Детский сад 7

Двадцатая глава

Вереск насторожённо смотрел, как маги готовятся к ритуалу изгнания. Теперь, когда появился Пренит-эктомант, ему стало легче, когда мальчишка-эльф думал о том, что вот-вот произойдёт. Первое облегчение он почувствовал, когда за дело взялся Трисмегист. Своему главе храма Вереск не очень доверял. Перт легко переложил на плечи других его проблему, и даже его внезапное появление в деревне мальчишку-эльфа не успокоило, хоть ему и сказали, что Перт не собирается оставлять его, со страшным внутренним довеском, на произвол судьбы. Присутствие же Трисмегиста Вереска не просто успокаивало, а позволяло дышать свободней.

Кладбище мальчишку-эльфа не испугало. Некромаг должен воспринимать места упокоения как обыденность своей жизни. А зимнее деревенское кладбище, запорошенное серо-белым, в разгар дня выглядело смирным и каким-то осевшим. Не страшным.

Четверо магов — все эльфы! — возились с местом для изгнания, готовя его для Вереска. А мальчишка стоял чуть поодаль и размышлял. Или вспоминал.

Это страшно — приходить в себя, как после тяжёлого сна, и узнавать от других, что пытался убивать. Однокашники по группе сторонились его с первого же случая. Поставленный личным мастером магический блок, который должен был защитить однокашников от демонической сущности, не сработал в очередной раз, и Вереска отстранили от остальных. Старались изучить существо, вселившееся в него. И больше всего мальчишку-эльфа раздражал личный мастер. Высокомерный, он злился, что не сумел в обычных условиях поставить на Вереске метку, и во всеуслышанье заявлял, что демоническая сущность внутри ученика не его, мастера, вина.

А Вереск постепенно понимал две вещи: в некромагическом храме ему не помогут — это первое, и он меняется — это второе. Когда про второе сообразил, сразу понял — и почему так происходит. Демоническая сущность влияла на него изнутри. Она не просто буквально усыпляла его, чтобы послать на убийство. Она ещё исподтишка заставляла делать странные вещи, до которых мальчишка-эльф раньше бы не додумался. Не однажды он просыпался лежащим посреди своей бывшей комнаты, где спали его бывшие однокашники. Как он умудрялся сбежать из одиночной комнатёнки, где его поселили в последнее время? Посыпался, поднимал сжатые кулаки и видел в руках чужие вещи. Зачем надо было сущности воровать? У ребят и так личных вещей почти нет! И после заданного вопроса Вереск отвечал себе сам: чтобы «прославиться» ещё больше — стать тем, кого все ненавидят и боятся. Но, видимо, внутри самого Вереска что-то сопротивлялось давлению демонической сущности, его требованию делать то, к чему душа не лежала никогда. Вереск вовремя, на грани опасного, просыпался от наведённого сна и воровски уходил из комнаты, выдыхая за дверью, что пришёл сюда лишь ради воровства, а не из-за убийства.

А ещё он заметил за собой, что становится жутко раздражительным. И ему нравится говорить гадости — с лицом, выражающим чуть ли не добродетель.

Но в храме он молчал и ждал от храмовников, что ему помогут.

И не поверил, когда услышал от Перта, что Селена приглашает его на праздник Зимы в Тёплую Нору.

— Но леди Селена знает?.. — не договорил он, обескураженно глядя на Ильма, который вывел его из Старого города и посадил в машину.

— На месте ей расскажем всё, — скороговоркой отозвался Белостенный. — Может быть… Перт промолчал, говорить ли ей. А ты как думаешь?

— Не знаю, — медленно ответил мальчишка, испуганный, что его заставляют решать такой страшный вопрос.

Пока ехали по городу, пересекая его — оба молчали. Вереск в смятении думал о том, что скажет сестра, узнав о демонической сущности. И заранее злился, что в её глазах увидит сожаление. А она точно будет жалеть его. Его — будущего некромага!.. А ведь некромагов обычно боятся все в городе. И снова мучительно размышлял, что сказать Селене. Почему-то представить разговор с ней было сложней всего. А вдруг ей сообщение о сущности, заставляющей убивать, не понравится до такой степени, что она скажет: «Боюсь за своих детей!» и отправит его обратно? Что тогда?

А когда город остался за мостом и машина въехала в пригород, он словно очнулся и спросил, вспомнив о не менее важном:

— А… надолго меня туда? В Тёплую Нору?

