Десант стоит насмерть. Операция «Багратион»

Глава первая Вводно-техническая

Москва.

6 июля 201? года. 7.30

Новенький зеленый троллейбус бодро катил по набережной. В салоне было просторно: всего шестеро пассажиров, считая и крупного спортивного молодого человека, сидящего на сиденье у средней двери.

Вообще-то Валерий себя «молодым человеком» не считал. В конце концов, на службе давно по отчеству зовут, четвертая звездочка на погон уже неделю как упала. Начальник отдела, пусть и временно исполняющий обязанности. Да и рост метр девяносто восемь к определенному уважению взывает. Ладно, лучше «молодой», чем немолодой. Валерий покосился на брюнетку, только что сдержанно попросившую «подобрать конечности». Ну, кто виноват, что троллейбусы рассчитаны на усредненно-мелкого гражданского пассажира, и спортивный мужчина на сиденье только по диагонали и умещается. «Конечности»… Ну да, 46-й растоптанный. Человек обязан устойчиво на земле стоять. Снежана вот тоже «лапищами» ноги бывшего супруга обзывала…

Настроение окончательно испортилось. Вспоминать о бывшей Валерий жутко не любил. Но как о ней не вспоминать, если Мишка там, с ней рядом? Вырастет сын современной… позитивной личностью.

Валерий смотрел в окно и пытался думать о службе. Не очень получалось – день чересчур летний, солнечный. Смог над столицей развеялся – прошедшие дожди горящие торфяники притушили, бульвар набережной стоял позеленевший-помолодевший. За сутки особых ЧП в столице не было – просевшая Северянинская эстакада не в счет – затухающие отголоски приступа. Пробка на Комсомольском и в лучшие времена случалась. Просто нужно жить в ногу со временем и до места службы добираться общественным транспортом, свои «колеса» оставляя дома.

Период ремиссии. Успокоился мир. Временно, конечно.

Глядя на пустующие скамейки малолюдной Фрунзенской, Валерий подумал, что от Отдела и лично от капитана Коваленко это тоже напрямую зависит: сколько еще ударов выдержит спешно возводимый волнолом обороны? Да, жизнь вновь вошла в спокойную колею, аварий, драк и прочих проявлений Психи практически нет. Люди болеют, умирают и пропадают, как положено – в пределах былой нормы. Но когда бытие вновь взвоет, заскрежещет и пойдет юзом, капитану Коваленко оправдываться будет нечем – не вник, не смог, не выложился.

Валерий Сергеевич Коваленко, не так давно переведенный из Балтийска, ныне командовал ОТЭВ – отдельным транспортно-эвакуационным взводом Отдела «К» и временно исполнял обязанности начальника вышеозначенного Отдела. За последний месяц Отдел дважды пытались передать в новое ведомство, не передали, создали спецроту, расформировали спецроту, закодировали подразделение, присвоив шифр «Колонна 3945», переименовали в банальную отдельную роту с транспортным уклоном, впрочем, не отменив кодового названия. Последнюю неделю Валерий оставлял на бланках электронной переписки оба наименования. Руководство вынашивало грандиозные планы по реорганизации Отдела, и административная мысль бурлила и булькала. По опыту службы было понятно, что непосредственно с и.о. в любом случае особенно строго спросить не успеют, и Валерий благополучно игнорировал львиную долю сыплющихся сверху запросов и требований. Работать по делу тоже нужно успевать.

С «работой по делу» между тем обстояло не очень хорошо. В смысле не с работой, а с ее результативностью. Буксовало расследование. Возможно, потому что в оперативной части Отдела не имелось ни профессиональных следователей, ни аналитиков, ни штабных работников. Ну, естественно, за исключением прикомандированных консультантов АЧА и штабника Землякова. Хотя и Женька уж скорее полевой переводчик, чем штабной страдалец. Впрочем, подобная ситуация сложилась во всем огромном, перестраивающемся, активно сливающемся и частично поглощающем соседние ведомства организме ФСПП: где-то имелись руководящие кадры без подчиненных, где-то наоборот. Многие предрекали, что родится административный монстр. Собственно, чему тут удивляться? Земля создавала-рожала именно боевого монстра, способного противостоять чудовищному агрессору в небывалом сражении.

