Прежде Дмитрию не доводилось бывать в местах лишения свободы. Камеры для заключенных он видел только в фильмах, и все они представляли собой весьма плачевное зрелище — тесные, мрачные и обшарпанные. Казалось, туда попросту замуровывали людей. Что касается тюрьмы нового образца, то она не сильно отличалась от старых, разве что находилась глубоко под землей, как, собственно, и поселение, в котором теперь обитали оставшиеся в живых петербуржцы.
Комната, где держали Дмитрия в течение двух последних недель, представляла собой крохотную каморку, интерьер которой ограничивался железной кроватью, накрепко привинченной к полу, и такими же железными унитазом и раковиной. Низкий потолок едва ли не лежал на плечах узника, а само пространство было настолько тесным, что большую часть времени Лесков проводил, сидя на постели.
Парень не знал, что происходило на поверхности, да никто и не стремился ему что-то объяснять. Все его вопросы таяли в воздухе без ответа. Посетителей к заключенному тоже не допускали. Два раза в день приоткрывалось окошко в двери, и Дмитрий получал еду. Несколько раз его выводили принять душ. На этом все разнообразие заканчивалось.
К концу второй недели Лесков даже задумался о том, что, быть может, расстрел — это меньшее из зол. Невыносимо находиться сутками в тесном помещении, не имея никакого иного развлечения, кроме проецирования собственных мыслей на равнодушный потолок или безмолвную стену. Дмитрий постоянно перебирал события своей жизни, словно бусины четок, каждый раз задаваясь вопросом, была ли у него возможность что-то изменить? Почему-то находясь на грани, невольно начинаешь оглядываться в начало своего пути, будто где-то там на дороге валяются ответы, почему все так получилось, и, главное, кто в этом виноват. В каком-то смысле совесть умела обгладывать до костей не хуже голодной собаки, и от нее не удавалось откупиться никакими деньгами.
Дима думал о людях, которых больше нет в живых. Например, о Наде, Игоре или Цербере. Если Катя, Рома и Иван уцелели только благодаря лекарству Бранна, то остальные умирали, не имея ни единого шанса на спасение. Такая же участь наверняка постигла ребят, с которыми Дима вырос, а также воспитателей и других сторожей.
Но еще страшнее было гадать, что ждет уцелевших. Лесков мог лишь догадываться, какую участь уготовил для его друзей Полковник, но надеялся, что хотя бы их не сочтут виновными. Хотелось верить, что их заняли какой-то полезной работой, и им не приходится рисковать жизнью…
Внезапно за дверью раздались шаги. В гробовой тишине, в которой Дмитрий уже привык находиться, этот звук показался поразительно громким. Лесков вздрогнул, когда щелкнул замок, и дверь отъехала в сторону. В проеме показалась фигура Кирилла Матвеевича Ермакова. Дмитрий не мог помнить этого человека, так как находился без сознания, когда его и остальных доставляли в научно-исследовательский институт. Ермаков явился за ним не один — за его спиной находился еще один солдат, тот самый, который бережно носил Дмитрия на руках, а теперь мечтал свернуть ему шею.
— На выход, — приказал Кирилл Матвеевич.
Лесков настороженно смотрел на незнакомца, словно пытался проникнуть в его мысли. Лицо Ермакова было мрачным, а в свинцово-серых глазах отражалось презрение. Военный действительно испытывал к пленному сильную антипатию и в каком-то смысле даже жалел, что в тот злополучный день собственноручно вколол ему лекарство.
— Оглох? — внезапно рявкнул солдат, сопровождавщий Ермакова. Тогда Дмитрий наконец поднялся с кровати и шагнул по направлению к двери.
В этот раз надевать наручники на него не стали. Парня молча вели по подземному тоннелю, который с трудом освещали тусклые редкие лампочки. Они вспыхивали по мере приближения и гасли, как только от них отдалялись.
Метров через тридцать тоннель разделился надвое. Ермаков первым свернул налево и остановился только тогда, когда путь ему преградила тяжелая металлическая дверь. За ней оказалось то, что Лесков уже не надеялся увидеть.
