Дети закрытого города

Глава 2. Без лица

— Ну вот как хорошо! Хорошо же, — не уставала повторять завуч — невысокая женщина, по всем стандартам подходящая под свою должность. Кажется, встретишь на улице, и тут же догадаешься, кем она работает.

Остро отточенным карандашом она заполняла квадратики на большущем листе ватмана — составляла расписание. И цветастая накидка на её плечах, несмотря на жару, вовсе не портила впечатления. Наоборот, она говорила: «Это хороший, демократичный завуч. Он даже посетил последние курсы повышения квалификации».

«Повешения», — почему-то мелькнуло в голове Веты. Она послушно сняла плащ, пристроила его на вешалке у дверей и села. Всё, как полагается: белая блуза, чёрная юбка ниже колен, и никаких «ногу на ногу».

— Вы нас просто выручаете! — пела завуч, заполняя острым карандашом графы в расписании. — Это замечательно, что вы приехали. Вы знаете.

Она взяла Вету за локоть.

— Мы вам квартиру уже выбили. И расписание я вам составлю самое удобное. Будет время на всё. И детей дам — самых хороших. Ох, да у нас все дети замечательные! Сейчас оформим всё, потом поедете домой, отдохнёте там, освоитесь пока в городе. А потом сразу в бой!

Она потрясла в воздухе кулаком, и Вете, вспомнившей вдруг прожекторы на «контурах» захотелось судорожно сглотнуть. И ей вспомнился вопрос Антона: «Почему тебя взяли, ты что, самая умная?».

Задать его сейчас или повременить?

Она помолчала, оглядывая скромный завучский кабинет. Единственное окно выходило на аллею, а за ней виднелось одноэтажное здание с сетками на окнах. Спортивный зал что ли.

— У нас тут всё очень хорошо выходит, — щебетала хозяйка кабинета. «Лилия Аркадьевна, запомни, Лилия Аркадьевна», — твердила себе Вета. — Вот смотрите, тут поставим вам три девятых класса, здесь — три восьмых, и ещё пятая параллель. Их можно даже вот сюда. Так неплохо, да? Потом я, может быть, ещё лучше сделаю.

— Девятых? — переспросила Вета, не особенно возмутившись. — Мне сказали, что можно взять только пятые и шестые.

— Да, — завуч беспомощно посмотрела на неё поверх очков-прямоугольничков. — Понимаете, у нас тут учительница биологии — старенькая уже, ей тяжело. Так что придётся и девятых.

Вета вымученно кивнула. Девятых так девятых. В конце концов, она вела занятия у студентов, знает, что там почём.

В школе было пусто и гулко, только на третьем этаже, у лестницы на чердак, куда Вета забрела по ошибке, сидела компания подростков в шапочках из газеты, и красой от них несло так, что померкли и яблоки, и бензин, и горький дым. Лестницы засыпали белой крошкой — Вета шла осторожно, не касаясь перил. Окна были распахнуты. Все — с новыми рамами. Во все — видна аллея. А двери в классы оказались закрыты. Жаль, ей хотелось взглянуть хоть на один, вспомнить детство.

Документы оформили подозрительно быстро, дождавшись только секретаря и директора. Директор хмуро смотрел на Вету, плюя с высокого кресла на все щебетания завуча. На столе у него стояла только стеклянная фигурка девушки в пышном платье и органайзер с ручками и карандашами.

— Ты какой факультатив будешь вести? — спросил он, выстукивая по подлокотнику кресла странный мотив.

— Экологию, — нудно выдала Вета, глядя мимо — в окно, на аллею.

Какие ещё факультативы? Клёны манили прохладой, фигурка динозавра торчала под самым директорским окном и улыбалась в тридцать шесть человеческих зубов. Вечером, сидя в таком кабинете, Вета обязательно задергивала бы шторы. Плотно-плотно, чтобы эта харя не вынырнула из темноты, выхваченная боковым зрением.

