Ничего не скажешь, знакомство с родителями Роберто вышло фееричным. Осколки из ковра, наверное, будут выбирать до конца недели. Нет, конечно, я как приличный человек, предложила оплатить и стекольщика, и убиральщика, и даже купить новый ковер, хоть он и стоит как весь наш дом в Рейвенхилле. Но, кажется, они были так взволнованы, что не поняли, что я имела в виду. Впрочем, упоминание о том, что нашей мастерской заинтересовался сам Грасс и в столице мы для получения императорского контракта, существенно примирило семейство Моретти с моей кандидатурой в качестве невестки. Но, мне кажется, единственная, кто была рада моему появлению, кроме Роберто, конечно, это Ариза. Видимо, ей самой не так уж хотелось выходить за него замуж.
— Так вы познакомились всего два месяца назад? — спрашивает Анна, мать Роберто, наливая мне чай.
Мы все сидим за столом в гостиной и пытаемся делать вид, что все нормально. Антонио, отцу Роберто, это стоило таких усилий, что я даже прониклась к нему уважением. Влети ко мне в гостиную кто-то на необузданной метле, я бы с ним церемониться точно не стала.
— Почти три, — киваю, подвигая к себе чашку, — Роберто пришел к нам чинить карету и остался, как работник.
— Ты работал? — переспрашивает Антонио. — В каретной мастерской?
— Ну, именно для мастерской я навыками не вышел. Это дело нашего золотого мастера — Реми, а я возничий, еще убирал по дому, следил за садом.
Видимо, ему доставляет удовольствие злить отца. Глядя, как глава семейства то наливается пунцовым цветом, то бледнеет, я начинаю переживать за его здоровье.
— Сынок, неужели для тебя не нашлось работы получше? — вздыхает Анна, подкладывая ему на тарелку кусочки пирога покрасивее. — Все-таки ты дипломированный боевой маг, с отличием!
— Ну вот я и применил полученные в академии знания. Не зря же мы битых четыре семестра учили бытовую магию.
Слушаю Роберто, а сама стараюсь не очень явно рассматривать его семью. Сестра напоминает мне Хло, хоть Лиззи и младше ее на пару лет. Но я не могу себе представить, чтобы Хлоя сидела с таким постным и унылым лицом, будто в церкви. Интересно, а если мы пригласим ее к себе погостить, родители отпустят? Хоть развеется. Я видела, как она смотрела на метлу, в этой девочке есть огонь, хоть и тщательно спрятанный.
Мои раздумья прерывает пауза в разговоре. Понимаю, что что-то пропустила и, подняв голову, смотрю на Роберто.
— Я говорю, что дело было вовсе не в мастерской, просто увидел тебя и понял, что пропал.
Смеется, а в глазах нежность. Интересно, так всегда было, а я не замечала или только теперь появилось?
— Каким жутким нахалом ты мне тогда показался.
— Что доказывает, как хорошо ты разбираешься в людях, — отвечает Роберто и перекладывает самый красивый кусочек пирога со своей тарелки на мою. Я, конечно, понимаю, что это в некотором роде декларация о намерениях, но все равно испытываю жуткое желание передать его дальше.
Вздохнув, Антонио тяжелым взглядом смотрит то на меня, то на Роберто, то на свою жену и наконец, подняв глаза к потолку, как видно, обратившись за поддержкой к Великой Лейне, говорит:
— Раз со свадьбой вопрос решенный, предлагаю обговорить детали. К следующему лету мы арендуем отель «Эль Пальмирон», там можно будет и разместить гостей, и провести само торжество. У них прекрасная бальная зала на пятьсот человек.
— А до следующего лета мы будем жить неженатые? Или ты предлагаешь нам держаться за ручки все это время?
Видно, что Роберто неприятно, что отец снова лезет в его дела, и он отвечает слишком нагло. Это даже меня задевает, но я не вмешиваюсь. Меня все равно никто не заставит сидеть и ждать исполнения чужих планов. В крайнем случае наша дурная метла все еще при нас.
— Мы готовы пойти на уступки, — продолжает он, — и устроить торжественную церемонию здесь, хотя нас с Зоей устроил бы и Рейвенхилл. Но не позднее чем на этих выходных.
Анна ахает, прижав ладонь ко рту, а Антонио снова начинает менять оттенки розового.
— Это невозможно, — сипит он, расстегивая верхнюю пуговицу воротника. — Одно платье придется шить не меньше месяца. А банкет? А гости? Музыканты в конце концов!
— Уверен, что в столице найдется хороший отель или бальный зал, в котором уже будут музыканты, украшения и кухня.
