Десятый король

9 Гнезда на крыше

Светило солнце, стеклянный песок ровно поблескивал внизу, голубые артерии родников змеились между дюнами. Все это снова казалось безобидным, серебряная кромка была совсем тоненькой и быстро кончилась. Государство короля Фрэнка начиналось с холмов — ярко-зеленых, заросших густой травой, запах которой наполнял воздух. Тео этот запах был знаком: в Рэйнивилле так пахло ранним летом. Во время лесных ночевок, на которые выбиралась школа.

Дракон приземлился прямо на ближайший, наиболее пологий, холм. Мальчик спрыгнул с его спины. Осмотревшись вокруг, он увидел только бесконечную зелень. Один из холмов украшали огромные стоячие буквы: Zommergold.

— Почти Голливуд, — произнес Тео. — Это город, где снимают кино.

Альто, превратившийся в человека, не ответил и опустился на траву. Мальчик отчетливо видел его грустное потерянное лицо, пятна своей крови на рубашке, ожог на мизинце. Дракон прищурился, глядя на горизонт, и лег на спину — по обе стороны головы взметнулись высокие стебли каких-то соцветий. Тео сел рядом и тихо спросил:

— Страшно?

— Отчего? — не сводя взгляда с облака, равнодушно спросил дракон.

— От спокойствия. Как все там и тут. Будто ничего не случилось.

— Возможно, — подумав, отозвался оборотень. — Дрянь будто идет по нашим следам. Она доберется до Фрэнка рано или поздно. Дорого бы дал, чтобы знать, за кем она гонится, и…

Не договорив, дракон схватил Тео за руку и опрокинул. Прижатый к земле, мальчик не успел возмутиться: оба покатились с холма, расшибая колени и локти, и рухнули в густые кусты дикой белой смородины. Чувствуя, как с веток сыплются ягоды, Тео сердито посмотрел на Альто:

— Что…

— Подними голову, — прошипел тот.

Довольно близко от земли летел знакомый пиратский корабль: Тео видел флаг с птичьим черепом и ряды пушек на канонирской палубе. Дали залп. Ядро рухнуло метрах в тридцати от кустов. Раздался хохот. Корабль унесся вперед.

— Гаденыш, — пробормотал дракон, поднимаясь и отряхивая брюки. — Я надеялся, его уже похоронило под песком.

— Если у него есть меч, выплавленный из этого песка, значит, наверное, дюны ему не страшны? — предположил Тео.

— Если бы они были не страшны, он бы не удирал, — усмехнулся Альто.

Мальчик не ответил. Может быть, дракон был прав, а может, истина таилась в другом — в том, о чем они и не подозревали. Тео вспомнил золотые волосы и лицо, одна половина которого была чистой и юной, а другая — изуродованной. Откуда взялся этот странный пират? Был ли он порождением фантазии Ваниллы или Бродячего? Или чем-то более реальным? И чего он хотел, бесконечно носясь над миром?

Раздалось переливчатое пение: штук двадцать маленьких пестрых птиц стремительно летели вперед. Вот они закружили над кустом — явно звали за собой и поторапливали. В молчании мальчик с драконом последовали за ними.

Зеленые холмы сменились ржаными, пшеничными и кукурузными полями, занимавшими, казалось, все пространство. Лишь иногда среди початков и колосьев возникали силуэты деревянных домов. Все они крепко стояли на сваях и возвышались над полями метров на десять. Чем дальше Тео и Альто летели, тем больше встречали подобных построек. Иногда попадались и целые группки, соединенные навесными мостами. Пару раз мальчик видел низко летавшие красные самолеты-кукурузники — по словам Альто, не считая поездов, это был единственный вид транспорта, существующей в Зоммергольде.

