Дети порубежья

18

Далара редко бывала в столице — она не любила Сурем. Он слишком напоминал ей о Филесте. Столице империи не доставало отточенного совершенства запретного города — булыжники, а не мраморные плиты мостовых, грязь вместо пыли, а сквозь камни нахально пробиралась живая трава. Но этот город так же подавлял, высасывал силы, незаметно отнимал радость. Даларе казалось, что в Суреме невозможно испытывать счастье, она была настолько убеждена в этом, что каждый раз с удивлением оглядывалась, услышав на улице смех или заметив целующуюся парочку.

Наваждение отступало только в библиотечной башне, там она и проводила почти все время, когда приезжала в столицу. Ученики хранителей вырастали на ее глазах и в свой черед сменяли наставников, с детства привыкнув к рыжеволосой эльфийке, листающей книги пристроившись на подоконнике. Никто уже не помнил, когда она впервые появилась в библиотеке, но никому в голову не приходило оспорить ее право находиться здесь.

Вторым ее убежищем в Суреме был небольшой дом на окраине, купленный еще в те времена, когда только бедняки, отчаявшись снять жилье в центральных кварталах, селились за городскими стенами. Теперь на месте хижин выросли каменные особняки богатых купцов, уставших от городской вони, и среди них затесался маленький двухэтажный домик с красной черепичной крышей.

Далара сидела в кресле-качалке, вытянув нывшие от долгого путешествия ноги, и перечитывала письмо, приведшее ее в Сурем:

"Моя дорогая госпожа Далара!

Слухи о моей смерти оказались несколько преувеличены, хотя и ненамного. Такого подарка придворным сплетникам не доставалось с тех самых пор, как наместница Энрисса ввела в моду кринолины. Зная, как быстро путешествуют слухи, спешу Вас заверить, что все еще жив и относительно здоров, но последние события заставили меня задуматься о бренности бытия вообще и смертной плоти в частности. Было бы жаль расстаться с этим светом, оставив пустое место на полке, откуда пять лет назад Вы взяли полистать трактат "Об опыте", да так и не вернули. Не говоря уже о том, что Ваше место на подоконнике занял мой нахальный ученик. Ваши письма, несомненно, приятно читать и перечитывать, но хотелось бы услышать Ваш голос. Я жду Вас в библиотеке, моя дорогая госпожа, с надеждой на скорую встречу, Ваш преданный друг,

Леар Аэллин.

Что же касается планов графа Инваноса, ничем не могу Вас обнадежить. Сомневаюсь, что Высокий Совет согласится на его предложение. Сделаю все, что в моих силах, но в любом случае, он должен приехать ко двору и подать прошение наместнице".

Эльфийка отложила лист бумаги и потянулась за кубком. Страх отступал медленно, неохотно — она могла потерять его! Вот так, нелепо, случайно, погубить плоды многолетнего труда. Далара сомневалась, что смогла бы начать сначала, даже будь это возможно — тогда, двести лет назад, она была уверена, что благо большинства всегда превыше блага немногих, а уж тем более блага одного. Да и не предвидела она, на что обрекает избранный для великой цели род.

Она закусила губу: Маэркон Темный, убивший свою жену и новорожденного сына ради сестры, Молчаливой Ильды, Элло, Иннуон и Ивенна, ее сыновья… Они не знали, кто обрек их на мучительные узы, проклял задолго до рождения. Леар будет знать. Простит ли он? Сказать правду, в надежде, что он поймет и захочет помочь, или солгать? Опять солгать ради великой цели. Последнее время она все чаще и чаще задумывалась, всегда ли цель оправдывает средства.

В подземном городе было трудно дышать — воздух, сухой и пыльный, царапал горло с каждым вдохом. Она постоянно носила с собой флягу с водой, но все равно надсадно кашляла. Город умирал. Скоро он разделит участь своих собратьев, погребенных в толще скал, затопленных на дне озер, занесенных песком в пустыне. Последнее убежище слуг Проклятого, последнее хранилище знаний.

Даларе повезло — она успела. Она долго искала, соединяя разорванные звенья цепочки: от амулета, купленного на кавднском рынке, до легенды о горных огнях, завлекающих путников под лавину, от потрескавшейся фрески на стене храма Навио в Ладоне, до архивов отцов-дознавателей в Суреме. Многие искали до нее —

книжники, в поисках запретных знаний, маги, в надежде обрести силу, воры, желая обогатиться, жрецы, жаждущие уничтожить скверну. Все они были смертны, никто не достиг цели.