Нет, осознать это весьма трудно. Да и не требуется. Валерий знал, что, как бы ни обозвали «Кашку», заниматься и Отделу, и лично капитану Коваленко придется тем же самым – ходить в прошлое.

Валерий уже был Там. Одиннадцать суток в июне 1944 года. Немножко другим человеком вернулся. А может, и не «немножко».

Остановка. Капитан Коваленко выбрался из троллейбуса и неспешно шагал по скверу: руки в карманах джинсов, свободная рубашка прикрывает кобуру пистолета. За последнее время привык к «ТТ», будто и не таскал иного штатного ствола. Кобура, правда, современная, из кордура. Кстати, можно было бы ее и в командировку брать. Хрен с ней, с аутентичностью, всегда можно сказать, что ленд-лизовская, редкого образца.

В командировку очень хотелось сходить. Нет, «хотелось» не то слово. Нужно сходить. Полегчает. Сидеть в Отделе, пытаясь что-то анализировать и вычислять, между подготовкой расположения к приему пополнения и руганью со строителями и психологами, охреневая от спускаемых сплошным потоком циркуляров и сводок, утихомиривая взвод охраны, где срочников – «комендачей» весьма «успешно» усилили контрактниками, было сложно. Угнетало. Ну разве это дело для офицера морской пехоты? Но людей нет. Варшавин в Отделе сидел на своем месте, но теперь он высоко, и это правильно – Сан Саныч один из немногих, кто способен разглядеть целостную картину Психи, пусть и в самых общих чертах.

М-да, хрен моржовый, жили себе, с терроризмом-экстремизмом планово боролись, и на тебе. Получается, благоденствовали.

Хотелось Туда сходить. На войну, где все понятно.

Тьфу, опять упрощаем? Валерий твердо знал, и недолгая служба в Отделе весьма тому знанию способствовала, что все просто и понятно только дуракам бывает. Капитан Российской армии быть наивным не имеет права. «Наши против немцев» – это только в старом кино. Хорошее кино, кто спорит. Но существование всяких РОА и РОНА[7] забыть не получится. И на Великой Отечественной все было непросто, это нужно знать, учитывать и крепко помнить.

Нет, тогда было проще. Старший лейтенант Коваленко сам видел. Воевал народ. Погибал, голодал, кровью умывался, но бил врага. Освобождал города и деревни, выходил к государственной границе, к боязливо примолкшей Европе. И никаких сомнений у народа и Красной Армии не имелось. Шли к Варшаве, Бухаресту, Вене, Берлину и Праге. К Пиллау…

Странно представить, что город, в котором ты родился и вырос, штурмовали мужики, с которыми случалось ехать на одной полуторке и плыть одним катером, с которыми разговаривал, переругивался, юморил и с опаской поглядывал в небо. Не ветераны, старающиеся держаться прямо и бодро под грузом лет и медалей, а вполне себе товарищи-бойцы и товарищи-офицеры. Обычные и разные. Разгильдяи и толковые, блатные и интеллигенты, городские и деревенские, грамотные и не очень. Хрен его знает: чуть иная форма и техника, но если не мелочиться: что на Выборг, что на Цхинвал – один черт. Два-три дня боевого марша, и форма принимает весьма похожий драный вид-колер, и на какой броне – «тридцатьчетверки» или «бэшки» сидишь – все одно жопе жестко.

Разница в ином. Тогда страна воевала, а сейчас кусочек армии вел узкие боевые действия. Ограниченный региональный конфликт. Слово-то какое кухонное.

