Дети Линзы-1: Серый Ленсмен

Глава 16 ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ ГИПЕРПРОСТРАНСТВА

Как только кровавая бойня завершилась, Киннисон поспешил в центральный пост, ' во многом напоминавший стандартный, который имеется на всех кораблях. Но некоторые приборы были ему неизвестны, и каждый такой прибор Киннисон внимательно осмотрел, тщательно проследив каждый проводник, прежде чем прикоснуться к переключателю, с помощью сверхчувственного восприятия.

Неприятные ощущения, пережитые при переходе из обычного пространства в гиперпространство, повторились в обратной последовательности и с чуть режущим слух звуком «клик!» все — корабли, экипаж, Ворсел, ван Баскирк и он сам, Киннисон, — вернулись в обычное пространство.

— Всем возвратиться на борт «Неустрашимого», — приказал Киннисон, и члены экипажа поспешили на свой корабль, унося тела павших товарищей. Десять человек, подвергшихся пыткам, погибли. Еще двенадцать человек умерли, не выдержав страшной перегрузки при вторжении в их мозг сознания дельгонцев. Им ничем уже нельзя было помочь. Оставалось только доставить останки на Землю.

— А что нам делать с дельгонским кораблем? — поинтересовался ван Баскирк. — Может быть, сжечь?

— Ассоциация ученых изжарит меня на костре, если я сделаю нечто подобное, — возразил Киннисон. — Прихватим корабль с собой, возьмем на борт. Ворсел, где мы находимся? Что вы там все копаетесь вместе с штурманом?

— Минутку. Мы забрались довольно далеко, почти что вышли за пределы галактики, — ответил Ворсел, и в подтверждение его слов компьютер выдал длинный набор чисел. — Не понимаю, как нам удалось за такое короткое время оказаться так далеко.

— А сколько, по-твоему, прошло времени? — многозначительно спросил Киннисон.

— Судя по хронометрам… О! — голос навигатора замер.

— У вас сейчас мелькнула правильная мысль, — продолжал Киннисон. — Я бы не очень удивился, даже если бы выяснилось, что мы оказались за пределами известной части Вселенной. Таковы «проделки» гиперпространства, в которых я ничего не понимаю. Знаю только, что мы какое-то время находились в гиперпространстве, но мне и этого предостаточно.

На Землю экспедиция Киннисона прибыла со всей возможной поспешностью, и сразу же после приземления трофейный корабль, словно муравьи, со всех сторон облепили ученые. Они демонтировали, измеряли, анализировали, испытывали и спорили между собой.

— Они говорят, что многое им стало ясно, но многого еще недостает, — сообщил однажды Торндайк Киннисону. — Кардинг рвет и мечет по поводу твоего отчета о выходе в гиперпространство или как оно там называется. Он утверждает, что твое вопиющее невежество и незнание даже простейших основ науки достойно всяческого сожаления. Не уверен, что точно передаю его слова, но смысл такой. Он грозится не оставить от тебя даже мокрого места.

— Все не могут быть первыми скрипками в оркестре, — философски заметил Киннисон. — Кто-то должен играть и на тромбоне. Я сделал все, что было в моих силах. Ну как, скажи на милость, точно описать то, что я не могу слышать, видеть, осязать, что не имеет ни вкуса, ни цвета, ни запаха? Но вроде бы нашим ученым удалось разгадать загадку взаимопроницаемости материи?

— Кардинг утверждает, что все очень просто. Может быть, он и прав. Но я инженер, а не математик. Насколько я понял, правители Дельгона и команда на их корабле находились в поле колебаний, создаваемых двумя генераторами — бортовым, установленным на корабле, и береговым, установленным на планете, и вследствие этого они сами и окружавшие их предметы вышли из нашего обычного пространства, как бы вывернулись из него, и оказались в гиперпространстве. Точнее говоря, они не то чтобы вышли из нашего пространства, а оказались в противофазе ко всему, что находится в нем, и поэтому два тела, одно, «вывернутое» в гиперпространство, и другое, находящееся в обычном пространстве, могут занимать одно и то же место в обычном пространстве, то есть совмещаться, не взаимодействуя, как бы становясь проницаемыми. Но стоит лишь ослабить или тем более погасить одно из колебаний, как это случилось, когда ты выключил бортовой генератор колебаний, и эффект взаимопроницаемости исчезает.

