Дети подземелья

Глава VIII

Следующие несколько дней Дмитрий провел в госпитале на Спасской. Время снова замедлило свой бег, а весь мир сузился до пределов одной небольшой комнатки с низким потолком. Часы протекали в круговороте тревог, вопросов и сомнений. Хоть Альберт и говорил, что Эрика не нарушит своего обещания и не расскажет о «неведанной болезни» Дмитрия своему отцу, Лесков в этом сомневался. Он и прежде не особо доверял людям, а сейчас и вовсе предпочитал держаться только своих друзей.

Шумиха по поводу неизвестного биологического оружия, якобы использованного на нем, постепенно утихла. Альберт предъявил достаточно доказательств, чтобы успокоить самых дотошных коллег, и Эрика немало ему в этом подсобила. Она сослалась на то, что лично провела осмотр ран Дмитрия и ничего странного не обнаружила. Наверное, именно ее слова и стали решающими. В отличие от Вайнштейна, который зарекомендовал себя, как друг «процветающего», дочь полковника пользовалась куда большим доверием в глазах общественности. К тому же девушка оказалась гораздо более решительной, и в отличие от Альберта, без всякого зазрения совести подпортила безупречную репутацию Кристине, ассистентке хирурга, которая первой обнаружила подозрительные наросты на теле Лескова.

Казалось бы, все слухи развеялись, однако некоторые люди по-прежнему задавались вопросом, почему «процветающего» до сих пор не перевели в общую палату. Поговаривали, что руководство подземного города нарочно предпочло умолчать какие-то факты касательно состояния Дмитрия, чтобы не сеять панику. Людей озадачивало еще и то, что ранами Лескова до сих пор занимались исключительно Эрика и Альберт, хотя его уже можно было перепоручить обычным медсестрам. Подобное поведение Вайнштейна и Воронцовой откровенно возмущало их коллег. В то время как госпитали были переполнены ранеными, эти двое интересовались исключительно состоянием Дмитрия.

Спустя несколько дней было решено перевезти Лескова обратно на Адмиралтейскую. Альберт посчитал, что, когда Диму смогут навещать его друзья, все страхи людей по поводу вируса окончательно рассеются. Эрика поддержала своего коллегу, но руководствовалась она исключительно желанием вернуться в собственную лабораторию и поскорее приступить к исследованиям.

Что касается Полковника, то новость о том, что Альберт лично занимается раненым Лесковым, его не удивила. Вайнштейн всегда защищал его и, видимо, несмотря на недолгий период их знакомства, все же считал своим другом. А вот поведение дочери привело военного в бешенство.

— Найди себе другую игрушку! — эти слова были первыми, которые он сказал Эрике по ее возвращению на Адмиралтейскую. — Я запрещаю тебе связываться с «процветающим». Слышишь меня? Не смей даже приближаться к его палате.

— С чего такая категоричность? — мягко поинтересовалась девушка.

— А ты как будто не понимаешь?

— Если тебя беспокоит, что всеобщая ненависть перекинется и на меня, то не стоит. Коллеги и так не пылают ко мне безудержной любовью, так что я легко переживу еще какое-то количество недоброжелателей.

— Эрика, — Полковник взял ее за плечи и заставил посмотреть себе в глаза. — Ты не просто сотрудница местного НИИ, ты — моя дочь. И, каждый раз заходя в комнату к «процветающему», ты должна помнить, что он ненавидит твоего отца. И сделает все, чтобы до меня добраться. Он опасен!

— Пока что это мы представляем для него опасность. Заметь, сначала хотели расстрелять его, потом отправили на поверхность, где его чуть не убили, — девушка спокойно выдержала пристальный взгляд отца.

— Идет война. Люди гибнут. Так почему же он и его друзья должны отсиживаться в безопасности? Он — чертов шантажист.

— Он — загнанный зверь. Само собой рычит и огрызается. Ты просто не нашел к нему подхода.

Услышав эти слова, Полковник переменился в лице.

— А ты, значит, нашла? — рявкнул он.

В глазах Эрики промелькнуло легкое удивление. Видимо, ее отец как-то по-своему истолковал ее последние слова, и это толкование явно отличалось от того, что было на самом деле.

Девушка была недалека от истины: тот факт, что его дочь интересуется «процветающим», не нравился Полковнику еще и потому, что он опасался, как бы его дочка не увлеклась Дмитрием. С самого начала она проявляла к нему какую-то необъяснимую симпатию. Сначала упорно уговаривала не убивать его, а сейчас и вовсе захотела лично выхаживать. Полковник не считал Эрику легкомысленной, однако он подозревал, что Вайнштейн мог выставить «процветающего» рыцарем, которого оболгали, и девушка могла повестись на его россказни. К тому же Дмитрий мог привлечь ее еще и внешностью.

