юбку Ионы.

Джошуа ощутил непривычную прохладу.

— Где мы? — спросил он.

Иона весело улыбнулась.

— Дома.

Скрытые глубины. Ощущение прохлады не исчезало.

Мускульная мембрана двери разошлась, словно пара каменных портьер, и перед Джошуа, заставив его забыть о неприятных сомнениях, предстала внутренность квартиры.

Апартаменты в космоскребах были роскошными даже без особых затрат на обстановку, надо было только дать время полипу вырастить желаемую мебель, но это…

Помещение имело два уровня; кованые перила напротив входа отделяли просторную прихожую от гостиной, расположенной четырьмя метрами ниже. В середине перила разделялись, открывая лестницу, которая спускалась на три метра, а затем расходилась на два симметричных полукруга. Все стены были отделаны мрамором. В прихожей — зеленые и кремовые плиты, боковые стены гостиной — пурпур и рубин, для задней стены подобрано сочетание светло-коричневого и сапфирового цветов. Сама лестница сияла белизной. В стенах прихожей через равные промежутки имелись ниши, окаймленные черными рифлеными колоннами. В одной из них Джошуа заметил древний оранжевый скафандр с надписью на русской кириллице. Массивная резная мебель была сделана из тика и розового дерева и отполирована до блеска — явно старинные предметы, созданные мастерами прошедших веков. Звук шагов поглощал толстый ковер из живого мха абрикосового цвета.

Джошуа, не проронив ни слова, подошел к перилам, стараясь осмыслить открывшуюся ему картину. Стена перед ним была единым сплошным окном длиной тридцать и высотой десять метров. За окном открывался вид на морское дно.

У Транквиллити, как и у всех биотопов эденистов, в южном конце имелся замкнутый резервуар с соленой водой. В соответствии с размерами биотопа ширина его составляла восемь километров, а глубина в центре достигала двухсот метров — скорее море, нежели озеро. По обоим берегам песчаные бухточки чередовались с высокими скалами. Озеро опоясывала цепочка островов и коралловых рифов.

Джошуа понял, что квартира должна находиться у подножия одной из прибрежных скал. Он видел, как песчаное дно теряется в голубой дали, видел наполовину засыпанные песком камни, усеянные ракушками, длинные плети красных и зеленых водорослей, слегка покачивающиеся из стороны в сторону. Стайки цветных рыбок подплывали к окну и в лучах света казались ожившим орнаментом из драгоценных камней. На границе света и тени ему почудилась промелькнувшая тень.

Из груди вырвался восторженный вздох.

— Как ты заполучила такое жилье?

Не дождавшись ответа, он оглянулся. Иона стояла позади него, прикрыв веки и слегка запрокинув голову, словно в абсолютной сосредоточенности. Она сделала глубокий вдох и медленно открыла глаза, сверкнув темной голубизной радужных оболочек и загадочной улыбкой.

— Это то, что предоставил мне Транквиллити, — просто ответила она.

— Я и не знал, что такое можно просто попросить. А мебель…

Ее улыбка снова стала лукавой, мгновенно вернув облик молоденькой девочки. Все дело в ее волосах, решил Джошуа. На Транквиллити почти все девушки носят длинные, тщательно уложенные волосы. Короткая стрижка делает ее похожей на эльфа. И чрезвычайно сексуальной.

— Я же говорила, что я богатая наследница, — заметила она.

— Да, но такое…

— Тебе нравится?

— Мне немного не по себе. Похоже, я искал сокровища не в том месте.

— Пойдем.

Она протянула ему руку. Он легонько сжал предложенную ладонь.

— Куда мы идем?

— Туда, где ты получишь то, за чем пришел.

— И что же это?

Она усмехнулась и увлекла его прочь от лестницы, проведя через прихожую к противоположной стене. В одной из ниш раздвинулась еще одна мускульная мембрана.

— Я, — сказала она.

Они оказались в спальне — полукруглой комнате с изогнутой рамой окна, выходящего на море. Полип на высоком потолке был скрыт темно-красными драпировками, весь центр занимало чашевидное углубление, наполненное кристально чистой желеобразной массой, поверх которой лежала тонкая эластичная простыня, а по краю были разбросаны шелковые подушки. Иона стояла вплотную к нему. Джошуа поцеловал и обнял девушку, ощутив под руками легкую дрожь ее тела. Внутри него начал разгораться жар.

— Знаешь, почему я хотела именно тебя? — спросила она.

— Нет.

Он поцеловал ее в шею, а руки скользнули по ткани блузы и легли на грудь.

— Я видела тебя, — прошептала Иона.

— Э…

Джошуа прекратил ласкать ее грудь и уставился в подернутое мечтательной дымкой лицо.

— Тебя и тех богатых девушек. Ты великолепный любовник, Джошуа. Тебе это известно?

— Д-да. Спасибо.

«Господи! Она за мной наблюдала? Когда? — Предыдущая ночь прошла довольно сумбурно, но он не помнил, чтобы с ними был кто-то еще. Хотя, зная Доминику, он этого вполне мог бы ожидать. — Проклятье, я, верно, совсем потерял голову».

Иона добралась до пояса на его куртке и расстегнула его.

— Ты ждешь, пока девушки не дойдут до оргазма, ты даришь им наслаждение. Ты заставляешь их наслаждаться. — Она поцеловала его в грудь и провела языком вдоль выпуклых мышц. — Это бывает очень редко. И это о многом говорит.

Ее слова и движения влияли на него не хуже самой эффективной стимулирующей программы, посылая огненные искры по нервам, пробуждая плоть и ускоряя сердечный ритм. Он ощутил, как наливается силой его член, а дыхание становится прерывистым.

Нетерпеливые пальцы Джошуа легко справились с застежкой ее блузки и спустили ткань с плеч. Груди Ионы были высокими и безупречно округленными, с большими ареолами сосков, цветом чуть темнее загара. Он сжал губами сосок и провел пальцами по плоскому животу, услышав в ответ прерывистый вдох. Ее пальцы сжимали и царапали его затылок, а потом он услышал, как она, задыхаясь от восторга, выкрикивает его имя.

Они вместе рухнули на кровать, так что желеобразная масса яростно всколыхнулась, а от быстрых движений их рук и ног под простыней заходили беспорядочные волны.

Иона была такой восхитительно отзывчивой, сильной и гибкой, что само проникновение в ее плоть доставило Джошуа невыразимое блаженство. Чтобы сохранить контроль над телом, ему пришлось прибегнуть к помощи нейронаноников. Его секретному средству. Только так он мог ждать, несмотря на ее умоляющие стоны. Ждать, когда она чувственно извивалась под ним. Ждать, подхлестывать ее страсть и продолжать… Пока она не забилась в конвульсиях оргазма, а из горла не вырвался ликующий вопль. Только тогда он отменил искусственное сдерживание, позволив собственному телу подняться до вершин блаженства, и, глядя в ее широко раскрытые глаза, излил в нее семя.

Потом они молча смотрели друг на друга, пока кровать не успокоилась. Какое-то время они словно изучали друг друга, а потом оба медленно усмехнулись.

— Я была не хуже всех других, Джошуа?

Он энергично кивнул.

— Достаточно хороша, чтобы ты остался в Транквиллити, зная, что можешь получить меня в любой момент, когда захочешь?

— Э… — Странный блеск в ее глазах насторожил Джошуа, и он перекатился на бок. — Это нечестно, ты и сама это знаешь.

Она хихикнула.

— Ага.

Она лежала на спине, закинув руки за голову, и испарина постепенно высыхала на ее коже, а он думал, почему после секса девушки становятся еще более соблазнительными. И ведут себя вызывающе.

— Ты собираешься попросить меня остаться, предъявив ультиматум: я или «Леди Мак»?

— Нет, не остаться. — Она тоже повернулась на бок. — Но у меня есть другие просьбы.

Во второй раз Иона настояла на положении сверху. Так его ногам было легче, кроме того, все время, пока она скакала на нем до их обоюдного оргазма, он мог непрерывно ласкать ее грудь. На третий раз он собрал груду подушек, чтобы они поддерживали ее, когда девушка встанет на четвереньки, а сам вошел в нее сзади.

После пятого раза Джошуа уже не рвался обратно на вечеринку. Доминика, вероятно, найдет ему замену на эту ночь.

— Когда ты собираешься уехать? — спросила Иона.

— «Леди Мак» будет готова к полету не раньше, чем через пару месяцев, а может, и через три. Я сделал заказ на энергоформирующие узлы сразу после аукциона. Все зависит от того, как быстро мне смогут их доставить.

— А тебе известно, что Сэм Ниивс и Октал Сипика еще не вернулись?

— Известно, — угрюмо ответил он.

После возвращения в док он десятки раз рассказывал свою историю, особенно в компании других мусорщиков и служащих космопорта. Теперь она разнеслась повсюду. Джошуа знал, что эти двое будут все отрицать, а возможно, скажут, что это он на них напал. И доказательств у него не было, только его слово против их слов. Но его версия была обнародована первой, обнародована и принята, а это уже немало. И наконец, на его стороне теперь еще и деньги. Смертная казнь в Транквиллити не применялась, но он уже подал иск о попытке убийства; это грозило им двадцатью годами заключения. Во всяком случае, сущность биотопа не опровергла его версию, и это придавало Джошуа уверенности.

— Постарайся не натворить никаких глупостей, когда они появятся, — предостерегла его Иона. — Оставь это сержантам.

Сержанты Транквиллити были дополнением к обычному набору сервиторов биотопа; массивные гуманоиды, защищенные экзоскелетами, выполняли функции полицейских.

— Постараюсь, — буркнул он. В голове мелькнула неприятная мысль. — А ты веришь, что это они на меня напали, или нет?

От улыбки на ее щеках появились ямочки.

— О, конечно верю. Мы провели самую тщательную проверку. За последние пять лет пропало восемь мусорщиков, и в шести случаях Ниивс и Сипика в то же самое время были в Кольце Руин, а по возвращении выставляли на аукцион больше артефактов, чем обычно.

Несмотря на тепло ее прижавшегося к нему тела, странное ощущение холода возникло вновь. Она говорила все это обычным тоном, но с непоколебимой уверенностью.

— Кто проводил проверку, Иона? Кто это — мы?

Она опять хихикнула.

— Ой, Джошуа! Неужели ты все еще ничего не понял? Или я в тебе ошиблась? Хотя тебя, вероятно, отвлекли другие впечатления.

— Что именно я не понял?

— Меня. Не понял, кто я такая на самом деле.

Неприятное предчувствие приливной волной захлестнуло его мозг.

— Нет, — хрипло бросил он. — Я и сейчас этого не знаю.

Она приподнялась на локте, так что ее лицо оказалось сантиметров на десять выше его головы.

— Я Владыка Руин.

Он рассмеялся, но смех быстро сменился смущенным покашливанием.

— Господи, да ты всерьез?

— Абсолютно. — Она потерлась кончиком носа об его нос. — Взгляни на мой нос, Джошуа.

Он так и сделал. Тонкий носик с загнутым вниз кончиком. Нос Салдана, их фирменный знак, оставленный королевской семьей Кулу после всех генных модификаций на протяжении последних десяти поколений. Кое-кто утверждал, что ген, обеспечивающий этот характерный признак, был превращен в доминантный.

Он знал, что Иона говорит правду. Интуиция буквально кричала об этом, так же громко, как в тот день, когда он нашел электронику леймилов.

— Вот черт.

Она поцеловала его и села с довольным видом, сложив руки на коленях.

— Но почему? — воскликнул он.

— Что почему?

— Господи! — Он взволнованно замахал руками. — Почему не позволить людям знать, что это ты всем управляешь? Показаться им. Почему… Зачем продолжать эту шараду с научным проектом? Да, ведь твой отец умер, кто же присматривал за тобой последние восемь лет? И при чем тут я? Что ты имела в виду, говоря, что ошиблась во мне?

— И в каком порядке ты хочешь получить ответы? Впрочем, все они связаны между собой, но я начну с самого начала. Джошуа, я восемнадцатилетняя девчонка. И еще я Салдана, по крайней мере, обладаю их генетическим супернаследием, что означает как минимум две сотни лет жизни. Мой коэффициент интеллекта выше среднего, и, кроме прочих усовершенствований, у меня, как и у тебя, укрепленные внутренние органы. Да, мы, Салдана, следим за своей породой. Чтобы править вами, простыми смертными.

— Так почему ты не правишь? Почему вместо этого таскаешься по вечеринкам и кувыркаешься в постели с такими, как я?

— В данный момент мне необходим этот образ безобидной пустышки. Ты, вероятно, не представляешь, какой властью обладает сущность биотопа Транквиллити. Это абсолютное могущество, Джошуа, во всех смыслах и без необходимости в придворных и гражданских помощниках. Конституция соблюдается безукоризненно. В политическом отношении это самое стабильное государство вне миров эденистов и королевства Кулу. Именно поэтому здесь создалась такая благоприятная для жизни среда; не из-за низких налогов, а благодаря финансовой и экономической стабильности. На Транквиллити ты в полной безопасности. Сущность биотопа невозможно подкупить или запугать, его нельзя заставить изменить законы, даже если доказать необходимость перемен с точки зрения логики. Никто этого не может. А я могу. Он принимает приказы от меня и только от меня, Владыки Руин. Так захотел мой дед Михаэль: один правитель, предназначенный только для одного занятия — правления. У моего отца было много детей от разных женщин, и у всех имелся ген сродственной связи, но все они уехали и стали эденистами. Все, кроме меня, потому что я развивалась в искусственной утробе, как капитан космоястреба. Понимаешь, мы связаны, я, девчонка, и шестидесятипятикилометровое, закованное в броню из полипа существо. Мы на всю жизнь стали мысленными партнерами.

— Ну так явись перед публикой, пусть люди узнают, что ты существуешь, а то ведь последние восемь лет мы довольствуемся только слухами.

— Так лучше для вас. Как я уже говорила, мне всего восемнадцать. Ты бы доверил мне управление трехмиллионным народом? Доверил бы изменять конституцию, улучшать законы инвестирования, устанавливать цену на гелий-3, который используется на космических кораблях, в том числе и «Леди Макбет»? А я могу это сделать, могу сделать все, что захочу. Видишь ли, в отличие от Кулу с его политическим курсом, в отличие от эденистов с их общим консенсусом, меня некому направлять и, что более существенно, некому сдерживать. Как я сказала, так и будет, а тот, кто с этим не согласен, рискует вылететь из шлюза. Это закон, мой закон.

— Доверие, — произнес он, уловив ее мысль. — Никто не сможет тебе доверять. Все идет гладко, пока мы уверены, что сущность биотопа следует политике твоего отца.

— Верно. Ни один миллионер вроде Парриса Васильковского, потратившего на создание своей империи семьдесят лет, не доверит все свое состояние нации, абсолютным правителем которой является легкомысленная девчонка. Ему стоит только вспомнить образ жизни собственной дочери, а она ведь старше меня.

Джошуа усмехнулся.

— Смысл понятен.

Он вспомнил, как она обмолвилась, что наблюдала за ним; конечно, благодаря сродственной связи Иона могла через сенсоры Транквиллити видеть что угодно и кого угодно. На его лице вспыхнул легкий румянец.

— Так вот почему ты продолжаешь тратить деньги на научный проект — люди должны думать, что все идет как обычно. Мне, безусловно, жаловаться не на что. Господи! Та последняя заявка принесла мне семь с половиной миллионов комбодолларов.

Выражение неодобрения на ее лице стерло его улыбку.

— Джошуа, ты, как никогда, далек от истины. Я считаю изучение леймилов важнейшей целью своей жизни.

— Ой, брось! Я много лет копался в Кольце Руин. Да, причина их гибели так и осталась неразрешенной загадкой. Почему они это сделали? Но неужели ты не видишь, что это не имеет значения. Не настолько важна эта проблема, чтобы ей занималась огромная научная группа. Леймилы — ксеносы. Ради бога, кто знает, насколько странной была их психология или какой странной религии они придерживались.

Иона вздохнула и озадаченно покачала головой.

— Я понимаю, что некоторые люди отказываются вникать в суть проблемы, но никогда не ожидала, что и ты относишься к их числу.

— В суть какой проблемы мы отказываемся вникать?

— Знаешь, когда перед тобой возникает нечто огромное и ужасное, мозг просто блокирует это. Люди на планетах живут в зонах землетрясений и на склонах вулканов, но не понимают, насколько опасна их беспечность. Причина гибели имеет значение, Джошуа, огромное значение. Как ты считаешь, почему мой дед все это затеял?

— Понятия не имею. Думаю, это вторая из величайших тайн нашей Вселенной.

— Нет, Джошуа, здесь нет никакой тайны. Михаэль Салдана начал работу над научным проектом, поскольку считал это своим долгом, и не перед королевством, а перед всем человечеством. И он предвидел, насколько затянется эта работа. Поэтому решился порвать с семьей и навлечь на себя гнев христианской церкви, но все же вырастил Транквиллити. Чтобы здесь всегда могли жить те, кто разделяет его убеждения, и чтобы у них были средства на продолжение исследований. Он мог бы поручить изыскания научному центру по изучению ксеносов на Кулу. Но на сколько это растянулось бы? На весь срок его правления, это наверняка. И правления Мориса. Возможно, и на время правления старшего сына Мориса. Но Михаэль очень беспокоился, что и этого окажется недостаточно. Это же огромная работа, и тебе о том известно, как никому другому. Даже короли Кулу не смогут приоритетно финансировать этот проект из своего бюджета дольше, чем два или три столетия. Михаэль должен был отказаться от своего наследства и обязательств, чтобы не допустить прекращения работы.

Несколько мгновений Джошуа пристально вглядывался в ее лицо, вспоминая прослушанный им когда-то дидактический курс, посвященный эденистской культуре и сродственной связи.

— Ты разговариваешь с ним, не так ли? Со своим дедом. Он передал биотопу свои воспоминания, и они перешли к тебе еще в искусственной утробе. Поэтому ты несешь весь этот вздор. Он заразил тебя, Иона.

На мгновение она смотрела на него с обидой, но потом через силу улыбнулась.

— И опять ты ошибаешься, Джошуа. Ни Михаэль, ни Морис не делились своими воспоминаниями перед смертью. Не забывай, что все Салдана примерные христиане, и мои родичи правят Кулу согласно божественному праву.

— Михаэль Салдана был отлучен от церкви.

— Да, епископом Нова Конга, но не папой римским. Это был политический ход, только и всего. Наказание, на котором настояло правительство Кулу. Созданием Транквиллити он потряс всю семью до самой глубины их чрезмерно самодовольных душ. В основе правления лежит невозможность подкупа или шантажа правителей, поскольку их богатство и привилегии дают возможность удовлетворения любых моральных и материальных запросов. Им остается только одно — управлять государством. И я должна признать, они прекрасно с этим справляются: Кулу — богатое королевство, сильное и независимое, с самым высоким показателем социально-экономического развития, не считая территорий эденистов. И все это осуществили Салдана с их долгосрочными проектами развития королевства, где правители ставят на первое место интересы своих подданных. Это удивительный, почти уникальный пример. За что Салдана и пользовались уважением, какого удостаиваются не все божества. И все же Михаэль посчитал интеллектуальную проблему достаточным поводом, чтобы от всего этого отказаться. Ничего удивительного, что семейство Салдана пришло в ужас и сильно разозлилось. Он показал, что могущественных Салдана все же можно подкупить и заставить их отвернуться от общественных интересов. Поэтому епископ и сделал то, что ему было приказано. Но мой дед до конца своих дней оставался христианином. И я тоже христианка.

— Извини.

Джошуа перегнулся через край кровати и начал рыться в сваленной на полу одежде, пока не вытащил небольшую овальную бутылку «Слез Норфолка». А потом сделал порядочный глоток.

— Знаешь, Иона, к этому нелегко привыкнуть.

— Я понимаю. А теперь представь свою реакцию, помноженную на три миллиона. Могут начаться бунты.

Джошуа протянул ей бутылку. Иона наклонила ее, и несколько капель драгоценного импортируемого напитка пролились мимо ее губ. Он с удовольствием смотрел, как натянулась кожа на животе, а груди вызывающе поднялись, когда Иона запрокинула голову. Его рука, словно невзначай, скользнула по ее ребрам. Первоначальный шок, вызванный ее признанием, начал понемногу рассеиваться, словно случайный мираж, и он хотел убедиться, что рядом та же самая симпатичная девчонка, которая соблазнила его на вечеринке.

— Значит, важность научного проекта не была привита тебе еще до рождения? — спросил он.

Иона опустила бутылку, собираясь с мыслями. Кроме всех прочих недостатков, Джошуа порой был удручающе циничен.

— Близость. Как я уже сказала, между мной и Транквиллити существует связь. Я вижу все, что видит он. И Кольцо Руин вечно под нами, оно никуда не девается. Семьдесят тысяч биотопов, не слишком отличающихся от Транквиллити, обратились в прах. И это было самоубийство, Джошуа. Ученые пришли к выводу, что живые клетки в биотопах леймилов поразил какой-то спазм, разрушивший полип оболочек. Им было приказано это сделать, что-то принудило их к этому шагу. Сомневаюсь, что я смогла бы подтолкнуть на такой поступок Транквиллити обычной просьбой.

— Смогла бы, — пронесся в ее мозгу неслышный ответ биотопа. — Но тебе пришлось бы представить для этого достаточно вескую причину.

— Спасти меня от участи худшей, чем смерть?

— Этого было бы довольно.

— Назови хоть одну такую участь.

— Определить ее можешь только ты сама.

Она усмехнулась и сделала еще глоток из бутылки. Восхитительный напиток. Она ощущала, как он согревает ее изнутри. А нижняя часть тела Джошуа так уютно покоилась между ее бедрами. Коварная комбинация двух факторов стала вдруг невероятно возбуждающей.

Он смотрел на нее с любопытством.

— Транквиллити говорит, что вряд ли мне это удастся, — сказала Иона.

— Ага. — Он забрал у нее бутылку. — Но постоянное беспокойство, вызванное близостью Кольца Руин, все-таки не может считаться естественной мотивацией. Транквиллити испытывает тревогу, и она передается тебе.

— Скорее, это лишь ненавязчивое напоминание, как крест напоминает о страданиях Христа и о том, ради чего он им подвергся. Я хочу сказать, что верю в успех научного коллектива. И знаю, что необходимо выяснить причину.

— Но почему? Почему твой отец, а до него твой дед считали это таким важным делом?

— Из-за заурядности леймилов. — Она увидела, что он уловил ее мысль. На лбу Джошуа под прядями рыжеватых слипшихся волос появилась хмурая морщинка. — Да, их организм сильно отличался по химическому составу, у них было три пола и чудовищные, на наш взгляд, тела, но их мысленные процессы протекали примерно так же, как и наши. Это дает нам возможность их понять. И в то же время указывает на опасное сходство. Как и то, что в области технологий они были равны нам, а возможно, и ушли немного вперед. С чем бы они ни столкнулись, оно когда-нибудь может настигнуть и нас. Если мы узнаем, что это было, сможем подготовиться или даже защитить себя. Если только получим и распознаем какое-нибудь предупреждение. Это и понял Михаэль, это и было его откровением. Теперь ты видишь, что он никогда не отказывался от своего долга и верности Кулу. Он избрал единственно возможное средство обезопасить королевство в далеком будущем. И пусть способ оказался необычен, проблему необходимо было решить.

— И она решается? Твои драгоценные ученые продвинулись хоть сколько-нибудь в определении причины произошедшего?

— Не слишком далеко. Порой я опасаюсь, что мы опоздали, что утеряно все самое важное. Мы очень много узнали о физическом облике леймилов, но почти ничего — об их обществе. Поэтому и предъявили право на твою находку. Огромное количество сохраненной там информации может обеспечить прорыв. Нам ведь не много требуется, хоть какая-то подсказка. Реальных вероятностей существует всего две.

— И какие же?

— Они сделали некое открытие, которое заставило их так поступить. Их ученые обнаружили какое-то фундаментальное физическое явление или закон; или фракция духовенства натолкнулась на непреодолимое теологическое откровение вроде культа смерти, о котором ты упоминал. Вторая версия намного хуже: что-то обнаружило их, нечто настолько ужасное, что они предпочли гибель целой расы подчинению этому нечто. В таком случае угроза сохраняется, и наша встреча с ней лишь вопрос времени.

— А ты сама как считаешь?

Иона поджала ноги, чтобы теснее прижаться к нему, наслаждаясь успокаивающим теплом физической близости. Размышления на эту тему, как и всегда, казалось, лишали ее воли. К черту расовую гордость, леймилы были более прогрессивными, чем люди, и более сильными…

— Я склоняюсь ко второй версии, к внешней угрозе. В основном из-за происхождения леймилов. Они развивались не на планетах этой звездной системы. Не пришли с какой-то из расположенных поблизости звезд. А судя по найденным фрагментам космических кораблей, они не знали нашей технологии нуль-временных переходов, значит, остается только межзвездный ковчег, рассчитанный на несколько поколений. Но такой корабль используется лишь для колонизации соседних звездных систем не далее пятнадцати или двадцати световых лет. В любом случае, зачем странствовать по космосу, чтобы потом создавать биотопы и жить в них? Только ради этого не надо покидать свою родную звезду. Нет, я думаю, они пустились в долгий путь, имея на то весомую причину. Они бежали. Как тиратка, покинувшие родной мир после взрыва их звезды и превращения ее в красный супергигант.

— Но судьба все равно их настигла.

— Да.

— А кто-нибудь нашел фрагменты их корабля-ковчега?

— Нет. Если леймилы действительно добирались до Мирчаско со скоростью меньше скорости света, то они должны были появиться здесь семь или восемь тысяч лет назад. А заселить семьдесят тысяч биотопов потомками колонистов с одного или даже с десяти кораблей они могли не раньше, чем за три тысячи лет. Очевидно, что в отношении плодовитости они не могли сравниться с людьми. И корабль-ковчег в момент прибытия к Мирчаско наверняка был уже довольно старым. Вполне вероятно, что его просто законсервировали. И если он находился на той же орбите, что и биотопы в момент катастрофы, вторичные взрывы могли уничтожить его безвозвратно.

— Жаль.

Она наклонилась и поцеловала его, с удовольствием ощущая, как руки Джошуа сжимают ее талию. Расплывчатые голубоватые тени-образы, полученные благодаря сенсорным клеткам Транквиллити, и подслушанные ею через сродственную связь интимные стоны и крики — все подтвердилось. Джошуа оказался самым энергичным любовником из всех, с кем она встречалась. Его нежности и властности было невозможно противостоять. Если бы еще не его безжалостная механистичность. Слишком уж он наслаждался тем, как она теряет контроль над своими чувствами. Но таков Джошуа: он ни с кем не намерен делиться; таким сделала его жизнь, заполненная случайными сексуальными связями с Доминикой и ее подружками и ложным ощущением независимости, рожденным его профессией. Все это ожесточило его. Джошуа не доверял людям.

— Остается только вопрос обо мне, — сказал он, обжигая своим дыханием ее лицо. — Почему ты выбрала меня, Иона?

— Потому что ты не совсем нормален.

— Что?

Ощущение близости рассеялось.

Иона с трудом удержалась от смеха.

— Сколько ценных находок было у тебя в этом году, Джошуа?

— Это был неплохой год, — уклончиво ответил он.

— Это был изумительный год, Джошуа. С учетом электронной стойки ты обнаружил девять артефактов, которые в сумме принесли тебе больше восьми миллионов комбодолларов. С момента рождения Транквиллити за сто восемьдесят лет ни один мусорщик не зарабатывал столько за год. Более того, столько денег не заработал ни один человек за весь период. Я проверяла. Какая-то женщина получила шестьсот тысяч в две тысячи пятьсот тридцать втором году, обнаружив неповрежденный труп леймила, и сразу же уехала отсюда. Джошуа, ты либо невероятно удачлив, либо…

Она замолчала, предоставив ему самому придумать продолжение.

— Либо?

В его голосе не было и тени усмешки.

— Я думаю, что ты экстрасенс.

Мимолетная вспышка вины, отразившейся на его лице, убедила Иону в ее правоте. Позже она много раз просила Транквиллити повторить этот момент, запечатленный в оптически чувствительных клетках искусственного мрамора стен, и вглядывалась в укрупненное плоское изображение его лица. Какое-то мгновение сразу после ее слов Джошуа выглядел испуганным и смущенным. Он, конечно, быстро справился с эмоциями и раскатисто рассмеялся.

— Чушь собачья! — воскликнул он.

— Тогда как ты все это объяснишь? Можешь мне поверить, такая удачливость не осталась незамеченной твоими друзьями-мусорщиками, и я говорю не только о Ниивсе и Сипике.

— Ты сама сказала — удача. Это просто совпадение. Если бы я снова отправился в Кольцо Руин, я мог бы еще пятьдесят лет рыться там впустую.

Она провела пальчиком по гладкой коже его подбородка. Никакой щетины не было и в помине; волосы на лице — еще один раздражающий фактор, от которого успешно избавляла генная инженерия.

— Держу пари, такого не случится.

Джошуа закинул руки за голову и усмехнулся, глядя снизу вверх на ее лицо.

— Но ведь мы этого уже никогда не узнаем, не так ли?

— Не узнаем.

— И что же именно тебя во мне привлекло? Моя способность видеть сквозь стены?

— Что-то вроде того. Эта способность могла бы оказаться полезной.

— Так уж и полезной?

— Да.

— Что же ты от меня хочешь?

— Я хочу забеременеть от тебя.

На этот раз выражение испуга дольше задержалось на его лице.

— Что?

В голосе Джошуа послышалась почти паника.

— Забеременеть. Интуиция экстрасенса может стать очень полезным свойством для очередного Владыки Руин.

— Я не экстрасенс, — раздраженно бросил он.

— Это ты так говоришь. Но, даже если бы ты им не был, с точки зрения генетики ты более чем подходящий донор для любого ребенка. А я обязана обеспечить биотопу наследника.

— Осторожней, ты рискуешь стать настоящим романтиком.

— Ты не будешь связан никакими родительскими обязательствами, если причина твоего беспокойства именно в этом. Оплодотворенную яйцеклетку поместят в нуль-тау-капсулу и оставят там до конца моей жизни. Воспитанием ребенка займется Транквиллити и служители-домошимпы.

— Отличный способ растить ребенка.

Она села, выпрямилась, провела руками по животу, поиграла грудями. Самый надежный способ воздействовать на мужчину, особенно если он обнажен и лежит под тобой.

— Ты считаешь, что я нехороша, Джошуа? Какие ты нашел во мне недостатки?

Джошуа покраснел.

— О Господи!

— Так ты сделаешь это? — Иона взяла почти опустевшую бутылку. — Если я тебя не устраиваю, в космоскребе Сент-Анна есть клиника, где проводят искусственное оплодотворение. — Она наклонила бутылку и уронила одну каплю напитка на свой возбужденный сосок. Капля повисла, мягко поблескивая, а Иона переместила горлышко к другой груди. — Тебе надо только сказать «нет», Джошуа. Ты сможешь это сделать? Скажи «нет». Скажи, что я тебе надоела. Давай.

Его рот обхватил ее левую грудь, зубы почти до боли сжали кожу, и он начал сосать.

— Что ты о нем думаешь? — спросила Иона Транквиллити несколько часов спустя, когда Джошуа уже насытился ею и заснул.

Аквамариновые блики, проникающие сквозь окно, играли на его коже. Высоко над водой осевая осветительная трубка разгоралась над просторами биотопа новым рассветом.

— Я думаю, что во время твоего развития в утробе-аналоге произошла кратковременная остановка кровоснабжения твоего мозга. И повреждение оказалось неисправимым.

— Что с ним не так?

— Он постоянно врет, подводит своих друзей, крадет, когда уверен, что кража не будет замечена, он использует стимулирующие программы, запрещенные в большинстве миров Конфедерации, он не проявляет уважения к девушкам, с которыми вступает в связь, а в прошлом году он даже попытался уклониться от уплаты налогов под тем предлогом, что ремонтировал свой корабль.

— Но он обнаружил все эти артефакты.

— Должен признать, что это меня озадачивает.

— Ты считаешь, это он напал на Ниивса и Сипику?

— Нет. Джошуа не было в Кольце Руин, когда пропадали другие мусорщики.

— Значит, он экстрасенс.

— Я не могу логически опровергнуть эту гипотезу, но я в это не верю.

— Ты основываешься лишь на интуиции!

— Там, где затрагиваются твои интересы, я руководствуюсь чувствами. Иона, ты выросла внутри меня, я тебя вскормил. Как же я могу ничего не чувствовать по отношению к тебе?

Она мечтательно улыбнулась, глядя в потолок.

— Ну а я думаю, что он экстрасенс. Он определенно отличается от всех остальных. От него исходит какое-то сияние, оно делает его таким живым, живее всех, кого я знаю.

— Я ничего не заметил.

— Ты и не мог заметить.

— Даже если допустить, что он действительно экстрасенс, почему ты думаешь, что твое дитя унаследует этот дар? Такая способность не заложена ни в один из известных генов.

— Магия передается по наследству, как рыжие волосы или зеленые глаза.

— Похоже, в этом вопросе мне не удастся тебя переспорить, верно?

— Да, извини.

— Ну, хорошо. Хочешь, я подсоединюсь к процессору-администратору клиники Святой Анны и оплачу для тебя место?

— Для чего?

— Для лабораторного оплодотворения.

— Нет, ребенок будет зачат в естественных условиях. Но в клинику я обращусь позже, чтобы извлечь зиготу и подготовить ее к хранению.

— У тебя есть какие-то особые доводы в пользу этого способа? Искусственное оплодотворение было бы намного проще.

— Может быть, но Джошуа великолепен в постели. Так будет намного приятнее.

— О, люди!

Глава 9

Горячий дождь начался в Даррингхэме в среду, сразу после рассвета; наступил полдень четверга, а дождь так и не прекращался. Показания со спутников говорили, что скопившихся над океаном туч хватит еще часов на пять, а то и больше. С улиц ушли даже местные жители, обычно не обращавшие внимания на такие мелочи, как простой дождь. Мутные потоки пенились вокруг каменных опор деревянных домиков, и сквозь полы проступала вода. Что более тревожно, на северо-восточной окраине произошло несколько грязевых оползней. Инженеры гражданской службы Даррингхэма (все восемь человек) опасались, что процесс станет лавинообразным, и тогда целые кварталы могут рухнуть в Джулиффу.

Губернатор Лалонда Колин Рексрью флегматично обдумал полученный рапорт гражданской службы. Он бы покривил душой, сказав, что перспектива утраты доброй половины столицы повергла его в глубокую печаль. Он испытывал лишь легкое сожаление.

К шестидесяти годам он достиг в своей профессии предпоследней ступени. Родился он поблизости от Земли, в поясе О’Нейла, и сразу после университета, получив степень в области делового финансирования, поступил на работу в гигантскую астроинженерную компанию «Микония Индастриал». Затем освоил еще одну узкую специальность управления дочерними фирмами, рассчитывая, что полуавтономные подразделения не утратят связи с головным офисом корпорации, даже находясь в сотне световых лет от Земли. Широко распространенная сеть компании подразумевала работу трехлетними сменами в различных заселенных мирах Конфедерации с целью повышения квалификации и набора опыта, хотя личная жизнь при этом отходила на второй план.

«Микония Индастриал», владея десятью процентами акций Лалондской строительной компании, была третьим из самых крупных единоличных инвесторов. И два года назад Колин Рексрью был назначен здешним губернатором. Ему предстояло проработать в этой должности еще восемь лет, после чего он мог рассчитывать на кресло в совете директоров «Микония Индастриал». К тому времени ему исполнится шестьдесят восемь, но некоторая модификация в генах предков продлевала срок его жизни до ста двадцати лет. В шестьдесят восемь он только достигнет полного расцвета сил. Имея за плечами опыт успешного руководства планетой, он с большой вероятностью может рассчитывать и на место в совете директоров. Хотя, как он теперь, к сожалению, знал, успех на Лалонде — концепция весьма скользкая. После двадцати пяти лет инвестирования ЛСК Лалонд не достиг даже двадцатипроцентного уровня самофинансирования. И Колин начинал подозревать, что, сохранив этот показатель еще на восемь лет, он, можно сказать, добьется невозможного.

Его офис занимал весь третий этаж думпера в восточной части города. Вся мебель была изготовлена местными столярами из мейопового дерева — единственного ценного ресурса Лалонда. Обстановку губернатор унаследовал от предшественника, хотя и находил ее излишне громоздкой. Толстый яркий желто-зеленый ковер из килианской шерсти был соткан на Мульбехе, а компьютерная система привезена с Кулу. Застекленный бар радовал разнообразием, причем добрая треть бутылок в охлаждаемом отделении содержала местные вина, которые Колин научился ценить по достоинству. Закругленные окна выходили на обработанные земли ферм, начинающиеся сразу за границей поселения, и их вид был намного приятнее, чем задворки города с обратной стороны здания. Но сегодня дождь портил впечатление даже от аккуратных, обшитых светлым деревом домиков; почти всегда зеленые поля покрылись широкими лужами, а встревоженные животные сгрудились на возвышенных местах и жалобно блеяли.

Колин сел за стол, но не обратил внимания на настойчиво мигающие на экранах сведения, а принялся наблюдать в окно за наводнением. Как и все на Лалонде, он носил шорты, хотя и сшитые в Лондонской аркологии; его светло-синий пиджак был небрежно брошен на спинку стула у стола для заседаний, а на бледно-желтой шелковой рубашке, несмотря на включенный кондиционер, под мышками проступили пятна пота.

На этой планете еще не было ни одного спортивного зала, а заставить себя бегать по утрам трусцой от официальной резиденции до офиса он все никак не мог и потому с удручающей быстротой начал набирать вес. На его и без того круглом лице стали заметно выделяться щеки, а на шее появился уже третий подбородок; россыпь веснушек под солнцем Лалонда расползлась по всему лицу, включая лоб. Пышные когда-то рыжие волосы поредели и начали серебриться. Независимо от того, кто из его предков оплатил генную модификацию, увеличившую продолжительность жизни, косметический аспект он явно упустил из виду.

Толщу клубящихся туч снова расколола молния. К моменту раската грома Колин успел досчитать до четырех. «Если дождь продлится еще немного, лужи сольются в одно сплошное море», — уныло подумал он.

От двери послышался звонок, и створка скользнула в сторону. Нейронаноники подсказали, что пришел его исполнительный помощник Терранс Смит.

Колин повернул стул от окна. Терранс Смит в свои тридцать пять лет был высоким элегантным мужчиной с густыми черными волосами и крепкой нижней челюстью; сегодня на нем были серые шорты до колен и зеленая рубашка с короткими рукавами. Его вес ни на грамм не отклонялся от оптимального. Среди сотрудников Колина ходили слухи, что Смит переспал с половиной женщин из администрации.

— Метеорологи утверждают, что после этого потопа нас ждет сухая неделя, — сказал Терранс, усаживаясь перед столом Колина.

Колин хмыкнул.

— Метеорологи не смогли предсказать и этого дождя.

— Верно. — Терранс обратился к файлу в своих нейронанониках. — Геологи на Кеньоне закончили предварительное исследование. Они готовы начать экстенсивное бурение для биосферной полости.

Он датавизировал доклад Колину.

Кеньоном назывался двенадцатикилометровый астероид из камня и железа, приведенный на орбиту в ста двенадцати тысячах километров над Лалондом посредством нескольких ядерных взрывов. После завершения первой стадии колонизации Лалонда, когда экономика планеты начала развиваться без дополнительных вложений, в ЛСК решили перейти к созданию комплекса космических промышленных станций. Так можно было рассчитывать на реальные деньги и зарождение промышленного мира. А первым необходимым условием для любых нуль-g индустриальных станций являлось снабжение их дешевым сырьем, которое и должен был обеспечить астероид. Бригадам шахтеров в процессе добычи руды предстояло буквально вырезать себе в теле астероида пригодную для обитания полость.

К сожалению, теперь, пятнадцать лет спустя, когда Кеньон наконец-то завершил путешествие из астероидного пояса к планете, Колин начал сомневаться, что в бюджете найдутся средства хотя бы на продолжение изысканий, не говоря уж об экстенсивном бурении. Транспортировка новых поселенцев вглубь материка поглощала фонды с ужасающей скоростью, а для обустройства на астероиде в первую очередь необходим был надежный домашний рынок, обеспечивающий финансовую основу, и только потом стоило подумать о выходе на межзвездные рынки.

— Я просмотрю отчет позже, — сказал он Террансу. — Но ничего не могу обещать. Двадцать лет назад кто-то очень поторопился. Ранние отчеты об этом проекте выглядели прекрасно. Приближение к заданной орбите можно наглядно продемонстрировать на экране. Все понимают, что, пока астероид в пути, с него не получишь ни доллара. А вот стоит ему добраться до места, как они ждут незамедлительного получения прибыли. И эта чертова громадина висит на мне, а мой кретин-предшественник получает стандартную пенсию плюс немалый бонус за свою активную деятельность. Знаешь, аудиторам надо бы обратить на это внимание. Пройдет еще лет пятьдесят, пока эти грязные фермеры наскребут деньжат, чтобы поддержать высокотехнологичное производство. А пока здесь нечего ждать приличного спроса.

Терранс кивнул, и на его красивом лице появилось соответствующее мрачное выражение.

— За два прошедших месяца мы выдали стартовые займы еще восьми промышленным компаниям. Продажа байков в городе идет неплохо, и лет через пять надо наладить местное производство полноприводных джипов. Но я согласен, крупномасштабного потребительского рынка нам ждать еще долго.

— А, чушь все это, — со вздохом буркнул Колин. — Не мы решили эксплуатировать этот астероид. Если бы они хоть полгода не присылали сюда колонистов и дали нам перевести дух. Корабль каждые двадцать дней — это слишком, а деньги, которые колонисты отдают за проезд, не покрывают и половины расходов на отправку их вверх по реке. После оплаты космического перелета их больше ничего не интересует. А я бы лучше направил дополнительные средства на развитие базовой инфраструктуры, вместо того чтобы субсидировать речные перевозки. Да и капитаны не слишком довольны.

— Вот как раз об этом я и хотел еще поговорить. Я только что закончил просматривать последние графики, поступившие из правления; в течение ближайших семидесяти дней они собираются направить к нам еще пять кораблей с колонистами.

— Как обычно.

Колин даже не стал тратить силы на выражение напрасного протеста.

— Я подумал, что можно попросить капитанов речных судов брать в каждый рейс большее количество пассажиров. Они легко могут впихнуть на борт еще человек пятьдесят, стоит только соорудить навесы на открытых палубах. Такие условия будут не слишком отличаться от транзитных лагерей.

— Ты считаешь, они на это согласятся?

— А почему бы и нет? В конце концов, мы даем им возможность заработать на жизнь. И это лишь временные меры. А если не захотят, пусть стоят в гавани и теряют деньги. Вряд ли кто-то воспользуется колесным судном для перевозки крупных грузов. А когда будем перезаключать контракты, выберем наиболее сговорчивых капитанов.

— Если только они не вздумают объединиться. Эти капитаны та еще семейка. Вспомни, какой шум поднялся после аварии Кромптона. Он напоролся на бревно, а нас обвинил в том, что его отправили в неисследованный проток. Пришлось оплатить ему ремонт. Сейчас нам только и не хватает, что бурного развития профсоюзов.

— Что же еще я могу предпринять? Транзитные лагеря не вместят больше семи тысяч человек за раз.

— А, к черту все. Скажи капитанам, что они должны брать больше людей на борт, и точка. Я не хочу держать переселенцев в Даррингхэме дольше, чем это необходимо.

Он отогнал мысли о том, что будет, если хотя бы один из кораблей опрокинется посреди Джулиффы. На Лалонде не существовало организованной службы экстренной помощи; в городе имелось пять или шесть машин скорой помощи, работавших при церковных госпиталях, но случись несчастье в тысяче километров вверх по реке… А ведь колонисты в большинстве выходцы из аркологий, половина из них даже не умеет плавать.

— Но нам придется задуматься об увеличении количества судов. Я нисколько не сомневаюсь, что поток присылаемых колонистов уменьшаться не будет. Сарафанное радио донесло, что население Земли опять возросло, число незаконных родов каждый год повышается на три процента. И это только официальные цифры.

— Если увеличивать количество судов, вырастет и количество займов, — заметил Терранс.

— Спасибо, я и сам умею считать. Передай начальнику финансового отдела, пусть для компенсации сократит другие бюджетные статьи.

Терранс хотел было спросить, каким именно отделам сократить финансирование, поскольку все они испытывали хроническую нехватку средств, но, заметив выражение лица Колина Рексрью, воздержался.

— Ладно, я этим займусь.

Он оставил себе заметку в главном рабочем файле нейронаноников.

— Неплохо было бы обратить внимание на меры безопасности для этих судов. Заставьте их всех обзавестись спасательными поясами.

— В Даррингхэеме никто не изготавливает спасательных поясов.

— Значит, это еще одна возможность для сообразительного предпринимателя. Да, я знаю, что потребуется еще один заем. Проклятье, здесь хоть есть деревья, аналогичные пробковому дубу? Можно было бы изготовить пояса из них, на этой чертовой планете все сделано из дерева.

— Или грязи.

— Господи, не напоминай мне об этом.

Колин снова взглянул в окно. Тучи опустились еще ниже, повиснув в каких-нибудь четырехстах метрах над землей. «Данте ошибся в описании ада, — подумал он. — Преисподняя — это не жара, это постоянная сырость».

— У тебя что-то еще?

— Да. Пристав, командированный в провинцию Шустер, прислал рапорт. Я не стал загружать его в общую административную сеть.

— И правильно сделал.

Колин знал, что агенты КРК перехватывают все сообщения по спутниковой связи. А еще есть Ральф Хилтч, сидит себе в посольстве Кулу, словно выползший на сушу осьминог, запустил свои щупальца чуть ли не во все отделы администрации и выкачивает информацию. Хотя бог знает, с какой стати Кулу беспокоится, наверное, Салдана заложили паранойю в свои супергены. Еще Колин слышал абсолютно неофициальный шепоток об активной разведке эденистов, присутствующей на планете, что вообще отодвигало возможность доверия за пределы разумного.

— И каков его вывод?

— Поиски оказались напрасными.

— Ничего не нашел?

— Четыре семьи определенно исчезли, как и докладывал шериф. Все они жили в саванне, довольно далеко от Шустера. Он наведался в их дома; везде одна и та же картина, будто в одно прекрасное утро они вышли и больше не вернулись. Все их имущество к его приезду было, конечно, растащено, но он поспрашивал соседей и узнал, что в одном из домов даже стол оставался накрытым к обеду. Никаких следов борьбы или нападения сейси или кроклева. Ничего. Это больше всего встревожило других колонистов.

— Странно. А мы не получали донесений об орудующих там бандитах?

— Нет. В любом случае бандиты не остановились бы на нескольких семьях. Они бы продолжали разбойничать, пока их не изловят. Эти семьи исчезли уже девять недель назад, и ни о чем подобном больше не доносили. Что бы там ни произошло, это, похоже, единичный случай.

— Да бандиты и не оставили бы никаких мало-мальски ценных вещей, — пробормотал Колин. — А как насчет фермеров тиратка? Им что-нибудь известно?

— Пристав выезжал и на их территорию. Они клянутся, что после ухода из Даррингхэма никаких контактов с людьми не было. Пристав склонен этому верить. В их домах он не обнаружил ни малейших признаков пребывания людей. А его пес, у которого сродство с хозяином, хорошенько порыскал по окрестностям.

Колин едва удержался, чтобы не перекреститься. В молодости он получил надлежащее воспитание и до сих пор не мог привыкнуть к сродственной связи, используемой шерифами и инспекторами.

— Во всех семействах имелись дочери; многие еще подростки, а двоим перевалило за двадцать, — сказал Терранс. — Я проверил их регистрационные файлы.

— И что из этого?

— Некоторые девочки были довольно симпатичными. Они могли спуститься вниз по реке до какого-нибудь более крупного города и основать бордель. Такое уже случалось. Из того, что нам известно, условия в Шустере для этого вполне подходящие.

— В таком случае, почему они ничего с собой не взяли?

— Не знаю. Это единственное объяснение, которое пришло мне на ум.

— А, забудь. Если исчезновения на этом прекратились и ситуация не угрожает мятежами, меня это не интересует. Спишем на нападение хищников, унесших жертвы для детенышей, и отзовем пристава. Все колонисты еще до отъезда были предупреждены о риске на пограничных территориях. Если у них хватает глупости жить в джунглях и изображать из себя пещерных людей, их дело. У меня хватает проблем и на этом конце реки.

Квинн Декстер тоже услышал об исчезновениях людей, об этом стало известно всем, когда в Абердейл из Шустера с официальным визитом прибыла компания поселенцев, желающих познакомиться с новыми колонистами Седьмой группы. Четыре семьи в полном составе, семнадцать человек, словно растворились в воздухе. Пропажа его заинтересовала, а еще больше — связанные с ней слухи. Бандиты, ксеносы (особенно фермеры тиратка, проживающие в предгорьях), неизвестные аборигены, меняющие внешность, — все эти теории были изложены, и все имели своих приверженцев. Но Квинну больше понравилась версия с участием аборигенов-метаморфов. Один из шустерских привов сказал ему, что за тот год, что они здесь живут, эти существа появлялись несколько раз.

— Одного я видел своими глазами, — заявил Син Паллас.

Син был старше Квинна на пару лет, а выглядел на все тридцать, чему немало способствовало изможденное лицо и выпирающие ребра. На пальцах и руках виднелись следы укусов насекомых и многочисленные ссадины.

— Прямо в джунглях. Точь-в-точь как человек, только абсолютно черный. Ужас!

— Эй! — возмущенно воскликнул Скотт Уильямс, единственный афрокарибец из восемнадцати привов Абердейла. — И что в этом плохого?

— Нет, парень, ты не понял. У него не было лица, просто черная кожа без глаз, без губ и всего прочего.

— Ты уверен? — усомнился Джексон Гэль.

— Уверен. Я стоял всего в двадцати метрах от него. Я знаю, что я видел. Я закричал и стал показывать на него, а он исчез, то ли присел за кустами, то ли что-то еще. А когда мы туда подошли…

— Бар был пуст, — вставил Квинн, вызвав всеобщий смех.

— Это не смешно, парень, — запальчиво воскликнул Син. — Клянусь, он был там. И он никуда не мог сбежать, чтобы его никто не засек. Он изменился, превратился в дерево или что-то еще. И он такой не один. Они там, в джунглях, парни, и они злятся на нас за то, что мы отобрали у них планету.

— Если это примитивные аборигены, откуда им знать, что мы отобрали у них планету? — спросил Скотт Уилльямс. — Откуда им знать, что мы не местные?

— Не шути, парень. Тебе будет не до смеха, когда один из морфов выскочит из-за дерева и утащит под землю, где они живут в огромных городах-пещерах.

Тем вечером Квинн и его приятели еще долго обсуждали рассказ Сина. Все сошлись на том, что парень сильно истощен, возможно, истеричен и наверняка видит сны наяву. Посетители из Шустера сильно омрачили настроение всех обитателей Абердейла, слишком уж наглядно они показали, насколько близким может стать крушение всех надежд. После ухода «Свитленда» эти две группы почти не поддерживали связей между собой.

Но Квинн еще долго обдумывал историю, рассказанную Сином, и собранные по поселку слухи. Черный гуманоид без лица, способный бесследно исчезать в джунглях, да еще не один, если верить рассказам. Квинн не сомневался в разгадке: это был кто-то в маскировочном костюме-хамелеоне. Жители Абердейла об этом и не подумали, их мысли текли в другом направлении, потому что смешно было бы полагать, что кто-то скрывается в глуши самой неприглядной планеты Конфедерации. А Квинн между тем считал, что это довольно интересная версия. Скрываться на Лалонде, где никто не стал бы искать, мог только самый отъявленный во всей Вселенной преступник. Даже группа преступников, поправил он себя, отлично организованная и экипированная. Скорее всего, имеющая свой космический корабль.

Позже он разузнал, что все исчезнувшие семьи проживали на фермах в саванне к юго-востоку от Шустера. Абердейл находился от Шустера на востоке.

Интересно, способен ли ретинальный имплантат, работающий в инфракрасном режиме, обнаружить костюм-хамелеон?

Открывающиеся возможности Квинна порадовали.

Через пару недель после того, как «Свитленд» оставил Седьмую группу в новом поселке на Кволлхейме, над Лалондом возник космоястреб «Ниобея». Учитывая то обстоятельство, что эденисты владели пятью процентами акций ЛСК, визит официальных лиц из Юпитерианского банка был делом обычным. Кроме того, космоястребы доставляли припасы и свежий персонал на орбитальную станцию над Муророй, самым большим газовым гигантом этой звездной системы. Там они обосновались для наблюдения за Этрой, биотопом, зародившимся в 2602 году. Он должен был стать вкладом эденистов в развитие Лалонда. Дарси попросил капитана «Ниобеи» при достижении экваториальной орбиты тщательно просканировать провинцию Шустер. «Ниобея» изменила траекторию и спустилась до двух сотен километров над Шустером. Под сенсорными блистерами космоястреба развернулось пышное волнистое одеяло джунглей, на анализ изображения потребовались все свободные нервные клетки, обладающие такой способностью. Разрешение в десять сантиметров вполне позволяло различать отдельных людей.

Через пять дней капитан «Ниобеи» доложил, что в радиусе ста километров от Шустера не обнаружено никаких несанкционированных человеческих поселений, а все замеченные в этом районе личности числятся в иммиграционном файле, составленном Дарси и Лори. Плотность местных животных была в пределах ожидаемых показателей, а это означало, что, если какая-то группа и скрывается в пещерах или других незамеченных убежищах, ради пропитания она не охотится. Следов семнадцати исчезнувших людей обнаружено не было.

По прошествии шести месяцев Абердейл с каждым днем становился все более похожим на поселок, а не на склад лесоматериалов. В первый же день Седьмая группа высадилась на берег, вооружившись лучевыми пилами из багажа и непоколебимой решимостью. Они свалили растущие у самой воды мейоповые деревья, очистили стволы, а полученные сваи забили глубоко в галечное речное дно. Нарезанные из толстых ветвей доски пошли на сооружение прочного настила. Лучевые лезвия значительно облегчали работу, проходя сквозь древесину, как лазер сквозь лед. Люди работали как роботы, обливаясь потом, собирали в единое целое полученные детали и сколачивали их, пока до заката не остался всего час. Но к тому времени они уже построили причал трехметровой ширины, выдающийся в воду на двадцать пять метров, со столбами, к которым, несмотря на течение, могли надежно пришвартоваться сразу полдюжины колесных судов.

На следующий день они выстроились в цепочку и разгрузили свои багажные контейнеры и чемоданы с поставленных один к другому судов. Добрая воля и дух товарищества помогали в тяжелой работе. А когда на следующий день корабли отправлялись в обратный путь вниз по реке, люди стояли на покатом берегу и пели свой гимн: «Вперед, Христовы воины». Громкие, звенящие гордостью голоса разносились далеко по извилистому Кволлхейму.

Площадка, расчищенная за последующие две недели, представляла собой широкий полукруг, охватывающий километр береговой линии с причалом посередине. В отличие от Шустера, в Абердейле каждое сваленное дерево немедленно обрабатывалось. Стволы и толстые ветви складывались в аккуратные штабеля, а оставшиеся ветки использовались как топливо для костров.

В первую очередь был построен общественный зал — уменьшенная деревянная копия транзитного общежития с крышей из дранки и метровыми стенами из сплетенных пальмовых листьев. В стройке участвовали все, и все на практике осваивали выведение углов, укладку стропильных балок, соединение «в шип» и «в лапу», чему не мог научить никакой дидактический курс плотницкого дела. Пищу обеспечивали частые охотничьи вылазки в джунгли, где при помощи лазеров и электромагнитных винтовок можно было раздобыть достаточно дичи. Кроме того, здесь росли вишневые дубы со съедобными плодами, напоминающими орехи, и ацилловые лианы с небольшими гроздьями ягод, похожих на яблоки. Дети ежедневно отправлялись на поиски продовольствия и на краях расчищенной площадки собирали шаровидные суккуленты. В реке, на отмелях, плескались стаи буроспинок, по вкусу не уступающих форели, по дну бегали мышекрабы. Все это составляло их небогатый начальный рацион, зачастую дополняемый привезенным в багаже шоколадом и замороженными и сушеными продуктами, но железных ограничений Шустера здесь не было.

Им приходилось учиться готовить на кострах пищу сразу для сотни едоков, строить печи из глины так, чтобы они не разваливались, и подвешивать на вертел тушки сейси и дандерилов (аналог газели), чтобы мясо хорошенько прожарилось. А также кипятить воду в двадцатипятилитровых канистрах.

Надо было научиться отличать жалящих насекомых, беречься от колючих растений и избегать ядовитых ягод, которые чаще всего выглядели совсем не так, как во вспомогательных курсах, загруженных в память. А еще найти способы крепко связывать бревна и обжигать глину так, чтобы она не трескалась. Какие-то ветви годились для плетения, и их приходилось немедленно очищать от коры; лианы можно было высушить, а потом использовать в качестве веревок и для плетения сетей. Плюс они учились рыть ямы для туалетов, причем таким образом, чтобы туда никто не падал (эта задача была возложена на привов). Получался длинный-предлинный список практических навыков, которые надо было освоить, поскольку они являлись необходимыми и просто полезными. В большинстве случаев люди справлялись.

После общественного зала пришел черед домов, расположившихся полукругом по краю поляны. Двухкомнатные хижины с нависающей над верандой крышей, поднятые, благодаря остаткам деревьев, на полметра над землей. Предполагалось, что со временем к ним будет прибавляться по комнате.

Сорок две из двухсот восемнадцати семей предпочли поселиться за пределами деревни, в саванне, начинавшейся к югу от реки, где джунгли постепенно отступали, сменяясь зарослями кустарника, а потом бескрайним морем зеленых лугов, протянувшихся до самых предгорий. Однородный пейзаж лишь изредка нарушался одиноким деревом или серебристой нитью узкого водного потока. Это были семьи, привезшие с собой телят и ягнят, козлят и жеребят, генетически подготовленных к многомесячной спячке; накачанные лекарствами, они перевозились в специальных оболочках. Все животные были самками, а осеменить их предполагалось замороженной спермой, проделавшей вместе с ними путь в триста световых лет от Земли.

Семейства Скиббоу и Кава тоже мечтали заполнить пустую саванну огромными стадами тучных животных. Пять недель они ночевали в палатке на краю джунглей, пока Джеральд и Фрэнк не построили им новый дом: четырехкомнатный бревенчатый сруб с каменным очагом и панелями солнечных батарей на крыше, обеспечивающих освещение и работу холодильника. Снаружи они соорудили односкатную пристройку и поставили частокол, а потом сделали запруду из серых камней на маленьком ручье, получив в результате водоем, в котором можно было помыться и постирать.

Через четыре месяца и три дня после ухода «Свитленда» они открыли семнадцать оболочек (три были украдены в космопорте). Животные спали, свернувшись в облегающей губчатой сумке, как в утробе, только к каждому отверстию были присоединены специальные трубки и провода. Пятнадцать животных успешно перенесли спячку: три жеребенка-тяжеловоза, три теленка, один бизон, три козленка, четыре ягненка и щенок немецкой овчарки. Это был неплохой результат, но Джеральд жалел, что не смог оплатить для них нуль-тау-капсулы.

Все пять членов семьи весь день помогали ослабевшим животным стоять и ходить и для ускорения восстановления поили витаминизированным молоком. Мэри, которая никогда в жизни даже не погладила животное, не говоря уж об уходе за ним, была покусана, потом облита мочой, а желтоватое молоко забрызгало весь комбинезон. Ночью она свернулась на своей постели и плакала, пока не заснула; это был ее восемнадцатый день рождения, но о нем никто даже не вспомнил.

Рай Молви шагал по расчищенной площадке к причалу, где остановилось судно бродячего торговца, и обменивался приветствиями с проходящими мимо людьми. Окружающая картина вызывала прилив гордости: крепкие дома, аккуратные штабели леса, рыба, коптящаяся над кострами, шкуры дандерилов, растянутые на рамах для просушки. Хорошо организованное сообщество, стремящееся к единой цели. Без ложной скромности он мог рекомендовать ЛСК использовать Абердейл для рекламной кампании; это поселение можно назвать образцовым примером.

Вырубка леса уже месяц назад вступила во вторую стадию — по периметру изначальной площадки расчищались длинные прямоугольные участки. С высоты деревня теперь напоминала половину шестерни с невероятно длинными зубцами. Колонисты уже начали обрабатывать новые поля; после корчевки деревьев они пахали почву ротоваторами, питавшимися от солнечных батарей, и закладывали огороды и фруктовые сады. На жирной черной почве уже появились первые рядки зеленых ростков, и фермерам пришлось организовать дежурство, чтобы отпугивать голодных птиц, облепивших соседние деревья.

Не все привезенные с Земли семена успешно проросли, что было довольно удивительно, ведь они прошли генетическую модификацию с учетом климата Лалонда. Но Рай ничуть не сомневался в успехе жителей деревни. Сегодняшние поля завтра станут настоящими фермами. За шесть месяцев Абердейл достиг больших успехов, чем Шустер за полтора года. И все благодаря эффективной организации труда. Возглавляемый им совет показал свою действенность еще в транзитном лагере, превратив людей в уверенно работающий и слаженный коллектив.

У общественного зала Рай посторонился, пропуская группу детей, несущих связанных попарно жирных птиц-полотов, попавшихся в силки. Несмотря на исцарапанные шипами руки и покрытые грязью ноги, дети весело болтали и смеялись. И это тоже вселяло уверенность.

Рай поднялся на причал и пошел к лодке. По пути он заметил на берегу двух привов, Ирли и Скотта, вытаскивающих плетеные корзины, полные мышекрабов. Корзины были сплетены наподобие ловушек для лобстеров, и это была одна из идей Квинна.

Рай помахал рукой парням и в ответ увидел усмешки на лицах и поднятые большие пальцы. Привы несомненно обеспечили немалую долю его успеха. Через месяц после прибытия Квинн Декстер пришел к нему поговорить. «Все, что бы мы ни предлагали, Пауэл Манани автоматически отвергает, но мы надеемся, что вы выслушаете нас, мистер Молви».

И это было справедливо. Решать спорные вопросы было его обязанностью, а привы, нравилось это ему или нет, входили в число жителей Абердейла. Он должен показать свою беспристрастность.

— Мы хотим сорганизоваться, — откровенно заявил Квинн. — Сейчас все восемнадцать привов каждый день работают на вас, но вы обязаны предоставлять нам кров и пищу. Это не слишком удачная схема, поскольку мы, надрываясь, ничего не получаем для себя, а потому не прикладываем все свои силы, такова уж человеческая природа. Никто из нас не просился в Абердейл, но мы здесь и хотим этим воспользоваться. Мы предлагаем сократить рабочую бригаду до тринадцати человек, тогда остальные пятеро смогут построить для нас жилье, сделать что-то, чем мы сможем гордиться. Мы бы хотели иметь собственную крышу над головой и сами добывать и выращивать себе пищу. Так вы освободитесь от необходимости нас содержать, а вдобавок получите в свое распоряжение более эффективную бригаду.

— Ну, не знаю, — протянул Рай.

Он уловил логику приведенных доводов, но сам Квинн вызывал у него опасения. В аркологии Раю не раз приходилось встречаться со шпаной, и жилистая фигура Квинна в сочетании с его агрессивными манерами пробуждала не лучшие воспоминания. Но Молви не хотел показаться пристрастным, а разумная идея этого парня могла принести пользу всему сообществу.

— Мы могли бы попробовать хотя бы недели три, — предложил Квинн. — Что вы теряете? Разве что Пауэл Манани может запретить вам изменять порядки.

— Мистер Манани прислан сюда, чтобы нам помогать, — сдержанно заметил Рай. — Если поселковый совет решит, что это предложение выгодно, он должен способствовать его осуществлению.

Пауэл Манани действительно возражал, но Рай воспринял это как вызов своему авторитету и авторитету совета. На заседании, куда Пауэл Манани не был приглашен, совет решил дать привам испытательный срок, чтобы понять, смогут ли они сами себя содержать.

И вот привы уже построили себе на восточном краю селения длинный (и прекрасно спроектированный, как неохотно признавал Рай) дом с треугольным каркасом и теперь жили там. С помощью своих ловушек они добывали несметное количество мышекрабов, которых обменивали у жителей на другие продукты. У них во дворе уже бегали цыплята и появились огородные грядки (поселенцы поделились с ними цыплятами и семенами из собственных запасов). Привы принимали участие в охоте и даже получали ружья, хотя и обязаны были в конце дня возвращать оружие владельцам. А рабочая бригада ежедневно и с энтузиазмом выполняла поставленные задачи. Кроме того, они приспособились изготавливать крепкие горячительные напитки, что Рай от всей души не одобрял, но теперь возражать было уже поздно.

Настойчивость, проявленная Раем Молви при отстаивании этой идеи, укрепила доверие к нему жителей деревни. А официальные выборы мэра Абердейла уже не за горами. Потом можно было бы присмотреться и непосредственно к Шустеру. Городок нельзя назвать процветающим; несколько его жителей уже просили разрешения переехать в Абердейл. Кто знает, каких высот может достигнуть здесь честный и целеустремленный человек, когда история мира только начинается?

Рай Молви подошел к концу причала, охваченный таким сильным чувством удовлетворения, что внешний вид «Куугана» лишь слегка его удивил. Двадцатиметровая лодка представляла собой причудливую смесь плота и катамарана. Плавучесть обеспечивали два выдолбленных ствола какого-то волокнистого красного дерева, а палубой служил настил плохо оструганных досок, на котором на всю длину растянулась каюта, покрытая пальмовыми листьями. Кормовая часть служила машинным отделением, где имелась небольшая древняя теплообменная топка и пара списанных по старости электромоторов, обеспечивающих выпуск и убирание закрылок в «Макбоингах» и вывезенных капитаном из космопорта. Передняя, немного приподнятая часть каюты была рулевой рубкой, и здесь крышей служили панели солнечных батарей. За рубкой располагались камбуз и спальня. Все остальное пространство занимал груз.

Капитаном «Куугана» был Лен Бачаннан, худой жилистый человек лет пятидесяти с небольшим, одетый в старые выгоревшие шорты и плотно сидящую на голове голубую кепку. Рай предположил, что его предки если и провели генетическую модификацию, то совсем небольшую; из-под кепки выбивались сильно вьющиеся седые волосы, а под загоревшей кожей можно было различить не только полосы мышц, но и заметно распухшие суставы, а несколько зубов просто сгнили.

Капитан встретил Рая у дверей рубки и пригласил на борт.

— Мне нужны кое-какие товары, — сказал Рай.

— Бартер меня не интересует, — сразу предупредил Лен, для пущей убедительности раздувая щеки. — Если только ты не предлагаешь силовое оборудование. У меня полный набор соленых овощей, консервированных фруктов и сушеных шкур. И даже не говори о рыбе, она у меня из ушей лезет. Ничего из этого я не могу продать даже ниже по реке. Нет спроса.

Рай вытащил из кармана сверток пластиковых лалондских франков. Бачаннан был третьим речным торговцем, посетившим Абердейл за последнее время. Все они хотели получить за свой товар наличные, но почти ничего не покупали сами.

— Понятно. Мне нужна ткань. Лучше всего хлопок, но подойдет и брезент или парусина.

— На франки это будет стоить недешево. Нет ли у тебя более твердой валюты?

— Возможно, — ответил Рай, предчувствуя неизбежное. Неужели лалондские франки никому не нужны? — Давай сначала посмотрим, что у тебя есть.

В рубке сидела Гейл Бачаннан, тучная женщина лет пятидесяти с длинными темными и непричесанными волосами, одетая в бесформенное платье цвета хаки и широкополую соломенную шляпу. Ее ноги походили на два наполненных водой кожаных мешка, и при ходьбе она неловко переваливалась с боку на бок. Большую часть жизни она сидела на палубе «Куугана» и смотрела на проплывающий мимо мир. Женщина подняла голову от шитья и приветливо кивнула Раю.

— Тебе нужна ткань, дружок?

— Верно.

— У нас большой выбор. Все соткано в Даррингхэме. И окрашено тоже. Лучше нигде не найдешь.

— Не сомневаюсь в этом.

— А вот готовых моделей пока нет. Но все еще впереди.

— Да.

— Значит, твоя жена умеет шить?

— Я… Да, наверное, умеет.

Рай никогда не задумывался об этом. Синтетика в аркологии поступала к нему уже превосходно сшитой; стоило загрузить в торговую сеть свой размер, и через шесть часов можно было получить готовый наряд. Всякая шушера, конечно, могла позволить себе ходить в залатанных и поношенных одеждах, но это не относилось к приличным людям.

— Если не умеет, присылай ее ко мне.

— Спасибо.

— И по вязанию тоже. Ни одна из приехавших сюда женщин не умела вязать. Я даю уроки. Лучшие уроки к востоку от Даррингхэма. Знаешь, почему лучшие, дружок?

— Нет, — растерянно ответил Рай.

— Потому что других нет.

Гейл Бачаннан шлепнула себя по ноге и расхохоталась, сотрясаясь всеми складками плоти.

Рай выдавил улыбку и поспешил укрыться в грузовом отсеке, гадая про себя, сколько раз за долгие годы пускалась в ход эта шутка.

У Лена Бачаннана можно было найти все, что требовалось в фермерском хозяйстве. Рай Молви медленно продвигался по узкому проходу, с завистью и вожделением оглядывая длинные полки. Здесь были электроинструменты, еще даже не распакованные, солнечные батареи (в Даррингхэме у Рая украли половину запаса), холодильники, микроволновые печи, криостаты, полные замороженной спермы животных, альбомы различных исполнителей, лазерные винтовки, нанонические пакеты первой помощи, лекарства и ряды разнообразных бутылок алкогольных напитков. Продукция Лалонда производила не менее сильное впечатление: гвозди, кастрюли, сковороды, стекло (Рай, увидев листы стекла, даже застонал, так хотелось ему сделать нормальные окна в доме), стаканы, ботинки, сети, семена, брикеты сушеного мяса, мука, рис, пилы, молотки и тюки материи.

— А что бы ты взял с собой вниз по реке? — спросил Рай, пока Лен разворачивал перед ним рулон хлопчатобумажной ткани.

Лен снял кепку и поскреб сильно облысевшую голову.

— По правде говоря, не так уж много. Что у вас можно купить? В основном продовольствие. Людям нужны продукты. Но транспортные затраты? Я не могу везти фрукты дальше, чем за сотню километров, иначе не получу никакой прибыли.

— Значит, что-то ценное и небольшого объема?

— Верно, угадал.

— Мясо?

— Возможно. Не все деревни справляются так хорошо, как вы. Им нужны продукты, но как они собираются за них платить? Если потратить деньги на еду, запасы быстро кончатся, а потом они не смогут приобрести самые необходимые вещи, например семена и скот. Я уже видел, как это бывает. Дело дрянь.

— Вот как?

— В провинции Арклоу, это в северных территориях. Все деревни там развалились лет шесть или семь тому назад. У людей кончились продукты и деньги, чтобы их купить. Вот они и отправились вниз по реке к тем деревням, где еще было продовольствие.

— И что произошло? Если верить тому, что говорили люди, губернатор послал туда приставов и отряд наемников с другой планеты. Вот они и разбирались с оголодавшими поселенцами. Кое-кто сумел скрыться в джунглях, и, судя по всему, до сих пор там, раз слухи о бандитах на севере не утихают. Большую часть бунтовщиков убили. Остальные получили по двадцать лет трудовой повинности; губернатор определил их на работу в разные деревни, как привов. Семьи были разделены, дети разлучены с родителями. — Он втянул щеки и нахмурился. — Действительно, дрянь дело.

Рай выбрал себе отрез ткани и, повинуясь неожиданному импульсу, взял для Скибы, своей жены, пакетик семян сахарной кукурузы. И снова предложил лалондские франки.

— Тогда будет вдвое дороже, — заявил Лен Бачаннан. — Люди ЛСК из космопорта никогда не придерживаются официального обменного курса.

Рай решился на последнюю попытку:

— А как насчет цыплят?

Лен показал на полку с криостатами, ярко мерцающими в сумраке каюты зелеными огоньками светодиодов.

— Посмотри туда. Две камеры битком забиты яйцами. Там есть яйца кур, уток, гусей, фазанов, страусов и индюшек. Есть даже три яйца лебедей. Не хватало мне, чтобы еще и цыплята гадили на палубе.

— Ладно.

Рай сдался. Негодуя на несправедливость, он пошарил во внутреннем кармане и протянул торговцу кредитный диск Юпитерианского банка. Люди должны доверять валюте своего мира. Если — когда — провинция Шустер станет важным коммерческим регионом, он будет настаивать на том, чтобы все платежи проводились в лалондских франках. Такой патриотизм наверняка привлечет избирателей.

Лен подошел к жене и посмотрел вслед уходящему по причалу Раю.

— Каждую секунду рождается еще десять тысяч.

— Ага, — хихикнула Гейл. — И все хотят жить здесь.

Ирли и Скотт, не покидавшие своего наблюдательного пункта на отмели, весело помахали руками Раю, спустившемуся на берег со свертком ткани. Еще один обладатель кредитного диска Юпитерианского банка, итого их уже семьдесят восемь. Квинн будет ими доволен.

Навстречу Раю попалась Мэри Скиббоу, поднимающаяся на причал с громоздкой сумкой на плече. Она окинула его равнодушным взглядом и поспешила к «Куугану». «Интересно, за чем она пришла?» — подумал Рай. Ферма Джеральда в саванне стала одной из лучших, хотя сам он так и остался пренеприятнейшим самоуверенным типом.

Хорст Элвис стоял у угловой деревянной стойки строящейся церкви, держал в руках полотняный мешочек с гвоздями и ощущал свою абсолютную бесполезность. Лесли не нуждался в том, чтобы кто-то подавал ему гвозди. Но Хорст не мог не присутствовать, когда команда привов строила церковь, и старался хотя бы сделать вид, что тоже чем-то помогает. Церковь в Абердейле стала одним из последних сооружений. Хорст нисколько этому не огорчался. Люди работали изо всех сил, чтобы построить деревню и расчистить поля. Не могли же они тратить время на постройку здания, которое будет использоваться пару раз в неделю (хотя Хорст надеялся, что со временем службы станут проводиться чаще). Он не имел права требовать большего. Хорст не мог не вспомнить, как посреди разваливающихся смердящих деревянных трущоб средневековой Европы возводились каменные храмы-дворцы. Как церковь тех времен требовала от людей все больше и больше. Как тщательно внедрялся и культивировался страх в каждой душе. И за гордыню, за стремление возвыситься до самого Бога люди оказались так жестоко наказаны в последующие столетия. И это тоже было правильно. За подобное преступление столь длительное наказание он считал правомерным.

Поэтому Хорст проводил службы в общественном зале и не жаловался, что приходит всего тридцать или сорок человек. Церковь должна быть средоточием общности, местом, куда люди могут прийти и разделить свою веру, а не пунктом сбора налогов для знати.

Теперь, когда поля возделаны, когда заложена основа будущих урожаев, а животные выведены из спячки, у жителей Абердейла появилось свободное время. На постройку церкви к нему на две недели были направлены три прива. Им надлежало соорудить на трех оставленных пнях длинный настил, напоминающий плот и поднятый на полметра над землей, а потом поставить четырехметровые опоры для поддержки покатой крыши.

Сейчас будущая церковь напоминала скелет какого-то угловатого динозавра. Лесли Атклифф приколачивал на место стропила, Даниэль придерживал и выравнивал их, а Энн занималась тем, что резала на дранку кору квалтука, снятую с поваленных деревьев. Собственно церковь займет только треть здания; в задней части разместится скромная лечебница, а комната Хорста будет посередине.

Дело спорилось и шло бы еще лучше, если бы Хорст все время не спрашивал, чем он может помочь.

Церковь обещала превратиться в прекрасное здание, уступающее только дому привов с двускатной крышей. И наверняка превзойдет и общинный зал, и другие дома. На заседании совета Хорст поддержал предложение Рая Молви предоставить привам большую независимость и свободу. И теперь Квинн поистине творил чудеса в Абердейле. После появления длинного треугольного дома с крышей из дранки остальные жители тоже стали улучшать свои жилища, добавляя угловые стойки и навешивая ставни. «Но никто из нас не решился на двускатную крышу, — посетовал Хорст. — Ох, эта дурацкая гордыня! Всех пленили оригинальные белые коттеджи, стоявшие выше по реке, мы решили: если сможем воспроизвести их вид, то и жить будем так же, как живут там. Теперь мы придерживаемся более практичных методов, и это доказывает, что привы лучше разбираются в строительстве. А я даже церковь не могу возвести по-своему, более разумной конструкции, потому что люди почувствуют себя оскорбленными. Вслух никто ничего не скажет, но они будут смотреть и мысленно протестовать. По крайней мере, я хоть могу воспользоваться дранкой из коры, а не дощечками, которые быстро покоробятся и начнут пропускать дождь, как в первых построенных домах».

Лесли спустился с лестницы. Это был мускулистый парень двадцати двух лет, одетый в шорты, сшитые из старого комбинезона. Специально изготовленный пояс с петлями позволял ему держать при себе все необходимые инструменты. Сначала Пауэл Манани настаивал на ежедневной выдаче инструментов и требовал их возвращения на ночь; теперь привы держали у себя инвентарь постоянно. Некоторые из них стали первоклассными плотниками, и Лесли был одним из них.

— Сейчас мы поставим две оставшиеся поперечные перекладины, отец, — сказал Лесли. — К обеду они будут на месте, и тогда можно приступить к укладыванию дранки на крышу. Я думаю, к концу второй недели мы управимся. Вот только меня беспокоят церковные скамьи, трудно будет вырезать столько соединений «в ласточкин хвост», даже с лучевыми лезвиями.

— Не думай об этом, — успокоил его Хорст. — На все скамьи у меня не хватит прихожан. Сейчас с нас достаточно иметь крышу над головой. Остальное может подождать. Господь поймет, что фермы важнее.

Он смущенно улыбнулся, чувствуя себя очень неловко в запачканной рубашке охряного цвета и мешковатых шортах до колен. Особенно рядом с этими подтянутыми молодыми людьми.

— Да, отец.

Хорст ощутил укол сожаления. Привы держались очень замкнуто, и все же они сделали больше, чем другие. Успех Абердейла в немалой степени их заслуга. А Пауэл Манани все еще ворчит по поводу предоставленной им свободы, жалуется, что такого не случалось ни в одном поселении. Но в других поселениях не было Квинна Декстера. Хотя по этому поводу Хорст не испытывал особой радости. От Квинна так и веяло холодом. Хорст неплохо знал обычаи молодых бездельников, их чаяния и мелкие страсти. Но что скрывалось за этими ледяными глазами, оставалось для него тайной, которую не хотелось разгадывать.

— Как только будет закончена крыша, я проведу освящение церкви, — сказал он привам. — Надеюсь, вы тоже придете.

— Мы подумаем, — с вежливой отчужденностью ответил Лесли. — Спасибо за приглашение, отец.

— Я заметил, что на службы приходят лишь немногие из вас. Но я всем буду рад. Даже мистеру Манани, хотя и знаю, что не произвел на него особого впечатления.

Он пытался произнести последние слова шутливым тоном, но лица привов не дрогнули.

— Мы не слишком религиозны, — сказал Лесли.

— Я с радостью объясню любому основы христианства. Незнание не порок, а несчастье. Более того, мы могли бы и поспорить, вам не стоит бояться меня шокировать. Да, я помню, какие дебаты вел в молодости, тогда епископу приходилось несладко.

И вот тут он понял, что потерял их. Первоначальное великодушие мгновенно сменилось официальной отчужденностью, лица стали суровыми, в глазах вспыхнули искорки раздражения. Хорст опять убедился, насколько зловеще могут выглядеть эти молодые парни.

— У нас есть Брат Света… — начал было Даниэль, но умолк под разъяренным взглядом Лесли.

— Брат Света? — негромко переспросил Хорст.

Он был уверен, что уже слышал это словосочетание.

— У вас к нам что-нибудь еще, отец? — спросил Лесли. — Надо бы поставить на место поперечины.

Хорст знал, когда можно настаивать, но это был неподходящий момент.

— Да, конечно. Могу я что-то сделать? Помочь вам их принести?

Лесли с раздражением оглянулся вокруг.

— Мы были бы рады, если бы дранка оказалась сложена в стопки по двадцать штук у каждой опоры.

— Отлично. Я сейчас же этим займусь.

Он подошел к верстаку, где Энн лучевой ножовкой резала кору. На ней были сшитые вручную шорты и топ на бретелях, все из серой ткани комбинезона. На земле вокруг нее выросла уже огромная груда дранки. Продолговатое лицо Энн было нахмуренно-сосредоточенным, и темно-рыжие волосы тонкими прядями прилипли к вспотевшему лбу.

— Нам не так уж срочно нужна дранка, — приветливо произнес Хорст. — И я точно не стану жаловаться мистеру Манани, если ты немного отдохнешь.

Рука Энн автоматическим движением направляла тонкое лезвие по листу блестящей коричневой коры квалтука. Она и не думала размечать заготовки, но каждая пластинка выходила почти такой же, как предыдущая.

— Работа не позволяет задумываться, — ответила Энн.

Хорст поднял несколько готовых кусков дранки.

— А меня прислали сюда, чтобы научить людей думать. Это принесет тебе пользу.

— Только не мне. Сегодня мне выпал Ирли. Не хочу об этом думать.

Ирли звали одного из привов, Хорст помнил этого парня с худощавым лицом, молчаливого, даже по меркам привов.

— Что значит «выпал Ирли»?

— Сегодня его очередь.

— Очередь?

Энн неожиданно подняла голову. Ее лицо застыло маской холодной ярости, большей частью направленной на Хорста.

— Он будет меня трахать. Сегодня ночью его очередь. Хотите, чтобы я описала подробности, отец?

— Я… — Хорст почувствовал, что его лицо мгновенно покраснело. — Я не знал.

— А как вы думаете, чем мы занимаемся в этой большой хижине по вечерам? Плетем корзины? У нас три женщины и пятнадцать мужчин. Парням это необходимо, им мало молотить друг друга кулаками, вот они и спят с нами, все, кроме голубых. Квинн составляет аккуратный список очередности, и мы обязаны его придерживаться. Он следит за соблюдением графика и за тем, чтобы никто не портил товар. Но Ирли знает, как обидеть, не причинив боль, и чтобы никто не заметил. Хотите знать как, отец? Хотите деталей? У него свои приемы.

— Ох, дитя мое. Это надо немедленно прекратить. Я поговорю с Пауэлом и подниму вопрос на совете.

Энн удивила его. Она вдруг разразилась резким презрительным смехом.

— Брат Божий! Понятно, почему вас спихнули сюда, отец. На Земле вы ни на что не годны. Вы хотите запретить парням трахать меня, Джемайму и Кей, да? И куда они после этого пойдут? А? У многих ваших прихожан есть дочки. Вы хотите, чтобы привы шлялись по ночам вокруг их домов? А вы-то, отец, захотели бы, чтобы Лесли и Дуглас положили глаз на вашу дорогую подружку Джей? Но так и будет, если они не получат меня. Будьте реалистом, отец.

Она снова опустила взгляд на лежащий перед ней кусок коры. Поражение, ужасающее своей окончательностью. И отец Хорст ничего не мог ей предложить. Ничего.

Она оказалась на месте, на дне его сумки, где пролежала шесть с половиной месяцев. Нетронутая, ненужная, потому что мир был полон надежд, солнце сияло, деревня разрасталась, а дети смеялись и танцевали.

Хорст вытащил бутылку и налил изрядную порцию. Шотландский виски, хотя этот густой янтарный напиток никогда не созревал в дубовых бочках Шотландии. Он поступил из молекулярного фильтра, запрограммированного на вкус давно утраченного идеала. Но он обжигал, спускаясь по пищеводу, медленно воспламенял желудок и мозг, а это все, что Хорсту требовалось.

Как глупо. Каким надо быть слепым, чтобы надеяться, что змей не придет вместе с ними в этот новый мир. Каким надо быть недалеким, ему, священнику, чтобы не задуматься над блестящими достижениями, чтобы не разглядеть скрывающихся под ними мерзостей.

Он налил еще порцию виски. Дыхание между глотками вырывалось короткими жаркими толчками. Господи, как хорошо хоть на несколько часов забыть о людском несовершенстве. Скрыться в этом теплом и тихом, всепрощающем убежище.

Брат Божий, сказала она. И она не ошиблась. Сатана здесь, среди нас, и поражает в самое сердце.

Хорст наполнил стакан до краев и уставился на него с малодушным страхом. Сатана — Люцифер, Несущий Свет. Брат Света.

— О нет, — прошептал он со слезами на глазах. — Только не это, только не здесь. Только не секты, оскверняющие чистоту этого мира. Господи, я не могу. Я не могу с ними бороться. Взгляни на меня. Ведь я здесь, потому что мне это не по силам.

Он разрыдался.

И, как обычно, Бог ответил лишь молчанием. Одной веры Хорсту Элвису было недостаточно. Но он и так всегда это знал.

Птица вернулась, в ней было около тридцати сантиметров в длину, а коричневое оперение отсвечивало золотистыми искрами. Она уселась в двадцати метрах над Квинном среди изогнутых ветвей и время от времени взмахивала крыльями, чтобы удержать равновесие.

Он наблюдал за ней краем глаза. Таких птиц на Лалонде он еще не встречал; у здешних крылатых существ перья напоминали мембранную чешую. А у этой, при сильном увеличении благодаря зрительным имплантам, можно было рассмотреть настоящие перышки, значит, ее предки с Земли.

Квинн подал сигнал рукой, и они стали медленно пробираться сквозь кустарник; Джексон Гэль с одной стороны от него, Лоуренс Диллон — с другой. Лоуренс был самым молодым привом — всего семнадцать лет, со стройной фигурой, тонкими руками и ногами и шевелюрой светло-песочного цвета. Лоуренс стал подарком от Брата Божия. Квинну потребовался целый месяц, чтобы его сломить. Он сделал его своим фаворитом, подкармливал добавочными порциями, ласково улыбался и следил, чтобы его не обижали другие. Потом в ход пошли наркотики, купленные у Бакстера, мягкие средства, возносящие над Абердейлом, его убожеством и бесконечной работой, устраняющие все границы, так что жизнь снова казалась легкой и беззаботной. И полуночное изнасилование, осуществленное в центре длинного дома привов, у всех на глазах. Лоуренс, связанный, лежал на полу, в центре начертанного кровью дандерила пятиугольника, а его разум покинул череп под воздействием наркотика. Теперь Лоуренс всецело принадлежал Квинну: и его сладкая попка, и весь до последнего миллиметра золотистый член, и его разум. Преданность Лоуренса Квинну граничила с поклонением.

Секс продемонстрировал остальным силу Квинна. Он показал им, насколько близок к Брату Божию. Он показал восторг высвобождения змея, таящегося в сердце каждого человека. И показал, что с ними будет, если они отступятся от него.

Он давал им надежду и силу. А взамен требовал только покорности.

Требовал и получал.

Широкие эластичные листья лиан, обвивших деревья, легонько задели вспотевшую кожу Квинна, но он продолжал подкрадываться к своей добыче. Несколько месяцев труда под палящим солнцем покрыли темным загаром его тело, одетое только в шорты, сшитые из комбинезона, и украденные в Даррингхэме ботинки. С тех пор как привы стали сами обеспечивать себя продовольствием, Квинн хорошо питался, а благодаря постоянной работе нарастил мускулы. Побеги ползучих растений висели между стволами деревьев, словно сеть, сплетенная для поимки мелких обитателей джунглей. Стебли неприятно потрескивали при каждом шаге, тонкая, похожая на мох трава, растущая только в глубине джунглей, хрустела под подошвами ботинок. В кружевном переплетении веток свистели и кудахтали птицы. Высоко над головой Квинн замечал движения венналов, круживших возле стволов и ветвей, словно трехмерные тени.

Свет, пробивающийся сквозь полог листвы, постепенно слабел. Среди привычных деревьев стали все чаще встречаться молодые гигантеи. Они напоминали вытянутый конус, покрытый снаружи не обычной корой, а розовато-коричневой волокнистой шерстью. Их сучья кольцами располагались на стволе через равные промежутки, все они склонялись к земле под углом пятьдесят градусов, а на их концах веером расходились плотные пучки веточек, напоминающие птичьи гнезда. Листья, растущие наверху, выглядели как темно-зеленая шерсть.

Впервые увидев гигантею, Квинн решил, что у него галлюцинации. Она поднималась вверх на двести тридцать метров, а ствол, диаметром не меньше сорока пяти метров, возвышался над джунглями, словно случайно попавшая сюда гора. Лозы и лианы обвивали ее нижние ветви, добавляя своими цветами красок однотонной свинцово-зеленой листве. Но одолеть гигантею было не под силу даже самым мощным лианам.

Джексон щелкнул пальцами и показал вперед. Квинн рискнул поднять голову над зарослями кустарников, доходящими ему до плеч.

Сейси, которого они выслеживали, трусил по скудному подлеску в десяти метрах от них. Это был крупный экземпляр, самец, с черной шкурой, испещренной голубоватыми шрамами и ушами, отгрызенными почти до основания. Он побывал во многих битвах и во всех одержал победу.

Квинн радостно улыбнулся и жестом послал вперед Лоуренса. Джексон остался там, где стоял, прицелившись в голову сейси из лазерной винтовки. Страховка на тот случай, если атака будет неудачной.

Охоте предшествовала тщательная подготовка. В этот день в джунгли вышли тридцать жителей Абердейла, но все они держались ближе к реке. Квинн, Джексон и Лоуренс поспешили на юго-восток, подальше от воды и влажности, в район, где рыскали сейси. А Пауэл Манани рано утром ускакал в одно из поместий в саванне, чтобы помочь разыскать барана, сбежавшего из-за упавшего забора. Что еще важнее, для выслеживания беглеца он взял с собой и Ворикса, отлично чуявшего запахи. А падение забора предыдущей ночью подстроил Ирли.

Квинн положил на землю помповое ружье, купленное у Бакстера, снял с пояса болу и с воинственным криком начал раскручивать ее над головой. В деревне никто не знал, что привы пользуются болой. А между тем это оружие было предельно простым в изготовлении, требовалась только высушенная лоза, чтобы связать между собой три камня. Обрывки лозы привы приносили совершенно открыто, поскольку пользовались ими как поясами.

Сейси обернулся, раскрыл пасть и испустил характерный протяжный вой. И сразу бросился в сторону Лоуренса. Парень, крича от избытка адреналина, запустил свою болу. Камни с невероятной быстротой закрутились вокруг задних ног зверя, быстро наматывая лозу. Оружие Квинна секундой позже ударило в бок сейси и опутало одну из передних ног. Сейси упал, скользя по траве и грязи и отчаянно дергаясь, как в приступе эпилепсии.

Квинн, сдергивая на ходу с плеча лассо, рванул вперед. Сейси метался и выл, его острые зубы щелкали в попытке разорвать ненавистные лианы, опутавшие лапы. Квинн раскрутил лассо, изучая движения жертвы, и метнул петлю.

Между двумя воплями пасть сейси закрылась, и в этот момент лассо затянулось у него на морде. Зверь изо всех сил рванулся назад, стараясь освободить челюсти, но лассо выдержало; оно было сделано из силиконового шнура, украденного Квинном на одной из ферм. Трое привов слушали, как яростные и отчаянные крики быстро сменяются резким отрывистым сопением.

Лоуренс всем своим весом упал на извивающегося сейси, стараясь связать брыкающиеся задние лапы куском шнура. Квинн присоединился к нему и занялся передними лапами.

Для того чтобы полностью обездвижить зверя, потребовалось еще три минуты. Все это время Квинн и Лоуренс вместе с добычей барахтались на земле, покрываясь царапинами и грязью. Наконец они поднялись, все еще дрожа от возбуждения и напряжения и глядя на связанную жертву, беспомощно лежащую у их ног. Зверь в ответ сверкал зеленоватыми глазами.

— Переходим ко второй стадии, — объявил Квинн.

Было уже далеко за полдень, когда Джей нашла Хорста. Он сидел, ссутулив плечи, под деревом квалтука и, несмотря на летящую с неба морось, как будто спал. Девочка хихикнула, удивляясь его глупости, и потрясла за плечо. Хорст что-то неразборчиво пробормотал, а потом велел ей убираться.

От обиды у нее задрожала нижняя губа, и девочка бросилась к матери.

— Эй, парень, посмотри на себя, — воскликнула подошедшая Рут.

Хорст рыгнул.

— Давай, поднимайся. Я помогу тебе добраться до дома.

Он повис на ней всем своим весом, едва не сломав спину. В сопровождении мрачной Джей, державшейся позади в паре шагов, они кое-как добрели до хижины Хорста.

Рут свалила его на койку и равнодушно наблюдала, как он пытается вызвать рвоту, свесив голову к самому полу. Но изо рта на доски упали лишь две желтые капли желудочного сока.

Джей осталась у двери и крепко держала Друзиллу, своего белого кролика, беспокойно вертевшего головой.

— Он поправится?

— Да, — ответила Рут.

— Я подумала, что это сердечный приступ.

— Нет. Он напился.

— Но он же священник! — воскликнула Джей.

Рут потрепала дочку по волосам.

— Да, дорогая. Но это не означает, что он святой.

Джей с самым серьезным видом кивнула:

— Я поняла. И никому ничего не расскажу.

Рут повернулась и посмотрела на Хорста.

— Почему ты это сделал, Хорст? Почему именно сейчас? Ты так хорошо держался.

Налитые кровью глаза моргнули и уставились на нее.

— Дьяволы, — простонал Хорст. — Все они дьяволы.

— Кто?

— Привы. Все. Порождение дьявола. Сжечь церковь. Теперь нельзя ее освящать. Они ее строили. Дьявол строил. Иере… ере… еретики. Сжечь дотла.

— Хорст, сейчас ты не будешь ничего поджигать.

— Дьявол! — выплюнул он.

— Проверь, достаточно ли заряда в электронной матрице, чтобы включить микроволновку, — сказала дочери Рут. — Надо вскипятить немного воды.

Рут начала рыться в припасах Хорста в поисках серебристых пакетиков кофе.

Мэри Скиббоу не могла поверить в происходящее до того момента, пока не услышала урчание электромотора. Но вот из-под винта «Куугана» стали подниматься пузырьки воздуха, и расстояние между лодкой и причалом начало увеличиваться.

— Я сделала это, — едва слышно прошептала она.

Ветхая лодка неторопливо выбралась на середину Кволлхейма, повернула нос вниз по течению и стала набирать скорость. Мэри прекратила подбрасывать поленья в квадратную воронку теплообменной топки и расхохоталась.

— Провалитесь ко всем чертям! — крикнула она деревне, постепенно остающейся за кормой. — Я избавилась от вас. Вы больше никогда меня не увидите. — Она показала берегу кулак. Ее никто не увидел, даже привы, бродившие по мелководью. — Никогда.

Вскоре Абердейл скрылся за поворотом реки. Смех Мэри стал подозрительно похожим на рыдания. Но вот она услышала, что кто-то идет от рулевой рубки в ее сторону, и снова стала бросать поленья в топку.

Это была Гейл Бачаннан, с трудом протиснувшаяся между каютой и полуметровым планширом. Некоторое время она тяжело дышала, привалившись к стене каюты, и по раскрасневшемуся лицу под широкополой шляпой стекали струйки пота.

— Тебе стало легче, милочка?

— Намного!

Мэри просияла ослепительной улыбкой.

— Такой девочке, как ты, не годится жить в этом захолустье. В низовьях тебе будет намного лучше.

— Можете мне не рассказывать. Господи, это было ужасно. Я ненавидела всех и всё. Животных, овощи, фруктовые деревья. Я ненавижу джунгли. Ненавижу деревья!

— А ты не навлечешь на нас неприятности, милочка?

— О, нет, обещаю. Я никогда не подписывала контракт поселенца с ЛСК, юридически в день отлета с Земли я была несовершеннолетней. Но теперь мне уже восемнадцать, и я имею право покинуть дом, когда захочу.

Одутловатое лицо Гейл на мгновение посмурнело.

— Ладно, можешь перестать подбрасывать дрова, на сегодня уже достаточно. Нам осталось идти около двух часов. Ленни бросит якорь на ночь где-нибудь ниже Шустера.

— Хорошо.

Мэри выпрямилась, прижав руки к бокам. Сердце у нее бешено колотилось в груди. «Я сделала это!»

— Немного погодя можешь начинать готовить ужин, — сказала Гейл.

— Да, конечно.

— Но сначала, я думаю, ты захочешь принять душ, милочка. Немного отмыться.

— Душ?

Мэри показалось, что она ослышалась.

Но нет. Это был закуток между кухней и спальней — просто угол, отгороженный занавеской, но достаточно просторный, чтобы вместить Гейл. Опустив взгляд, Мэри сквозь щели между досками увидела поток воды. Насос и нагреватель работали тоже от теплообменной топки, обеспечивая слабую струйку теплой воды, стекавшей из медного крана. Для Мэри это показалось большей роскошью, чем джакузи завзятого сибарита. Она не принимала душ со времени вылета с Земли. Грязь была постоянной спутницей жизни и в Абердейле, и на фермах в саванне. Она впитывалась в поры, забивалась под ногти и склеивала волосы. И никогда не смывалась полностью. В холодной воде, без соответствующего мыла и гелей, избавиться от нее было невозможно.

Первый слив воды, уходящий в щели между досками, заставил Мэри поморщиться. Вода была грязной. Но Гейл дала ей кусок зеленого неароматизированного мыла и флакон жидкого мыла для волос. Мэри начала яростно отскребать грязь и при этом пела во весь голос.

Гвин Лоус даже не подозревал, что привы где-то рядом, пока не получил удар дубинкой по пояснице. От боли он на мгновение отключился и даже не помнил, как упал. Только что он прицеливался из электромагнитного ружья в дандерила, предвкушая похвалы других охотников, и вдруг его рот оказался забит землей, дышать стало неимоверно трудно, а спину пронзила невыносимая боль. Он только и смог, что с трудом откашляться.

Чьи-то руки вцепились в его плечи и перевернули. По спине прокатилась еще одна волна боли. Мир вокруг противно задрожал.

Над ним, широко усмехаясь, стояли Квинн, Лоуренс и Джексон. Все они вымазались в грязи, в волосы и всклокоченные бороды набилась земля, на коже во многих местах виднелись царапины, и сочащаяся кровь смешивалась с пылью. Воплощенные дикари из далекого прошлого Земли. Гвин захныкал от ужаса.

Джексон нагнулся, его зубы блеснули совсем рядом в злорадной усмешке. В рот Гвина впихнули кусок свернутой тряпки и завязали полоской ткани. Дышать стало еще труднее, ноздри, втягивающие драгоценный кислород, раздулись до предела. Потом его опять перевернули, уткнув лицом во влажную землю. Перед глазами остались только грязные травинки. Он почувствовал, как запястья и лодыжки связывают жесткой веревкой. Чужие руки начали шарить по его карманам и похлопывать по одежде. Пальцы замедлили движение, когда во внутреннем кармане парусиновых брюк нащупали драгоценный кредитный диск Юпитерианского банка.

— Квинн, я нашел его, — раздался торжествующий возглас Лоуренса.

Большой палец правой руки Гвина немедленно отогнули назад.

— Отпечаток скопирован, — произнес Квинн. — Посмотрим, что у него есть. — После короткой паузы послышался радостный свист. — Четыре тысячи триста комбодолларов. Эй, Гвин, где же твоя вера в свой новый мир?

Раздался грубый хохот.

— Отлично, деньги переведены. Лоуренс, положи диск обратно, туда, где ты его нашел. Раз он умрет, его не смогут активировать, и никто не узнает, что он был обчищен.

Умрет. Слово пронзило заторможенный мозг Гвина. Он застонал и забился, стремясь освободиться. В ребра врезался чей-то ботинок. Он закричал, вернее, попытался. Кляп во рту не давал даже вздохнуть.

— Квинн, при нем есть полезные вещи, — заметил Лоуренс. — Лучевой нож, зажигалка и персональный навигатор. И запасные магазины к винтовке.

— Оставь, — приказал Квинн. — Его найдут, и, если чего-то не досчитаются, могут возникнуть подозрения. Нельзя этого допускать, пока нельзя. В конце концов все это и так будет нашим.

Они подняли Гвина на плечи и понесли, словно пойманную добычу. Его сильно трясло, ветки деревьев били по лицу, и сознание то пропадало, то возвращалось вновь.

Когда они наконец сбросили его на землю, уже начало темнеть. Гвин посмотрел по сторонам и в двадцати метрах от себя увидел гладкий черный ствол старого дейрара и широкий полукруг тени, отбрасываемый его единственным зонтикообразным листом. Под деревом на силиконовой веревке был привязан сейси; зверь натягивал неподатливую привязь и рыл землю передними лапами, стремясь добраться до своих похитителей, а из раскрытой пасти свисали длинные потеки слюны. Внезапно Гвин понял, что сейчас произойдет. Его мочевой пузырь не выдержал.

— Разозлите его как следует, — приказал Квинн.

Джексон и Лоуренс стали бросать в зверя камнями. Сейси взвыл от боли и задергался всем телом, как будто по нему пропустили ток.

В двадцати сантиметрах от своего носа Гвин увидел пару ботинок. Квинн присел на корточки.

— Знаешь, что будет дальше, Гвин? Нас назначат помогать твоей вдове. Все остальные слишком заняты постройкой своего личного рая. Так что для этого позовут привов. Как и всегда. И я стану одним из них, Гвин. Я буду регулярно навещать несчастную, убитую горем Рейчел. И понравлюсь ей, уж я об этом позабочусь. И ты, и все остальные охотно верите, что на этой планете все идеально. Вы убедили себя, что мы просто группа обычных парней, которым не повезло в жизни. Любое другое объяснение разбило бы ваши мечты и заставило посмотреть в лицо реальности. Верить в иллюзии намного легче. Иллюзии — это путь неудачника. Твой путь. Твой и всех тех, кто копается в грязи и мокнет под дождем. Через пару месяцев я буду лежать в сделанной тобой кровати под возведенной тобой же крышей, а мой член будет долбить Рейчел, заставляя ее визжать, словно свинью на случке. Я надеюсь, тебе ненавистна эта идея, Гвин. Надеюсь, тебя от нее тошнит. Потому что это еще не самое плохое. О, нет. Когда я покончу с ней, я заполучу твоего сына, твоего красивого Джейсона с сияющими глазами. Я стану его новым отцом. И его любовником. Я стану его хозяином. И он присоединится к нам, Гвин, ко мне и другим привам. Я приведу его к Ночи, я покажу, где в нем кроется змей. Он не станет таким же злосчастным неудачником, как его старик. Ты лишь первый, Гвин. К одному за другим я приду к каждому из вас, но лишь немногим представится возможность последовать за мной во тьму. Через шесть месяцев вся эта деревня, единственная ваша надежда на будущее, будет принадлежать Брату Божию.

Ты презираешь меня, Гвин? Я хочу, чтобы так и было. Я хочу, чтобы ты ненавидел меня так же сильно, как я ненавижу тебя и все, что за тобой стоит. Только тогда ты поймешь, что я говорю правду. И отправишься к своему жалкому Иисусу, скуля от страха. Но и там ты не найдешь утешения, потому что Несущий Свет станет полновластным победителем. Ты проиграешь в смерти, как проиграл в жизни. Ты сделал неправильный выбор, Гвин. Надо было идти по тому же пути, что и я. Но теперь уже поздно.