— Пока не знаю. — Даже в голосе Белостенного тлела неопределённость. — Думаю, на время обычных школьных каникул.

Но Вереск вздохнул, затаившись: а если в деревне помогут? Там Трисмегист, Ривер, Коннор! Они сильные маги! Даже Джарри, который обладает громадной силищей, но не задаётся ни перед кем. И там Колр, который однажды уже помог, заблокировав дикую магию, которая в деревне чуть не убила его.

— Вереск, не возражаешь, если мы заедем в школу и возьмём кого-нибудь из ребят с собой? — спокойно спросил Ильм.

— Нет. Не возражаю, — чопорно от неожиданности ответил мальчишка.

Он стал думать о том, как увидит сестру, как она обрадуется ему. Как он обрадуется ей… Он даже представил, как они идут навстречу друг другу, постепенно ускоряя шаг, чтобы обняться — крепко, как обнимаются самые родные люди после долгой разлуки!.. А Космея при виде него насторожилась так, как будто заранее ожидала от него подлости… Он понимал её: ребята из деревни спасли его, помогли уйти из Старого города, а он… А он вернулся туда… Но внутренний Вереск поджал губы и ответил на её логичный вопрос, почему он здесь, так, как будто и не брат ей. Церемонно, как какой-то…

Суета и неразбериха на школьном дворе даже порадовала его, потому что захотелось в первую очередь увидеть, что у сестры не всё ладится. Очень захотелось. И было обидно, что он сам создал барьер между собой и Космеей. А Мускари, близко друживший с его сестрой, вообще не подошёл.

И только когда он увидел Коннора, а за его спиной ребят братства, что-то внутри вдруг улеглось, словно до сих пор там бушевала болезненно хлёсткая зимняя буря. Он успокоился. Как будто только одно появление Коннора подсказало, что всё будет хорошо.

Вереск еле усмехнулся, вспомнив… На школьном дворе пригородной школы он заметил хорошенькую незнакомую девочку-эльфа, которая, уходя со двора, оглянулась на него. В её глазах светился слабый интерес к нему. И сейчас он сильно желал, чтобы её интерес относился к нему самому, а не к его уродливо бритой голове и чёрной бесформенной хламиде. А ещё, вспоминая потом о ней, Вереск думал, что эта девочка и её интерес к нему как ещё одна хорошая примета. Может, и правда, всё обойдётся? Может, и правда — именно в Тёплой Норе ему помогут?

А потом приехал Джарри и доброжелательно сказал, что он и Селена рады, что он, Вереск, приехал в деревню на каникулы. И, сколько мальчишка ни всматривался, насмешки в его голосе не уловил.

А когда его встретила Селена… Он вышел из машины, ожидая града насмешек от ребят, высыпавших из других машин, но им было некогда смеяться над ним — он это видел отчётливо. А Селена торопилась к нему. Он недоверчиво смотрел, как она улыбается ему, но, когда она обняла его, стало так тепло, как будто она не просто поделилась с ним силой, но обвеяла невидимыми оберегами.

Он сорвался. И знал это. Вот только что именно сделал с подачи демонической сущности — он не знал. Но долгое время ловил на себе испуганные взгляды Колина. А ещё заметил, что процион Нот обходит его стороной, хотя до отъезда в храм они даже немного сдружились. Помрачнев, Вереск предположил: наверное, сущность заставила его убить проциона, но вовремя вмешался кто-то из братства.

Никто из братства не упрекнул его. Даже Мирт. Впрочем, Мирту самому доставалось от своего инициированного — не видениями, так настроением. Вереск сердито промолчал о том, что заметил: среди привычных колец его личного мастера инициации появилось ещё одно. Судя по радужному фону вокруг него, из которых для посвящённых складывалось порой даже имя, Мирт сделал блок от своего ученика.

Стиснув зубы, Вереск исподлобья следил за пальцами Мирта каждый час. И даже то, что его мастер инициации старается это кольцо надевать нечасто, не успокаивало. Было особенно обидно, потому что Вереск силу Мирта ещё ни разу не брал. И не просил. А ещё страшно завидно. Мирт чаще такой спокойный! Ему, Вереску бы, такой покой!

