Ди-Джей

^{Глава 5. Локация 1. Окружение – это не всё что вокруг, а только то что до тебя доходит.}

Утро следующего дня для Димы ознаменовалось очередным стрессом. Проснувшись и обновив огонь в очаге, он вылез из норы, умываясь на ходу слезами от едкого дыма, в котором успел прокоптиться, пока разводил жалкий костерок. Пнул походя под зад очередного сонного соглядатая от входа. Чернявый подневольник пробурчав что-то невнятное и крайне недовольное спросонок, отполз на четвереньках на несколько шагов в сторону.

Рыжий обезьян в хорошем расположении духа, в выспавшимся настроении прищурился слепящему солнцу, потянулся, но раздавшееся торжественно весёлое «та-та-та-там» вездесущей Суккубы, его резко напрягло, и он, припав к земле с опаской осмотрелся.

На краю его законной придомовой территории, на огораживающем двор земляном заборчике сидели две самки, а над ними широко раскинув руки висела в воздухе уже конкретно осточертевшая белобрысая обезьянка. И выражение её мордашки Диме сразу не понравилось. Джей откровенно ликовала, а это всегда было не к добру.

Он присмотрелся к двум ранним гостьям, явно ожидавшим именно его выхода. Одна оказалась запредельно старая, по виду значительно древнее его Аф, а вторая – совсем молоденькая, у которой грудки только начали проклёвываться. И обе были худыми до безобразия, будто первую давно перестали кормить, а вторую в этой жизни ещё и не начинали.

Дима: – Ну, и из какого топового модельного агентства ты их сюда притащила? – с разом скисшей миной поинтересовался ученик, понимая, что зря радовался утру, потому что оно по определению добрым не бывает, да ещё проходя стажировку у этой красночёлочной сволочи.

– Ни из какого, – не прекращая ликовать по непонятному поводу, воскликнула Суккуба, – они сами притащились. Это У, – показала она на «бабушку обезьяну», – а это её типа дочь Уаух, – представила белобрысая, малолетку недокормыша, – прошу любить и жаловать.

Дима: – И на кой они мне?

Тем временем пожилая гостья, скорчив жалостливую рожу «подземнопереходной» попрошайки раздвинула трясущиеся мослы коленок и оттянув скрюченными чёрными пальцами отвисшие половые губы принялась мастурбировать, изображая игру на балалайке.

Скосила белёсые глаза на рядом сидящую молодку, что с нескрываемым любопытством разинув рот, разглядывала Диму. Ткнула её острозаточенным локтем, настоятельно потребовав от ребёнка заниматься тем же самым, и та в отличие от выжившей из ума старой кошёлки занялась беспутством, как и подобает с подростковым задором и непосредственностью, явно получая наслаждение от морального непотребства.

– Ы-ы-ы-ы, – прорычал Дима в голос, мгновенно побагровев.

Дима: – Ты что, вообще чиканулась, исчадье ада, – параллельно дополнил он рык мысленно, – Ты что творишь?

Суккуба только заразительно звонко расхохоталась и даже затопала в воздухе ножками от восторга. Но накинуться Диме в праведном гневе на белобрысую бестию, да и просто потанцевать под её хохот не дала Аф, подкравшаяся из-за спины. Повиснув на его руке и выпятив губы в трубочку, она принялась издавать жалостливые звуки, как бы упрашивая, тем самым показывая, что она с ними заодно.

Дима: – Это ещё что? Она упрашивает меня заняться с этой парочкой некрофилией с педофилией? Аф?!

Диминому негодованию не было придела. Всё в нём клокотало и бурлило как в жерле вулкана, но подорваться окончательно вновь не дала супружница. Она, перестав виснуть на его руке ловко перебралась на шею, умудряясь при этом что-то жалостливо выпрашивать плаксивыми звуками и малопонятными несмелыми жестами, которых потомок с высшим образованием будущих сверх технологий, абсолютно не понимал.

Он с трудом пытался отцепить от себя сожительницу, которая, как, и положено обезьянке оказалась на удивление цепкой. Но этой короткой схватки за свободу такой нужной ему шеи, хватило охваченному бешенством обезьяну, чтобы сбить спесь и несколько прийти в себя, успев в голове проговорить несколько раз: «я – ведущий».

Наконец устав бороться с домогающейся его шеи липучкой, он глубоко вздохнул, и грозно уставившись на Суккубу, потребовал.

