Сверху очень хорошо видно дорогу, но Сэни редко обращала внимание на то, что происходит внизу. И в этот раз она спешила: возможно, Нэнги уже ждет ее у обгорелой сосны. Ужаленный молнией ствол на самой кромке обрыва — удобное место встречи. «Увидимся завтра у сосны!» и сразу понятно, о каком именно дереве речь.
Заинтересовал девочку вовсе не потрясающий вид на равнинные леса до горизонта, до самых восточных гор, их-то она видела каждый день. Снизу, с дороги раздался чей-то душераздирающий крик. Как назло, именно в этом месте ближний обзор загораживали кусты, и Сэни пришлось встать у самого края, чтобы разглядеть, что происходит. Она увидела людей — очевидно, это крестьяне направлялись на утренний торг, да и пособачились по дороге. Девочке хотелось понять, кто кричал и почему. Вскоре это стало ясно. Один из мужичков вынул из телеги дрын и замахнулся им на второго. Второй в ответ начал браниться, но тихо, слов не разобрать. И тут же схлопотал дрыном пониже спины. Тогда-то во второй раз Сэни довелось услышать тот самый вопль. Его издавала женщина, сидевшая в телеге.
Все в порядке, и очевидно, можно идти, но вот тут-то как раз обрыв и поплыл. Влажная, напитанная талыми водами земля не выдержала нагрузки, подалась, обрушилась вниз. Сэни плохо запомнила это падение. Самое яркое впечатление — когда она попробовала встать, левая нога отозвалась несусветной болью, а перед глазами плавно поплыло все, и небо, и склон обрыва, и колкие прошлогодние стебли, в изобилии покрывавшие пологую часть склона.
Крестьян внизу уже не было.
Сэни быстро поняла, что взобраться обратно у нее не получится, надо спускаться к дороге. С другой же стороны, по дороге этой ходят и ездят самые разные люди, не всем можно доверять, особенно с такой вот ногой.
И тогда она решила все-таки вернуться. Если бы она могла представить, насколько трудно ей дастся эта дорога, она, наверное, не решилась бы.
До того места, где поросшая травой подошва упирается в песчаный обрыв, она доползла, подтягивая ногу, довольно быстро. А дальше… дальше нужно было постараться добрести до березовых кустов, что росли выше по склону, вцепившись корнями в осыпь. И с этим она справилась, пусть и со слезами на глазах. А потом — беда. Склон стал настолько крутым, что и здоровый человек не всякий влезет. Единственную надежду составляли сосновые корни, упругими петлями торчащие из земли прямо у нее над головой. Дотянуться можно, но вот подтянуться и взобраться…
Теперь уже о возвращении вниз тоже не могло быть и речи — березовые кустики, сыпучий песок — и все это на четыре ее роста. Вот и получилась ситуация, что ни вверх, ни вниз. Хочешь, виси, хочешь, кричи. Кричать было стыдно, пришлось висеть. Ногой было больно даже пошевелить, она распухла и пульсировала в такт току крови.
— Сэни, ты здесь? Ты где?
Она, конечно, сразу узнала голос приятеля.
— Я здесь, под обрывом… под сосной. Нэнги! Ты как меня нашел?
Мимо посыпались камни и песок, и вскоре она увидела мальчика. Он смог устроиться на одном из висячих корней.
— Что у тебя с ногой? Упала, да? Я же предупреждал… ладно, давай руку!
Сэни удалось дотянуться до его руки, правда, пришлось пошевелить больной конечностью. Боль превратилась в острое шило, и стала столь сильной, что девочка вскрикнула и, не удержавшись, заскользила по осыпи вниз. Нэнги, испугавшись чуть ли не больше, чем она сама, спрыгнул с корня на осыпь и последовал за Сэни. В тот момент он словно забыл, что боится высоты и в частности, боится прыгать с крутых обрывов. Скольжение остановилось на середине склона. Сэни тихо плакала от боли, она боялась даже пошевелиться. Мальчик подобрался к ней и спросил:
— Очень больно, да? Дай, я посмотрю…
— Что ты понимаешь в болезнях? — испугалась она.
— Дай, посмотрю! Я ничего не сделаю.
Сэни слегка подобрала подол платья. Она сама-то боялась посмотреть на больную ногу, не то, что показывать ее кому-то еще.
— У тебя вывих. Ты ногу подвернула! — уверенно заявил Нэнги. — У меня такое тоже было. Я только вправлять не умею… погоди. Давай, я сейчас боль сниму? Так будет проще выбраться.
Сэни недоверчиво посмотрела на приятеля:
— А ты умеешь?
— Мне отец показывал, когда приезжал. Это не так трудно. Я тебя потом научу… дай руку!
Боль не то, чтобы совсем ушла, но отступила, позволяя думать о чем-то еще. Стало возможно даже пошевелить ногой.
— А все-таки, как ты меня нашел?
