Девушка, золотые часы и всё остальное

11

Сознание медленно возвращалось к Кирби. Ему показалось, что он ощупью поднимается по лестнице из темного подвала навстречу слабенькой полоске над дверным порогом, за которым — свет. Со страшным трудом он открыл глаза. Свет резанул по ним, точно струя кислоты. За ухом ритмично пульсировало, будто ребенок пытался надувать воздушный шар.

Кто-то взял его за подбородок и резко тряхнул голову. Кирби удивился, как это она не выскользнула из грубых рук и не упала на пол. Над ним склонилось огромное лицо, и он узнал Рене, одного из матросов.

— Посмотри, как надо завязывать узлы, приятель, — весело приветствовал его Рене.

Кирби сидел в кресле. Одна веревка охватывала его предплечья, так что локти почти сошлись за спиной. Руки, слегка затекшие, оставались свободными, но движения их были сильно ограничены. Вторая веревка скручивала ноги ниже колен. И все концы соединялись в одном единственном, аккуратном узле.

— Век живи — век учись, приятель. Запомни, никогда не следует связывать кисти рук. Никогда также не связывай ноги выше колен. Видишь, где узел? Тебе не добраться до него ни пальцами, ни зубами. Нет у тебя никакой возможности освободиться! Да что говорить, ты и узел-то приличный завязать не умеешь.

— Похоже, ты распутался, — грустно сказал Кирби.

— Это точно! И освободил Рауля. Он, правда, и сам уже почти развязался. Подкрался я к двери и — бум!

— Да, действительно, — печально подтвердил Кирби. — Бум.

Он осмотрелся. Комната была пуста.

— А где мисс Бомонт и мисс Фарнхэм?

— Бомонт? Эта та блондинка, что ли? Она не захотела здесь оставаться. — Голос Рене зазвучал недовольно. Кирби заметил повязку на руке и длинные глубокие царапины на горле.

— Я тебе скажу: это не девка, а сто чертей. Чуть душу из меня не вынула. Царапалась, как тигр. А бедному Раулю синяк под глаз поставила и ускакала через заднюю дверь, которую вы всю под орех раздолбали.

Превозмогая тошноту и боль в голове, Кирби пытался сосредоточиться. Рене сидел против него на диване. Он уже перестал сердиться и казался совершенно спокойным.

— А вы не боитесь, что мисс Бомонт вызовет полицию?

— Она? Полицию? Не-е, не вызовет. На улице она, к счастью, налетела на босса с двумя нанятыми парнями. Они треснули ей разок по башке — она сразу и успокоилась.

Кирби повернулся, чтобы взглянуть на наручные часы. Без двадцати пять.

— И что теперь мы собираемся делать? — спросил он.

Рене пожал плечами.

— Будем ждать, пока босс составляет план, как поскорее доставить тебя и Вильму на «Глорианну». Думаю, сперва им надо завершить все формальности. Потом они отойдут, встанут где-нибудь в стороне на якорь, а мы загрузим вас на неприметную плоскодонку, и тоже туда.

Кирби задумчиво покивал.

— А какое счастье для босса было видеть тебя здесь, Винтер! В этой игре джокер — ты. Босс рассчитывает, что с настоящего момента все пойдет как по маслу. Поначалу была такая путаница! Слишком много шума. А босс этого не любит. Если, как они говорят, у тебя действительно запрятано где-то двадцать семь миллионов, то с тобой стоило повозиться.

— Куда они повезли мисс Бомонт?

— Откуда я знаю? Если за яхтой по-прежнему следят, придется отвезти ее в другое место. А уж коль босс нанимает еще людей, то, наверно, и местечко укромное заготовлено. Так что, Винтер? Как насчет двадцати семи миллионов?

— Что именно тебя интересует?

— Ведь это за ними охотится босс?

— Понятия не имею.

— Каждый, кто крадет так много, становится приманкой для всякого, кто в состоянии до него добраться. Большие деньги никогда не доведут до добра, если не хранить их существование в секрете.

— Я буду счастлив воспользоваться твоими ценными советами.

Рене насупился, медленно встал, подошел к Кирби, наклонился и, взяв двумя пальцами за нос, сильно сжал его и повернул. Это было обидно, унизительно и больно. Слезы покатились по щекам несчастного Кирби.

— Впредь разговаривай со мной повежливей, приятель, — сказал Рене. — Нам еще долго с тобой сидеть. Это ожидание может стать для тебя весьма неприятным.

Он вернулся к дивану и снова сел, достал из кармана брюк перочинный нож и принялся чистить ногти. Спустя несколько минут Кирби снова подал голос.

— Извини, друг, — обратился он к Рене, — а разве Джозеф не сказал, когда мы уйдем отсюда?

— Кто?

— Мистер Локордолос.

— Его здесь не было. Я видел только босса. Миссис О'Рурке.

— О! — только и смог произнести Кирби.

Рене печально покачал головой.

— А это твоя Вильма — совсем дурочка. Она непростительно грубо вела себя с боссом. Пришлось сделать ей укол. Через тридцать секунд она спала мертвым сном.

Со стороны кухни в гостиную вошел Рауль. Его левый глаз заплыл. Он что-то ел из банки, зажатой в гигантском загорелом кулаке.

— Что ты снова жрешь? — спросил Рене с отвращением.

— Бобы.

— Опять бобы?

— Вкусные!

Рауль сел на стул, продолжая громко чавкать. Покончив наконец с бобами, он отставил банку в сторону, вытер рот тыльной стороной ладони, посмотрел на Кирби и обратился к Рене на непонятном языке. Лишь спустя несколько минут Кирби сообразил, что это за язык. Это был североафриканский диалект — французский, обильно перемешанный с испанскими, итальянскими и арабскими словами. Несмотря на то, что понимал Кирби далеко не все из того, что говорилось, ему удалось сообразить, о чем просит Рауль. Он просил разрешение у Рене пойти в соседнюю комнату, где находилась Вильма, и, чтобы разогнать скуку, «поиграть немножко со спящим там костлявым цыпленочком». Свои просьбы Рауль сопровождал жуткими гримасами, от которых перекашивалось все его лицо.

К ужасу Кирби, Рене реагировал без должного возмущения. Видно было, что напарник уже надоел ему со своими приставаниями. Он задал лишь один короткий вопрос, смысла которого Кирби не смог уловить. Рауль отвечал что-то вроде того, что все равно об этом никто не узнает. Да и какой вред от этого может быть? А вот время пройдет быстрее.

Казалось, сейчас Рене пожмет плечами и кивком головы даст разрешение. Сердце у Кирби сжалось, дыхание сперло, как будто невидимая рука легла на горло и стала душить его. А он-то поверил в свое безграничное могущество! Реальность уже казалась ему покорной и податливой, как сцена, на которой он может осуществить любую постановку. Эти золотые часы дядюшки Омара перевернули все его представление, превратив жизнь в его глазах в веселую, беспечную игру, в комедию, где добро обязательно одержит верх над злом. Иначе и быть не могло — ведь он, любящий справедливость Кирби, властелин мира! Но здесь, сейчас, не будет торжества справедливости. Здесь для Вильмы Фарнхэм все игры могут закончиться трагической развязкой, а властелин мира не в силах предотвратить ее и остановить двух подонков. И снова Кирби Винтер почувствовал себя как будто бы отброшенным назад, в первобытный хаос, где царили кровь, слезы и жестокие разочарования одинокого сердца.

Он едва уловил смысл следующей фразы Рене: мешало отчаянно колотившееся сердце. Что-то насчет ожидания, насчет того, что если им придется ждать всю ночь, то тогда, будет приказ или нет, они развлекутся с цыпочкой по очереди. Надо повременить, пока она проснется, чтобы объяснить ей, что от нее требуется. А теперь лучше сыграть на нее в карты.