Дима: – Объясни.

– А что тут объяснять? – через чур наигранно вопросила Джей всплёскивая ручками, – У и Аф старые подруги, по несчастью. Обе давно живут без самцов и до появления тебя, красавца, по сути, были одной семьёй. Своих детей у них нет. Старушка их вообще никогда не имела. Она бесплодна. А у твоей Аф было четверо в разный период, но они по той или иной причине умерли. Детская смертность здесь очень высокая, знаешь ли. Хотя и взрослые самки мрут не меньше, но вот отцов-одиночек в этом обществе пока не водится. И подруги, плюнув на неустроенную личную жизнь на пару занимались в селении тем, что подбирали детей сирот. И тут ты такой молодой, красивый и незарегистрированный осчастливил одну из них. Вот Аф и просит тебя разделить счастье с её подругой. Ну, или хотя бы взять их совместных детей на прокорм. Хотя Аф и так им всё своё мясо перетаскала.

Дима, выслушав всё это, долго раздумывать не стал. Ему показалось это очень по-человечески. Место в норе действительно много, да и охотник он уже знатный, как он не без гордости о себе возомнил. А себя не похвалишь с утра, так весь день ходишь как оплёванный. И Дима уверенно согласился, абсолютно забыв, зачем он здесь находится. Даже не подумав, что исчадье ада сознательно устроила ему очередную подставу. Уж больно всё выглядело естественно.

После недолгого женского ликования самки куда-то унеслись со всех ног, а Дима неожиданно призадумался по-хозяйски, вообразив в одночасье себя отцом большого семейства. И на охоту надо бы сходить, припасы пополнить и двор самым настоящим забором огородить, не понятно зачем. И даже прикинул, что неплохо бы было вместо норы в земле, дом деревянный поставить. Но как подумал, так и отмахнулся от этой идеи, всё равно не зная, как эти дома строятся. Но на будущее, может быть, может быть…

Самки вернулись быстро. Даже помечтать Диме не дали как следует, потому что эти грёзы разом улетучились, когда он увидел, на что согласился. Аф и У привели и принесли с собой аж восемь детёнышей разного возраста, мал мала меньше. И всё «хозяйское будущее» из него как-то сразу улетучилось.

В норе начался полный кавардак. Пополнение принялось обживаться, отчего Дима сразу забыл о доме с забором, и у него возникло стойкое необоримое желание сбежать куда-нибудь, например, на охоту. Что он тут же и сделал, просто выскочив из норы, на ходу хватая оружие и наматывая на плечо новые травяные верёвки.

Джей, естественно, увязалась за учеником, но неожиданно всю дорогу до места их охоты двигалась молча, абсолютно не вмешиваясь в мыслительный процесс ученика, отчего тот даже и забыл, что наставница слышит его думы. Только дойдя до вырытой на звериной тропе ямки, где был изловлен кабан и, начав обустраивать новую ловушку, она впервые заговорила подсказывая. И Дима, завязывая верёвки к деревьям, неожиданно поймал себя на мысли, что белобрысая сволочь подозрительно немногословна сегодня.

Памятуя о недочётах с первой ловушкой и кабаньем балете, охотник усовершенствовал новую западню, использовав на этот раз два дерева на растяжку вместо одного. По его расчётам, это позволит не только зафиксировать жертву, чтоб она не бегала, но и оторвать её от земли, сделав более беспомощной.

Удивительно, но все помыслы его были связаны ни с тем, а заявится ли зверь вообще, а с тем, как он с ним будет разделываться. Он даже не сомневался в том, что добыча придёт почти сразу, как только смастерит и подготовит орудие ловли. Так оно и случилось. Вот только зверь на этот раз был не тот, кого ожидал горе-охотник. Вместо сытной и вкусной свинины из джунглей на тропе показался… лев.

Грозный хищник вышел. Посмотрел на глупую обезьянку, раскидывающую прелую листву на тропе, и грозно рыкнул. Этого вполне хватило охотнику для того, чтобы перестать дышать, выронить из рук оружие и обделаться со страха. Правда, не по-большому, а по-маленькому, жалкой струйкой смочив толстый слой листвы у ног. Ну и сами ноги сполоснул заодно.

