Действия с дробями (СИ)

- Мы - от счастья,- улыбнулись они, вытирая слёзы друг другу. Вика уже спрятала пистолет в кобуру на поясе.

- Здравствуй, Малыш,- сказал я Вике, становясь перед ней на колени. Вика отдала Маше Клинок и протянула мне обе ладошки.

Клинок испустил вспышку ярко-белого света и мурлыкнул счастливо.

- Доволен, что в нужные руки попал,- засмеялась Вика.

Я поцеловал её в ладошки по очереди, вытащил и поднял вверх футболку из шортов. Прижался губами к Викиному обнажённому животу и сказал:

- Здравствуйте, детки. Я - ваш папа. Я очень люблю вас и вашу маму,- и два раза поцеловал живот.

Вика улыбалась точь-в-точь, как Маша - счастливо и гордо.

Притянул к себе Машу, и, поцеловав её в живот два раза, произнёс:

- Доброе утро, мои доченьки. Оно, правда, выдалось несколько хлопотным, но теперь порядок полный.

Оторвавшись от Маши, получил подзатыльник от Вики:

- Ты - хулиган и балбес. Чего ты тут безобразничал?

- Эй-эй, не при детях!..

Они обе расхохотались. Потом Вика сказала:

- Надо ликвидировать дискомфорт,- скинула рюкзачок, стянула с себя футболку, сняла шорты вместе с трусиками и засунула одежду в рюкзак.

- Хотела выкинуть, но как я предстану на Инии перед своими подчинёнными? Теперь мы все одеты одинаково. Точнее, раздеты одинаково.

За дверью мелькали ксаты с шокерами, но защитное поле Кулона не подпускало их к двери. Защитное поле... И Маша, в руке которой белым светом мерцает Клинок...

- Машенька, Виченька, вы теперь?..

- А ты сомневался в нас? Давай ему напинаем.

- Эй-эй, не при детях!

- Вот, жук хитрый. Что ж, теперь тебя и тронуть нельзя?

- Можно. Но не при детях.

- Детки, закройте глазки и заткните ушки. Мы вашего папу лупить будем.

- Это мама Вика оговорилась, детки,- вступила Маша,- не лупить, а любить.

- А мама Маша у нас - добрая самаритянка.

- Добрая, не добрая, но любимого мужа лупить не хочу, а вот ксатов,- и Клинок запел боевую песню. Маша выпрыгнула в коридор, где сновали ксаты и располосовала одного вдоль, а другого - поперёк. Вика тоже выглянула в коридор и тотчас же прыгнула к Маше. Затрещал автомат и пули, как горох, застучали в поле Кулона, осыпаясь на пол. (Похоже, кто-то из лардов научился пользоваться земным оружием. Автомат мог принадлежать гронморам или кому-то из грударовцев.) Клинок вырвался из Машиной руки и сияющим диском полетел в глубину коридора, куда Вика уже успела послать пару пуль из пистолета.

Я поднял с пола Викин рюкзачок и подошёл к своим жёнам.

- Девочки, игры закончились, приступаем к операции по ликвидации города ксантов. Ведьма, адмирал был главным в городе?

- Вообще-то, считается, что городом руководит Совет Шести, но фактически, главным, действительно, был адмирал.

- То есть в его кабинете есть селектор, вещающий на весь город?

- Да.

- Тогда веди нас в кабинет адмирала. Только пистолет дай на секундочку.

Взяв у Вики пистолет, застрелил ксанта-прибориста и захлопнул дверь в блок "D". Совсем нам ни к чему, чтобы ксант поднял шум раньше времени. О гибели адмирала знали мы трое, этого и достаточно.

Маша призвала Клинок, подошла к краю поля, высунула из поля руку и Клинок лёг в её ладонь. Маша улыбнулась, как ребёнок, получивший свою любимую игрушку.

- Клиночек мой славненький!

Мы с Викой понимающе переглянулись. Дошли до лифта, поднялись на второй уровень. Шли мы плотной группой, но Вика, с картой в руке, чуть впереди. Проходя мимо лаборатории "В" с трудом подавил желание туда заглянуть. Не до личной мести, да и не до развлечений. Дело - прежде всего.

Кабинет был огромным. Стоял длинный стол со стульями по обеим сторонам - для совещаний. Большой стол с креслом, навроде компьютерного, с какими-то приборами, с селектором и микрофоном, подключённым к нему. С монитором и клавиатурой компьютера. На одной стене висела карта полушарий Океании, на другой - огромная панель, поделённая на сектора, отслеживаемые видеокамерами. Тут и гавань с подводными лодками, и наше с Машей помещение, где уже установили аппаратуру для записи наших мыслей (Ха-ха). Казармы ксатов, казармы лардов и прочая, прочая, прочая.

Вика уселась в адмиральское кресло, сняла с шеи Кулон и протянула мне:

- Радиус установлен на три метра. Поставь у двери стул, посади на него Саблю и повесь ей на шею Кулон. И никто не сможет войти в кабинет.

Разумно. Так я и сделал. Мы были на задании, так что, одев Маше Кулон, только ей подмигнул и улыбнулся. Она, улыбнувшись в ответ, на мгновение высунула между губ кончик языка и сразу же его спрятала. Так показывала язык Катя, так его показывает Вика, не высовывая изо рта на всю длину.

Я вернулся к Вике. Она, закрыв глаза, что-то шептала. Открыла глаза через несколько секунд:

- С селектором разобралась. Подожди чуток, заодно сразу и компьютер освою.

Терпеливо подождал, пока она колдовала. Вскоре экран монитора засветился. Вика ввела пароль и подняла на меня глаза:

- Жду указаний, командир.

- Для начала, объяви по городу, чтобы все ксанты прошли в свои жилые помещения и сидели там безвылазно.

- Секундочку.

Ещё что-то пошептала, нажала на селекторе клавишу и сказала в микрофон не своим глубоким и красивым голосом, а сухим, бесстрастным, в котором был металл:

- Внимание! Всем ксантам проследовать в свои жилые помещения. Повторяю: всем ксантам проследовать в свои жилые помещения. Находиться в них вплоть до особого распоряжения адмирала.

Я показал ей большой палец. Она пожала плечами - это же так легко.

- Теперь надо загнать в казармы ксатов и лардов.

Вика отдала два приказа по селектору, один на ксатском языке, другой - на лардском, всё тем же металлическим голосом. На мониторах огромной панели было видно, что казармы заполняются ксатами и лардами. Офицеры были там же.

- Молодчина. Теперь мне нужны ТТД их подлодок (тактико-технические данные). Меня интересует наличие транспортно-десантных подлодок.

- Имеются таковые. Сухого типа вмещают в себя сто вооружённых солдат. Мокрого типа - до шестидесяти.

- Сколько и тех, и других?

- Сухих всего пять. Мокрых - двенадцать.

- Есть данные, сколько в городе лардесс и лардских детей?

- Сейчас посмотрю. Да, вот: сто семьдесят шесть лардесс и двести сорок девять детей. Дети учитываются до двенадцати лет. Далее мальчиков переводят на казарменное положение и обучают военному делу. Девочек отдают в дома терпимости для нужд армии, пока не забеременеют.

- Сколько в городе ксатских самок и ксатских детей?

- Этих немного, они живут, в основном, в своих колониях в океане. Но всё же здесь четыреста тридцать самок и двести семь детёнышей.

- Отлично. Все поместятся в подлодки.

- Ты хочешь вывезти их из города?

- Да. Они ни в чём не виноваты и могут вернуться к своему народу. Сколько подлодок сейчас в походе?

- Посмотрим. Две. Обе с ксатским спецназом.

- Когда вернутся на базу?

- Одна недавно только вышла, другая ещё идёт к месту высадки, вернётся на базу через одиннадцать часов.

- Столько ждать мы не можем.

- Можно ввести в компьютер специальные кодовые слова и подлодки самоуничтожаются вместе с экипажем. Так погибли все наши гронморы. Они захватили подлодку и ушли в океан. Их взорвали.

- Сейчас мы за них отомстим. Вводи кодовые слова.

-Так. Подлодка ╧17. Кодовое слово: верт. Вводим.

На экране монитора силуэт подлодки под номером семнадцать мигнул и погас. Вика продолжала:

- Объект ликвидирован. Чудесно. Для второй подлодки кодовое слово... О, как здорово! Вводим русское слово: бенц. Бенц! Подлодки номер тридцать два не стало.

Мы хохотнули. Я сказал:

- Можно было бы вызвать командиров подлодок в кабинет адмирала, но что они скажут, обнаружив в кабинете трёх обнажённых землян?

- Да, уж. Придётся передавать приказ через комп. Каждому капитану на его личный компьютер.

- Ксанты среди капитанов есть?

- На транспортно-десантных подлодках нет. Хотя командует соединением ТДПЛ ксант.

- Пущай дома посидит. Одна сухая подлодка должна доставить мальчиков старше трёх лет на остров Трин - самый большой мужской остров. Остальные четыре доставляют лардесс, девочек и маленьких мальчиков на Атиа. После выгрузки пассажиров, лодки следует уничтожить. Экипажи из ксатов пусть добираются до ближайшей ксатской колонии. Никакого оружия с собой не брать. Ничего с подлодок не забирать. Облеки это в форму приказа от адмирала.

Теперь с мокрыми. Эти доставляют самок и детёнышей по разным колониям, после чего лодку отводят от колонии и подрывают. Может капитан это сделать?

- Может.

- Экипажи подлодок доплывают до колонии. Из самцов ксатов, обитающих в городе, только эти все экипажи и останутся в живых

- Мне надо немножко времени, чтобы чётко сформулировать приказы.

- Ради Бога,- и хотел направиться к Маше.

- Эй,- окликнула Вика и показала мне кукиш,- сядь и контролируй меня. С Машей будешь любезничать позже.

Я смутился. Вика была права. Всё, что смог сделать - показал ей язык "лопатой".

- Эх, сейчас бы язычок заливной из "Виктори",- вздохнула Вика, барабаня по клавишам компьютера.

- Война, Малыш...

- Оно, конечно. Капитаны начинают подтверждать получение приказа, собирают экипажи.

- Передавай по селектору лардессам и ксаткам, чтобы брали детей и шли на базу подлодок.

Через экраны мониторов я следил за тем, как идёт посадка на подводные лодки. Вика просматривала файлы на компьютере. Стоп! Это что такое? Среди лардских детей возвышались две тощие фигуры в серых балахонах.

- Ведьма, две ксантки в гавани!

Вика молниеносно оценила ситуацию, нажала кнопку на селекторе и под сводами грота, где находилась база подлодок, загремел её стальной голос, преисполненный злобы:

- Почему ксанты в гавани?!

- Мы - надзирательницы за лардскими детьми и должны везде их сопровождать,- скрипучим голосом через уоки-токи провещала одна из ксанток.

- Значит, приказ адмирала: всем ксантам находиться в своих жилых помещениях, вас не касается?!. Немедленно покинуть гавань! Пять суток карцера каждой! Слушаюсь, господин адмирал. Десять суток карцера! Марш в свои помещения! За вами придут!.

Подобрав балахоны, ксантки бегом бросились к выходу с базы.

Посадка пассажиров закончилась, но экипажи подлодок строем стояли на пирсах, во главе с капитанами.

- Ах, да,- досадливо бросила Вика и нажала на селекторе клавишу. В гавани загремел бравурный марш. Под этот марш команды проследовали по лодкам. Отдавались швартовы, задраивались люки и подлодки, одна за другой, медленно начали отваливать от пирсов.

Когда последняя подлодка, на выходе из грота, погрузилась, Вика вдруг улыбнулась и показала мне глазами на Машу. Та смирнёхонько сидела на стуле, извлекала Клинок и снова его прятала. Увидев наши улыбки, смутилась, потом тоже заулыбалась.

Вика вынула из адмиральского компьютера небольшую коробочку накопителя и положила её в рюкзачок. Я уже нагревал в руке Повелителя камней. Отдал приказ и прямо из адмиральского кабинета появился кратчайший путь по наклонному тоннелю к выходу из города. Вика взяла у Маши Кулон, одела себе на шею, повесила мне на плечо свой рюкзачок, и мы, держась за руки, стали втроём подниматься по тоннелю.

- Секундочку, сейчас сориентируюсь, где мы вышли,- Вика достала из кармашка рюкзака карту. Предыдущую карту с планом города ксантов она выбросила в тоннеле.

- Лучше всего нам отойти за минные поля и сетевые заграждения,- подсказал я.

- Сейчас-сейчас. Так, идём влево, открываю выход в океан,- Вика нажала большую кнопку на стене. Толстые стальные ворота поползли вверх, и в тоннель с рёвом устремилась вода. Если бы не поле Кулона, нас бы просто унесло в тоннель потоком воды, так как тоннель уничтожил шлюзовую камеру, через которую и осуществлялся выход наружу. Повелитель камней закрыл тоннель позади нас и вода перестала поступать. Теперь вокруг нас была вода везде, кроме защитного поля. Вика установила радиус поля в два метра и предупредила нас:

- Руки-ноги за границу поля не высовывать. Держаться всем за руки. Выходим из города и опять движемся влево, вдоль скалы.

Мы очутились на открытом пространстве. Над головой - толща воды в семьдесят метров. Перестань действовать Кулон - и нам троим сразу каюк. Страшновато, с непривычки. Солнечный свет сюда не пробивается. Вика включила мощный фонарь и повела нас, освещая дорогу впереди. Прожектор, над входом в город, освещал только узкое пространство перед воротами. А внутри купола, созданного полем, было светло, под ногами всё видно. Но за пределы поля свет не проникал, поэтому приходилось пользоваться фонарём.

Шли мы недолго, десять минут.

- Здесь я заходила,- сказала Вика,- вот проход в сетях, и через минное поле здесь широкий проход, около пяти метров.

Ещё пятнадцать минут и все преграды позади. Я обернулся лицом к городу ксантов и отдал приказ Повелителю камней, которого нёс в руке. Вокруг нас взбурлила вода, но я велел Камню делать всё плавно и неспешно, поэтому вселенского катаклизма не произошло. Постепенно гасли прожектора над воротами. Одна за другой стали взрываться мины на минных полях. Горный массив, где находился город ксантов, становился всё ниже, уменьшаясь в размерах, потому что все пещеры, тоннели и гроты становились монолитными скалами.

- Всё, Машенька, нет больше твоей матрицы, нет записей видео из нашей комнаты, нет сканов наших мозгов. Ничего, кроме камня больше нет на том месте, где был город ксантов. Пришёл ему конец,- сказал я,- и всем ксантам тоже пришёл конец.

- А как же дети?!- Ахнула Маша.

- Лардов и ксатов мы вывезли, а ксантские дети - вырожденцы, без права на жизнь. Ксанты должны были исчезнуть с лица этой планеты все до единого. Звёздный флот с Ксардии, не получая пеленга, вряд ли отыщет в просторах космоса Океанию. Скорее всего, повернёт обратно. Ни к чему ксардам знать о наличии планеты Земля. Раньше мы с ними не сталкивались, а теперь, если что, будем наготове. По Ксардии всё в компе было?- Спросил я Вику.

- Угу.

- Вот и отлично. Ну, что, девочки, а теперь - домой. Домой хочу!