— Папа, ничего плохого не случится, — чуть помолчав, ответила Эрика. — Я прекрасно понимаю, с кем имею дело. Но рядом со мной всегда Альберт, и ему я доверяю. А что касается «подхода», то мне показалось, что будет правильнее попробовать нам всем примириться. В конце концов, у нас общий враг. Быть может, если у тебя не получается наладить с Лесковым отношения, получится у меня.

— Не лезь в то, что тебя не касается. Ты — химик, а не врач, поэтому занимайся своими делами. А если тебе так уж хочется помочь раненым, отправляйся в общую палату и помогай тем, кто этого действительно заслуживает.

Эрика не ответила. Она не желала продолжать этот спор, но и отказываться от предстоящего исследования тем более не собиралась. Если бы отец только знал, кто такой этот Дмитрий Лесков, то не был бы так категоричен.

Тем временем виновник их спора разместился в новой одиночной палате, но теперь уже в госпитале на Адмиралтейской. Однако наедине со своими мыслями он находился недолго. Уже спустя пятнадцать минут в его палату ворвались Рома, Иван и Георгий, на лице которого красовался здоровенный синяк. В тот же миг комната утонула в бурных восклицаниях. Все трое были настолько рады видеть своего друга живым, что забыли даже о страшном биологическом заражении, которому по слухам подвергся Лесков. Вопросы сыпались на Диму раньше, чем он успевал ответить, поэтому вскоре парень сдался и начал ограничиваться кивками головы.

— Б-б-больше не ход-ди н-наверх од-д-дин, — от волнения Рома снова начал заикаться. — Л-л… Лл-люди з-з-знают…

Парень прервался, чувствуя, как вспыхнуло его лицо. Он хотел сказать Диме, что люди на Адмиралтейской знают, что для них сделал «процветающий».

— Морозов рассказал всем, сколько машин ты для нас достал, — с улыбкой сказал Иван, усаживаясь на единственный стул. — С такими цифрами трудно продолжать тебя ненавидеть. А с поддержкой Лосенко тебя так вообще скоро к святым причислят… Если он, конечно, хотя бы раз в неделю будет выходить из карцера для разнообразия.

— А я и не жалею, — хмыкнул Лось, невольно расправляя плечи и выпячивая грудь. — Раскатал пару морд, чтобы остальным неповадно было. Сейчас реально все свои челюсти позавинчивали, вообще шугаются на вас прогон устраивать.

— Постой, ты дерешься с солдатами из-за меня? — Дмитрий озадаченно посмотрел на борца за свои права.

— Гражданским лохам тоже хавальники позакручивал, — торжествующе сообщил Лось. — Все будет нормалек, босс. Еще пару недель, и зауважают!

Дмитрий вопросительно посмотрел на Рому, который лишь пожал плечами, затем на Ивана, который весело ухмылялся, после чего ответил:

— Георгий, я благодарен тебе за то, что…

— Да мне не в лом, босс…

— Что ты заступаешься за меня, но этого не нужно. Хотя бы потому, что этим людям еще воевать.

Какой-то момент улыбка Георгия все еще держалась на лице, а потом начала угасать.

— Да я вроде не сильно, — пробормотал он, почесав затылок. — Разок-другой сопли красные размазал, но ничего такого.

— Георгий, ты меня услышал. Воевать нужно с врагом, а не друг с другом.

— Дим, когда тебя выпишут? — Рома решил перевести тему, и в этот раз, к счастью, удалось без заикания.

— Куда его выписывать? — немедленно вмешался Иван. — На мумию похож. Пусть пока в саркофаге полежит, фараон хренов. А то опять на поверхность отправят.

— Кстати, о поверхности, — Дима посмотрел на Бехтерева. — Что слышно?

— Да ничего хорошего, — Иван поморщился. — Пару дней назад на крыше одного из домов появилась надпись «SOS». Решили, что там скрываются несколько выживших. Отправили за ними группу. Вначале вроде все нормально было, выходили на связь, а потом пропали. Посмотрели записи с камеры на шлеме их командира — вообще ни черта непонятно. Хаос, паника, что-то серое несколько раз промелькнуло, а потом камеру вроде как раздавили. В общем, обрубилось все. На следующий день наш беспилотник зафиксировал еще одну надпись на крыше: «Помогите! Мы на чердаке!» В общем, собрали еще одну группу. И та же история.

