Деньги не пахнут 3

Глава 5

Весть о том, что выбор пал на "Эпикуру", будто громыхнула в воздухе. Лицо Добби исказилось удивлением – брови взлетели вверх, взгляд застыл в недоумении.

– "Эпикура"? – слова сорвались с его губ, как будто имели горький привкус.

Скрипнув зубами, он прищурился и уставился так пристально, что взгляд буквально прожигал.

– Почему именно туда? – в голосе звучала смесь растерянности и досады. – Там ведь нет ничего такого, ради чего стоило бы тратить свой выбор….

Тон был тяжёлый, полный сомнения. И в этом не было ничего странного. Выбор можно было обратить в билет куда угодно – хоть в самую желанную точку на карте мира. Добби же давно вынашивал собственный план. Всё уговаривал: "Анфл". В его речах слышалась страсть, глаза горели, словно угли в камине. Казалось, что если дать волю, он готов был прыгнуть с места и размахивать руками, доказывая выгоду и блеск этого пути.

И снова те же слова, произнесённые с горячностью:

– Подумай ещё раз! Это шанс, который потом будешь вспоминать всю жизнь!

Желание его было кристально ясно – заветный "дил-той" с логотипом "Анфл". Эти стеклянные или металлические сувениры, напоминающие маленькие трофеи, вручали в инвестиционных банках за завершённые сделки. Добби хотел держать в руках такой знак. Хотел, чтобы в разговорах можно было небрежно бросить: "А знаешь, я встречался с финансовым директором 'Анфл'…" И если вдруг возникли бы сомнения, достаточно было бы вынуть сияющий сувенир – неопровержимое доказательство. Но решение уже было принято.

– Выбор сделан, – прозвучало твёрдо и окончательно.

Плечи Добби осели, как у человека, на которого опустили лишний груз. Он недовольно пробормотал что-то себе под нос, уставившись в пол, словно там скрывался спасительный ответ.

– Всё равно "Эпикура" какая-то…, – голос его стал тише, будто он стеснялся собственных мыслей.

– В чём дело? Компания числится в списке Fortune на 324-й строчке.

Добби замялся, поиграл пальцами, словно взвешивая слова.

– Да просто… образ у неё какой-то старомодный.

Эти слова повисли в воздухе, и в голове закралось странное ощущение. В памяти "Эпикура" действительно выглядела пережитком прошлого, компанией из другой эпохи. Но ведь речь шла о 2014-м… Неужели уже тогда на неё смотрели как на устаревшую?

Сеть ресторанов – вот чем занималась "Эпикура". В девяностых она блистала, словно гигантская вывеска в неоновых огнях, манившая толпы семей. Но годы шли, и кривая успеха ползла вниз. Причиной был не слабый менеджмент – просто мода на еду менялась. Люди тянулись к необычным маленьким заведениям, к особым вкусам, к индивидуальности.

Франшизы-исполины начали терять почву. Время больших сетей уходило, уступая место уютным кафе и авторским кухням.

В этом и заключалась слава "Эпикуры" – в падении сильного. Когда поверженный великан начинает шататься, вокруг собираются хищники, почуявшие запах крови. А если схватка обещает быть зрелищной, зрители тоже не заставят себя ждать.

В комнате, пахнущей разогретым пластиком принтеров и терпким кофе из дешёрых стаканов, Добби всё ещё надувал губы, хотя кивнул в знак согласия.

– Перестань спорить и обнови материалы. До собрания по кадровым вопросам осталось три часа, – прозвучало сухо, безапелляционно.

– Ну… ладно… – голос Добби прозвенел сдавленно, будто проглоченный ком мешал говорить.

Взгляд его всё ещё цеплялся за воздух, полный детской обиды. Будущее, однако, уже прятало в себе горькую усмешку: благодарность придёт позже. Лицо Добби через пару месяцев можно будет описать одним словом – ошарашенное.

"Эпикура" собиралась стать гвоздём года.