Лев оказался молодым. Грива ещё не отросла до пышной лохматости, но Дима в одночасье понял, почему эту кошку называют Царём зверей. Ему, оказывается, даже охотиться не надо, как всем. Подошёл, рыкнул, парализовал, поел, пока тёплое и пошёл дальше гулять и размножаться. Ну, чем не Царское Величество.

Всё дело оказалось не в силе львиного рыка. Он вроде бы и не сильный был, не оглушающий. Но, мать его, настолько низкий и ужасающий, что любая жертва со страха просто теряет способность что-либо делать, кроме расслабления органов выделения всего, что можно. Дима оказался физиологически нормальной обезьяной и отреагировал на душераздирающий рык вполне естественно.

Тем не менее, Царь зверей не пошёл к остолбеневшей рыжей жертве вразвалочку, а в два ленивых прыжка допрыгал до него и так же, как и кабан, угодил в ловушку передними лапами. Тонкие палочки под его весом хрустнули, деревья взметнулись, выпрямляясь, и петли, мёртвой хваткой вцепившись в массивные лапы, задрали хищника в воздух, даже чуть-чуть оторвав от земли.

Был бы зверь помассивней, этого бы не произошло. А так он оказался в некой точке равновесия у самой земли, то принялся прыгать, словно на батуте. Всякий раз, когда его задние лапы касались тропы, он зачем-то сразу подпрыгивал, видимо, таким образом стараясь выскочить из ловушки.

Рёв в джунглях стоял такой, что зверьё, наверное, за километр в обморок попадало. Макаки с деревьев все как одна, подобно переспелым яблокам, посыпались. Собирай – не хочу.

Охотник хоть и не считал себя зверьём, да и к макакам не относил, но отставать от собратьев меньших не стал, а мягко завалился на бочок расслабленным кулём и, перевернувшись на спину, изобразил на земле звёздочку с расфуфыренными лучами в разные стороны.

Джей, дрянь адская, вместо того чтобы оказать первую помощь потерявшему сознание, во всю развлекалась, как дитя малое с попавшей ей в руки кисой. Ухватив бедное животное за хвост, она принялась помогать ему раскачиваться, всякий раз дёргая вниз, когда тот устремлялся вверх. И верещала от удовольствия громче, чем охеревший от всего этого лев.

Именно сверхъестественный смех Суккубы и сделал своё чёрное дело. Дима, находясь в полном беспамятстве, поднялся, словно киношный зомби. Медленно и неспешно подобрал копьё. Подошёл со спины к развлекающейся парочке. Несколько прыжков понаблюдал, уставившись на оттянутый хвост и быстро выскочив из-за спины Джей, на очередном львином подпрыгивании вонзил острозаточенную палку ему точно в задний проход. Даже шкуры не попортил. А когда зверь, пройдя верхнюю точку экстремума в своём колебательном процессе, отправился вниз, то тупо насадился на кол по самые уши.

Душераздирающий рёв льва и истеричный смех красночёлочной садистки оборвались одновременно. Киса умерла мгновенно, даже не дёрнувшись. Джей замерла, парализованная в шоке. Многое она в своём адском существовании повидала, но такого изуверского способа убийства зверя в Суккубской памяти не значилось. Это уже был перебор.

Наставница по разврату стояла с распахнутыми глазами и отпавшей челюстью, выпустив игрушку из рук, уставившись на ученика, который в абсолютно лишённом эмоций состоянии тупо глазел, как «люля-кебаб» на палочке, ещё пару раз качнулся и замер, уткнувшись торчавшим из задницы копьём в землю. Всё живое замерло, словно на фотографии.

Сняла со стоп-кадра картинку Джей.

– Ну, ты даёшь, – выдохнула она с нотками восхищения, – первый раз вижу такой способ убийства Царя зверей.

Суккуба нервно хихикнула.

Дима: – А что толку, – пожал плечами герой с такой безмятежностью и обречённостью, что олимпийцы со своим спокойствием зарыдали бы от зависти, сидя где-нибудь под трибунами, – Мясо-то у него не съедобное, а мне целую ораву кормить чем-то нужно.

Она опять нервно хмыкнула.

– Да я посмотрю, ты у нас гурманом заделался. Сразу видно, не кошатник. Кошек не любит только тот, кто не умеет их готовить.

Лев хоть и был молодой, но по весу раза в два превосходил предыдущего кабанчика, поэтому тащить его пришлось Диме на волокуше, даже несколько раз останавливаясь, чтобы передохнуть. Копьё из задницы вынимать не стал. Побрезговал.