Хранитель города знал, что умирает, но не боялся смерти. Его создали для подземного убежища — он был легкими, нагнетающими воздух в пещеру сквозь толщу камня, глазами, освещавшими опустевшие улицы, руками, подметающими забывшие о шагах мостовые, голосом, в любой миг готовым ответить на вопросы давно ушедших людей. В каком-то смысле он и был городом, и жизнь его не имела смысла вне этих стен.

К своему счастью, он не ведал страха, не знал разочарований, не испытывал сожалений. С каждым днем тускнели матовые светильники, сжимался прозрачный защитный купол, уходил в трещины воздух. Оставались считанные месяцы до конца, когда впервые за тысячи лет теплая ладонь коснулась двери, и, хотя женщина в зеленом дорожном платье не была человеком, хранитель впустил ее. В конце концов, даже он, лишенный чувств, не хотел умирать в одиночестве.

Далара ненавидела каждую минуту, потраченную на сон, ненавидела себя за то, что опоздала, ненавидела ушедших, так надежно спрятавших свои знания. Хранитель отвечал на любые вопросы, но порой она не понимала, что он говорит, а порой не знала, как правильно спросить. Она переписывала от руки формулы, зарисовывала механизмы, упрощенные по ее просьбе, чтобы их можно было воспроизвести за пределами убежища. Ее чертежи отличались от оригиналов, стоявших в пустых лабораториях, как растрескавшийся глиняный горшок, в котором патлатая варварка варит кашу, отличается от изящной фарфоровой чашечки для карнэ. Но сложные механизмы работали только в стенах города, где еще сохранилась сила Ареда, она могла унести отсюда только знания.

Далара никогда не думала, что люди способны достигнуть таких высот, отринуть все границы, мыслить так ясно, творить столь свободно. Но к восхищению примешивалась ненависть: как они могли уйти, оставив своих собратьев жить и умирать в грязи и невежестве? Неудивительно, что Аред проиграл. Он дал людям способность познавать, но не смог излечить от трусости. Они были с ним в мощи его и бросили побежденного, закованного в огненные цепи, ушли к звездам, чтобы начать все заново. Начинать с чистого листа всегда проще, чем латать прорехи в старой ткани.

Но у Далары не было выбора — она родилась здесь, здесь рождались и умирали те немногие люди, ради которых стоило спасать человечество, такие, как ее наставник. Она найдет способ победить, а звезды — звезды подождут, пока она наведет порядок в своем доме.

Эльфийка отложила лист пергамента, и устало протерла глаза — она не знала, день сейчас или ночь, и уже не помнила, когда спала в последний раз:

— Ничего не получается. Я не могу в одиночку изгнать Семерых из мира. Но ведь должен быть способ!

— Все возможные варианты были просчитаны. Изменение баланса энтропии в рамках системы без внешнего вмешательства невозможно. Это нарушает закон сохранения энергии.

Далара и сама понимала, что это невозможно: даже если она сумеет изъять силу Семерых из мира, пустоту нужно будет заполнить. Аред мог это сделать, но она не бог. Освободить Ареда? Но если он проиграл на пике своего могущества, то победит ли теперь? Да и каким образом? Бросить вызов Семерым? Они сметут ее с лица земли.

— Должен быть путь, — упрямо повторила она.

— Повторить расчет вероятностей? — Поинтересовался хранитель.

— В который раз? Повторение не поможет. Мы не в силах изменить мир. Постой, — она нахмурила лоб, — ты сказал, что нельзя изменить энергетический баланс? А из чего еще состоит система?

— Направленность вектора энтропии определяет степень функционирования физических законов, за исключением универсальных постоянных, не подверженных данному воздействию.

Она понимала, о чем он говорит: Семеро вложили свою силу в мир, и каждый раз человек, совершавший то или иное действие, прибегал к силе соответствующего бога. Если убрать их силу из мира, не дав замены, солнце не погаснет, зима точно так же будет сменять осень, а лето последует за весной, но люди не смогут выжить, оставшись без божественной силы.

— А люди?

— Объекты, помещенные в систему.

— А если изменить людей? Чтобы они могли использовать систему иначе, не так, как сейчас? Пусть законы остаются прежними, пусть все будет как раньше, все, кроме человека!

На этот раз хранитель замолчал надолго, уличные фонари, и без того тусклые, почти потухли, в комнате стало прохладно. На следующий день она получила ответ:

— Вероятность успеха шестьдесят две целых и тридцать две сотых процента при условии стабильности всех рассмотренных факторов.

— Два шанса из трех? — Эльфийка рассмеялась, — да это же просто великолепно!