Глава Х

Сюр на дне океанском.

- Домой хочу!- сказал я и увидел перед своим носом Викин большой палец. Естественно, просунутый между указательным и средним пальцами. Жёнушку мою хлебом не корми, дай кому-нибудь кукиш показать. А уж мне - с особым наслаждением.

- Домой он хочет. А фигушку с мАкушкой не хочешь? Кто обещал сразу же, как выберемся из города, зачитать нам семейный кодекс? Вот и расскажи нам про наш Домострой. Кто из нас будет с тебя сапоги снимать и ноги тебе мыть, а кто - кальян раскуривать и мух отгонять. Огласите наши женские права и обязанности. А также ваши мужские...

- Ошиблись родители, имя тебе выбирая. Не Викторией тебя надо было назвать, а Дульсинеей. За твои бесконечные дули с маком.

- Тоже мне, дон из Ламанчи выискался,- сказала Вика и я увидел, что нижняя губа у неё задрожала. То, что произошло далее, меня ошеломило. Из зелёных огромных глаз полились крупные слёзы. Плача, Вика всхлипывала:

- Я к нему бежала, бежала, ночами не спала. Деток уговаривала: "Потерпите, маленькие мои, скоро к папе прибежим". А папа меня Дулей называет. Всё детям про тебя расскажу, что ты их обманул и вовсе меня не любишь.

Я застыл, куда там жене Лота... Маша бросилась к Вике, обняла её:

- Ну, что ты, чудесная наша, плачешь? Нельзя нам плакать, детки расстроятся. Ты устала, не спала, силы у тебя на пределе. Сейчас Серёжа тебя на ручки возьмёт, убаюкает. Тебе хоть чуть-чуть поспать надо. Серёжа на ручки возьмёт! Шевелись!

Подскочив к Вике, подхватил её на руки. Но не так, как носят женщин на руках, а как матери носят младенцев, лицом и грудью ко мне. И понёс, покачивая, выискивая место, где её можно уложить поспать. Маша шла рядом, гладила Викину макушку и тихонько напевала:

"Котя- котинька-коток,

Котя - серенький хвосток,

Приди, котя, ночевать,

Нашу Виченьку качать.

Уж как я тебе, коту,

За работу заплачу:

Дам кувшинчик пирога,

И кусочек молока".

- Неплявильно поёшь,- сонно пробормотала Вика,- кусынцик молока и кусоцек пиляга.

Никогда раньше не замечал за Викой привычки ломать язык, сюсюкая. Она с самого малолетства начала разговаривать правильно. А уж рычала, как маленький трактор: "Сер-р-рьёжа!". От Маши нахваталась?

- Меня бабушка научила сразу по-взрослому говорить. И буквы "р" , и "ч", и "ш" я хорошо выговаривала. Без всякого логопеда. Просто, нам с Викой хочется поиграть в твоих маленьких девочек... Устали мы быть сильными, крепкими, могучими...- передала мне Маша мысленно.

Через сотню шагов я наткнулся на то, что искал - покров из мягких морских водорослей. Они не были мокрыми, и в этом было ещё одно из чудесных свойств Кулона - мы шли по океанскому дну, но песок под ногами был не влажным, а сухим. Вот и водоросли, оказавшись в поле Кулона, мгновенно высохли.

Бережно опустил Вику на это мягкое ложе.

- Вике ножку надо,- устало простонала она.

Прилёг рядом с ней, она тотчас же закинула на меня ногу и тихонько засопела, облегчённо вздохнув. С другого моего бока улеглась Маша и тоже закинула ногу на меня. На моей груди лежала Викина рука и Маша положила свою ладонь на Викину. Была Маша немножко горячей, но я почувствовал, что температура её тела падает, оно становилось просто тёплым.

Закрыл глаза и вдруг понял, что, если засну, а Вика и Маша поменяются местами, то, не открывая глаз, не смогу определить: кто с какого бока лежит. "А тебе это так важно?"- спросил сам себя. И ответил самому себе: "Конечно, нет".

Проснулся оттого, что Вика легонько покусывала моё плечо. Увидев, что я открыл глаза, прошептала мне на ухо:

- Хочу тебя. Очень-очень. Мы же впервые так надолго расставались. Я истосковалась,- и откатилась от меня, переворачиваясь на спину и отодвигаясь в сторону примерно на метр.

Как можно более осторожно и медленно сдвинулся к Вике, освобождаясь от Машиного тела. Маша глубоко вздохнула и почмокала во сне губами.

Я стал покрывать поцелуями тяжело задышавшую Вику, стоя на коленях между её ног. Дошёл до розовой пятки, перешёл на другую пятку и начал двигаться по внутренней стороне бедра к конечной точке своего путешествия по любимому телу.

Знакомая волна жара обдала меня и поверх Викиного бедра легло такое же белое и гладкое бедро. Оторвал губы от нежной кожи, поднял голову. Маша не легла сверху на Вику, а подсунула ладони ей под плечи и, оперлась на локти, нависая над Викой. Обе соприкасались только сосками, да лобок прижимался к лобку.

Опираясь на кулаки выпрямленных рук, я мог, слегка приподнявшись, войти в Машу, а прогнувшись чуть назад и вниз - в Вику.

Слёзы из Машиных глаз, которые раньше высыхали на её щёках, теперь горячими каплями падали на Викино лицо.

- Солнышко моё рыженькое, ненаглядная моя, любимая моя девочка,- всхлипывала Маша. Но, содрогаясь, простонала, как всегда: "Серёженька-а-а!".

- Виченька!- прорычал я Маше на ушко, поскольку в этот момент изливался в Викино лоно.

- Машенька-а-а! - страстно простонала Вика, оставляя на белоснежной коже Машиной спины восемь кровавых царапин от ногтей. Когда я вновь вошёл в Машу, она вдруг закричала и впилась зубами в Викино плечо. Все три тела ходили ходуном. Мне стоило неимоверных усилий удержаться от желания стиснуть их обеих в объятиях, навалившись на них сверху. Сказка соединилась с огненной феерией и стала сказочной огненной феерией. Или огненной фееричной сказкой.

Маша, откинувшись на спину, лежала рядышком с Викой. Я стоял над ними на коленях, между моих ног лежали Викино левое тёплое бедро и Машино правое горячее. С полузакрытыми глазами, они улыбались довольными улыбками. Как обе волшебно хороши!

Первой нарушила молчание Вика:

- Вижу, вижу, зверюга, что тебе мало. У Машеньки сегодня день рождения, подари ей в подарок огненный пломбирчик.

- Это было довольно необычно, но мне понравилось,- вступила в разговор Маша.- Хотя я и не лесби, и не би, никогда меня к женщинам не тянуло. Но когда наши с Викой груди соприкасались, это доставляло мне наслаждение. А тебе, Серёжа, как наш бутерброд?

- И котлетка горячая вкусная и булочка под ней аппетитная.

- Тогда я бы хотела, чтобы подарок на день рождения вы мне дарили оба. Виченька, включай свою фантазию и давай доводить этого дикого зверя до состояния тихой домашней зверюшки.

Через три часа я лежал на спине между моими жёнами, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой.

- Ладно уж, не будем доводить тебя до полного нервного истощения,- примирительно сказала Вика.- Насытился?

- А-а-ага,- полушёпотом.

Вика и Маша вздёрнули вверх сжатые кулаки:

- Да, мы сделали это!

Вскочили на ноги, бодрые и свежие. Эдак они и вправду доведут меня до бессознательного состояния. С трудом сдерживаясь, чтобы по-стариковски не закряхтеть, поднялся на ноги.

- Я тебя люблю, Машенька!

- И я тебя люблю, Виченька!

Поцелуй их был так долог, что я не выдержал и ревниво буркнул:

- Опять лесбиянством занялись...

Они переглянулись, счастливо рассмеялись, и, взявшись за руки, принялись кружиться. Благо, пятиметровый диаметр купола это позволял. Маша напевала:

"А мы - две лесбиюшки.

Мы - две весёлых хрюшки..."

Вика тралялякала, подпевая ей. Они были удивительно изящны и грациозны. Две танцующие обнажённые богини.

Остановились. Вика показала на меня пальцем:

- Смотри-ка, весёлая хрюшка, а наш неугомонный кабанчик опять нас хочет.

- И как же быть? Ведь мы же лесби...

- Давай, мы будем не лесби, а бисексуалки.

Опять закружились. Маша запела:

"Мы были лесбиюшки.

Теперь мы - би-подружки.

И нашего Серёжку

Мы любим понемножку..."

- Стоп. Почему понемножку?- спросила Вика.

- Ну, это для рифмы. Не петь же мне вместо "понемножку" - " понарошку". Мы же его не понарошку любим.

- Но и не понемножку.

- Ты же не глотаешь мороженное целиком, а по кусочку, понемножку.

- Нет, хочу мороженное целиком. А ты можешь понемножку начинать целовать его в макушку,- Вика хихикнула и наклонилась ко мне. Маша ухватила её за плечи.

- Эй, эй! Я привела неудачное сравнение про мороженное! Это и мой пломбирчик! Нахалка ты, Ведьма!

- Сама ты Сабля турецкая!

- Почему турецкая?

- Потому, что кривая...

- Я прямая, как шпага. Сама ты кривая, кикимора болотная.

Не поверишь, что пять минут назад клялись во взаимной любви. Хорошо, что обе совсем коротко острижены, а то сейчас бы таскали друг дружку за волосья.

- Девочки, кончайте ссориться. Не могу же я себе ещё один пришить...

Маша захлопала в ладоши и рассудительно сказала:

- А это идея. Сейчас любые органы пересаживают.

Вика вздохнула:

- С донорством проблема. Где ещё такой вкусненький возьмёшь?

Я тоже вздохнул:

- Раньше надо мной одна издевалась, а теперь - двое.

- А как ты хотел, дружок? За всё надо платить. У тебя две такие женщины... У некоторых и одной нет.

- Не у некоторых, а ни у кого,- поправила Вику Маша.

- Вот, ви-дишь, ни у ко-го!- суровым, назидательным тоном проскандировала Вика.

Обе захохотали и повисли у меня на шее, покрывая моё лицо поцелуями.

- Серёженька, любимый наш!

- Серёженька, единственный наш, драгоценный!

- А между собой мы и не ссорились. Мы же в шутку и любя. И тебя мы любим больше всего и всех на свете.

- Ну, вы, Ивановы, и даёте...

Они стали серьёзными.

- Обе Ивановы?

Я кивнул.

- И на обеих женишься?

- Уже женился,- я провёл ладонями по чуть выпуклым (пока) животам,- вон, у каждой в животике по паре обручальных колец...

- Серёжа,- немножко робко сказала Маша,- а можно я возьму себе фамилию не Иванова? Ивановой пусть будет Вика. А у меня будет фамилия, которая говорит о том, что я - твоя.

- Я догадалась, какая,- запрыгала Вика.

- А я не догадался,- пришлось честно признаться.

- Ванька был неправ, когда сказал, что женщины от любви глупеют. Мужчины тоже глупеют. Но, это радует. Значит, любишь. Звучит-то неплохо - Серёжина Маша. Фамилия Серёгина тоже неплоха, но ты же не называешь его ни Серёгой, ни Серёжкой. Сказывается дворянское воспитание.

- Да, именно Серёжина Мария Александровна. А насчёт дворянства тоже хочу сказать: я - последний представитель нашей ветви рода Вяземских и рода Саблиных. Я бы очень хотела, чтобы роды эти не угасли совсем. И обращаюсь к тебе, Серёжа, с просьбой, чтобы ты разрешил мне дать одному нашему мальчику фамилию Вяземский, а второму - Саблин. А дочки пусть будут Ивановы. Такая получится многофамильная семья.

- Серёжка, давай я дам нашему сыночку фамилию Поллак. А то род Лимонадного Джо угаснет. Он, хрыч старый, всё никак не женится, смеётся, что не может второй Ведьмы найти.

- Виченька, не шути так надо мной. Я тоже беременная и очень устала быть в плену. Так что, вполне могу разрыдаться,- серьёзно сказала Маша.

- Девочки, я уже проникся тем, что теперь над вами нельзя подшучивать, ёрничать и разыгрывать вас, ввиду вашего особого положения. Но и вы друг друга старайтесь не обижать.

Насчёт фамилий могу сказать: носите любую фамилию, мне важно, чтобы вы были моими, а под какой фамилией - мне всё равно. Я не тщеславен, фамилией своей не кичусь, хотя это самая знаменитая фамилия России. И раз уж у нас пошёл серьёзный разговор, хочу выполнить Викин приказ и рассказать вам об устройстве нашего семейства, его законах, правилах и запретах.

- Ого! Мы - сплошное внимание,- сказали обе моих жены хором.

- Правило первое и самое главное. Оно же и главный запрет. Никогда не спрашивайте меня, кого из вас я люблю больше. И не выясняйте этот вопрос между собой. Для меня вы абсолютно равноценны. Вика равно Маша. Маша равно Вика. С точностью до ноля, без всякой запятой после него. Не имеет значения ни больший стаж замужества Вики, ни то, что она спасла нас из плена. Машу люблю точно так же, как Вику. Точка на этой теме и жирный крест.

Тема следующая. Не путайте с предыдущей темой, это две разные вещи. Речь не о том, кого больше люблю, а о приоритетах в нашем семействе.

Маша старше Вики, но Вику я считаю, как бы это выразить, старшей женой, что ли.

- Господин назначил меня любимой женой,- завопила Вика и мы, все трое, дружно рассмеялись. Фильм "Белое солнце пустыни" был вечен.

- Дело в том, что здесь, как раз, играет роль стаж замужества Вики. И ещё немалую роль играет то, что она сильнее Маши. Умом вы равны, хотя и по разному. Телами идентичны. Сексуальностью равны, как и умом, по разному. Но Маша более слабая, более женственная, наверное.

- Это что, я - мужеподобная?!- возмутилась Вика.

- Ой, Виченька, не цепляйся к неотточенным формулировкам. Я не готовил заранее эту тронную речь, говорю не с листа. Ты сильнее Маши своим колдовством. У тебя намного больше боевых выходов и обширнее личное кладбище. То есть, ты лучше знаешь цену жизни и смерти. Ты не менее женственная, ты - более мужественная. Я сформулировал неправильно. Маша не более женственная, она мягче, чем ты.

- Знаешь, Вичка, я хоть и старше тебя на четыре года, но рядом с тобой чувствую себя младшей подругой, младшей сестрой.

- Хорошо, я согласна относиться к Маше как к младшей сестре, оберегать и защищать её.

- Ну, слава Богу, пришли к общему знаменателю мои половинки,- облегчённо вздохнул я.

- Если я - твоя половинка, и Маша - твоя половинка, то тебя самого в тебе не осталось.

- Да, одна половина меня отошла к тебе, вторая - к Маше.

- Нет уж, так ты перестаёшь быть самим собой, растворяясь в нас.

- Я этого и хочу.

- Нет, давай будешь состоять на одну вторую из самого себя, на одну четвёртую - из меня, на одну четвёртую - из Маши. Маша будет наполовину сама собой, на четвертинку - мной, на четверть - тобой. Аналогично и я буду в себе заключать по одной четвёртой от тебя и Маши.