— Может, это ловушка? — предположил Лесков.

— Мы сначала тоже так решили, но беспилотник зафиксировал людей, которые делали эту запись. Двое мужчин и две женщины. Одна с маленьким ребенком.

— Сколько человек уже не вернулось? — спросил Дима.

— Четверо из одной группы и пятеро из другой, — ответил Рома.

— Ну вот и считайте…

— А что, по-твоему, не нужно было за ними идти? — Суворов недоверчиво посмотрел на Диму. — Там же женщины. И ребенок.

Лесков промолчал. С одной стороны спасти женщин и ребенка было правильно и важно, но с другой стороны ни ребенок, ни эти женщины не смогут вести боевые действия. А те девять обученных солдат могли бы.

— Собираются посылать еще? — тихо спросил он.

— Да, — ответил Рома. — Ермаков-младший поведет.

— Но вы, надеюсь, не идете? — Лесков обвел взглядом собравшихся у его постели, однако в этот раз никто из его друзей отвечать не торопился. — Вы остаетесь внизу, так ведь?

Когда Рома опустил голову, Дима почувствовал странную тревогу.

— Рома?

Суворов молчал.

— Иван?

— Что Иван? Ему спасибо скажи. Я бы никуда не шел, — с этими словами Бехтерев покосился на Рому.

— Я… Я сам вызвался, Дим, — ответил Суворов. — Понимаешь, я не могу вот так вот сидеть и прятаться, пока другие воюют. Меня уже начинают презирать.

— Какая тебе разница до их «презрения»? — Дима даже чуть приподнялся на постели.

— Они — те, кто защищают меня, пока я наравне с женщинами, детьми и инвалидами сижу в подземелье. Поговаривают, что вражеских роботов убрали из Петербурга. Я ничем не рискую, если просто прогуляюсь до нужного здания и выведу оттуда людей.

— А ты не задумывался, почему эти люди сами оттуда не выходят и не идут к метро? Почему они сидят в своем убежище, если никаких роботов больше нет?

— Не знаю.

— А я тебе скажу. Вероятнее всего, это ловушка, в которую ты добровольно собрался шагнуть. И заодно тащишь туда Ивана.

— Я не просил его идти со мной.

— Извини, Цой, но меня не нужно просить, — отозвался Бехтерев. — Я просто вижу, что ты не готов.

— Да я никогда не буду готов! — Рома повысил голос. — И никто не готов! Потому что идет война! Я больше не буду прятаться за вашими спинами.

— Ты тоже идешь? — теперь Дима обратился к Лосю.

— Не знаю. Я бы тоже с пацанами двинул, но Ермаков не хочет меня брать. Выеживается, как баба на первом свидании. Что-то несрастунчик у меня с ним. Походу, все из-за карцера.

— Когда вы собираетесь идти? — еле слышно спросил Лесков. Услышанное неприятно поразило его, и хорошее настроение испарилось так же быстро, как появилось с приходом товарищей.

— Через пару часов, — ответил Иван. — Да не нервничай ты так. Сказали же тебе, вражеских роботов нигде нет. Записи с камер это подтверждают. И разведчики докладывают.

— Так почему же группы до сих пор не вернулись, раз все так безоблачно? — мрачно поинтересовался Лесков. — У тебя дочь, Иван. А у тебя, Георгий, сын. А ты, Рома, просто придумываешь себе разную чушь про самоуважение. Геройствовать тоже нужно с умом. А тупо пойти и погибнуть — это не геройство, а идиотизм!

— Это мой выбор, — ответил Рома. — И я сам против, чтобы они шли со мной.

— Вам дадут с собой роботов?

— Хотят, чтобы мы не привлекали внимания, — ответил Иван.

— Да они из вас пушечное мясо делают! — вырвалось у Лескова.

Какое-то время друзья еще говорили о предстоящей вылазке, после чего распрощались. Они обещали навестить Диму перед уходом на поверхность еще раз и уже направились было к выходу, как Иван внезапно остановился, словно о чем-то вспомнив. Затем, покопавшись в кармане куртки, достал немного помятого дракона, сложенного из белого листа бумаги.

— Это тебе от Вики. Оригами. Сама делала, — произнес он, посадив бумажную фигурку на край тумбочки.

— Передай ей спасибо, — Дима чуть улыбнулся, задев пальцем драконье крыло. — Как она?

— Нормально. С Лосенко-младшим подружилась. Теперь всех строят там. Ладно, Димон, выздоравливай.

С этими словами Иван осторожно потрепал друга по здоровому плечу и первым покинул комнату.