Джей уже по традиции ехала верхом на добыче, а когда рыжий обезьян миновал общественный туалет поселения и вышел на неровный строй ощетинившихся копьями своих собратьев, даже «затамкала» бравурный марш, размахивая ручками, как заправский дирижёр.

Дима на этот раз даже не стал ни останавливаться, ни скалиться, как в прошлый раз, а пропёр добычу через расступившийся строй с видом обыденности. Тем не менее, заметил, что некоторые из аборигенов от вида льва на палочке приходили в буйное расстройство психики.

Когда он уже протащился через весь строй, толпа за спиной взревела футбольной трибуной, словно там гол забили. Как из-под земли материализовались самочки с визгливым потомством, а на полпути на него накинулось собственное, резко увеличившееся семейство, что в состоянии всеобщего ликования помогло дотащить добычу до огороженной придомовой территории.

Только затащив тушу во двор, Дима устало скинул с себя верёвки, не собираясь дальше тащить эту тяжесть. Оглянулся, и несмотря на усталость пристально обвёл инспекторским взором разнокалиберные морды жителей поселения. А собрались у его норы практически все от мала до велика в полном составе.

Мужские особи с нескрываемым любопытством и страхом рассматривали труп Царя зверей. Женские – с любопытством и восхищением. Притом, в отличие от первого раза, в большей степени восхищались самим охотником, а не насаженной на копьё страшной кошкой.

Памятуя об основном половом законе, Дима не без гордости отметил, что очередным героическим поступком вознёс свою значимость в их глазах чуть ли не до небес. Если так и дальше дело пойдёт, то в скором времени надо будет привыкать к режиму местного Бога, ибо тут поголовно на него молиться начнут. Но вездесущая Суккуба не была бы Суккубой, если бы морально не подгадила.

– Возвышенный поступок – это деяние, возвышающее тебя в глазах окружения, – наставительно постаралась она опустить ученика на грешную землю, – но оно не возносит тебя над себе подобными, а лишь делает достойным этого.

Дима: – Достойность – это и есть возвышение. Посмотри на них. Ты же тоже можешь чувствовать их эмоции.

Джей ничего не ответила, но очень нехорошо скосила прищуренные глазки на непомерно задравшего чувство собственной важности ученика. И то, что она не смогла донести до дебила словами, тут же исправила обстоятельствами.

Восхищённая толпа фанатов расступилась и, не спрашивая хозяйского разрешение, прямо через забор на частную территорию запрыгнули четыре здоровенных гомо-дебила из личного окружения вождя. Ни сказав ни здрасьте, ни до свиданья, все как один, сделав морды кирпичом, самым наглым образом схватили добычу за четыре лапы и куда-то потащили.

Диму чуть «Кондратий не обнял» от их наглости. И он, недолго думая, схватил первое, что в руки попало. А первым попал ему лук. И в порыве негодования, практически в упор всадил заточенную и обожжённую стрелу в накаченную задницу одному из «несунов».

Притом инъекцию от жадности и наглости произвёл по всем правилам «уколопроставления». Точно в верхнюю четверть ягодицы. Полеченный таким образом вор бросил лапу и, дико завизжав, умудрился обеими руками схватиться за рану. Пока ничего не понимающие подельники смотрели на него, как на идиота, Дима подхватил с земли ещё одну стреловую инъекцию и, практически не метясь, прописал вакцинацию от наглости ещё одному.

Тот тоже резко завязал с воровством, заревел раненным зверем и упал вперёд, в аккурат поперёк земляного вала, выпятив задницу к верху с торчащей перпендикулярно стрелой. Вакцинированный замер, вроде даже потеряв сознание, видимо, от стыда за содеянное.

Оставшаяся парочка, поняв, что их всех бессовестно убивают, бросили отобранное по праву сильного и, издавая нечленораздельные вопли, кинулись бежать. Как понял Дима, они рванули жаловаться вождю на произвол чужака, поступающего с задницами их подельников, не по обезьяним понятиям.

Первый, продолжая держаться за раненую ягодицу, издавая мучительный стон, заковылял за убегающими. Второй – так и остался лежать без движения к верху задом на заборе.

Властителя долго ждать не пришлось. Как и всегда, когда дело касается того, что он считает своим, просто потому, что так считает. Вождь, как и положено «королю» заявился чуть ли не бегом и сразу со всем своим «королевским двором».