— Выключение бортового генератора колебаний уничтожает не только взаимопроницаемость, но и гиперпространство, — продолжал задумчиво линзмен. — Я понимаю, что одна особым образом созданная сила, приложенная в нужном месте, способна породить гиперпространство, но как быть с материей, которая находится на пересечении обычного пространства с гиперпространством?

— Ученые говорят что-то о синтезе, но проблема окончательно не решена.

— Спасибо за приятные новости, а теперь, извини, мне пора, Хейнес вызывает. С Кардингом я увижусь позже и попробую пролить масло на его бушующие воды.

Хейнес сердечно приветствовал Киннисона, но, поняв по выражению глаз Серого линзмена, что творится у него на душе, помрачнел.

— Ничего не поделаешь, Ким. Нам приходится снова и снова нести потери.

— Подумать только, двадцать два молодых, полных сил человека, — хрипло проговорил Киннисон. — Это я убил их.

— С одной стороны, если подходить к делу с достаточно предвзятой точки зрения, ты прав, — согласился старый адмирал, к немалому удивлению Киннисона. — По-видимому, сейчас ты не способен взглянуть на все более широко. Есть задачи, которые ты должен решать один, более того, в одиночку иногда действовать даже удобнее. Я никогда не возражал и не буду возражать впредь, чтобы ты в подобных случаях действовал сам, сколь бы опасными ни были твои экспедиции. Такова была, есть и будет твоя работа. Но, разрешив себе непозволительную роскошь предаться эмоциям, ты забываешь о главном — на первом месте всегда и везде должен стоять Галактический Патруль. Патруль несравненно важнее, чем жизнь одного человека и даже группы людей.

— Я знаю, сэр, — попытался возразить Киннисон. — Я просто хотел сказать, что…

— Должен признаться, что если ты и понимаешь, то демонстрируешь свое понимание несколько необычно, — прервал ею адмирал. — Ты утверждаешь, что убил двадцать два человека. Допустим! А как по-твоему, что важнее для Галактического Патруля — потерять двадцать два человека в успешно проведенной операции, позволившей раздобыть весьма важную информацию, или одного Серого линзмена, гибель которого означала бы необратимую потерю всей собранной информации?

— Если принять подобную точку зрения, сэр, то тогда, конечно…

Киннисон чувствовал, что прав он, а не адмирал, но не мог найти убедительных возражений.

— Другой точки зрения нет и быть не может, — спокойно продолжал адмирал. — Никакого героизма, никакой сентиментальности. А теперь я спрашиваю тебя как линзмена: что для Галактического Патруля лучше — чтобы ты в одиночку проник в гиперпространство или совершил переход, располагая всеми ресурсами «Неустрашимого»?

Лицо Киннисона стало белым как мел, черты его лица затвердели. Он не мог лгать адмиралу, но не мог и забыть умирающих в страшных мучениях товарищей.

— Я не могу, не имею права приказать людям идти на такую страшную смерть, — выдавил он из себя.

— Ты должен, — жестко возразил Хейнес. — Можешь взять «Неустрашимый» с тем экипажем, который набран сейчас, можешь кликнуть добровольцев. Но ты знаешь, на что идешь сам и что может ожидать твоих подчиненных.

Киннисон предпочел набрать добровольцев. Идти в опасный рейс сразу же вызвались оставшийся в живых персонал двух «Британии», экипаж «Неустрашимого», команды всех космических кораблей, находившихся на Главной Базе, все члены Галактического Патруля, находившиеся в резерве, адмирал Хейнес собственной персоной, Главный хирург Лейси и старый командор фон Хоэндорф. Кроме того, нашлось множество людей, которым по тем или иным причинам непременно нужно было отправиться в опасный рейс, что они и доказывали, приводя множество убедительнейших доводов.

— Признаю, ваша взяла, — произнес Киннисон с вызовом в голосе — Но мне все равно это не нравится.

— Я знаю, Ким, — Хейнес положил руку на плечо Киннисона — но ничего не поделаешь, приходится делать и то, что нам не нравится. Однако не следует никогда забывать о том, что Патруль — не армия наемников. Всякий, кто отправится в экспедицию, включая и самого тебя, знает, что такое смерть в камере пыток правителей Дельгона, и тем не менее идет на риск, защищая от ужасной участи мирных жителей, женщин и детей.

Киннисон возвращался от адмирала на стартовую площадку, погруженный в размышления. В доводах адмирала был какой-то изъян, но какой?