Хотелось сплюнуть на газон, но воздержался. Что за привычка такая пацанская? Офицер все-таки, от атавизмов избавляться давно пора.

Комсомольский проспект, естественно, стоял. Раскалялись под солнцем крыши сотен автомобилей, перегревались нервы водителей и водительниц. Скоро кто-то выскочит с битой, травматикой или чем-то посерьезнее. Недавно на глаза аналитическая сводка ФСПП попалась: кривая графика уличных конфликтов плавно, но росла. Каждый день «трехсотые» и один-два «двухсотых». И никакая ремиссия этому безобразию не указ. В выводы аналитиков Валерий вчитываться не стал, но, похоже, Психа лишь косвенно виновата. Просто москвичи. Им ехать очень нужно, срочно и спешно.

Капитан Коваленко вздохнул. Сам-то кто? Москвич. Прописка есть, квартиру дали. Ценный кадр. Снежана кипятком бы писала – столица, повышенный оклад! Умри все живое. Вот же некоторые морпехи дебилы конченые. Куда смотрел? Ладно, купился ножками стройными, очами яркими, попкой округлой. Ну, оформил отношения, чтоб систематически иметь в постели то половое счастье. Но кто ж с такой… детей делает?

Перед воротами расположения было спокойно. Стояла одинокая дежурная легковушка Филикова, у КПП чисто, подметено. Прошла по гарнизону ненавязчивая рекомендация «товарищам офицерам по возможности прибывать на службу общественным транспортом». И безопаснее, и быстрее. Откровенно говоря, и дешевле.

Стальной «бордюр» перед воротами был предупреждающе поднят, Валерий зашел в обшарпанную дверь КПП, сыграл в гляделки со сканером – агрегат не только опознавал рисунок радужки и узор кровеносных сосудов, но и диагностировал психологическое состояние гостя. Магнитный ключ, рамка «Януса»… Специалисты утверждали, что дорогостоящая аппаратура выявляет Психу в подавляющем большинстве случаев. Оно-то конечно, но возвращающиеся с полигона бойцы, проходя странную процедуру медленно и по одному, выражались непечатно.

Капитан Коваленко вошел в отстойник, старший охранного наряда поприветствовал из-за пулестойкого стекла – выходить из дежурки часовым категорически запрещалось, парились в своем кондиционированном аквариуме, где кроме мониторов камер слежения и развлечений-то было – только языками чесать. Вот контрактники с «комендачами»-срочниками и перевоспитывали друг друга. Пока довольно успешно: синяков отмечено не было, психологи уверяли, что «дедовщина» изживает себя, да Валерий и сам это видел. Уровень допуска у бойцов разный, но нормальный парень с головой на плечах не может не отмечать неумолимо подступающего изменения бытия. А безголовых в расширившемся Отделе уже нет.

Задницы механиков торчали из-под поднятого капота «Волка»[8]. Новая техника, невзирая на свою прогрессивность, капризничала. Ничего, экипаж толковый, отладят. До полигона бронированная «волко-жучка» исправно доезжает, а больше никаких поездок пока и не предвидится. Простаивает Отдел.

Простоем нынешнюю деятельность ОТЭВ, конечно, не назовешь. Отрабатывается боевое сплачивание, осваивается новое оборудование и старомодное оружие, ведется психологическая подготовка личного состава полевых отделений. Все это хорошо и правильно, только и.о. начотдела понимает, что все это откровенное околачивание груш. Тем самым, моржовым.

Завязла работа. Вернее, контрработа.

«С 14.06 по 26.06.1944 г. (по ВРК)[9] проводились следственно-разыскные мероприятия в полосе действий Ленинградского и Карельского фронтов.

Установлено:

1. Агент В4 (Варварин С.В.) погиб вследствие операции противника, направленной непосредственно на нашего агента.

2. Разрабатывалась и проводилась операция силами и тех. средствами объединенной немецко-финской диверсионной группы, руководство которой осуществляли представители «Hopfkucuck»[10].