- Но потом у нас родятся дети. Они же будут входить в наше единое целое?

- Разумеется.

- И тогда мы разделимся на какие-то восьмые, а то и шестнадцатые доли?

- Господи, Серёжа, да я согласна быть одной стотысячной долей, лишь бы твоей,- сказала Маша.

- Короче, к чертям собачьим все эти дроби и проценты. Мы, ведь, как бы, единый организм?

- Да,- ответили обе слитно.

- И что, начнём выяснять, кто из нас - печень, кто - желудок, кто - сердце, а кто, пардон - ещё кое-что?

Дружно расхохотались.

- И вправду, чего усложнять жизнь? Это у меня от бессонной ночи замудрствования начались.

- Может, ещё поспим?

- Дулю тебе с маком! Вещай дальше про грядущий быт и светлое будущее.

- А что быт? Жить будем пока в нашем доме на Новгородчине. Спальня будет общей, потому, как у нас неплохо получается втроём... Не хочу ночью скакать из спальни в спальню. Нам изготовят большую широкую кровать на заказ. И поставим в спальне такое же ложе, как было у нас с Машей в камере. С таким же, примерно, покрытием. Очень даже удобно на нём кувыркаться.

Но наш старый дом нам станет мал, когда родятся дети. Точнее, когда они подрастут. С домом придётся что-то решать.

Да, кстати, со службы вы обе уволитесь. Хватит играть в войнушку. Будете растить деток.

- Я тебя одного...- начала Вика, но я её перебил:

- Я тоже уйду в отставку. Выслуга лет у меня полная и более чем.

- Ура! Ура! Ура! Ты всегда будешь с нами!!!

- Всегда-всегда.

- Отлично! А что с домом придумаем?

- Я дал в управление Гамильтону тридцать миллионов кредов. Он, как и обещал, сделал из них семьдесят пять. Оставлю у Гамильтона миллионов двадцать, надо же детям наследство после себя оставить. А на пятьдесят пять миллионов купим небольшую усадьбу.

- Почему небольшую?- спросила Маша.

- Потому, что гектар земли на планете Земля сейчас стоит сто миллионов кредов. Так что моих денег едва хватит на полгектара.

- Но ты можешь воспользоваться моими деньгами. Ты ведь мой муж и деньги у нас теперь общие.

- Машенька, твои драгоценности - это фамильная реликвия. Они неприкосновенны.

- Естественно. Речь идёт не о брюликах, а о моих вкладах в банках. Если гектар земли стоит сто миллионов, мы вполне можем себе позволить купить имение гектаров в сто. Или в двести. Пусть будет парк, сад, озеро, стрельбище, конюшня с лошадьми.

- Э-э-э,- челюсть у меня была отвисшей. Глядя на мой обалделый вид, Вика заливисто захохотала:

- Это ты удачно подженился, Иванов. Даром, что ли, Счастливчик? Ах, Машенька, какие у тебя пушистые реснички! А какие прелестные миллиардики в банке!

- Р-р-р,- сказал я Вике, а Машу спросил: - Так ты миллиардерша?

- Я же говорила, что являюсь последним представителем двух старинных дворянских родов. Гамильтон в списке миллиардеров стоит на десяток фамилий ниже меня.

- Слов нет, одни междометия!

- Серёженька, ты свои миллионы сам заработал, потом и кровью оплатил.

А мне всё по наследству досталось. Я очень боялась, что на мне из-за денег женятся, и хранила в тайне сведения о моих богатствах. Даже в личном деле в штабе Десанта о них ничего не говорится. И в списке миллиардеров я значусь, как "Мисс из России".

- Ты же не в курсе, Машенька, что Серёжка теперь не "Грону-хроно" возглавляет, а разведку Корпорации. Начальник разведки знает и то, что

в личных делах не значится. Узнал про твои миллиардики и решил за тобой приударить. Вдруг чего и выгорит. И выгорело.

- Виктория Вениаминовна,- сказал я.

- Всё. Молчу. Точнее, признаюсь, что ляпнула дурость. Не хочу детей без отца растить.

- Почему без отца?- спросила Маша.

- Тебе Серёжка, по-видимому, не объяснял. Если он назвал тебя девичьей фамилией, значит, сердится на тебя.

- Точно, называл он меня недавно Саблиной, когда сердился, уж и не помню на что.

- Вот. Если назовёт Марией, значит, очень сердится. А уж, если Марией Александровной повеличает, то до развода - один шаг.

- Ого! Это ты в шаге от развода?

- Угу. И срочно припадаю к стопам нашего повелителя, моля его о прощении.

- Я вместе с тобой припадаю, чтобы он тебя простил. Серёжа, я никогда и никому не поверю, что ты меня из-за денег полюбил. Не сердись на Виченьку, ты и сам иногда неудачно шутишь.

- Женский союз в нашей семье чреват угнетением малочисленного мужского населения. Долой матриархат!

Мои жёны зацеловали меня всего:

- Ты - наш царь, король, император. Ты - наш идол! Да здравствует патриархат! Слава нашему повелителю!

- Ой, лисоньки хитрые. Ну, ладно Вичка-то, но ведь ты, Машенька не рыжая...

- Беру пример со старшей сестрички-лисички.

- Послушайте, мы к дому-то сегодня двигаться будем? Или так и останемся на дне, пока вконец не оголодаем? Я уже есть хочу.

- Если сейчас пойдём направо, через двадцать километров дойдём до шельфа. Там кое-где глубины достигают от метра до полутора. Выйдем на поверхность, и я с помощью колдовства перенесу нас на Инию. Вызываем капсулу с крейсера и рвём на орбиту.

- Двадцать километров - это не двадцать метров. Надо идти. Веди нас, Вичка Сусанина!

Идти пришлось всё время по наклонной поверхности, поднимающейся вверх. Через пару часов решил сделать привал. Я легко бы отмахал эти двадцать километров, но помнил о том, что обе мои женщины "в положении". Поэтому предложил передохнуть. Улёгся на песок, подложив Викин рюкзачок себе под голову. Тотчас же на одно моё плечо легла рыжеволосая голова, на другое - с каштановыми волосами. Два тугих точёных бедра придавили к песку мои ноги. К бокам моим прижались... М-м-м! Восторг!

- На чужой планете лежу на дне океана между двумя прелестными обнажёнными женщинами, которых люблю до безумия. Сюрреализм!

- Сюр на дне океанском,- засмеялись Вика и Маша.

Глава XI

Последний выход в поле.

- Полк, равняйсь! Смирно! - Бравый полковник Генрих Шульц, звякая многочисленными наградами, остановился напротив Питера Лемке.

- Господин генерал! Отдельный особый полк спецназ по Вашему приказанию построен.

Петер Лемке не любил громкоголосие и сам всегда разговаривал негромко. Поэтому микрофон взял адъютант командира Базы.

- Приказ по вооружённым силам Корпорации. За особые заслуги присвоить капитану Серёжиной Марии Александровне звание майора досрочно. Наградить майора Серёжину Марию Александровну золотым ПЗК.

Получив из рук Лемке майорские погоны и коробочку с наградой, Маша отчеканила стандартное: "Служу Корпорации!" и вернулась в строй. Лицо её было спокойным по случаю торжественной обстановки. Хотя вся База уже привыкла к тому, что Маша Серёжина, она же Сабля, всегда улыбается и сияет от счастья. Как привыкли к её новой фамилии, новой внешности, новому статусу.

Адъютант продолжил:

- За выполнение специального задания капитану Ивановой Виктории Вениаминовне присвоить звание подполковник. Наградить подполковника Иванову Викторию Вениаминовну платиновым ПЗК с бриллиантами. По желанию награждаемого, награждение производится не в штаб-квартире Корпорации, а перед строем полка.

Полк восторженно загудел. Ещё бы! Для награждаемого платиновым ПЗК, в штаб-квартире Корпорации устраивался званый вечер с "шишками" из директората, с концертом, с шикарным столом, с подарками награждённому. Сейчас же было решено получить награду в кругу боевых друзей. Ай, да Ведьма, ай, да сукина дочь!!!

Вика, держа в одной руке подполковничьи погоны, положенные на здоровенную коробку с орденом, другой рукой взяла у адъютанта микрофон. Над плацем раздалось:

- Весь полк, кроме заступающих в наряды и караулы, приглашается в "Виктори". Кому не хватит места в залах - Шарль обещал поставить столы на улице, под тентами.

Без всякой команды полк троекратно выдохнул из мощных тренированных глоток: "Ура!".

Вика повернулась к Лемке, начштаба Базы, адъютанту:

- Штаб будет отмечать завтра, вместе со всей Базой.

- Я же бывший спецназовец,- попытал счастья адъютант, но "обломался".

- Сегодня приглашены не бывшие, а настоящие. Вот, Начальник разведки тоже спецназ бывший, поэтому его никто и не зовёт.

Шарль Боневиль купил соседствующее с "Виктори" здание, соединил его, после полной перестройки, небольшой широкой галереей со старым залом и теперь в "Виктори" было два огромных зала. В старом зале меня и окликнули:

- Эй, Иванов, я же сказала, что тебя никто не зовёт.

- Пришлось прийти незваным.

- Незваный гость - хуже татарина.

- Но не хуже Виктории Петровой.

- Смотри, пожалуюсь деткам, что обижаешь.

- Я им уже мысленно пожаловался и они хором мысленно сказали, что мама не права.

- Ох, ладно, вон, возле Чанга есть свободный стул. Возле меня и Маши всё занято.

- Ну-ну. Посмотрим, что вы вечером перед сном запоёте,- и уселся за стол возле командира группы "Грона-хроно" подполковника Чанга Сена.

- Вот, ты, как всегда, кстати,- обрадовался Сен,- зайди, пожалуйста, завтра утречком ко мне в кабинет. Днём и вечером я на полигоне.

- Хорошо, Чанг, обязательно зайду. Сразу же, после визита к Лемке.

- Не считаешь, что тебя обошли наградой? Могли бы второй платиновый за Океанию дать...

- Чанг, у тебя ведь тоже этих побрякушек немеряно, ты им цену знаешь. Это Ведьме интересно поиграться, она женщина и совсем ещё молодая. А нам, старым волкам...

- Ты прав, разумеется.

Следующим утром я вошёл в крохотную комнатушку, где с трудом помещался письменный стол и три стула. Её-то подполковник Сен и именовал своим кабинетом. В самом углу приткнулся маленький холодильник, поэтому на столе стояли два запотевших бокала с тоником и плававшими в нём кусочками льда.

- Значит, на заслуженный отдых решил уйти?- с ходу спросил меня Чанг.

- Блин, я рапорт на стол Лемке положил всего полчаса назад.

- Адъютант не только чтит былое спецназовское прошлое, но и трепло изрядное, благо это не военная тайна. Через час вся База будет знать, что Счастливчик подал в отставку. Шуму будет!.. Кто на твоё место?

- Эдди Корриган. Воет, что в штаб-квартире не прижился, гибкость позвоночника не та.

- Этот потянет, он толковый.

- И я так думаю. Выкладывай про своё дело.

- Ты не хотел бы в поле сходить? Так сказать, "его прощальный поклон". Оформим, естественно, уже, как вольнонаёмного привлечённого специалиста со всеми вытекающими денежными выплатами.

- Да, деньги-то не волнуют...

- С каких пор? Алмазную жилу нашёл?

- Алмазную, но не жилу, а жену.

- Слышал краем уха, что ты теперь двоеженец. Говорят, что когда вы втроём вечером идёте по местному Бродвею, наши самцы истекают слюной. Так, Сабля, что, богата?

- Слегка. Давай к сути.

- Вторая мировая. Концлагерь в Германии. Вытащить оттуда двоих ребятишек. Один - будущий великий математик. Русский. Иван Шалаев. Должен погибнуть в газовой камере. Второй - при бомбёжке Дрездена. Сын начальника концлагеря. Ганс Биллер. Будущий великий композитор и художник.

Капсула шестиместная. Джо Поллак - пулемётчиком, Вова Ерохин - снайпер, Слава Зенкович - сапёр. Ты - командир группы. Я бы и сам сходил, японцы ведь у немцев в союзниках были. Но много мороки с самурайским мундиром, с переводчиком. Короче, сложная легенда. А так - четыре бравых гитлеровца являются в концлагерь и... У Славы баварский диалект и чисто арийская внешность. Ты и Ерохин - типичные берлинцы. И Лимонадному Джо Ведьма наколдовала прекрасный гамбургский выговор.

(Лимонадный Джо только, что не молился на Вику. Из-за незнания языков его хотели отчислить из "Гроны-хроно". Вика поколдовала и Джо стал отлично владеть немецким и русским языками со знанием сленга, идиом и ругани.)

Мундиры и оружие вам приготовлены возле места высадки. Карты и документы получите. День на выработку плана и обсуждение, на согласование действий. Завтра вечером - выход. Про согласие не спрашиваю. Вижу, как глаза загорелись. Вторая мировая - твой конёк.

- Во всём мире настоящие солдаты - немцы и русские. Ещё финны хороши, но там принцип: "Не тронь меня, и я тебя не трону".

- А американцы?

- Фу! Таких, как Лимонадный Джо - единицы. А прочие без пипифакса и передвижных борделей воевать не могут. И трёхразовое питание им подавай. Только немцы и русские воюют "без дураков", ибо прирождённые вояки.

- Пожалуй, я с тобой соглашусь. Собирай свою команду, получайте снаряжение, устраивайте личные дела, потом - мозговой штурм. Завтра - штурм огневой. Но лучше всё сделать по-тихому.

- Эт точно.

Однако по-тихому не получалось.

- Ты что обещал? Ты какие клятвы давал?- Вика точно копировала жену таможенника Верещагина.

- Виченька, я не мог отказать Чангу. Со мной же Лимонадный Джо идёт...

- Да хоть Пепсикольный Майкл! Вон в полку сколько немцев! Больше послать некого?

- Эти немцы умеют сутками сидеть по горло в болоте, проламывать черепа кулаками и прочая. А в рейд идут двое русских, белорус и американец. Тут не только знание немецкого необходимо, но и знание военной истории, опыт хронорейдов.

- Всё равно, откажись.

- Не могу. Я - солдат.

- Ты уже не солдат. Ты - муж двух жён и будущий отец четверых, нет, шестерых детей. Ты - лицо гражданское.

- Меня и посылают, как вольнонаёмного специалиста.

- Ага. Командиром группы. Серёжка...

- Ну, что мы спорим попусту, любимая. Я должен вернуться и я вернусь. Предсказание Ядвиги ещё не сбылось до конца.

- Оно не стопроцентное. Ядвига Машу не увидела.

- Но Маша же ещё от меня должна сыновей зачать...

- А вдруг и моё не стопроцентное. Я буду волноваться, а детям это вредно.

- Детям вредно знать, что их отец не исполнил свой долг.

- Маша, ты-то чего молчишь?

- Что говорить? Серёжа прав,- и шепнула что-то Вике на ушко.

- Нет, он гад и сволочь, манкирующий своими мужниными обязанностями,- продолжала возмущаться Вика. Но я хорошо её знал и крошечную нотку притворства уловил.

Послал со своего КПК(карманного портативного компьютера) сообщение Петеру Лемке, готовя его к грядущему событию. И не ошибся.