— Минуточку, молодой человек! — услышал он скрипучий раздраженный голос. — Вы-то мне и нужны. Я давно вас разыскиваю. Когда вы намерены отправиться в то место, где, как вы изволили выразиться со всей свойственной невеждам самонадеянностью, произошел переход в гиперпространство?

Стряхнув с себя оцепенение, Киннисон увидел перед собой сэра Остина Кардинга. Раздражительный, вспыльчивый, нетерпеливый, на редкость ядовитый на язык, сэр Остин напоминал Киннисону наседку, пытающуюся навести порядок в выводке непослушных утят.

— Рад видеть вас, сэр Остин! Мы отправляемся завтра в тринадцать пятнадцать. А что? — У Серого линзмена на душе было слишком тяжело, чтобы он мог разводить церемонии с математическими гениями.

— А то, что я должен непременно отправиться в рейс вместе с вами, хотя должен сказать со всей откровенностью, что время для старта вы выбрали чертовски неудобное. Заседания Ассоциации происходят по вторникам, и в ближайший вторник этот осел Вейнгарде…

— Что?! — не веря своим ушам, переспросил изумленный Киннисон. — Кто вам сказал, что вы должны или хотя бы можете отправиться в рейс?

— Не будьте идиотом, молодой человек! — порекомендовал не на шутку рассерженный ученый муж, — Даже вам, с вашим фантастически слабым интеллектом после постигшего вас фиаско, когда вы из-за своего совершенно непростительного невежества не смогли привести в своем отчете даже простейшего векторно-тензорного анализа чрезвычайно важного явления, наблюдать которое вам выпало счастье благодаря слепой игре случая, всякому непредвзятому человеку, наделенному способностью мыслить, должно быть ясно, что…

— Прошу вас, остановитесь, сэр Остин! — прервал Киннисон поток красноречия. — Уж не хотите ли вы отправиться со мной, чтобы изучать математику проклятого гипер…?

— Вот именно, изучать математику! — выкрикнул вне себя от ярости почтенный старец и едва не вырвал последние остатки волос. — Вы безнадежный болван, тупица! Боже, и почему существу с таким неразвитым мозгом разрешается жить на свете? Да вы даже не знаете, что в так называемом гиперпространстве кроется решение величайших проблем всех наук!

— Мне это не приходило в голову, — невозмутимо ответил линзмен. Он уже привык к яростным выпадам сэра Остина на заседаниях Ассоциации ученых, и они не производили на него особого впечатления.

— Настоятельно необходимо, чтобы я полетел вместе с вами, — все тем же скрипучим голосом, но с несколько меньшим пылом продолжал сэр Остин. — Я должен сам проанализировать поля, картину их взаимодействия, реакции и многое другое. Как вы поняли или, лучше сказать, должны были понять на своем горьком опыте, наблюдения, произведенные неспециалистом, не имеют никакой ценности. Возможности, открывающиеся для науки в связи с предстоящим вам рейсом, бесценны и уникальны. А поскольку собранные данные должны быть не только полными, но и авторитетными, я непременно должен отправиться с вами в рейс сам. Надеюсь, теперь даже вам все ясно?

— Нет, не ясно. Разве вам не известно, что всякий, кто отправится в рейс, рискует жизнью?

— Чушь! Я подверг всю кампанию, каждую ее фазу, статистическому анализу. Согласно моим расчетам, вероятность благополучного возвращения существенно отличается от нуля. Если быть точным, вероятность равна девятнадцати сотым.

— Но послушайте, сэр Остин! — терпеливо пытался вразумить гениального ученого Киннисон. — У вас не хватит времени, чтобы изучить генератор колебаний на береговой станции, даже если противник окажется настолько любезен, что предоставит такую возможность. Задача состоит в том, чтобы навсегда изгнать противника из нашего пространства.

— А никто и не спорит! Да поймите же вы наконец, что само по себе устройство генератора колебаний не имеет никакого значения. Данные, которые нам нужны позарез, — это анализ сил. Векторы, тензоры, функционирование приемных устройств, распространение волн, интерпретация, фазовые соотношения, сбор полных и точных данных о сотнях других параметров — вот что важно. Стоит пропустить хотя бы одну величину, и произойдет непоправимое. Но если нам удастся собрать необходимые данные, то устройство генератора, позволяющего создать поля нужной конфигурации]станет детски простой задачей, решение которой придет само собой.