— Ты не пришла к дереву, как договаривались. Я сначала обиделся, а потом стал тебя искать. Мысленно. Помнишь, я тебе говорил, что так можно? Правда, раньше у меня не получалось. А сегодня вышло. Это, наверное, потому что у тебя нога болит. Ну что, наверх полезем, или…
— Ты еще говорил, что можно мысли читать, — прищурилась Сэни. Она попыталась вспомнить, о чем думала в последнее время. Ничего не вспомнила.
— Не читать, а передавать и воспринимать. И я говорил, что у меня это тоже пока не получается.
Сэни, которую боль почти совсем отпустила, тут же загорелась:
— Так может, сейчас получится? Ну, это наверно, не сильно труднее, чем искать? Давай попробуем?
Они сидели посреди склона и пытались передавать друг другу мысли. По очереди. Ничего у них не вышло.
Потом Нэнги помог подруге спуститься к дороге. В Ручьи они добрались на крестьянской телеге, возвращающейся с торга.
— У него потом получилось передать мне мысль, — добавила Сэни. — Вы меня совсем не слушаете… Яшма, что-то не так?
До перекрестка оставалось всего ничего. Вдоль дороги тянулись знакомые с детства деревья и кусты.
Яшма и вправду словно погрузился в свои мысли. Взгляд его, казалось, уперся в одну точку где-то над головой у Сэни.
Однако он ее услышал и ответил.
— Все в порядке. Просто задумался. Благодарю вас.
Однако было заметно, что Яшму тревожит что-то помимо рассказа девушки.
— Странно, — добавил он через минуту, — у меня такое чувство, что мы очень давно знакомы. Я бы хотел еще раз повидаться с вами, если возможно. Сегодня не самый лучший день… надо еще побывать в гвардейском полку. Завтра мы отправляемся в драконью пещеру, и я просто не успею этого сделать…
В полку… где Гинрад…
Сэни и сама не поняла, что сказала это вслух.
— А что Гинрад? По отзывам, отличный офицер, командует гвардейцами Ихарны уже много лет. Он чем-то вас обидел?
Сердце стукнуло не в лад, и Сэни выпалила:
— Яшма, не доверяйте ему, он же тоже вас узнал! Я видела. Яшма, пожалуйста… пожалуйста, дослушайте меня до конца. Я… недорассказала вам. Нэнги все же один раз удалось передать мне мысли на расстоянии. Это было в тот самый день, когда случился пожар. Он сказал, чтобы я отдала вам шкатулку. Его шкатулку. Он там хранил всякие свои сокровища. Было очень раннее утро, он… его голос меня разбудил. Я пыталась спросить, почему он этого хочет, но я-то не умею передавать мысли. Я решила, что мне все приснилось. Хотела снова залезть под одеяло, но… я подошла к окну. Из моего окна виден Зеленый Камень. Там был дым, черный. Если бы я была поумней, то попыталась бы разбудить маму или еще кого-нибудь. Но я просто оделась и побежала…
— Вот как…
Яшма поймал ладони Сэни, которая не замечала, что у нее из глаз бегут слезы.
— Тише, Сэни, успокойтесь… прошу вас… значит, вы видели пожар. Почему вы ни кому не сказали?
— Потому что я видела не только пожар. Я… я отдам вам шкатулку. Я обещала Нэнги.
Девушка взяла себя в руки. Даже улыбнулась.
— Простите меня. Я не хотела… просто столько лет прошло. Думала, все забылось, а тут…
— Вот как, — повторил Яшма. — Значит, кроме пожара вы видели еще что-то.
Все. Теперь от ответа уже не уйти. Столько лет она носила в себе эту тайну, этот кошмарный сон…
— Я не думала, что мне придется рассказывать.
Сэни закрыла глаза, и очень ровно, чтобы не сбиться и не передумать, договорила.
— Я видела полковника Гинрада и еще несколько гвардейцев. Я видела, как они… они убили Нэнги и господина Шенега и… и вашу жену. Они их повесили на балке в доме. Я сидела на дереве и все видела. Помните те дубы, что росли под самыми окнами? Гроза началась позже…
Сэни лишь через долгую минуту решилась посмотреть на своего попутчика.
Яшма внимательно, словно чужие, разглядывал свои руки.
Зачем я ему сказала, подумала она, зачем, через столько лет…
Но ведь полковник и вправду его узнал, а значит, Яшме может грозить опасность.
— А шкатулка что же? Вы ее сохранили, да, Сэни? — Взгляд он так и не поднял.
Сэни кивнула:
— Меня считают немного ненормальной. Никому нет особого дела до того, где я гуляю. — Она вздохнула. — Иногда я гуляю за воротами. И даже у перекрестка. Там замечательная земляника растет. Думаю, меня не хватятся, если я отлучусь ненадолго после ужина…
Особенно, если будут уверены, что у меня болит голова, и потому я легла пораньше в постель…
На прощание Яшма вновь взял ладони Сэни в свои и очень серьезно сказал:
— Будь осторожна, девочка. Если что-то случится, в ближайшие дни я не смогу тебе помочь.