Эта часть подземного города напоминала собой тускло освещенную станцию метро, облицованную крупным белым кафелем. Территория «района» была сравнительно небольшой, как и количество темно-серых пятиэтажных зданий кубической формы. Дмитрия поразило то, что ни одна из этих построек не имела окон. На сплошных стенах красовались номера, позволяющие людям отыскивать нужное здание среди абсолютно идентичных построек. Вот только этих самых людей снаружи практически не было. Если кто и попадался, то это были военные.
Дмитрия ввели в одно из центральных зданий с номером «двенадцать». На пороге парень немного замешкался. В голову снова пришла мысль о том, что его собираются расстрелять, а этот странный дом как раз походил на идеальное место для исполнения приговора.
— Что вы собираетесь делать? — спросил Дмитрий, решив все же обратиться к Ермакову напрямую.
Военный мрачно усмехнулся, после чего тихо произнес:
— Это тебе у «процветающих» нужно было спрашивать, прежде чем связываться с ними. Иди, не бойся. Или ты смелый только тогда, когда подписи на сомнительных документах ставишь?
Лесков не ответил. Он мог в любую минуту воспользоваться своими способностями и заставить незнакомца рассказать о своих планах на его счет, но пока что медлил. Не хотелось выдавать себя только потому, что было страшно за свою жизнь.
Они поднялись на второй этаж, и Дима оказался в огромном помещении, похожем на стрельбище. Встревоженный взгляд парня задержался на ряде винтовок с оптическим прицелом.
— Прежде чем сюда придут заниматься новобранцы, — начал Ермаков, мрачно глядя на узника, — я хочу посмотреть, что ты из себя представляешь. Альберт сказал, что ты отличаешься поразительной меткостью, и я подумал, зачем пропадать такому таланту, когда он может послужить родине?
Эти слова и успокоили Дмитрия, и насторожили одновременно. Если здешние управленцы хотят, чтобы он «послужил родине», значит, расстреливать собственными руками его пока что не собираются. Скорее всего это сделают роботы «процветающих», производство которых он, Дима, тоже частично оплачивал.
«С чего Вайнштейн решил, что я вообще умею стрелять?» — подумал он. «Неужто мои дела настолько плохи, что он решил хотя бы таким образом выиграть для меня время?»
Ермаков молча наблюдал за реакцией своего неразговорчивого пленника. Его несколько поразило то, что, будучи столь молодым, этот парень не показывал своих эмоций. Голос его звучал ровно и спокойно, словно он интересовался не своей судьбой, а скидками в торговом центре.
— Ты очень сильно облажался, пацан, — продолжил Ермаков. — Смотрю на тебя и думаю: мой сын младше тебя всего на несколько лет, вот только он выбрал сторону своей родины, а ты — денег. Ну и что тебе дали твои деньги? Соотечественники тебя ненавидят, а «процветающие» бросили здесь умирать и даже не вспоминают. Полковник склонялся к тому, чтобы расстрелять тебя, но нашелся один дурак, который захотел за тебя поручиться…
— И кто же этот дурак? — Лесков вопросительно вскинул бровь. Он ожидал, что услышит имя Альберта.
— Я, — с этими словами Кирилл Матвеевич снова усмехнулся. — Друзья у тебя хорошие, повезло тебе с ними. Редко, кто будет так рьяно оправдывать человека, который финансировал массовое убийство. Я и задумался: если они в тебе что-то разглядели, может, и я разгляжу?
— Я финансировал программу по очистке воды, — Дмитрий буквально отчеканивал каждое слово. — То, чем это обернется, я, увы, предугадать не мог.
— Этого мы уже не проверим. Впрочем, Бог тебе судья. Я сказал Полковнику, что возьму тебя к своим, и попросил дать тебе второй шанс. Авось проявишь себя, как герой, и люди тебя простят.
— Допустим, — Лесков кивнул. — И что мне нужно сделать?
— У каждого отряда свои задачи. На данный момент все еще проводится эвакуация выживших. До некоторых людей мы до сих пор не успели добраться. К тому же в город пытаются попасть жители соседних территорий. Мы стараемся найти их до того, прежде чем их найдут вражеские машины. За последнюю неделю погибло двадцать пять солдат.
— Вы выставляете людей против роботов? — Дмитрий не поверил услышанному.