Утром следующего дня в кабинет командира Базы вошла Вика. Она была в форменной рубашке с погонами подполковника и в форменной юбке.

- Доброе утро, Петер. Я вчера подала рапорт об отставке. Теперь прошу придержать его и не давать хода. Вернусь из хронорейда - перепишу.

За дверью кабинета послышался Машин голос:

- Я вас вместе с вашей спецназовской подготовкой засуну в одно место, Уилсон. Сказать, в какое? Просто из уважения к командиру Базы не хочу делать из его адъютанта калеку.

- Пропустите её, Боб,- сказал негромко Лемке по внутренней связи.

Маша была в парадной форме, при орденах.

- Так вот, прекрасные дамы, велено вас не пускать ни в какие рейды.

- Это Иванов, что ли велел?

- Нет, не он.

- Кто же тогда??!

- Вас, Виктория, не велят пускать Екатерина и Сергей Сергеевич. А Вас, Мария - Дарья и Александра.

- Вот, значит, что было в сообщении...

- Именно. Вы можете поручиться, что вашим детям не повредят хронопереходы?

- Ну, не знаю,- неуверенно сказала Вика,- через одиннадцать лет они будут выглядеть вполне здоровыми.

- А через пятнадцать? А как хронопортал повлияет на их психику? Исследований на этот счёт пока нет.

- Тогда Иванова не отправляйте в хронорейд.

- А вот это не удастся. На него заготовлена форма и документы, под него заточена легенда. Он уже в деле.

- Иванов, домой можешь не являться,- передала мне мысленно Вика.

- Совсем?

Она чуть помедлила, размышляя:

- Ты должен приползти на коленях, громко моля о прощении.

- Яволь!

- Фашист недобитый!

- Натюрлих, майне либе кляйне.

- Ненавижу, мерзавец, скотина, ублюдок, подонок!!!

- Оригинальный вид любви - крыть своего любимого на чём свет стоит,- съязвила Маша, для которой общение со мной и Викой не проходило даром. И добавила мысленно:

- Серёженька, и я тебя люблю, негодяй ты такой и разэдакий.

- Спасибо, нежные и чуткие вы мои. Ваши слова пролились бальзамом на мою душу. Но у нас тут совет идёт, мысли заняты. До вечера. Целую.

Перед тем, как я вошёл в капсулу, обе моих жены расцеловали меня горячо и очень нежно.

- Мы тебя у хронопорта дождёмся,- шепнула Вика,- по местному времени всего часа два-три пройдёт.

Маша добавила: - Пять девочек и мальчик ждут тебя. Возвращайся. Удачи всем нам.

- Люблю вас,- и шагнул в капсулу. Ребята терпеливо ждали, пока со мной попрощаются. Никто не шутил. Охотников шутить над Саблей и Ведьмой давно в спецназе не было.

Тайник с одеждой и оружием нашли быстро. Стали облачаться и вооружаться. По "Парабеллуму" с запасной обоймой каждому - это само собой. Славе и Лимонадному Джо досталась форма полевой жандармерии. Не удалось раздобыть четыре эсэсовских мундира. Зенкович взял себе снайперку Ерохина, поскольку шарфюрер СС со снайперской винтовкой - нонсенс. Я и Вова Ерохин повесили на плечо по "шмайсеру". Вова, будучи лишь шарфюрером, засунул запасной магазин за голенище сапога. Но гауптштурмфюреру такого не положено по статусу. И я спрятал свой запасной рожок в солдатский ранец, который пришлось навьючить на себя Славе. В ранце лежали ручные гранаты и две запасные ленты к пулемёту

МГ-42. Обер-фельдфебель полевой жандармерии не мог себе позволить обмотаться пулемётными лентами, как матрос гражданской войны. А вот МГ-42-й на плече - причуда здоровенного жандарма. Джо был влюблён в этот пулемёт, предпочитая его даже многоствольному авиационнику.

Раскидали ветки, которыми был замаскирован "кюбельваген". Расселись по своим местам, согласно диспозиции. Вова Ерохин плавно тронул машину с места. Немного потряслись по ухабам, выехали на шоссе.

Дождавшись глубокой ночи, спокойно проехали в концлагерь. Документы на компьютере изготавливались безукоризненно, вид имели слегка потёртый, не новый. Фото, печати - не придерёшься. План концлагеря имели подробнейший и сразу подъехали к дому коменданта. Часовой возле дома явно скучал, до конца смены ему оставалось немного. "Жандармы" остались в машине, а я и Ерохин, предъявив бумаги часовому, вошли в дом. И началась невезуха.

Жена коменданта не спала в столь поздний час. Сидела под абажуром и раскладывала на столе пасьянс. Да и херр комендант куда-то собрался - был в мундире, с "Вальтером" в кобуре. Есть такая категория идиотов, проявляющих служебное рвение в ночное время, когда спать полагается. Впрочем, возможно, он собрался в публичный дом, который основал на территории лагеря. Биллера можно было понять, глядя на его жену, заплывшую жиром - что вдоль, что поперёк.

Отсалютовав коменданту, я протянул ему мастерски изготовленное предписание. Из него следовало, что заключённого Ивана Шалаева, номер такой-то, необходимо передать в руки гауптштурмфюрера Гашке для дальнейшего препровождения в Берлин.

- А почему ночью?- подозрительно спросил комендант.

- Рассчитывали приехать к вечеру, но в дороге поломалась машина. Пока чинили, настала ночь. Не дожидаться же утра. Нам ещё назад ехать.

- В чьё распоряжение отправляется заключённый?- продолжал допытываться комендант.

- На предписании печать IV отдела РСХА. (Нюх у него, что ли, у Биллера этого? Что ж, и такой вариант был предусмотрен.)

- Я должен позвонить в Берлин,- сказал Биллер. Я кашлянул.

- Дьяволу ты позвонишь в аду,- негромко произнёс Вова, ребром ладони разбивая коменданту кадык, а кулаком другой руки проламывая ему переносицу.

Фрау Биллер открыла рот и застыла. На неё смотрели два автоматных дула.

- Нет, нет, не стреляйте,- зарыдала комендантша. Толстые её щёки заблестели от слёз. Вот, корова жирная!

- Молчать, а то убью,- тихо сказал я и приказал Ерохину: - Отведи её в спальню и упакуй.

- Ви есть русски!- ахнула фрау.

- Ком,- толкнул её дулом автомата Ерохин.

Я взял труп Биллера за ноги и поволок в спальню. Закинул на роскошную кровать с балдахином, стараясь не испачкаться в крови. Накрыл сверху толстенным пуховым одеялом.

Вова уже скрутил фрау руки и ноги простынями, которые выудил из бельевого шкафа. В рот запихал наволочку.

- Дыши носом,- приказал комендантше по-немецки.

В действие вступал план "Б". Мы вышли из комендантского дома и не спеша направились к бараку номер семь. Эта неспешность давалась с большим трудом. Но пулемётчики на вышках и патрули с овчарками, ходившие между заборов из колючки, на нас не реагировали. Ну, идут два эсэсмана по своим делам. Пусть идут.

Лагерь был хорошо освещён. А вот внутри барака горела лишь одна тусклая лампочка. В бараке царили тишина и вонь.

- Капо!- рявкнул Ерохин. Из полумрака под свет лампочки выскочил плюгавый человечек с крысиным лицом. Всё правильно, такой и должен быть...

- Иван Шалаев, заключённый номер 171394,- отчеканил по-русски, но с немецким акцентом Вова.

- Он в ревир назначен на завтра,- подобострастно пролепетал капо. Ерохин перевёл на немецкий, и на немецком же добавил:

- Ревир - скорее всего, газкамера.

Успели, значит.

- Я тебя самого отправлю и не в ревир, а в крематорий. Живьём. И не завтра, а сейчас. Шалаева сюда,- прорычал я на берлинском диалекте. Ерохин точно перевёл мои слова на русский язык.

Капо бросился в глубину барака, там загомонили, завозились и под лампочку вытолкнули парнишку в полосатой робе. Лет ему было... Сколько лет может быть живому скелету со старческим лицом?

- Забираем с собой.

Ерохин перевёл.

- А как я за него отчитываться буду?- спросил капо. Вова, к переводу этих слов, добавил от себя:

- Надо бы ему плюху отвесить.

Это запросто. За вонь в бараке, за полосатые скелеты, за всю ту ярость, что подспудно копилась.

- Ферфлюхтер швайнехунд! - ругнулся я и приложил от всей души. Бил так, чтобы должность капо освободилась. Он отлетел в другой конец барака и распластался на полу. Я вырвал из кобуры "Парабеллум" и клацнул затвором. В бараке вновь воцарилась тишина.

- Ком форвертс,- толкнул стволом Шалаева.

- Прощай, Ваньша,- крикнул за моей спиной кто-то из обитателей барака.

- Топай потихоньку, Ванюша,- шепнул я на ухо Шалаеву. В потухших глазах его вспыхнул огонёк, и он двинулся к выходу. Мы с Ерохиным, пятились спинами к двери. Вова держал руку на кобуре. Мало ли что...

Вышли из барака, по-прежнему, не привлекая к себе внимания. Два эсэсовца ведут куда-то заключённого. Насквозь привычная для лагеря картина.

Увидев, что мы вышли из-за угла барака, Лимонадный Джо занялся часовым. Угостил его сигаретой и стал рассказывать скабрёзные анекдоты, свесив ноги с "кюбельвагена". Зенкович, сидевший за рулём (на всякий случай), тоже отвлекал внимание часового, как мог.

Вова Ерохин ускорил шаг, обогнав меня и Ивана. Кивнув часовому, заскочил в комендантский дом. Там он молнией метнулся в детскую. Из пластмассового шприц-тюбика влил в приоткрытый рот спящего маленького Ганса Биллера быстродействующее снотворное. Закутал малыша с головой в одеяло и взвалил тючок себе на плечо. Наступил ответственный момент.

Хохочущий Лимонадный Джо соскочил с "кюбельвагена", обнял часового за плечи и стал что-то шептать ему на ухо. При этом повернул солдата спиной к комендантскому дому. Ерохин, неслышно прикрыв за собой дверь дома, одним тигриным прыжком оказался возле машины и сунул свою ношу на пол между передними и задними сидениями. Всё это время Зенкович держал руку на ключе замка зажигания. Адреналин "зашкаливало".

Я и Шалаев подошли к машине. Зенкович, освобождая асу вождения Ерохину место за рулём, взял ничего не весящего Ивана подмышки и усадил на середину заднего сиденья. Сам сел рядом. Я плюхнулся рядом с Вовой, который повернул ключ. Мотор заурчал. Лимонадный Джо хлопнул часового по плечу, проорал: "Пока, дружище!", запрыгнул в машину по другую сторону от Шалаева. И Джо, и Слава держали ноги почти на весу, помня, кто лежит на полу в свёртке. Зато их мощные ноги свёрток этот напрочь закрывали. "Кюбельваген" описал полукруг, благо места для разворота было много, и рванул к выезду из лагеря.

Шлагбаум нам подняли, но часовой подошёл к машине.

- С вами заключённый...

Я протянул ему фальшивое предписание на вывоз Шалаева в Берлин. Часовой пробежал глазами бумагу.

- Здесь нет визы коменданта...

Чёрт бы побрал немецкую педантичность!

- Херр Биллер занят войной со своей супругой.

Словно подтверждая мои слова, из комендантского дома раздался пронзительный женский вопль. Часовой ухмыльнулся и махнул рукой: "Проезжай".

Вова вдавил педаль газа до упора и "кюбельваген" помчался прочь от лагеря по неширокой асфальтовой дороге. Мы уже выскочили на большое шоссе, когда вдали, еле слышная, завыла сирена.

- Нож ей надо было в печень сунуть, суке толстой,- ругнулся Вова. Я виновато промолчал. Похоже, фрау умудрилась выпихнуть наволочку изо рта. Теперь вопрос упирался в то, как скоро за нами организуют погоню и насколько многочисленной она будет.

Ерохин выжимал из таратайки всё, что мог. Проскочили мост. Тут мотор машины пару раз чихнул и смолк.

- Абзац, бензин кончился,- и Вова длинно выматерился,- козлы из группы обеспечения бак залили полный, а канистру в запас не сунули. Как раз бы хватило до места домчать. Обсчитался кто-то.

- Все из машины. Слава, тащишь Биллера, Джо - Шалаева.

Мост остался в полукилометре позади. А впереди, на обочине шоссе, метрах в трёхстах от нас темнела туша танка. "Пантера" - определил я по силуэту. Подошли поближе. Стало видно, что четверо танкистов возятся с гусеницей, а пятый - скорее всего, командир танка, сидит, прислонившись к другой гусенице, и наигрывает на губной гармошке.

- Чумазых глушим в ноль и по-тихому,- скомандовал я, жестами показав, кому кого убивать.

Подошли вплотную, не внушая чувства опасности, хотя некоторое недоумение, наверняка, вызывал Джо, нёсший на одном плече пулемёт, а на другом - Шалаева. Сработали качественно, нанесено было всего шесть молниеносных ударов. Зенковичу чуть помешал Биллер на плече, Ерохину пришлось подправить. Трупы танкистов оттащили за танк, в кювет, чтобы их не было видно с шоссе.

- Глаз - в башню заряжающим. Джо, Слава, двигайтесь к капсуле, как можно быстрее. По шоссе ещё два километра, потом - налево. Просёлком, полем и в рощу. Бегом марш!- и полез в танк на место наводчика. Ерохин по кличке Соколиный Глаз уже сидел на месте заряжающего. Хотя и был он отличным снайпером, но в стрельбе из орудия я его превосходил. "Пушкарь от бога" называл меня наш артиллерийский инструктор.

- Вова, сначала заряжай осколочно-фугасный, потом сразу же - бронебойный.

- Яволь! (Что называется: сознание переключается с трудом с одного языка на другой)

Пока не появились немцы, я пошуровал в башне танка. Все автоматы мне были не к чему, а вот брезентовую сумку с магазинами к МР-38 и МР-40 прихвачу. Добавил туда же магазины, вынутые из автоматов экипажа. Патроны лишними не бывают.

Ночная мгла рассеялась полностью, но солнца не было, утро выдалось пасмурным. Я смотрел в бинокулярный прицел на мост и размышлял: "Убили бы Биллершу, мог не пропустить часовой у шлагбаума. Грохнули бы часового - тревога поднялась бы чуть раньше. У шлагбаума в будочке ещё двое сидели. И не могу я женщин плачущих убивать. Сражавшихся против меня, да, доводилось. Хотя, был один случай. Шло ко мне белокурое ангельское создание с голубыми глазами, полными слёз: "Дяденька, не стреляйте, дяденька!". Я и снял палец со спускового крючка. Но стоявшая чуть позади и слева Вика, хладнокровно выстрелила ангелочку в голову. Тело рухнуло на землю, а из спрятанной за спину руки выпал "Дерринджер". От удара об землю оба ствола изрыгнули свинец, умчавшийся неизвестно куда. Вика легонько толкнула меня прикладом в бок: "Побежали, добренький. Хорошо, что рядом злобная, мерзкая Ведьма". И мы помчались дальше, сея смерть."