Даже воображение играло с мыслями – какой выйдет памятный "дил-той"? Стеклянная скульптурка в форме бумажного пакета, из которого торчат длинные золотистые багеты? Или прозрачный куб, внутри которого застыл батон с хрустящей коркой? Ведь вся суть предстоящего скандала сводилась к хлебу.

Не к акциям, не к технологиям, не к медицинским инновациям – а именно к хлебу, запаху тёплой корки, крошкам на столе и горячему воздуху, вырывающемуся из печей.

Корпоративные войны редко попадали в вечерние новости для миллионов. Обычно о них говорили только скучные деловые каналы с заунывным голосом ведущего и бегущей строкой котировок. Но "Эпикура" ломала привычный порядок. Скоро каждая газета, каждый телеканал будут греметь заголовками: "Хлебная война".

И название не выглядело преувеличением. Причина битвы была до абсурда проста – хлеб. Точнее, франшизы, что кормили этим хлебом Америку.

История закрутилась с того дня, когда "Эпикура", управлявшая целой сетью ресторанов, объявила о продаже своего флагмана – бренда "Harbor Lobster". Акционеры приняли новость в штыки. Пусть бренд и терял позиции в последние годы, но узнаваемость оставалась огромной – имя знала вся страна. Такой актив был слишком ценным, чтобы сбыть его на скорую руку.

Но руководство, словно не слыша протестов, продавило сделку. Более того – продало дёшево, так, что сделка тут же угодила в список "Десяти худших сделок года". Флагманский бренд – за бесценок. Это выглядело как безумие.

Ситуацию лишь усугубляло то, что менеджмент откровенно игнорировал акционеров. Такое случалось редко, и один обозреватель даже написал: "Это всё равно что показать акционерам средний палец". История наделала шума, но пока оставалась на уровне деловой хроники.

Всё изменилось, когда на сцену вышел разъярённый акционер – хедж-фонд "Shark Capital". Агрессивный, с хищной репутацией, его прозвали "Большая белая акула". Именно "Shark Capital" выложил в прессу отчёт под броским названием "Спасение Toscana Garden".

Эта сеть итальянских ресторанов была вторым драгоценным камнем в короне "Эпикуры". В отчёте фонд разнёс руководство в пух и прах: некомпетентность, ошибки, предательство интересов акционеров. Звуки этого удара эхом разнеслись по Уолл-стрит, как гром среди ясного неба.

Отчёт, выпущенный "Shark Capital", оказался не просто громким – он был написан с такой дотошностью, что местами походил на дневник сварливого гурмана, озлобленного на всё подряд.

Страницы пестрели придирками:

"Паста отваривается без соли – явно экономят на кастрюлях."

"Ни одно блюдо в реальности не соответствует картинке в меню."

"Вегетарианская лазанья? Какая же она вегетарианская, если сверху посыпана куриным мясом?"

Заметки выглядели настолько мелочными, что даже самые капризные тёщи ахнули бы в изумлении. Но главное – отчёт растянулся на три сотни страниц.

Именно он стал искрой.

На следующее же утро документ разлетелся по всем каналам. Поздневечерние шоу, обычно далекие от сухих отчётов хедж-фондов, выстроились в очередь, чтобы обсудить сенсацию. Как можно было пройти мимо сцены, где суровые финансисты Уолл-стрит диктуют рестораторам: "Посолите-ка макароны!"?

Шутки посыпались одна за другой:

"С этого дня мы – Музей кастрюль. Самые старые экспонаты – прямо на вашей кухне!"

"Хотите еды? Ну, иногда можно и еду, но вообще-то мы коллекционируем кастрюли. Клиенты подождут."

Сатирики раздували историю до абсурда, заливая её острым юмором. Телезрители, смеясь до слёз, тянулись к самому отчёту – хотя раньше мало кто вообще открывал подобные бумаги. Теперь же люди выискивали самые смешные цитаты и пересылали их друзьям, читали вслух в офисах, обсуждали на кухнях. Для большинства документ стал источником веселья. Но была группа, которая восприняла всё происходящее без тени смеха.

Постоянные посетители "Toscana Garden". В отчёте нашлось место и для их больной мозоли. Неограниченный хлеб – "расточительство".