Невидимая рука ослабла — Кирби облегченно вздохнул.

Рауль пожал плечами, зевнул и сказал, что он согласен. Раз уж Рене проиграл все свои наличные деньги, а заняться чем-то необходимо, они, так и быть, сыграют еще раз — на цыпочку, разделив ее на ставки.

Глаза Кирби наконец перестали слезиться после обидной экзекуции. Но ему казалось, что кончик носа стал величиной с бисквит.

Матросы пересели за кофейный столик и достали колоду карт. Тасуя карты, Рене взглянул на пленника и спросил:

— Как тебе удалось связать нас, парень?

— Мне помогли, — неопределенно ответил Кирби.

— Ясное дело. Какой-то газ?

— Что-то вроде того.

— Босс очень этим заинтересована. Она хотела, чтобы ты ей все рассказал.

— Сдавай, — сказал Рауль.

В наступившей тишине падающие на столик карты издавали слабый шуршащий звук. Что-то подсказывало Кирби, что часы по-прежнему должны находиться в правом кармане взятых на прокат брюк. Он чуть переместился в кресле, наклонил тело вправо и провел связанным локтем по карману. Под материей он ощутил округлую форму часов. Ему показалось даже, что он слышит звяканье цепочки о металл крышки.

— Э, только не умничай! — сказал Рене, встрепенувшись.

— У меня все тело затекло, — сказал Кирби смиренно.

Рауль перешел на грубый диалект африканских портовых городов.

Много Кирби по-прежнему не понимал, но общий смысл доходил до него. Не обращай внимания на этого жалкого клерка. Он слишком слаб, напуган и беспомощен, чтобы бояться новых осложнений.

Да, беспомощность, думал Кирби, — это самое ужасное. Чудесные часы могли бы находиться в миле отсюда, разницы никакой. Беспомощность давила на него, притупляла мысли, отнимала способность сосредоточиться на поисках какого-нибудь выхода. Кирби нисколько не сомневался что, заполучив его, Карла уже не выпустит добычу из своих хищных лап. Не поможет ни объявленный полицейский розыск, ни шум, поднятый вокруг всего этого дела. Она найдет деньги, чтобы прекратились розыски и утих шум. В любую минуту ему грозит оказаться на «Глорианне», где стеречь его уже будет команда из пяти человек — его и трех потерявших всякую надежду женщин. Вполне вероятно, что в эту самую минуту Бонни Ли, лишившаяся всей своей дерзости, рассказывает Карле о таинственной власти, о полученных им по наследству часах. Скоро они вернутся, отнимут часы, а затем, тихо, аккуратно проломят головы всем, кто имеет хоть какое-нибудь отношение к этой тайне, и привязав каждому по камню на шею, сбросят их где-нибудь в открытом море.

Предчувствие неизбежности поражения отнимало все силы, столь необходимые для сопротивления, как отнимает их безнадежно смертельная болезнь. Только гордость еще взывала к продолжению борьбы. Настало время, подумал Кирби, когда я должен стать таким, каким меня хотел видеть дядюшка Омар, каким надеялся видеть. Или же постыдно капитулировать.

Он спросил себя, по-прежнему ли на месте «Санбим», оставленный у подъезда к дому. Естественно предположить, что его не тронули. Для Карлы Бонни Ли новое неизвестное в ее уравнениях. Но, чувствовал он, Карла необыкновенно быстро умеет приспосабливаться к неожиданным переменам обстоятельств. А тому, что он успел посвятить Бонни Ли во все детали дядюшкиного наследства, следует только радоваться. Так ей легче бороться с Карлой. Надо думать, у Бонни Ли хватит ума прикинуться полной дурочкой. Если у нее вырвется хоть малейший намек на осведомленность, Карла не успокоится, пока не вытянет из бедной девушки все, причем выбор средств для этого не затруднит ее ни на мгновение.

Если машина Бонни Ли все еще здесь, можно предположить и то, что и ключи от зажигания остались на месте.

Рене и Рауль о чем-то громко заспорили. Кирби прислушался. Рауль считал, что Рене его обманывает.

— Кстати, — громко произнес Кирби. — Насчет этих двадцати семи миллионов.

Оба они сразу повернулись к нему.

— Что такое?

— Скучно мне сидеть без дела и на вас смотреть. Может, возьмете меня в игру? Сыграем во что-нибудь втроем? На деньги.

— Откуда у тебя деньги? — усмехнулся Рене. — Все, что было, мы забрали и поделили. Тысячу двести.

Остальное, вспомнил Кирби, осталось под матрасом в квартирке Бонни Ли.

— Я могу дать вам расписку.

Рене с презрительной усмешкой посмотрел на него.

— И босс заплатит нам по твоей расписке, Винтер?

— Она — нет. Я — да.

— Ты уже ничего не сможешь делать.

Наступил решающий момент. Поражение было почти неизбежным. Веревки больно врезались ему в тело. Кирби улыбнулся.

— А разве вы не удивлены тем, что я так спокойно с вами разговариваю?

Тень неуверенности прошла по их лицам.

— Я видел множество дурачков, которых босс обвела вокруг пальца, — сказал Рене. — Ты действительно ведешь себя иначе, чем они. Я уже давно понял, что ты попытаешься заключить с нами сделку. Но ничего у тебя не выйдет.

— Сдавай, — сказал Рауль.

— Заткнись. Винтер, я не понимаю, как ты можешь на что-то рассчитывать. Через три дня на борту яхты ты будешь шелковым, как овечка. Она оберет тебя до нитки, а потом еще немножко развлечется с тобой и выбросит вон. Не в твоих силах тут что-либо изменить.

— Сдавай, — снова сказал Рауль.

— Лучшее, на что может рассчитывать миссис О'Рурке — это войти со мной в долю.

— Обязательно передам ей это. Она изрядно позабавится.

— А я, думаете, не предполагал, что все может так обернуться? Деньги выдадут только по моей фотографии и по отпечаткам пальцев.

Рене недоуменно посмотрел на него.

— Отпечаткам пальцев?

— Да. Это нумерованные счета, конечно. Но только снять с них деньги можно лишь в моем присутствии. Шестьсот разных счетов в девяти странах.

Рене с минуту думал.

— Ну, а если ты помрешь? Кто получит деньги тогда?

— А никто. Если я не появлюсь в течение пяти лет, счета закрываются. А деньги передаются людям и учреждениям, которые я обговорил в каждом отдельном случае. Так что убивать меня вашему боссу нет ни малейшего смысла. Да и силой она от меня ничего не добьется.

— Она еще об этом не знает?

— Пока не знает. А когда узнает, ей придется обращаться со мной с превеликой нежностью. Со мной, с мисс Фарнхэм, мисс Бомонт, а также с мисс Олден.

— А что, если с ними уже обошлись не лучшим образом?

— Тогда мне придется уменьшить долю миссис О'Рурке — в качестве наказания за жадность и плохие манеры. Видишь ли, мой друг, со мной все будет в порядке, если, конечно, миссис О'Рурке — женщина разумная.

Рене наморщил лоб.

— Зачем же ты тогда мутил воду?

— А почему я должен с кем-то делиться? Но этот раунд выиграла она, и я готов принять ее в долю. На первое время этого достаточно, вы согласны?

Рене ухмыльнулся, разинув пасть, как зевающая собака.

— Половина от двадцати семи устроила бы меня до конца жизни.

— Я не буду играть на такие большие суммы, не надейтесь. Но сколько бы я ни проиграл, деваться мне будет некуда — придется расплачиваться.