— Ну хорошо, — сказал линзмен, начиная терять терпение — наш корабль имеет шансы вернуться на Базу, а вы? Какова вероятность благополучного возвращения лично для вас, сэр Остин?

— А какая разница, вернусь я или не вернусь? — искренне удивился сэр Остин. — Даже если связь с Главной Базой окажется невозможной, а теоретически такую вероятность нельзя сбрасывать со счетов, мои записи все равно имеют шанс вернуться. Вы не понимаете, молодой человек, как много значат данные для науки. Факты — воздух ученого. Нет, не отговаривайте меня, мне просто необходимо лететь. Я во что бы то ни стало должен лететь с вами, хотите вы этого или не хотите.

Киннисон с высоты своего богатырского роста с удивлением взирал на маленького тщедушного человечка, В лице сэра Остина он встретился с чем-то неожиданным, о чем раньше не подозревал. Киннисону хорошо было известно, что Кардинг один из величайших гениев в науке. В том, что сэр Остин обладал феноменальными умственными способностями, ни у кого нет ни малейших сомнений. Но Серый линзмен никогда не думал о сэре Остине как о человеке, обладающем личным мужеством. Впрочем, это было не мужество, не храбрость, а нечто более возвышенное, выходящее далеко за рамки повседневности, — полная самоотверженность, преданность науке, столь полная, что ни комфорт, ни самая жизнь не принимались во внимание.

— И вы полагаете, что интересующие вас данные стоят того, чтобы рисковать ради них жизнью четырехсот человек, включая вас и меня? — с искренним интересом спросил Киннисон.

— Разумеется! Даже если бы речь шла о жизни во сто крат большего числа людей, все равно данные было бы необходимо собрать, — без колебаний ответил Кардинг. — Разве вы не слышали, что я сказал? Ваша экспедиция открывает для науки поистине бесценные, уникальные возможности! И не воспользоваться ими любой ценой! было бы непростительным упущением.

— Будь по-вашему, — согласился Киннисон, — я беру вас в рейс.

Поднявшись на борт «Неустрашимого», Киннисон прошел в свою каюту и растянулся на койке. Разговор с адмиралом никак не шел из головы. И на следующее утро, едва проснувшись, Киннисон продолжал размышлять о том, что сказал ему Хейнес. А что, если шеф прав? Может быть, он, Киннисон, воспринимает себя слишком серьезно. Может быть, ему следует относиться к своей службе более прозаично, без лишней патетики?

И мысли его обратились к мелочам, из которых складывается повседневная служба на космическом корабле. Оба корабля, «Неустрашимый» и босконский, все еще связаны друг с другом. Они полетят вместе к той точке космического пространства, в которой произошел переход в гиперпространство, и попытаются вместе преодолеть туннель, или переход, соединяющий обычное пространство с гиперпространством, и он, как начальник экспедиции, должен позаботиться о том, чтобы все было в полном порядке.

Совершая обход «Неустрашимого», Киннисон заглянул по дороге в кают-компанию. Один из молодых офицеров наигрывал на фортепьяно, а примерно с дюжину других офицеров беззаботно распевали веселую песенку. Атмосфера царила самая непринужденная.

Киннисон продолжил обход «Неустрашимого».

«Что же это такое?» — продолжал размышлять он над мучившей его проблемой. Адмирал Хейнес не чувствует за собой никакой вины за гибель членов экипажа в предыдущем рейсе. Кардинг еще хуже — он готов без колебаний послать на гибель сорок тысяч людей, включая самого себя и его, Кин-нисона. Добровольцы на борту «Неустрашимого» не в счет. Их товарищи были замучены до смерти правителями Дель-гона, и они жаждали мести. Кто падет следующим? Сам Киннисон не хотел умирать, он хотел жить, но если ему выпадет жребий… Что ж, за ним дело не постоит. Игра стоит свеч!

Но откуда такая готовность отдать жизнь за какую-то абстракцию? Наука, Патруль, Цивилизация — неблагодарные возлюбленные. Какая внутренняя сила побуждает отринуть здравый смысл, анализ и все разумные доводы?

Но как бы то ни было, он, Киннисон, разделяет подобные чувства.

«Должно быть, я совсем рехнулся!» — подвел Киннисон итог своим размышлениям и отдал приказ стартовать.

Найти и пройти тот ужасный туннель в гиперпространство, на другом конце которого экспедицию ожидала полная неизвестность.