Фонд решился посягнуть на святое.

Бесплатные бумажные пакеты, набитые ломтями тёплого, ещё пахнущего печью хлеба – вот что отличало "Toscana Garden" от других. Хрустящая корка, мягкая середина, горячий пар, вырывающийся из разорванного пакета – ради этого люди приходили туда снова и снова.

И вот – предложение "Shark Capital": прекратить безлимит.

"Ограничим одним кусочком на человека, добавку – только по запросу. Экономия – пять миллионов долларов в год."

С точки зрения бухгалтерии – безупречно. Логика прозрачная, как стекло. Но дело касалось не цифр. Это было нападение на маленький, но дорогой сердцу ритуал. Никто ведь не идёт в пивную, чтобы платить за кружку воды к пиву. Никто не позволит в какой-нибудь забегаловке убрать половники и бумажные стаканчики для бесплатного бульона.

Посетители взорвались.

Почтовый ящик "Shark Capital" завалило письмами, полными ярости:

"Да кто вы такие, чтобы отнимать наш хлеб?!"

Гул негодования разнёсся по форумам, соцсетям и газетам. Пахнущий коркой батон вдруг превратился в символ народного сопротивления против холодного расчёта.

Толпы негодующих клиентов подняли бурю – не сотни писем, а десятки тысяч гневных сообщений обрушились на почту компании. Звон уведомлений стоял непрерывный, словно грохот шквала по крыше. Электронный шторм получил имя – "почтовый террор".

Менеджмент "Epicura" не заставил себя ждать и выступил с громким заявлением:

"Безлимитный хлеб останется. Мы не склоним головы перед хедж-фондом и будем защищать хлеб до конца."

Так и возник фронт: с одной стороны – фонд, требующий убрать бесплатный хлеб, с другой – руководство компании, обещавшее защищать его как национальное достояние. Газеты тут же дали звучное название: "Хлебная война Уолл-стрит".

Но за этим хлебным дымом скрывалось иное. Сражение шло не за батоны и не за хрустящие корки. В действительности это была битва за власть. "Shark Capital" стремился вышибить менеджмент, а тот вцепился в кресла до белых костяшек пальцев. На кону были не булки, а контроль над империей ресторанов.

Финал этой схватки потряс всех. Фонд вышел победителем, сметя не только генерального директора, но и весь совет директоров – всех двенадцать человек. Это походило на взятие дворца: головы катились, не оставили даже придворных советников. На их места "акулы" посадили собственных людей, подчинив себе компанию целиком.

И самое поразительное – доля фонда составляла лишь десять процентов. Всего одна десятая акций – и этого оказалось достаточно, чтобы завладеть корпорацией из списка Fortune 500. Событие вошло в учебники и закрепило за "Shark Capital" репутацию безжалостного хищника.

Но что, если в эту бурю вломится новый игрок? Не просто сторонний наблюдатель, а человек, сумевший переломить ход битвы? Речь ведь шла не о скучной бухгалтерии, а о хлебе, который любят все. О том самом пакете, наполненном горячими, ещё пахнущими печью кусками, что всегда рвётся по швам на столе в "Toscana Garden". Народ продолжал следить за этой историей, пересылал друг другу шутки и мемы, смеялся над новостными заголовками.

В подобной борьбе победитель автоматически становился героем. Защита хлеба превращалась в защиту простых людей, их маленьких радостей. И противником в этой драме стоял не кто иной, как "Shark Capital" – фонд первого эшелона, в одном ряду с самыми именитыми акулами мировых финансов. Победить их – всё равно что обыграть чемпиона на глазах у всей страны.

Если в этой истории триумф достанется новичку с Уолл-стрит, вчерашнему аналитику, которому и двадцати пяти нет, – страна получит нового кумира. Юноша, смело бросивший вызов акулам, станет сенсацией, легендой, именем, которое будут шептать в кулуарах биржевых залов. И тогда, когда кто-то вроде Рэймонда шёпотом напомнит директорам "Theranos", что этот молодой человек всегда восхищался их собраниями, вряд ли они решатся встретить его взгляд с прежней осторожностью.