— Она приказала не развязывать, — сказал Рауль, — сдавай.

— Мы можем держать его связанным, но так, чтобы он мог играть.

— Не нравится мне все это, — сказал Рауль.

Рене перешел на диалект и напомнил Раулю, что тот только что сам, говоря о Кирби, толковал о его слабости и беспомощности. Деньги сами плывут в руки, убеждал он, а на цыпленочка они сыграют потом, отдельно. Рауль, пожав плечами, согласился.

Тогда Рене поднялся, подошел к Кирби и поднял вместе с креслом. Это была пугающая демонстрация силы. Перетащив через комнату, он поставил кресло перед кофейным столиком. От одного движения матросского ножа упали веревки, связывающие локти Кирби. Взяв другую веревку, Рене привязал левую руку Кирби к подлокотнику кресла, накинул петлю, довольно свободную, ему на шею и привязал веревку сзади к креслу. Хотя расправить наконец затекшие руки и плечи было приятно, Кирби скоро понял, что выиграл гораздо меньше, чем ожидал. Правая рука оказалась свободна, но как незаметно от этих двоих сунуть ее в карман и быстро перевести серебряную стрелку? Даже если ему удастся это сделать, он и в красном мире останется таким же беспомощным. Кирби достаточно хорошо представлял себе, в какой твердый кабель превратятся веревки.

— Все, что тебе нужно для игры — одна свободная рука, — сказал Рене. И положил двести долларов перед Кирби.

— Ты должен мне двести, приятель.

— Хочешь расписку?

— У меня будет возможность напомнить тебе о долге.

— Я бы предпочел все записывать. У вас есть листок бумаги. Ручка у меня, кажется, в кармане.

Сказав это, Кирби сунул руку в боковой карман брюк.

— Стой! — закричал Рене.

Пальцы Кирби нащупали головку часов, и, нажав, он повернул ее. Мир стал густо-красным. Остановленное время поймало его тюремщиков глядящими прямо на него. Кирби вынул часы из кармана, положил их перед собой на стол и попытался развязать узлы на веревке, стягивающей левую руку. Но ничего не получилось. Он явно попал в тупиковую ситуацию. Даже если бы ему удалось завладеть ножом, сомнительно, что удастся перепилить им веревку. Предметы приобретали дополнительную твердость в этом мире остановленного времени. Серебряная стрелка двигалась, золотые неподвижно стояли на четверти шестого.

Кирби, вздохнув, понял, что придется дождаться более удобного момента. Только вот как снова добраться до часов? Следовало бы поместить их в более удобное и доступное место, так чтобы он мог дотронуться до них, не вызывая у Рене и Рауля подозрений. Неожиданно ему в голову пришла блестящая идея: засунуть часы себе под правое бедро, головкой наружу. Так он и сделал. Затем сунул руку обратно в карман и сквозь материю нажал на головку.

— Я думал, что у меня есть ручка. Похоже, я ошибся, — сказал он и, медленно вынув руку, показал им, что она пуста.

— Не нужны нам твои расписки. И держи-ка руки подальше от карманов, — сказал Рене.

— У него же ничего нет, — заметил Рауль.

— Как и у того парня, который достал бритву из тульи своей шляпы и хорошо тебя порезал.

— Заткнись и сдавай.

Они договорились, что играть станут в обычный покер, и игра началась. Кирби все время оставался, что называется, при своих, не проигрывая и не выигрывая. Проигрывал Рауль. Неисправимый оптимист, он постоянно был уверен, что последняя карта вызволит его из всех затруднений.

— Твоему приятелю везет, — сказал Кирби Раулю.

— Сдавай.

Кирби облизал губы и добавил таким тоном, как будто хотел на что-то намекнуть:

— Руки у него больно быстрые. Ловкач!

Рауль напрягся. Наклонившись к Рене, он угрожающе заговорил на своем диалекте, но с такой скоростью, что Кирби не мог понять ни слова. Стараясь двигаться незаметно, Кирби опустил правую руку к часам. С неослабленным вниманием он следил за своими тюремщиками, надеясь, что судьба смилостивится к нему, предоставив какой-нибудь шанс. В чем этот шанс мог заключаться, он даже не представлял. Завершив гневную предупредительную тираду, Рауль, со стуком бросил на стол рядом с собой раскрытый нож. Когда он успел достать его и раскрыть, Кирби не заметил.

Рене быстро и громко доказывал свою невиновность, а Кирби тем временем перешел в мрачную тишину. Он опять вдруг вспомнил Бонни Ли и ее рассказ и, насколько мог, потянулся вперед, стараясь достать нож. Этого ему никак не удавалось сделать. Петля больно впилась в шею. Он предпринял еще одну попытку, но до ножа так и не смог дотянуться. Тогда, взяв за уголок одну из карт, потянувшись и легонько ударяя ее кончиком по лезвию, Кирби принялся осторожно передвигать нож по столу. Каждое усилие приближало победу не больше, чем на миллиметр. Время от времени приходилось делать паузы, чтобы передохнуть. Казалось, прошла целая вечность. Наконец он схватил нож в руку и победно сжал рукоять. Карта осталась висеть в воздухе. Лезвие Кирби подсунул под веревку, которая прижимала его левую руку к подлокотнику кресла, и, собрав все силы, надавил кверху. На веревку это не произвело никакого впечатления. Тогда, переложив часы в левый кулак, Кирби нажал на головку и, едва серебряная стрелка допрыгнула до двенадцати, нажал вторично и повернул. За мгновение вернувшейся реальности он успел услышать часть слова, громко произнесенного Рене, и почувствовать, как левую руку с силой рвануло. Нож оказался в двух футах над головой. Веревка была разрезана и концы застыли, слегка разведенные. Кирби отогнул их, высвободил затекшую руку и, положив часы на колено, стал ее растирать. Потом, изогнувшись, вылез из петли, болезненно зацепив при этом свой распухший нос. Уже стоя возле кресла, он повторил тот же фокус с веревкой, которая связывала его ноги. Но прежде чем нажать на головку часов, он посмотрел на Рене и Рауля. Их взгляды были устремлены прямо на него, и первые слабые признаки удивления уже начали преображать их грубые лица.

На этот раз все получилось быстрее, и нож удалось остановить на уровне плеча. Кирби развел веревки, встал и, разминая ноги, прошелся по комнате. Одежда знакомо давила на плечи. Он снял туфли, которые особенно мешали двигаться. Два больших тяжелых цветочных горшка стояли по обе стороны камина. Вся растительность в них давно засохла и теперь торчали только желтые палочки. С большим трудом по очереди он поднял оба горшка в воздух и поместил их дюймах в семи над головами матросов.

Просто исчезнуть на глазах у двух свидетелей было бы неумно. Поэтому Кирби вернулся в кресло, чтобы оказаться прямо перед ними, когда время двинется вновь, и только тогда нажал на головку. Сброшенные туфли с грохотом упали на пол, карта кувырнулась на стол, нож глубоко вонзился в потолочную балку.

Горшки упали с глухим стуком и, перевернувшись, разбились об пол. Рене молча опрокинулся спиной на диван, а Рауль стал медленно и тоже беззвучно клониться вперед, пока не ударился лбом о кофейный столик.

Убедившись, что оба они продолжают дышать, Кирби, наученный горьким опытом, связал их как можно аккуратнее, стараясь в точности следовать их недавним советам. В реальном мире справляться с веревками было куда легче: веревки вели себя как веревки, а не как толстая медная проволока. Сообразив, что, находясь рядом, они могут развязать друг друга, Кирби перекинул веревочную петлю каждому через шею, привязал Рауля к железной каминной решетке, а Рене — к стальной защелке окна.