— А ты видел этих последних роботов? Наши железяки с трудом держат оборону. Сучьи машины «процветающих» гораздо умнее и быстрее. Их не находят радары, поэтому самонаводящееся оружие такое же «полезное», как слепой снайпер. Бестолковыми оказались и «поля», деактивирующие любую инородную технику — они срабатывают только тогда, когда роботы находятся в районе двадцати метров от наших баз. Зато ваши роботы запросто деактивируют наших. И их совершенно не колышат наши системы защиты. Одна радость — эти железные суки ориентируются преимущественно на движение и инфракрасное излучение. Поэтому, если наши ребята залягут в костюмах посреди улицы, их хрен заметят.
Диму несколько покоробило словосочетание «ваши роботы», словно это он их сюда прислал, но виду он не подал.
— Как же вы сражаетесь?
— Вручную, — мрачно ответил Ермаков. — Поэтому нам нужны снайперы. Мы изучили одну из этих железных хреновин, и по сути, наши инженеры могут их перепрограммировать. Главное, вырубить железяку парой точных выстрелов и при этом не повредить ее. Занятие сплошь дерьмо, но четверых роботов мы уже заполучили. Ну что стоишь, бери винтовку. Если ты такой великий стрелок, мир должен знать об этом.
В голосе Ермакова послышался неприкрытый сарказм, но Дмитрий словно этого не заметил.
— Прежде мне доводилось стрелять только из пистолета, — сухо произнес Лесков.
— Я думал, ты учился вместе со своим другом, — Ермаков нахмурился. — Который охранник. Вот только вопрос: с каких пор охранники частных особняков стреляют лучше большинства моих солдат?
Лесков снова насторожился. Видимо, его друзьям тоже пришлось сочинять какие-то сказки, о которых Дмитрий не знал, и теперь, главное, случайно не разоблачить их. Поэтому он предпочел не комментировать последнюю фразу Ермакова. Вместо него ответил солдат, все это время молча наблюдавший за ними.
— Да какой там охранник! По нему зона навзрыд плачет. Раньше мой отец давил этих волчар, а теперь работать с ними приходится.
— Тем не менее половина деактивированных роботов приходится на него. За одну пробную вылазку сразу две машины, — заметил Кирилл Матвеевич, и солдат не нашелся что возразить.
Определенно, речь шла об Иване, вот только для Дмитрия стало открытием, что его друг превосходно управляется с винтовкой. Блондин и прежде особо не откровенничал о роде своих занятий, а Лесков не настаивал на исповеди. Он знал только о том, что после смерти Олега Иван стал работать у знакомых Бранна. Вначале Лесков еще пытался повлиять на решение Ивана касательно работы с криминалами, однако его друг неизменно отвечал: «Свою бабу учить будешь».
— А кто еще из моих друзей участвует в вылазках? — поинтересовался Дмитрий. Новость о том, что Ивану приходится подниматься на поверхность, чертовски не понравилась ему.
— Волошин несколько раз участвовал в эвакуации выживших, — в голосе Кирилла Матвеевича послышались нотки уважения. — Смелый парень. Такие ребята на войне на вес золота.
— А Суворов? Суворов Роман?
— Его спутали с тобой и хорошенько избили, поэтому, пока восстанавливается, он помогает в госпитале. Но его уже начали обучать пользоваться оружием, так что на следующей неделе, думаю, выйдет вместе с Волошиным и остальными ребятами.
«Я доставал им лекарство не для того, чтобы из них делали пушечное мясо», — мрачно подумал Дмитрий.
— Сергей, активируй мишени, — вполголоса произнес Ермаков, обратившись к солдату. — Посмотрим, так ли страшен черт, как его малюют.
Солдат кивнул и, приблизившись к стене, нажал на панели несколько кнопок. Дима услышал тихое жужжание механизма и заметил, как то, что по началу показалось ему стеной, растворилось, открывая взгляду несколько быстродвижущихся черных мишеней.
— Дай ему пистолет, — Кирилл Матвеевич снова обратился к солдату и одновременно снял с пояса свое оружие. Направив пистолет на Лескова, он угрожающе тихо произнес:
— Без глупостей, парень. У тебя есть всего один шанс избежать расстрела.