— И платье, — издевательски добавляет отец.
— За платьем я слетаю в Рейвенхилл, — вклиниваюсь в разговор, — у нас там прекрасная портниха с золотыми руками. Она все сделает за пару дней.
— Да женитесь вы хоть в мешке, — раздраженно говорит он, роняя с громким звяканьем ложечку на блюдце. — Все равно все по-своему делаете.
— Вот именно, пап, — неожиданно спокойно и дружелюбно говорит Роберто, — это все-таки наша свадьба. Позволь нам сделать все по-своему. Зои пусть едет спокойно за платьем, а я займусь остальным. Вы с мамой пригласите тех, кого бы вам хотелось видеть, а в остальном положитесь на меня.
— Хорошенькое же выйдет торжество, — бурчит Антонио, но уже не особенно грозно. И даже поглядывает на сына с оттенком одобрения.
— Знаешь, мне кажется, он только рад, что ты решил взять ответственность за мероприятие на себя, — тихо говорю я на ухо Роберто.
— Жаль, придется обойтись без хора банши и жонглирования слонами, — серьезно говорит Роберто, но я вижу, что на самом деле и он рад.
Мы допиваем чай, и я буквально каждой клеточкой тела ощущаю, какой длинный и хлопотный выдался сегодня день.
— Не знаю как вы, а я очень устала и хотела бы уже пойти спать, — признаюсь, вставая со стула.
— Пойдем, думаю, мы прекрасно устроимся в моей комнате вдвоем, — говорит Роберто, подавая мне руку.
— Что? — хором восклицают Антонио с Анной, и я понимаю, что серьезный разговор еще только начинается.
— А вы думали, я поселю свою невесту в комнате для гостей? Нет, в целом я был бы не против, если бы она не находилась не просто в другом крыле, в соседнем здании. Ведь иметь для гостей просто комнату мы не можем, нам целый дом нужен.
Вообще-то, я с ним согласна. Не особо хочется оказаться совсем одной в каком-то чужом и пустом домике для гостей. Особенно после упоминания хора банши.
— Но, сынок, это не принято, — говорит Анна. — Что подумают люди?
— Позавидуют? — он белозубо улыбается. — Мам, я думал, ты уже поняла, что мне неважно, что подумают какие-то там люди. Тебе бы тоже стоило этому поучиться. А дабы неведомые люди не нервничали, я хочу напомнить, что в мои апартаменты состоят из трех комнат, не считая ванны. Как-нибудь уж уместимся.
— Доброй ночи, — только и успеваю сказать я, когда Роберто подхватывает меня за руку и тащит вверх по лестнице.
— Вообще, моими эти комнаты можно назвать только с натяжкой. Мебель там еще с тех времен, как отец был ребенком, да и тогда ее выбирал дед или прадед. Все дорогое, качественное, наверное, красивое, если вам нравится классический стиль, но бесконечно уныло.
— И без капли индивидуальности, — понимающе хмыкаю я, глядя помпезный журнальный стол с массивной бронзовой чернильницей и пресс-папье. Представить за таким Антонио очень легко, а вот Роберто практически невозможно. Неудивительно, что он так активно пытался отгородиться от семейных ценностей.
— Проходи, располагайся. Бери что хочешь, делай что хочешь, чувствуй себя дома. Это гостиная, направо рабочий кабинет, налево спальня и ванна. Я бы, конечно, мог попросить для тебя что-нибудь у Лиззи, но давай сделаем вид, что это совершенно невозможно.
— Почему?
— Потому что я вот уже как час не могу отделаться от мысли, представляя тебя в моем халате. Если ты его не наденешь, я рискую упасть в обморок от нервного истощения.
— Не будем рисковать, — смеюсь я в ответ.
После душа чувствую себя такой посвежевшей, что и спать уже не хочется. Халатов в гардеробной оказалось штук шесть разных материалов и расцветок. Поколебавшись, выбираю красивый светлый оттенок красного, с лаконичной вышивкой в виде веточек сосны. А вот следующий шаг заставляет меня задуматься всерьез.
С одной стороны, я, конечно, приличная девушка. С другой… Ну серьезно, о чем я собираюсь вспоминать всю жизнь? О том, что я приличная девушка? Халат я надеваю, не оставив больше ничего лишнего. И это такое волнующее ощущение, что мне приходится сесть на край ванны и отдышаться. У меня даже руки холодеют, и голова начинает кружиться от волнения. Еще не хватало шлепнуться в обморок в чужой ванне, потому что не смогла справиться с переживаниями от отсутствия под халатом панталон. Нервно хихикаю и чувствую, как меня отпускает.