Вильма по-прежнему была в мужском халате. Раскинувшись на кровати, она громко и неприятно храпела. Кирби тряс ее, бил по щекам, тянул за ноги и за руки, щипал — все безуспешно; точно он имел дело не с живым человеком, а с куклой. Единственное его достижение состояло в том, что Вильма прекратила храпеть. Но особенно раздражало Кирби, что кукла эта, как ему казалось, все время хитро улыбается.

Оставить ее здесь он не мог. Вполне достаточно и того, что Карла уже захватила в заложники Бетси и Бонни Ли. Тогда, стащив со спящей халат, Кирби принялся ее одевать, стараясь по мере возможности смотреть куда-нибудь в сторону. Это не совсем удавалось. В отличие от Бонни Ли и той девицы на пляже, белье на Вильме оказалось непрозрачным и рассчитанным на длительное пользование. То и дело ее тело безжизненно выскальзывало у него из рук; время от времени она снова принималась переливчато храпеть.

После нескольких безуспешных попыток причесать непослушные каштановые волосы, Кирби, порывшись в ящиках, нашел яркий шарфик, обернул им голову Вильмы и завязал узелком под подбородком. Тут он вспомнил про очки и, встав на четвереньки, стал ползать по спальне. Очки нашлись под тумбочкой, но кто-то уже успел наступить на них и раздавить стекла.

Надо было поскорее убираться из этого опасного места, куда в любую минуту могли нагрянуть люди Карлы. Куда убираться, Кирби еще не придумал. В любом случае, решил он, ему потребуются деньги.

Рене пошевелился, когда Кирби искал деньги по его карманам. Открыв затуманенные глаза, матрос тряхнул головой и поморщился.

— Как, черт подери, тебе это удалось? — спросил он слабым голосом.

— Мне помогли.

Рене закрыл глаза.

— Похоже, помощь всегда приходит к тебе в самый нужный момент.

Еще одну пачку денег и ключи от взятого напрокат «Седана» Кирби вытащил из карманов Рауля. Этот продолжал находиться в бесчувственном состоянии. На всякий случай Кирби проверил его пульс. Пульс был ровным и сильным. Кирби оттянул веки моряка. Глаза смотрели в разные стороны. Интересно, какой вывод сделали бы из этого факта медики, спросил себя Кирби. Но времени на размышления не оставалось.

Он вернулся в спальню, взвалил Вильму на левое плечо и потащил, рукой придерживая ее за ноги. При выходе в гостиную ему почудился снаружи какой-то подозрительный звук. Он засунул руку в карман, и мир тотчас сделался красным. Оставив свою ношу висеть в воздухе, Кирби вышел из домика. Никого. «Санбим» стоял рядом с домом, загораживая проезд, ключи торчали в зажигании. С дороги машину не могли увидеть: ее скрывала буйная тропическая растительность. Кирби собрался уже перейти в реальный мир и отогнать автомобиль от дороги, как вспомнил о висящей в воздухе Вильме. Он быстро вернулся в дом. Падая, девушка могла бы сильно разбиться. Снова пристроив ее поудобнее на левом плече, Кирби нащупал часы.

— Миссис О'Рурке все это совсем не понравится, — сказал Рене ему в спину.

— Мои друзья напали на вас неожиданно. Что вы, спрашивается, могли сделать?

— Гляди, она обязательно что-нибудь придумает.

Оставив угрозу без ответа, Кирби вынес Вильму из дома и осторожно положил ее на заднее сиденье «Седана». Затем отогнал «Санбим», вернулся, сел в «Седан», нацепил на нос темные очки, а на голову — бейсбольную кепку и вывернул на дорогу.

Проехав около полумили, он припарковался у первого подходящего мотеля.

За конторкой сидел старик портье. Один свободный номер оказался на первом этаже.

— Вы вместе с мадам? — портье взглянул Кирби за спину. — Где она?

— Спит в машине. Она очень устала.

Кирби расписался в регистрационной книге и заплатил вперед наличными. Затем подрулил вплотную к крыльцу, выйдя из машины распахнул входную дверь пошире, вернулся к «Седану» и, подняв Вильму с сидения, взял ее, точно ребенка, на руки.

Когда с Вильмой на руках он поднимался на крыльцо, то у распахнутой двери увидел портье, который поджидал его здесь.

— Действительно ли она устала, мистер? А может быть, она больна?

— Я же сказал. Она просто очень крепко спит.

— Поймите, я не хочу неприятностей. У нас приличное место. Где ваш багаж, мистер?

— В машине.

— Я хочу взглянуть на ваш багаж.

— Давайте сначала я отнесу ее в комнату.

— Лучше оставьте ее в машине. Если у вас нет багажа, вы ее никуда не понесете.

Кирби вернулся и опустил Вильму на сиденье. Вид ее и вправду не внушал доверия. Она казалась накаченной наркотиками. Впрочем, так оно и было.

Кирби подошел к багажнику и приподнял крышку, нажав одновременно на головку часов. Футах в сорока от них какой-то мужчина разгружал свою машину, и рядом с ним на асфальте уже стояло несколько чемоданов. Кирби выбрал два чемодана поменьше, отнес их к «Седану» и поставил в багажник. Завершив эту операцию, он вернулся в то же положение, в каком находился перед переходом в красный мир и до конца поднял крышку.

— У всех должен быть багаж, — сказал портье извиняющимся тоном.

— Безусловно, — подтвердил Кирби. Он снова взял девушку на руки. На этот раз она обняла его за плечи.

— Так хочется спа-а-ать, — пробормотала она, — так ужасно хочется спа-а-ать.

Портье внес чемоданы в номер. Кирби опустил Вильму на кровать. Она немедленно принялась звучно храпеть.

— Да, любит поспать, — усмехнувшись, сказал портье.

После того, как портье ушел, Кирби приоткрыл дверь, остановил время и подхватив чемоданы, с трудом потащил их обратно на улицу. Мужчина у автомобиля стоял с изумленным видом, нацелившись пальцем в сторону выгруженного багажа. Видимо, он пересчитывал чемоданы. Кирби поставил два позаимствованных за спиной мужчины и вернулся в мотель.

Когда он нажал на головку часов, дверь захлопнулась. Сняв с Вильмы туфли, Кирби написал короткую записку.

Забрав ключ от комнаты, Кирби тщательно запер дверь. Возле торгового центра он притормозил и, подойдя к телефону-автомату, позвонил в полицию. Кто-то, сообщил он, пытается вломиться с заднего хода в дом два-дробь-десять по улице Сансет. Веллерли, владелец дома, в настоящее время находится в отъезде.

Едва Кирби стали задавать вопросы, он повесил трубку.

Было без четверти четыре. Кирби направил машину на юг, в сторону Майами. Он понимал, что потратил слишком много времени на свое освобождение. Когда он находился в красном мире, время останавливалось, и тогда, если что-то нехорошее происходило с Бонни Ли, это тоже прекращалось. Но каждую минуту реальности он переживал как личную вину. При одной мысли о том, что сейчас могут с ней делать, ему отчаянно захотелось остановить время и пройти весь путь пешком. Силы его, однако, не были безграничны. Солнце почти зашло. Он обязан появиться в бухте до наступления темноты! Нельзя допустить, чтобы день закончился прежде, чем он проникнет на яхту. Нет уверенности, что он сможет разглядеть что-либо в темноте, в сумраке красного мира.

В отчаянной спешке он и не заметил, как женщина, ехавшая впереди, неожиданно нажала на тормоз. Взвизгнула резина колес, автомобиль Кирби ударился в задний бампер ее роскошного серого «Континенталя». Пока ошеломленный Кирби пытался понять, что произошло, женщина в ярости, размахивая руками и крича, выскочила из машины. Она уже была рядом, дверца его автомобиля распахнулась. Справа от себя он увидел полицейского, спешащего к ним.

