Дети закрытого города

Глава 27. Букет сухих листьев

На ночь обещали сильный ветер. Вета не включала радио, но в автобусе, и в магазине, и на лестничной площадке беседовали только об этом. В срочном порядке перегоняли куда-то машины, которые обычно ставили у подъезда.

Усевшись в углу кровати, Вета слушала, как шумит за окнами ветер. Ещё не ураганный, но уже жуткий. Деревья сгибались под его свистом. Она даже не включала в комнате свет: за месяц войны привыкла сидеть в темноте, тем более что свет фонарей и так позволял различить все предметы в комнате.

Потом в окна забарабанил дождь. Резко стемнело. Вета легла прямо на покрывало, не раздеваясь, и принялась смотреть в окно. В рыжем свете фонарей было видно, как чертит на стёклах дождь непонятные символы. Ветер уже не выл, а свистел, задувая в оконные щели, стёкла вздрагивали под его напором, и где-то грохотало, словно срывались листы металла.

Сквозь всё это Вете почудились вдруг голоса. Она почти не спала ночью и поэтому быстро задремала, когда в её сне прозвучали эти голоса. Вета открыла глаза и прислушалась к свисту ветра, надеясь, что крики исчезнут вместе с остатками сна. Но зря. Секунду ветер выл соло, потом за ним снова проступили голоса. Детские, они нестройным хором произносили одно и то же слово, Вета не могла разобрать, какое.

Она подскочила к окну: за мешаниной из мечущихся веток, листьев и мусора колыхались провода. На детской площадке раскачивались качели. Вете почудились мелькнувшие за гаражной пристройкой силуэты — один, два. Она шагнула назад и глубоко вдохнула.

Почудилось. Почудилось, вот и всё. В такой ураган детей из дома не выпустят совершенно точно. У неё просто расшалились нервы — от общения с Лилией и не такое может случиться. Взгляд Веты упал на смятое письмо, которое всё ещё валялось на столе.

«Подростки», — подумала она, — «красивые слова на ветер. Обожаю-ненавижу. Любовь-кровь. Крайности и обещания, которые забываются ещё быстрее, чем высыхают слёзы. Ничего серьёзного они не сделают, ничего».

Она снова легла, но прежнее спокойное отчуждение испарилось. Ей больше не хотелось смотреть на капли, ей чудились бессвязные выкрики, которым воображение тут же дорисовывало истерические нотки.

Вета очнулась в коридоре, когда застёгивала плащ. На лестничных площадках было пусто, лифт не гудел. Она спускалась вниз, слушая, как содрогаются оконные стёкла, и с каждым шагом ругала себя всё сильнее.

Дверь подъезда была заперта на засов, который отпирался только изнутри. Вета царапнула железо, представляя, как будет наперегонки с ветром пытаться закрыть дверь снова. Она решила, что только выглянет на площадку и убедится, что никакие восьмиклассники по улицам не шатаются. Загаражное пространство было хорошо видно с возвышения у подъезда. Вета вздохнула поглубже и дёрнула засов.

В лицо ей тут же ударил ветер, вышиб тепло, сон и все мысли. Как, оказывается, громко шумели деревья! Их шумом наполнился весь город, вот только она не различала в шуме слов, остался угрюмый страшный напев. Под ноги бросилось сухое крошево из листьев. Вета прижалась к двери спиной и с грохотом закрыла её.

На детской площадке скрипели беспризорные качели, по тротуарам неслись обломанные ветки, и, конечно, не было тут ни души. То и дело заправляя волосы за уши, Вета оглядела двор. Ворот плаща трепетал, издавая звук, похожий на шуршание птичьих крыльев.

Ей не показалось, и за гаражами правда мелькнула красная сумка Арта.