Гвин снова стал метаться и пытаться избавиться от кляпа, пока его легкие не загорелись огнем, грозя разорваться. Но все было напрасно. Крик ненависти и угрозы, проклятия, обрекающие Квинна на вечные муки, остались только в его голове.

Руки Квинна схватили ворот рубашки и подняли Гвина, Джексон взял его за ноги, и они стали раскачивать его, а потом швырнули — извивающееся тело, описав пологую дугу, перелетело через взбешенного сейси. Гвин, обезумевший от ужаса, с глухим стуком ударился о землю. Сейси прыгнул.

Квинн обнял за плечи Джексона и Лоуренса, и они втроем стали смотреть, как сейси терзает тело человека, отрывая зубами длинные полосы плоти. Сила нести смерть равноценна силе давать жизнь. При виде алой крови, оросившей землю, он ощутил прилив ликования.

— После жизни смерть, — нараспев затянул он. — После тьмы свет.

Он поднял голову и огляделся по сторонам, отыскивая глазами коричневую птичку. Она сидела на ветке вишневого дуба, склонив голову набок и наблюдая за убийством.

— Ты видела, какие мы! — крикнул ей Квинн. — Ты видела нас во всей наготе. Ты видела, что мы не ведаем страха. Мы должны поговорить. Я думаю, нам есть что предложить друг другу. Что ты теряешь?

Птица заморгала, как будто от удивления, и вспорхнула с ветки.

Латон позволил удивительно отчетливым ощущениям полета пустельги ускользнуть из его сознания. Но еще несколько минут чувствовал, как ветер овевает крылья. Парение вместе с крылатым хищником посредством сродственной связи всегда доставляло ему удовольствие своей непревзойденной свободой, присущей только обитателям воздуха.

И вот его снова окружил привычный мир.

Он сидел в позе лотоса на черной бархатной подушке в своем кабинете. Сама комната была необычной: овоид высотой пять метров с закругляющимися стенами из полированного дерева. В верхней части имелись скопления электрофосфоресцентных клеток, мерцающих желтовато-зеленым светом. Подушка в самой нижней части единственная нарушала симметрию; даже дверь трудно было заметить, настолько ее очертания сливались со структурой дерева.

Простота обстановки кабинета не позволяла мыслям отвлекаться. Здесь, при полной неподвижности тела, сродственная связь расширяла его сознание благодаря биотехпроцессорам и объединению разумов, и его интеллект повышался на порядок. И все же это лишь намек на то, что могло бы быть. Бледная тень той цели, к которой он стремился до ссылки.

Латон остался сидеть и размышлять о Квинне Декстере и совершенном им жестоком убийстве. При виде беспомощного поселенца, брошенного на съедение зверю, глаза Декстера сияли от наслаждения. Но все же он не просто безмозглый садист. И доказательством служил тот факт, что он заметил пустельгу и понял, что она собой представляет.

— Кто такой Брат Божий? — спросил он у домашней биотехпроцессорной сети.

— Сатана. Христианский дьявол.

— Насколько широко распространен этот термин?

— Термин довольно популярен на Земле у всякого сброда. Секты, проповедующие поклонение этому божеству, имеются почти во всех аркологиях. Последователи делятся на жрецов и слуг, что является довольно простым вариантом иерархии офицер-рядовой. Те, кто находится наверху, контролируют подчиненных посредством псевдорелигиозной доктрины, а изменение статуса сопровождается ритуалом посвящения. Согласно их теологии, после Армагеддона, когда Вселенная будет предоставлена потерянным душам, Сатана вернется и принесет свет. Необычность сект заключается лишь в степени жестокости, с какой в рядах посвященных поддерживается дисциплина. А высокий уровень приверженности не позволяет властям добиться успехов в искоренении сект.

Что ж, это объясняет поступки Квинна, решил Латон. Но зачем ему деньги на кредитном диске Юпитерианского банка? Если он добьется своего и приберет к рукам Абердейл, там не пристанет ни один торговец и он ничего не сможет купить. Мало того, как только слухи о нем дойдут до губернатора, туда будет послан отряд шерифов и их помощников, чтобы подавить мятеж привов. Квинн не дурак, он должен это понимать.

Меньше всего Латону хотелось, чтобы к провинции Шустер было привлечено внимание окружающего мира. Один рыскающий вокруг пристав — это еще не риск, он предвидел его появление, когда забирал поселенцев из их домов. Но целая команда, прочесывающая джунгли в поисках мятежных поклонников Сатаны — это никуда не годится.

Необходимо узнать, каковы планы Квинна. Как он и предлагал, надо устроить встречу. Но сама мысль о том, чтобы принять это предложение, почему-то вызывала смутное беспокойство.

«Кууган» остановился на ночевку напротив небольшой песчаной косы в часе хода от Шустера вниз по течению. Два каната из силиконового волокна, привязанные к деревьям на берегу, надежно удерживали лодку бродячего торговца.

Мэри Скиббоу сидела на корме, предоставив теплому вечернему ветерку унести с ее волос последние капли. Здесь даже влажность воздуха была намного меньше. Над сумрачно-серыми вершинами деревьев медленно поднимался Реннисон, самый большой из спутников Лалонда, наполняющий сумерки перламутровым сиянием. Мэри прислонилась спиной к хлипкой стенке каюты и с удовольствием следила за восходящей луной.

Вода тихонько плескалась о двойной корпус лодки. На стеклянно-гладкой поверхности временами пробегала рябь от проплывающих рыб.

«Сейчас они, наверное, поняли, что я сбежала. Мама будет плакать, отец придет в ярость, Фрэнку на меня наплевать, а Паула загрустит. И все они будут переживать, как отразится на скоте отсутствие дополнительной пары рук, и будут звать меня целый день. Никто даже не подумает о том, чего хочу я и что для меня лучше».

Она услышала голос окликающей ее Гейл Бачаннан и пошла к рубке.

— А мы уж думали, что ты свалилась за борт, милочка, — сказала Гейл.

Луч света из кухни упал на ее распухшие, блестящие испариной руки. За ужином Гейл съела больше половины того, что Мэри приготовила для троих.

— Нет. Я смотрела, как всходит луна.

Гейл криво подмигнула.

— Очень романтично. Создает подходящее настроение.

Мэри почувствовала, как у нее на затылке шевельнулись волосы. Несмотря на жаркое дыхание джунглей, ей вдруг стало холодно.

— Я приготовила тебе одежду на ночь, — сказала Гейл.

— Одежду на ночь?

— Очень нарядную. Я сама сплела кружева. Ленни нравится, когда на его подружках сорочка с оборочками. Нигде по эту сторону от Даррингхэма не найдешь лучшей ночной рубашки, — с гордостью заявила она. — Эти футболочки хороши, они обтягивают тело, но не льстят твоей фигурке, правда ведь?

— Я заплатила вам, — ломающимся голосом простонала Мэри. — Заплатила за весь путь до Даррингхэма.

— Это не покрывает наших издержек, милочка. Мы же говорили, что путешествие по реке — дорогое удовольствие. Ты должна отработать проезд.

— Нет.

Огромная женщина ничуть не смутилась.

— Мы можем высадить тебя. Прямо здесь.

Мэри тряхнула головой.

— Я не могу.

— Конечно, можешь. Ты же такая хорошенькая. — Тяжелая ручища Гейл легла на локоть Мэри. — Пошли, милочка, — подбодрила ее Гейл. — Старик Ленни знает, как нужно обращаться с подружками.

Мэри сделала полшага.

— Вот так, милочка. Сюда. Все лежит здесь, ты только посмотри.

На кухонном столе была разложена ночная рубашка из белого хлопка. Гейл подтолкнула Мэри.

— Тебе осталось только набросить ее на себя. И больше никаких глупых разговоров о том, что ты можешь или не можешь. — Она приложила рубашку к плечам Мэри. — Ой, да ты в ней будешь как картинка, верно?

Мэри оцепенело уставилась в пол.

— Верно? — повторила Гейл Бачаннан.

— Да.

— Хорошая девочка. А теперь одевайся.

— Где?

— Здесь, милочка. Прямо здесь.

Мэри повернулась к толстухе спиной и начала через голову стаскивать футболку.

— Ух, как ты хороша, милочка, — глухо захихикала Гейл. — Уж и впрямь хороша. То-то будет веселье.

Подол рубашки едва прикрывал ягодицы Мэри, но как только она попыталась потянуть ее немного вниз, вырез сверху обнажил грудь. Покрытая грязью в джунглях, она чувствовала себя намного чище.

Гейл, не переставая хихикать и подталкивать Мэри в спину, повела ее в каюту, где ждал Лен, одетый в янтарно-желтый банный халат. Единственная электрическая лампочка, висящая под потолком, отбрасывала вниз пятно желтоватого света. При виде Мэри рот Лена приоткрылся, демонстрируя гнилые зубы.

Гейл тяжело опустилась на крепкую скамейку у двери и с облегчением вздохнула:

— Ну вот, обо мне можешь не беспокоиться, милочка, я только посмотрю.

Мэри подумала, что плеск воды и деревянные переборки помогут ей представить, что она снова на «Свитленде», в каюте с Карлом.

Но ничего не получилось.

Странствия ли-килфа длились больше пяти миллиардов лет, прежде чем он достиг галактики, бывшей домом для Конфедерации, хотя в тот момент высшей формой жизни на Земле являлись динозавры. Половину всего времени своего существования он потратил на преодоление межгалактического пространства. Ли-килфы знали, как проскользнуть в пространственно-временные разрывы; для них, порождений энергии, в физической структуре космоса не существовало никаких тайн. Но их предназначением было наблюдение и сбор информации, и ли-килфы неслись со скоростью чуть меньшей, чем скорость света, простирая поле восприятия до несвязанных атомов водорода, долгие тысячелетия падающих к далеким и ярким звездным скоплениям. Каждый из них обладал уникальностью, существование каждого не имело цены, каждый расширял базу знаний, добавляя свою историю в межпространственную сеть-хранилище — средоточие личности ли-килфов. Ли-килфы преодолевали пространство, нарушая его структуру не сильнее, чем нейтрино. Как квантовая черная дыра, они не имели физических размеров, но каждый таил в себе целую Вселенную. Тщательно упорядоченную Вселенную чистой информации.

С приближением к краю звездного скопления ли-килф потратил не один миллион лет, паря между светилами, систематизируя знания о формах жизни, возникающих и угасающих на их планетах, и индексируя физические параметры многочисленных солнечных систем. Он становился свидетелем расцвета и падения межзвездных империй и развивающихся на отдельных планетах цивилизаций, погибающих в вечной ночи, когда их светила остывали до состояния замерзшего железа. Общества, стремящиеся к святости, и самые дикие цивилизации — все тщательно описывались и занимали свое место в хранилище.

Ли-килф продвигался внутрь, следуя произвольному курсу, по направлению к мерцающему свету галактического ядра. И на этом пути ему встретился сектор, занимаемый Конфедерацией. Недавно открытый Лалонд, расположенный на краю территории, стал первым человеческим миром, с которым он столкнулся.

До облака Оорта ли-килф добрался в 2610 году. После прохождения полосы кружащихся, спящих комет поле восприятия уловило незначительные электромагнитные излучения и вспышки лазеров. Это были лишь слабые разрозненные фрагменты сигналов коммуникационных устройств космических кораблей, выходящих на орбиту над Лалондом.

Предварительное обследование звездной системы показало два центра разумной жизни: Лалонд с поселениями людей и тиратка и Этру, молодой биотоп эденистов, движущийся по своей одинокой орбите над Муророй.

Как всегда в случае обнаружения жизни, в первую очередь ли-килф провел анализ необитаемых планет. Четыре внутренних мира: выжженный солнцем Калькотт и колоссальный Гатли с его необъятной смертоносной атмосферой, затем, минуя Лалонд, существо исследовало лишенный воздуха Плевис и заледеневший наподобие Марса Коум. Потом шли пять газовых гигантов: Мурора, Баллус, Ахиллея, Тол и далекий Пуцнк с его странной криохимией. Все они обладали собственными спутниками и индивидуальными условиями, требующими изучения. Классификация их состава и сред заняла у ли-килфа пятнадцать месяцев, а затем он устремился к Лалонду.

Поиски в джунглях продолжались восемь часов. На помощь пришло три четверти взрослого населения Абердейла. Гвина Лоуса обнаружили через пятнадцать минут после того, как Реннисон опустился за горизонт. Вернее, обнаружили большую часть его тела.

Из-за того что его убил сейси, из-за того что веревки с рук и ног были сняты и кляп удален, из-за того что электромагнитная винтовка вместе с другим имуществом осталась при нем, все согласились, что это была естественная, хотя и ужасная, смерть.

Рыть могилу поручили привам.

Глава 10

«Удат» скользил над поверхностью невращающегося космопорта Транквиллити, словно подтягиваемый невидимым тросом. Под сине-красным корпусом проплывали соты глубоких причальных площадок, лучи прожекторов тускло поблескивали на сферических фюзеляжах кораблей адамистов. Через сенсоры черноястреба Мейер наблюдал, как корабль класса «клипер» диаметром пятьдесят пять метров поворачивает к поднявшейся ему навстречу платформе и его рулевые сопла выбрасывают оранжевые шары химического пламени. Он уже различал вездесущие пересекающиеся петли фиолетового и зеленого цвета — эмблему «Линии Васильковского» — на передней части судна. Корабль коснулся платформы, и поршневые защелки скользнули в гнезда, закрепляя его на причале. Разъемные кабели подсоединились к приемным отверстиям, связывая судно с системами охлаждения и жизнеобеспечения космопорта. Корабль свернул теплоотводящие панели, и платформа стала опускаться в док.

— Сколько хлопот только ради того, чтобы причалить, — заметил «Удат».

— Успокойся, ты можешь обидеть людей, — по-дружески упрекнул его Мейер.

— Хотелось бы, чтобы было больше таких кораблей, как я. Твоей расе пора перестать цепляться за прошлое. Этим механическим судам место в музее.

— Моей расе, вот как? Не забывай, что и в тебе имеются человеческие хромосомы.

— Ты в этом уверен?

— Кажется, упоминание об этом скрыто где-то в глубинах памяти. В космоястребах они точно есть.

— А, в них…

Мейер усмехнулся, уловив оттенок пренебрежения.

— Мне казалось, что космоястребы тебе нравятся.

— Некоторые из них ничего. Но они думают так же, как их капитаны.

— И что же тебе не по нраву в мыслях капитанов космоястребов?

— Они недолюбливают черноястребов. Считают, что от нас слишком много неприятностей.

— Мы это заслужили.

— Только в тех случаях, когда не хватает денег, — с легким упреком возразил «Удат».

— А если черноястребов будет больше, а кораблей адамистов меньше, денег станет не хватать постоянно. А мне еще зарплату надо выдавать.

— Хорошо хоть мы расквитались со ссудой, которую ты брал, чтобы купить меня.

— Да.

«И теперь надо накопить средства, позволяющие купить другой корабль, когда тебя не станет». Но Мейер не позволил этой мысли выйти за пределы сознания. Сейчас «Удату» пятьдесят семь; обычно черноястребы живут лет семьдесят или восемьдесят. Мейер пока не решил, захочет ли он приобрести другой корабль после «Удата». Но впереди еще четверть века совместного существования, а деньги теперь не проблема. Потратиться осталось только на подключение к системе жизнеобеспечения и выдать зарплату экипажу из четырех человек. Не то что в первые двадцать лет. Вот тогда приходилось крутиться. К счастью, энергия, заключенная в асимметричном каплеобразном корпусе «Удата», давала ему неимоверную быстроходность и маневренность. Иногда это весьма пригождалось. Некоторые тайные миссии были чрезвычайно рискованными. Не все его коллеги вернулись после тех заданий.

— Мне все же хотелось бы поговорить с себе подобными, — сказал «Удат».

— Ты разговариваешь с Транквиллити?

— Да, конечно. Мы с ним добрые друзья.

— И о чем вы беседуете?

— Я показываю места, где мы побывали. А он позволяет заглянуть внутрь и посмотреть, что вытворяют люди.

— В самом деле?

— Да, и это интересно. Транквиллити говорит, что этот Джошуа Кальверт, который нас нанял, тот еще рецидивист.

— Транквиллити абсолютно прав. Именно поэтому Джошуа мне так нравится. Он напоминает мне меня в молодости.

— Нет. Ты никогда не был настолько плохим.

Нос «Удата» чуть-чуть повернул, и корабль изящно проскользнул между двумя основными потоками движения, переполненными танкерами с гелием-3 и служебным транспортом. В этой секции гигантского диска космопорта посадочные ячейки были крупнее, и здесь проводился ремонт и техническое обслуживание космических кораблей. Занято было не больше половины площадок.

Огромный черноястреб остановился точно над причалом МВ 0–330, а потом медленно повернулся вокруг продольной оси, чтобы верхняя часть корпуса оказалась выше края площадки. В отличие от космоястребов, где нижний грузовой отсек располагался отдельно от жилого тороида, на «Удате» все механические секции находились в подковообразном отсеке, охватывающем верхнюю выпуклость. Впереди была рубка и жилые каюты экипажа, оба крыла отводились под грузовые камеры, а ионный флаер хранился в небольшом ангаре по левому борту.

В рубку вошла Черри Барнс. На «Удате» она отвечала за грузы, а по совместительству была системным специалистом широкого профиля. Сорок пять лет, кожа светло-кофейного цвета, широкоскулое лицо, частенько с задумчиво надутыми губами. С Мейером она работала три года.

Она датавизировала в процессорный блок несколько команд и получила изображения с электронных сенсоров, установленных на корпусе корабля. Трехмерная картинка, появившаяся в голове, показывала «Удат», неподвижно зависший в тридцати метрах над ремонтным доком.

— Твоя очередь, — сказал Мейер.

— Спасибо. — Она открыла канал связи с информационной сетью дока. — МВ ноль-триста тридцать, это «Удат». У нас на борту оплаченный вами груз. Готовы принять инструкции по разгрузке. Как собираешься получить заказ, Джошуа? Время — деньги.

— Черри, это ты? — датавизировал в ответ Джошуа.

— Больше никто не согласен унизиться до разговоров с тобой.

— Я не ждал вас раньше следующей недели, вы показали отличное время.

Мейер подключился к сети.

— Ты нанял лучший корабль и получил лучший результат.

— Я это запомню, — пообещал Джошуа. — В следующий раз, когда будут деньги, я обращусь к порядочному кораблю.

— Мы можем доставить наши формирующие узлы куда угодно, мистер сорвиголова, капитан корабля, который не бывал нигде, кроме Кольца Руин.

— Мои формирующие узлы, генетический пережиток, слишком трусливый, чтобы слетать в Кольцо Руин и заработать себе на жизнь.

— Меня пугает не Кольцо Руин, а то, что делает Владыка Руин с людьми, которые покидают систему, не зарегистрировав свои находки в Транквиллити.

Последовала неожиданно долгая пауза. Мейер и Черри озадаченно переглянулись.

— Я пришлю за узлами Эшли на МВС с «Леди Мак», — сказал Джошуа. — А всех вас приглашаю на вечеринку.

— Это и есть знаменитая «Леди Макбет»? — спросил Мейер пару часов спустя.

Вместе с Джошуа он стоял в тесном закутке диспетчерской 0–330, закрепившись левой ногой на фиксирующей накладке и глядя сквозь выпуклое окно в док. Пятидесятисемиметровый корабль, установленный на платформе, был полностью открыт для обзора. Снятые панели корпуса позволяли увидеть все системы, резервуары и двигатели, представляющие собой фантастический комплекс серебристо-белых внутренностей. Все они были надежно закреплены в восьмиугольной противоударной раме. Прыжковые узлы располагались над каждым стыком. От узлов к ядерным генераторам корабля змеились полосатые красно-зеленые сверхпроводящие кабели. Мейер никогда раньше не задумывался над этим, но сейчас заметил, что двояковыпуклые узлы напоминают ему строение космоястреба.

Инженеры, одетые в черные скафандры ЛГИП с маневровыми ранцами, кружили над открытой несущей рамой, проводя тестирование и заменяя отдельные элементы. Другие раскатывали туда-сюда на платформах с гибкими манипуляторами, снабженными мощными инструментами для работы на крупных устройствах. Желтые стробоскопические фонари освещали все движущиеся средства в ангаре, и на поверхности плясали резко очерченные янтарные круги.

Между кораблем и пятью интерфейсами соединительных систем, расположенными у основания платформы, протянулись сотни информационных кабелей. Казалось, будто «Леди Макбет» удерживает густая сеть оптоволоконных нитей. Из стены ангара, как раз под диспетчерским пунктом, протянулась труба диаметром около двух метров, дающая обслуживающей команде доступ к капсулам систем жизнеобеспечения, скрытым в самом центре корабля. На стенных кронштейнах ждали своей очереди на установку дополнительные системы. Мейер даже представить себе не мог, куда их можно вмонтировать. Космоплан с «Леди Макбет» гигантским мотыльком прильнул к стене, развернув крылья. Добавочные резервуары и аккумуляторы, установленные Джошуа для полетов в Кольце Руин, уже были сняты; два человека в защитных костюмах и кибердрон, разбрызгивая растворитель, пытались удалить с его корпуса защитную пену. Хрупкие серые хлопья разлетались от них во все стороны.

— А чего ты ожидал? — спросил Джошуа. — Сатурн-V?

Он был пристегнут системой фиксации за пультом управления кибердронами. Дроны, передвигающиеся по рельсам на стенах ангара, имели доступ к любой части корабля. В настоящий момент три дрона собрались вокруг резервного ядерного генератора, поднимаемого длинными белыми руками-манипуляторами. Инженеры следили за дронами, готовящими к установке стыковочные кабели, линии охлаждения и трубы подачи топлива. Джошуа наблюдал за их успехами через аудиовидеопроекторы кругового обзора, установленные возле его пульта.

— Больше похож на боевой крейсер, — сказал Мейер. — Джошуа, я видел показатели мощности формирущих узлов. При полном заряде этих монстров ты сможешь сделать прыжок на пятнадцать световых лет.

— Да, что-то вроде того, — рассеянно подтвердил Джошуа.

Мейер хмыкнул и отвернулся от корабля. Из очередного рейса к «Удату» возвращался грузовой челнок — бледно-зеленый прямоугольный ящик длиной три метра, с небольшими сферическими резервуарами у основания и трехсегментными «руками» со сложными манипуляторами на концах, растущими из средней части корпуса. Он нес упакованный прыжковый узел и направлялся к одному из шлюзов механической мастерской.

Черри Барнс, нахмурившись, рассматривала стоящий в ангаре корабль.

— Сколько у тебя на нем ядерных двигателей? — спросила она.

Ей показалось странным большое количество трубопроводов, подключенных к задней части «Леди Макбет». Она успела заметить, что на стенных кронштейнах подвешены две топливные трубы, толстые десятиметровые цилиндры, обвитые магнитными кольцами, с ионно-лучевыми инжекторами и возбудителями молекулярной связи.

Джошуа чуть заметно повернул голову, переключая аудиовидеопроекторы. Поток фотонов, воздействуя на его зрительные нервы, дал изображение вспомогательного ядерного генератора под другим углом. Несколько мгновений Джошуа изучал его, потом датавизировал кибердрону новые инструкции.

— Четыре основных двигателя.

— Четыре?

На кораблях адамистов обычно имелся один ядерный двигатель и пара индукционных, работающих независимо от основного генератора и применяемых в аварийных случаях.

— Ага. Три ядерных и один на антиматерии.

— Ты шутишь, — воскликнула Черри Барнс. — Это же нарушение государственных законов!

— Неправда.

Джошуа и Мейер усмехнулись с видом превосходства. Такие же улыбки появились и на лицах других пяти операторов, присутствующих в диспетчерском пункте.

— Государственный закон запрещает иметь у себя антиматерию, — сказал Джошуа. — Но в Космическом законе Конфедерации ничего не говорится о двигателях, работающих на антиматерии. До тех пор, пока ты не наполнишь бак антиматерией и не начнешь ею пользоваться, ты чист.

— Черт побери.

— Во время войны это обеспечит тебе огромную популярность. Ты сможешь сам диктовать условия. По крайней мере, я так слышал.

— Держу пари, у тебя имеется и мощный коммуникационный мазер, способный протолкнуть сообщение сквозь обшивку другого космического корабля.

— Ну, не совсем так. На «Леди Макбет» их восемь. Отец был просто помешан на многократном дублировании.

Бар «Харки» располагался на тридцать первом этаже космоскреба Сент-Мари. Живой оркестр на его крошечной сцене непрерывно наигрывал джаз, рваные мелодии с рыдающими голосами труб. Пятнадцатиметровая стойка бара была сделана из настоящего дуба и, как божился сам Харки, в двадцать втором столетии украшала парижский бордель. Бар предлагал тридцать восемь сортов пива и втрое большее количество крепких алкогольных напитков, включая и «Слезы Норфолка» для тех, кто мог себе это позволить. У стен находились отдельные кабинки, которые можно было закрыть и не опасаться чужих любопытствующих взглядов. Перед танцевальным пятачком стояли длинные столы для больших компаний, а круглые светильники под потолком испускали потоки фотонов самой нижней части желтого спектра. Харки гордился и своей кухней, где хозяйничал шеф-повар, до того работавший на королевской кухне княжества Джерез на Кулу. Молодые симпатичные официантки в черных открытых платьях обслуживали посетителей.

Такая роскошная атмосфера и относительно недорогие напитки привлекали сюда многих членов экипажей с кораблей, останавливающихся в порту Транквиллити, и почти каждый вечер зал был заполнен до отказа. Джошуа всегда любил посещать это заведение. Сначала нахальным подростком, взахлеб слушающим рассказы о космических странствиях, затем, когда был мусорщиком, он хвастался здесь достижениями и врал о невероятных находках, буквально ускользнувших из его рук, а теперь, став членом высшего общества, — в качестве капитана и владельца корабля, одного из самых молодых в этом ранге.

— Я не знаю, каким дерьмом ты обмазал свой космоплан, Джошуа, но эта проклятая пена никак не желает отклеиваться, — горько пожаловался Варлоу.

Когда Варлоу говорил, его слышали все, кто находился в радиусе восьми метров. Он был космоником, родившимся в поселении на промышленном астероиде, и шестьдесят пять процентов из своих семидесяти двух лет провел в невесомости, хотя и не унаследовал от своих предков генетических усовершенствований, как Джошуа или эденисты. Со временем его органы начали перерождаться, низкий уровень кальция превратил его кости в хрупкие фарфоровые палочки, мускулы атрофировались, ткани разбухли от жидкости, испортив легкие и нарушив лимфатическую систему. Сначала он пытался компенсировать изменения лекарствами и наноническими вставками, затем пришло время полной замены костей каркасом из углеродного волокна. Процесс пищеварения был вытеснен системой электропитания. Последним изменением стала замена изъеденного экземой эпидермиса на гладкую силиконовую мембрану цвета охры. Для работы в безвоздушном пространстве Варлоу даже не требовался скафандр, а без подзарядки аккумуляторов и обновления кислородной смеси он мог протянуть больше трех недель. Черты его лица стали условными обозначениями на голове манекена, хотя на конце его глотки имелось входное отверстие для заливки жидкости. У него совсем не имелось волос, и можно было не беспокоиться об одежде. Половых признаков он лишился, когда ему было около пятидесяти.

Несмотря на то что некоторые космоники превратились в своеобразные летающие в невесомости обслуживающие аппараты с мозгом внутри, Варлоу сохранил подобие человеческого облика. Единственное разительное изменение претерпели его руки: они раздваивались у обоих локтей, образуя две пары предплечий. Одна пара сохранила обычный набор пальцев, а вторая заканчивалась несколькими титановыми разъемами, к которым можно было присоединить различные механические инструменты.

Джошуа улыбнулся гладкокожей двухметровой горгулье и приподнял бокал с шампанским.

— Именно потому я и поручил дело тебе. Если кто-то и сможет отскрести эту пену, то только ты.

Он считал, что ему повезло заполучить Варлоу в свой экипаж. Некоторые капитаны отказывались его брать из-за возраста. Джошуа с радостью принял Варлоу в команду за его опыт.

— Тебе надо было приказать Эшли пролететь на нем по скользящей траектории, задевающей атмосферу Мирчаско. Вся пена сгорит, как абляционка. Чиркнешь разок, и все сделано.

Левая «родная» ладонь Варлоу шлепнула по столу. Бокалы и бутылки отозвались негромким перезвоном.

— Предлагаю альтернативу. Воткни в свое брюхо помпу и воспользуйся задницей вместо пылесоса, — сказал Эшли Хансон. — Отсоси ее.

Он втянул щеки и чмокнул губами.

Пилоту было шестьдесят семь, его генная наследственность обеспечила ему немалый рост, компактное телосложение, мягкие каштановые волосы и изумленную улыбку десятилетнего мальчишки. Вселенная во всех ее проявлениях неизменно приводила его в восторг. Своим мастерством он зарабатывал себе на жизнь, с ловкостью птицы проводя тонны металла сквозь любую атмосферу. Его лицензия, выданная коллегией астронавтики Конфедерации, давала право на полеты как в космосе, так и в атмосфере, вот только она была просрочена уже на триста двадцать лет. Эшли Хансон, перемещенный во времени, родился в состоятельной семье, но в 2229 году отписал свой трастовый фонд Юпитерианскому банку в обмен на надежный контракт, позволяющий пользоваться нуль-тау-капсулой (даже в те времена самыми лучшими хранителями считались эденисты). С тех пор его жизнь была поделена на промежутки: пятьдесят лет он пребывал в неподвластном энтропии состоянии, а потом пять лет «шатался» по Конфедерации.

— Я футуролог, — сказал он Джошуа при первой встрече. — На одностороннем пути к вечности. А иногда я выхожу из своей машины времени, чтобы осмотреться.

Джошуа нанял его не только как способного пилота, но и как прекрасного рассказчика.

— Мы избавимся от пены согласно инструкции, — сказал он двум спорщикам.

Из диафрагмы звукового синтезатора на груди Варлоу, расположенной чуть выше воздухозаборных щелей, вырвался металлический вздох. Варлоу поднял ко рту зажатый в руке сосуд и впрыснул в себя пару-другую капель шампанского. Выпивка была одной из немногих вещей, от которых он и не думал отказываться, хотя при необходимости его кровяные фильтры позволяли протрезветь на удивление быстро.

Мейер слегка наклонился над столом.

— Есть какие-то новости о Ниивсе и Сипике? — негромко спросил он у Джошуа.

— Да. Я и забыл, что ты можешь об этом не знать. Они вернулись в космопорт через пару дней после твоего вылета к Земле. Их едва не линчевали на месте. Сержантам пришлось их спасать. Сейчас они в камере, ждут вердикта суда.

Мейер нахмурился.

— А зачем ждать? Я думал, Транквиллити сразу же предъявил обвинение.

— У мусорщиков нашлось немало осиротевших родственников, утверждающих, что в их несчастье виноваты Ниивс и Сипика. Еще не решен вопрос о компенсации. «Мадийр» даже после моей топорной работы стоит не меньше полутора миллионов комбодолларов. Я отозвал свой иск, но, полагаю, семьи погибших имеют право на возмещение.

Мейер сделал еще один глоток.

— Паршивое дело.

— Ходят разговоры о том, чтобы установить обязательные спасательные маячки на все корабли мусорщиков.

— Они на это не пойдут, слишком дорожат своей независимостью.

— Да, хорошо, что меня это уже не касается.

— И то верно, — согласилась Келли Тиррел.

Они сидела, тесно прижавшись к Джошуа, перекинув ногу через его колено и обнимая за плечи.

Он считал такую позу чрезвычайно удобной. Аметистовое платье Келли имело широкий прямоугольный вырез, что позволяло Джошуа отлично видеть прелести ее тела. Келли было двадцать четыре, ее рост немного не дотягивал до среднего, волосы отливали красной медью, а лицо привлекало изящными чертами. Последние пару лет она работала выездным корреспондентом студии новостей Коллинза на Транквиллити.

Они встретились полтора года назад, когда Келли делала репортаж о мусорщиках, показанный затем по всей Конфедерации. Джошуа привлекала ее независимость и тот факт, что она родилась не в богатой семье.

— Приятно знать, что ты обо мне беспокоишься, — сказал он.

— Не о тебе, а о потерянной информации, если ты разобьешь башку, летая в космосе на этой реликвии. — Она повернулась к Мейеру: — Знаешь, он ведь так и не дал мне координаты обнаруженного им замка.

— Какого замка?

— Того, где нашел стойку электронной аппаратуры леймилов.

Лицо Мейера расплылось в улыбке.

— Значит, замок. Ты мне этого не говорил, Джошуа. Там были рыцари и волшебники?

— Нет, — жестко ответил Джошуа. — Это был просто большой куб. Я назвал его замком из-за охранных боевых систем. Проникнуть внутрь оказалось непросто, один неверный шаг и…

Его лицо помрачнело.

Келли придвинулась еще чуточку ближе.

— Они были в рабочем состоянии? — Мейер не скрывал своего удовольствия.

— Нет.

— Откуда же могла грозить опасность?

— В аккумуляторах некоторых систем остался заряд. Учитывая молекулярный распад, поразивший их в Кольце Руин, одно легкое касание могло вызвать короткое замыкание. И началась бы цепная реакция взрывов.

— Электронная аппаратура и сохранившие заряд батареи. Это действительно потрясающая находка, Джошуа.

Джошуа бросил в его сторону сердитый взгляд.

— И он не собирается мне говорить, где все это спрятано, — пожаловалась Келли. — Подумать только, такой большой фрагмент, переживший коллективное самоуничтожение, может содержать ключ ко всем секретам леймилов. Если бы я его заполучила, сделала бы колоссальный репортаж. Могла бы обзавестись собственной студией у Коллинза. Черт, собственная студия!

— Я продам тебе эти сведения, — сказал Джошуа. — Они все здесь. — Он постучал пальцем по голове. — Мои нейронаноники определили орбитальные параметры с точностью до метра. В течение ближайших десяти лет я в любой момент смогу вычислить его местонахождение.

— И сколько ты хочешь? — поинтересовался Мейер.

— Десять миллионов комбодолларов.

— Спасибо, я пас.

— Неужели тебя не беспокоит, что ты встаешь на пути прогресса? — воскликнула Келли.

— Нет. Кроме того, вдруг ответы на вопросы нам не понравятся?

— Дельный довод. — Мейер приподнял свой бокал.

— Джошуа! Люди имеют право знать. И они вполне способны сделать собственные выводы, нельзя, чтобы кто-то вроде тебя ограничивал свободу информации. Тайны порождают тиранию.

Джошуа закатил глаза.

— О господи. Ты в самом деле считаешь, что Бог дал репортерам право совать свой нос повсюду, куда им вздумается?

Келли поднесла бокал к его губам, заставляя выпить глоток шампанского.

— Но так оно и есть.

— Знаешь, когда-нибудь тебе откусят твой носик. Все равно рано или поздно мы узнаем, что приключилось с леймилами. С такой командой, как у Транквиллити, результат не заставит себя ждать.

— Ох уж этот Джошуа, вечный оптимист. Только оптимист может решиться отправиться куда-то на таком корабле, как твой.

— «Леди Макбет» в полном порядке, — огрызнулся Джошуа. — Спроси у Мейера, на корабле стоят лучшие системы, какие только можно купить за деньги.

Келли вопросительно похлопала ресницами, обернувшись к Мейеру.

— О да, это верно, — ответил тот.

— Все равно я не хочу, чтобы ты улетал, — тихо сказала она и поцеловала Джошуа в щеку. — Твой отец тоже летал с хорошими системами, и корабль был тогда новее. И вспомни, что с ним случилось.

— Это другое. Те сироты с больничной станции не смогли бы вернуться, если бы не «Леди Мак». Отцу пришлось совершить прыжок в непосредственной близости от нейтронной звезды.

Мейер утомленно вздохнул и осушил свой бокал.

Женщина подошла к Джошуа, когда он болтался у стойки бара. Он даже не заметил ее, пока она не заговорила, его внимание в тот момент привлекало нечто другое. Девятнадцатилетнюю девушку за стойкой звали Элен Ванхэм, а вырез ее платья был глубже, чем у остальных официанток Харки. Казалось, она всеми силами старается услужить Джошуа Кальверту, капитану космического корабля. Она даже сказала, что заканчивает работу в два часа ночи.

— Капитан Кальверт?

Он оторвался от приятного созерцания декольте и бедер. Господи, как приятно звучит это обращение.

— Да, это я.

Перед ним стояла черная женщина, очень черная. Ее предки, решил он, не слишком заботились о генных усовершенствованиях, хотя интенсивность пигментации и вызывала некоторые подозрения. Женщина была примерно на полметра ниже его, а шапка ее коротких волос уже подернулась серебром. По его мнению, ей было около шестидесяти, и старение происходило естественным путем.

— Я доктор Алкад Мзу, — представилась женщина.

— Добрый вечер, доктор.

— Как я поняла, вы владеете кораблем и готовите его к вылету.

— Да, верно, это «Леди Макбет». Лучший независимый перевозчик по эту сторону от королевства Кулу. Вы хотите его нанять?

— Возможно.

В груди Джошуа что-то дрогнуло. Он внимательнее присмотрелся к собеседнице. На Алкад Мзу был костюм из серой ткани, узкий воротник плотно охватывал шею. Она казалась очень серьезной, а выражение лица говорило о неизменной покорности судьбе. Но где-то в глубине его сознания зажегся тревожный сигнал.

Джошуа отнес это ощущение за счет своей чрезмерной чувствительности; если женщина не улыбается, это еще не значит, что она представляет угрозу. В Транквиллити не может быть никаких опасностей, в этом заключается вся прелесть биотопа.

— Похоже, в наши дни медикам неплохо платят, — заметил он.

— Я доктор физики.

— О, простите. Значит, неплохо платят физикам.

— Не совсем так. Я член группы, изучающей артефакты леймилов.

— Вот как? Значит, вы слышали обо мне. Это я нашел стойку с электроникой.

— Да, слышала, хотя кристаллы памяти не моя специализация. Я в основном занимаюсь ядерными двигателями.

— Правда? Могу я предложить вам что-нибудь выпить?

Алкад Мзу моргнула, затем медленно огляделась по сторонам.

— Ах да, это же бар. В таком случае бокал белого вина, если позволите.

Джошуа подал знак Элен Ванхэм, чтобы принесли вино. И в ответ получил весьма приветливую улыбку.

— И что за маршрут вас интересует? — спросил он.

— Мне необходимо посетить одну звездную систему.

Определенно, это судьба, решил Джошуа.

— «Леди Мак» подходит для этого как нельзя лучше. Какую именно?

— Гариссу.

Джошуа нахмурился. Ему казалось, что он знает почти все звездные системы.

Пришлось обратиться к космологическому файлу нейронаноников. И после этого его настроение действительно ухудшилось.

— Гарисса была покинута тридцать лет назад.

Алкад Мзу приняла от официантки бокал и пригубила вино.

— Она не была покинута, капитан. Она была уничтожена. Девяносто пять миллионов жителей истребили по приказу правительства Оматы. После смертоносной бомбардировки флоту Конфедерации удалось спасти малую часть населения, около семисот тысяч человек. Они использовали военный транспорт и корабли для доставки колонистов. — Ее глаза затуманились. — Спасательные работы прекратились через месяц. В них уже не было смысла. Радиация настигла всех, кто пережил взрывы и цунами, землетрясения и бури. Семьсот тысяч из девяноста пяти миллионов.

— Простите, я этого не знал.

Ее губы над краем бокала чуть дрогнули.

— А зачем вам об этом знать? Маленькая малоизвестная планета погибла еще до вашего рождения. Это не отразилось на общей политике даже в тот момент. Почему кто-то должен о ней помнить?

Официантка принесла поднос с несколькими бутылками шампанского, и Джошуа перевел деньги с кредитки Юпитерианского банка в расчетный узел бара. За дальним концом стойки он заметил человека с восточным типом лица, который исподтишка наблюдал за ним и доктором Мзу, поглядывая в их сторону поверх кружки с пивом. Джошуа заставил себя не пялиться на него, а вместо этого улыбнулся Элен Ванхэм и добавил щедрые чаевые.

— Доктор Мзу, я не собираюсь вас обманывать. Я могу доставить вас в систему Гариссы, но приземление, учитывая обстоятельства, решительно исключается.

— Я понимаю, капитан. И рада вашей откровенности. Я не собираюсь высаживаться, мне просто надо попасть в систему.

— А, хорошо. Гарисса была вашим родным миром?

— Да.

— Простите.

— Вы говорите мне это уже в третий раз.

— Наверное, выдался такой вечер.

— Сколько вы просите за полет?

— Для одного пассажира перелет туда и обратно… примерно пятьсот комбодолларов. Я понимаю, сумма немалая, но расход топлива одинаков, что для одного пассажира, что при полной загрузке. И экипаж потратит столько же времени, а им тоже надо платить.

— Вряд ли я смогу оплатить ваш чартер авансом. Я занимаю довольно высокое положение в исследовательской группе, но не настолько. Тем не менее могу вас заверить, что по достижении места назначения я расплачусь полностью. Вас это интересует?

Джошуа крепче сжал пальцами поднос; вопреки всему его так и подмывало согласиться.

— Возможно, мы могли бы прийти к соглашению при условии достаточного депозита. И, кстати, мои расценки вполне разумны, вряд ли вы найдете что-то дешевле.

— Благодарю вас, капитан. Могу я получить копию транспортных параметров вашего корабля и сведений о его грузоподъемности? Я должна быть уверена, что «Леди Макбет» соответствует моим требованиям, поскольку они довольно специфичны.

Господи, если она хочет знать, насколько велик грузовой отсек, что же за груз она собирается оттуда забрать? Что бы это ни было, оно пролежало там все тридцать лет.

Его нейронаноники зафиксировали, что доктор открыла канал.

— Конечно.

Джошуа датавизировал требуемые данные.

— Я свяжусь с вами, капитан. Спасибо за вино.

— Не за что.

На другом конце бара Онку Ной, первый лейтенант Имперского флота Ошанко, приписанный к разведывательному подразделению С5 (зарубежный отдел наблюдения), допил свое пиво и оплатил счет. Аудиоселективная программа его нейронаноников отфильтровала шум в баре и музыку, позволив полностью записать разговор между Алкад Мзу и молодым симпатичным капитаном космического корабля. Ной встал, активировал канал связи Транквиллити и запросил доступ к стандартной базе данных космопорта.

Полученный файл с данными «Леди Макбет» и Джошуа Кальверта вызвал у него непроизвольное подергивание щеки. «Леди Макбет» оказалась кораблем, способным к боевым действиям, оснащенным двигателем на антиматерии и пусковыми установками для боевых ос. Кроме того, она подверглась внушительной доработке. Онку Ной задержался лишь на секунду, чтобы удостовериться в правильности запечатленного в памяти визуального профиля Джошуа, а затем вслед за доктором Мзу вышел из бара, стараясь сохранять ненавязчивую дистанцию в полминуты.

Джошуа, и так уже заинтересованный, теперь и вовсе изумился, заметив, как трое людей, следящих за доктором Мзу, едва не столкнулись в дверях. Его интуиция не подвела и на этот раз.

«Господи, кто же она такая?

Транквиллити должен знать. Как должен знать, что за ней следят и кто установил слежку. А это значит, что все известно и Ионе».

Он до сих пор не разобрался в своих чувствах к Ионе. Лучшей партнерши для секса невозможно было отыскать во всей Вселенной, но от сознания, что этими очаровательными голубыми глазами на него смотрит Транквиллити, что за милыми девичьими манерами стоит мыслительный процессор, холодный, как твердый гелий, становилось немного не по себе. Хотя это его и не останавливало. Иона была права, он просто не мог ей отказать. Только не ей.

И он возвращался к ней каждый день, как, повинуясь инстинкту, перелетные птицы стремятся на экваториальный континент. Мысль о том, что он спит с Владыкой Руин, с Салдана, возбуждала его еще сильнее. Ничуть не меньше, чем ощущение ее прижавшегося к нему тела.

Мужское эго, частенько говорил он себе в последнее время, это кукловод с весьма мрачным чувством юмора.

Но долго раздумывать над секретами доктора Мзу Джошуа не пришлось, его окликнул кто-то другой. Он повернулся, не сумев скрыть раздражения.

Молодой человек лет тридцати в слегка поношенном синем комбинезоне проталкивался сквозь толпу и махал ему рукой. Он был всего на несколько сантиметров ниже Джошуа, а правильные черты лица под коротко подстриженной черной шевелюрой указывали на последствия качественной генной модификации. На лице сияла улыбка, одновременно широкая и настороженная.

— Да? — устало откликнулся Джошуа.

Он еще даже не успел подойти к своему столу.

— Капитан Кальверт? Я Эрик Такрар, инженер корабельных систем пятого разряда.

— Угу, — бросил Джошуа.

Хохот Варлоу мощностью в тысячу децибел раскатился по бару и на несколько мгновений заглушил все остальные звуки.

— Разряд немного занижен из-за недостатка летных часов, поскольку я много времени провел в эксплуатационной службе порта. На самом деле моя квалификация разряда на три выше.

— И ты ищешь место?

— Верно.

Джошуа засомневался. У него еще имелась пара вакансий, и одной как раз была должность системного инженера. Но опять возникло это неприятное ощущение тревоги, даже более сильное, чем при разговоре с доктором Мзу.

«Да что он, серийный убийца, что ли?»

— Понятно, — произнес он.

— Я готов заключить сделку и согласен на оплату по пятому разряду.

— Я предпочитаю выплачивать процент от стоимости рейса или процент от выручки в случае торговли собственным товаром.

— Меня это вполне устраивает.

Джошуа не мог ошибиться в своем мнении. Молодой энтузиаст, наверняка хороший работник, согласен на условия, принятые на независимых судах. Как правило, такого человека приятно иметь у себя за спиной. Но ощущение какой-то неправильности никак не проходило.

— Ладно, перешли мне свое резюме, я его посмотрю, — сказал Джошуа. — Но не сейчас. Сегодня я не в том состоянии, чтобы принимать серьезные решения.

Под конец разговора он пригласил Эрика Такрара за свой столик, чтобы посмотреть, как он сойдется с остальными членами экипажа. Парень обладал нормальным чувством юмора, рассказал пару забавных историй, пил много, но не слишком.

Джошуа наблюдал за происходящим сквозь все более сгущающуюся розовую дымку, навеянную шампанским, и время от времени, чтобы лучше видеть стол, отстранял прильнувшую к нему Келли. Парень понравился Варлоу, понравился Эшли Хансону и Мелвину Дачарму, отвечавшему за ядерные двигатели «Леди Мак». Понравился даже Мейеру и команде «Удата». Он явно был здесь своим.

И именно в этом, решил Джошуа, и заключалась проблема. Эрик слишком хорошо подходил для своей роли.

В четверть третьего ночи довольный собой Джошуа сумел ускользнуть от Келли и выйти из бара в компании Элен Ванхэм. Она жила одна, в квартирке двумя этажами ниже бара «Харки». Мебели в ее жилище было немного, стены гостиной сияли белизной полипа, на желтоватом мхе ковра пестрели яркие подушки, несколько грузовых контейнеров заменяли столы с бутылками и стаканами, а один угол занимала гигантская стойка с аудиовидеопроектором. В арочных проходах в другие комнаты вместо дверей висели складчатые шелковые занавеси. Кто-то нарисовал на них контуры животных, и на одном из контейнеров Джошуа заметил тюбики с красками и кисти. На полу сквозь мох были видны выпуклости: это словно грибы медленно пробивались почки мебели, растущей по желанию Элен.

Напротив окна на стене висела пищевая панель; ряд сосков, напоминающих желтовато-коричневые мешочки, выглядели упругими, что указывало на регулярное использование. Джошуа уже давно не пользовался пищевой панелью, хотя несколько лет назад, когда с деньгами было туго, они его не раз выручали.

Подобные панели имелись в каждой квартире Транквиллити. Соски выделяли съедобные пасты и соки, синтезированные набором желез, расположенных в стене за панелью. Вкус паст был отменным, его не получилось бы отличить от вкуса настоящей курицы, говядины или свинины, даже цвет соответствовал продукту. Но вот консистенция, похожая на загустевший жир, всегда отталкивала Джошуа.

Железы поглощали питательную жидкость из охватывающей весь биотоп сети вен, в свою очередь питавшихся от перерабатывающих минералы органов Транквиллити, находящихся в южном конце. В процессе участвовали и продукты переработки отходов жизнедеятельности людей и органических остатков, которые перемалывались в особых органах, имевшихся у подножия каждого космоскреба. Все токсичные химикаты удалялись сквозь пористые секции оболочки, предотвращающей их накопление в замкнутой биосфере.

Угрозы голода в биотопах не существовало, хотя и эденисты, и обитатели Транквиллити ввозили огромные количества деликатесов и вин со всей Конфедерации. Они могли себе это позволить. Но Элен Ванхэм, по-видимому, это было не по карману. Несмотря на внушительные размеры, наполненные соски пищевого блока и отсутствие материальных ценностей низводили квартиру до недорогого студенческого жилья.

— Налей себе чего-нибудь выпить, — предложила Элен. — Я хочу избавиться от этой радующей клиентов одежды.

Она вышла через арку в спальню, оставив портьеру открытой.

— Чем ты еще занимаешься, кроме работы в баре? — спросил Джошуа.

— Изучаю искусство, — крикнула она в ответ. — А у «Харки» зарабатываю на развлечения.

Джошуа оторвался от изучения этикеток бутылок и более внимательно рассмотрел нарисованных на шелке животных.

— Ну и как успехи?

— Со временем, может, что и выйдет. Мой учитель говорит, я неплохо чувствую форму. Но курс рассчитан на пять лет, сейчас мы занимаемся только базовыми набросками и живописью. До аудиовидеотехнологий доберемся только в следующем году, а синтез настроения начнется еще через год. Скучища, но основы знать необходимо.

— Как давно ты работаешь у «Харки»?

— Пару месяцев. Это неплохое место, твои коллеги из космического флота не скупятся на чаевые, и вы не придираетесь, как финансовые воротилы. В баре Сен-Пелам я не проработала и недели. Тоска!

— А ты видела раньше Эрика Такрара? Он сидел за моим столиком, около тридцати на вид, в голубом летном комбинезоне.

— Видела. Он уже пару недель приходит почти каждый вечер. Еще один щедрый на чаевые клиент.

— А тебе не известно, где он работал до сих пор?

— В доке. В компании «Лоундес», кажется. Он появился у нас через пару дней после прибытия.

— А на каком корабле он прилетел?

— «Шах Кая».

Джошуа открыл канал связи с коммуникационной сетью Транквиллити и датавизировал запрос на сведения из регистра Ллойда. «Шах Кая» был грузовым судном, приписанным к холдинговой компании в системе Новой Калифорнии. Бывший транспортный военный корабль с ядерным двигателем в шесть g, оборудованный нуль-тау-капсулами для роты десантников и лазерами. Штурмовой корабль для астероидов.

«Вот оно что!» — мысленно воскликнул Джошуа.

— А ты не встречала кого-нибудь из его экипажа? — спросил он.

Элен появилась из спальни и остановилась в проеме. Теперь на ней было вязаное крупной сеткой трико с длинными рукавами и белые замшевые сапоги, доходящие до середины бедра.

— Поговорим позже, — сказала она.

Джошуа невольно облизнул губы.

— У меня есть изумительный файл с локализацией, он очень подойдет к твоему костюму. Хочешь попробовать?

Она шагнула в комнату.

— Конечно.

Он подключился к сенсопейзажному файлу и дал команду нейронаноникам открыть канал с Элен. Ощущение на уровне подсознания затронуло зрительные нервы. Стены квартиры исчезли, сменившись шелковыми полотнищами огромного пустынного шатра. У входа в бронзовых вазах стояли листья папоротников, стол у стены был уставлен золотыми блюдами и кубками, украшенными драгоценными камнями, сухой теплый ветерок из окутанной алыми сумерками пустыни легонько шевелил великолепные драпировки. За спиной Элен колыхались шелковые занавеси, отделяющие часть шатра, немного раздвинутые, так что можно было увидеть огромную кровать с пурпурными простынями и атласный полог, поднимающийся над подушками с красными кистями — словно запечатленный в ткани восход.

— Чудесно, — воскликнула Элен, оглядываясь по сторонам.

— Именно здесь Лоуренс Аравийский ублажал свой гарем в восемнадцатом веке. Он был шейхом и сражался против Римской империи. Подлинность сенсовизуализации гарантирована копией записи, полученной со старой Земли. Файл мне достался от моего друга, капитана корабля, посещавшего музей.

— Правда?

— Ага. Говорят, что у старика Лоуренса было сто пятьдесят жен.

— Ух ты. И он сам их всех удовлетворял?

— Да, иначе и быть не могло, женщин охраняла целая армия евнухов, так что в гарем не мог попасть ни один посторонний мужчина.

— А его чары сохранились?

— Хочешь проверить?

Иона мысленно видела всю спальню Элен Ванхэм благодаря фоточувствительным клеткам полипа в стенах, полу и потолке, дающим полную визуализацию, в тысячу раз более качественную, чем передача аудиовидеопроектора. Она могла передвигаться по комнате, как если бы присутствовала там лично, что в некотором роде так и было.

Кроватью служил мягкий матрас на полу. Элен лежала поперек него, а обнаженный Джошуа навис над ее телом. Он с намеренной медлительностью снимал с нее костюм.

— Интересно, — заметила Иона.

— Ну, если ты так считаешь, — сдержанно протянул Транквиллити.

Длинные ноги Элен в высоких ботинках дернулись за спиной Джошуа.

По мере того как ее тело освобождалось от одежды, она все громче хихикала и взвизгивала.

— Я имею в виду не сам секс, хотя, судя по тому, насколько он увлечен, надо и мне попробовать надеть нечто подобное. Я думала о том, как он раскусил Эрика Такрара.

— Опять его предполагаемые психические способности?

— До этого у него побывало двенадцать претендентов на место системного инженера. И все шло нормально. А как только о вакансии спросил Эрик, у него появились подозрения. Или ты опять скажешь, что это простое совпадение?

— Я признаю, что поступки Джошуа указывают на некоторую степень предвидения.

— Наконец-то! Спасибо.

— Это означает, что ты не откажешься от извлечения зиготы?

— Не откажусь. Если только у тебя нет возражений.

— Я никогда не стал бы возражать против принятия твоего ребенка, кем бы ни был его отец. Это будет и наш ребенок тоже.

— И я никогда его не узнаю, — печально вздохнула она. — Не узнаю по-настоящему, кроме нескольких лет детства, как знала своего отца. Порой мне кажется, что наш обычай слишком суров.

— Я буду любить его. И расскажу о тебе, когда он спросит.

— Спасибо. Хотя у меня будут и другие дети. И я буду с ними.

— От Джошуа?

— Возможно.

— Что ты собираешься предпринять по поводу его отношений с доктором Мзу?

Иона раздраженно вздохнула. Образ спальни Элен дрогнул и рассеялся. Она окинула взглядом свой кабинет; он был заставлен темной деревянной мебелью, изготовленной не одно столетие назад и привезенной с Кулу ее дедом. Все ее окружение было пропитано историей и напоминало о том, кто она и какая на ней лежит ответственность. Это тяжелая ноша, от которой Иона долгое время уклонялась. Но всему когда-нибудь приходит конец.

— Я ничего не собираюсь ему говорить, по крайней мере пока. Джошуа седьмой капитан, к которому Мзу обратилась за последние пять месяцев; она просто прощупывает почву, чтобы узнать, какую реакцию вызовут ее действия.

— Она заставляет оперативников разведки нервничать.

— Я знаю. И это отчасти моя вина. Они не понимают, что случится, если она попытается улететь. Они не могут обратиться к Владыке Руин и руководствуются только обещанием отца.

— А оно остается в силе?

— Да, конечно. Нельзя позволить ей ускользнуть. И при первой же попытке сержанты должны задержать ее любыми средствами. А в случае ее вылета против корабля необходимо использовать силы стратегической обороны.

— Даже если этим кораблем будет «Леди Макбет»?

— Джошуа не возьмет ее на борт, тем более если я его об этом попрошу.

— А если возьмет?

Пальцы Ионы сомкнулись вокруг маленького серебряного распятия, висящего на шее.

— Тогда ты собьешь его.

— Прости. Я чувствую твою боль.

— Но это маловероятная ситуация. Он не пойдет на это. Я доверяю Джошуа. Деньги для него не главное. Он мог бы уже рассказать о моем существовании. Эта женщина-репортер, Келли Тиррел, заплатила бы ему за эту сенсацию целое состояние.

— Я тоже не думаю, что он примет предложение доктора Мзу.

— Вот и хорошо. Но все это наводит меня на одну мысль. Людям необходима уверенность в том, что за ними стоит достойная личность. Ты не считаешь, что я достаточно повзрослела, чтобы появиться на публике?

— Морально ты была готова к этому уже несколько лет назад. Физически — возможно; в конце концов, ты уже созрела для материнства. Но я думаю, тебе не помешало бы изменить стиль одежды. В твоем случае внешний облик многое значит.

Иона опустила взгляд. На ней было розовое бикини и короткий зеленый пляжный жакетик, идеальный для плавания в бухте, чем она занималась каждый вечер.

— Полагаю, тут ты прав.

На южном торце Транквиллити отсутствовали причальные выступы для приземления черноястребов. Полип в этой полусфере был вдвое толще, чем обычная оболочка, и потому мог вместить массивные органы переработки минералов, а также несколько резервуаров углеводородов, не уступающих по величине настоящим озерам. Вырабатываемые этими органами различные биогенные жидкости циркулировали по обширной сети труб, поддерживали митозный слой, регенерирующий полип, поступали в пищевые железы космоскребов, обеспечивали питание прилетающих черноястребов и космоястребов, а также множество других органов, ответственных за поддержание климатических условий. Плотно сгруппированные огромные внутренности делали почти невозможным доступ к внешней оболочке.

Не было здесь и стационарного космопорта. Внешний центр занимала похожая на кратер воронка диаметром полтора километра. Ее внутреннюю поверхность покрывали трубчатые реснички — стометровые зубцы, на которых застревал астероидный мусор, собираемый кораблями во внутреннем кольце Мирчаско. Попавшие в воронку камни обрабатывались энзимами, выделяемыми ресничками, а потом перемалывались в песок и пыль, теперь их было удобно поглощать и усваивать.

Отсутствие космопорта и наличие соленого моря, омывающего основание южного торца изнутри, препятствовали любой активности в этом районе. Первые два километра над заливами были заняты террасами, какие устраивались на древних фермах. Там под присмотром агросервиторов произрастали цветущие кустарники и фруктовые деревья. Выше террас и ближе ко все более закругляющейся оболочке из полипа прилегала глинистая почва, образующая кольцо пышных лугов, чьи травы, в противовес силам гравитации, удерживали почвенный слой. И травы, и почва заканчивались в трех километрах от центра, где полип образовывал почти вертикальную стену. По самой середине на всю длину биотопа протянулась осветительная труба: цилиндрическое сплетение органических проводников, чьи мощные магнитные поля содержали флуоресцирующую плазму, дающую внутреннему пространству свет и тепло.

Михаэль Салдана рассудил, что спокойная и достаточно уединенная южная оконечность биотопа представляет собой идеальное место для работы по изучению леймилов. Теперь кабинеты и лаборатории научного центра занимали на нижних террасах площадь около двух квадратных километров. Это было самое крупное скопление зданий внутри биотопа, напоминающее кампус какого-нибудь богатого частного университета.

Кабинет руководителя проекта располагался на верхнем, пятом, этаже административного здания — широкого, окруженного кольцом балконов с серыми каменными колоннами цилиндра из золотистого зеркального стекла. Само здание стояло на террасе в задней части кампуса, в пятистах метрах от моря, и смотрело на великолепный субтропический парк, конец которого терялся в туманной дымке.

Вид из окна, пожалуй, лучший во всем Транквиллити, был предметом особой гордости Паркера Хиггинса, восьмого руководителя проекта, не меньше, чем его прекрасный кабинет с мебелью из оссалового дерева цвета насыщенного бургундского, вывезенной с Кулу еще до политического кризиса. Паркеру Хиггинсу было восемьдесят пять. Девять лет назад, едва ли не последним своим приказом, его назначил на этот пост Владыка Руин, и с божьей помощью (и благодаря богатству предков, обеспечивших достойную генную модификацию) он сможет сохранить его за собой еще столько же. Научную работу он оставил лет двадцать назад и все свои силы сосредоточил на управлении. В этой области ему не было равных; он знал, как подобрать отличную команду, как ублажить чье-нибудь капризное эго, понимал, когда надо нажать, а когда дать послабление. По-настоящему эффективные администраторы в научной среде встречаются не часто, а под его руководством, как признавали все окружающие, проект работал довольно гладко. Паркер Хиггинс был приверженцем точности и аккуратности в своем мирке, и потому его чрезвычайно шокировало, когда однажды утром, придя на работу, он увидел за своим столом развалившуюся в мягком кресле с прямой спинкой светловолосую девушку.

— Кто вы, черт побери? — воскликнул он.

А потом увидел пятерых сержантов, стоящих навытяжку.

Сержанты были единственной полицейской силой в Транквиллити — квазиразумные служители-биотехи, контролируемые сущностью биотопа посредством сродственной связи и поддерживающие законность со скрупулезной беспристрастностью. Им (преднамеренно) был придан облик гуманоидов двухметрового роста, с красновато-коричневым экзоскелетом и конечностями на шарнирных сочленениях. На головах были обозначены рельефные черты лица, а глаза почти полностью скрывались в глубокой горизонтальной складке. Их руки были очень похожи на человеческие, и экзоскелет на кистях сменялся кожистым покрытием. Это означало, что они могли пользоваться любым предметом, созданным для людей, в том числе и оружием. На поясе у каждого сержанта висел лазерный пистолет, излучатель, отключающий мозг, и наручники. Пояс был единственным предметом одежды.

Паркер Хиггинс растерянно огляделся, потом снова перевел взгляд на девушку. На ней был очень дорогой бледно-голубой костюм, а взгляд льдисто-синих глаз поражал своей глубиной. Ее нос… Паркер Хиггинс, может, и был бюрократом, но дураком он уж точно не был.

— Вы? — неуверенно прошептал он.

Она слегка улыбнулась, встала и протянула ему руку.

— Да, мистер директор. Боюсь, что это я. Иона Салдана.

Он осторожно пожал ее маленькую прохладную ручку. На пальце сверкнул рубин перстня с вырезанным в нем гербом Салдана: увенчанный короной феникс. Это было кольцо наследного принца Кулу, но Михаэль, отправляясь в изгнание, и не подумал возвратить его в королевскую сокровищницу. Последний раз Паркер Хиггинс видел перстень на пальце Мориса Салданы.

— Я весьма польщен, мадам, — произнес Паркер Хиггинс, едва не добавив: «Но вы же девушка!» — Я знал вашего отца и преклонялся перед ним.

— Спасибо. — На лице Ионы не отразилось никаких чувств. — Я понимаю, что вы занятой человек, мистер директор, но сегодня утром я хотела бы осмотреть главные помещения проекта. А еще прошу руководителя каждого отдела составить краткий отчет о проделанной работе и представить на презентации через два дня. Я старалась следить за вашей деятельностью, но наблюдать издали через сенсоры Транквиллити и выслушивать личные пояснения — это разные вещи.

Весь мир Паркера Хиггинса внезапно дрогнул. Отчеты… Нравится это кому-то или нет, но эта худенькая девчонка держит в своих пальчиках денежные потоки, жизненные потоки научного проекта. Что если…

— Конечно, мадам, я с радостью все покажу вам сам.

Иона шагнула вперед, обходя стол.

— Мадам? Могу я узнать о вашем отношении к научному проекту по изучению леймилов? Предыдущие Владыки Руин были весьма…

— Не беспокойтесь, мистер директор. Мои предки были абсолютно правы: разгадка тайны леймилов должна оставаться важнейшим приоритетом нашей науки.

Призрак надвигающейся угрозы рассеялся, словно дождевые облака под лучами солнца. Все в порядке. Почти. Девушка! Наследниками Салдана до сих пор были только мужчины.

— Да, мадам.

Сержанты построились вокруг Ионы почетным эскортом.

— Пойдемте, — сказала она и покинула кабинет.

Паркер Хиггинс осознал, что его ноги самым недостойным образом засеменили за ней вслед. Как бы ему самому научиться заставлять людей так же суетиться.

Третий Владыка Руин существует.

Эта новость начала распространяться через тридцать семь секунд после того, как Иона и Паркер Хиггинс вошли в лабораторный комплекс, где размещался отдел по изучению генетики леймильских растений. Все, кто работал над проектом, были снабжены нейронанониками. И когда инстинктивная вспышка вины, сопутствующая изумлению при виде директора и пяти сержантов, без предупреждения появившихся в первые же десять минут рабочего дня в лаборатории, рассеялась и началось представление сотрудников, все, от профессоров до техников, открыли каналы связи с коммуникационной сетью биотопа. И почти каждый датавиз начинался одинаково: «Ты не поверишь…»

Ионе продемонстрировали аудиовидеопроекции генетических цепочек леймильских растений, герметично закрытые термостаты с прорастающими семенами, большие, похожие на папоротники растения в горшках и даже дали попробовать маленький черный сморщенный фрукт.

После того как в курс дела были введены друзья, родственники и коллеги, еще через пятнадцать секунд кое-кто додумался связаться с новостными компаниями.

Из лаборатории генетики растений Иона и Паркер Хиггинс прошли в отдел анализа структуры биотопа леймилов. Люди выстраивались вдоль каменной дорожки, топча окаймляющие ее кусты. Аплодисменты и приветственные крики следовали за процессией непрерывной волной, временами прорезаемой восхищенным свистом. Наиболее энергичных встречающих сержантам даже приходилось легонько подталкивать, освобождая проход. Иона стала пожимать протянутые руки.

В Транквиллити имелись представительства пяти новостных компаний Конфедерации, и все в течение полутора минут с начала ее шествия получили известия о появлении третьего Владыки Руин. Недоверчивый помощник редактора в компании Коллинза немедленно запросил подтверждения у сущности биотопа.

— Все верно, — коротко ответил Транквиллити.

Ради этой новости были немедленно прерваны все утренние программы. Репортеры бросились к вагонам транспортных труб. Редакторы лихорадочно открывали каналы связи со своими информаторами среди персонала научного проекта, стараясь получить известия с места событий. Передача информации быстро сменилась передачей ощущений, поскольку в студии стали поступать сигналы непосредственно со слуховых и зрительных нервов наблюдателей. Через двенадцать минут к новостям подключилось восемьдесят пять процентов обитателей биотопа, либо наблюдающих за импровизированным обходом Ионы через аудиовидеосистемы, либо получающих весь спектр ощущений непосредственно через нейронаноники.

Это девушка, Владыка Руин — девушка. Господи, правящие Салдана сойдут от такой новости с ума, теперь не останется ни одного шанса на воссоединение с королевством.

В лаборатории физиологии работали два киинта; один из них вышел поприветствовать Иону в стеклянный вестибюль. Произошла волнующая и трогательная сцена: хрупкая девушка-человек встретилась с огромным ксеносом.

Киинт был взрослой особью женского пола, ее снежно-белая шерсть мягко мерцала в ярких утренних лучах, всю фигуру словно окутывало сияние. Овальное членистое тело имело в длину около девяти метров, а в ширину не меньше трех, поддерживали его восемь массивных слоновьих ног. Ее голова была размером с Иону, и это немного нервировало, поскольку она напоминала примитивный щит; костяная, слегка выпуклая, в форме обращенного вершиной вниз треугольника, с вертикальным гребнем, разделяющим ее на две равные половины. Примерно посередине виднелись два прозрачных глаза, а сразу под ними ряд из шести дыхательных отверстий, опушенных мехом, что колебался при каждом вдохе и выдохе. В нижней части головы был клюв с двумя небольшими подвижными пластинками сзади.

Из основания шеи выходили два отростка, играющие роль рук. Сначала они оставались свернутыми вокруг нижней части головы и были похожи на гладкие щупальца. Но затем под кожей стали пульсировать формоизменяющие мускулы, и правая конечность приняла вид человеческой руки.

— Мы очень рады видеть тебя здесь, Иона Салдана, — обратилась киинт непосредственно к ее сознанию.

Киинты всегда могли пользоваться человеческой сродственной связью, но эденисты обнаружили, что уловить все формы личного общения киинтов практически невозможно. Может, они обладали даром телепатии? Но это была лишь одна из самых незначительных особенностей загадочных ксеносов.

— Твой интерес к этому научному проекту делает тебе честь, — продолжила киинт.

— Я благодарю вас за участие в нашей работе, — ответила Иона. — Мне сказали, что инструменты анализа, предоставленные вами, оказали неоценимую помощь.

— Как же мы могли отказаться от приглашения твоего деда? Такое предвидение, как у него, редко встречается у вашей расы.

— Мне хотелось бы как-нибудь поговорить с вами об этом.

— Обязательно. Но сейчас тебе необходимо завершить твой грандиозный выход.

Последняя мысль несла в себе оттенок величавого удовольствия.

Киинт протянула только что сформированную руку, и они на мгновение сомкнули ладони. Затем массивная голова немного опустилась, словно в поклоне. В толпе присутствующих пробежали удивленные шепотки.

Проклятье, только посмотрите, она покорила даже киинта.

После завершения обхода Иона в одиночестве стояла в саду, прилегающем к кампусу, в окружении деревьев, аккуратно подстриженных в форме грибов и сплошь покрытых цветами. Лепестки медленно кружили вокруг нее, устилая доходящую до колен траву снежной пеленой. Она стояла спиной к торцу биотопа, так что внутренняя поверхность окружала ее двумя изумрудно-зелеными волнами, а их гребни уходили в сияющий далеко наверху ослепительно-белый свет.

— Я хочу рассказать вам о своей вере в каждого, кто живет в Транквиллити, — начала она. — За сто семьдесят пять лет мы из ничего построили общество, пользующееся уважением во всей Конфедерации. Мы независимы, мы практически изжили преступность, мы богаты, как все вместе, так и по отдельности. Мы по праву можем гордиться своими достижениями. Нам ничего не давали даром, все было заработано тяжким трудом и оплачено жертвами. Мы будем и впредь поощрять промышленность и предпринимательство, сформировавшие наше богатство. Мой отец и дед всячески помогали деловым кругам, создавая условия для того, чтобы торговля и производство обогащали каждого из нас, позволяя спокойно растить детей. В Транквиллити легче, чем где бы то ни было, воплотить свою мечту. И моя вера в вас опирается на ваше стремление сделать мечту реальностью. И ради этого я обещаю, что мое правление будет посвящено поддержке экономики, законности и политической стабильности, позволившим нам добиться успеха и смело смотреть в будущее.

Изображение и голос исчезли из новостных студий вместе с ароматом цветов. Но еще долго оставалось ощущение ее застенчивой полуулыбки.

Господи, молодая, красивая, богатая и умная. Вот это да!

К концу дня Транквиллити получил восемьдесят четыре тысячи приглашений для Ионы. Ее хотели видеть на балах и приемах, просили произнести речи и провести награждения, ее имя стремились заполучить в правлениях межзвездных компаний, модельеры предлагали ей целые коллекции одежды, а благотворительные общества приглашали ее в патронессы. Старые друзья обращались с ней как с новым воплощением мессии, и буквально все желали стать ее новыми друзьями. А Джошуа — Джошуа был очень недоволен, когда она провела вечер не в постели с ним, а в компании Транквиллити, просматривая обзоры, посвященные невероятно сильной реакции общественности.

Его огорчало еще и то, что переоснащение «Леди Макбет» должно было закончиться только через две недели. Для доставки записей с Ионой во все концы Конфедерации всего за двадцать часов было организовано семьдесят пять чартеров. Новостные компании вступили между собой в отчаянную войну, стараясь первыми донести эту новость до максимального количества миров. Капитаны кораблей проклинали заключенные ранее контракты на доставку обычных грузов, а иногда и разрывали их. Свободные от договоров владельцы судов запрашивали непомерные суммы, выплачиваемые информационными компаниями без возражений.

Охотники за сенсациями с жадностью подхватили новость, возродили интерес к отвергнутой ветви семейства Салдана и на время снова вытащили на свет загадку леймилов.

Торговцы наживали целые состояния, копируя одежду и украшения Ионы. Директора сенситивных студий срочно модифицировали женский состав с целью добиться сходства с Ионой во внешнем облике и ощущениях. Группы «иллюзорных настроений» посвящали ей свои альбомы. И даже Джеззибелла заявила о том, что Иона выглядит круто и она не прочь с ней как-нибудь переспать.

Новостные агентства Кулу и его миров-княжеств освещали появление Ионы на публике весьма скупо. Королевская семья не верила в цензуру, но не рассматривала это событие как повод для праздника. Зато на черных рынках всего королевства записи ощущений, связанных с Ионой, продавались за целые состояния.

Как раз один из разорванных контрактов двумя днями позже и обеспечил Джошуа первый чартер.

Коммерсант Роланд Фрамптон был приятелем Баррингтона Грира и от него узнал о «Леди Макбет» и скором завершении переоснащения корабля.

— Попадись мне в руки этот ублюдок Макдональд, я из него запчастей для трансплантации наделаю, — сердито проворчал Роланд. — Клянусь, его «Сестра Корума» не получит ни одного дельного контракта по эту сторону от Юпитера.

Джошуа прихлебывал минеральную воду и сочувственно кивал. Днем бар «Харки» не мог похвастаться такой же переполненностью, как по вечерам, хотя понятие дня и ночи в космоскребе было неоднозначным. Но биоритмы людей подстраивались под циклы осветительной трубы биотопа, и тело Джошуа знало, что сейчас позднее утро.

— Вы же знаете, что я неплохо платил и нисколько его не прижимал. Всегда регулярные рейсы. А потом появилась эта девчонка, и все словно с ума сошли.

— Эй, а я рад, что у нас снова есть Салдана и она взяла власть в свои руки, — возразил Грир. — Если она хоть вполовину так хороша, как два предыдущих Владыки, это местечко и дальше будет процветать.

— Да, конечно, я ничего не имею против нее, — поспешил согласиться Роланд Фрамптон. — Но вот реакция на это событие… — Он с осуждением покачал головой. — Вы слышали, сколько новостные компании предложили за рейс на Эйвон?

— Слышал. Мейер со своим «Удатом» заполучили этот чартер и заключили договор с «Тайм Юниверс», — с усмешкой ответил Джошуа.

— Беда в том, Джошуа, что я оказался в трудном положении, — продолжил Фрамптон. — Мои клиенты пропадут без этих медицинских нанонических вставок. В Транквиллити проживает немало богатых стариков, и медицинские препараты здесь приносят стабильный доход.

— Я думаю, мы могли бы договориться.

— Карты на стол, Джошуа. Я плачу триста пятьдесят тысяч комбодолларов за полет плюс семьдесят тысяч, если ты доставишь сюда груз через пять недель, считая с этого дня. А потом я смогу предложить тебе постоянный контракт на рейсы к Розенхейму раз в полгода. Это тебе не шутки, Джошуа.

Джошуа посмотрел на Мелвина Дачарма, рассеянно помешивающего ложечкой свой кофе. За время переоснащения «Леди Мак» он убедился, что на опыт этого инженера по ядерным двигателям вполне можно было положиться. Из своих сорока восьми лет двадцать тот провел в межзвездных полетах. Невысокий темнокожий мужчина слегка кивнул.

— Хорошо, — сказал Джошуа. — Но ты должен понимать, Роланд, «Леди Мак» не выйдет из дока, пока я не буду уверен, что она в полном порядке. Я не собираюсь спешить и кое-как латать дыры ради семидесяти тысяч премии.

Роланд Фрамптон грустно вздохнул.

— Конечно, Джошуа, я согласен с этим.

Они ударили по рукам и приступили к обсуждению деталей.

Минут через двадцать Келли Тиррел вошла в бар, бросила сумку на ковер и с демонстративным вздохом опустилась в кресло. Подозвав официантку, она заказала себе кофе, а потом небрежно поцеловала Джошуа.

— Ты получил контракт? — спросила она.

— Мы над этим работаем.

Он поспешно окинул взглядом зал. Элен Ванхэм нигде не было видно.

— Тебе хорошо. Что за день! Мой редактор просто взбесился.

— Иона всех вас застала врасплох, да? — спросил Баррингтон Грир.

— Еще как, — признала Келли. — Я пятнадцать часов подряд просматривала историю семейства Салдана. Сегодня вечером запускаем о них часовую передачу. Эти правители все-таки очень странные люди.

— Ты сама будешь ее вести?

— Как бы не так. Отдали Кристи Макшейн. Сука. Всем известно, что она спит с выпускающим редактором, вот и все. Может, я и покажусь в кадре как местный корреспондент, но не более того. Если бы хоть кто-то меня предупредил, я бы подготовилась, нашла бы нужный ракурс.

— Иона и сама не знала точного времени, — заметил Джошуа. — Она всего пару недель назад начала задумываться о том, чтобы показаться на публике.

Воцарилась мертвая тишина. Келли медленно повернула голову и уставилась на Джошуа.

— Что?

— Э…

Он вдруг как будто оказался в невесомости.

— Ты с ней знаком? Ты знал, кто она такая?

— Ну, что-то вроде этого. Да. Наверное. Она как-то об этом упоминала.

Келли стремительно вскочила, опрокинув кресло.

— Упоминала! Джошуа Кальверт, ты дерьмо! Иона Салдана — самая важная новость всей Конфедерации за последние три года, а ты знал о ней и ничего мне не сказал! Ты самовлюбленный, эгоистичный, слабоумный ксеносовский ублюдок! А я-то спала с тобой, старалась… — Она осеклась и подхватила сумку с пола. — Или это для тебя ничего не значило?

— Нет, я… это было… — Он отыскал в нейронанониках файл с синонимами. — Изумительно!

— Мерзавец! — Она шагнула к двери, но по пути резко развернулась. — И в постели от тебя тоже никакого толка! — крикнула Келли напоследок.

На Джошуа оглядывались все, кто находился в баре. И на всех лицах отчетливо просматривалась насмешка. Он на мгновение прикрыл глаза и смиренно вздохнул.

— Женщины. — Затем повернулся в кресле к Роланду Фрамптону. — Теперь о стоимости страховки…

Такой пещеры в Транквиллити Джошуа еще не видел. Пол в этом почти полукруглом помещении диаметром около двадцати метров был обычным, из белого полипа. А вот гладкость стен нарушали органические наросты, похожие на цветную капусту, да еще время от времени подрагивающие, как он успел заметить; еще на стенах имелись тугие кольца сфинктеров. В толще полипа наполовину скрывались кабинеты с оборудованием, явно имеющим отношение к медицине. Они как будто были вплавлены в оболочку, а может, выросли из нее. Он так и не смог решить, какой вариант подходит больше.

Все это место выглядело настолько биологическим, что ему стало как-то не по себе.

— Что это? — спросил он Иону.

— Хранилище центра клонирования. Здесь мы выращиваем домошимпов. Понимаешь, все сервиторы Транквиллити — существа бесполые, и они не способны размножаться самостоятельно. Поэтому Транквиллити приходится заботиться об их численности. Здесь имеются зародыши нескольких видов шимпанзе, сержантов, а также специальных конструкций для ремонта дорог и обслуживания осветительной трубки. Всего сорок три отдельных вида.

— Ага. Понятно.

— Утробы подключены непосредственно к трубам с питательной смесью, никакой особой аппаратуры здесь не требуется.

— Верно.

— Меня тоже вырастили здесь.

У Джошуа непроизвольно сморщился нос. Он предпочитал не думать об этом.

Иона подошла к серо-стальному модулю высотой примерно до пояса, установленному на полу. Ее приближение вызвало перемигивание зеленых и желтых светодиодов. В верхней части конструкции помещалась цилиндрическая нуль-тау-капсула размерами десять на двадцать сантиметров; ее поверхность напоминала потускневшее зеркало. При помощи сродственной связи Иона обратилась к биотехпроцессорам, и крышка капсулы поднялась.

Джошуа молча смотрел, как Иона помещает внутрь круглую камеру поддержания жизнедеятельности. С его сыном. На мгновение ему захотелось все изменить, дать ребенку возможность родиться обычным путем и наблюдать, как он растет.

— В этот момент принято давать имя ребенку, — произнесла Иона. — Назови его, если хочешь.

— Маркус.

Имя его отца. Ему даже не пришлось задумываться.

В ее повлажневших сапфировых глазах отразился мягкий перламутровый свет электрофосфоресцирующих полосок на потолке.

— Отлично. Значит, Маркус Салдана.

Джошуа открыл рот, чтобы возразить.

— Спасибо, — только и смог выдавить он.

Капсула закрылась, и ее поверхность стала черной. Но она не казалась твердой, скорее выглядела как расщелина, открывшаяся в космос.

Он долго еще не мог отвести от нее взгляд. Ионе просто невозможно ни в чем отказать.

Наконец она осторожно взяла его под руку и вывела из хранилища центра клонирования в наружный коридор.

— Как идут дела у «Леди Макбет»?

— Неплохо. Инспекторы департамента астронавтики Конфедерации подписали акт приемки комплекса корабельных систем. Теперь началась сборка корпуса, это займет дня три. Потом будет еще одна проверка для выдачи сертификата на космические перелеты, и можно стартовать. Я заключил контракт с Роландом Фрамптоном на доставку кое-каких грузов с Розенхейма.

— Хорошие новости. Значит, у нас с тобой осталось еще четыре ночи.

Он привлек ее к себе.

— Да, если только ты сумеешь выкроить время между общественными мероприятиями.

— О, думаю, я смогу найти для тебя пару часов. Сегодня вечером мне предстоит благотворительный ужин, но я освобожусь не позже одиннадцати. Обещаю.

— Чудесно. Ты прекрасно справилась, Иона. Честно, ты сразила их наповал. Тебя все любят.

— И никто еще не упаковал вещички, чтобы удрать, ни одна из крупных компаний, ни один богач. В этом и есть мой главный успех.

— Это все твоя первая речь. Клянусь богом, если бы завтра состоялись выборы, ты стала бы президентом.

Они дошли до вагончика транспортной трубы, поджидающего на маленькой станции. Два сержанта встали по обе стороны от открывающихся дверей.

Джошуа посмотрел на них, потом заглянул в десятиместный вагончик.

— А они не могут подождать здесь? — с невинным видом спросил он.

— Зачем?

Он хитро усмехнулся.

Спустя некоторое время она тесно прижалась к нему, слегка дрожа всем разгоряченным и вспотевшим телом. Джошуа сидел на самом краешке сиденья, а она, сцепив ноги у него за спиной, приникла к нему, словно лиана. Вентиляторы вагонного кондиционера с громким жужжанием перемешивали необычайно влажный воздух.

— Джошуа?

— Угу.

Он целовал ее шею, одновременно лаская руками ягодицы.

— Я не смогу тебя защитить, когда ты улетишь.

— Я знаю.

— Не совершай глупостей. И не старайся превзойти своего отца в его подвигах.

Его нос потерся о кончик ее подбородка.

— Не буду. Я не самоубийца.

— Джошуа?

— Что?

Иона, стараясь придать своим словам больше убедительности, запрокинула голову и посмотрела ему в глаза.

— Доверяй своим инстинктам.

— Я всегда так делаю.

— Джошуа, пожалуйста, это касается не только твоих находок, но и людей тоже. Будь осторожен с людьми.

— Хорошо.

— Обещай мне.

— Обещаю.

Он встал с сиденья, подняв с собой и прильнувшую к нему Иону. Она ощутила, как снова затвердела его плоть.

— Видишь эти поручни? — спросил он.

Она подняла голову.

— Вижу.

— Ухватись за них и не отпускай.

Она подняла руки и взялась за стальные поручни, идущие вдоль потолка. Джошуа неожиданно отпустил ее, вызвав невольный вскрик. Ноги Ионы не доставали до пола. А Джошуа, стоя перед ней и усмехаясь, легонько толкнул ее, заставив раскачиваться взад и вперед.

— Джошуа!

Достигнув высшей точки дуги, она развела ноги, и Джошуа со смехом устремился ей навстречу.

Эрик Такрар, таща за собой сумку, вплыл в диспетчерскую дока МВ 0–330 и привычным движением притормозил, уцепившись за поручень. У выпуклого окна сегодня было непривычно людно. Все присутствующие были ему знакомы: это специалисты, работавшие над переоснащением «Леди Макбет». Последние две недели все они трудились почти без перерыва.

Против работы Эрик не возражал; в результате он рассчитывал получить место в экипаже «Леди Макбет», и ноющая спина вместе с постоянным ощущением усталости были не слишком высокой ценой. Через два часа он достигнет своей цели.

При его появлении гул голосов постепенно стих. В обзорном окне появился свободный сегмент. Эрик приник к окну и выглянул наружу.

Вспомогательная платформа начала подниматься, увлекая с собой и «Леди Макбет». Он увидел, как из гнезд в матово-сером корпусе медленно разворачиваются теплоотводящие панели. От задней части корабля отошли стыковочные крепления.

— Корабль готов к расстыковке, — датавизировал главный диспетчер. — Bon voyage, Джошуа. Будь осторожен.

Вокруг корпуса «Леди Макбет» вспыхнули оранжевые язычки пламени, и рулевые двигатели подняли корабль над платформой с таким плавным изяществом, какого мог добиться только очень опытный пилот.

Наблюдающие специалисты разразились радостными криками.

— Эрик?

Он оглянулся на главного диспетчера.

— Джошуа приносит свои извинения, но Владыка Руин считает тебя абсолютным засранцем.

Эрик окинул взглядом опустевший док. Платформа медленно опускалась. Голубые отблески ионных двигателей, сменивших рулевые, еще мелькали на полу.

— Сукин сын, — неслышно пробормотал он.

В «Леди Макбет» имелось четыре капсулы с пригодными для жизни людей условиями; четыре двенадцатиметровые сферы, сгруппированные в виде пирамиды, располагались в самом сердце корабля. Несмотря на то что на их обустройство была затрачена лишь малая часть суммы, потребовавшейся на полное переоснащение, их неплохо оборудовали.

Капсулы B, C и D, составляющие основание пирамиды, были разделены на четыре палубы, две из которых занимали каюты, общий холл, камбуз и ванная комната, а остальные использовались как помещения для хранения оборудования и мастерские, там же располагались шлюзовая камера космоплана и ангар МВС.

В капсуле А находилась рулевая рубка, занимающая половину верхней палубы, с пультами управления и противоперегрузочными креслами для шести членов экипажа. Но благодаря нейронаноникам к бортовому компьютеру можно было подключиться в любой точке судна, и потому рубка служила скорее административным центром, а не традиционным командным пунктом, а экраны пультов и аудиовидеопроекторы лишь дублировали информацию, поступающую непосредственно в мозг.

Полученная лицензия давала право перевозить на «Леди Макбет» до тридцати пассажиров в «активном состоянии», а при удалении переборок между каютами и установке нуль-тау-капсул число пассажиров в состоянии стазиса возрастало до восьмидесяти. При численности экипажа в пять человек, не считая Джошуа, команда располагала довольно обширным пространством. Самой большой была каюта Джошуа, занимающая четверть палубы, где находилась рубка. Он отказался менять обстановку, выбранную Маркусом Кальвертом. Здесь стояли стулья, списанные с какого-то роскошного пассажирского корабля еще лет пятьдесят назад, шарнирные скульптуры из черной пены, в сложенном состоянии напоминающие гигантские раковины. В книжном шкафу хранились закрепленные на случай невесомости тома в кожаных переплетах, содержащие древние карты звездного неба. Под прозрачным колпаком стоял компьютер системы управления командным модулем «Аполлона» (сомнительного происхождения). Но самым интересным предметом обстановки, с точки зрения Джошуа, была корзина для секса в невесомости — плетеная сфера из покрытых резиной прутьев, подвешенная под потолком. В ней можно было кувыркаться в свое удовольствие, не рискуя столкнуться с каким-либо твердым или острым предметом. Джошуа собирался освоить этот снаряд с Сархой Митчам, двадцатичетырехлетней девушкой — системным инженером, занявшей место Эрика Такрара.

Все члены экипажа пристегнулись к креслам в рубке, и Джошуа поднял «Леди Макбет» с платформы дока 0–330. Он проделал этот маневр с такой же инстинктивной легкостью, с какой куколка насекомого расправляет крылышки навстречу солнцу. Он управлял кораблем, нисколько не сомневаясь, что в спиралях его генов записано именно это умение.

Векторы движения, переданные центром управления полетами космопорта, поступили ему в мозг, и ионные двигатели начали неторопливо поворачивать корабль. Он вывел их за край гигантского диска космопорта на вспомогательном реактивном двигателе, а затем запустил все три основных термоядерных. Быстро начала нарастать перегрузка, и корабль стал выбираться из зоны притяжения Мирчаско, направляясь к зеленому полумесяцу Фальсии, вращающейся на расстоянии семисот тысяч километров.

Испытательный полет продлился пятнадцать часов. Тестовые программы проверили все корабельные системы; на короткое время ядерные двигатели разогнали корабль до семи g — плазма была проверена на нестабильность; каждую капсулу испытали на поддержание условий для жизни людей. А кроме того, проверке подверглись системы наведения, сенсоры, гасители колебаний в топливных резервуарах, термоизоляция, силовые цепи, генераторы… и множество других компонентов, составляющих структуру космического корабля.

Джошуа вывел «Леди Мак» на орбиту в двухстах километрах от безжизненной, изрытой кратерами поверхности спутника и объявил полуторачасовой перерыв. После получения окончательного подтверждения соответствия корабля всем требованиям департамента астронавтики он снова запустил ядерные двигатели и стал набирать ускорение, направляясь к туманному желтовато-коричневому газовому гиганту.

Корабли адамистов уступали космоястребам не только в маневренности, но и в отношении передвижения со сверхсветовой скоростью. Биотехкорабли имели возможность строить червоточины и выходить в требуемой точке независимо от своего местоположения и вектора ускорения, тогда как суда, подобные «Леди Макбет», могли совершить прыжок только вдоль своего орбитального вектора без малейшего отклонения. Это ограничение нередко значительно увеличивало время задержки между прыжками. Капитан должен был направить свой корабль точно на требуемую звезду. В открытом космосе этот маневр не представлял трудности, требовалось только учесть естественную погрешность. Но первоначальный прыжок из звездной системы требовал максимальной точности, чтобы избежать последствий влияния факторов в точке старта. Если корабль отправлялся с астероида, летящего в противоположную сторону от цели, капитан мог потратить не один день на изменение орбиты и тратил колоссальное количество топлива на корректировку траектории. Большинство капитанов предпочитали использовать ближайшую планету, что давало им возможность совершить прыжок к любой звезде прямо с орбиты.

«Леди Макбет» вышла на круговую орбиту в ста восьмидесяти тысячах километров над Мирчаско, имея в запасе резерв еще в десять тысяч. Гравитационные искажения не давали возможности кораблям адамистов совершать прыжки с дистанции ближе, чем за сто семьдесят пять тысяч километров от газовых гигантов.

Бортовой компьютер датавизировал графическое изображение векторных линий в мозг Джошуа. Внизу он увидел огромную закругляющуюся полосу штормовых туч и медленно приближающуюся линию терминатора. Траектория «Леди Мак» была обозначена трубой из зеленых светящихся колец, уходящих вдаль и постепенно сливающихся в линию, нырявшую за темную сторону Мирчаско. Зеленые кольца мелькали на корпусе корабля с головокружительной скоростью.

Над газовым гигантом едва различимой белой точкой, заключенной в красные скобки, был обозначен Розенхейм.

— Генераторы запущены, — доложил Мелвин Дачарм.

— Дахиби? — спросил Джошуа.

— Энергоформирующие цепи стабильны, — спокойно ответил Дахиби Ядев, их специалист по узлам.

— Отлично, похоже, мы готовы к прыжку.

Джошуа дал команду запустить узлы и всю мощность генераторов направил в энергоформирующие цепи. «Леди Мак» продолжала свой бег по орбите, и Розенхейм поднимался над газовым гигантом все выше и выше.

«О господи, настоящий прыжок».

Мониторинговая программа нейронаноников показывала, что пульс Джошуа достиг ста ударов в минуту и продолжает учащаться. Среди новичков на космических кораблях были известны случаи, когда от одной мысли о возможности десинхронизации потока энергии капитанов охватывала настоящая паника. А для этого достаточно было одного сбоя, одного малейшего промаха.

«Это не про меня! Не для моего корабля».

Джошуа датавизировал бортовому компьютеру команду убрать теплоотводящие панели и сенсорные ячейки.

— Узлы заряжены полностью, — сказал Дахиби Ядев. — Она твоя, Джошуа.

Он не мог не усмехнуться. Она всегда была его.

Мгновенные выбросы ионных двигателей в последний раз изменили курс. Розенхейм передвинулся точно в центр зеленых колец. Отсчет пошел на десятые доли секунды, потом на сотые и тысячные.

Команда, отданная Джошуа, молнией пронеслась к формирующим узлам. Энергетический поток стремительно набирал мощность, стремясь к бесконечности.

Граница пространства-времени поднялась из ниоткуда и окутала корпус «Леди Макбет». Через пять миллисекунд она опять свернулась, увлекая за собой корабль.

Эрик Такрар спустился на лифте до сорок третьего этажа космоскреба Сен-Мишель, а потом пешком вниз еще на два пролета. В вестибюле сорок пятого этажа никого не оказалось. Здесь располагались различные офисы, половина помещений еще оставалась не занятой, да и времени было почти семь часов вечера.

Он вошел в отдел флота Конфедерации.

Коммандер Олсен Нил встретил вошедшего в кабинет Эрика удивленным взглядом.

— Какого черта ты здесь делаешь? Я думал, что «Леди Макбет» уже отправилась в полет.

Эрик тяжело опустился на стул перед столом Нила.

— Так и есть.

Он объяснил, что с ним произошло.

Коммандер Нил нахмурился и опустил голову на сцепленные руки. Эрик Такрар был одним из полудюжины агентов, работающих на Транквиллити с целью попасть на корабли независимых перевозчиков (особенно тех, кто имеет двигатели на антиматерии) и черноястребы, чтобы выйти на след пиратов и нелегальных производителей антиматерии.

— Джошуа предупредила Владыка Руин? — озадаченно спросил коммандер Нил.

— Так сказал диспетчер дока.

— Боже правый, нам только этого не хватало. Того и гляди эта девчонка превратит Транквиллити в оплот пиратов-анархистов. Хоть черноястребы и базируются здесь, предыдущие правители всегда поддерживали Конфедерацию. — Коммандер Нил окинул взглядом стены из полипа, потом посмотрел на стойку аудиовидеоаппаратуры, установленную над процессорным блоком, словно ожидая, что сущность биотопа вот-вот появится и отвергнет его обвинение. — Думаешь, он тебя раскусил?

— Не знаю. Команда ремонтников восприняла это как шутку. Возможно, Джошуа Кальверт просто решил взять вместо меня девчонку. Говорят, она хорошенькая.

— Что ж, это согласуется с тем, что нам о нем известно, он вполне мог променять тебя на временную подружку, чтобы развлекаться в полете.

— Но зачем тогда ссылаться на Владыку Руин?

— Бог его знает. — Он протяжно вздохнул. — Продолжай попытки получить место на корабле; если тебя раскрыли, это быстро выяснится. А я изложу все в рапорте и отправлю дипломатической почтой. Пусть об этом беспокоится адмирал Александрович.

— Слушаюсь, сэр.

Эрик отдал честь и вышел.

Коммандер Нил еще долго сидел в своем кресле, наблюдая за вращением звезд за окном. Перспектива отступничества Транквиллити вызывала ужас, особенно если учесть определенный статус-кво, поддерживаемый уже двадцать семь лет. Наконец он вызвал из памяти файл на доктора Мзу и стал просматривать список обстоятельств, при которых ему было приказано ее ликвидировать.

Глава 11

Кое-кто из самых суеверных жителей Абердейла говорил, что Мэри Скиббоу, уезжая, забрала с собой удачу всего поселения. В физическом плане ничего не изменилось, но череда несчастных случаев, приводящих поселенцев в уныние, никак не кончалась.

В реакции своих родных Мэри не ошиблась. После окончательного выяснения (Рай Молви подтвердил, что она взошла на борт «Куугана», а Скотт Уильямс сказал, что в момент отплытия Мэри бросала в топку дрова) Джеральд Скиббоу впал в ярость, сочтя поступок дочери предательством. Он потребовал, чтобы Пауэл Манани либо пустился в погоню на лошади, либо воспользовался своим коммуникационным модулем и передал шерифу требование арестовать беглянку, когда «Кууган» будет проходить мимо Шустера.

Пауэл вежливо объяснил, что Мэри официально считается взрослой и, поскольку она не подписывала контракт с ЛСК, вольна поступать, как ей хочется. Джеральд продолжал бушевать от ярости, а Лорен тихо плакала, стоя с ним рядом. Потом он начал горько жаловаться на некомпетентность местных представителей ЛСК, после чего надзиратель привов, уставший от поисков Лоуса, да еще после целого дня в седле в попытке собрать разбежавшихся по саванне животных, едва не набросился на Джеральда с кулаками. Раю Молви, Хорсту Элвису и Лесли Атклиффу пришлось их растащить.

Больше имя Мэри Скиббоу никогда не упоминалось.

Поля и плантации на отвоеванной у джунглей земле стали так велики, что злостные ползучие сорняки, наводнившие вспаханную почву, вырастали с той же скоростью, с какой люди успевали их уничтожать. Эта утомительная работа изматывала даже дисциплинированных привов. О дальнейшем расширении посевов, пока не окрепнут уже взошедшие растения, не могло быть и речи. Более нежные земные ростки с трудом выживали под непрекращающимся натиском дождей. Даже прошедшие генную модификацию томаты, цукини, салат-латук, капуста, сельдерей и баклажаны сильно вытягивались вверх, но листья быстро поникали и желтели по краям. Один жестокий шторм, на несколько дней окутавший джунгли туманом, раскидал половину деревенских цыплят, и нескольких найти так и не удалось.

Через пару недель после отплытия «Куугана» к поселку подошла лодка «Луи-Леонид», принадлежащая другому торговцу. После того как ее владелец объявил цены, жители едва не взбунтовались; торговец поспешил убраться, пообещав на прощанье предупредить все лодки на Джулиффе, чтобы они и не думали сворачивать в Кволлхейм.

И череда смертей тоже не прекращалась. После Гвина Лоуса погиб Роджер Чедвик, утонувший в Кволлхейме. Его тело обнаружили в километре ниже по течению. А потом произошла трагедия с семьей Хоффман: Донни и Джуди со своими детьми Энджи и Томасом однажды ночью сгорели в саванне вместе со всей фермой. Только утром Фрэнк Кава заметил тонкую струйку дыма, поднимавшуюся над пепелищем, и поднял тревогу. Трупы обгорели до полной неузнаваемости, и даже в хорошо оборудованной лаборатории пришлось бы потрудиться, чтобы выяснить, что все четверо были убиты из охотничьего лазерного ружья выстрелом в глаз с расстояния в пять сантиметров.

Хорст Элвис воткнул заостренный конец креста в землю сантиметров на тридцать и стал утаптывать ее ногами. Крест из дерева мейопа он сделал сам, не такой хороший, как получился бы у Лесли, зато не оскверненный. Он чувствовал, что для малышки Энджи это очень важно.

— Нет никаких доказательств, — сказал он, все так же глядя на трогательно маленький земляной холмик.

— Ха! — презрительно бросила Рут Хилтон, подавая ему крест для могилы Томаса.

Они перешли к могиле мальчика. Хорст теперь с трудом мог представить себе лицо Томаса. Тринадцатилетний паренек всегда улыбался и всегда куда-то спешил. Крест с чавканьем вонзился в землю.

— Ты сам сказал, что они сатанисты, — настаивала Рут. — И мы чертовски хорошо знаем, что те трое колонистов в Даррингхэме были убиты.

— Ограблены, — поправил ее Хорст. — Они были ограблены.

— Они были убиты.

На кресте лучевым резаком выжгли имя Томаса. «Я мог бы сделать надпись лучше, — подумал Хорст, — не так уж трудно было ради несчастного мальчика оставаться трезвым, пока я этим занимался».

— Убиты, ограблены… Рут, все это произошло в другом мире. А была ли Земля на самом деле? Говорят, что прошлое — это только воспоминания. Я теперь с трудом могу вспомнить Землю. Может, ее уже и нет, как ты думаешь?

Она посмотрела на него с искренним сочувствием. Священник был небрит и, похоже, плохо питался. Его огород задушили лианы и сорняки. Грузная фигура заметно похудела. В Абердейле многие после прибытия сбросили лишний вес, но вместо жира они наращивали мускулы. А у Хорста под подбородком повисли складки кожи. И еще Рут подозревала, что, после того как она вылила с причала в Кволлхейм последние три бутылки его виски, Хорст нашел другой источник спиртного.

— Хорст, а где, по-твоему, родился Иисус? И где он умер, искупая наши смертные грехи?

— О, чудесно. Просто отлично. Если хочешь, я немного поднатаскаю тебя, и ты станешь проповедником.

— Мне надо обрабатывать свое поле. Кормить цыплят и козу. И заботиться о Джей. Что мы будем делать с привами?

— Пусть первым бросит камень тот, кто без греха.

— Хорст!

— Извини.

Он с грустью посмотрел на протянутый ею крест. Рут вложила крест ему в руку.

— Я не хочу, чтобы они здесь жили. Проклятье, ты видел, как малыш Джейсон Лоус увивается вокруг Квинна Декстера? Как щенок на коротком поводке.

— А кто из нас заглядывает к Рейчел и Джейсону? Да, мы были такими внимательными соседями целую неделю, а то и десять дней после смерти Гвинна. А сейчас? Кто может продолжать неделю за неделей без конца заботиться о несчастных, когда каждому надо кормить свою семью? Людям не хватит на это упорства. И, конечно, помогать Рейчел направили привов. Меры приняты, совесть может быть спокойна. Но я никого не обвиняю. Это место делает нас черствыми, мы замыкаемся в себе и своих проблемах, на все остальное просто нет времени.

Рут прикусила язык, вспомнив, что болтают люди о Рейчел и Квинне Декстере. Проклятье, бедняги Гвина нет всего пять недель, неужели эта несчастная не могла еще немного подождать?

— Когда это прекратится, Хорст? Кто будет следующим? Ты знаешь, что мне снится? Что Джей бегает за этим супермачо Джексоном Гэлем или за Лоуренсом Диллоном, красавчиком с улыбкой мертвеца. Вот что я вижу во сне. Хочешь сказать, мне не о чем беспокоиться и все это только паранойя? Шесть смертей за пять недель. Шесть несчастных случаев за пять недель. Мы должны что-то предпринять.

— Я знаю!

Хорст воткнул крест в могилу Джуди Хоффман. Вокруг дерева выступила вода. Словно кровь, грязная кровь.

Над джунглями поднимался пар. Дождь кончился меньше часа назад, и все стволы, все листья еще блестели от влаги. Снежно-белая полоса тумана сформировалась на уровне пояса, и четверо привов, идущие звериной тропой, едва различали свои ноги. Лучи солнечного света, пробивающиеся сквозь полог листвы над головами, в насыщенном влагой воздухе казались пучками золотых нитей. Где-то вдали щебетали и свистели птицы, на чей слаженный хор люди уже привыкли не обращать внимания.

Почва была неровной, часто встречались пригорки высотой в два человеческих роста. Деревья на их склонах росли под произвольными углами, загибаясь кверху, и удерживались мощными, выпирающими наружу корнями. При высоте более двадцати метров они казались несообразно тонкими — редкий ствол был толще тридцати сантиметров, хотя и держал на себе пышную крону из переплетенных изумрудных листьев. Между деревьями не было никакой растительности. Поблизости от расходящихся треугольником корней не могли выжить ни кустарники, ни вездесущие лианы.