3. Организация «Hopfkucuck» действует нелегально и изолированно, не ставя в известность о своих планах военное и политическое руководство Третьего рейха.

4. Задачи организации Hopfkucuck (предположительно): исследования в областях физики пространств, ускоренное создание мощной установки перемещения (портала), планирование эвакуации членов организации в случае военного поражения Третьего рейха.

5. Установлен круг лиц (предположительно), входящих или причастных к группе Hopfkucuck. (Список установленных лиц прилагается).

6. Эксперименты и дальнейшая эпизодическая работа установки Hopfkucuck-Портал вызвали сильные возмущения коррекционного поля, что, в свою очередь, ускоряет и провоцирует наступление стадии «П»[11].

7. Несмотря на осознание первоочередности задач по ликвидации Hopfkucuck, проведение мероприятий по выявлению и уничтожению конкретных лиц, исследовательских центров и непосредственно пусковой установки на данный момент невозможно в связи с отсутствием точных сведений о расположении противника.

Вывод: облажался Отдел по полной.

…Валерий повесил гражданскую рубашку в шкаф, застегивая форменную куртку «цифры», подошел к зеркалу. Ничего так мужчина, убедительно выглядящий. Но с крайне ослабленными умственными способностями. То, что специалисты ФСПП, АЧА, МИДа и десятков иных солидных организаций тоже не способны нащупать хвост проклятого «Норфика», ничуть не оправдывает капитана Коваленко. Тысячи людей ищут след семидесятилетней давности в архивах Москвы и Питера, Вены и Цюриха. Прикомандированный от германских коллег Отто Хольт опять улетел на родину: немцы роют землю, собственно, все, кто понимает, насколько высока ставка, делают все, что возможно. Результата нет. Слишком много времени прошло. Забыли, отвлеклись, иных дел было полно, и ту «Кукушку» в исторический мусор давно списали. Лоханулись, да. «Иногда они возвращаются».

Капитан Коваленко сообразил, что уже с минуту тупо рассматривает стену. Собственно, не саму стену, а висящий на ней ММГ[12] «маузера» С-96 с нагловато-юмористической дарственной плашкой на рукояти. Сей предмет декора отбывший «на верха» Варшавин то ли так и не успел забрать, то ли оставил в назидание нерадивой смене.

Валерий включил компьютер, а заодно и плеер, подключенный к колонкам.

задушевно поведал динамик.

И то верно. 9.00 – пора службу тянуть. Проверить вверенный командованием личный состав и вернуться к проклятому компьютеру – вон сколько почты навалило, и все «шапки-заголовки» как-то непривлекательно выглядят.

Личный состав дежурного отделения занимался самоподготовкой, то есть чтением газет и уточнением аутентичных бытовых подробностей. Капитан Коваленко сказал подчиненным «вольно», сел на табуретку и понаблюдал за попытками сержанта Гришина свернуть «козью ногу» – газета перед экспериментатором была засыпана крошками махорки.

– Если это и «нога», то слоновья, – констатировал командир ОТЭВ.

– Да я в реале это курить не могу, – пробормотал сержант. – Там же будут трофейные?

– Ты ваще кидай свой табак, – сказал, складывая «Правду», старшина Батура. – Двое вас, таких чудиков. А еще боксом балуется.

– Я дымлю умеренно, – оправдался Гришин.

– Ты бы, Серега, действительно легкие поберег. – Коваленко посмотрел на клочки бумаги и распечатанную пачку зелья. – Трофейные цигарки еще хуже. Так что соображай. А за «в реале» – наряд. Ладно бы еще, «в натуре» ляпнул.

К компьютеру идти мучительно не хотелось. По делу там ничего нет, а отписываться замучаешься. Валерий упорно вел себя к кабинету, но тут в коридор вывалился, моргая уставшими очами, младший сержант Земляков. В руке полевой переводчик держал пачки вафель «Цитрусовые».