Дима ещё издали насчитал двенадцать мордоворотов с пиками, сразу сообразив, что сейчас будет драка с морем крови и горой мяса. Он посмотрел под ноги. Осталось три снаряда. Мало.

Рыжий поднял стрелы, зажав их в зубах. Не спеша, явно на показ, подошёл к раненому и вырвал из его зада четвёртую, окровавленную, вставляя её в лук. И тут случилось чудо. Умерший боец ожил и, жалостливо постанывая, перевалился за земляной забор и на четвереньках, подтягивая за собой одну ногу, пополз умирать на руках хозяина.

Вожак, подойдя примерно на двадцать шагов, остановился и испепеляющим взглядом уставился на бунтовщика, с прищуром стараясь рассмотреть, что это он держит в руке и насколько это для него опасно. Дима сразу понял, чем пузан заинтересовался, и решил тут же усугубить его настороженность, устроив презентацию.

В стороне от входа в землянку стояла старая толстая пальма, которую он как раз использовал в своих тренировках в стрельбе из лука. Дима тут же решил продемонстрировать всю силу дальнобойного оружия в показательных выступлениях. Он поднял лук со стрелой над головой, как бы говоря вожаку: «Смотри!». И, натянув тетиву, мысленно вспомнив о Высших Силах, в надежде на их помощь, выстрелил.

Откуда не возьмись, прямо наперерез стреле из широченных лопухов тропического растения, выпорхнул огромный жёлто-зелёный попугай величиной с курицу. Стрела, пронзив вспорхнувшую птицу, пригвоздила летуна к пальме, из-за которой тут же высунулась мордочка белобрысой бестии и, жестом дёрнув паровозный гудок, издала победное «ес».

Стрелок от такого цирка сам офигел. Грудная клетка Димы вздулась так, будто пацан лет пять безвылазно в качалке просидел на анаболиках, и теперь ему грудные мышцы девать некуда. Да, самцовый рельеф класса альфа качается самогордостью практически мгновенно, в отличие от железа с тренажёрами.

Рыжий обезьян в приступе звёздной болезни осмотрел фанатов, пребывающих в ступоре. Медленно крутанувшись на все триста шестьдесят градусов, остановил покровительствующий взгляд на Аф и небрежным движением головы выдал команду своей самке: «Фас».

Сожительница, купающаяся в лучах славы её личного самца, без промедления кинулась выполнять повеление избранника, но, боясь от чего-то прикасаться к самой стреле, натужно выдрала её из ствола, держась исключительно за тушку птицы.

Вожак тоже по достоинству оценил эффектную демонстрацию силы, но, будучи самоназначенным лидером этого обезьянника, отступить и тем самым передать бразды правления этому выскочке, ну никак не мог. Вкусивший власть – свинье не товарищ. И в деле доминантности, однажды высунувшийся – обратно ни в какую не засовывается.

Он считался в стае не только самым крупнопузым, потому что лучше всех питался, но и самым хитроумным. По крайней мере, он был о себе именно такого мнения. А раз так, то попытался решить конфликт дипломатическим путём, то есть обманом.

Толстопуз всем видом сменил гнев на милость, и уже не размахивая копьём типа всех убью, а кого не убью – до смерти затыкаю, а используя его, как посох патриарха, миролюбиво и расслаблено двинулся к Диме. Рыжий опустил лук, но разряжать оружие не стал, ожидая, как и положено в подобных киношных сценах, отборной пакости.

Вождь подошёл вплотную к земляному забору. Сопровождение на такой смелый шаг не решилось, остановившись поодаль. Осмотрел лежащего у ног охотника льва и, мило улыбаясь, сначала ткнул пальцем в трофей, а затем указал на себя, как бы говоря: «Дай мне его по-хорошему». И тут же мимикой добавил: «ну, очень надо».

У Димы моментально созрела идея, как можно разрулить данный конфликт с коммерческой выгодой для себя. Улыбнувшись вождю в ответ, он одобрительно кивнул, как бы соглашаясь, но тут же добавил, казалось бы, ничего не значащие условия, мол, я тебе льва, а ты мне мяса пожрать на всю мою семейную ораву. Так сказать, честный обмен по живому весу.