От ветра в лицо перехватывало дыхание, волосы то и дело выбивались, она шла, и казалось, вообще не двигалась с места. Когда до ближайшего гаража осталось протянуть руку, Вета так и сделала, и ухватилась за выступ в кирпичной кладке. Вокруг не осталось больше звуков, кроме воя ветра, и она опять подумала, что всё почудилось. Не могли же восемь восьмиклассников стоять молчаливыми истуканами и наблюдать из своего убежища за тем, кто она пытается пройти двор наискосок.

Оказалось, что могли. Они стояли неровным полукругом в закутке из забора с одной стороны и гаражей с двух других. Здесь стены чуть-чуть прикрывали от ветра, и Вета смогла отдышаться. Она с удивлением поняла, что слышит своё дыхание, а значит, сможет услышать и их слова.

— Мы написали вам письмо, — первой сказала Руслана, волосы которой растрепались, и она была теперь похожа на ведьму — бледное лицо едва выглядывало из беспорядка чёрных прядей.

— Ты написала, я знаю, — кивнула Вета. Она не хотела думать о том, как выглядит. Она не хотела думать о том, что идёт на поводу у кучки сумасшедших подростков, которые рискуют жизнями ради принципа.

— Почему вы нам не ответили? — Руслана заправила прядь за ухо — совершенно бесполезный жест.

Вете спину лизал холод. Она терпеть не могла ощущать на себе эти восемь пар глаз, сразу вспомнилось нехорошее начало её работы в школе, а она ведь так не хотела возвращаться.

— Потому что мне нечего вам отвечать. У вас есть родители и учителя, пусть отвечают они.

Руслана открыла рот и тут же захлопнула. Вете показалось, она слышала, как клацнули зубы.

— Вы — наш классный руководитель, — отозвалась справа Вера.

Вета обернулась: волосы той были заправлены за ворот белой кофты, глаза стали узкими от злости.

— Уже нет.

Она вдруг почувствовала себя с ними — как с равными. Восьмиклассники, и разница в возрасте не так уж велика, чтобы цедить слова сквозь зубы.

— Так значит, вы всё-таки от нас отказались? — Вера склонила голову на бок, словно примериваясь для выстрела.

Слева хохотнул Арт. Он возвышался там, и Вета постоянно чуяла его присутствие кожей, так бывает, когда ждёшь ножа в спину.

— Да, я плохой учитель, — лёгко согласилась Вета и, наверное, отобрала у них следующую фразу — Руслана собиралась сказать то же самое. Вета и не ждала, что её будут разубеждать и звать обратно, напротив. Просто пришло время, когда неплохо бы уже принять все свои ошибки. Она перестала быть учителем, а значит, больше не обязана была говорить умные и правильные вещи. Она стала просто человеком.

Молча Алейд взяла Руслану за локоть, но та резко дёрнулась.

— Вот так, да? — почти закричала она. — Получается, что так всё просто — подписали бумажку и выкинули нас всех в мусорное ведро?

— Нет, — сказала Вета честно, — всё не так просто.

Она давно замёрзла, заледенели даже пальцы в карманах плаща, но мысль о том, чтобы уйти, угасла, так и не родившись до конца.

— Мы просто не хотели умирать, — выдохнула Алейд и спрятала глаза. Она говорила тихо, как и всегда, но ветер не заглушал голоса здесь. «Может, магия», — подумала тогда Вета.

— Я знаю. Вы и не умрёте, его больше нет. — Ей смертельно захотелось размять шею, она физически ощущала взгляд Арта. — Вы все можете успокоиться и пойти домой. Всё кончилось.

— Да? — с вызовом крикнул кто-то у неё за плечом. Кажется, Марк.

Вета быстро обернулась, но в единственном выходе из гаражного закутка мельтешили ветки, а здесь царило относительное спокойствие, хоть и было холодно, а волосы то и дело лезли в лицо.

— Мы не хотим жить в мире, где нас могут вот так убить, ни за что, — сказала Руслана, и Вета увидела, как трясутся её побелевшие руки.

Вета молчала, думая о всплесках гормонов, об угрозах, о любви. Только массовых суицидов ей ещё не хватало. Лилия вряд ли закричит, но всё же неприятно. Она предложила:

— Я позвоню вашим родителям, и пусть они прибегают сюда, вас искать. Идёт?