— Полковник мог догадываться, но доказательств, что я была в Зеленом Камне в тот день, у него нет. Он тоже не принимает меня всерьез, все знают, что я тронулась умом после лихорадки. А сейчас и тем более, ведь, что бы я ни говорила, это сочтут бредом больного и не поверят…
— Ты говоришь, он меня узнал. Он мог разгадать и твою уловку во дворце. А если как-то прослышит, что мы разговаривали, это будет уже совсем плохо.
— Конечно.
Карета остановилась.
Яшма очень вежливо поблагодарил Сэни, что подвезла путника, махнул на прощание Лэту, и бодро зашагал по дороге, что ведет в восточном направлении, в сторону гор. В той же стороне развалины Зеленого Камня. Впрочем, на этой дороге стоят еще три деревни, постоялый двор и несколько больших усадеб, некоторые из которых соседствуют с водяными мельницами…
— Долго же ты добирался домой, сынок.
Кварц взглядом лекаря пробежался по фигуре «сынка» и тяжело вздохнул.
— Так получилось. Рад тебя видеть! А сам-то ты почему не объявился? Давно ведь знал, что старики решили пристроить меня на трон.
— Значит, были причины. Ну-ка сядь, принц.
Слово «принц» в исполнении Кварца звучало почти насмешкой. Впрочем, он имел право. Когда юный королевский отпрыск Горт только принял новое имя и вошел в каменный отряд, Кварц уже выглядел, как сейчас. Ну, может, чуть моложе. В отряде он был лекарем. Маг-лекарь, это знаете ли, очень серьезное подспорье для выживания любой боевой единицы королевства. Только их мало очень. А Кварц вообще единственный в своем роде.
— Положи руки на стол и закрой глаза. Так, понятно.
— Ну и? — Через минуту поинтересовался наследник королевского трона.
— Ну и где амулет потерял? Или жизнь не дорога стала? Так я тебя просвещу, есть более безболезненные и быстрые способы самоубийства.
— Кварц, не задавай дурацких вопросов. Я его выкинул. Когда в последний раз побывал в Зеленом Камне.
Это был совершенно обычный деревенский домик, правда, переделанный под оружейную лавку. Кварц всегда любил оружие, даже, в редких случаях, сам делал. Его клеймо на луке и арбалете означало, что лучшего искать бесполезно. Впрочем, редкие случаи происходили регулярно — когда у старого мага заканчивались деньги. Он мог и вовсе закрыть лавку и жить одними заказами, но ему нравился такой уклад, и он был готов платить за это удовольствие.
Кварц еще раз окинул взглядом высокую фигуру бывшего командира. Во взгляде сквозило неодобрение пополам с печалью.
Глаза у него цвета речного песка. Почти человеческие.
— Ну, тогда послужи науке еще раз. Пошли в комнату, снимай этот свой… кафтан. И ложись на кушетку. Буду обследовать по полной программе. Между прочим, по моим представлениям, тебя лимелийский имплантат должен был скрутить еще годков пять назад.
Кварц частенько использовал непонятные слова, похожие на заклинания, но звучащие еще более грозно, ибо у всякого заклятия есть структура и смысл, а у этих слов только зловещее и непонятное значение. Значение, которое Кварц своим пациентам открывал далеко не всегда.
Комнатка, в которой они оказались, имела очень большое окно с видом на двор, стол, заваленный медицинскими приборами и алхимическими склянками, подоконник со стопками книг и просто бумаг, ту самую кровать и старый резной шкаф, который один занимал большую часть помещения.
С кровати Кварц скинул свой дорожный плащ и несколько желтых от времени листков, исписанных его собственным мелким и неразборчивым почерком, и изобразил приглашающий жест.
Пока Яшма принимал позу смиренного пациента, лекарь неспешно извлек из секретного ящика стола кусочек зеленого камня, придирчиво оглядел его, но с сожалением положил назад.
— Совсем не бережешься, командир. Но уж раз все так получилось, давай, рассказывай. Все, как есть. Как врачу. Слышишь? Я ведь и есть врач.
— Было бы, что рассказывать. Лучше ты скажи, видел ли кого из наших? После возвращения я пытался тихонечко поспрашивать, но дозвался, как видишь, только до тебя.
— Н-да. Штаб наш расформировали сразу после переворота. Об этом ты знаешь, надеюсь. Не можешь не знать: твой братец пригнал два десятка лимелийцев, здание брали штурмом. Против троих камней. Из наших погибли Опал и Рубин, и трое неинициированных ребят. Но и сизых мы прижали крепко.
— Да, я знаю. Это я слышал. Что еще?