— Здесь даже дичи нет, — сказал Скотт Уильямс после получасового карабканья на пригорки и перехода вброд бесчисленных луж у их подножий. — Неприятное местечко.

— Правильно, — согласился Квинн. — Поэтому сюда никто не забредет.

Они отправились в путь рано утром, по хорошо утоптанной тропе в сторону ферм в саванне к югу от Абердейла. Вполне законная охотничья вылазка с четырьмя взятыми на время лазерными ружьями и одной электромагнитной винтовкой. Квинн вел их по тропе пять километров, а потом свернул на запад, углубляясь в джунгли. Подобные вылазки он совершал каждую неделю, и навигатор, взятый в доме Хоффманов, подтверждал, что каждый раз они исследовали новый участок местности.

Пару недель назад они неплохо поживились в доме Хоффманов. Донни отлично подготовился к трудностям жизни первопроходцев. У него нашлось замороженное сушеное мясо, инструменты, медицинские препараты, несколько ружей и два кредитных диска Юпитерианского банка. Шесть привов, которых он тогда взял с собой, основательно подкрепились, прежде чем он спустил их на Джуди и детей.

В тот раз Квинн впервые провел полную церемонию, черную мессу в честь Брата Божия. Привязал их к себе общим преступлением. До той ночи они повиновались ему из страха. Теперь он завладел их душами.

Двое из этой группы — Ирли и Скотт — были самыми ненадежными, они оставались неверующими, пока он не предложил им малышку Энджи. Вот тогда в каждом проснулся змей, как просыпался всегда, воспламененный жаром, и песнопениями, и оранжевыми бликами факелов на обнаженной коже. Брат Божий нашептывал им в сердце, указывая истинный путь плоти, путь зверя. Соблазн снова одержал верх, и в прохладном ночном воздухе далеко разносились отчаянные крики Энджи. После церемонии оба стали наиболее преданными сподвижниками Квинна.

Этому научила его Баннет; церемонии не просто демонстрировали преданность, они имели определенную цель. Если кто-то участвовал в них, если исполнял ритуалы, он становился членом секты навеки. После этого у него не оставалось иного пути. Человек превращался в парию, неисправимого преступника, отвергаемого всем добропорядочным обществом, последователями Иисуса и Аллаха.

Скоро будут еще церемонии, и посвящение пройдут все привы.

Местность начала выравниваться. Деревья здесь росли гуще, под ними появился подлесок. Квинн, хрустя ботинками по гравию, перешел вброд очередной ручей. Прив был одет в зеленые джинсовые шорты длиной до колен и жилет из той же ткани, самый подходящий вариант, чтобы защитить тело от шипов и сучьев. Раньше эти вещи принадлежали Гвину Лоусу; Рейчел отдала всю одежду мужа привам в благодарность за то, что они уберегли ее поле от лиан и сорняков. После гибели мужа бедняжка Рейчел сильно изменилась, стала очень нервной. Она разговаривала сама с собой и слышала голоса святых. Но по ночам она слушала Квинна и выполняла все, что он ей говорил. Рейчел не меньше него ненавидела Лалонд, как и некоторые другие обитатели деревни. Квинн взял на заметку имена недовольных и приказал привам заслужить их доверие.

Лоуренс Диллон торжествующе вскрикнул и выстрелил из одолженного ему ружья. Квинн поднял голову; в ветвях молнией метнулся веннал — мелкое, похожее на ящерицу животное стремительно скрылось в листве, едва касаясь коры коготками.

Лоуренс выстрелил во второй раз. Над веткой, где за мгновение до выстрела сидел зверек, поднялось облачко дыма.

— Черт, какой он шустрый.

— Брось, — посоветовал ему Квинн. — Тебе же целый день придется таскать его с собой. Мы добудем мяса на обратном пути.

— Хорошо, Квинн, — неохотно согласился Лоуренс. Он запрокинул голову и посмотрел по сторонам. — Все равно я его упустил.

Квинн посмотрел туда, где сидел веннал. Голубовато-зеленую шкуру этого проворного зверька, обитающего на деревьях, невозможно было различить в листве с расстояния больше пятнадцати метров. Квинн переключился в инфракрасный диапазон и осмотрел лишенные теней красные и розовые вершины деревьев. Веннал проявился ярким желтовато-розовым пятном на конце толстой ветки, его треугольная голова была обращена к людям. Квинн осмотрелся по сторонам.

— Я хочу, чтобы вы все сложили оружие, — вдруг сказал он.

Его спутники озадаченно переглянулись.

— Квинн…

— Сейчас же.

Он снял с плеча лазерную винтовку и положил ее на мокрую траву. Его непререкаемый авторитет заставил остальных привов подчиниться без дальнейших возражений.

Квинн вытянул вперед руки ладонями вверх.

— Доволен? — спросил он.

Костюм-хамелеон утратил сходство с древесной корой и стал темно-серым.

Лоуренс Диллон от изумления попятился.

— Черт, я его даже не заметил.

Квинн рассмеялся.

В восьми метрах от них, прислонившись спиной к стволу квалтука, стоял мужчина. Он стянул с головы капюшон, и из-под него показалось широкое лицо сорокалетнего человека с массивным подбородком и светло-серыми глазами.

— Доброе утро, — весело произнес Квинн.

Он ожидал увидеть кого-нибудь другого, кто обладал бы яркой выразительностью Баннет; этот человек, казалось, ничем не отличался от других.

— Значит, ты прислушался к моему совету? Весьма разумно.

— Лучше скажи, почему бы мне вас всех не перебить? — ответил тот.

Его голос оказался настолько невыразительным, что Квинну показалось, будто он синтезируется в процессорном блоке.

— Потому что тебе неизвестно, кому я говорил о нашей встрече и что именно было сказано. Это гарантия моей безопасности. Если бы ты мог ради своего спокойствия стирать с лица земли целые деревни, ты бы здесь не прятался. Я прав?

— О чем ты хочешь поговорить?

— Не знаю, надо понять, что у тебя есть. Для начала: кто ты такой?

— Это тело носит имя Клайва Дженсона.

— А что ты с ним сделал? Загнал в персональный нанонический блок?

— Не совсем так, но что-то в этом роде.

— Итак, ты готов поговорить?

— Я буду слушать. — Человек жестом пригласил его приблизиться. — Ты пойдешь со мной, а остальные останутся здесь.

— Так не годится, — возразил Джексон Гэль.

Квинн поднял руки.

— Все в порядке, принято. Ждите меня три часа, а потом возвращайтесь, приду я или нет.

Он отметил координаты на навигационном модуле и зашагал вслед за человеком в костюме-хамелеоне, носящим имя Клайва Дженсона.

После шести недель странствий и торговли «Кууган» приближался к концу своего маршрута. Мэри Скиббоу уже понимала, что до Даррингхэма осталось несколько дней пути, хотя Лен Бачаннан ничего ей не говорил. Она узнавала проплывающие мимо поселения: белые дощатые стены аккуратных домиков, ухоженные сады, пасторальная фантазия. Вода в Джулиффе, снова ставшая грязно-бурой, неистово уносилась к раздолью океана, до которого было рукой подать. При небольшом волнении она уже могла рассмотреть на северном берегу Топь Халтайна, затянувшую землю путаницей чахлой растительности и испускающей струи сернистого газа, от которых щипало глаза. Большое колесное судно, похожее на «Свитленд», поднималось вверх по течению, оставляя за кормой пенный след. Новые колонисты с восторгом и нетерпением глазели на берег, а их дети, смеясь, носились по палубе.

Дураки. Все они абсолютные дураки.

«Кууган» теперь все реже и реже подходил к причалам. Запасы товаров почти истощились, борт лодки еще на полметра поднялся над водой, и соответственно вырос счет Лена Бачаннана в Юпитерианском банке. Теперь он покупал только вяленое мясо для продажи в городе.

— Прекращай подбрасывать дрова, — крикнул ей Лен из рубки. — Здесь мы пристанем к берегу.

Тупой нос «Куугана» повернул на пару градусов и нацелился на причал, ютившийся под стенами больших деревянных складов. В стороне виднелось несколько цилиндрических башен элеваторов. Между зданиями по грязной дороге сновали силовые байки. Деревня явно была процветающей — цель, к которой, по мнению Мэри Скиббоу, стремилась Седьмая группа и которая ее обманула.

Она отбросила поленья, приготовленные для топки, и выпрямилась. Неделю за неделей она пилила дрова лучевым резаком и бросала их в топку, в результате чего обрела мускулатуру, недоступную посетителям спортивных залов аркологии. Ее талия похудела почти на два сантиметра, а старые шорты уже не так туго обтягивали ягодицы.

Струйка дыма, прорвавшаяся из трещины в трубе, вызвала резь в глазах и слезы. Мэри энергично заморгала, еще немного посмотрела на приближающуюся деревню, потом повернулась на запад. Она приняла решение и решительно шагнула вперед.

Гейл Бачаннан сидела у стены рулевой рубки, ее растрепанные волосы были закручены сзади на шее, поля шляпы отбрасывали тень на вязальные спицы. Всю дорогу от самого Абердейла она шила или вязала.

— Куда это ты направилась, милочка? — окликнула Мэри толстуха.

— В свою каюту.

— Ладно, только не задерживайся, ты должна помочь Ленни с причаливанием. Я не допущу, чтобы ты бездельничала, когда он работает. Никогда не видела такой лентяйки. А моему бедному мужу приходится вкалывать, словно механоиду, чтобы удержать нас на плаву.

Мэри проигнорировала ее брань, проскользнула мимо и спустилась вниз. В углу грузового отсека она устроила собственное гнездышко и после того, как Ленни заканчивал свои игры, укладывалась спать на полке стеллажа. Доски были немилосердно жесткими, и первую неделю она постоянно стукалась головой о стойку, пока не привыкла к тесноте, но проводить всю ночь в его объятиях она не могла.

Она стянула с себя выцветший комбинезон, в котором работала на палубе, и вытащила из сумки чистый бюстгальтер и футболку, пролежавшие там с самого начала путешествия. Прикосновение гладкой синтетической ткани к коже вызвало воспоминания о Земле и аркологии. Это был ее мир, ее жизнь и будущее, где правительство бесплатно предоставляло дидактические курсы, где люди имели достойную работу, развлекались в клубах и могли выбирать любой из тысячи передающих эмоции каналов, а вакуумные поезда могли доставить на другой конец планеты всего за шесть часов. Легкие черные джинсы «под кожу» дополнили ее наряд. Возврат к цивилизации. Она подхватила наплечную сумку и вышла.

Стоило ей запереть задвижку на двери туалета, как Гейл Бачаннан снова начала орать. Сам туалет представлял собой деревянную коробку (из мейопового дерева, чтобы выдержать вес Гейл) с дырой в крышке; рядом вместо туалетной бумаги лежал ворох крупных виноградных листьев. Мэри опустилась на колени и оторвала переднюю дощечку. Река бурлила всего в метре от нее. Под полом висели два свертка, привязанные крепкой силиконовой леской. Она обрезала леску карманным резаком, вытащила упакованные в полиэтилен вещи и сунула их в сумку. В свертках в основном были медицинские наноничские пакеты — самые ценные мелкие предметы из имеющихся на «Куугане» запасов, а также несколько персональных плееров, пара процессорных блоков и некрупные силовые инструменты. Клад, постепенно пополняемый Мэри в продолжение всего плавания. Молния на наплечной сумке теперь застегивалась с трудом.

В голосе Гейл уже слышались пронзительные истеричные нотки, но Мэри зашла на кухню и в последний раз окинула взглядом деревянную камеру, в которой она целую вечность готовила, мыла и убирала. Она взяла с полки коричневый глиняный горшочек с сушеными травами и вытащила тугую пачку лалондских франков. Это был всего лишь один из многих устроенных Гейл по всей лодке тайников. Мэри сунула хрустящие пластиковые банкноты в задний карман, а потом, повинуясь неожиданному импульсу, прихватила коробок спичек и вышла на палубу.

«Кууган» уже подошел к причалу, и Лен Бачаннан закручивал канат на столбах. Лицо Гейл под широкополой шляпой стало угрожающе пунцовым.

Наряд Мэри окончательно вывел ее из себя.

— Что ты, черт возьми, собираешься делать в этих тряпках? Сейчас же иди помогай Ленни загружать мясо. Моему бедному мужу не под силу в одиночку ворочать тяжелые туши. И куда ты тащишь сумку? Что у тебя в ней?

На лице Мэри появилась улыбка, которую ее отец всегда называл невыносимо праздной. Она чиркнула спичкой о стену каюты.

Несколько мгновений обе смотрели, как разгорается фосфорная головка и желтый огонек медленно ползет по деревянному стержню к пальцам Мэри.

— Прощайте, — весело сказала она. — Так приятно было с вами познакомиться.

Мэри уронила спичку в коробку с шитьем у ног Гейл.

Спичка упала в кучку обрезков хлопка и кружев, и оттуда поднялись оранжевые язычки огня, а у Гейл вырвался испуганный крик.

Мэри спустилась на деревянный настил. Перед ней у причальной тумбы стоял Лен, держа в руке свернутый конец каната из силиконового волокна.

— Ты уходишь, — произнес он.

Сзади доносились потоки оскорблений и угроз Гейл в ее адрес. Потом послышался плеск брошенной в воду драгоценной коробки с шитьем.

На костлявом лице старика отразилось такое отчаянное уныние, что Мэри, как ни старалась, не смогла сохранить выражение ленивой праздности.

— Не уходи, — сказал он.

Она еще ни разу не слышала, чтобы в его голосе звучали плаксивые просительные нотки.

— Почему? Ты не все от меня получил? Забыл попробовать что-то еще?

Ее голос угрожал сорваться в любой момент.

— Я избавлюсь от нее, — в отчаянии пообещал он.

— Ради меня?

— Ты красивая, Мэри.

— И это все? Все, что ты хочешь мне сказать?

— Да. Я думал… Я никогда тебя не обижал. Ни разу.

— И ты хочешь, чтобы все это продолжалось? Ты этого хочешь, Лен? Чтобы мы вдвоем до конца жизни мотались вверх и вниз по Джулиффе?

— Пожалуйста, Мэри. Я ненавижу ее. Я хочу тебя, а не ее.

Она остановилась в десяти сантиметрах от него, так что почувствовала запах фруктов, которые он ел за завтраком.

— И это все?

— У меня есть деньги. Обещаю, ты будешь жить как принцесса.

— Деньги ничего не значат. Я хочу быть любимой. Ради мужчины, который меня любит, я могла бы отказаться от всего. Ты любишь меня, Лен? Правда, любишь?

— Да, Мэри. Господи, это правда. Пожалуйста, останься со мной!

Она провела пальцем по его подбородку. На глазах старика выступили слезы.

— Тогда тебе лучше умереть, Лен, — пронзительным шепотом бросила она. — Потому что у тебя есть только она. И только с ней ты и останешься. До конца своих дней, Лен, ты будешь жить, зная, что я для тебя недоступна.

Она дождалась, пока испуг и робкая надежда в его глазах не сменились трагическим смирением, а потом рассмеялась. Это намного лучше, чем просто врезать ему по яйцам.

На грязной дороге показалась груженная силосом телега, она ехала в западном направлении, а правил тяжеловозом четырнадцатилетний паренек в парусиновых брюках. Время от времени он подхлестывал массивную лошадь поводьями. Мэри подняла большой палец, мальчишка, и так засмотревшийся на нее, энергично кивнул. Она запрыгнула в повозку, даже не дождавшись, пока та остановится.

— Далеко до Даррингхэма? — спросила Мэри.

— Пятьдесят километров. Но я еду только до Мепала.

— Для начала и это сойдет.

Она откинулась на жесткую деревянную спинку, приноравливаясь к покачиванию и тряске больших колес. Солнце палило вовсю, сиденье оказалось неудобным, от лошади противно воняло. Мэри все было нипочем.

Латон вместе с небольшой группой своих последователей прибыл на Лалонд, когда возраст гигантеи уже перевалил за семьсот лет. Дерево выросло на небольшом холме, что при высоте более трехсот метров надежно обеспечивало его господствующее положение над окружающими джунглями. Сильные ветра изрядно потрепали и сломали верхушку, и в образовавшемся клубке ветвей, растущих под невообразимыми углами, обосновались птицы. Пернатые обитатели клевали и долбили ствол, пока он не покрылся сплошной сетью дыр.

Во время дождя вода задерживалась на толстых опушенных листьях гигантеи, и ветви еще ниже склонялись к толстому стволу. Потом долгие часы капли скатывались на землю, и дерево, начиная с верхушки, постепенно высыхало, тогда ветви медленно поднимались. С земли могло показаться, будто стоишь под небольшим водопадом. Остатки почвы у основания ствола давным-давно исчезли, на сотни метров вокруг простиралось лишь плотное сплетение крепких корней, покрытых слизью, как прибрежные скалы во время отлива.

Черноястреб Латона доставил его на Лалонд в 2575 году. В то время на всей планете не насчитывалось и сотни человек — временная команда, присматривающая за лагерем у посадочной площадки. Группа экологической экспертизы уже закончила исследование и улетела; инспекцию Конфедерации можно было ожидать не раньше, чем в следующем году. Латон сумел получить копию засекреченного доклада компании: планета признана пригодной для жизни и получит сертификат Конфедерации. Со временем здесь появятся первые поселенцы, нищие, невежественные, лишенные всех благ развитой технологии. Учитывая его собственные планы на будущее, это будет идеальное общество для внедрения.

Они приземлились в горах на восточном краю Амариска, двадцать человек и семь вездеходов, загруженных в том числе предметами роскоши, чтобы ссылка не казалась такой уж невыносимой. Кроме этого, был и более важный груз: малогабаритные производительные кибернетические системы и генетическое оборудование. И еще Латон привез с собой девять яиц черноястреба, извлеченных из яичника и помещенных в нуль-тау-капсулы. Черноястреб канул в забвение в одной из безжалостных бело-голубых звезд, а небольшой отряд отправился в путь по джунглям. Людям потребовалось два дня, чтобы добраться до притока мощной реки, который со временем получил название Кволлхейм. Через три дня плавания (вездеходы обладали корпусами амфибий) они попали в провинцию Шустер, где слой почвы был достаточно глубоким для корней гигантей. Еще один переход по джунглям, и к середине дня он нашел, по всей видимости, самый крупный экземпляр гигантеи на всем континенте.

— Это должно подойти, — объявил он спутникам. — Да, пожалуй, как раз то, что нам нужно.

Ветви еще гнулись под тяжестью недавнего дождя, когда Клайв Дженсон привел Квинна Декстера к скользкому переплетению корней гигантеи. Под огромным пологом опушенной листвы, как всегда, было сумрачно. Вода стекала с листьев, и под ногами между корней журчали мелкие ручейки.

Квинн почувствовал, как на него падают крупные капли, и с трудом удержался, чтобы не втянуть голову в плечи. То ли споры, то ли сок — что-то органическое — смешивалось с водой, отчего она становилась липкой. В тени стояла прохлада, какой на Лалонде он еще не встречал.

Они подошли к гигантскому стволу. Корни изгибались наверх, словно в деревянную скалу били деревянные волны. Между толстыми жгутами темнели расщелины, поднимающиеся на высоту пяти человеческих ростов и сужающиеся до толщины лезвия. Клайв Дженсон шагнул в одну из них. Квинн, увидев, как он исчез за поворотом, пожал плечами и двинулся следом.

Метров через пять пол стал ровным, стены немного раздвинулись, и шершавая поверхность коры гигантеи сменилась гладкой древесиной. Вырезано, понял он. Брат Божий, он вырезал себе жилье в стволе дерева. Сколько же на это потребовалось сил?

Впереди появились отблески света. Квинн миновал двойной поворот и оказался в ярко освещенной комнате размером пятнадцать на десять метров и вполне обычной, если не обращать внимания на отсутствие окон. На одной стене имелся ряд крючков, на которых висели темно-зеленые водонепроницаемые куртки. Древесина гигантеи по цвету напоминала орех, только с широко расположенными волокнами, отчего казалось, будто стены обшиты широкими досками. Вдоль другой стены наподобие барной стойки тянулся длинный стол, вырезанный из цельного куска дерева. У дальнего конца стояла и равнодушно наблюдала за пришедшими молодая женщина.

Квинн расплылся в улыбке. На вид ей было лет двадцать пять, очень высокая, с темной кожей, длинными каштановыми волосами и хорошеньким носиком-пуговкой. Ее янтарного цвета блуза без рукавов и белая юбка-брюки ничуть не скрывали фигуру.

По ее лицу скользнула тень отвращения.

— Декстер, не будь таким мерзким.

— Что? Я же ни слова не сказал.

— А этого и не требуется. Я скорее соглашусь переспать с домошимпом.

— А можно я понаблюдаю?

Неприязненное выражение на ее лице усилилось.

— Стой смирно, не двигайся, или я прикажу Клайву препарировать тебя.

Она достала из стола сенсорный зонд.

Квинн не перестал усмехаться, но развел руки в стороны и позволил проверить себя зондом. Клайв вытянулся в струнку в паре метров от него и стоял абсолютно неподвижно, словно выключенный робот. Квинн постарался скрыть, насколько сильно его это беспокоит.

— И как давно ты здесь живешь? — обратился он к женщине.

— Достаточно давно.

— А как мне тебя называть?

— Камилла.

— Отлично, Камилла — это здорово. И что же здесь происходит?

— Это тебе расскажет Латон. — Она потыкала языком себе в щеку. — Если только не решит присоединить к себе, как Клайва.

Квинн бросил взгляд на неподвижную фигуру.

— Один из поселенцев с ферм Шустера?

— Верно.

— Ага.

— У тебя учащенный пульс, Декстер. Тебя что-то беспокоит?

— Нет. А тебя?

Она убрала зонд обратно в стол.

— Теперь можешь повидаться с Латоном. Опасности ты не представляешь, два имплантата и тьма враждебности.

Упоминание о вставках его расстроило. Это было его последнее, хотя и минимальное, преимущество.

— Неужели меня допустят войти?

Камилла направилась к двери.

— Войти проще всего.

По центру ствола шла широкая спиральная лестница. По пути наверх Квинн успел заметить отходящие от нее коридоры и комнаты. Один уровень целиком занимал огромный бассейн с солярием. Над водой в нем клубился пар, мужчины и женщины расслаблялись в воде или на лежаках и кушетках. Один из них лежал на плоской плите, а женщина средних лет с отсутствующим видом делала ему массаж; это особенное выражение лица Квинн уже отметил. Он понял, чего здесь не хватало: некоторые люди смеялись, но никто не разговаривал. По коридорам, занимаясь своими делами, сновали домошимпы, все они были одного и того же роста — около полутора метров, отличались ухоженной золотистой шерстью и почти человеческой походкой. Он присмотрелся внимательнее и обнаружил, что передвигаются они на ногах, а не на лапах, как их далекие предки из джунглей Земли.

Брат Божий, да это ведь эденистские штучки. Что же это за место?

Камилла провела его по коридору, не отличающемуся от всех остальных. Перед ними беззвучно открылась дверь, толстая деревянная пластина, поворачиваемая какими-то синтетическими мускулами.

— А вот и логово льва, Декстер. Входи.

Дверь закрылась так же беззвучно, как и отворилась. За ней открылось просторное круглое помещение с куполообразным потолком. Обстановка была выдержана в жестком минималистском стиле: стеклянный стол на металлических ножках, обеденный стол, тоже покрытый стеклом, и два небольших диванчика, поставленные друг против друга. Каждый предмет расположен таким образом, чтобы находиться на максимальном удалении от других. Одну секцию стены занимал голографический экран с видом на простирающиеся снаружи джунгли. Камера висела довольно высоко, так что можно было рассмотреть только бескрайнее море зелени и плывущие над ним обрывки облаков. В центре комнаты из пола поднимался трехметровый металлический шест. На нем сидела пустельга и внимательно смотрела на Квинна. В комнате было еще два человека — мужчина за столом и девочка, стоявшая рядом с диваном.

Латон встал из-за стола. Такие высокие люди встречались Квинну нечасто; под коричневой кожей — оттенок скорее указывал на загар, а не на естественную пигментацию — угадывалась прекрасно развитая мускулатура, на лице со слабо выраженными азиатскими чертами блестели глубоко посаженные зеленовато-серые глаза, бородка была аккуратно подстрижена, а черные волосы убраны в короткий хвост на затылке. Носил мужчина простой зеленый шелковый халат, подвязанный поясом. Возраст определялся с трудом, больше тридцати, но меньше ста. То, что его организм — результат работы специалистов-генетиков, не вызывало ни малейших сомнений.

Выражение его лица было как раз таким, какого Квинн и ждал, когда Клайв Дженсон снимал капюшон своего маскировочного костюма. Непоколебимая уверенность и целеустремленность сильной личности.

— Квинн Декстер, ты вызвал небольшой переполох у моих коллег. Как ты понимаешь, у нас бывает не так уж много посетителей. Присаживайся, пожалуйста. — Латон жестом пригласил его к дивану насыщенного пурпурного цвета, у которого стояла девочка. — Могу я тебе что-нибудь предложить, раз уж ты здесь? Приличную выпивку? Достойную еду? Насколько я понимаю, добрые жители Абердейла еще не утопают в потоках молока и меда.

Инстинкт подсказывал Квинну отказаться, но предложение оказалось слишком заманчивым. И наплевать, если его сочтут жадным и слабым.

— Среднепрожаренный бифштекс с жареным картофелем и немного салата, без горчицы. И стакан молока. Вот уж не думал, что когда-нибудь буду скучать по молоку.

Высокий мужчина сел на диван напротив, и Квинн постарался улыбнуться с самым равнодушным видом. Но переиграть этого человека будет непросто.

— Конечно, я думаю, мы сможем удовлетворить твой запрос. Мы пользуемся железами космоскреба, модифицированными для работы на соке гигантеи. Вкус вполне удовлетворительный. — Латон немного повысил голос. — Аннами, проследи за этим, пожалуйста.

Девочка неуверенно поклонилась. На вид ей было лет двенадцать или тринадцать; ее густые светлые волосы спускались ниже плеч, бледная кожа говорила о принадлежности к нордической группе, ресницы оставались почти не заметными. Светло-голубые глаза вызвали в памяти Квинна глаза Гвина Лоуса за мгновение до смерти. Аннами была просто сильно напуганной маленькой девочкой.

— Еще одна обитательница опустевших ферм? — предположил Квинн.

— Верно.

— И ты не присоединил ее к себе?

— У меня нет для этого причин. Взрослые мужчины полезны на тяжелой физической работе, поэтому я их и держу, в мальчишках у меня нет необходимости, поэтому они хранятся как материал для трансплантации.

— А в чем именно ты нуждаешься?

— В основном в яичниках. Именно их мне не хватает для следующей стадии проекта. К счастью, женщины с ферм могут мне помочь. У нас достаточно консервирующих резервуаров, чтобы поддерживать их фаллопиевы трубы в активном состоянии, а это значит, что каждый месяц они будут передавать нам свои драгоценные дары прямо в руки. Аннами для этого еще недостаточно созрела. А поскольку отдельные органы в резервуарах никогда не функционируют настолько же хорошо, как в настоящем теле, мы оставили ее пожить здесь до тех пор, пока она не будет готова. Некоторым из моих компаньонов она очень нравится. Я и сам признаю, что она вполне сносна.

Аннами, уже выходя из комнаты, бросила на него исполненный ужаса взгляд.

— У вас здесь полно всяких биотехнических штучек, — заметил Квинн. — Если не знать заранее, можно подумать, что ты эденист.

Латон нахмурился.

— Эх, парень. Значит, мое имя тебе ни о чем не говорит?

— Нет. А должно?

— Увы, слава так переменчива. В лучшем случае быстротечна. Конечно, я получил известность задолго до твоего рождения, так что это вполне закономерно.

— А что ты натворил?

— Произошла ошибка в дозировании антиматерии, а потом появился протеический вирус, сильно повредивший сущность моего биотопа. Боюсь, я запустил его раньше, чем завершилась передача кода тиражирования РНК.

— Твой биотоп? Значит, ты все-таки эденист?

— Ты использовал неправильное время. Я был эденистом, так будет вернее.

— Но вы все объединены сродственной связью. Ни один из вас не может нарушить закон. Это исключено.

— А, ты об этом. Боюсь, мой юный друг, ты стал жертвой распространенных предрассудков, не говоря уж об отвратительной пропаганде правящих кругов. Нас не так уж много, но можешь мне поверить, не каждый, родившись эденистом, остается им до конца жизни. Кое-кто из нас восстает и отвергает какофонию нравоучений о величии и единстве, отравляющую наш мозг каждую секунду. Мы возвращаем себе индивидуальность и свободу мышления. И почти всегда в таких случаях выбор делается в пользу независимого жизненного пути. Наши бывшие сородичи называют нас Змеями. — Он иронично улыбнулся. — Естественно, они предпочитают вообще не признавать наше существование. А на самом деле прибегают к различным уловкам, чтобы нас выследить. Этим и объясняется мое нынешнее положение.

— Змеи, — прошептал Квинн. — Это и есть сущность каждого человека. Этому учит нас Брат Божий. Все мы звери в сердце своем, зверь — самая сильная наша часть, потому мы и боимся его больше всего. Но если ты нашел мужество признать власть зверя, ты непобедим. Я и не думал, что эденист способен выпустить своего зверя на волю.

— Интересное лингвистическое совпадение, — пробормотал Латон.

Квинн подался вперед.

— Разве ты не видишь, что мы с тобой одинаковы, ты и я? Мы оба идем одной дорогой. Мы братья.

— Квинн Декстер, наши убеждения в чем-то сходятся, но пойми вот что: ты стал шпаной, а потом и примкнул к секте Братьев Света вследствие социальных условий. Эта секта была для тебя единственным путем вырваться из серой посредственности. Я выбрал свой путь после тщательного анализа альтернативных возможностей. И единственное, что я сохранил из своего эденистского прошлого, это абсолютный атеизм.

— Вот оно! Ты сам об этом сказал. Мы оба послали ко всем чертям обычную жизнь. Каждый по-своему, но мы оба следуем за Братом Божиим.

Латон в знак своего недовольства приподнял бровь.

— Как я вижу, продолжать этот спор бесполезно. Так о чем ты хотел со мной поговорить?

— Я хочу, чтобы ты помог мне овладеть Абердейлом.

— А мне-то это зачем?

— А я потом передам его тебе.

Латон на мгновение задумался, затем кивнул в знак понимания.

— Ну, конечно, деньги. Я удивлялся, зачем тебе деньги. А ты вовсе не хочешь оставаться верховным правителем Абердейла, ты собираешься удрать с Лалонда.

— Да, на первом же корабле, на который смогу купить билет. Если я доберусь до Даррингхэма до того, как поднимется тревога, я без опаски воспользуюсь кредитным диском Юпитерианского банка одного из поселенцев. А как только ты возьмешь деревню в свои руки, тревоги можно не опасаться.

— А как же твои друзья-привы, с которыми ты проводишь кровавые обряды?

— Пропади они пропадом. Я хочу вырваться отсюда. На Земле у меня есть дело, серьезное дело.

— Я в этом не сомневаюсь.

— Ну так как? Мы могли бы действовать заодно. Я со своими привами могу в течение дня, пока мужчины охотятся или пашут, согнать всех женщин и детей и использовать их в качестве заложников. А потом заставим мужчин сдать ружья. Как только они лишатся оружия, тебе не составит труда их присоединить. А потом оставишь их жить так, как они живут сейчас. Для каждого, кто сюда заглянет, Абердейл так и будет одной из многих захолустных деревенек с грязными крестьянами. Я получу то, что мне надо, то есть удеру отсюда, а тебе достанется целое стадо тепленьких тел; кроме того, исчезнет опасность, что кто-то набредет на твой деревянный дворец и станет кричать о нем на каждом углу, пока слух не дойдет до Даррингхэма.

— Мне кажется, ты преувеличиваешь мои возможности.

— Ничуть. Я же вижу, чего ты достиг. Этот трюк с присоединением — что-то вроде лишения человека личности. С такой технологией ты при желании можешь править целой аркологией.

— Да, но сначала должны вырасти биотехрегуляторы, которые мы имплантируем. Я не держу большого запаса, и уж конечно не пять с половиной сотен. Это займет немало времени.

— Ну и что? Я никуда не денусь.

— И то правда. Еще одно условие. Если я соглашусь, не станешь ли ты трепаться обо мне, оказавшись на Земле?

— Я не доносчик. И это одна из причин моей ссылки.

Латон откинулся на спинку дивана и бросил на Квинна задумчивый взгляд.

— Ну, хорошо. А теперь выслушай мое предложение. Бросай Абердейл и оставайся со мной. Мне всегда пригодится человек с твоим характером.

Взгляд Квинна прошелся по большой и пустоватой комнате.

— Как долго ты здесь прожил?

— Что-то около тридцати пяти лет.

— Примерно так я и думал, ты ведь не мог приземлиться после появления здесь колонистов, если, как ты говоришь, ты был хорошо известен. Тридцать пять лет внутри дерева без единого окна, нет, это не по мне. В любом случае я не эденист, у меня нет генов сродственной связи, чтобы контролировать биотехов.

— Это можно уладить при помощи нейронных симбионтов вроде тех, которыми пользуется твой дружок Пауэл Манани. Среди моих коллег процентов тридцать — адамисты, остальные мои дети. Ты нам подойдешь. Знаешь, я могу дать тебе то, чего ты хочешь больше всего.

— Я хочу Баннет, а она находится за триста световых лет отсюда. Ее ты мне не сможешь доставить.

— Квинн Декстер, я имел в виду твое настоящее желание. Желание каждого из нас.

— Вот как? И что же это?

— Своего рода бессмертие.

— Чепуха. Даже мне известно, что это невозможно. Самое большее, чего достигли Салдана, — пара столетий, и это при их деньгах и ученых-генетиках.

— Они выбрали неверный путь. Путь адамистов.

Квинн совершенно не желал ввязываться в подобный разговор. Он хотел вовсе не этого, он собирался просто подать идею о порабощении Абердейла и рассчитывал, что здешний босс ее поддержит. А теперь ему придется размышлять о сумасбродных идеях вечной жизни и пытаться делать вид, что его это не интересует. А это глупо, потому что неправда. Хотя Латон вряд ли может предложить что-то стоящее, если только не имеет в виду какую-нибудь высокотехнологичную операцию, а девчонок использует для биологических экспериментов. Брат Божий, этот Латон — ловкий тип.

— И каков же твой путь? — неохотно поинтересовался Квинн.

— Комбинация сродственности и параллельного мыслительного процесса. Тебе известно, что после смерти эденисты перекачивают свои воспоминания в нейронные клетки биотопа?

— Да, я что-то слышал об этом.

— Это тоже одна из форм бессмертия, хотя я считаю ее неудовлетворительной. Проходит несколько столетий, и личность растворяется. Она утрачивает, если тебе угодно, волю к жизни. И ведь это вполне понятно, в таком состоянии нет возможности проявлять человеческую активность, чтобы поддерживать искру жизни, ведущую нас вперед. Остается только наблюдение за жизнью потомков. Не слишком заманчиво. И я начал исследовать возможность перемещения своих воспоминаний в свежее тело. Но прямой перекачке мешают несколько факторов. Во-первых, требуется пустой мозг, способный вместить память человека, прожившего долгую жизнь. Мозг ребенка пуст, но в нем нет места для взрослой личности, для полутора сотни лет воспоминаний, которые делают нас тем, кто мы есть. Вот я и изучал структуру нервной системы, чтобы преодолеть это препятствие. Увеличением емкости мозга мало кто занимался. Размер мозга был увеличен, чтобы вместить воспоминания полутора веков, коэффициент интеллекта подскочил на несколько пунктов, но структуры мозга генетики не касались. Я начал изучать идею параллельного мышления, какое существует у эденистских биотопов. Они способны одновременно поддерживать миллион разговоров, да еще регулировать внутреннюю среду, исполнять обязанности администрации и осуществлять тысячи других функций, и все это одна сущность. А мы, несчастные смертные, можем обдумывать лишь одну мысль за раз. Я искал способ перепрофилировать структуру нервной системы, чтобы она могла осуществлять сразу несколько операций. В этом заключается решение проблемы. Я понял, что при отсутствии ограничений по числу одновременно проводимых операций можно задействовать множество независимых единиц, объединенных сродственной связью и образующих единую личность. Таким образом, если один сегмент отмирает, сущность не теряется, сознание остается невредимым, и на замену выращивается новая единица.

— Единица? — медленно переспросил Квинн. — Ты имеешь в виду человека?

— Я имею в виду человеческое тело с модифицированным мозгом, объединенное с любым числом клонов через сродственную связь. Этому проекту я и отдаю все свои силы, находясь здесь, в изгнании. И, могу добавить, несмотря на трудности изоляции, добился некоторого успеха. Мозг с функцией параллельного мышления сконструирован, и сейчас мои коллеги постепенно проводят изменения ДНК плазмы моего зародыша. Потом в искусственных утробах мы вырастим клонов. Наши разумы будут объединены с самого момента оплодотворения, они станут чувствовать то же, что чувствую я, видеть то, что вижу я. Моя личность будет в равной степени присутствовать в каждом из них, произойдет гомогенизация. В конце концов это первоначальное тело обратится в прах, а я буду продолжать жить. Смерть для меня останется в прошлом. Смерть умрет. А я буду распространяться по миру, пока не овладею всеми его ресурсами, промышленностью и населением. А затем образуется новая форма человеческого общества, неподвластная слепому и непреодолимому инстинкту продолжения рода. Мы станем более рациональными, более зрелыми. В конечном счете я предполагаю объединиться с биотехконструкциями, — я буду не только человеческим телом, но и космическими кораблями и биотопами. Жизнь, не ограниченная временем и физическими возможностями. Я вознесусь над всеми границами, Квинн, разве эта мечта не стоит того, чтобы посвятить ей свою жизнь? И я предлагаю ее тебе. Девчонки с ферм обеспечат зародышами нас всех. Модификация твоей ДНК не составит труда, и каждый из твоих клонов начнет размножаться самостоятельно. Ты можешь присоединиться к нам, Квинн, ты можешь жить вечно. И с этой Баннет ты разберешься легко: десять, двадцать, целая армия твоих зеркальных повторений может нагрянуть в ее аркологию и осуществить месть. Разве это не прекрасно, Квинн? Разве не лучше, чем бродить ночью по джунглям и вспарывать людям животы ради нескольких тысяч комбодолларов?

Вся сила воли потребовалась Квинну, чтобы сохранить невозмутимое выражение лица. Он уже жалел, что пришел сюда, жалел, что обратил внимание на ту пустельгу. Брат Божий, он искренне об этом пожалел. Баннет ничто по сравнению с этим безумцем, Баннет просто воплощение благоразумия. И тем не менее весь этот бред, высказанный Латоном, звучал до ужаса логично и притягивал его, словно танец черной вдовы. Обещание бессмертия было сродни его собственным уловкам по отношению к привам, только с дьявольской силой связывающее его тайной, так что повернуть назад уже невозможно. Квинн понимал, что Латон никогда не допустит, чтобы он добрался до космопорта в Даррингхэме, не говоря уж о том, чтобы сесть на космический корабль. Только не теперь, когда он столько узнал. Единственная возможность выбраться из этого дерева (из этой комнаты!) и сохранить свой мозг — принять его предложение. Причем согласие должно быть самым убедительным в его жизни.

— А «распространение» разума не потребует отказа от моей веры? — спросил он.

Латон сдержанно усмехнулся.

— Твоя вера только окрепнет в многочисленных телах и будет пронесена через столетия. Ты даже сможешь открыто ее пропагандировать. Какая разница, если отдельные твои единицы будут заключены в тюрьму или даже казнены? Ты, истинный ты, все равно останешься.

— А секс? Я смогу заниматься сексом?

— Да, лишь с одной небольшой разницей: каждый твой ген будет доминантным. Каждый из твоих потомков станет еще одной частью тебя.

— А насколько ты продвинулся в создании параллельно мыслящего мозга? Вырастил хотя бы один, чтобы посмотреть, как он работает?

— Мы уже прогнали цифровую модель через биотехпроцессор. Анализ программ показал ее пригодность. Это стандартная техника, с ее помощью эденисты создавали космоястребов. Они ведь работают, не так ли?

— Конечно. Слушай, в общем, я заинтересован. Брат Божий, кто бы смог отказаться от вечной жизни? Вот что я скажу, я не стану предпринимать никаких попыток вернуться на Землю, пока твои клоны не вылупятся из искусственной утробы. Если они будут так хороши, как ты обещаешь, я всецело с тобой. Если нет, останемся при своих. Черт, я не возражаю подождать несколько лет, если это потребуется.

— Похвальное благоразумие, — проворчал Латон.

— А пока неплохо было бы повредить коммуникационный блок инспектора Манани. Ради нашего общего блага. Как бы то ни было, никому из нас не надо, чтобы он обращался в столицу за помощью. Нет ли у тебя флека с разрушающим процессор вирусом? Если я просто разобью его модуль, он сразу поймет, кто это сделал.

В комнату вошла Аннами, держа в руках поднос с бифштексом и полулитровой кружкой молока для Квинна. Она поставила поднос ему на колени и нерешительно оглянулась на Латона.

— Нет, моя милая, — сказал Латон. — Никакой это не святой Георгий, пришедший, чтобы спасти тебя от огнедышащего дракона в моем лице.

Она порывисто вздохнула и покраснела.

Квинн по-волчьи усмехнулся и занялся бифштексом.

— Я думаю, достигнутое соглашение меня устраивает, — сказал Латон. — Один из моих людей подготовит флек до того, как ты уйдешь.

Квинн отхлебнул молока и вытер губы тыльной стороной ладони.

— Отлично.

С церковью в Абердейле творилось что-то неладное. Всего половина скамей были собраны и установлены, хотя Хорст Элвис использовал готовые доски, оставшиеся после работы привов. Да и в трех скамейках, смонтированных во время редких приступов трудовой активности, вызванной угрызениями совести, он сильно сомневался: вряд ли они выдержат вес более чем четырех человек. Но крыша не текла, внутри появились молитвенники и облачение, необходимое для проведения служб, и у него имелся достаточный запас духовной музыки на флеках, которую аудиовидеопроектор транслировал на всю церковь. Даже после неудачного начала строительства церковь осталась символом надежды. А с недавних пор стала и его убежищем. Хорст не был настолько глуп, чтобы верить в защиту освященных стен, но привы никогда не заходили внутрь.

Однако что-то все же проникло.

Хорст стоял перед скамьей, которая служила ему алтарем, как вдруг волосы на его руках встали дыбом, словно он оказался на пути мощного статического заряда. В церкви ощущалось чье-то присутствие, бесплотное, но обладающее грозной разрушительной силой. Он чувствовал на себе чей-то взгляд. И чувствовал возраст этого нечто, непостижимый для его разума. Впервые увидев гигантею, Хорст в изумлении простоял перед ней целый час. Живое существо, которое уже было старым, когда по Земле ходил Христос. Но по сравнению с этой древностью гигантея могла показаться сущим ребенком. Древность, внушающая ужас.

Хорст не верил в призраков. Кроме того, это присутствие было невероятно реальным. Оно подрывало силу церкви, рассеивало тонкий покров святости, возникший совсем недавно.

— Кто ты? — прошептал он легкому ветерку.

Снаружи опускалась ночь, в золотисто-розовом небе раскачивались черные силуэты верхушек деревьев. С полей, уставшие, вспотевшие, но довольные, возвращались мужчины. Над расчищенной площадкой звенели голоса. Абердейл казался таким мирным, каким Хорст и представлял себе идеальное поселение, покидая Землю.

— Кто ты? — повторил Хорст. — Это храм, дом Божий. Я не допущу здесь святотатства. Сюда войдут лишь истинно кающиеся.

На одно головокружительное мгновение его мысли стремительно перенеслись в пустоту. От колоссальной скорости захватывало дух. Хорст вскрикнул от ужаса, ничего не видя вокруг себя: ни своего тела, ни звезд. Именно так представлял он себе нуль-измерение, окружающее корабль в момент прыжка.

В следующий миг он снова был в церкви. В паре метров перед ним в воздухе зажглась рубиновая звездочка.

Он изумленно уставился на нее, а потом хихикнул, цитируя:

— Ты мерцай, звезда ночная. Кто ты, я совсем не знаю…

Звезда исчезла.

Его хихиканье перешло в жалобный скулеж. Хорст выбежал в сгущающиеся сумерки и заковылял по мягкой почве своего огорода, не обращая внимания на гибнущие под ногами чахлые ростки.

Несколько часов спустя его пение привлекло жителей поселения. Он сидел на причале с бутылкой самогона. Несколько человек, собравшиеся на берегу, поглядывали на него с нескрываемым презрением.

— Демоны! — кричал Хорст, когда Манани с помощью двух поселенцев поднимал его на ноги. — Они ушли, чтобы призвать сюда кровавых демонов.

Рут бросила в его сторону негодующий взгляд и ушла в свой домик.

Хорста дотащили до койки, где напоили транквилизаторами из его же собственных запасов. Он уснул, все еще бормоча предостережения.

Люди заинтересовали ли-килфа. Из встреченных им ста семидесяти миллионов разумных рас только триста тысяч были способны воспринимать его присутствие либо посредством технологических устройств, либо силами собственной психики.

Священник явно ощутил сосредоточенное на нем внимание, но не понял его природу. Вероятно, люди обладали лишь зачаточными способностями воспринимать энергистическое окружение. Ли-килф прочел все, что нашлось в немногочисленных процессорных блоках и на вставках памяти, имеющихся в Абердейле, в основном содержащих образовательные курсы, принадлежащие Рут Хилтон. Так называемые психические способности чаще всего именовались галлюцинациями или уловками, преследующими финансовое обогащение. Тем не менее в истории расы имелся обширный список разнообразных случаев и легенд. А крепкая и продолжительная приверженность религиозным верованиям указывала на то, как широко было распространено учение, объясняющее сверхъестественные явления божественными силами. Раса имела огромный потенциал для развития энергистического восприятия, но оно тормозилось рациональностью мышления. Этот конфликт был знаком ли-килфам, хотя у них не имелось свидетельств о расах со столь же непримиримым противостоянием двух «природ».

— Ну, что скажете? — спросил Латон у своих коллег, когда Квинн Декстер скрылся за дверью.

— Это мелкий мерзавец-психопат с изрядной примесью садизма, — ответил Уолдси, главный вирусолог группы.

— Декстер определенно нестабилен, — добавила Камилла. — Я не думаю, что его обещаниям можно верить. Его доминирующий мотив — месть какой-то Баннет. Наша схема бессмертия ничего не изменит, для него она слишком заумная.

— Я бы предложил его ликвидировать, — сказал Салкид.

— Я склонен согласиться, — подвел итог Латон. — Жаль. Я как будто увидел миниатюрную версию самого себя.

— Ты ничего не совершал без достаточных на то оснований, отец, — возразила Камилла.

— При определенных обстоятельствах я бы мог. Однако эти умозрительные предположения не имеют значения. Наша первоначальная задача — обеспечить собственную безопасность. Можно с полным основанием полагать, что Квинн Декстер проинформировал многих, если не всех своих приятелей-привов о скрывающейся в лесах опасности. Это может осложнить нам жизнь.

— Ну и что? Заберем всю компанию, — предложил Салкид. Из всех изгнанников бывший капитан черноястреба тяжелее других переносил десятилетия вынужденного безделья. — Я с удовольствием возглавлю группу присоединенных.

— Салкид, перестань говорить глупости, — оборвал его Латон. — Нам нельзя самим уничтожать привов. Подобные действия, особенно сразу после исчезновения жителей ферм, привлекут нежелательное внимание.

— Что же делать?

— Для начала подождем, пока Квинн Декстер не выведет из строя коммуникатор инспектора Манани, а потом сделаем так, чтобы жители поселения сами избавились от привов.

— Каким образом? — спросил Уолдси.

— Священник уже знает, что привы поклоняются дьяволу. А мы доведем это до сведения всех поселенцев, да так, что они не смогут игнорировать предупреждение.

Глава 12

Идрия по слегка вытянутой орбите вращалась в астероидном поясе Лилль системы Новая Калифорния, и среднее расстояние до звезды класса G5 составляло около ста семидесяти миллионов километров. Это была глыба, состоящая из камня и железа, похожая на помятую и потрескавшуюся брюкву семнадцати километров в окружности в самой широкой ее части и высотой в одиннадцать километров по короткой оси вращения. Над ее черной сморщенной поверхностью висело кольцо из тридцати двух промышленных станций, алчно высасывающих нескончаемый поток редких ископаемых, впоследствии отправляемых из стационарного космопорта Идрии.

Разнообразие содержащихся в этом каменном обломке элементов оправдывало значительное вложение средств в его разработку. Набор составляющих Идрии был весьма редким, а это всегда привлекает денежные потоки.

В 2402 году группа исследователей обнаружила длинные полосы минералов, пронизывающие толщу обычной руды, словно искаженная радуга, и поразилась странному сочетанию серы, алюминия и кремния. На заседании совета директоров было решено, что концентрация кристаллических залежей достаточно высока, чтобы начать разработку, и в 2408-м шахтеры, вооруженные горнодобывающей техникой, принялись бурить стволы будущих шахт. Затем появились промышленные станции, обеспечивающие очистку и переработку руды на месте. Шахты разрастались, в образовавшихся пустотах были обустроены биосферы, и население стало постепенно увеличиваться. К 2450 году центральная биосфера достигла размеров четыре на пять километров, а вращение Идрии было ускорено, что обеспечило половинную силу тяжести. К тому времени там проживало девяносто тысяч человек, образовавших сообщество, в большинстве областей самодостаточное. Оно объявило о своей независимости и получило место в ассамблее звездной системы. Но возникший город все-таки принадлежал компании, компании под названием «Лассен Интерстеллар».

«Лассен» занималась добычей ископаемых, перевозками, финансами и деталями космических кораблей, а среди прочих отраслей еще и военными системами. Это была типичная для Новой Калифорнии компания, продукт бесчисленных слияний и поглощений, прямой потомок земных предшественников, процветавших на западном побережье Америки. Ее правление свято верило в суперкапиталистическую этику и проводило политику агрессивной экспансии, требовало от правительства все новых контрактов на разработки, оказывало давление на ассамблею ради налоговых льгот, распространяло свои дочерние компании по всей Конфедерации и при любой возможности совало палки в колеса своим конкурентам.

В Новой Калифорнии базировались тысячи подобных компаний. Корпоративные тигры, чьи прибыли поднимали уровень жизни во всей звездной системе. Между собой они вели яростную и непримиримую войну. Правительство Конфедерации не раз выражало неодобрение по поводу их неоднозначного экспорта, а в отдельных случаях запрашивало контакты поставщиков. Высокий уровень технологий Новой Калифорнии обеспечивал устойчивый спрос на вооружение. Компании не интересовались, как именно будет применяться их товар: если находился покупатель, партия товара немедленно изготавливалась, деньги переходили с одного счета на другой, и уже ничто не могло помешать сделке: ни правительственная палата лицензирования экспорта, ни тем более назойливые инспекторы Конфедерации. Учитывая все это, доставка товара могла стать проблемой, особенно при сомнительных контрактах на поставку в звездные системы, ограниченные различными видами эмбарго. Капитаны, соглашаясь на эти рейсы, считали себя вправе потребовать повышенную оплату. А риск всегда привлекал людей особого склада характера.

«Леди Макбет» покоилась на платформе в доке промышленной станции, одной из тридцати с лишним таких станций, вращавшихся вокруг Идрии по произвольной орбите. Двери обоих круглых грузовых отсеков в ее носовой части были распахнуты, демонстрируя металлический грот с массивными распорками, извивающимися силовыми и информационными кабелями, грузовыми зажимами и разъемами интерфейса для регулирования климатических условий. Все это было обернуто матовой золотистой фольгой и к тому же плохо освещено. Доковая ячейка представляла собой семидесятипятиметровую воронку из карботания и композитных панелей с плотной сетью проводов и трубопроводов. Прожектора на закругляющейся стене яркими белыми лучами били в свинцово-серый корпус корабля, компенсируя бледные проблески солнечного света, попадавшие на станцию, когда она оказывалась в размытой тени Идрии. По периметру ячейки располагались складские стеллажи, больше похожие на строительные леса, оставленные после сооружения дока. Каждый стеллаж для погрузки и разгрузки кораблей был укомплектован рукой-манипулятором, управляемым с пульта в небольшом прозрачном выступе на карботановой стене, похожем на блестящую ракушку.

Джошуа Кальверт, держась за круглое ограждение в десяти сантиметрах от выпуклого стекла, предохраняющего от излучения, смотрел, как механическая рука поднимает со стеллажа очередную грузовую капсулу. Капсулами служили герметичные цилиндры со слегка закругленными концами, обернутые толстым слоем силиконового сплава для защиты от сильных температурных перепадов. На каждом цилиндре был отштампован стилизованный орел — логотип компании «Лассен» — и несколько нанесенных по трафарету надписей. Согласно коду, в капсулах перевозились магнитно-компрессионные кольца для токомаков. И содержимое девяноста процентов капсул действительно соответствовало этим обозначениям, в остальных цилиндрах были упакованы более компактные кольца, создающие сверхплотное магнитное поле, пригодное для хранения антиматерии.

Механическая рука опустила капсулу в трюм «Леди Мак», и вокруг нее сомкнулись грузовые зажимы. От неприятного предчувствия у Джошуа екнуло в груди. Внутри системы Новой Калифорнии эти кольца были вполне законным грузом, несмотря на неверную маркировку. В межзвездном пространстве законность их перевозки была под вопросом, хотя хороший адвокат мог разрушить любые претензии. А вот в системе Пуэрто де Санта-Мария, куда он направлялся, они означали обвинение в преступлении, написанное десятиметровыми буквами.

Пальцы Сархи Митчам сжали его руку.

— Нам это действительно нужно? — негромко спросила она.

В прозрачной полусфере Сарха сняла шлем, и в состоянии невесомости ее коротко подстриженные каштановые волосы лениво завивались в кольца. Она сжала губы, не скрывая своей озабоченности.

— Боюсь, что так.

Он пощекотал пальцем ее ладонь, что на борту «Леди Мак» было для них тайным сигналом. Сарха оказалась пылкой любовницей, и они немало часов провели в его каюте, испытывая плетеную клетку, но на этот раз ее настроение не улучшилось.

Нельзя сказать, что «Леди Макбет» не зарабатывала денег: за восемь месяцев после первого контракта с Роландом Фрамптоном они сделали семь грузовых рейсов и один пассажирский, прихватив команду специалистов-бактериологов, спешивших присоединиться к инспекционной группе на Нордвее. Но «Леди Макбет» и поглощала уйму денег: в каждом порту требовалось залить топливо и загрузить другие расходные материалы; список требующих замены деталей никогда не кончался, и еще не было ни одного полета, когда что-нибудь не сгорело или не отработало свой ресурс; команде тоже требовалось платить, а кроме того, существовали портовые сборы и пошлины. Маркус Кальверт как-то умалчивал об этой стороне дела. Прибыль колебалась от несущественной до нулевой, но поднять расценки Джошуа не мог, поскольку не получил бы тогда ни одного контракта. Он зарабатывал больше в бытность мусорщиком.

Теперь он понимал, что скрывается за болтовней капитанов в баре «Харки» и его бесчисленных аналогах по всей Конфедерации. Как и он сам, капитаны расхваливали свою жизнь, заявляя, что летают только ради удовольствия, а не ради денег. Все это ложь, грандиозная, артистически преподносимая ложь. Только банки делают деньги, не сходя с места, всем остальным приходится зарабатывать себе на жизнь.

— В этом нет ничего дурного, — сказал ему Хасан Раванд пару недель назад. — Все мы варимся в этом котле. Черт, Джошуа, тебе еще грех жаловаться, ты не платишь по кредитам, как большинство из нас.

Хасан Раванд был капитаном «Дешала», независимого торгового корабля размером поменьше, чем «Леди Мак». Раванду уже перевалило за семьдесят, и пятьдесят из них он летал, а пятнадцать лет назад стал владельцем судна.

— Настоящие деньги на перевозке грузов не заработаешь, — пояснил он. — Это не для таких, как мы. Здесь можно только удержаться на плаву, не больше. Все выгодные маршруты прибрали к рукам крупные компании, это герметично закрытые картели, куда ни тебе, ни мне не пробиться.

Они выпивали в клубе жилой секции промышленной станции на орбите Байдона. Станция имела вид двухкилометрового алюминиевого кольца, вращающегося, чтобы обеспечить две трети нормальной силы тяжести. Джошуа облокотился о барную стойку и смотрел, как за огромным окном проплывает ночная сторона планеты. Мерцающие огни городов и поселков чертили в темноте замысловатые кривые.

— А где же тогда можно заработать? — спросил Джошуа.

Он пил уже часа три, достаточно долго, чтобы алкоголь просочился в его модифицированный организм и попал в мозг, отчего окружающий мир стал казаться удивительно уютным.

— В полетах с тем шикарным четвертым двигателем, что стоит на «Леди Мак».

— Забудь об этом, я еще не настолько нуждаюсь в деньгах.

— Как хочешь. — Хасан сделал замысловатый жест, из стакана в его руке выплеснулось несколько капель, упавших по плавной кривой. — Я просто говорю, как обстоят дела: драка и нарушение санкций. Именно для этих вещей и существуют в нашей галактике независимые перевозчики, такие как ты и я. Все мы время от времени совершаем такие рейсы. Кто-то вроде меня чаще других. Это помогает сохранять корпус целым и защищаться от радиации надежными экранами.

— И много ты сделал таких рейсов? — спросил Джошуа, мрачно уставившись на свой стакан.

— Несколько. Не слишком много. Отсюда и идет дурная слава о капитанах-владельцах. Люди думают, что мы только такими вещами и занимаемся. Это не так. Но они ничего не слышат о рядовых рейсах, занимающих пятьдесят недель в году. И только когда нас ловят и новостные агентства, захлебываясь, рассказывают об аресте, люди обращают на нас внимание. Мы вечные жертвы плохой рекламы. Надо подать на них в суд.

— Но тебя никогда не ловили?

— Еще нет. У меня есть метод, практически беспроигрышный, однако он требует участия двух кораблей.

— Ага. — Джошуа, видимо, был пьян больше, чем сознавал, потому что следующее, что он услышал, это собственный голос: — Расскажи-ка поподробнее.

И теперь, пару недель спустя, он начинал жалеть, что выслушал Хасана. Хотя не мог не признать, что метод и в самом деле был почти беспроигрышным. Две недели прошли в лихорадочной подготовке. То, что Хасан Раванд согласился взять его в партнеры, было, по мнению Джошуа, в некотором роде комплиментом, поскольку проделать такое могли только лучшие и опытнейшие капитаны. И большая часть риска приходилась не на его долю, по крайней мере в этом рейсе. Он был младшим партнером. Да и двадцать процентов нельзя сбрасывать со счетов, особенно если они приближались к восьмистам тысячам комбодолларов, причем половина выплачивалась авансом.

Последняя капсула с магнитными кольцами опустилась в трюм «Леди Мак». Рука манипулятора свернулась на подставке, и Сарха Митчем печально вздохнула. Предстоящий полет вызывал у нее тревогу, но она, как и все остальные члены экипажа, согласилась участвовать в нем, когда Джошуа рассказал о своей затее. Их финансовое положение постепенно становилось неприятно шатким. Даже флек-альбомы популярных групп, продаваемые командой незаконным распространителям в окрестностях космопортов, приносили минимальную прибыль. И ее личный запас сильно уменьшился после неудачной встречи с официальным продавцом. Здесь, на Идрии, она купила больше альбомов, чем продала. Хорошо хоть в Новой Калифорнии всегда можно было пополнить запас новинок, теперь она целых полгода сможет продавать альбомы, особенно в захолустных мирах, куда отправляется «Леди Мак».

Деньги поступят на объединенный счет экипажа, и через пару месяцев у них появится возможность оплатить собственный груз. Это была их общая мечта, помогающая мириться с унылой повседневностью. Скоро они окажутся поблизости от Норфолка, и груз «Слез», если они оплатят его сами, а не будут перевозить чужой товар, принесет ощутимую выгоду. Тогда, может, еще долго не придется задумываться о подобных рейсах.

— Все погружено, а на вашем корпусе ни царапины, — весело объявила женщина, сидящая за пультом манипулятора.

Джошуа оглянулся через плечо и улыбнулся оператору. Она была слишком высокой на его вкус, но под изумрудно-зеленой тканью форменного комбинезона угадывались соблазнительные округлости.

— Да, отличная работа, спасибо.

В подтверждение погрузки контейнеров на борт «Леди Мак» он датавизировал в ее пульт свой персональный код.

Женщина сверила данные и протянула ему флек с путевым листом.

— Bon voyage, капитан.

Джошуа и Сара выплыли из диспетчерской и, миновав лабиринт переходов, спустились к шлюзу, соединяющему обитаемые капсулы «Леди Мак» со станцией.

Оператор выждала минуту после их ухода, затем прикрыла глаза.

— Грузовые контейнеры погружены. «Леди Макбет» стартует со станции через восемнадцать минут.

— Спасибо, — ответила «Энона».

Транквиллити уловил гравитационные искажения, вызванные появлением выхода из червоточины в специализированной зоне прилета, расположенной в ста пятнадцати тысячах километров от самого биотопа. На фоне огромного грязновато-желтого пятна Мирчаско терминус выглядел плоским серо-голубым диском. Но при наблюдении через оптические сенсоры платформы стратегической обороны Транквиллити отчетливо ощутил его глубину.

Из червоточины вылетел «Илекс». Корпус этого космоястреба был серым, а не синим, как у большинства кораблей. Он плавно вышел из быстро сокращающегося отверстия и ловко развернулся, выстраивая курс.

— «Илекс», корабль флота Конфедерации, бортовой номер ALV-90100, прошу разрешения на сближение и посадку, — донесся официальный запрос.

— Разрешаю, — ответил Транквиллити.

Космоястреб устремился к биотопу, почти мгновенно набрав ускорение в три g.

— Добро пожаловать, — приветствовал его Транквиллити. — Меня посещает не так уж много космоястребов.

— Благодарю. Хотя я и не ожидал такой чести. Вплоть до трех последних дней мы патрулировали сектор Эллады. А теперь получили задание доставить дипломатического курьера. Мой капитан Аустер несколько раздражен новым поручением, он говорит, что мы не нанимались в службу такси.

— О, это интересно.

— Я думаю, задание обусловлено исключительными обстоятельствами. И в связи с этим у моего капитана есть просьба. Он спрашивает, не примет ли Иона Салдана специального посланника адмирала Самуэля Александровича, капитана Мейнарда Кханну?

— Вы прибыли с Эйвона, чтобы доставить сюда этого капитана?

— Да.

— Владыка Руин почтет за честь принять посланца адмирала, а капитана Аустера и его экипаж она приглашает на ужин.

— Мой капитан принимает приглашение. Ему очень любопытно взглянуть на Иону Салдана, новостные агентства весьма экспансивно описывают ее личность.

— А я мог бы рассказать о ней еще пару историй.

— Правда?

— И было бы интересно послушать об обстановке в секторе Эллады. Много ли там пиратов?

Вагончик транспортной трубы плавно остановился, и на платформу небольшой станции вышел капитан Кханна. Это был тридцативосьмилетний мужчина с коротко подстриженными светло-рыжими волосами, бледной кожей, склонной покрываться веснушками при попадании на солнце, правильными чертами лица и темно-карими глазами. Благодаря сорокаминутному комплексу упражнений, одобренному руководством флота и неукоснительно выполняемому каждый день, он сохранял отличную физическую форму. Обучение в академии он закончил третьим из ста пятнадцати кадетов, и мог бы быть первым, если бы не компьютерная психологическая оценка, определившая в его характере недостаток гибкости и «приверженность доктринам».

Восемнадцать месяцев он провел при штабе адмирала и за это время не допустил ни одного промаха. Сейчас ему предстояло выполнить первое самостоятельное задание, вызывающее откровенный ужас. Тактические и боевые решения не представляли для него трудности, и с политическими вопросами, относящимися к позиции Адмиралтейства, он тоже мог справиться, но переговоры с бывшей затворницей, неожиданно ставшей популярной во всей Конфедерации заблудшей овцой семейства Салдана, да еще обладающей сродственной связью с неэденистским биотопом, — это совсем другое дело. Как, черт побери, можно проанализировать мотивации такого существа?

— Ты справишься, — сказал ему на последнем инструктаже адмирал Александрович. — Ты достаточно молод, чтобы не вызывать отчуждение, и достаточно умен, чтобы не оскорбить ее интеллект. Кроме того, девушки обожают мужчин в форме.

При этом пожилой адмирал подмигнул ему и по-дружески похлопал по спине.

Мейнард Кханна одернул свой безукоризненный темно-синий форменный мундир, поправил на голове фуражку, расправил плечи и промаршировал вверх по лестнице. Затем он оказался во внутреннем дворе, на дорожке из каменных плит, обрамленной вазами с цветущими бегониями и фуксиями. От главной дорожки отходили многочисленные тропинки, ведущие в субтропический парк. В сотне метров Кханна заметил какое-то здание, но даже первый мимолетный обзор поверг его в изумление. После выхода из шлюза он сразу сел в вагон транспортной сети и до этого момента еще не видел внутренность биотопа. В первую очередь его поразили колоссальные размеры Транквиллити: в него можно было поместить два обычных эденистских биотопа и встряхнуть их, словно игральные кости в стаканчике. Над головой жарко сияла осветительная труба, по воздуху плыли похожие на сахарную вату белоснежные облака. С обеих сторон от него, словно райские долины, поднимались вверх обширные луга и леса, поблескивающие серебристыми озерами и длинными ручьями. А в восьми километрах синело море — этот водоем с искрящимися волнами и живописными островками нельзя было назвать иначе. Он поднимал голову все выше и выше, пока форменная фуражка, съехав на затылок, чуть не упала с головы. Над ним нависали миллионы тонн воды, грозя хлынуть вниз, словно потоп, угрожавший Ною.

Кханна поспешно опустил голову и постарался вспомнить, как избавлялся от головокружения, когда посещал биотопы эденистов, расположенные на орбите Юпитера.

— Никогда не заглядывай за горизонт и помни, что бедняги наверху думают, что ты вот-вот свалишься им на голову, — подсказал его старый сварливый путеводитель.

Мейнард Кханна, понимая, что потерпел поражение, еще не вступив в бой, направился по желтовато-коричневым плитам к зданию, напоминающему эллинский храм. Оно представляло собой длинную базилику, один конец которой выходил на открытую круглую площадку под купольной крышей из какого-то черного материала, поддерживаемого белыми колоннами; промежутки между колоннами закрывали панели голубоватого зеркального стекла.

Дорожка привела его к противоположному концу базилики, где на страже по обе стороны арочного входа, словно статуи кошмарных гоблинов, стояли два сержанта.

— Капитан Кханна? — спросил один из них.

Голос, несмотря на устрашающий облик, прозвучал очень мягко, почти по-дружески.

— Да.

— Владыка Руин ждет вас, прошу следовать за моим сервитором.

Сержант повернулся и повел его в здание. В центральном холле стены из коричневого и белого мрамора украшали огромные картины в позолоченных рамах. В первый момент Мейнард Кханна решил, что это голограммы, но быстро понял: изображения двухмерные, а затем, присмотревшись, заметил, что это написанные маслом полотна. Здесь было множество сельских сценок с крестьянами в затейливых костюмах, скачущими всадниками и просто живописными группами людей. Сцены из прошлого Земли до начала индустриализации. А ведь Салдана не могли удовлетвориться копиями. Все это подлинники. Кханна мысленно прикинул их стоимость. За вырученные от продажи одной только такой картины деньги можно было бы купить боевой крейсер.

В дальнем конце зала на подставке под защитным стеклянным колпаком он увидел спускаемую капсулу «Востока». Мейнард остановился и осмотрел старинную обветшавшую сферу, испытывая трепет восхищения. Такая маленькая, такая примитивная, она несколько недолгих лет олицетворяла вершину человеческой мысли. Интересно, что бы сказал летевший в ней космонавт о Транквиллити?

— С какого «Востока» эта капсула? — негромко спросил он у сержанта.

— С «Востока-шесть», в тысяча девятьсот шестьдесят третьем году доставившего на орбиту Валентину Терешкову. Она стала первой женщиной-космонавтом.

Иона Салдана ждала его в большом круглом кабинете для аудиенций, в дальнем конце базилики. Она сидела за деревянным, имевшим форму полумесяца столом в центре комнаты, сквозь стеклянные панели между колоннами проникали широкие потоки солнечного света, наполняющие воздух платиновым сиянием.

В белом полипе пола был высечен гигантский красно-синий коронованный феникс. На путь от двери до стола Мейнарду потребовалась целая вечность, стук его подошв в просторном и пустынном зале отзывался гулким эхом.

«Рассчитано на устрашение, — подумал он. — На ощущение одиночества и слабости в ее присутствии».

У стола он остановился и по всем правилам отдал честь. В конце концов, она была главой государства, на это в протокольном отделе Адмиралтейства обратили особое внимание, наказав вести себя соответствующим образом.

Иона пришла на встречу в простом летнем костюме цвета морской волны с длинными рукавами. Яркий свет зажигал в ее коротких светлых волосах золотистые искры.

— Прошу вас садиться, капитан Кханна, — с улыбкой предложила она. — Мне кажется, стоять навытяжку очень неудобно.

— Благодарю вас, мадам.

На его стороне стола было два стула с высокими спинками. Он сел, все еще держа спину напряженно выпрямленной.

— Насколько я поняла, вы специально прибыли из штаба флота на Эйвоне ради встречи со мной.

— Да, мадам.

— На космоястребе?

— Да, мадам.

— В силу не совсем обычного устройства нашего небольшого мира мы не имеем ни дипломатического корпуса, ни гражданских служб, — беспечно сказала она, обводя изящной ручкой приемный зал. — Сущность биотопа эффективно справляется с административными задачами, но Владыки Руин пользуются услугами юридической фирмы на Эйвоне, представляющей наши интересы в Ассамблее Конфедерации. В случае срочной необходимости всегда можно обратиться туда. Я встречалась со старшими партнерами этой фирмы и вполне им доверяю.

— Да, мадам…

— Мейнард, прошу вас, перестаньте называть меня мадам. У нас с вами частная встреча, а вы заставляете меня чувствовать себя воспитательницей в дневном пансионе для юных аристократов.

— Хорошо, Иона.

Она приветливо улыбнулась. Эффект оказался поразительным. Ее глаза засияли волшебной голубизной.

— Так намного лучше, — сказала Иона. — Итак, о чем вы хотели со мной поговорить?

— О докторе Алкад Мзу.

— Ага.

— Это имя вам знакомо?

— И имя, и большая часть обстоятельств, с ним связанных.

— Адмирал Александрович считает, что это не тот вопрос, с которым можно обратиться к вашим официальным представителям на Эйвоне. По его мнению, чем меньше людей будет в курсе ситуации, тем лучше.

Ее улыбка выразила сомнение.

— Меньше людей? Мейнард, в Транквиллити уже обосновались восемь агентств разных разведок, и все они только и делают, что следят за бедняжкой доктором Мзу. Свою команду прислало даже Агентство внешней безопасности Кулу. Представляю, какой это удар по королевской гордости моего кузена Аластера.

— Я думаю, адмирал говорил о людях, не принадлежащих к высшим правительственным кругам.

— Да, конечно, за исключением тех, кто способен разобраться в этой проблеме.

От ее ироничного тона Мейнарда слегка передернуло.

— В свете того, что доктор Мзу в настоящее время налаживает контакты с капитанами звездных кораблей, а санкции против Оматы скоро окажутся сняты, адмирал очень хотел бы знать, какой будет ваша политика в отношении доктора Мзу, — официальным тоном произнес он.

— Вы записываете наш разговор для адмирала?

— Да, в формате полной передачи ощущений.

Иона посмотрела прямо в глаза Мейнарда и заговорила с предельной отчетливостью:

— Мой отец обещал предшественнику адмирала Александровича, что доктору Мзу никогда не позволят покинуть пределы Транквиллити, и я повторяю это обещание адмиралу. Ей не разрешат выехать за пределы биотопа, и я приложу все усилия, чтобы доктор Мзу не смогла продать или передать предположительно имеющуюся у нее информацию кому бы то ни было, включая и представителей флота Конфедерации. После смерти доктор Мзу будет кремирована с целью уничтожения ее нейронаноников. И я искренне надеюсь, что это положит конец угрозе.

— Благодарю вас, — сказал Мейнард Кханна.

Иона немного расслабилась.

— Она прибыла сюда, как мне говорили, двадцать шесть лет назад, задолго до моего рождения. И мне очень интересно, выяснила ли разведка флота, как ей удалось пережить уничтожение Гариссы?

— Нет. Однако на планете ее быть не могло. Эвакуацию жителей осуществлял флот Конфедерации, но о ее нахождении на борту нет записей ни на одном из действующих там кораблей. Не было ее и в списках обитателей астероидных поселений. Из этого следует единственно возможное заключение: в момент бомбардировки Гариссы силами Оматы она находилась вне системы с какой-то секретной миссией.

— Сопровождала Алхимика?

— Кто знает? Можно с уверенностью сказать, что это устройство не было пущено в ход, следовательно, либо оно не сработало, либо им помешали. В генеральном штабе больше доверяют второй версии.

— А если она выжила, значит, выжил и Алхимик, — сделала вывод Иона.

— Если только он вообще был создан.

Она приподняла бровь.

— По прошествии столь долгого времени я считала, что этот факт установлен.

— По прошествии столь долгого времени, как нам кажется, до нас должны были бы дойти более основательные сведения, чем просто слухи. Если устройство существует, почему оставшиеся в живых жители Гариссы не использовали его против Оматы?

— Когда дело касается устройств Судного дня, я предпочитаю только слухи.

— Вы правы.

— Знаете, Мейнард, когда доктор Мзу работала в центре по изучению наследия леймилов, я несколько раз встречалась с ней. Она хороший ученый, пользуется уважением коллег. Но в ней нет ничего исключительного.

— Вся жизнь, посвященная одной-единственной идее, в этом и весь секрет.

— Да, наверное. Она разумно поступила, приехав сюда. Это единственное место, где ее безопасность гарантирована, и в то же время это миниатюрное общество, не представляющее военной угрозы ни для одного члена Конфедерации.

— Итак, вы не возражаете против нашей службы наблюдения?

— Если только вы не будете открыто хвастаться полученной привилегией. Но мне кажется, вы напрасно так беспокоитесь. Вряд ли она получила мощное генетическое усовершенствование, если такое вообще было. Она сможет прожить еще лет тридцать, ну, сорок. А потом все закончится.

— Отлично. — Он на несколько миллиметров наклонился вперед, а уголки губ приподнялись в неуверенной улыбке. — Есть еще одна проблема.

Иона широко распахнула глаза, всем своим видом выражая простодушный интерес.

— Да?

— Независимый капитан торгового судна по имени Джошуа Кальверт в разговоре с одним из наших агентов упомянул ваше имя.

Иона уставилась в потолок, словно вспоминая что-то с огромным трудом.

— О да, Джошуа. Я помню его, в прошлом году он наделал много шума, отыскав в Кольце Руин значительный фрагмент электроники леймилов. На одном из приемов мы с ним даже познакомились. Приятный молодой человек.

— Весьма, — без особой уверенности согласился Мейнард Кханна. — Так вы не предупреждали его о том, что Эрик Такрар является одним из наших глубоко законспирированных агентов?

— Я ни разу не произносила это имя. Насколько я знаю, Такрар получил место на «Мщении Вильнева», корабле капитана Андре Дюшана. Это адамистское судно, оборудованное двигателем на антиматерии. Я уверена, что коммандер Олсен Нил это вам подтвердит. Прикрытие Эрика Такрара ничуть не пострадало. Могу вас заверить, что капитан Дюшан ни о чем не подозревает.

— Что ж, я очень рад это слышать, адмирал будет доволен.

— Вот и прекрасно. А насчет Джошуа Кальверта вы можете не беспокоиться, я уверена, что он не пойдет против закона, это образцовый гражданин.

— «Леди Макбет» готовится к прыжку в систему, — поступило предупреждение «Эноны».

До звезды, вокруг которой вращалась Пуэрто де Санта-Мария, оставались всего две световые недели, но тень на покрытом защитной пеной корпусе космоястреба была едва различимой. В восьми сотнях километров выше дрейфовала «Нефела», однако сенсоры «Эноны» ее не различали.

А в двадцати восьми тысячах километров от них, ближе к звезде, «Леди Макбет» убирала сенсорные выступы и теплоотводящие панели с грацией приземляющегося орла.

«Если бы только все остальное этот адамистский корабль выполнял так же гладко», — подумала Сиринга. Капитан Кальверт, похоже, от рождения был не слишком ловким. Им потребовалось шесть дней, чтобы добраться сюда от Новой Калифорнии, и это при расстоянии в пятьдесят три световых года. Каждый раз перед прыжком «Леди Макбет» с потрясающей неуклюжестью маневрировала, тратя при этом на подготовку порой по несколько часов. В грузоперевозках время определяет прибыль, и если капитан Кальверт всегда так управляет кораблем, ничего удивительного, что он отчаянно нуждается в деньгах.

— Будьте наготове, — сказала Сиринга Ларри Коурицу. — Он нацелился на астероид Сьюдад.

— Понял, — откликнулся капитан десантников.

— Сьюдад, — тихонько повторила Эйлин Карух, просматривая файл Пуэрто де Санта-Мария, хранящийся в ее нейронанониках. — Согласно данным разведки, там обосновались несколько повстанческих ячеек. Они отчаянно борются за независимость.

— Внимание всем, — передала Сиринга. — При сближении я хочу вывести корабль из режима скрытности. На «Леди Макбет» установлены мазерные орудия, так что любые ошибки недопустимы. Чи, с этого момента ты отвечаешь за боевые системы. При любых провокационных движениях можешь разрезать их пополам. «Нефела», внимательно следи за приближающимися кораблями. Если уж эти мятежники решились на приобретение технологий для работы с антиматерией, они могут быть настолько глупы, чтобы попытаться помочь своему курьеру.

— Мы вас прикроем, — ответил Таргард, капитан «Нефелы».

Сиринга вновь сосредоточила внимание на информации с сенсоров «Эноны».

«Леди Макбет» приняла форму идеальной сферы. Голубое пламя ионных двигателей погасло. В сплошной ткани пространства наметилась трещина.

— Вперед, — скомандовала она.

«Энона» вырвалась из червоточины в семнадцати сотнях километров от «Леди Макбет». Выдвижение сенсорных кластеров и теплоотводящих панелей вызвало вокруг жилого тороида целый вихрь обломков защитной пены. В нижней части корпуса активировались генераторы боевых систем. Развернулись рентгеновские лазеры. В жилом тороиде восстановилась сила тяжести. Искажающее пространство поле рванулось вперед, разгоняя космоястреб до семи g. Крутой изгиб передней кромки поля поравнялся с «Леди Макбет». В двухстах километрах от «Эноны» уже стряхивала свой защитный покров «Нефела».

Сьюдад казался неярким пятном света с созвездием окружающих его промышленных установок. «Энона» ощутила на себе лучи сенсоров его оборонительных станций.

Сиринга отметила любопытное явление вторичных колебаний в зоне искажающего поля. По всей длине корпуса продолжали осыпаться остатки пены.

— Так-то лучше, — почти непроизвольно вздохнула «Энона».

Сиринга не успела сделать ей выговор. Тарелка передатчика уже выдвинулась из нижней части тороида и повернулась в сторону «Леди Макбет».

— Звездолет «Леди Макбет», — транслировала она через биотехпроцессор передатчика. — К вам обращается «Энона», корабль флота Конфедерации. Приказываю сохранять неподвижность. Не пытайтесь активировать реактивный двигатель или совершить прыжок. Оставайтесь на месте до стыковки и высадки.

Искажающее поле полностью охватило корабль адамистов.

— Эй, на «Эноне», привет вам, — послышался из громкоговорителей рубки жизнерадостный голос Джошуа Кальверта. — У вас что-то случилось? Чем мы можем помочь?

Сиринга, полулежа в кресле и стиснув зубы от перегрузки в четыре g, сумела только с негодованием и некоторой растерянностью посмотреть на оскорбляющее слух переговорное устройство.

Последние пять километров «Энона» прошла очень медленно, нацелив все орудия на «Леди Макбет», внимательно следя за кораблем, чтобы не пропустить ни малейших признаков возможного коварства с его стороны. В ста пятидесяти метрах космоястреб остановился и немного повернулся вокруг своей оси, чтобы к адамистам была обращена верхняя часть корпуса. Шлюзовые переходы выдвинулись одновременно с обоих кораблей, соприкоснулись выходами и загерметизировали проход. Ларри Коуриц повел свой отряд на «Леди Макбет», старательно выполняя официальную процедуру проникновения и развертывания.

Через сенсоры «Эноны» Сиринга увидела, как разошлись створки ангара, Оксли вывел многофункциональный челнок и, сверкнув желтыми огнями химического пламени, направил его к открытому люку грузового отсека «Леди Макбет».

Джошуа Кальверт появился в рубке в сопровождении двух десантников в темных защитных скафандрах из карботания. Он приветливо улыбнулся членам экипажа Сиринги и еще ярче сверкнул зубами, когда отыскал глазами ее саму.

Под взглядом красивого парня она неловко поежилась. Задержание она представляла себе совсем иначе.

— Нас надули, — неожиданно донеслась до нее мысль Рубена.

Сиринга бросила в сторону своего любовника быстрый взгляд. Он сидел за своим пультом, и на его лице явственно читалось выражение мрачной покорности. Согнутыми пальцами он взъерошил шапку светлых вьющихся волос.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она.

— Ты только погляди на него, Сиринга. Разве так должен вести себя человек, которому грозит сорокалетнее заключение за контрабанду?

— Мы на протяжении всего полета следили за «Леди Макбет», корабль ни с кем не встречался.

Рубен промолчал, только иронично поднял бровь.

Сиринга вновь сосредоточила внимание на высоком парне. К ее немалому раздражению, его взгляд, казалось, приклеился к ее груди.

— Капитан Сиринга, — приветливо заговорил он. — Я должен поздравить вас и ваш корабль. Это был классный выход, правда, просто великолепный. Господи, да своим прыжком вы до смерти перепугали половину моего экипажа. Мы уж подумали, что это пара черноястребов. — Он вытянул вперед руку. — Встретить такого талантливого капитана — истинное удовольствие. И я надеюсь, вы не обидитесь, если я добавлю, что капитан еще и чертовски привлекателен.

— Да, нас точно надули.

Сиринга проигнорировала протянутую руку.

— Капитан Кальверт, у нас имеются основания предполагать, что вы замешаны в импорте запрещенного для этой звездной системы оборудования. Поэтому я предупреждаю, что ваш корабль будет обыскан по праву, данному мне Ассамблеей Конфедерации. Любое противодействие осмотру рассматривается как нарушение космического кодекса Конфедерации, позволяющего наделенным полномочиями офицерам получить доступ ко всем системам и записям после надлежащего запроса. Так вот, запрос сделан. Вам все понятно?

— Да, конечно, понятно, — с простодушным видом ответил Джошуа. Его лицо на миг задумчиво застыло. — Не хотелось бы подвергать сомнению ваши действия, но вы уверены, что выбрали тот корабль?

— Абсолютно уверены, — ледяным тоном ответила Сиринга.

— Что ж, я готов сотрудничать в меру своих сил. Я считаю, что вы, военные, делаете великое дело. Для нас, коммерсантов, всегда приятно сознавать, что в отношении порядка в космосе на вас всегда можно положиться.

— Ну, сынок, не надо портить впечатление, — устало пробормотал Рубен. — До сих пор ты держался прекрасно.

— Я просто законопослушный гражданин, — заметил Джошуа.

— Гражданин, чей корабль оснащен двигателем на антиматерии, — резко добавила Сиринга.

Взгляд Джошуа снова переместился на верхнюю часть ее светло-синего мундира.

— Не я его проектировал. Так уж он был построен. По правде говоря, его изготовила компания «Ферринг Астронавтик», что на поясе О’Нейла, поблизости от Земли. Насколько я понимаю, Земля — самый надежный союзник эденистов во всей Конфедерации. По крайней мере, так говорится в дидактическом курсе по истории.

— В этом наши точки зрения совпадают, — неохотно согласилась Сиринга.

Любой другой ответ служил бы признанием вины.

— Неужели нельзя было демонтировать этот двигатель? — спросил Рубен.

Джошуа изобразил соответствующую ситуации озабоченность.

— Мне бы тоже этого хотелось. Но после того, как мой отец спас эденистов от пиратов, корабль был сильно поврежден. Ремонт стоил мне всех сбережений.

— Спас каких эденистов? — вырвалось у Кейкуса.

— Идиот, — одновременно одернули его Сиринга и Рубен.

Инженер систем жизнеобеспечения только беспомощно развел руками.

— Это был гуманитарный конвой, направлявшийся в Англад, — стал рассказывать Джошуа. — Несколько лет назад там разразилась бактериологическая эпидемия. Мой отец, естественно, принял участие в спасательной операции. Что значат коммерческие проблемы по сравнению со спасением человеческих жизней? Они везли медицинское оборудование для производства антидота. К несчастью, черноястребы напали на конвой с целью похитить оборудование, такие вещи ценятся очень дорого. Как же низко пали некоторые люди, правда? Произошла схватка, и один из сопровождающих космоястребов сильно пострадал. Черноястребы уже приближались, чтобы добить его, но мой отец задержался, пока не забрал на борт весь экипаж. Он совершил прыжок, когда корабль уже был окружен искажающим полем. Это был его единственный шанс, и старушка «Леди Мак» справилась, но и сама оказалась сильно повреждена. Зато люди остались в живых. — Джошуа прикрыл глаза, словно заново переживая давнюю боль. — Отец не слишком-то любил об этом распространяться.

— Он не врет? — мрачно спросил Рубен.

— На Англаде была какая-то эпидемия? — поинтересовалась Тула.

— Была, — подтвердила «Энона». — Двадцать три года назад. Хотя свидетельств о нападении на спасательную миссию у меня нет.

— Ты меня удивляешь, — заметила Сиринга.

— Похоже, этот капитан — отличный парень, — сказала «Энона». — И ты ему очень понравилась, это очевидно.

— Я лучше уйду в монастырь к адамистам. И оставь, пожалуйста, психологический анализ нам, людям.

В молчании корабля чувствовалась укоризна.

— Что ж, хорошо, — с некоторым смущением заговорила Сиринга. — Это дело прошлое. Но твои проблемы относятся к настоящему.

— Сиринга, — окликнул ее Оксли.

Его настороженный тон вызвал у нее беспокойство.

— Да?

— Мы вскрыли две грузовые капсулы. В обеих кольца для токамаков, как и указано в сопроводительном листе. Ничего, что относилось бы к работе с антиматерией.

— Что? У них не может быть колец для обычных реакторов.

Глазами Оксли она осмотрела крошечную кабину вспомогательного катера. Рядом с Оксли сидела пристегнутая ремнями Эйлин Карух, на мониторах мерцали разноцветные графики. Офицер систем связи сосредоточенно хмурилась, изучая информацию. Через узкий иллюминатор была видна рука-манипулятор МВС, держащая одну из капсул. Контейнер был открыт, и второй манипулятор приподнимал магнитное кольцо для ядерного генератора.

Эйлин Карух повернула голову к Оксли.

— Плохо дело. По нашим сведениям, в обеих этих капсулах должны были лежать кольца для изоляции антиматерии.

— Нас надули, — опять мысленно произнес Рубен.

— Перестань повторять одно и то же, — потребовала Сиринга.

— Что нам теперь делать? — спросил Оксли.

— Открывайте все капсулы, предположительно содержащие сдерживающие антиматерию кольца.

— Ладно.

— Все в порядке? — спросил Джошуа.

Она открыла глаза и изобразила убийственную улыбку.

— Просто прекрасно, спасибо.

Эйлин Карух и Оксли открыли все восемнадцать капсул, в которых должен был находиться запрещенный груз. И в каждой лежали аккуратно упакованные магнитные кольца для токамаков.

Сиринга приказала вскрыть еще пять контейнеров на выбор. В них было то же самое.

Сиринга сдалась. Рубен оказался прав, их надули.

Той ночью она лежала на койке и никак не могла уснуть, хотя напряжение последних десяти дней преследования основательно измотало ее организм. Рядом спал Рубен. Настроение после сегодняшнего дежурства было таким отвратительным, что о сексе не зашло и речи. Тем более что Рубен флегматично смирился с их поражением, что вызывало у Сиринги дополнительное раздражение.

— Где же мы ошиблись? — спросила она у «Эноны». — Мы же ни на миг не выпускали из виду эту развалину. Ты прекрасно справилась с преследованием. «Нефела» вызывала у меня больше беспокойства, ее ориентирование в пространстве нельзя даже сравнивать с твоими способностями.

— Может, это оперативники Идрии допустили ошибку?

— Они были абсолютно уверены в том, что кольца на борту. Я могла бы допустить, что Кальверт спрятал один комплект, на корабле хватает для этого места. Но не восемнадцать же контейнеров.

— Где-то должна была произойти замена.

— Но как?

— Я не знаю. Прости.

— Эй, это не твоя вина. Ты все сделала так, как тебя просили, несмотря на слой пены.

— Ненавижу эту штуку.

— Я знаю. Нам осталось продержаться еще пару месяцев. Потом военная служба закончится.

— Ну и отлично!

Сиринга улыбнулась в полумраке каюты:

— Мне казалось, что тебе нравится служба на флоте.

— Нравится.

— Но?

— Но в этих патрулях так скучно. В коммерческих рейсах мы будем общаться со множеством других космоястребов и биотопов. Мне будет повеселее.

— Да, наверное, так и будет. Просто хотелось бы закончить службу громким успехом.

— Джошуа Кальверт?

— Да! Он смеялся над нами.

— А мне он понравился. Молодой, беззаботный, мотается по всей Вселенной. Очень романтично.

— Ой, не надо! Ему недолго осталось мотаться. Слишком уж он самоуверен. Очень скоро он допустит ошибку, его подтолкнет к ней его же самонадеянность. Жаль только, что нас при этом не будет.

Она обняла одной рукой Рубена, чтобы, проснувшись, он понял, что она не злится. Сиринга закрыла глаза, но вместо звездного неба, обычно сопровождавшего ее перед погружением в сон, мысленному взору предстала насмешливая улыбка и грубоватое лицо, казалось, состоящее из одних углов.

Глава 13

Его звали Картер Макбрайд, и ему было всего десять лет; единственный ребенок, гордость родителей Димитрия и Виктории, которые баловали его настолько, насколько позволяли обстоятельства. Как и большинству представителей младшего поколения, река и джунгли ему безумно нравились. По сравнению с мрачными лабиринтами из бетона, стали и композита Лалонд был намного интереснее. Неограниченные возможности для игр. В уголке отцовского поля он отделил собственную грядку, битком забитую кустиками клубники с улучшенными генами, чтобы ее крупные алые ягоды не гнили в условиях непрерывных дождей и повышенной влажности. Еще у него имелся кокер-спаниель по кличке Чомпер, который постоянно попадал под ноги и утаскивал на улицу из дома различные предметы одежды. Картер проходил дидактические курсы у Рут Хилтон, и она говорила, что агрономические знания он усваивает достаточно хорошо и однажды станет многообещающим фермером. А поскольку мальчику скоро должно было исполниться одиннадцать, родители позволяли ему играть без присмотра, заявляя, что он достаточно ответственный, чтобы не углубляться в джунгли.

На следующее утро после того, как Хорст Элвис столкнулся в церкви с ли-килфом, Картер вместе с другими детьми мастерил на берегу реки плот из остатков строительных материалов, не пригодившихся взрослым. Вскоре он вспомнил, что уже минут пятнадцать не видел Чомпера, и оглядел вырубку. При виде рыжей шерсти, мелькнувшей между деревьями на задах хижин, он сердито окликнул глупого пса. Немедленной реакции не последовало, и Картер, разбрызгивая ботинками лужи и жидкую грязь, бросился вдогонку. К тому времени, когда он добежал до границы джунглей, лай доносился уже из гущи деревьев и лиан. Картер махнул рукой мистеру Тревису, рыхлившему почву вокруг своих ананасных саженцев, и ринулся в джунгли вслед за собакой.

Казалось, Чомпер умышленно ведет его вдаль от деревни. Картер звал и звал, пока не охрип. Ему стало ужасно жарко, и без того потрепанная футболка покрылась длинными потеками зеленовато-желтого сока оборванных лиан. Он сильно разозлился на Чомпера и поклялся, что посадит собаку на короткий поводок, как только доберется до дома. А потом обязательно будет водить пса на тренировки по послушанию, обещанные мистером Манани.

Погоня наконец закончилась на небольшой лужайке среди высоких деревьев квалтук, чьи кроны пропускали лишь малую часть солнечных лучей. Узкие стрелки травы доходили Картеру до колен, блестящие стволы деревьев обвивали пышные побеги лиан, отягощенных гроздьями лимонно-желтых ягод. Чомпер, ощетинившись, стоял посередине и рычал на дерево.

Картер ухватил его за загривок, гневно выкрикивая все, что в тот момент думал о собаках. Спаниель отчаянно упирался всеми четырьмя лапами и пронзительно лаял.

— Да что с тобой? — раздраженно спросил Картер.

А потом появилась высокая черная женщина. Только что перед ним было лишь дерево квалтук, а в следующее мгновение она в сером комбинезоне возникла в пяти метрах от него, стащила капюшон, и из-под него упали длинные каштановые волосы.

Чомпер замолк, а Картер, вцепившись в его шерсть и приоткрыв рот, уставился на женщину, не в силах сказать ни слова от удивления. Она подмигнула и поманила его рукой. Картер доверчиво улыбнулся и шагнул навстречу.

— Он у меня, — передала Камилла. — Хорошенький мальчишка.

— Вот и отлично, — отрывисто ответил Латон. — Постарайся оставить его так, чтобы побыстрее нашли.

— Хорст, так больше не может продолжаться, — воскликнула Рут. Священник только жалобно застонал. Он лежал на кровати, куда его бросили накануне ночью, сбившееся серо-зеленое одеяло туго обмоталось вокруг ног. Ночью его опять тошнило, и на полу у изголовья подсыхала липкая лужица.

— Уходи, — пробормотал он.

— Черт побери, прекрати себя жалеть и поднимайся.

Он медленно перевернулся. Рут увидела, что он плакал — вокруг глаз появились красные ободки, ресницы слиплись.

— Я говорю серьезно, Рут. Уходи, убегай отсюда. Забери с собой Джей и убегай. Найди лодку, заплати, сколько запросят, доберись до Даррингхэма, а потом улетай с этой планеты. Беги.

— Не говори глупости. Абердейл не так уж плох. Мы найдем способ справиться с привами. Сегодня вечером я попрошу Рая Молви созвать совет деревни и расскажу людям, что происходит. — Она немного помолчала. — Я хочу, чтобы ты поддержал меня, Хорст.

— Нет. Не делай этого. Не настраивай привов против себя. Пожалуйста, ради твоей же безопасности, Рут. Не делай этого. У тебя еще есть время, чтобы уехать.

— Ради бога, Хорст…

— Ха! Бог умер, — горько бросил он. — Или, по крайней мере, давным-давно исключил эту планету из Своего царства.

Он нетерпеливо махнул рукой, приглашая ее подойти ближе, и опасливо покосился на открытую дверь.

Рут нехотя шагнула к кровати, сморщив нос от резкой вони.

— Я видел его, — хрипло прошептал Хорст. — Вчера ночью. Он был там, в церкви.

— Кто там был?

— Он. Демон, которого они призвали. Я видел его, Рут. Красный, ослепительно красный. Адский огонь. Глаз сатаны открылся и смотрел прямо на меня. Это его мир, Рут. Его, а не Господа нашего. Нельзя было нам сюда приезжать. Нельзя.

— Проклятье, — выдохнула она.

В голове Рут пронесся целый вихрь весьма практических вопросов: как доставить его в Даррингхэм, есть ли на этой планете хоть один психиатр и кто будет работать в маленькой больнице их деревни? Она задумчиво провела по мокрым от пота волосам, взирая на Хорста как на сложную загадку, которую ей предстояло решить.

Рай Молви взбежал по деревянным ступеням и ворвался в хижину.

— Рут, — едва переводя дыхание, позвал он. — Я так и думал, что найду тебя здесь. Пропал Картер Макбрайд; его не видели уже два часа. Кто-то сказал, что он побежал за своим несносным псом прямо в джунгли. Я собираю поисковый отряд. Ты идешь?

Хорста он как будто и не заметил.

— Да, — ответила она. — Только попрошу кого-нибудь присмотреть за Джей.

— Миссис Кранторп позаботится о детях. Она соберет их у себя и накормит обедом. Мы отправляемся через десять минут.

— Я тоже помогу, — сказал Хорст.

— Как хочешь, — ответил Рай и поспешил выйти.

— Ну, ты произвел на него прекрасное впечатление, — заметила Рут.

— Рут, прошу тебя, беги отсюда.

— Мы поговорим об этом вечером. А сейчас я должна помочь отыскать ребенка. — Она немного помолчала. — Господи, Картер почти ровесник моей Джей.

Протяжный свист заставил всех припустить бегом. Арнольд Тревис, сгорбившись, сидел у подножия мейопового дерева. Он мрачно уставился в землю, даже не выпустив из губ серебряный свисток.

Поселенцы подбегали по двое, они ломились через кусты и обрывали лианы, выгоняя в раскаленное небо стаи кричащих птиц. Все быстро собрались на небольшой полянке, но то, что они там увидели, лишило их руки и ноги остатков сил. Под большим вишневым дубом образовался полукруг, и искаженные ужасом лица обратились к зловещей ноше дерева.

Пауэл Манани прибежал одним из последних. Рядом с ним, легко перепрыгивая через кусты подлеска, мчался Ворикс. Ощущения пса бушевали в мозгу Пауэла чередой монохромных образов, резкими звуками и разнообразием запахов. Но самым отчетливым был запах крови.

Манани протолкался сквозь группу оцепеневших поселенцев и взглянул на дуб.

— Боже!

Рука метнулась ко рту. Из горла рвался первобытный вопль, ему хотелось кричать и кричать, пока не извергнется боль.

Картер Макбрайд висел на дереве вниз головой. Его ноги удерживали на ветке обрывки высохшей лианы, как будто мальчик стоял на голове. Руки были разведены в стороны, и пара колышков поддерживала их параллельно земле. Длинные раны уже не кровоточили. В пропитанной кровью траве под его головой копошились собравшиеся на пиршество крошечные насекомые.

Димитрий Макбрайд на дрожащих ногах сделал два шага и упал на колени, словно на молитве. Его растерянный взгляд скользнул по пепельно-серым лицам односельчан.

— Не понимаю. Картеру ведь только десять. Кто мог это сделать? Я не понимаю. Объясните мне. — В повлажневших глазах, устремленных на него, он увидел отражение собственной боли. — Почему? Почему они это сделали?

— Привы, — произнес Хорст. Налитые кровью глаза маленького Картера смотрели на него, заставляя говорить. — Это перевернутый крест, — педантично пояснил он. В таком деле ему было очень важно, чтобы все поняли, о чем идет речь. — Это противоположность распятию. Понимаете, они поклоняются Брату Света. Он противостоит Господу нашему Иисусу, и члены секты, насмехаясь над истинным Богом, приносят свои жертвы. Все логично.

Хорсту вдруг стало очень трудно дышать, как будто он долго бежал.

Димитрий Макбрайд обрушился на него с силой пневматического молота, сбил с ног и навис над ним.

— Ты знал! Ты все знал! — выкрикивал он. Железные пальцы вцепились в горло. — Это же был мой сын. А ты все знал! — Голова Хорста приподнялась и снова ударилась о пружинистый дерн. — Он был бы жив, если бы ты все нам рассказал. Ты убил его. Это ты! Ты!

Мир Хорста стало затягивать тьмой. Он попытался что-то сказать, объясниться. Именно этому его и учили — убеждать людей принимать мир таким, каков он есть. Но он видел над собой только открытый в крике рот Димитрия Макбрайда.

— Оттащите его, — попросила Рут, обернувшись к Пауэлу Манани.

Инспектор окинул ее мрачным взглядом и неохотно кивнул. По его знаку двое поселенцев разжали пальцы Димитрия. Священник так и остался лежать на земле, жадно глотая воздух, словно жертва сердечного приступа.

Димитрий Макбрайд бессильно рухнул на траву и зарыдал, уткнувшись в землю.

Трое мужчин обрезали лианы и завернули тело мальчика в плащ.

— Что я скажу Виктории? — бессмысленно бормотал Димитрий. — Что же я ей скажу?

Дружеские руки ободряюще похлопывали его по плечам, выражая сочувствие, которое никак не могло уменьшить горе. Кто-то поднес к его губам карманную фляжку. Едкая жидкость, попавшая в горло, вызвала судорожный кашель.

Пауэл Манани стоял над Хорстом Элвисом. «Я виновен не меньше, — думал он. — Я знал, что этот крысеныш Квинн накличет беду. Но, Боже милостивый, такое злодейство. Привы не люди. Тот, кто решился на такое, способен на все».

На все. Мысль ударила его порывом ледяного ветра и смела остатки жалости к священнику-пьянице. Он ткнул в бок Хорста носком ботинка.

— Эй, ты? Ты меня слышишь?

Хорст захрипел и закатил глаза.

Пауэл направил в разум Ворикса всю свою ярость. Пес, злобно рыча, подскочил к Хорсту. Священник, увидев несущегося пса, с трудом поднялся на четвереньки, стараясь защититься от звериной ярости. Пес оглушительно залаял всего в нескольких сантиметрах от его лица.

— Эй! — протестующе воскликнула Рут.

— Молчи, — не глядя на нее, бросил Пауэл. — Ты. Священник. Ты слышишь меня?

Ворикс угрожающе рыкнул.

Теперь все смотрели на них, даже Димитрий Макбрайд.

— Такие уж они есть, — заговорил Хорст. — Таков баланс в природе. Белое и черное, добро и зло. Божье царство и преисподняя. Земля и Лалонд. Вы меня понимаете?

Он улыбнулся Пауэлу.

— Привы доставлены из разных аркологий, — с мрачным спокойствием произнес Пауэл. — До прибытия сюда они даже не встречались друг с другом. А это значит, что Квинн сделал их такими уже после приезда, он успел обратить их в свою веру. Тебе известна их доктрина, ты знаешь, что это такое. Как давно они стали последователями секты? До Гвина Лоуса? Да, священник? Они виновны в его страшной кровавой смерти посреди джунглей? Это они?

Среди поселенцев послышались порывистые вздохи. «Господи, только не это», — простонал кто-то.

Хорст все с той же безумной улыбкой смотрел на инспектора.

— С этого все началось, да, священник? — спросил Пауэл. — Квинну хватило нескольких месяцев, чтобы обратить их, сломить их дух и подчинить себе. Так? Этим он занимался в доме с треугольной крышей? А когда он прибрал к рукам всех привов, они занялись нами. — Он поднял руку, указывая пальцем на Хорста. И пожалел, что рука — не дуло ружья, чтобы можно было разнести в клочья это жалкое подобие человека. — Те ограбления еще в Даррингхэме, Гвин Лоус, Роджер Чедвик, Хоффманы. Господи, что же они вытворяли с Хоффманами, что решили сжечь их и скрыть свое злодейство от нас? И все потому, что ты нам ничего не сказал. Как ты объяснишь все это своему Богу, когда предстанешь перед ним, священник? Отвечай.