– Уже чаевничаем? – удивился Коваленко.

– Утром в пищеблок положить забыл, – сказал Женька, мельком взглянув на техников Расчетной группы, впихивающих очередной провод в кабель-канал под потолком коридора.

Манеры Землякова командир ОТЭВ знал хорошо, посему кивнул:

– Ну, пойдем, глотнем. Чай не пил – какая сила…

В пищеблоке пришлось переступать через стулья: дежурное отделение предпочитало пить чай здесь, а не в новом расположении. Сюда же по старинке шли расчетчики, оружейники и техники. Набивалось как в кубрик подлодки. Валерий собирался прикрыть посиделки, но счел, что традиции личный состав сплачивают. Придет настоящий начальник Отдела, пусть и пресекает.

Женька сунул вафли в шкафчик, посмотрел на десятки кружек, теснящихся на полке.

– Не томи. Чего стряслось? – тихо спросил Коваленко. – Нащупали что?

– Нет. В смысле, может, и нащупали, но не мы. – Земляков полез в карман и выудил конверт – незапечатанный и порядком смятый. – Вот, почта пришла. Я утром с пробежки возвращался, подошел к палатке за вафлями…

– Стоп! Охренел?! Конверт тебе на улице дали? А инструкция? Черт знает что хватаешь!

– Он, в смысле корреспондент, при мне конверт открывал. Голыми руками. И у него, у корреспондента, рекомендации. Кроме того, он меня и Варшавина знает. И вообще я малость растерялся, – признался Земляков.

– Излагай…

…Фанатизма нам не нужно, главное – поддерживать себя в форме: Женька умерил шаг, запрыгал по ступенькам в подземный переход. Дыхание выравниваем, медитируем, руки дергаться не должны, ноги желательно тоже…

Срочник-спортсмен поднялся на поверхность и свернул к кондитерской палатке – новый личный состав регулярно к чаю закупается, но ведь вообще немосквичи всякую дрянь берут. Понятно, сейчас настоящих «Цитрусовых» фиг найдешь – всякие «Новолимонные», «Лимонный вкус» – подделки и контрафакт. Мир вообще деградирует, Психа еще не пришла, а с конфетами и вафлями совсем уже хреново. Взять те же «Красные-ударные»…

Женька расплачивался, когда его тронули за плечо. Довольно вежливо и легко, но чувство было до того странное, что Земляков отшатнулся от прилавка, резко разворачиваясь и готовясь врезать трогальщику в пах и горло.

– Ох, простите! – незнакомый парень, извиняясь, выставил ладонь, отступил. – Я, видимо, обознался.

– Несомненно, – сухо сказал Женька, нагибаясь за упавшими пачками.

– Простите великодушно. – Незнакомец насмешливо щурился, хотя тон был серьезный и искренний. – Честное слово, удивительное сходство. Вы ведь не Евгений Земляков?

– Я? – Женька подумал, что совершенно напрасно на пробежки пистолет не прихватил. Пусть приказа на постоянное ношение личного оружия рядовым и сержантским составам еще нет, Коваленко бы вполне понял. Сейчас вот чувствуй себя дураком. – Хм, какой еще Земляков? Нету у меня таких знакомых. Валькирьев я по паспорту. А что?

– Нет-нет, никаких претензий. Показалось. Удивительно похожи на одного знакомого моих знакомых. Просто фантастика. – Парень, довольно лощеный и хорошо одетый, при ближайшем рассмотрении оказался вовсе не парнем, а молодым мужчиной лет этак под тридцать. Улыбался чуть смущенно, вполне приветливо, что странно сочеталось с хитрым прищуром. Собственно, и трость в левой руке – тонкая, но с изящным, похоже, серебряным набалдашником, в таких принято прятать стилеты, что явная глупость и анахронизм в наше время, – выглядела чудновато. Но явно не фрик. Иностранец, что ли? Акцент вроде бы мелькнул, едва уловимый, не расшифруешь с ходу.