— Экология — это хорошо, это нужно, — сказал директор и подписал, наконец, её заявление.

Секретарь споро настрочила нужные бумажки, сунула их в папку с крупной надписью «учитель биологии» и отпустила Вету с миром. Та снова поднялась к завучу, на второй этаж. На лестнице, правда, столкнулась с растрёпанной пожилой женщиной. Она затравленно глянула на Вету и шарахнулась в сторону.

Завуч тоже выглядела слегка напуганной, и цветастая накидка валялась на пустующем стуле.

— Чтоб тебе пусто было, — ругнулась она в открытую дверь и тут же заметила Вету. — Ой, вы уже всё сделали, да? Ну тогда давайте так, вот ключи, документы потом оформим. Езжайте сейчас домой. Первого сентября можете не приходить, всё равно ничего ещё известно не будет.

Она ткнула ручкой в настенный календарь.

— А вот второе и третье, получается, выходные. Тогда уже сразу четвёртого, в понедельник с самого утра подходите, и в бой.

Она уже знакомо потрясла кулаком в воздухе.

Город, напоённый солнечным светом, искрился всеми своими стёклами. Вета только и делала, что щурилась. Щурилась, когда ехала в автобусе, пока вертела и так и сяк выданную ей карту. Проводить до дома никто не вызвался, вот и пришлось самостоятельно пробираться по асфальтовым тропинкам и кленовым аллеям, здесь их, оказывается, было много.

Такого пустого и чистого города Вета не видела никогда. Новенькая девятиэтажка, сестра-близнец всех остальных, встретила её запахом свежего ремонта. Лифт радостно взвизгнул, откликаясь на первый же зов. Поднимаясь в нём, Вета в первый раз почувствовала себя птицей. Не потому что летит, а потому что лёгкая.

С полыми костями и пустым желудком.

Даже сумка перестала натирать плечо. Она выпрыгнула из лифта новой и свободной. У неё за спиной больше не было жениха-идиота и подружек-врагинь. И научной руководительницы, которая не прочь посплетничать за спиной. Вета наконец-то перестала злиться на них и на весь мир.

— Вы прибыли в закрытый город. Вот здесь распишитесь.

В её пропускном удостоверении говорилось, что инструктаж должны были проводить трое должностных лиц с громкими званиями, но вместо них пришёл лысеющий мужчина в штатском. Он бурчал, не поднимая взгляда от стола, и между делом подсовывал Вете какие-то бумаги.

Она старалась читать, но казённые фразы выстраивались неповоротливыми гусеницами, мужичок требовал подписи, и Вета подмахивала, почти не глядя.

— У вас есть право выезжать из города раз в году на один месяц. Если остались родственники вне города, они могут навещать вас, в этот же месяц, но это требуется оформлять отдельно.

Вета снова подписывала криво напечатанные приказы.

— У вас есть право писать письма и отправлять посылки, но только после проверки, которую осуществляют наши сотрудники. Телефонная связь между городами тоже налажена, но звонить вы имеете право только из специальных пунктов. Посмотрите в путеводителе.

Она уставилась на тощую синюю книжицу, которая валялась на парте перед ней. Моргнула. Полуподвальное помещение напоминало школьный класс, только сырое и на стенах — красочные плакаты. «Что делать во время пожара», «как помочь утопающему», «если вы услышали сигнал тревоги».

Вета облизывала губы и молчала.

— За разглашение секретной информации следует наказание по закону. Впрочем, вряд ли вам кто-то доверит секретную информацию в ближайшее время. У нас здесь действует комендантский час, его нарушать тоже не советую. Прочитайте вот в этой брошюре. Пожалуй, это всё, что вам необходимо знать.

Он поднял голову, и Вета впервые увидела его глаза, окружённые сеточкой морщин.

— Вопросы есть?

Она быстро кивнула, опасаясь, что он уйдёт и не дослушает.