Вот, наконец, и гансы подоспели. Колонна автомашин, возглавляемая танком T-IV, подъехала к мосту. Немецкий орднунг проявлялся на 100%. Сначала на мост въехали три мотоцикла с пулемётчиками. Следом тронулся танк. Всё как всегда.

- Вова, ахтунг!- скомандовал я. Мы натянули немецкие шлёмофоны, чтобы не оглохнуть при выстрелах. На домик, в котором размещалась охрана моста, прицел орудия наведён заранее. К сожалению, домик был с нашей стороны реки. Хоть часовые и запасные второочерёдники, но пострелять могут. Могут и полезть со страху в атаку.

Надавил на кнопку спуска на маховичке наводки. Орудие грохнуло, и дощатый домик снесло с края моста. От попадания бронебойного снаряда зачадил T-IV-й. Точно там, где я и рассчитывал - на середине моста.

Ровная пулемётная строчка из МГ-42-го прошлась по мотоциклистам и пулемётчикам в колясках. Джо, щучий сын, отправил Зенковича с мальчишками, а сам остался.

- Джо, едрит твою налево, догоняй Славку!- проорал я, высунувшись из башни и кидая ленту, вытащенную из танкового пулемёта. В крышку люка дзынькнула случайная пуля.

- Глаз, два осколочных,- и всадил оба снаряда в машины, стоящие за танком.

А вот теперь следовало уносить ноги. Река была совсем неширокой, и из-за неё нас легко было достать выстрелом из 88-мм пушки. И больше всего я боялся, что с какого-нибудь близлежащего аэродрома по наши души поднимут пару "мессеров" или "фоккеров". Вертушек, слава Богу, пока не было, но и самолёты - не подарок, не удерёшь. Но мысль об авиации никого из гитлеровцев не посетила.

Крикнул: - Глаз, уходим!- Выпрыгнул из башни и рванул по шоссе с двумя "шмайсерами" и полной сумкой магазинов. Рядом ровно пыхкал, налаживая дыхание для бега, Вова Ерохин. На одном плече у него - снайперка, на другом - МР-40, прихваченный из танка. Отбежали километр, когда "Пантера" исчезла в пламени взрыва - взорвалась боеукладка. Похоже, или "Тигр", или "Ягдпанцер" стреляли из-за моста.

Пока всё шло более-менее. Но вскоре мост расчистят, и погоня устремится за нами. Знать бы, сколько времени у нас в запасе... Вот и поворот с шоссе на просёлочную дорогу. Здесь мы догнали Лимонадного Джо. Всё-таки возраст давал ему себя знать. Пулемёт и пара запасных лент кое-что весили. На просёлке вдали маячил Зенкович, тащивший на каждом плече по мальчишке. Мы добежали до поля, догнав Славу. Все остановились у невысокого холма.

- Двое тащат мальчишек в капсулу. Двое - прикрывают. До капсулы примерно полчаса хода. Если фрицы не появятся через полчаса, прикрытие начинает отход. Но не к капсуле, а на десять километров восточнее. Слава, Джо, возьмите на всякий случай по автомату и по запасному рожку. Добежите до капсулы - отправляйтесь. Затем капсулу возвращайте обратно, но на десять километров дальше к востоку.

Снимайте сразу мундиры, чтобы осталось только автоматы бросить. Сапоги снять не забудьте - в них гвозди.

- Командир, я останусь, а ты иди,- заявил Джо.

- Из пулемёта ты лучше стреляешь, а я быстрее бегаю. Чтобы при отходе Вова тебя не дожидался. Там, возможно, всё секунды будут решать.

- Тебя там две жены беременные ждут,- упрямился Джо.

- Подождут. Снимай мундир, чёрт старый! За то, что остался у танка - четверо суток ареста. И сейчас за пререкания - трое. Итого - семь. Марш к капсуле!

- Хорошо,- покорно согласился Джо,- но ты хотя бы каску Славкину одень. Я свою Глазу отдам.

Зенкович протянул мне каску. Ерохин уже устраивал себе позицию на вершине холма. Сумку с магазинами и пару МР-40-х он прихватил с собой.

Я нагнулся, чтобы поднять с земли запасные пулемётные ленты. И тут Лимонадный Джо аккуратно и точно приложил меня прикладом пулемёта по затылку, прикрытому каской. Я уткнулся носом в траву.

- Допрёшь командира до капсулы. Не спрашиваю, а утверждаю. Тяжело будет всех на себе тащить, но других вариантов нет. Мы начнём отходить не через полчаса, а через час. Выполняй.

- Есть,- ответил Слава. Имел он звание капитана, а Джо был всего лишь сержантом. Но все в "Грона-хроно" знали, что Джо - второй человек в группе, после Сена. И знал Слава, что главная задача предстоит ему, Зенковичу. Остаться на холме и пострелять - намного проще. Пусть и погибнуть. Но и это намного проще.

- Я сам пойду,- сказал Иван,- губу закушу и побегу. Смогу, я тоже упрямый.

- Давай, сынок,- ответил ему Джо, уже содравший с меня и каску, и мундир, и сапоги. Поднял ленты и пошёл на вершину холма.

Слава взвалил меня на плечо. На другом плече у него был спящий Ганс Биллер.

- Держись за меня,- сказал Слава Ивану и пошёл через поле быстрым размашистым шагом. Бежать не получалось. Запнёшься на бегу - хуже будет. Иван семенил мелкой трусцой, ухватившись за ремень Славкиного автомата.

Ерохин и Джо, оставшись на холме, принялись оборудовать по две позиции каждый - основную и запасную.

- Патронов-то к снайперке всего двадцать штук,- вздохнул Ерохин и ещё раз покрыл матом группу обеспечения.

- Зато к "шмайсеру" в танке нехило разжились,- ответил на русском языке Джо, полюбивший этот язык больше, чем свой родной. И аккуратно уложил возле пулемёта четыре "колотушки" и запасной ствол к пулемёту.

Пришёл в себя при хронопереходе. Слава сочувственно и виновато смотрел на меня. Видно было, что его бьёт дрожь от физического перенапряжения. Выложился "вчистую". Биллер продолжал спать, а ослабевший Шалаев потерял сознание. Когда капсула замерла на платформе хронопортала, Зенкович вынес на руках обоих мальчишек, тут же отдав Ивана врачам. Сам уселся прямо на пол, бездумно глядя перед собой.

Маша и Вика бросились ко мне, но я остановил их жестом руки. Подбежав к пульту управления порталом, сказал руководителю научной группы:

- Капсулу надо отправить туда же, но сместить на десять километров к востоку. И поскорее. Сразу же, как рассчитаете, отправляйте.

Подскочил к стоявшей возле портала картонной коробке с динамитными шашками и спичками, забросил её в капсулу.

- Девочки, там Глаз и Джо остались. Подождите, скоро вернусь.

- Ждём,- ответили они. Вот ведь, молодцы. Не истерик, ни воплей.

Я вошёл в капсулу. Следом за мной - Чанг в спортивном костюме. Протянул мне мои кроссовки:- Ты же босиком немного набегаешь.

И закрыл за собой дверь капсулы изнутри. Принялся рассовывать по карманам шашки и коробки спичек. Я был в эсэсовских галифе на подтяжках (защёлки подтяжек - пластмассовые, "под металл"), в нательной рубашке из бязи. В карманы много шашек не напихаешь, и я стал класть их себе за пазуху.

Капсула дрогнула. Поехали. При переходе, как всегда, корёжило. Но опыт не пропьёшь. И я успел вкратце обрисовать Чангу обстановку. Когда прибыли на место, я держал наготове две шашки, Чанг - спички. Однако, бог миловал, у капсулы никого нет. А стоит она возле какой-то немецкой фермы. Хорошо, хоть за забором. Мы осторожно прокрались во двор. Ни души. Я метнулся в дом. Чанг осматривал двор. Из дома, в котором никого не было, я вышел с двустволкой и патронташем. Правда, неясно было, что там за патроны, может, мелкая дробь. Чанг показал мне на сараи, стоявшие во дворе:

- В одном - коровы, в другом - свиньи, в третьем - слышны женские голоса. Сарай на замок заперт.

Стукнул по замку прикладом ружья. В руках у меня остались только стволы. Вот тебе и хвалёное немецкое качество! Но замок с двери сарая слетел. Распахнув дверь, увидели двух женщин. Они смотрели на меня со страхом. И то сказать, видок у меня был ещё тот - с набитой динамитом пазухой, в эсэсовских галифе и в кроссовках на босую ногу. Одеты были обе женщины в какое-то рваньё, обе худые и измождённые. Что тут гадать - остарбайтеры.

- Хозяин где?- спросил я на русском языке.

- Тут стрельба была неподалёку, поехал разузнавать. А нас в гараже запер.

- Выходите.

- Ой, вы что, русские?

- Да уж не немецкие. Чанг, что-то не похож ты на рейхсдойча.

- Господи, родненькие, да вы откуда?

"От верблюда",- чуть не ляпнул я. Но невдалеке послышалось тарахтение мотора.

- Посидите пока,- скомандовал женщинам и закрыл дверь сарая. Чанг спрятался за коровником, я притаился за гаражом.

Вскоре во двор въехал небольшой грузовичок. Из кабины вылез невысокий толстяк. На ремне слева у него была кобура с "Вальтером", справа - винтовочный подсумок. Я показал Чангу один палец и провёл ребром ладони по горлу. Чангу в спортивном костюме было сподручнее. Толстяк подошёл к двери гаража и наклонился, чтобы поднять сбитый замок. Ох, уж эти штатские! У тебя во дворе кто-то похозяйничал, так хоть пистолет из кобуры вытащи.

За спиной фермера неслышной тенью возник Чанг. Удар в прыжке ногой по печени был смертельным. Сало не спасло.

Я вновь открыл дверь сарая. Чанг снял с убитого ремень и пошёл к машине. Женщины, выйдя из гаража, смотрели на убитого хозяина.

- Ой, що то будэ,- прошептала та, что помоложе.

- Приедет хозяйский сынок-эсэсовец и, если нас не пристрелит, то отправит в концлагерь,- сказала старшая.

- Вон, за забором, слева, стоит зелёная кабинка. Подойдите к ней и ждите нас около неё. Вовнутрь не заходите, ничего не трогайте.

Они покорно пошли к капсуле. Я направился к грузовичку. В кабине, как и следовало ожидать, стояла винтовка.

- Садись,- сказал я Чангу,- рванём по шоссе. Может, повезёт и проскочим. Во всяком случае, где тут восток, где запад, я не знаю. А шоссе выведет куда надо.

Чанг клацнул затвором винтовки, загоняя патрон в патронник, передёрнул затвор "Вальтера", пока я разворачивал машину. От фермы к шоссе шла хорошая асфальтовая дорога. Сколько прошло времени в этом мире, пока хронокапсула совершала свой путь туда-обратно, я не знал. Может, час-два; может, полдня. Но когда до поворота на "наш" просёлок оставалось всего ничего, резко затормозил. Потому что с просёлка на шоссе выехали три армейских грузовика. Один был битком набит солдатами, второй - битком набит трупами. В третьем ехало двое-трое фрицев. На нас внимания никто не обратил.

Дождавшись, пока машины отъедут подальше, мы побежали по просёлку. И не зря. Ещё один армейский грузовик стоял на дороге. Возле его заднего борта лежали четыре трупа немецких овчарок и... Мундир шарфюрера. А вместо головы - кровавое месиво.

Держа наготове "Вальтер", в полуприседе подкрался к кабине. В ней сидел, дремал шофёр в эсэсовском мундире. Стекло в дверце кабины было полностью опущено. Вскочив на подножку, рукоятью пистолета проломил шофёру переносицу. Открыл дверцу и труп вывалился из машины. Я прислонил его к переднему колесу в сидячее положение. Залез в кабину и снял с крючка за спинкой шофёрского сиденья "шмайсер". Передёрнул затвор. "Вальтер" сунул за пояс брюк сзади.

- Эй, Курт, мы тут ещё одного русского нашли. Живой! Ребята его волокут. Ты нам борт задний открой, чтобы его запихнуть в кузов,- противоположная дверь кабины открылась. В неё заглянул эсэсовец. Ударом ноги в лицо, я сбросил его с подножки, а Чанг припечатал пяткой в область сердца. Сдёрнул с плеча эсэсовца МР-40-й, вытащил из-за голенища сапога запасной магазин.

Четыре здоровенных эсэсовца тащили Лимонадного Джо. Двое за руки, один за ногу в сапоге, четвёртый - за штанину, поскольку левого сапога не было, как и части ноги. Ещё двое эсэсманов шли позади, переговариваясь между собой. Двумя короткими очередями в два-три патрона, мы уложили тех, что шли позади. Эсэсовцы бросили Джо, но за автоматы успели только схватиться. Четыре очереди - четыре трупа. На всякий случай всадил всем шестерым по пуле в голову из "Вальтера", который затем выбросил. Вдвоём мы подхватили Джо, дотащили до грузовика и уложили в кузов. Туда же положили тело Вовы Ерохина. Чанг залез в кузов. Я запрыгнул в кабину, завёл мотор и погнал грузовик прямо через поле к ферме. Остановился в паре метров от капсулы, развернувшись к ней задним бортом. Женщины стояли возле капсулы, в страхе закрыв лица руками. Выскочил из машины, бросился открывать задний борт.

- Да то ж наш дядечка!- крикнула молодая остарбайтерша.

Мы с Чангом спешили, как только могли. Содрали с Джо мундир, сапог. Покалеченная нога была перетянута жгутом из пулемётного ремня с металлическими скобами. Пока Чанг менял этот ремень на жгут из своей спортивной куртки, я стянул с тела Ерохина сапоги и мундир. Быстро осмотрел обоих женщин. Ни серёжек, ни колец, но на шнурках ботинок - металлические наконечники.

- Ботинки долой!- приказал я им, взваливая Ерохина себе на плечо. Чанг точно так же поднял на себя Джо.

Затолкнули женщин в капсулу, влезли сами. Тесновато, но не до жиру...

Я нажал на кнопку возврата. Вот и финал хренового хронорейда.

Джо сразу же очутился на операционном столе. Ему переливали кровь, одновременно зашивая обрубок ноги, которую оторвало чуть ниже колена. Вика подключилась, хирург не возражал, и колено удалось спасти. Не стало только ступни и большей части голени.

Обе женщины при хронопереходе потеряли сознание, как и Иван Шалаев. Сказывалось истощение организма, общая слабость. Но возле них принялась хлопотать Маша и две девушки из научной группы.

Шалаев уже пришёл в себя, лежал на каталке, порываясь встать. Биллера возле хронопортала не было, похоже, унесли досыпать. Тело Вовы Ерохина, по прозвищу Соколиный Глаз, унесли спецназовцы. Хотя бы похороним по человечески.

И только через час мы втроём вышли из огромного ангара, где находился хронопортал. С Чангом я попрощался до завтра, ещё предстояло сдать ему отчёт о моём последнем хронорейде.

- Всё, девочки, клянусь детьми, что теперь - финиш. Больше от вас ни на шаг. Ну, не ревите же вы, вам нельзя. Я - вот он. Живой, здоровый. И люблю вас всё так же. Хотя, нет. После того, как заглянешь, смерти в глаза, начинаешь больше любить жизнь. А моя жизнь - это вы и детки.