– Бывает, – сказал Женька, сгребая пачки вафель. – У меня вот бабуля ежедневно свою подругу детства в толпе узнает. Удивительное дело. И главное, практически не лечится.

– Действительно. Совпадений в этой жизни много. У меня вот одну знакомую тоже Валькирией обзывали. Не по фамилии, правда, а сугубо по складу характера.

– Ну так женщины сейчас… – с чувством сказал Земляков, вспоминая давешний телефонный разговор с Ириной Кирилловной, вдруг разнервничавшейся совершенно не по делу.

– И сейчас, и раньше, – согласился хлыщ и склонил голову к плечу. – Правда, настоящие командиры среди них исключение. Но ведь и такое бывает.

Женька положил кондитерские изделия на прилавок:

– Что-то не пойму. Вы это о каких женщинах? И, простите, не расслышал, как вас зовут.

– Павлович. Прот Павлович, – охотно сказал хлыщ. – Евгений, вы, пожалуйста, не беспокойтесь. Я вам вопросы задавать не собираюсь. Просто попрошу передать вашему руководству письмо. Я бы постарался лично с Александр Александровичем встретиться, но он нынче далеко от Первопрестольной и весьма занят. По инстанции передавать тоже неблагоразумно – пока проверят, пока передадут… А дело, насколько я понимаю, весьма срочное. Маловато у нас времени осталось, Евгений Романович.

– Слушайте, вы это сейчас кому говорите?

– Вы человек военный, Женя. Я тоже служил и все понимаю. Просто счел, что через вас будет проще передать. Уж извините великодушно. И человек вы ответственный, несмотря на молодость. Такого мнения придерживается рекомендатель, которому я абсолютно доверяю.

– Путаете вы что-то. Кому сейчас вообще доверять можно?

– Вы абсолютно правы. Но опять же в виде исключения. Бывают такие люди, и мы с вами имеем честь быть с ними знакомыми. Евгений, я вас убедительно прошу передать вашему непосредственному руководству записку. – Странный Павлович вынул из внутреннего кармана легкого летнего пиджака конверт, извлек из него несколько исписанных мелким почерком листков, зачем-то потряс конверт, словно в нем могло еще что-то скрываться. Смешно послюнявив палец, пролистал листочки и вернул в конверт.

– Как видите, яда кураре, полония и спор сибирской язвы здесь нет. Только некие выдержки из воспоминаний и краткий комментарий к ним. Возьмите, пожалуйста.

– Отсутствие яда, конечно, радует. Но мне-то ваше письмо к чему? Я не имею ни малейшего отношения…

– Ну и ничего страшного. Подумаешь, велика ценность. Выбросите. В Москве полно урн. Первопрестольная стала несколько чище, что радует. Всего вам доброго, Евгений Романович Валькирьев-Земляков. Опять же, удивительное совпадение. Как и Харьков. – Павлович улыбнулся – на сей раз показалось, что ему лет сорок, не меньше, – вежливо кивнул и пошел прочь.

– Знаете, я так ничего и не понял, – сказал Женька в светлую спину. – Чего вы там про ту самую говорили? Она-то как?

Павлович обернулся:

– Когда видел в последний раз, чувствовала себя отлично. Весьма на уровне наша командир. По-хорошему ей позавидовал. Успеха вам, Евгений.

– Да какой я Евгений? Обознались ведь, говорю, – пробормотал младший сержант Земляков. – Но и вам всего хорошего.

– Ты начал пробивать? – Валерий еще раз пробежал содержание исписанных очень четким и аккуратным почерком листов мелованной бумаги.

– Да там все сложно, в открытом доступе крохи. Запросы нужно давать. Но тетка точно существовала. Умерла в Ульме в 1976 году.

– Значит, лично он никак не мог видеть свидетельницу.