— Почему город закрыли?

— Здесь располагаются важнейшие научно-исследовательские институты, военная промышленность, — выдал инструктор, как будто прочитал в учебнике.

Вета быстро глянула на плакаты, пытаясь сообразить, какую бы ещё информацию вытащить из мужчины в штатском. «Правила безопасности при возникновении аномалий», — взгляд выхватил алую надпись.

— В бытовом отношении… я имею в виду, я могу просто ходить по городу, ничего не опасаясь? — Она поморщилась от собственного косноязычия.

— Конечно, — инструктор кивнул, устало прикрывая глаза. — Но не забывайте слушать радио. Приёмники есть почти везде, и репродукторы на крупных улицах. Всё, что необходимо знать населению, будут передавать по общим волнам. Если услышите сигнал тревоги — это громкий долгий гудок — спускайтесь в убежище, убежища есть в подвале каждого дома. Почитайте внимательно вот эту брошюру. Я надеюсь, вы знали, куда ехали.

«Убежища? Тревоги?» Вета отвела взгляд. Может, всё это — лишние предосторожности. Ведь когда инструктируют по противопожарной безопасности, это не значит, что через пару минут начнётся огненный шторм. Она неуверенно кивнула.

— Внимательно прочитайте все брошюры. Распишитесь вот здесь. В нашем городе вы столкнётесь с так называемыми вторыми гражданами. Это мигранты, они приравнены в правах и обязанностях к нам с вами. Они не опасны, соблюдают наши законы, пользуются нашим языком, правда, могут быть несколько эксцентричны в быту. Традиции, знаете ли. А вам, я вижу, рассказывали.

— Нет, мне ничего не говорили.

Вета отрешённо покачала головой. Перед тем, как ехать сюда, она прошла столько тестов, проверок и собеседований, что окончательно запуталась в своих ощущениях и уже не знала, чего ожидать. Как выбрали именно её, Вета не решилась бы объяснить. Как же ей быть учителем — без опыта работы? Но она была так обрадована победой, что даже не стала спрашивать — как.

— Ничего, сами разберётесь, невелика наука, — хмуро успокоил её инструктор. — Не нарушайте закон и проживёте в нашем городе без проблем.

Всё отжалованное ей время Вета тратила в своё удовольствие. Она навела порядок в новой квартире, правда, наводить-то было особо нечего. Всю обстановку здесь составляли кухонный гарнитур на кухне, шкаф и кровать в комнате. Вешалкой в прихожей служил вбитый в стену гвоздь.

Другой пошёл бы жаловаться, но Вета была довольна. Она купила себе вазу и тут же поставила её на кухонном столе. Чашку, тарелку и ложку привезла с собой. А что ещё нужно учительнице биологии для полного счастья?

Она бродила по городу, бездумно заходила в магазины, удивлялась цветастому великолепию товаров и ничего не покупала. Забрела однажды в парикмахерскую и попросила подровнять чёлку.

Дородная мастерица в форменном платье похвалила её волосы и спросила, нежно щёлкая ножницами:

— В школу собираешься?

— Да, — протянула Вета, из-под прикрытых век глядя в окно.

— Выпускной класс небось, да?

Она обернулась к зеркалу. Руки вдруг напряглись на подлокотниках, как будто собирались подкинуть её вверх.

— Я учительница, — чуть хрипло выдохнула Вета.

Лицо парикмахерши, отражённое в зеркале, стало недоумённым. Потом она расхохоталась.

— Учительница. Молоденькая какая! Первый раз, наверное, да? Ну да, учительница первая моя… Смотри романов со старшеклассниками не накрути, а то всякое бывает. Учительница. — Она трясла головой и усмехалась. И снова трясла головой, словно так и не поверила.

Только в центр города Вета не ходила. Неприятно было: несколько зданий, обнесённых высоким забором, походили на ощетинившихся зверей, рычали двигателями выезжающих машин.