Кирби схватил часы и остановил шум и движение. Потребовалось немалое волевое усилие, чтобы крепко утвердить в голове, что торопиться теперь нет никакой нужды. Столкновение произошло на средней полосе трехрядного шоссе, ведущего на юг. Вокруг застыли машины. Кирби вышел на дорогу и огляделся. В соседнем автомобиле с откидным верхом сидел за рулем невысокий человек. Чуть обернувшись через левое плечо, он смотрел на столкнувшиеся машины, на женщину, замершую в очередном вопле. Кирби вытащил коротышку из его автомобиля и отбуксировал к своему «Седану». Работа эта выходила у него теперь гораздо лучше: сказывался опыт. Устроенный за рулем «Седана», незнакомец по-прежнему смотрел назад через левое плечо. Чем большая поднимется неразбериха, тем легче будет скрыться, невольно рассмеявшись про себя, подумал Кирби и натянул свою бейсбольную кепку на голову коротышки, а сам нахлобучил его шляпу. Напоследок он вынул пистолет из кобуры подбегающего полицейского, вложил в его руки разгневанной женщины, направил дуло вверх и надавил на спусковой крючок. Сев за руль освободившейся машины с откидным верхом, Кирби привел мир в движение. Женщина выстрелила в воздух, опустила руку и уставилась на пистолет. Полицейский бросился к ней, хватаясь за пустую кобуру. Коротышка повернул голову, с изумлением оглядел столкнувшиеся машины, полицейского, женщину с пистолетом, выскочил из «Седана» и бросился бежать. Загорелся зеленый свет, и Кирби помчался дальше на юг, в полной уверенности, что в этой истории вряд ли когда-нибудь окончательно разберутся.

Немного не доезжая до бухты, в последних лучах заходящего солнца Кирби остановил машину у обочины, торопливо пресек движение времени и, скинув туфли, засунул их под рубашку. Сняв темные очки, он пошел по направлению к морю. Двигаться среди розовых неподвижных фигур было все равно, что гулять по мертвому саду, украшенному статуями. Иногда в спешке, Кирби задевал некоторые из них. Они стояли застывшие и нереальные. Мужчина разжигал трубку. Пламя казалось сделанным из розовой латуни. Женщина выпустила сигаретный дым изо рта. Дым неподвижно висел в воздухе, как странный полупрозрачный пластиковый плюмаж.

Кирби подошел к центральному причалу. Легкая, окрашенная розоватыми лучами заката зыбь замерла, как расплавленный свинец, застывший и отполированный.

«Глорианна» стояла у причала. Она оказалась совсем не такой большой, как Кирби предполагал — футов восемьдесят в длину, не больше. Лысый, усатый детина стоял на палубе и, сворачивая в бухту толстый торс, смотрел в сторону города, когда его настигло красное безмолвие. Каюты занимали значительную часть «Глорианны». Изящной яхта не выглядела, но имела высокую надводную часть и достаточную ширину, чтобы спокойно чувствовать себя в открытом море. Кирби по сходням поднялся на борт. Яхта содержалась в образцовом порядке: нигде ни соринки. Во всем сказывалось богатство хозяев. Кирби прошелся по палубе, но ничего интересного для себя здесь не обнаружил. Иллюминаторы были задраены, и он решил, что всюду в каютах установлены кондиционеры. Он попытался спуститься вниз, но не смог открыть ни одной двери: в красном мире масса его собственного тела оказалась слишком мала по сравнению с массой застывших в неподвижности предметов. Он становился мышью, которая пытается открыть холодильник. Тогда, определив, какая дверь скорее всего ведет к жилым каютам, Кирби вернулся в реальный мир. Вернулся ровно настолько, чтобы успеть ее немного приоткрыть.

Миновав дверь и оставив ее отворенной, Кирби спустился на несколько ступенек вниз по короткой лестнице и очутился в узком коридоре, идущим вдоль левого борта. Справа от него располагались каюты. Кирби двинулся вперед в поисках пассажиров. Последняя дверь оказалась приоткрытой. Приложив к ней плечо, Кирби с трудом сдвинул ее с места. Получилась щель, в которую он сумел протиснуться. Карла стояла в кроваво-красном тумане в четверть оборота к нему, с бокалом в левой руке, подняв правую на уровень лица. На ней было какое-то свободное и очень короткое одеяние; блестящие волосы ниспадали на плечи. Джозеф, в темном строгом костюме, в белой рубашке и с вышитым галстуком, прислонился к стене возле дивана, сложив на груди руки. На губах его застыла скептическая усмешка.

Кирби подошел к Карле и с близкого расстояния оглядел ее. Вновь, как когда-то в первый раз, его поразило, насколько совершенна, гладка и чиста была ее кожа. И он вдруг почувствовал, что ее тело, ее удивительно чувственное лицо снова манят и притягивают его, заявляя о своей непрекращающейся над ним власти. А он-то поверил, что после Бонни Ли Карла уже бессильна! Но вот, только увидев ее, он ощутил сладкую дрожь в коленях. Необходимо немедленно избавиться от этого наваждения! Утвердить обретенную свободу! Кирби через силу злобно усмехнулся и громко произнес:

— Привет, любовь моя! — И, протянув руку, погладил ее грудь.

Но с первыми звуками голоса усмешка исчезла с его лица. Слова казались такими же неживыми, как и все вокруг. Как будто и на них лег зловещий красный оттенок. А великолепная грудь походила на пластиковую чашку под металлической сеткой.

Он собрался уже повернуться и отправиться на поиски Бонни Ли, как тут ему пришло в голову, что он вполне может почерпнуть некоторые полезные сведения, подслушав их разговор. Они здесь оба, значит вряд ли сейчас происходит что-либо с Бонни Ли и Бетси. Кирби осмотрел роскошную каюту, подбирая укромное место, где он мог бы спрятаться, заглянул в шкаф, под диван. На судах меньшей вместимости всякое свободное пространство используется для размещения грузов, но «Глорианна» была достаточно просторна, и место под диваном оказалось незанятым. Значит, под диван? — спросил себя Кирби. А если его обнаружат? Да, но с часами в руках он остановит их при малейших признаках опасности. Не раздумывая больше, он полез под диван, устроился там поудобнее и включил реальное время.

В то же мгновение сверху полился поток слов на незнакомом ему языке. Кирби понял, что Карла о чем-то спрашивает у Джозефа. Потом услышал, как она пошла к двери и раздраженно захлопнула ее. Что-то скомандовала твердым голосом.

Джозеф равнодушно ответил.

— Я повторяю, Джозеф, говори по-английски! Так безопаснее. Никто не сможет подслушать. Интересно, почему открылась дверь? Единственные из экипажа, кто свободно владеют английским, это Рене и Рауль, а они на берегу. Что ты ухмыляешься? Я добилась кое-чего в жизни благодаря лишь тому, что никогда никому не доверяла.

— Даже самой себе, — съязвил Джозеф.

— В нашем деле нельзя не быть осторожным. И, пожалуйста, прекрати дурацкие шутки. Они не смешны. Подумай, самым тщательным образом мы готовились к борьбе с Креппсом, и всякий раз терпели постыдное поражение. Джозеф, я должна получить то, что давало ему такую силу.

Диван заскрипел — Джозеф сел на него. Кирби лежал на полу, прижавшись щекой к ковру, и ему были видны ноги Карлы. Ноги переместились и остановились напротив Джозефа. С иронией в голосе тот сказал:

— На что ты рассчитываешь? Прибор для чтения мыслей? Шапка-невидимка?