… И только сейчас, на кладбище, мальчишка догадался, почему мастер инициации время от времени закрывается от него. Вереск привык думать о том, что он может иной раз, в трудных для себя случаях, обращаться к Мирту за помощью. Но забыл, что связь идёт в обе стороны. Возможно, мастер инициации испытывает его, Вереска, чувства. И Мирту, привычному к покою, это как раз-таки очень тяжело. Хотя тоже — какой покой… Гарден, насколько успел заметить Вереск, до сих пор переходит в своё странное состояние, в котором отключается от внешнего мира. А Мирт наверняка из-за этого переживает… Вереск вздохнул.

А потом оглянулся, ибо, как сейчас выяснил, некоторое время стоял, обернувшись к Тёплой Норе, хоть её и не видно за деревьями и высокими кустами кладбища.

Игра… Она тоже как-то странно повлияла на него.

Он попал в команду Джарри. Как и братство, кроме Мирта.

Когда Ирма со своим дружком неожиданно для всех начала, как заправский снайпер, отстреливать противника, к которому относился и он, Вереск застыл, заворожённый её внезапной точностью, и даже громкая суматоха вокруг него не привела его в себя. Но, когда на него резко кинулся Колин и сбил с ног… Ярость вспыхнула такая страшная! «Этот оборотень позволяет себе!..» Додумать не успел: их обоих крепко взяли за воротники и так жёстко втянули по земле за защитный валун, что Вереск едва не выпал из куртки.

— Ну, что? — спросил запыхавшийся Джарри. — Живые?

И — эхом после его слов: над ним, падающим после удара Колина, летит порция краски, выпущенной из маркера Ирмы!

Ему помогли встать, и он мгновенно обернулся к сидящему всё ещё Колину, который побаивался вставать из-за тесноты за камнем. Протянул руку, за которую мальчишка-оборотень, не сомневаясь, вцепился. И снова эхо: кажется, Колин простил ему неудачное покушение на жизнь любимчика проциона?

… Оглянулся и замер.

Четверо магов тщательно выплетали в изголовье осевших от старости могил то, что разительно отличалось по цвету от серости унылого зимнего денька с вкраплением чёрного и тускло-белого. Казалось бы, бесконечное количество пентаграмм повисло в воздухе, наполняясь призрачным лиловым светом с живыми, легко перемещающимися внутри них потоками голубого и зелёного. На кончиках пентаграмм сияли солнечно-жёлтые круги, светящиеся крохотными ослепительно-белыми звёздами.

Вереск забыл, что надо дышать, забыл, что нужно моргать.

Странное сооружение напоминало какую-то башню, которую маги сосредоточенно достраивали. Причём вскоре, привыкнув к поразительному прозрачному строению, Вереск обнаружил, что чаще всего храмовники и учёный маг Понцерус обращаются с вопросами к Трисмегисту…

Вот они со всех сторон вписали в эту «башню» тонкие пронзительно-фиолетовые линии, которые поначалу выглядели суматошно пронизывающими магическую фигуру. Но вот Трисмегист выпрямился от основания «башни» и воздел руки над её вершиной. Фиолетовые нити взметнулись к его ладоням, а потом выстрелили вниз и в стороны. Получилось — теперь они, сами почти нереальные, держат всю композицию на себе.

Храмовники обернулись к Вереску. Трисмегист, вставший за «башней», молчал, опустив руки, безразлично и доброжелательно глядя на мальчишку сквозь сияние упорядоченного разноцветья. Тот сглотнул и, инстинктивно понимая, что должен делать, но всё же неуверенно пошёл к магической фигуре… В шаге от неё он всё-таки вопросительно поднял брови, глядя на эльфа-бродягу и видя только его. Трисмегист кивнул, и мальчишка, затаив дыхание, шагнул в «башню».

— Что бы ни случилось, не бояться, — монотонно предупредил его старый эльф.

Теперь Вереск не мог думать больше ни о чём, кроме как о прячущейся в нём демонической сущности. Но думалось тоже как-то странно. Тем же эхом. Он вспоминал, как ушёл из Тёплой Норы. И почему. Равенство. Когда он понял, что его уравнивают с оборотнями и даже с троллями. Он смотрел на Коннора и поражался, почему самый сильный маг в Тёплой Норе, а то и во всём городе ведёт себя так, будто он самый обычный мальчишка. Он бы, Вереск, на его месте потребовал к себе соответствующего отношения. Он, будучи сильным и умным, как Коннор, мог бы отомстить всем тем вампирам, которые заняли их дом и заставляли его сестру, Космею, работать там, где должен работать тролль. Он бы отомстил всем и занял бы дом заново. И заставил бы этих вампиров работать на него. С магической силой Коннора и его умениями это было бы так легко сделать! А Коннор продолжал учиться и смеялся тогда, когда неудачно шутил Колин. Восхищался скульптурками Кама (впрочем, за благоговейные изображения Космеи Вереск снисходительно относился к троллю)…