Наконец впереди замаячил резной деревянный особняк с развевающимся американским знаменем на одном из шпилей. Особняк был небольшой, состоял из четырех башенок и флигеля. Крыши были покрыты птичьими гнездами. Их Тео замечал на всех встреченных по пути домах. В каких-то жили грачи, в каких-то — стрижи и галки, несколько крыш облюбовали вороны. Такое же пестрое разноптичье было в обители короля Фрэнка: мелкие корольки забились в чердачные окошки, аисты чинно стояли на боковых башнях. И даже лесная жительница — большая серая сова-сипуха — притаилась в тени между дымоходом и мансардой. Оттуда она таращилась на белого дракона, сверкая круглыми глазами и ухая.

Мужчина в клетчатой рубашке, вылинявших джинсах и широкополой соломенной шляпе стоял на деревянном балконе, спрятав руки в карманы. Увидев огромную тень дракона, делающего круг, он резко вскинул голову. В первый миг Тео подумал, что это кто-то из слуг, может быть, садовник, хотя сада поблизости не наблюдалось. Но стоило мужчине спокойно и властно приподнять руку в приветствии, как мальчик скорее почувствовал, чем понял: перед ним сам король Фрэнк. А два блестящих револьвера в кобурах на его бедрах окончательно убедили Тео в этом.

Альто приземлился поблизости от сваи, прямо в густую душистую пшеницу, и оставил внушительную вмятину. Тео спрыгнул с драконьей спины и с удовольствием потянулся. Здесь, в зарослях злаков, было тепло и спокойно, почти как на ферме у его американского дяди. И пахло так же — хлебом и землей. Помимо своей воли Тео представил себе все это мертвым. Остекленевшим. Сотни маленьких птиц, некоторые из которых разбились в полете. Самолеты, скованные оцепенением. Ничего живого.

— Эй? — Оборотень взял мальчика за локоть. — Все хорошо?

Тот вздрогнул и поспешно кивнул. Нет. Он не станет более думать о подобном.

Когда через несколько минут путешественники по веревочной лесенке поднялись на деревянный помост, король Фрэнк со шляпой под мышкой уже ждал их:

— Здравствуй, приятель. — Мозолистая рука пожала когтистую лапу Альто. Говорил король Фрэнк низким голосом, слегка растягивая слова. — Неважный вид. Попались Капитану Птиц?

— Как вы догадались? — Дракон мотнул головой, вытряхивая из волос листья и ветки.

— Он пролетал здесь минут двадцать назад. — Фрэнк указал куда-то в сторону. — Оставил парочку «подарков».

Тео проследил за его рукой и увидел глубокие рытвины от ядер, которые пропахали землю и вырвали с корнем десятки колосьев. Кажется, капитан воздушных пиратов не жалел оружия для того, чтобы периодически напоминать правителям о своем существовании. Мальчик отвернулся и снова начал рассматривать Фрэнка.

Королю было на вид около пятидесяти лет, темные волосы местами сильно поседели, смуглую кожу прорезали морщины. Но голубые глаза ярко блестели, а то и дело появлявшаяся улыбка делала грубоватое лицо приветливым.

— Он несся, как в хвост ужаленный. Так мне показалось. — Фрэнк задумчиво глядел на горизонт, постукивая пальцами по рукоятям револьверов.

— Есть причины… — мрачно отозвался Альто. — Нам тоже стоило бы припустить.

— Что там, сзади, такого страшного? Птицы слетаются ко мне уже на протяжении пары-тройки месяцев со всех концов мира. Их и раньше было много, знаешь же, что у меня за край. Но в последнее время… — Тут взгляд упал на Тео. — Как вижу, не только птицы. Ты великий земной детектив?

— Не думаю… — Мальчик отвел глаза. — Глупая кличка. Не оправдал.

Фрэнк пожал плечами, тактично не уточняя подробностей. Альто поставил у его ног сумку:

— Тони просил передать.

— Вот как? — Правитель Зоммергольда потянулся было к молнии, но передумал. В глазах впервые за время разговора появилась настоящая тревога. — А где он сам? Обещал навестить меня. Старый приятель Тони давно тут не бывал.