— Постарайся сейчас не дышать… еще… Корунд и Бирюза были в своих имениях. К ним тоже отправились наши братья по магии. Корунд, как что-то почувствовал, ушел сам и своих увел. А вот девочка попалась. Была тяжело ранена, ее недолго думая, повесили в доме, на балке. Тише, тише, ты чего дергаешься… к твоим тоже посылали кого-то. Но опоздали. Ты сам знаешь. Со стихией не поспоришь, дружище… да, наверное, по всем прошлись, кого могли достать. Но так откровенно убили только Бирюзу. Обсидиан со своей тройкой в полном составе ушел на юг, в Кинтен. Там их и надо искать. Кто тебя еще интересует?
— А кто-нибудь остался? Здесь, в стране?
— Агат. Он пытался создать армию возмездия с тем, чтобы скинуть твоего брата. Но народ за ним не пошел. На редкость тихие и урожайные были годы. Но я точно знаю, что при дворе у него сохранилась неплохая сеть, которую можно восстановить в любой момент.
— Вы связываетесь? Мне надо с ним увидеться как можно быстрее.
— Разумеется. Я дам тебе адрес. Корунд по непроверенным данным обосновался в Ватамионе. Думаю, можно попытаться найти Нефрита. Все. Из стариков я больше никого не могу назвать…
Яшма даже приподнялся на локте:
— А разве есть не старики?
— Ляг обратно, мешаешь. Есть. Двое. Я взял на себя смелость инициировать парочку чертовски талантливых ребят. Как только коронуешься, пришлю их к тебе. Для присяги. Если ты, разумеется, решишь восстановить отряд.
— Имена еще секрет?
— Алмаз и Графит.
— Хе. Братья, что ли?
— И в кого ты такой догадливый?
— Алмаз… слушай, трудно будет парню с такими глазами.
— Зато второму будет легко. — Кварц замолчал, а Яшма почувствовал легкое покалывание кожи вдоль позвоночника.
— Ну, как? Жить буду?
— Плохо и недолго. Я не шучу. Одевайся.
Яшма сел, натянул через голову рубаху, потянулся за кафтаном. Кварц никогда не шутил важными вещами. А новости его… не то, чтобы Яшма надеялся на лучшее. Но факт есть факт: каменный отряд уничтожен. Практически полностью. Счастье будет, если хоть кого-то удастся найти. И уж совсем чудо будет, если удастся не только найти, но и уговорить вернуться.
— Вот что я тебе скажу. Спасло твою жизнь и рассудок то, что ты почти не пользовался магией в последние годы. И уж точно не пользовался сложными, тонкими заклинаниями. Новый яшмовый амулет я тебе сделать не могу, прости. Такая вещь делается один раз в жизни и не может быть ни повторенной, ни восстановленной. Но тебе повезло. Да-да. Именно потому, что твой камень не отнесешь к разряду драгоценных. Он ведь где-то еще существует. Причем, поверь мне, тот, кто его подобрал либо знал, что делал, либо просто посчитал ниже своего достоинства надевать на себя такую недорогую вещь. Представь, что бы с тобой было, надень кто-нибудь твой амулет.
Яшма поежился. Он отчего-то сразу вспомнил Сапфира, который попытался подарить свой оберег любимой девушке. И как хорошо, что Кварц в тот момент был недалеко.
Когда парня откачали, Кварц собственноручно, хоть и аккуратно, огрел его мотыгой. Почему мотыгой? Да потому что именно она попала в тот момент старому магу под руку. И хорошо, что не острой стороной!
— И каковы твои прогнозы?
— Ну, если ты не вернешь себе камень… что маловероятно, сам понимаешь. Тогда с моей помощью протянешь еще годков восемь, максимум десять. Последние два — наверняка инвалидом. Но это с моей постоянной помощью и участием. Без оных поручусь годика за два-три.
Яшма вздохнув, поднялся с кровати и прошелся по комнатенке. С его ростом получилось два шага туда, два назад.
— У тебя выпить чего-нибудь есть?
— Есть. Пойдем.
Они вышли из домика, пересекли маленький двор и оказались в оружейной мастерской Кварца. Тут стоял крепкий дух каких-то ядов, кожи и воска. И был тут прочный деревянный стол, устроенный на цельных бревнах, а на столе бутыль темного напитка и две большие кружки.
— Что же ты посоветуешь мне делать?
— Мой рецепт — меньше магии. И ищи. Вдруг найдешь ты свой камень? А может Дин тебе чего присоветует. Он все-таки поумней меня.
— Дин — это кто?
— Это один твой родственник. Весьма приятный в общении молодой человек. Но умоляю, не ведись на его приглашение выпить. Он там не просто вино пьет, это раз, и его не перепьешь, это два. И споры с ним тоже затевать не стоит. Впрочем, сам разберешься, когда познакомитесь.
— А я с ним точно познакомлюсь?
— Точней некуда. И скоро. Ну, за что выпьем? За встречу?
— А давай!
