Девки гулящие 3

Глава 58 Побег и реанимация

Старый тракт.

Промокли Ванька и Федор моментально. Ополоснул их дождь от запахов лагерных и тюремных. Впрочем, последними то они и не успели пропитаться. Очень уж их пребывание в уржумском тюремном замке мимолетным было.

Но – было всё же. Теперь в любой анкете, вдруг там вопрос о нахождении в подобном заведении имеется, можно положительно отвечать. Да, имел честь в тюрьме побывать. Ещё и ранее – в концлагере…

Тащил Ванька Воробьев студента по грязи и лужам, а мысль умная в голове его крутилась – за каким лешим они с Федором в московский отряд приписались и в Уржум приехали? Сразу бы им надо было на место нахождения клада пробраться и посмотреть, что там от него осталось. Чем они думали? Каким местом?

Однако, были резоны. Как раз там, где клад находился и бузотерили больше всего крестьяне против продотрядовцев. Не одна пропащая душа, что с той, что с другой стороны чуть ли не ежедневно куда-то там покинув тело устремлялась. Кто в рай, а большинство, скорее всего, такой чести и не удостаивались.

Да и как бы они вдвоем к студенту подобрались? Он же чуть ли не руководил там и тогда крестьянским протестным движением. Рассказывали же очевидцы, что вокруг его всегда охрана была и ближники из сподвижников. Не с хворостинками, а вполне себе вооруженные.

У Федора в это время совсем другие мысли были. Думал он, как студент то за эти годы изменился. Доходяга-доходягой был, воробей с ног уронит, а сейчас заматерел, отъелся на деревенских харчах. Пудов пять, не меньше в нем веса будет. Тащи его теперь, скоро уж руки отвалятся. Хоть бы сам немного ногами переступал, а то висит как куль с мукой…

Один студент ничего не мыслил. Молнией его со всей мочи шибануло.

Вот и телега. Бросили Федор и Ванька тело студента на неё, сами запрыгнули и понеслась вперёд мокрая лошадиная сила.

В дождь, да ещё и с молниями умные люди под крышей сидят, даже к окнам лишний раз не подходят. Хранятся. Перед этим на всякий случай и железные предметы подальше уберут, а то притянется к ним кара небесная и мало не покажется. Сколько вон людей ежегодно так погибает, а жить то любому хочется.

Разбрызгивая в стороны мутную воду и грязь промчалась телега с Ванькой и Федором по пустынным улицам Уржума, никто им не встретился и даже вслед не зазычил.

Как за город выехали, дождь вроде стихать начал, где-то вдалеке погромыхивало, но гроза в сторону уходила, небо по чуть-чуть светлело. Свежее стало, дышится приятно, не так как утром. Да и на свободе теперь Иван с Федором, а воздух воли сам по себе вкуснее.

По старому заросшему тракту не снижая скорости какое-то время двигались – лошадка то чужая, а головы то свои, единственные. Потом и в лесок свернули по какой-то прогалинке – так оно надежнее будет, от чужих глаз сейчас надо укрыться.

На поляне остановились. Бока у лошадки ходуном ходили, чуть ли не парок от них шел… Да, чуть не умякали худобу, ладно – ноги целы, поди и отдышится.

– Посмотри, как он там. – Ванька Федору скомандовал. Сам к кустикам вприпрыжку направился. Прижало так, что хоть в штаны прудь. Нервное это, наверное. Помочился. Хорошо то как стало, словно с родственниками, давно не виденными, повстречался…

– Вань, что-то не дышит студент то наш. – встревоженно Федор проговорил. К Ивану повернулся, а тот как на гулянии идёт, ширинку застегивает. Тут его и припёрло, нашёл время…

Иван аж в лице переменился. Шагу прибавил, рядом с Федором в миг очутился и на студента смотрит. Колодой тот лежит, грудь у него не движется.

– Бля… – только и выдохнул Ванька.

Коту всё под хвост. Получили подарочек.

– Счас, погоди. – Федор в соломе на телеге зашарил. Что-то ему в жопу упиралось, когда ехали. Медлить сейчас нельзя. В Бакулях, если кого молния ударит, в землю закапывали. Отходили после этого некоторые, не все, правда.

Будущего шурина на покосе, мальцом Федор в то время ещё был, так и спасли. Игнат с Фролкой тогда неглубокую ямку сразу в земле стали копать. Куда ноги поместятся – поглубже, а голова и туловище чтобы повыше были. В две руки копали – быстрее это делать надо. Шириной – чтобы только человека уместить, длиной – во весь рост. Ноги, как потом Евдокия говорила, сгибать нельзя, вольно они должны лежать. Глубоко рыть не надо – на стоячую ладонь только землей закидать. Не дышал шурин, белей савана был. Примостили его в выкопанное место, землей закидали, только лицо наружу над землей видно. Да, голышом закапывали, одёжу всю сняли. Стоят мужики, ждут. Фролка даже уже курить начал – злой курильщик он был. Тут шурин всхрапнул и задышал, протяжно так. Сначала неровно, а потом уж нормально. Через небольшое время глаза открыл, но как будто не понимал, что с ним. Руками начал шараборить, мычать, а потом и отутобел. Мужики его на телегу и в деревню. Там в бане ещё долго водой теплой его отливали, а бабушка Егоровна ему травки всё какие-то заваривала. К осени мужик и оправился, но маленько всё же дурковатый стал. Главное – живой, Глафира на него не нарадовалась. Смирный стал и не пьет. Ребяток ещё троих потом они родили. Чипа у него как каменная была. Это уж со слов Глафиры…

Во, что в заднее место то упиралось. Топор в сене на дне телеги имелся. Федор его схватил и дёрн стал на поляне рубить. Без лопаты то намаешься. Мужики тогда на покосе литовками его с земли снимали.

Наметил прямоугольник, как на могилку почти, а потом и полосы начал вырубать. Иван же их в сторону отворачивает, отбрасывает. Больше они не пригодятся.

Корней старых на поляне много. Деревьев уж нет, а они остались. Федор их топором найденным сёк, а Иван уж руками землю аккуратно у ямины складывал – разбросаешь, а чем потом молнией ударенного то засыпать?

Умостили голого студента в результат своей работы Ванька и Федор, землицей забросали. Сели рядом. Всё как надо спроворили. Больше уж от них ничего не зависит.

Какое-то время прошло. Сколько – а кто знает? Часы то ещё у Сормаха в концлагере отобрали. Не оживает студент. Ещё посидели. Был бы табак – покурили. Его тоже нет – отобран, как и часы перед отправкой в тюремный замок…

– Отошел. – сожалея Федор выдохнул.

– Ладно, дальше сами будем разбираться. – Иван ему ответил. Не больно он в их реанимационные мероприятия и верил, но попытаться стоило. Ничего же больше не оставалось.

Поляна в лесу.