В конце концов, за дверями меня ждет Роберто, а не злая собака. Что я так задергалась. Но, открыв дверь, я все-таки начинаю снова нервничать.
— Когда успел?
— Забежал к Лиззи по-братски.
Что-то мне подсказывает, что Роберто тоже не стал себя обременять лишним гардеробом, разве что с той разницей, что халат на нем черный. Казалось, отступившее волнение опять тут как тут. И, когда Роберто встает, делая ко мне шаг, я инстинктивно отшатываюсь назад, врезавшись в дверь и стукнувшись локтем об ручку.
— Великая Лейна, Зоя, — патетически шепчет Роберто, оттаскивая меня к дивану. — Ты думала, что я сейчас же накинусь на тебя, рыча и чавкая?
— Ну хоть руки помыл и то хорошо, — в тон отвечаю я, потирая локоть.
— Я все-таки из приличной семьи, — поджимает губы Роберто, — могу и салфетку повязать.
Мы смеемся, и я расслабляюсь. Вот же сама себе надумала страхов. Это же человек, с которым я планирую провести всю жизнь, так почему у меня вызывает чуть ли не панику необходимость провести с ним вместе одну ночь? И почему я так плохо разбираюсь в своих чувствах? Я же девушка, на всех углах трубят о том, какие мы тонко чувствующие, но сейчас меня обуревает так много эмоций, что я не могу не только с ними справиться, но даже отделить одну от другой.
— Зоя, все нормально. Сейчас я постелю себе на диване, а ты всегда можешь подпереть дверь спальни шкафом.
— Не думай, что тебе удастся меня провести, господин боевой маг. Что для тебя шкаф? Меньше, чем на роту гвардейцев в охране я не согласна.
— Дорогая, ну это уже чересчур, — смеется он, — мы еще даже не женаты, а ты уже готова привести в спальню роту гвардейцев.
— Убедил, отложим гвардейцев лет на десять-пятнадцать, — киваю я. — Заметь, тебе досталась удивительно покладистая жена.
— А вот сейчас проверим, — он подхватывает меня на руки и несет в спальню, где довольно бесцеремонно кидает на постель, — надо же, действительно, «поклалась».
— Святая Ина, что за слова! Я так могу и замуж передумать выходить.
— Тогда делать нечего, — деловито говорит он, забираясь на кровать и устраиваясь рядом, — придется перевести тебя в статус жены прямо сейчас, чтобы не сбежала.
— Ты серьезно? — опять пугаюсь я.
— Отчасти. Если ты решительно настроена ждать официального объявления при свидетелях, я вполне способен потерпеть. Пусть и без особой радости. Твое спокойствие мне важнее. Но я, надеюсь, хотя бы чуть полежать вдвоем ты меня пустишь?
— Тебя теперь попробуй выгони, — хмыкаю я, осторожно двигаясь ближе к Роберто.
Не успеваю я толком устроиться, как он одним мощным рывком прижимает меня к себе. Это так сладко и страшно, что кружится голова. Никогда еще мы не были так близки. Да, дурачились. Да, целовались, обнимались, но всегда оставались в границах отношений, связывающих людей вне брака. Может, в каких-то иных мирах или временах допустимы другие правила, но не в Империи Бравен. Но сейчас… Когда его рука так крепко обнимает меня и уже по-хозяйски устроилась на груди. И я чувствую через тонкую ткань, как двигаются его пальцы — нежно, аккуратно, но все более уверенно. Чувствую на плечах и шее дыхание и поцелуи, такие легкие, едва ощутимые, но почему-то от этого еще более приятные. И всякое другое, что предпочитаю делать вид, будто не замечаю, но святая Лейна, тоже чувствую. От этого так остро-приятно и немного страшно, будто я взобралась на самую опасную карусель города и думаю прокатиться.
Отношения с Роберто, как танец. То он делает резкий шаг вперед, так что я теряю опору под ногами, то назад, давая возможность действовать и решать мне. И это совершенно завораживает. Это не просто отношения на равных, это бесконечно прекрасная игра длиною в жизнь. И я не могу допустить, чтобы в нашей памяти сегодняшний день остался незаконченным танцем. С трудом могу сама себе объяснить, но чувствую совершенно ясно. Вся эта история с отъездом, Мануэлем (святая Лейна, я сейчас с трудом припомнила его имя, а ведь еще пару дней назад он казался мне таким интересным), Аризой и моим стремительным полетом на метле просто не может закончиться тем, что мы пожмем друг другу руки и будем до утра прислушиваться к шорохам за дверью. Быть нам вместе или нет, когда и как, решаем мы, а не подпись мэра в городских книгах регистрации.