Они с двух сторон лупили меня крепкими, тренированными, маленькими кулачками.

- Сволочь, гад, скотина, негодяй! Морда противная, собака, свинья, урод!! Подлец, хам, недоносок, дурак, дрянь эдакая!!! Идём скорее домой! Мы тебя хотим! Очень-очень.

Глава XII

Атака на холостяка.

Утром следующего дня мы стояли у дверей госпиталя. Как всегда, втроём.

- Чего ждём?- спросил я у жён.

- Не чего, а кого.

- Кого?

- Миссис Поллак.

- Джо не женат.

- Это пока не женат...

- Петрова и Саблина, пойду-ка я, схожу к подполковнику Сену с отчётом.

- Ты же ещё не знаешь, как Ерохин погиб.

- Потом додиктую.

Дверь госпиталя открылась и, в сопровождении медсестры, на крыльцо вышел Ваня Шалаев в больничном халате.

- Здравствуйте. Спасибо Вам большое, что с того света вытащили. А мне вот разрешили в саду погулять. Сказали, что полезно.

- Конечно, полезно. Гуляй, Ванюша, скоро совсем поправишься и забудешь лагерь, как дурной сон. Учиться пойдёшь, другая жизнь начнётся.

- Учиться я люблю. А лагерь... Разве такое забудешь? Правда, что из-за меня один из наших погиб?

- Не из-за тебя, а за тебя. Теперь ты жить должен и за себя и за него.

- Хорошо, я обещаю,- серьёзно сказал Ваня, и я знал, что этому пареньку можно верить.

Медсестра, поддерживая Ваню под локоть, повела его в сад. Спецназовцы чаще других попадали в госпиталь, и стараниями полка спецназ был возле госпиталя посажен сад. Под тенистыми деревьями стояла беседка, возле которой по камням журчал искусственный ручей. Он вытекал из водопроводной трубы и сразу за пределами сада пропадал в канализации. Каждый день отделение спецназовцев приходило ухаживать за садом: подстригать кусты и газоны, следить за деревьями, чистить ручей. А вечером все выздоравливающие собирались в беседке и на лавочках у ручья. И славили полковника Шульца, хотя идея заложить сад принадлежала ещё Папе Доновану.

Упоминание девичьих фамилий сработало.

- Джо, ведь, кроме службы в "Грона-хроно" ещё и главный инструктор Базы по пулемётному делу.

- Вот новость-то сообщили сногсшибательную.

- Погодь ёрничать. У него в группе спецназа обучалась Анна Родионова. Кличка - Анка-пулемётчица.

- Рассказывал он мне про неё. Говорил, что при виде пулемёта, девчонка визжит от восторга, а от MG-42 её за уши не оттащишь. С завязанными глазами разбирает и собирает любой пулемёт с той же скоростью, что и сам Джо. По секундомеру засекали. А в стрельбе чуть уступает Джо, но он говорит, что у неё просто опыта маловато.

- Так вот, они полюбили друг друга, но Джо считает, что у них слишком большая разница в возрасте и пытается сохранять дистанцию. А Анка от любви чахнет и сохнет. Маша решила выступить в роли свахи, я присоединилась. Вот и невеста идёт.

К нам подошла худенькая невысокая девушка. Круглолицая, курносая, лицо, в симпатичных веснушках, типично русское.

- Здравствуйте. Простите, что запоздала, сдавала дежурство по группе.

- Причина признана уважительной. Ну, что, пойдёмте к этому старому чёрту...

- Вика, не называйте его при мне старым чёртом, пожалуйста,- попросила Анна.

- Это я по привычке. Он же мой старый боевой товарищ.

- А для меня он и товарищ боевой молодой, и чёрт - молодой.

- Наш человек,- толкнула Вику в плечо Маша.

- Стала бы я для не нашего стараться... Идёмте в госпиталь.

- К Поллаку? К нему велено пускать только Викторию Иванову. Состояние очень тяжёлое.

Я увидел, как побледнела Анна. Вика спокойно сказала:

- Так я и есть Виктория Иванова.

- Вас-то я знаю. Но, ведь вас - четверо.

- Как четверо? Я одна. В какой палате Поллак?

- Ну, конечно, одна. Я и сама вижу. В двенадцатой он.

- Халат мне выдайте, пожалуйста.

- Пожалуйста, халатик.

- И ещё три.

- Пожалуйста, ещё три,- сказала медсестра и вернулась на пост.

Вика раздала каждому по халату и повела за собой. Маша показала ей большой палец. Вика хмыкнула:

- Уж глазки-то отводить...

Анна восторженно смотрела на Вику - впервые видела прославленную Ведьму в действии.

Поднялись на второй этаж. У дверей двенадцатой палаты Вика сказала:

- Анка, ты пока посиди здесь на стуле. Когда надо будет, я тебя позову.

Анна послушно кивнула и уселась на стул. Но видно было, что нервничает. Даже при всей спецназовской подготовке.

Втроём мы вошли в палату. Джо был в беспамятстве. Тяжело дышал, на лбу блестели капли пота. В забытьи ругался матом на русском языке.

В видеокамеру с микрофоном, через которую наблюдали за палатой, Вика сказала:

- Виктория Иванова. Со мной ассистентка и энергодонор.

После чего велела Маше:

- Машенька, закачивай в него ци, но маленькими порциями, потихоньку, как я тебя учила. Серёжка, тебе придётся отдать Джо часть своей энергии. Я свою отдавать не могу, деткам может повредить.

- Да хоть всю забирай, для Джо не жалко.

- Всю нельзя, ты тогда умрёшь,- серьёзно сказала Вика и начала колдовать.

Я вдруг почувствовал слабость и адскую усталость. Но Джо перестал метаться и материться, дыхание стало ровным и тихим. Маша взяла с тумбочки салфетку и вытерла ему пот с лица. И снова простёрла над раненым обе руки, одну - ладонью вверх, другую - вниз.

- Потерпи, любимый ещё чуть-чуть,- ласково обратилась ко мне Вика. Ощущал я себя, как после сорокакилометрового марш-броска по пустыне. Да ещё и на время. Зато Джо открыл глаза.

- Сабля, тьфу, Маша, и ты колдуешь?- слабым голосом сказал он. Но сказал, а не прошептал.

- Колдует Вика, а я так, чуть помогаю.

- Спасибо, уже лучше. Чувствую, как силы прибавляются. Только вот ногу жжёт. Может, укольчик попросить?

- Не надо тебе укольчик, уплывёшь. А тебе сейчас ясные мозги нужны. Во-первых, ты рассказать Серёжке должен, как вы с Ерохиным немцев задерживали. А ногу я тебе сейчас обезболю, для этого мне энергии не требуется,- строго сказала Вика.

- Командир, ты чего такой?.. Ты же меня вытащил оттуда.

- Чанг вытащил.

- Ага. А ты возле капсулы сидел? Хоть мне-то не ври.

Фрицы до нас долго добирались, потому что, похоже, аж от брошенной машины пустили по следу собак. Так что появились они перед нами растянутой цепочкой. Вова сразу овчарок перестрелял, чтобы по Славкиному следу не пошли. Потом начал офицеров выбивать, а я простую пехтуру короткими очередями косил. Много положили.

Но тут у них машины подъехали и миномёты привезли. Стали они минами кидаться. Плюнул я на перегрев ствола и с одной ленты миномётные расчёты смёл. А время наше уже вышло. Кричу: "Глаз, уходить надо!". Он не отзывается. Подполз, а у него возле самой головы - две воронки от мин.

Развернулся, чтобы с холма скатиться. Но немцы расчёты уже заменили. Тут мне в левую ногу и прилетело. С холма всё равно скатился. Ногу жгутом перетянул и к роще через поле пополз. Сколько полз - не знаю. Очнулся - в палате лежу.

Вот и всё. Отпрыгался бобик. Ну, не везёт моей левой ноге. Спасибо, Ведьмочка, боли почти не чувствую.

- Тело Ерохина мы вытащили, вчера его похоронили на нашем базовом кладбище. Его младшей сестре я оплачу полностью учёбу в хорошем колледже и положу на счёт миллион кредов. Только объясню девочке, что это ей не на косметику и тряпки, а её стартовый жизненный капитал,- рассказывал я Джо тихим голосом. На нормальный голос сил не было.

- За тобой, командир, как за каменной стеной. Ты и родителям Эдиссона помог, и родных гронморов и грударовцев, которые на Океании погибли, не забыл.

В палату стремительно вошёл хирург. Окинул всех взглядом, спросил:

- Снова чудеса творите?

Обратился в микрофон: - Сестра, как состояние Поллака?

- Температура - 36 и восемь, пульс и давление в норме,- раздалось из динамика.

- И вправду чудеса. Утром, на обходе, я прописал ему пару литров антибиотиков. Теперь они, похоже, ни к чему. Придётся отменить.

Вика подошла к хирургу и совсем тихо ему что-то сказала. Но хирург не понял, что тихо говорят, чтобы огласки не было. И разговаривал в полный голос:

- Анна Родионова? Хорошо, я распоряжусь.

Вика сказала ещё что-то. Хирург хмыкнул:

- Круглосуточно? Ну, раз Вы утверждаете, что надо... Без пяти минут жена, говорите? Хорошо, скажу.

Джо, словно сомнамбула, раскрыл рот. Потом закрыл и пару раз судорожно сглотнул.

Хирург вышел из палаты так же стремительно, как и вошёл. Вика направилась к двери, но Маша её остановила:

- Подожди, Виченька, я Гоше пару слов хочу сказать.

- Какому Гоше?- всё так же тихо спросил я.

- Русский аналог имени Джордж - Георгий. Если ещё точнее, то Егор. Но пусть будет Георгий. Ну, не Жорой же его звать, или Гогой? Значит, Гоша, раз уж в бреду матерится по-нашему. В общем, Гоша, вот тебе от нас два колечка. Тебе подойдёт или нет, не знаю, навскидку выбирали. Если что, к ювелиру обратись, он растянет. А Анечке я примеряла, ей впору. Сейчас она сюда войдёт, ты ей его и оденешь. И цветы не для тебя, а для неё от тебя. Тебе только груши, бананы и яблоки.

И молчать, слова тебе пока не давали. Ты - сержант, а я - майор. Соблюдай субординацию. Это Вика твоя старая боевая подруга, а я с тобой всего в одном хронорейде была. Так что, миндальничать не буду.

Ежели ты, Гоша, к своему комплексу, что ты старше её на двадцать восемь лет прибавишь ещё комплекс, что ты безногий, то...

Пока Маша произносила свою тираду, Вика подошла к аппаратуре наблюдения за палатой, что-то сказала медсестре в микрофон, после чего и микрофон, и видеокамеру выключила. А Маша продолжала вещать:

- Анечка принадлежит к тем девушкам, которые, если полюбят, то один раз и на всю жизнь. И ей плевать и на твой возраст, и на то, что у тебя вместо части левой ноги будет биопротез. Колено-то у тебя целое, в нём всего пара маленьких осколков была. Вон, у Вики мама любит папу и с биопротезом.

Короче говоря, Гоша, если ты девушке жизнь испортишь, то я тебе Клинком правую ногу отрублю и скормлю базовым собакам.

- Нет,- помотал головой Джо,- вот, Ведьма может, а ты добрая.

- Ладно, ты меня ещё плохо знаешь, но ногу тебе, конечно, рубить не буду. Просто перестану тебя уважать. А, если я перестану, то и Вика с Серёжей тоже. Если тебе наше уважение до лампочки, то давай, плачь: "Ой, Анечка, да я старый, да я безногий, да не порти свою жизнь молодую, да ты меня бросишь, когда я тебе надоем". Так ты собирался сопли со слюнями распускать?

- Я же тяжелораненый, а ты мне, Маша, такое выговариваешь,- вздохнул Джо.

- Тебе ведь миной не оторвало то, что между ног. Ты мужик или дерьмо? Вичка, зови Анечку. Посмотрю я, как он её встретит.

Иногда благовоспитанная Маша была более резкой, чем Вика. Я к этому уже начинал привыкать. Вика шагнула к двери, но остановилась.

- Серёженька, ты же у нас двужильный, если после вчерашнего хронорейда сумел ночью нас ублажать.

Щёки у Маши слегка заалели. Вика могла прикинуться простушкой (будучи ох, какой не простой!). А Маше её многовековая дворянская порода не позволяла прилюдно обсуждать свою частную жизнь. При том, что с нами наедине Маша была абсолютно раскованной и большой проказницей.

Вика попросила меня:

- Вытащи тумбочку, которая между койками стоит (в палате стояли две кровати).

Вздохнув, я поднялся со стула и выполнил Викину просьбу.

- А теперь придвинь вторую кровать к кровати Джо. Не могут же твои беременные жёны двигать тяжёлые госпитальные койки.

Зубы скрипели, но кровать я передвинул, поставив тумбочку с другой стороны передвинутой койки.

- Умничка ты наш. Золотце ты наше,- и дальше продолжила уже тоном строгой воспитательницы детского сада:

- Так вот, Джоша...

Маша прыснула. Джо и я не смогли сдержать улыбки.

- Ты зря улыбаешься. Не первый день меня знаешь, знаешь, на что я способна. Я - не добренькая Маша, ноги тебе рубить не буду. Всё понял?

- Понял, понял. Слушаю и повинуюсь.

- То-то же. Но я в тебя верю. Почему, это я уже при Ане скажу.

Вика даже не стала выходить в коридор, а высунула за дверь руку и поманила пальцем. Тотчас дверь распахнулась и в палату влетела Анна.

Вика придержала её, приобняв за плечи.

- Мужа твоего мы привели в сознание, обезболили и немножко воспитнули. Дальше уж ты сама... С хирургом я договорилась, тебе разрешили здесь быть круглосуточно. Кровати мы сдвинули, конечно, не двуспальная постель, но всё-таки. Микрофон и видеокамера отключены, так что ручкам и губкам шаловливым запрета нет.

Аня покраснела, куда там Маше. Даже веснушек на лице не стало видно. А Вика продолжала своим безапелляционным тоном (они, колдуньи, все такие, типа, мы - истина в последней инстанции):

- Маша вам на свадьбу кольца подарила, а от меня тоже небольшой подарочек. Конечно, свадьба в госпитале - явление необычное. Но, вот у меня с Серёжкой, вообще свадьбы, как таковой, не было. Стали сразу жить, как муж и жена. У Маши с Серёжкой первая брачная ночь была в тюремной камере, в плену у нелюдей. Ещё и под камерами слежения и микрофонами. У вас хоть аппаратура выключена. Чем более необычным образом заключался брак - тем он крепче. А подарочек мой таков - я вам скажу, что детей у вас будет трое. Один мальчик и две девочки. Вот почему я в тебе, Джоша, и не сомневалась. В будущее твоё заглянула, а там ты - счастливый отец семейства Поллаков.

- Родионовых,- поправил её Джо,- решил я фамилию жены взять.

Аня вновь покраснела.

- Ну, и правильно. И имя заодно смени. Акцента нерусского у тебя нет, я постаралась. Будешь Гошенька, сына Егорушкой назовёте. Егор Георгиевич Родионов - красиво. А попробуй-ка выговорить: Джорджинька - язык сломаешь.

Все впятером расхохотались.