И Вереск понял, что Тёплая Нора так уравнивает, что лучше бы бежать из неё. И сбежал. Храм некромагов должен был поднять его на ту высоту, на которой остановился Коннор, а потом должен помочь Вереску превзойти мальчишку-некроманта в его силе и знаниях… Но что-то странное началось с того момента, когда Вереска и тех, кого приняли в тот раз вместе с ним, просто постригли. Поглядывая в кабинетное зеркало для магических опытов, Вереск видел лысого, как выразилась волчишка, себя — и таких же лысых ребят за своей спиной. Ребят, сидевших за учебными столами… Его двойниками. Или он был их двойником?

И вот тут ему стало страшно. Он почувствовал себя одиноким — среди множества своих копий. И начал вспоминать. Коннор, сидящий с пустыми глазами, но с едва заметной усмешкой, потому что «ушёл» в прекрасную, по рассказам ребят, библиотеку. Колин, легко болтающий с мальчишкой-драконом Хельми, на языке, ни слова из которого Вереск не понимал. Мирт, с забытой улыбкой на губах, жадно изучающий переписанные рукой Колина книги. Причём не только переписанные, но и переведённые. Мечтательные глаза Мики, который смотрит в книгу с головоломными деталями и схемами, но видит за ними явно нечто иное, чем простую цифры и детали.

Да, ему стало страшно. Он, как и остальные ученики-некромаги, учит то, что им дают. А братство учит то, что дают в школе, и помимо школьной программы. Но ведь мальчишек никто не заставляет учить помимо!

Пока ещё не поняв, что из его наблюдений выходит, Вереск попробовал сам учиться большему, чем даваемому в храме. И с громадным изумлением понял, что ему… неинтересно! Даже желание превзойти в науках братство не сумело заставить его сесть за учебники, а ведь это желание соперничества заставило уйти из Тёплой Норы… И Вереск растерялся. Он не понимал. Братство играло в игрушки, но при этом опережало его в развитии, а значит, и в силе… Нахлынула такая сильная обида и на них, и на себя, что Вереск вообще опустил руки, потерянный, что же делать дальше.

И тут подоспела инициация. Вереск сильно надеялся, что эта инициация сумеет заставить его взяться за ум. Но получилось иначе.

Сначала он не знал, что с ним. А когда узнал… Его мастер поначалу боялся, что Вереск испугается демонической сущности. А потом мастер испугался того, что начал делать его неудачливый ученик. Вереск фанатически закопался в книги, изучая типы и видовую принадлежность демонических существ. Он не спал даже ночами, когда была возможность посидеть в библиотеке. И горько кривил рот: скажи он кому, что он бросился в науки о демонах, потому что вспомнил о братстве, поверили бы ему?

А ведь он не упал духом после известия о вселении в него сущности только потому, что первая мысль после этого известия заставила его поднять голову: «А что бы сделал на моём месте Коннор?» Он представил себе братство в мансарде, представил себе кроватную пентаграмму. И взялся за книги. Нет, ему не удалось ничего найти, и потом стало хуже, но всё чаще на ум приходили странные мысли о том, что демоническая сущность вселилась в него именно потому, что он дал слабину. Слабость заключалась в том, что он обуреваем необоснованной гордостью и обидой. И ещё были какие-то непонятные обрывки мыслей, что Тёплая Нора не уравнивает своих обитателей, а… Дальше он формулировать не мог, и всё же, всё же…

И настал тот миг, когда он крепко пожалел, что ушёл в некромаги.

— …Искренне ли ты жалеешь об этом?

Он вздрогнул и машинально облизал пересохшие губы, с недоумением обнаружив, что у него болит горло. И внезапно понял, что последние мысли он не проговаривал про себя, а высказывал вслух! Изумлённый, он взглянул на спросившего.

Трисмегист смотрел на него сквозь сияющие упорядоченные схемы заклинаний, похожие чем-то на те, что Вереск видел в книгах Мики. Смотрел спокойно и выжидательно.

— Да.

— Ты осознал, что желание стать не лучше, а выше, — это слабость?

— Д-да…

— Сумей перенести изгнание.