Дмитрий взял пистолет из рук Сергея и, сняв его с предохранителя, повернулся к мишеням. В какой-то миг у него действительно возникла мысль застрелить этих двоих, вот только он не знал, сколько в магазине патронов, и, главное, что делать потом? На поверхность он так и так не выберется живым, да и где гарантии, что роботы «процветающих» его не тронут. Был один шанс на миллион, что его имя все еще было занесено в «базу неприкосновенных».
В пистолете оказался всего один патрон, но единственная пуля все же попала в цель. К удивлению проверяющих, Дмитрий практически не целился. В самом начале своего знакомства с Бранном, Лесков узнал о том, что «иные» обладают врожденной меткостью. Эта способность распространялась на них всех, ровно как и чешуя, защищающая организм от кровопотери.
— Повезло, — буркнул Сергей, когда Лесков протянул ему обратно пистолет.
— Может, и повезло, — согласился Кирилл Матвеевич, хотя уверенное поведение Лескова во время этой проверки не могло не озадачить его. — Дай ему шесть патронов.
Таким образом проверка продолжилась. В какой-то момент едва ли не подряд прогремело шесть выстрелов, после чего Дмитрий снова протянул Сергею пистолет с уже опустевшим магазином.
— Чтоб меня…, - вырвалось у солдата, когда он увидел, что все шесть пуль достигли своих целей. — Как ты это делаешь?
Кирилл Матвеевич молчал. Впервые в своей жизни он видел нечто подобное. Мишени были маленькими и к тому же двигались достаточно быстро. Нужно было время, чтобы как минимум рассчитать траекторию их движения и хорошенько прицелиться, в то время как Лесков словно стрелял наугад.
— В снайперы пойдешь, — еле слышно произнес он. — Останешься на занятие. Тебя научат обращаться с винтовкой.
Обучение для Дмитрия проходило не в самой дружелюбной обстановке. Все как будто заранее получили уведомление, что среди них окажется «процветающий», поэтому парня буквально испепеляли взглядами. В группе было двенадцать человек, среди которых не было ни одного, кто не винил Дмитрия в смерти своих друзей и близких. Для них «процветающий» был своего рода красной тряпкой для разъяренного быка, и если бы не наличие в этой комнате инструктора, солдаты давно бы разобрались с богатеньким ублюдком. Лесков почти кожей ощущал всеобщую ненависть, и, наверное, впервые в жизни самоконтроль давался ему настолько тяжело.
То, что Дмитрий оказался лучшим стрелком в группе, еще меньше вызывало к нему симпатию. Радовало лишь то, что инструктор не хвалил его на все лады. К середине тренировки Лесков стал уже нарочно промахиваться, чтобы окончательно не вывести из себя свою будущую «команду».
По окончанию тренировки в зал вернулся Ермаков и снова пожелал поговорить с Дмитрием наедине. Теперь речь уже шла о том, что его переводят из камеры в казармы.
— Среди гражданских тебе делать нечего, — пояснил Кирилл Матвеевич. — Там только женщины, старики, дети да инвалиды. Сергей тебе все покажет, как у нас устроено. И чтобы не было проблем, тебе наденут на ногу датчик слежения. Полковник хочет знать, где ты ошиваешься в свободное от службы время. Хотя я считаю, что это больше для твоей безопасности. Не хотелось бы найти тебя в какой-нибудь душевой с отверткой в горле. Как ни крути, «доброжелателей» у тебя здесь навалом. Но если будут особенно донимать, скажешь мне. Я их угомоню.
Лесков тихо усмехнулся. Мало того, что его здесь все ненавидят, так еще и за стукача будут считать. Все точно как в детском доме, с той разницей, что в детстве Дима не был причастен к массовому убийству.
— Я вас понял, — ответил он. — А друзей я могу увидеть?
— Увидишь в казарме. Я велел поселить тебя по соседству с Бехтеревым и Суворовым.
Когда Ермаков произнес фамилии Ивана и Ромы, он заметил, как парень изменился в лице. Равнодушная маска, которую Дима на себя нацепил, на миг дала трещину, и в его глазах отразилась неподдельная радость. Но вот парень отвел взгляд, а когда снова посмотрел на своего собеседника, Ермаков увидел прежнее спокойствие.