Дома были гости. Сэни сразу заметила две чужие кареты на дворе, а вскоре и служанка подтвердила, что госпожа Адилна принимает капитана королевской гвардии Дорирада и господина советника Вилшана с супругой.
Советник в их доме уже бывал, а вот гвардейский капитан — это что-то новенькое. Должно быть, его позвал Оверт. Он же не предполагал, что отправится в сразу в полк, вот и позаботился о собеседнике для скучнейшего ужина в семейном кругу. Как бы то ни было, а неизвестный капитан заботил ее куда меньше, чем только что состоявшаяся встреча с Яшмой. Впрочем, если гости останутся на ужин, это может стать проблемой. Тогда девушка не сможет придумать подходящего повода, чтобы покинуть благородное общество ради вечерней прогулки по лесу.
Мать вышла на крылечко, чтобы встретить ее, и очень расстроилась, когда поняла, что Оверт не приехал. Она строжайшим образом велела Сэни немедленно умыться, привести в порядок прическу и спуститься в столовую.
Проходя в очередной раз мимо задней двери, она краем глаза увидела Лэта в окружении нескольких служанок. Можно не сомневаться, что через час вся прислуга будет сплетничать про полковничьего фуражира и неизвестного бродягу, а через два часа об этом же будут сплетничать кумушки во всех окрестных деревнях. Сплетня летит быстрей магии и имеет такой же запас силы.
После обеда Сэни, сославшись на усталость, отправилась в свою комнату. В шкатулке под кроватью вместе с другими мелочами лежит ключик от подвала, да еще один ключик, от старого отцовского дорожного сундука. А может, это деда сундук. Отец с ним никуда не ездил, держал в нем разную рухлядь, а после его смерти с этой рухлядью имела дело только сама Сэни. И еще в давние времена приспособила его под тайник, в который прятала все свои детские сокровища. А потом туда же спрятала и ларчик Нэнги.
Однако сразу отправиться за ларчиком не удалось, потому что мать имела свои представления о том, что для дочки лучше, и Сэни была очень вежливо принуждена составить компанию благородным гостям в прогулке по саду. Во время этой прогулки она узнала много нового о самых последних веяниях моды касательно шляпок и перчаток, о том, как советник представляет себе внешнюю политику государства в свете укрепления королевской власти, а так же о том, что у нее очаровательные локоны и зубки. Про зубки и локоны — это капитан Дорирад.
Сэни капитан не понравился. Про себя она с первого взгляда назвала его «масляным».
Масляным было все. Блестящая напомаженная прическа. Взгляд темных, уверенных глаз, даже губы. Костюм тоже соответствовал образу. Штатский камзол плотно облегал начинающийся животик, лоснились кожаные наплечники. Капитан бездумно отвешивал комплементы, но оставалось загадкой, что же именно его интересует, когда он заводит разговор на ту или иную тему. Сэни по привычке отмалчивалась.
Ближе к ужину ей удалось улизнуть от назойливого кавалера, а чуть позже она с облегчением узнала, что капитан приказал готовить карету. Значит, после ужина он уберется восвояси. Ну и попутного ветра.
Ужин девушка провела как на иголках. Даже Адилна заметила ее беспокойство. Сэни с радостью списала все на усталость и желудочное недомогание, после чего была милостиво отпущена.
Ну, пора в подвал! Как когда-то в детстве, девушка пробралась на кухню, где у кухарки всегда есть запас свечек. Потом поднялась к себе, переодеться в удобное платье без нижних юбок, чтобы не цеплялось без конца за выступы и гвозди.
Какой-то веселый азарт завладел ей, словно снова спускается в подземную часть замка за тайной, а не как все последние годы — за капустой или свеклой. Словно долго-долго спала, и вдруг начала просыпаться та девочка, которой Сэни когда-то была. Девочка эта затеплила свечку от масляной лампы, которая висела в темном коридоре, отделяющем господскую часть замка. Затем прокралась мимо столовой залы, где ужин за неспешной беседой все продолжался, и вышла, прикрывая робкое пламя от ветра, на двор.
Вход в подземелья в Семи Ручьях — с улицы, с хозяйственной стороны, чтобы слугам можно было быстрее добраться до хранимых там продуктов и садовых инструментов.
Все там было, как раньше. Несколько потемневших картин в углу, затянутые паутиной полки с ненужным барахлом, которое в свое время у кого-то не поднялась рука выкинуть. Низенькие дверцы — по правую руку в кладовки с припасами, по левую с инструментами и кухонной утварью, поломанной или просто неудобной. Сэни нужна была самая последняя дверка слева. Ключ легко повернулся в замке, и она проникла на территорию своих детских тайн. Здесь они когда-то с Нэнги искали сокровища, изучали пожелтевшие свитки из сундука и прятались от взрослых.
Свечка устроилась на привычном месте — в медной чашке на покосившемся табурете.
Вот он и сундук. Каким он когда-то казался большим! А на самом деле, оказывается, совсем маленький, по колено выросшей хозяйке.