— Военные институты, наверное, — размышляла Вета, поглядывая на высотки со своего балкона. Без них Петербург-69 выглядел бы обычным провинциальным городком.

Соседи тихо сидели по своим квартирам, не грохотали по батареям, не скандалили. Вета не была большой любительницей бессмысленного общения. Никто не трогал её — и она никого не трогала.

Она записалась в библиотеку и вечерами листала подшивки «Биологического вестника», по привычке выписывая в новенькую тетрадку интересные мысли. У неё была и старая, только та осталась в личном ящике, в лаборатории. Хотя, наверное, Ми уже распорядилась ею по своему усмотрению. Вета не держала на неё зла.

Неприятно удивил разве что комендантский час — пережиток прошлого. После десяти вечера по улицам ходили разве что патрули, и в свете жёлтых фонарей поблёскивали кокарды на фуражках.

— Раньше беспокойно было, — повторяла Вета слова Антона и не понимала, что он вообще имел в виду. Города спокойнее она в жизни не знала.

— Оно меня забирает, — Антон задумался и стряхнул пепел с сигареты в урну. — Да, так и сказали. Оно меня забирает. Пугало.

Затянулся горьким дымом. Он давно бросал — и никак не мог бросить окончательно. От дыма в груди делалось спокойней и увереннее.

Антон стоял на детской площадке, переминался с ноги на ногу, от чего мелкий гравий под подошвами ботинок хрустел. С двух сторон площадку подпирали жилые дома, ещё с одной — огороженная сеткой-рабицей стройка, как полагается, с краном и орущими рабочими в ярких касках.

— Врут, — без особенной уверенности в голосе отозвался Март.

Антон вгляделся в окно на втором этаже. Занавешенное белым тюлем, оно ничем не отличалось от соседних, но ему всё равно чудилось слабое шевеление в углу. Может, сквозняк покачивал штору.

— Врут или не врут, не знаю. Только она уже давно про пугало это твердила. Её возили в психиатрическую клинику, там обследовали и поклялись, что девочка здорова. Снова вернули домой. А она опять про пугало.

— Тьфу. — Сунув руки в карманы, Март походил вокруг скамейки, столбики за которой напоминали индейские тотемы. Страшные звериные рожи таращились на играющих в песочнице детей.

— Вот тебе и тьфу. Родители, конечно, пальцем у виска только крутили. А она рассказывала, как пугало из обоев в углу вылупляется и лезет. Каждый раз описывала его подробнее. Обычное пугало. — Он пожал плечами. — Только лица у него не было. Вроде мешок с опилками вместо лица.

Горький дым уже не согревал: с окраины потянуло свежим ветром, но Антон ленился застёгивать куртку. Так и стоял, стряхивая пепел в урну, забыв, что сигарета давно прогорела до самого фильтра. Мёрз, ёжился.

— Пугало без лица, — эхом повторил Март, и мамаши на скамейке удивлённо посмотрели ему в спину. — Да это дело полгода назад закрыли. Зачем тебе его ворошить?

Окно на втором этаже по-прежнему ничем не отличалось от соседних, хотя солнце уже почти завалилось за дом. Красные блики ползали по стёклам верхних этажей.

Этим утром девочку из квартиры номер шесть нашли повешенной в её собственной комнате. В углу, из которого по ночам вылуплялось и лезло пугало.

Мамочки разбирали своих детей из песочницы и разводили по домам. На город опускался вечер, и пора было садиться в машину и уезжать, потому что на рабочем столе давно скопилась куча бумаг, которые нужно доделать ещё позавчера. Но Антон всё ещё мял в пальцах прогоревший сигаретный фильтр и вглядывался в окно на втором этаже.

Они дождались, чтобы двор совсем опустел. Хотя непонятно — зачем.

— «Оно меня забирает». Соседи говорят, она кричала в последнюю ночь.