— Я думаю, он… — начал Тео, но Альто наступил ему на ногу. — Он сказал, что, возможно, прибудет к вам в течение сегодняшней ночи или утром.

— Возможно? — Король Фрэнк прищурился. — Тони не любит этого слова, мне ли не знать. Что с ним случилось?

Тео с Альто переглянулись и молча пришли к решению. Неприятному. Отвратительному. Дракон положил руку мальчику на плечо и заговорил:

— Ладно, Фрэнк. Это очень долгая история, но думаю, вам не избежать участия в ней.

Правитель круто развернулся и указал рукой на входную дверь:

— Тогда идемте в дом. Долгие истории всегда начинаются именно там.

У Фрэнка все выглядело простым, и это тоже напоминало дядину ферму — цветастые покрывала на креслах, плотные грубые занавески, бревенчатые стены. Огромные оконные проемы и низкие потолки.

Только оказавшись в просторной комнате возле камина, Тео почувствовал, как устал. Он опустился прямо на расстеленную на полу медвежью шкуру, прислонился спиной к одному из кресел и прикрыл глаза. Сквозь полудрему он слышал голоса Альто и правителя Зоммергольда. Мальчик не знал, сколько времени он просидел так. Когда миловидная светловолосая девушка — видимо, горничная или кухарка — осторожно разбудила его и предложила мятного чая с яблочным пирогом, Тео показалось, что он проспал несколько часов. Король Фрэнк и Альто по-прежнему разговаривали между собой, голоса звучали приглушенно. Потом они замолчали на некоторое время, и наконец правитель Зоммергольда охрипшим голосом прошептал:

— Бедняга Тони… мы так славно дружили, знаешь ли. Ни с кем я больше не поладил, хотя вроде и в гости пытался летать. Сидел со многими в одном зале, а лица как в тумане, едва вспомню. А вот Тони… золото. Храни его Бог.

— Мы улетим завтра, — негромко ответил дракон. — Если Ванилла и Тони догонят, то с ними. Если нет…

— Мой вам совет, ребятки, — все так же мрачно продолжил Фрэнк, — не лезьте к Якобу. Я думаю, раз песочек бушует, то нашего ворона первым и зарыло. И хорошо, если его, а не он сам все это насылает. Какой-то он… чудной — и на вид, и по повадкам. У нас в штате в старые века таких…

— Фрэнк, вы сами знаете, — покачал головой дракон. — Предателей среди нас нет.

На этих словах Тео поежился, но не раскрыл рта.

— Королева Марджери считает, что нам нужно с ним поговорить. И я не вижу поводов отказываться.

— Как знаешь, — вздохнул король и повернулся к Тео: — Ну как тебе у меня, земной сыщик?

— Хорошо, — улыбнулся через силу мальчик. — Здесь… тихо. Необыкновенно. Не как везде.

Фрэнк кивнул, и по его взгляду Тео понял, что король настроен поболтать. О любых пустяках, видимо соскучившись без новых лиц. Так и оказалось. Удобнее устроившись в кресле, мужчина спросил:

— Ты живешь в городе?

— Живу, — кивнул Тео и отпил чая из кружки.

Горячий напиток приятно согревал и успокаивал. Солнце медленно заходило за горизонт, птицы начинали прощально щебетать. Те, кто щебетать не умел, щелкали, каркали или просто хлопали крыльями.

— Ты любишь город? — снова спросил король. Мальчик кивнул. — А я его, знаешь, возненавидел. Правда, не сразу — вначале он меня очаровал.

— Я люблю города, — задумчиво сказал Альто.

— Ты вообще небесное создание, должен за километр их облетать! — хмыкнул король Фрэнк.

— Но я не хочу!

— И я не хотел… — Правитель Зоммергольда прикрыл глаза. Птицы замолчали. — Рассказать вам, как все это стало таким и почему?

— Расскажите. — Альто вытянул ноги и откинулся на спинку плетеного кресла.