— Он читал наши мысли, Джозеф. Он предугадывал планы. Он был настоящий дьявол. У него что-то было. И оно теперь у Винтера. Но этому щенку далеко до старика. Именно сейчас, прежде чем он научится этим как следует пользоваться, у нас есть шанс им завладеть.

— Если только он знает, что это такое.

— Я убеждена, что знает. Я же рассказывала тебе, что он мне говорил.

— Он мог блефовать.

— В любом случае мы обязательно должны получить полную информацию.

Джозеф шумно вздохнул.

— Но все по-прежнему остается очень сложным. Я бы чувствовал себя намного лучше, если бы эта проклятая девчонка не соображала так быстро. Что, если она обратится в полицию? Это еще более усложнит дело.

Карла засмеялась и села рядом с Джозефом. Протянув руку, Кирби мог бы коснуться ее босых пяток.

— Будь спокоен, она не заинтересована в появлении полиции. То, как все это проделано, напомнило мне мои собственные похождения в далекой юности. Естественно, эти идиоты, которых ты нанял, не специалисты, но даже если б они и были достаточно компетентны, кажется мне, она все равно…

— Как же она все-таки с ними разделалась?

— У одного из них имелось укромное местечко, где он рассчитывал продержать ее до тех пор, пока мы смогли бы перевезти ее сюда. Там бы ее хорошенько подготовили, научили бы вести себя тихо и отвечать на все вопросы, которые ей задают, кротко и прилежно. Этот парень поделился со мной и описал мне свое местечко. Оно показалось вполне подходящим. Конечно, мне следовало предвидеть, что произойдет. Хотя бы по тому, как ловко она ускользнула от Рене и Рауля. Но в тот момент меня совсем другое беспокоило. Я боялась, что ее слишком сильно стукнули. По всему было видно, что она находится в глубоком обмороке: когда я поднесла к ее руке сигарету, она даже не пошевелилась. Следовало поразмыслить, как мы станем действовать, если она действительно серьезно пострадала. Квартирка, которую мы собирались использовать, расположена рядом с пляжем, на берегу канала. Мы смогли припарковать там автомобиль незаметно, так что никто не сунулся задавать лишних вопросов. Я просила их, чтобы они вытаскивали ее из машины как можно осторожнее. А дальше все произошло как в кино. Я ничего не успела сообразить, как уже сидела на земле. Один их твоих идиотов катался по асфальту и придерживал свои драгоценные места. Второй только тупо мычал. Он был напрочь ослеплен кровью, которая лилась у него из расцарапанного лба. А девка уже мчалась к каналу, перелезла через ограду и нырнула прямо в воду. К тому моменту, когда я подбежала к ограде, она доплыла уже до середины канала. И я осталась с носом, с ее дешевой сумочкой в руках и с разбитым задом. Нет, Джозеф, эта в полицию не пойдет! Она знает, кто такой Винтер. Она уже почуяла запах денег, и когда она совсем очухается, то постарается придумать способ заполучить его деньги себе. На полицию ей здесь не приходится рассчитывать. Я не знаю, давно ли знаком с ней Винтер, на то, что способности у нее блестящие — это бесспорно. Думаю, она может нам пригодиться. И куда больше, чем бедняжка Бетси. Используя Винтера в качестве приманки, мы, скорее всего, сможем поймать и ее. Я нашла в ее сумочке адрес и послала твоих идиотов наблюдать за ее домом. Они перехватят ее, если она туда возвратится.

— И привезут ее сюда?

— Конечно, нет! Отвезут на ту квартирку у канала и дадут нам знать, что они ее сцапали.

— А что если она вернется за Винтером?

— Рене уже получил инструкции. Они ее задержат.

— До чего меня утомляет эта страна! — вздохнул Джозеф. — В любой другой, достаточно цивилизованной, во всю эту историю были бы посвящены всего лишь несколько официальных лиц. И никакого шума. И ты точно знаешь, сколько кому заплатить. Здесь же, чуть что — принимаются трубить во всех газетах, и всякий болван на улице становится потенциальной проблемой. Нам ни под каким видом не следовало заниматься подобными делами здесь. Куда лучше получалось в других странах. Особенно в Испании. Хуан Марч помог бы нам во всем, и мы бы справились в два счета.

— Перестань жаловаться, дорогой. У нас не было выбора. К тому же, мы почти у цели. Винтер и Фарнхэм у нас в руках. У Бетси нет больше никаких шансов встать нам поперек дороги. Даже если не удастся поймать эту девчонку Бомонт, кто ей поверит? А если и поверят, мы уже будем вне досягаемости. Мы почти победили, Джозеф. Осталась самая малость. Поверь мне, все теперь пройдет так гладко, как мы планировали с самого начала. Помнишь? Еще до того, как началась эта дурацкая компания по поимке Винтера. Мальчишка доставил нам несколько неприятным минут. Но теперь все позади.

— Не нравится мне эта затея с контейнерами, — сказал Джозеф.

— А как еще нам доставить их на борт? В одиннадцать Дэниел подъедет к нам на грузовике, а к полуночи они уже будут сладко спать у нас под крылышком. Если полиция при обыске не смогла обнаружить секретную каюту, почему ты думаешь, что это удастся завтра таможенникам? Мы покажем им контейнеры, заполнив их предварительно каким-нибудь самым безобидным грузом, чтобы объяснить, что именно мы грузили на яхту ночью. И все, мы чисты! Дорогой Джозеф, когда эти две невинные овечки проснуться в своих уютных кроватках, мы уже уйдем далеко в море. А как они сюда попали и куда их везут, останется для них загадкой. Когда же со всеми делами будет покончено, я думаю, миссис Фарнхэм многому научится в кубрике у нашей команды. Если, конечно, у тебя нет на этот счет собственных планов.

— Ее фотография меня не вдохновляет, дорогая.

— Она худосочная, малокровная и чопорная паршивка, дорогой, с жарким темпераментом и гипертрофированным представлением о девственности. Но она стройна и неплохо двигается. Сомневаюсь, что ты, даже с твоими талантами, сможешь обольстить ее.

— Это вызов, моя дорогая?

— Я-то, конечно, смогла бы, но это было бы уже совсем другое дело.

— Я подумаю. Но окончательное решение приму лишь после того, как посмотрю на нее.

— Ты теряешь вкус к приключениям, Джозеф.

Карла рассеялась, послышался шорох одежды и ее пятки исчезли из виду.

— Гораздо более приятно другое, — произнес он слегка приглушенным голосом, — чем старше я становлюсь, тем труднее меня заинтересовать чем-то второсортным.

— Тем не менее, ты не перестаешь искать чего-то и заниматься сравнениями.

— Чтобы убедить нас обоих. Так же, впрочем, как и ты.

— Как ты благороден, дорогой!

Вспотевшими пальцами Кирби остановил надоевший ему спектакль и потихоньку выбрался из-под дивана. Карла выскользнула из своего одеяния. Ее голова была запрокинута назад, глаза закрыты, а губы разомкнуты в улыбке. Рядом с ее наготой строгий костюм Джозефа смотрелся явно не на месте. Кирби подошел к двери и еще раз оглянулся на них. Закрытая дверь преграждала путь. Оставалось снова применить испытанный прием: перейти на мгновенье в реальный мир и открыть ее хотя бы на полдюйма. Они не успеют его заметить. Операция удалась, и уже в красных сумерках он отворил дверь настолько, что смог выскользнуть в коридор. Оказавшись снаружи, он напрягся и проделал обратную операцию. Закрыть ее на защелку он не смог, но прикрыл почти полностью. Еще несколько секунд реального времени он потратил на то, чтоб проверить двери, ведущие в остальные четыре каюты. Три из них оказались пусты, а четвертая — заперта.