— Я не был уверен, — взвыл Хорст. — Вы же такой, как и они. Вы дикарь, вам нравится здесь. Единственная разница между вами и привами в том, что вам за это платят. Вы бы с ума сошли, если бы я только намекнул, что они обратились к секте, а не ко мне.

— Когда ты узнал? — заорал на него Пауэл.

Плечи Хорста поникли, он схватился за грудь и согнулся.

— В день гибели Гвина.

Пауэл запрокинул голову и угрожающе потряс кулаками.

— Квинн! — взревел он. — Я тебя достану. Я достану каждого из вас. Ты слышишь меня, Квинн? Можешь считать себя покойником.

Ворикс, подняв морду, поддержал его своим воем.

Пауэл обвел взглядом обращенные к нему лица и заметил, что сквозь ужас в них начинают сверкать искры гнева. Он неплохо изучил людей и знал, что эти уже на его стороне. А вскоре к ним присоединятся и остальные. Теперь, пока все привы не окажутся выслежены и уничтожены, никто не будет знать ни минуты покоя.

— Мы не можем так просто взвалить всю вину на привов, — заговорил Рай Молви. — Нельзя полагаться на его слова.

При этом он презрительно кивнул на лежащего Хорста, и Ворикс застал его врасплох. Пес прыгнул передними лапами ему на грудь и опрокинул. Ворикс залаял, щелкая клыками в нескольких сантиметрах от его носа, Рай Молви вскрикнул от ужаса.

— Ты, — обвиняющим тоном бросил ему Пауэл Манани. — Ты, адвокат! Это ты добивался у меня для них большей свободы. Ты позволил им построить этот треугольный дом. Благодаря твоим усилиям они стали шастать где попало. Если бы мы придерживались правил, если бы держали этих мерзавцев в грязи, где им самое место, ничего бы не произошло. — Он отозвал Ворикса от перепуганного Рая Молви. — Но ты прав. Мы не знаем, что привы имеют отношение к гибели Гвина, Роджера или Хоффманов. Мы не можем этого доказать, не так ли, защитник? Однако теперь убит Картер. Ты знаешь кого-нибудь, кто мог бы так надругаться над десятилетним ребенком? Знаешь? Если знаешь, думаю, мы должны об этом услышать.

Рай Молви, стиснув зубы, только покачал головой.

— Вот и ладно, — кивнул Пауэл. — Итак, что скажешь ты, Димитрий? Картер был твоим сыном. Как ты считаешь, что мы должны сделать с теми, кто на него напал?

— Убить их, — ответил Димитрий, стоя в центре небольшой группы утешавших его людей. — Истребить всех до последнего.

Высоко над деревьями кружилась в быстром воздушном танце пустельга, без видимых усилий она поднималась и опускалась над джунглями, лавируя в потоках влажного горячего воздуха. В подобных обстоятельствах Латон всегда доверял природным инстинктам птицы и только указывал ей направление. Далеко внизу, под почти непроницаемым пологом листвы, шли люди. Перед ним мелькали разноцветные пятна: лоскутки рубашечной ткани, грязная, блестящая от пота кожа. Инстинкты хищной птицы позволяли проследить каждое движение, так что создавалась более или менее полная картина. Четверо мужчин на импровизированных носилках несли тело мальчика. Они шли медленно, и не столько из-за корней и рытвин, преграждавших путь, сколько сгибаясь под моральной тяжестью.

Их опередила группа лидеров, возглавляемая Пауэлом Манани. Эти люди шагали быстро. Люди, идущие к своей цели. Латон различал их напряженные от ненависти лица и ощущал их мрачную решимость. Те, у кого не было с собой лазерных винтовок, вооружились дубинками и массивными палками.

Позади всех, кто оказался в поле зрения пустельги, брели Рут и Рай Молви. Слабые и удрученные, ссутулившиеся под тяжестью собственной вины.

Хорста Элвиса оставили на маленькой полянке. Он по-прежнему лежал свернувшись, дрожал всем телом, а время от времени испускал громкие крики, словно от невидимых ударов. Латон подозревал, что разум окончательно его покинул. Это не имело значения, свою роль он уже выполнил.

Лесли Атклифф с полной корзиной мышекрабов вынырнул на поверхность в десяти метрах от конца причала. Повернувшись на спину, он заработал ногами и поплыл к берегу. Над западным краем горизонта сгрудились свинцово-серые тучи. По его расчетам, дождь должен был начаться минут через тридцать.

На берегу, у самой кромки воды сидела Кей, она открыла корзину и стала перекидывать мышекрабов в короб, чтобы отнести для разделки. На ней были выгоревшие на солнце шорты, топик из обрезанной футболки, ботинки со спущенными на них голубыми носками и довольно лохматая шляпа из сухой травы, сплетенная самостоятельно. После нескольких месяцев пребывания на солнце ее тело покрылось ровным коричневым загаром, и Лесли поглядывал на девушку с удовольствием. Через три дня придет его очередь провести с ней ночь. Ему нравилось думать, что с ним в постели ей приятнее, чем с кем-либо другим. По крайней мере, все остальное время она разговаривала с ним по-дружески.

Ноги нащупали гальку, и Лесли встал.

— Вот тебе еще порция! — крикнул он.

Мышекрабы шевелились и ползали по корзине, там их набралось не меньше десятка. Узкие плоские тела с дюжиной тонких ножек, коричневая чешуя, похожая на мокрый мех, и клиновидная голова, заканчивающаяся черным кончиком — совсем как у мелких грызунов.

Кей улыбнулась и помахала ему рукой с зажатым в ней разделочным ножом. Стальное лезвие блеснуло на солнце. Ее улыбка подняла ему настроение на целый день.

Из джунглей, метрах в сорока от причала, вышла поисковая группа. Лесли сразу понял, что дело неладно. Они шагали очень быстро, как шагают сильно разозленные люди. И направлялись к причалу, все пятьдесят или больше человек. Лесли растерянно уставился на людей. Нет, они шли не к причалу, они шли к нему!

— Брат Божий, — прошептал он.

Люди шли с таким видом, словно собрались кого-то линчевать. Квинн! Это наверняка как-то связано с Квинном. А Квинн слишком умен, чтобы попасться.

Кей обернулась на гул голосов и заслонила рукой глаза от солнца. Из-под воды вынырнул Тони с полной корзиной, и он тоже в недоумении смотрел на приближающуюся толпу.

Лесли оглянулся. До противоположного болотистого берега, казавшегося отсюда сплошной стеной переплетенных лианами деревьев, было сто сорок метров. Внезапно он стал очень привлекательным, тем более что за последние несколько месяцев Лесли стал отличным пловцом. Если он сейчас же туда уплывет, они его никогда не найдут.

Первые поселенцы дошли до места, где сидела Кей. И она без всякого предупреждения получила сильный удар в лицо. Лесли видел, что сделал это мистер Гарлворт, сорокапятилетний ценитель вина, который собирался завести собственный виноградник. Тихий и спокойный человек, хотя и немного замкнутый. А теперь его лицо горело безумной яростью. Он даже одобрительно заворчал, когда кулак коснулся челюсти Кей.

Она вскрикнула от боли и упала на спину, из разбитой губы брызнула кровь. Тогда и все остальные столпились вокруг и стали бить ее ногами с яростью сейси, почуявшего кровь.

— Чтоб вас! — заорал Лесли.

Он отшвырнул корзину и побежал по мелководью, поднимая по сторонам высокие фонтаны брызг. Кей завизжала, но ее уже не было видно за мелькающими ногами. Лесли уловил блеск разделочного ножа. Один из мужчин упал, схватившись руками за голень. А потом в воздух взвилась дубинка.

Лесли так и не увидел и не услышал, опустилась ли она на избитую девушку. Он врезался в толпу поселенцев, бегом спускавшихся к воде. Среди них размахивал огромными кулаками и Пауэл Манани. Мир Лесли взорвался хаосом, где правили одни инстинкты. Кулаки обрушились на него со всех сторон. Он ожесточенно отбивался. Люди кричали и ревели. Чьи-то мясистые пальцы схватили его за волосы, и целые пряди с отвратительным треском отделились от черепа. Его окатила струя пены, словно схватка переместилась под водопад. В запястье вцепились клыки, и рука опустилась. Потом раздалось рычанье, сопровождающееся треском сломанных костей. Боль охватила все тело до последнего нерва. Почему-то это беспокоило его не так сильно, как могло бы. Но он уже не был способен отбиваться с прежней силой. Руки больше не повиновались. Он понял, что стоит на коленях, а окружающий мир смыли грязно-розовые потеки. Глинистая речная вода окрасилась кровью.

Какое-то мгновение больше ничего не происходило. Невидимые руки крепко удерживали его, не давая шевельнуться. Впереди возник Пауэл Манани с промокшей и всклокоченной бородой. Злобно ухмыляясь, он подошел ближе. В наступившей тишине Лесли услышал, как где-то далеко заплакал ребенок. Тяжелый ботинок Пауэла вдруг врезался ему в пах со всей силой, какую только мог продемонстрировать дюжий инспектор.

Взрыв боли оборвал все нити сознания. Лесли вылетел из жизни, оставшись в центре плотного алого неонового тумана, куда не проникали ни образы, ни звуки. Только непереносимая боль.

Красный свет сменился темнотой. К нему понемногу возвращались осколки сознания. Его лицо уткнулось в холодную гальку. Это было важно, но он никак не мог сообразить почему. Легкие разрывались от боли. Сломанная челюсть ему не повиновалась, и Лесли попытался вдохнуть воздух разбитым носом. В его легкие хлынула мутная, покрасневшая от крови вода Кволлхейма.

Лоуренс Диллон бежал, спасая свою жизнь, бежал от безумия, охватившего жителей Абердейла. Когда поисковая группа вернулась из джунглей, он вместе с Дугласом работал на небольшом участке земли позади треугольного дома. Высокие стебли бобов и цветущей кукурузы скрыли их от глаз людей, и поселенцы устремились на берег, где напали на Кей, Лесли и Тони. Подобного буйства жестокости Лоуренс еще не видел. Даже Квинн никогда не впадал в такое неистовство, его насилие всегда имело определенную цель.

И он, и Дуглас в оцепенении смотрели, как их товарищи падают под ударами поселенцев, и только когда Пауэл Манани вышел из реки, они сообразили, что надо бежать.

— Расходимся! — крикнул Лоуренс Дугласу, как только они нырнули в джунгли. — Так у нас будет больше шансов! — Он услышал громкий лай и понял, что по их следам мчится и это чудовище. — Надо найти Квинна. Предупредить его.

После этого они разбежались, прорываясь сквозь подлесок, словно он был сделан из папиросной бумаги.

Уже через минуту Лоуренс нашел едва заметную звериную тропу. После начала строительства деревни дандерилы покинули ее, и тропа немного заросла, но все же обеспечила ему небольшую прибавку к скорости. Старые ботинки быстро развалились, и он остался в одних шортах. Шипы и колючки острыми когтями впивались в кожу. Наплевать. Главное — выжить и убежать подальше от деревни.

А потом Ворикс свернул за Дугласом. Лоуренс безмолвно поблагодарил Брата Божия за милость и немного замедлил бег, подыскивая подходящие камни. Охотничий пес найдет его, как только расправится с Дугласом. Этот зверь почует его запах даже во влажных джунглях. Он приведет поселенцев к каждому спрятавшемуся приву. Надо что-то придумать, чтобы дать шанс остальным пережить сегодняшний день. Проклятый инспектор еще не знает, какую опасность могут представлять последователи Брата Света для всех, кто встает у них на пути. Эти размышления немного укрепили его дух, развеяв большую часть панического страха, за что он должен благодарить Квинна. Квинн показал, что в истинном освобождении нет места страху. Квинн помог ему отыскать внутреннюю силу, показал, как использовать таящегося внутри змея. Квинн, который так ярко являлся ему во снах черной фантастической фигурой, увенчанной языками оранжевого пламени.

Лоуренс поморщился, ощущая боль от многочисленных царапин, полученных во время безумного бега, и внимательно осмотрелся по сторонам.

Пауэл Манани давно привык смотреть на мир глазами Ворикса. Изображения в серо-голубых тонах казались сменяющими друг друга слоями теней. Деревья уносились далеко вверх, пока не исчезали в туманной пелене неба, кусты и мелкая поросль угрожающе нависали над головой, а черные листья разлетались в стороны, словно карты, бросаемые рукой опытного игрока.

Крепкий пес мчался по старой звериной тропе, преследуя Лоуренса Диллона. Запах молодого прива присутствовал повсюду. Он маслянистым туманом скапливался в отпечатках ног, оставленных в мягкой почве, и стекал с отброшенных его телом листьев и веток. Местами на почве встречались пятна впитавшейся крови, сочившейся из расцарапанных ног. Вориксу даже не требовалось опускать нос к земле.

В мозгу Пауэла непрерывным потоком мелькали ощущения: неутомимость мышц, толкающих вперед ноги, вывалившийся из пасти язык, горячее дыхание, раздувающее ноздри. Они работали в совершенном согласии, тело Ворикса и разум Пауэла, слившиеся в единое целое. Совсем как в тот момент, когда собака настигла Дугласа. Звериный рефлекс и человеческий опыт объединились в свирепой жажде разрушения и определили место сокрушительного удара. Пауэл и сейчас чувствовал, как мягкая плоть поддается под сильными лапами, как под клыками, разорвавшими горло, из сонной артерии брызжет кровь. Порой ему казалось, что в шелестящем ветерке еще слышится хрип Дугласа, захлебывающегося собственной кровью.

Но все это только предвкушение главной добычи. Скоро с собакой придется столкнуться Квинну. И Квинн будет кричать от страха. Как, наверное, кричал маленький Картер. Эта мысль подстегнула их обоих, и сердце Ворикса ликующе застучало.

След внезапно пропал. Ворикс пробежал еще несколько шагов, потом остановился, поднял тупую морду и стал энергично принюхиваться. Пауэл знал, что на его собственном лице появились хмурые морщины. Шел моросящий дождь, но этого было явно недостаточно, чтобы смыть свежий запах. Он почти догнал Лоуренса, прив затаился где-то неподалеку.

Позади собаки что-то мягко стукнуло о землю. Ворикс стремительно развернулся. В семи метрах от него стоял Лоуренс. В одной руке у него был лучевой нож, в другой связка сухих лиан, и он слегка присел на окровавленных ногах, словно собирался броситься на пса.

Парень, похоже, вернулся по своему следу и забрался на дерево. Хитрый шельмец. Но это ему не поможет, только не против Ворикса. У него имелся единственный шанс — спрыгнуть на пса и всадить нож, пока тот еще не понял, что произошло. Но и эту возможность он уже упустил.

Ворикс сорвался с места, и Пауэл довольно рассмеялся. Лоуренс начал раскручивать веревку из лианы. Слишком поздно Пауэл заметил, что на конце привязаны камни. Разум инспектора послал сигнал тревоги, когда Ворикс уже прыгнул. И в тот же момент Лоуренс запустил болу.

Предательские петли лианы с едва слышным свистом обвили передние лапы Ворикса и туго затянулись на покрытой шерстью шкуре. Один из камней угодил в голову, и шквал боли, переданный по сродственной связи, едва не оглушил Пауэла. Ворикс пошатнулся и неловко упал. Он тотчас согнулся, стараясь дотянуться до веревки зубами, но на него обрушилась невероятная тяжесть, едва не сломавшая хребет и выдавившая воздух из легких. Пес начал задыхаться. Вдобавок у него треснуло несколько ребер. Задние ноги отчаянно заскребли по земле в тщетной попытке сбросить прива.

Мозг Пауэла пронзило копье мучительной боли. Он закричал вслух и покачнулся. Одна нога у него отказала и подогнулась в колене. Сродственная связь на мгновение ослабела, вокруг проступили озабоченные лица поселенцев. Кто-то протянул ему руку, пытаясь поддержать.

От боли и шока Ворикс замер. Он совсем не чувствовал одной из задних ног. Пес изогнулся на взрытой земле. Его лапа валялась на окровавленной траве и еще подергивалась.

Лоуренс поднял свой нож и отсек вторую заднюю лапу. Кровь на желтом светящемся лезвии вскипела мелкими пузырьками.

Обе ноги Пауэла как будто сжали ледяные оковы. Он тяжело упал, со свистом глотая воздух открытым ртом. Мышцы бедер свело мучительными судорогами.

Лезвие ножа вонзилось слева в нижнюю челюсть, рассекая мышцы, кости и связки. Кончик проник в пасть и отсек большую часть языка.

Пауэлу стало трудно дышать, и он закашлялся. Тело сотрясала неудержимая дрожь. Его вырвало прямо на бороду.

Из изуродованной пасти Ворикса вырвался жалобный визг. Помутневшие от боли глаза вращались в поисках мучителя. Лоуренс двумя ударами отрубил передние лапы собаки у коленного сустава, оставив короткие культи.

В конце сумрачного закрученного тоннеля Пауэл увидел молодого парня с волосами цвета песка, прошедшего перед собакой. Он сплюнул на обезображенную морду Ворикса.

— Ну что, теперь ты уже не так ловок, как прежде? — Пауэл едва слышал его, голос звучал словно из глубокого колодца. — Не хочешь меня догнать, собачка? — Лоуренс, смеясь, закружился. Обрубки лап Ворикса задергались на влажной земле в жалком подобии бега. Его старания вызвали очередной взрыв смеха. — Гулять! Пойдем гулять!

Пауэл застонал в приступе бессильной ярости. Сродственная связь начала ослабевать, превращая поток ощущений оглушенного болью пса в тоненький ручеек.

— Я знаю, что ты меня слышишь, проклятый Манани! — закричал Лоуренс. — И надеюсь, эти раны заставят твое сердце истекать кровью. Я не собираюсь приканчивать твоего пса, не так быстро. Нет, я оставлю его валяться в грязи, крови и дерьме. И ты будешь чувствовать, как он умирает, долго-долго. Мне это нравится, потому что ты действительно любил свою собаку. Возмездие Брата Божия всегда настигает тех, кто ему противостоит. Ворикс — это только начало, понял? Я резал пса, представляя, что сделает с тобой Квинн.

Дождь уже разошелся вовсю, когда Джей вывела Санго, светло-гнедого коня Пауэла Манани, из-под навеса, заменявшего конюшню, позади дома инспектора. Мистер Манани сдержал слово, данное на «Свитленде», он позволял ей ухаживать за конем, помогать его кормить и выводить на прогулки. Два месяца назад, когда закончились самые срочные работы по строительству домов и расчистке полей, он начал учить ее ездить верхом.

Жизнь в Абердейле не стала сельской идиллией, как она мечтала, но в своем роде поселок оказался весьма приятным местечком. И Санго сыграл в этом не самую последнюю роль. Джей была уверена только в одном: она не хотела возвращаться ни в какую аркологию.

По крайней мере, до сегодняшнего дня.

Этим утром в джунглях что-то произошло, но никто из взрослых об этом не рассказывал. Ей и другим детям сказали лишь, что Картер умер. Но у причала произошла страшная драка, многие женщины плакали, да и мужчины тоже, только они старались скрыть слезы. А минут двадцать назад у мистера Манани случился ужасный припадок, он упал на колени, кричал и задыхался.

После этого некоторое время все было спокойно. В общественном зале прошло собрание, а потом люди разошлись по своим домам. И вот теперь они снова собираются посреди деревни и одеты так, словно отправляются на охоту. И все берут с собой оружие.

Она постучала по передней опоре хижины мистера Манани. Он вышел, одетый в темно-синие джинсы, рубашку в зеленую и голубую клетку и коричневую куртку, из карманов которой торчали цилиндрические магазины для лазерных винтовок. В руках он держал пару серых трубок длиной около полуметра и с пистолетными рукоятками на конце. Она таких никогда раньше не видела, но поняла, что это тоже оружие.

Их глаза на мгновение встретились, но Джей сразу уставилась в размокшую землю.

— Джей?

Она подняла голову.

— Послушай, малышка. Привы поступили плохо, очень плохо. Они все как будто сошли с ума.

— Как хулиганы в аркологиях?

Неприкрытое любопытство в ее голосе вызвало у него печальную улыбку.

— Что-то вроде этого. Они убили Картера Макбрайда.

— Мы так и подумали, — призналась она.

— Поэтому мы собираемся поймать их, чтобы они больше ничего не натворили.

— Понятно.

Он сунул мазерные карабины в седельную кобуру.

— Так будет лучше, моя милая, поверь мне. Послушай, ближайшие пару недель в Абердейле будет неспокойно, но потом все изменится. Обещаю. И ты увидишь, наша деревня станет лучшей на всем притоке. Я уже наблюдал, как такое происходит.

Она кивнула.

— Мистер Манани, пожалуйста, будьте осторожны.

Он поцеловал ее в макушку. В волосах девочки блестели капельки воды.

— Буду, — пообещал он. — И спасибо, что оседлала Санго. А теперь иди поищи свою маму, она немного расстроилась из-за того, что произошло сегодня утром.

— Я давно не видела отца Элвиса. Он вернется?

Он выпрямился, не в силах посмотреть ей в лицо.

— Только чтобы собрать свои вещи. Он больше не останется в Абердейле. Его работа здесь закончена.

Пауэл повернул коня к поджидающим его поселенцам, и под копытами зачавкала жидкая грязь. Большинство охотников надели непромокаемые накидки, уже заблестевшие от влаги. Теперь на лицах читалась не ярость, а беспокойство. Первый пыл после обнаружения тела Картера уже остыл, и люди переживали шок от убийства троих привов. Тревога за свои семьи и за собственную жизнь оказалась сильнее, чем жажда мести. Но конечный результат не изменился. Страх перед Квинном заставит их довести дело до конца.

Среди собравшихся он заметил и Рая Молви, сжимавшего в руках лазерную винтовку. Но теперь он не создавал проблем. Пауэл наклонился в седле, обращаясь к людям:

— Первое, о чем я хотел бы сообщить, — сломался мой коммуникатор. Я не смог доложить о том, что здесь происходит, ни шерифу в Шустере, ни в Даррингхэм. Коммуникаторы представляют собой довольно прочные устройства с большим запасом резервных функций, и я ни разу не слышал, чтобы они отказывали. Светодиоды горят, как обычно, так что дело не в питании. Три дня назад, когда я отправлял отчет, прибор работал. Предоставляю вам самим оценить значение того, что устройство отказало именно сегодня.

— Господи, да что же это?

— Это обычные хулиганы, — сказал Пауэл. — Озлобленные и испуганные. В этом вся их суть. А секта всего лишь способ держать их в руках, изобретенный Квинном.

— Но у них есть оружие.

— У них восемь лазерных винтовок, но без запасных магазинов. Здесь я уже насчитал около ста двадцати штук. Они не смогут стать для нас проблемой. Стреляйте на поражение и не тратьте время на предупреждения. Это все, что нам остается делать. У нас нет судей и нет времени на суды. Я абсолютно уверен, что они виновны. И я хочу, чтобы ваши дети могли гулять в деревне, не оглядываясь через плечо до конца своих дней. Ведь ради этого вы сюда и приехали, не так ли? Чтобы оставить на Земле все дерьмо, которое там накопилось. Так вот, часть его мы привезли с собой. Но сегодня мы с ним покончим. И больше таких трагедий, как с Картером Макбрайдом, не будет.

К собравшимся вернулась решимость, люди кивали друг другу и подбадривали товарищей взглядами, а после упоминания имени Картера пальцы еще крепче сжали оружие. Ими овладело коллективное возбуждение, заранее избавляющее от чувства вины.

Пауэл Манани с удовлетворением отметил перемену в настроении. Теперь они снова готовы идти за ним, как и в тот день, когда высадились на берег, до того как в его дела стал вмешиваться этот идиот Молви.

— Сегодня утром привы разделились на три группы. Две помогают на фермах в саванне, а одна отправилась на охоту, к востоку от деревни. Мы тоже разделимся. Арнольд Тревис, ты неплохо знаешь джунгли к востоку отсюда, так что бери пятьдесят человек, и постарайтесь отыскать охотников. Я поскачу на фермы, чтобы предупредить хозяев. Думаю, что Лоуренс Диллон туда и направляется, поскольку там сейчас Квинн. Остальные как можно быстрее идите за мной и, ради бога, не рассеивайтесь. Когда доберетесь до ферм, решим, что делать дальше. Ну все. В путь.

Расширение загона в хозяйстве Скиббоу оказалось делом нелегким; столбы для ограды приходилось вырубать в джунглях, а потом тащить к ферме за целый километр. Да и вбивать их было тяжело из-за толстого слоя высохшей травы, которую требовалось разгрести, чтобы обнажилась плотная песчанистая почва. Обед, приготовленный Лорен Скиббоу, состоял из холодного мяса курронов и каких-то дряблых и безвкусных вареных овощей, даже не тронутых большинством привов. А в довершение ко всему Джеральд Скиббоу ушел в саванну разыскивать сбежавшую овцу, и старшим остался Фрэнк Кава, мелкий мерзавец, обожавший распоряжаться.

Уже к середине дня Квинн решил, что в следующей церемонии черной мессы Скиббоу и Кава сыграют одну из ведущих ролей.

Вырубленные утром стволы разложили на траве, отметив квадрат со стороной тридцать пять метров, прилегающий к уже имевшемуся загону. Квинн и Джексон Гэль работали в паре, по очереди вбивая бревна в землю, а остальные четверо привов приколачивали к столбам горизонтальные брусья. Они закончили огораживать одну сторону и вбили три столба на следующей. Уже давно шел дождь, но Фрэнк не позволил прекратить работу.

— Ублюдок, — после очередного удара кувалдой пробормотал Джексон Гэль. Столб погрузился в почву еще на три сантиметра. — Он хочет, чтобы мы закончили до ночи, хочет показать Джеральду, какой он умный мальчик. А нам придется тащиться обратно в темноте.

— Не беспокойся об этом, — ответил Квинн.

Стоя на коленях, он не без труда удерживал вертикально намокший ствол мейопового дерева.

— От этого дождя все стало скользким, — пожаловался Джексон. — Так недолго и покалечиться, а на этой планете так калекой и останешься. Этот старый пропойца, священник, ничего не понимает в лечении.

Кувалда снова ударила по столбу.

— Расслабься. Я как раз подумал, что эта ферма станет для нас отличной целью.

— Точно. Знаешь, что меня больше всего бесит? Что Фрэнк каждую ночь укладывается в постель с Паулой. У нее, конечно, не такие титьки, как у Мэри, но, Брат Божий, каждую ночь!

— Ты когда-нибудь думаешь о чем-то другом, кроме как потрахаться? Я ведь отдал тебе Рейчел, не так ли? А она ничуть не хуже наших девчонок.

— Да, конечно. Спасибо, Квинн. Извини.

— Ладно, давай подумаем, кого еще приобщить и когда лучше это сделать.

Джексон поправил обрывки ткани, обмотанные вокруг ладоней, чтобы не скользила рукоять кувалды.

— Может, Тони. Он неплохо освоился в деревне, часто разговаривает с поселенцами. Думаю, пора напомнить ему, на чьей он стороне.

— Возможно.

Джексон еще раз ударил кувалдой.

Вдали, за волнующимся морем травы, где темнела тонкая зеленая линия начинающихся джунглей, Квинн боковым зрением уловил какое-то движение.

— Подержи-ка, — сказал он Джексону и увеличил мощность зрительных вставок до максимального приближения. Проявилась фигура бегущего человека. — Это же Лоуренс. Брат Божий, да он еле живой. — Квинн кинул взгляд на местность позади парня в поисках сейси или кроклева. Что же заставило его так мчаться? — Пошли, — бросил он и рысцой направился ему навстречу.

Джексон положил кувалду и последовал за ним.

Фрэнк Кава тщательно измерял промежутки между столбами ограды и раскладывал бревна. Хотя и был уверен, что эти неотесанные бродяги не оценят его помощи. За ними приходилось присматривать целый день и все объяснять. Он даже не сомневался, что большинство из них умственно отсталые типы, о чем свидетельствовало их хмурое молчание.

Он налег на лопату, вырезая остатки корней травы. Этот загон — весомое дополнение к их хозяйству. Животные повзрослели и подросли, и в старом загоне стало тесно. Кроме того, для следующего поколения потребуется больше пространства. Через несколько месяцев овец уже можно будет оплодотворять.

К идее переезда на Лалонд Фрэнк относился с большим сомнением. Но теперь не мог не признать, что принял правильное и самое важное решение в своей жизни. Здесь можно присесть вечером и увидеть, чего ты добился. Потрясающее ощущение.

И еще здесь с ним была Паула. Она пока ничего не говорила, но Фрэнк уже кое-что заподозрил. Уж очень живой и энергичной стала она в последнее время.

Непонятные звуки заставили его поднять голову — что-то было не так. Четверо привов продолжали приколачивать горизонтальные брусья, но с кувалдой никто не работал. Он потихоньку выругался. Квинн Декстер и здоровяк Джексон Гэль убежали от ограды уже на сотню метров. Невероятно. Он сложил ладони рупором и окликнул их, но те либо не слышали, либо проигнорировали его крик. Похоже, что проигнорировали. А потом он увидел, что кто-то движется со стороны джунглей — неуверенной поступью человека, бредущего из последних сил. Вот он упал и отчаянно замахал руками. Квинн и Джексон ускорили бег. Фрэнк нахмурился и направился к ним.

Последние два десятка метров Фрэнк пробежал, ориентируясь на звук голосов. Все трое скрылись в высокой траве.

Это оказался еще один прив, самый молодой парень. Он лежал на спине и отчаянно глотал воздух, одновременно пытаясь что-то сказать. Его босые ноги были жестоко изранены. Квинн и Джексон присели около него на корточки.

— Что здесь происходит? — спросил Фрэнк.

Квинн оглянулся через плечо.

— Убери его, — спокойно приказал он.

Фрэнк, увидев, что Джексон послушно поднялся, попятился.

— Погодите…

Паула и Лорен сидели в гостиной, поджидая, пока сварится варенье из элвайси — местных съедобных фруктов, темно-красных шариков диаметром около десяти сантиметров. На краю джунглей они обнаружили целые заросли невысоких чахлых деревьев и вчера долго обирали с них плоды. Вот только сахар уже стал проблемой; в деревне несколько человек выращивали сахарный тростник, но пара килограммов, купленные накануне, были не слишком высокого качества.

Однако Лорен считала, что со временем продукт будет лучше. Все в Абердейле постепенно улучшалось. Еще один повод радоваться здешней жизни.

Паула принесла из печи подогретые глиняные кувшины.

— Еще минуту, и будет готово, — сказала Лорен, помешивая смесь, кипящую в широкой кастрюле.

Паула поставила поднос с кувшинами и выглянула в открытую дверь. Из-за угла загона вышла группа мужчин. Джексон Гэль кого-то нес на руках — молодого парня с окровавленными ступнями. Двое других привов тащили еще одного человека, в котором она сразу узнала Фрэнка.

— Мама! — воскликнула Паула и выскочила за дверь.

У Фрэнка сильно пострадало лицо, нос превратился в бесформенную лепешку, губы были разбиты, глаза и щеки распухли и посинели. Он негромко застонал.

— О боже! — Паула схватилась за щеки. — Кто это его так?

— Мы, — ответил Квинн.

Лорен Скиббоу почти успела. В присутствии Квинна Декстера она всегда ощущала смутную тревогу, а вид Фрэнка ее сразу насторожил. Не медля ни секунды, она бросилась обратно в дом. Охотничьи лазерные винтовки висели на стене гостиной. Пять стволов, по одному на каждого. Первое ружье Джеральд взял утром с собой. Она потянулась за следующим, тем, которым раньше пользовалась Мэри.

Квинн ударил ее по почкам. Она отлетела к стене, отскочила назад, но получила новый удар сзади по коленям. Лорен застонала от боли и скорчилась на полу. Ружье со стуком упало рядом.

— Я сам подниму, спасибо, — произнес Квинн.

Лорен уже ничего не видела от слез, но услышала, как завизжала Паула, и сумела повернуть голову. Джексон Гэль втащил ее в дом, держа под мышкой, а та отчаянно била ногами.

— Ирли, Малькольм, соберите все оружие, запасные магазины, медикаменты и все припасы сушеных продуктов, — приказал Квинн собравшимся вокруг него привам. — Энн, следи за окрестностями. Манани скоро прискачет сюда на своей лошади, да и Джеральд может вернуться, не пропусти его.

Он бросил ей винтовку, девушка поймала оружие и коротко кивнула.

Ирли и Малькольм начали обшаривать полки.

— Заткнись, — прикрикнул Квинн на Паулу.

Ее крик оборвался, и Паула уставилась на него огромными от ужаса глазами.

— Так-то лучше, — бросил Квинн. — Имран, посади Лоуренса на стул, а потом собери в доме все ботинки. Они нам пригодятся. Путь предстоит неблизкий.

Лорен увидела, как молодого прива с израненными ногами опустили на стул у квадратного кухонного стола. Его лицо стало серым, и кожа блестела от обильной испарины.

— Найдите мне бинты и пару ботинок, и я буду в порядке, — сказал Лоуренс. — Правда, Квинн, я справлюсь.

Квинн провел пальцами по его лбу, поиграл с мокрой прядью светлых волос.

— Я знаю. Ты бежал как сам дьявол. Ты настоящий герой, Лоуренс. Правда. Ты лучше всех.

Лорен заметила обожание в поднятых на Квинна глазах парня. А потом увидела, как Квинн достал из кармана шортов лучевой нож. Она попыталась что-то сказать, когда лезвие вспыхнуло желтым сиянием, но только невнятно захрипела.

Квинн вонзил нож в основание головы Лоуренса, направив его вверх, так что кончик проник в мозг.

— Ты лучше всех, — пошептал он. — Брат Божий с радостью примет тебя в Ночи.

Тело Лоуренса соскользнуло на пол. Паула открыла рот в беззвучном вопле, а Лорен тихо заплакала.

— Эй, Квинн, — протестующе воскликнул Ирли.

— Что? Нам надо было еще вчера убраться отсюда. Ты видел его ноги, он бы нас задержал. И тогда переловили бы всех. Ты этого хочешь?

— Нет, — с запинкой пробормотал Ирли.

— Так лучше, чем если бы они добрались до него, — сказал Квинн, обращаясь к самому себе.

— Ты правильно сделал, — согласился Джексон Гэль.

Он повернулся к Пауле и жадно усмехнулся. Она взвизгнула и вжалась глубже в угол, но Джексон схватил ее за волосы и поднял.

— У нас нет времени, — спокойно заметил Квинн.

— На это есть. Я вас не задержу.

Крики Паулы возобновились с новой силой, и Лорен попыталась подняться.

— Напрасно! — крикнул ей Квинн.

Его ботинок ударил в висок. Лорен, как сломанный механоид, опрокинулась на спину, не в силах пошевельнуться. В глазах помутнело, только на сером фоне двигались неясные тени. Но она видела, как Квинн снял со стены ружье Паулы, спокойно проверил заряд и застрелил Фрэнка. А потом развернулся и направил дуло на нее.

Резкая трель сигнального свистка разнеслась по джунглям. Скотт Уильямс вздохнул, встал на ноги и стряхнул прилипшие к комбинезону листья.

Сволочи! Он был уверен, что впереди в подлеске шуршал дандерил. Что ж, теперь уже не проверишь.

— Интересно, что случилось? — спросил Алекс Фиттон.

— Откуда я знаю? — бросил в ответ Скотт.

Он ничего не имел против Алекса. Этот двадцативосьмилетний парень охотно разговаривал с привами. И знал немало смешных непристойных побасенок. Скотт нередко охотился с ним в паре.

Свисток повторился. Алекс недовольно заворчал.

— Пойдем.

Они поспешили на звук. Из-за деревьев появились и другие пары охотников, все собирались на свист. То тут, то там звучали недоуменные вопросы. Причины сбора никто не знал. Сигнал, поданный свистком, должен был означать либо несчастный случай, либо окончание охоты.

На вершине крутого земляного холма Скотт с удивлением увидел большую группу людей — сорок или пятьдесят человек. Вероятно, они пришли из деревни. Впереди стоял Рай Молви и что было сил дул в свисток. Пока они с Алексом Фиттоном поднимались по склону, Скотт отметил, что все взгляды обращены в их сторону.

На краю холма стояло большое дерево квалтук, и толстая ветка нависала над склоном. К ней были привязаны три веревки из силиконового волокна.

Группа молчащих поселенцев разделилась, образовав проход к дереву. Скотт, уже встревоженный не на шутку, прошел между ними и увидел, что висит на дереве. Джемайма явно была последней, она еще кашляла и судорожно дергалась. На побагровевшем лице выпучились помертвевшие глаза.

Он развернулся, пытаясь убежать, но кто-то прострелил бедро лазерным импульсом, а потом его подтащили к дереву. Петлю ему на шею накинул Алекс Фиттон. По лицу парня текли слезы, но, с другой стороны, Алекс был зятем Роджера Чедвика.

Поспешное возвращение на ферму чуть не стоило Джеральду Скиббоу жизни. Он и так уже повернул назад, таща за собой сбежавшую овцу, как вдруг увидел дым. Орландо, пес из породы немецких овчарок, весело скакал в высокой траве. Он понимал, что заслужил похвалу, отыскав след овцы. Джеральд с улыбкой смотрел на его проделки. Пес уже значительно подрос. И, как ни странно, учить его лучше всех получалось у Лорен.

За сегодняшнее утро Джеральд обошел чуть ли не половину саванны. Кто бы мог подумать, что проклятая овца успеет за несколько часов убежать так далеко. Они с Орландо нашли ее в овраге с крутыми склонами, в трех километрах от фермы. Хорошо хоть сейси редко покидали джунгли. И кроклевы им почти не досаждали. Хотя и говорили, будто они рыщут по лугам, всего несколько раз их стройные силуэты мелькали среди травы, да по ночам иногда слышался грозный рев.

До дома оставалось еще километра два, когда в небо поднялся вселяющий страх бело-голубой столб дыма. Откуда он исходит, пока было не видно, скрыто за горизонтом. Джеральда прошиб холодный пот. До любой другой фермы несколько километров, так что источник дыма мог быть только один. В безоблачном лазурном небе как будто растворялась вся его жизнь. Ферма для него — все, он вложил в нее и силы, и средства, другого будущего у Джеральда не было.

— Лорен! — закричал он. Уронив веревку с привязанной овцой, он бросился бежать. — Паула!

Лазерная винтовка била его в бок. Он отстегнул и выбросил оружие. Орландо, уловив тревогу хозяина, громко залаял.

Ему мешала чертова трава. Она путалась в ногах и задерживала его. Кочки и рытвины тоже затрудняли бег. Он падал, раздирая руки и царапая колени. Наплевать. Джеральд вставал и снова пускался бегом. Снова и снова.

Саванна поглощала все звуки вокруг. Шорох травы, бьющей по рабочим штанам, затрудненное дыхание, проклятия, вырывавшиеся каждый раз, когда он падал, — все они тонули в жарком неподвижном воздухе, словно атмосфера питалась ими и жадно ловила каждый звук.

Последние две сотни ярдов были самыми трудными. Он преодолел небольшой подъем, и перед ним предстала ферма. От дома остался только каркас, крепкие почерневшие бревна, охваченные пламенем. Крыша и стены уже прогорели и осыпались струпьями ободранной шкуры, бесформенными обломками вокруг основания.

Скот разбежался. Перепуганные ревом и блеском огня, животные проломили ограду загона. Но пробежали всего около сотни метров, а потом беспорядочно разбрелись по равнине. Около пруда он увидел спокойно пьющих воду двух свиней и лошадь. Остальные паслись на траве.

Ни одной живой души больше не было видно. Ни одного человека. У него вырвался изумленный вздох. Где же Фрэнк, Лорен и Паула? И где бригада привов? Они могли бы хоть попытаться погасить огонь.

Едва волоча ноги и глотая обжигающий воздух, он пробежал последний отрезок в полной растерянности. В воздух взвился яркий сноп золотых искр. Каркас дома с жалобным скрипом наклонился и начал разваливаться.

Джеральд, видя, как падают последние бревна, горестно вскрикнул. В пятнадцати метрах от пожарища он остановился.

— Лорен? Паула? Фрэнк?

Его голос потонул в треске искр. Никто не откликнулся. Он был слишком испуган, чтобы приблизиться к развалинам дома. Затем послышался жалобный вой Орландо, и он подошел к собаке.

Это была Паула. Его дорогая Паула, сидевшая у него на коленях в квартире в аркологии и со смехом дергавшая его за нос. Она выросла и стала хорошенькой молодой женщиной, обладающей скрытой внутренней силой. И расцвела в этой полной опасностей земле.

Паула. Ее глаза безучастно смотрели на летящие искры. В центре ее лба, обожженное по краям, зияло отверстие от заряда охотничьего лазера.

Джеральд Скиббоу, зажав рукой рвущийся изо рта вопль, смотрел на свою дочь. Потом ноги у него подкосились, и он медленно осел на измятую траву.

Там его и нашел Пауэл Манани, приехавший через сорок минут. Инспектор с первого взгляда оценил обстановку. Вся ненависть и ярость, накопившиеся в его душе за день, кристаллизовались в ледяное грозное спокойствие.

Он осмотрел дымящиеся руины дома. Внутри обнаружилось три обгоревших трупа, и это его сначала озадачило, но он быстро догадался, что вторым мужчиной мог быть Лоуренс Диллон.

Квинн наверняка захочет двигаться быстро. А ноги Лоуренса были сильно искалечены еще тогда, когда он убивал Ворикса. Да, этот Квинн — хладнокровный ублюдок.

Куда же он мог направиться?

Теперь в живых осталось только шесть привов. Когда Пауэл Манани добрался до фермы Николса, вторая бригада привов работала на стройке амбара. Его мазерный карабин уничтожил их одного за другим прямо на глазах у семьи Николса. Потом он объяснил им, в чем дело, но те все равно смотрели на инспектора как на чудовище. Это его не беспокоило. Завтра им все расскажут другие поселенцы.

Пауэл посмотрел на полоску джунглей, темневших в километре от него. Квинн определенно там, это очевидно. Но найти его будет нелегко. Если только… Квинн может ведь и вернуться к деревне. Он теперь настоящий бандит, ему нужна провизия и оружие, чтобы добраться до Шустера. Небольшая мобильная банда способна долго скрываться и от шерифа, и даже от пристава, если только губернатор сочтет нужным его послать.

Орландо ткнулся носом ему в ногу, и Пауэл машинально погладил собаку. Теперь как никогда ему был нужен Ворикс. Псу бы и часа хватило, чтобы выследить Квинна.

— Верно, — произнес он, обращаясь к овчарке. — Назад, в Абердейл.

В любом случае он обязан предупредить поселенцев. Квинн наверняка забрал оружие с фермы. Благодарение Богу, что колонистам позволялось привозить только охотничьи ружья, а не крупнокалиберное оружие.

Джеральд Скиббоу не сказал ни слова, когда Пауэл прикрыл тело Паулы куском брезента, под которым прятали сено от дождя. Скиббоу послушно пошел за инспектором и сел на лошадь, когда тот ему приказал.

Вдвоем они отправились по саванне обратно к ферме Николса, следом в густой траве побежал и Орландо. Покинутые животные, еще возбужденные неожиданно обретенной свободой, сгрудились у водопоя.

Джей Хилтон скучала. На полях и в огородах никто не работал, и деревня выглядела непривычно тихой. Почти сразу после обеда детей позвали по домам. Все вокруг опустело, хотя она, гуляя по знакомым тропинкам, видела, как из окон выглядывают люди.

Мать не захотела с ней разговаривать, и это тоже было очень необычно. После того как Рут вместе с остальными вернулась с поисков Картера Макбрайда, она просто лежала на кровати и смотрела в потолок. И не присоединилась к группе мистера Манани, преследующей привов.

Джей подошла к церкви. Отец Элвис все еще не вернулся. Она уже поняла, что он совершил какой-то ужасный проступок, это стало ясно по реакции мистера Манани, когда она произнесла его имя. К тому же он часто напивался. Но все равно нельзя ему оставаться в джунглях, когда близится ночь. Солнца, скрывшегося за вершинами деревьев, уже не было видно.

Ее живое воображение мгновенно наполнило джунгли самыми разнообразными картинами. Священник упал и сломал ногу. Он перепутал тропу и заблудился. Или забрался на высокое дерево, спасаясь от сейси.

Джей познакомилась с джунглями сразу, как только дидактическая карта отпечаталась в мозгу. Если она отыщет отца Элвиса, ее назовут настоящей героиней. Она торопливо оглянулась на свой дом. Света внутри не было. Мама не заметит ее отсутствия в течение получаса или около того. И Джей побежала к сумрачной стене деревьев.

В джунглях стояла тишина. Улетели даже курроны. И тени стали непривычно глубокими. Оранжевые и розовые стрелы вечернего света пронзали шелестящую листву и в сгущающемся сумраке казались необычайно яркими.

Минут через десять она подумала, что отправляться на поиски в одиночку было не слишком хорошей идеей. Утоптанная тропа, ведущая к фермам в саванне, находилась недалеко. Джей пересекла полосу подлеска и вышла на тропу уже через пару минут.

Так намного лучше, она могла видеть метров на семьдесят в любом направлении. Волнение частично улеглось.

— Отец? — неуверенно крикнула она. Голос среди притихших и темных деревьев прозвучал очень громко. — Святой отец, это я, Джей.

Она огляделась кругом. Ничто не шелохнулось, нигде не слышалось ни звука. Ей захотелось встретить одну из охотничьих групп, чтобы вернуться вместе с другими людьми. Сейчас ей была бы в радость любая компания.

За спиной у нее что-то хрустнуло, словно кто-то наступил на ветку.

— Отец?

Джей снова развернулась и невольно взвизгнула. В первый момент ей показалось, что голова черной женщины сама по себе парит в воздухе, но, прищурив глаза, она рассмотрела и силуэт ее тела. Свет как будто обтекал ее, оставляя по краям узкую полоску розовых и голубых разводов.

Женщина подняла руку. Листья и ветки плавно шевельнулись на ее ладони, в точности повторяя закрытый телом рисунок. Она приложила палец к губам, а потом поманила девочку за собой.

Санго легким галопом скакал по тропе в Абердейл, не сбавляя темпа, поскольку вокруг стволов под деревьями уже расползались тени. Время от времени Пауэл Манани нагибал голову, уклоняясь от низко нависших ветвей. Этот маршрут он уже выучил наизусть. Он почти не смотрел на тропу, занятый обдумыванием различных вариантов ситуации.

Завтра все должны оставаться в деревне и выставить дозоры, чтобы остальные могли продолжать работу на полях. Любое нарушение привычной жизни станет победой для Квинна, а этого Манани допустить не должен. Люди и так потрясены тем, что произошло, и придется с нуля восстанавливать их уверенность в своих силах.

Четверть часа назад он обогнал возвращающуюся в селение группу Арнольда Тревиса. А группа, отправленная в саванну, похоронит привов, застреленных им в хозяйстве Николса. Завтра несколько человек пойдут к ферме Скиббоу и помогут на месте, насколько это будет в их силах.

Хотя там мало что сделаешь, с горечью подумал он. Но могло быть и хуже. Впрочем, могло быть и намного лучше.

При мысли об оставшемся на свободе Квинне Пауэл от злости со свистом втянул воздух сквозь сжатые зубы. На рассвете он отправится вниз по реке в Шустер. Шериф свяжется с Даррингхэмом, и тогда будет организована настоящая охота на этого мерзавца. Он давно знаком с инспектором из Шустера, Грегором О’Кифом, у которого есть сродственная связь с доберманом. Они могли бы сразу поискать Квинна, пока след не остыл. Грегор поймет, насколько это срочно.

Произошедшее здорово подпортит его личное дело. Убиты целые семьи, а привы подняли открытый мятеж. После такого комитет по землеустройству может не продлить его контракт инспектора. Ну и черт с ними. Сейчас самое главное — это Квинн.

Внезапно Санго заржал и встал на дыбы. Пауэл инстинктивно натянул поводья. Конь опустился, но Пауэл почувствовал, что ноги не держат животное. Инерция бросила его вперед, голова ударилась о поднятую лошадиную шею, жесткая грива хлестнула по лицу, и во рту появился привкус крови.

Санго по инерции протащило по земле еще пару метров, а потом он окончательно завалился набок. Правая нога Пауэла, прижатая всей тяжестью лошадиного крупа, сломалась с оглушительным треском. На мгновение он потерял сознание. Придя в себя, Пауэл попытался встать. Нога ниже бедра полностью онемела. Он ощутил опасное головокружение. По всему телу выступил холодный пот.

Бок лошади намертво прижал его к земле. Манани уперся локтем и попытался вытащить ногу. Нервные окончания вспыхнули ослепляющей болью. Он застонал и, тяжело дыша, упал на пружинистую траву.

В подлеске за его спиной послышался шорох. Звук шагов.

— Эй! — закричал он. — Помогите, ради бога. Чертов конь придавил мне ногу, я ее совсем не чувствую.

Он вывернул шею и оглянулся. Из темноты вдоль тропы выступили шесть фигур.

Квинн Декстер рассмеялся.

Пауэл в отчаянии рванулся к мазерному карабину, лежащему в седельной кобуре. Пальцы уже обхватили рукоятку.

Энн только этого и ждала. Инфракрасный импульс из ее лазерной винтовки ударил в кисть Пауэла и прошел насквозь. Кожа и мышцы мгновенно испарились, оставив пятисантиметровое отверстие, жар закупорил вены, а сухожилия полопались. Кожа возле раны почернела и осыпалась струпьями, а вокруг образовалось кольцо волдырей. Из горла Пауэла вырвался сдавленный рык, рука отдернулась назад.

— Тащите его сюда, — приказал Квинн.

Дьявольский огонек снова в церкви. Это было первое, что обнаружил Хорст по возвращении в деревню.

Большую часть дня он просто не помнил. Наверное, лежал несколько часов на маленькой полянке. Рубашка и брюки промокли под дождем и были вымазаны в грязи. И на него до сих пор смотрели налитые кровью глаза Картера Макбрайда.

«Это твоя вина!» — в ярости кричал инспектор Манани. И он был прав.

Грех попущения. Вера в победу человеческого достоинства. Он верил, что надо только подождать — и привы устанут от дурацких ритуалов и поклонения. И поймут, что секта Братьев Света — всего лишь фарс, выдуманный Квинном, чтобы держать их в подчинении. А тогда они обратятся к нему, и он простит их и приведет в лоно Божьей церкви.

Его самоуверенность стоила жизни ребенку и, возможно, еще нескольким людям, если верны подозрения Рут и Манани. Хорст сомневался, хочет ли он после этого продолжать жить.

Он подошел к поселению, когда с востока уже надвигалась тень, а над темными верхушками деревьев зажглись самые яркие звезды. В нескольких домах горели желтые огоньки, но вокруг стояла мертвая тишина. Жизнь покинула их деревню.

Духовного начала, решил Хорст, вот чего им не хватает. После всего, что они совершили, после отмщения и казни привов это место все равно осквернено. Они уже вкусили «яблока», и познание истины отозвалось разладом в их душах. Они познали зверя, живущего в их сердцах. Хоть и нарядили его в одеяния чести и цивилизованного правосудия. Они знают.

Тяжелыми шагами он вышел из тени и приблизился к храму. Эта маленькая простая церквушка стала символом всего злого, что таилось в деревне. Построенная на обмане, приют глупца, осмеянного всеми вокруг. «Даже здесь, на Богом забытой планете, в дальнем захолустье Конфедерации, где мало что имеет значение, я не смог возвести ее правильно. Я не могу делать то, чему перед Господом нашим посвятил всю свою жизнь. Я не могу помочь им поверить в самих себя».

Он толкнул заднюю дверь. На передней скамье, завернутый в одеяло, лежал Картер Макбрайд. На алтаре горела единственная зажженная кем-то свеча.

Маленькая красная звездочка мерцала в метре над телом.

Все муки Хорста вернулись сокрушительным потоком, угрожающим окончательно разрушить психику. Он прикусил дрожащую нижнюю губу.

Если существует Триединый Бог, говорится в доктрине секты сатанистов, значит, Князь Тьмы тоже реален. Поскольку сатана искушал Иисуса, значит, оба они ходили по Земле, и оба должны вернуться.

Хорст Элвис смотрел на красный огонек и снова ощущал, как на его разум давит тяжесть тысячелетий. Столь явное доказательство существования сверхъестественного было величайшей насмешкой над верой. Человек должен сам прийти к вере, ее нельзя насаждать насильно.

Как будто гигантская невидимая рука толкнула его в спину, и Хорст упал на одно колено.

— Прости меня, Господь милосердный. Прости мою слабость. Только на Тебя и уповаю.

Звездочка скользнула по воздуху в его сторону. Ее света не было заметно ни на полу, ни на скамьях.

— Кто ты? Зачем пришел сюда? За душой ребенка? Ради нее призвал тебя Квинн Декстер? Но мне жаль тебя. Этот мальчик был чист в своих помыслах, и не важно, что вы с ним сделали, что заставили его сказать. Господь наш не отвергнет его из-за бесчеловечности твоих приспешников. У врат рая Картера будет встречать сам архангел Гавриил.

Огонек остановился, не долетев до Хорста двух метров.

— Вон! — крикнул Хорст. Сила безрассудного отчаяния укрепила его мышцы. — Я изгоняю тебя из этого места. Ты проиграл. — Его лицо дрогнуло в медлительной усмешке, из уголка рта вытекла капелька слюны, скрывшаяся в бороде. — Старый грешник в твоем присутствии снова воспрянул духом. Ты посмел осквернить святую землю. А теперь убирайся! — Он не дрогнувшей рукой указал на тонущие в сумерках джунгли за дверью. — Вон отсюда!

На ступенях послышался торопливый топот, и дверь распахнулась.

— Отец! — во весь голос закричала Джей.

Худенькие ручки обхватили его за пояс с силой взрослого мужчины. Хорст инстинктивно обнял ее и пригладил растрепавшиеся волосы.

— Ох, святой отец, — всхлипнула она. — Это было ужасно, они убили Санго. Они застрелили его. Он умер. Санго умер.

— Кто это сделал? Кто в него стрелял?

— Квинн. Привы. — Ее лицо приподнялось ему навстречу. Глаза припухли от слез. — Она заставила меня спрятаться. А они были так близко.

— Ты видела Квинна Декстера?

— Да. Он застрелил Санго. Я ненавижу его.

— Когда это было?

— Только что.

— Здесь? В деревне?

— Нет. Мы были на тропе к фермам, примерно в полукилометре отсюда.

— Кто был с тобой?

Джей шмыгнула носом и потерла глаза кулаком.

— Я не знаю, как ее зовут. Это черная женщина. Она в своем смешном костюме вышла из джунглей. И сказала, что я должна быть очень осторожна, потому что привы совсем близко. Я испугалась. Мы спрятались от них за кустами. А потом Санго выскочил на тропу. — У нее задрожал подбородок. — Он умер, отец Хорст.

— А где теперь эта женщина?

— Ушла. Она довела меня до деревни, а потом ушла.

Хорст, более озадаченный, чем встревоженный, попытался разобраться в своих мыслях.

— А что не так с ее костюмом?

— Он стал как будто частью джунглей, так что женщину очень трудно было увидеть.

— Пристав? — вырвалось у Хорста. Но это было невозможно. И вдруг он осознал, что в рассказе Джей что-то пропущено. Он взял ее за плечи и пристально взглянул в глаза. — А мистер Манани был на Санго, когда Квинн в него выстрелил?

— Да.

— Он умер?

— Нет, он закричал, потому что ушибся. А потом привы унесли его с собой.

— Господи милосердный. Может, женщина ушла, чтобы помочь мистеру Манани?

Лицо Джей горестно сморщилось.

— Не думаю. Она ничего не сказала, просто исчезла, когда мы дошли до края полей.

Хорст повернулся к дьявольской искре. Но она пропала. Он подтолкнул Джей к выходу из церкви.

— Ты сейчас отправишься прямиком к своей маме. Слышишь? Расскажи ей все, что сказала мне, и передай, пусть оповестит остальных поселенцев. Они должны знать, что привы где-то неподалеку.

Джей широко раскрыла глаза и с самым серьезным видом кивнула. Хорст обвел взглядом расчищенную площадку. Уже почти наступила ночь, и деревья в темноте казались еще больше, еще ближе. Он невольно вздрогнул.

— А что вы собираетесь делать, святой отец?

— Просто посмотрю, вот и все. А теперь беги. — Он ласково подтолкнул ее в сторону домика Рут. — Домой.

Она стремглав бросилась между двумя рядами домов, смешно выбрасывая длинные ноги, словно с трудом сохраняя равновесие. Хорст остался в одиночестве. Он окинул стену джунглей мрачным взглядом, а потом зашагал к просвету между деревьями, где начиналась тропа в саванну.

— Сентиментальная дурочка, — сказал Латон.

— Послушай, отец, после того, что я сегодня сделала, я заслужила право на некоторую сентиментальность, — ответила Камилла. — Квинн разорвал бы ее пополам. В таком кровопролитии больше нет необходимости. Мы добились своего.

— Да, а теперь еще этот идиот-священник собирается проявить героизм. Ты и его будешь спасать?

— Нет. Он взрослый. Пусть сам о себе позаботится.

— Ну, хорошо. Хотя обидно, что пропадет инспектор Манани. Я рассчитывал, что он ликвидирует оставшихся привов.

— Хочешь, чтобы я их перестреляла?

— Нет. Группа поселенцев возвращается, они быстро найдут лошадь и оставленный Квинном Декстером след. И начнут гадать, кто перестрелял привов. Ничто не должно выдавать нашего присутствия. Хотя Джей…

— Ей никто не поверит.

— Возможно.

— А как ты намерен поступить с Декстером? По нашему первоначальному замыслу он не должен был остаться в живых.

— Квинн Декстер теперь придет ко мне, больше ему некуда идти. Шерифы решат, что он сбежал в джунгли, чтобы сгинуть там навсегда. Не самое безупречное решение, но план сражения редко сохраняется после первого же выстрела. А яичники Энн станут хорошим дополнением наших генетических ресурсов.

— Значит, моя провокационная деятельность закончена?

— Да. Я не думаю, чтобы в сложившейся ситуации потребовалось наше вмешательство. Можем наблюдать за развитием событий с помощью сервиторов-шпионов.

— Хорошо. Я возвращаюсь домой, хочу искупаться и выпить, день был очень долгим.

Квинн сверху вниз посмотрел на Пауэла Манани. Сознание вернулось к инспектору только после того, как они привязали его за ноги к ветке мейопового дерева. Его голова повисла в десяти сантиметрах от земли, щеки раздулись от всех видов жидкости, приливших к лицевым мышцам. Его руки привязали к небольшим колышкам. Перевернутое распятие.

Пауэл Манани глухо застонал.

Квинн поднял руки, призывая спутников к молчанию.

— Ночь набирает силу. Добро пожаловать в наш мир, Пауэл.

— Мерзавец, — прохрипел Пауэл.

Квинн включил миниатюрный термоизлучатель и прижал его к сломанной голени инспектора. Тот вскрикнул и отчаянно дернулся.

— Пауэл, почему ты это сделал? Почему утопил Лесли и Тони? Почему убил Кей? Почему натравил Ворикса на Дугласа?

— Не забудь про остальных, — прохрипел Пауэл.

Квинн насторожился.

— Про остальных?

— Это все, что от вас осталось, Квинн. А завтра не будет и вас.

Термоизлучатель снова прижался к ноге.

— Почему?

— Картер Макбрайд. А ты как думал? Вы просто дикие звери. Все вы. Просто звери. Ни один человек не способен на такое. Ему ведь было всего десять лет!

Квинн нахмурился и отвел излучатель.

— А что случилось с Картером Макбрайдом?

— Все то же! Ты мерзавец. Ты и твои Братья Света подвесили его вниз головой и рассекли надвое!

— Квинн? — осторожно спросил Джексон Гэль.

Квинн жестом приказал ему замолчать.

— Мы не трогали Картера. Да и как бы мы смогли? Мы ведь работали на ферме Скиббоу.

Пауэл натянул лианы, удерживающие его руки.

— А Гвин Лоус, Роджер Чедвик и Хоффманы? Как насчет них? У тебя и в тех случаях есть алиби?

— Что ж, можно признать, что здесь ты рассуждаешь логично. А как ты узнал, что мы последователи Брата Света?

— Мне сказал Элвис.

— Да, я должен был предвидеть, что священник все поймет. Впрочем, теперь это уже не важно.

Из кармана рабочих брюк он достал лучевой нож.

— Квинн, — взволнованно окликнул его Джексон. — Слушай, это странно. Кто убил Картера, если мы этого не делали?

Квинн поднял лезвие к самому лицу и зачарованно уставился на него.

— А что случилось после того, как нашли Картера?

— О чем ты? — закричал Джексон. — Что ты говоришь? Черт, Квинн, надо бежать отсюда. Мы погибнем, если останемся на месте.

— Это верно. Мы погибнем. Нас подставили.

Лезвие ожило, и желтоватый свет озарил его лицо неверным сиянием. Квинн улыбнулся.

Джексон Гэль ощутил, как сердце сдавил смертельный холод. Он и не подозревал, насколько безумным стал Квинн, раньше он казался интересным, уверенным в себе и лишь слегка сдвинутым парнем. Но сейчас — Брат Божий, Квинн просто любуется собой, он и впрямь считает себя последователем Ночи.

Другие привы беспокойно переглядывались между собой.

Квинн ничего не замечал. Он наклонился к Пауэлу Манани. Инспектор, прекратив борьбу, повис на веревках.

— Мы князья Ночи, — затянул Квинн.

— Мы князья Ночи, — покорно подхватили оцепеневшие привы.

— Камилла, возвращайся скорее. Немедленно истреби их всех до единого. Я посылаю команду присоединенных, чтобы они избавились от трупов. Если появятся поселенцы, воспользуйся термической гранатой и уничтожь следы. Не слишком элегантное решение, но придется потерпеть. Нельзя позволить Квинну Декстеру раскрыть тайну нашего присутствия.

— Уже иду, отец.

Ли-килф сконцентрировал внимание на Квинне Декстере и Пауэле Манани, расширив, однако, поле восприятия на всех людей, собравшихся на небольшой поляне посреди джунглей. Он не мог читать отдельные мысли, пока еще не мог, поскольку на расшифровку и каталогизацию человеческих синаптических разрядов требовалось время, но эмоциональная составляющая мозговой деятельности оказалась вполне ясной.

Эмоциональное различие между Квинном Декстером и Пауэлом Манани было колоссальным: один ликующий и полный жизни победитель, второй сломленный и одинокий, зовущий быструю смерть. Подобная диаметральная противоположность отражала их религиозные убеждения.

На самой границе восприятия ли-килф ощутил мгновенный переход энергии от Пауэла Манани к Квинну Декстеру, осуществленный благодаря базовому энергистическому полю, охватывающему каждую живую клетку. Для смертных существ подобное перемещение было необычайной редкостью. Но Квинн Декстер, похоже, знал о нем, обладая энергистическим восприятием, намного более развитым, чем у священника. Жертвоприношения, совершаемые во время черной мессы, для Квинна Декстера означали заметно больше, чем ритуальное свидетельство поклонения, они формировали в его сознании сильные чаяния и укрепляли его веру.

Ли-килф видел, как это ощущение предвкушения неудержимо растет, и ждал, тщательно усилив все свои способности, чтобы зафиксировать новый феномен.

— Когда ложный бог уведет в забвение свои легионы, мы будем здесь, — нараспев произнес Квинн.

— Мы будем здесь, — повторили привы.

— Когда Ты принесешь свет во тьму, мы будем здесь.

— Мы будем здесь.

— Когда остановится время и пространство свернется, мы будем здесь.

— Мы будем здесь.

Квинн поднял лучевой нож. Кончик лезвия уперся в плоть Пауэла Манани, над основанием его пениса. Кожа зашипела и лопнула, опаленные волосы в промежности съежились. У Пауэла вздулись толстыми веревками вены, зубы заскрипели, удерживая рвущийся крик. Квинн стал опускать нож, рассекая брюшную полость.

— Это наш дар Тебе, повелитель, — произнес Квинн. — Мы освободили своих змеев и вернули себе первозданную звериную сущность. Мы настоящие. Прими эту жизнь в знак нашей любви и преданности. — Нож спустился до пупка Пауэла, из раны заструилась потеки крови. Квинн смотрел, как алая жидкость пропитывает густые волосы на теле жертвы, и ликовал. — Дай нам Твою силу, повелитель, помоги нам одолеть Твоих врагов. — Мрачный восторг змея еще никогда не был таким сильным, как сегодня, он опьянял и окрылял. Каждая клеточка тела Квинна вибрировала в эйфории. — Явись нам, повелитель! — закричал он. — Говори с нами!

Пауэл Манани умирал. Ли-килф наблюдал за энергистическими вихрями, бушующими в его теле. Небольшой разряд попал в Квинна и был жадно поглощен, вызвав новый взрыв восторга. Жизненная энергия Пауэла быстро иссякала, но она не просто рассеивалась, небольшая часть ее исчезла в каком-то загадочном пространственном искривлении. Ли-килф был зачарован, эта церемония снабжала его невероятными новыми знаниями, еще никогда за свою чудовищно долгую жизнь он не настраивался столь тщательно на смерть живого существа.

Ли-килф последовал за потоком энергии из клеток Манани, позволяя ему нести себя между тончайшими складками квантовой реальности, и вдруг оказался в среде, о которой не имел представления: в энергистическом вакууме. В бездне, угрожающей ему не меньше, чем открытый космос ничем не защищенному человеку. Сохранить свою целостность здесь было невероятно трудно, и ему пришлось сжать свою сущность, чтобы не дать вспышкам собственной энергии выйти наружу, подобно выбросу кометы. После стабилизации внутренней структуры ли-килф снова раскинул поле восприятия. И обнаружил, что он здесь не один.

В этой неизведанной пустоте метались слабо сфокусированные информационные вихри, по своей природе схожие с устройством памяти самого ли-килфа. Понятно было, что это отдельные сущности, но они постоянно смешивались между собой, проникая друг в друга, а потом снова разделялись. Ли-килф заметил, что чужеродные ментальности скапливаются вдоль границ его сфокусированной личности. Тонкие щупальца наподобие излучения скользили по ней, оставляя множество беспорядочных образов. Ли-килф составил усредненный образ и пояснительное послание и передал их на той же частоте излучения, какой пользовались чужаки. К его ужасу, вместо того чтобы ответить, они просочились сквозь его границу.

Мыслительные процессы подверглись нашествию агрессивных чужаков, и ли-килфу пришлось приложить все силы, чтобы сохранить свою сущность. Но агрессоров было слишком много, чтобы блокировать их воздействие. Ли-килф начал утрачивать контроль над своими функциями; поле восприятия свернулось, доступ в обширное хранилище знаний стал неустойчивым, и он лишился возможности двигаться. Чужие сущности начали изменять его внутреннюю энергетическую структуру, стараясь открыть канал между пустым континуумом и пространством-временем. Через пространственное завихрение протянулись тончайшие нити; используя первичную память ли-килфа в качестве проводника, чужаки отыскивали специфические материальные матрицы, в которых они могли бы существовать.

Такая чудовищная узурпация шла вразрез со всеми понятиями ли-килфа. Чужеродные сущности принуждали его участвовать в череде событий, способных изменить Вселенную, то есть вмешиваться. Ему оставалось только одно. Ли-килф законсервировался. Мыслительные процессы и непосредственная память были загружены в сеть общей памяти. Активные процессы прекратились.

Ли-килфу предстояло зависнуть между двумя различными континуумами в состоянии стазиса, пока его не обнаружит и не восстановит кто-то из его рода. Вероятность, что это случится, до того как Вселенной придет конец, была мизерной, но время не имело значения для ли-килфов. Он сделал все, что мог.

Метрах в тридцати от привов и Пауэла Манани, привлеченный негромким напевом, сквозь подлесок пробирался Хорст Элвис. По следу, отмеченному сломанными лианами и оборванными листьями, оказалось легко идти даже при последних отблесках уходящего дня, как будто Квинну было безразлично, найдут его или нет.

Ночь полностью вступила в свои права, как только Хорст свернул с тропы и джунгли угрожающе сомкнулись. Темнота приобрела свойства текучей жидкости, в которой он начал задыхаться.

Он слышал грубые голоса, выводящие мрачные напевы. Голоса испуганных людей.

Потом перед ним между деревьями зажглась желтая искра. Хорст прислонился к стволу квалтука и осторожно огляделся. Квинн погрузил нож в распростертое тело Пауэла Манани.

Священник неслышно охнул и перекрестился.

— Господи, прими душу сына твоего…

Дьявольский огонек миниатюрной новой звездой повис между Квинном и Пауэлом, окрашивая джунгли мертвенным багровым сиянием. Он пульсировал, как будто в насмешку над материальным миром. Над Квинном, словно замерзшее пламя, взметнулась паутина светящихся алых лучей.

Хорст, уже не испытывая ни ужаса, ни надежды, крепко вцепился в дерево. Явленное знамение осталось незамеченным для привов. Но только не для Квинна. На его лице расплылась восторженная улыбка.

Экстаз достиг невыносимой силы, и тогда Квинн услышал голоса. Они шли прямо из его головы, словно отрывочный шепот ночных химер. Но сейчас голоса становились громче, и в неразборчивом бормотании стали проявляться отдельные слова. Квинн видел, как тело Пауэла окутывается алым ореолом. В самом центре его зияла расщелина абсолютной тьмы.

Квинн протянул руки к разрыву пространства.

— Мой повелитель! Ты пришел ко мне!

Множественные голоса в его голове слились в отчетливую речь.

— Ты призываешь тьму, Квинн? — спросили они.

— Да, о да!

— Мы и есть тьма, Квинн. Долгие тысячелетия мы искали такого, как ты.

— Я твой, повелитель.

— Добро пожаловать к нам, Квинн.

— Я иду. Принеси мне Ночь, мой повелитель.

Из тела Пауэла Манани с оглушительным скрежетом вырвались двумерные призрачные молнии и жадными щупальцами потянулись к Квинну. Джексон Гэль, прикрыв глаза от слепящего багрово-белого света, с испуганным криком отскочил назад. Энн рядом с ним прильнула к тонкому деревцу, как будто сопротивляясь грозному урагану, ее волосы метались над головой, глаза были крепко зажмурены. Плоские ленты разрядов продолжали неутомимо виться вокруг Квинна. Его руки и ноги сотрясали яростные судороги. По маленькой поляне носились мерцающие тени. Тело Пауэла начало дымиться, и воздух наполнился запахом горящей плоти.

— Ты избранный, Квинн, — объявил хор голосов в его сознании.

Он чувствовал, как они появляются из теней, из Ночи, настолько глубокой, что она сулила лишь беспросветные муки. Их присутствие наполнило его сердце неудержимой радостью, они были сродни ему, такими же дикими змеями. Он предложил им себя, и они психическим шквалом устремились в его разум. Его окутала темнота, мир света и красок стремительно рассеивался.

Квинн Декстер, одинокий в обретенной Ночи, ждал прихода Брата Света.

Хорст Элвис увидел, как красный дьявольский свет померк. Богопротивные молнии ослепительно сияли, изгибались дугами и обвивали все пространство над поляной. В непрерывном мелькании молний и теней предметы как будто плавали светящимися звездами в космосе, листья и ветви лиан трепетали, растревоженные ветром.

Охваченные паникой привы кричали и бились в судорогах. Хорст увидел, как вибрирующий разряд угодил в Ирли. Парень пролетел пару метров по воздуху и, оглушенный, рухнул на землю.

Квинн стойко держался в центре урагана, его тело била крупная дрожь, но он оставался на ногах. На его лице блуждала неверящая улыбка.

Молнии погасли.

Он медленно повернулся кругом, словно пробуя свое тело и мышцы. Хорст вдруг понял, что, несмотря на непроницаемую темноту, отчетливо видит его. Остальные привы оставались лишь едва различимыми тенями. Излучающий блаженство взгляд Квинна на мгновение остановился на каждом из них.

— И вы тоже, — негромко произнес он.

Тонкие вибрирующие нити молний устремились от него к каждому из пяти спутников. Поляна снова наполнилась криками.

— Отче наш, сущий на небесах… — забормотал Хорст, ожидая, что и в него вот-вот ударит молния. — Да святится имя Твое… — Крики привов быстро утихли. — Прости нам грехи наши…

Слепящий мерцающий свет угас. Воцарилась тишина.

Хорст выглянул из-за дерева. Все шестеро привов стояли на поляне. И над каждым сиял ореол света.

Словно ангелы, подумал он, любуясь их стройными молодыми телами. Каким жестоким обманщиком порой бывает природа.

Пока он смотрел, сияние начало угасать. Джексон Гэль повернулся и посмотрел прямо на него. У Хорста замерло сердце.

— Священник, — со смехом воскликнул Джексон. — Великолепно. Но твои услуги, падре, нам не требуются. Зато пригодится твое тело.

Он шагнул вперед.

— Посмотрите наверх! — крикнула Энн, показывая куда-то в джунгли.

Камилла успела лишь к самому концу церемонии, когда молнии змеились по всей поляне. При помощи присосок на костюме-хамелеоне она взобралась на высокое дерево и, устроившись в развилке толстой ветки, смотрела на поляну сверху вниз.

— Я не знаю, что это за разряды, — сказал Латон. — Они не могут быть электрическими, иначе все бы погибли.

— Разве это важно? — спросила она. Кровь в ее венах бурлила от избытка адреналина. — Чем бы это ни было вызвано, оно работает не на нас.

— Верно. Но посмотри, они остаются видимыми. Похоже на голографический эффект.

— Откуда ему взяться?

— Понятия не имею. Кто-то позаботился о проекции.

— Разведчики ничего не обнаружили.

В этот момент Энн с криком показала в ее сторону.

Камилла впервые в жизни испытала ужас.

— Проклятье, они меня видят!

Энн подняла мазерную винтовку.

— Не надо! — закричал Латон.

Маскировочный костюм вспыхнул. Яркое белое пламя мгновенно окутало всю ее целиком. Камилла ощутила, как горит кожа, и закричала. Искусственная ткань начала быстро плавиться, роняя с дерева горящие капли. Она извивалась и отчаянно старалась сбить пламя руками. Пылающим шаром женщина упала со своего насеста, подобно комете. К тому моменту в ее легких уже не хватало воздуха для криков. С глухим стуком она ударилась о землю, и языки огня взметнулись во все стороны. Разрушительное пламя, словно подпитываемое магнезией, с одинаковой быстротой пожирало мускулы, кости и внутренние органы.

Наконец огонь унялся и погас. Привы подошли ближе. На месте падения остался только выжженный силуэт да несколько догорающих ошметков, остывающих с громким треском.

— Какая жалость, — вздохнул Джексон Гэль.

Все привы одновременно повернулись к Хорсту Элвису. Но того уже и след простыл.

Рут Хилтон и все оставшиеся взрослые жители деревни образовали вокруг общественного зала своего рода защитное кольцо. Дети оставались внутри. Никто точно не знал, как объяснить рассказ Джей, но то, что она видела Квинна Декстера, не вызывало сомнений.

Вдоль опустевших домиков и размокших дорожек расставили горящие факелы. В их неверном свете деревянные стены казались блекло-серыми. Владельцы винтовок с приборами ночного видения постоянно осматривали край джунглей.

— Господи, когда же вернется группа охотников? — жалобно воскликнула Скиба Молви. — У них достаточно оружия, чтобы истребить целую партию привов.

— Уже скоро, — сдержанно ответила Рут.

— Я вижу его! — закричал кто-то.

— Кого?

Рут резко обернулась. От напряжения нервы были натянуты как струны.

В темноте вспыхнули прицельные лучи лазеров, и в воздухе образовался узор из рубиновых и изумрудных линий. Метрах в сорока, там, куда пришелся выстрел, взметнулась земля и загорелась трава.

Стрельба быстро прекратилась.

— Проклятье, это всего лишь собака.

В зале зашумели дети, требуя объяснить, что происходит.

«Я должна была быть с Джей, — подумала Рут. — Хорошая же я мать, если девочка бродит по джунглям, а я валяюсь в кровати и распускаю сопли. Что же все-таки там произошло?»

Из-за деревьев, спотыкаясь и яростно размахивая руками, выбежал Хорст. Завидев освещенный зал собраний, он закричал во весь голос.

— Это наш идиот-священник, — услышала Рут чей-то голос.

— Опять напился.

— Мерзавец, он мог спасти Картера.

Рут захотелось съежиться, чтобы ее никто не видел. Она не сомневалась, что все окружающие почуяли и ее вину.

— Демоны, — кричал Хорст, подбегая к залу. — Они выпустили демонов. Спаси нас, Господи. Бегите! Бегите!

— Он пьян.

— Жаль, что попался не он, а Картер.

Хорст, пошатываясь, встал перед ними. От непосильного напряжения в его теле болел каждый мускул. От презрения и отвращения, читаемого на лицах поселенцев, он чуть не разрыдался.

— Во имя всего святого. Я клянусь, там Квинн, он убил Пауэла Манани. Что-то произошло, что-то явилось.

В толпе послышалось сердитое перешептывание. Кто-то сплюнул в сторону Хорста.

Рут заметила, что ее факел чадит, и бросила его.

— Почему ты не выручил Пауэла, священник? — спросил кто-то.

— Рут, — взмолился Хорст. — Пожалуйста, скажи им, какое зло несет в себе Квинн.

— Нам это известно.

— Заткнись, священник. Не надо рассказывать нам страшные сказки про привов. Если Квинн сюда сунется, ему несдобровать.

Факел Рут догорел и погас.

У некоторых других поселенцев факелы тоже догорали, в толпе послышались встревоженные возгласы.

— Демоны идут! — завопил Хорст.

Яростное пламя взвилось на доме, стоявшем метрах в пятидесяти от общественного зала, огненные языки быстро распространились вокруг всего основания и стали ползти по стенам к крыше. Через полминуты огнем было охвачено все строение. Извивающийся столб пламени поднялся на десять метров.

— Дьявольщина, — прошептала Рут. — Ничто не может так быстро сгореть.

— Мамочка! — позвал из зала чей-то ребенок.

— Хорст, что там произошло? — крикнула она, повернувшись к нему.

Священник покачал головой, с его губ сорвался истерический смешок.

— Поздно, слишком поздно. Порождения сатаны уже среди нас. Я вам говорил.

Второй дом занялся огнем.

— Выведите детей из зала, — закричала Скиба Молви.

Большинство собравшихся тут же бросились к дверям. Рут колебалась, умоляюще глядя на Хорста. Огонь пожаров осветил почти всю деревню. Мечущиеся тени, казалось, зажили собственной жизнью. Между домами за спиной священника появились темные силуэты.

— Вот они! — воскликнула Рут. Ее никто не услышал. — Они здесь, это привы!

Она подняла лазерную винтовку. Зеленый прицельный луч прорезал воздух, вызвав вздох облегчения. Хоть что-то еще работает. Она нажала спусковой крючок и послала в плохо различимый силуэт цепочку инфракрасных импульсов.

Дети волной хлынули из зала, те, что постарше, просто перепрыгивали через тонкие метровые боковые стенки. Почти все громко кричали, отыскивая своих родителей.

— Джей! — позвала Рут.

По крыше зала протянулась огненная линия. Прямая, без каких-либо отклонений. Рут видела, как вдоль нее почернело дерево, а потом вспыхнул огонь. Мазер!

Она приблизительно определила, откуда был сделан выстрел, направила туда свою винтовку и нажала на спусковой крючок.

— Мамочка! — окликнула ее Джей.

— Я здесь.

Послышался предупредительный сигнал о разряде батареи. Рут выдернула использованный магазин и вставила новый.

Еще несколько человек открыли стрельбу по кромке джунглей. Светящиеся нити прицельных лазеров протянулись в темноту, отыскивая ускользающие фигуры.

Люди торопливо покидали общественный зал, дети плакали, взрослые кричали. Огонь перекинулся на стену, сплетенную из пальмовых листьев.

«Если бы они захотели, могли убить нас всех до единого», — поняла Рут.

Джей подбежала и обхватила руками за талию. Рут крепко сжала ее руку.

— Пойдем, вон туда.

И стала пробираться в сторону причала. Огонь охватил еще три дома.

В паре метров сбоку она заметила Хорста и энергично кивнула, указывая направление. Священник, прихрамывая, поспешил за ними.

Над Абердейлом раскатился ужасный протяжный заливистый вой, какого не могла издать ни одна человеческая глотка. Он заставил замолчать даже перепуганных детей. Мгновенно вспыхнувшие лазерные лучи заметались в темных промежутках между домиками.

Вой перешел в отчаянный визг и постепенно умолк.

— Господи Иисусе, они повсюду.

— Где же охотники? Охотники!

Численность лазеров заметно сократилась.

Первая из подожженных построек обвалилась, взметнув высокий фонтан сверкающих искр.

— Хорст, нам надо увести отсюда Джей, — потребовала Рут.

— Выхода нет, — промямлил он. — Для проклятых нет спасения. А кто мы, как не грешники?

— Вот как? Не верю.

Она потащила Джей поперек потока людей, направляясь к ближайшему ряду домов. Хорст, повесив голову, шел следом.

Они добрались до зданий, когда у причала началась какая-то суматоха, раздались крики и плеск чего-то тяжелого, упавшего в воду. Это означало, что на них никто не обратит особого внимания.

— Благодарю Господа хотя бы за это, — сказала Рут.

Она увела Джей в проход между двумя домами.

— Мама, куда мы пойдем? — спросила Джей.

— Мы спрячемся на пару часов, пока не вернутся эти чертовы охотники. Будь проклят Пауэл, оставивший деревню без защиты.

— Он уже недосягаем для проклятий, — сказал Хорст.

— Послушай, Хорст…

Из-за угла дома вышел Джексон Гэль и встал, перегородив им путь.

— Рут. Малышка Джей. Отец Хорст. Идите ко мне. Мы вам рады.

— Сволочи, — выплюнула Рут. Она рывком подняла винтовку. Но прицельный луч не появился, не загорелись даже светодиоды, показывающие уровень заряда. — Проклятье!

Джексон Гэль сделал шаг им навстречу.

— Рут, смерти больше нет, — сказал он. — И никогда не будет.

Рут толкнула Джей назад, к Хорсту. Этот поступок стал для нее самым трудным в жизни.

— Уведи ее отсюда, Хорст. Уведи.

— Рут, поверь мне, вы не умрете. — Джексон Гэль поднял руку. — Идите ко мне.

— Убирайся.

Она бросила винтовку и загородила собой Джей.

— Убежища нет, — пробормотал Хорст. — На всей этой проклятой планете нет ни одного безопасного места.

— Мамочка! — жалобно вскрикнула Джей.

— Хорст, хоть раз за свою жалкую никчемную жизнь попробуй поступить правильно. Возьми мою дочь и убирайся отсюда. Этот мерзавец не пройдет мимо меня.

— Я…

— Уходи!

— Благослови тебя Бог, Рут.

Он потянул Джей за собой, обратно на улицу.

— Мамочка, пожалуйста! — взвизгнула Джей.

— Иди с Хорстом. Я люблю тебя.

Из ножен на поясе она вытащила охотничий нож. Отличная, надежная сталь.

Джексон Гэль усмехнулся. Рут могла поклясться, что у него во рту блеснули клыки.

Глава 14

Иона Салдана стояла перед дверью вагончика транспортной трубы, с нетерпением ожидая, когда она откроется.

— Я не могу заставить систему работать быстрее, — проворчал Транквиллити, уловив по сродственной связи ее эмоции.

— Я знаю. Я тебя ни в чем не виню.

Она сжала кулаки и переступила с ноги на ногу. Вагончик начал замедлять ход, и она подняла руку, чтобы взяться за поручень. В голове мелькнуло воспоминание о Джошуа — теперь она не может ездить в этих вагончиках, чтобы не подумать о нем. Иона улыбнулась.

В ее мозгу пронесся легкий ветерок неодобрения, поступивший от Транквиллити.

— Ревнуешь, — поддразнила она его.

— Едва ли, — так же насмешливо ответил он.

Дверь вагона скользнула вбок. Иона выскочила на пустую платформу и побежала вверх по лестнице, сопровождаемая топотом телохранителя.

Станция находилась в бухте южной оконечности биотопа, в паре километров от научного центра по исследованию наследия леймилов. Пологий полукруг бухты тянулся на шестьсот километров, и его золотисто-белые песчаные пляжи прерывались только несколькими группами гранитных скал. Вдоль берегового изгиба шел ряд стареющих кокосовых пальм; некоторые деревья уже упали, подняв корнями огромные пласты песка и земли, еще три пальмы сломались посередине, добавив пейзажу оттенок заброшенности. В центре бухты, метрах в шестидесяти от берега, виднелся миниатюрный островок с несколькими высокими пальмами, привлекающий самых отчаянных пловцов. Галечный откос, заросший высоким тростником, поднимался сразу за кромкой песка и переходил в первую и самую широкую террасу южного торца.

За стеной тростника, на травянистой равнине с редкими шелковыми дубами, стояли шесть невысоких куполов из полипа диаметром около сорока метров. Издали казалось, что они вросли в землю. Это были резиденции киинтов, выращенные специально для восьми взрослых особей, принимающих участие в леймильском проекте.

Их привлечение стало одной из самых удачных идей Михаэля Салданы. Даже при отсутствии у киинтов космических кораблей, способных совершать прыжки в пространстве (они заявляли, что не испытывают интереса к межзвездным путешествиям), в области технологии киинты занимали ведущие позиции во всей Конфедерации. Вплоть до принятия приглашения Михаэля Салданы они воздерживались от проведения любых исследований совместно с другими членами Конфедерации. Тем не менее Михаэль добился успеха там, где потерпели неудачу его многочисленные предшественники: он бросил мирный вызов, достойный даже непревзойденных способностей киинтов. Их интеллект, вкупе с производимыми ими приборами, должен был значительно ускорить научные изыскания. Кроме того, их присутствие в тяжелые времена помогло укрепить престиж и финансовое положение Транквиллити.

За исключением столицы Конфедерации, Эйвона, такого многочисленного присутствия киинтов в человеческом мире не было ни на одной планете, что вызывало у Михаэля чувство тайного удовлетворения — в королевстве Кулу проживала единственная пара киинтов, да и то в качестве послов.

Внутри Транквиллити киинты держались так же обособленно, как и во всей остальной Конфедерации. Они по-дружески общались со своими коллегами по проекту, но частью общества так и не стали, и Транквиллити тщательно охранял их физическое уединение. Даже Иона встречалась с киинтами только на официальных приемах, где обе стороны обменивались ничего не значащими любезностями. Это было так же неинтересно, как «принимать» национальных послов. Часы, проведенные с этими престарелыми занудами…

Иона никогда еще не бывала вблизи домов киинтов, и вряд ли ей снова когда-нибудь представится такой случай. Но она чувствовала, что сложившаяся ситуация оправдывает ее визит, даже если они и найдут в нем некоторое нарушение этикета.

Она остановилась на краю откоса и принялась смотреть на грузных белых ксеносов, плескавшихся на мелководье. Даже издали она видела, какие фонтаны брызг поднимаются от каждого их движения.

Метрах в тридцати Иона заметила широкую, хорошо утоптанную тропу, ведущую к пляжу. И начала спускаться.

— Как они каждый день добираются до кампуса? — неожиданно заинтересовалась она.

— Пешком. Только люди требуют механическое средство передвижения, чтобы перейти из одной комнаты в другую.

— Ой, какие мы сегодня раздражительные.

— Я бы хотел напомнить, что гарантия уединенности была одним из условий первоначального соглашения между киинтами и твоим дедом.

— Да, да, — нетерпеливо ответила Иона.

Она дошла до конца тропинки и сняла босоножки, чтобы пройтись по песку босиком. Полы пляжного халата, наброшенного поверх бикини, свободно развевались при ходьбе.

В воде купались трое киинтов; Нанг и Лиерия работали в отделе физиологии, а их дитя, как сообщил Транквиллити, появилось на свет в тот момент, когда Иона сегодня утром проснулась. Хотя сам процесс родов, начавшийся глубокой ночью, сущность биотопа показывать отказалась.

— А ты бы хотела продемонстрировать свои родовые схватки какому-то ксеносу только в угоду его неуемному любопытству?

Иона неохотно признала его правоту.

Малыш киинтов был около двух метров длиной, с более округлым и белым, чем у взрослых, телом. При ногах в метр высотой его голова находилась примерно на том же уровне, что и голова Ионы. Сразу бросалось в глаза, что детеныш вовсю наслаждается купанием. Формоизменяющие мускулы с невероятной быстротой преображали облик его верхних конечностей — то ковш, то плавник, бьющий по воде и поднимающий тучи брызг, то похожие на луковицы «стручки», пускающие струи воды. Его клюв постоянно открывался и закрывался, издавая негромкие хлопки.

Родители ласково поглаживали и похлопывали своего отпрыска, неустанно описывающего круги вокруг них. И вдруг он увидел Иону.

— Паника. Тревога. Недоверие. У этого существа не хватает ног. Ходит вертикально. Не падает. Почему, почему, почему? Что это?

От неожиданного шквала беспорядочных эмоций и настойчивых вопросов, громко прозвучавших в ее мозгу, Иона недоуменно моргнула.

— Это отучит тебя без предупреждения подкрадываться к другим существам, — сухо заметил Транквиллити.

Детеныш-киинт уткнулся в бок Лиерии, скрываясь от Ионы.

— Что это? Что это? Боюсь незнакомого.

Иона уловила мгновенный обмен ментальными образами между взрослыми киинтами и их детенышем; такого плотного и сложного информационного потока она еще не встречала. Скорость была настолько высокой, что разговор закончился, едва успев начаться.

Она остановилась, шагнув в теплую прозрачную воду, и слегка поклонилась киинтам.

— Нанг, Лиерия, я пришла поздравить вас с рождением ребенка и убедиться, что у вас есть все необходимое. Простите, если я вас побеспокоила.

— Благодарю тебя, Иона Салдана, — ответила Лиерия. В ее мысленном послании прозвучал оттенок горделивой радости. — Нам приятна твоя забота, так что никаких извинений не требуется. Это Хейли, наша дочь.

— Добро пожаловать в Транквиллити, Хейли, — обратилась Иона к ребенку, стараясь придать своим мыслям самый ласковый и приветливый тон.

Малышка была такой милой, что это не составило труда. Она очень отличалась от серьезных и сдержанных родителей.

Хейли смешно высунулась из-за шеи матери, и огромные фиолетовые глаза уставились на Иону.

— Ты общаешься! Ты живая.

Последовала еще одна быстрая мысленная передача от взрослых. Хейли повернулась, посмотрела на Нанга, потом снова перевела взгляд на Иону. Вихрь эмоций, наполняющих сродственную связь, начал замедляться.

— Правильное приветствие неверно. Много сожаления. Правильность ритуала приветствия. — «Речь» оборвалась, как будто Хейли мысленно набирала воздух. — Здравствуй, Иона Салдана. Правильность?

— Очень хорошо.

— Человек ты есть?

— Да, я человек.

— Я есть Хейли.

— Здравствуй, Хейли, я рада тебя видеть.

Хейли возбужденно завертелась, взбивая воду всеми восемью ногами.

— Она рада мне! Счастья чувствую много.

— Мне очень приятно.

— Запрос личности человека: это часть всего, что вокруг?

— Она имеет в виду меня, — подсказал Транквиллити.

— Нет, я не часть того, что вокруг. Мы просто хорошие друзья.

Хейли, разбрызгивая воду, ринулась вперед. Она еще не слишком хорошо научилась ходить, так что задняя пара ног ее едва не подвела.

На этот раз Иона отчетливо уловила предостережение взрослых:

— Осторожно!

Хейли остановилась в метре от нее. Теплое дыхание, распространяемое лицевыми щелями, было слегка терпким. Формоизменяющие мышцы рук отчаянно заработали. Иона подняла руку с расправленной ладонью. Хейли попыталась повторить, но ее вариант выглядел как заготовка из теплого воска.

— Неудача! Сожаление. Покажи, как это делается, Иона Салдана.

— Я не могу, моя рука всегда такая.

Мозг Хейли выбросил волну удивления.

Иона хихикнула.

— Все в порядке, я довольна тем, какая я есть.

— Это правильность?

— Это правильно.

— Как много странностей в жизни, — задумчиво произнесла Хейли.

— В этом я с тобой согласна.

Хейли согнула шею почти вдвое, чтобы посмотреть на родителей. Последующий мгновенный обмен мыслями по сродственной связи вызывал у Ионы чувство неполноценности.

— Ты мой друг, Иона Салдана? — застенчиво спросила Хейли.

— Да, я думаю, это вполне возможно.

— Ты покажешь мне все вокруг? Пространство такое огромное. Я не хочу идти одна. Одиночество страшно.

— Это будет мне в радость, — с удивлением ответила Иона.

Руки Хейли ударили по воде, вызвав гигантский фонтан брызг. Иона мгновенно промокла. Она отвела с глаз прядь прилипших волос и сокрушенно вздохнула.

— Ты не любишь воду? — забеспокоилась Хейли.

— Как-нибудь я покажу, что плаваю даже лучше, чем ты.

— Безмерное ликование!

— Иона, — вмешался Транквиллити. — «Леди Макбет» только что завершила пространственный прыжок. Джошуа запросил разрешение войти в док.

— Джошуа! — воскликнула Иона.

Слишком поздно она вспомнила, что у киинтов имеются и слуховые рецепторы.

Хейли испуганно всплеснула руками.

— Паника. Испуг. Разделенная радость.

Она отпрянула от Ионы и немедленно свалилась.

— Ой, простите.

Иона, поднимая тучи брызг, поспешила к ней.

Нанг и Лиерия тоже подбежали и просунули руки под живот дочери, а сама Хейли обвила рукой запястье Ионы. Она потянула малышку вверх.

— Личность Джошуа вопрос?

Хейли встала на ноги, но еще неуверенно покачивалась.

— Он тоже мой друг.

— Еще друзья? Мой друг? Я его встречу?

Иона уже открыла было рот, но передумала. Где-то в глубине ее сознания Транквиллити уловил легкую тень высокомерия. Она закрыла рот.

— Я думаю, надо подождать, пока ты научишься лучше понимать людей.

Согласно почти непогрешимому правилу, принадлежность к обществу эденистов означала наличие сродственной связи и проживание в биотопе; и уж конечно каждый эденист перед смертью возвращался в свой биотоп или хотя бы перемещал в его сущность свои мысли. В физическом отношении биотехнические системы, интегрированные в общество, обеспечивали довольно высокий уровень жизни при сравнительно небольших затратах — на стоимость переработки астероидного мусора в воронке биотопа и внутренних механических систем вроде лифтов в космоскребах и транспортных трубопроводов. В культурном отношении симбиоз был более изощренным. За исключением Змеев, население биотопов практически было лишено психологических проблем; хотя эденисты и обладали полным спектром эмоций, присущих любой личности, они были намного более уравновешенными. Грандиозным стабилизатором их сознания служила перспектива продолжить существование после физической смерти в качестве составляющей коллективной сущности биотопа. Это обстоятельство ограждало эденистов от большинства человеческих психозов. Обретенная таким образом свобода давала непоколебимую уверенность в себе, которую адамисты почти всегда считали непростительным высокомерием. Кроме того, неравенство двух этих обществ в материальном положении также способствовало формированию образа эденистов как аристократов человечества.

Но эденизм в значительной степени зависел от биотопов. Биотехсооружения можно было найти только поблизости от газовых гигантов. Лишь в их колоссальной магнитосфере не было проблем с обеспечением энергией. Фотосинтез в этом отношении сильно проигрывал, ведь тогда требовалась установка мембран, аналогичных листьям растений, что влекло за собой огромные трудности из-за непрерывного вращения биотопов, а также требовало защиты как от бомбардировки элементарными частицами, так и от радиации. Таким образом, эденистам оставалось осваивать газовые гиганты Конфедерации.

Но имелось и одно исключение, одна сравнимая с Землей планета, которую они успешно заселили: Атлантида, названная так по той причине, что ее поверхность полностью занимал гигантский соленый океан. Единственной статьей экспорта были морские деликатесы, которыми Атлантида прославилась на всю Конфедерацию. Скрывающаяся под водной гладью жизнь оказалась настолько разнообразна, что даже после двухсот сорока лет, прошедших с начала освоения, была классифицирована едва на треть. Атлантида привлекала множество торговцев, как независимых, так и состоящих в различных компаниях, и потому Сиринга сразу после окончания срока контракта направила «Энону» туда.

Сиринга решила начать независимую торговлю, едва вышел приказ о ее увольнении со службы на флоте. Перспектива провести несколько лет, перевозя гелий-3, вызывала у нее депрессию. Танкерные контракты, гарантирующие стабильный доход, были популярны у капитанов космоястребов, и она сама занималась поставками топлива, когда «Энона» только начинала летать, но снова подчиняться строгому распорядку она не хотела, суровой дисциплины ей хватило на флоте. В этом ее поддерживали и остальные члены экипажа, за исключением Чи, покинувшего корабль вместе с боевыми системами из нижней части корпуса. Несмотря на некоторые сомнения, настойчиво посещающие ее мысли, Сиринга считала свой выбор огромным шагом вперед по сравнению с необходимостью неукоснительно выполнять чьи-то приказы.

Колебания дочери не укрылись от Афины, и она подсказала, что Норфолк находится в том же секторе, а потом целый вечер посвятила воспоминаниям о собственных полетах к этой планете ради знаменитых «Слез». Тремя днями позже «Энона» покинула ремонтный док космопорта Ромула; в грузовом отсеке были установлены новенькие захваты, получена лицензия гражданского судна и свидетельство департамента астронавтики Конфедерации, дающее право на перевозку грузов и до двух десятков пассажиров, жилой тороид переоборудован, и экипаж нетерпеливо ждал начала новой жизни.

Корабль вышел из червоточины в ста пятнадцати тысячах километров над Атлантидой, почти над самой линией терминатора. Сиринга почувствовала, что через сенсоры космоястреба планету осматривают все члены экипажа. В ощущении коллективного восхищения сомневаться не приходилось.

Атлантида предстала безупречной синевой, прерываемой лишь спиралями чистейших белых облаков. Шторма здесь случались реже, чем в обычных мирах, где в непрекращающейся борьбе воздух перемешивали континентальные и морские ветра. Самой неспокойной областью считалась зона тропиков, где проявлялся эффект Кориолиса. Оба полярных ледника представляли собой почти идентичные круги с удивительно ровными краями.

Рубен, сидевший рядом с Сирингой в ее каюте на трансформируемой кушетке, крепче сжал ее руку.

— Ты сделала прекрасный выбор, дорогая. Настоящий вдохновляющий старт гражданской жизни. Знаешь, за весь мой долгий век я здесь еще ни разу не был.

Сиринга понимала, что до сих пор слишком нервничает после каждого прыжка, опасаясь вражеских кораблей. Настоящая паранойя, приобретенная за время службы на флоте. Она постаралась полностью отдаться успокаивающему воздействию изображения, передаваемого с внешних сенсоров, и немного ослабить напряжение, обусловленное привычкой. И великолепное сияние сапфирового океана весьма этому способствовало.

— Спасибо. Мне кажется, я уже чувствую запах морской соли.

— Только не пытайся попробовать ее на вкус, как сделала это на Уйгуре.

Сиринга рассмеялась, вспомнив, как Рубен учил ее серфингу в живописной пустынной бухте курортного острова. Четыре, нет, пять лет назад. Как быстро летит время!

«Энона» спустилась на пятисоткилометровую орбиту, не переставая недовольно ворчать. Притяжение планеты оказывало сильное воздействие на все окружающее, уменьшая стабильность искажающего пространства поля и требуя дополнительной мощности для корректировки, тем сильнее, чем ближе к поверхности. При достижении точки входа «Энона» поддерживала ускорение лишь в половину g.

На стандартной экваториальной орбите присутствовало шестьсот космоястребов (и тридцать восемь черноястребов, как с огромным неудовольствием отметила Сиринга), а также почти тысяча адамистских кораблей, проявившихся в ее сознании грязными отпечатками на снегу. Солнечный свет то и дело поблескивал на серебристой поверхности корпусов, выдавая их позиции оптическим сенсорам. Между кораблями и плавучими островами постоянно курсировали космические челноки. Сиринга заметила, что космопланов здесь намного больше, чем более современных катеров с ионными двигателями. Сродственная связь передавала неумолчный гул космоястребов, обменивающихся астронавигационными данными и просто болтавших между собой.

— Ты можешь отыскать для меня Ейска? — спросила она.

— Конечно, — ответила «Энона». — Остров Перник как раз за горизонтом, там сейчас полдень. Но с высокой орбиты связаться с ним было бы легче, — с преувеличенным простодушием добавила она.

— И не думай. Мы здесь всего лишь на неделю.

Она ощутила подключение сродственной связи с Ейском, после чего обменялась с ним сигналами, подтверждающими личность. Этот пятидесятивосьмилетний мужчина стоял во главе семейного бизнеса по отлову рыбы и сбору различных морепродуктов, а также упаковке их для последующей отправки.

— Моя сестра Помона посоветовала связаться с вами, — сказала Сиринга.

— Уж не знаю, радоваться мне или огорчаться, — ответил Ейск. — Мы еще не совсем оправились от ее последнего визита.

— Да, она такая, все верно. Но решать вам. Я здесь, наверху, с удручающе пустым трюмом, который неплохо бы заполнить. Четыреста тонн лучших и самых вкусных ваших продуктов.

Сродственная связь донесла его мысленный смех.

— Вы случайно не на Норфолк собрались?

— Как вы догадались?

— Сиринга, посмотрите вокруг, этим маршрутом намерена лететь половина из загружающихся здесь кораблей. А контракты они заключают на год вперед.

— Я не могла этого сделать.

— Почему?

— Мы только три недели назад уволились со службы на флоте Конфедерации. И все это время «Энона» простояла в доке, пока снимали установки для запуска боевых ос и ставили стандартные системы погрузки.

Она почувствовала, как закрылась сродственная связь, пока собеседник обдумывал ее вопрос.

Рубен скрестил пальцы и скорчил гримасу.

— Мы могли бы поскрести по сусекам, — наконец объявил Ейск.

— Отлично!

— Но товары не дешевые, и их далеко не четыреста тонн.

— Деньги не проблема.

Ее последнее заявление, произнесенное вальяжным тоном, вызвало ощутимый испуг у членов команды. В надежде на торговую сделку с ассоциацией розоводов Норфолка они собрали все свои выходные пособия и взяли огромный кредит в Юпитерианском банке. Вопреки общепринятому среди адамистов мнению, Юпитерианский банк предоставлял кредит далеко не каждому эденисту. По правде говоря, экипаж «Эноны» не без труда набрал нужное количество комбодолларов, необходимых для залога.

— Что ж, я рад, — сказал Ейск. — С удовольствием помогу старым воякам. Вы уже решили, что хотели бы купить?

— Я как-то пробовала крабов анлин, они великолепны. И оранжевый палтус тоже, если у вас найдется.

— Футчи, — вмешался в разговор Кейкус.

— И серебряные угри, — добавил Эдвин.

— Я думаю, вам лучше спуститься и устроить дегустацию, — предложил Ейск. — Так вы получите полное представление о том, что у нас есть.

— Мы готовы, хоть сейчас. А у вас нет знакомых, кто мог бы продать нам свои излишки?

— Я поспрашиваю соседей. Увидимся за ужином.

Сродственная связь прервалась.

Сиринга хлопнула в ладоши. Рубен поцеловал ее.

— Ты настоящее чудо, — сказал он.

Она ответила на поцелуй.

— Это лишь половина битвы. Я рассчитываю на твой контакт на Норфолке.

— Расслабься. Он без ума от морских деликатесов.

— Оксли, — позвала Сиринга, — готовь флаер, похоже, наши дела налаживаются.