И на волне решимости я сама поворачиваюсь к Роберто. Как хорошо, что уже темно. Если бы я видела сейчас его лицо, наверное, не смогла бы справиться с волнением.
— Все хорошо, Зо, я с тобой, — будто отвечая моим мыслям, говорит он.
И кто это придумал, что от поцелуя не захватывает дыхание? Я просто забываю, как дышать, как думать, откидываю голову назад, жадно хватая воздух, и падаю в новую волну удовольствия от горячих поцелуев, спускающихся от губ к груди. Тело горит, низ живота скручивает от желания. И страхи испаряются в этом огне.
Тонкий шелк, черный и алый, будто струящаяся вода, соскальзывает с кровати на пол. Теперь он лишний, единственное, что я хочу чувствовать на своей коже — горячие поцелуи и ласки. И, когда Роберто переходит к решительным действиям, мне хочется еще и еще потянуть время, раствориться в удовольствии и неге. Но я чувствую, что он не может больше ждать, еще немного и он, действительно, набросится, как зверь.
И, что удивительно, меня это больше не пугает, наоборот, возбуждает и зажигает саму. И я горю в огне удовольствия, мы сливаемся в одно целое, и мне кажется, что это навсегда. Что эта близость безумная, невозможная, нечеловеческая. И пусть я знаю, что это не так, что миллионы людей переживают это ежедневно, какая разница, если это так для меня? Для нас?
Когда Роберто, расслаблено падает, шепча «люблю тебя», мне в первое мгновение кажется, что я что-то недополучила, что должно быть как-то иначе. Но этот его шепот, то, как он сжимает меня в своих руках, ощущения внутри и само осознание происходящего дает мощный толчок ощущениям. Это шторм, огромная приливная волна, что накатывает изнутри так, что хочется кричать и плакать, и может быть просто упасть в обморок, потому что невозможно, немыслимо пережить такое и не сойти с ума.
Прихожу в себя спустя какое-то время от того, как Роберто нежно гладит меня по спине, прижимая к себе и шепчет на ухо нежности. В этот момент он кажется мне трогательным и ранимым, и почему-то возникает чувство, будто он вложил мне в руки свое сердце. Хрупкое и живое, трепещущее в ладонях. Доверил, зная, что я не подведу. Это совершенно новый Роберто, и совершенно новое чувство.
— Спать хочешь? — спрашивает он.
— Есть хочу, — неожиданно даже для самой себя, отвечаю я.
— Ты очаровательна, Зо, — смеется в ответ и, запахнув халат, идет к двери. — Пойду ограблю кухню.
— Погоди, я с тобой. А то наберешь каких-нибудь ерундовин, мужчины уверены, что женщины питаются исключительно салатом, клубникой и лунным светом.
— Дорогая, мы обедаем вместе уже три месяца, все иллюзии давно рассеялись. А если ты хочешь все-таки добраться на кухню, то надень халат, либо я за себя не ручаюсь.
Ойкнув, запахиваюсь и мы, хихикая, крадемся по длинному коридору, потом спускаемся по лестнице и снова коридор.
— У вас тут и с голода можно умереть пока дойдешь.
— Обычно еда идет к нам, а не мы к ней.
— Ну-ну, — хмыкаю я, но от дальнейших комментариев воздерживаюсь. Еще не хватало, чтобы нас тут застукали.
— Сандвичи будешь? — спрашивает Роберто, уже нырнув в хладошкаф. В отличие от нашего, собранного Реми, этот огромный, чуть ли не на полкомнаты. — Есть с курицей, с ветчиной и сыром, и индейкой.
— Бери все, пригодятся.
— Я восхищен, Зоя, — Роберто добавляет к тарелке с сэндвичами бутылку какого-то напитка и лоток с ягодами.
— Сама не ожидала, — честно отвечаю я и беру пару бокалов на стойке.
Забираю ягоды, и мы также тихонько возвращаемся обратно. Пируем прямо на кровати, смеясь и откусывая кусочки вкусного друг у друга. Роберто порывается есть ягоды, живописно раскладывая их у меня на груди и животе, я смеюсь, и они падают на простыню. Но нам все равно.
— Мне кажется, сегодня самый счастливый день в моей жизни, — говорю я, вдруг понимая, что это правда.
— А мне кажется, что сегодня и есть настоящий день нашей свадьбы, а то, что будет потом, так, реверанс для спокойствия родителей.
— Мы все-таки устроили ее на своих условиях, — улыбаюсь в ответ и убираю тарелку на прикроватный столик. Во мне просыпается голод совсем иного толка и теперь я знаю, как его утолить.