Ему, наверное, тоже хотелось говорить о пустяках. Перестать прислушиваться. Перестать ждать.

— Знаете, я родился в захолустье в Техасе, где совершенно нечего делать мозговитым парням, а я был довольно мозговитый, даром что первый на всех родео. Мать с отцом отправили меня после школы в другой штат, в саму Калифорнию. На последние деньги. Хотел я — смешно сказать — стать ученым-птицеведом, орнитологом. Но не взяли меня в университет, пропали денежки. Не мог я ни с чем вернуться и стал подыскивать себе работу. Очень хотелось самому на ноги встать, да и родителям помочь. Правда, о птичках пришлось забыть.

Двинуть я решил не куда-то там, а в Голливуд, лучше ты мало где заработаешь. Пристроился в забегаловку, где обедали киношники — птицы важные, но не особо пернатые, не то что потом. Это был самый рассвет: фильмы про героев, ковбоев, красивых женщин и сыщиков штамповались пачками. Я сдружился с одним молодым режиссером — он приходил под вечер перекусить, каждый раз я его обслуживал, ну и познакомились. Однажды он шутки ради спросил: какое бы ему сделать кино — вроде как у него беда с идеями, все надоело, а надо! И видели бы вы физиономию его, когда я раз — и сюжетец выдал, с деталями. Работать-то тоскливо, времени много, вот я и фантазировал, разнося еду и моя тарелки. У меня с детства это — люблю истории сочинять, для себя просто. Курам их рассказывал, корове.

Сюжетов в голове была куча, я и другу моему это сказал. У него глаза разгорелись: а давай-ка ты сценарий мне напишешь, я научу-подскажу. Ну… моя «Краснокожая принцесса» хорошо пошла, а потом Джуд — друг этот мой — уже меня не отпустил. Я бы всю жизнь с ним вместе работал, только здоровьем он был слабый — умер от воспаления легких в тридцать первом, в самую Депрессию.[17] Меня быстро другие режиссеры подхватили — давно хотели. Но это не то уже было, не сходилось. И я тогда сам решил попробовать снимать. Нашел помощников, актеров по старым Джудовым связям. Неплохо пошло дело, а все-таки я тосковал. Уже тогда тосковал. Поначалу радовался, что истории оживают на экране и людей радуют, что денег до кучи. Родителям дом отстроил, и корова уже не одна была. Как же они гордились, что выбился. У нас очень простая была семья, звезд с неба не хватали сроду.

Себе я арендовал три мансарды, снес стены, соединил. Завел даже сад на своем кусочке крыши. Птичек покупать стал. А еще до этого, под самый свой приезд, женился, сын у нас рос. И вроде чего еще надо… Но деньги это только поначалу радостно и нужно, когда многого хочешь сам и когда есть кого осчастливить. Мечта — топливо. А топливо рано или поздно кончается. И остаешься как дурак сидеть на кучке денег. Я так и остался. На что мне были деньги? Друзья, родители, нищие актеры, которых на ноги бы поставить, сиротки всякие и подарки моим. Да птички. Снимал, снимал. Греб деньги, греб. Но если бы вы знали, как я уже все это ненавидел. Людей вокруг, камеры, буквы эти громадные. Под вечер, приходя домой, я садился в плетеное кресло в саду и представлял, что живу в другом месте… вот в таком, как это, где нет ни киностудий, ни небоскребов, а только пшеница, птицы и небо.

Потом война началась, и тут же заказ от правительства: делать фильмы, много-много, таких, чтоб дух людей поднимали. Это ведь кажется, что мужество — оно только там, где дерутся. А оно еще там, где ждут. А я очень сильно ждал, ведь мой сын тоже ушел на фронт.

На этом месте король Фрэнк замолчал и провел рукой по лицу.