- Фамилии вы, смотрю, меняете, как хотите. Одна я, как и положено правильной жене, выйдя замуж, сменила благозвучную и благородную фамилию Петрова на Иванову.

Я показал ей кулак. Она мне - язык. Подумала секунду и кукишем повертела.

- Потерпите чуток, сейчас болтать закончу, утомилась языком молоть. У нас уже вещи сложены. Завтра утром на гамильтоновском "Норфолке" мы улетаем с Базы на Землю. Но это большой секрет, чтобы пышных проводов не устраивали. Улетим по-тихому. У тебя, Гоша, за пару неделек всё подживёт, ещё пару недель будешь биопротез осваивать. У меня папка с биопротезом даже в баню ходит. Сжился. И ты привыкнешь. Через месяц на Базу придёт "Бавария-3". Берите билеты и прилетайте к нам в гости. Как добраться - я вам на КПК скину. Там и решим, как вам дальше жить. Есть у меня и Маши интересная задумка.

Мы сейчас в штаб Базы пойдём, Серёжке надо Чангу отчёт о хронорейде сдать. Я там скажу, Анечка, что ты увольняешься с сегодняшнего дня. Рапорт задним числом напишешь, с Шульцем договорюсь.

- Но...

- Никаких "но". Наше бабье дело - детей рожать и воспитывать. Всё, ребята, наша война закончилась. Нет Счастливчика - есть Серёжка Иванов. Нет Лимонадного Джо - есть Гоша Родионов. Нет Ведьмы, Сабли, Анки-пулемётчицы. Есть Вика, Машенька, Анечка.

Ну, давайте прощаться. До встречи на новгородской земле.

Вика чмокнула в щёку Джо, расцеловалась с Анной. Маша, поцеловав Джо, подошла к Ане и во всеуслышание заявила:

- Гоша, этот чёрт молодой, весь в комплексах, как Барбоска в блохах. Так что, Анечка, бери вашу интимную жизнь в свои маленькие руки. От тебя зависит сделать её яркой, насыщенной и интересной,- после чего поцеловала щёчку малинового цвета.

Я крепко пожал здоровенную лапищу:

- До встречи на Земле,- и хохотнул,- Джоша.

- Удачи всем нам,- хором сказали все пятеро. И мы покинули палату.

Глава XIII

Суеверие.

Ну, не может глава про счастье быть тринадцатой. Сразу после двенадцатой написать четырнадцатую? Тогда глав всё равно будет тринадцать. Поэтому, тринадцатая глава есть. Но она пустая, то есть ни о чём. Но она имеет место быть.

Глава XIV

Наше семейство, как единое целое.

Три шпаги стальными молниями носились в воздухе, сверкая в солнечных лучах. Скрещивались со звоном и скрежетом и вновь мелькали, выискивая слабое место в обороне. Два противника теснили меня. На их стороне был боевой задор, молодая неутомимость и молодая же напористость. На моей стороне был опыт. Но один из них постоянно заходил со спины. Спасало только то, что более старшего, более опытного я держал лицом к солнцу, которое слепило его. Но от удара в спину приходилось всё время уходить вбок. А до бесконечности так продолжаться не могло. Мне пришлось прижаться спиной к дереву. Оно оказалось недостаточно толстым. Тот , что был сзади, ухватился рукой за ветку дерева, чуть подтянулся и ткнул меня шпагой в шею.

Выронив шпагу, я упал лицом вниз на свежескошенную траву. Мой противник вытер свою шпагу о подол моей рубахи и, поставив ногу мне на спину, изрёк:

- Горе побеждённому!

Я махнул рукой, пытаясь зацепить опорную ногу. Увы, противник хорошо знал меня. Оттолкнувшись ногой от моей спины, сделал кульбит, в воздухе повернувшись на 180 градусов. И застыл в боевой позиции - ноги слегка согнуты, одна ступня перпендикулярно другой, шпага выставлена вперёд в полусогнутой руке.

- Три с плюсом,- объявил я, поднимаясь с газона и отряхивая с себя остатки скошенной травы. Плохо Ваня убрал газон, надо будет ему попенять на это.

- Неужели даже на четвёрку не тянем?- вздохнул тот, что был спереди, ковыряя наконечником, навинченным на остриё шпаги, свой ботинок.

- Не порть обувку. Плюс причитается Котёнку, за финальный прыжок. А так - троечка. Во-первых, ты так и дрался лицом к солнцу, не сумел повернуть меня. В реальном бою, при таком раскладе, я бы сделал из тебя дуршлаг. Во-вторых, вы держались, по отношению ко мне, на прямой линии. А надо - как бы, по диагонали. То есть, ты должен перекрывать мне уход вперёд и влево, а Котёнок - назад и вправо.

- Может, повторим?

- Завтра. На сегодня достаточно. Сначала - в душ, потом отправляетесь стрелять. У Котёнка - стрельба из лука. У тебя, Сергей, стрельба из карабина. И не с двадцати пяти метров, как обычно, а с пятидесяти. Двадцать пять - это пистолетная дистанция. От стометровой отметки ползёшь по-пластунски до огневого рубежа. Проверять не буду, всё на твоей совести. После обеда - на коня, жирок подрастрясти. Вечером - топография. У тебя, Котёнок, после обеда будет домоводство с мамой Машей, а верховая езда - ╛вечером. Гвоздичку, после езды, сама почистишь и накормишь. Ване некогда. Я его заставлю заново газон убирать, плохо убрал. Из лука пойдёшь стрелять в тир, нечего по деревьям мишени развешивать. Промахнёшься и засветишь кому-нибудь стрелой в глаз. Стрелять будешь не с пятнадцати шагов, а с двадцати пяти.

- У меня лук на двадцать пять не достанет.

- А хватит с подростковым баловаться, возьмёшь боевой.

- Мне же его не натянуть будет.

- Мама с тобой пойдёт, она поможет.

- Правильно мама Вика говорит: "Справедливый, но строгий",- вздохнула Катя.

- А про вас она говорит: "Хорошие, но ленивые". Шпаги в оружейку, и в душ.

Когда мы подходили к дому, на крыльцо центрального входа вышли две девочки. У одной из них в руке была небольшая корзина, прикрытая полотном. Резво сбежав с крыльца, они объявили мне:

- Папочка, мы к бабушке Ане. Даша ей пирожков напекла. Бабушка Аня Шарлевы пирожки не признаёт, говорит, что в них души нет, потому что их машина делала.

- Лесом пойдёте?- спросил их Серёжа-большой.

- Конечно. В обход, по дороге - далеко.

- Не боитесь через лес ходить?

- А чего нам бояться? Или кого? Мы и сами, кого хочешь, напугаем.

Сашенька поставила корзинку и кувырнулась через голову назад. Перед нами стоял огромный волчище. Между здоровенных клыков высунут красный язык, с которого капает слюна. Глаза сверкают. Жуть!

- Какая ты, Санечка, кровожадная,- молвила Дашенька,- а я буду зайчиком. Пушистеньким.

И тоже совершила кувырок назад. Теперь посреди двора стоял на задних лапках зайчик. Рост у зайчика был метра четыре (это без ушей). Каждая передняя лапка - толщиной с мою ногу. Изо рта торчали два зуба, которыми можно было за один хряск перегрызть того же волка.

- Гигантомания у тебя, Даша, - вздохнул волк и кувырнулся через голову вперёд, превращаясь опять в Сашеньку. Зайчику пришлось повернуться вбок, чтобы при кувырке не налететь на крыльцо. Улыбающаяся Даша отряхивала с себя траву.

Нет, плохо наш садовник Иван почистил выстриженный газон. Какая-то недоработка в программе? Придётся робототехника вызывать, мы все в настройке андроидов не сильны.

- К обеду-то вернётесь? - спросил я девочек.

- Вряд ли. Нас бабушка Аня кашей накормит. И травам обучать будет. Так что, только к вечеру домой придём. Но, обязательно, к ужину.

- Ладушки. Анне Григорьевне от меня передайте привет и пожелание здоровья.

- Непременно,- и ускакали вприпрыжку по дорожке, ведущей к лесу.

За двустворчатыми дверями центрального входа находился обширный холл, с двумя высокими окнами. Были ещё два входа - каждый в крыле здания, выстроенного покоем. Были и два чёрных хода с обратной стороны здания. Один шёл из кухни, через него в дом разгружали машины с продуктами и прочим, второй - из спортзала. Из холла вели две двери. Одна, постоянно нараспашку, направо, в детскую половину дома. Вторая - налево, во "взрослую" половину. В детской половине размещался большой спортзал, за ним душевые, каждая на три кабинки, девчоночья и мальчишеская. Дальше шли две ванные комнаты, по три ванны в каждой. Игровая комната была поделена на две части. Меньшая - для настольных игр, большая - для кубиков, конструкторов, кукол и машин. А уж потом - шесть спален, каждая с индивидуальным туалетом.

Повернув налево, можно было попасть в гостиную, потом - в столовую на двадцать мест. За столовой была библиотека и немаленькая. Следом располагалась оружейная комната. Когда-то это была, как её называли дети, колыбельная. Когда они были маленькими, там стояли колыбельки. Сначала четыре, потом - две. Узенький, короткий коридорчик связывал колыбельную с нашей спальней, чтобы Вика или Маша могли ночью пройти к детям - покормить грудью, укрыть разметавшихся во сне.

Но дети выросли, колыбельки убрали. Посоветовавшись, устроили там оружейную, перенеся её из подвала. По стенам было развешено холодное оружие: мечи, шпаги, непременные сабли, алебарды, топоры, луки, копья, дротики, пики и даже пара моргенштернов. В пирамиде стояли винтовки, карабины и с полдюжины автоматов различных модификаций. Пара ручных пулемётов и один станковый. Ящики с патронами, гранатами, гранатомётами и разовыми огнемётами. Взвод можно вооружить. Что поделаешь, любили мы оружие. Окна заложили кирпичом, двери поставили сейфовые, из толстого металла. Оружие чистили и смазывали все, не доверяя это слугам-андроидам.

Ну, а дальше шла наша спаленка (мои жёны слово "спальня" категорически не признавали). Три одёжных шкафа, один бельевой. Два трельяжа, на них стояли духи, которыми Вика и Маша пользовались весьма разумно и умело. Были разложены всякие женские причиндалы. Хотя макияж женщины и не носили, но за собой следили.

Ложе с покрытием из пенополиуретана мы скопировали у ксантов, сделав его только шире, чтобы троим места хватало. Венцом спаленки была кровать, сделанная по спецзаказу. Три на три метра. На ней совершенно терялись три подушки. Застилалась кровать простынями без единого шва, крепившимися по краям кнопками к матрацу. Вика и Маша кровать застилали вдвоём. И горничную Таню в "святая святых" убираться не пускали. Порядок сами наводили и поддерживали.

Из спаленки три двери вели в туалеты, на которых, шутки ради, были прикреплены буквы Ж, М, Ж. Одна дверь - в бывшую колыбельную, теперь - оружейку. И одна - в ванную комнату. Там стояла огромная ванна, где мы втроём свободно помещались. Перегородкой был отделён душ на три рожка. Впрочем, мы, чаще всего, оказывались под одним.

Я забрал у детей шпаги:- Сам положу, идите мыться.

Они повернули направо, я - налево. Прошёл по неширокому коридору мимо гостиной, столовой, библиотеки. Двумя ключами открыл хитроумные массивные замки. Но дверь открылась только после того, как сканер считал мою сетчатку глаза. Воткнул шпаги в стойку для учебного оружия, запер оружейку и пошёл в библиотеку.

В библиотеке находились четверо из моей семьи. За столом сидела Маша, изучая какой-то исторический манускрипт. А в кресле Вика читала вслух книгу. У неё в ногах сидели два пятилетних брата-близнеца - Серёжка-маленький и Вовка. Вика дошла почти до конца сказки:

"...Царь слезами залился,

Обнимает он царицу,

И сынка, и молодицу,

И садятся все за стол;

И весёлый пир пошёл.

А ткачиха с поварихой,

С сватьей бабой Бабарихой

Разбежались по углам;

Их нашли насилу там.

Тут во всём они признались,

Повинились, разрыдались;

Царь для радости такой

Отпустил всех трёх домой."

- Надо было их за ноги на берёзе повесить,- прервал чтение Серёжка-маленький.

- Серёжа, а, если бы тебя за ноги на берёзе...- укорила его Маша.

- Я же никому свинью не подкладывал. Ну, за ноги, может, и жестоко, но, хотя бы ремнём их выпорол.

"День прошёл - царя Салтана

Уложили спать вполпьяна.

Я там был, мёд, пиво пил -

И усы лишь обмочил. ",- дочитала Вика и подняла на меня вопросительно глаза.

- Котёнок в душе.

- Давай ключи от оружейки. Лук я ей сама выберу. Мальчики, идите в игровую, там вам по новому вездеходу стоит,- Вика поцеловала в щёчки обоих мальчуганов и они с радостными воплями умчались.

Вика занималась с маленькими братьями больше всех. И Сашеньку с Дашенькой колдовству учила. Маша больше времени тратила на Катю и Серёжку-большого, который гордился тем, что самый старший из детей - родился на семь минут раньше Кати.

Сашенька и Дашенька родились на неделю позже. Дети появлялись на свет ровно через девять месяцев, день в день. Оба Серёжки и Володя были моей копией. Сашенька походила и на Вику, чуть вздёрнутым носиком, и на Машу - каштановыми волосами. Катя, которую все звали Котёнком, была точной копией Маши. Но это ещё что... Дашенька родилась рыжеволосой, чуть курносенькой и с огромными зелёными глазищами - один в один маленькая Викунька Петрова.

Я, увидев это чудо, долго смеялся над жёнами:

- Ну, что, девочки мои, долесбиюшились?!- и получил с двух сторон по подзатыльнику. Вика в Дашеньке души не чаяла и даже упросила Машу дать ей покормить один разочек девочку грудью.

Дашенька отвечала Вике взаимностью, да и оба близнеца любили Вику не меньше матери родной. А Катя обожала Машу. Все дети называли моих жён мамой Викой и мамой Машей, не деля их на родную мать и неродную.

Да, забыл упомянуть: когда Вика попросилась покормить Дашу, Маша ей простодушно ответила: "Хорошо, а я, давай, Катюшу покормлю". И до двух лет кормила её грудью, поскольку Катя, после этого случая, признавала только Машино молоко. Вика, соответственно, принялась кормить Дашу, тоже до двух лет. Так что Сашенька и Котёнок были молочными сёстрами. Серёжа-большой и Даша - молочными братом и сестрой.

Маша оттолкнула свой манускрипт:

- Устала корпеть над пылью веков. В оранжерею надо сходить.

Из библиотеки застеклённая галерея вела в оранжерею, где, в основном, росли цветы, но Маша, как биолог, выращивала несколько редких растений. Из спортзала шла такая же галерея в крытый бассейн, пятидесятиметровый, на шесть дорожек.

- Машенька, а можно тебя на пару слов наедине?- вкрадчиво спросил я. Это была условная фраза и Вика обиженно оттопырила нижнюю губу.

- Виченька, у Маши после обеда будет домоводство с Котёнком, я тебе тогда тоже наедине пару слов скажу,- и губа убралась на место.