Замок у сундука во все времена был несговорчивый, и на этот раз девушка потратила на борьбу с ним несколько минут.
Дряхлые свитки — в сторону. Какая пылища! Кукла. Сэни про эту тряпочную подругу совсем забыла, а ведь и верно, играла когда-то. Шляпа, дырявая, с остатками перьев за медной пряжкой. Обрывок колодезной цепи, тяжелый, ржавый. Что там еще? Какие-то дощечки на веревочке. А вот и искомый ларчик. Сэни с натугой вытащила сокровище наружу. Вместе со шкатулкой на свет показалась какая-то подвеска. Порванная цепочка ненадежно зацепилась за прихотливо изогнутую ножку, мгновение кулон покачался в воздухе, затем тяжело упал в песок. Сэни нагнулась и подняла из пыли еще одну знакомую вещь. Еще кусочек памяти о тех, давних событиях.
На обрывке цепочки висел тщательно вырезанный из камня взлетающий дракон. Камень был яшмой.
Она поспешно, но очень осторожно, чтобы случайно не дотронуться, опустила амулет в карман платья. Как бы ни было стыдно и неловко, а придется отдать камень владельцу. Нэнги говорил, что это очень сильный магический амулет. Конечно, он мог и нафантазировать, но проверять девушке не хотелось. Вот только… то, как ей достался этот камушек…
Лучше не вспоминать. Но когда всеми силами пытаешься о чем-то не думать, как назло думается именно об этом.
Сэни переставила чашку со свечой на пол, сама, не обращая внимания на грязь, уселась на табурет, и стала вспоминать.
— Что же, — говорил старенький лекарь, приехавший из полка, — девочка слаба, но это дело поправимое — хорошее питание, свежий воздух, вот залог успеха. Да, физически она здорова, но вот ее дух… не знаю…
Мать предлагала деньги, отец хмурился, а Сэни изо всех сил старалась сидеть ровно и не отрывать взгляда от рук, сцепленных на коленях. Сколько же прошло дней с того страшного утра, когда она увидела из окна черный дым над Зеленым камнем? Тогда было лето. А теперь ветер проносит мимо окна редкие снежинки.
Она долго болела, да. И долго еще потом притворялась больной, потому что, не смотря ни на что, понимала: если полковник Гинрад хотя бы заподозрит, что девочка стала невольной свидетельницей той расправы, что случилась в соседней усадьбе, ей несдобровать. А полковник, как назло, зачастил в гости…
Ее расспрашивали, но она либо отвечала, что заблудилась в лесу, либо просто отмалчивалась.
И вскоре родня и слуги привыкли, что девочка постоянно молчит, не играет, и ходит по замку одна, словно маленькое привидение.
Для догляда за ней приставили горничную. Поначалу, первые дни как Сэни встала на ноги, горничная действительно всегда была рядом, но потом как-то все устроилось, истерлось, забылось. Сэни бродила одна. Сначала по замку, потом по двору. Потом и в лес стала выходить. О, разумеется, совсем недалеко, у самых стен! Впрочем, через месяц, когда и вправду закружился за окнами легкий снежок, за ней уже никто не следил. Тогда-то и настала пора выполнить последнюю просьбу Нэнги. Пока земля еще не смерзлась, не укрылась снежным ковром.
Одеться потеплей, выйти пораньше, помелькать под окнами на всякий случай, и туда, на балку, в лес. К черным обугленным руинам, где все еще стоят старые дубы. В корнях одного из них зарыт маленький клад. Сэни знает, что лежит в старинном сундучке. Миньон со сколотым краем, на котором портрет госпожи Миорны, матери Нэнги. Свитки, те самые, что когда-то были найдены в подвале Семи Ручьев. Рисунки, сделанные мальчиком, его письма отцу. Кусочек вышивки. Медное колечко. Что-то еще, такое же ценное и такое же бесполезное.
Она обещала отдать сундучок Яшме — она сдержит обещание. Когда-нибудь ведь он все-таки вернется.
День выдался пасмурный и ветреный, а потом еще зарядил дождь со снегом. Сэни куталась в теплый платок и старательно смотрела под ноги, чтобы не поскользнуться и не свалиться в грязь. Она спешила. Если мать вздумает ее зачем-нибудь позвать, и если девочки не окажется поблизости, на уши будет поднят весь замок. Тогда, вполне возможно, ее найдут. И полковник что-нибудь заподозрит…
Но до развалин она добралась быстро. Стараясь не смотреть на испачканные копотью камни, добралась до облетевших, черных деревьев на сером фоне туч.
Мир перекрасился в тусклое — седое небо, черная путаница ветвей. Рябь бурых листьев и первоснега. Кляксы закопченных стен.
Ветер, снег, дождь. Вороны. Много.