Друзья ушли, и Лесков вновь оказался наедине со своими мыслями. Все его попытки защитить близких раз за разом рассыпались в пыль, и сейчас собственное бессилие казалось ему невыносимым. Все рушилось на глазах. Конечно же, он понимал, что его друзья — самостоятельные взрослые люди, которые сами в состоянии решить, как распоряжаться своей жизнью. Вот только легче от этого не становилось. Все действительно рассыпалось, и чем сильнее Лесков пытался добиться какой-то стабильности, тем стремительнее она исчезала.

Прежде ему казалось, что он соберет своих близких на одной станции и сможет заставить Полковника не отправлять их на поверхность. Но в итоге Катя ушла вместе со Стасом, и ему, Диме, остается только гадать, как складывается ее судьба. А сам он потерял статус «неприкосновенного», а с ним и свой единственный шанс хоть как-то влиять на Полковника. Лесков снова проиграл и теперь отчетливо ощущал привкус этого проигрыша.

«А если они там погибнут?», — в отчаянии думал парень. «Если их группа тоже не вернется?»

Эта мысль прокатилась по телу Дмитрия ледяной волной. На миг ему представился мир, в котором он остается без своих друзей.

Не особо задумываясь над своими действиями, Лесков взял с края тумбочки бумажного дракона и повертел его в пальцах. Надо было отдать Вике должное — листок был сложен мастерски, и с первого взгляда на оригами становилось понятно, что девочка долго тренировалась, прежде чем сделать Диме подарок. Было даже как-то странно заметить на крыле дракона маленькую царапинку чернил. Тем не менее это незначительно пятнышко привлекло внимание парня. Он приподнял верхний слой бумаги и тихо усмехнулся. Вика передала ему записку таким способом, чтобы этого не понял ее отец.

Тогда Дмитрий развернул лист и с интересом пробежался по нему взглядом. Строчки были написаны в разных направлениях, явно для того, чтобы ни одно лишнее слово не выглянуло на поверхность оригами. Если не обращать внимания на несколько грамматических ошибок и отсутствие пары знаков препинания, записка звучала следующим образом:

«Уважаемый Дима Костянтинович! Мой папа снова уходит наверх. Пожалуйста, отговорите его. Папа Карины не вернулся. Никто не знает, почему. Я очень боюсь! У меня плохое предчувствие! Если вы поможете, я тоже сделаю для вас что-нибудь очень хорошее. Клянусь Габриэлем! Дочь папы, Виктория. Выздоравливайте».

Дмитрий невольно улыбнулся: хитрость девочки несколько позабавила его. Он сложил записку, после чего сел на постели и осторожно повел раненым плечом. Движение отозвалось тупой болью.

Вика искренне надеялась, что Лесков сможет уберечь ее отца от опасности, и от этого Дмитрию сделалось не по себе. Среди своих друзей он был единственным, кому нечего было терять. У Ивана и Георгия были дети, у Романа — его идеалы, а у него, Лескова — лишь собственная жизнь и абсолютно бестолковые на данный момент способности. Если бы у него хотя бы были силы Бранна…

«Надо поговорить с Ермаковым», — подумал Дмитрий. «Я не могу заставить их не пойти на поверхность, но я могу заставить Алексея отступить, если появится хотя бы малейший намек на опасность».

Разговор между Лесковым и Ермаковым-младшим действительно состоялся. Вот только на решение молодого командира он не сильно повлиял. Спустя несколько часов его группа уже собралась у активированной лифтовой шахты и теперь дожидалась своего предводителя. Вначале было решено идти вчетвером, но в последний момент Алексей решил взять пятого бойца. Правда, этот пятый, по мнению Ивана, был еще более бестолковым чем Рома, поэтому при виде новичка Бехтерев почувствовал разве что раздражение. Он с долей иронии смерил его взглядом, и паренек невольно отступил на несколько шагов, словно испугавшись своего соратника.

То, что этот солдатик абсолютно неопытный, Иван понял с первого взгляда. Во всяком случае, прежде ни один военный не стремился водрузить на голову шлем раньше, чем группа зайдет в лифт. Этот же «инопланетянин» напялил на себя разом всю защиту, которую смог найти, и тем самым вызывал недоумение даже у Ромы.

— Ермаков же вроде говорил, что вчетвером пойдем, — тихо произнес Тимур, обратившись к Ивану. Он озадаченно покосился на солдата, чье лицо было скрыто шлемом.