***

Ровно пять часов вечера. В коридорах офиса, пахнущих свежесваренным кофе и холодным металлом кондиционеров, настала пора совещания по кадровым вопросам. В переговорной комнате, где тихо гудели лампы и шелестела вентиляция, уже сидел Добби. Через несколько минут дверь отворилась, и внутрь вошёл Джефф, ведя за собой светловолосого мужчину.

– Это Крис, – произнёс он, представляя нового члена команды.

Фигура оказалась до боли знакомой. Шумный тип из отдела слияний и поглощений, тот самый, кого обычно старались обходить стороной. Всегда с готовым советом, даже когда его не просили. Всегда с жаждой доказать, что его мнение единственное верное.

– У Криса большой опыт, вам будет чему у него поучиться, – торжественно сказал Джефф.

Крис подошёл ближе, дружески хлопнул по плечу и с широкой улыбкой произнёс:

– Биофарма – твой конёк, но в этой области ты новичок. Если что-то непонятно, смело обращайся. Научу, расскажу, помогу.

Слова его были сладки, но прятали иной мотив: в будущем можно будет с гордостью заявлять направо и налево – "Того гения из Goldman я сам наставлял".

Ответ последовал вежливый, но холодный, с акцентом на каждое слово:

– Если возникнет необходимость – обращусь.

На лице Криса мелькнула тень раздражения. Намёк был ясен: ни наставника, ни покровителя здесь не требовалось.

Джефф прищурился и перешёл в наступление:

– Проект касается чувствительного конфликта в управлении. Шон, у тебя нет опыта в подобных делах, поэтому никаких самостоятельных решений. Всё согласовываешь со мной, а в моё отсутствие – с Крисом.

Хитро расставленная иерархия. Под благовидным предлогом "опеки" навязывался старший, которому надлежало стоять над всеми. Но уступать в этой расстановке сил никто не собирался.

– Свою позицию? – прозвучал вопрос.

Ответ вышел твёрдым и отчётливо холодным:

– Если чего-то не знаю – спрошу. Но тратить время на вопросы по тому, что и так очевидно, – пустая трата сил и ресурсов.

Это был отказ, завуалированный под рассудочность, но предельно ясный: никакого подчинения чужому "старшинству".

И тут – резкий звук.

Бах!

Дверь конференц-зала с грохотом распахнулась, и в комнату уверенным шагом вошёл Пирс. Ни секунды не потеряв, он бросил:

– Все в сборе.

Его голос, сухой и властный, рассек воздух, заставив всех напрячься.

– Материалы просмотрели? – спросил он, окинув стол быстрым взглядом.

Глаза его задержались на Сергее Платонове.

– Да, – прозвучало уверенное подтверждение.

– Тогда изложи всё одним предложением.

Суть. Квинтэссенция. Острие всей аналитики. Взгляд Пирса горел внимательностью – он проверял не просто знания, а способность вытащить из кипы ресторанных отчётов одну-единственную жилу истины.

Хотя тема ресторанного бизнеса и не относилась к привычной сфере, знания и опыт, накопленные за десять лет на Уолл-стрит, позволяли смотреть на ситуацию не глазами дилетанта, а глазами человека, умеющего нащупывать суть.

В зале стояла тишина, только кондиционер гудел в углу, а страницы папок шелестели под пальцами. Голос прозвучал уверенно, словно разрезая густой воздух:

– Нас тянут вниз две гири.

Пирс приподнял уголки губ – этого было достаточно, чтобы понять: проверку пройдено.

– Подробности, – коротко велел он.

Речь полилась ровно и размеренно. Семейные рестораны, когда-то олицетворение уюта и стабильности, давно скатывались по нисходящей кривой. "Эпикура" уловила этот тренд и последние годы пыталась перестроить модель, скупая заведения нового формата. Стейк-хаусы, рестораны морепродуктов, пабы с крафтовым пивом – все эти направления бурно росли, опережая рынок почти вдвое. Управленцы действовали прозорливо.