- Это всегда, пожалуйста,- Машенька сладострастно облизнула язычком свои полные сочные губы. Вика показала ей кулак, Маша в ответ показала кукиш.

Отдав Вике ключи от оружейки, отправился с Машей в спаленку, на ходу, прямо в коридоре, расстёгивая ей пуговицы на блузке. Лифчиков мои жёны не носили. После периода кормления, Вика хотела колдовством восстановить обоим дородовое состояние. Но Маша согласилась на колдовство только частично. Грудь стала приводить в прежнюю форму массажем, специальной гимнастикой, обтиранием холодной водой, необходимым питанием и прочими процедурами. Вика, глядя на Машу, принялась за ней повторять. Этим она молча признала, что колдовские методы, конечно, хороши быстротой, тем не менее, лучше делать всё естественным путём.

- Серёженька, окна же во двор выходят,- Маша оставалась Машей. Но, когда вошли в спаленку и закрыли за собой дверь на щеколду, скинула с себя одежду в мгновение ока.

- Мне ещё в душ, я с детьми на шпагах бился.

- Отлично, и я с тобой.

Окна задёрнуты портьерами и в спаленке - полумрак. Только сияет белизной Машино тело. Как всегда, в таких случаях, раскалённое.

В столовой собрались восемь человек. Саша и Даша отсутствовали. Помимо моего семейства, с нами всегда, кроме выходных дней, обедал наш управляющий имением. Мы решили не мелочиться и купили тысячу гектаров земли возле городка, в котором жили Петровы, где выросла Вика, и родились четверо из наших детей. Остальные двое родом были уже из этой усадьбы, которая строилась два года. Как и говорила Маша, в усадьбе было всё - и озеро, и стрельбище, и конюшня, и громадный парк.

Почти всю работу в усадьбе выполняли роботы-андроиды. На какие-либо масштабные работы привлекали жителей городка, которые откликались охотно - платили мы щедро. Но хозяйственной жизнью усадьбы руководил управляющий.

Каждое утро он приезжал из городка на электромобиле, привозя, заодно, свежее молоко, творог и сметану. Поставлять в усадьбу молочные продукты, парную телятину и свинину, овощи, считалось честью. Дело было не только в высокой плате. Жители городка относились к обитателям усадьбы с уважением и почётом. Потому, как Маша считала священным долгом богатого и знатного человека, заниматься благотворительностью. И помогала городу, чем могла.

Поэтому спали мы спокойно, не было у нас в городке злопыхателей. Городские полицейские заезжали к нам только пострелять вволю на нашем стрельбище. И оград никаких на границах поместья не было. Кое-где были размещены таблички: "Здесь начинается усадьба Вяземских". Но жители называли одним словом, с большой буквы - Усадьба.

Наш повар Шарль (в честь хозяина "Виктори" назвали) подал на первое консоме с пирожками.

- Мы с Котёнком сегодня варим борщ. До завтра он настоится, и на первое борщ будет. Пампушек к нему нажарим. С чесноком.

Мальчишки захлопали в ладоши.

Я обратился к управляющему:

- Гоша, Ванька газон после подстрижки плохо убрал. Всем, кто на газон падал, приходилось потом отряхиваться. Надо убрать заново.

- Слушаюсь, командир. Он сейчас в саду возится, потом огород будет поливать (сад и огород размещались за домом). Но вечером обязательно траву уберёт. У него блок один забарахлил. Я там контактики почистил и подтянул. Больше такого не повторится.

- А я уже робототехника хотел вызывать...

- Я вскоре окончу дистанционные курсы робототехники, так что буду справляться сам.

- Цены тебе нет, Гоша. Придётся жалование повысить.

- Прекрати, командир. И так больше всех в городе зарабатываю. Плюс бесплатные обеды. Плюс дети у вас "пасутся" всё время.

Действительно, он частенько привозил с собой из городка, во время каникул, своих дочерей-погодков - Машу и Вику. Они играли с нашими дочерями. Иногда с ними приезжал и маленький увалень Егорушка, которого все дети звали Медвежонком и любили тискать. Он урчал при этом, как игрушечный медведь.

Но привозили его редко, так как из игровой комнаты потом вытаскивали со слезами. Маша прониклась этими рыданиями и в доме Родионовых появилась копия нашей игровой, точно с такими же игрушками. Теперь Егорушка приезжал только тогда, когда по Серёже-маленькому и Вове, как он говорил, соскучкивался.

Жили Родионовы в том самом доме из семи комнат, где родились старшие наши дети. Пока строилась усадьба, Гоша и Аня жили у Петровых во флигеле. Ваня Петров, окончив консерваторию в Санкт-Петербурге, гастролировал со своим оркестром по всему миру и за его пределами. Видели его родители редко. Впрочем, у Оли и Вени Петровых счастья было, по их выражению, " по самые уши". Ведь дочка и зять вернулись с войны целыми и невредимыми. Машу сразу признали второй дочерью. А потом посыпались на них внуки и внучки. И Ане Родионовой Ольга помогала девочек нянчить. "Мне же только в радость",- говорила она.

Петровы приезжали к нам и частенько оставались ночевать в большом гостевом флигеле. "Чтобы подольше внуков видеть". Там было четыре спальни, гостиная, столовая и кухня - полная автономия от большого дома.

В маленький флигелёк на ночь уходили роботы-андроиды. Повар Шарль, садовник Ваня, горничная Таня и Индя.

- Почему Индя?- спросил я детей, так прозвавших андроида.

- Потому что он важный и надутый, как индюк. А когда мы его спросили про имя, он ответил: "Я - индекс 377М". Значит, Индя.

Осенью к четырём андроидам присоединялись ещё двое - учителя для старших и младших детей. Во время летних каникул они проходили профилактику и переоснащение новыми программами. Но самым смешным было то, что Ваня и Таня считали себя супругами. Они отделились от прочих андроидов занавеской и укладывались спать вместе на двуспальную кровать. При том, что, как у всех андроидов, половых органов у них не было. Я хохотал:

- Каких чудес не бывает? Вот, как наплодят нам андроидят!

Повар Шарль был всегда весёлым и улыбчивым. Вылитый мсье Боневиль.

- Даже у сабель и мечей есть душа,- говаривала Маша, - и у наших андроидов тоже их роботовы души есть.

После обеда и непродолжительного отдыха, Маша и Катя отправились на кухню, учить Катю варить борщ. Гоша пошёл в свою столярку-слесарку - он был мастером на все руки. Сережа-большой ушёл на конюшню, седлать Пиона. Вове и Серёже-маленькому полагалось поспать. Вика их уложила и пришла ко мне в спаленку, которая была вся, включая двери и ванную комнату, звуконепроницаемой. Во времена давние, маленькая Катя, придя в библиотеку, спросила у Маши:

- Отчего мама Вика там так кричит? Ей больно?- и забралась к Маше на колени. Маша не растерялась:

- Ты же кричишь от радости, когда тебе новую куклу подарят?

- Конечно.

- Вот и она от радости кричит. Наверное, ей папа какой-то подарок подарил.

- А-а-а,- понимающе протянула Катя.

Сразу после этого, срочным порядком, в нашей спаленке установили мощнейшую звукоизоляцию. Теперь, даже стоя у самых дверей спаленки, невозможно услышать из неё ни звука.

Днём мы кровать не трогали, расстилая её только вечером, когда все дети укладывались спать. В доме воцарялась тишина. А в нашей спаленке воцарялись вздохи, ахи-охи, стоны и крики.

Днём же к нашим услугам было ложе. Вот и сейчас Вика лежала на нём, переводя дыхание, подперев голову рукой. Стоя перед Викой на коленях, жадно целовал её тело.

- Сказочка моя ненаглядная,- и, не удержавшись, спросил:- ты никаких колдовских штучек со мной не проделываешь?

- В каком смысле?- удивилась Вика.

- В таком, что вы эти одиннадцать лет, а ты, так и все четырнадцать, остаётесь для меня всё такими же желанными, красивыми, короче, волшебно-сказочными. Только стали более зрелыми и... гм, сочными, что ли. И от этого ещё желаннее. При этом и ты в тридцать один год, и Маша в тридцать пять, выглядите намного моложе. И, ведь полагается мне, по всем канонам, охладевать потихоньку. А я вас с каждым годом хочу всё больше и больше. И уже ни дня без вас прожить не могу. Только и думаю, чтобы поскорее вечер настал.

Вика улыбнулась счастливо, сверкнув зелёными глазами. Вскочила с ложа, и, как была, нагишом, подбежала к секретеру, стоявшему в дальнем углу комнаты. Открыла его, взяла что-то и побежала назад. Она бежала легко, как девочка, а я не мог ею налюбоваться. Так и хотелось крикнуть: "Остановись, мгновенье, ты прекрасно!". Стройная фигура без единой капли жира. Нет, у них с Машей не было рельефных мускулов. Рёбра не торчали, талии не были осиными. Были жёны мои приятно округлы во всех положенных местах. И подкожный жирок имелся. Я про лишнюю каплю жира говорю.

Запрыгнув на ложе (Маша тоже и на ложе, и на кровать прыгала, а не заползала), Вика посмотрела на фотографию, которую держала в руке. Потом перевела внимательный взгляд на меня.

- Нет, ты, конечно, немного изменился, но не так, чтобы очень,- протянула мне фотографию. Молодой, но весь седой, майор держал на коленях крошечную рыжеволосую девочку в жёлтой распашонке.

- Да уж, вздохнул я,- всего-то восемнадцать годов пролетело.

- Серёжка, тебе сорок два года. Для мужчины - возраст полного расцвета сил. Ты здоров, как буйвол. В отличной физической форме. Старые раны ещё пока не дают о себе знать.

- Это пока.

- Представляешь, лет через сорок пять, ты будешь с кряхтеньем заползать на кровать и шутя хлопать меня или Машу по дряблой, отвислой заднице: "Ну, что, давайте спать, старухи. Своё мы уже отрезвились".

- Бр-р-р! Мрак какой! Как потенции лишусь, так сразу пулю в лоб себе пущу.

- А кто будет внуков воспитывать?

- Родители пускай и воспитывают.

- Серёжка, а ты хотел бы навсегда остаться сорокадвухлетним?

- Сие, увы, невозможно. А так, хотел бы, конечно. Уж не хочешь ли ты сказать, что сейчас произнесёшь: "Шурум-бурум" и я стану бессмертным, "вечно молодым, вечно пьяным".

- Слушай, Иванов, если б не любила, я б тебя убила. Ты со мной четырнадцать лет прожил, и всё считаешь моё колдовство какой-то детской игрушкой. И то, что я во время хронорейдов тебя спасала при помощи колдовства. И то, что раны серьёзные залечивала. Ничего тебя не убеждает,- Вика злилась всерьёз.

Я смутился:- Прости, солнышко, пошутил неудачно. Верю я в твоё колдовское могущество, верю.

- Помнишь, ты мне на девятнадцать лет подарил рукопись "Записки средневекового алхимика"?

- Ещё бы не помнить. На девятнадцатилетие - это была ерунда. А вот когда ты на своё английское совершеннолетие потребовала вторую часть этих записок - да, уж. Всю Землю на уши поставили. И Гамильтоны искали, и Шортер, и Корриган. А когда я узнал, сколько за эту вторую часть просят...

Маша так спокойно три миллиарда отдала, а меня чуть жаба не задушила. И расстраивать тебя нельзя было - молоко пропадёт. Пришлось бы тогда Маше ещё и Серёжку с Дашенькой кормить. Маша, наверное, оценила такую перспективу и решила, что здоровье дороже денег.

- Балбес ты, Серёжка! Да эта рукопись стоит дороже, чем всё наше поместье, с усадьбой вместе.

- Ага-ага. Поместье с усадьбой обошлись нам в четырнадцать миллиардов. Так что рукопись, мы меньше, чем за четверть истинной цены купили.

- Знаешь, Серёженька, не хочу я с тобой ругаться. После рождения детей я помягче стала, опять же папку ихнего люблю. Ты мне сегодня вечером скажешь, каких денег стоила эта рукопись.

За ужином вся семья была в сборе. Котёнок известила всех, что мама Маша поехала с ней на Астре и научила скакать аллюром. Сашенька и Дашенька рассказывали, чему их за день обучила бабушка Аня. Маша и Вика планировали завтрашний день. Мальчишки ели молча. Я их приучил, что болтать за столом - женское дело. А они изо всех сил старались выглядеть мужчинами. Поели, сказали: "Спасибо" и отправились на детскую половину дома.

Днём всегда с детьми был кто-то из взрослых. Поэтому, вечером дети нам особо не докучали. Девочки убрали со стола посуду, отнесли её на кухню (Шарль помоет). И пошли к дверям столовой.

- Дашенька, ты мне сейчас нужна будешь,- сказала Вика.

- Хорошо, мамочка,- с готовностью откликнулась Даша. И, пользуясь моментом, тотчас оказалась у Вики на коленях. Обвила руками шею и звонко чмокнула в щёку,- любимая моя.

- Рыжие - бесстыжие,- не удержался я.

- Ты ещё нас лесбиюшками назови,- строго изрекла Вика,- топай-ка, вместе с Машей, в библиотеку, мы сейчас туда придём.

Маша и я прошли в библиотеку. Но там, забравшись с ногами в кресло, сидела Сашенька и читала книгу. Я мысленно сообщил об этом Вике и получил приказ проследовать в спальню. Пришлось нам в спаленку идти. Мы уселись на ложе рядышком. И только я собрался Машу обнять и поцеловать, как дверь отворилась, и вошли Вика с Дашей. Вика несла в руках металлический кувшинчик и небольшой кубок. Было похоже на то, что и кувшин, и кубок - золотые. Она поставила их на журнальный столик, стоявший возле ложа.

Даша обежала глазами помещение. Детям в нашей спаленке бывать не доводилось, Даша была первой.

- Так вот ты какой, цветочек аленький! - промолвила девочка, вызвав наши улыбки. Подошла к кровати:- Вам тут не тесно спать? Или вы тут и не спите? Для сна-то можно и поменьше кроватку.

- Достойную дочь ты выкормила,- хихикнула Маша.

- А кто её родил?- парировала Вика.

- Моя дочь, моя. Признаю,- вторгся я в разговор.

Даша улыбнулась:

- Я не твоя, я - ваша. Все мы ваши дети.

- Не туда нас повело,- Вика посерьёзнела,- наливай, Дашенька.

Даша взяла кувшинчик и стала наливать из него в кубок какую-то тёмную жидкость. Не до краёв налила, но почти полный. Взяла кубок обеими руками и поднесла мне:

- Выпей, папочка.

И Вика, и Маша, и Даша внимательно и выжидающе смотрели на меня. Взяв кубок, я, по привычке старого пьяницы, понюхал: "А что это мне такого набулькали?". Ничем не пахло. Точнее, запах был незнакомый, но не сильный. Явно не алкоголь. Маша и Вика ничего к словам Даши не добавили.

В полной тишине я поднёс кубок к губам и одним махом опорожнил его. Что-то довольно терпкое и чуть кислое. Судя по всему, какое-то колдовское зелье. Ну, да ничего. Сейчас мне всё объяснят. Я же выпил до дна эту непонятную смесь.

- Всё выпил. Жду подробностей.