— Какая разница: четверо-пятеро. Я бы вообще предпочел один идти, чем в отряде с этим идиотом, — Бехтерева явно не слишком заботило, что незнакомец обязательно услышит его фразу, поэтому продолжил, не сбавляя тона, — Ермаков-младший походу тот еще шутник. Мало того, что Ромка неопытный, так еще и этого клоуна пригнал.

— Да ладно, Иван, все мы когда-то начинали, — с улыбкой ответил Тимур, покосившись на новичка. Затем, уже повысив голос, он обратился к незнакомцу, — ты из какой части будешь?

«Клоун», коим новичка окрестил Иван, повернул голову в их сторону, а затем демонстративно отошел от них еще на несколько шагов.

— Походу он обиделся, — хохотнул Бехтерев. — Ты хоть раз был на поверхности, чучело?

— Да отстань ты от него, — перебил его Рома. — Что ты докопался?

— Да меня бесит политика нашего руководства. Нет, чтобы нормальные группы собирать. Зачем примешивать неопытных дебилов, которые вообще не догоняют, что происходит на поверхности?

— Чтобы, когда погибнут все опытные, не остались, как ты выразился, сплошные неопытные дебилы, — раздался голос Алексея. Он приблизился к Ивану и строго добавил: — Отец предупреждал, что ты довольно проблемный.

— Я? Да вы что, товарищ капитан? Я вообще божий одуванчик, — ухмыльнулся Бехтерев.

— Тебя бы в настоящую армию хотя бы на месяц, «божий одуванчик», — нахмурился Ермаков. — Там бы тебя мигом перевоспитали. Все, хватит трепаться! Заходите в лифт.

— Что, даже речи командира не будет? — не унимался Иван.

— Иди, давай! — приказал Алексей. Затем, обернувшись, он уже прикрикнул на новичка, — а тебе что, отдельное приглашение? Не отставай!

На поверхности шел дождь. Крупные тяжелые капли вовсю барабанили по асфальту, словно пытались пробить его насквозь. Ветер выл, как раненый зверь. Он набрасывался на чудом уцелевшие после бомбежек деревья, как будто желал окончательно разрушить то, что осталось. Несмотря на то, что был уже конец июня, воздух был по-осеннему холодным. Питерское лето всегда представляло собой нечто крайне переменчивое, но сегодняшний день точно нарочно пытался подчеркнуть всю безысходность мира, созданного «процветающими».

Алексей и его группа осторожно продвигались в сторону высокого серого дома с колоннами, который прежде назывался Домом Великана. Именно на его крыше беспилотники обнаружили надпись «помогите!». Однако Иван помнил это здание еще и потому, что когда-то, еще во времена детдома, он ездил сюда на экскурсию. Здесь он и его «стая» вовсю веселились, то всей оравой забираясь в гигантскую кастрюлю великана, то плутая по лабиринту из зеркал. Позже Иван важно заявил, что этот музей может впечатлить только малолеток, но на деле парню настолько понравилось, что ему стало неловко от своих настоящих эмоций. Лишь спустя годы он нашел повод вернуться сюда еще раз, теперь уже с маленькой Викой. Музей заметно поменялся, но Иван не смог не узнать банку сгущенки, размером со шкаф, на которую пытался забраться Игорь. Его подсаживали всей «стаей». Для Енота сгущенка была любимым лакомством, поэтому никто из друзей не отказал ему в помощи, несмотря на его излишний вес.

Теперь же Иван снова направлялся к Дому Великана, однако из его прежней «стаи» рядом с ним шагал только Рома, хотя Бехтерев предпочел бы, чтобы не было и его. То и дело блондин напоминал другу, чтобы тот держался подле него и не смел отставать. Тимур, напротив, старался держаться Алексея. Что касается новичка, то он почему-то предпочитал следовать за Иваном. Казалось, что даже он чувствовал, что Бехтерев более опытный чем Тимур или Рома, и, видимо, полагал, что с ним будет безопаснее.

В первую очередь группу поразило то, что город действительно казался полностью опустевшим. Разведчики доложили, что вражеские роботы потерпели поражение в последнем бою, и «процветающие» были вынуждены отступить, чтобы сохранить оставшихся. Теперь город населяли лишь шорохи дождя да сквозняки, облюбовавшие руины зданий.

Прежде Иван делал вид, что в Доме Великанов ему было неинтересно, а сейчас старался выглядеть так, словно ему не страшно. Он впервые участвовал в вылазке с целью эвакуировать выживших, и теперь задавался вопросом, а сможет ли он прикрыть собой незнакомого ему человека.