Кирилл Матвеевич не солгал. Ближе к вечеру в казармах Дима действительно увиделся с Иваном и Ромой. Им позволили встретиться до того, как сюда вернуться остальные солдаты. И в ту минуту парни словно забыли, что где-то на поверхности идет война. Они снова стали теми самыми детдомовскими мальчишками, которые держались друг друга до последнего.
— Извини меня за все это, — виновато произнес Лесков, выпуская избитого Суворова из объятий. Цой лишь тихо хмыкнул. Иван уже прокомментировал, что его лицо сейчас напоминает детскую раскраску, поэтому от извинений Дмитрия Роме не сильно полегчало. Куда больше его обрадовало то, что друга наконец выпустили, и его страшный приговор не привели в исполнение.
— Ладно уж. Главное, живы, — ответил за пострадавшего Иван и тоже крепко обнял Лескова. — Мать твою, я даже в армию полез, чтобы тебя вытащить. Сначала Олег, потом Игорь… Если бы еще тебя грохнули, я не знаю, что бы со мной было.
Услышав эти слова, Дима в который раз ощутил жгучее чувство вины. Мало того, что смерть их друга была на его руках, так еще и Иван решил рисковать собой, чтобы повлиять на Димин приговор.
— Игоря еще рано хоронить, — Рома отрицательно покачал головой, словно боялся даже на секунду допустить мысль о гибели Енота. — Может, он в каком-нибудь другом госпитале? Или вообще в Австралии? В последнее время он встречался с одной очень богатой особой, поэтому не удивлюсь, если она тоже «процветающая» и захватила его с собой.
— Хорошо бы, если так, — ответил Дима. — Ну а вы сами как здесь? Как Катя?
— Да вроде нормально, — Иван пожал плечами. — Меня куда больше Вика беспокоит. Постоянно ревет.
— Это логично. Странно, если бы она не ревела, ребенок все-таки, — хмыкнул Рома. — Мы нормально, Дима. Под землей нет угрозы, чего не могу сказать о поверхности. Я как подумаю, что туда придется подняться… Я — не трус, ты не подумай, но в госпиталь постоянно доставляют раненых солдат. И я на такое насмотрелся… Отмазаться бы как-то от этих вылазок.
— Ты говоришь это так, словно Димка может одним звонком решить нашу проблему, — хохотнул Иван. — Все, закончились сладкие деньки, будем подставляться наравне со всеми. В том числе и он сам. Да, Дим, говорят, тебя тоже могут кинуть на поверхность. Вайнштейн с какого-то хрена наплел верхушкам, что ты стрелять умеешь, ну они и решили, что, освободив тебя, получат сразу двух преданных снайперов. Бред, конечно. Я, может, и буду «преданным», чтобы тебе свои же башку не прострелили, но для тебя подняться на поверхность — это билет в один конец. Ты сам хоть раз держал в руках оружие?
— Я только что с обучения, — ответил Дима. — Инструктор сказал, что одобрит мою кандидатуру.
Услышав эти слова, Иван грубо выругался.
— Им что, так не терпится тебя замочить? — зло произнес он. — Что ты там делать на поверхности будешь? И так набрали косоглазых, которые только выдают наше положение. Так еще и тебя пасти придется. Кто у вас главный?
— Ермаков.
— Таки сам Ермаков? — удивился Иван. — Серьезный мужик, приближен к Полковнику. Сын у него есть, тоже в руководящих. Отвечает за эвакуацию выживших в нашем районе. С ним кстати Волошин скорешился. С нами что-то он не очень захотел.
— Действительно, с чего бы это? — с сарказком поинтересовался Рома. — Ты на него постоянно набрасывался.
— Я на него не набрасывался до тех пор, пока он на моих друзей не начал гнать! — тут же ощетинился Иван.
— У него родители из-за «процветающих» погибли, вот он и злится на Диму. Они тут все на него злятся.
— Да уж, Димон, ты у нас тут, как шлюха в церкви, — блондин криво усмехнулся. — Но ничего, отобъемся. Нам что, впервой за тебя по морде получать?