Вождь сначала растерялся, не понимая, чего хочет за льва чужак, а когда сообразил, принялся торговаться, будучи уверенным, что непременно облапошит этого рыжего лоха. Ведь он – вождь. Ведь он – хитрый.

Уже через пять минут мирные дипломатические переговоры превратились в самый настоящий восточный базар с театральной жестикуляцией, подкреплёнными «клятвами мамами» в обязательном порядке.

Но, как и всегда бывает, когда схлёстываются два пройдохи одной весовой категории, взаимно проиграв, оба остались довольны своими победами. Вождь получил тушу льва, а Дима – мясо четырёх молодых макак, притом уже ободранных и разделанных.

Его женщины были в восторге. Они тоже, как и он, оказались не кошатницами и понятия не имели, в каком виде готовятся львы. А вот это мясо было им знакомо, и поэтому, не соблюдая никакой санитарии при приготовлении пищи, прямо волоком по земле потащили тушки в нору.

Попаданец хотел было возмутиться на уровне рьяного инспектора санэпиднадзора, но тут же, уверив себя, что поварихи таким нетрадиционным способом лишь добавляют специи в мясо, успокоился.

День прошёл на сытый желудок. А что ещё надо для счастья. Обожравшийся Дима сидел на подстилке у входа, в очередной раз пнув с неё соглядатая и щурясь, как кот, отдыхал от забот, слегка подрёмывая. Даже вечно прилипчивая белобрысая вражина его не домогалась, пропав куда-то после горячих торгов, в которых принимала участие, между прочим, сразу на двух фронтах.

Дима даже ни сразу сообразил, как это у неё получилось, если Суккубу, кроме него никто ни видит и ни слышит. Но тут же, вспомнив, с каких краёв это «милое» создание, успокоился, убедив себя, что эта адская дрянь может в собственном мире творить абсолютно всё, особенно когда это касается её развлечения.

Только когда в джунглях «выключили» солнце, а именно так здесь наступала ночь, напрочь игнорируя понятие «вечер», впрочем, как и «утро», Дима уступил настил из листьев дежурному соглядатаю от вождя и отправился на свой лежак баиньки, даже не выходя из состояния полусонной неги, не желая больше ничего, кроме как поспать.

В норе уже все угомонились. Домашний очаг догорал, превратившись в своеобразный ночник. В его персональном углу был свежий настил из огромных и мягких листьев, на котором он благополучно устроился, собираясь как следует отдохнуть от через чур напряжённого дня. Но не тут-то было. Не успел рыжий расслабиться, как ему под бок пристроилось женское туловище, странно пофыркивая и чуть ли, не мурлыча в предвкушении получения удовольствия.

Дима в раз проснулся. Ибо понял, что это не Аф, а старушка У решила отблагодарить его своей безотказностью. Вот только самец не оценил её податливую жертвенность. Он резко сел, но тут же встретившись взглядом с вездесущей мордочкой Джей, в одно мгновение понял: всё, что сегодня произошло – это лишь умело подстроенная для него ловушка.

Дима: – Ты хочешь сказать, что я должен буду собрать все отбросы и отребья в этом селении и, вылезая из кожи вон всю эту погань удовлетворять?

– Ди, – неожиданно устало и серьёзно ответила Суккуба, – расслабься. Ты здесь на учёбе, а не на «трах-тибидох» полигоне. И ты не просто диким обезьяньим сексом занимаешься, а познаёшь изначальную природу женщины.

Дима: – И что я должен познать с этой старухой? Да меня сейчас стошнит от одной её гнилой вони. Как я должен буду «окунуться в её чувства», если кроме омерзения к ней, у меня других ассоциаций не возникает?

На что Джей, в отличие от импульсивного ученика, спокойно и назидательно проинформировала:

– Женщины с заниженной самооценкой, такие как Аф и У, считающие себя уже непривлекательными и далеко не первой свежести, не придают, как правило, особого значения сексу. Расслабься. Для них желание создать семью, иметь детей и просто боязнь одиночества – превыше.

Дима: – Ну создал я им семью. Что им ещё от меня нужно? Зачем же она ко мне в пастель лезет? Мы же с тобой прекрасно понимаем, что старая кошёлка разлеглась тут не просто так.