— Мой Джим пропал во время одной бомбежки, я никогда больше его не видел. А вскоре и жена умерла — сердце было не очень, да я сам едва не умер. Но не умер. Долго работал, придумывал новое, ведь людям по всему миру надо было снова учиться радоваться, надеяться. Я по-прежнему вечерами мечтал о тихой стране. Так и умер — в кресле среди птиц, хотя я уже едва помню. Сейчас тут. Мирно, но… иногда одиноко.

Он на какое-то время замолчал, но по выражению глаз было понятно: реакции на свою историю король Фрэнк не ждет. То, как он говорил, напоминало простое перелистывание старых снимков. Навеки застывших. Черно-белых.

— А Тони, как я слышал, нынче и не одинок уже, да? — По тонким губам вдруг скользнула слабая, но очень добрая улыбка. — Птички принесли…

— Может быть, — вздохнул Тео. — Не одинок.

Ему не хотелось добавлять к этому слова «если Тони, конечно, жив». Техасец среди черно-белых снимков этого не заслуживал.

Полночи Тео проворочался с боку на бок: заснуть не получалось. Наконец он все же провалился в тревожную дремоту, но уже через несколько часов проснулся и начал чутко прислушиваться. Деревянный дом вздыхал во сне, до ушей то и дело долетали скрипы и шорохи. С улицы слышался шум ветра, к которому примешивались еще два звука. Один был знакомым — тихое постукивание пшена по жестяной миске. Второй — шелест птичьих крыльев и разноголосое пение — мальчик слышал впервые.

Он встал, оделся и спустился на второй этаж. Пересек несколько безлюдных, почти лишенных мебели комнат. Балконная дверь в одной из них была открыта. Сквозняк играл с легкими кисейными занавесками, вздыбливая их и открывая прямоугольник неба с фигурой на его фоне.

Фрэнк неподвижно сидел в плетеном кресле, остановив взгляд светло-голубых глаз на волнах колосящейся пшеницы. Тео стало жутко: казалось, король был мертв.

Солнце медленно поднималось, окрашивая поле — каждый побег — в золотистые и малиновые тона. Облака стремительно светлели, и трудно было представить, что всего в нескольких сотнях миль, там, где расстилалась Циллиасса, жизни больше нет.

— Есть какие-нибудь новости? — тихо спросил Тео.

Некоторое время Фрэнк ничего не отвечал, потом закусил губу:

— Никто не прилетал. Тони, Тони…

Тео мог бы и предугадать ответ — ведь случись что-то, их с Альто бы разбудили и ночью. И все же он надеялся до этой минуты. Больше надежды не осталось. Мальчик вспомнил королеву Ваниллу — снова увидел ее босоногой, шагающей по расположенным в ряд кирпичам мостовой. Вспомнил дона Золотого Глаза — элегантного, лукаво улыбающегося и поправляющего воротник черной рубашки. Заставлявшего петь старое пианино.

Он ничего не сказал.

Сотни птиц, до того дремавших на крышах королевского дворца, проснулись и защебетали. Не как вчера, когда они провожали солнце. Скорбно. Одна за другой птицы начали сниматься с мест. Они покидали гнезда, предчувствуя беду, и ничего, даже брошенные яйца, уже не могло их остановить. Король поднял руку в прощальном жесте, потом снова повернул голову к Тео:

— Значит, я тоже.

— В Тирии еще безопасно, — тихо сказал мальчик.

Впереди били крыльями маленькие корольки, трясогузки и малиновки, за ними степенно двигались фазаны, а в самом конце птичьего строя — аисты и орлы, летевшие бок о бок. В другое время мальчик удивился бы, но сейчас было не до того.

На балконе возник Альто и, оглядевшись вокруг, спросил:

— Чувствуете, какой поднимается ветер? Фрэнк, вам нужно собираться. Все хуже, чем я ожидал.

Голос короля звучал непреклонно:

— Я остаюсь здесь. А вам стоило бы пошевеливаться.

— Но…

— Я все сказал. Я не для того создавал все это, чтобы удрать, поджав хвост. Я никогда ниоткуда не удирал.