Эти слова прозвучали даже не приказом, а простыми словами обыденного разговора, и Вереск не сразу понял, что от него требуется. Но когда «стены башни», куда он добровольно вошёл, дрогнули, он выпрямился и мысленно пообещал: «Сумею!»

Тварь вылетела из него так, как он не ожидал.

Вылетела и врезалась в «стену», неожиданно упругую. Вереск даже отшатнулся, решив, что демоническая сущность немедленно по инерции движения оттолкнётся от «стены башни» и снова вляпается в него. Но «стена» только вздрогнула и мелко-мелко закачалась от стараний твари отлепиться от неё. Вереск видел косматую спину твари, похожей в физическом теле на некое животное, и поражался, что вот это сидело в нём так долго, выпивая его силы и заставляя его… Он прикусил губу. Он хотел властвовать, но дал этой низшей дряни возможность властвовать над ним! Коннор бы себе этого не позволил — быть захваченным низшей демонической сущностью! Неужели его загадка в том, что он легко относился ко всем своим силам? Не считал их чем-то высшим?

Тварь отодрала морду от «стены», оглянулась на него и пронзительно заверещала.

Вздрагивая от страха, что она вернётся в него, Вереск суматошно думал: «Я не знаю, почему так, но я обязательно пойму, почему Коннор внешне легкомыслен — с такими силами и умом, с такими знаниями. Я постараюсь… Нет, я сделаю это — пойму!»

А Трисмегист обошёл «башню» и вместе с Пертом принялся опутывать тварь в солнечные круги, легко снимая их с пентаграмм, пока Ильм лепил вокруг них защиту.

… Братство проснулось. Мальчишки переглянулись в темноте и почти одновременно надели кольца, блокирующие от них Вереска. Тот освобождённый от манипулирующей магии Коннора, мгновенно провалился в глубокий сон, и мальчишки получили возможность поговорить.

Для чего все осторожно перебрались на кровати Коннора и Мирта и уселись друг напротив друга. Помолчали, не зная, с чего начинать разговор.

— Я не знал, что он завидует мне, — прошептал Коннор.

— А он хоть раз надевал браслет с нашими снами? — шёпотом поинтересовался Мика. — Мне не нравится, что он думает: нам это всё так легко достаётся.

— Считаешь, он про меня из-за этого так думает? — задумался Коннор. — То есть мы-то ему, конечно, кое-что рассказывали, когда готовили ловушки для снов, но…

— Он не воспринял это всерьёз, — закончил Мирт. — Он думал — мы всё сочинили, чтобы заставить Белостенных раскаяться.

— Надо будет ещё раз рассказать ему обо всём и попросить Эрно объяснить ему, откуда у него такие шрамы на спине, — тихо сказал Колин. — Вереск должен поверить, иначе он будет считать, что и мы немного… ну…

— Превышаем себя? — подсказал Мика.

— Чувс-ствуем с-себя выш-ше того, кто мы ес-сть, — предположил Хельми.

— Ага, — согласился Мика.

— Ладно, это сделаем, — деловито сказал Коннор, — а пока…

— Слушайте, а мы так и не узнали, кто эта демоническая сущность, — напомнил Мирт, поспешно перебив его. — Сон слишком быстро прервался.

— Да-а, — вздохнул Мика, — так и не узнаем, кто это — знакомый Трисмегиста.

— Я думал — вы поняли, — с недоумением сказал Коннор, и ребята в изумлении уставились на него. Он удивлённо усмехнулся. — Вы что же — не посмотрели на его личное поле? Когда эта тварь повисла на стенках магической башни, Трисмегист сразу узнал её, а по прошлому — я узнал старика, который пошёл за Вереском в нижний город.

— Его преподаватель? — ахнул Мика и, согнувшись, оглянулся на кровать в середине кроватной пентаграммы. Шёпотом переспросил: — Это тот старик, который заметил, что Вереск убегает в нижний город? Но разве твари его типа так быстро появляются?

— Я тоже этого не понимаю, — виновато сказал Мирт. — Насколько я слышал о них, они появляются из неприкаянных душ, но процесс перерождения слишком долгий. Так почему же этот старик превратился в демоническую сущность так быстро?