Чем ближе они подбирались к зданию, тем все более неуверенно чувствовал себя Бехтерев. Ему не нравилось, что они настолько отдалились от станции метро, и он не знал, где они будут прятаться в случае заварушки. Нет, конечно же, у Алексея был подготовлен какой-то запасной план, вот только Ивану легче от этого не становилось. Он уже невольно начинал злиться на Рому, которому захотелось погеройствовать.

В какой-то момент Рома, все это время шагавший рядом с ним, внезапно остановился.

— Я что-то видел…, - растерянно произнес он. — Что-то на крыше п-п-п…

Парень снова начал заикаться. Он пытался выдавить из себя слово «промелькнуло», но оно словно застряло в горле. Иван не знал, что Рома имел ввиду, но предпочел сообщить об этом по общей связи. Все как по щелчку в тревоге посмотрели на верхние этажи Дома Великана, туда, куда указал Рома.

— Что ты видел? — встревоженно спросил Алексей.

— Н-н-н… З-н-н-н-аю… Ч-ч-т-т-т-о-т-о. Б-б-белое.

— Может, птица? — предположил Иван. — Чайка какая-нибудь или?

— Да ничего там нет, — вмешался Тимур, отключая на шлеме функцию приближения. — Пацаны перенервничали…

— Лучше зря перенервничать, чем спокойно сдохнуть, — разозлился Иван.

— Угомонитесь! — перебил их Алексей. Затем он уже обратился по личной связи к последнему участнику их группы.

— А ты что-то видел?

— Нет, — неуверенно отозвался парень.

Тогда Алексей вновь переключился на общую связь:

— Держитесь тени. До здания осталось недалеко… Дойдем.

Иван посмотрел на Рому. Наверняка, парень волнуется, но «глюками» он никогда не страдал.

— Что ты видел? — снова спросил он Суворова, но уже чуть мягче. — Говори спокойно.

— Наверное, мне действительно показалось…

Группа продолжила свой путь, однако, прежде чем они успели продвинуться хотя бы на пять метров, Алексей заметил темнеющий на асфальте автомат. Брошенное оружие мрачно выделялось на фоне серого камня, и при виде него парням невольно сделалось не по себе. Что-то было в этом зловещее, что-то такое, от чего хотелось броситься прочь.

— Черт, это же оружие одного из наших. Не вернувшихся, — воскликнул Иван. — Если его расстреляли роботы, где тогда тело?

— Может, он прячется где-то, — предположил Тимур. — Автомат мог бросить.

— Может, и так, — ответил Алексей, поднимая оружия и вешая его на плечо. — Сейчас наша задача — спасти выживших.

На удивление, здание музея, в котором по теории прятались гражданские, осталось практически нетронутым. Бомбежки каким-то чудом пощадили его, и дом ограничился лишь выбитыми окнами да треснувшей колонной.

Группа осторожно миновала вестибюль и направилась к главной лестнице. В своем послании выжившие указывали на то, что они прячутся на чердаке, поэтому первым делом Алексей решил проверить верхние помещения. В здании парни немного расслабились. Разведчики не ошиблись: роботов действительно в центре города не оказалось, а это означало, что группа ничем не рисковала. Тем не менее окончательно тревога никуда не исчезла. В тишине шаги казались настолько громкими, что то и дело парни невольно вздрагивали.

Добравшись до чердака, Алексей осторожно дернул ручку, но дверь не поддалась.

— Говорит капитан Алексей Ермаков, — произнес он, обращаясь в возможным выжившим. — Мы пришли с целью эвакуировать вас из опасной зоны. Откройте дверь, или мы будем вынуждены взломать ее.

Какое-то время за дверью ничего не происходило, но вот замок тихо щелкнул, и всклокоченный бородатый мужчина осторожно выглянул наружу.

— Слава Богу! — вырвалось у него. — Мы уже не надеялись. Провизии почти не осталось… У ребенка температура!

Затем незнакомец распахнул дверь, и группа Алексея наконец увидела тех, до кого по какой-то необъяснимой причине не смогли добраться остальные солдаты.

Малюсенькая свечка лишь частично освещала огромное помещение чердака, заваленного по углам разнообразным хламом. Толстый слой пыли покрывал наложенные друг на друга, снятые с петель облезлые двери, ненужную мебель и какие-то устаревшие декорации музея. Подле свечи сидели две женщины, одна из которых бережно баюкала двухлетнего ребенка. Чуть поодаль стоял еще один мужчина. В руке он все еще сжимал деревянную палку.

— Как вас зовут? — спросил Алексей, обратившись к бородатому мужчине.