– Ну, учитывая нашу специфику…

Коваленко глянул на переводчика – Женька покусывал губу – видно, поверил записке сразу.

– Ладно, специфика. Но тут по тексту получается, что твой знакомый не тетку интервьюировал, а непосредственно ее отца. Тут же подробности – любой протокол обзавидуется.

– Да я этого тоже не понимаю, товарищ капитан…

«Из беседы с фрау Линдберг, проживающей по адресу: Augsburger Strasse 36

…Мой отец, штурмфюрер[14] СС Краус Линдберг часто рассказывал о своей последней боевой операции на Восточном фронте. Он считал, что выжил тогда чудом, и возвращался мыслями к тем ужасным событиям каждый раз, когда лежал в больнице или осваивал новые протезы.

…24 июня наша группа получила неожиданный приказ перехватить важного русского офицера. Операция была абсолютно не подготовлена, командовал группой гауптштурмфюрер[15] Клекнет, только что прибывший из Берлина. Задача была неясна – не имелось даже фотографии нашей цели, лишь словесное описание. Русского капитана звали Бычкофф, он командовал особой секретной командой русских разведчиков…

…Наши войска отходили под мощными ударами наступающих русских. 25 июня диверсионная группа, в которую входил я со своими парнями, осталась в лесном массиве. Вокруг по дорогам уже двигались русские. Группа начала скрытно продвигаться в русский тыл…

…остатки группы вышли к деревне Шестаки. Все горело, вокруг лежали трупы, все было загромождено неисправной техникой. Наши разрозненные подразделения теряли боевой дух на глазах. Командование предпринимало отчаянные попытки сформировать кулак для прорыва из окружения. Но русские неуклонно сжимали кольцо…

…у Клекнета имелись все полномочия, он знал явки русских агентов, оставленных в тылу нашей разведкой и гестапо, но все настолько перемешалось…

…самолет сел на лесной поляне. Нам пришлось стрелять в обезумевших солдат, пытавшихся набиться в приземлившийся «контейнер»[16]. Но самое ужасное началось в воздухе, когда самолет настигли русские истребители…

– Черт, вот же… – Валерий сложил листки. – Значит, говоришь, капитан Бычков – личность реальная?

– Фронтовой отдел СМЕРШ 1-го Белорусского. Но никаким забросом разведгрупп Бычков, естественно, не занимался. Он там, на Белорусском, меньше месяца числился. Перевели перед наступлением.

– И перевели, значит, из ОПА?[17] Следовательно, он работал с Варвариным?

– Тут я не знаю, – виновато сказал Земляков. – У меня допуска не хватает.

– Ну и чего мнешься? Сейчас запрос сделаю, аналитиков немедленно привлечем. И сам – быстренько чаю налил, вафель взял – и к компу. Копай по самые гланды…

Женька исчез, капитан Коваленко с минуту взял листы помятой бумаги и пошел в кабинет, к служебному телефону.

– Сан Саныч? Приветствую. Извини, что беспокою, но тут специфическая ситуация.

– Привет. Понятно, что специфическая. У нас иных и не бывает. Выкладывай. С учетом того, что я в Омске и ситуация здесь тоже специфически-интересная, давай лаконично.

– Вышел на нас некий гражданин. Зовут Прот Павлович…

– Стоп! Перезвоню.

Через две минуты телефон ожил – Валерий с нехорошим предчувствием снял трубку – связь шла уже по линии с новой, только что включенной защитой. Варшавин, словно в шаге сидящий, явственно вздохнул и сказал:

– Давай по порядку без суеты…

Валерий изложил. Бывший начальник Отдела помолчал, потом сказал:

– В общих чертах понятно. Что думаешь делать, Валера?

– Гм, вообще-то думал посоветоваться. Тут же сплошные непонятки. И вообще чушь отчаянная. Но, видимо, нужно проверить. Сходим, пожалуй.

– Да, я бы тоже провел операцию. Если твоя интуиция не орет об обратном.