Такого Джошуа никак не ожидал. Он жил космосом, странствовал по чужим мирам, бился за выгодные сделки и изредка отдыхал в компании бесчисленных любительниц приключений в портовых городах. И вот теперь тускло-рыжая поверхность Транквиллити заполняет половину экрана, визуализируя информацию с наружных сенсоров «Леди Мак», и кажется ему великолепной. «Я возвращаюсь домой».

Отдохнуть от нытья Эшли о том, насколько лучше была жизнь два столетия назад, не слышать больше раздраженного ворчания Варлоу, забыть о щепетильности и надоедливой педантичности Дахиби. Даже Сарха ему наскучила, в конце концов, разнообразие поз в невесомости сильно ограничено, а если убрать секс, что еще останется между ними?

Да, отдых ему определенно не помешает. И, выполнив рейс к Пуэрто де Санта-Мария, он вполне может себе это позволить. После его сегодняшнего посещения бар «Харки» будет выглядеть как после урагана.

Остальные члены команды подключились к бортовому компьютеру через нейронаноники и смотрели на тот же пейзаж. Джошуа вел корабль по курсу, указанному службой контроля движения космопорта, и удерживал ионные двигатели на минимальной мощности. Распределение массы «Леди Мак» он уже изучил до мелочей и представлял, как поведет себя корабль при столкновении даже с одиночным фотоном.

Он без толчка опустил корабль на платформу, и захваты креплений звонко щелкнули в гнездах. Джошуа присоединился к всеобщему ликованию.

За вращающимся атмосферным шлюзом, соединяющим диск космопорта с биотопом, его уже поджидали два сержанта. Джошуа смущенно пожал плечами, адресуясь открывшим от удивления рты спутникам, и вслед за сервиторами пошел к стоящему у платформы вагону транспортной трубы. Внутри все трое оказались в зоне десятипроцентной гравитации и начали двигаться очень плавно, а наплечная сумка Джошуа с ее драгоценным содержимым раздулась, словно воздушный шар.

— Я подскочу к вам вечером, — успел крикнуть он, пока не закрылась дверь вагона.

Спустя некоторое время дверь снова скользнула в сторону, и на этот раз за ней стояла Иона. На платформе перед ее подводной квартирой у основания скал.

Девушка надела черное платье с потрясающе узкой юбкой и разрезами по бокам, а волосы были тщательно завиты.

Сначала он в предвкушении рассматривал ноги и грудь и лишь потом заметил угрожающее выражение ее лица.

— Ну? — заговорила она.

— Э-э…

— Где?

— Что где?

Черная туфелька с острым носком нетерпеливо стукнула по полипу.

— Джошуа Кальверт, ты провел одиннадцать месяцев, слоняясь по всей Вселенной, и, должна заметить, не прислал ни одного флек-диска, чтобы показать мне, как у тебя дела.

— Да. Извини. Видишь ли, я был очень занят.

Господи, как же ему хотелось побыстрее сорвать с нее одежду. Она выглядела в десять раз соблазнительнее, чем в воспоминаниях, просматриваемых им в нейронанониках. И везде, где бы он ни был, люди только и говорили, что о новой молодой Владыке Руин. А все их фантазии относились к его девчонке. И это лишь придавало ей еще большую привлекательность.

— Так где мой подарок?

Он с трудом удержался, чуть не сказал: «Твой подарок — это я». И уже растянул губы в усмешке, как вдруг ощутил укол беспокойства. Он ничем не хотел омрачать их воссоединение. Кроме того, она ведь, в сущности, ребенок, она нуждается в нем. Лучше уж оставить дурацкие шутки.

— Ах, это, — пробормотал он.

Взгляд ее голубых глаз стал тверже.

— Джошуа!

Он расстегнул замок наплечной сумки. Она нетерпеливо открыла ее. Сейлу заморгал от яркого света и уставился на нее абсолютно черными и изумительно красивыми глазами.

Первые люди, увидевшие этих существ, описывали их как оживших гномов; рост взрослых особей не превышал тридцати сантиметров, а черно-белый мех придавал им сходство с земной пандой. В родном мире, на Ошанко, они встречались настолько редко, что содержались исключительно в императорском заповеднике. И только детям императора позволялось иметь их в качестве домашних любимцев. Клонирование и программы разведения при дворе императора категорически отвергались, сейлу размножались только естественным путем. Никаких официальных сведений об их численности не публиковалось, но, согласно устойчивым слухам, их осталось меньше двух тысяч.

Несмотря на вертикальную походку, по строению скелета и мускулатуры они разительно отличались от земных антропоидов. У них не было ни локтевых, ни коленных суставов, а конечности изгибались по всей длине, что придавало их движениям невероятную плавность. Они были травоядными и, если верить аудиовидеозаписям членов императорской семьи, очень ласковыми и привязчивыми.

Иона прикрыла рот ладонью, и ее глаза вспыхнули недоверчивым восторгом. Существо, смотревшее на нее из сумки, было не выше двадцати сантиметров.

— Это же сейлу, — едва слышно прошептала она.

— Да.

Иона поднесла руку к сумке, оттопырив один палец. Сейлу медленным грациозным движением потянулся к ней, его тонкая шелковистая шерстка пощекотала костяшки пальцев.

— Но их позволено иметь только детям императора.

— Император, Владыка — какая разница? Я привез его, потому что решил, что это тебе понравится.

Сейлу, не выпуская ее пальца, выпрямился в сумке. Плоский влажный нос обнюхал ее руку.

— Как ты сумел?

Джошуа многозначительно улыбнулся.

— Нет. Не хочу даже знать об этом. — Она услышала тихое мурлыкание и опустила глаза, мгновенно потонув в обожающем взгляде. — Это очень плохо с твоей стороны, Джошуа. Но он такой милый. Спасибо.

— Насчет «он» я не уверен. Мне кажется, у них три или четыре пола. В справочных библиотеках о них не так уж много сведений. Но он ест салат и клубнику.

— Я запомню.

Она высвободила палец из лапки сейлу.

— А как насчет моего подарка? — спросил Джошуа.

Иона соблазнительно выгнула спину и провела языком по губам.

— Твой подарок — это я.

До спальни они не дошли. Джошуа сорвал с нее платье сразу за дверью, а в ответ она так сильно дернула пряжку его комбинезона, что сломала ее. Первый раз они задержались на столике в одном из альковов, потом в качестве поддержки воспользовались красивыми коваными перилами лестницы, а потом еще катались по лохматому абрикосовому ковру.

Кровать тоже пригодилась, но только после душа и бутылки шампанского. Спустя несколько часов Джошуа понял, что вечеринку в баре он уже пропустил, но ничуть не расстроился. За окном свет, пробивающийся сквозь толщу воды, стал тускло-зеленым, а в спальню заглядывали оранжевые и желтые рыбки.

Иона, скрестив ноги, сидела на прозрачной эластичной простыне, прислонившись спиной к шелковым подушкам. На одной руке у нее уютно устроился сейлу, а в другой торчал пучок гофрированных красных и зеленых листьев салата лолло. Сейлу аккуратно пережевывал салат и время от времени поглядывал на Иону.

— Разве он не восхитителен? — со счастливой улыбкой спросила Иона.

— Гены сейлу содержат великое множество антропоморфических признаков, что привлекает к ним людей.

— Держу пари, ты был бы более снисходительным, если бы его привез не Джошуа.

— Вывоз сейлу с родной планеты — это не только грубейшее нарушение закона, но и личное оскорбление императору. Джошуа поставил тебя в неловкое положение. Типичный для него бездумный поступок.

— Я не скажу об этом императору, надеюсь, что и ты не скажешь.

— Я и не собирался ничего говорить ни императору, ни послу Японской империи.

— Старый зануда.

— Иона, прошу тебя. Посол Нг имеет очень высокий ранг, и его назначение свидетельствует о глубоком уважении к тебе со стороны императора.

— Я знаю.

Она почесала сейлу под подбородком. Его мордочка и тело имели форму сплюснутых овалов, соединенных короткой шеей. Сейлу изогнул ноги, прижимаясь к ее пальцу.

— Я назову его Августином, — объявила Иона. — Это благородное имя.

— Чудесно, — одобрил Джошуа. Он свесился с кровати и достал из корзинки со льдом бутылку шампанского. — Выдохлось, — вздохнул он, налив немного вина в свой бокал.

— Зато, надеюсь, ты еще не выдохся, — с напускной скромностью сказала она.

Джошуа улыбнулся и протянул руку к ее левой груди.

— Нет, не надо. — Она немного отодвинулась. — Августин еще ест. Ты ему помешаешь.

Он с недовольным видом упал на спину.

— Джошуа, ты надолго намерен задержаться на этот раз?

— На пару недель. Надо разобраться с контрактом Роланда Фрамптона. Это будет доставка, а не просто чартер. Иона, нам предстоит полет на Норфолк. Некоторые контракты принесли немало денег, я собрал их, добавил то, что осталось после работы в Кольце Руин, и теперь у нас достаточно средств, чтобы загрузить корабль «Слезами Норфолка». Только представь себе! Полный трюм этого добра.

— Правда? Это замечательно, Джошуа.

— Да, если удастся все провернуть. Доставка — это не проблема. А вот как загрузиться… Я поговорил с некоторыми капитанами. Эти купцы из ассоциации розоводов Норфолка, оказывается, крепкие орешки. Они не признают фьючерсного рынка, и, надо сказать, это достаточно разумно с их стороны. Его бы сразу захватили финансовые компании других миров. Нет, туда надо явиться с кораблем и наличными, и даже тогда никто не гарантирует, что получишь хоть несколько бутылок. В этом деле можно рассчитывать только на порядочного агента.

— Но ты там никогда не был, и агентов у тебя нет.

— Это я и сам знаю. Впервые прилетающие туда капитаны должны иметь груз для частичного бартера. Надо привезти что-то такое, без чего купцам никак не обойтись, вот тогда и появится возможность для первого шага.

— Что же это за груз?

— А, вот в этом-то вся и проблема. В соответствии с конституцией, Норфолк является сельскохозяйственным миром, и продукты сложных технологий туда вряд ли позволят завезти. Большинство капитанов везут изысканные деликатесы, произведения искусства, роскошные ткани и тому подобное.

Иона бережно опустила Августина на кровать по другую сторону шелковой подушки, перекатилась на бок и повернулась к Джошуа.

— Но ты придумал что-то другое, не так ли? Я знаю этот тон, Джошуа Кальверт. Ты выглядишь таким самодовольным!

Он усмехнулся, глядя в потолок.

— Я долго об этом размышлял; нужно что-то новое, полезное, но не синтетика. То, что наверняка пригодится на этих фермах из каменного века.

— И что же это?

— Дерево.

— Ты шутишь? Дерево — в смысле пиломатериалы?

— Ага.

— Но на Норфолке этого хватает. Там много лесов.

— Знаю. В том-то и дело, что они используют его повсеместно. Я изучил сенсозаписи из этого местечка: они строят из дерева дома, мосты, лодки. Клянусь богом, они даже строят из него транспортные средства. Деревообработка там ведущая отрасль промышленности. А я собираюсь привезти им твердую древесину, по-настоящему твердую, как металл. Они могут применять ее для оснастки кораблей, для рукояток инструментов, в конце концов, точить из него шестеренки для ветряных мельниц. Все, что используется ежедневно, или гниет, или быстро изнашивается. Это не продукт высоких технологий, но все же реальное, стоящее своих денег повышение качества. При таком раскладе, думаю, мы договоримся с купцами.

— Тащить древесину на космическом корабле! — Она изумленно покачала головой. Только Джошуа способен на такие удивительно безумные идеи.

— Да. «Леди Мак», если хорошо расположить груз, может взять тысячу тонн.

— А что это за древесина?

— В системе Новой Калифорнии я подключился к научной ботанической библиотеке. Самое твердая древесина, какая только известна в Конфедерации, это мейоп, растущий в недавно колонизированном мире под названием Лалонд.

Флаер «Эноны» имел форму сплюснутого яйца длиной одиннадцать метров, а его корпус блестел пурпурным хромом. Машина была построена компанией «Брасов Динамикс» на Кулу, которая вместе с «Кулу Корпорейшен», принадлежащей правящему семейству, одной из первых разработала технологию ионного поля, что вызвало грандиозную панику среди других астроинженерных компаний Конфедерации. Время космопланов заканчивалось, и правительство Кулу использовало технологический успех в политической сфере, предоставляя льготные лицензии предприятиям своих союзников.

Стандартные ионные двигатели вывели флаер из ангара «Эноны» и направили на эллиптическую орбиту, уходящую в верхние слои атмосферы Атлантиды. Скоро первые завитки молекулярного тумана начали сгущаться вокруг корпуса, и Оксли активировал когерентное магнитное поле. Флаер мгновенно окутала оболочка золотистого сияния, заставляющая потоки газа обтекать фюзеляж. Вихревые потоки помогли Оксли удержаться в мезосфере и снизить скорость, после чего флаер по крутой кривой начал спуск к океану.

Сиринга удобно устроилась в мягком глубоком кресле в кабине вместе с Рубеном, Тулой и новым членом экипажа, Сериной, специалистом широкого профиля, заменившим Чи. Все они напряженно смотрели в единственную прозрачную вставку передней части кабины. Флаер был модернизирован на производственной станции у Юпитера, и первоначальные кремниевые системы контроля полета заменили на биотехпроцессорный модуль, но по сравнению с «Эноной» сенсоры имели довольно низкое разрешение. Физическое зрение помогало ничуть не лучше.

Здесь не было никаких ориентиров, и Сиринга, пока не сделала запрос в процессоре флаера, не могла определить даже высоту полета. Внизу под ними разворачивался океан, казавшийся бесконечным.

Через сорок минут на горизонте появился остров Перник. Издали он выглядел круглым пятном ярко-зеленого цвета, очевидно, отличался пышной растительностью. Острова, которые использовали эденисты при освоении Атлантиды, представляли собой местный вариант биотопов. Это были круглые диски, достигающие в созревшем виде диаметра в два километра, состоящие из полипа, вспененного наподобие губки для обеспечения плавучести. Центральную часть занимал парк километровой ширины с пятью жилыми башнями, стоящими на краю, на равном расстоянии друг от друга, а также здания гражданского назначения и купола предприятий легкой промышленности. Наружная кромка диска ощетинилась плавучими причалами для водного транспорта.

В жилых башнях, как и в космоскребах биотопов, имелись железы, вырабатывающие питательные вещества, но здесь они использовались в основном для получения фруктовых соков и молока — зачем нужны другие источники питания, если острова дрейфовали в напичканном протеином супе. Для осуществления своих функций остров имел два источника энергии. Густой мох, покрывающий все наружные поверхности, включая стены башен, обеспечивал процесс фотосинтеза, и тройные пищеварительные каналы поглощали тонны аналогов криля при помощи подобных китовой пасти захватов, установленных по периметру острова. Криль, как и питательные жидкости, служил еще и источником материала для полипа. Электричество для производства поступало с термальных установок, ток вырабатывался в многокилометровых сложных органических проводниках, использующих разницу температур между глубинными прохладными слоями и нагретой солнцем поверхностью.

Двигательные установки на островах отсутствовали. Они просто дрейфовали, следуя медленным океанским течениям. Всего пока было выращено шестьсот пятьдесят островов, и шансов столкнуться у них почти не имелось; огромным событием считалось даже сближение двух островов на расстояние видимости.

Оксли сделал круг над Перником. Вся поверхность воды, насколько хватало глаз, была усеяна множеством судов. Траулеры и сборщики водорослей, оставляя длинные расходящиеся полосы пены, устремлялись к своим рыболовным угодьям. Ближе к острову покачивались прогулочные суда, небольшие ялики и яхты с полностью развернутыми зелеными мембранами парусов.

Флаер опустился на посадочную площадку между башнями и краем острова. Как только рассеялся туман ионизированного воздуха, к аппарату подошел сам Ейск и трое членов его семейства.

Сиринга сошла по ступеням трапа, развернувшегося из шлюза, и вдохнула влажный, соленый и удивительно спокойный воздух. Она поприветствовала встречающих и обменялась с ними личными данными. Альто и Килда были супружеской парой тридцати с небольшим лет, они занимались переработкой семейного улова; рядом с Ейском стоял его сын Мосул — широкоплечий двадцатичетырехлетний парень с темными волнистыми волосами ниже плеч, как у цыгана, одетый лишь в голубые полотняные шорты. Он был капитаном одного из промысловых судов.

— Коллега капитан, — приветливо обратилась к нему Сиринга.

— Это немного разные вещи, — вежливо ответил он по пути к ближайшей башне. — В наших судах имеются некоторые имплантированные биотехэлементы, но в основном они механические. Я плаваю по волнам, а вы преодолеваете световые годы.

— Каждому свое, — игриво заметила она.

Их мысли слились на более глубоком, более интенсивном уровне, так что едва не загудели. На мгновение Сиринга ощутила тепло солнца на его обнаженном торсе, силу его мышц и чувство равновесия, схожего с ее собственной ориентацией в пространстве. И физическое влечение оказалось взаимным.

— Ты не против, если я с ним пересплю? — спросила она Рубена, прибегая к личной закрытой связи. — Он просто великолепен.

— Никогда не встаю на пути неизбежности, — ответил он и подмигнул.

Ейск занимал квартиру на пятнадцатом этаже башни — довольно большое помещение, служившее также временным жильем для приезжающих издалека торговцев. Интерьер открыто свидетельствовал о богатстве хозяина, и модернистская кристаллическая мебель соседствовала с произведениями искусства многих народов и многих эпох, собранными со всех концов Конфедерации.

Одна из стен гостиной была прозрачной, с арочными проходами, ведущими на широкий балкон. В центре огненными искрами переливался стол из голубого хрусталя, уставленный блюдами с великолепным набором морепродуктов, добываемых на Атлантиде.

При виде коллекции картин и украшений на стенах Рубен задумчиво прикусил нижнюю губу.

— Торговля морепродуктами, похоже, стоящее занятие.

— Не стоит обманываться по поводу богатства коллекции Ейска, — сказала Килда, подавая ему бокал светло-розового вина. — Ее еще сто восемьдесят лет назад начал собирать Гадра, его дед. Перник — один из старейших островов Атлантиды. И если бы не эти «вложения», наша семья сейчас могла бы иметь собственный остров. Нынче вещи очень быстро утрачивают свою ценность.

— Не слушай женщин, Рубен, — откликнулся из сущности острова Гадра. — Большинство этих предметов стоят сегодня вдвое дороже, чем было за них заплачено. А кроме того, на них всегда приятно смотреть. В этом и беда молодежи: у них никогда не хватает времени, чтобы наслаждаться хорошими моментами в жизни.

Сиринга позволила Ейску проводить ее к столу. Представленные продукты поражали своим разнообразием: белое мясо на листьях салата, рыбные стейки в соусе, какие-то странные существа со множеством ножек и усиков, словно бы и не приготовленные. Ейск протянул ей серебряную вилку и бокал газированной воды.

— Суть в том, чтобы попробовать что-то, а потом сполоснуть рот глотком воды, — сказал он.

— Как при дегустации вина?

— Да, но при более широком вкусовом диапазоне. Вина представляют собой всего лишь варианты одной темы. Здешнее разнообразие может поставить в тупик даже местных старожилов. Раз уж вам запомнились крабы анлин, начнем, пожалуй, с них.

По его подсказке она подцепила вилкой кусочек похожей на паштет массы. Он растаял во рту, словно помадка.

— О! Он такой же вкусный, каким я его запомнила. Сколько вы можете продать?

Они стали обходить стол, попутно обсуждая детали. Все остальные доброжелательно советовали свои любимые продукты и спорили о личных пристрастиях, но последнее слово всегда оставалось за Сирингой и Ейском. После окончания обсуждений для перевода средств и подтверждения договора был привлечен сегмент сущности острова, осуществляющий связь с Юпитерианским банком.

Заключению сложного договора помогло согласие Сиринги продать десять процентов груза «Норфолкских слез» семье Ейска в обмен на льготную возможность выбрать желаемые морепродукты. Эти десять процентов должны быть проданы всего на три процента дороже, чем стоимость приобретения и перевозки, чтобы Ейск получил возможность выгодно перепродать товар другим семействам острова. Сиринга была этим недовольна, но она слишком поздно приступила к осуществлению своих замыслов, чтобы выставлять жесткие требования. Кроме того, оставшиеся девяносто процентов — это не так уж мало, а «Энона» способна доставить их на другой конец Конфедерации. Цена всегда возрастала пропорционально удаленности от Норфолка, а затраты капитанов космоястребов были меньше, чем у адамистов.

После двухчасовых переговоров Сиринга вместе с Сериной и Мосулом вышла на балкон. Рубен, Тула и Альто уселись на диване в гостиной и допивали вино.

Квартира располагалась в углу здания, так что с балкона открывался вид как на парк, так и на океан. Сиринга с бокалом золотистого вина прислонилась к перилам, и мягкий ветерок взъерошил ее волосы.

— После этого ужина я не смогу есть дня три, — сказала она, передавая ощущение тяжести в желудке. — Боюсь лопнуть.

— Я частенько думаю, что мы неправильно назвали планету, — признался Мосул. — Она должна была называться Баунти.

— Ты прав, — согласилась Серина. — А против такого груза не устоит ни один норфолкский купец.

Серине было двадцать два года — единственный член в экипаже моложе Сиринги. Она немного не дотягивала в росте до среднего эдениста, обладала изящным личиком и очень темной кожей. На Сирингу и Мосула она смотрела с молчаливым изумлением и с удовольствием наблюдала, как их крепнущая связь приобретает все более интимный характер.

Сиринге нравилась ее компания, она радовалась, что на борту появилась обычная девчонка. Первоначально она набирала экипаж, исходя из опыта людей, и все они были профессионалами, но как хорошо, когда на борту есть кто-то, с кем можно поговорить по душам. Серина привнесла в корабельную жизнь яркость, которой прежде недоставало.

— Мы вполне обычная семья, — сказал Мосул. — Но тем не менее добились некоторого успеха. Почти все новички, прилетающие сюда, забирают с собой кое-что из нашей продукции. Если, конечно, они хоть что-то в этом понимают. Знаете, даже семья Салдана раз в два месяца присылает сюда корабль, чтобы пополнить запасы дворцовой кухни.

— А Иона Салдана тоже присылает корабль? — заинтересовалась Серина.

— Я так не думаю.

— У Транквиллити нет своих космических кораблей, — заметила Сиринга.

— Ты бывала там? — спросил Мосул.

— Нет, конечно, это же база черноястребов.

— Ясно.

Серина вдруг посмотрела вверх и повертела головой.

— А! Наконец-то! Я только что поняла, чего не хватает.

— Чего же? — спросила Сиринга.

— Птиц. В нормальных обитаемых мирах у берегов всегда живут птицы. Вот почему здесь так тихо.

Как раз в этот момент крупный космоплан решил подняться с площадки. Двигатели вертикального взлета наполнили воздух металлическим воем, пока он не набрал высоту в сто метров. Затем судно накренилось на правый борт и пронеслось над океаном, быстро набирая скорость.

— Будь другом, — попросила Сиринга Серину по личному каналу. — Исчезни!

Та скорчила гримаску и осушила свой бокал.

— Пора подзаправиться. Я ненадолго оставлю вас вдвоем.

И, подозрительно хихикнув, удалилась в гостиную.

Сиринга усмехнулась.

— Мой верный член экипажа, — сказала она Мосулу, настроив личный канал.

— Твой симпатичный член экипажа, — ответил он тоже скрытно.

— Я передам ей твои слова. Когда мы удалимся на безопасное расстояние от этой системы.

Он подошел ближе и положил руку ей на плечи.

— Должна кое в чем признаться, — сказала она. — Я получила не все, что хотела.

— Я почему-то так и подумал.

— Я хочу нанять судно и посмотреть на китов. И еще мне нужен человек, который сможет меня к ним отвезти. Это возможно?

— Наедине с тобой на корабле? Это не только возможно, это просто необходимо.

— Здесь есть поблизости их стая или надо искать другой остров? У меня всего одна неделя.

— Еще вчера в сотне километров к югу отсюда была замечена стая голубых китов. Подожди немножко, я спрошу дельфинов, остались ли они там.

— Дельфинов?

— Да. Дельфины помогают нам ловить рыбу.

— Я не знала, что у вас есть сервиторы-дельфины.

— Нет, таких нет. Это обычные дельфины с вживленными генами сродственной связи.

Мосул отправил вызов, и Сиринга последовала за его мыслью. Отклик был странным — скорее напев, чем фразы или эмоции. Тихая мелодия, успокаивающая душу. А потом появились и ощущения. Она неслась в сером тумане, почти ничего не видела, но улавливала отзвуки пронзительных посвистываний. Вокруг нее, словно галактика темных звезд, кружились какие-то тени. Она потянулась к поверхности и прорвала эфемерное зеркало, оказавшись в ярко освещенной пустоте и ощущая легкое покалывание на натянувшейся коже.

Ее тело радостно напряглось, но сродственная связь неожиданно прервалась, вызвав вздох сожаления.

— Дельфины довольно забавны, — сказала «Энона». — Рядом с ними приятно находиться. И они радуются своей свободе.

— Как будто космоястребы в воде, да?

— Нет! Ну, немного похоже.

Удачная попытка поддразнить «Энону» подняла ей настроение. Сиринга повернулась к Мосулу.

— Это было прекрасно, но я ничего не поняла.

— Приблизительный перевод их пересвистываний гласит, что киты все еще в пределах досягаемости. На моем судне мы доберемся туда за день. Подходит?

— Отлично. А твои родные отпустят тебя?

— Да. Этот месяц не будет таким напряженным. Последние девять недель мы вкалывали в полную силу, чтобы подготовиться к торговле с Норфолком. Я заслужил отдых.

— Ты считаешь, что сможешь отдохнуть в море?

— Искренне надеюсь, что нет. Хотя мне показалось, ты не из тех, кому достаточно обычной туристской рутины. Но киты стоят того, чтобы на них взглянуть.

Сиринга повернулась к океану и посмотрела на полосу белых облаков, повисшую там, где небо встречается с водой.

— Ты что-то вспомнила.

— Своего брата.

Мосул ощутил боль, принесенную этой мыслью, и не стал больше ни о чем спрашивать.

Алкад Мзу вышла из своей квартиры на первом этаже космоскреба Сен-Пелам и поднялась по ступеням в круглое фойе с высоким волнистым потолком и прозрачными стенами, выходящими в парковую зону биотопа. В фойе собралось уже около десятка таких же, как и она, ранних пташек. Они ждали лифта у центральной колонны или направлялись к широким ступеням лестницы, ведущей к станциям транспортной трубы. Всего час назад система освещения залила Транквиллити розоватыми лучами рассвета, в глубине подлеска еще не рассеялись обрывки легкого ночного тумана. Парки вокруг всех космоскребов представляли собой просторные поляны, перемежающиеся с рощицами декоративных деревьев и группами цветущих кустарников. Через раздвижные двери Алкад вышла в парк; влажный утренний воздух благоухал ароматом цветущей ночью никотианы и звенел птичьими трелями.

По ровной песчаной дорожке она, чуть заметно прихрамывая, стала спускаться к озеру, лежащему в двух сотнях метров от космоскреба. На мелководье, между плотными островками белых и голубых кувшинок, бродили фламинго. Под их длинными ногами медленно плавали алые «птичьи» ящерицы; эти чужеродные создания, уступающие размерами земным птицам, сверкали яркими бирюзовыми глазами, а время от времени замирали на одном месте и мгновенно скрывались под гладкой, словно стекло, поверхностью воды. И те и другие, завидев ее, направились к берегу. Алкад вытащила из кармана горсть сухого печенья и бросила в воду. Птицы и ящерицы (она никогда даже не пыталась узнать их названия) начали жадно подбирать крошки. Они были давними друзьями, Алкад кормила их каждое утро на протяжении последних двадцати шести лет.

Алкад считала, что внутренние зоны Транквиллити чрезмерно расслабляют, колоссальные размеры биотопа играли немалую роль в создании ощущения неуязвимости у его обитателей. Она давно хотела подыскать квартиру повыше над поверхностью. Вид открытого космоса за окнами космоскреба до сих пор пробуждал в ее душе волнующий трепет. Но на ее неоднократные запросы всегда поступал вежливый отказ сущности биотопа, обусловленный отсутствием свободных помещений. Поэтому приходилось мириться с квартирой на первом этаже поблизости от помещений охраны оболочки и проводить долгие часы в пеших или верховых прогулках по парку. Отчасти потому, что ей это нравилось, а еще и осложняло жизнь наблюдателям из агентства разведки.

В паре метров от дорожки вокруг старого пня, полускрытого лохматой грудой лиан стефанотиса, топтался сервитор-садовник. Он имел форму черепахи с метровым панцирем. Генетики не только увеличили его размер, но и внедрили вторичную пищеварительную систему, превращающую мертвые растения в обогащенные азотом гранулы. Кроме того, биослуга получил пару коротких чешуйчатых конечностей, торчащих из отверстий по обе стороны от шеи и заканчивающихся клешнями. Доктор Мзу некоторое время наблюдала, как садовник срывал увядшие колокольчики цветов и отправлял их в ротовое отверстие.

— Приятного аппетита, — сказала Алкад и отправилась дальше.

Ее целью был ресторан «Гловер», стоящий на самом берегу озера. Полностью деревянное здание было построено в карибском стиле, с остроконечной тростниковой крышей и нависающей над водой верандой, достаточно широкой для десятка столиков. Внутри был сохранен тот же примитивный стиль; кроме трех десятков столиков, вдоль задней стены имелась длинная стойка, где повара готовили блюда на раскаленных камнях. «Гловер» пользовался популярностью у туристов и администраторов средней руки, так что по вечерам там работало сразу три повара.

Алкад Мзу вошла в ресторан; сейчас, ранним утром, там было не больше десяти посетителей. Обычная публика, пришедшая позавтракать, холостяки, которым не хотелось утруждать себя готовкой дома. На стойке между электрическим самоваром и кофе-машиной, распространяя дрожащие блики, стоял АВ-проигрыватель. Из-за прилавка ей помахал рукой Винсент, занятый взбиванием яиц. Он уже пятнадцать лет готовил здесь завтраки. Алкад махнула ему в ответ, кивнула паре завсегдатаев и намеренно проигнорировала оперативника эденистов, девяностосемилетнего Сэмюеля, старательно делавшего вид, что ее не существует. Ее столик в углу, откуда открывался чудесный вид на озеро, уже был накрыт на одного человека.

Официантка Шарлин подошла с охлажденным апельсиновым соком и чашкой отрубей.

— Закажете сегодня яйца или оладьи?

Алкад налила в отруби молока.

— Оладьи, спасибо.

— Сегодня у нас новый посетитель, — негромко доложила Шарлин. — Настоящая гранд-дама.

Она заговорщицки улыбнулась Алкад и направилась к стойке.

Алкад съела несколько ложек отрубей, отпила сока и решила, что уже можно оглядеться.

Леди Тесса Монкрифф в одиночестве сидела за ближайшим к стойке столиком, где запах жареного бекона и кипящего кофе был сильнее всего. Эта сорокашестилетняя женщина была майором Агентства внешней безопасности Кулу и начальником отделения в Транквиллити. Ее худощавое лицо казалось немного усталым, а светлые выгоревшие волосы были подстрижены не по моде, белая блузка и серая юбка создавали образ офисного работника, который никак не может продвинуться по служебной лестнице. Почти так оно и было. Два года назад, узнав о задачах и причинах слежки, она с радостью приняла назначение. Задание означало огромную ответственность, что свидетельствовало о признании ее заслуг. Отношение к аристократам на Кулу было весьма неоднозначным, и, чтобы доказать свою пригодность, приходилось работать вдвое больше других.

Слежка на Транквиллити оказалась чрезвычайно спокойным занятием, и потому поддержание дисциплины давалось с трудом. Доктор Алкад Мзу была человеком привычек, причем привычек довольно скучных. Если бы не ее частые прогулки по парку, создающие трудности наружному наблюдению, моральный дух мог упасть давным-давно.

По правде говоря, леди Монкрифф больше всего огорчало не поведение доктора Мзу, а прошлогоднее внезапное появление Ионы Салдана. Ей пришлось собирать огромное досье на эту девчонку лично для Аластера II. Любопытно, что королевская семья испытывает такой же интерес к подробностям, как и вся остальная публика.

Леди Монкрифф, заметив взгляд доктора Мзу, продолжила жевать тост, стараясь придать своему лицу предельно бесстрастное выражение. Доктора Мзу во плоти она видела всего третий раз. Но сегодня утром она не могла довериться своей команде и хотела лично наблюдать за реакцией Мзу. Этот день мог стать последним в двадцатитрехлетней слежке АВБ.

Алкад Мзу пропустила зрительный образ через свои нейронаноники, но ничего не обнаружила. Женщина могла оказаться новым оперативником или даже просто посетителем ресторана. Но второй вариант Алкад почему-то принять была не готова; Шарлин права, женщину окружала аура изысканности. Изображение доктор Мзу загрузила в довольно объемистую папку наноников, озаглавленную «Противники».

Она доела отруби, допила сок, откинулась на спинку стула и перевела взгляд на АВ-проектор. Шла утренняя передача новостей из студии Коллинза. Луч монохромного зеленого цвета проник в ее оптический нерв, и перед Алкад возникла студия новостей. Келли Тиррел, одетая в зеленый костюм с кружевным шарфом, с высокой прической, оглашала заголовки основных событий. Строгий официальный облик старил ее лет на десять.

Сначала шли местные новости, касающиеся финансов и торговли, потом репортаж с благотворительного вечера, на котором присутствовала Иона Салдана, и обзор политики соседних звездных систем. Несколько минут было посвящено дебатам в Ассамблее Конфедерации. Затем последовало сообщение военных:

«Это репортаж с Оматы, записанный Тимом Бирдом девять дней назад».

Студию сменил вид планеты земного типа, наблюдаемый из космоса.

«В две тысячи пятьсот восемьдесят первом году за холокост, учиненный Оматой против Гариссы, Конфедерация наложила на нее санкции сроком на тридцать лет, запретив торговлю и посещение всей звездной системы. С тех пор за выполнение условий изоляции несла ответственность Седьмая флотилия. Девять дней назад срок действия санкций официально истек».

Алкад открыла канал в коммуникационную сеть Транквиллити и подключилась напрямую к ощущениям из программы Коллинза. Теперь она смотрела глазами Тима Бирда. Наконец ее нога ступила на землю Оматы, а легкие наполнил мягкий хвойный аромат этого мира.

«Какая злая ирония», — подумала она.

Тим Бирд стоял на пустынной бетонной площадке большого космопорта. С одной стороны поднимались серо-голубые стены ангаров, выцветшие от старости и покрытые потеками ржавчины в местах крепления панелей. Впереди стояли пять дельтовидных космопланов «Сухой SuAS-686», их жемчужно-серые корпуса поблескивали в лучах теплого утреннего света. Прямо перед машинами выстроился военный оркестр. Чуть в стороне была сооружена временная трибуна, где сидели сотни две человек. На красной ковровой дорожке перед трибуной стояло двадцать членов кабинета министров Оматы, четырнадцать мужчин и шесть женщин, все в строгих серо-голубых костюмах.

— Вместе со мной вы переживаете последние минуты изоляции Оматы, — сказал Тим Бирд. — Мы ожидаем прибытия контр-адмирала Мередита Салданы, командующего Седьмой флотилией, дислоцированной в этой звездной системе.

На западе в небе появилось и стало быстро увеличиваться огненное пятно. Зрительные вставки Тима Бирда позволили рассмотреть военный флаер с ионным двигателем. Клиновидная машина нейтрального серого цвета длиной сорок метров на мгновение зависла над бетонной площадкой, пока не выдвинулись посадочные опоры. Как только они коснулись бетона, мерцающее облако молекул ионизированного воздуха лопнуло, словно мыльный пузырь.

— Надо сказать, это первый флаер с ионным двигателем на Омате, — поведал Тим Бирд, заполняя паузу, пока министр иностранных дел приветствовал контр-адмирала. Мередит Салдана оказался таким же высоким и представительным мужчиной, как и его царственные родственники, и с таким же характерным носом. — Несмотря на то что представители прессы вчера вечером получили специальное разрешение на спуск, нам пришлось воспользоваться космопланами Оматы, некоторым из них уже больше пятидесяти лет, и запчастей к ним отыскать практически невозможно. Это свидетельствует о том, насколько тяжелыми стали санкции для данного мира, он отстал как в индустриальном, так и в экономическом отношении. Но больше всего ему не хватает инвестиций. Именно это и намерен изменить в первую очередь кабинет министров. По нашим сведениям, приоритетом его работы станет восстановление торговых отношений.

Контр-адмирала и его свиту проводили к президенту Оматы, улыбающемуся седовласому мужчине ста десяти лет. Они обменялись рукопожатием.

— Сегодняшняя ситуация не лишена некоторой иронии, — продолжал Тим Бирд. Алкад ощутила, как его лицевые мускулы растягивают губы в улыбке. — В последний раз командующий Седьмой флотилией Конфедерации встречался с президентом Оматы тридцать лет назад, когда все члены кабинета были казнены за участие в уничтожении Гариссы. Сегодня обстановка встречи совершенно иная. — Его зрительные вставки приблизили контр-адмирала, протягивающего президенту свиток. — Это официальное приглашение президента Ассамблеи Конфедерации, позволяющее Омате вновь занять свое место. А сейчас вы видите, что президент передает свое письменное согласие.

Алкад Мзу отключилась от канала студии Коллинза и отвела взгляд от стойки. Она полила блинчики густым лимонным сиропом, отделила вилкой небольшой кусочек и стала задумчиво жевать. АВ-проектор тихонько гудел на стойке рядом с баком для воды, и Келли Тиррел продолжала выпуск.

Эта дата выжженным клеймом запечатлелась в мозгу Алкад, и она не могла забыть, что событие уже близко. Но, несмотря ни на что, ее нейронаноникам пришлось направить в нервную систему поток успокаивающих средств, чтобы предотвратить слезы и дрожь подбородка.

Знать и видеть — разные вещи, с болью отметила она. А эта смехотворная церемония как будто нарочно задумана, чтобы растравить рану в ее душе. Рукопожатие, обмен символическими посланиями, и все прощено. Девяносто пять миллионов человек. Матерь Божья!

Одинокая слеза скатилась из левого глаза, несмотря на все усилия нейронаноников. Она вытерла ее бумажной салфеткой, потом заплатила за завтрак, не забыв оставить обычные чаевые. Алкад Мзу неторопливо вернулась в фойе космоскреба, чтобы сесть в вагон транспортной трубы и отправиться на работу.

Леди Монкрифф и Сэмюель, видя, как она подволакивает ногу на гравийной дорожке, обменялись слегка смущенными взглядами.

Драматическая сцена отобразилась в сознании Ионы, когда она помешивала утренний чай.

— Бедная, бедная женщина.

— Ее реакция оказалась удивительно сдержанной, — заметил Транквиллити.

— Только внешне, — хмуро ответила Иона.

После вчерашнего благотворительного вечера ее мучила головная боль. Напрасно она просидела все время рядом с Доминикой Васильковской, Доминика была отличной подругой и не злоупотребляла их дружбой, что было редкостью — но, боже мой, сколько могла выпить эта девчонка.

Иона увидела, как леди Монкрифф заплатила по счету и вышла из ресторана «Гловер».

— Я бы хотела, чтобы агенты разведки оставили Мзу в покое, такое постоянное напоминание о трагедии не облегчит ее жизнь.

— Ты всегда можешь их выслать.

Она сделала глоток чая, обдумывая эту возможность, пока домошимпы убирали со стола остатки завтрака. Августин, сидя на горке апельсинов в серебряном фруктовом блюде, пытался оторвать от кисти виноградину. Он был не слишком силен.

— Дьявол его знает, — сказала она, не в силах найти решение. — Порой мне хочется, чтобы ее здесь вообще не было. Но при этом ненавистна сама возможность получения ее знаний кем-то другим.

— Я думаю, есть немало правительств, испытывающих подобные чувства по отношению к тебе и ко мне. Таковы люди.

— Может, так, а может, и нет. Никто из них не вызвался сделать эту работу.

— Возможно, они опасаются, что ее присутствие спровоцирует серьезный конфликт. Если бы хоть кто-то нашел к тебе подход, за ним непременно последовали бы и остальные. Скрыть такое соперничество было бы невозможно. В этом отношении адмирал совершенно прав, чем меньше людей о ней знает, тем лучше. Общественная реакция на появление супероружия не сулит ничего хорошего.

— Да, полагаю, что так. А этот контр-адмирал Мередит Салдана — мой родственник?

— Верно. Он сын последнего князя Неско и потому носит титул графа. Но он выбрал карьеру офицера флота, а с его именем продвижение — дело нелегкое.

— Он тоже отрекся от Кулу, как мой дед?

— Нет, просто пятому сыну правителя пришлось бы долго дожидаться высокого положения. Мередит Салдана решил пробиваться наверх своими силами; если бы он остался на Неско, такое рвение непременно вызвало бы конфликт с наследником. Поэтому он и выбрал независимую карьеру; учитывая его положение, это поступок верноподданного гражданина. Семья гордится его достижениями.

— Но адмиралом ему не стать?

— Нет, с таким происхождением это невозможно по политическим соображениям. Тем не менее он стал командующим Седьмой флотилией. Это высокообразованный и популярный офицер.

— Приятно слышать, что вырождение еще не коснулось нашего рода.

Она сняла Августа с груды апельсинов, посадила рядом со своей тарелкой и разрезала ему виноградину. С ленивой медлительностью, так ее восхищавшей, он поднял кусочек, удовлетворенно заворчал и начал есть. Мысли Ионы, как обычно, обратились к Джошуа. Сейчас он должен быть уже на полпути к Лалонду.

— У меня есть два сообщения на твое имя.

— Пытаешься меня отвлечь, — упрекнула она его.

— Да, мне не нравится, когда ты расстроена. Это и моя вина тоже.

— Нет, не твоя. Я уже большая девочка и прекрасно знала, во что ввязываюсь, когда сошлась с Джошуа. И что же это за послания?

— Хейли спрашивает, когда ты придешь с ней поплавать.

Иона улыбнулась.

— Передай, что мы встретимся с ней через час.

— Хорошо. Во втором сообщении Паркер Хиггинс просит посетить его сегодня, как только будет возможно. Надо сказать, он был очень настойчив.

— Почему?

— Я думаю, что группа, исследующая найденную Джошуа электронику, добилась успеха.

Утром перед поездкой к китам Сиринга спустилась к основанию башни, когда рыбачьи лодки были уже на полпути к горизонту. Прохладные рассветные лучи превратили слой мха на стене в матовое черное покрывало. Она вдохнула солоноватый воздух, наслаждаясь его свежестью.

— Я никогда не считал наш воздух каким-то особенным, — сказал Мосул.

Он шел рядом с ней, держа в руках большую коробку с припасами для поездки.

— Как только повысится влажность, он уже будет не таким. Но не забывай, что девяносто процентов своей жизни я провела в тщательно регулируемой атмосфере. И это разнообразие просто восхитительно.

— Ну, спасибо, — язвительно откликнулась «Энона».

Сиринга усмехнулась.

— Нам повезло, — продолжал Мосул. — Я уже пообщался с дельфинами, киты сегодня подошли намного ближе. Мы доберемся туда в середине дня.

— Отлично.

По широкому бульвару Мосул вывел ее к причалу. У края полипа лениво плескались мелкие волны. Из-за почти абсолютного отсутствия движения Перник вполне можно было принять за обычный остров, связанный с корой планеты.

— Хороший шторм нас иногда покачивает, крен составляет около одного градуса.

— А, конечно. — С ее лица исчезла улыбка. — Извини, я и не заметила, что передаю все свои мысли. Это невежливо с моей стороны. Слишком сильно задумалась.

— Ничего страшного. Хочешь, возьмем с собой Рубена? Может, с ним ты будешь чувствовать себя лучше?

Сиринга вернулась мыслями к свернувшемуся на постели Рубену, каким она оставила его полчаса назад. Ее нерешительный вызов остался без ответа. Рубен уже снова заснул.

— Нет. Я никогда не чувствую себя одинокой, у меня есть «Энона».

Она заметила хмурое выражение на красивом обветренном лице Мосула.

— Сколько Рубену лет? — почти извиняющимся тоном спросил он.

Она ответила и с трудом подавила смех, когда его мысли, несмотря на все усилия сдержаться, донесли до нее удивление и легкое неодобрение. Так было всегда.

— Не надо так дразнить людей, — упрекнула ее «Энона». — Он прекрасный парень, мне нравится.

— Ты всегда так говоришь.

— Я только озвучиваю твои чувства.

Плавучий причал опирался на огромные круглые тумбы, медленно покачивающиеся на легкой зыби. По всей длине настила тянулись темно-красные трубы, по которым в лодки подавалась питательная жидкость. В местах соединений образовывались капли густой смеси, время от времени падающие в воду.

Сиринга посторонилась, пропуская двух домошимпов, несущих ящики. Они сильно отличались от стандартных служителей биотопа своей бирюзовой чешуей и перепончатыми задними лапами.

Поджидавший их катер носил название «Спирос», а его белый композитный корпус имел длину семнадцать метров. Биотехмодули были внедрены в его структуру с необычайным мастерством, граничащим с артистичностью. Пищеварительные органы и резервуары с запасами питательной жидкости, так же как и квазиразумный процессор и прочие вспомогательные системы, скрывались в подводной части судна. В каюте стояла встроенная мебель, полностью изготовленная из древесины, выращенной в центральном парке. Катером семья Мосула пользовалась исключительно для отдыха. И, вероятно, этим объяснялся беспорядок, который они увидели, войдя в каюту.

Мосул остановился на кухне; не выпуская из рук ящика с припасами, он мрачным взглядом прошелся по разбросанным обрывкам упаковки, грязным тарелкам и засохшим пятнам на рабочем столе. И что-то пробормотал себе под нос.

— Пару дней назад катер брали мои младшие кузены, — извиняющимся тоном сказал он.

— Ладно, не суди их строго, в молодости всегда не хватает времени.

— Дело не в молодости. Разве трудно было направить сюда домошимпов, чтобы они навели порядок? Они нисколько не думают об остальных.

Он прошел дальше и, обнаружив койки в таком же состоянии, снова сердито заворчал.

Сиринга подслушала его раздраженный мысленный разговор с младшими родственниками, усмехнулась и стала раскладывать продукты.

Мосул тем временем отсоединил шланги подачи питания от гнезд на корме «Спироса» и отчалил. Сиринга, прислонившись к перилам, увидела, как под поверхностью воды энергично извивается хвостовик, похожий на пятиметрового серебристого угря, выталкивающий катер в море. Затем из двадцатиметровой мачты показалась парусная мембрана. В развернутом виде она представляла собой треугольник цвета молодых буковых листочков, усиленных шестиугольными ячейками мускульных клеток.

Парус быстро поймал утренний бриз и наполнился ветром. По обе стороны от носа разошлись невысокие белые буруны. Хвостовой плавник выпрямился и лишь изредка чуть-чуть отклонялся, поддерживая курс, проложенный Мосулом в бортовом процессоре.

Сиринга осторожно прошла вперед. Палуба под ее босоножками на резиновой подошве была влажной, а катер успел набрать изрядную скорость. На носу судна она взялась руками за ограждение и подставила лицо свежему ветерку. Мосул, встав рядом, положил руку ей на плечо.

— Знаешь, этот океан кажется мне более пугающим, чем космос, — сказала Сиринга, заметив, как быстро удаляется от них Перник. — Я понимаю, что космос бесконечен, но это почему-то ничуть меня не тревожит, а вот Атлантида выглядит угрожающе. Тысячи километров пустынного океана человеческий разум воспринимает ярче, чем бесконечные световые годы.

— Это тебе так кажется, — возразил Мосул. — А я здесь родился, и океан не кажется мне бесконечным, я никогда в нем не потеряюсь. А вот космос — нечто другое. В космосе можно двигаться по прямой линии и никогда не вернуться. Это пугает.

Все утро они провели в разговорах, обмениваясь воспоминаниями о самых ярких, запомнившихся или дорогих для каждого событиях в жизни. Сиринга даже почувствовала легкую зависть к его простой жизни рыбака и морехода. Именно это, как она теперь поняла, и привлекло ее в момент первой встречи. Мосул был восхитительно бесхитростным парнем. А он, в свою очередь, не скрывал восторга по поводу ее опыта и с интересом слушал об увиденных ею мирах, встреченных людях и нелегкой воинской службе.

Вскоре поднявшееся солнце стало припекать, и Сиринга, сбросив одежду, стала смазывать тело защитным кремом.

— Вот еще одно отличие, — сказала она, когда Мосул протянул руку и провел по ее спине между лопатками, куда она сама не могла дотянуться. — Посмотри, какой контраст, я по сравнению с тобой просто альбинос.

— А мне это нравится, — ответил Мосул. — Здесь все девушки цвета кофе с молоком, а то и темнее. Как, по-твоему, мы все потомки африканцев или нет?

Она вздохнула и вытянулась на полотенце, расстеленном на крыше каюты, перед мачтой с парусом.

— Это не имеет значения. Наши этнические предки давным-давно от нас отреклись.

— Не знаю почему, но я сожалею об этом. Те адамисты, которые здесь бывают, довольно приятные люди.

— Конечно, ведь им нужны ваши продукты.

— А нам нужны их деньги.

День разгорался, парус слегка поскрипывал и трепетал на ветру. Спринга обнаружила, что покачивание лодки ее убаюкивает, а под теплыми лучами солнца клонит в сон.

— Я тебя вижу, — шепнула «Энона», воспользовавшись уникальным каналом сродственной связи, соединяющим только их двоих.

Сиринга, даже не задумываясь, поняла, что орбита вывела «Энону» в точку над «Спиросом». Она открыла глаза и взглянула в бескрайнее лазурное небо.

— Мои глаза слабее твоих сенсоров. Жаль.

— Мне нравится смотреть на тебя. Такая возможность предоставляется не часто.

Она рассеянно махнула рукой. Вдруг на фоне голубого бархата моря она увидела себя, распростертую на крохотном суденышке и с приветственно поднятой рукой. Потом катер стал удаляться, превратился в едва заметное пятнышко и исчез. И небо, и море оказались одинаково голубыми.

— Возвращайся скорее, — попросила «Энона». — Мне трудно держаться вблизи от планеты.

— Я не задержусь. Обещаю.

В тот же день они увидели китов.

Черные горы выпрыгивали из воды. Сиринга заметила их издали. Огромные округлые тела, вопреки силе притяжения, выскакивали из океана и падали, поднимая пенные буруны. Из их дыхательных отверстий высоко в небо взлетали струи водяного тумана.

Сиринга не могла удержаться, она подпрыгивала на палубе и махала руками.

— Смотри! Смотри!

— Я вижу их, — сказал Мосул, и в его мысленном потоке смешались радость и странная горделивость. — Это синие киты, большая стая. Думаю, их здесь целая сотня, а то и больше.

— А ты видишь?

— Вижу, вижу, — заверила ее «Энона». — Я даже чувствую их. Ты счастлива. И я счастлива. И киты тоже кажутся счастливыми, они улыбаются.

— Да!

Сиринга радостно рассмеялась. Китовые пасти немного изгибались вверх, как будто в улыбке. В постоянной улыбке. А почему бы и нет? Существование таких огромных созданий не могло не вызывать улыбку.

Мосул направил «Спирос» ближе и частично свернул парус. Шум, производимый стаей китов, обрушился на лодку. Звонкие удары падающих туш и заставляющий вибрировать внутренности свист дыхательных отверстий. Когда «Спирос» подошел к краю стаи, Сиринга попыталась определить их размеры. Длина некоторых взрослых особей наверняка не меньше тридцати метров.

К «Спиросу» приблизился детеныш больше десяти метров длиной и тоже поднял фонтан водяной пыли. Следом за ним тотчас приплыла мать, и они стали кружить и тереться друг о друга. Удары огромных раздвоенных хвостов вспенивали воду, лопасти оглушительно хлопали, словно крылья. Сиринга в полном восторге не могла отвести от них глаз, а киты проплыли в каких-то пятидесяти метрах от катера, едва не опрокинув его. Но она даже не заметила, как наклонилась палуба, — детеныш сосал мать, повернувшуюся набок.

— Это самое изумительное, великолепное зрелище, — зачарованно прошептала она. Ее руки так крепко обхватили поручни, что побелели костяшки пальцев. — И они даже не ксеносы. Они наши, земные.

— Теперь уже нет.

Мосул стоял рядом с ней и с таким же восторгом наблюдал за китами.

— Благодарение Богу, что у нас хватило ума сохранить их гены. Хотя я до сих пор не понимаю, как Ассамблея Конфедерации позволила вам привезти их сюда.

— Киты не нарушают пищевой цепи, они остаются вне нее. Этот океан способен легко производить миллионы тонн криля ежедневно. И эволюция на Атлантиде не создала никаких даже близко похожих аналогов, так что им не с кем соперничать. В конце концов, киты относятся к млекопитающим, и на какой-то стадии развития им требовалась суша. Нет, самое большое существо, рожденное Атлантидой, это красная акула, а ее длина не превышает шести метров.

Сиринга обвила своей рукой его руку и прижалась всем телом.

— Я хотела сказать, что меня поразил здравый смысл, проявленный Ассамблеей. Но допустить вымирание этих созданий было бы жесточайшим преступлением.

— Ты настоящая циничная старушка.

Она легонько поцеловала его.

— Это прелюдия к тому, что будет позже.

Потом она положила голову ему на плечо и все свое внимание сосредоточила на китах, заботливо фиксируя в памяти мельчайшие детали.

Остаток дня они следовали за стаей резвящихся китов, а с наступлением сумерек Мосул направил нос «Спироса» в обратную сторону. Последнее, что она видела, это темные силуэты, грациозно мелькающие на фоне красно-золотого неба, и уже беззвучные фонтаны над гладью океана.

Причудливые сполохи фосфоресцирующей воды вокруг катера отбрасывали слабые голубоватые блики на свернутом до половины парусе. Сиринга и Мосул принесли на палубу подушки и занялись любовью под звездным небом. «Энона» несколько раз поглядывала на их сплетенные тела, и ее присутствие усиливало ощущение удовлетворенности в мозгу Сиринги. Но Мосулу она ничего не сказала.

Отдел электроники леймильского проекта занимал трехэтажное восьмиугольное здание неподалеку от центра кампуса. Его стены из белого полипа, прорезанные овальными окнами, до половины закрывала вьющаяся гортензия. Вокруг здания росли привезенные с Раойля деревья чуантава, достигающие высоты сорок метров, с эластичной корой, длинными ярко-красными листьями и гроздьями бронзовых ягод, свисающими с каждой ветви.

Иона в сопровождении трех сержантов прошла от ближайшей из пяти станций кампуса по дорожке, обрамленной амарантами. Волосы у нее еще не до конца просохли после плавания с Хейли, и кончики задевали за воротник строгого костюма из зеленого шелка. Ее визит привлек всеобщее внимание, редкие прохожие робко улыбались и долго смотрели ей вслед.

Паркер Хиггинс, одетый в свой обычный пиджак орехового цвета с красными спиралями на расклешенных рукавах, ждал ее у главного входа. В соответствии с модой он надел мешковатые брюки, а вот пиджак ему уже был явно тесноват. Белая шевелюра Хиггинса в живописном беспорядке закрывала часть лба.

Иона, пожимая ему руку, старалась не улыбаться. Директор всегда очень нервничал в ее присутствии. Он прекрасно справлялся со своей работой, но ее чувство юмора не разделял. Любое невинное поддразнивание он мог принять за личное оскорбление. Вслед за директором с ней поздоровалась Оски Кацура, руководитель отдела электроники. Она приняла руководство от своего предшественника всего полгода назад; это назначение стало одним из первых, одобренных Ионой. Высокая семидесятилетняя женщина, превосходящая Иону ростом, с красивой стройной фигурой, была одета в обычный белый лабораторный халат.

— Итак, у вас есть какие-то хорошие новости? — спросила Иона, проходя по центральному коридору.

— Да, мадам, — ответил Паркер Хиггинс.

— Большая часть системы хранилища состояла из кристаллов памяти, — сказала Оски Кацура. — Процессоры оказались лишь второстепенными элементами, обеспечивающими доступ и запись. По существу, это устройство и было ядром памяти.

— Понимаю. А лед сохранил ячейки, как мы надеялись? — спросила Иона. — Когда я их видела, они показались неповрежденными.

— О да. Они почти не пострадали, все элементы и кристаллы, покрытые льдом, прекрасно функционировали после извлечения и очистки. Причиной столь долгого периода дешифровки данных, хранящихся в кристаллах, стала их нестандартность.

Они подошли к двойной двери, и Оски Кацура, датавизировав код, жестом пригласила Иону войти внутрь.

Отдел электроники всегда напоминал ей кибернетическое производство: ряды одинаковых чистых помещений, освещенных резким белым светом и заполненных непонятными блоками аппаратуры, между которыми повсюду протянуты провода и трубки. Эта комната была точно такой же; вдоль стен тянулись длинные широкие верстаки, еще один стоял в центре, на нем громоздились стеллажи с электронными устройствами и испытательные стенды. Стеклянная стенка в дальнем конце отделяла шесть рабочих мест. Там при помощи точнейших роботов-сборщиков несколько исследователей изготавливали различные узлы аппаратуры. В противоположном от них конце на полу стояла подставка из нержавеющей стали, а на ней возвышалась большая сфера из прозрачного композита. Толстые трубки соединяли нижнюю часть сферы со сложными климатическими установками. В центре сферы Иона увидела электронный блок с подключенными к нему силовыми кабелями и оптоволоконными проводами. Но больше всего ее удивило присутствие Лиерии, стоявшей перед центральным стеллажом, ее формоизменяющие руки, разделенные на пять или шесть щупалец, обвивали электронный блок.

Иона не без гордости отметила, что узнала киинта с первого взгляда.

— Доброе утро, Лиерия, а я думала, что ты работаешь в отделе психологии.

Щупальца сползли с блока и снова слились в один плотный отросток. Лиерия осторожно повернулась, стараясь ничего не задеть.

— Здравствуй, Иона Салдана. Я здесь по приглашению Оски Кацура и уже смогла внести свой вклад в изучение информации, хранящейся в кристаллах леймилов; она некоторым образом связана с основным направлением моей работы.

— Отлично.

— Я заметила на твоих головных волосах следы соленой воды, ты купалась?

— Да, я основательно погоняла Хейли. Она с нетерпением ждет экскурсии по Транквиллити. Дай мне знать, когда сочтете ее готовой к такой прогулке.

— Я приветствую твою доброту. Мы считаем ее достаточно взрослой, чтобы освободить от родительского присмотра, если только ее кто-то будет сопровождать. Но не позволяй ей нарушать твои планы.

— Она мне не в тягость.

Рука Лиерии протянулась к верстаку и взяла тонкую белую пластинку примерно в десять квадратных сантиметров. Устройство издало короткий свист, а потом послышалась человеческая речь: «Приветствую вас, директор Паркер Хиггинс».

Хиггинс слегка поклонился представителю чужого мира.

Оски Кацура постучала по защитной сфере кончиком пальца.

— Мы очистили и протестировали все компоненты, а потом снова собрали блок, — рассказала она Ионе. — Лед на них оказался не слишком чистым, в нем содержались примеси странных углеводородов.

— Экскременты леймилов, — подсказала Лиерия через свое устройство.

— Совершенно верно. Но главную проблему составляли сами записи, до сих пор ничего подобного мы не находили. Они казались абсолютно разрозненными. Сначала мы предположили, что это какой-то вид искусства, но потом обнаружили нерегулярное повторение некоторых особенностей.

— Одни и те же структуры повторялись в разных комбинациях, — перевел Транквиллити.

— Но ведь ученым постоянно приходится разбирать всякую бессмыслицу, разве не так? — с некоторым удивлением спросила Иона.

— Это их шанс продемонстрировать тебе, их заказчику, сколько усилий потребовало исследование. Не лишай их этого удовольствия, это невежливо.

Иона сумела сохранить нейтральное выражение лица во время всего обмена мыслями.

— И в результате вы смогли сформулировать программу распознавания, — спокойно произнесла она.

— Правильно, — воскликнула Оски Кацура. — Девяносто процентов данных остались для нас бессмыслицей, но закономерность начала прослеживаться.

— После обнаружения достаточного количества повторяющихся структур мы созвали межведомственную конференцию, где предложили всем высказать свои догадки, — продолжил Паркер Хиггинс. — Немного преждевременно, но наше нетерпение было оправдано. Я рад доложить, что Лиерия высказала свое мнение, предположив в сигналах оптические импульсы.

— Верно, — при помощи модуля-переводчика подтвердила Лиерия. — Совпадение оказалось на уровне восьмидесяти пяти процентов. Информационные пакеты содержали цвета, видимые глазами леймилов.

— После этого мы приступили к сравнительному анализу остальной информации, пытаясь сопоставить ее с другими импульсами нервной системы леймилов, — снова заговорила Оски Кацура. — И вот победа. Ну, относительная, конечно. Еще четыре месяца ушло на составление программ интерпретации и создание интерфейса, но в конце концов мы справились. — Ее широкий жест охватил все сложное оборудование в лаборатории. — Прошлой ночью мы расшифровали первую полную последовательность.

Смутное осознание смысла рассказа Оски Кацура привело Иону в неописуемое волнение. Аппаратура в защитной сфере прочно приковала ее взгляд. Она благоговейно притронулась к прозрачной поверхности, оказавшейся более теплой, чем окружающий воздух.

— Это записи восприятия леймилов? — спросила она.

Паркер Хиггинс и Оски Кацура по-детски заулыбались.

— Да, мадам, — сказал Паркер Хиггинс.

Иона резко повернулась в его сторону.

— Сколько же их здесь? Какое время они охватывают?

Оски Кацура скромно пожала плечами.

— Последовательности файлов еще не до конца нам понятны. Тот, который нам удалось расшифровать, длится чуть больше трех минут.

— Сколько их всего?

В голосе Ионы проскользнул оттенок раздражения.

— Если скорость передачи данных для других последовательностей не изменится… общая продолжительность составит примерно восемь тысяч часов.

— Она сказала — восемь тысяч?

— Да, — подтвердил Транквиллити.

— О господи! — На ее лице появилась растерянная улыбка. — Вы сказали, что расшифровали отрывок, но что вы имели в виду?

— Последовательность импульсов была адаптирована для передачи человеческих ощущений, — пояснила Оски Кацура.

— Вы подключали ее?

— Да. Качество записи уступает обычным коммерческим стандартам, но после регулировки оборудования и программ этот недостаток будет устранен.

— А Транквиллити может подключиться к вашему оборудованию через коммуникационную сеть? — с нетерпением спросила Иона.

— Это совсем просто, я только датавизирую код доступа, — сказала Оски Кацура. — Готово.

— Покажи мне!

В ее разум хлынули противоестественно чуждые ощущения, оставив сознанию роль пассивного, слабо протестующего наблюдателя. Тело леймила было трисимметричным, высотой около метра семидесяти пяти, покрытым морщинистой кожей свинцово-серого цвета. Каждая из трех имеющихся ног имела невероятно гибкий коленный сустав и заканчивалась копытом. Три шаровидных плечевых сустава рук в совокупности с локтевым сгибом обеспечивали колоссальную свободу движений, а заканчивалась каждая рука четырьмя трехсуставчатыми пальцами, каждый толщиной с большой палец человека, но вдвое длиннее его, что свидетельствовало о значительной силе и ловкости. Больше всего озадачивало наличие трех сенсорных голов, наподобие коротких змей выступающих над плечами. На каждой голове впереди имелся один глаз, над ним треугольное ухо, напоминающее ухо летучей мыши, а внизу беззубый рот, предназначенный для дыхания. Все три рта были способны издавать звуки, но устройство среднего, самого большого, было более сложным, что восполняло недостаток обоняния. Орган для приема пищи находился в верхней части туловища, в углублении между шеями, и представлял собой круглое отверстие с тонкими острыми зубами.

Тело, в котором оказалась Иона, жестко ограничило ее собственную фигуру, сдавив кольцевыми полосами мышц, которые сжимались и изгибались, загоняя плоть и скелет в новую форму, подгоняя под оживающее существо, заключенное в матрице кристалла. Казалось, что ее конечности выворачивают и вытягивают во всех направлениях кроме тех, что были для них естественными. Но метаморфоза не сопровождалась болью. Лихорадочные мысли, взбудораженные инстинктивным отторжением, начали успокаиваться. Она стала оглядываться по сторонам, пытаясь как можно лучше приспособить бинокулярное восприятие к новым условиям.

На ней была одежда. И это стало первым сюрпризом; привычные предубеждения заставляли считать психику чужаков чуть ли не животной, нечеловеческой, и никакие полученные сведения не могли их опровергнуть. Но узнать брюки не составило ни малейшего труда: штанины из темно-фиолетовой материи, создающей на грубой коже ощущение шелка. Они доходили до середины нижних конечностей, а наверху имелось что-то наподобие пояса. Рубашка представляла собой эластичный светло-зеленый цилиндр с тонкими кольцами вокруг каждой шеи.

И она шла, ходьба на трех ногах давалась так легко, что ей даже не приходилось задумываться, как передвинуть конечности, чтобы не упасть. Сенсор-голова с говорящим ртом всегда держалась впереди и медленно поворачивалась из стороны в сторону. Остальные две головы сканировали окрестности.

Образы и звуки захлестнули ее сознание. Визуальная картина была почти полностью лишена полутонов, здесь преобладали яркие основные цвета, но изображение испещряли мелкие черные штрихи, как в АВ-проекторе при сильных помехах; мириады звуков также прерывались полусекундными периодами полной тишины.

Иона проигнорировала эти недостатки. Она шла по биотопу леймилов. И если в Транквиллити царил почти идеальный порядок, сейчас она оказалась в царстве полной анархии. Деревья, угнетая и подавляя друг друга, вели между собой настоящую войну. Ни один ствол не рос прямым. Как будто над джунглями пронесся ураган, но стволы стояли так близко, что не смогли упасть, а держались на своих соседях. Она видела сросшиеся деревья, стволы, в борьбе за свет и пространство закрученные спиралью, и молодые побеги, проросшие сквозь старые ветви. Корни толщиной с человеческий торс выходили из стволов на уровне выше ее роста и, словно живые зубцы коричневых вил, вонзались в песчаную почву, образуя у подножия высокие конусы. Оливково-зеленые листья свисали вниз длинными, закрученными в спирали лентами. А под ногами, куда призрачными столбами упирались солнечные лучи, перемежаемые пятнами тени, в каждой ямке и трещине прятались крошечные голубые цветущие грибы. Их шляпки яркой бахромой окружали ряды красных тычинок, медленно колыхавшихся, словно морские анемоны при слабом волнении.

Радость и умиротворение пронизывали ее, как солнечные лучи пронизывают янтарь. В лесу царила гармония, дух леса перекликался с материнской сущностью космоострова, и они вместе пели свой мадригал. Она слушала его сердцем, благодарная за привилегию жить.

Копыта плавно ступали по извилистой тропинке, ведущей ее к сообществу четвертого союза. Там ждали ее мужья/партнеры, и ее желание сплеталось с песнью леса, а материнская сущность излучала радость.

Она достигла края джунглей, опечалилась, что большие деревья остались позади, а вместе с ними осталась позади и песнь леса. Но и обрадовалась тому, что благополучно прошла через лес, что достойна четвертого цикла репродукции. За деревьями открылось широкое пространство пологой низины, почти утонувшей в высокой пышной траве, пестревшей яркими красными, желтыми и синими колокольчиками цветов. Вокруг нее поднимались склоны космоострова — все оттенки буйной зеленой растительности, под которой скрывались серебристые вены ручьев и рек, с вьющимися над ними полупрозрачными облаками. Вдоль оси из центра обоих торцов поднимались ввысь на двадцать километров ослепительные солнцешпили.

— Единая с духом песни дерева, — воскликнула она голосом и мыслью. Две другие головы издали ликующие призывы. — Я жду.

— Наградой изобилия эмбрион дочери.

— Мужской отбор?

— Согласован.

— Единение ждет.

— Жизнь призывает экстаз.

Она начала спускаться по склону. На дне долины ее ждала община четвертого союза. Кубические строения из голубого полипа, строго симметричные и расположенные концентрическими кругами. На дорожке между безликими стенами она заметила еще одного леймила. Все три ее головы подались вперед.

Воспоминание оборвалось.

Мгновенное возвращение в обстановку обычной лаборатории электроники стало настолько же шокирующим, насколько оно было внезапным. Иона оперлась рукой на стол. Оски Кацума и Паркер Хиггинс смотрели на нее с тревогой, и даже темные фиолетовые глаза Лиерии обратились в сторону Ионы.

— Это было… невероятно, — выдохнула она. Жаркие леймильские джунгли еще мелькали перед ее мысленным взглядом, словно обрывки сна наяву. — Эти деревья… Она, похоже, считает их живыми.

— Да, — подтвердил Паркер Хиггинс. — Вероятно, они играют какую-то роль в выборе партнеров, или это часть ритуала. Нам известно, что женские особи леймилов способны на пять репродуктивных циклов, но никто никогда не предполагал, что могло существовать какое-то искусственное ограничение. По правде говоря, я удивлен, что столь развитое общество может подчиняться почти языческим обрядам.

— Я не думаю, что это пережитки язычества, — возразила Оски Кацура. — Мы уже почти идентифицировали у леймилов генную цепочку, схожую с генами, ответственными за сродственную связь эденистов. Но леймилы, в отличие от эденистов, явные последователи теории Геи, их биотоп, или космоостров, играет важную роль в процессе репродукции. Я уверена, что он обладает правом вето.

— Как я и Транквиллити, — едва слышно пробормотала Иона.

— Вряд ли.

— Еще тысяч пять лет, и рождение нового Владыки Руин легко может стать ритуальным действом.

— Ты абсолютно права, Иона Салдана, — мысленно согласилась с ней Лиерия, а потом продолжила говорить через переводящее устройство: — Я вижу достаточно свидетельств тому, что в обществе леймилов отбор партнеров проводился на научной основе, а не по духовным признакам. Пригодность играет большую роль, чем желаемое сочетание физических признаков; ментальная сила, очевидно, является главным критерием.

— Как бы то ни было, эта расшифровка станет фантастическим прорывом в исследованиях, — заявил Паркер Хиггинс. — До сегодняшнего дня мы знали очень мало. Подумать только, как много могут рассказать трехминутные воспоминания. А открывающиеся возможности…

Он посмотрел на электронную стойку с почти благоговейным восторгом.

— Будут ли серьезные проблемы с расшифровкой остальных данных? — спросила Иона у Оски Кацура.

— Я не думаю. Продемонстрированный отрывок представляет собой довольно грубую интерпретацию, мы добились лишь весьма приблизительных аналогов эмоций. Мы, естественно, подправим программу, но должна заметить, что полных параллелей с ощущениями чужаков ждать не приходится.

Иона тоже оглянулась на электронный блок. Оракул для целой расы. И, возможно — только возможно, — внутри содержится разгадка тайны: почему они это сделали. Чем больше она об этом думала, тем загадочнее казалось их поведение. Леймилы были такими энергичными и жизнерадостными. Что же могло заставить процветающее общество решиться на самоуничтожение?

Она слегка вздрогнула и повернулась к Паркеру Хиггинсу.

— Отдел электроники должен получить приоритетное финансирование, — решительно сказала она. — Я хочу, чтобы все восемь тысяч часов были расшифрованы как можно быстрее. И отдел анализа культуры должен быть расширен. До сих пор мы концентрировали основное внимание на технологической и физической сторонах, но теперь пора немного изменить направление.

Паркер Хиггинс открыл рот, собираясь возразить.

— Я не имела намерения критиковать вас, Паркер, — быстро добавила Иона. — До этого дня у нас имелись только физические объекты. Но сейчас, когда появились эмоциональные воспоминания, исследование вступает в новую фазу. Направьте приглашения любым экспертам по психологии из других рас, способным, по вашему мнению, оказать нам помощь, попросите их временно отвлечься от текущих задач, оформить оплачиваемый творческий отпуск. Если вы сочтете, что мое имя будет способствовать успеху, я добавлю к приглашениям личное послание.

— Да, мадам.

Быстрота ее реакции явно ошеломила Паркера Хиггинса.

— Лиерия, я бы хотела, чтобы вы или кто-то из ваших коллег помог с расшифровкой. Я не сомневаюсь, что ваше мнение станет неоценимым вкладом в работу.

По рукам Лиерии от основания до самых кончиков пробежала легкая дрожь (смех киинтов?).

— Я с удовольствием помогу, Иона Салдана.

— И последнее. Я хочу, чтобы все расшифровки, как только они будут получены, просматривал Транквиллити.

— Хорошо, — неуверенно согласилась Оски Кацура.

— Да, простите. — Иона искренне улыбнулась. — Как Владыка Руин я накладываю полный запрет на обсуждение оружия. Эксперты могут спорить о любых нюансах, но оружие распознать достаточно легко. Я не хочу, чтобы по Конфедерации распространились сведения о вооружении ксеносов.

«А если это вражеское оружие, разрушившее биотопы леймилов, я должна о нем узнать и решить, что можно рассказать остальным».

Глава 15

В Даррингхэме наступил вечер. Вместе с темнотой по слякотным улицам и над подгнивающими крышами поплыл густой серый туман, оставляющий после себя сплошной липкий слой капель. Влага покрывала наружные стены одну за другой, пока весь город не замерцал в темноте сбегающими вниз капельками. Двери и ставни не защищали от сырости, туман легко проникал внутрь, впитывался в ткани и оставлял конденсат на мебели. Хуже, чем затяжной дождь.

Кабинет губернатора был защищен чуть лучше, чем остальные помещения города. Колин Рексрью не выключал кондиционер, пока тот не начал угрожающе дребезжать, но атмосфера внутри все еще оставалась удручающе влажной. Вместе с Террансом Смитом и Кандейс Элфорд, главным шерифом Лалонда, он просматривал полученные со спутника изображения. На трех больших экранах напротив выпуклого окна развернулось изображение деревни поселенцев на берегу реки. Оно показывало обычный набор беспорядочно разбросанных хижин, маленькие поля, огромные груды сваленных деревьев и множество пней, покрытых пятнами оранжевых грибов. В грязи между домами рылись цыплята, по дорогам бродили собаки. Камера запечатлела несколько человек в грязной потрепанной одежде, а двухлетний на вид малыш и вовсе разгуливал голышом.

— Изображение очень некачественное, — пожаловался Колин Рексрью.

Контуры предметов и впрямь были смазаны, и даже цвета как будто выгорели.

— Да, — согласилась Кандейс Элфорд. — Мы провели диагностическую проверку спутника, но нарушений не обнаружено. Изображения, передаваемые им из других районов, безупречны. Проблемы появляются только в те периоды, когда спутник проходит над Кволлхеймом.

— Да бросьте, — проворчал Терранс Смит. — Не хотите же вы сказать, что поселенцы в провинциях на Кволлхейме могут влиять на качество работы спутника.

Кандейс Элфорд помедлила, обдумывая ответ. В свои пятьдесят семь лет она занимала пост главного шерифа уже на второй планете. Оба назначения были получены благодаря ее скрупулезности; за время работы в службе охраны порядка на многих планетах у нее выработалось стойкое презрение к колонистам, смешанное с некоторой жалостью. Кандейс Элфорд поняла, что эти люди почти ничего не могут сделать на неосвоенных планетах.

— Маловероятно, — признала она. — Спутники электронной разведки флота не обнаружили в этом районе никаких необычных излучений. Возможно, просто сбои, ведь нашему спутнику уже пятнадцать лет, и одиннадцать из них он проработал без технического обслуживания.

— Все верно, — сказал Колин Рексрью. — Замечание принято. Но на регулярные технические осмотры, как вам известно, у нас нет денег.

— В случае отказа замена будет стоить ЛСК намного больше, чем техническое обслуживание, проводимое раз в три года, — возразила Кандейс Элфорд.

— Нельзя ли хоть на время оставить эту тему, — попросил Колин Рексрью.

Он с тоской посмотрел на бар с напитками. Хорошо бы сейчас открыть бутылочку охлажденного белого вина и продолжить совещание в более непринужденной обстановке. Но Кандейс Элфорд наверняка откажется и поставит его в неловкое положение. Она не признает компромиссов и к тому же одна из лучших его офицеров, ее уважают и слушаются все шерифы. Ему с ней повезло, так что придется смириться с ее непоколебимой приверженностью к официальному протоколу.

— Ну, ладно, — решительно заговорила она. — Как вы видите, в Абердейле сгорело двенадцать домов. По словам Мэттью Скиннера, шерифа Шустера, четыре дня назад там взбунтовались привы, тогда и произошли пожары. Привы, предположительно, убили десятилетнего ребенка, и поселенцы открыли на них охоту. Коммуникационный блок инспектора Манани вышел из строя, так что о происшествии рассказал один из поселенцев, добравшийся до Шустера на следующий день после убийства, тогда Мэттью Скиннер и послал мне рапорт. Это было три дня назад. Он сказал, что отправится в Абердейл и проведет расследование; к тому времени большинство привов уже были перебиты. До сегодняшнего утра никаких известий больше не поступало, а потом Мэттью Скиннер доложил, что беспорядки закончились, а все привы Абердейла мертвы.

— Я не одобряю самосуд, — заявил Колин Рексрью. — По крайней мере, официально. Но в данных обстоятельствах не могу осуждать поселенцев Абердейла. Эти привы тот еще сброд. Половину из них вообще не стоило сюда присылать, десять лет работ не исправят рецидивиста.

— Да, сэр, — согласилась Кандейс Элфорд. — Но проблема не в этом.

Колин Рексрью влажной рукой убрал со лба прядь редеющих волос.

— Я и не думал, что все будет так просто. Продолжайте.

Она датавизировала приказ кабинетному компьютеру, и на экранах появилось изображение другого поселения, еще более неприглядного, чем Абердейл.

— А это Шустер, — пояснила она. — Изображение получено сегодня утром. Как вы видите, здесь сгорело три дома.

Колин Рескрью слегка подобрался за своим столом.

— У них тоже были проблемы с привами?

— Вот здесь начинается самое интересное, — сказала Кандейс Элфорд. — Мэттью Скиннер ни слова не сказал о пожарах, хотя должен был доложить, поскольку пожары в таких поселениях очень опасны. Последний из регулярно обновляемых снимков был сделан две недели назад. Дома еще стояли.

— Рассчитывать на простое совпадение было бы неразумно, — пробормотал Колин Рексрью, как бы самому себе.

— Такого же мнения придерживаются и мои коллеги, — подхватила Кандейс Элфорд. — И мы начали более тщательную проверку. Комитет по землеустройству разделил территорию вдоль Кволлхейма на три провинции — Шустер, Меделлин и Россан, — насчитывающие в целом десять поселений. Сожженные постройки мы обнаружили в шести из них: Абердейле, Шустере, Кайенне, Памьерсе, Килки и Меделлине.

Она датавизировала в компьютер следующую команду, и на экранах стали появляться изображения деревень, записанные ее помощниками этим утром.

— О господи! — воскликнул Колин Рексрью. Кое-где над обгоревшими домами еще поднимался дым. — Что же там происходит?

— Мы тоже в первую очередь задались этим вопросом. И начали вызывать инспекторов каждого из поселений, — сказала Кандейс Элфорд. — В Кайенне никто не отозвался, трое остальных ответили, что у них все в порядке. Тогда мы вызвали на связь те деревни, в которых не было замечено никаких разрушений. Салхад, Гуэр и Саттал не ответили, инспектор Россана сказал, что у них все в порядке и ничего необычного не происходит. Об остальных деревнях он ничего не слышал.

— Каково же ваше мнение? — спросил Колин Рексрью.

Главный шериф вновь повернулась к экранам.

— Еще немного информации. Сегодня спутник семь раз проходил над провинциями по берегам Кволлхейма. Несмотря на плохое качество изображения, можно с уверенностью сказать, что все это время на полях никто не работал. Ни в одной из десяти деревень.

Терранс Смит присвистнул и шумно втянул воздух.

— Плохо. Колониста ничто не может отвлечь от полевых работ, тем более при той погоде, что мы наблюдали. Их жизнь полностью зависит от урожаев. Инспекторы с самого начала вдолбили это им в головы и предупредили, что никакой помощи из Даррингхэма не будет. Они просто не могут себе позволить запустить поля. Помните, что произошло в провинции Арклоу?

Колин Рексрью бросил на своего помощника раздраженный взгляд.

— Можешь не напоминать, я просматривал файлы, как только приехал сюда. — Он перевел взгляд на экран, где осталось изображение Кайенна, и помрачнел от нехорошего предчувствия. — Так что вы хотите сказать, Кандейс?

— Я знаю, на что это похоже, — сказала она. — Но никак не могу поверить. Взбунтовавшиеся привы успешно захватили контроль над провинциями Кволлхейма, и всего лишь за четыре дня.

— В этих провинциях проживает больше шести тысяч колонистов, — сказал Терранс Смит. — Почти все они имеют оружие и не боятся им пользоваться. А против них сто восемьдесят шесть привов, невооруженных и неорганизованных, к тому же лишенных каких-либо средств связи. Это же отбросы с Земли, шпана, если бы они могли организовать что-то подобное, они бы не попали сюда.

— Я знаю, — ответила она. — Вот поэтому и не могу поверить. Но как еще это можно объяснить? Кто-то извне? Но кто?

Колин Рексрью нахмурился.

— Шустер всегда был для нас проблемой. Вот… — Он умолк, активируя поиск нужных файлов в нейронанониках. — Ах, да. Исчезновение семей с ферм. Помнишь, Терранс, я еще в прошлом году посылал туда пристава. Только попусту потратил деньги.

— Это с нашей точки зрения, поскольку пристав ничего не нашел, — заметил Терранс Смит. — Что само по себе необычно. Приставы отлично работают. А следовательно, или их действительно утащили какие-то звери, или это сделала какая-то группа людей, сумевшая так замести следы, что сбила с толку и местного инспектора, и пристава. Если это организованное преступление, значит, нарушители по крайней мере не уступают нашим приставам.

— И что же? — спросил Колин Рексрью.

— А то, что теперь у нас еще одно происшествие в тех же провинциях, которое трудно объяснить бунтом привов. Масштаб событий опровергает гипотезу о том, что это дело рук самих привов. А вот присутствие сторонней силы многое могло бы объяснить.

— В любом случае у нас имеется лишь рапорт о волнениях среди привов, — сказал Колин Рексрью, обдумывая неприятную возможность.

— И все равно я не вижу в этом смысла, — проговорила Кандейс Элфорд. — Я признаю, факты указывают на то, что привам кто-то помогает. Но посторонняя группа? И, бога ради, почему на Кволлхейме? Там нет никаких богатств, колонисты еле-еле обеспечивают самих себя. Да если уж на то пошло, на всем Лалонде не найдется ничего ценного.

— Так мы ни к чему не придем, — заявил Колин Рексрью. — Послушайте, по графику через два дня в провинцию Шустер для организации нового поселения отправляются еще три судна с шестью сотнями колонистов. Кандейс, что вы на это скажете, как мой советник по безопасности, не пускать их?

— Да, я думаю, мой совет в данном случае необходим. У вас ведь нет недостатка в свободных землях. А отправка ничего не подозревающих переселенцев в центр потенциального мятежа не слишком хорошо отразится в наших личных делах. Есть у вас какая-то альтернатива Шустеру?

— Провинция Уиллоу Уэст на притоке Френшоу, — предложил Терранс Смит. — Это всего в сотне километров к северо-западу от Шустера, там полно свободного места. И тот район тоже числится в списке подлежащих заселению земель.

— Хорошо, — кивнул Колин Рексрью. — Согласуй это с комитетом по землеустройству. Ну а что вы собираетесь предпринять по поводу сложившейся в Шустере ситуации, Кандейс?

— Я хотела бы получить ваше разрешение отправить вместе с колонистами вооруженный отряд. После высадки переселенцев суда смогут доставить его в Кволлхейм. Как только там окажутся достойные доверия люди, мы наконец выясним, что произошло, и восстановим хоть относительный порядок.

— Сколько людей вы намерены послать?

— Сотни должно быть достаточно. Двадцать штатных шерифов, ну, а остальных придется набрать. Бог свидетель, в Даррингхэме найдется немало мужчин, которые воспользуются возможностью пять недель поплавать по реке да еще получить за это деньги.

— Хорошо, я согласен, — сказал Колин Рексрью. — Только помните, деньги пойдут из вашего бюджета.

— Пока ваши люди туда доберутся, пройдет еще три недели, — заметил Терранс Смит.

— Что же делать? — спросила шериф. — Я не могу заставить суда идти быстрее.

— Нет, но за это время многое может произойти. Если верить тому, что мы увидели, мятеж за четыре дня распространился по всему Кволлхейму. Предположим худший вариант: бунт будет разрастаться с той же скоростью, и тогда ваш вооруженный отряд из ста человек окажется в трудном положении. Я предлагаю забросить туда отряд как можно быстрее и подавить бунт, пока это еще возможно. Наш космопорт располагает тремя космопланами вертикального взлета, «ВК сто тридцать три», которыми во время исследовательских полетов пользуются экологи. Их скорость меньше скорости звука, и рассчитаны они всего на десять пассажиров, но в устье Кволлхейма ими можно доставить весь отряд всего за пару дней.

Колин Рексрью откинулся затылком на подголовник кресла и при помощи нейронаноников подсчитал стоимость операции.

— Чертовски дорого, — буркнул он. — Кроме того, один космоплан после сокращения бюджета группы классификации местных фруктов еще не отремонтирован. Мы, как и всегда, пойдем на компромисс. Кандейс отправит своих шерифов и добровольцев с речными судами, и ее помощники будут внимательно следить за информацией со спутника. Если мятеж, или что там еще может быть, выйдет за пределы провинций Кволлхейма, мы воспользуемся космопланами и пошлем подкрепление еще до того, как отряд прибудет на место.

Электрофосфоресцирующие ячейки на потолке необычного кабинета Латона были погашены, чтобы устранить все внешние раздражители и он смог сосредоточиться на своей внутренней сущности. Холодный разум впитывал ощущения, поступающие по сродственной связи от сервиторов-разведчиков, рассеянных по джунглям. Результаты вызывали сильнейшее недовольство. Больше того, его реакция была близка к тревоге. Ничего подобного он не испытывал с тех пор, как разведка эденистов подобралась к нему вплотную семьдесят лет назад, заставив бежать из родного биотопа. В тот момент он испытывал ярость, страх и смятение, каких не знал, будучи эденистом. И тогда он понял, насколько никчемным было это общество. После этого произошел полный и окончательный разрыв.

Вот и теперь подступало нечто подобное. Что-то такое, чего он не знал и не понимал, что работало подобно подавляющим волю наноникам, узурпируя истинную личность человека и заменяя ее боевыми качествами механоида. Он видел, как радикально изменилось поведение Квинна Декстера и еще нескольких привов после воздействия молний. Они превратились в опытных воинов-наемников, и другие люди, вступавшие с ними в контакт, быстро усваивали такие же навыки, хотя кое-кто даже после превращения оставался почти нормальным — и это еще удивительнее. Им даже оружие не требовалось, они могли метать пучки фотонов, как направляет их голографический проектор, но свет действовал подобно термоиндукционному полю, причем колоссальной мощности и дальности распространения. Хотя никакого видимого механизма у них не имелось.

Поток боли сгорающей Камиллы захлестнул Латона, но был милосердно укрощен, когда она потеряла сознание. Он, как и подобало, оплакал дочь в дальнем уголке своего сознания, и ее отсутствие в его жизни оставило ноющую боль сожаления. А теперь на первое место выступила опасность, грозящая ему самому. Чтобы противостоять врагу без страха, поскольку страх — это союзник противника, надо понимать врага. Но за четыре полных дня напряженных размышлений понимание так и не пришло.

Отдельные впечатления, полученные от сервиторов-разведчиков, противоречили законам физики. Или за время его изгнания наука ушла далеко вперед. Он допускал такую возможность, поскольку разработчики оружия всегда были ближе всего к правительственной кормушке и при минимальной огласке получали максимальное финансирование.

Запись: мужчина поднимает голову и видит в небе пустельгу, обладающую сродственной связью. Он смеется, вскидывает руку и щелкает пальцами. Воздух вокруг птицы отвердевает, заключив ее в матрицу замерзших молекул, и беспомощный комок падает на скалы с высоты в две сотни метров. Один щелчок пальцами…

Запись: отчаянно перепуганный поселенец из Килки стреляет в одного из одержимых из охотничьего лазерного ружья. Расстояние до цели всего пятнадцать метров, но луч не производит никакого эффекта. После нескольких выстрелов оружие перестает работать. А затем и веннал, используемый Латоном в качестве разведчика, сворачивается в клубок и впадает в кому.

Деревни во всех провинциях вдоль Кволлхейма были завоеваны с ошеломляющей быстротой. И это еще сильнее укрепило подозрения Латона в том, что он столкнулся с какой-то военной силой. За одержимыми стоял загадочный разум, увеличивающий их численность в геометрической прогрессии. Но сильнее всего его занимала причина происходящего. Сам он выбрал Лалонд как мир, отвечающий его долгосрочным планам, во всех остальных отношениях эта планета не представляла ни малейшей ценности. Зачем кому-то потребовалось подчинять себе здешних жителей?

Единственное, что пришло ему в голову, это испытания. Но тогда вставал другой вопрос: чему предшествовала такая подготовка? Продемонстрированные возможности таили в себе колоссальный потенциал.

— Латон?

Мысленный посыл Уолдси принес ощущение страха и неуверенности, что было на него совершенно не похоже.

— Да, — спокойно откликнулся Латон.

Он уже догадывался, что произойдет дальше. За шестьдесят лет он изучил образ мыслей своих коллег лучше, чем они сами. Он лишь слегка удивлялся, что они так долго не решались вступить с ним в спор.

— Ты уже знаешь, что это такое?

— Нет. Я предполагал, что это какой-то вид вирусных наноников, но такое количество продемонстрированных функций на порядок больше, чем можно допустить в самых смелых теориях. И некоторые из функций трудно объяснить с точки зрения известной и понятной нам физики. Короче говоря, при наличии столь мощных технологий непонятно их использование в подобных целях. Вот это озадачивает меня сильнее всего.

— Озадачивает! — Тао явно злился. — Отец, они смертельно опасны и шныряют у самого дерева. К черту загадки, надо что-то делать.

Латон позволил сродственной связи передать отблеск его улыбки. Возражать ему осмеливались только его дети, что в некотором роде его радовало. Раболепие он не одобрял почти так же, как и вероломство. И это заставляло их всех балансировать на тонкой грани.

— Я полагаю, у тебя есть какие-то предложения на этот счет.

— Да. Загрузить вездеходы и двигаться к холмам. Можешь называть это стратегическим отступлением или проявлением благоразумия, но надо выбираться из этого дерева. Прямо сейчас. Пока еще возможно. И я не боюсь признаться, что напуган, хотя больше об этом никто не говорит.

— Я подозреваю, что даже на этой планете главный шериф уже знает, что в Абердейле и других поселениях на Кволлхейме творится что-то странное, — ответил Латон. Он почувствовал, что к их разговору подключились и остальные, хотя и тщательно скрывают свои мысли, не давая просочиться эмоциям. — Могу вас заверить, что спутник ЛСК, хотя и в плачевном состоянии, способен заметить движущиеся вездеходы. Тем более что на изображениях из этого района будет сосредоточено основное внимание.

— И что же? Мы его просто собьем. Мазеры со старого черноястреба, которые ты снял и привез сюда, вполне способны его достать. А ЛСК потребуется не одна неделя для замены. К тому времени мы уже будем далеко. Они найдут наш след в джунглях, но в саванне сразу же его потеряют.

— Хочу напомнить, насколько мы приблизились к успеху в достижении бессмертия. Неужели вы хотите все бросить?

— Отец, если мы отсюда не уберемся, не будет никакого проекта и мы лишимся не только бессмертия, но и самой жизни. Мы не в состоянии защититься от этих одержимых колонистов. Я видел, что происходит, когда кто-то в них стреляет. Они этого даже не замечают! Если кто-то и сумеет их победить, впоследствии все провинции на Кволлхейме будут обысканы до последнего сантиметра. В любом случае нам нельзя здесь оставаться.

— Латон, парень прав, — подхватил Салкид. — Нельзя цепляться за этот дом из одной сентиментальности.

— Ты всегда говорил, что знания уничтожить невозможно, — сказал Тао. — Мы знаем, как сращивать параллельно действующие разумы. И, для того чтобы это сделать, нам требуется только безопасное место. А дерево таким уже не является.

— Хороший довод, — признал Латон. — Вот только я не уверен, что на Лалонде можно отыскать подобное место. Эта технология внушает мне страх.

Он намеренно приоткрыл эмоциональный барьер и сразу ощутил смятение в их мыслях, они осознали, насколько встревожен тот, кто никогда не проявлял ни малейшей слабости.

— Но не можем же мы отправиться в космопорт Даррингхэма и попросить вывезти нас за пределы этой системы, — сказал Уолдси.

— Дети могут, — возразил Латон. — Они родились здесь, и в разведке о них нет никаких сведений. А оказавшись на орбите, они смогут найти корабль и для нас.

— Проклятье, ты говоришь это всерьез?

— Конечно. Это логический вывод. В экстренной ситуации я готов связаться с агентами разведки в Даррингхэме и рассказать о сложившейся здесь ситуации. Они со всей серьезностью отнесутся к моему донесению, и тогда предостережение будет не напрасным.

— Неужели все так плохо? — с тревогой спросила Салсетт.

Латон направил пятнадцатилетней девочке волну ободряющего тепла.

— Я не думаю, что до этого дойдет, моя милая.

— Но покинуть дерево… — усомнилась она.

— Да, — ответил Латон. — Тао, ты подал хорошую идею; вы с Салкидом возьмете со склада мазер черноястреба и приготовитесь сбивать спутник. Остальным даю десять часов на сборы. Ночью мы отправляемся в Даррингхэм.

Он не обнаружил и тени возражений. Общение по сродственной связи закончилось.

В последующие часы гигантея стала местом скоординированной деятельности, какой не наблюдалось с момента прибытия. Обитатели необычного дома старались в кратчайшие сроки демонтировать все, что было создано ими за тридцать лет, отдавая бесконечные приказы присоединенным и домошимпам. С болью в сердце они принимали решения, что взять с собой, а что придется оставить, но споров возникало не много. Простоявшие тридцать лет вездеходы необходимо было проверить и подготовить. Младшие дети Латона, возбужденные предстоящим отъездом, носились вокруг, представители старшего поколения вновь вспоминали о мирах Конфедерации. В комнатах и переходах заранее были установлены термические заряды, чтобы уничтожить все тайны гигантеи.

Лихорадочная деятельность отзывалась в суровых раздумьях Латона приглушенным гулом. Время от времени кто-нибудь отвлекал его, требуя дополнительных инструкций.

После отбора немногочисленных личных вещей, которые он решил взять с собой, Латон в очередной раз просмотрел воспоминания о том, что произошло на поляне, когда Квинн Декстер убил инспектора Манани. Началом всему стали эти странные молнии. Латон снова и снова запускал изображения, полученные от Камиллы, а теперь хранившиеся в квазиразумном процессорном блоке. Молния казалась плоской, как будто сплющенной, и какие-то ее участки были темнее других. По мере прокрутки изображения темные участки двигались, скользили вниз по пылающему потоку разбушевавшихся электронов. Разряды молний служили проводниками непонятной энергии, не подчиняющейся общим законам.

Его лица коснулось легкое дуновение воздуха. Латон открыл глаза. В кабинете, как обычно, было темно. Он переключил зрительные вставки в инфракрасный режим. Перед ним на искривленном дереве стояли Джексон Гэль и Рут Хилтон.

— Умно, — произнес Латон. Его контакты с процессорами прервались. Сродственная связь ослабела до едва различимого шепота, неспособного выйти за пределы черепа. — Это ведь энергия, верно? Саморегулирующаяся вирусная программа, которая может храниться в нематериальной матрице.

Рут, наклонившись, протянула руку и приподняла его голову за подбородок, чтобы внимательно рассмотреть.

— Эденисты. Рациональные, как и всегда.

— Много ли усилий потребуется, чтобы разбить его убеждения? — спросил Джексон Гэль.

— Это не человеческое изобретение, — продолжил свою мысль Латон. — В этом я уверен, и известные нам расы ксеносов тут тоже ни при чем.

— Мы выясним это сегодня ночью, — сказала Рут. Она отпустила его подбородок. — Пойдем.

Наутро после совещания губернатора Рексрью с Кандейс Элфорд, сидя за своим столом в думпере посольства Кулу, Ральф Хилтч изучал сжатую версию событий, представленную Дженни Харрис. Один из агентов АВБ, внедренный ею в службу шерифа, попросил встречи и рассказал о неприятностях, поразивших провинции на Кволлхейме.

С одной стороны, Ральф был доволен, что губернатор не мог и чихнуть, чтобы об этом не узнали в АВБ, но, с другой стороны, мятеж привов мог создать ему большие проблемы.

— Открытый мятеж? — скептически осведомился он у лейтенанта.

— Похоже, что так, — извиняющимся тоном ответила она. — Вот изображения спутника наблюдения, переданные мне агентом.

Она загрузила информацию в процессорный блок на столе Ральфа, и настенный экран начал показывать пеструю коллекцию снимков деревень на Кволлхейме. Ральф, уперев руки в бедра, смотрел на полукруглые расчищенные площадки, врезающиеся в сплошную стену джунглей. Верхушки деревьев напоминали зеленую пену, прерываемую редкими полянами и, по всей видимости, скрывающую под собой ручьи и небольшие речушки.

— Да, сгорело немало домов, — недовольно признал он. — И, похоже, недавно. А нельзя ли увеличить разрешение?

— К сожалению, нет, и это второй повод для беспокойства. Каждый раз, когда спутник проходит над Кволлхеймом, качество падает. Но этого не происходит ни в одном другом районе Амариска.

Он окинул ее внимательным взглядом.

— Я знаю, — сказала она. — Это звучит нелепо.

Ральф ввел запрос в свои нейронаноники и, ожидая результата, снова повернулся к экрану.

— Там внизу явно была какая-то стычка. И провинция Шустер не в первый раз привлекает наше внимание.

Нейронаноники не дали ожидаемого результата, и Ральф подключил настольный процессор к военным файлам, расширив область поисков.

— Капитан Ламборнэ сообщила, что прошлогодний приезд пристава ничего не дал, — сказала Дженни Харрис. — Мы так и не знаем, что случилось с теми фермерами и их семьями.

Нейронаноники Ральфа сообщили, что процессорный блок не обнаружил по его запросу ни одного совпадения.

— Интересно. Согласно нашей информации, электронных систем, способных повлиять на качество изображений спутника, не существует.

— Когда эта информация обновлялась?

— В прошлом году. — Он вернулся на свое место за столом. — Но ты не уловила главного. Во-первых, если это система, то довольно неэффективная, она только и делает, что слегка затуманивает изображение. Во-вторых, если спутник наблюдения так уж мешает, почему бы просто не сбить его? Учитывая возраст лалондского спутника, все решат, что это закономерный отказ. А это лишь привлекает к Кволлхейму дополнительное внимание.

— Или отвлекает от чего-то другого, — предположила она.

— Я параноик, но в достаточной ли степени я параноик? — пробормотал он.

За окном под ярким утренним солнцем с темных крыш Даррингхэма уже поднимался пар. Продолжалась энергичная и примитивная жизнь, жители шли по слякотным улицам, мотобайки поднимали фонтаны грязи, парочка подростков брела, ничего не замечая вокруг, колонна новых поселенцев направлялась к транзитному общежитию. Каждое утро на протяжении последних четырех лет он наблюдал одни и те же сцены, лишь в мелочах отличающиеся друг от друга. Обитатели Лалонда привычно влачили свое простое и умеренно порочное существование и никому не мешали. Да и не могли, у них не имелось такой возможности.

— Что меня больше всего беспокоит, так это слова Рексрью о таинственной сторонней группе, готовящей какую-то диверсию. Я почти склонен с ним согласиться, это предположение более логично, чем идея восстания привов. — Он стукнул по крышке стола костяшками пальцев, стараясь сосредоточиться. — Когда отправляется отряд Кандейс Элфорд?

— Завтра. Сегодня утром она намерена объявить призыв добровольцев. Так получилось, что одним из судов будет «Свитленд». Капитан Ламборнэ может держать нас в курсе, если вы разрешите ей воспользоваться коммуникационным блоком.

— Хорошо, но я бы хотел, чтобы в отряде было не меньше пяти наших людей, а по возможности и больше. Мы должны знать, что творится в провинциях Кволлхейма. Обеспечьте и их коммуникаторами, но растолкуйте, что пользоваться ими можно только в экстренных случаях. Я поговорю об этом деле с Кельвином Соланки, возможно, он не меньше нас хочет знать, что происходит.

— Я все устрою, — заверила Дженни Харрис. — Один из направляемых в экспедицию шерифов многим мне обязан, с его помощью легче будет внедрить в группу нужных людей.

— Отличная работа.

Она профессионально отсалютовала, но, не дойдя до двери, обернулась.

— Я не понимаю. Кто надумал готовить диверсию в этой глуши?

— Вероятно, тот, кто заглядывает в будущее. И если это так, наш долг — не спускать с него глаз.

— Да, сэр. Но, если это так, им потребуется помощь извне.

— Верно. Ну, за этим, по крайней мере, легче будет проследить.

Следующие два часа Ральф занимался обычной работой дипломатического атташе. Импорт Лалонда был невелик, но даже из короткого списка необходимых товаров он старался выделить долю для компаний Кулу. И теперь пытался найти поставщика жаропрочных форм для нового завода по производству стекла. Его работу прервало сообщение нейронаноников о не указанном в расписании корабле, появившемся в непосредственной близости от Лалонда, всего в пятидесяти тысячах километров от поверхности. Электронная система думпера перехватывала информацию с обоих гражданских спутников, ведущих наблюдение за космическим пространством вокруг Лалонда, снабжая Ральфа самой свежей информацией. Но вот доступа в командную программу у него не было, так что приходилось довольствоваться ролью пассивного наблюдателя.

Диспетчерская служба Лалонда не сразу отреагировала на информацию со спутника. На экваториальной орбите находились три корабля: два перевозчика колонистов и грузовой транспорт из Новой Калифорнии, — появления других судов на этой неделе не предполагалось. Ральф, нетерпеливо ожидая новых данных, решил, что служащих вообще не было в этот момент в диспетчерской.

Кроме регулярных рейсов кораблей ЛСК да космоястребов, снабжающих Этру, космические суда посещали Лалонд не чаще пяти-шести раз в год. И этот неожиданный визит Ральф никак не мог приписать простому совпадению.

Корабль уже отключил основные двигатели и приближался к экваториальной орбите для приземления, когда диспетчерская служба наконец зарегистрировала его запрос и установила канал связи. Нейронаноники Ральфа приняли очередную порцию сведений: стандартная регистрация департамента астронавтики Конфедерации и сертификат на перевозки. Независимое торговое судно под названием «Леди Макбет».

Его подозрения окрепли.

Слухи появлялись и распространялись по Даррингхэму со скоростью, какой могла бы позавидовать любая новостная компания. Все началось в тот час, когда помощники Кандейс Элфорд разошлись по заведениям, чтобы выпить после напряженного рабочего дня, заполненного обсуждением обрывков информации из провинций на Кволлхейме. Крепкое даррингхэмское пиво, сладкие вина из близлежащих хозяйств и легкие стимулирующие программы, улучшающие настроение, быстро развязали языки, и вскоре всем стало известно, что в тот день происходило в офисе главного шерифа. Уже через пару часов информация из заведений, где отдыхали шерифы, просочилась в дешевые таверны и кабачки, которые предпочитали рабочие ферм и порта, а также матросы речных судов. Расстояние, время, алкоголь и слабые галлюциногены способствовали творческой переработке, некоторым искажениям и преувеличениям в передаче слухов. Конечные результаты, энергично обсуждавшиеся в прибрежных забегаловках, могли бы сильно удивить любого знатока динамики социальных процессов. На следующий день слухи проникли уже в каждый дом и на каждое рабочее место.