– Запомни, дебил, – грозным ангельским окриком одёрнула его Суккуба, демонстративно сдув красную чёлку со лба, хотя она торчала настолько коротко, что никуда не свисала, – Как бы женщина не выглядела снаружи, внутри она всегда остаётся женщиной. И раз ты её приблизил, то просто обязан дать то, что она хочет. Отказом ты её обидишь, а обижать женщину, и тем более в интиме, я тебе не советую. А к моим советам, надеюсь, помнишь, как относиться.

– Уууу, – прорычал негодующе ученик, грубо хватая развалившуюся старую обезьяну за дряблую кожу живота и заросли лобка.

На что неожидающая такого порывистого проявления страсти У, жалобно и возбуждающе томно засопела.

– Поверь. Наощупь в темноте – все женщины секси, – подмигнув с улыбкой подтрунивала его преподаватель телесных наук уже обычным тоном, – а я по ходу дела расскажу тебе одну занимательную историю, которой, кстати, лично была свидетелем.

Дима, с которого окрик ангела мгновенно сбил спесь, обречённо выдохнул и принялся наощупь определять, где у старухи, что ещё осталось от женщины.

– Была в истории человеческой цивилизации такая неординарная личность, как Бенджамин Франклин, – начала свой рассказ Джей, – Слышал о таком?

Дима: – Слышал. Какой-то там по счёту президент Америки.

– Дебил. Франклин никогда не был президентом. Он был крупный политик, дипломат, государственный деятель, учёный, писатель, изобретатель. Да, он был кем угодно, но только не президентом. Но при этом Бенджамин, кстати, навеки запечатлён на стодолларовой купюре. Так вот, этот деятель имел обыкновение заниматься постельными развлечениями исключительно со старушками. Ревностный защитник института брака, в любовницы выбирал себе женщин на тридцать, а то и сорок лет старше себя.

Дима: – Извращенец.

– Извращенец у нас ты, Ди. Да ещё какой. А Бенджамин был мужик умный и на комплексах не зацикленный, в отличие от некоторых. Он абсолютно правильно полагал, что у девочек в возрасте больше опыта, они более разумны и сдержанны, а самое главное – лучше хранят тайны и не вызывают у окружения подозрение в прелюбодеянии. Что же касается того, что ниже пояса, никто и никогда в полной темноте не отличит молодое влагалище от старого. У всех женщин оно, в общем-то, устроено одинаково.

Дима: – Да, конечно. У неё оно дряблое и мягкое.

– Любое явление по своей сути нейтрально. Позитивную или негативную окраску оно приобретает благодаря твоему отношению к нему. Ты идёшь летом по раскалённой пустыне и костеришь жару последними словами, а дойдя до дома, заваливаешься в баню с друзьями, где температура значительно выше природной песочницы, и получаешь кайф. Явление жары по внешним проявлениям, в общем-то, одно и то же, а вот отношение к нему разное. Отсюда и разный результат восприятия. Так же и здесь. Можно думать о дряблости и противной мягкости, а можно о нежности и трепетной податливости.

Костерок домашнего очага тем временем потух, и Дима, увлёкшись в полной темноте тактильным изучением особи противоположного пола, уже входя в раж, то же сопел, как и У, с удивлением купаясь в новых для себя эмоциях партнёрши.

Дима: – Это получается, я к каждой женщине должен персонально подстраиваться?

– Привыкнув к одной женщине и затаскивая в постель другую, ты теряешь то, к чему привык, что возбуждало и влекло раньше. Столкнувшись с новой, неизвестной, ты обречён по новой привыкать.

Дима: – Я так полагаю, что женщина в этом отношении тоже заново учится получать от нового мужчины удовольствие?

– Не совсем, – «обломала» его скоропалительные выводы Джей, – В этом отношении женщина качественно отличается от мужчины. Мужчина может получить оргазм с любой женщиной. Ему в принципе без разницы в кого совать, тем более, когда темно и ничего не видно. А вот для женщины всё сложнее. Ни один мужчина НЕ МОЖЕТ довести женщину до оргазма по определению. Он способен лишь помочь ей получить его самостоятельно.

От явно записываемой в мозг информации, на этот раз помутнения в голове не произошло. Диму лишь слегка повело, как подшофе, что только способствовало раскрепощению. Он к этому времени уже достаточно изучив особенности анатомии старушки, доведя себя до состояния «невтерпёж», даже не обратил внимание на спецэффект и с мыслью, мол, да ладно, всё потом, полез на самку помогать ей в получении удовольствия. Или в получении его для себя, что, судя по его торопливости, больше соответствовало истине…