Вета скрестила руки на груди, чтобы сохранить последние крохи тепла. Руслана смотрела исподлобья, Вера дёргала пуговицу с кофты, словно хотела оторвать. Те, кто стоял за спиной Веты чуть слышно бросались словами — она почти вздрагивала каждый раз.

— Пойдёмте, — спокойно произнёс вдруг Арт. — Не видите что ли, она нам не верит.

Вета повернулась к нему, и оказалось, что он точно так же скрещивает руки на груди.

— Молодец, что в жилетке, — сказала она, окидывая Арта взглядом. Из-под куцей куртки у него и правда торчала синяя форменная безрукавка, и он тут же злобно дёрнул куртку вниз.

Вета поднесла руку к губам, побарабанила пальцем по подбородку.

— Знаете, когда вы извинились в первый раз. — Справа от себя Вета уловила движение — это Алиса вскинула голову. — Я размечталась о том, как всё будет хорошо. Как мы обязательно сходим все вместе в кино. Съездим в больницу к Ронии, когда она ляжет на плановое обследование. Её мама сказала мне, что это скоро. И обязательно будем немножко разговаривать по душам с девочками.

Она усмехнулась, снова оборачиваясь и ловя взгляд Арта. Никуда он не ушёл, бросил сумку на землю и теперь грел руки в карманах.

— Да, не удалось. Не получилось у нас с вами. Так что мне, по-вашему, в петлю после этого лезть? Устроили тут демоны знают что со своей любовью. И раз уж вас притащили во взрослую жизнь, имейте смелость признать, вы вели себя как дети.

Арт сзади сердито засопел. Алейд вздрогнула, подняла голову.

— Вы сердитесь на нас?

Вета искренне улыбнулась. У неё так редко появлялось желание прижать к себе ребёнка, погладить по голове, сказать, что всё будет хорошо. И сейчас оно вдруг возникло.

— А сердится и обижается ведь только тот, кто любит, правда? Безразличный не стал бы. Не важно, что я держала вас в живых, выбиваясь из сил, пока вы устраивали погромы в кабинете биологии. Но так вышло, что всё кончилось. Не нужно больше показательных акций.

— Вы знаете, как страшно? — спросила Алейд, низко склонив голову. Ей взгляд даже исподлобья не был злым.

— Я знаю.

Сзади тяжело выдохнули, так что дуновение пощекотало Вете шею. Она покусала губы, не зная, стоит ли говорить им. Всё было глупо, но рвалось само.

— Вы по-прежнему думаете, что я вас не люблю?

Она не дала никому ответить, махнула рукой и отвернулась.

— Идёмте домой, хоть в тепле побудем.

Ветер взвыл с новой силой. Ноги, которые уже давно покрылись мурашками, теперь стали совсем бесчувственными от холода. Вета ещё раз заправила прядь за ухо и пошла, удерживая на груди плащ, теперь ей казалось, что ветер непременно сорвёт его, и отскочат с треском пуговицы.

Совсем стемнело, когда приехала мама Арта. Она играла ключами от машины и по-деловому выясняла, кому по пути с ними. Сына она при всех дёрнула за ухо:

— Ты что тут вообще забыл? Сказано же тебе, дома сиди!

Вета рассматривала металлическую пуговицу на её стильной куртке и мысленно рассказывала ей обо всем. О том, как город забирал детей, и как они потом собирались уйти из жестокого мира.

— Извините, Елизавета Николаевна, — сказала мама Арта на прощание, и Вете почудилось, что её уже не так сильно ненавидят. — Они больше не будут вас беспокоить.

Дольше всех у неё задержались Алейд, Алиса и Марк. Они по очереди пили чай из единственной чашки, рядком сидели на кровати и просили рассказать о «внешнем» мире. Вета говорила что-то, уставившись в окно.

Ветер давно стих, оставив на дорогах ковёр из сухих листьев и обломанных веток.