Мужчина покинул балкон под беспомощным взглядом дракона. Через несколько минут он вернулся, держа в руках сумку, которую Альто привез из Циллиассы. На глазах у Тео король Фрэнк расстегнул молнию и стал раскладывать на деревянном полу части какого-то массивного оружия, заранее аккуратно смазанного. Правитель Зоммергольда начал собирать его — и Тео удивился, насколько механическими были движения, точно он отрабатывал их годами. Почувствовав взгляд мальчика, король поднял голову — в глазах не было ни следа от прежней доброты. Очень медленно он покачал головой:

— Нет. Я ни разу не воевал. Я только снимал фильмы про всяких там храбрых парней. — Губы дрогнули, но тут же искривились в улыбке. — Улетайте поскорее. Я уже сказал всем улетать. А я буду стрелять. Долго. Пока смогу. Как в моем кино.

Внизу были золото и зелень. Ничего не остекленело, Зоммергольд лишь стал еще тише из-за разлившейся в воздухе тревоги. Его последние минуты еще не кончились, от этого было только хуже.

— Почему так? За что так?

Тео понимал, что вопросы жалкие. И понимал, что их задают всегда.

— Я не знаю, — глухо отозвался дракон. — Ничего не знаю.

На большее у них обоих не нашлось сил и слов.

Небо вскоре сильно потемнело, его заволокли низкие тучи. Границы приближались, и мальчику совершенно не хотелось видеть голубые родники внизу. В тишине путешественники летели по почти черному небу, стараясь избегать плотных облаков. Внимание мальчика вдруг привлекла белая, стремительно приближающаяся точка.

Спина Альто напряглась: он готов был броситься в сторону или атаковать. Тео прищурился. Точка двигалась прямо, а облака перед ней расступались сами собой. Когда очертания стали четче, мальчик наконец понял, кто догоняет их.

— Эй, великий земной детектив!

Чарующая мелодия флейты заполнила воздух и разнеслась вместе с ветром. Облака исчезли. А знакомый голос еще раз окликнул Тео.

Маленькая точка постепенно превратилась в огромного крылатого слона с разноцветной попоной и раскинутым на ней шатром. Людовик Бродячий, спрятавший флейту в карман камзола, сидел, держа животное за большое развевающееся ухо.

— Вы в порядке! — радостно крикнул мальчик: Людовик казался ему сейчас бледным призраком прошлого. — Вы живы!

— А ты сомневался? — правитель Страны Брошенных Детей подмигнул. — Слишком много дел! А наши подданные пока… — тень легла на лицо, — немного поспят. Детям надо спать.

— Где Бэки?

Слон теперь летел рядом.

— В шатре, — ответил Людовик и предложил Тео: — Хочешь к нам? Ты выглядишь замерзшим, будет теплее. До Тирии еще далеко.

— Иди, — тихо согласился Альто.

Людовик помог перебраться на широкую и неожиданно устойчивую слоновью спину, и тут мальчик услышал из шатра голос, который показался ему знакомым, но Бэки не принадлежал:

— Ваша светлость… там еще кто-то, верно?

Бродячий улыбнулся и хлопнул его по плечу:

— Да, мой юный друг. Нам удалось подобрать еще кое-кого из твоих старых знакомых. И… — он снова помрачнел, — ему нужна помощь, мне кажется. А у меня ее нет.

В шатре оказалось тепло и неожиданно просторно. Некоторое время глаза Тео привыкали к полумраку, но вскоре он различил свет маленького фонарика в дальнем углу. Там сидели принцесса и королева. Бэки и Ванилла склонились над кем-то, неподвижно лежавшим на груде одеял.

Кажется, человек был ранен: тяжелое хриплое дыхание мальчик слышал, даже стоя у входа. А еще Тео отчетливо заметил то, что было уже знакомо ему и не предвещало ничего хорошего: над глубокой раной клубился серый дым.