— Леонид, — немедленно отозвался тот. — А это, — он указал на женщину с ребенком, — моя жена Галя. Ребенок не наш, нашли… Не смогли бросить.

— Я — Степан, — ответил второй мужчина, наконец выпуская из пальцев свое жалкое оружие. — А это Настя, я встретил ее по дороге, пока добирался до Питера из Пушкина.

— Среди вас есть раненые?

— Нет, никого, — Леонид отрицательно покачал головой. — Простите, вас Олег привел, да? Он ушел пару дней назад за помощью. Вы же его встретили, правда? Он — мой старший брат, и я очень беспокоюсь за него.

— Простите, но нам об этом ничего неизвестно, — чуть понизив голос, ответил Алексей. — Я задам встречный вопрос: видели ли вы кого-то из наших солдат снаружи или, может быть, слышали шум? Они направлялись за вами, но теперь почему-то не выходят на связь.

— Вчера на улице вроде кто-то кричал, — произнесла Галина. — Или это был ветер, я не знаю. Не стала будить мужчин, побоялась, что они пойдут проверять. Уж извините, среди нас нет героев. Один вот ушел, теперь неизвестно, что с ним.

— Галя! — осадил ее Леонид.

— Что Галя? — в отчаянии воскликнула женщина и тут же спрятала лицо в ладонях.

— Я боюсь. Я очень боюсь! — прошептала она, с трудом сдерживая рвущиеся из груди рыдания.

— Мы пришли, чтобы помочь. Не бойтесь, — с этими словами Алексей снял с себя рюкзак и принялся доставать оттуда лихтин. — Вам нужно надеть это. Хотите, сверху можете надеть свою одежду. Этот материал защитит вас от дождя и холода и не позволит роботам обнаружить вас через тепловизоры.

Пока выжившие переодевались, солдаты дожидались их за дверью. Настроение группы заметно улучшилось — полдела сделано. Оставалось только вернуться.

— Ну что, не так уж и страшно? — обратился Иван к Роме. Последовав примеру новичка, он опустился на ступеньки, и Суворов сел подле него.

— Вроде не страшно. Но мы ведь еще ни с кем не воевали.

— Тоже верно, — усмехнулся Бехтерев. — Может, ты настолько неподготовленный, что даже роботы это чувствуют и тебя жалеют?

— Хватит издеваться, — отмахнулся Рома. — Если честно, я представлял, что наша вылазка будет… Ну знаешь, как в фильмах. Когда бежишь, все взрывается, пули свистят. Думаешь, снесет тебе башку в эту секунду или в следующую…

— То есть, ты недоволен? Спецэффекты зажилили…

Рома улыбнулся. С Иваном ему никогда не удавалось поговорить по душам. Как только он решался излить другу душу, Бехтерев немедленно все портил своими комментариями.

— Ты как там, жив, новичок? — спросил Тимур, тем временем усевшись рядом с самым молчаливым членом их группы.

— Да, — голос парня прозвучал слабо.

— Чего, плохо себя чувствуешь?

— Нет.

— Нет? Как же… Испугался небось! — усмехнулся Тимур. — Салаги вы. Вот кем ты был в прошлой жизни? Кем работал?

— Менеджером.

— Менеджером, — снова повторил Тимур, нарочито растягивая слово. — Наверное, образованный, зарплату хорошую получал. На тачке крутой ездил.

Парнишка молча кивнул.

— И, конечно же, девки на тебя западали, — продолжал развивать свою мысль солдат. — А вот теперь подумай: помогли тебе деньги и твои машины на войне. Помогло твое образование? Нет, не помогло. А все потому, что мужчины довоенного времени вместо того, чтобы по клубам шляться, лучше бы стрелять учились, костер разжигать без спичек и зажигалок, по звездам ориентироваться. Ушли мы от прошлого, обрубили корни, все надеялись, что мобильные телефоны да лексусы с открытым верхом нас от всего спасут. Вот и выросли хлюпиками непригодными. А бабы от таких, как ты, ушли к профессиональным солдатам, которые знают, как свою самку защитить. Вот знай бы ты, что война будет, в клубы ходил бы или стрелять учился?

— Стрелять, — эхом повторил парень.

Услышав этот ответ, Тимур усмехнулся, после чего дружески хлопнул своего собеседника по плечу.

— А я вот по клубам не ходил, — продолжил он. — На охоту ездил, на рыбалку. Запросто могу выжить в лесу. Но вот город для меня — такая же западня. Зверя-то проще выследить, чем железную махину завалить. А вот с бабами долго не получалось. Не умел я красиво ухаживать, да и денег особо не было. Жена моя к такому как ты… менеджеру… ушла. Теперь небось жалеет. Так-то вот…

Наконец Алексей отдал распоряжение выдвигаться. Он и Тимур шли впереди, следом группа выживших. Замыкали отряд Бехтерев, Суворов и новичок.