— А хотите мы вам всё расскажем? — предложила вдруг Алиса.

Вета вздрогнула от неожиданности.

— Расскажите.

Она не сняла плащ, только расстегнула, и длинный пояс теперь свисал до пола, а волосы так спутались, что если попробовать их расчесать — обязательно вырвешь клок.

— Вы, наверное, подумали, что он был всегда? Но это неправда, сначала его не было.

Алейд отодвинулась от Алисы и отвернулась, как будто её очень интересовал узор на обоях. На совершенно смятой кровати она сидела, поджав ноги, и ни на кого не смотрела. Алиса наоборот, вся подалась вперёд, поймав Вету в ловушку — теперь она не смогла бы отвернуться, как бы этого ни хотела.

— Ну я даже не помню, кто первый предложил, — протянула Алиса, покачивая головой. — Кто-то из мальчишек.

— Арт, — резко выдал Марк, как будто каркнул.

— Наверное. Нам просто надоело. Вечно нас пугают войной, вечно чуть что нужно нестись в убежище! Вы что, думаете, у нас такое первый раз? Да у нас всю жизнь так. И в темноте сидим по вечерам, и чуть что по подвалам прячемся. Даже погулять и то нельзя.

Она вдруг опустила взгляд и совсем по-взрослому вздохнула. Исчезли ямочки на щеках, хотя Вета думала, они вечны.

— Вы думали, он защитит вас?

— Ну да, он же должен был нас защищать, это ведь мы его создали. Мы не знали, что так получится. Сначала он там мелочи требовал — срезанные волосы, кровь на платочке. Потом кого-то из наших потянуло к отрытому окну. На восьмом этаже. Не выпрыгнули тогда, но испугались. Мы побежали жаловаться учителям — родителям боялись сказать. Конечно, когда уже очень страшно стало. Но мы же не думали, что нас никто не будет спасать.

В наступившей тишине все тяжело дышали, и бился в стёкла уже совсем нестрашный ветер.

— А вы точно знаете, что он ушёл? — спросила Алейд, до крови кусая губы.

Вета рассеянно посмотрела на неё.

— Да, я точно знаю. Думаю, вам лучше про него забыть. Хотя это сложно, я понимаю. Я обещаю, что он к вам не вернётся.

Она ушла к окну и задёрнула плотные шторы. Ветер постучался ещё, поскулил под карнизом и улетел.

Ближе к ночи пришёл папа Алейд, похожий на геолога, зачем-то стал пожимать Вете руку. Он говорил, что очень рад, а Вета всё хотела сообщить ему о своём увольнении, но так и не решилась. Это было бы, наверное, не к месту и не ко времени.

Они ушли, и в непривычно пустой и тихой квартире она снова села ну стул, уложила на коленях пояс плаща. Горела лампа под потолком — и не гасла. Вета подумала, что пропустила вечерние новости, что, наверное, включать радио уже бесполезно, но всё-таки пошла и включила. На всех частотах шипели помехи.

От нечего делать она сполоснула чашку, умылась сама. Какой долгий вечер.

За окнами кухни темноту разгоняли жёлтые фонари. Вета подошла к окну, постояла, упираясь руками в подоконник. Стекло слабо дрогнуло от порыва ветра. Она улыбнулась и потянула створку на себя.

В комнату ворвался тихий гул, похожий одновременно на шум воды в трубах и далёкий стук поезда. Ветер скользнул по её лицу, по шее, под плащ, осторожно тронул волосы.

— Ты вернулся, — сказала Вета. — Значит, не сердишься больше?

Мигнули фонари у подъездов, погасли и снова вспыхнули их отражения в низком небе.

— Я скучала, — просто призналась Вета. — Веришь?

Она подставила лицо навстречу запаху прелых листьев и асфальта под дождём.

— Конечно, я люблю тебя.

Ей на подоконник ветер принёс пучок чудом уцелевших ещё ярко-жёлтых кленовых листьев.