— А родители что? — дёрнулся Март.

— А родители вроде бы ничего не слышали. Хотя там мамаша учительница, её вообще целыми днями дома не бывает. Может, плохо следила за дочерью.

Он прошёлся, заложив руки в карманы необъятных брюк. Март совсем недавно работал в их отделе, даже меньше, чем Антон, и ему ещё разрешалось носить, что попало.

— Значит, соседи врут.

— А смысл? — буркнул Антон.

Разговор ради разговора. Он и сам знал, что в пугалах один смысл — ворон гонять. А чтобы из обоев вылупляться… Антон достал из пачки новую сигарету и теперь мучительно мял в пальцах. От табака на губах уже горчило, но если закурить, то появится мотив остаться тут ещё на несколько минут.

— Нет смысла. Люди просто любят нагнетать страх. Болтают всякое, — сказал Март. Он тоже глядел в окно на втором этаже. Видел ли то самое шевеление шторы в углу окна? — А если там ночку посидеть?

— Сидели уже, до тебя, и ничего. Девочка только руками разводила, мол, при вас не приходит пугало.

— Значит, точно ненормальная.

— Ну или пугало каким-то образом узнавало, что его караулят и не являлось. — Антон улыбнулся во все зубы.

Март посмотрел на него, как на придурка.

— Ты что, выслеживать теперь его собираешься?

Тот отрешённо пожал плечами. Штора не колыхалась. Солнце окончательно уползло за соседний дом, и малиново-жёлтые блики больше не прыгали по стёклам. Да и зачем бы пугалу приходить в пустую комнату?

— Нет.

Он швырнул недокуренную сигарету в урну и зашагал прочь из двора-полуколодца, в очередной раз решая бросить противную привычку. Курить.

Привычку заглядывать в чужие окна Антон никуда бы не дел.

— Знаешь, нам головы за это открутят.

Он ещё не верил.

— Начальство на нас сейчас всех собак повесит.

Март пожимал плечами. Антон не курил весь вечер, но горечь на губах ощущал только сильнее. Казалось, даже пальцы оставляют жёлтые пятна на листах бумаги. Впрочем, глаза слишком устали, а старенькая лампа изредка принималась мигать. Темнота за окном густела, хоть прожектора-фонари, оставшиеся здесь со времён военного положения, и пытались отогнать её хоть с автомобильной стоянки.

Дело с пугалом висело в воздухе вместе с горечью табачного дыма.

— Нам велели закрыть его немедленно.

Март выпучил глаза.

— И что, ты до сих пор не закрыл?

Признаться честно, Антон не докладывал ему обо всем, и занимался ровно тем, чем считал нужным заниматься. Но Март только махнул рукой.

Он поверил, когда в кабинете раздался телефонный звонок.

— Зайдите ко мне. Оба, — привычно тихо приказал Роберт в трубку и нажал отбой.

— Ну вот, — обречённо развёл руками Антон, а Март так и не додумался, в чём всё дело.

Он сунул в ящик стола одни бумаги, схватил со стола другие. Какие-то листы из отчёта — вполне вероятно, что половина нужных так и осталась лежать на месте, а вот черновиков и изрисованных каракулями бумажек он прихватил с собой достаточно. Антон поторопился к кабинету начальства.

Роберту, должно быть, стоило сочинить кратенькое и смешное прозвище, но, во-первых, всем оказывалось не до того. А во-вторых, весь изюм прозвища в том, что оно само на ум приходит, когда видишь человека. Вот местного библиотекаря давно прозвали Скворцом за то, что он любил высунуться из окна своей каморки, и торчал оттуда день-деньской, и поплёвывал, за что каждый раз получал выговор и нагоняй от читателей, напрасно ожидающих за столом выдачи, но привычек своих не менял.