Проблема крылась в другом. Два флагмана – "Тосканский сад" и "Гавань лобстеров". Минус восемнадцать и минус двадцать девять процентов роста, и при этом именно на них приходилось более семидесяти процентов выручки. В прошлом они тащили компанию вверх, теперь – тянули на дно, как камни, привязанные к ногам пловца.

Пирс кивнул, глаза его блеснули холодным пониманием.

– Вот из-за этих гирь вокруг "Эпикуры" закружились акулы.

Слово "акулы" прозвучало гулко, будто запахло морской солью и кровью в воде. Так на Уолл-стрит называли фонды-рейдеры, почуявшие слабость. Стоило компании дать течь, как круг сомкнётся.

Акулам нужно будет противопоставить силу. Настоящая цель – выследить и свалить белую акулу, самую хищную из всех. Только тогда можно будет считать победу настоящей.

Пирс продолжил, голос его звучал как сухой скрип пера по бумаге:

– Первым появился "Спир Кэпитал". Сначала купили полтора процента акций, потом встретились с директором и выдвинули три требования: отделить зрелые бренды от растущих, перевести недвижимость в формат фондов REIT и сократить расходы на сто миллионов.

Такие фонды называют активистами: вроде бы акционеры, но по сути – чужая рука в управлении. "Спир" действовал мягко, его успокоили обещанием "рассмотреть" и отпустили. Только теперь доля выросла до почти трёх процентов.

Современные акулы не рвут жертву прямым захватом, как в девяностые. Им не нужны контрольные пакеты – достаточно щепотки акций, чтобы на собрании акционеров зажечь толпу и протолкнуть своих людей в совет директоров. А дальше всё пойдёт само собой: продать неприбыльное, купить перспективное, выкупить акции и надуть котировки. Дёшево и сердито.

– Вчера ещё один акционер запросил встречу с директором, – бросил Пирс. – "Медаллион Партнерс".

– Что? – изумился Добби. – И они туда же?

Имя этого фонда резало слух – ещё одна акула, известная своим напором. В комнате пронеслась волна удивления. А вот в сердце теплилось иное чувство – разочарование. Не та, не белая. Настоящий хищник ещё не показался. Но это лишь вопрос времени. И потому вместо ярости – лишь ленивый кивок, словно признание: "Пусть пока кружат, скоро прибудет тот, ради кого стоит поднимать гарпун".

Вдруг Джефф ткнул пальцем прямо в грудь собеседнику, словно остриём пики, и бросил в воздух вопрос, будто камень в воду:

– А знаешь, почему акулы нападают?

Слова прозвучали насмешкой, и в комнате повисло напряжение. Тонкая улыбка на лице выдала истинный умысел Джеффа. Он не спрашивал – он расставлял сети. Хотел подчеркнуть неопытность в глазах Пирса, выстроить невидимую лестницу, где верхняя ступень отдана Крису, а новенькому оставлена роль ведомого. Кнут и поводок – вот что пытался он накинуть. Но подчиняться такой привязи – глупость. Нужно было показать, кто действительно шагает впереди.

Ответ родился быстро, словно запах сырой крови в воде, мгновенно приманивающий хищников:

– Слишком много недвижимости.

Вот что тянуло акул к "Эпикура".

"Гавань Лобстеров" не развивалась по франчайзинговой схеме. Все рестораны стояли на собственной земле, а земля эта – на полтора миллиарда долларов. Лакомый кусок. Пусть бренд умирал, но земля оставалась твёрдой валютой, манящей и пахнущей наживой.

Хищники требовали простого: выньте этот жирный кусок, упакуйте его в инвестиционный фонд недвижимости, и пускай он кормит нас. "Не умеете зарабатывать едой – продавайте землю".

Пирс едва заметно кивнул. Лицо Джеффа потемнело.

– "Эпикура" решила пойти ещё дальше, – произнёс Пирс. – Если уж избавляться от обузы, то окончательно. Отделили команду, нашли покупателя, проверка уже почти завершена.