Несколько долгих минут Кирби провел в реальном времени, в любой момент готовый его остановить. Прислушиваясь к каждому шороху, он лихорадочно размышлял над тем, что теперь предпринять. Со стороны палубы не доносилось ни звука. Обдумав наконец свои действия, Кирби вернулся в красный мир. Дверь кают-компании, по-прежнему лишь притворенная, не представляла серьезной преграды. Костюм Джозефа, разложенный аккуратнейшим образом, покоился на стуле. Одного короткого взгляда в сторону дивана оказалось достаточно, чтобы Кирби понял, что он навсегда и бесповоротно освободился от одержимости Карлой. Пораженный увиденным, он поспешил отвести глаза. Сцена была безобразная и вместе с тем смотрелась до того нелепо, что так и тянуло улыбнуться, несмотря на стыд, неловкость и отвращение. Никогда бы Кирби не подумал, что со стороны это выглядит настолько непоэтично. Вспомнился почему-то дешевый балаган, где жалкие, несчастные, отвратительно размалеванные клоуны бессмысленно колотят друг друга по головам пузырями с водой. Больше всего поражала абсолютная серьезность и глубокая сосредоточенность обоих участников этого действа.

Пока Кирби разбирался со свинцовыми складками делового костюма мистера Джозефа Локордолоса, он пришел к выводу, что подобного рода зрелища не стоят шахматных турниров. Где-то, в одном из карманов костюма, обязательно должны лежать ключи. Неожиданно одна мысль болезненно пронзила его. Когда он и Бонни Ли — неужели они тоже…

Увы, как ни досадна была истина, приходилось ее признать. Еще на один шаг он приблизился к пониманию человеческой расы, смешной, претенциозной, склонной к самообману, и пойманной в капкан собственной плоти.

В конце концов Кирби обнаружил то, что искал. Золотое кольцо, а на нем — шесть ключей. Вытащив ключи из кармана, он оставил их висеть в воздухе, а сам стал разглаживать вздувшийся и перекореженный костюм. Закончив с этим делом, Кирби взял ключи, с трудом распахнул тяжеленную дверь, вышел и, навалившись всем телом, снова закрыл ее. На спортсменку-Карлу и Джозефа — любителя приключений он больше ни разу не оглянулся.

Возле запертой каюты Кирби стал подбирать ключ. Подошел из связки самый маленький. Кирби возвратил ход времени — ключ повернулся, замок щелкнул и дверь открылась. Бетси, в полнейшем изумлении, уставилась на него. Она стояла возле иллюминатора и только что смотрела сквозь толстое стекло на море. Ее рыжеватые волосы были всклокочены, лицо — бледно, глаза — не накрашены. Светло-оранжевый вельветовый комбинезон с короткими рукавами и длинной молнией висел на ней мешком, точно с чужого плеча. Талию тесно охватил ремень с большой серебряной пряжкой.

— Что, черт возьми, ты здесь…

Кирби поднял палец к губам, осторожно прикрыл за собой дверь и запер ее на ключ изнутри. Когда он снова посмотрел на Бетси, та попыталась улыбнуться, но вместо улыбки из глаз у нее побежали слезы. Странно покачиваясь, она подошла к Кирби и уткнулась лицом ему в грудь. Он ласково обнял ее за плечи. Девушка дрожала и, крепко прижимаясь к нему, беззвучно плакала. От нее исходил какой-то кислый запах; он подумал, что это, должно быть, запах страха и боли.

Наконец Бетси высвободилась, сделала неверный шаг к кровати и, тяжело опустившись на нее, упала головой в колени.

Но уже спустя несколько мгновений она опять выпрямилась и все-таки улыбнулась, немного смущенной улыбкой.

— Извини. Я чуть не упала в обморок, а этого со мной никогда не случалось. — Ее лицо странно передернулось. — Боюсь, что я совсем на себя не похожа. Она — чудовище. Мне было так больно!

Кирби присел рядом на кровать.

— Это моя вина.

— Нет, — жестко возразила Бетси. — Моя. Это я хотела перехитрить ее. Я думала, у меня получится. Не могла поверить, что она действительно может со мной что-нибудь такое сделать. А когда поняла, что она способна на все, то возомнила, будто я ужасно стойкая и храбрая. Прямо Жанна Д'Арк, осужденная на костер! Мне стыдно, Кирби. Я рассказала ей, где она может найти тебя и Вильму. Пожалуйста, прости меня.

— Ты должна была сразу рассказать ей все.

— Думаю, что в следующий раз так оно и случится. Оказалось, что добиться этого нетрудно, совсем нетрудно. Достаточно поднести электроды к самым чувствительным местам и начать потихоньку увеличивать ток. А дальше: либо говори, либо твои собственные мышцы разорвут тебя на части. Главное, что никаких следов. Она — дьявол, Кирби! Не понимаю, как ты пробрался сюда. Они — где?

— Говори потише, Бетси. Они в кают-компании. Все в порядке.

— А Вильма, она ничего не знает, Кирби! Я ее расспрашивала. Боже мой, она — такая педантка. И страшно преданная, просто невероятно. Но она не верит, что существует какая-то специальная штука, за которой они охотятся. Если она у нее и есть, то ей самой об этом ничего неизвестно. Где она?

— В безопасном месте. По крайней мере, пока в безопасном. Они схватили ее, Рауль и Рене, но потом…

— Я помню Рене. А Рауль, наверно, новенький. Рене сильный, хитрый и жестокий. Предан Карле до гроба. Мне никогда не нравилось, как он на меня смотрел.

— Они поймали нас обоих в доме, где остановилась Вильма. Но нам удалось бежать от них.

Бетси удивилась.

— И бежать от них, и пробраться сюда на яхту, в каюту? Здорово! Очень здорово, Кирби. Похоже, я тебя недооценила.

— Джозеф с Карлой еще не знают, что я улизнул от Рене и Рауля. Они собираются доставить меня и Вильму сюда сегодня ночью в контейнерах.

— А ты не боишься, что, пробравшись сюда, уже выполнил за них эту работу?

— Нет, не думаю. Все будет в порядке, Бетси. Видишь ли, мне удалось найти то, за чем они охотятся.

— Удалось?

— Я не знаю еще, как мне быть с полицией, со всеми этими обвинениями, розыском. Я не думал об этом. Но вот выбраться с тобой отсюда я сумею.

— Что же это за штука? Какая-нибудь хитрая машинка для чтения мыслей? Или может, устройство, которое умеет проделывать дырки в бортах яхт?

— О! Теперь ты стала похожа на себя.

— Да, я недоверчива. Покажи мне, что это за устройство.

— Видишь ли, честно говоря, я не знаю, как оно работает. Я еще не научился извлекать из него максимальную пользу. Поэтому определенные трудности, конечно, имеются. Но, так и быть, я покажу тебе. Оно… оно может напугать, Бетси. Я предупреждаю тебя. Оно может очень сильно напугать, потому что нарушаются, как бы это получше выразить, самые основы человеческого бытия. Ты обещаешь мне не впадать в истерику, если оно тебя напугает?

— Истерика? Это роскошь, которую я не могу себе позволить, Кирби Винтер.

— Ну хорошо. Все, что тебе следует знать — это окончательный результат. — Кирби вынул часы.

— Ты хочешь сказать, что это как-то связано с этими старыми…

Он остановил движение времени и постоял, раздумывая, стоит ли сразу открыть ей все или же дать возможность осмыслить происходящее постепенно. В конце концов он решил, что нервная система у нее достаточно прочная, чтобы справиться с неожиданными потрясениями. Тогда он медленно поднял с кровати застывшее тело девушки и осторожно посадил на стул. Затем отошел к двери и включил время.