Продвигались медленно. Слова Галины о том, что вчера на улице кто-то кричал, хоть и не обсуждались между участниками группы, тем не менее застряли в сознании каждого. Быть может, это действительно был ветер. В конце концов, несчастная женщина была сильно напугана. Однако факт оставался фактом: уже вторая группа не вернулась с вылазки. Возможно, вчера кричал кто-то из солдат. Возможно, его отряд угодил в какую-то ловушку, и он звал на помощь. Но, что еще вероятнее, это был предсмертный крик боли, и от этой мысли путникам было не по себе.

— Переходим на противоположную сто…, - начал было Алексей, но прежде чем он успел договорить, нечто огромное, цвета слоновой кости метнулось из-за угла ближайшего здания и набросилось на Леонида. Мужчина дико закричал, когда тварь оторвала ему руку и жадно проглотила ее. Прежде никто из них не видел ничего подобного: это существо напоминало собой комодского варана, но было куда больше и, что удивительно, проворнее. В длину вместе с хвостом оно достигало почти четыре метра, в высоту — полтора. Глаза были желтыми, как у ящерицы, на лапах — крючковатые когти, а из окровавленной пасти торчали ряды острых зубов.

Началась паника. Алексей и Тимур попытались было отстреливаться, чтобы защитить людей, но пули отскакивали от существа, не оставляя на его коже никаких отметин.

— В здание! — закричал Ермаков, отступая назад. — Защищайте людей!

— Защищайте людей! — повторил Тимур, пытаясь вывести неопытных солдат из ступора. Вот только Бехтерев, смекнув, что пули не помогут, палить не торопился. Он не знал, что это за чудовище, но ему казалось, что выстрелы только еще больше разозлят его.

— Не стреляй, Ромка. Отходим спокойно. Пока оно жрет!

С этими словами Иван схватил за руку остолбеневшую от страха женщину с ребенком и потянул к себе. От неожиданности та испуганно взвизгнула.

— Не ори! — прошипел Бехтерев. — Медленно иди за мной.

Однако через миг закричала уже Анастасия. Она услышала гортанное рычание в нескольких шагах от себя, и когда обернулась, увидела еще одного зверя. Рома, стоявший ближе всего к ней, попытался защитить ее и открыл огонь. Тем самым он спровоцировал чудовище на атаку. Тварь немедленно рванула в его сторону, пытаясь уничтожить ненавистный «раздражитель».

В один прыжок существо сбило Рому с ног и уже собиралось было вцепиться в его тело, как что-то заставило его отступить от своей жертвы и медленно попятиться назад. Отступила и вторая тварь. Прижавшись к земле, они разинули пасти, демонстрируя ряды зубов, а затем пронзительно завизжали. От этого отвратительного звука хотелось зажать уши руками: он походил на скрежет ножа по бутылочному стеклу, подправленный гортанными хрипами.

Тем временем новичок помог подняться Роме с земли.

— Ты в порядке? — в тревоге обратился он к Суворову.

— Д-д-д-а, — выдавил из себя перепуганный Рома. Механический голос новенького показался ему немного знакомым.

Однако за краткий миг этого разговора тварь, напавшая на Рому, осмелела и снова попыталась атаковать. Новичок отступил на шаг назад, оттаскивая Суворова, и теперь уже не смея отвести взгляда от чудовища. А затем почему-то начал снимать шлем. Он неотрывно смотрел на чудовище, которое мысленно окрестил «костяным», и от его взгляда тварь снова испуганно прижалась к земле и завизжала. Однако теперь уже гораздо тише. Звук, который она издавала, превратился в жалобное поскуливание. Несколько раз тело существа дернулось, словно оно пыталось наброситься на человека, снявшего шлем, но каждый раз страх брал верх.

— Как ты это делаешь? — ошарашенно произнес Иван, уже тоже подумывая снять с себя шлем. Но в этот самый миг новичок обернулся в сторону второго существа и произнес одно единственное слово:

— Убить!

— Твою мать… — вырвалось у Ивана, когда он увидел, как оба чудовища в ярости сцепились, пытаясь перегрызть друг другу горло. Но даже не это поразило его настолько. В новичке, который только что снял с себя шлем, он узнал Дмитрия. И к своему ужасу осознал, что это глаза его лучшего друга сейчас окрашены в неестественный янтарно-медный цвет.