Так прозвучал первый выстрел этой войны – официальное объявление о продаже флагмана. Но в этом решении таились странности. Клиент требовал закрыть сделку к маю, во что бы то ни стало, до июньского собрания акционеров. Сроки пахли тревогой – слишком уж торопились избавиться от ноши.

Ещё один штрих вызывал недоумение. Продать собирались не только землю, но и сам бизнес "Гавани Лобстеров" – единым пакетом. А ведь сумма в два с лишним миллиарда делилась на две очевидные части: земля за полтора и бизнес за восемьсот миллионов. Обычно такие сделки дробят: так проще найти покупателя. Мало тех, кто готов выложить всё сразу. Но "Эпикура" упиралась, будто настаивала на странном "один плюс один".

– Есть догадки, почему так? – снова вскинулся Джефф, его голос звенел, как удар по стеклу.

Он снова пытался загнать в угол, снова сравнивал и взвешивал. В воздухе пахло вызовом и холодным азартом. Мысль уже витала рядом, требовалось лишь ухватить её за хвост.

В этом деле слишком многое отдаёт странностями – словно комната, где на каждом углу висят вопросительные знаки. Лучше уж признать пробел, чем лепить домыслы на пустом месте.

– Узнать истинные причины можно только от самого директора, – прозвучал ответ, сухой и осторожный.

Джефф едва заметно скривил губы, пряча самодовольную усмешку, и перевёл взгляд.

– Крис, а что скажешь ты?

Разумеется, у того едва ли было больше знаний, но уверенности хватало на двоих. С довольной ухмылкой он подался вперёд и заговорил:

– Обычно такие активы продаются порознь. Но нынешнее состояние ресторанного рынка не позволяет ждать быстрых покупателей. Слияния и поглощения почти замерли, понадобится год-два, прежде чем появится реальный интерес.

Крис метнул в сторону соперника взгляд – словно победитель на ринге, и снова повернулся к Пирсу.

– Совсем иначе обстоят дела с недвижимостью. На рынке полно игроков, готовых вложить два с лишним миллиарда. Клиент явно метит именно в них, а бренд прицепом идёт к земле.

Суть была проста: покупателей на рестораны нет, значит, целились в девелоперов. Но те, разумеется, хотели только землю. Тогда в ход пошёл приём: "Хочешь участок? Забирай вместе с рестораном". Нечто вроде сделки "один плюс один", где недвижимость – приманка, а обременение – сам бренд.

– Думаю, так они торопятся закрыть продажу до собрания акционеров, – закончил Крис, сияя от собственной догадки.

Тишину прорезал тяжёлый взгляд Джеффа. В его глазах плескалась холодная укоризна.

– Это же элементарные вещи. В M\A обязаны понимать такие механизмы….

Внутри заскрежетал сухой щелчок раздражения. Промах. Та же ошибка, что случалась раньше: пропуск промежуточных шагов, уверенность в том, что очевидное известно всем. "Разве можно не знать о пакетных продажах?" – казалось естественным, поэтому деталь осталась не озвученной.

Но сейчас идёт экзамен, и даже мелочь становится оружием. Следовало уточнить сразу: речь шла не о самой схеме, а о сроках сделки.

– Вопрос именно во времени, – прозвучал новый ответ.

Слова ударили в цель. Лицо Джеффа напряглось.

– Логичнее ведь было бы завершить продажу уже после собрания акционеров, а не до него, верно? – спросил он, и в голосе мелькнула нотка удивления.

Да, он тоже видел в этом неладное. Только не ожидал, что кто-то способен уловить странность так быстро.

– Время?.. – переспросил Крис, морщась, будто не понимал, о чём речь.

Смешно и горько было видеть, что соперничать приходится с человеком, который даже таких очевидностей не в силах ухватить. Но именно ради таких моментов и стоит расставлять границы. Потому что без чёткой иерархии всегда найдутся те, кто превратит всё в хаос.

Взгляд скользнул на Криса, и прозвучало с лёгкой усмешкой:

– Пожалуй, объяснить это толком не получится. Может, старший возьмётся?