— Как раз об этом я и хотел с вами поговорить. Я бы предпочел, чтобы вы не вмешивались, потому что…, - начал было Дима, но в этот момент осекся, заметив, как в помещение вошла группа солдат. Их было четверо. Одного из этих парней Лесков видел на стрельбище, кажется, его звали Никитой. Самому старшему в группе было около сорока, самому младшему — хорошо, если восемнадцать.
— Так это он — «процветающий»? — громко спросил сорокалетний, обратившись к Никите. Парень с усмешкой кивнул, и вся группа неспешно направилась «знакомиться» с новичком. Рома заметно занервничал.
— Мужики, давайте вы не будете к нам докапываться, потому что я охренеть как не в настроении, — мрачно произнес Иван. — Мне еще полночи в кустах лежать и пасти железо, так что отвалите по-хорошему.
— А ты нам не указывай, где ходить и с кем разговаривать. Не нравится — выйди, покури, — предложил один из незнакомых Диме парней. — Или ты ему в охранники заделался? Мы же с ним пообщаться хотим. Мне, например, есть, что сказать уроду, из-за которого погибли мои жена и дочь.
— Он н-н-не з-знал, что в-в-вода от-т-т-равлена, — выдавил из себя Рома и тут же почувствовал, как его лицо заливает краска. В последнее время из-за постоянного стресса его заикание стало повторяться все чаще.
— Иван, Рома, выйдите, пожалуйста, — тихо произнес Дима. — Если им не терпится мне что-то сказать, я их выслушаю.
— О, у меня есть много, что тебе сказать, тварь, — сквозь зубы процедил самый старший. — Ты убил всю мою семью. Одним махом.
— Я никого не убивал, — произнес Дмитрий, снова отчеканивая каждое слово. — Я оплачивал очистку воды.
— Ты оплачивал очистку планеты, сука, — теперь уже вмешался Никита. — Ты же у нас «избранный». Такие, как мы, низшие, не достойны ходить по одной земле с тобой и тратить природные ресурсы. Так ведь?
— Это твои слова, а не мои, — ответил Дима. — Я действительно не знал, что воду отравят. Я сам выпил ее.
— Ты выпил ее специально, чтобы тебе поверили, — снова вмешался старший. — Вот только мы знаем, что ты брешешь, как шелудивая псина.
— А ты сначала докажи, что он брешет, прежде чем самому брехать, — разозлился Иван. — А еще лучше стрелять научись, купидон херов! Вместо того, чтобы рот разевать, лучше бы в тире так старался.
— Отвали, тебя вообще никто не спрашивал! — старший покраснел то ли от смущения, то от злости. Но в тот миг, когда Иван уже собирался было сцепиться с ним, противник внезапно отступил. Он растерянно заморгал, словно пытался понять, что здесь происходит, а затем вновь посмотрел на Диму.
— У нас дела есть, — пробормотал он, озадаченно посмотрев на Никиту. — Что пялитесь? Дела есть. Идемте.
— Какие нахрен дела? — не понял Никита.
— Идемте, дела же!
Остальные парни растерянно переглянулись.
Под удивленными взглядами своих товарищей, старший покинул казармы, и Никита бросился за ним вдогонку. Парнишка ожидал, что сейчас они все вместе хорошенько проучат ненавистного «процветающего», но вместо этого Михаил вспомнил о каких-то там делах. Оставшиеся в комнате незнакомцы продолжать разборку не рискнули. Теперь они были в меньшинстве, поэтому молча вернулись на свои койки.
— Что ты нас выгонять стал? — Иван мигом переменил объект своего гнева и набросился на Диму. — Охренел вообще? Мы даже в детстве друг друга не кидали.
— Не ори, — Лесков устало потер переносицу. Он не хотел ссориться с другом, но в то же время не собирался позволить ему обречь на себя всю ненависть здешних обитателей. Сейчас ему удалось незаметно применить свои способности и отправить главного провокатора «по делам», но Дмитрий не сомневался, что этот конфликт — лишь начало. Скорее всего все будет только усиливаться. Будут пытаться подловить в душе или каком-нибудь коридоре, а могут и вовсе избить ночью, когда Иван уйдет на поверхность. Рому здесь вряд ли кто-то боялся, а выдавать друг друга парни не станут.