Сэни разворошила листья у ствола, с помощью палки и пальцев разгребла землю. Сундучок был спрятан не глубоко, да и доставали его из земли часто. А все равно, пальцы успели заледенеть и покраснеть от холода.
Вот тут-то она и услышала стук копыт. Кто-то мчался в сторону развалин по главной дороге. Сэни подхватила клад и метнулась к стене в надежде, что нежданный пришелец ее не увидит.
Где-то совсем недалеко заржала лошадь, топот оборвался, наступила тишина.
Девочка простояла, замерев, несколько минут, но ничего не происходило. Тогда она поставила тяжелую свою ношу на землю, и тихонько прокралась к углу рухнувшего здания. Очень осторожно, чтобы не хрустнула ни одна веточка, не шелохнулся ни один камень, она обошла строение и замерла, разглядывая двор.
Первое, что она увидела — лошадь. Лошадь тяжело дышала, переступала, косилась на развалины. Ей здесь не нравилось.
Потом зашуршала ткань, скрипнул снег. Сэни бросила взгляд туда, где раньше был главный вход в замок.
Он стоял на коленях в черной от сажи рыхлой грязи, зажмурившись, подставив лицо снегопаду. Молча.
Из-за его молчания девочка решила, что оглохла. В пустынном мире черно-белых пятен и медленного снега. Где каждый звук — посторонний, каждое движение случайно. Не может человек так молчать, так на весь мир, словно навсегда…
Девочка не замечала, что плачет. Ее словно приковало к серой стене, холодному камню. Это продолжалось несколько долгих минут. Подойти она побоялась, и потому смотрела, как он поднимается на ноги — медленно, словно пьяный. Потом, сгорбившись, идет к лошади.
Он прошел совсем рядом, но конечно, ничего не заметил.
Потом остановился, нашарил под плащом амулет, с силой дернул цепочку и выбросил через плечо, даже не обернувшись. Подвеска упала в трех шагах от Сэни. Девочка узнала яшмового дракона, про которого ей много раз рассказывал Нэнги.
Когда цокот копыт стих вдали, девочка вытянула амулет из грязи. Осторожно, чтобы не коснуться камня голой рукой. Повозилась с сундучком, но так и не смогла открыть, не знала секрета. Тогда она сняла с головы теплый платок и замотала в него кусочек яшмы. Так и не потеряется, и мать не заметит, если паче чаянья хватится, что дочери давно не видать…
Пора было возвращаться. Сэни почему-то была уверена, что больше никогда не вернется в развалины Зеленого Камня.
…и вот теперь ей предстояло отдать подвеску хозяину. Не побояться и отдать.
Ведь правда же, можно не признаваться, что подглядывала тогда? Сказать, что нашла, когда бегала на руины за сундучком. Практически же так и было. Да он, наверное, и не спросит.
А может, она все придумала, и этот камушек ничего не значит. Нет, все-таки, наверное, значит. Иначе, зачем бы Яшме его выбрасывать?
И нечего сидеть здесь, в пылище. Надо быстро вернуться в комнату, причесаться и сменить наряд на пригодный для прогулки в лес. Желательно также добыть на кухне вместительную плетенку, такую, чтобы можно было спрятать сундучок, иначе слуги могут запомнить, что сумасшедшая хозяйка понесла из дому что-то ценное.
Все у нее получилось. И слуги, как обычно, не обратили внимания, и мать не выглянула в окошко. Даже старенький привратник оставил на минуту пост и куда-то отлучился. Сэни поудобней перехватила плетенку, и быстрым шагом поспешила прочь от замка, с холма Семи Ручьев, к перекрестку.
Оставалось только немного подождать. И чтобы не маячить на перекрестке, девушка спустилась в подлесок, поближе к той самой землянике.
Сколько прошло времени, она не могла бы сказать. Сэни изредка возвращалась к дороге и смотрела, не появится ли знакомая фигура. Но большак был пуст, лишь изредка появлялась на перекрестке крестьянская телега. Да однажды проскакала пара верховых.
Сэни уже почти смирилась с тем, что ждет напрасно, даже успела почувствовать облегчение, когда откуда-то из лесу на дорогу вышел человек. Остановился, откинул капюшон.
Сэни подошла, остановилась рядом.
— Здравствуйте, сударыня, — поприветствовал ее Яшма.
Глаза его меж тем колюче ощупывали тракт.
Сэни прекрасно поняла его беспокойство — на открытом перекрестке она тоже чувствовала себя очень неуверенно.
— Здесь недалеко есть замечательная поляна, — сказала она быстро, — ее с дороги не видно.
Яшма хитро улыбнулся:
— Ведите!
Сэни кивнула, и поспешила в подлесок. Ей даже в голову не пришло, что подобное приглашение со стороны молоденькой девушки может выглядеть предосудительно.
Плетенка забыто стояла у края поляны, у пня. Сэни твердо решила быстро отдать все и ничего не объяснять. Ведь и вправду — в замке могут хватиться… и что тогда?