– Она, интуиция, вообще охренела и молчит. Абсолютно не понимаю, откуда и зачем эта подсказка. Нет, я в провиденье и привидения верю, но есть же какие-то границы. Или этот Павлович не совсем привидение?

– Не совсем. Пересекались кратко. Информация запертая. Поскольку Павлович личность абсолютно неуправляемая и сосед лишь по очень дальней улице, было решено о нем забыть. Возможно, тут близорукость проявили.

– Понятно. В смысле здесь понятно, но абсолютно непонятно, зачем он сейчас мелькнул, да еще и столь сомнительный презент оставил. На многоэтажную провокацию смахивает.

– Да, многоэтажно выразиться очень хочется. Ты ругнись и работай. Решать тебе, но я бы рискнул. Ситуация у нас такая, что и выигранная минута счастьем покажется.

– Понимаю. Пойдем незамедлительно. Группу, наверное, сам поведу.

– Угу, удивил. Веди. Но ты, Валер, давай перестраивайся. Не последний будет Прыжок, и ты стратегически мыслить обязан. Вряд ли на Отдел опытного и полностью осознающего специфику работы офицера вдруг поставят. Нет таких специалистов. Так что вернуться тебе нужно.

– Постараемся. Александр Александрович, так что все-таки с этим Павловичем? Почему он подсказать вздумал?

– Боюсь, что сейчас все «кальки» в узел стягивает. Зависим друг от друга все очевиднее. Хотя теория пока спорная и противоречивая. А может, и не это главное. По блату нам подсказывают, Валер. «Калек» много, а страна, как ни крути, одна. И блат в России не последнее дело. Вот по блату, по знакомству…

– Уловил. Пойду народ поднимать.

– Успеха. Черт, опять без подготовки полезете. Да еще с парадоксом и обратной коррекцией…

– Так у нас же традиции.

Капитан Коваленко положил трубку, изыскал в ящике стола салфетку и вытер лоб. Кондиционер – дрянь, ситуация – дрянь. Ладно, хотелось ведь пойти. Что пойти придется не так и не туда, даже хорошо. Ничего личного, гарантированно не пересечемся и не увидимся. Грустно, но правильно. С другой стороны, глупо. «По блату». Твою ж дивизию. И здесь без заочного участия ихней белобрысой валькирии не обошлось. Ладно, а вдруг получится? Взять за хобот этого Клекнера, тряхануть как следует…

Валерий снял трубку местного телефона, положил… Нет, в некоторых случаях правильнее по старинке, то есть лично и доходчиво…

Капитан Коваленко широко шагал по коридору – глухо грохали по линолеуму начищенные берцы солидного размера, утихало за дверьми жужжание говорливого Расчетного, выглянул оружейник Сергеич…

Коваленко распахнул дверь во двор, вобрал в легкие летнего, довольно-таки противного московского воздуха:

– Ро-та!!!

От командного рева механиков вышвырнуло из-под капота «Волка», через секунду застучали ботинки ссыпающегося со второго этажа расположения бойцов «полевого», выскакивали из тактического зала срочники. Пролетали мимо командира из дверей оперативно-технического центра расчетчики и связисты, первым, застегивая ремень с кобурой, пронесся ушлый младший сержант Земляков…

Валерий с удовлетворением глянул на строй – не парадная шеренга, «сено-солому» не изживешь, но физиономии правильные, без ухмылок. Что ни говори, как на современные технологии ни ссылайся, а хорошо поставленный командирский голос ничем не заменишь.

– Товарищи бойцы! Поставлена боевая задача. Выход группы через четыре часа. Приказываю…

Капитан Коваленко говорил и сразу же просчитывал. В опергруппу войдут пятеро. Кроме командира, пойдет безальтернативный полиглот – замены Женьке нет, и еще трое «полевых»… Кого брать? Костяка у взвода еще нет, любая кандидатура спорна…