Основные разговоры сводились к следующему.

Привы, примкнувшие к поклонникам дьявола, во исполнение своих ритуалов истребили всех колонистов на Кволлхейме. Общество сатанистов направило губернатору требование признать этот район независимым государством и всех привов перевести туда.

Армия привов-анархистов продвигается вниз по течению реки, разрушая деревни, убивая и насилуя колонистов. Эти камикадзе поклялись уничтожить Лалонд.

Королевские десантники Кулу высадились в верховьях реки и создали базу для полномасштабного вторжения, истребляя всех, кто оказывает сопротивление. Привы, предав колонистов, примкнули к ним. Цель: насильно присоединить Лалонд к королевству Кулу. (Полная чушь, отвечали тем, кто такое говорил. Зачем бы Аластеру II понадобилась эта захудалая планета?)

Хозяйства тиратка поразил голод, и ксеносы стали поедать людей, начав с Абердейла. (Это невозможно, ведь тиратка — вегетарианцы.)

Хулиганы с Земли угнали космический корабль, сбили спутник, ведущий наблюдение для шерифа, и высадились на Лалонде, чтобы помочь своим дружкам-привам.

Черноястребы и наемники объединились; они захватывают Лалонд, чтобы превратить его в пиратскую базу и грабить Конфедерацию. А колонистов используют в качестве рабов для постройки укреплений и посадочных площадок в джунглях. Надзирателями над ними поставили привов.

Во всех этих диких теориях два момента оставались относительно постоянными. Первая: привы убивают колонистов. Вторая: привы либо возглавляют мятеж, либо способствуют ему.

Даррингхэм по своей сути был приграничным городом, и подавляющая часть его населения едва сводила концы с концами, надрываясь на тяжелой работе. Нищие, но гордые. И единственной группой, отделявшей их от самого дна, были эти злобные бездельники, преступники и насильники привы. Вот они-то и должны оставаться там, где им место, в самой грязи.

К тому времени, когда шерифы Кандейс Элфорд начали набирать рекрутов, тревога и напряжение уже овладели всем городом. Сборы отряда в порту, что подтверждало скорую отправку вооруженной группы в верховья реки, спровоцировали не только волнения, но и физическую агрессию.

Дарси и Лори просто повезло, что они не попали в гущу беспорядков. Они работали на Лалонде представителями «Уорд Молекуляр», компании с Кулу, поставляющей блоки электронных схем и различные электронно-матричные энергоустановки, необходимые зарождающейся промышленности столицы для самых разнообразных целей. Связь с Кулу придавала их прикрытию несколько ироничный оттенок, поскольку глубоко религиозные граждане Кулу никогда не были союзниками эденистов и даже не позволяли им выращивать в своих звездных системах биотопы. Таким образом, их считали обычными подданными короля Аластера II.

Своим бизнесом они управляли из длинного деревянного ангара-склада, стандартной постройки с нависающей крышей и полом, поднятым над землей с помощью метровых каменных столбов. Склад был построен из древесины мейопа, что предотвращало случайные попытки взлома, участившиеся в последнее время пропорционально росту численности воришек. Одноэтажная хижина, в которой жили Дарси и Лори, была окружена участком земли, как и у большинства обитателей Даррингхэма, занятой огородом.

Склад и дом стояли на западной окраине порта, в пятистах метрах от воды. Большинство соседних зданий тоже были отведены под коммерческие цели: лесопилки, склады пиломатериалов, несколько кузниц и недавно появившихся швейных фабрик. Унылые ряды производственных зданий пересекали улицы жилых домов, где селились преимущественно рабочие. За последние несколько лет этот конец города ничуть не изменился. Расширялись только восточная и южная окраины, но никто не желал вкладывать средства в застройку прибрежных топей, протянувшихся вдоль берега Джулиффы на добрый десяток километров. Фермерских хозяйств здесь тоже не возводили; до диких джунглей было не больше двух километров.

Как раз близость к порту чуть не довела их до беды. В кабинет, пристроенный к складу, неожиданно ввалился Стюарт Даниэльсон, один из трех их служащих.

— Снаружи собрались люди, — объявил он.

Лори и Дарси, уловив в его голосе тревогу, переглянулись и вышли посмотреть, в чем дело.

Рабочие с ближайших производств и складов собрались нестройной толпой и направлялись к порту. Дарси вышел на пандус у открытых ворот склада; за его спиной находилась рабочая зона, где комплектовались заказы и даже производился простейший ремонт некоторых узлов. Коул Эст и Гейвен Хуг — двое других рабочих компании — оставили свои верстаки и вышли вслед за ним.

— Куда это они идут? — спросила Лори.

— И почему выглядят такими злыми? — добавила она, переходя на личную связь.

— Они идут в порт, — сказал Гейвен Хуг.

— Зачем?

Он смущенно ссутулился.

— Разобраться с привами.

— Точно, — угрюмо буркнул Коул Эст. — Я и сам не прочь вступить в отряд. Шерифы с утра начали набирать себе помощников.

— Проклятье, можно подумать, что в этом городе все соображают исключительно задницей, — передал Дарси. Он и Лори еще накануне вечером узнали о мятеже в провинциях на Кволлхейме от своего осведомителя из комитета по землеустройству. — Эти чертовы шерифы, верно, вовсю болтают о том, что произошло в Шустере.

— Гейвен, Стюарт, закрывайте ворота. На сегодня работа закончена.

Пока они сдвигали высокие створки, Гейвен все так же стоял на пандусе, ухмылялся и перекрикивался со случайными прохожими. Ему было девятнадцать — самый молодой из их работников, — и ему, очевидно, не терпелось присоединиться к толпе.

— Только посмотри на этого юного идиота, — сказала Лори.

— Успокойся. Мы ни во что не вмешиваемся и ничего не критикуем. Вспомни основное правило.

— Можешь не напоминать. Но ведь они перебьют привов прямо в транзитных общежитиях. Ты ведь и сам это понимаешь, правда?

Дарси задвинул внутренний засов на воротах и запер на висячий замок, запрограммированный на отпечаток его пальца.

— Понимаю.

— Мы еще нужны сегодня? — неуверенно спросил Стюарт Даниэльсон.

— Нет, все в порядке, Стюарт. Вы трое можете уходить. Мы сами здесь обо всем позаботимся.

Дарси и Лори остались в офисе, закрыв изнутри ставнями все окна, кроме одного. Перегородка из высоких деревянных застекленных рам отделяла кабинет от темного помещения склада. Вся обстановка состояла из пары столов и пяти стульев, изготовленных самим Дарси. В углу чуть слышно гудел кондиционер, обеспечивающий сухую прохладную атмосферу. Этот кабинет был одним из немногих помещений на планете, где пахло не плесенью, а пылью.

— Одно происшествие можно считать случайностью, — сказала Лори. — Но два — это уж слишком. В провинции Шустер происходит что-то странное.

— Возможно.

Дарси положил на стол между ними мазерный карабин. Одинокий луч солнца, пробившийся сквозь окно, мягко блеснул на гладкой серой поверхности его композитного корпуса. Защита на тот случай, если беспорядки захлестнут город.

Они оба слышали отдаленный гул толпы в порту, только что прибывших на планету привов выслеживали и убивали. Вбивали в грязь самодельными дубинками, травили разъяренными сейси. На реке, если выглянуть из окна, можно было увидеть спешно отходящие от причалов суда, капитаны которых предпочитали переждать беспорядки на безопасном расстоянии от берега.

— Ненавижу адамистов, — сказала Лори. — Только они могут поступать так по отношению к себе подобным. И делают это лишь потому, что плохо знают друг друга. Они не способны любить — только ненавидеть и бояться.

Дарси улыбнулся и поднял руку, чтобы дотронуться до ее пальцев, потому что в мыслях Лори угадал стремление к физическому контакту для снятия стресса. Но его рука остановилась на полпути. В их мысли раскатами грома ворвалась сродственная связь сокрушительной силы:

— Вниманию всех агентов разведки на Лалонде, говорит Латон. В провинциях на Кволлхейме распространяется чужеродный энергетический вирус. Враждебный и очень опасный. Немедленно покиньте Лалонд. Проинформируйте флот Конфедерации. Сейчас это единственная и главная ваша задача. Я не могу долго говорить.

Лори, закрыв ладонями уши, зарыдала, не в силах захлопнуть сведенный судорогой ужаса рот. Дарси видел, как она погружается в хаос ментальных образов, настолько ярких, что они грозили ослепить.

Джунгли. Вид деревни с воздуха. Опять джунгли. Маленький мальчик, повешенный на дереве вниз головой, с распоротым животом. На другом дереве тоже вниз головой висит бородатый мужчина, вокруг него мелькают слепящие молнии.

Жар, непереносимый жар.

Дарси застонал от боли. Он был объят огнем. Кожа чернела, волосы тлели, горло перехватило от дыма.

Видение рассеялось.

Он лежит ничком на земле. Вдали пылает огонь. Опять огонь. Над ним склонились обнаженные мужчина и женщина. Их кожа постепенно темнеет, приобретая зеленый оттенок и покрываясь чешуей. Глаза и рты становятся ярко-красными. Женщина приоткрывает рот, и между губ высовывается раздвоенный змеиный язык.

Вокруг плачут его дети.

«Простите, простите, я все-таки вас подвел».

Отцовский стыд: унижение, пропитывающее каждую его клеточку.

Кожистые зеленые руки в пародии на ласку скользят по его груди. Он чувствует что там, где прикасаются пальцы, под кожей появляются глубокие трещины.

— Теперь вы верите?

И откуда-то из глубин сознания, сквозь мучительную боль пробиваются голоса. Их источник еще глубже, чем та часть мозга, откуда исходит сродственная связь. Они шепчут хором: «Мы можем помочь, мы можем это остановить. Впусти нас, позволь себя освободить. Откажись от себя».

— Заклинаю, предупредите их.

И все закончилось.

Дарси осознал, что свернулся клубком на мейоповом полу в своем кабинете. Он прокусил губу, струйка крови просочилась на подбородок.

Осторожно ощупав свое тело, он провел рукой по ребрам, со страхом ожидая результата. Но боли не было, как не было ни открытых ран, ни внутренних повреждений.

— Это он, — прохрипела Лори. Она осталась сидеть на своем стуле, опустив голову, обхватив себя руками и крепко сжав кулаки. — Латон. Он здесь, он действительно здесь.

Дарси с трудом встал на четвереньки. Пока довольно, если попытаться встать, он был уверен, что потеряет сознание.

— Эти картины… Ты их видела?

— Людей-рептилий? Да. Но какова мощность передачи… Она почти подавила мой разум.

— Он сказал, что это было на Кволлхейме. Это же тысяча километров вверх по реке. Человеческая сродственная связь распространяется в лучшем случае на сто километров.

— У него было тридцать лет на совершенствование своих дьявольских генетических схем.

Ее мысленный посыл принес ощущение страха и отвращения.

— Чужеродный энергетический вирус, — в растерянности пробормотал Дарси. — Что он имел в виду? И он вместе со своими детьми испытывал мучения. Почему? Что же происходит в верховьях?

— Я не знаю. Знаю только то, что никогда не смогу ему доверять. Мы видели образы, фантастические фигуры. В конце концов, за тридцать лет он сам мог все это создать.

— Но они слишком реальны. И зачем ему себя выдавать? Он ведь знает, что мы любой ценой постараемся его уничтожить.

— Да, он знает, что мы применим силу. Но с такой сродственной связью он, возможно, способен подчинить себе космоястреба. И тогда вместе с дружками вырвется на свободу.

— Они были такими реальными, — озадаченно повторил Дарси. — Теперь, когда мы узнали, насколько он силен, нам придется остерегаться его. Все это бессмысленно, если только Латон не наткнулся на что-то такое, с чем ему не справиться. Что-то, что сильнее его.

Лори ответила ему печальным, чуть ли не подавленным взглядом.

— Нам ведь надо это выяснить, да?

— Да.

Они соединили свои мысли, позволили им сплестись, как телам страстных любовников, восстанавливая силы, избавляясь от слабости. Набираясь храбрости.

Дарси оперся о стул и поднялся. Все его суставы словно окостенели. Он тяжело опустился на сиденье и дотронулся до прокушенной губы.

Лори нежно улыбнулась ему и протянула носовой платок.

— Долг прежде всего, — сказал он. — Необходимо известить Юпитер, что Латон здесь. Это в первую очередь. Нельзя дожидаться прилета космоястреба, до него еще два месяца. Я встречусь с Соланки и попрошу его немедленно отправить сообщение на Этру и вспомогательную станцию у Муроры, в его офисе есть аппаратура, обеспечивающая прямую связь. Надо предупредить и флот Конфедерации, и это тоже можно сделать сразу. Соланки вложит наш рапорт в записи дипломатической почты и отправит с перевозчиком поселенцев прямо на Землю. Так мы останемся в тени.

— А потом отправимся в верховья реки, — добавила Лори.

— Да.

— Следующий! — крикнул шериф.

Юрий Уилкен подошел к столу, держа своего сейси по кличке Рэндольф на коротком поводке. Над головой по крыше пустого склада барабанил дождь. За спиной шерифа, в открытом проеме можно было видеть желто-бурый полиповый кратер пятой гавани, которая постепенно возвращалась к подобию нормальной жизни. Большая часть судов после ночи на реке подошли обратно к причалам. Бригада докеров осматривала поврежденный огнем корпус корабля, низко осевшего в воду. Его капитан, вероятно, не успел вовремя отчалить, когда рассвирепевшая толпа ворвалась в порт в поисках привов.

Запах сгоревшего дерева смешивался с более экзотическими ароматами товаров в нескольких складах, охваченных огнем. Языки пламени, взметнувшиеся над обреченными зданиями, были настолько мощными, что даже лалондскому дождю потребовался не один час, чтобы их укротить.

Прошлой ночью Юрий, смешавшись с толпой, зачарованно наблюдал за буйством людей. Пламя разожгло что-то в его душе. Нечто, что вызвало ликование при виде молодого прива, превращенного дубинками в бесформенный кусок окровавленной плоти. Он орал, приветствуя зверства, пока не охрип.

— Возраст? — спросил шериф.

— Двадцать, — солгал Юрий.

Ему было семнадцать, но Юрий успел отрастить порядочную бородку. Он скрестил пальцы, надеясь, что это поможет. За ним стояли еще больше двух сотен человек. Когда шерифы объявили о вербовке, все захотели воспользоваться шансом.

Шериф поднял взгляд от процессорного блока.

— Да, конечно. Ты когда-нибудь пользовался оружием, сынок?

— Я каждую неделю ем курронов, которых стреляю сам. И знаю, как ходить по джунглям. А еще я возьму с собой Рэндольфа, я сам его всему научил, это первоклассный зверь, умеет драться, может идти по следу. Он пригодится в верховьях, и за одно жалованье вы получите двух бойцов.

Шериф наклонился над столом и взглянул на сейси.

Рэндольф оскалился. «Бейй прривовв», — прорычал зверь.

— Ладно, — буркнул шериф. — Ты готов выполнять приказы? Нам не нужны типы, не умеющие работать в команде.

— Да, сэр.

— Надеюсь, что так. Ты взял с собой смену одежды?

Юрий ухмыльнулся и, повернувшись, показал висящую за спиной холщовую сумку и пристегнутую к ней лазерную винтовку.

Шериф вытащил из коробки ярко-красную бляху помощника.

— Вот, возьми. Отправляйся на «Свитленд» и найди себе койку. Сразу после отплытия примешь присягу. Надень намордник на этого проклятого сейси, я не хочу, чтобы он в пути покусал кого-то из колонистов.

Юрий погладил чешую между порванными ушами Рэндольфа.

— Не беспокойтесь, старина Рэндольф никого не тронет, пока я ему не прикажу.

— Следующий! — крикнул шериф.

Юрий Уилкен плотнее надвинул на лоб кепку и вышел в залитую солнцем гавань; его сердце восторженно пело в предвкушении будущих драк.

— О боги, я повидал немало диких планет на своем веку, Джошуа, — проворчал Эшли Хансон, — но эта затмит их все. В космопорте не нашлось ни одного желающего купить альбом Джеззибеллы, не говоря уж о торговцах и черном рынке.

Он отхлебнул сока из высокого стакана, где вперемежку с кусочками местных фруктов плавали льдинки. Пилот никогда не прикасался к спиртному, когда «Леди Макбет» стояла в доке орбитальной станции или пребывала на стационарной орбите.

Джошуа сделал глоток горького пива, теплого и не уступающего по крепости многим известным ему алкогольным напиткам. Зато с изрядной шапкой пены.

Они зашли выпить в бар под названием «Разбитый думпер», похожий на деревянный амбар и стоявший в конце дороги, соединявшей космопорт с Даррингхэмом. Стены украшали различные детали космолетов, отслужившие свой срок, из них выделялась крыльчатка компрессора с двумя погнутыми при столкновении с птицей лопастями, снятая с «Макбоинга». Завсегдатаями бара были служащие космопорта и экипажи прилетающих кораблей. Он считался одним из самых шикарных заведений во всем Даррингхэме.

Джошуа, узнав об этом, не захотел даже представить себе, на что похожи остальные забегаловки.

— Я бывал в местах и похуже, — пробасил Варлоу.

От низкого голоса на поверхности лаймовой жидкости в его бокале появилась рябь.

— И где же это? — полюбопытствовал Эшли.

Джошуа их почти не слушал. Они провели в Даррингхэме уже два дня, и он начинал беспокоиться. В тот день, когда Эшли доставил их на планету, в прибрежных районах произошли какие-то беспорядки. Все было закрыто: и магазины, и склады, и правительственные учреждения. Процедура регистрации в космопорте оказалась довольно простой, но Джошуа подозревал, что на подобных Лалонду планетах так бывает всегда. Эшли был прав, говоря, что это всего лишь крайне примитивная колония. Сегодня обстановка немного улучшилась; заместитель губернатора, отвечающий за промышленность, свел их с местным торговцем пиломатериалами. По указанному адресу у самого берега реки они обнаружили небольшой офис. Естественно, закрытый. В результате настойчивых расспросов выяснилось, что хозяин, мистер Пурселл, сидит в ближайшем кабачке. Он заверил Джошуа, что тысяча тонн мейопа — это не проблема. Но товар находится не в городе, а на складах где-то на полпути к верховьям реки. Торговец потребовал за все тридцать пять тысяч комбодолларов и пообещал, что вывоз можно будет начать уже завтра. Цена за дерево была совершенно абсурдной, но Джошуа не стал спорить. Он даже выдал две тысячи задатка.

Потом Джошуа, Эшли и Варлоу пришлось вернуться в космопорт на взятых напрокат байках (стоимость аренды — настоящий узаконенный грабеж!) и попытаться нанять «Макбоинг» для доставки леса на борт «Леди Мак». Это заняло остаток дня и стоило еще трех тысяч комбодолларов, ушедших на подмазывание нужных людей.

Но Джошуа беспокоили не только деньги; даже с учетом взяток на Лалонде, цена мейопа составляла лишь небольшой процент от стоимости рейса на Норфолк. Джошуа привык к виртуальным сделкам и незамедлительному доступу к любому человеку через местную коммуникационную сеть. На Лалонде такой сети не было, а нейронаноники имелись у очень немногих людей. Он чувствовал себя не в своей тарелке.

Он вернулся в город после обеда, чтобы известить мистера Пурселла об аренде «Макбоинга», но так и не смог нигде найти торговца. В «Разбитый думпер» он вошел в самом мрачном настроении. Джошуа уже не верил, что завтра получит свой мейоп, а чтобы забрать груз «Слез Норфолка», им надо было стартовать через шесть дней. Шесть дней, и никакой альтернативы мейопу. А поначалу эта идея казалась отличной.

Он сделал еще глоток пива. В космопорте закончилась рабочая смена, и в баре стало более многолюдно. Аудиоблок в углу зала проигрывал какую-то балладу, и кое-кто уже подпевал. Над головой в тщетной попытке разогнать сырость неустанно крутились лопасти больших вентиляторов.

— Капитан Кальверт?

Джошуа поднял голову.

У столика стояла Мэри Скиббоу с аккуратно заплетенными волосами, одетая в обтягивающую зеленую блузку без рукавов и коротенькую черную плиссированную юбку. В руках у нее был круглый поднос с пустыми бокалами.

— Вот это я понимаю, сервис, — одобрительно воскликнул Эшли.

— Это я, — ответил Джошуа.

Черт, у нее отличные ножки. И лицо тоже подходящее, только выглядит она старше своего возраста.

— Насколько я поняла, вы ищете мейоп, верно? — спросила Мэри.

— Неужели об этом знает весь город? — удивился Джошуа.

— Почти. Независимые перевозчики нечасто сюда заглядывают. Если бы не беспорядки в провинциях на Кволлхейме и выступления против привов, вы стали бы главной темой пересудов в Даррингхэме.

— Понятно.

— Могу я присесть к вам?

— Конечно.

Он подтолкнул ей свободный стул. Люди сторонились их столика — именно для этого он взял с собой Варлоу. Затеять свару со старым космоником, фигура которого являла собой сплошную гору мышц, мог только тот, кто безнадежно выжил из ума.

Мэри села за стол и пристально уставилась на Джошуа.

— Вы не хотели бы взять еще одного члена экипажа?

— Тебя? — уточнил Джошуа.

— Да.

— У тебя есть нейронаноники?

— Нет.

— В таком случае, извини, ответ отрицательный. Моя команда укомплектована.

— А сколько вы возьмете за проезд?

— Куда именно?

— Туда, куда вы намерены отправиться.

— Если мы все-таки получим груз мейопа, то на Норфолк. За место в нуль-тау-капсуле я беру тридцать тысяч комбодолларов, если хочешь лететь в отдельной каюте, это будет дороже.

Мэри несколько утратила свою самоуверенность.

— Да, это я знаю.

— Очень хочется отсюда удрать? — сочувственно спросил Эшли.

Она опустила взгляд и кивнула.

— А вы бы не захотели? До прошлого года я жила на Земле. Я ненавижу эту планету и уеду, чего бы мне это ни стоило. Хочу вернуться в цивилизацию.

— Земля, — задумчиво протянул Эшли. — Господи, я там не был уже лет двести. Но и тогда она не казалась мне такой уж цивилизованной.

— Он путешествует во времени, — пояснил Джошуа, перехватив изумленный взгляд Мэри. — Но если ты, как говоришь, ненавидишь этот мир, Норфолк вряд ли придется тебе по вкусу. Он — строго сельскохозяйственный мир. Правительство придерживается политики минимального применения технологий и, как я слышал, следит за этим очень строго.

Мэри слабо пожала плечами.

— Я никогда и не думала, что будет легко.

— А идея наняться на корабль совсем неплоха, — заметил Эшли. — Но тебе придется обзавестись нейронанониками, иначе ни один капитан и разговаривать с тобой не будет.

— Да, я знаю. Я коплю деньги на комплект наноников.

— Хорошо, — бесстрастно произнес Джошуа.

Мэри рассмеялась над его стараниями не задеть ее чувства.

— Вы подумали, что я зарабатываю на жизнь в этом баре? Что я тупая официантка, собирающая чаевые и мечтающая о лучшей жизни?

— Э… нет.

— Я работаю здесь по вечерам, потому что сюда приходят экипажи межзвездных кораблей. Так я узнаю о всех возможностях раньше, чем кто-либо другой в Даррингхэме. Да и чаевые тоже не помешают. Но я за хорошие деньги купила себе место секретаря в посольстве Кулу, в их торговом представительстве.

— Купила место? — прогудел Варлоу.

Его неподвижное темно-желтое лицо не могло передавать эмоции, но голос, грохотавший из грудной диафрагмы, выдавал сильное удивление. Люди стали оглядываться — он напрочь заглушил балладу.

— Конечно. Неужели они даром отдадут такую кормушку? Посольство платит своим служащим фунтами Кулу. — Это была вторая самая устойчивая валюта Конфедерации после комбодолларов. — Вот там я и собираюсь заработать на нейронаноники.

— Ага, теперь все понятно.

Джошуа приветственно поднял свой бокал.

Целеустремленность этой девчонки вызывала у него не меньшее восхищение, чем ее фигура.

— Или так, или с помощью сына представителя посла я все равно отсюда выберусь. Этому парню двадцать два, я ему очень нравлюсь. Если мы поженимся, я смогу перебраться с ним на Кулу, как только закончится контракт его отца.

Эшли усмехнулся и уткнулся в бокал с соком. В груди Варлоу послышался подозрительный рокот.

Мэри вопросительно посмотрела на Джошуа.

— Итак. Вы все еще хотите получить груз мейопа, капитан?

— А ты можешь поспособствовать?

— Я ведь говорила, что работаю в торговом представительстве. И неплохо разбираюсь в делах, — запальчиво добавила она. — Городскую экономическую структуру я изучила лучше, чем мой босс. Вы ведь договорились о покупке с Доддом Пурселлом, верно?

— Да, — осторожно подтвердил Джошуа.

— Я так и думала, он же племянник заместителя губернатора по промышленности. Конечно, тот еще жулик, но для своего дяди партнер вполне подходящий. Все официальные закупки проходят через его контору, которая на самом деле принадлежит дяде и состоит из единственного офиса в порту. По правде говоря, у них нет ни складов, ни леса. ЛСК сильно переплачивает, но никто не возражает, потому что квоты на поставки проходят через офис заместителя губернатора. Пурселл только и делает, что заключает договоры с настоящими торговцами на поставку требуемого леса, за который платит ЛСК; вместе со своим дядей он получает навар в размере тридцати процентов, а работать предоставляет другим. Никаких усилий, зато выгодно.

Варлоу заворочался на своем стуле, отчего тот протестующе заскрипел. Он опрокинул в отверстие рта свой бокал, едва не залив воздухозаборник.

— Умные ублюдки.

— О господи, — вздохнул Джошуа. — Держу пари, завтра цена поднимется.

— Думаю, да, — согласилась Мэри. — А через день вырастет еще, а потом вам надо будет спешить и платить за срочность.

Джошуа поставил пустой бокал на покрытый пятнами стол.

— Ладно, твоя взяла. Что ты предлагаешь?

— Вы платите Пурселлу тридцать пять тысяч комбодолларов, что примерно на тридцать процентов больше, чем обычная цена. Я предлагаю вам контакт непосредственно с хозяином склада пиломатериалов, он поставляет древесину по рыночной цене, а мне вы заплатите пять процентов от разницы.

— А если мы теперь, когда ты нам все рассказала, сами обратимся на склад? — спросил Эшли.

Мэри широко улыбнулась.

— На какой же? Попросите список у заместителя губернатора? Предположим, вы найдете склад, а вдруг он сгорел во время беспорядков? И где он находится, как туда добраться? Кое-какие районы города небезопасны для приезжих, особенно после вчерашних волнений. И есть ли на складе достаточный запас мейопа или хозяин водит вас за нос? Как вы собираетесь транспортировать груз в космопорт? И сколько времени потратите, чтобы утрясти все эти вопросы? Даже относительно честный лесоторговец не преминет воспользоваться вашей спешкой, тем более что у вас нет соответствующего разрешения. Я же знаю, вы убили почти весь день, чтобы нанять «Макбоинг». И держу пари, не позаботились о снабжении его энергией, этим вас обрадуют завтра. А когда запахнет жареным, останется только снова просить Пурселла.

Джошуа поднял руку, остановив готового взорваться Эшли. А ведь в космопорте никто даже не намекнул, что надо отдельно оплачивать заправку «Макбоинга». Господи! На любой нормальной планете это входит в стоимость аренды. Он даже не смог проверить контракт при помощи нейронаноников, поскольку получил только копию документа, отпечатанную на бумаге. На бумаге!

— Договорились, — сказал он Мэри. — Но оплачивать заказ буду только после доставки на орбиту, и к твоей доле это тоже относится. Тебе придется самой устранять все упомянутые препятствия, потому что через шесть дней я не намерен платить ни одного комбодоллара.

Мэри протянула руку, и после недолгого колебания Джошуа ее пожал.

— Мы переночуем в моем космоплане, потому что там есть единственный на этой планете исправный кондиционер, — сказал он. — Завтра я жду тебя к семи утра, чтобы поехать на склад.

— Есть, капитан.

Мэри встала и взяла свой поднос.

Джошуа вытащил из кармана куртки сверток лалондских франков и протянул ей несколько купюр.

— Нам всем повторить, и возьми бокал на свой выбор. Я думаю, ты его заработала.

Мэри забрала деньги, сунула их в карман юбки, а затем, смешно и нахально вильнув бедрами, направилась к бару.

Эшли проводил ее мрачным взглядом, потом одним глотком допил свой сок.

— Помоги, Господи, этому посольскому сынку.

Следующий день после беспорядков Дарси и Лори посвятили подготовке к поездке. Им надо было встретиться с Кельвином Соланки, освободить из нуль-тау-капсулы орлов Абрахама и Кэтлин и подготовить оборудование. Кроме того, требовалось найти транспорт. Офис начальника порта сильно пострадал во время беспорядков, и обнаружить список свободных кораблей стало невозможно. В полдень они запустили орлов пролететь над полиповыми берегами гаваней, чтобы подобрать что-то подходящее.

— Ну, что ты об этом думаешь? — Дарси передал изображение стоящих у причала лодок с усиленных зрительных вставок Абрахама, медленно кружившего над седьмой гаванью.

— Вот это? — В мысленном возгласе Лори прозвучал откровенный испуг.

— А ты нашла что-нибудь получше?

— Нет.

— Этих хотя бы можно соблазнить деньгами.

На следующее утро, когда они отправились в седьмую гавань, стало ясно, что порт пока не восстановился после беспорядков. Огромные кучи пепла на месте сгоревших зданий еще дышали жаром и испускали тонкие струйки едкого дыма. Из-под них вытекали ручейки дождевой воды, смешанной с сажей и, постепенно испаряясь под утренними лучами солнца, становились похожими на остывающую лаву.

Рабочие порта длинными мейоповыми шестами тыкали в эти кучи, надеясь выудить то, что еще могло пригодиться. Дарси и Лори прошли мимо разрушенного транзитного склада; из него уже вытащили множество грузовых капсул, чьи искореженные корпуса напоминали сюрреалистические скульптуры. Дарси заметил отброшенный в сторону контейнер с искусственной утробой, сильно пострадавшей от пожара. Зародыш, погруженный в лекарственный сон, превратился в сморщенную почерневшую мумию, так что невозможно было даже определить его вид.

Лори невольно отвернулась от колонистов с помертвевшими взглядами, рывшихся в жалких остатках имущества. Их новенькие комбинезоны уже покрылись пятнами пота и сажи. Люди приехали на Лалонд с надеждой на новую жизнь, но, даже не успев ее начать, столкнулись с полным разорением.

— Это ужасно, — сказала Лори.

— Это опасно, — ответил Дарси. — Сейчас они оцепенели от шока, но потрясение очень скоро перерастет в ярость. Без сельскохозяйственного инвентаря их нельзя отправлять в верховья, а Рексрью вряд ли горит желанием возмещать убытки.

— А сгорела только часть грузов, — печально добавила она: во время беспорядков мимо склада «Уорд Молекуляр» постоянно проходили люди, тащившие капсулы и ящики с награбленными вещами.

В седьмой гавани они подошли к причалу, где стоял «Кууган». Состарившееся торговое судно было в плачевном состоянии, в крыше каюты виднелись трещины, а вдоль борта после столкновения с топляком образовалась длинная пробоина. Лен Бачаннан едва успел выйти на открытую воду до нашествия бунтовщиков и был вынужден сорвать пару переборок, чтобы разжечь топку.

Гейл Бачаннан сидела на своем обычном месте у двери в камбуз, широкополая шляпа прикрывала от солнца ее вспотевшее лицо, а кухонный нож почти полностью скрывался в широченной ладони. Она крошила им какой-то длинный корнеплод, бросая ломтики в стоящую у ног оловянную сковородку. При виде поднявшихся на борт Дарси и Лори женщина хитро прищурилась.

— А, это вы. Лен! Лен, иди сюда, у нас посетители. Скорее, Лен!

Дарси невозмутимо ждал. В прошлом Бачаннаны поставляли им информацию, а иногда и передавали диски с записями от агентов в верховьях реки. Но они оказались ненадежными помощниками, и Дарси не обращался к хозяевам «Куугана» уже целый год.

Лен Бачаннан вышел из тесного машинного отделения, где латал переборки. Одет он был в джинсы и кепку, а на свободно болтающемся плотницком поясе висели немногочисленные инструменты.

Дарси показалось, что Лен страдает от похмелья, что, судя по разговорам в порту, было весьма вероятно. «Кууган» сейчас переживал не лучшие времена.

— У тебя есть груз для продажи в верховьях? — спросил Дарси.

— Нет, — хмуро ответил Лен.

— У нас был трудный сезон, — пожаловалась Гейл. — Все шло не так, как обычно. В наше время порядочных людей не осталось. Да если бы мы не отдавали свои товары за полцены, половина поселений в верховьях реки уже вымерла бы от голода. Но разве они проявили хоть каплю благодарности? Ха!

— «Кууган» готов к выходу? — спросил Дарси, прервав причитания женщины. — Сейчас? Сегодня?

Лен стащил кепку и поскреб затылок.

— Вроде готов. Я регулярно его проверяю.

— Конечно, он в полном порядке, — громко заверила его Гейл. — А корпус — сущие пустяки. Да и каюта в таком состоянии только потому, что этот пьяный шут сохнет по той маленькой шлюшке.

Лен устало вздохнул и прислонился к дверному косяку.

— Не начинай.

— Я знала, что от нее будут одни неприятности, — не унималась Гейл. — Говорила, не брать ее на борт, предупреждала тебя. И это после того, что мы для нее сделали.

— Заткнись!

Она сердито посмотрела в его сторону и снова занялась овощами.

— А зачем вам понадобился «Кууган»? — спросил Лен.

— Мы должны сегодня же отправиться вверх по реке, — ответил Дарси. — Груза не будет, только мы двое.

Лен неторопливо натянул кепку.

— В верховьях неблагополучно.

— Я знаю. Туда мы и отправляемся, в провинции на Кволлхейме.

— Нет, — отрезал Лен Бачаннан. — Извините, куда угодно, только не на этот приток.

— Как раз оттуда она и явилась, — язвительно прошипела Гейл. — Поэтому ты боишься туда сунуться.

— Да там же настоящая война, глупая женщина. Ты же видела суда с добровольцами.

— Десять тысяч комбодолларов, — заявила Гейл. — И не пытайтесь торговаться, это ваш единственный шанс, только мы одни и голодаем здесь. А если Лен такой пугливый, я сама вас отвезу.

— Если это голодание, хотелось бы мне посмотреть, на что похоже обжорство, — мысленно заметил Дарси.

— Это моя лодка, — возразил Лен. — Я построил ее своими руками.

— Наполовину твоя! — крикнула Гейл, замахнувшись ножом. — Наполовину! И я тоже имею право голоса. «Кууган» пойдет на Кволлхейм, и точка. Если тебе это не нравится, иди поплачь ей в юбку, только вряд ли она разрешит. Старый пьяный осел.

— Если так дальше пойдет, они поубивают друг друга еще до выхода из гавани, — сказала Лори.

Она увидела, как Лен перевел взгляд на выгоревшие участки порта, и на его коричневом обветренном лице проступило выражение страстной тоски.

— Ладно, — наконец сказал Лен. — Я доставлю вас к устью Кволлхейма, насколько это будет возможно. Но ни в какие неприятности я вмешиваться не собираюсь.

— Справедливо, — согласился Дарси. — Сколько времени займет дорога при максимальной скорости?

— До верховьев? — Лен пошевелил губами, прикидывая сроки. — Без остановок для торговли дней десять или двенадцать. Не забывайте, что каждый вечер надо будет причаливать и рубить дрова. Вам придется отработать свой проезд.

— Забудь об этом, — сказал Дарси. — Сегодня днем тебе доставят дрова, этого хватит, чтобы добраться до места без остановок. Их можно будет сложить в грузовом отсеке вместо товара. А я подменю тебя по ночам, я не люблю много спать. Как тебе такой вариант?

— Ну, может быть, неделя, — протянул Лен Бачаннан.

Сама идея отправиться в путь явно его не радовала.

— Вот и отлично. Стартуем сегодня же.

— Половину денег мы требуем в качестве задатка, — вмешалась Гейл.

В ее руке как по волшебству появился диск Юпитерианского банка.

— Сейчас вы получите тысячу в задаток и еще пятьсот комбодолларов, чтобы купить продовольствия и воды на три недели, — сказала Лори. — Еще две тысячи я переведу после выхода из гавани сегодня днем, две тысячи после Шустера, а окончательный расчет на месте.

Гейл недовольно заворчала, но поступившие на диск деньги заставили ее замолчать.

— И позаботьтесь, чтобы еда была приличного качества, — предупредила ее Лори. — Не сомневаюсь, вы знаете, где купить продукты сухой заморозки.

Они оставили Бачаннанов пререкаться дальше, а сами прошли на склад древесины договориться о доставке дров. Там пришлось потратить лишний час, да и то удалось сделать заказ только потому, что они были постоянными покупателями. Весь склад гудел, обеспечивая заказ на тысячу тонн мейоповой древесины. Бригадир со смехом сказал, что какой-то чудак решил тащить лес на своем корабле в другую звездную систему.

Похоже, они укладываются в сроки, намеченные Джошуа Кальвертом. Эта мысль снова и снова прокручивалась в мозгу Мэри Скиббоу. Полдень еще только миновал, а она уже сидела в полупустом зале «Разбитого думпера» и отмечала свой успех. Упоительный восторг вызывал желание петь и танцевать. Наконец-то оправдались все ее многомесячные усилия по налаживанию контактов. Все детали сделки с ее помощью сошлись, и лес без лишнего шума и с максимально возможной скоростью начали перебрасывать на орбиту. Теперь все зависит от того, как быстро сможет Эшли Хансон забить грузовые отсеки «Леди Макбет» связками бревен, покрытых специальной пеной. На корабле был только один многофункциональный катер, а это означало, что в день можно перевезти не больше двухсот пятидесяти тонн. Пилот просто не мог работать быстрее, и даже Мэри не удалось найти второй транспорт на Кеньоне, единственном месте, где в этой звездной системе имелись такие машины. Но даже и так завтра, за день до окончания срока, будет погружена последняя связка бревен.

Диск Юпитерианского банка, спрятанный в кармашке обрезанных джинсов, грел, словно небольшой термоизлучатель. Джошуа щедро заплатил ей и каждый раз, когда «Макбоинг» поднимался с покрытой металлической сеткой взлетной полосы космопорта, переводил на счет очередную сумму. А за договор с водителями грузовиков заплатил ей премию. Грузовики привозили из космопорта на берег реки багаж колонистов, а обратно возвращались полупустыми, ей почти ничего не стоило уговорить их на обратном пути загружаться мейопом. Таким образом она помогла Джошуа сэкономить на официальном контракте с транспортной компанией.

Ее первая настоящая сделка. Мэри глотнула светлого лайма, наслаждаясь его прохладой и легкой горечью. Может, так и чувствуют себя миллионеры каждый день? Испытывают полное удовлетворение от удачного хода. И, наверное, все знаменитые купцы начинали с подобных дел, даже Ричард Салдана, основавший Кулу. Интересная мысль.

Но на Лалонде было не так уж много возможностей. Деньги от этой сделки заметно приблизят ее к восемнадцати тысячам комбодолларов, требуемых для установки базового комплекта наноников. А Джошуа может выплатить ей и еще одну премию, когда закончится погрузка. Он выглядит порядочным парнем.

Эта мысль напомнила об одной нерешенной проблеме: ложиться с ним в постель или нет. Он не раз предлагал ей это за последние четыре дня. К тому же он симпатичный, хотя и немного худощав, но тело у него красивое. И, вероятно, опытный, наверняка у него были толпы девчонок. И то, что в двадцать пять лет у него уже есть собственный корабль, тоже большое преимущество. Не говоря о лукавой усмешке. Ей доставляло удовольствие даже просто воображать, что они смогут вытворять друг с другом, если отбросят все условности. Еще в аркологии она слышала о невероятной гибкости мужчин, чьи гены были изменены для космических полетов.

А если она согласится — скорее всего, так и будет, — есть шанс, что он возьмет ее с собой. Такую возможность тоже нельзя упускать из вида. После Норфолка, как он сказал, корабль возвратится к Транквиллити. Этот биотоп был бы для нее превосходным местом, даже лучше, чем Земля или Кулу. Она уже оплатила своим телом путь вниз по реке; вряд ли ее после этого сильно расстроит тот же способ оплаты перелета к Транквиллити.

Дверь «Разбитого думпера» со скрипом открылась. Молодой мужчина в красно-синей клетчатой рубашке и длинных шортах цвета хаки вошел и сел у другого конца стойки. Как ни странно, он даже не взглянул в ее сторону. А ведь на ней были коротенькие джинсовые шорты и облегающая темно-оранжевая майка, открывающая длинные руки. Его лицо показалось Мэри знакомым; на вид парню было немного за двадцать, а лицо с аккуратной бородкой обладало мрачноватой привлекательностью. Одежда местного производства, но довольно новая и чистая. Может, кто-то из молодых торговцев Даррингхэма? За время работы в торговом представительстве она много их повидала, и все, поджидая Ральфа Хилтча, охотно с ней болтали.

Мэри слегка надула губки: вот если бы у нее были нейронаноники, вспомнить имя не составило бы никакого труда.

— Пиво, пожалуйста, — произнес незнакомец.

Голос его выдал, и легкая неуверенность быстро развеялась. Ничего удивительного, что она не сразу его узнала. Мэри прошла к его стулу.

— Квинн Декстер, что ты тут делаешь, черт побери?

Он медленно повернулся и, присматриваясь к ней в рассеянном освещении бара, несколько раз моргнул. Она видела, что парень ее не узнает, и еле удерживалась от смеха.

Но через несколько мгновений он щелкнул пальцами.

— Мэри Скиббоу. Я рад, что ты добралась до большого города. В деревне долго об этом гадали. Они целый месяц только о тебе и судачили.

— Да, наверное…

Она заняла место рядом и увидела, что Квинн расплачивается за пиво, вытаскивая деньги из тугой пачки лалондских франков. Это неправильно, у привов не должно быть наличных денег. Она дождалась, пока бармен отойдет к другому концу стойки, и зашептала:

— Квинн, не говори никому, кто ты такой. В этом городе стали убивать привов. Это отвратительно.

— Наплевать. Я больше не прив. Я выкупил свой трудовой контракт.

— Выкупил?

Мэри и не представляла, что это возможно.

— Конечно. — Он подмигнул. — На этой планете все продается и покупается.

— А, ну да. Но как же ты смог? Только не говори, что Абердейл настолько процветает.

— Нет, Абердейл ничуть не изменился. Я нашел золото в реке.

— Золото?

— Да, невероятной величины самородок. — Он поднял сжатый кулак. — Вот такой, Мэри, и это истинная правда. Я потом возвращался туда, таких самородков больше не попадалось, но я кое-что сумел припасти. Говорят, золото могло смыть с гор, что по другую сторону от саванны. Помнишь их?

— Господи, не напоминай. И слышать больше не хочу об этой деревне.

— Не могу сказать, что я тебя за это осуждаю. Я тоже первым делом выбрался оттуда. Вниз по Джулиффе спустился с одним торговцем, это заняло целую неделю, к тому же капитан ободрал меня как липку, но вот я здесь. Только сегодня приехал.

— Да, меня тоже ободрали. — Мэри уставилась в свой стакан. — Квинн, а что происходит в верховьях? Это правда, что привы захватили все провинции на Кволлхейме?

— Я услышал об этом только сегодня, после того как мы причалили. Когда я уезжал, ничего подобного не было. Может, они передрались из-за золота? Тот, кто станет хозяином жилы, быстро разбогатеет.

— Они послали туда целый отряд шерифов и волонтеров, вооруженных до зубов.

— Ого. Звучит невесело. Хорошо, что я оттуда убрался.

Мэри вдруг поняла, как жарко стало за последние пару минут. Она подняла голову и увидела, что лопасти вентилятора больше не крутятся. Проклятая техника, как всегда, в самый разгар дня.

— Квинн? А как там моя семья?

— Ну… — Он саркастически усмехнулся. — Твой отец ничуть не изменился.

Она подняла стакан к лицу.

— Аминь.

— Так, ну, твоя мать в полном порядке, шурин тоже. А, Паула беременна.

— Правда? Боже, я стану теткой.

— Похоже на то.

Он отхлебнул пива из своего бокала.

— А что ты теперь собираешься делать?

— Уехать. Сесть на космический корабль и улететь на какую-нибудь планету, где я смогу все начать сначала.

— У тебя так много золота? — удивилась она.

— Да, и еще немного должно остаться.

Мэри быстро обдумала варианты.

— Я могу отправить тебя с Лалонда уже завтра, но не на Землю, капитан корабля направляется на одну из новых планет. Чистый воздух, много места и устойчивая экономика.

— Правда? — Квинн заметно оживился.

Лопасти вентиляторов на потолке опять повернулись.

— Да, у меня есть связи на корабле, но за то, что я тебя познакомлю с капитаном, я хочу получить комиссионные.

— Да ты, похоже, совсем освоилась здесь?

— Да, я в порядке.

— Мэри, на той лодке, что доставила меня сюда, не было ни одной девчонки.

Она и не заметила, как он оказался совсем близко. Он почти прижался к ней, и эта близость разъедала ее уверенность в себе ядовитыми сомнениями. В Квинне было что-то такое, что ее пугало.

— Думаю, я смогу тебе помочь. Я знаю одно местечко с чистенькими девочками.

— Мне не нужно никакое «местечко», Мэри. Эта встреча разбудила во мне воспоминания, которые я давно похоронил.

— Квинн, — предостерегающим тоном произнесла она.

— Думаешь, я смогу с этим справиться? Да ведь ты была главной мечтой привов в Абердейле, мы часами о тебе разговаривали. За право помочь вам на ферме вспыхивали драки. И я дрался и каждый раз побеждал.

— Квинн!

— Мэри, в тебе воплощалось все, чего я был лишен. Проклятье, я боготворил тебя, считал совершенством, всем, что было доброго и прекрасного в этом мире.

— Нет, Квинн.

У нее кружилась голова и темнело в глазах. Он говорил невероятные вещи, ведь при входе в «Разбитый думпер» он ее даже не заметил. И еще было очень жарко, пот струйками сбегал по спине. Квинн обнял ее и заставил взглянуть в его лихорадочно блестевшие глаза.

— И вот я снова тебя встретил. Встретил моего единственного кумира. Бог дал мне второй шанс. И я не упущу его, Мэри.

И его губы приблизились к ее лицу.

А после поцелуя она задрожала всем телом.

— Квинн, не надо, — прошептала она.

Он крепче обнял ее и прижал к себе. Его грудь казалась высеченной из камня, а связки мышц обвивали ее стальными обручами. Она не понимала, почему не отталкивает его. Даже подумать об этом не в состоянии.

— Я все сделаю так, чтобы ты никогда от меня не ушла, — исступленно шептал он. — Я докажу, что я для тебя единственный и никто во всей Галактике не сможет меня заменить. Я увезу тебя с этого жалкого подобия планеты, мы поселимся в приятном и красивом месте, где нет никаких джунглей, а люди счастливы. Я куплю тебе дом, ты забеременеешь, а наши дети будут такими красивыми, что невозможно себе представить. Ты увидишь, Мэри. Ты узнаешь, что такое настоящая любовь, когда отдашься мне.

От этих удивительных слов у нее на глаза навернулись слезы. В его обещаниях звучали ее самые сокровенные мечты. Откуда он мог об этом знать? А его лицо горело от страстного желания. А вдруг — помоги, Господи, — вдруг все это правда? Ведь никто не может быть настолько жестоким, чтобы так обманывать.

Они вышли из «Разбитого думпера», прижимаясь друг к другу, опьянев от страсти.

Представительство флота Конфедерации на Лалонде представляло собой двухэтажное прямоугольное здание размером шестьдесят пять на двадцать метров. Гладкие зеркальные серебристо-голубые стены по всему периметру пересекала черная полоса. На плоской крыше расположились семь спутниковых антенн, защищенных от стихий геодезическими кожухами, придававшими им удивительное сходство с огромными оранжевыми поганками. Но только пять кожухов защищали коммуникационные устройства, под двумя другими скрывались мазерные орудия для обороны на близкой дистанции. Само здание находилось в восточном секторе Даррингхэма, в пятистах метрах от губернаторского думпера.

Это был офис класса 050–6В, предназначенный для колоний первой стадии освоения и нестоличных миссий (в тропических мирах), изготовленный из программируемого кремнийорганического материала в Лунном ГИПе. На Лалонд он прибыл в кубическом контейнере, каждая сторона которого составляла пять метров. Флотским инженерам, ответственным за установку офиса, пришлось заглубить угловые сваи фундамента на пятнадцать метров, чтобы обезопасить сооружение на случай сильного ветра. По прочности кремнийорганические стены не уступали мейопу, но они были тонкими, как бумага, а потому уязвимыми даже для слабых порывов ветра. А учитывая температуру воздуха на Лалонде, строители подозревали, что накапливающийся внутри теплый воздух создаст достаточную подъемную силу, чтобы оторвать от земли все строение.

Всего в представительстве числилось пятьдесят служащих флота: офицеры, сержанты и рядовые, они ели, работали и ночевали внутри. Наиболее активно трудился рекрутский центр, где пятнадцать постоянных служащих принимали молодых людей, разделявших убеждения Мэри Скиббоу относительно этой планеты, но не обладавших ее предприимчивостью. Зачисление на флот давало им возможность покинуть Лалонд с его бесконечными дождями, жарой и тяжелым физическим трудом на полях.

Каждый раз, когда Ральф Хилтч проходил сквозь автоматические двери представительства и вдыхал чистый и сухой кондиционированный воздух, он чувствовал себя немного ближе к дому. К далекому миру нормальных прямых углов, синтетических материалов, мундиров, гула работающих машин и казенной мебели.

У входа его встретила хорошенькая служащая, которой на вид не исполнилось и двадцати лет. Ее обязанностью было проводить посетителя через холл, где толпились парни и девушки в сшитых вручную рубашках и джинсах, местами заляпанных грязью. По пути на второй этаж, куда не допускались посторонние, Ральф снял накидку и стряхнул с нее капли дождя.

Капитан-лейтенант Соланки уже ждал его в своем просторном угловом кабинете. Кадровому офицеру, покинувшему мир этнических поляков под названием Мазовецкий в возрасте двадцати девяти лет, к этому дню уже исполнилось сорок семь. Это был худощавый мужчина с узким лицом, уступающий Ральфу в росте всего несколько сантиметров, с иссиня-черными волосами, коротко подстриженными, как положено по уставу. Темно-синяя форма прекрасно сидела на его стройной фигуре, но сейчас китель висел на спинке стула.

Соланки тепло поздоровался с Ральфом, пожал ему руку и жестом отпустил провожатую. Девушка привычно отсалютовала и закрыла за собой дверь.

Добродушная улыбка Кельвина Соланки значительно потускнела, как только он пригласил Ральфа присесть в кресло, обитое искусственной кожей.

— Ну, кто начнет?

Ральф положил плащ на подлокотник и откинулся на спинку.

— Мы на твоей территории, так что сначала я расскажу о том, что мне известно.

— Хорошо.

Кельвин устроился в кресле напротив.

— Во-первых, Джошуа Кальверт и «Леди Макбет». Как ни удивительно, но, по нашим сведениям, он именно тот, за кого себя выдает. Я пошел по кратчайшему пути: моя секретарша Мэри помогает ему провернуть сделку, так что все время за ним присматривает и докладывает мне. Он купил тысячу тонн мейопа, получил лицензию на экспорт и грузит товар на свой корабль со всей быстротой, с какой «Макбоинг» способен перевезти лес. Он не пытался вступить в контакт ни с одним из перекупщиков краденого, не спускал в своем космоплане никаких грузов на поверхность — ни легальных, ни запрещенных — и завтра намерен покинуть планету.

Кельвин вдруг поймал себя на том, что независимый торговец вызывает у него больший интерес, чем того требует ситуация.

— Так он действительно собирается везти лесоматериалы в другую звездную систему?

— Да. Предположительно, на Норфолк. Учитывая тамошние ограничения в импорте, это не так уж глупо, как могло бы показаться. В этом пасторальном мире мейопу быстро найдут применение. Так что я еще не решил, идиот он или гений. Хотелось бы узнать, что у него получится.

— Мне тоже. Но он не настолько безобиден, как ты думаешь. На «Леди Макбет» установлен двигатель, работающий на антиматерии. А в последней сводке, поступившей с Эйвона, имелся рапорт о задержании его корабля космоястребом флота; это произошло пару месяцев назад, тогда разведка была уверена, что он пытается контрабандой провести высокотехнологичные устройства. Они вроде бы даже видели, как их грузили в его трюм. А когда капитан космоястреба провел обыск, ничего не обнаружилось. Так что идиотом его не назовешь.

— Интересно. Ну, до завтрашнего утра он никуда не денется, так что можно еще что-то предпринять. Я с него глаз не спущу. А ты?

— Я вел скрытое наблюдение за капитаном Кальвертом с момента его высадки и не намерен прекращать слежку. Теперь поговорим о ситуации на Кволлхейме. Мне она совсем не нравится. Мы просматривали изображения, полученные сегодня утром со спутника наблюдения губернаторской службы, и стало ясно, что проблемы достигли уже провинции Уиллоу Уэст. Там в деревнях сожжено несколько домов, заметны следы сопротивления и поля заброшены.

— Черт, я об этом не знал.

— Ну, на этот раз Кандейс Элфорд сумела сохранить тайну, по крайней мере пока. Однако шерифы и инспекторы провинций на Кволлхейме до сих пор утверждают, что у них все в порядке. Во всяком случае, так передают их коммуникаторы. Я думаю, что в данной ситуации это самое странное, не могу представить, чтобы привы круглые сутки держали их под прицелом.

— Удивительно, что привы сумели овладеть даже одной провинцией, не говоря уж о четырех. Может, Рексрью был прав насчет какой-то посторонней группы. А эти изображения из Уиллоу Уэст тоже поступили с искажениями, как предыдущие?

Кельвин многозначительно кивнул собеседнику.

— Да, к сожалению, это так, и мой офицер-связист не может объяснить, как такое возможно. Она не самый крупный специалист по боевой электронике, но утверждает, что это неосуществимо даже в теории. И я всерьез склоняюсь к тому, чтобы поверить в правоту Рексрью. Но есть и еще кое-что.

Тон последних слов заставил Ральфа насторожиться.

— Я был уполномочен, — он подчеркнул это слово, — известить тебя о том, что разведка эденистов считает Латона живым. И что он скрывается на Лалонде, а именно — в провинции Шустер. Они сказали, что он вступил с ними в контакт с целью предупредить о каком-то вмешательстве ксеносов. Три дня назад эденисты из Даррингхэма отправились вверх по реке, чтобы исследовать ситуацию, но прежде попросили меня связаться с Этрой и передать информацию туда. И знаешь, Ральф, они выглядели очень встревоженными.

— Разведка эденистов работает здесь? — удивился Ральф.

Он даже не подозревал об этом.

— Да.

— Латон. Кажется, я припоминаю это имя, что-то вроде мятежного Змея, но сведений о нем у меня в нейронанониках нет. Возможно, что-то имеется в процессорном блоке, в посольстве.

— Я тебе помогу. Файл есть в моем компьютере. Не самое приятное чтение, но будь добр, посмотри.

Ральф датавизировал в компьютер запрос и в тревожной тишине просмотрел поступающую в мозг информацию. Во время обучения он получил сведения о Змеях-эденистах, но только самые общие. Он давно привык к торговцам, черноястребам, контрабандистам и нечистым на руку политикам, но такого не ожидал. Осознание ледяным потоком сковало его до самого спинного мозга.

— И эденисты считают, что он здесь? — в ужасе спросил он Кельвина.

— Да. Они не были в этом уверены, но несколько десятилетий назад он проявил интерес к Лалонду, поэтому они организовали наблюдение. Теперь стало ясно, что он остался в живых после столкновения с силами флота и перебрался сюда. По мнению агентов, он вышел на связь лишь по той причине, что источник беспорядков на Кволлхейме оказался сильнее его защиты.

— Боже правый!

— Есть малая вероятность блефа с целью призвать сюда космоястребов и захватить один из них, чтобы убраться с планеты вместе со своими сообщниками, но я так не думаю. Кажется, в провинциях на Кволлхейме и впрямь проявилось некое внешнее воздействие.

— И эденисты хотели, чтобы я об этом узнал?

— Да. Они сказали, что пора забыть о мелких политических разногласиях — это их собственные слова. Они хотят, чтобы об этом узнал адмирал и старшие представители Салдана, а также их Консенсус на Юпитере. С самим Латоном можно справиться относительно небольшой военной группой, а вот то, чего он опасается, может потребовать вмешательства флота.

Ральф смотрел на Кельвина Соланки. Офицер флота явно был сильно встревожен.

— Ты известил губернатора?

— Нет. У Рексрью и так много проблем. У него в транзитных общежитиях четыре тысячи колонистов, а их багаж либо сгорел, либо разграблен. Он не в состоянии отправить их вверх по реке и не в состоянии возместить им утраченное имущество — а в ближайшем времени такой возможности ему не представится. На орбите три корабля-перевозчика колонистов с привами в нуль-тау-капсулах, Рексрью не может дать им разрешение на высадку, поскольку всех привов перебьют, как только они выйдут из «Макбоинга». Капитаны звездолетов не уполномочены возвращать их на Землю. В восточном секторе Даррингхэма еще не до конца восстановлен порядок после волнений. По правде говоря, в течение трех недель можно ожидать более мощных акций гражданского неповиновения, а есть шанс, что они начнутся и раньше, если только в городе узнают о распространении мятежа привов. А о нем точно узнают, судя по тому, как выдают информацию эти идиоты из службы шерифа. Городу грозит полная анархия, и я не думаю, что с этой информацией стоит обращаться к губернатору. Он сейчас и так попал между молотом и наковальней.

— Ты прав, — хмуро согласился Ральф.

Господи, ну почему это случилось на Лалонде? Он ненавидел этот мир, эту захудалую далекую колонию, лишенную всяких перспектив. Но сейчас возвращение к прежнему состоянию счел бы величайшим благом.

— Я считаю своей обязанностью проинформировать Кулу о том, что уже произошло, и о том, что может произойти с учетом пребывания в провинциях Кволлхейма Латона и предполагаемых ксеносов.

— Хорошо. У меня есть полномочия объявить чрезвычайное положение во всей звездной системе и реквизировать любой доступный корабль. Надеюсь все же, что до этого не дойдет, но одного из своих офицеров я посылаю на судно, перевозящее колонистов, и направляю его на Эйвон. Здесь проблем не будет, с «Эвридики» уже высадили всех колонистов, и на борту остались только пятьдесят привов в нуль-тау-капсулах. Их перебросят на «Мартин», где и оставят до тех пор, пока Рексрью не решит, что делать дальше. Если не произойдет каких-то непредвиденных катастроф, «Эвридика» отправится в путь через двенадцать часов. Она доставит адмиралу мой рапорт в дипломатическом флеке и еще один флек для посла эденистов на Эйвоне. А ты можешь добавить к ним флек для миссии Кулу при Ассамблее Конфедерации.

— Благодарю. Вот только пока не имею ни малейшего представления, как составить рапорт, чтобы меня не сочли сумасшедшим.

Кельвин выглянул в окно, на дождь, барабанивший по потемневшим крышам. Обыденность сцены за окном придавала событиям на далеком Кволлхейме какую-то нереальность.

— В первую очередь наши уважаемые боссы пошлют запрос на подтверждение информации и требование сообщить подробности.

— Да, я тоже об этом подумал. Информация для них должна быть у нас наготове.

— А для этого кто-то должен отправиться в провинции на Кволлхейме.

— Эденисты уже в пути, но я предпочел бы направить собственную команду. Естественно, морские пехотинцы уже рвутся в бой. У тебя есть кто-нибудь, кто смог бы организовать разведывательную миссию? Я думаю, нам надо объединить усилия.

— В этом я с тобой согласен. Черт, я согласен даже с эденистами. — При этом он не смог удержаться от циничной усмешки. — Совместная операция должна принести успех. У меня есть пара человек, натренированных для скрытого проникновения и разведки. А если ты предоставишь мне доступ к коммуникационной сети на спутниках «ЭЛИНТ», я смогу активировать кое-кого из своих агентов в верховьях реки, возможно, они смогут нам чем-то помочь.

— Я распоряжусь, чтобы ты получил доступ.

— Отлично. А руководить операцией я назначу своего помощника, Дженни Харрис. Как ты планируешь перебросить команду разведчиков в верховья?

Кельвин датавизировал инструкцию в офисный компьютер, и на стене вспыхнул экран с картой бассейна Джулиффы и ее притоков. Провинции на Кволлхейме, отмеченные красным цветом, протянулись по южному берегу притока; на северо-западе тревожной желтой штриховкой выделялась провинция Уиллоу Уэст. Дальше черным цветом была обозначена провинция Кристо, ее название мигало белым шрифтом.

— Быстрым катером до Кристо, а дальше на лошадях в неспокойную зону. Если разведчики отправятся в путь завтра, они будут на месте через день или два после того, как «Свитленд» привезет туда отряд шерифа, а может, и обгонят его.

— А нельзя ли перевезти их по воздуху? Я бы мог достать один из «ВК сто тридцать три», и они доберутся уже завтра к вечеру.

— А как они будут там передвигаться? Не забывай, им надо провести разведку. Лошадей в космоплан не посадишь, а никакой другой транспорт по джунглям не пройдет.

Ральф хмуро прищурился, глядя на экран с картой местности.

— Вот досада, но ты прав. До чего же это жалкая планета.

— Но пригодная для жизни. Одно из немногих в Конфедерации мест, где тысяча километров — это целая проблема для обычных транспортных средств. Мы так привыкли к моментальным перемещениям, что изрядно избаловались.

— Да. Что ж, если и есть планета, способная вернуть нас к основам, то это Лалонд.

В одном из ангаров космопорта на погрузочно-разгрузочной платформе бригада рабочих закончила упаковку очередной связки мейоповых бревен. Довольно простая работа, даже при невысоком уровне механизации, свойственном этой планете; стволы имели почти идеально цилиндрическую форму диаметром около метра и были распилены на части по пятнадцать метров в длину. Ярко-желтые ремни удерживали их вместе, а снаружи на равном расстоянии торчали десять стержней для креплений. И тем не менее при перекладывании манипулятором в грузовой отсек «Леди Макбет» две связки рассыпались. Мало того что это задержало погрузку на восемь часов, так пришлось еще и платить за доставку леса взамен утерянного.

После этого Варлоу перед погрузкой в «Макбоинг» проверял каждую связку. Три из них после обнаружения болтающихся строп ему пришлось вернуть обратно в ангар, и его усиленный слух уловил недовольное ворчание рабочих, считавших, что он ничего не заметит.

Но эта связка, похоже, была в полном порядке. Специальный разъем, установленный в левой руке, обхватил последний из стержней. Варлоу уперся в бревна и попытался вытащить крепеж. Усиленные мускулы медленно напряглись, так что под ногами жалобно скрипнул металл, но стержень остался на месте.

— Хорошо, можно загружать, — сказал он ожидавшим рабочим.

Он разжал разъем и спрыгнул на жесткий гудронированный бетон.

Тягач подтянул платформу под днище космоплана. Гидравлический подъемник плавно переместил бревна в нижний грузовой отсек. Варлоу остался в тени, рядом с задними колесами шасси. Термораспределительная система его организма была достаточно мощной, чтобы избавить от жара бело-голубого солнца Лалонда, но он чувствовал, что здесь прохладнее.

Из-за угла ангара выкатился байк и свернул к космоплану. На нем ехали двое: Мэри Скиббоу и молодой парень в клетчатой рубашке и шортах цвета хаки. Мэри остановила машину перед Варлоу и беззаботно улыбнулась космонику.

Захваты трюма космоплана с лязгом сомкнулись на креплениях связки. Подъемник грузовика медленно опустился.

— Как дела? — спросила Мэри.

— Еще один рейс, и мы закончим, — сказал Варлоу. — Максимум через десять часов.

— Отлично.

Она перекинула ногу через седло байка. Спустя секунду на бетон сошел и парень.

— Варлоу, это Квинн Декстер.

Квинн дружески улыбнулся.

— Рад познакомиться, Варлоу. Мэри сказала, что вы направляетесь на Норфолк.

— Верно.

Варлоу проводил взглядом грузовик, возвращающийся к ангару, контур ярко-оранжевой машины вдруг стал странно расплывчатым. Нейронаноники просигналили о небольшом сбое в оптических сенсорах, и он запустил диагностическую программу.

— В таком случае, нам обоим повезло, — воскликнул Квинн Декстер. — Я хотел бы купить место на «Леди Макбет», Мэри говорила, у вас есть лицензия на пассажирские перевозки.

— Лицензия действительно есть.

— Вот и прекрасно. Так сколько стоит перелет?

— Ты хочешь попасть на Норфолк? — переспросил Варлоу.

Его оптические сенсоры пришли в норму, и диагностика не помогла установить причину сбоя.

— Ну да. — Улыбка Квинна стала еще шире. — Видите ли, я торговый агент из «Добсон Инжиниринг». Это компания на Кулу. Мы производим набор базового инвентаря для фермеров: лемехи, колесные оси для телег и тому подобное. То, что требуется в мирах низкого технического уровня.

— Ну, так на Лалонде тебе самое место, — прогудел Варлоу, повышая тональность идущего из диафрагмы звука, что в его случае соответствовало иронии.

— Да. Но мне думается, придется подождать еще лет пятьдесят, пока Лалонд достигнет хотя бы нижнего уровня технологии. Я не смог преодолеть барьер правительственной монополии, даже при помощи посольства. Так что пора сматываться.

— Понятно. Подожди немного.

При помощи нейронаноников Варлоу подключился к компьютеру космоплана и запросил связь с «Леди Макбет».

— Что случилось? — спросил Джошуа.

— У нас клиент, — ответил Варлоу.

— Дай изображение, — попросил Джошуа, выслушав пояснения Варлоу.

Космоник сфокусировал оптические сенсоры на лице Квинна. Его улыбка ничуть не потускнела, а даже стала еще шире.

— Должно быть, ему не терпится уехать, раз просится на «Леди Мак» вместо того, чтобы дождаться корабля своей компании, — сделал вывод Джошуа. — Передай, что перелет в нуль-тау-капсуле будет ему стоить сорок пять тысяч комбодолларов.

В такие моменты Варлоу искренне жалел, что уже не способен удрученно вздыхать.

— Он не согласится столько платить, — возразил он.

Если бы Джошуа не стремился всегда получить с клиента максимальную сумму, их дела, вероятно, были бы лучше.

— И что? — ответил Джошуа. — Можно поторговаться. А вдруг заплатит? Деньги нам пригодятся. Расходы на этой чертовой планете почти опустошили наш жалкий счет. Если не сэкономить, придется задействовать отложенные на Норфолк деньги.

— Мой капитан передает, что перелет до Норфолка в нуль-тау-капсуле будет стоить сорок пять тысяч комбодолларов, — произнес вслух Варлоу.

— В капсуле? — с недоумением повторил Квинн.

— Да.

Он оглянулся на Мэри, но ее лицо осталось бесстрастным.

Варлоу терпеливо ждал, наблюдая, как закрываются створки грузового отсека космоплана. Нейронаноники донесли до него бормотанье пилота, проводившего предполетную проверку.

— Я не хочу лететь в нуль-тау, — без всякого выражения произнес Квинн.

— Клюнул. Пятьдесят пять тысяч за перелет в каюте реального времени, — передал Джошуа.

— Перелет в каюте будет стоить пятьдесят пять тысяч, — послушно повторил Варлоу. — Расходные материалы, питание, работа климатических установок — все это стоит дополнительных денег.

— Да, конечно. Ладно, пусть будет пятьдесят пять тысяч.

Квинн достал из кармана диск Юпитерианского банка.

— Вот это да, — не удержался Джошуа. — Командировочным этого парня могут позавидовать отпрыски Салдана. Забирай деньги, пока он не опомнился, и отправляй на «Макбоинг».

Канал связи с «Леди Макбет» закрылся.

Варлоу достал из маленького кармашка на инструментальном поясе свой диск и протянул его Квинну.

— Добро пожаловать на борт, — прогудел он.

Глава 16

«Энона» уменьшила мощность и изменила фокусировку искажающего пространство поля, ожидая, пока терминус червоточины не закроется после прыжка. Затем она с любопытством огляделась, используя сразу все имеющиеся сенсоры. Норфолк находился в ста шестидесяти тысячах километров; на корпусе корабля уже был заметен контрастный свет двух разных звезд. Верхняя часть стала розовой в лучах Герцогини, красного карлика в двухстах миллионах километров, а замысловатый голубой узор на полипе потемнел и окрасился в фиолетовый цвет. Герцог, основная звезда этой системы типа К2, с расстояния сто семьдесят три миллиона километров испускал сильный желтый свет, играющий на защищенных грузовых капсулах нижнего трюма «Эноны».

Норфолк находился почти на равном расстоянии от двух звезд. Сорок процентов поверхности планеты занимала суша, распределенная между большими островами, от ста до ста пятидесяти квадратных километров каждый, и бесчисленным множеством мелких архипелагов. «Энона» повисла над единственным сектором темноты на планете; приближающееся солнцестояние оставило ночь лишь на узком — не больше тысячи километров в районе экватора — полумесяце, соединяющем два полюса, как будто из планеты кто-то сумел вырезать тонкий ломтик. Моря причудливых очертаний и извилистые узкие проливы с одной стороны сверкали лазурью, а с другой — пурпуром; облака по разные стороны от раздела тоже были окрашены в алый и белый цвета. Свет Герцога придавал поверхности привычную окраску зеленых и коричневых оттенков, тогда как суша, освещаемая Герцогиней, пылала пурпуром, перемежающимся с черными провалами низин, отчего эти районы казались угрожающе негостеприимными.

Сиринга послала запрос в гражданский центр управления полетами и почти сразу получила разрешение перейти на стационарную орбиту. «Энона» рванулась к планете, оживленно переговариваясь с уже находившимися там космоястребами. Над экватором на высоте триста семьдесят пять километров мерцало и вспыхивало тонкое кольцо из двадцати пяти тысяч кораблей, отражающих лучи двух солнц зеркальными поверхностями своих теплоотводящих панелей и тарелок коммуникационных систем.

Строго говоря, систему Норфолка нельзя было назвать пригодной для жизни людей. Сенсоры разведывательного корабля «Граф Ратленда» во время первого посещения в 2207 году обнаружили в системе шесть твердотельных планет. Две из них плыли по орбите, проходящей в двадцати восьми миллионах километров над Герцогиней, это были Уэстморленд и Бренок — пара планет, вращающихся друг вокруг друга на расстоянии в полмиллиона километров. Остальные четыре — Дерби, Линкольн, Норфолк и Кент — окружали Герцога. И только на Норфолке с его двумя спутниками — Аргиллом и Файфом — могла существовать жизнь.

Межпланетное пространство, и без того довольно тесное, вмещало пару главных астероидных поясов и еще пять второстепенных колец, а также множество каменных обломков, летающих между звездами, будто сошедшимися в дуэли на гравитационных полях за обладание тем или иным осколком. Кроме этого, здесь часто мелькали кометы и совсем мелкие частицы камня. По мнению главного космолога разведывательного корабля, уплотнение диска протозвезды еще не до конца завершилось.

И последним доводом против колонизации стало отсутствие газового гиганта, что лишало эденистов гелия-3. Без дешевого местного источника энергии для термоядерных реакторов космические перелеты и развитие промышленности стали бы в этой системе слишком дорогими.

После таких мрачных прогнозов «Граф Ратленда» перешел на орбиту вокруг Норфолка, чтобы провести обязательное исследование ресурсов и климатических условий. Планета действительно оказалась странной, времена года здесь определялись не периодом обращения, а сближением и расхождением Герцога и Герцогини; середина зимы, по-сибирски холодной, приходилась на тот период, когда планета удалялась от значительно остывшей основной звезды на сто семьдесят три миллиона километров, а середина лета, сравнимого по температуре с летом средиземноморским, наступала, когда планета находилась на равном удалении от обоих светил и полностью отсутствовала ночь. Здесь также не было деления на географические пояса, как на обычных планетах (хотя небольшие полярные льды имелись на обоих полюсах); погодные сезоны на всей поверхности менялись почти одновременно. Природа этого мира, естественно, приспособилась к таким условиям, хотя резких отличий от стандартной эволюции не наблюдалось. Как выяснилось, на Норфолке имелось относительно небольшое количество видов млекопитающих, морских особей и насекомых. Для многих характерной чертой была зимняя спячка, заменявшая птицам сезонные перелеты, а появление нового помета и вывод птенцов у всех них всегда приходились на весну. В этом не было ничего необычного. Но вот растения цвели и созревали только в тот период, когда их на протяжении двадцати трех часов и сорока трех минут, составлявших местные сутки, освещали оба светила. Такие условия было невозможно воссоздать даже в биотопах эденистов, поэтому флора считалась уникальной. А любая уникальность всегда ценится очень высоко.

Этого открытия было достаточно, чтобы английский штат Центрального правительства выделил средства для экспертизы экологии Норфолка. И после трех месяцев оценки съедобности и вкуса местных растений, когда на планете наступило лето, ученые напали на настоящую золотую жилу.

«Энона» спустилась на орбиту, удаленную от необычно освещенной планеты на триста семьдесят километров, и уменьшила мощность искажающего пространство поля настолько, чтобы поддерживать силу тяжести в жилом тороиде и продолжать всасывание космической энергии. Вокруг находились в основном грузовые корабли адамистов — огромные сферы, медленно вращающиеся в термальных потоках; выдвинутые погрузочные панели придавали им сходство с громоздкими ветряными мельницами. Прямо перед «Эноной» летело большое грузовое судно с фиолетово-зелеными кольцами эмблемы компании Васильковского.

Космоястреб все еще продолжал болтать со своими сородичами, а Сиринга, Рубен, Оксли и Тула, взяв флаер с ионным двигателем, направились к Кестевену, одному из самых крупных островов, лежащему в семистах километрах южнее экватора. Его столица, город Бостон, являлась торговым центром и местом проживания ста двадцати тысяч человек, обитавших в месте пересечения двух неглубоких долин. Весь остров покрывали густые леса, а жители лишь немного проредили деревья, чтобы построить дома, так что с воздуха город был почти не виден. Сиринга смогла углядеть только сплошные парки да несколько серых церковных шпилей, возвышавшихся над деревьями. Городской аэродром представлял собой обширную зеленую лужайку, расположенную в полутора милях (Норфолк отказался перейти на метрическую систему) к северу от извилистых бульваров.

Оксли направил катер на северо-запад, чтобы не пролетать над самим городом. Воздушные полеты на Норфолке были под запретом, и исключение делалось только для небольших судов скорой помощи и спешащих на вызовы врачей. Поскольку девяносто процентов торговых сделок приходилось на середину лета, космопланы летали над планетой только в этот короткий период. Вероятно, жители Норфолка с большой опаской относились к двадцатипятитонным машинам, проносившимся над их крышами.

В момент их приземления на покрытой травой площадке аэродрома уже стояло больше трех сотен космопланов и флаеров. Оксли занял свободное место за три четверти мили от небольшого комплекса зданий, где находилась вышка диспетчеров и администрация.

Со ступеней развернувшегося шлюза Сиринга увидела стоящую вдалеке стену леса и одинокого велосипедиста, ехавшего по дорожке вдоль длинного ряда космопланов. Рядом с велосипедом бежала собака. В сухом, слегка пыльном воздухе отчетливо ощущался медный привкус цветочной пыльцы.

— А город больше, чем я его помню, — ворвалось в ее мысли замечание Рубена, окрашенное легким недоумением.

— То, что я увидела, выглядит весьма опрятно и немного чудно. Мне нравится, что они аккуратно расположились в лесу, не вырубая лишних деревьев.

Он испуганно вздернул брови.

— Чудно! Не вздумай сказать такое кому-нибудь из местных. — Рубен кашлянул, чтобы прочистить горло. — И не злоупотребляй сродственной связью в их присутствии, они считают это невежливым.

Сиринга перевела взгляд на велосипедиста. Это был мальчишка не старше четырнадцати лет, с рюкзаком на плече.

— Я запомню.

— Они ведь настоящие христиане, а выражение лица выдает наши переговоры.

— Да, наверное. А приверженность к христианской вере не повлияет на наши шансы заполучить груз?

— Никоим образом. Они принадлежат к английскому этносу и слишком вежливы, чтобы выказывать предубеждения. По крайней мере, публично. И это относится ко всем, — мысленно обратился он к остальным трем членам экипажа. — Пожалуйста, без вольностей. Местным жителям нравится поддерживать иллюзию о своих высоких моральных стандартах. Не надо их шокировать и разочаровывать.

— Это ты мне? — с притворным ужасом воскликнула Сиринга.

Эндрю Анвин подъехал к группе людей, стоявших у блестящего пурпурного флаера, и резко притормозил, так что взвизгнуло заднее колесо. Улыбчивое лицо Эндрю было отмечено россыпью веснушек, а рыжеватые волосы имели золотистый оттенок. Паренек был одет в простую белую хлопчатобумажную рубашку с расстегнутыми у ворота пуговицами и закатанными по локоть рукавами, его зеленые шорты поддерживал широкий черный кожаный ремень с красивой медной пряжкой. И никакой синтетики. Окинув взглядом элегантный синий мундир Сиринги, украшенный единственной звездой на плече, он напряженно выпрямился.

— Вы капитан, мэм?

— Да, я, — ответила Сиринга и улыбнулась.

Эндрю Анвин не мог долго удерживать официальное выражение на лице, уголки его губ чуть-чуть дрогнули и поползли вверх.

— Начальник аэродрома приветствует вас, капитан, мэм. Он приносит свои извинения, что не смог встретить вас лично, но сейчас очень много работы.

— Да, я вижу. Очень любезно с его стороны прислать тебя.

— О, отец меня не посылал. Я штатный офицер паспортного контроля, — с гордостью представился он и вытянулся в струнку. — Будьте добры предъявить ваши документы. Процессорный блок у меня с собой. — Он запустил руку в рюкзак, но это не понравилось его собаке, начавшей с лаем прыгать вокруг. — Прекрати, Мел! — прикрикнул на нее Эндрю.

Сиринге понравилось, что паренек помогает отцу и идет навстречу незнакомцам без опасений, а лишь с доброжелательным любопытством. Это свидетельствовало о благополучном мире, где не слишком много проблем и забот и люди склонны доверять друг другу. Похоже, и адамистам порой случается найти правильный путь.

Они по одному стали подавать Эндрю флеки со своими паспортами, а он вставлял их в процессорный блок. Устройство показалось Сиринге невероятно старым, вышедшим из употребления лет пятьдесят назад.

— А что, «Дрейтон импорт», что на Пенн-стрит, по-прежнему процветает? — спросил у Эндрю Рубен, изобразив самую дружескую из своих улыбок.

Эндрю озадаченно поднял голову, а потом его лицо радостно просияло.

— Ага, они по-прежнему работают. А вы уже бывали на Норфолке?

— Да, хотя с тех пор прошло уже несколько лет, — сказал Рубен.

— Все в порядке! — Эндрю протянул Сиринге флек, а собака тем временем обнюхала ее ноги. — Благодарю вас, капитан, мэм. Добро пожаловать на Норфолк. Надеюсь, вы найдете, чем загрузить корабль.

— Очень любезно с твоей стороны.

Сиринга мысленно скомандовала собаке отойти, но сразу поняла, что сделала глупость, поскольку команда не возымела действия.

Эндрю Анвин выжидательно посмотрел на нее.

— Это тебе за беспокойство, — негромко произнес Рубен и протянул к парню руку.

— Благодарю вас, сэр!

Скользнувшая в карман монета едва заметно блеснула серебром.

— А как нам добраться до города? — спросил Рубен.

— У вышки стоят такси-кэбы. Только не соглашайтесь платить больше пяти гиней. Да, а деньги можно обменять в здании администрации после того, как пройдете таможню. — Небольшой космоплан треугольной формы низко пролетел над ними, и его компрессоры засвистели, поворачивая сопла вертикально вниз. Эндрю проводил его взглядом. — А если вам потребуется жилье, в «Снопе пшеницы», наверное, еще найдется несколько свободных комнат.

Он запрыгнул на велосипед и помчался к только что опустившемуся космоплану. Собака послушно побежала следом.

Сиринга с усмешкой проводила его взглядом. Похоже, на Норфолке паспортный контроль приносил немалую прибыль.

— А как же мы доберемся до башни? — недовольно спросила Тула, прикрывая глаза ладонью от яркого сияния Герцога.

— Угадайте, — весело предложил Рубен.

— Пойдем пешком, — сказала Сиринга.

— Молодец, девочка.

Оксли вернулся в космоплан, чтобы забрать сумку-холодильник с приготовленными образцами продуктов, а заодно вытащил из рундуков сумки с личными вещами. Затем, послав команду в биотехпроцессор, вышел, и лесенка шлюза бесшумно свернулась, закрыв вход в катер. Тула забрала у него холодильник, и вся группа направилась к дрожащей в жарком мареве белой башне.

— Что он такое говорил насчет оплаты такси? — спросила у Рубена Сиринга. — У них же наверняка имеются стандартные счетчики?

Рубен тихонько хихикнул и взял ее под руку.

— Ты имеешь в виду эти маленькие аккуратные машины, которыми адамисты пользуются на освоенных планетах? На магнитной подвеске и с кондиционерами?

Сиринга едва не сказала: «Ну да, конечно», но ее остановил блеск его глаз.

— Нет… А чем пользуются здесь?

Он молча привлек ее к себе и рассмеялся.

Небесный мост вернулся на небеса. Луиза Кавана вместе со своей сестрой Женевьевой бродила по выгону в поместье Криклейд, и обе они время от времени запрокидывали головы, чтобы снова его увидеть. Последнюю неделю ранним утром дня Герцога они выходили из дома, чтобы посмотреть, насколько он вырос за ночь Герцогини.

Западный край горизонта пылал темно-красной короной Герцогини, опускающейся за невысокие холмы, а в северной его части мерцали огни космических кораблей. Сверкающие рубиновые точки так плотно летели по небу, что образовывали почти сплошную полосу, как будто красную часть радуги. С другой стороны горизонта, где поднимался Герцог, такая же полоса сияла чистым золотом. Прямо на севере эта арка нависала над долинами округа Стоук, ее сияние ослабевало по сравнению с краями, где был более благоприятный угол отражения, но увидеть ее можно было даже при свете дня Герцога.

— Как было бы хорошо, если бы они всегда оставались в небе, — с грустью сказала Женевьева. — Летом так хорошо.

Высокой худенькой девочке с овальным личиком и карими пытливыми глазами исполнилось двенадцать (земных) лет. От матери она унаследовала темные волосы, спускающиеся до середины спины, как было принято среди девушек из семей крупных землевладельцев. На прогулку она надела бледно-голубое в белую крапинку платье с широким кружевным воротником, белые гольфы и блестящие голубые кожаные туфельки.

— Без зимы лето никогда не наступит, — сказала Луиза. — Все повторяется из года в год, и мы не должны торопиться. Так происходит и во многих других далеких мирах.

Они вместе посмотрели на полосу огней звездолетов.

Луизе, старшей из двух сестер, уже исполнилось шестнадцать, и ей предстояло унаследовать поместье Криклейд, где они родились и выросли. Она была выше Женевьевы почти на пятнадцать дюймов и с более светлыми волосами, достающими до бедер, когда девушка их распускала. Сестры походили друг на друга маленькими носиками и узкими глазами, вот только щеки Луизы, хотя и утратили уже детскую пухлость, к ее немалому огорчению, оставались румяными — словно у обычной фермерши.

Для утренней прогулки Луиза выбрала простое летнее платье канареечно-желтого цвета; зато в этом году мама наконец разрешила делать квадратный вырез на некоторых ее платьях, хотя юбки по-прежнему должны были прикрывать колени. Открытый вырез позволял показать, насколько более женственной она стала. Этим летом в округе Стоук не было ни одного парня, кто при встрече не обернулся бы ей вслед.

Но Луиза давно, еще с самого рождения, привыкла находиться в центре внимания. Семейство Кавана, самое могущественное на всем Кестевене, объединяло целый клан крупных семей землевладельцев, и, действуя сообща, они в силу своего богатства обладали большим влиянием, чем любой островной совет. Луиза и Женевьева являлись членами целой армии родственников, которые правили Кестевеном почти как своими семейными владениями. Кроме того, Кавана были кровно связаны с правящей ветвью Маунтбаттенов, ведущих происхождение от семьи британских монархов Виндзоров, один из принцев которой когда-то взял на себя роль гаранта конституции планеты. Норфолк стал миром этнических британцев, но по своему социальному устройству он был ближе к идеализированной версии Британии шестнадцатого века, чем к республиканскому штату, заложившему эту колонию четыре столетия назад.

Дядя Луизы, старший из шести детей ее деда, владел почти десятью процентами всех обрабатываемых земель острова. Поместье Криклейд занимало более ста пятидесяти тысяч акров, включая леса, фермерские угодья, парки и даже целые деревни, предоставляя работу тысячам людей, обрабатывающих землю, ухаживающих за лесами и розовыми плантациями, а также за скотом и птицей. Остальные три сотни семей пользовались участками на его обширной территории и вносили арендную плату. Ремесленники всего округа зависели от поместья и зарабатывали на жизнь благодаря производимой здесь продукции. И естественно, семья Кавана владела львиной долей плантаций розовых кустов округа.

Луиза была самой богатой наследницей на острове Кестевен. И наслаждалась своим положением, поскольку все вокруг относились к ней с уважением и оказывали всяческие услуги, не требуя взамен ничего, кроме ее благосклонности.

Роскошный трехэтажный дом в поместье Криклейд, построенный из серого камня, только по фасаду протянулся на сотню ярдов. Из его высоких сводчатых окон открывались прекрасные виды на просторные лужайки, рощицы и обнесенные стенами сады. По границе парка проходила аллея земных кедров с модифицированными генами, так что они смогли приспособиться к длинному году Норфолка и постоянной двусторонней бомбардировке фотонами. Кедры были посажены триста лет назад и теперь достигали высоты в несколько сотен футов.

Величавые деревья всегда восхищали Луизу, их изящные ветки, расположенные ярусами, обладали таинственной красотой, какой никогда не было у местных, более мелких аналогов хвойных растений. Кедры были частью ее наследия, навеки затерянного среди далеких звезд, они напоминали ей о романтическом прошлом.

Выгон, по которому шли сестры, лежал за кедровой аллеей и занимал большую часть склона над ручьем, питающим озеро, где водилась форель. Разбросанные по лугу барьеры для скачек в хлопотах перед сбором урожая уже не одну неделю стояли забытыми. Середина лета на Норфолке всегда была напряженным периодом, а Криклейд являлся как бы эпицентром циклона деловой активности, которая возрастала в поместье по мере созревания роз.

Вскоре красочный полет кораблей наскучил сестрам, и они спустились к воде. На выгоне, нагнув шеи к клочковатой траве, бродили лошади красновато-коричневой масти. Норфолкский аналог травы очень напоминал земные растения, только стебли были не плоскими, а трубчатыми, и во время летнего солнцестояния на их кончиках появлялись миниатюрные белые цветочки. В детстве Луиза называла их звездными коронами.

— Отец говорит, что подумывает пригласить в помощники управляющему поместьем мистеру Баттерворту Уильяма Элфинстоуна, — с лукавой улыбкой сказала Женевьева, когда они дошли до старого забора из деревянных перекладин в конце выгона.

— Разумное решение, — бесстрастно ответила Луиза.

— Почему?

— Уильяму, если он унаследует Глассмор-холл, надо набраться опыта в управлении поместьем, а лучшего наставника, чем мистер Баттерворт, не найти. Таким образом Элфинстоуны будут обязаны отцу, а у них есть полезные связи с продавцами окрестных ферм.

— И Уильям будет жить здесь два летних сезона, это ведь обычный срок для обучения.

— Да, конечно.

— И ты тоже будешь здесь.

— Женевьева Кавана, сейчас же прикуси свой острый язычок.

Женевьева весело закружилась на траве.

— Он красивый, он красивый! — смеясь, кричала она. — Я видела, как он смотрит на тебя, особенно на танцах, когда надеваешь свои новые платья.

Ее руки обвели воображаемые округлости груди.

Луиза невольно хихикнула.

— Чертовка, у тебя совсем нет мозгов. Уильям меня не интересует.

— Нет?

— Нет. Да, он мне нравится, и я надеюсь, мы станем друзьями. Но это и все. Кроме того, он на пять лет старше меня.

— Я считаю, что он великолепен.

— Вот и бери его себе.

Женевьева погрустнела.

— Меня никогда не выдадут за такого жениха. Это ведь ты наследница. Мама заставит меня выйти за какого-нибудь бедолагу из никчемной семьи, я в этом уверена.

— Мама не будет заставлять нас выходить замуж за кого бы то ни было. Честно, Женни, не будет.

— Правда-правда?

— Правда, — кивнула Луиза, хотя и сама не очень в это верила.

Откровенно говоря, на Кестевене не было для нее подходящих женихов.

Луиза оказалась в незавидных обстоятельствах: муж должен занимать равное ей положение, но в таком случае у него наверняка есть собственное поместье, куда ей и придется переехать. А она не представляла себе жизни без Криклейда, прекрасного даже в долгие зимние месяцы, когда землю укрывали ярды снега, когда местные растения на окрестных холмах сбрасывали листву, а птицы зарывались в почву ниже глубины промерзания. Она не допускала даже мысли, чтобы уехать отсюда. И за кого же ей выходить замуж? Наверное, этот вопрос постоянно обсуждали ее родители, а может, и дяди, и тети.

Не хотелось думать, к какому результату они придут. Она лишь надеялась, что ей предоставят выбирать из нескольких кандидатур, а не подчиняться ультиматуму.

Ее внимание привлек мотылек, красный адмирал с измененными генами грелся на солнце, устроившись на стебле травы. «Он свободнее меня», — печально подумала Луиза.

— Значит, ты выйдешь замуж по любви? — простодушно спросила Женевьева.

— Да, выйду замуж по любви.

— Здорово. Хотелось бы и мне быть такой смелой.

Луиза оперлась руками о верхний брус ограды и посмотрела на журчащий за ней ручей. На берегах разрослись незабудки, привлекающие своими голубыми цветами несметные полчища бабочек. Кто-то из первых владельцев Криклейда выпустил в поместье сотни особей этих насекомых, и теперь каждый год они украшали сады и луга своими разноцветными трепещущими крылышками.

— Я не смелая, я просто глупая мечтательница. Знаешь, о чем я мечтаю?

— Нет. — Женевьева с нескрываемым любопытством покачала головой.

— Я мечтаю, чтобы отец до того, как настанет время приступить к семейным обязанностям, разрешил мне отправиться в путешествие.

— В Норвич?

— Нет, не в столицу, это такой же город, как Бостон, только больше, и я туда все равно поеду, чтобы закончить школу. Я хочу побывать в других мирах и посмотреть, как там живут люди.

— Боже! Лететь на космическом корабле — это же грандиозно. А можно, и я поеду с тобой? Пожалуйста!

— Если отец разрешит мне, будет справедливо, чтобы он позволил поехать и тебе.

— Мне он никогда не разрешит. Мне не позволяют даже ходить на танцы.

— Но ты убегаешь от няни и все равно подглядываешь.

— Да!

— Ну вот.

— Он меня не пустит.

Жалобный тон сестры вызвал у Луизы улыбку.

— Это ведь только мои мечты.

— Ты всегда добиваешься того, чтобы они сбылись. Ты такая умная, Луиза.

— Я вовсе не хочу изменять наш мир новыми идеями, — негромко сказала она, словно разговаривая сама с собой. — Я только хочу хоть раз уехать отсюда. У нас все идет размеренно, все по порядку. Иногда мне кажется, что я уже жила этой жизнью.

— Уильям мог бы увезти тебя отсюда. Он мог бы попросить космическое путешествие в медовый месяц. В этом отец не сможет тебе отказать.

— Ах ты, несносная упрямая девчонка!

Она неторопливо подняла руку, намереваясь дать сестре подзатыльник, но Женевьева успела отбежать в сторону.

— Медовый месяц, медовый месяц, — кричала она нараспев так громко, что даже лошади подняли головы. — Луиза едет в свадебное путешествие!

Женевьева, подобрав юбку, бросилась бежать, высоко вскидывая длинные стройные ноги над густой травой.

Луиза бросилась в погоню, и они, радостно смеясь и визжа, бежали по лугу, поднимая в воздух тучи бабочек.

«Леди Макбет» завершила финальный прыжок, входя в систему, и Джошуа Кальверт вздохнул с облегчением, радуясь, что они все еще целы. Полет от Лалонда стал настоящим кошмаром.

Начать с того, что Квинн Декстер ему сразу не понравился и к тому же не внушал доверия. Интуиция подсказывала, что с ним что-то не так. Но что именно, Джошуа понять не мог. Казалось, что Квинн Декстер, только войдя в каюту, убивает в ней все живое. Да и вел он себя очень странно; Декстер не обладал ни инстинктом, ни природной способностью улавливать ритм событий и разговоров, как будто существовал в параллельном времени с двухсекундной задержкой от реальности.

Если бы Джошуа лично встретился с ним в космопорте Лалонда, возможно, он отказался бы от его предложения, несмотря на значительную сумму, переведенную на диск. Но теперь уже было поздно. Надо признать, что Декстер, к счастью, большую часть времени проводил в своей каюте в отсеке С, выходя только для того, чтобы поесть или принять душ.

Заметил капитан и еще одну, уже более «рациональную» странность. Оказавшись на борту, пассажир быстро огляделся по сторонам и заявил: «Я и забыл, что в звездолетах столько приборов».

Забыл? Джошуа никак не мог этого понять. Разве можно забыть, как выглядит корабль изнутри?

Но самой странной была его полная беспомощность в состоянии невесомости. Джошуа, если бы его спросили, сказал бы, что Квинн вообще поднялся в космос впервые. Но это смешно, он же был коммивояжером. Однако без нейронаноников. И с его лица не сходило выражение испуга. Джошуа не раз замечал, как Декстер вздрагивает от неожиданного лязга металлических частей капсулы и от скрипа несущего каркаса в режиме ускорения.

Хотя, если учесть состояние «Леди Мак» в этом полете, его испуг был частично объясним. Джошуа и сам пережил несколько неприятных моментов. После выхода с орбиты Лалонда на корабле, казалось, не осталось ни одной системы, которая не пострадала от тех или иных сбоев. Обычный четырехдневный перелет растянулся почти на неделю, в течение которой члены экипажа устраняли перепады мощности, восстанавливали данные, утерянные в результате сбоев, боролись с неисправностями приводов и десятками других различных поломок. Джошуа боялся подумать, что будет, когда он предоставит журнал технического обслуживания инспекторам департамента астронавтики Конфедерации. Они могут потребовать тщательной проверки всего корабля. Хорошо хоть прыжковые узлы работали исправно, хотя он и в них уже начал сомневаться.

Он датавизировал в компьютер команду развернуть теплоотводящие панели и выдвинуть кронштейны сенсоров. И сейчас же в мозг поступил сигнал о неисправности; одна из панелей открылась только наполовину, а три телескопических кронштейна вообще не вышли из гнезд.

— Проклятье! — воскликнул он.

С обеих сторон от него недовольно заворчали пристегнутые ремнями к креслам члены экипажа.

— Я считал, что ты починил эту чертову панель, — закричал Джошуа на Варлоу.

— А я починил, — огрызнулся тот. — Если считаешь, что сможешь сделать лучше, надевай скафандр и вылезай сам.

Джошуа провел рукой по лбу.

— Посмотри, может, сумеешь исправить, — угрюмо попросил он.

Варлоу что-то неразборчиво пробормотал и отдал команду ремням безопасности освободить его. А затем оттолкнулся от кресла и поплыл к открытому люку. Эшли Хансон тоже избавился от ремней и двинулся следом, чтобы помочь космонику.

Джошуа начал анализировать информацию, поступающую с исправных сенсоров. Бортовой компьютер отслеживал положение ближайших звезд, чтобы определить точные координаты. Норфолк с его неоднородным освещением казался слишком маленьким для обитаемой планеты. Но времени, чтобы разгадать эту загадку, у Джошуа не было. Сенсоры зафиксировали лазерные лучи, обшаривающие корпус, и сомкнувшееся вокруг корабля искажающее поле космоястреба.

— О боже, теперь-то что? — воскликнул Джошуа, получив координаты.

«Леди Мак» вышла в реальное пространство в двухстах девяноста тысячах километров над Норфолком, довольно далеко от обозначенной зоны прибытия. Джошуа громко застонал и поспешил датавизировать команду коммуникационной сети на передачу регистрационного кода. Корабли флота, патрулирующие пространство вокруг Норфолка, в любой момент могли использовать «Леди Мак» в качестве мишени для тренировочных стрельб.

Среди остальных обитаемых планет Конфедерации Норфолк был почти уникален тем, что не обладал собственной системой стратегической обороны. Здесь не имелось ни высокотехнологичной промышленности, ни астероидных поселений на орбите, ничего такого, что стоило бы похищать. За исключением двух недель в середине лета, когда торговые суда прилетали за грузом «Слез Норфолка», не требовалось даже защиты от наемников и пиратов.

С приближением летнего сезона к планете для патрулирования, оплачиваемого местным правительством, направлялась Шестая флотилия Конфедерации. Это дежурство пользовалось популярностью среди служащих флота; после ухода торговых кораблей им позволялось спуститься на поверхность, где устраивались грандиозные празднества, а кроме того, каждый член экипажа получал от благодарного правительства бутылку «Слез Норфолка» половинного размера.

Сервопривод основной коммуникационной антенны «Леди Макбет» начал поворачивать тарелку, но сразу вышел из строя. В схеме состояния, передаваемой в мозг Джошуа, появилось предупреждение о потере мощности сигнала.

— Будь я проклят, не верю своим глазам. Сарха, разберись с этой проклятой антенной!

Боковым зрением он увидел, как Сарха активирует пульт. Идентификационный код он отправил через всенаправленную антенну «Леди Мак».

Корабельный канал связи ожил, и нейронаноники Джошуа приняли сигнал.

— «Леди Макбет», это корабль флота Конфедерации «Пестравка». Вы вышли в пространство за пределами ограниченной зоны прибытия этой планеты. У вас проблемы?

— Спасибо, «Пестравка», — датавизировал в ответ Джошуа. — У нас произошел системный сбой. Примите мои извинения за доставленное беспокойство.

— Какова природа сбоя?

— Ошибка сенсорной системы.

— Это легкоустранимая неисправность, нельзя было совершать прыжок в систему, не имея точной информации.

— Да пошел ты, — проворчал со своего кресла Мелвин Дачарм.

— Масштаб ошибки стал ясен только сейчас, — ответил Джошуа. — Мы уже проводим корректировку.

— А что случилось с вашей главной коммуникационной антенной?

— Перегрузка сервопривода, он будет заменен.

— Ладно, активируйте резерв.

Сарха возмущенно фыркнула:

— Если ему так хочется, я активирую мазеры. Они обеспечат ясный и громкий ответ.

— Выполняю, «Пестравка». — Джошуа сердито сверкнул глазами в сторону Сархи.

Серебристый граненый стержень второй антенны медленно поднялся над темной обшивкой «Леди Макбет» и раскрылся, словно цветок. Джошуа молча вознес благодарственную молитву и направил антенну в сторону «Пестравки».

— Копию рапорта я датавизирую в отдел департамента астронавтики Конфедерации на Норфолке, — заявил офицер. — И добавлю к нему настоятельную рекомендацию, чтобы они тщательно проверили ваш сертификат готовности к полетам.

— Весьма благодарен, «Пестравка». Теперь мы можем обратиться к гражданским службам за разрешением на спуск к орбите? Мне не хотелось бы, чтобы меня сбили только за то, что я не испросил вашего разрешения.

— Не испытывай свою удачу, Кальверт. Я легко могу добиться двухнедельной проверки твоих трюмов.

— Похоже, твоя слава бежит впереди тебя, — заметил Дахиби Ядев, когда канал связи с «Пестравкой» закрылся.

— Будем надеяться, что она еще не достигла поверхности планеты, — добавила Сарха.

Джошуа развернул антенну в сторону коммуникационного спутника службы контроля и получил разрешение выйти на стояночную орбиту. Три сопла ядерных двигателей «Леди Мак» выбросили длинные струи плазмы, и корабль направился к ярко освещенной планете с ускорением в одну десятую g.

В пустой мир Квинна Декстера падали штрихи света, сопровождаемые легкими царапающими звуками. Как будто из внешней Вселенной через трещины прорывались потоки светящегося дождя. Какие-то вспышки гасли вдалеке, а другие задевали его, и в эти моменты он видел запечатленные в них видения.

Лодка. Посудина какого-то торговца на Кволлхейме, мало чем отличающаяся от обычного плота. Идет вниз по течению.

Город с деревянными домами. Даррингхэм под дождем.

Девушка.

Он ее знал. Это Мэри Скиббоу, обнаженная, привязанная к кровати.

В тишине гулко застучало его сердце.

— Да, — послышался голос из его прошлого, голос с поляны в джунглях, голос, исходивший от Ночи. — Я подумал, тебе это понравится.

Мэри отчаянно билась в путах, ее роскошное тело до мельчайших подробностей совпадало с тем образом, что когда-то нарисовало его воображение.

— Что бы ты сделал с ней, Квинн?

Что бы он сделал? Да чего бы он только не сделал с этим великолепным телом! О, как бы она страдала под ним.

— Квинн, ты просто невыносим. Но до ужаса полезен.

Поток энергии запульсировал в его теле, и реальность заслонил появившийся призрак. Физический облик, который, по представлению Квинна, соответствовал бы Брату Божию, если бы Он когда-то решил явиться ему во плоти. И в какой плоти! Способной на самое изощренное насилие, превосходящей любые унижения, принятые в секте.

Шквал магической мощи достиг своего триумфального пика, в открывшейся трещине появилась пугающая пустота, и тот, другой, пришел, чтобы овладеть рыдающей Мэри.

— Уходи, Квинн.

Видения сжались, снова принимая вид прерывистых лучей мерцающего света.

— Ты не Брат Божий! — закричал в пустоту Квинн.

Ярость осознания предательства усилила его восприятие, свет стал ярче, звуки — громче.

— Конечно нет, Квинн. Я гораздо хуже. Хуже любого мифического дьявола. Мы все такие.

Издевательский смех эхом прокатился по его тюрьме-вселенной, причиняя жуткие страдания.

Время здесь текло совсем по-другому…

Космоплан.

Звездолет.

Неопределенность. Квинн ощущал, как она охватывает его, подобно гормональному всплеску. Электрические машины, от которых он теперь зависел, отторгали его чужеродное тело, усиливая эту зависимость по мере отказа самых чувствительных аппаратов. Неопределенность сменилась страхом. Он задрожал всем телом, стараясь утихомирить потоки экзотической энергии, пропитавшие каждую клеточку его плоти.