Бэки говорила что-то успокаивающее, но глаза у нее были испуганные. Ванилла пыталась обработать рану каким-то веществом из маленькой стеклянной баночки. Тео почти не сомневался, что это бесполезно, и еще меньше сомневался, что королева Имагинарии это осознает.

— Тео? — Раненый приподнялся.

Смуглое лицо Тони Золотого Глаза стало бледно-серым, губы покрылись темной коркой. От резкого движения из раны хлынула вязкая темная кровь, а дым заклубился сильнее. Королевы повернули головы. Мальчик приблизился и опустился на колени с ними рядом. Ванилла быстро обняла его, поцеловав в макушку, крепко прижав к себе. Бэки жалко улыбнулась:

— Мы знали, что ты не пропадешь.

— Жаль, что мы не пропали, — добавила королева Имагинарии, взяла мокрую губку и провела ею по лбу Тони. Подняв глаза на Бэки, она с горечью сказала: — Лучше бы ты оставила нас умирать.

Принцесса закусила губу. Тео не хотелось думать о том, насколько Ванилла права. Правитель Циллиассы не стонал и не кричал, но боль читалась на его запрокинутом, искаженном лице. И все же он по-прежнему боролся. Так, как мог.

— Не дайте мне заснуть, — хрипло попросил Золотой Глаз. — Потом я не проснусь. — Веко тяжело опустилось, но тут же снова с усилием поднялось. — Моя мадонна, говорите со мной. Хоть о чем-нибудь. О платьях, о духах, о книгах. От вас я выдержу все.

— Хорошо… — Тео услышал, как голос королевы Имагинарии задрожал. — Давайте говорить. Тони… вы ведь… ваше полное имя Антонио. Правильно?

— Да, — ответил гангстер, неожиданно улыбнувшись то ли самим словам, то ли интонации, с какой они были произнесены.

— И вы так хорошо играли на пианино. — Она убрала за ухо прядь волос.

— С детства. Моя бабушка была учительницей музыки. Она учила дядю, а он — меня.

— А не сочиняете сами?

— Пробовал и сочинять, но недолго, в юности… — Он поморщился. — Не мое.

— Помните, в Италии был такой композитор, которого звали как вас?

Тони тяжело вздохнул и с усилием ответил:

— Антонио Сальери. Не из моих земляков. Говорят, он как-то очень скверно умер, вроде даже наложил на себя руки… Но это был его собственный выбор, а я умирать не хочу. — Некоторое время он собирался с силами, потом продолжил: — Говорят, он так поступил из-за того, что остался один. И… — новый приступ боли был таким сильным, что правителю Циллиассы пришлось закусить губу, — если умирать, то рядом с вами. Спасибо, что вы мне встретились.

— Не смейте! — Ванилла в последний момент удержалась и не схватила Тони за ворот рубашки резким жестом. — Не можете! Вы…

Тео вспомнил, что осталось лежать в его кармане. Он вынул конверт и заглянул в него. Последняя нить тепло и ровно светилась на дне, свечение просачивалось сквозь бумагу, медленно заливая весь шатер. Ванилла и Бэки настороженно подняли головы.

Кажется, Людовик говорил что-то о вечной связи между теми, кого соединит компасная нить… И возможно, связь эта обещала в будущем опасности и неожиданности. А еще… миссис Ванчи предупредила, что одну из трех нужно сберечь, чтобы вернуться домой. Альто говорил то же.

Тео вынул нить и отдал Ванилле со словами:

— Один конец привяжите к своему мизинцу. Другой — к его.

Произнеся это, мальчик поднялся и вышел из шатра. Принцесса Бэки тихо последовала за ним.

На ветру снова стало холодно, Тео предложил принцессе свой плащ. Она покачала головой:

— Я не мерзну. Много летаю.

Яркая золотая вспышка на секунду осветила небо и растворилась в глубине шатра. Тео обернулся и тут же отвел взгляд. Бэки взяла его за руку и мягко спросила:

— Ты расстроен? Ты хорошо поступил. Они нравятся друг другу. Даже более чем нравятся. Это видно.