— Он и тогда был страшным, — пробормотал Колин и поёжился, вспомнив страшного старика, вызвавшего дикую магическую силу, чтобы убить путешественников по нижнему городу. Не будь там Вереска, они бы все погибли. Точней — не будь там Селены, в чьём личном поле Вереск увидел что-то родное…

— Ничего ос-собенного, — задумчиво сказал Хельми. — Процесс был ус-скорен нижним городом. Дикая магия с-сделала из с-старика чудовище, подготовив его к перерождению в злобное с-сущес-ство. А Рунный С-смарагд доверш-шил начатое. Ведь он тоже перенас-строился из-за влияния дикой магии. Вс-спомните, как он влияет на эльфов. А потерявш-шийс-ся нес-счас-стный с-старик легко попал в его капкан.

— А ведь точно, — подхватил его рассуждения Мика. — Мы-то ушли оттуда — пусть и с грохотом, — любовно вспомнил он. — А его оставили там. Умирать без Рунного Смарагда.

— Хуже другое, — сказал Коннор и замолк, словно пытаясь что-то решить. — Рунный Смарагд стал его неотъемлемой частью. Мы как будто вырвали этому старику сердце. А винил он в произошедшем Вереска. Ведь если бы Вереск не сбежал в нижний город, старик-преподаватель жил бы и сейчас.

Колина передёрнуло от жути и жалости к Вереску. Тварь мучила мальчишку-эльфа, в сущности, за дело. Или он, Колин, не прав? Промолчав о своих мыслях, мальчишка-оборотень прислушался к беседе побратимов.

— И что дальше? — наседал на Коннора Мика. — Куда теперь эта тварь отправится? Что с неё сделает Трисмегист? И, кстати, ты так и не сказал, откуда эта сущность знает Трисмегиста! Коннор! Ты же это знаешь? Скажи! Умру же от любопытства!

— Мы тоже, — тихонько улыбнулся Мирт. — Умрём. Коннор, а ты правда знаешь?

— Ну, я заметил кое-что в линиях полей Трисмегиста и этого старика-сущности, — вздохнул Коннор. — Они не были знакомы — если вас это интересует. Старик по Рунному Смарагду определил, что его оставил в нижнем городе Трисмегист. Ведь сначала камень дал старику силы — и очень большие. Старик многое узнал от Рунного Смарагда и позавидовал Трисмегисту, примерно так, как Вереск позавидовал мне. И заочно возненавидел его, считая себя лучшим. Вот и вся история их знакомства.

Ребята посидели, глядя на кровать со спящим Вереском. Первым заговорил Мика.

— Мирт, как ты думаешь, он останется? Ну, у нас?

— Не знаю, — пожал плечами мальчишка-эльф. — У меня впечатление, что он думает остаться здесь. Но думает тогда, когда ему плохо. Как только он поймёт, что теперь он свободен и больше не будет убивать… Нет, мне сложно предсказать его желания.

— Но ты же его мастер! — настаивал Мика.

— И что с того? — переспросил Мирт. — Лучше бы он попросил быть его мастером кого-то другого. Он так беспорядочен, что я иногда чувствую себя дураком.

— А давайте поговорим завтра утром? — предложил Коннор и так вкусно зевнул, что остальные, глядя на него, тоже зазевали. — Не забудьте, что у нас впереди возможный побег Пренита. Надо бы выспаться.

— А ты уверен, что мы проснёмся? — подозрительно спросил Мика.

— Моя сигнальная метка на нём — помните, я говорил вам? Когда Пренит встанет с кровати среди ночи, я проснусь. А там уже — по обстоятельствам, буду вас будить или нет. Если он и впрямь в бега пустится, разбужу.

— А если он сегодня никуда? — спросил Колин.

— «Ес-сли» не будет, — вкрадчиво проговорил Хельми. — Он побежит с-сегодня.

— Откуда ты знаешь? — изумился Мирт.

— Когда я принёс-с Ирму в детс-ский уголок, он привёл туда же Айну, потому что не знал, куда дальш-ше её вес-сти. Я с-снял с-с руки Ирмы брас-слет и поворчал на неё, что она нос-сит слиш-шком тяжёлые украш-шения. Брас-слет ос-ставалс-ся на с-столике, когда Вильма увела малыш-шей на второй этаж. А когда я с-спустилс-ся вниз выпить воды перед с-сном, брас-слета на с-столике не было. У нас-с у вс-сех ес-сть брас-слеты. Кроме Верес-ска и Пренита. Но Верес-ску брас-слет пока не нужен.

И Хельми замолчал.

— Ну ты и интриган, Хельми. Небось, специально спустился, чтобы проверить, на месте ли браслет, — ухмыляясь, прошептал Коннор и столкнул с края своей кровати Мику. — Быстро спать! Нас ждёт сегодня долгий путь.