Квинн сознавал, что таинственное нечто, управляющее его телом, не всемогуще, что оно имеет свои пределы. Он позволил остаткам света впитаться в то, что осталось от его разума, сконцентрировав внимание на мелькающих видениях и услышанных словах. Наблюдая, выжидая. Стараясь понять.

Бостон показался Сиринге самым приятным из всех городов, увиденных за четырнадцать лет странствий по Конфедерации, включая закрытые анклавы домов в биотопах на орбите Сатурна, где она родилась. Каждый дом был построен из камня, толстые стены предохраняли его обитателей как от летнего зноя, так и от долгих зимних холодов. Большинство зданий были двухэтажными, но встречались и дома в три этажа; перед каждым из них имелся огороженный садик, а позади стояли конюшни. Каменную кладку зачастую закрывали популярные здесь жимолость и плющ, и почти у каждого входа в подвесных кашпо пестрели яркие цветы. Крутые крыши предотвращали скопление снега, и серые плиты шифера, чередующиеся с черными прямоугольниками солнечных панелей, создавали приятный геометрический узор. Для отопления, а порой и приготовления пищи использовались дрова, по этой причине над коньками крыш поднимался целый лес труб из красного кирпича, увенчанных замысловатыми колпаками. Каждое строение — жилое, административное или коммерческое — обладало индивидуальностью, чего в мирах с массовым производством добиться было практически невозможно. Все широкие улицы мостили камнем, а вдоль дороги стояли высокие чугунные столбы с фонарями. Только позже Сиринга поняла, что в отсутствие механоидов и сервиторов каждый гранитный кирпичик приходилось обтесывать и укладывать вручную — сколько же было потрачено на это сил и времени! Вдоль улиц почти повсеместно росли деревья, в основном местные аналоги хвойных, а для разнообразия между ними попадались и генномодифицированные земные вечнозеленые. Горожане передвигались на велосипедах, самокатах (весьма немногочисленных, популярных только среди подростков), верхом или в запряженных лошадьми экипажах. Она заметила и несколько грузовых автомобилей, но только на окраинах, и они явно принадлежали фермерам.

После таможенного контроля (более строгого, чем проверка паспортов) они вышли к стоянке конных экипажей-такси, ожидавших пассажиров у подножия диспетчерской башни. Сиринга улыбнулась, увидев их, а Тула недовольно застонала. Но выбранный ими кэб имел отличные рессоры, и поездка до города прошла гладко. По совету Эндрю Анвина они сняли комнаты в «Снопе пшеницы» — так назывался постоялый двор на берегу одной из рек, пересекающих город.

Они разложили вещи в комнатах и пообедали во дворике гостиницы, а потом Сиринга и Рубен наняли другой экипаж и, поставив в ногах драгоценную сумку-холодильник, отправились на Пенн-стрит.

Рубен с удовлетворением поглядывал на поток пешеходов, неторопливо текущий по улице. Среди них легко было узнать изредка попадавшихся членов экипажей прибывших на Норфолк судов, на фоне нарядных одежд местных жителей их синтетические костюмы выглядели довольно бедно. В летнюю пору бостонцы предпочитали яркие цвета и вычурные фасоны, в этом году у молодых людей вошли в моду разноцветные жилеты, а девушки носили юбки из жатой марлевки и блузки с глубоким круглым вырезом. Но, как с грустью отметил Рубен, подолы юбок у всех женщин прикрывали колени. Он как будто очутился в эпохе до космических перелетов, хотя и подозревал, что ни один из исторических периодов Земли не мог похвастаться такой чистотой.

— Пенн-стрит, командир, — объявил кучер, когда экипаж свернул на улицу, идущую параллельно реке Гвош.

Здесь находился коммерческий центр города, вдоль реки тянулся ряд причалов, за ними выстроились многочисленные склады. Только тут они впервые встретились с грузовыми машинами. На другом конце улицы виднелась сортировочная станция железной дороги. Рубен, ощущая на себе нетерпеливый взгляд Сиринги, посмотрел на длинный ряд складов, погрузочных площадок и офисов. Мелькнула эмоция сродни сарказму — «Дрейтон импорт» не просто располагался на Пенн-стрит, эта фирма заняла Пенн-стрит целиком. Ее название и логотип украшали буквально каждое здание.

— Куда теперь, командир? — спросил возница.

— В головной офис, — ответил Рубен.

Когда он был здесь в прошлый раз, «Дрейтон импорт» владел единственным офисом в арендованном складе.

Головной офис, как оказалось, теперь занимал целое здание в средней части улицы со стороны реки, зажатое между двумя складами. Арочные окна блестели металлическими рамами, а на стене рядом с входной дверью была укреплена ярко начищенная медная доска с названием компании. Возница остановил лошадь перед закругленными каменными ступенями.

— Похоже, что у старины Доминика Каваны дела идут неплохо, — сказал Рубен, выбираясь из экипажа.

Он протянул кучеру гинею и добавил шесть пенсов на чай.

Сиринга, казалось, была готова пронзить взглядом даже алмаз.

— Старина Доминик тут самый лучший. Парень что надо, мы с ним неплохо проводили время, ему известны все городские кабаки. — Рубен замолчал, размышляя, кого он хотел поразить своим признанием.

— А когда это было? — спросила Сиринга у входа в приемную.

— Лет пятнадцать или двадцать назад, — неуверенно ответил Рубен.

Он был почти уверен, что это так, но в то же время его не отпускало ощущение, что Доминик ровесник ему. «Вот в чем недостаток службы на космоястребах, — подумал он. — Каждый день похож на предыдущий, и все они сливаются в непрерывную череду. Как тут запомнить точную дату?»

Пол вестибюля был выложен черными и белыми мраморными плитами, у дальней стены начиналась широкая лестница, уводящая наверх. Ярдах в десяти от двери за столом сидела молодая женщина, рядом с ней стоял консьерж в униформе.

— Я бы хотел повидать Доминика Кавану, — приветливо обратился к женщине Рубен. — Скажите ему, что Рубен снова в городе.

— Простите, сэр, — ответила она. — Мне кажется, у нас не работает никто из Кавана с таким именем.

— Но он же владелец «Дрейтон импорт», — в замешательстве воскликнул Рубен.

— Владельцем компании является Кеннет Кавана.

— Ох.

— Мы можем с ним встретиться? — спросила Сиринга. — Мы прилетели с самой Земли.

Женщина оценивающим взглядом окинула синий мундир Сиринги с серебряной звездой.

— Какое у вас к нему дело, капитан?

— Как и у всех остальных, мы хотели бы приобрести товар.

— Я спрошу, на месте ли мистер Кеннет.

Женщина подняла отделанную перламутром трубку телефона.

Через восемь минут их проводили на верхний этаж, в кабинет Кеннета Каваны.

Арочное окно занимало в нем половину стены, открывая прекрасный вид на реку. По черной гладкой воде степенно, словно лебеди, скользили широкие баржи.

Кеннет Кавана оказался мужчиной тридцати с небольшим лет, широкоплечим, в строгом черном костюме, белой рубашке и ярко-красном шелковом галстуке. Его иссиня-черные волосы были гладко зачесаны назад.

Сиринга на него почти не взглянула. В комнате был еще один мужчина, лет двадцати, с плоским широким лицом и копной светло-рыжих волос, разделенных неровным пробором. Людей такого сложения Сиринга обычно относила к спортсменам или (что более соответствует этому миру) рабочим, чей труд требует находиться под открытым небом. Мужчина носил серый костюм из блестящей ткани. Левый рукав был пустым и аккуратно пришпилен к полочке пиджака. Сиринга еще ни разу не встречала людей с отсутствующей конечностью.

— Перестань пялиться, — передал ей Рубен, пожимая руку Кеннета.

Сиринга почувствовала, как от прихлынувшей к лицу крови загорелись уши.

— Но что с ним произошло?

— Ничего. На этой планете не разрешается использовать клонированные органы.

— Это абсурд. Он же на всю жизнь останется калекой. Никому бы такого не пожелала.

— Здесь еще ведутся жаркие споры о том, какие медицинские методы можно применять, а какие нет. Сторонники клонирования, в принципе, сейчас в большинстве.

Сиринга опомнилась от удивления и протянула руку Кеннету Каване. Он поздоровался, а потом представил своего спутника:

— Мой кузен Гидеон.

Они поздоровались за руку и с ним, но Сиринга старалась избегать зрительного контакта. У парня был такой унылый вид, что она опасалась поддаться его настроению.

— Гидеон — мой помощник, — продолжал Кеннет. — Он изучает бизнес с самых основ.

— Это лучшее, что мне осталось, — тихо пояснил Гидеон Кавана. — Вряд ли я смогу теперь управлять семейным поместьем, для этого требуется немало физических сил.

— А как же это случилось? — спросил Рубен.

— Я упал с лошади. Не повезло, вот и все. Езда верхом нередко заканчивается падениями, но в тот раз я неудачно приземлился, так что напоролся плечом на изгородь.

Сиринга сочувственно кивнула, но не смогла подобрать слов, и лишь присутствие «Эноны» в мыслях позволило сохранить спокойствие.

Кеннет Кавана указал им на стулья напротив его светлого письменного стола.

— Я рад видеть вас у себя, капитан.

— Мне кажется, на этой неделе вам не раз приходилось повторять эти слова, — не без иронии ответила она, усаживаясь на стул.

— Да, вы правы, — подтвердил Кеннет Кавана. — Но капитану, прибывшему сюда впервые, мы особенно рады. Кое-кто из моих коллег-экспортеров принимает как должное наплыв желающих купить нашу продукцию, они уверены, что она всегда будет пользоваться спросом. А я думаю, что немного теплоты в отношениях никому не помешает. Не хотелось бы, чтобы кто-то улетел от нас разочарованным.

— А у меня есть причины опасаться разочарования?

Он развел руками.

— Одна-две причины всегда найдутся. Какова грузоподъемность вашего корабля?

— «Энона» способна перевезти семьсот тонн.

— В таком случае боюсь, что некоторого разочарования вам не избежать.

— Старина Доминик всегда держал на всякий случай несколько ящиков, — заметил Рубен. — А мы пришли с неплохим предложением.

— Вы знали Доминика Кавану? — с любопытством спросил Кеннет.

— Да, знал. Это ваш отец?

— Мой покойный дедушка.

Рубен огорченно ссутулился.

— Эх, парень, старик был таким приятным плутом.

— Увы, его мудрости теперь всем нам не хватает.

— Он умер своей смертью?

— Да. Двадцать пять лет назад.

— Мне очень жаль, — посочувствовала ему Сиринга.

— Двадцать пять лет. Значит, я был здесь не меньше тридцати пяти лет назад, а может, и больше. Проклятье, нет хуже дурака, чем старый дурак.

— Вы упомянули о каком-то предложении, — напомнил им Кеннет.

Сиринга похлопала рукой по сумке, стоящей рядом с ее стулом.

— Лучшее из того, что может предложить Атлантида.

— А, прекрасный выбор. Деликатесы Атлантиды всегда пользуются спросом, одна моя семья способна съесть половину партии. У вас имеется перечень?

Сиринга протянула ему пачку бумажных листов с копией описи товара. Она заметила, что процессора на столе не было, но имелась клавиатура и небольшой голографический экран.

Кеннет прочел весь список и одобрительно кивнул.

— Отлично. Как я вижу, вы привезли и оранжевого палтуса, это один из моих любимых продуктов.

— Вам повезло, в этом холодильнике лежит пять филе. Вы можете посмотреть, соответствуют ли они стандартам.

— Я уверен, что соответствуют.

— Тем не менее я прошу вас принять содержимое сумки в качестве благодарности за ваше гостеприимство.

— Это очень любезно с вашей стороны, Сиринга.

Кеннет начал набирать текст на клавиатуре, изредка поглядывая на экран. Сиринга даже позавидовала скорости, с какой двигались его пальцы.

— К счастью, моя семья владеет долями в нескольких розовых садах, — сказал Кеннет. — Как вам известно, мы не можем продавать «Слезы Норфолка» до середины лета, пока не созреет новый урожай. Но у нас есть своя неформальная система распределения, которой я и воспользовался. Как выяснилось, у моего кузена Авеля имеется несколько еще не проданных контейнеров, его поместье Иглторп находится в южной части острова Кестевен. В том районе производят вино с отличным букетом. К сожалению, я не могу предложить вам полную загрузку, но, думаю, удастся набрать шестьсот контейнеров с бутылками «Слез», что составит примерно двести тонн.

— Нас это вполне устроит, — сказала Сиринга.

— Вот и прекрасно. Теперь осталось только договориться о ценах.

Эндрю Анвин вставил паспортный диск в процессор, и блок моментально умер. Парень постучал по нему костяшками пальцев, но ничего не изменилось. Трое мужчин из космоплана внимательно за ним наблюдали. Эндрю почувствовал, что у него запылали щеки. Страшно было представить, что скажет отец. Паспортный контроль — это серьезная работа.

— Благодарю вас, сэр, — уныло пробормотал Эндрю и подал непрочитанный паспорт Квинну Декстеру.

Тот молча сунул флек в карман. Мел так и продолжала лаять издали, прячась за передним колесом велосипеда. Она ни на минуту не умолкала с того момента, как эта группа спустилась по ступеням шлюза.

А день был таким хорошим, пока не приземлился космоплан с «Леди Макбет».

— Это все? — спросил Джошуа, повысив голос, чтобы перекричать лай.

— Да, спасибо, капитан, сэр. Добро пожаловать на Норфолк. Надеюсь, вы найдете, чем загрузить ваш корабль.

Джошуа усмехнулся и жестом отозвал паренька в сторону. Они отошли на несколько шагов от Квинна Декстера и Эшли Хансона, оставшихся у лесенки космоплана. Собака тотчас бросилась следом.

— Это хорошо, что ты так оперативно с нами разобрался, — сказал Джошуа. — Как я посмотрю, аэропорт загружен до предела.

— Это моя работа, капитан, сэр.

Джошуа вытащил из кармана пачку оставшихся лалондских франков, отсчитал три купюры и вложил в руку Эндрю.

— Ты хорошо справляешься.

На лицо парня вернулась улыбка.

— А теперь скажи мне, — понизив голос, продолжал Джошуа. — Тот, кому доверено проверять паспорта, должен ведь знать, что здесь происходит, у кого какой скелет в шкафу, не так ли?

Эндрю Анвин растерянно кивнул, не зная, что ответить. Какие скелеты?

— Я слышал, на Норфолке есть несколько влиятельных семейств, не знаешь ли ты, какое из них самое важное?

— Это, должно быть, семья Кавана, капитан, сэр. Их несколько десятков, и все настоящие помещики, они владеют домами, землями и фирмами по всему острову.

— И розовыми плантациями?

— Да, в нескольких поместьях они сами разливают «Слезы Норфолка».

— Отлично. А теперь главный вопрос: ты знаешь, кто из них занимается продажей?

— Да, капитан, — с гордостью ответил Эндрю, стараясь не смотреть на хрустящую пачку денег в руке Джошуа. — Вам надо обратиться к Кеннету Каване. Если кто-то и может найти для вас товар, так это он.

Еще десять банкнот отделились от пачки.

— А где я могу его найти?

— В офисе «Дрейтон импорт», на Пенн-стрит.

Джошуа отдал парню деньги.

Эндрю с привычной ловкостью свернул банкноты и сунул их в карман шорт. Не успел он отъехать от космоплана и двадцати ярдов, как процессорный блок негромко пискнул. Он снова был готов к работе. Эндрю озадаченно посмотрел на прибор, пожал плечами и направился к следующему приземляющемуся космоплану.

По первоначальной реакции администратора в вестибюле Джошуа понял, что он далеко не единственный капитан, обратившийся в «Дрейтон импорт» на этой неделе. Но он сумел поймать ее взгляд, когда женщина подняла отделанную перламутром трубку, и был вознагражден застенчивой улыбкой.

— Мистер Кавана примет вас, капитан Кальверт, — сказала женщина.

— Спасибо, что помогли мне.

— Не за что.

— Можно попросить вас порекомендовать приличный ресторан, где мы могли бы поужинать? Мы с помощниками уже несколько часов ничего не ели и сильно проголодались. Может, скажете, где бываете вы сами?

Женщина смущенно выпрямила спину, и ее голос частично утратил официальность.

— Я иногда посещаю «Метрополь», — приветливо сказала она.

— Тогда я уверен, что это отличное место.

Эшли в молчаливой молитве поднял взгляд к потолку.

Еще через четверть часа их проводили в кабинет Кеннета Каваны.

Во время знакомства Джошуа не уклонился от зрительного контакта с Гидеоном. У него возникло сильное впечатление, что искалеченный человек старательно подавляет свою нервозность, боится показать эмоции и потому у него такое напряженное лицо. Затем он заметил, что Кеннет внимательно наблюдает за ним самим. В этой ситуации было что-то странное.

После того как Гидеон рассказал о случившемся с ним несчастье, Кеннет пригласил их сесть за стол. Джошуа продолжал размышлять о строгости запрета на клонирование, хотя и вполне понимал его причины. Однажды приняв решение, Норфолку пришлось следовать ему во всем. Они хотели создать настоящий пасторальный мир. Если открыть двери для одной медицинской технологии, то в какой момент остановиться? Он был рад, что решать этот вопрос предстоит не ему.

— Это ваш первый визит на Норфолк, капитан? — спросил Кеннет.

— Да. Я начал летать только в прошлом году.

— Вот как? Что ж, я всегда рад приветствовать новых капитанов. И я придаю большое значение личным контактам.

— Мне нравится ваша политика.

— Экспорт «Слез Норфолка» жизненно важен для нас, и разочаровывать капитанов космических кораблей было бы глупо.

— Я надеюсь, что не буду разочарован.

— Я тоже. Я стараюсь никого не отпускать с пустыми руками, хотя вы должны понимать, что наш товар хорошо востребован, и у меня есть обязательства перед постоянными покупателями. Большинство из них прилетели сюда еще неделю назад, а то и больше. Должен заметить, вы немного опоздали. На какое количество товара вы рассчитываете?

— «Леди Макбет» легко возьмет на борт тысячу тонн.

— Капитан Кальверт, такое количество груза я могу обеспечить даже не всем своим постоянным клиентам.

— У меня к вам встречное предложение, частичный обмен.

— Что ж, взаимовыгодный обмен — дело хорошее, хотя на Норфолке довольно строгие законы относительно импорта. Я не могу ни нарушить, ни даже попытаться обойти их. Я должен заботиться о семейной репутации.

— Вполне понимаю, — заверил его Джошуа.

— Вот и отлично. Так что вы привезли?

— Древесину.

Кеннет Кавана изумленно моргнул, а потом расхохотался. Оживилось даже мрачное лицо Гидеона.

— Древесину? Вы серьезно? — воскликнул Кеннет. — Грузовой отсек вашего корабля заполнен лесом?

— Тысячей тонн леса.

Джошуа повернулся, расстегнул замок своей сумки и достал припасенный клин из мейопа. Он специально выбрал его на лесопилке Лалонда. Это был стандартный обрезок длиной двадцать пять сантиметров, но на нем еще осталась кора и, что более важно — тонкая веточка с несколькими засохшими листочками. Джошуа с глухим стуком бросил обрезок на середину стола.

Кеннет оборвал смех и наклонился вперед.

— Боже милостивый.

Он постучал по деревяшке кончиком пальца, потом стукнул посильнее, костяшками.

Джошуа, не говоря ни слова, протянул ему долото из нержавеющей стали.

Кеннет провел острым лезвием по дереву.

— Я не могу его даже поцарапать!

— Деревья мейопа обычно обрабатывают лучевыми резаками, но можно резать и простой механической пилой, какие применяются на Норфолке, — сказал Джошуа. — Хотя это нелегкое занятие. Как вы можете себе представить, изделие из такой древесины будет обладать колоссальной износостойкостью. Я думаю, ваши мастера при желании найдут ему применение.

Кеннет задумчиво прикусил нижнюю губу, поднял деревяшку и покачал ее на руке, прикидывая вес.

— Вы назвали это мейоп?

— Верно, дерево растет на планете Лалонд. Это тропический мир, так что на Норфолке оно не приживется. По крайней мере, без существенного изменения генов.

Он перевел взгляд на Гидеона, по-прежнему стоявшего за стулом Кеннета. Парень не скрывал своего восхищения качеством дерева, но не проявлял такой заинтересованности, как его старший кузен. Должен же помощник задать хоть один вопрос? Но после представления он не произнес ни слова. Зачем он вообще здесь присутствует? Джошуа инстинктивно чувствовал, что для этого имеется важная причина. Если уж Кавана такие деловые, как это выглядит со стороны, вряд ли даже калека станет тратить время, чтобы просто постоять в кабинете, ничего не делая.

Он снова вспомнил Иону и ее совет доверять внутреннему чутью, когда дело касается людей.

— Вы обращались с этим предложением к другим импортерам? — настороженно спросил Кеннет.

— Я прибыл только сегодня. И, естественно, в первую очередь отправился в компанию Кавана.

— В таком случае это большая честь для моей семьи, капитан Кальверт. И я не останусь в долгу. Я уверен, мы сможем прийти к соглашению. Как вам известно, владельцам розовых садов официально запрещено продавать продукцию до сбора нового урожая, но, к счастью, в нашем семействе существует своя система распределения. Сейчас я посмотрю, что можно для вас сделать.

Он отложил обрезок мейопа и начал печатать.

Джошуа спокойно встретил взгляд Гидеона.

— Вы, вероятно, вели активную жизнь до несчастного случая?

— Да, почти все местные дворяне увлекаются тем или иным спортом. В зимние месяцы на Кестевене не так много развлечений, так что мы устраиваем разные увеселительные мероприятия. Это падение стало для меня тяжелым ударом.

— А кабинетная жизнь вас не слишком привлекает?

— Это лучшее занятие, возможное в сложившихся обстоятельствах.

— Знаете, в состоянии невесомости вы бы не чувствовали себя физически ограниченным, — сказал Джошуа. — На космических кораблях и орбитальных станциях многие люди с медицинскими проблемами живут полной жизнью.

— В самом деле? — безучастно спросил Гидеон.

— Да. Не хотите убедиться? На борту «Леди Макбет» есть вакансия. Ничего технического, но работа достойная. Вы можете попробовать в течение норфолкского года, посмотреть, не лучше ли это, чем работа в офисе. Если не понравится, я доставлю вас назад, когда в следующий раз прилечу за грузом «Слез Норфолка». Жалование разумное, и я сам оплачиваю страховку для всей команды. — Он посмотрел на Кеннета. — Включая и медицинское обслуживание.

— Это невероятно великодушное предложение, капитан Кальверт, — сказал Гидеон. — Я бы хотел принять ваши условия и попробовать прожить год на корабле.

— Добро пожаловать на борт.

Кеннет прекратил печатать и изучил данные на экране.

— Вам повезло, капитан Кальверт. Думаю, я смогу найти для вас три тысячи контейнеров «Слез Норфолка», что составит приблизительно тысячу тонн. Мой кузен Грант Кавана выращивает много роз в поместье Криклейд и еще не разместил свои запасы. В этом районе производится продукция с первоклассным букетом.

— Великолепно, — воскликнул Джошуа.

— И я уверен, что кузен Грант захочет познакомиться с таким важным клиентом, — продолжил Кеннет. — От имени нашей семьи я приглашаю вас и мистера Хансона остаться в Криклейде до летнего сбора. Вы сами увидите, как собирают наши знаменитые «Слезы».

Джошуа и Эшли покинули офис «Дрейтон импорт», когда Герцогиня уже заявила о своем присутствии. Короткий период темноты на Норфолке заканчивался, сменяясь светом красного карлика. Стены и мостовые приобрели розоватый оттенок.

— Ты сделал это! — радостно закричал Эшли.

— Да, сделал, — в тон ему ответил Джошуа.

— Тысяча тонн, я даже не слышал, чтобы кто-то раньше увозил отсюда такой груз. Ты самый пронырливый, самый хитрый, изощренный интриган, какого я только встречал за все прожитые столетия. — Он обнял Джошуа за шею и потащил к главной улице. — Будь я проклят, мы разбогатеем. Медицинская страховка! Клянусь богом, Джошуа, ты неподражаем!

— До Транквиллити Гидеон полежит в нуль-тау-капсуле. А в клинике потребуется не больше восьми месяцев, чтобы вырастить для него новую руку. Остальное время он сможет развлекаться на вечеринках у Доминики. Я с ней договорюсь.

— А как он объяснит появление новой руки, когда вернется?

— Господи, откуда я знаю. Наверное, колдовством. Это такой отсталый мир, что ему поверят.

Не переставая смеяться, они оба замахали руками экипажу-такси.

Герцогиня поднялась над горизонтом, и ее мощный красный свет лишил город всех остальных красок. Джошуа уселся в баре «Снопа пшеницы» и заказал порцию местного бренди. За окнами открывался великолепный вид на реку, окрашенную во все оттенки алого, скрывающие отдельные детали пейзажа. Вдоль обрамленного ивами берега тянулась стройная цепочка барж, управляемых рулевыми при помощи огромных колес на корме.

Приятно было смотреть на этот город, словно участвующий в маскараде для развлечения туристов. Но его жители, должно быть, вели невероятно скучную жизнь, изо дня в день занимаясь одними и теми же делами.

— А мы все-таки выяснили, как вам это удалось, — раздался над его ухом женский голос.

Джошуа повернулся и уперся взглядом в восхитительные выпуклости, прикрытые синим атласом капитанского мундира.

— Капитан Сиринга, какая приятная встреча. Позволите вас угостить? Этот бренди совсем неплох, могу вас заверить. Или вы предпочитаете вино?

— То есть вас это не интересует?

— Нет. Я, пожалуй, все равно выпью.

— Не понимаю, как вы можете спать по ночам? Вы же знаете, что антиматерия убивает людей. Это не игра и не забава.

— Может быть, пива?

— До свидания, капитан Кальверт.

Сиринга шагнула, намереваясь уйти. Джошуа поймал ее за руку.

— Если вы не согласитесь со мной выпить, вы не сможете похвастаться своими выводами. И продемонстрировать, насколько вы, эденисты, превосходите нас, барахтающихся в грязи неучей. Или, может, вы боитесь выслушать мои контраргументы? Вы ведь уже убедили себя, что я в чем-то виновен. А я еще даже не знаю, в чем именно. Никто не позаботился мне сказать, что же искали на моем корабле. Неужели эденисты забыли о справедливости, совсем как в нашем ущербном обществе адамистов?

Сиринга от изумления открыла рот. Этот человек невыносим! Как он смеет так с ней говорить? Можно подумать, что это она в чем-то виновата.

— Я никогда не говорила о вашей ущербности, — прошипела она. — Ничего подобного у нас и в мыслях нет.

Взгляд Джошуа многозначительно показал в сторону. Сиринга поняла, что на них уставились все посетители бара.

— Ты в порядке? — «Энона» уловила смятение в ее мыслях и забеспокоилась.

— Все хорошо. Только здесь этот проклятый Кальверт.

— О, Джошуа тоже тут?

— Джошуа? — Сиринга поморщилась. Она так удивилась, что «Энона» назвала этого типа по имени, что произнесла его вслух.

— Ты вспомнила, — ласково сказал Джошуа.

— Я…

— Присядь на стул, что будешь пить?

Сиринга, испытывая одновременно ярость и растерянность, села на барный стульчик. Так, по крайней мере, на них не будут пялиться.

— Я попробую вино.

Джошуа подозвал девушку за стойкой и заказал напитки.

— Ты не носишь знаки отличия.

— Нет. Срок нашей службы истек несколько недель назад.

— О, да ты теперь честный торговец?

— Да.

— Уже нашла товар?

— Да, спасибо.

— Эй, хорошие новости, поздравляю. С этими норфолкскими купцами-мошенниками не так просто договориться. Я тоже обеспечил грузом «Леди Мак». — Он принял у официантки напитки и протянул ей бокал. — Давай поужинаем сегодня вечером и вместе отметим успех.

— Не думаю, что это возможно.

— Ты уже приглашена?

— Ну… — Она не могла решиться солгать, это поставило бы ее на один с ним уровень. — Я собиралась пойти спать. День был длинный, и переговоры меня утомили. Но спасибо за приглашение. Как-нибудь в другой раз.

— Какая жалость, — вздохнул он. — Ты обрекаешь меня на невыносимо скучный вечер. Здесь на планете со мной только пилот, а он немного староват для развлечений. Я как раз его и поджидаю. Нашего пассажира мы, похоже, потеряли. Но я не жалею, он не слишком общительный парень. Говорят, в городе есть приличный ресторан под названием «Метрополь», вот мы и решили его проверить. Это единственная наша ночь в городе, нас пригласили в поместье на сбор урожая. Значит, устала от переговоров? А сколько сумела получить контейнеров?

— Ты был приманкой, — выпалила Сиринга, воспользовавшись шансом вставить слово.

— Прости?

— Ты контрабандой переправлял на Пуэрто де Санта-Марию кольца для хранения антиматерии.

— Ты меня с кем-то путаешь.

— Мы шли за тобой от самой Идрии, и сенсоры отслеживали каждый километр полета. Вот это самое непонятное. По пути не было никаких остановок. В момент отправления компрессионные кольца были у вас на борту, а в момент прибытия их не оказалось. В то время мы предполагали, что ты ни с кем не встречался, потому что никого поблизости не заметили. К тому же ты и не знал о нашем присутствии, не так ли?

Джошуа сделал глоток бренди, продолжая смотреть ей в глаза поверх бокала.

— Нет, вы ведь шли в режиме скрытности, разве ты не помнишь?

— И твой дружок тоже.

— Какой еще дружок?

— Ты тратил массу времени перед каждым прыжком. Я ни разу не видела такого неуклюжего маневрирования.

— Кто же может похвастаться совершенством?

— Никто, но и таким неловким тоже быть невозможно. — Она отпила немного вина. О, этот Джошуа Кальверт хитер, теперь она понимала, как он смог ее одурачить. — Я думаю, все происходило следующим образом. У тебя был напарник, поджидавший на расстоянии светового месяца от системы Новой Калифорнии, в строго определенной точке, и поддерживающий режим скрытности. Стартуя с Идрии, ты совершил прыжок прямо туда, оказавшись от нужного места в нескольких тысячах километров. Это довольно трудно, но ты сумел. С теми прыжковыми узлами, что имеются на «Леди Макбет», и с твоим опытом в астронавигации подобная точность вполне возможна. Но кто мог ожидать такого? При выходе из системы никто особо не соблюдает точность; другое дело — при входе, когда требуется попасть в строго определенную зону.

— Продолжай, это очень интересно.

Она отпила еще немного вина.

— Оказавшись за пределами системы, ты выбросил компрессионные кольца из грузового отсека и снова совершил прыжок. Мы не заметили уменьшения инертной массы, поскольку пользовались пассивными сенсорами и с большого расстояния. А потом, как только «Энона» и «Нефела» погнались за тобой, твой напарник подобрал запрещенный груз. И пока ты еле тащился к Пуэрто де Санта-Марии, а мы были заняты преследованием, он всех нас обогнал. К тому времени, когда мы оказались на месте, кольца уже были переданы.

— Блестяще. — Джошуа допил свой бренди и знаком попросил бармена повторить заказ. — Это могло бы сработать, не так ли?

— И сработало.

— Нет, на самом деле, ничего не было. Видишь ли, твоя гипотеза опирается на одно предположение. К несчастью, ошибочное.

Сиринга взяла второй бокал вина.

— Какое же?

— Ты считаешь меня искусным астронавигатором.

— Я уверена, что так оно и есть.

— Да, но тогда во время обычных коммерческих рейсов мое мастерство должно было проявиться, не так ли?

— Так.

— И я бы обязательно воспользовался им, чтобы побыстрее добраться до Норфолка, верно? Я же вез груз на продажу, так стал бы я тратить время и топливо, рисковать сделкой и медлить с прибытием сюда?

— Нет.

— Ну вот, тогда спроси капитана славной «Пестравки», когда и как я вошел в систему Норфолка. Потом проверь время моего вылета с Лалонда и подсчитай, сколько я потратил на дорогу. После этого ты вряд ли станешь называть меня искусным астронавигатором.

И Джошуа блеснул зубами в соблазнительной улыбке, которая ее так раздражала.

С помощью «Эноны» она мгновенно определила расстояние до Лалонда и время, требуемое на перелет к Норфолку кораблю адамистов такого же класса, как «Леди Макбет».

— И сколько же тебе потребовалось времени? — обреченно спросила она.

— Шесть с половиной дней.

— Это слишком долго, — заметила «Энона».

Сиринга ничего не сказала. Она просто не могла заставить себя поверить в его невиновность. Все его поведение свидетельствовало об обратном.

— А, вот наконец и Эшли. — Джошуа привстал и помахал рукой пилоту. — Но не думай, что только из-за одной грубой faux pas[1] ты обязана сама платить за выпивку. Это я беру на себя, я настаиваю. — Он приподнял бокал. — За взаимопонимание и будущую дружбу.

Глава 17

Потрепанный нос «Куугана» тяжело поднимался на гребни крутых волн притока Замджан, стремительно несущегося к месту его впадения в Джулиффу. Лори чувствовала, как легкое торговое суденышко, идущее против течения, всем корпусом содрогается от каждого толчка. Но после четырех с половиной дней плавания ничто на «Куугане» уже не могло ее разочаровать, лодка постоянно скрипела, вибрация двигателей отдавалась в каждой дощечке, в тесной каюте было жарко, темно и душно. Сложность предстоящей миссии затмевала все мелкие неприятности. К тому же Лори почти все время неподвижно лежала на своей койке, просматривая изображения, передаваемые орлами Абрахамом и Кэтлин.

Птицы обогнали «Кууган» на шесть километров и парили в пятистах метрах над водой, лишь изредка взмахивая крыльями. Недавно прошедший дождь окутал туманом джунгли по обе стороны от вздувшейся реки, отдельные белоснежные пряди, цепляясь за блестящую зелень деревьев, поднимались вверх, словно ожившие лианы. Лори поражалась необъятным просторам джунглей. Изображения, проплывающие перед ее мысленным взором, показывали, как мало сказались на джунглях двадцатипятилетние старания людей, поселившихся в бассейне Джулиффы. О тщетности их усилий свидетельствовали и жалкие деревушки, робко прильнувшие к речному берегу. Скорее микроскопические паразиты на теле джунглей, чем смелые покорители природы.

Абрахам заметил неровную полосу дыма, появившуюся на небе. Судя по цвету и форме, это костер в яме для приготовления пищи, решила Лори. За последние несколько дней она научилась их узнавать. По ее команде процессорный блок выдал общую картину Замджана, заслонившую изображение, передаваемое орлом. Колоссальный поток длиной в четыре сотни километров, в который впадал Кволлхейм. Спустя мгновение вспыхнули координаты инерционного навигатора. Впереди находилась деревня Оконто, основанная три года назад. Там жил их агент, мужчина по имени Квентин Монтроуз.

— Лори, — окликнул ее Дарси. — Вот еще один. Тебе лучше выйти и посмотреть самой.

Биотехпроцессор свернул изображение.

— Уже иду.

Она открыла глаза и выглянула в ближайшую щель расшатанной стены каюты. Но смогла увидеть только вспененную воду, гонимую шквалистым ветром. Теплые капли собирались на крыше и, опровергая закон притяжения, держались до тех пор, пока не скатывались на участки над койками, где лежали спальные мешки. Треть запаса дров уже исчезла в ненасытной топке, и в трюме стало немного свободнее, но и теперь Лори приходилось боком протискиваться через каюту Бачаннана и кухню.

Гейл сидела у стола на особом табурете, из тех, что могли выдержать ее вес. Перед ней на засаленных досках были разложены пакеты с продуктами сухой заморозки.

— Что приготовить на ужин? — спросила она у торопившейся на палубу Лори.

— Все равно.

— Вот она, ваша типичная небрежность. Как я могу приготовить достойный ужин, когда никто не желает помочь? Кончится тем, что я просто сварю рис, и тогда вы начнете доставать меня своими стонами и жалобами.

Лори через силу улыбнулась и, пригнувшись, выскочила на палубу. Толстая женщина вызывала у нее отвращение, но даже не своими размерами, а характером. Гейл Бачаннан могла служить антитезисом эденизма, воплощением всего, от чего они хотели избавиться.

Дождь барабанил по солнечной панели, установленной на рулевой рубке, где стояли Лен Бачаннан и Дарси, тщетно стараясь укрыться от летящих сбоку капель. Лори пробежала до рубки всего четыре метра, но ее просторная серая куртка успела промокнуть.

— Дождь кончится через минуту, — сказал Дарси.

Впереди уже был виден край свинцово-серых туч и яркое сияние солнечного света над джунглями и рекой.

— А где судно? — спросила она, прищурив глаза от бьющих в лицо капель.

Лен поднял руку и указал вперед.

— Там.

Навстречу «Куугану» шел, величественно рассекая волны, один из тех колесных кораблей, что обычно перевозят колонистов вверх по реке. Он не подпрыгивал, как маленькое суденышко, большая масса удерживала его относительно ровно, а вода яростно билась в борта и корму. Дым из двойной трубы почти горизонтально стелился над водой.

— Опасная скорость, — заметил Лен. — Особенно в здешних водах. Вокруг полно фолтвайна, стоит подцепить связку этой дряни колесом, и подшипникам конец. А скоро начнется еще и сезон снежных лилий, когда они растут вплотную, мешают еще больше, чем фолтвайн.

Лори коротко кивнула, приняв его объяснения. Лен уже показал ей на мелководье тонкие, как травинки, водоросли и бутоны размером с кулак, поднимающиеся к поверхности. Снежные лилии на Лалонде цвели дважды в год. Выглядели они очень красиво, но для судов становились сущим наказанием.

Вообще-то говоря, Лен довольно сильно изменился с начала поездки. Он все еще неохотно доверял Лори и Дарси управление своей драгоценной лодкой, но не мог не признать, что справляются они почти так же хорошо, как и он сам. Казалось, он рад возможности поговорить с кем-то кроме Гейл, с женой после выхода из Даррингхэма они обменялись не больше чем десятком слов. В основном он рассказывал о реке, любил обсуждать пути развития Лалонда, а дела Конфедерации его совсем не интересовали. Кое-какие советы Лена оказались полезны, это касалось моментов, когда Лори бралась за штурвал. Лен удивлялся, как быстро она все запоминает. Единственный раз он помрачнел, когда она упомянула свой возраст, он принял это за плохую шутку, ведь Лори выглядела вдвое моложе его самого.

Все трое внимательно следили за проходящим мимо кораблем. Лен на пару градусов повернул штурвал, уступая ему дорогу. Дарси до предела увеличил разрешение зрительных вставок и изучал палубу. Впереди собралось около тридцати человек, типичные фермеры, бородатые мужчины, женщины с загоревшими лицами, все в одежде местного производства. На «Кууган» никто не обратил внимания, пассажиры напряженно смотрели на реку.

Лен озадаченно покачал головой.

— Что-то не так. «Бродмур» должен идти в караване из трех или больше кораблей. Эти колесные суда не ходят по одному. И капитан не вызвал нас по радио. — Он постучал пальцем по коротковолновому радиоприемнику, закрепленному рядом с детектором массы. — Здесь не такое оживленное движение, чтобы игнорировать встречные суда.

— И на палубе вовсе не колонисты, — объявил Дарси.

«Кууган» тяжело вскарабкался на первый гребень волны, поднятой прошедшим «Бродмуром».

— Нет, они же идут вниз по реке, — согласился Лен.

— Беженцы? — высказала предположение Лори.

— Возможно, — сказал Дарси. — Но если положение настолько серьезное, почему их так мало?

Он заново просмотрел воспоминание о встреченном корабле. Это было уже третье судно за последние двадцать часов, два других прошли мимо них в темноте. Его беспокоило поведение людей на палубе. Они просто стояли, не собирались в группы и не разговаривали между собой, как обычно делают пассажиры. И, казалось, дождь им ничуть не мешает.

— Ты думаешь о том же, о чем и я?

Лори вызвала из памяти образ рептилий, переданный Латоном, и наложила его на людей с палубы «Бродмура» — дождь, стекающий по зеленой шкуре и не оставляющий мокрых следов.

— Да, — ответил он, — это вполне возможно. Явные признаки захвата тел. Поведение людей на борту кажется неестественным.

— Если на судах находились существа, завладевшие телами людей, отряд на «Свитленде» был введен в заблуждение.

— Я с самого начала считал, что отправка отряда — это простая формальность, к тому же угрожающая трагическими последствиями. Если это вторжение ксеносов, его цель — покорение всей планеты. А единственно приемлемая транспортная сеть — это Джулиффа и ее притоки. Естественно, они воспользовались речными судами.

— Не могу поверить, что существа, способные преодолевать межзвездные пространства, опустились до использования деревянных лодок.

— Колонисты так и делают, — заметил Дарси, придав своей мысли иронический оттенок.

— Но это колонисты, у которых просто нет иного варианта, а не военные силы, готовящие вторжение.

— Согласен. Но мы еще многого не понимаем в сложившейся ситуации. В первую очередь непонятна причина завоевания именно Лалонда.

— Верно. Но давай вернемся к настоящему. Если уж мы пересекли «линию вторжения», что будем делать дальше?

— Я не знаю. Информации слишком мало.

— В ближайшей деревне у нас есть агент. Предлагаю остановиться там и выслушать, что известно ему.

— Хорошая идея. А еще надо проинформировать Соланки об этих сомнительных передвижениях по реке.

Лори оставила Дарси загружать дрова в топку, а сама протиснулась в их общую каюту, вытащила из-под койки рюкзак и достала из него серый прямоугольник коммуникационного блока величиной с ладонь, лежавший под стопкой одежды. Через пару секунд спутник электронной разведки флота Конфедерации установил шифрованный канал. В гладком прямоугольнике появилось усталое лицо Кельвина Соланки.

— Похоже, у нас возникла проблема, — сказала Лори.

— Еще одна проблема мало что изменит.

— Эта может изменить. Мы подозреваем, что сторонняя сила, о которой предупреждал Латон, продвигается вниз по реке на колесных судах. Другими словами, организованному отряду ее уже не сдержать.

— Проклятье. Вчера вечером Кандейс Элфорд решила, что провинция Кристо тоже попала в руки мятежников, она находится примерно посередине между устьем Замджана и местом впадения Кволлхейма. После просмотра информации со спутника я был вынужден с ней согласиться. В подкрепление отряду послан «ВК сто тридцать три». Новая посадочная площадка для него обустроена в Озарке, провинция Мейхью, это в пятидесяти километрах от Кристо. Сейчас в «ВК сто тридцать три» загружают оружие и людей. «Свитленд» дойдет туда завтра рано утром, они наверняка уже недалеко от вас.

— Мы подходим к деревне Оконто.

— Значит, осталось километров тридцать. Что вы собираетесь предпринять?

— Мы еще не решили. Надо будет сойти на берег и тогда уже подумать.

— Будьте осторожны, похоже, все еще серьезнее, чем мои самые мрачные предположения.

— Мы не собираемся рисковать жизнью.

— Вот и хорошо. Ваш рапорт отправлен в посольство на Эйвоне, вместе с ним передано мое сообщение адмиралу и донесение Ральфа Хилтча, предназначенное его послу. Рексрью отправил рапорт еще и в офис ЛСК.

— Спасибо. Будем надеяться, что флот Конфедерации отреагирует быстро.

— Да, еще, думаю, вам полезно будет знать, что мы с Хилтчем отправили в верховья реки объединенную группу разведчиков. Если вы подождете их в Оконто, было бы неплохо объединить силы. Они продвигаются быстро и, по моим подсчетам, должны появиться там через пару дней. С ними десантники, вооруженные до зубов.

— Мы обсудим этот вариант. Хотя ни Дарси, ни я не думаем, что огневая мощь станет решающим фактором в данном случае. Судя по тому, что передал Латон и что мы наблюдали на реке, главную роль во вторжении играет широкомасштабный захват тел.

— Господи помилуй!

Его восклицание вызвало усмешку. Почему адамисты всегда взывают к своим божествам? Лори никак не могла этого понять. Если есть всемогущий бог, почему в жизни так много боли?

— Вы могли бы определиться с дальнейшим курсом, проанализировав движение по реке из охваченных бедствием районов за последние десять дней, — предложила она.

— Ты хочешь сказать, что они могли добраться до Даррингхэма?

— Боюсь, это вполне вероятно. Мы уже почти достигли Кристо, а ведь мы идем против течения на убогом суденышке.

— Я понял, что ты имеешь в виду. Если они сразу покинули Абердейл, они могли быть здесь еще неделю назад.

— Теоретически это возможно.

— Ладно, спасибо за предупреждение. Я направлю людей, чтобы проверить суда, пришедшие с Замджана. Черт, нашему городу только этого еще не хватало.

— А как дела в Даррингхэме?

— Не слишком хорошо. Все начали запасаться продуктами, так что цены подпрыгнули до потолка. Кандейс Элфорд повсюду назначает на должности молодежь. Население встревожено слухами о том, что происходит в верховьях реки. Она боится, что ситуация может выйти из-под контроля. А в среду недавно прибывшие колонисты устроили шествие перед думпером губернатора, требуя возместить разграбленный багаж и выделить им в качестве компенсации дополнительные наделы земли. Я сам видел это из окна. Рексрью отказался с ними разговаривать, боится самосуда, как мне кажется. Обстановка накалилась, и произошла стычка с шерифами. Какой-то идиот спустил сейси. Оборвали кабель ядерного генератора, питающего думпер, так что во всем квартале два дня не было электричества, в том числе и в главном госпитале. Угадай, что произошло с резервным источником питания.

— Отказал?

— Ага. Кто-то повыдергивал кристаллы электронной матрицы, чтобы поставить на байк. Осталось только двадцать процентов мощности.

— Похоже, что ваше положение не намного лучше, чем у нас.

Кельвин Соланки оценивающе глянул на Лори.

— Да, наверное, ты права.

Оконто была типичной лалондской деревушкой: относительно ровная площадка, расчищенная в джунглях, со стандартным знаком комитета по землеустройству в центре; кучка домиков с небольшими, тщательно ухоженными огородами и садиками, а на периферии более крупные прямоугольники полей. За несколько лет воздействия солнца и дождей черная древесина мейопа посветлела, став серой, еще более твердой, а местами потрескалась, как прибитый к тропическому берегу плавник. В загонах визжали свиньи, а на огороженных выгонах задумчиво жевали траву коровы. Три десятка коз, привязанные к колышкам вдоль границы джунглей, уничтожали подбирающиеся к полям ростки ползучих растений. Поселение неплохо обустроилось за три года, прошедшие с момента основания. Общественный зал и церковь содержались в хорошем состоянии; по решению совета построили невысокую землянку для копчения рыбы. Основные тропинки, во избежание грязи, были посыпаны древесными стружками, имелось даже поле для игры в футбол. С пологого склона в воду Замджана уходили три причала, причем два из них были заняты лодками самих поселенцев.

«Кууган» подошел к центральному причалу, и тогда Дарси и Лори с облегчением увидели, что на полях работает довольно много людей. Оконто еще не пал. Лодку встретили настороженными криками, и к берегу устремились мужчины с ружьями.

Только через четверть часа удалось убедить встревоженных поселенцев, что они не представляют угрозы, хотя в первые минуты Дарси казалось, что их вот-вот пристрелят. Им помогло то, что Лена и Гейл Бачаннан здесь отлично знали, хотя относились к этой паре не слишком хорошо. Кроме того, «Кууган» шел вверх по реке, к взбунтовавшимся провинциям, а не вез оттуда мятежников. Да и синтетическая одежда Дарси и Лори вместе с их дорогостоящей аппаратурой создавала впечатление, что они официальные чиновники. Об их полномочиях так никто и не спросил.

— Вы должны понимать, с прошлого вторника люди здесь не выпускают из рук оружие, — сказал Джеффри Таннард.

Этот сухощавый пятидесятилетний мужчина с волнистыми белыми волосами, одетый в неоднократно залатанные парусиновые штаны неопределенного цвета, был признанным лидером местных жителей. Как только Джеффри убедился, что прибытие «Куугана» не угрожает мятежом и разрушениями, и повесил лазерную винтовку на плечо, он с удовольствием остался поговорить.

— А что произошло в прошлый вторник? — спросил Дарси.

— Привы. — Джеффри Таннард сплюнул в реку с причала. — До нас дошли слухи о волнениях в Уиллоу Уэст, так что своих привов мы заперли в загоне. Они неплохо работали с самого прибытия, но какой смысл рисковать, верно?

— Верно, — дипломатично поддакнул Дарси.

— А в понедельник в деревню пришли какие-то люди, говорили, что они из Уолдерси, это в провинции Кристо. Они рассказали, что привы восстали по всему Кволлхейму и в Уиллоу Уэст, что они убивают мужчин и насилуют женщин и что к ним присоединилось довольно много молодежи из поселенцев. Они вели себя как линчеватели, и сразу было видно, что очень возбуждены. Я решил, они накурились кануса; если его правильно высушить, можно поймать кайф. Беда в том, что они требовали от нас перебить всех привов. Мы не послушались. Человек не может хладнокровно пристрелить другого человека только потому, что кто-то этого захотел. Мы прогнали их вниз по реке. И можете меня высечь, если они не вернулись к нам тайком на следующую ночь. И знаете, что произошло?

— Они выпустили привов, — сказала Лори.

Джеффри Таннард посмотрел на нее с уважением.

— Правильно. Увели прямо у нас из-под носа. Перерезали горло Джейми Августину, охранявшему загон. В то же утро наш инспектор Нийл Варлоу организовал погоню. Собрал пятьдесят мужчин, все взяли с собой оружие. И больше мы о них ничего не слышали. На Нийла это не похоже, прошло ведь уже шесть дней. Должен был бы прислать весточку. У всех здесь остались семьи. Жены и дети с ума сходят. — Он посмотрел на Дарси, потом на Лори. — А вы можете нам что-то сказать?

Из-за сильных переживаний рассказ дался Джеффри Таннарду нелегко.

— Прости, мы и сами ничего не знаем, — сказал Дарси. — Пока. Мы и приехали сюда, чтобы что-то узнать. Но хочу посоветовать: не ходите на поиски. Чем больше вас в деревне, тем безопаснее.

Джеффри Таннард поджал губы и неприязненным взглядом обвел границу джунглей.

— Я знал, что вы так и скажете. Но кое-кто уже отправился в джунгли. Несколько женщин. Мы не смогли их остановить.

Дарси поднял руку и крепко сжал плечо Джеффри Таннарда.

— Если кто-то еще соберется в джунгли, не пускайте их. Хоть бревна привязывайте к ногам, если потребуется, но не пускайте.

— Я постараюсь. — Джеффри печально опустил голову. — Если бы я мог, посадил бы семью в лодку и отправился вниз по реке. Но я все это построил своими руками, без помощи этого чертова правительства. Здесь хорошо живется, вернее жилось. Может, все наладится. От проклятых привов все равно никакой пользы, как были шпаной, так и остались, только в рабочих комбинезонах.

— Мы сделаем все, что сможем, — пообещала Лори.

— Конечно. Только вы делаете то, что запрещаете нам: идете в джунгли. Вас ведь только двое. Это безумие.

Лори показалось, что Джеффри хотел сказать «самоубийство».

— А можно узнать, где живет Квентин Монтроуз? — спросила она.

Джеффри Таннард показал на домик, ничем не отличающийся от других, с солнечной панелью на крыше и навесом над верандой.

— Только вам это ничего не даст, он был в группе Нийла.

После отплытия «Куугана» Лори осталась стоять на палубе у стены рулевой рубки, а Дарси отправился на корму, чтобы бросить в топку очередную порцию топлива. Лен Бачаннан, чуть слышно насвистывая, вывел лодку на середину реки. Оконто медленно уменьшался за кормой, пока не превратился в более глубокую, чем обычно, впадину в стене джунглей. Дым от костра лениво тянулся над неспокойной водой.

— Мы могли бы послать на поиски орла, — предложила Лори.

— Вряд ли ты подумала об этом всерьез.

— Верно. Я просто стараюсь успокоить собственную совесть.

— Пятьдесят вооруженных мужчин исчезли бесследно. Не знаю, как твоя совесть, а моя смелость почти оставила меня.

— Мы можем повернуть назад или дождаться десантников Соланки.

— Да, можем.

— Но ты прав. Пойдем дальше.

— Надо было сказать Джеффри Таннарду, чтобы он бежал, — произнес Дарси. — Мне следовало уговорить его забрать семью и бежать в Даррингхэм. Это, по крайней мере, было бы честно. Боюсь, мы оставили его с ложными надеждами.

— Все в порядке. Я думаю, он и сам все понимает.

Карл Ламборнэ внезапно проснулся. Еще даже не наступил полдень, а его смена начиналась только в два часа. Закрытые жалюзи создавали в каюте таинственный и уютный полумрак. За дверью протопали чьи-то ботинки. Не умолкал гул голосов, слышались плаксивые крики детей.

Все нормально. Так что же заставило его проснуться с чувством неясной тревоги?

Рядом с ним заворочалась девушка из семьи колонистов — как же ее зовут? Она моложе его на несколько месяцев, с темными волосами, обрамляющими изящное личико. Несмотря на тесноту из-за дополнительных пассажиров из отряда шерифа, поездка складывалась довольно удачно. Девчонки по достоинству оценили простор и уединение его каюты; судно явно было перегружено, каждый метр палубы занимали спальные мешки.

У девушки затрепетали и медленно поднялись веки. Она — Анна, нет Алисон, точно, Алисон — улыбнулась.

— Привет, — сказала девушка.

Его взгляд скользнул по ее телу. Простыня сбилась у нее на талии, открывая ему соблазнительную грудь, плоский мускулистый живот и крутой изгиб бедер.

— И тебе привет.

Он отвел с ее лица спутанные локоны.

Снаружи донеслись крики и громкий смех. Алисон смущенно хихикнула.

— Боже, они всего в метре от нас.

— Надо было вспомнить об этом вчера, когда ты подняла такой шум.

Между зубами показался кончик языка.

— Никакого шума я не поднимала.

— Поднимала.

— Нет.

Он обхватил ее обеими руками и привлек к себе.

— Я могу это доказать.

— Правда?

— Да.

Он легонько поцеловал ее и сразу ощутил реакцию. Одна рука спустилась вниз, освобождая ноги от простыни.

Алисон, дрожа от предвкушения, выгнулась ему навстречу и приоткрыла рот.

— Что это, черт побери?

— Карл? — Девушка повертела головой и увидела, что Карл стоит на коленях, хмуро уставившись в потолок. — Карл!

— Ш-ш-ш. Ты слышала?

Она ничего не понимала. Люди снаружи все так же бродили по палубе. Никаких других звуков не было! Ее еще никогда так не отталкивали. В этот момент она ненавидела Карла так же сильно, как обожала всего секунду назад.

Карл повернул голову, стараясь снова уловить странный шум. Но это был даже не шум, а скорее вибрация, какой-то рокот. Он прекрасно изучил все звуки и вибрации «Свитленда», но этот скрежет был не из его репертуара.

Он снова услышал его и на этот раз определил. Заскрипела обшивка корабля где-то в районе кормы. Стон дерева, испытывающего сильное напряжение, как будто днище попало на подводный камень. Но его мать и близко бы не подошла к подводным камням, это невероятно.

Он встретил разъяренный и оскорбленный взгляд Алисон. Очарование рассеялось. Он ощутил, как его пенис утратил твердость.

Снова послышался шум. Скрежет, продлившийся три секунды. Его заглушил плеск воды, но звук был достаточно громким, чтобы услышала и Алисон.

Она растерянно заморгала.

— Что…

Карл соскочил с койки и схватил шорты. Просунув в них ноги и еще застегивая пуговицу, он распахнул дверь и бросился на палубу.

Вслед ему донесся визг Алисон, пытавшейся прикрыться руками от потока яркого солнечного света, ворвавшегося в каюту. Затем она впопыхах обмоталась простыней и начала лихорадочно разыскивать свою одежду.

После мягкого полумрака каюты от солнечного света на палубе перед глазами у Карла поплыли яркие красные пятна. Слезные железы немедленно отреагировали на раздражитель и выпустили запасенную влагу, которую ему пришлось смахнуть. В его сторону уставились двое колонистов и трое помощников шерифа, едва ли старше его самого. Карл перегнулся через поручни и стал вглядываться в воду. Река несла частицы ила, на поверхности плясали солнечные отражения, но вода просматривалась на три, а то и на четыре метра в глубину. И там не было ничего твердого, ни песчаного наноса, ни затопленного бревна.

Розмари Ламборнэ с мостика почти не услышала подозрительного шума, но, как и старший сын, она отлично чувствовала «Свитленд». Что-то ее все-таки насторожило, внезапно похолодело в животе. Она автоматически проверила показания носового масс-детектора. Глубина Замджана на этом участке превышала двенадцать метров, что давало ей десятиметровый запас под плоским килем даже при такой перегрузке. Впереди, внизу, а также по обеим сторонам ничего не было.

Звук повторился. Корма обо что-то стукнулась. Розмари сразу же сбросила ход.

— Мама!

Она выглянула в окошко по правому борту и увидела Карла.

— Что это было?

Он все-таки опередил ее.

— Я не знаю, — крикнула Розмари. — На масс-детекторе все чисто. Ты ничего не видел в воде?

— Нет.

Колеса «Свитленда» замерли, и течение быстро затормозило корабль. Без плеска лопастей шум, производимый колонистами, стал как будто вдвое громче.

И вот снова раздался долгий стон разрываемого дерева. А под конец и треск.

— Это на корме, — крикнула Розмари. — Сходи туда и посмотри, потом доложишь, что случилось.

Она вытащила из гнезда под панелью управления переносной передатчик и бросила его Карлу. Он ловко поймал аппарат и помчался по узкой палубе, протискиваясь мимо сгрудившихся колонистов.

— «Свитленд», ответь, пожалуйста. — На коммуникационной панели ожил громкоговоритель. — Розмари, ты меня слышишь? Это Дейл. Что случилось, почему вы остановились?

Она взяла микрофон.

— Я тебя слышу, Дейл, — ответила она капитану «Нассьера». Подняв голову, она увидела «Нассьер» в полукилометре вверх по течению. «Хайсел» шел следом за «Свитлендом» и быстро приближался. — Похоже, мы на что-то напоролись.

— Сильные повреждения?

— Еще не знаю. Я свяжусь с тобой позже.

— Розмари, это Каллан. Я думаю, нам лучше держаться вместе. Я приторможу, пока ты не выяснишь, нужна ли вам помощь.

— Спасибо, Каллан.

Розмари перегнулась через поручни и помахала «Хайселу». В ответ ей замахала рукой маленькая фигурка с капитанского мостика.

Очередной скрежет обшивки «Свитленда» был настолько громким, что все разговоры на палубе утихли. Розмари ощутила, как корабль вздрогнул и на градус повернул. Ничего подобного с ней никогда не случалось. Они уже почти остановились, это не может быть подводный камень. Невозможно!

Карл в этот момент добрался до кормы. Он почувствовал, как весь корабль приподнялся на пару сантиметров.

Кормовая палуба была плотно забита колонистами и добровольцами из отряда шерифа. Несколько групп мужчин, лежа, играли в карты. Между ними носились дети. Восемь или десять человек рыбачили прямо с кормы. Груды багажа были сложены у стены надстройки и у поручней. Под ногами вертелись собаки, после громкого скрежета забились на привязи две из пяти лошадей. Люди встревожено замерли.

— С дороги! — закричал Карл. — С дороги! — Он начал энергично расталкивать людей локтями. Шум шел из-под киля, а рядом, вплотную к пристройке, находилась котельная. — Живее, двигайтесь!

Раздалось рычание сейси. «Уб-бью-ю», — слышалось в вое зверя.

— Уберите с дороги эту дрянь!

Юрий Уилкен оттащил Рэндольфа в сторону.

Все, кто был на юте, теперь следили за Карлом. Он добрался до люка над механизмом подачи дров в топку, но крышка была завалена композитными контейнерами с багажом.

— Помогите мне это убрать! — закричал Карл.

Из котельной поднялся Барри Макарпл, мускулистый двадцатилетний парень, покрытый слоем пота и сажи. Большую часть времени он оставался внизу, стараясь не попадаться на глаза помощникам шерифа. Никто из семьи Ламборнэ никогда не рассказывал, что Барри был привом.

Скрежет резко оборвался. Озабоченные лица пассажиров обратились к Карлу, словно люди ждали от него каких-то указаний. Барри начал растаскивать багаж с люка, а Карл поднял руки.

— Послушайте. Мы, похоже, напоролись на подводный камень. Я хотел бы, чтобы дети медленно прошли вперед. Повторяю: медленно. Потом женщины. Мужчины должны остаться, иначе нарушится равновесие. И очень прошу хозяев успокоить своих лошадей.

Родители начали подталкивать детей к носовой части. Взрослые приглушенно переговаривались. Три человека вызвались помочь Барри, чтобы освободить люк. Карл тоже оттащил пару контейнеров. А потом снова услышал этот звук, но на сей раз издали, не со «Свитленда».

— Что за черт…

Он поднял голову и в сотне метров за кормой увидел «Хайсел».

— Карл, что там? — настойчиво окликнула его Розмари.

Он поднял передатчик ко рту.

— Мам, это «Хайсел». Они тоже наткнулись.

— Проклятье. А что с нашей обшивкой?

— Скажу через минуту.

Последние контейнеры наконец были убраны, и Карл нагнулся, чтобы разомкнуть запоры на двухметровом квадратном люке.

В этот момент раздался новый звук, частично приглушенный водой. Бум! Что-то тяжелое и невероятно мощное ударило в днище. «Свитленд» сильно тряхнуло, корабль подпрыгнул на несколько сантиметров. С груды багажа скатилась пара контейнеров. Раздались испуганные крики колонистов, многие устремились на нос. Одна из лошадей взвилась на дыбы и забила передними ногами.

Карл рванул крышку люка.

Бум.

От вздрогнувшего «Свитленда» разошлась рябь.

— Карл! — раздался крик из переговорного устройства.

Он заглянул вниз. Большую часть пространства под крышкой занимали примитивные двигатели, шкивы и валы подающего устройства. Две транспортерные ленты уходили к складам дров по правому и левому борту. Черные мейоповые доски самой обшивки были едва видны. В щели между ними просачивалась вода.

Бум.

Карл ошеломленно замер, увидев, что доски прогнулись внутрь. Но это же мейоп, который ничто не может согнуть.

Бум.

Появились трещины, словно прорезанные длинным кинжалом.

Бум.

В расширяющиеся зазоры хлынула вода. Участок обшивки около метра шириной медленно прогибался вверх.

Бум.

Бум.

«Свитленд» то поднимался, то оседал. По настилу перекатывались инструменты и грузовые контейнеры. Корма почти опустела, оставшиеся люди цеплялись за поручни, другие, распластавшись на палубе, старались за что-то ухватиться.

— Оно пытается пробить дно! — заорал Карл в микрофон.

— Что? Кто? — крикнула его мать.

— Под нами что-то есть, что-то живое. Ради бога, уходим отсюда, правь к берегу. К берегу, мама. Быстрее!

Бум.

Вода забила фонтаном, полностью заливая доски.

— Закрываем! — крикнул Карл.

Он очень боялся того, что может прорваться внутрь, когда дыра станет достаточно большой. Вместе с Барри Макарплом они захлопнули люк и закрыли все задвижки.

Бум.

Корпус «Свитленда» не выдержал. Карл с ужасом услышал, как треснули доски крепкого дерева. Вода с шумом устремилась внутрь, поток сорвал с места подающий механизм и подбросил его вверх, так что лязгнула крышка люка.

Из машинного отделения послышался долгожданный гул двигателей. Затем по воде медленно захлопали лопасти. «Свитленд» неторопливо повернул к непроницаемой стене джунглей, до которой оставалось около восьмидесяти метров.

До Карла донеслись рыдания и крики людей. Большая часть пассажиров, должно быть, перебралась на нос, поскольку был заметен крен судна.

Бум.

На этот раз удар пришелся уже по настилу палубы. Карл, лежа рядом с люком, закричал от неожиданности, когда его ноги сильно подбросило вверх. Он поспешно перекатился подальше от пробоины. Пожитки колонистов хаотично подпрыгивали и мотались туда-сюда. Лошади окончательно обезумели. Одна из них оборвала привязь и прыгнула в воду. Вторая яростно брыкалась. Рядом с ней лежало окровавленное тело.

Бум.

Доски возле люка одновременно поднялись и опустились, словно были сделаны из эластичного материала. Наружу выплеснулось немного воды.

По палубе с искаженным от ужаса лицом на четвереньках полз Барри Макарпл. Карл протянул ему руку, желая поддержать.

Бум.

Доски разошлись прямо под Барри. Их зазубренные концы проткнули грудь и живот прива и разорвали его тело пополам, словно гигантские когти. Из пробоины, увлекая за собой труп, взметнулся метровый столб воды.

Карл, потрясенный ужасной сценой, проследил за вырвавшейся водой. Рев гейзера отзывался вибрацией в его костях и заглушал панические крики колонистов. Столб поднялся на добрых тридцать метров и только потом раскрылся, словно цветок, вместе с водой и илом роняя на палубу обломки мейопа.

«Свитленд» бился в воде, как раненая буроспинка, и Карл, спасая свою жизнь, уцепился за канатный барабан. Мощный столб воды все больше расширял пробоину и постепенно двигался к надстройке. Трюм, видимо, уже переполнился. Чудовищная струя медленно, но неуклонно дробила древесину. Еще минута, и она достигнет помещения, где находится топка. Карл представил, что произойдет, когда вода хлынет в раскаленную пятнадцатитонную топку, и тихо застонал.

Розмари с трудом держалась на ногах на мостике прыгающего «Свитленда», да и то только потому, что обеими руками ухватилась за штурвал. Нескрываемый ужас в голосе Карла заставил ее действовать. Ее сын родился на «Свитленде», и ничто на реке не могло его испугать.

Каждый новый удар рвал не только обшивку корабля, но и ее душу. Какой же силой должно обладать это существо, которое бьется в ее судно?

И что после этого останется от «Свитленда»? Покарай, Господи, Колина Рексрью за его слабость и глупость. При сильном и компетентном губернаторе привы ни за что не осмелились бы поднять мятеж.

От рева, сравнимого разве что с продолжительным взрывом, она подпрыгнула, едва не потеряв равновесие. Над «Свитлендом» внезапно разразился ливень. Вся надстройка непрерывно вибрировала. Что же происходит на корме?

Она взглянула на маленький голографический экран, где отражалось состояние всех корабельных систем. Мощность топки быстро падала. Двигатели работали на резервных кристаллах электронной матрицы.

— Розмари, — послышался чей-то вызов по радио.

Она не могла тратить время на переговоры.

Нос «Свитленда» теперь смотрел прямо на берег, до которого оставалось еще шестьдесят пять метров, и судно снова стало набирать ход. За кормой болтались в воде упавшие ящики и сумки. Среди вещей она заметила и двух барахтающихся людей. Еще кто-то упал с передней палубы, там было тесно, как в кроличьем садке. А она ничем не могла помочь, только подвести судно к берегу.

С левого борта судорожно лупил по воде колесами «Нассьер». На глазах у Розмари его надстройку пробил гигантский фонтан воды, увлекающий обломки к самому небу. Что за черт мог такое натворить? Какое-то чудовище, притаившееся на речном дне? Это предположение, не успев оформиться, было отвергнуто сразу. Но теперь она знала, что производит такой шум у нее за спиной. И это осознание лишало остатков сил. Если фонтан ударит в топку…

У «Нассьера» задрался нос, так что кормовая палуба оказалась в воде. Надстройка разлетелась на части, мгновенно унесенные колоссальной струей. В реку, отчаянно размахивая руками и ногами, посыпались десятки человек. Розмари мысленно слышала их вопли.

Колесные суда были чудовищно перегружены. Рексрью отказался прислушаться к просьбе делегации капитанов и заставил их взять на борт больше колонистов, чем обычно. Да еще навязал свой вооруженный отряд.

«Если я вернусь в Даррингхэм, тебе не жить, Рексрью, — пообещала себе Розмари. — Ты не просто подвел нас, ты обрек нас на смерть».

«Нассьер» не только накренился на корму, но еще и стал быстро заваливаться на правый борт. Из воды показалось днище, и тогда гигантский фонтан исчез. Розмари успела увидеть огромную пробоину в средней части, а потом вода добралась до топки. Белое облако пара окутало корму и стало распространяться по реке, милосердно скрыв последние мгновения предсмертных конвульсий «Нассьера».

Нос «Свитленда» был уже в пятнадцати метрах от стены деревьев и лиан, охраняющих берег. Розмари отметила, что рев гейзера, терзающего ее корабль, стал тише. Она вцепилась в штурвал, направляя нос судна прямо на берег. Глубина быстро уменьшалась, и носовой масс-детектор отчаянно взвыл. Пять метров глубины. Четыре. Три. Нос врезался в ил в восьми метрах от длинных, отяжелевших от цветов лиан, спускающихся к самой воде. Массивное судно по инерции заскользило по толстому слою ила и глинистого осадка. Вдоль бортов стали лопаться вонючие пузыри сернистого газа. Гейзер окончательно исчез. Наступил момент какого-то сонного оцепенения, а потом судно ударилось о берег.

Розмари увидела прямо перед собой огромное дерево квалтук, одна из его толстых ветвей росла на той же высоте, что и рулевая рубка. Розмари пригнулась…

Удар снова бросил Юрия Уилкена на палубу, едва он собрался встать. Нос больно ткнулся в настил. Во рту появился вкус крови. Судно с оглушительным треском врезалось в зеленую стену джунглей. Длинные плети лиан, словно пастушьи кнуты, со свистом хлестали воздух. Юрий, спасаясь от пролетающих в нескольких сантиметрах ветвей, вжался в палубу. Закругленный нос «Свитленда» выскочил на пологий берег и еще добрых десять метров проехал по темно-красной песчаной почве. Наконец истерзанный корабль остановился; вся передняя часть была разрушена, а рубка наткнулась на огромное дерево квалтук. Вопли ужаса сменились стонами и пронзительными мольбами о помощи. Юрий рискнул оглядеться, джунгли плотной массой закрыли почти половину корпуса. Надстройка, едва выдерживая многотонный натиск растительности, опасно накренилась.

Юрий никак не мог справиться с охватившей все тело дрожью. Ему хотелось вновь оказаться в Даррингхэме, выводить Рэндольфа на прогулки и играть в футбол с друзьями. Джунгли явно не были его стихией.

— Ты в порядке, сынок? — спросил Мэнсинг.

Шериф Мэнсинг и зачислял его в этот отряд. В отличие от остальных шерифов, он оказался более человечным и в пути по-отечески присматривал за молодым парнем.

— Кажется, да.

Он осторожно дотронулся до носа и с шумом втянул воздух. На пальцах осталась кровь.

— Ничего, выживешь, — сказал Мэнсинг. — А где Рэндольф?

— Я не знаю.

Он с трудом поднялся на дрожащих ногах. Рядом едва держался передний угол надстройки. Лежавшие на палубе люди медленно поднимались, кто-то звал на помощь, и буквально на всех лицах застыло выражение испуганного оцепенения. Между стволом квалтука и стеной рубки зажало два тела, одно принадлежало восьмилетней девочке, которую Юрий узнал только по платью. Он отвернулся, стараясь подавить тошноту.

— Позови его, — посоветовал Мэнсинг. — Скоро нам потребуется любая доступная помощь.

— Сэр?

— Ты что, думаешь, это несчастный случай?

Юрий вообще об этом не думал. От слов пожилого шерифа у него по спине пробежал холодок. Сжав губы, он сумел издать негромкий свист.

— Двенадцать лет я плаваю по этой реке, — угрюмо произнес Мэнсинг. — И никогда не видел ничего похожего на этот гейзер. Какой дьявол способен выгнать воду с такой силой? А ведь он здесь не один.

Рэндольф неуклюже пробрался по загроможденной палубе. Его черная блестящая шкура была покрыта пятнами вонючей грязи. Сейси утратил свою обычную агрессивность и, подойдя прямо к Юрию, прижался к ногам хозяина.

— Во-ода-а дур-р-рная, — прорычал он.

— В этом он не ошибся, — мрачно согласился Мэнсинг.

Только через четверть часа вокруг полуразрушенного корабля удалось установить какой-то порядок. Шерифы организовали группы для помощи пострадавшим и обустройства лагеря на берегу. По общему согласию, решили метров на пятьдесят углубиться в джунгли, подальше от реки и того, что скрывалось в воде.

Несколько уцелевших пассажиров с «Нассьера» сумели доплыть до наполовину затопленной кормы «Свитленда», а корпус судна позволил им перейти на берег, минуя вязкую трясину у кромки воды. «Хайсел» добрался до противоположного берега Замджана, разрушительный гейзер стих на мелководье, но сам корабль сильно пострадал. После переговоров по радио было решено, что оставаться на своих местах людям будет безопаснее, чем пытаться пересечь реку и объединяться.

Среди остатков багажа шериф Мэнсинг отыскал исправный коммуникационный блок и через единственный геостационарный спутник ЛСК вызвал Кандейс Элфорд. Его доклад настолько ошеломил главного шерифа, что она согласилась изменить маршрут «ВК133» и направить их к месту крушения, чтобы вывезти раненых. О чем она умолчала, так это о возможности прислать подкрепление. Но шериф Мэнсинг, ко всему прочему, был еще и прагматиком и не надеялся на это.

После трех походов к судну за багажными контейнерами и обратно на берег Юрия включили в состав небольшой разведывательной группы, состоящей из трех шерифов и девяти помощников. Он подозревал, что главной причиной тому стал Рэндольф, но ничуть не огорчился. Остальным помощникам шерифов предстояло освободить «Свитленд» от трупов. Юрий предпочитал попытать счастья в джунглях.

Группа разведчиков покинула импровизированный лагерь как раз в тот момент, когда колонисты начали валить деревья лучевыми резаками, чтобы расчистить площадку для приземления аппаратов вертикального взлета. В центре лагеря уже горел костер.

За плотной стеной растительности стоны оставшихся позади раненых быстро стихли. Юрий и не подозревал, что в джунглях даже днем так темно, что к земле проникает лишь ничтожная часть солнечного света. Посмотрев на руки, он увидел, что кожа приобрела насыщенный зеленый оттенок, а коричневая куртка, выданная ему для защиты от шипов и колючек, и вовсе стала черной. Джунгли вокруг Даррингхэма были совсем не такими — давно окультуренными, с протоптанными тропинками и высокими деревьями, украшенными живописно вьющимися лианами. Здесь никаких тропинок не было, ветви росли на любой высоте, а лианы тянулись между ними как на уровне лодыжек, так и на уровне шеи. Кроме того, все листья на высоте ниже трех метров покрывала какая-то липкая плесень.

Разведчики разбились на пары и веером разошлись от лагеря. Задача состояла в том, чтобы осмотреть местность в радиусе пятисот метров, поискать спасшихся с «Нассьера» людей и убедиться, что лагерю ничто не угрожает.

— Какая глупость, — проворчал Мэнсинг, едва они отшагали пятьдесят метров. Он шел впереди, разрубая лучевым мачете загораживающие путь мелкие ветки и лианы. — Я не смогу тебя увидеть даже с расстояния в три метра.

— Может, дальше заросли будут пореже, — предположил Юрий.

Мэнсинг срубил очередную ветку.

— Ты снова прокалываешься насчет своего возраста, сынок. Такими безнадежными оптимистами могут быть только юнцы.

Время от времени они менялись местами. И даже с лучевым резаком каждый метр тропы давался с большим трудом. Рэндольф трусил позади, изредка тычась носом в ноги Юрия.

Навигатор Мэнсинга показал, что они прошли уже три сотни метров, как вдруг сейси замер, поднял голову и стал принюхиваться. Эти существа не обладали обонянием земных охотничьих псов, но в джунглях чувствовали себя как дома и вполне годились для охоты.

— Лю-у-уди, — заворчал Рэндольф.

— С какой стороны? — спросил Юрий.

— Там. — Сейси ткнул носом в ветви у края тропы и оглянулся. — Там.

— Это действительно так? — скептически спросил Мэнсинг.

— Конечно, — ответил Юрий, задетый его тоном. — Они далеко?

— Бли-и-изко.

— Ладно.

Мэнсинг кивнул и начал прорубать проход в том направлении, куда указывал сейси.

Уже через пару минут напряженных трудов они услышали голоса. Звонкие, пронзительные голоса женщин. Один выводил какую-то мелодию.

Мэнсинг так увлекся, ритмично размахивая мачете, что чуть не упал в ручей, когда джунгли внезапно расступились. Юрий придержал его за ворот куртки, чтобы шериф не соскользнул по травянистому склону. И тогда оба они изумленно замерли.

Солнечный свет, льющийся меж древесных крон, дрожал над водой золотистым туманом. Ручей разливался в обрамленную камнями заводь шириной около пятнадцати метров. На противоположной стороне с деревьев великолепным занавесом свисали лианы с пышными оранжевыми цветами. В воздухе мелькали голубые и желтые птички. Сцена точь-в-точь из греческих мифов. В заводи плескались семь обнаженных девушек от пятнадцати до двадцати лет. Солнечные лучи золотили кожу их стройных рук и ног. У края воды на темных камнях были разложены белые одежды.

— Не-е-ет, — проскулил Рэндольф. — Пло-о-охо.

— Ерунда, — бросил Юрий.

Женщины заметили их, восторженно взвизгнули и, улыбаясь, стали махать руками.

При виде семи пар грудей, блестящих от влаги и раскачивающихся в такт движениям, Юрий восхищенно улыбнулся в ответ и закинул лазерную винтовку на плечо.

— Вот это да, — пробормотал Мэнсинг.

Юрий протиснулся мимо него и по травяному склону съехал прямо в ручей. Женщины приветствовали его радостными возгласами.

— Не-е-ет.

— Юрий, — тщетно окликнул его Мэнсинг.

Он обернулся, сияя от предвкушаемого блаженства.

— Что такое? Надо же выяснить, где находится их деревня. Нас ведь за этим и послали.

— Да, наверное.

Мэнсинг и сам не мог отвести глаз от резвящихся в воде наяд.

А Юрий уже бежал, разбрызгивая ногами воду.

— Не-е-ет, — отчаянно взвыл Рэндольф. — Пло-о-охие-е-е. Лю-у-у-ди пло-охи-и-ие.

Мэнсинг смотрел, как девушки криками подбадривают рассекающего воду парня.

— А, черт с ним, с достоинством, — буркнул он и бросился следом.

Первой попавшейся Юрию девушке на вид было лет девятнадцать, ее мокрые волосы украшали крупные алые цветы. Она ласково улыбнулась ему и взяла за руки.

— Я Полли, — со смехом представилась она.

— Отлично, — воскликнул Юрий. Вода прикрывала ее только до середины бедер, на девушке действительно не было никакой одежды. — Я Юрий.

Она поцеловала его, прижавшись влажным телом, так что на рубашке остался темный отпечаток. Едва Полли закончила поцелуй, как другая купальщица набросила ему на шею гирлянду оранжевых цветов.

— А я Саманта, — сказала она.

— Ты тоже хочешь меня поцеловать?

Ее руки обвили его шею, а язычок жадно скользнул в рот. Другие девушки окружили их и принялись брызгаться, набирая полные пригоршни воды. Под этим серебристым теплым дождем Юрий почувствовал себя наверху блаженства. Здесь, в какой-то дикой глуши, он обрел рай на Лалонде. Капли, медленно падая в заводь, мелодично позванивали. Он ощутил, как чья-то рука сняла с плеча винтовку, другие руки расстегнули пуговицы на рубашке и брюках, кто-то стал нежно ласкать его член.

Саманта отступила на шаг, с обожанием глядя в его глаза. Она сжала груди и приподняла их ему навстречу.

— Давай, Юрий, — взмолилась она. — Возьми меня прямо сейчас.

Юрий, стоя в спущенных брюках, порывисто привлек ее к себе. Он услышал быстро оборвавшийся испуганный крик и обернулся. Три девушки удерживали голову Мэнсинга под водой, а он отчаянно бил ногами. Девушки взахлеб смеялись и напрягали мышцы, стараясь затолкать его поглубже.

— Эй… — воскликнул Юрий.

Из-за дурацких брюк он не мог и шагу ступить.

— Юрий, — позвала его Саманта.

Он повернулся к ней. Ее рот открылся так широко, что он и не подозревал, что такое возможно. Толстые связки мышц вздулись под подбородком, словно по венам поползли жирные черви. Щеки от уголков рта постепенно разорвались до самых ушей. Из ран пульсирующими толчками хлынула кровь, а она все продолжала разводить челюсти.

Юрий на секунду оцепенел, затем испустил сдавленный вопль ужаса, отраженный стеной безучастных деревьев. Его мочевой пузырь не выдержал.

Жуткая голова Саманты наклонилась к нему, покрасневшие зубы сомкнулись на горле, по коже потекла ее кровь.

— Рэндольф!.. — завопил Юрий.

Тогда ее зубы разорвали горло, и уже его собственная кровь брызнула из сонной артерии, заполнила гортань и заглушила голос.

Рэндольф, увидев, что его хозяин упал в воду вместе с Самантой, угрожающе зарычал. Но одна из девушек посмотрела ему в глаза и зашипела предупреждающе, оскалив зубы и брызгая слюной. Сейси поджал хвост и бросился обратно в джунгли.

— Мощность падает. Теряю высоту. Теряю высоту!

Исступленные крики пилота «ВК133» заполнили командный центр. Все собравшиеся в комнате шерифы, не отрываясь, смотрели на коммуникационный узел.

— Мы падаем!

Еще пару секунд был слышен шум на несущей частоте, а затем пропал и он.

— Боже всемогущий, — прошептала Кандейс Элфорд.

Она сидела за столом в самом конце прямоугольной комнаты. Как и большинство зданий гражданского назначения в столице, штаб службы шерифа был построен из дерева. Он стоял на собственном огороженном участке в паре сотен метров от думпера губернатора и был лишен каких-либо архитектурных излишеств; в таких зданиях предпочитали располагаться солдаты до двадцатого столетия. Сам командный центр занимал одну сторону строевого плаца — длинное одноэтажное строение с четырьмя серыми композитными сферами, установленными вдоль конька крыши; в них разместилась аппаратура, обеспечивающая спутниковую связь. Внутри вдоль стен стояли простые деревянные стеллажи с внушительным набором современных настольных процессорных консолей, за которыми, сидя на стульях из композита, работали шерифы. На стене напротив стола Кандейс Элфорд висел большой проекционный экран, демонстрирующий карту Даррингхэма (насколько возможно было отобразить на карте хаотично проложенные улочки и переходы). Негромко жужжащие кондиционеры создавали приятную прохладу. И только пучки желто-серых грибов, высовывающиеся из-за плинтусов под стеллажами, несколько портили впечатление.

— Контакт потерян, — с каменным лицом доложил Митч Веркайк, шериф, сидевший за тактическим коммуникационным узлом.

Кандейс повернулась к немногочисленной команде, приглашенной для наблюдения за продвижением отряда.

— А что слышно от шерифов на берегу? Они видели падение?

Связь с выжившими пассажирами «Свитленда» поддерживала Джен Рутли, она передала команду на свой пульт.

— От коммуникаторов на «Свитленде» и «Хайселе» не поступает никаких сигналов. Не могу поймать даже идентификационные коды радиомаяков.

Кандейс, скорее по привычке, чем в силу необходимости, просмотрела информацию на собственном пульте. Она сознавала, что люди ждут понятных и уверенных приказов, обеспечивающих решение проблем, как от ходячего компьютера. Но едва ли они дождутся. Прошлая неделя стала настоящим кошмаром. Они больше не могли связаться ни с кем в провинциях на Кволлхейме, а из поселений на Замджане сигнал поступал очень неустойчиво. Отправка подкрепления в Озарк в лучшем случае стала бы временной мерой, сама Кандейс надеялась, что вооруженные люди обеспечат безопасную эвакуацию поселенцев вниз по реке. Она давно уже не рассчитывала восстановить порядок на Кволлхейме, достаточно было хотя бы остановить мятежников. А теперь зона поражения захватила и Озарк. Семьдесят человек и почти четверть имеющегося в ее распоряжении оружия.

— Немедленно отзови второй «ВК сто тридцать три» обратно в Даррингхэм, — приказала она. — Если захватчики смогли сбить один аппарат, то могут сбить и второй.

По крайней мере, будут спасены десять шерифов с самым мощным оружием. В последующие недели они наверняка пригодятся. Уже можно не сомневаться, что захватчики намерены овладеть всей планетой.

— Есть, мэм.

Митч Веркайк повернулся к своему пульту.

— Когда спутник наблюдения в следующий раз пройдет над колесными судами? — спросила Кандейс.

— Через пятнадцать минут, — ответила Джен Рутли.

— Запрограммируй его на подробное сканирование стокилометровой зоны вдоль линии курса в инфракрасном диапазоне, посмотри, не удастся ли обнаружить упавший «ВК сто тридцать три». Он должен быть хорошо заметен.

Кандейс оперлась подбородком на сложенные ладони и безучастно смотрела на свой настольный процессор. Теперь ее главная задача заключается в защите Даррингхэма. Необходимо удержать город до тех пор, пока ЛСК не пошлет военный контингент для усмирения провинций. Теперь она не сомневалась, что они имеют дело с настоящим вторжением; четырехчасовое совещание с Кельвином Соланки, состоявшееся этим утром, окончательно развеяло последние сомнения. Кельвин был очень встревожен, а это на него совсем не похоже.

Кандейс не стала рассказывать подчиненным о вероятном зомбировании людей и речных судах, возможно, уже доставивших в Даррингхэм первый отряд захватчиков. Сегодня в командном центре остались пустыми три стула, инстинкт самосохранения проснулся даже у шерифов. И она не могла их осуждать, почти у всех в городе имелись семьи, и никто из ее службы не давал согласия на противодействие полномасштабному военному вторжению. Однако в последние две недели она сотрудничала с представителями флота Конфедерации, они совместно изучали поступающие со спутника изображения и следили за движением по реке.

— Началась передача изображений, — объявила Джен Рутли.

Кандейс отвлеклась от невеселых размышлений и подошла к рабочему месту Джен. На голографическом экране высокого разрешения километр за километром тянулись джунгли; на сплошной зелени мелькали прозрачные красные пятна, отражающие изменения температуры. В нижней части экрана появилась кромка Замджана и уходящая в воду корма «Свитленда», наполовину скрытого густой растительностью. Недалеко от воды, на небольшой прогалине, виднелись оранжевые круги.

— Это костер, — пояснила Джен Рутли. Она сфокусировала изображение, отметив центр в точке источника тепла. Прогалина увеличилась, заполнив весь экран, в середине ее проявился костер. Вокруг отчетливо виднелись разбросанные одеяла и контейнеры с багажом колонистов. Сбоку лежали поваленные деревья. — Но куда подевались люди? — приглушенным шепотом спросила Джен.

— Я не знаю, — сказала Кандейс. — Правда, не знаю.

К полудню «Кууган» был в двадцати пяти километрах от опустевших судов, и Дарси заметил первые признаки кораблекрушения. По воде плыли ящики, обломки досок, фрукты. Спустя пять минут они увидели первую жертву: труп женщины в комбинезоне с широко раскинутыми руками и ногами.

— Мы сейчас же поворачиваем обратно, — объявил Лен Бачаннан.

— Договор был до устья Кволлхейма, — напомнил ему Дарси.

— Да подавись ты своими деньгами и договорами. — Он начал поворачивать штурвал. — Думаешь, я не вижу, что творится? Мы уже в зоне мятежа. Только чудо поможет нам вернуться вниз по реке, если повернем немедленно, а до устья Кволлхейма добрых полторы сотни километров на восток.

— Подожди. — Дарси придержал рукой штурвал. — А сколько осталось до Озарка?

Лен сердито фыркнул и посмотрел на древний навигатор, установленный на полочке в рубке.

— Километров тридцать, может, тридцать пять.

— Высади нас на берег в пяти километрах от деревни.

— Я не…

— Послушай, орлы способны заметить любую лодку, идущую вниз по реке за десять километров до нас. Если покажется хоть одна, мы немедленно разворачиваемся и возвращаемся в Даррингхэм. Согласен?

— А почему ваши орлы вот этого не заметили? Вряд ли можно было такое не увидеть.

— Они летят над джунглями. Мы сейчас же их отзовем. Кроме того, вдруг это просто авария. Впереди могут оставаться пострадавшие люди.

Вокруг губ Лена резче обозначились морщины, говорящие о возникшей нерешительности. Ни один настоящий капитан не может бросить другое судно в беде. К борту «Куугана» прибило обломок желтой защитной пены.

— Ладно, — наконец сказал Лен, крепче сжав штурвал. — Но при первых же признаках опасности я ухожу вниз по реке. Дело не в деньгах. «Кууган» — это все, что у меня есть, я построил его своими руками. И не собираюсь им рисковать ради вас.

— Мы об этом и не просим. Я не меньше тебя заинтересован в твоей безопасности и сохранности твоей лодки. Что бы мы ни обнаружили в поселениях, мы должны вернуться в Даррингхэм. А Лори и я слишком старые, чтобы идти пешком.

Лен пренебрежительно хмыкнул и повернул штурвал, возвращая лодку на прежний курс, к восточному горизонту.

Переданная по сродственной связи команда заставила Абрахама и Кэтлин свернуть к реке. С высоты они отлично видели обломки, плывущие в семи километрах впереди «Куугана», а с большой высоты вода в реке казалась почти прозрачной. Лори могла разобрать даже громадные косяки буроспинок и лениво извивающихся красноватых созданий, похожих на земных угрей.

Орлы обнаружили колесные суда, прижавшиеся к берегам напротив друг друга, когда солнце, уже превратившееся в красно-золотой шар, коснулось верхушек деревьев далеко впереди маленькой лодки речного торговца. Лори и Дарси заставили птиц описывать длинные спирали над обширным участком джунглей, чтобы отыскать колонистов, команду и ополченцев. Но ни на кораблях, ни в импровизированных лагерях на суше никого не было.

— Один человек есть, — мысленно воскликнула Лори.

Дарси тотчас установил связь с Абрахамом и взглянул через его усовершенствованные глаза. Далеко внизу, в джунглях мелькала человеческая фигура. Плотная листва затрудняла наблюдение, оставляя лишь отрывочные фрагменты. Но они определили, что это был мужчина и, судя по рубашке из синтетической ткани, кто-то из колонистов. Он неторопливо шагал на запад, держась приблизительно в километре от берега реки.

— Куда, по-твоему, он направляется? — спросил Дарси. — В радиусе пятидесяти километров здесь нет ни одной деревни.

— Может, спустить Абрахама ниже уровня джунглей, чтобы рассмотреть его получше?

— Нет. Я полагаю, этот человек зомбирован. Как и все остальные.

— На трех кораблях было почти семьсот человек.

— Да.

— А на всем Лалонде их около двадцати миллионов. Сколько же будет стоить зомбирование всего населения?

— Дорого, если воспользоваться нанониками.

— Ты думаешь, здесь что-то другое?

— Да. Латон говорил об энергетическом вирусе, хоть я и не представляю, что это означает.

— Ты веришь ему?

— Не хотелось бы признаваться, но теперь я испытываю большее доверие к его словам. Мы столкнулись здесь с чем-то таким, что выше нашего понимания.

— Хочешь захватить того парня? Если он стал жертвой вируса, мы могли бы многое от него узнать.

— И думать нечего, чтобы преследовать кого-то в джунглях, тем более одинокого человека, идущего пешком, у которого наверняка есть сообщники неподалеку.

— Значит, отправляемся в Озарк?

— Да.

«Кууган» продолжал путь, но с меньшей скоростью, чтобы пройти между стоявшими судами уже после захода солнца. Дарси впервые с приезда на эту планету жалел, что не идет дождь. Хороший плотный ливень их бы неплохо прикрыл. Но оставалось довольствоваться только легкими облаками, притемняющими красноватый Диранол до неясного светлого пятна, что уменьшало видимость до нескольких сотен метров. Но даже и при этом в ничем не нарушаемой ночной тишине слишком далеко были слышны пыхтение двигателей и лязг приводного механизма.

Пока лодка крадучись скользила между двух кораблей, Лори воспользовалась зрительными вставками. Ни малейшего движения, ни проблеска света. Вид двух брошенных судов отозвался холодом в ее душе, от которого было нелегко избавиться.

— Где-то здесь должен находиться маленький приток, — примерно через час сказал Дарси. — Там можно будет поставить «Кууган» на якорь, и с Замджана его никто не увидит.

— Надолго? — спросил Лен.

— До завтрашнего вечера. Этого времени нам будет достаточно, Озарк находится в четырех километрах к востоку. Если мы не вернемся к четырем часам, отчаливай и отправляйся обратно.

— С удовольствием. И учтите, я не задержусь ни на минуту.

— Только не вздумайте готовить еду. Если в этом районе есть хоть один охотничий зверь, он непременно вас отыщет.

Ручей, впадающий в реку, был всего вдвое шире «Куугана» и по берегам густо зарос вишневыми дубами. Лен Бачаннан завел туда свою лодку кормой вперед, проклиная каждый сантиметр пути. После того как судно было закреплено канатами на середине русла, Лен, Лори и Дарси нарубили веток и замаскировали каюту. Дарси и Лори подготовились к выходу, и тогда раздражение Лена сменилось испугом. Оба они надели камуфляжные костюмы-хамелеоны — матово-серые, облегающие комбинезоны с широким поясом для инструментов, причем ни один из кармашков не остался пустым.

— Берегите себя, — буркнул он на сходнях лодки и смущенно хмыкнул, удивляясь собственным словам.

— Спасибо, Лен, — ответил Дарси, натягивая капюшон. — Мы будем осторожны. Только дождись нас.

Лен поднял руку. Эденистов окутала непроницаемая чернота, обволакивающая их тела маслянистым дымом. А потом они исчезли. Он слышал, как затихает шлепанье ног по чавкающей глине. Надоевшая сырость джунглей вдруг сменилась прохладным ветерком, и Лен поспешил вернуться в каюту. Эти костюмы-хамелеоны уж очень смахивали на колдовство.

Четыре километра по джунглям в глухую полночь.

Но все оказалось не так уж плохо. Зрительные импланты обеспечивали видимость при самом слабом освещении и в инфракрасном диапазоне. В окружающем мире осталось только два цвета — красный и зеленый, да еще время от времени его пронизывали странные белые искры, похожие на помехи в плохо настроенном голографическом изображении. Хуже всего было с восприятием глубины, поскольку деревья и кустарники сжимались в одну плоскую складку рельефа.

Дважды они встречали сейси, вышедших на ночную охоту. На сплошном фоне растительности их теплые тела сияли предрассветными звездами. Обоих зверей Дарси уложил двумя выстрелами мазерного карабина.

Инерционный блок навигации вел их точно к деревне, передавая координаты через биотехпроцессор прямо в мозг Лори, так что она чувствовала направление, как его чувствуют перелетные птицы. Оставалось только остерегаться мелких неровностей почвы; даже самое подробное изображение со спутника не могло передать все впадины, ручьи и холмики, скрывающиеся под пологом листвы.

В двухстах метрах от края расчищенной площадки Озарка их мир стал светлеть. Лори взглянула на деревню с высоты через глаза Абрахама, кружившего над поселением, но за пределами поляны. Между домиками в нескольких ямах горели костры.

— Все выглядит вполне нормально, — сказала она Дарси.

— С этого расстояния — да. Надо подобраться ближе и выяснить, где шерифы и их оружие.

— Ладно. Только сначала я вызову Кельвина. Мы поставим его в известность.

«На тот случай, если не вернемся, тогда у него останется запись» — но она постаралась отогнать эти мысли. Коммуникационный блок открыл канал связи через спутник «ЭЛИНТ». В коммуникаторе тоже имелся биотехпроцессор, так что их разговор никто не услышит.

— Мы находимся рядом с деревней Озарк, — доложила она капитану флота.

— У вас все в порядке? — спросил Кельвин Соланки.

— Да.

— Какова обстановка?

— В данный момент мы залегли примерно в сотне метров от окружающих деревню полей. Между домами горят костры и ходят толпы народа, это среди ночи-то. Их около трех или четырех сотен, так что в хижинах, должно быть, осталось не много. Прочее выглядит как обычно.

Лори проползла по траве и лианам немного вперед, стараясь не задевать кусты. Дарси притаился примерно в метре слева от нее. Она давно уже не участвовала в тренировочных сборах на местности и теперь была довольна, что двигается почти бесшумно.

— Кельвин, я хочу получить визуализацию шерифов, заброшенных сюда с «ВК сто тридцать три», — сказал Дарси. — Мы попробуем идентифицировать кого-то из них.

— Уже передаю.

Лори прижала к земле низко растущую ветку и переползла через нее. Впереди, метрах в четырех, росло большое мейоповое дерево с выступающими над почвой корнями. Свет от костра играл на коре топазовыми бликами.

Список шерифов стал загружаться в мозг: факты, фигуры, профили и, что более важно, голограммы. Призрачные изображения семидесяти человек завибрировали на фоне плоской картины Озарка. Лори подобралась к стволу мейопа и посмотрела вдоль ряда убогих домиков, стараясь совместить полученные образы с тем, что было у нее перед глазами.

— Один есть, — сказал Дарси и мысленно указал на мужчину, сидящего на корточках у костра. На огне жарилась тушка какого-то животного.

— А вот и еще один. — Лори указала на другого человека.

Вместе они быстро отыскали двенадцать шерифов у разных костров.

— Похоже, ни один из них не переживает, что нет связи с Кандейс Элфорд, — заметила Лори.

— Они зомбированы? — спросил Кельвин Соланки.

— Пока нельзя с уверенностью это утверждать, но, думаю, да, — ответил Дарси. — В сложившейся ситуации их поведение нельзя считать нормальным. Они должны были хотя бы выставить часовых по периметру деревни.

Биотехпроцессор резервного коммуникационного блока показал критический разряд кристаллической матрицы. Она автоматически скомандовала подключить запасную матрицу, почти не обратив внимания на этот сбой.

— Я тоже так думаю, — передала Лори. — И в сложившихся обстоятельствах считаю несущественной нашу первоначальную задачу по подтверждению присутствия здесь Латона.

— Поддерживаю. Мы попытаемся схватить одного из этих людей и доставить его в Даррингхэм для исследования.

Управляющий мимикрией узел в костюме-хамелеоне Дарси зафиксировал обрыв информационной линии в районе правой ноги, процессор автоматически подключил альтернативный канал.

— Лучшим вариантом считаю вон ту хижину, она достаточно изолирована, и я видела, как туда только что кто-то вошел.

Лори показала на пятикомнатное строение, стоящее немного в стороне от остальных. От края джунглей до него было сто двадцать метров, но большая часть дистанции проходила по огороду, который они также могли использовать в качестве прикрытия. Лори достала из кармашка на поясе усилитель изображения и поднесла к глазам.

— Чертов прибор сломался. Попробуй своим, надо определить, много ли людей внутри.

У Дарси отказал химико-биологический детектор.

— Прибор не сломан, — испуганно сказал он. — Мы оказались в зоне каких-то электронных помех!

— Проклятье! — Лори обнаружила отказ резервного коммуникатора и сенсора прицельных лазеров. — Кельвин, ты слышишь? Они используют высокопродуктивную систему боевых помех.

— Мощность вашего сигнала падает, — откликнулся Кельвин.

Дарси заметил обрыв сродственной связи с процессором мазерного карабина. И контрольный сигнал на панели оружия тоже пропал.

— Надо уходить. Срочно возвращаемся на «Кууган».

— Дарси!

Он обернулся и увидел пятерых людей, стоящих полукругом. Одна женщина и четверо мужчин. Все с какими-то застывшими на лицах улыбками, в одежде поселенцев — в джинсах и хлопчатобумажных рубашках, мужчины с густыми бородами. Несмотря на шок, он все-таки успел кинуть взгляд на свою руку. В инфракрасном диапазоне проявился слабый розоватый контур, а в режиме тусклого освещения были видны только длинные стебли травы. Система маскировки еще функционировала.

— Вот дрянь! Кельвин, они видят костюмы-хамелеоны. Предупреди своих людей. Кельвин?

Приборы, висящие у Дарси на поясе, начали выходить из строя один за другим, сродственная связь оповестила об аварийных сигналах процессора и начала прерываться. Ответа от Кельвина Соланки он не дождался.

— Вы, наверное, та пара, к которой обращался Латон, — заговорил один из мужчин. Он перевел взгляд с Лори на Дарси. — Теперь можете подняться.

Источник питания маскировочного костюма Лори разрядился окончательно, и ткань вернула себе исходный тускло-серый цвет. Лори перекатилась по земле и одним плавным движением вскочила на ноги. Имплантированные железы выбросили в кровь мощный заряд гормонов, укрепляющих мышцы. Она бросила оба мазерных карабина и усилитель изображения, чтобы освободить руки. Пять человек не проблема.

— Откуда вы пришли? — спросила она. — Я обращаюсь к тебе, ты ведь здесь за старшего. У тебя в памяти еще сохранились сведения о происхождении?

— Ты атеистка, — вмешалась женщина. — Тебе лучше не знать ответ.

— Атакуем, — скомандовал Дарси.

Лори сделала шаг вперед и, поворачиваясь, стремительно заработала руками и ногами. Левая голень всем весом тела врезалась в колено мужчины — раздался утешительный треск сломанной кости, правая рука ударила по горлу женщины, вдавив адамово яблоко в позвоночник. Дарси не отставал от нее, разбираясь со своими противниками. Лори развернулась на одной ноге, слегка выгнув спину, и носок ее ботинка угодил в голову врага чуть ниже уха, расколов череп.

Кто-то схватил ее за руки сзади. Лори изумленно вскрикнула. Там никого не должно было быть. Но рефлексы не подвели, и мгновенный удар ногой назад по бедру позволил закончить разворот, а руки уже поднялись в защитное положение. В этот момент она увидела, что женщина поднимается. Лори на миг оцепенела. Изо рта женщины текла кровь, ее шея была жестоко изуродована предыдущим ударом. Но буквально на глазах кожа выровнялась, под ней проступило адамово яблоко. Кровотечение прекратилось.

— Господи, что же может их остановить?

Двое мужчин, сбитых ударами Дарси, тоже вставали на ноги. У одного была сломана голень, и обломки торчали наружу чуть ниже колена. Он наступил на эту ногу и шагнул вперед.

— Электроды, — скомандовал Дарси.

Первый мужчина уже приближался к нему. Ботинок Дарси смял ему лицо и раздавил глазное яблоко, истекающее густой желтоватой жидкостью, но тот все так же улыбался. Дарси намеренно вступил в зону захвата, подняв руки и растопырив пальцы, зажал голову противника ладонями. Длинные цепи электропроводящих клеток, подобных тем, что есть у угрей, расположенные внутри предплечий, активировались, образовав на кончиках пальцев небольшие наросты. Голову противника-мужчины окутала яркая фиолетово-белая вспышка, сопровождаемая громким треском разряда в две тысячи вольт, пробившего его мозг.

Часть тока просочилась сквозь подкожную защиту, вызвав сильное пощипывание в пальцах Дарси. Но такого эффекта воздействия электрического заряда на человека он еще никогда не видел. Мощный ток должен был мгновенно уничтожить жертву, столь сильного разряда не могло вынести ни одно живое существо. А мужчина, схватившись за голову, пронзительно взвыл и отпрянул. Кожа стала светиться, разгораясь все ярче и ярче. Одежда мгновенно вспыхнула и осыпалась черными хлопьями, обнажив засиявшее тело. Дарси прикрыл глаза рукой, но жара не почувствовал, хотя при таком ярком свечении даже в маскировочном комбинезоне он обязательно должен был ощутить обжигающую волну. А его противник, объятый потоком фотонов колоссальной мощности, стал прозрачным, так что кости, вены и внутренние органы проступили пурпурными тенями. И они постепенно утрачивали очертания, словно сгустки газа, подхваченные ураганом. Потом его тело содрогнулось в последнем конвульсивном спазме, раздался еще один вопль.