При виде Роберта все шуточные мысли быстро атрофировались и, полудохлые, расползались по оконным щелям, потому что в голом коридоре спрятаться больше было некуда. О нём вообще не хотелось шутить вслух, а в собственной квартире тянуло оглянуться в тёмный угол: не стоит ли он там, задумчиво меряя тебя взглядом.

Но никто никогда не слышал, чтобы Роберт повысил голос. Он всегда разговаривал полушёпотом. А увольнял быстро. Март этого ещё не знал, а жаль. Март, в общем-то, показался Антону неплохим парнем. Ленивым, может быть, немного. И болтливым ещё.

Он в первый же день выложил свою историю, и нельзя сказать, что Антона она слишком порадовала, ведь выходило, что во внешнем мире его не очень ждут. Сейчас Март парил в Центре на птичьих правах, но всё равно оставался беззаботным до крайности.

— Может, первым пойдёшь? — он остановился у кабинета начальника и нерешительно покачался с носка на пятку. Похоже, наконец, дошло.

Антон пожал плечами и неохотно дёрнул на себя дверь. За ним уныло тянулись ещё несколько нераскрытых убийств, но волосы на затылке ощущали, что вызвали их вовсе не из-за этого. Вряд ли парочка отчётов понадобилась Роберту так поздно вечером, когда большинство сотрудников уже разбрелись по домам, а небо накрыло город прозрачной от прожекторов ночью?

— Не слишком ли много пугал развелось на вашем участке? — поинтересовался Роберт за секунду до того, как Антон успел открыть рот.

В комнате горела единственная лампа, да и та настольная. Сказочно переливался тонкий вытянутый кристалл на подставке, сдвинутый на край стола. Пара папок лежала тут же, придавленная грузом собственной ничтожности. А так стол оставался чистым и пустым, как автостоянка перед зданием сейчас — все машины успели разъехаться, а служебные отдыхали в гараже.

— Никак нет, — произнёс Антон, перехватив поудобнее стопку бумаг. Они грозили поползти на пол шуршащим водопадом.

Роберт провёл пальцем по боку кристалла, и внутри того вспыхнул фейерверк из цветных искр. Пиджак аккуратно висел на спинке его стула, а две верхние пуговицы на рубашке оказались расстёгнуты, будто в кабинете было невыносимо жарко, только вот этой жары Антон не ощущал.

— И сколько их?

Ничего особенного в Роберте не было, ни исполинского роста, ни боевой массы, но лоснящихся мускулов, но голос гипнотизировал, и будь сотрудники Центра кобрами, они давно бы плясали, по команде раздувая капюшоны.

— Товарищ полковник, пугал нет. Они все… э, на огородах стоят, — выдал Антон, едва сдерживаясь, чтобы не расползтись в кривой улыбке. Скорее, нервной, потому что эти пугала скоро начали бы ему сниться.

По тому, как Роберт приподнял брови, стало понятно, что он услышал то, что хотел услышать. Он побарабанил пальцами по краю стола.

— Друга своего позови.

И даже не потребовал отчёта.

…Март не показывался из кабинета долго. Так долго, что Антон, едва успевший осознать, какую же ерунду брякнул пять минут назад, успел успокоиться, испугаться и снова успокоиться. Подоконник шершавился под пальцами. Антон глянул в окно: ночь. Уйти с работы пораньше — ни единого шанса. Но это ничего, пару раз он даже не спал. Караулил пугало, например.

Март показался из-за двери помятый, словно им вытирали пол, и с повисшими, как плети, руками.

— Ну? — обернулся на него Антон.

Тот выразительно пожал плечами. Точно так же пожимал уже один раз, когда рассказывал об убитом мужичке. Странно — вроде стрелял в воздух. Прошло время, и история обросла напусканным безразличием.

Хотя Антон видел, как тряслись его пальцы, когда Март рассказывал. И теперь тряслись. Поэтому расспрашивать больше не стал. Сгрёб с подоконника свои отчёты и пошёл следом — по коридору, освещённому только лампочками сигнализации.