— …часами, — договорила Бетси незаконченную фразу и тут же подпрыгнула от неожиданности, смертельно побледнев. Затем плотно зажмурила глаза, снова открыла их и тогда только посмотрела на Кирби.

— Боже мой! — растерянно прошептала она. — Что это со мной? — И, оглядевшись, внезапно нахмурилась. — Я что, потеряла сознание? А ты в это время…

— Нет. Все произошло мгновенно.

— Но когда-то ты успел перенести меня сюда, а сам отойти к двери. — Бетси задумалась. — Ты говоришь: мгновенно? Ну хорошо. Хоть я и не понимаю… Ты сам это сделал или они? — Она указала на часы в его руках.

— Сам.

— Но как же ты перенес меня?

— С трудом, — улыбнулся Кирби.

— И ты можешь перенести, вынести все, что угодно?

— Ну, мои возможности, конечно, не безграничны. Но плиту, скажем, из чужой кухни я бы, наверно, смог вынести.

— И это мгновенно. То есть время, получается, останавливается?

— Именно.

— И меня ты можешь пронести мимо кого угодно, и никто ничего не заметит?

— Не больше, чем ты сама.

Бетси медленно задумчиво кивнула головой.

— Да! Твой уважаемый дядюшка, друг мой, имел в руках страшное оружие. Теперь я понимаю: преимущество перед прочими смертными колоссальное. Оно открывало такие возможности, перед которыми двадцать семь миллионов, которые он раздал, выглядят жалкими грошами. Но почему он не захотел стать властителем мира? Это было вполне в его силах.

— Может, ему быстро наскучило бы править миром. Может, ему больше нравилось быть Санта Клаусом. Или же он просто скрывал свою силу, чтобы скрыть ее источник. Чтобы другие не начали исследования в том же направлении.

Бетси снова кивнула.

— Карла убеждена, что ей есть за чем охотиться. Она от тебя не отстанет.

Выражение лица девушки переменилось, едва только ей вспомнилась Карла. Она теперь твердо посмотрела на Кирби.

— Одно мы с тобой знаем наверняка, Кирби Винтер. Подобная вещь никогда не должна попасть в руки моей тетки. Никогда! Она будет пользоваться ею без всякой осторожности и почтения, не зная ни удержу, ни стыда, ни пощады.

Неожиданно из коридора донесся громкий топот; крики и команды раздались у самой двери, а затем и саму запертую дверь потрясли несколько тяжелых ударов.

Над кроватью что-то засвистело, щелкнуло, и вкрадчивый голос Карлы заполнил каюту.

— Милые овечки! — произнес этот голос. — Какая удача, что я оставила микрофон включенным! Как я рада, что у нас хватило терпения дослушать до конца. А Джозеф ухитрился даже записать почти весь разговор на магнитофон. Если мы и упустили кое-какие детали, пленка всегда в нашем распоряжении. Мы сможем прокрутить ее разок-другой, и все встанет на свои места. Впрочем, и без того мы слышали вполне достаточно. Как ты сказал, дорогой? Возможность остановить время? Я теряю всякое уважение к Омару Креппсу. Обладать таким устройством и добиться столь немногого! Вот старый осел! Кстати, Кирби, удары, которые ты только что слышал, произведены посредством довольно тяжелых бревен. Сейчас они упираются в дверь вашей каюты и по моей команде тотчас продолжат свое дело. Ты в ловушке. Надеюсь, от твоих чудес стены не расплавятся. Ситуация для тебя, по меньшей мере, патовая. Но, во всяком случае, у нас есть время. Мы можем не торопясь все обдумать и обо всем договориться, к взаимной выгоде сторон.

Кирби, уже успевший прийти в себя, посмотрел на Бетси. Ее глаза были закрыты, в отчаянии она кусала бескровные губы.

— Я и не подозревала, — горестно прошептала она. — Зная ее коварство, я должна, должна была догадаться! Обязана была догадаться!

Кирби подошел к ней и ободряюще прошептал на ухо:

— Спокойно. Все, что нам нужно — это как-то заставить их открыть дверь каюты.

— Как забавно, — продолжала Карла, — ведь ты уже показывал мне эти золотые часы, дорогой Кирби. А маленький телескопчик — какая гениальная отвлекающая деталь! Всем хочется первым делом заглянуть в него, а часы как-то сразу забываются. Признаюсь, я терялась в догадках. Может, думала, какой-нибудь листочек с инструкциями, как вести себя, или с заклинаниями, или с какими-нибудь формулами. Я рассчитывала на что-то вроде этого. Но часы гораздо удобней и практичней. И вид у них совершенно безобидный. Что ты говоришь, Джозеф? Подождите минуточку, мои дорогие.

— Проклятая ведьма! — крикнула Бетси.

— У Джозефа появилась отличная идея. Мы прожжем в стальной двери маленькое отверстие, чтобы вы могли передать через него часы. Иначе, боюсь, вас ждут весьма неприятные перспективы.

Когда голос Карлы умолк, Кирби решительно ответил:

— Прежде чем отдать их вам, я позабочусь о том, чтобы вы никогда уже не смогли ими воспользоваться. Я буду бить ими о дверь до тех пор, пока они не превратятся в никому не нужный хлам.

— Ты решил стать собакой на сене? — спросила Карла.

— Именно так.

— Ты неплохо блефуешь, Кирби.

— Никакого блефа, Карла. Я заражен хронической болезнью, которая называется чувством ответственности. Я очень благородный человек. Лучше я уничтожу их, чем отдам вам.

— Благородство? Глупое слово, — сказала Карла. — Разве это не болезнь, свойственная лишь розовому возрасту? Ты должен бы ее уже перерасти, Кирби.

— Она у меня затянулась, миссис О'Рурке. Но вы можете проверить, если в этом сомневаетесь. Однако предупреждаю: в ту минуту, когда вы начнете делать отверстие, я превращу их в золотую блестящую лепешку.

Ответа не последовало.

— Ты испортил ей настроение, — прошептала Бетси.

— Да, ей есть о чем подумать, — ответил Кирби твердым голосом. — Я поступлю именно так, как обещал. Значит, никому больше не суждено воспользоваться этими часами.

Карла вновь вступила в разговор:

— Это ужасно разозлило бы меня, Кирби, — сказала она с мягким укором в голосе. — Я думаю, что тогда вы оба умрете в страшных мучениях. Несчастной Бетси придется разделить с тобой последствия твоего героизма. И мисс Бомонт. И мисс Фарнхэм. На тебе, дорогой Кирби, лежит очень тяжелая ответственность. Я знаю, что это не может не беспокоить тебя.

Когда шипение в микрофоне прекратилось, Бетси спросила невольно задрожавшим голосом:

— А что если он отдаст их тебе, Карла?

— Тогда ты свободна, моя дорогая. И немалая сумма в придачу. Я не люблю мелочиться.

— Она не оставит живых свидетелей, — шепнул Кирби.

Посидев несколько мгновений в неподвижной задумчивости, Бетси мрачно кивнула.

Карла зловеще рассмеялась.

— Вы мне не верите? Ваше право. Но, как минимум, я могу вам обещать быструю и безболезненную смерь. Согласитесь, это тоже немало. Вы даже не почувствуете, как это произойдет. У вас достаточно времени, чтобы все как следует обдумать, мои дорогие. Никто не поднимется на борт яхты до тех пор, пока мы не попросим разрешение у властей на отплытие. Так что обсудите свое положение, а когда решите, мы поговорим.

— Карла! — позвала Бетси. — Карла!

Микрофон молчал.