Наконец свечение погасло, и человек упал лицом вниз.

Остальные четверо нападавших завыли. Однажды Лори слышала, как выла собака, оплакивающая погибшего хозяина, в их голосах звучала та же неудержимая скорбь. А вот некоторые из ее приборов начали восстанавливаться, воздействие поля помех, по всей вероятности, ослабло. По ткани костюма-хамелеона в безумном танце пронеслись зеленые и красные искры.

— Кельвин! — в отчаянии закричала она.

Кельвин, сидя в одиночестве своего полутемного кабинета за тысячу километров от нее, резко выпрямился от вопля, искаженного хрипом помех.

— Кельвин, он был прав, Латон был прав, здесь действует неизвестное энергетическое поле. Оно каким-то образом взаимодействует с материей, контролирует ее. Поле можно обезвредить электричеством. Иногда. Проклятье, она снова встает.

В канал связи прорвался голос Дарси:

— Бежим! Скорее!

— Кельвин, не давай им объединяться. В группе они намного сильнее. Это наверняка ксеносы.

— Проклятье, за нами бросилась вся деревня, — крикнул Дарси.

Статистические помехи взревели в канале связи спутника двоичным ураганом, так что Кельвин невольно вздрогнул.

— Кельвин, ты должен изолировать…

Лори не успела договорить, ее сигнал утонул в вихре свиста и треска. А потом все стихло.

«Сигнал передатчика утерян», — аккуратно отпечатал компьютер на настольном экране перед Кельвином.

— Говорила я тебе не ходить сюда, ведь говорила? — ворчала Гейл Бачаннан. — Ясно как день, я же говорила не надо, нельзя верить эденистам. А ты не слушал. Нет! Стоило им помахать перед твоим носом кредитным диском, ты и лапки вверх, как провинившийся щенок. Стало еще хуже, чем было при ней.

Лен, сидя у противоположного края стола, прикрыл глаза руками. Обвинительные тирады его почти не задевали, он научился пропускать их мимо ушей уже много лет назад. Возможно, именно по этой причине они так долго оставались вместе: не потому что тянулись друг к другу, а потому что большую часть времени игнорировали слова спутника. Он лишь недавно стал задумываться об этих вещах, после того как ушла Мэри.

— Кофе еще есть? — спросил он.

Гейл даже не подняла взгляда от спиц.

— В кофейнике. Ты такой же лентяй, как она.

— Мэри не была лентяйкой.

Он поднялся и прошел к электрической плитке, на которой стоял кофейник.

— Ах, вот как, значит, Мэри? Держу пари, ты не сможешь вспомнить ни одной из десятка других девиц, которых мы перевозили вниз по реке.

Он налил себе полчашки кофе и вернулся на место.

— И ты тоже.

Она даже перестала вязать.

— Ленни, побойся Бога, ни одна из них тебя не зацепила так, как она. Посмотри, что стало с нами, с нашей лодкой. Что в ней такого особенного? Ведь за последние годы в твоей койке побывало не меньше сотни таких «невест».

Лен удивленно поднял голову. Лицо Гейл так раздулось, что почти никогда не меняло своего выражения, но он чувствовал, как сильно она разволновалась. Лен опустил взгляд на дымящийся кофе и рассеянно подул в кружку.

— Я не знаю.

Гейл закряхтела и возобновила свое занятие.

— Почему ты не идешь спать? — спросил Лен. — Уже поздно, а нам надо дежурить по очереди.

— Если бы ты так не стремился сюда вернуться, мы бы сейчас не имели никаких хлопот.

Спорить с ней было совершенно бесполезно.

— Но мы уже здесь. Я подежурю до утра.

— Проклятые привы. Надеюсь, Рексрью перестреляет их всех до одного.

Осветительная панель на потолке камбуза вдруг потускнела. Лен озадаченно посмотрел наверх, все электрические приборы на лодке работали от большой кристаллической матрицы, установленной в машинном отделении, и она всегда была полностью заряжена. Что-что, а приборы он содержал в полном порядке. Считал это делом чести.

Кто-то взошел на палубу «Куугана» между рулевой рубкой и каютой. Звук был едва слышным, но Лен и Гейл одновременно встрепенулись и обменялись взглядами.

В камбуз вошел совсем молодой на вид парень. Лен отметил, что на нем светло-коричневая форменная куртка шерифа, а на груди слева отпечатано имя: Юрий Уилкен. Дарси рассказывал о захватчиках, использующих технику зомбирования. Тогда Лен отнесся к словам эдениста скептически, а вот сейчас готов был поверить безоговорочно. На шее парня виднелись ужасные раны, длинные шрамы, едва затянувшиеся нежной красноватой кожей. На его футболке засохла широкая полоса крови. А лицо неподвижно застыло, как у мертвецки пьяного человека.

— Убирайся с моей лодки, — рявкнул Лен.

Юрий Уилкен растянул губы в подобии улыбки. Он попытался что-то сказать, но из горла донеслось только хриплое бульканье. Осветительная панель неистово моргала.

Лен встал и спокойно прошел к длинному кухонному столу, тянувшемуся вдоль правой стены.

— Сядь, — проскрежетал Юрий.

Его рука коснулась плеча Гейл. Раздалось шипение, по ткани ее платья побежали желтые язычки пламени, а кожа на пальцах парня осталась неповрежденной.

Гейл, широко распахнув рот, от боли испустила мучительный стон. Из-под пальцев Юрия с ее обугливающейся кожи поднялась струйка сизого дыма.

— Сядь, или она умрет.

Лен выдвинул верхний ящик рядом с холодильником и достал девятимиллиметровый полуавтоматический пистолет, лежащий там на всякий случай. В условиях всепроникающей влажности на Джулиффе он не доверял ни лазерному оружию, ни мазерам. Если кто-то, недовольный сделкой, придет на лодку искать неприятностей или поселенцы взбунтуются против его цен, он предпочитал что-то надежное.

Лен снял пистолет с предохранителя и направил тяжелое иссиня-черное оружие в лицо Юрия.

— Нет, — проскрипел парень.

Он поднял руки к лицу и съежился.

Лен выстрелил. Первая пуля попала Юрию в плечо, развернула его и отбросила в стену. Юрий зарычал, его глаза полыхнули яростью. Второй раз Лен целился в сердце. Пуля пробила грудь, раздробила пару ребер, а доски за спиной окрасились кровью. Парень начал сползать по стене, сквозь сжатые зубы со свистом прорывался воздух. Осветительная панель загорелась в полную силу.

Рана в плече стала затягиваться прямо на глазах у ошеломленного Лена. Юрий с медлительным упорством пытался подняться. На лице блуждала злобная усмешка. Рукоять пистолета в ладони Лена обжигала ему кожу.

— Убей его, Ленни! — закричала Гейл. — Убей, убей!

Лен, ощущая странное спокойствие, прицелился в голову парня и нажал на курок. Один раз. Второй. Первая пуля вбила нос Юрия в череп, разрушив мозг. Парень со свистом втянул воздух и отчаянно вскрикнул. Второй выстрел угодил в правый висок, осколки костей разлетелись в стороны и вонзились в дерево, словно дротики воинов из каменного века. Ноги выбили дробь по палубе.

Лен видел все это словно сквозь холодный туман. Исковерканное, покалеченное тело просто отказывалось сдаваться. Он молча выругался и продолжал нажимать на курок снова и снова.

Магазин опустел, и пистолет защелкал вхолостую. Лен заморгал, пытаясь сфокусировать взгляд. Юрий наконец-то упал и затих, от его головы почти ничего не осталось. Лен отвернулся и ухватился рукой за край раковины, подавляя приступ тошноты. Гейл тихонько подвывала, ощупывая пальцами страшные волдыри и ожоги на плече.

Он подошел и обнял ее голову с давно забытой нежностью.

— Увези нас отсюда, — взмолилась она. — Пожалуйста, Ленни.

— Дарси и Лори…

— Нас, Ленни. Увези нас. Ты же не думаешь, что они переживут эту ночь, правда?

Он задумчиво облизнул губы.

— Не думаю.

Он достал аптечку и заклеил ей плечо обезболивающим пластырем. Она благодарно вздохнула, ощущая мгновенное облегчение.

— Ты разогревай двигатели, — сказала она, — а я позабочусь обо всем остальном. Я еще никогда тебя не подводила.

Она стала рыться в аптечке, стараясь отыскать медицинский нанопакет.

Лен вышел на палубу, отвязал концы канатов из силиконового волокна, удерживающих «Кууган», и бросил их за борт. Канаты стоили немало, и найти их довольно трудно, но если выходить на берег и аккуратно сматывать, уйдет еще четверть часа.

Топка давно остыла, но заряда кристаллических матриц должно хватить километров на семьдесят вниз по течению. Он завел моторы и вывел лодку из-под кружевного полога срубленных веток, укрывающего ее от любопытных глаз. Если только такие еще остались на реке.

Путь вниз по течению значительно улучшил его настроение. «Кууган» в одиночестве скользил по бурному Замджану в первых сероватых проблесках рассвета, и нетрудно было представить, что судно просто снова идет по торговому маршруту. Совсем как в старые добрые времена, когда он просто следил за работой основных систем, стоя в рулевой рубке, и предвкушал выгодные сделки с глупыми мечтателями из ближайшей деревни. Лен даже сумел отвлечься от тягостных воспоминаний о жутком окровавленном трупе, лежавшем в камбузе.

Благодаря стремительному течению «Кууган» быстро прошел шесть километров, как вдруг Лен увидел впереди два темных силуэта. Навстречу ему на всех парах шли «Свитленд» и «Хайсел». На носу «Свитленда» зияла огромная пробоина, рубка угрожающе накренилась, но, казалось, это никак не сказывалось на ходовых качествах судна.

Коротковолновый приемник, закрепленный рядом с детектором массы, издал короткий писк и переключился в основной диапазон.

— Привет, капитан Бачаннан, говорит «Хайсел». Сбавьте ход и приготовьтесь подойти к борту.

Лен проигнорировал приказ. Он только повернул штурвал на пару градусов, уходя вправо. Оба колесных судна повторили его маневр, блокируя путь.

— Эй, Бачаннан, на что ты надеешься? Твоей жалкой лодчонке нас не обойти. Так или иначе, ты все равно попадешь к нам на борт. Ложись в дрейф.

Лен вспомнил об ожогах, нанесенных парнем одним прикосновением руки, и о мигающей осветительной панели. Все это было выше его понимания, и надеяться противостоять этой силе бесполезно. Возврата к прежней жизни не будет, по крайней мере сейчас. А ведь жизнь была не такой уж и плохой.

Он увеличил подачу мощности в двигатели и направил лодку прямо на растущий впереди нос «Хайсела». Если повезет, Гейл даже не успеет ничего понять.

В момент столкновения он все так же твердо стоял за штурвалом «Куугана». Более крепкий и массивный «Хайсел» легко перенес удар, играючи разбив в щепки ветхую лодку. Бурлящий поток быстро загнал жалкие останки под корпус корабля.

За кормой «Хайсела» растянулся шлейф деревянных и пластиковых обломков, окруженных масляными пятнами. Течение медленно понесло этот мусор, растягивая пятно на всю ширину реки. Через четверть часа от крушения торговой лодки не осталось никаких следов.

«Свитленд» и «Хайсел», не сбавляя скорости, продолжили путь вверх по реке.

Глава 18

К своему удивлению, Джошуа Кальверт обнаружил, что ему нравится путешествовать поездом. Он почти ожидал увидеть паровоз из девятнадцатого столетия, выпускающий клубы белого дыма, с лязгающими поршнями, толкающими железные колеса. А в действительности шесть вагонов тянул обтекаемой формы локомотив на восьми колесах, с двигателями на магнитной осевой подвеске и питанием от электронных матриц.

Кавана снабдил его билетами первого класса, так что он устроился в отдельном купе, положил ноги на противоположное сиденье и любовался пробегающими за окном обширными лесами и живописными селениями. Рядом с ним сидел Дахиби Ядев, его опущенные веки часто вздрагивали, свидетельствуя о легкой стимулирующей программе, поступающей через нейронаноники. Накануне поездки было решено, что Эшли Хансон останется командовать катером «Леди Мак» на разгрузке мейоповой древесины, а Дахиби Ядев сразу вызвался его заменить. Поскольку прыжковые модули во время перелета на Норфолк не капризничали, Джошуа согласился на замену. Остальному экипажу было предписано заняться техническим обслуживанием корабля. Сарха осталась недовольна таким поворотом, она рассчитывала на продолжительный отпуск и детальное исследование гостеприимной планеты.

В купе включилась радиосеть, и им объявили, что поезд прибывает на станцию Колстерворт. Джошуа потянулся и загрузил в нейронаноники программу этикета, обнаруженную в хранилище памяти «Леди Мак»; отец, вероятно, когда-то посещал эту планету, хотя никогда и не упоминал о ней. Но программа наверняка пригодится, поскольку сельские жители Норфолка ведут себя еще более чопорно, чем привыкший к инопланетным гостям Бостон. Джошуа в соответствии с рекомендациями поджал губы и тряхнул Дахиби Ядева за плечо.

— Хватит, отключай программу. Мы приехали.

Мечтательно-сонное выражение лица Дахиби рассеялось, и он с прищуром взглянул в окно.

— Вот это и все?

— Да, все.

— Да это же просто пара каких-то домиков в чистом поле.

— Ради бога, воздержись от подобных комментариев, по крайней мере вслух. Вот, посмотри. — Он датавизировал программу этикета. — Держи постоянно активированной. Не стоит раздражать наших благодетелей.

Дахиби просмотрел несколько разделов общественных законов.

— Черт побери, по пути сюда «Леди Мак», верно, провалилась в какую-то временную дыру.

Джошуа позвонил проводнику, чтобы тот вынес их багаж. Программа этикета предписывала чаевые в размере пяти процентов от стоимости билета, но не больше шиллинга.

Станция Колстерворт состояла из двух каменных платформ, накрытых широкими деревянными навесами, опирающимися на украшенные орнаментом кованые столбы. Зал ожидания и билетная касса были построены из красного кирпича, а на металлических кронштейнах вдоль передней стенки висели корзины с яркими живыми цветами. Начальник станции много внимания уделял внешнему виду, покрашенные алой и кремовой краской стены блестели круглый год, все латунные детали были тщательно отполированы, а служащие имели щеголеватый вид.

Сегодня его старания окупились с лихвой. Он стоял рядом с самой наследницей Криклейда, Луизой Кавана, уже похвалившей аккуратность и порядок в его хозяйстве.

Утренний поезд из Бостона медленно подтягивался к платформе. Начальник станции взглянул на свои часы.

— Опаздывает на тридцать секунд.

Луиза Кавана изящно кивнула невысокому коренастому спутнику. По другую сторону от нее нетерпеливо переминался с ноги на ногу Уильям Элфинстоун. В душе она молилась, чтобы он не выкинул какого-нибудь фокуса. Порой он бывал совершенно невыносимым и в своем сером костюме выглядел поистине нелепо, ему больше к лицу обычная рабочая одежда.

Сама она после тщательного выбора остановилась на платье бледно-лавандового цвета с рукавами-фонариками. А нянюшка помогла уложить волосы изящным узлом на затылке, из которого спускались длинные локоны. Такое сочетание, надеялась она, придаст ей подходящий для подобного случая вид.

Поезд остановился, три первых вагона заняли всю платформу. Двери с шумом открылись, и люди начали выходить. Луиза, стараясь в присутствии пассажиров первого класса выглядеть как можно лучше, выпрямила спину.

— А вот и они, — объявил Уильям Элфинстоун.

Луиза и сама не знала, чего ожидать, но была уверена в том, что капитан должен выглядеть серьезным и мудрым, зрелым мужчиной, чем-то похожим на ее отца (только не характером). Кто еще мог бы взять на себя такую ответственность? Но даже в самых фантастических мечтах она не могла представить, что капитаном окажется молодой человек с правильными чертами волевого лица, ростом около шести футов, в щегольской форме, подчеркивающей мускулистую фигуру. Но на его плече сияла серебряная звезда, отлично известная во всех мирах.

Луиза сглотнула, пытаясь вспомнить подготовленную речь, и с вежливой улыбкой шагнула вперед.

— Капитан Кальверт, я Луиза Кавана. Мой отец приносит извинения, что не смог встретить вас лично. В поместье сейчас очень много дел, требующих его неустанного внимания. Поэтому я приветствую вас в Криклейде и надеюсь, что пребывание здесь доставит вам удовольствие.

Кажется, она ничего не перепутала, хотя собиралась сказать что-то еще насчет приятного путешествия на поезде. Ну, ладно…

Джошуа крепко сжал ее руку.

— Это очень любезно с вашей стороны, Луиза. И я должен признаться, мне повезло, что ваш отец так занят, поскольку не могу себе представить лучшей спутницы для поездки в Криклейд, чем такая молодая и обворожительная леди, как вы.

У Луизы вспыхнули щеки, ей захотелось убежать и где-нибудь спрятаться. Ну что за ребячество. Он всего лишь проявил вежливость. Но как очаровательно это сделал. И его слова кажутся искренними. Неужели он и вправду так о ней думает? Вся ее выдержка куда-то испарилась.

— Здравствуйте, — обратилась она к Дахиби Ядеву.

Довольно неуклюжее приветствие заставило Луизу покраснеть еще больше. Она вдруг осознала, что Джошуа до сих пор держит ее за руку.

— Это мой помощник по инженерным системам, — представил его Джошуа.

Луиза немного оправилась от смущения и познакомила приезжих с Уильямом Элфинстоуном, назвав его управляющим поместьем, хотя он был всего лишь учеником. Он должен быть ей благодарен за это, но у Луизы возникло смутное ощущение, что на Уильяма капитан космического корабля не произвел особого впечатления.

— Нас ждет экипаж, чтобы отвезти в поместье, — сказал Уильям, подав знак кучеру взять багаж у носильщика.

— Вы очень заботливы, — поблагодарил Джошуа Луизу.

У нее на щеках проявились ямочки.

— Сюда, пожалуйста.

Луиза повела их к выходу с платформы.

Экипаж показался Джошуа увеличенной детской коляской, поставленной на современные легкие колеса. Но благодаря отличным рессорам две вороные лошади везли его довольно ровно, и поездка по изрытой колеями дороге оказалась вполне комфортной. Сам Колстерворт не представлял собой ничего особенного, это был аграрный торговый городок, почти без промышленных предприятий, поскольку экономика края базировалась на деятельности окрестных ферм. Дома здесь строили в основном из местного камня с голубоватым оттенком, а почти все двери и окна имели форму арки.

На многолюдной главной Хай-стрит пешеходы частенько подталкивали друг друга локтями и провожали проезжающую коляску долгими взглядами. Джошуа сначала решил, что они смотрят на него и Дахиби, но скоро понял, что внимание привлекает Луиза.

За пределами Колстерворта холмистая равнина была разрезана на небольшие поля, отделенные друг от друга аккуратно подстриженными живыми изгородями. В неглубоких лощинах струились ручьи, а более возвышенные участки занимали небольшие рощицы. Он заметил, что урожай пшеницы и ячменя уже убран. Повсюду виднелись тщательно сметанные стога, готовые выдержать натиск зимних ветров. Перед посевом второго урожая тракторы запахивали остатки соломы в плодородную красную почву. До начала долгой осени оставалось еще достаточно времени, чтобы созрели новые колосья.

— Значит, тракторы у вас используются без ограничений? — спросил Джошуа.

— Конечно, — ответил Уильям Элфинстоун. — У нас стабильное общество, капитан, а не отсталое. Мы пользуемся любыми приспособлениями, чтобы поддерживать статус-кво и в то же время обеспечивать людям достойную жизнь. Вспашка полей лошадьми была бы сущей каторгой. Норфолк к этому не стремится. Наши основатели хотели, чтобы жители наслаждались пасторальной жизнью.

Джошуа показалось, что Уильям будто защищается, но парень с первого момента знакомства уже был несколько на взводе.

— А откуда берется энергия? — продолжил Джошуа расспросы.

— Для домашнего употребления достаточно солнечных батарей, но девяносто процентов электроэнергии для промышленности и сельского хозяйства поступает с геотермальных установок. Мы покупаем в Конфедерации термоволокно и заглубляем его в мантию на три-четыре километра. Большинство городов имеют по пять или шесть тепловых скважин; они почти не требуют технического обслуживания, а термоволокно работает пару сотен лет. Это намного выгоднее, чем строить дамбы и затапливать долины.

Слово «Конфедерация», отметил Джошуа, прозвучало у него так, как будто Норфолк не был ее частью.

— Мне кажется, для вас это все ужасно скучно, — сказала Луиза.

— Вовсе нет, — ответил Джошуа. — То, что я до сих пор видел, достойно восхищения. Вам не помешало бы посетить один из так называемых развитых миров, где я частенько бываю. Технический прогресс дается нелегкой ценой, ему сопутствует высокий уровень преступности и порока. Некоторые городские районы превратились в настоящие запретные зоны.

— На Кестевене в прошлом году были убиты три человека, — сказала Луиза.

Уильям Элфинстоун нахмурился, но не стал возражать.

— Я думаю, ваши предки правильно составили конституцию этого мира, — заметил Джошуа.

— Но не совсем справедливо для тех, кто потерял здоровье, — добавил Дахиби.

— У нас не так уж много болезней, — возразил Уильям. — Мы ведем здоровый образ жизни. А наши клиники вполне могут справиться с любыми заболеваниями.

— Только не с увечьем кузена Гидеона, — саркастически бросила Луиза.

Джошуа спрятал улыбку, вызванную строгим взглядом Уильяма в ее сторону. Девушка оказалась не такой кроткой, как ему подумалось сначала. В экипаже они сидели друг напротив друга, и ему представилась прекрасная возможность за ней наблюдать. Он-то считал, что Луиза встречается с этим занудой Элфинстоуном, но, судя по тому, что она игнорировала его, это маловероятно. Хотя Уильяма Элфинстоуна, похоже, задела ее холодность.

— Должна заметить, Уильям не до конца откровенен, — продолжала Луиза. — Мы мало болеем еще и по той причине, что большинство первых переселенцев до начала освоения планеты усовершенствовали свои гены. И это было вполне оправданно: на планете, где ограничено применение современных методов лечения, надо заранее думать о защите. Так что в этом отношении мы не совсем соответствуем понятию простого пасторального идеала. Без модификации генетических систем вряд ли удалось бы построить на Норфолке столь благополучное общество, ради сохранения здоровья люди продолжили бы добиваться развития техники и медицины.

Уильям Элфинстоун демонстративно отвернулся и стал смотреть на поля.

— Прекрасная идея, — сказал Джошуа. — Стабильность возможна только на определенном уровне технологии, а до тех пор развитие идет естественным путем. Вы не собираетесь заняться политикой в университете?

У нее слегка приоткрылся рот.

— Не думаю. Редкие женщины выбирают это занятие. Да и университетов у нас не так уж много, научно-исследовательская работа почти не ведется. Большинство моих родственников заканчивают агрономические колледжи.

— И вы намерены последовать их примеру?

— Возможно. Отец еще не принял решения, но я была бы рада. Видите ли, однажды я стану хозяйкой Криклейда. Мне не хотелось бы оказаться просто номинальным руководителем.

— Я уверен, вы многого добьетесь, Луиза. А номинальной фигурой я просто не могу вас представить.

Он сам удивился искренности, прозвучавшей в его голосе.

Луиза опустила взгляд и заметила, что вцепилась пальцами в коленки, а это совсем не подобает леди. И почему она позволила себе так разболтаться?

— Уже Криклейд? — спросил Джошуа.

Поля сменились обширными лугами и небольшими рощами. Повсюду виднелись вольно пасущиеся стада овец и крупного скота, в том числе местных «быков», похожих на мохнатых оленей с толстыми ногами и полукруглыми копытами.

— На самом деле мы едем по поместью Криклейд с тех пор, как покинули пределы города, — язвительно заметил Уильям Элфинстоун.

Джошуа ободряюще улыбнулся Луизе.

— Насколько видит глаз, да?

— Да.

— Тогда мне понятно, почему вы его так любите. Если бы я хотел где-то осесть, я бы выбрал нечто похожее.

— А мы увидим розы? — громко спросил Дахиби Ядев.

— Да, конечно, — с неожиданной живостью ответила Луиза. — Как я могла забыть! Ведь кузен Кеннет сказал, что вы впервые на нашей планете. — Она повернулась к вознице, похлопала его по плечу, и они обменялись несколькими словами. — Впереди, за тем лесочком есть плантация роз. Мы там остановимся.

Плантация занимала около десяти акров северного склона холма. Как объяснила Луиза, этим обеспечивалась наилучшая освещенность. Участок обрамляли каменные стены, почти утонувшие в зарослях растения, похожего на мох, выпускавшего крохотные розовые цветочки. Плоские камни ограды под воздействием зимних морозов уже начали крошиться, но признаки ремонта были заметны лишь на самых пострадавших участках. В углу стоял длинный сарай под соломенной крышей; мох пробрался и туда, заполнив прорехи между потемневшими от времени пучками. Через открытую дверь были видны новые деревянные поддоны с тысячами сосудов, похожих на белые конические цветочные горшочки.

Сухой неподвижный воздух усиливал безмятежное спокойствие плантации и создавал впечатление изысканного увядания. Если бы не аккуратные ряды роз, Джошуа мог бы подумать, что плантация заброшена и ее рассматривают скорее как хобби нетребовательного землевладельца, а не как то, что относится к ведущей отрасли экономики.

Плачущие розы Норфолка давно стали самым известным растением во всей Конфедерации. В естественном виде это был бесшипный хаотично растущий куст, предпочитающий сухие торфяные почвы. Окультуренные растения на плантациях выращивались на проволочных шпалерах до трех метров высотой. Желтовато-зеленые листья величиной с ладонь глубокими разрезами и красноватыми кончиками напоминали листву земных кленов.

Но внимание Джошуа было сосредоточено на самих цветках. Золотисто-желтые бутоны достигали в диаметре двадцати пяти сантиметров, их плотные кольца гофрированных лепестков скрывали коробочку плода. На каждом кусте росло по тридцать-сорок цветков, гордо покачивающихся на мясистых зеленых стеблях толщиной с большой палец человека. Под неослабным светом Герцога розы приобретали лимонно-желтый ореол. Все четверо немного прошли по скошенной траве между рядами. Благодаря грамотной обрезке каждый цветок был полностью открыт для солнечного света и ни один не заслонял другой.

Джошуа нажал носком ботинка на слой травы и ощутил под ней твердую почву.

— Здесь очень сухо, — заметил он. — Хватит ли влаги, чтобы все цветы наполнились соком?

— В середине лета никогда не бывает дождей, — сказала Луиза. — Во всяком случае, на заселенных островах. Потоки воздуха уносят все тучи к полюсам, снежные шапки подтаивают из-за дождей, но температура не поднимается больше одного-двух градусов выше точки замерзания. И даже самый слабый дождь за неделю до дня летнего солнцестояния считается страшным невезением. Всю влагу, необходимую для созревания, розы накапливают в корнях еще весной.

Джошуа дотронулся до крупного цветка и был удивлен жесткостью его стебля.

— Я и не подозревал, что они так впечатляюще выглядят.

— Это старая плантация, — пояснила Луиза. — Розам здесь уже пятьдесят лет, и еще двадцать они будут давать урожай. Мы каждый год заменяем несколько плантаций, высаживая растения из своего питомника.

— Похоже, это непростая операция. Хотелось бы посмотреть, как она проводится. Вы не могли бы показать мне? Кажется, вы отлично разбираетесь в выращивании роз.

Она снова вспыхнула.

— Да, конечно. Я хотела сказать, что обязательно покажу, — запнувшись, ответила она.

Джошуа улыбнулся.

— Если только не очень заняты. Я бы не хотел вас отвлекать.

— Вы и не отвлекаете, — быстро заверила его Луиза.

— Вот и хорошо.

Она поняла, что улыбается ему безо всяких на то причин.

Знакомство Джошуа и Дахиби с Грантом Каваной и его женой Марджори состоялось уже перед самым вечером. Джошуа воспользовался шансом осмотреть окрестности большого дома и прилегающих участков с помощью Луизы, взявшей на себя обязанности гостеприимной хозяйки. Сам дом производил глубокое впечатление; невидимая армия слуг поддерживала порядок и чистоту, а внутреннее убранство говорило о том, что на обстановку потрачено немало денег. Вполне понятно, что общий стиль основывался на дизайнах восемнадцатого столетия и интерьер представлял собой миниатюрный островок далекой истории.

К счастью, Уильям Элфинстоун, сославшись на неотложные дела на плантациях, быстро их покинул. Но как только экипаж миновал ворота поместья, к ним выбежала Женевьева, младшая сестра Луизы, оставшаяся с ними на весь остаток дня и к тому же беспрестанно хихикавшая. Джошуа, не привыкший к обществу детей, счел ее избалованным ребенком, которому необходима хорошая встряска. Если бы не Луиза, он с радостью бы ее выпорол. Но вместо этого молча страдал, лишь изредка наблюдая, как во время движения приподнимается подол платья Луизы. Кроме этого, его внимание почти ничто не привлекало. Для неискушенного взгляда Джошуа поместье за пределами дома было абсолютно пустынным.

В середине лета почти все жители Норфолка так или иначе помогали в сборе урожая плачущих роз. Владельцы поместий и отдельных плантаций приглашали даже цыган из странствующих таборов. Школьный процесс (на Норфолке не было лазерного внедрения информации в мозг) строился таким образом, чтобы дети могли помогать родителям, а основная учеба велась зимой. Весь урожай «Слез» надо было убрать за два дня, что требовало тщательной и сложной подготовки.

При наличии двухсот плантаций (не считая фермерских полей) накануне середины лета Грант Кавана становился самым усердным работником округа Стоук. Ему уже исполнилось пятьдесят шесть, умеренное генное усовершенствование подарило плантатору бочкообразную грудную клетку, рост в пять футов и десять дюймов и каштановые волосы, начавшие седеть вокруг кудрявых бакенбард. Но физическая активность на протяжении всей жизни и строгая разборчивость в еде помогли ему сохранить силу и ловкость двадцатилетнего парня. Он с непоколебимым упорством гонял всех своих более молодых помощников. Только так, по своему горькому опыту понял он, можно было чего-то добиться в округе Стоук. А ему приходилось следить не только за теми, кто работал на плантациях, устанавливая чашки для сбора, но и за работой цеха, где происходил разлив по бутылкам урожая всего округа. Грант не терпел глупцов, лентяев и тех, кто ради своей выгоды пользовался родственными связями, а это, по его мнению, относилось к девяноста пяти процентам всего населения Норфолка. Поместье Криклейд благополучно и с прибылью работало на протяжении двухсот семидесяти лет из трехсотлетнего срока своего существования, и он с божьей помощью собирался продлить этот период на весь отведенный ему век.

Весь день он провел в седле, объезжая прилегающие к поместью посадки в сопровождении своего верного управляющего мистера Баттерворта, и даже не собирался тратить время на обмен любезностями с щеголями вроде капитанов звездолетов. Он ворвался в дом, стряхивая пыль с бриджей, и крикнул, чтобы ему приготовили выпивку, ванну и приличную еду.

А Джошуа этот краснолицый солдафон, марширующий через просторный светлый вестибюль, напомнил сержантов Транквиллити — только без их обаяния и доброжелательных взглядов.

— Не слишком ли вы молоды, чтобы управлять космолетом, а? — спросил Грант Кавана, как только Луиза их познакомила. — Удивительно, что банки дали вам кредит на корабль.

— Я получил «Леди Мак» в наследство и вместе со своим экипажем за один год коммерческих перевозок заработал достаточно денег, чтобы сделать рейс на эту планету. Это наш первый визит, и ваши родственники подсуетились, чтобы найти мне три тысячи контейнеров лучших «Слез» на этом острове. Чем еще я могу подтвердить свою компетентность?

Луиза зажмурилась, ей вдруг захотелось стать очень и очень маленькой.

Грант Кавана оценил непреклонное выражение лица молодого человека, посмевшего ответить ему в таком тоне, да еще в его собственном доме. А потом расхохотался.

— Клянусь богом, вот это отпор. Отлично, Джошуа, одобряю. Не уступайте и всегда наносите ответный удар. — Он покровительственно обнял за плечи обеих дочерей. — Видите, озорницы? Вот как надо вести торговые дела, а на космолетах или в поместьях — это не имеет значения. Надо всегда быть главным, как только откроешь рот. — Он поцеловал в лоб Луизу и пощекотал хихикающую Женевьеву. — Рад познакомиться, Джошуа. И приятно знать, что молодой Кеннет имеет нюх на людей.

— Он изрядно вымотал меня, прежде чем заключить сделку, — с несчастным видом пожаловался Джошуа.

— Да, я слышал. Так что, эта древесина мейопа и вправду так хороша, как он говорит? В телефонном разговоре он никак не мог остановиться, расхваливая ее качества.

— Да, она производит колоссальное впечатление. Как будто дерево из стали. Я привез с собой несколько образцов, чтобы вы могли убедиться.

— Этим я займусь позже. — Дворецкий вошел в холл, держа в руках серебряный поднос с джином и тоником для Гранта. Он взял бокал и сделал глоток. — Я полагаю, на этом Лалонде, как только узнают, насколько их древесина ценна для нас, станут добиваться особых условий, — раздраженно добавил он.

— Это не обязательно, сэр.

— Вот как? — Он поднял голову, заинтересованный преувеличенно таинственным тоном Джошуа. — Беги, малышка, — сказал он дочери, похлопав ее по спине. — Похоже, нам с капитаном Кальвертом надо кое-что обсудить.

— Хорошо, папа.

Женевьева бегом помчалась к двери, но успела искоса взглянуть на Джошуа и снова захихикала.

Луиза, направляясь за ней следом, исподтишка улыбнулась ему. Она видела, что девчонки в школе именно так кокетничают с мальчиками.

— Вы присоединитесь к нам за ужином, капитан Кальверт? — спросила девушка напоследок.

— Надеюсь на это.

— Я прикажу приготовить чиплемон в глазури. Вам понравится, это мое любимое блюдо.

— В таком случае мне тоже обязательно понравится.

— Папочка, а ты не опаздывай.

— Разве я когда-нибудь опаздывал? — шутливо возмутился Грант Кавана, как всегда очарованный своей шаловливой дочкой.

Она одарила обоих сияющей улыбкой и вслед за сестрой выскользнула из холла.

Часом позже Джошуа лежал на кровати и пытался разгадать тайны коммуникационной системы Норфолка. Ему отвели спальню в западном крыле дома, стены комнаты были оклеены темно-бордовыми обоями с золотым орнаментом, а маленькая дверь вела в прилегающую ванную комнату. Двуспальную кровать украшало резное дубовое изголовье, но матрац оказался ужасно жестким. Джошуа не потребовалось ни малейших усилий, чтобы представить лежащую рядом с ним Луизу Кавана.

На столике у изголовья имелся телефонный аппарат, но в этом чудовищно старом приборе отсутствовал стандартный процессор, и при помощи нейронаноников было невозможно датавизировать команду в контролирующий сеть компьютер. Здесь не имелось даже аудиовидеостойки, только клавиатура, голографический экран и трубка. Джошуа уже решил, что на Норфолке сумели записать удивительно реалистичную программу для коммутатора, как вдруг понял, что разговаривает с живым оператором. Эта женщина подключила его к релейной линии геостационарного спутника и открыла канал связи с «Леди Макбет». Во что обойдется его разговор Гранту Каване, он старался не думать. Надо же, люди выполняют рутинную работу компьютера.

— Мы разгрузили уже треть запаса мейопа, — доложила ему Сарха. Связь осуществлялась только по аудиоканалу, изображения не было. — Для перевозки на поверхность твой новый дружок Кеннет Кавана нанял на соседних кораблях полдюжины космопланов. С такими темпами к завтрашнему дню разгрузка будет закончена.

— Отличные новости. Не хочу торопить события, но после завершения этого рейса мы вернемся сюда, чтобы довести до конца сделку, которую обсуждали раньше.

— Значит, ты надеешься на успех?

— Абсолютно.

— А как тебе понравился Криклейд?

— Изумительно, ему позавидовал бы любой плутократ с Транквиллити. Тебе бы здесь тоже понравилось.

— Спасибо, Джошуа. Ты умеешь порадовать.

Он усмехнулся и сделал еще глоток «Слез Норфолка», предоставленных предусмотрительным хозяином.

— Как дела у вас с Варлоу? Как идет техосмотр?

— Мы закончили.

— Что?

Он резко сел, едва не расплескав драгоценный напиток.

— Мы закончили. На корабле не осталось ни одной системы, которая не работала бы как часы.

— Господи, да вы, верно, вкалывали как лошади.

— На все ушло пять часов. И большую часть времени мы ждали, пока отработает программа диагностики. Джошуа, «Леди Мак» в полном порядке. Ее эксплуатационные характеристики ничуть не хуже, чем в тот день, когда мы получили сертификат на межзвездные перелеты.

— Но этого не может быть. После Лалонда было столько сбоев, что мы могли вообще сюда не долететь.

— Ты хочешь сказать, я не способна загрузить программу диагностики? — не скрывая раздражения, воскликнула Сарха.

— Нет, ты прекрасно знаешь свою работу, — примирительно ответил он. — Просто все это как-то странно.

— Хочешь, я датавизирую тебе результаты проверки?

— Нет. Да это и невозможно. Сеть этой планеты ничего подобного не умеет. А что говорит Варлоу? «Леди Мак» готова к проверке департамента астронавтики?

— Мы запросто ее пройдем.

— Ладно, полностью полагаюсь на вас обоих.

— Инспекторов департамента мы ожидаем завтра утром. К тому же норфолкское отделение проводит только проверку уровня D. Наша собственная диагностика намного жестче.

— Отлично. Я свяжусь с вами завтра, чтобы узнать результат.

— Конечно. Пока, Джошуа.

Астероид Техейма был одним из самых успешных независимых поселений Новой Калифорнии в отношении финансов и промышленности. Он представлял собой каменисто-железный обломок длиной двадцать восемь километров и восемнадцать в поперечнике, который с пятидесятидневным циклом вращался по нестандартной эллиптической орбите в пределах троянского пояса Йосемита, самого крупного газового гиганта системы. В нем имелись все элементы и минералы для поддержания жизни, за исключением водорода и азота. Но эту недостачу восполнял круглый углеродсодержащий хондритовый астероид диаметром в километр, переведенный на орбиту вокруг Техеймы в 2283 году. Как раз тогда началось интенсивное бурение его оболочки; водород после простейшей реакции с кислородом давал воду, азот подвергался более сложной переработке и превращался в полезные нитраты, углеводородов имелось в избытке. Все это перекачивалось в полости, оставшиеся после добычи железной руды, и обеспечивало пригодную для жизни быстро растущего населения биосферу.

К 2611 году внутри Техеймы были две основные полости; что касается маленького спутника, то его диаметр к этому времени уменьшился до двухсот пятидесяти метров, а черная поверхность чуть ли не полностью скрылась под серебристым наростом перерабатывающего завода, почти сравнявшегося с астероидом по величине и прильнувшего к нему, словно полип к камню.

«Мщение Вильнева» вышел из прыжка в зоне прибытия, в ста двадцати тысячах километров от поверхности, и начал маневрировать, готовясь к причаливанию. Эрик Такрар после нескольких месяцев работы с обветшавшими и ненадежными системами космолета был рад любой стоянке. Весь перелет стал для него одной бесконечной и утомительной рабочей сменой, он уже не мог вспомнить, сколько раз пришлось подделывать журнал техобслуживания, чтобы избежать штрафов департамента астронавтики Конфедерации и продолжать полет. Не осталось никаких сомнений, что «Мщение Вильнева» как в отношении механики, так и в финансовых делах приблизился к опасной грани. Независимые перевозки оказались ускользающим миражом, капитан Дюшан задолжал банкам почти полтора миллиона комбодолларов, а найти чартерные контракты было невероятно трудно.

В глубине души Эрику было жаль старика. Коммерческие перевозки — дело нелегкое; тесно связанные между собой картели и монополии просто подавляли независимых перевозчиков. Корабли вроде «Мщения Вильнева» вынуждали корпорации снижать цены, что влекло за собой уменьшение прибыли. В ответ крупные компании объединялись в полулегальные синдикаты, вытесняя одиноких перевозчиков с рынка.

Дюшан был прекрасным капитаном, но деловое чутье его подводило. Экипаж оставался ему верен, хотя Эрик уже достаточно наслушался рассказов о прошлых рейсах, чтобы понять, что способы Дюшана зарабатывать деньги вызывают немало нареканий. Если бы Эрик захотел, он бы уже через неделю после зачисления в команду мог их арестовать — записанные нейронанониками разговоры считались в суде весомым доказательством. Но он преследовал дичь более крупную, чем старый корабль с командой неудачников. «Мщение Вильнева» должен был стать его пропуском к базовым схемам нелегальных операций. И, похоже, Техейма будет первым шагом в этой охоте.

После причаливания в стационарном доке астероида четверо членов экипажа «Мщения Вильнева» спустились в бар «Каталина», расположенный в полости Лос-Оливос. Эта полость был обжита первой и имела форму цилиндра длиной девять и шириной пять километров. Бар «Каталина» с его алюминиевыми столиками и маленькой площадкой для музыкантов пользовался популярностью среди экипажей кораблей, но сейчас, в три часа пополудни по местному времени, он был почти пуст.

Бар занимал пещеру, выдолбленную в вертикальной торцевой стене, — одну из многих тысяч, образующих единый город, украшенный сплошной полосой стеклянных витрин и оплетенных зеленью балконов, проходящих вдоль основания всей стены. Как и в биотопе эденистов, на «полу» пещеры никто не жил, эта поверхность была отдана общественному парку и аграрным фермам. Но на этом сходство заканчивалось.

Эрик Такрар со своими товарищами по команде, Бевом Ленноном и Десмондом Лафо, а также капитаном Андре Дюшаном заняли столик в нише. «Каталина» находилась в верхнем городском ярусе, где было только семьдесят пять процентов силы тяжести, зато имелся отличный обзор внутреннего пространства полости. Впрочем, увиденное не произвело на Эрика особого впечатления. Вдоль продольной оси тянулась рама диаметром сто метров, большую часть которой занимали черные толстые трубки оросительной системы. Через каждые двести пятьдесят метров на ней были установлены тороидальные источники резкого голубоватого света. Им явно не хватало теплого оттенка, свойственного трубам освещения эденистских биотопов, и это губительно сказывалось на растениях. Трава на полу полости приобрела желтоватый оттенок, а деревья и кустарники неестественно вытянулись и лишились значительной части листьев. Не меньше страдали и сельскохозяйственные угодья (одна из причин популярности и дороговизны импортируемых деликатесов). Казалось, что в тропическом районе внезапно наступила осень.

Тесная и неудобная полость была лишь жалким подобием биотопа, и Эрик вдруг поймал себя на том, что с тоской вспоминает Транквиллити.

— А вот и он, — пробормотал Андре Дюшан. — Будьте с ним повежливее, не забывайте, что нам нужен этот англосакс.

Капитан родился в Каркассоне и был отъявленным французским националистом, винившим этнических англичан буквально во всем: от обрыва оптоволокна в бортовом компьютере до собственных финансовых неудач. В шестьдесят пять лет он благодаря усовершенствованным генам сохранил худощавую фигуру, что соответствовало главному критерию адаптации к условиям космических перелетов. А вот лицо его было абсолютно круглым, и когда Андре Дюшан смеялся, его весельем заражались все вокруг — эффект ничуть не хуже, чем от размалеванного клоуна.

Вот и сейчас он встретил осторожно присевшего к их столику человека одной из своих самых приветливых улыбок.

Лэнс Коулсон был старшим инспектором отдела гражданской астронавтики на Техейме; в свои пятьдесят лет он так и не завел политических знакомств, необходимых для дальнейшего продвижения по служебной лестнице. А это означало, что он до самой отставки был обречен отслеживать внутренние перелеты и обеспечивать связь в пределах этой системы. Обида сделала его более сговорчивым, и за определенную цену он был готов передавать любую информацию таким, как Андре Дюшан.

Усевшись за стол, он внимательно посмотрел на Эрика Такрара.

— А вас я раньше не видел.

Эрик стал загружать свои ощущения прямиком в память нейронаноников и одновременно запустил программу поиска личного дела. Зрительный образ: тучный мужчина с красноватым лицом от долгого пребывания под источниками света полости, серый костюм с высоким круглым воротником, подпирающим складку на шее, редкие каштановые волосы, подкрашенные биохимическим воздействием на волосяные луковицы. Звук: хрипловатое дыхание, сердечный ритм выше среднего. Запах: кислый душок пота, испарина, выступившая на высоком лбу и тыльной стороне мясистых рук.

Лэнс Коулсон заметно нервничал. Слабый человек боялся тех, с кем имел дело.

— Потому что раньше меня здесь не было, — спокойно ответил Эрик.

Программа поиска ничего не обнаружила, значит, Лэнс Коулсон не был известным преступником. Скорее всего, мелкая сошка.

— Это Эрик Такрар, мой инженер по системам, — представил его Андре Дюшан. — Эрик — отличный специалист. Вы ведь не станете подвергать сомнению мое право нанимать команду?

Даже малейшего намека на гнев, прозвучавшего в его голосе, было достаточно, чтобы Лэнс Коулсон заерзал на стуле.

— Нет, конечно нет.

— Вот и отлично! — Андре Дюшан снова просиял. Он похлопал Лэнса по спине, получив в ответ вымученную улыбку, и подтолкнул к нему по исцарапанному алюминиевому столу бокал с монбардским бренди. — Ну так что вы для нас нашли?

— Груз ядерных микрогенераторов, — тихо ответил он.

— Да? Давайте поподробнее.

Чиновник, не поднимая глаз, покрутил пальцами бокал.

— Сто тысяч.

Он выложил на стол свой кредитный диск банка «Франциско финанс».

— Ты шутишь! — воскликнул Андре Дюшан.

В его глазах зажегся опасный огонек.

— В прошлый раз… было слишком много вопросов. Я больше не собираюсь этим заниматься.

— При такой цене ты и в этот раз ничего не добьешься. Если бы у меня было столько денег, думаешь, я стал бы связываться с такой продажной пиявкой, как ты?

Бев Леннон положил руку на плечо Дюшана.

— Успокойся, — миролюбиво произнес он. — Послушайте, ведь мы здесь собрались потому, что всем не хватает денег, верно? Мы могли бы заплатить четверть этой суммы в качестве аванса.

Лэнс Коулсон забрал свой диск и поднялся.

— Вижу, я зря трачу здесь время.

— Спасибо вам за информацию, — громко произнес Эрик.

Лэнс Коулсон с испугом повернулся в его сторону:

— Что?

— Она будет для нас очень полезной. Как предпочитаете получить оплату: наличными или товаром?

— Заткнись.

— Сядьте на место и прекратите болтать чепуху.

Лэнс сел, тревожно переводя взгляд с одного лица на другое.

— Мы хотим купить, вы хотите продать, — продолжал Эрик. — Так что не стоит разыгрывать драму. Предположим, вы уже доказали нам, что вы крутой переговорщик, а мы полные кретины. Назовите свою цену. Только реальную. Есть ведь и другие чиновники.

Лэнс Коулсон настолько овладел собой, что сумел метнуть на Эрика взгляд, полный непреодолимой ненависти.

— Тридцать тысяч.

— Согласен, — мгновенно отреагировал Андре Дюшан.

Он вынул кредитный диск Юпитерианского банка. Лэнс Коулсон воровато оглянулся по сторонам и толкнул по столу свой диск к Андре.

— Мерси, Лэнс.

Он перекачал информацию о полетном векторе и язвительно усмехнулся.

Все четверо посмотрели вслед удаляющемуся чиновнику и засмеялись. Эрика похвалили за то, что он распознал блеф Коулсона, и Бев Леннон даже поставил ему пол-литра импортируемого любекского пива.

— Ты меня напугал! — укоризненно воскликнул специалист по топливу, со стуком поставив кружки на стол.

Эрик отхлебнул ледяное пиво.

— Я и сам испугался.

Все складывалось неплохо, они приняли его, и сомнения (Эрик знал, что они еще есть) начали таять. Он становится своим парнем.

Следующие десять минут Эрик вместе с Бевом Ленноном и Десмондом Лафо, инженером прыжковых узлов, высоченным мускулистым громилой, болтали обо всяких пустяках, тогда как Андре Дюшан, откинувшись на спинку стула, с отсутствующим видом изучал полученную информацию.

— Не вижу никаких проблем, — наконец объявил капитан. — Если совершить прыжок с орбиты Сакраменто, мы сможем прийти к месту встречи в любой из ближайших шести дней. Идеальный вариант — пятьдесят пять часов, считая с этого момента…

Он неожиданно умолк.

Эрик обернулся и проследил за его взглядом. В бар «Каталина» вошли пять человек в корабельных комбинезонах цвета меди.

Хасан Раванд заметил Андре Дюшана, еще не успев сесть за столик. Он стукнул по плечу Шейна Брандса, ядерщика с «Дешала», и показал пальцем на владельца «Мщения Вильнева». Его товарищи по команде, Ян О’Флаэрти, Гарри Ливайн и Стаффорд Чарлтон, заметив этот жест, тоже повернули головы.

Оба экипажа обменялись враждебными взглядами.

Хасан Раванд, сопровождаемый спутниками, подошел к столику в нише у окна.

— Андре, — с издевательской учтивостью заговорил он. — Как я рад тебя видеть. Ты, наверное, принес мне деньги. Восемьсот тысяч, не так ли? И это без процентов. А ведь прошло уже семнадцать месяцев.

Андре Дюшан, обхватив обеими руками кружку, смотрел прямо перед собой.

— Я ничего тебе не должен, — угрюмо процедил он.

— А я думаю, должен. Вспомни-ка, ты перевозил плутониевые детонаторы с Саб-Бийяра в систему Изоло. «Дешал» ждал тебя в облаке Оорта целых тридцать два часа, Андре. Тридцать два часа в режиме полной скрытности, когда замерзает воздух, продукты превращаются в куски льда, а мочиться приходится в протекающие тубы. Нельзя воспользоваться даже персональным флек-плеером, чтобы корабли флота не заметили электромагнитного излучения. Это неприятно, Андре, это все равно что отправиться в одну из колоний Конфедерации без спускаемой капсулы. Мы тридцать два часа прождали тебя в вонючей темноте, чтобы принять на борт детонаторы, чтобы взять на себя всю грязную работу и весь риск. И что же я обнаружил, вернувшись к Саб-Бийяру?

Андре Дюшан с усмешкой окинул взглядом свой экипаж, всем видом отрицая обвинение.

— Я думаю, ты и об этом расскажешь, англосакс.

— Галльский ублюдок, ты улетел к Нуристану и продал детонаторы какому-то подрядчику флота! А мне предоставил объяснять Независимому фронту Исоло, куда делся их заказ и почему их дерьмовое восстание провалится, поскольку им нечем подкрепить свои требования.

— Может, покажешь мне контракт? — насмешливо спросил Андре Дюшан.

Хасан Раванд яростно сверкнул глазами.

— Гони деньги, и точка. Мне хватит и миллиона.

— Пошел к черту, проклятый англосакс. Я, Андре Дюшан, никому ничего не должен.

Он поднялся и попытался протиснуться мимо капитана «Дешана».

Именно этого ожидал и боялся Эрик Такрар. Хасан Раванд, естественно, втолкнул Андре Дюшана обратно в нишу. А тот, наткнувшись ногой на стул, чуть не потерял равновесие. Едва успев выпрямиться, он, размахивая кулаками, бросился на Хасана.

Десмонд Лафо тоже вскочил, и О’Флаэрти, оценив его рост, массу и силу, изумленно приоткрыл рот. Мгновенное движение мощных рук лишило его опоры, О’Флаэрти неистово забил ногами в воздухе, целясь в голени Десмонда Лафо. Гигант только злобно заворчал и швырнул свою жертву через всю комнату. О’Флаэрти с размаху неловко приземлился плечом на алюминиевый стол, а потом спиной упал на пару стоящих рядом стульев.

Кто-то схватил Эрика за ворот комбинезона. Это Шейн Брандс решил вытащить его из ниши; сорокалетний детина с бритым черепом, маленькими золотыми сережками и злорадной ухмылкой на лице. Руководство по ближнему бою вышло в сознании Эрика на первый план. Природное мышление заменили логически построенные последовательности, предугадывающие силу инерции и намерения противника с легкостью, которой позавидовал бы любой мастер кунг-фу. Нейронаноники накачали мышцы дополнительной энергией.

Шейн Брандс удивился, что удалось так легко выдернуть противника из кабинки. Однако радостное предвкушение тут же сменилось беспокойством. Чтобы удержать равновесие, Шейн вынужден был подчиниться командам своих нейронаноников, которые контролировали распределение массы тела, и попятиться. Он замахнулся кулаком, намереваясь ударить противника в лицо, однако в сознании раздался предупреждающий рев наноников — рука Эрика с непостижимой скоростью блокировала удар, и локоть Брандса пронзила сильная боль. Отчаянный выпад, нацеленный Эрику в пах, — и колено Шейна едва не раскололось от встречного удара. Он качнулся в сторону, наткнувшись на сцепившихся Гарри Ливайна и Бева Леннона.

Ударив локтем по ребрам, Эрик услышал хруст ломающихся костей и мучительный стон Шейна.

Руководство по безоружному бою говорило, что скорости вполне хватает и противника можно обезвредить окончательно. Нейронаноники провели анализ движений Шейна: согнутый корпус и руки на сломанных ребрах. Составленная проекция, развернувшаяся в сознании, показывала действия противника на две секунды вперед. На ней же были указаны и точки воздействия. Эрик выбрал вариант для временного выведения противника из строя. Правая нога взметнулась вверх в пустом пространстве. В следующий миг Шейн упал, и его голова угодила точно в ботинок Эрика.

На первый план вышла подпрограмма оценки возможной угрозы. Андре Дюшан и Хасан Раванд все еще молотили друг друга кулаками в нише у столика. В ограниченном пространстве они не могли нанести друг другу серьезных повреждений.

Гарри Ливайну удалось обхватить Бева Леннона за шею. Теперь они катались по полу, извиваясь и брыкаясь, словно цирковые борцы, и разбрасывали попадающиеся по пути стулья. Бев Леннон провел серию ударов локтем по животу Гарри Ливайна, словно намереваясь вбить его пупок в позвоночник.

Стаффорд Чарлтон, скорее всего, обладал усиленными мускулами. Он стоял перед Десмондом Лафо и с запрограммированной эффективностью наносил противнику один удар за другим. От боли высокий здоровяк согнулся почти вдвое, правая рука бессильно повисла из-за выбитого плеча, а из разбитого носа текла кровь.

За спиной Десмонда Лафо поднялся Ян О’Флаэрти, его лицо исказила безумная ярость, а в правой руке вспыхнул карманный лучевой нож. При полном усилении зрительных вставок желтое свечение на миг ослепило Эрика. Подпрограмма оценки возможной угрозы активировала имплантат защиты, вживленный в левую руку. Перед глазами вспыхнула голубая сетка прицела. Красный прямоугольник обвел фигуру Яна О’Флаэрти и стал перемещаться в соответствии с его движениями.

— Не смей! — закричал Эрик Такрар.

Крик раздался в тот момент, когда Ян О’Флаэрти уже занес нож высоко над головой. В таком состоянии он не подчинился бы приказу, если бы даже его услышал. Эрик увидел, как начали сокращаться мускулы предплечья и нож, дрогнув, стал опускаться.

Нейронаноники показали, что даже усиленные мышцы не позволят Эрику перехватить оружие Яна О’Флаэрти. Он принял решение. Над указательным пальцем левой руки кожа немного раздвинулась, и имплантат выпустил нанодротик, не длиннее осиного жала. Дротик вонзился в шею О’Флаэрти, проникая вглубь на шесть миллиметров. Лучевой нож, нацеленный в широкую спину Десмонда Лафо, к этому моменту опустился уже на двадцать сантиметров. Дротик, прекратив движение и достигнув необходимой глубины, выбросил пучок микроскопических волокон. Подчиняясь заданной программе, они протискивались между оболочками клеток, отыскивая нервные окончания. После обнаружения нервных узлов острые кончики волокон начали прокалывать тонкие оболочки, защищающие отдельные нервы. Нож за это время опустился уже на двадцать четыре сантиметра. Первоначальный укол дротика вызвал непроизвольное подергивание правого века Яна О’Флаэрти. Внутренний процессор дротика приступил к анализу химических и электрических процессов, происходящих в нервных окончаниях, а потом начал передавать в мозг собственные сигналы. Нейронаноники Яна О’Флаэрти сразу же обнаружили чужие сигналы, но система оказалась беспомощной против вмешательства, она могла блокировать только импульсы, поступающие непосредственно из мозга.

Ян О’Флаэрти успел опустить нож на тридцать восемь сантиметров, как вдруг в его теле вспыхнули миллионы обжигающих искр. Лезвие опустилось еще на четыре сантиметра, после чего мускулы Яна стали непроизвольно сокращаться, реагируя на лавину хлынувших импульсов. Его нервы буквально выгорали, перегруженные губительными сигналами дротика, которые вызывали неконтролируемый выброс энергии в каждой жиле и одновременно — химические взрывы в каждой нейронной клетке.

Из широко открывшегося рта со свистом вырвался воздух, вытаращенные глаза обвели комнату, умоляя о помощи. Кожа покраснела, как от сильного солнечного ожога. Наконец мышцы утратили силу, и он рухнул на пол. Лучевой нож, отсекая тонкие осколки каменного пола, откатился в сторону.

Драка мгновенно прекратилась.

Десмонд Лафо обратил к Эрику затуманенный болью взгляд.

— Что…

— Он чуть не убил тебя, — негромко произнес Эрик и опустил левую руку. На его кисть были устремлены взгляды всех, кто присутствовал в баре.

— Что ты с ним сделал? — с ужасом спросил Гарри Ливайн.

Эрик пожал плечами.

— Ладно, хватит, — прохрипел Андре Дюшан. Из левой ноздри у него текла кровь, а один глаз быстро заплывал. — Пошли.

— Вы не можете просто уйти! — запротестовал Хасан Раванд. — Вы убили его.

Андре Дюшан помог Беву Леннону подняться на ноги.

— Это была самооборона. Англосаксонский подонок пытался убить одного из членов моего экипажа.

— Правильно, — прогудел Десмонд Лафо. — Это была попытка убийства.

Он поманил рукой Эрика, показывая на выход.

— Я позову копов, — крикнул Хасан Раванд.

— Конечно, как же иначе? — издевательски ответил Андре Дюшан. — Это как раз в твоем духе, англосакс. Проиграть, заплакать и бежать под защиту закона. — Он метнул в сторону замершего бармена предостерегающий взгляд и кивком скомандовал своим спутникам выйти из бара. — А почему мы подрались, Хасан? Подумай об этом. Жандармы обязательно спросят о причинах.

Эрик, поддерживая побледневшего Десмонда Лафо, шагнул в каменный тоннель, соединяющий «Каталину» с остальной сетью городских переходов, лифтов и вестибюлей.

— Беги, прячься, Дюшан, — закричал им вслед Хасан Раванд. — И ты, убийца. Только не забывай, что эта Вселенная не так уж и велика.

Над Криклейдом опустилась самая настоящая ночь с ее темнотой и величественно мерцающими звездами. Она длилась всего неполных восемь минут до появления рассветного зарева Герцогини, но и в этот короткий период полной тьмы не было. В безоблачном северном небе холодными огнями переливалось кольцо космических кораблей, остающихся на орбите. После ужина с пятью переменами блюд Джошуа вместе со всем семейством Кавана любовался небесным мостом с балкона столовой. Луиза вышла к ужину в кремовом платье с облегающим лифом, в бледном свете множества падающих комет оно оживало голубоватыми переливами. Пристальное внимание, оказанное ему Луизой за ужином, едва не перешло рамки дозволенного. То же самое можно было сказать относительно откровенной враждебности со стороны Уильяма Элфинстоуна. Джошуа с нетерпением ждал завтрашнего утра, чтобы отправиться с девушкой осматривать поместье. Грант Кавана, едва услышав об этой затее, горячо ее поддержал. Кто первым высказал это предложение за столом, Джошуа не вспомнил бы, не обратившись к памяти нейронаноников.

В его спальню кто-то негромко постучал, и дверь отворилась, прежде чем он успел что-то сказать.

Джошуа перевернулся на кровати, где лежал, просматривая на голографическом экране удивительно пресные программы. Похоже, на Норфолке, где никто не ругается, никто не обманывает и не подставляет ногу другому, все идет гладко; даже программа новостей, на которую он наткнулся чуть раньше, оказалась отчаянно скучной и провинциальной. О политике Конфедерации в ней вообще не упоминалось, а прибытие множества космических кораблей было отмечено вскользь.

В комнату проскользнула Марджори Кавана. Она с улыбкой повертела в руке дубликат ключа.

— Ты не боишься ночных посетителей, Джошуа?

Он растерянно хмыкнул и опять повалился на кровать.

Они познакомились только перед ужином, когда в гостиную подали напитки. Если бы не обстановка чопорности и благопристойности, он бы произнес что-то вроде: «Луиза не говорила мне, что у нее есть старшая сестра». Марджори Кавана была намного моложе своего мужа, а зрелая красота ее густых черных волос и прекрасной фигуры в какой-то степени превосходила прелести Луизы. Джошуа понимал, что в этом мире, где положение определяет все, у богатого аристократа вроде Гранта Каваны обязательно должна быть молодая красивая жена. Но Марджори была еще и кокеткой, что, похоже, забавляло ее мужа, особенно когда она начинала кого-то провоцировать, прижимаясь к его плечу. Джошуа это не казалось смешным, в отличие от Гранта, он понимал, что флиртует она всерьез.

Марджори подошла к кровати и посмотрела на него сверху вниз. Ее длинный халат из голубого шелка был небрежно подвязан поясом. Несмотря на задернутые плотные шторы, почти не пропускающие свет Герцогини, Джошуа увидел достаточно, чтобы понять, что под халатом ничего нет.

— Э… — промямлил он.

— Не спится? Неспокойно в голове или немного ниже? — игриво спросила Марджори, многозначительно поглядывая на его промежность.

— Мне достались в наследство отлично усовершенствованные гены, так что длительный сон не требуется.

— О, это прекрасно. Мне повезло.

— Миссис Кавана…

— Прекрати, Джошуа. Роль невинного младенца тебе не идет.

Она присела на край кровати.

Джошуа приподнялся на локтях.

— А как же Грант?

Рука с длинными пальцами прошлась по волосам, разбросав темную волну по плечам.

— А что Грант? Грант, можно сказать, настоящий мужчина. Он превосходен в истинно мужских забавах, таких как охота, выпивка, сальные анекдоты, карты и женщины. Если ты еще не понял, Норфолк не достиг той стадии общественного прогресса, когда женщины становятся равноправными с мужчинами. И это дает ему полное право развлекаться на стороне, пока я сижу дома и изображаю верную женушку. Так что, когда он уехал, чтобы пообхаживать парочку молоденьких цыганок, подмеченных сегодня на розовых плантациях, я решила, что тоже могу разок развлечься.

— А я имею право слова?

— Нет, ты для этого слишком хорош. Высокий, сильный, молодой и симпатичный, к тому же приехал только на неделю. Как же я могу упустить такую возможность? Кроме того, я чрезвычайно осторожна, когда дело касается дочерей, и при малейшей опасности становлюсь настоящей самкой хакса.

— Э…

— Ага! — Марджори усмехнулась. — Ты покраснел, Джошуа. — Ее рука скользнула под рубашку и легла ему на живот. — Грант в отношении дочерей иногда ведет себя по-идиотски. Он только ухмылялся, видя, как смотрит на тебя Луиза. Он считает, что это не его дело. Видишь ли, на Норфолке молодые парни не представляют для наших девочек никакой угрозы. Им не нужны дуэньи на танцах или бдительные тетушки в компании друзей. Их защищает имя. Но ты не местный парень, и я отлично понимаю, что происходит в твоем перенасыщенном тестостероном мозгу. Ничего удивительного, что вы с Грантом так быстро нашли общий язык, вы же из одного теста.

Джошуа поежился от прикосновения ее пальцев к чувствительной коже под ребрами.

— Я считаю Луизу весьма приятной девушкой. И это все.

— Приятной. — Марджори мягко улыбнулась. — Я ее родила, едва мне исполнилось восемнадцать. И буду благодарна, если ты не станешь вычислять мой возраст! Так что сейчас я прекрасно знаю, что творится в ее головке. Рыцарь-капитан, спустившийся с небес. Девушки моего круга на Норфолке девственны не только физически. И я не намерена позволить какому-то сексуально привлекательному проходимцу разрушить ее будущее. У нее и так весьма хрупкие шансы на счастье — минимальное образование и замужество, таков удел женщин на этой планете, даже в высшем обществе. К тому же я и тебе оказываю услугу.

— Мне?

— Тебе. Грант убьет тебя, если ты хоть пальцем к ней прикоснешься. И учти, Джошуа, это не преувеличение.

— Э…

Он никак не мог поверить, что такое возможно. Даже на этой планете.

— Вот я и решила пожертвовать своей добродетелью, чтобы спасти вас обоих. — Она развязала пояс и движением плеч сбросила халат. Сладострастно-красный свет разлился по ее телу, придавая ему особую привлекательность. — Разве это не ужасно благородный поступок с моей стороны?

Быстро разрастающиеся снежные лилии начали создавать проблемы вблизи деревенских причалов по всей протяженности Джулиффы и ее многочисленных притоков. Плотные заросли оккупировали мелководья, прибрежные отмели и заболоченные берега. Но все это не влияло на ход «Исакора», прямым курсом плывущего по Замджану к провинциям Кволлхейма, с его отчаянной командой, состоявшей из четверых десантников флота и троих оперативников Агентства внешней безопасности Кулу. После выхода из Даррингхэма «Исакор» ни разу не причаливал к берегу. Это было восемнадцатиметровое рыбацкое судно с плотной обшивкой из мейоповых досок, достаточно крепкое, чтобы его прежние владельцы выходили в устье Джулиффы для ловли сетями морской рыбы. По распоряжению Ральфа Хилтча с него сняли теплообменник и заменили его ядерным микрогенератором, до того служившим резервным источником питания для посольства Кулу. С одной только канистрой высокого давления, заполненной гелием-3 и дейтерием, на судне можно было дважды обогнуть всю планету.

Дженни Харрис лежала на спальном мешке под пластиковым навесом, закрывающим носовую часть палубы и защищающим от окутавшей реку мелкой мороси. Но навес не спасал от всепроникающей сырости, поэтому шорты и белая футболка Дженни давно промокли. После четырех дней непрерывного плавания она уже с трудом могла вспомнить, что значит иметь сухую одежду.

Рядом на спальных мешках устроились два десантника, Луи Бейт и Нильс Регер, которым едва исполнилось по двадцать лет. Оба подключили свои флек-плееры и, прикрыв глаза, выбивали пальцами по палубе какой-то непонятный ритм. Она завидовала их оптимизму и уверенности. Десантники с каким-то ребяческим энтузиазмом приняли участие в миссии, хотя, надо признать, все они были отлично натренированы и могли похвалиться усиленными мышцами. Немалая заслуга их лейтенанта Мерфи Хьюлетта, сумевшего сохранить моральный дух своего небольшого отряда даже на таком захудалом посту, как Лалонд. Нильс Регер признался ей, что назначение на миссию в верховьях реки было для них не наказанием, а наградой.

Коммуникационный блок сообщил ей о вызове Ральфа Хилтча. Дженни поднялась и вышла из-под навеса, предоставив молодым десантникам некоторое уединение. Влажность воздуха нисколько не изменилась. Дин Фолан, ее помощник, помахал рукой из рулевой рубки в средней части судна. Она ответила ему и, прислонившись к ограждению, открыла канал связи.

— Я передаю тебе сведения об агентах эденистов, — сказал Ральф.

— Вы нашли их? — спросила она. Связь с ними прервалась уже двадцать часов назад.

— Это было бы прекрасно. Но нет, и изображения со спутника наблюдения показывают, что деревня Озарк опустела. Люди просто разбегаются — уходят в джунгли, насколько мы можем судить. Приходится допустить, что они либо уничтожены, либо их тела захвачены. Лодка, на которой они туда добирались, тоже исчезла, спутник не обнаружил никаких следов «Куугана».

— Понятно.

— К несчастью, эденистам было известно о вашем походе вверх по реке.

— Проклятье!

— Да уж. Если их зомбировали, захватчики будут вас искать.

Дженни провела рукой по голове. Ее каштановые волосы были обриты до щетины высотой в полсантиметра. Как и у всех других на борту. Эта процедура была стандартной для любой миссии в джунглях, и отсутствие волос улучшало контакт с боевым шлемом. Но, с другой стороны, каждый, кто их увидит, немедленно поймет, кто они такие.

— Мы все равно даже не пытались скрываться, — сказала она.

— Ну да, я тоже так думаю.

— Это как-то меняет характер миссии?

— Нет, по большей части не меняет. Кельвин Соланки и я по-прежнему хотим, чтобы один из зомбированных колонистов был доставлен в Даррингхэм. Но сроки, естественно, будут пересмотрены. Где вы сейчас находитесь?

Она датавизировала запрос в свой инерционный навигатор.

— В двадцати пяти километрах к западу от деревни Оконто.

— Отлично. Причаливайте в первом же подходящем месте. Нас очень беспокоят суда, вышедшие с Кволлхейма и Замджана. Просмотр изображений со спутника показал, что только за последнюю неделю вниз по реке отправилось около двух десятков судов — от колесных кораблей до рыбацких кечей. Насколько мы можем судить, все они направляются в Даррингхэм, нигде не останавливаясь.

— Хотите сказать, что они тоже охотятся за нами? — с тревогой спросила Дженни.

— Похоже, что так. Однако, Дженни, я не бросаю своих людей, и ты это знаешь. Я разрабатываю план вашей эвакуации, но не по реке. Только дайте знать, когда возникнет такая необходимость. Вот только количество мест ограничено, — многозначительно добавил он.

Она уставилась на непрерывную стену джунглей и неслышно выругалась. Десантники ей понравились. За четыре прошедших дня две группы научились доверять друг другу, хотя были времена, когда АВБ проявляли вероломство и коварство, излишнее даже для агентов разведки.

— Да, босс, я все поняла.

— Отлично. А теперь запомни: при высадке на берег исходите из того, что вокруг вас только противники, и избегайте любых скоплений местных жителей. Соланки убежден, что с эденистами справились только благодаря численному преимуществу. И еще, Дженни, не поддавайся предубеждениям, оперативники эденистов были отлично подготовлены.

— Есть, сэр.

Она закрыла канал связи и мимо рубки прошла к прилепившейся к ее стене маленькой каюте. Кормовую часть палубы, где стояли лошади, прикрывал широкий серо-зеленый навес. Оттуда доносилось негромкое фырканье. После длительного стояния в тесном пространстве лошади волновались и дергали привязь. Мерфи Хьюлетт как мог заботился о животных, но Дженни хотелось поскорее вывести их на берег. Как и той команде, которой приходилось убирать за ними навоз. Там же под навесом она нашла и Мерфи Хьюлетта. Под его расстегнутой черной поношенной курткой виднелась зеленая рубашка с короткими рукавами. Дженни известила его об изменениях в расписании.

— Они хотят, чтобы мы прямо сейчас высадились на берег? — переспросил он.

В свои сорок два года он уже не раз участвовал в боевых действиях, как в космосе, так и на планетах.

— Верно. Похоже, что люди массово покидают деревни. В такой обстановке будет нетрудно схватить одного из поселенцев.

— Да, в этом ты права. — Он покачал головой. — Не нравится мне, что мы уже оказались в тылу противника.

— Я не спрашивала босса о ситуации в Даррингхэме, но мне кажется, что вся эта планета целиком уже в тылу противника.

Мерфи Хьюлетт угрюмо кивнул.

— Здесь назревает какая-то грандиозная беда. С возрастом это ощущение становится отчетливее. Боевые действия обостряют интуицию, и я уже могу определить, когда дела плохи. А сейчас все складывается именно так.

Дженни почувствовала укол вины, гадая, не мог ли он догадываться о предупреждении Ральфа Хилтча относительно эвакуации.

— Пойду скажу Дину, чтобы присмотрел место для высадки.

Она еще не успела добраться до рубки, как раздался взволнованный крик Дина:

— Вижу корабль!

Они прошли на нос лодки и стали всматриваться в серую пелену мороси. Постепенно проявился силуэт корабля, заставивший их изумленно замереть.

Это был колесный пароход, словно перенесенный с Миссисипи девятнадцатого века. Подобные суда служили прототипами для речного флота Лалонда, но «Свитленд» и его собратья были лишь жалкими копиями, унаследовавшими принципы технологии, но не подлинное мастерство кораблестроения. Этот великолепный красавец выглядел как настоящее произведение искусства. Белая краска лоснилась глянцем, две черные трубы выпускали густой темный дым, поршни со свистом и лязгом вращали тяжелые колеса. На палубе стояли довольные жизнью люди, красивые мужчины в длинных серых сюртуках и белоснежных рубашках с тонкими шнурками-галстуками, элегантные дамы в длинных платьях с оборками, беззаботно вертевшие в руках раскрытые зонтики. Рядом с ними резвились дети: все мальчики в матросках, а девочки с разноцветными ленточками в волосах.

— Это сон, — прошептала себе под нос Дженни. — Я вижу сон наяву.

Исполненные достоинства пассажиры приветливо махали им руками. По воде разносился веселый смех и беззаботные разговоры. Как будто вернулся мифический Золотой век Земли, возродивший этих людей и перенесший их к девственным просторам и ничем не омраченным временам. Колесный пароход вез людей доброй воли туда, где нет места заботам сегодняшнего дня.

Прекрасное видение одинаково затронуло сердца всех, кто находился на «Исакоре». Не осталось никого, кто не захотел бы прыгнуть за борт и переплыть через пучину. Пучину, отделяющую их от вечной радости, песен и вина, ожидающих за пределами этого мира.

— Нет, — сказал Мерфи Хьюлетт.

Его диссонирующий голос разбил ее эйфорию, словно хрусталь. Рука Мерфи больно сжала ее пальцы. Дженни почувствовала, как напряжены были ее руки, готовые перебросить тело через борт рыбацкой лодки.

— Что это? — спросила она.

Где-то в глубине души Дженни оплакивала невозможность путешествия в другое будущее, теперь она уже никогда не узнает, правду ли обещало это видение счастья…

— Разве ты не видишь? — произнес он. — Это они, кем бы они ни были. Они набирают силу. Уже не боятся показаться нам без масок. Не боятся нас.

Прекрасный мираж величественно проплыл мимо них и постепенно растаял в дымке над коричневой водой. Дженни Харрис еще долго стояла на палубе и смотрела на запад.

На плантации кипела работа. Более двух сотен человек разошлись между рядами плачущих роз и расставляли чашки для сбора. Наступило утро Герцога; Герцогиня только что скрылась за горизонтом, оставив на западе кромку светло-розового сияния. Два солнца изгнали из знойного воздуха все остатки влаги. Мужчины и женщины, работавшие у высоких кустов роз, выбрали сегодня легкую и светлую одежду. Дети помогали взрослым, поднося стопки стаканчиков для сбора сока и большие кувшины с фруктовыми напитками и льдом.

Джошуа ощущал зной, хотя и надел лишь темно-красную футболку без рукавов и черные джинсы. Он наблюдал за работой, сидя верхом на лошади. Подвязываемые с такой тщательностью стаканчики представляли собой картонные конусы, до блеска навощенные изнутри, с диаметром верхней части около тридцати сантиметров и наглухо закрытые снизу. Стаканчики привязывались к шпалерам за жесткие кольца, приклеенные к их поверхности. У каждого рабочего, как заметил Джошуа, на поясе имелся моток проволоки, и вся операция занимала не более тридцати секунд.

— Неужели стаканчики подвязываются под каждым цветком? — спросил он.

Луиза, одетая в бриджи для верховой езды и простую белую блузу, сидела на лошади рядом с ним, ее волосы были аккуратно завязаны в пучок на затылке. Согласие Джошуа ехать на осмотр поместья верхом, а не в коляске ее удивило. Где же мог научиться верховой езде капитан космического корабля? Но он умел сидеть на лошади. Хотя и не так хорошо, как она сама, что доставляло ей тайную радость. Хоть в чем-то она превосходила мужчину. Особенно Джошуа.

— Да, — ответила она. — А как же иначе собрать урожай?

Он недоуменно нахмурился, глядя на груды сложенных стаканчиков в конце каждого ряда.

— Я не знаю. Господи, да их тут целый миллион.

Луиза уже привыкла, что он постоянно то божился, то сквернословил. Сначала это ее немного шокировало, но, похоже, у людей со звезд другие обычаи. А у него это получалось не грубо, просто необычно. Но самое удивительное, что он мгновенно переключался со сквернословия на строго формальные обороты речи.

— В одном только Криклейде две сотни плантаций, — пояснила Луиза. — Поэтому и требуется так много сборщиков. Подготовка должна быть закончена в течение недели, предшествующей середине лета, пока розы еще в цвету. И даже если на плантации выйдет все трудоспособное население провинции, людей едва хватит, чтобы успеть. Этим рабочим потребуется почти целый день только на одну плантацию.

Джошуа немного наклонился в седле, изучая лица трудившихся на земле людей. Работа казалась ему неимоверно утомительной, но никто не жаловался, все отдавались делу с энтузиазмом. Грант Кавана говорил, что большинство сборщиков работают до полуночи Герцогини, иначе никак не удается закончить подготовку в срок.

— Теперь я начинаю понимать, почему бутылка «Слез Норфолка» стоит так дорого. Напиток ведь ценится не только за его уникальность, да?

— Верно.

Она щелкнула поводьями и повернула лошадь, направляясь вдоль края плантации к воротам в ограде. Бригадир, завидев ее, поднял руку к полям широкополой шляпы. Луиза привычно улыбнулась ему.

Джошуа вслед за ней покинул плантацию. В паре миль за пологими холмами виднелась полоса кедров, окружающая поместье Криклейд.

— Куда теперь?

Вокруг простирались луга, под одинокими деревьями прятались от солнца овцы. Трава покрылась кружевом белых цветов. Везде, куда бы он ни посмотрел, что-то цвело: деревья, кусты, растения.

— Я подумала, что лес Уордли вполне подойдет для того, чтобы ты получил представление о дикой природе Норфолка. — Луиза показала на длинную полосу темно-зеленых деревьев примерно в миле от них. — Мы с Женевьевой часто в нем гуляем. Там очень красиво.

Она опустила голову. Как будто ему интересно будет смотреть на поляны с разноцветными и ароматными цветами.

— Звучит заманчиво. Я бы не прочь убраться от жары. И как только вы ее выносите?

— Я ее просто не замечаю.

Он пришпорил лошадь и послал ее галопом. Луиза легко держалась рядом с ним, без труда покачиваясь в седле в такт движениям лошади. Они скакали по холмам, разгоняя сонных овец, и в знойном воздухе далеко разносился переливчатый смех Луизы. Она легко обошла Джошуа перед опушкой леса и остановилась, пока он, тяжело дыша и отдуваясь, не подъехал ближе.

— Совсем неплохо, — сказала она. — Если попрактикуешься, станешь отличным наездником.

Она перекинула ногу через седло и спрыгнула на землю.

— На Транквиллити есть несколько конюшен, — сказал он, спешиваясь. — Там я и учился, вот только посещал их не слишком часто.

У самого края леса рос большой миторн, украшенный темно-красными цветами, свисающими с конца каждого прутика. Луиза привязала поводья к нижней ветви и по знакомой тропинке, проторенной какими-то мелкими животными, направилась в лес.

— Я слышала о Транквиллити. Там живет Владыка Руин, Иона Салдана. В прошлом году я видела ее в программе новостей, она очень красива. Я даже хотела сделать короткую стрижку, как у нее, но мама не разрешила. А ты ее знаешь?

— Вот в чем беда знакомства со знаменитостью — никто не верит, если говоришь, что действительно знаком.

Она повернулась, широко раскрыв сияющие восхищением глаза.

— Значит, ты на самом деле ее знаешь!

— Да. Я познакомился с ней еще до того, как она приняла титул, мы вместе росли.

— Какая она? Расскажи.

В его памяти возник образ обнаженной вспотевшей Ионы, склонившейся к столу в момент их соития.

— Веселая, — сказал он.

Поляна, куда привела его Луиза, находилась на дне долины; проходящий по ней ручей наполнял пять довольно больших каменистых бассейнов. Землю покрывал доходящий до колен ковер желтых и лавандовых трубчатых цветов с напоминающим апельсин ароматом. Ниже по течению ручья высились деревья-данаиды высотой в пятьдесят футов, их тонкие ветви с поникшими листьями покачивались от слабого ветерка. В вершинах деревьев мелькали птицы — неинтересные серовато-коричневые существа, похожие на летучих мышей с длинными и сильными передними лапами, которыми они рыли норы в земле. На берегах двух заводей среди камней цвели дикие плачущие розы, поверх старых отмерших побегов на них выросли свежие ветви, образующие почти круглые кусты. Их цветы в стремлении к свету плотно прилегали друг к другу, и многие бутоны теряли форму.

— Ты была права, — сказал Джошуа. — Здесь очень красиво.

— Спасибо. Летом мы с Женевьевой часто здесь купаемся.

Он оживился:

— Правда?

— Этот небольшой кусочек мира полностью принадлежит нам. Сюда не заходят даже хаксы.

— Кто такие хаксы? Я где-то уже слышал это название.

— Отец называет их аналогами волков. Это большие и злобные животные, иногда нападающие даже на людей. Зимой фермеры охотятся на них, это отличный спорт. Но в Криклейде мы от них избавились.

— А охотники надевают красные куртки и скачут на лошадях вслед за гончими?

— Да. Откуда ты знаешь?

— Просто угадал.

— Я думаю, ты в своих странствиях встречал немало чудовищ. Я как-то увидела на голографическом экране тиратка. Какие они ужасные. Я целую неделю потом не могла спать.

— Да, тиратка выглядят свирепо. Но я встречался с одной парой производителей тиратка, они себя такими не считают. Для них мы жестокие чужаки. Все зависит от того, с какой стороны посмотреть.

Луиза вспыхнула и, опустив голову, отвернулась.

— Извини. Ты, наверное, считаешь меня пугливой ханжой.

— Нет. Ты просто не привыкла к ксеносам, вот и все. — Он встал позади нее и положил руки на плечи. — Однажды я бы хотел увезти тебя и показать остальную Конфедерацию. Некоторые миры очень привлекательны. И был бы рад взять тебя с собой в Транквиллити. — Он задумчиво окинул взглядом лужайку. — Транквиллити похож на эту поляну, только намного больше. Я думаю, тебе бы там понравилось.

Луизе хотелось уклониться от его рук, мужчина не должен проявлять подобную фамильярность. Но ведь его обычаи отличаются от здешних, а массаж такой нежный и приятный.

— Я всегда хотела путешествовать на космическом корабле.

— Придет время, и ты сможешь это сделать. Когда Криклейд станет твоим, ты сможешь поступать так, как тебе захочется.

Джошуа наслаждался их близостью. Наивность Луизы, ее роскошное тело и сознание того, что он даже думать не должен о том, чтобы ею овладеть, действовали как самый мощный афродизиак.

— Я никогда об этом не думала, — беззаботно ответила она. — А я смогу нанять «Леди Макбет»? Ой, но до этого пройдет целая вечность. Я не желаю смерти отцу, даже представлять не собираюсь. А захочешь ли ты прилететь на Норфолк лет через пятьдесят?

— Конечно, захочу. Меня теперь привязывают к этому миру две вещи. Бизнес и ты.

— Я? — испуганно пискнула она.

Он повернул ее к себе и поцеловал.

— Джошуа!

Он приложил пальцы к ее губам.

— Ш-ш-ш. Не надо слов, только ты и я. Только мы.

Он стал расстегивать ее блузку, и Луиза, оказавшаяся во власти странных противоречивых чувств, напряженно замерла. «Я должна бежать. Должна остановить его».

Солнечный свет, приятно покалывая, окатил теплом ее плечи и спину. А выражение лица Джошуа даже немного пугало ее, он выглядел таким жаждущим и в то же время взволнованным.

— Джошуа, — прошептала она, испытывая одновременно тревогу и непонятную радость.

Он стащил футболку через голову, а потом снова поцеловал Луизу, обняв обеими руками. Она ощутила его силу. Прикосновение его кожи вызвало дрожь в животе, которую ничем нельзя было остановить. А потом девушка обнаружила, что он уже снял с нее бриджи.

— О боже.

Одним пальцем он приподнял ее подбородок.

— Все хорошо. Я покажу тебе.

И его улыбка засияла ярче солнца.

Она сама стянула свои черные кожаные ботинки, а потом помогла ему освободиться от брюк. На ней остались только бюстгальтер и трусики из чистого хлопка, и Джошуа медленно снял их, наслаждаясь тем, что открылось его взгляду.

Он расправил на траве одежду и уложил девушку на спину. От напряжения Луиза прикусила нижнюю губу и с испугом смотрела на свое обнаженное тело. Он добился ответной реакции только после бесчисленных ласк, поцелуев, жаркого шепота и нежных уговоров.

Сначала девушка хихикнула раз, потом второй, следом раздались вздохи и стоны. Она прикоснулась к его телу, а потом с неожиданной смелостью скользнула рукой вниз по животу и обхватила его плоть. Он вздрогнул и ответил тем, что стал массировать ее бедра. Еще долгое время их руки и губы исследовали тела. Наконец он приподнялся над ней, видя перед собой ее растрепавшиеся волосы, подернутые дымкой глаза, потемневшие и гордо поднявшиеся соски, разведенные ноги. Он осторожно вошел в нее и чуть не задохнулся от восторга, когда член обхватила ее влажная теплая плоть. Луиза начала извиваться под ним, и тогда он перешел к медлительным провокационным движениям. При помощи нейронаноников он подавлял реакцию своего тела, стараясь поддерживать эрекцию, чтобы девушка достигла оргазма и получила такое же удовольствие, как и он сам.

После бесконечно долгих усилий он все же добился, чтобы она полностью утратила контроль над собой. Нарастающий оргазм заставил ее отбросить всякую сдержанность, Луиза кричала во весь голос, выгибаясь дугой, так что его колени отрывались от земли. И только тогда он позволил себе расслабиться и присоединиться к ее абсолютному блаженству.

Сладостная истома после оргазма была наполнена легкими поцелуями, поглаживанием разметавшихся волос Луизы и словами страсти. И Джошуа не ошибся: запретный плод оказался невероятно сладким.

— Я люблю тебя, Джошуа, — прошептала Луиза ему на ухо.

— И я тебя люблю.

— Не уезжай.

— Это нечестно. Ты же знаешь, что я вернусь.

— Извини.

Она крепче прижалась к нему.

Он передвинул руку к ее левой груди и сжал пальцы, слыша мягкий шорох вдыхаемого воздуха.

— Ты расстроилась?

— Немного. Совсем чуть-чуть.

— Я рад.

— Я тоже.

— Не хочешь искупаться? Это будет очень весело.

Она неуверенно улыбнулась:

— Опять?

— Если хочешь.

— Хочу.

После наступления ночи Герцогини Марджори снова пришла к нему в спальню. Мысль о том, что Луиза, быть может, крадется по залитому красным сумраком дому и вот-вот застигнет его со своей матерью, придала особую пикантность занятиям любовью, и Джошуа довел Марджори до полного исступления.

На следующий день за завтраком Луиза, призывно сверкая глазами, объявила, что покажет Джошуа плантации роз, чтобы он посмотрел, как продолжается подготовка к новому урожаю «Слез». Грант признал эту идею грандиозной, посмеиваясь про себя, что к его маленькому ангелочку пришла первая девическая влюбленность.

Джошуа вежливо улыбнулся и поблагодарил ее за проявленную заботу. До середины лета оставалось еще три дня.

День летнего солнцестояния в Криклейде, как и на всем Норфолке, отмечали довольно простой церемонией. На исходе дня Герцога у ближайшей к поместью плантации собралось семейство Кавана, викарий Колстерворта, слуги из большого дома, старшие работники поместья и представители от каждой бригады сборщиков. Джошуа и Дахиби тоже были приглашены и стояли впереди группы людей у обветшалой каменной ограды.

Перед ними простирались ряды плачущих роз, цветки с подвязанными стаканчиками смотрели в бледнеющее лазурное небо. Воздух был абсолютно неподвижен. Казалось, остановилось даже время.

Герцог раскаленным ломтиком мандарина уже опускался за западный край горизонта, унося с собой и дневной свет. Викарий, одетый в простую рясу, поднял руки, призывая к тишине. Он повернулся лицом к востоку. И словно по его знаку, над землей разлилось прозрачное розоватое сияние.

В толпе послышался чей-то вздох.

Необычное природное явление произвело впечатление даже на Джошуа. Прошлой ночью темнота длилась всего две минуты. А теперь ночи не будет совсем. Ночь Герцогини незаметно перейдет в день Герцога. И так будет продолжаться до конца следующей ночи Герцогини, когда на одну минуту в небе снова покажутся звезды. После этого вечерние и утренние сумерки будут удлиняться, пока Норфолк не достигнет нижнего солнцестояния в середине зимы, когда будет виден только Герцог.

Викарий прочел короткий благодарственный молебен по поводу нового урожая. Все присутствующие знали слова молитв и псалмов, их негромкие голоса, сливаясь в единый хор, разносились по всей плантации. Джошуа ощутил себя покинутым. Напоследок звучал псалом «Все твари, большие и малые». Эти слова нашлись в памяти его нейронаноников, и Джошуа, удивляясь своему воодушевлению, присоединился к поющим.

После службы Грант Кавана вместе с семьей и друзьями отправился на короткую прогулку по проходу между рядами роз. Он трогал некоторые бутоны, оценивал их вес и растирал между пальцами лепестки, изучая текстуру.

— Понюхайте вот это, — предложил он Джошуа сорванный лепесток. — Урожай обещает быть неплохим. Не таким хорошим, как пять сезонов назад. Но все же лучше среднего.

Джошуа вдохнул. Запах был слабым, но узнаваемым, так пахла пробка открытой бутылки «Слез».

— И вы можете все это определить по запаху?

Грант обнял Луизу за талию и прошел дальше по проходу.

— Я могу. Мистер Баттерворт тоже может. И половина работников в поместье тоже на это способна. Нужен только опыт. Чтобы его получить, надо провести здесь не одно лето. — Он широко улыбнулся. — Может, и вы решитесь на это, Джошуа? Я уверен, Луиза обязательно пригласит вас вернуться.

Женевьева пронзительно рассмеялась, а у Луизы жарко вспыхнули щеки.

— Папа! — воскликнула она и хлопнула его по руке.

Джошуа сдержанно улыбнулся, продолжая рассматривать какой-то розовый куст. И вдруг обнаружил, что стоит лицом к лицу с Марджори Кавана. Она томно подмигнула ему. В результате его нейронаноникам пришлось блокировать прилив крови к щекам.

После прогулки слуги из поместья накрыли столы под открытым небом. Грант Кавана встал у одного из импровизированных столов и начал отрезать увесистые ломти говяжьего бифштекса с кровью. Как гостеприимный хозяин он для каждого из своих людей находил добрые слова или шутки.

В продолжение ночи Герцогини началось увядание розовых цветов. Оно было настолько медленным, что заметить движение не представлялось возможным, но толстые стебли постепенно утрачивали свою упругость и вес лепестков с семенной коробочкой медленно клонил их к земле, подчиняясь закону тяготения.

К утру Герцога большинство стеблей приняли горизонтальное положение. Лепестки начали подсыхать и съеживаться.

Джошуа и Луиза заехали на одну из плантаций, прилегающую к лесу Уордли, и прошлись вдоль ряда увядающих роз. На всем участке было всего несколько работников, поправлявших отдельные стаканчики для сбора сока. Они торопливо кивали Луизе и продолжали заниматься своим делом.

— Большинство людей разошлись по домам, чтобы поспать, — пояснила Луиза. — Завтра утром начнется настоящая работа.

Они посторонились, чтобы пропустить мужчину с деревянной тележкой. На тележке покоилась огромная стеклянная бутыль в веревочной оплетке. Джошуа увидел, что в конце ряда человек осторожно снял бутыль с тележки и поставил на землю. Примерно у трети рядов уже стояли точно такие же сосуды.

— А это для чего? — спросил он.

— В бутыли сливают сок из стаканчиков, — сказала Луиза. — Потом бутыли отвозят в хранилище округа, где их содержимое переливают в бочки.

— И они хранятся там целый год.

— Правильно.

— Зачем?

— Чтобы провести зиму на Норфолке. «Слезы» считаются настоящими только после того, как переживут наши морозы. Говорят, это усиливает их вкус.

«И увеличивает цену», — добавил про себя Джошуа.

Увядание цветов ускорилось, стебли дугой наклонились к земле. Маленькие короны-солнышки из лепестков погасли, утратив все свое очарование. Теперь это были обычные увядшие растения.

— А как работники узнают, где надо привязать стаканчик? — спросил Джошуа. — Ты только посмотри: каждый цветок наклонился точно над сосудом. — Он окинул взглядом ближайший ряд. — Все до одного.

Луиза самодовольно улыбнулась.

— Если бы ты родился на Норфолке, ты бы знал, куда поставить стаканчик.

Но созрели не только плачущие розы на плантациях. По пути к лесу Уордли Джошуа заметил, что цветы на деревьях и кустах тоже постепенно закрываются и некоторые стебли склоняются вниз, совсем как стебли роз.

Дикорастущие розовые кусты возле каменных прудов на их любимой поляне потеряли свою форму, как будто из них выкачали воздух. Цветы опускались, цепляясь друг за друга, их лепестки склеивались в сплошную массу.

Луиза, как и прежде, позволила Джошуа раздеть себя, потом они расстелили одеяло под кустами плачущих раз и обнялись. Джошуа уже заставил Луизу дрожать от предвкушения, его руки спустились до низа ее живота и проникли между бедер, как вдруг что-то капнуло ему на спину. Он проигнорировал каплю и приник поцелуем к пупку Луизы. Следующая капля привлекла его внимание. Дождя быть не могло, на чистом голубом небе не было ни облачка. Он оглянулся.

— Что…

Норфолкские розы заплакали. Из центра семенной коробочки равномерно скатывались капли прозрачной жидкости. Этот процесс обычно продолжался десять-пятнадцать часов, до следующей ночи Герцогини. После того как из коробочки вытечет вся жидкость, она откроется и выбросит семена. Природа предназначила «слезы» для увлажнения и смягчения почвы, обезвоженной долгими неделями засухи, чтобы у семян было больше шансов прорасти и укорениться. Но в 2209 году женщина по имени Карис Томас, младший ботаник экологической исследовательской миссии, пренебрегая всеми правилами (и здравым смыслом), подставила палец под плачущий цветок, а потом лизнула блестящую каплю. Естественный порядок вещей на Норфолке на этом закончился.

Джошуа стер влагу со своей кожи и лизнул палец. Вкус был более резким, чем тот, которым он наслаждался на Транквиллити, но в сходстве сомнений не было. В его глазах вспыхнул озорной огонек.

— Эй, не так уж и плохо.

Он переворачивал смеющуюся Луизу до тех пор, пока она не оказалась под увядшими ветвями розового куста. Любовные утехи под дождем сверкающих капель доставили им наслаждение, какого не получить и в царских чертогах.

С окончанием ночи Герцогини сборщики снова вышли на плантации. Они срезали стаканчики, отяжелевшие от драгоценной влаги, и сливали их содержимое в бутыли. Это заняло еще пять дней напряженного круглосуточного труда.

Грант Кавана лично повез Джошуа и Дахиби в хранилище округа на полноприводном фермерском вездеходе с высокими колесами, способными преодолеть даже болото. Хранилище находилось на окраине Колстерворта и представляло собой множество каменных зданий, увитых плющом, и почти без окон. Под ними, ниже уровня земли, располагались облицованные камнем погреба, где бочки хранились в течение года до полного созревания напитка.

Они въехали в широко распахнутые ворота, когда рабочие выкатывали из подвалов последние бочки прошлогоднего сбора.

— Им ровно год, — с гордостью сказал Грант Кавана под грохот окованных железом бочек, катившихся по каменной мостовой. — Это и есть твой груз, юный Джошуа. Через два дня он будет готов полностью. — Он остановил вездеход у разливочного цеха, куда закатывали бочки. Навстречу им выскочил вспотевший бригадир. — Не обращай на нас внимания, — беспечно бросил ему Грант. — Я сам все покажу своему главному покупателю. Мы вам не помешаем.

С этими словами он неторопливо вошел внутрь.

Цех разлива являлся самым сложным в механическом отношении производством из всех, что Джошуа увидел на этой планете, хотя ему и не хватало нормальных кибернетических систем (а на конвейере использовались настоящие резиновые ленты!). Это был продолговатый зал под односкатной крышей, заполненный блестящими транспортерами, трубами и резервуарами. Тысячи известных во всей Конфедерации бутылок грушевидной формы, увлекаемые конвейерной лентой, двигались по всему залу, даже над их головами, задерживаясь только у разливных трубок. Из-за громкого звона трудно было даже услышать собеседника.

Грант повел их по залу. Он объяснил, что содержимое бочек сливается в большие резервуары из нержавеющей стали. Букет округа Стоук образуется при смешивании продуктов со всех плантаций. Ни одно из хозяйств не имеет собственной марки, даже его плантации.

Джошуа увидел, как бутылки наполняются, потом закрываются пробками и получают этикетки. Каждая операция повышает стоимость товара. А вес стеклянной бутылки значительно уменьшает количество «Слез», перевозимое космическими кораблями.

«Господи, отличная организация. Я бы и сам не мог устроить все лучше. А самое приятное в том, что мы готовы сотрудничать и поднять цену еще выше».

В конце линии их ждал управляющий с первой бутылкой, сошедшей с конвейера. Он вопросительно глянул на Гранта, и тот разрешил ему продолжать. Бутылка была открыта, ее содержимое разлили в четыре хрустальных бокала.

Грант вдохнул аромат, потом сделал маленький глоток и с задумчивым видом склонил голову.

— Да, — наконец объявил он. — Хорошо. Округ Стоук может поставить на этот продукт свое имя.

Джошуа отпил из своего бокала. Вино приятно охладило горло и зажгло пламя в желудке.

— Вам нравится, Джошуа? — спросил Грант, похлопывая его по спине.

Дахиби, подняв свой бокал к свету, рассматривал его с нескрываемой алчностью.

— Да, — решительно произнес Джошуа. — Напиток хорош.

Джошуа и Дахиби по очереди навещали хранилище, чтобы проследить за упаковкой своих контейнеров. Для перевозки в космосе бутылки герметично запечатывали в композитные ящики объемом в один кубический метр с толстым слоем термозащитной пены (дополнительный вес); погрузочное и упаковочное оборудование в хранилище имелось (дополнительная стоимость), а ветка железной дороги, идущая прямо к городской станции, позволяла ежедневно отправлять в Бостон часть груза.

К огромному огорчению Луизы, эта деятельность значительно уменьшала время, проводимое Джошуа в поместье. К тому же для верховых прогулок теперь уже не было приличного повода.

А Джошуа так подобрал смены, чтобы большую часть ночей Герцогини проводить в хранилище, и это позволило ему до минимума ограничить встречи с Марджори.

Тем не менее утром в день отъезда Луизе удалось застать его в конюшне. Джошуа пришлось два часа провести на темном и пыльном сеновале, удовлетворяя все более смелые и безрассудные желания молодой девушки, казалось, не знавшей усталости. После третьего оргазма она прильнула к нему, выслушивая тихие заверения в скором возвращении.

— Ради торговли с папой? — почти обвиняющим тоном спросила она.

— Нет. Ради тебя. Бизнес — это только предлог, в противном случае было бы трудно объяснить свой визит. Здесь все так благопристойно.

— А мне уже все равно. Наплевать, даже если кто-то узнает.

Он повернулся и стряхнул с груди несколько сухих стебельков.

— Зато мне не все равно, я бы не хотел, чтобы с тобой обходились как с парией. Луиза, я тебя прошу проявить хоть немного благоразумия.

Она ласково провела пальцами по его щеке.

— Ты и вправду заботишься обо мне, да?

— Конечно.

— Ты понравился папе, — нерешительно сказала девушка.

Возможно, сейчас не самый лучший момент, чтобы давить на него и строить планы на будущий приезд. Ему предстоит межзвездный перелет, а это огромная ответственность. Но похвалы отца могли быть хорошим предзнаменованием, его одобрения удостаивались не многие люди. А Джошуа не раз восхищался округом Стоук. И он сам говорил, что мог бы осесть в таком месте.

— Да и мне твой старик понравился. Но характер у него не дай бог!

Луиза захихикала в темноте. Внизу было слышно, как с ноги на ногу переступают лошади. Она уселась верхом на живот Джошуа, прикрыв их обоих гривой своих распущенных волос. Его руки нащупали ее грудь и сжимали до тех пор, пока она не застонала от желания. Низким гортанным голосом он рассказал ей, чего ему хочется. Луиза напряглась, приспосабливаясь к его позе и изумляясь собственной смелости. Он ворвался в нее, даря удивительное ощущение там, ободряя ее и поощряя.

— Скажи мне еще раз, — промурлыкала она. — Пожалуйста, Джошуа.

— Я люблю тебя, — прошептал он, обжигая ей шею горячим дыханием.

И даже нейронаноникам не удалось избавить его от чувства вины после этих слов. Неужели он действительно унизился до лжи доверчивой неискушенной девочке? «Может, так получилось, потому что она восхитительна, потому что такие всегда привлекают нас, хоть мы и знаем, что это неправильно? Я ничего не могу с собой поделать».

— Я люблю тебя и скоро за тобой вернусь.

Она восторженно застонала, принимая его. Исступленный экстаз залил собственным сиянием все вокруг, прогоняя темноту сеновала.

Джошуа едва успел вернуться в дом, чтобы поцеловать щеки или пожать руки всем членам семьи и многочисленным служащим (Уильям Элфинстоун при этом не присутствовал), собравшимся в вестибюле, чтобы пожелать ему и Дахиби счастливого пути. Конный экипаж отвез их на станцию Колстерворт, откуда они вместе с последней партией груза поездом отправились в Бостон.

В столице их встретил Мелвин Дачарм. Он сказал, что больше половины контейнеров уже переправлено на борт «Леди Макбет». Кеннет Кавана воспользовался своим влиянием на капитанов, чьи космопланы были не слишком загружены из-за небольшого объема сделок. Особой радости по этому поводу они не проявили, но время погрузки значительно сократилось. С одним маленьким космопланом, имевшимся на «Леди Мак», им бы потребовалось на это одиннадцать дней.

Они сразу вернулись на корабль. В своей каюте Джошуа обнаружил Сарху, парившую рядом с раскрытой ячейкой для секса. На ее лице блуждала хищная улыбка.

— Ни за что, — сказал он ей, свернулся калачиком на койке и проспал добрых десять часов.

Даже если бы Джошуа бодрствовал, вряд ли он стал бы направлять сенсоры «Леди Макбет» на уходящие от планеты корабли. И все равно не заметил бы, что из двадцати семи тысяч восьмисот сорока шести звездолетов, прибывших к Норфолку, двадцать два судна, отправляясь к родным мирам, испытывали серьезные проблемы из-за механических и электрических повреждений.