Мальчик помолчал, потом тихо ответил:

— Я знаю.

Почему-то он не чувствовал совсем ничего. Пока не чувствовал. Маленькая принцесса некоторое время смотрела на него, потом грустно улыбнулась:

— Я была бы рада, если бы так сделали ради меня. Но послушай… чтобы отсюда выбраться, есть другие пути. Множество троп и дверей ведут в разные миры. Самая быстрая и короткая дорога — тоска по дому.

Тео улыбнулся в ответ и посмотрел вверх. Потом перевел взгляд на Альто. Дракон спал прямо в воздухе — алые глаза были закрыты, хвост ритмично покачивался. Людовик Бродячий, казалось, тоже дремал, склонив голову. Но, почувствовав взгляд мальчика, тут же обернулся и вопросительно поднял брови.

— Я сделал то, что должен был.

Людовик по-прежнему смотрел на Тео, и мальчику стало неуютно. Принц поднялся, прошелся по спине дракона и, легко перемахнув на слона, приблизился к Бэки:

— Тебе пора.

Она, встав на цыпочки, обняла его, потом коснулась лица тоненькими пальцами:

— Спокойной ночи.

Она скрылась в шатре, и Тео остался с Людовиком наедине. Улыбка тут же исчезла с лица Бродячего. Щурясь, он вглядывался в горизонт. Потом скрепил на груди руки и негромко спросил:

— Тебе по-прежнему нравится наш мир?

— Его есть за что любить. И миссис Ванчи…

— Спит в башне, в самом центре Лийи. Знаешь, эта башня — наверное, самое удивительное, что только могло существовать… Император-механик еще не переступил границ нашего мира, озеро еще не разлилось, не было Большой Железной Дороги… а башня уже была.

— А что было вокруг нее? Пески?

Людовик снова прищурился, точно высматривая что-то.

— Что-то похожее на то, что расстилается недалеко от замка королевы Ваниллы.

— Пустота?

— Непридуманное… так мы это называем. Большая-большая дыра в чьей-то голове. Точнее, множество дыр во множестве голов. Знаешь, мы ведь появились тут вторыми. Сразу за Якобом, и, разумеется, он нас не встречал — эту традицию мы завели только когда появился Эльзевир с этой его любовью к церемониям. Впервые спустившись из верхней комнаты башни, мы прошли прямо по этому непридуманному. Жутко, скажу я тебе…

— Что вы увидели? — тихо спросил Тео.

— Немного… — уклончиво отозвался Людовик. — Это… как ходить по очень тонкой ледяной корке и видеть внизу спящих рыб. Некоторых из тех, с кем ты познакомился… и тех, кто еще не скоро сюда придет. Одиннадцатого короля и его говорящего пса. Двенадцатых — королев-близнецов. Семнадцатого правителя-старца.

— А первым королем был все-таки Якоб?

И опять Бродячий долго молчал — на этот раз он будто сомневался, нужно ли вообще говорить. Потом вдруг устало опустился на широкую слоновью спину и скрестил ноги по-турецки. Мальчик последовал его примеру, и только тогда принц ответил:

— Да. С его… — замявшись, Людовик потер лоб, — необычным обликом, испугавшим нас до дрожи. Завтра увидишь сам. Я скажу пока лишь одно: наверное, это самая удивительная из всех наших стран. И самая благополучная. Якоб ничего не жалеет для своих подданных. Если бы только… впрочем, да. Лучше увидишь сам.

Встревоженный еще больше, Тео вернулся на спину Альто — дракон даже не проснулся и лишь нервно дернул головой и шевельнул хвостом.

Казалось, что мысли не отступят, но вскоре, неожиданно для самого себя, мальчик погрузился в сон и сквозь него услышал тихую мелодию: Людовик Бродячий опять играл на флейте, разгоняя облака.