Она решительно вынула ларец, на свету стало видно, какой он пыльный и старый. И маленький.
Обернулась. Яшма стоял близко, смотрел с прищуром, словно пытаясь что-то разглядеть или осмыслить.
Сэни неловко сказала:
— Вот… — и протянула ларчик за кольцо.
Яшма кивнул, подхватил его обеими руками. Опустил на землю. Сам присел рядом, на одно колено, все с тем же прищуром вглядываясь в прихотливый чеканный узор на крышке.
Потом осторожно надавил на какие-то малозаметные выступы. Крышка откинулась.
Сэни ощутила огромное желание уйти, спрятаться, или хотя бы отвернуться. Это не для посторонних глаз, это никто не должен видеть.
Но как уйти? Драконий амулет все еще в кармане.
— Сэни, взгляни — голос у Яшмы стал глухим, надтреснутым. — Это он вырезал для меня, а я забыл дома, на каминной полке. Прибыл посланник из города, сообщил о попытке переворота, я уехал, а фигурка осталась в зале…
Сэни помнила этого маленького дракончика, вырезанного из липы. Нэнги показывал. Он вообще был в восторге от всего драконьего.
Письма, которые сам Яшма писал сыну, тоже лежали здесь, и те коротенькие корявые записки, которые Нэнги писал в ответ. Запечатанные как полагается, сургучом и печаткой, они только сейчас добрались до адресата. Всего три письма.
— Миа…
Портрет, что стал собственностью Нэнги лишь потому, что у него невозвратно откололся край.
Миорна на нем не очень похожа на себя живую — слишком строгая, неулыбчивая, в слишком нарядном платье. Сэни ее такой ни разу не видела.
Девушка все-таки отошла к краю поляны, давая возможность Яшме побыть наедине с наследством.
Не жалей его, уговаривала себя. Не вздумай жалеть. Такие как он не любят, когда их жалеют…
Откуда ты это знаешь?
Я сама ненавижу, когда меня жалеют. Меня все время жалеют.
Он не ты.
Сэни присела на корточки и начала быстро собирать в ладонь землянику. Это повод сделать вид, что ей нет дела до… верней есть, но она не хочет навязываться.
Яшма торопливо укладывал в сундучок все, что недавно так поспешно вынимал из него. Сейчас он закроет крышку и уйдет, резко кивнув на прощание. Уйдет.
Девушка прикусила губу, поднялась. Красные ягоды скатились с ладони в траву. Отдать амулет надо. Надо сделать это сейчас — потом шансов уже не будет. Принц станет королем и уедет в столицу.
Яшма все еще стоял на коленях возле закрытого сундучка. Она сказала его затылку:
— Вы… вы только знайте, что я тоже их помню. И всегда буду помнить…
— Да.
Поднялся. Высокий, хмурый. Какой-то больной. Я это сделала, подумала Сэни. Это из-за меня. Светлые, боги, это из-за меня…
— Сэни…
— Я вам не все сказала. Я… вот…
Она поспешно вытащила из кармана цепочку с подвеской-драконом.
— Это ваше. Извините.
Сунула цепочку ему в ладонь и побежала к дороге, прикусив губу. Глупо получилось. Но когда после долгого молчания приходится подбирать самые правильные слова, эти слова находятся, но не сразу. Совсем не сразу.
И чего побежала, спрашивается. Все равно потом возвращаться. За плетенкой. Ее ведь и хватиться могут. Это одна из тех, в которые укладывают свежеиспеченный хлеб.
Глупо-глупо-глупо.
Не попрощалась. Ничего не сказала из того, что хотела сказать.
Прав был давешний капитан — дикая она. Глупая и дикая. И неправильная. Нет — сумасшедшая, больная. Тихая дурочка. Это правда. Это ты себя уговаривала, что притворяешься перед полковником и перед родней, а на самом деле доктор сказал сущую правду. Ты и вправду повредилась тогда рассудком.
Остановилась перед стеной родного замка. Не дело возвращаться зареванной и раскрасневшейся. Вдруг кто увидит…
— Сэни.
Обернулась. Яшма стоял всего в десяти шагах. На губах — что-то вроде улыбки.
Молчит и смотрит сквозь все тот же прищур. И до тебя, наконец, доходит: у него кроме этих вот воспоминаний ничего нет. Точно так же, как у тебя. И ему завтра — отправляться в драконью пещеру. Примерять корону. Потом три дня еще пировать, празднуя собственную коронацию. И точно как тебе — никому и никогда не показывать свою боль.
Сэни тоже улыбнулась. Наверное, получилось у нее ничуть не лучше, чем у него. Вернулась. Уткнулась носом куда-то в подмышку наследного принца и разрыдалась, наконец. Так, как уже восемь лет запрещала себе. Так, словно Яшма пришел прямиком из давнего прошлого, оттуда, где все еще хорошо, где еще ничего не случилось, и можно быть собой.