Телефон с глухим стуком ударился о столешницу и соскользнул на пол, оставив на полированном дереве тёмную царапину. В кабинете разлилась вязкая тишина, прерываемая лишь тяжёлым дыханием разъярённого человека. Это был управляющий портфелем из Capital Research Group – человек, привыкший держать рынок за горло, но сейчас не в силах совладать с собственным гневом.
– Чёрт, этот ублюдок совсем рехнулся? – рявкнул он, сжимая кулаки до хруста суставов.
У Capital Research было 15,42% акций "Эпикуры". Ещё четыре месяца назад – всего девять, но аппетит рос на ожиданиях скорого раздела недвижимости. Деньги вливались в бумаги, словно бензин в костёр, но Уитмер, упрямый как старый моряк, отказывался менять курс.
Сегодня ради давления подтянули пять крупных акционеров – и всё впустую. Генеральный директор стоял, как бетонная стена, и ни на йоту не сдвинулся.
– Почему он так упирается? – осторожно поинтересовался аналитик, занимавшийся "Эпикурой". Его голос дрожал, словно от холода. – Ведь ясно же: такими темпами его снимут….
В словах звучала искренняя недоумённость. В логике Уитмера не было смысла. Но пока они ломали голову над чужой упрямой стратегией, угроза становилась слишком ощутимой.
– Пересчитай убытки, если план с REIT сорвётся! – коротко приказал управляющий.
Пальцы аналитика застучали по клавишам ноутбука, издавая дробный ритм, напоминающий нервный барабанный бой. Управляющий же, не теряя ни минуты, направился к трейдеру-исполнителю.
– Сбрасывай всё, что возможно, – прозвучал новый приказ.
На лице трейдера застыло мучительное выражение: приказы придётся выполнять, но последствия будут тяжёлыми.
– Если начнём выгружать такие объёмы, котировки рухнут…
Под управлением Capital Research находилось 18,7 миллиона акций. Рыночная стоимость – около 6,4 миллиарда долларов. Даже десятая часть такого объёма могла снести цену с обрыва.
– Работай малыми порциями, чтобы рынок ничего не заметил. И главное – никаких слухов!
Трейдер кивнул, но на сердце осталась тяжесть. Слишком уж скользкая задача.
– Никаких слухов… значит, блоковые сделки отпадают, – пробормотал он.
Мгновение подумал и тихо добавил:
– Придётся идти в дарк-пулы.
Дарк-пул – тайный подвал финансового рынка, скрытый от глаз обывателей. Здесь торговали тихо, без крика и паники, будто в подпольном казино. Участники оставляли заявки с ценой и объёмом, а сделка сводилась лишь тогда, когда цифры совпадали.
На Goldman’s Sigma S ушёл первый пакет: минимум – 43 доллара. Рынок дышал на отметке 44,39.
Ответ пришёл быстро, сухо и лаконично, как военный рапорт:
B987654/200,000/\$44.23
B876654/100,000/\$44.05
Система молчала до самого завершения сделки, и в этом было её главное преимущество. Никаких панических волн, никакого шума. Только результат.
И всё же объёмы оказались слишком малы.
– Недостаточно… – нахмурился трейдер. – Если увеличить количество, слухи всё равно поползут.
Сеть дарк-пулов обширна – больше сорока площадок. Но рассредоточить пакеты везде – значит, выдать себя. Даже в этой тьме нашлись бы зоркие глаза, которые заметили бы внезапный всплеск бумаг непопулярной компании. Тогда рынку не понадобились бы доказательства: слухи сами сожгли бы цену.
Пока трейдер ломал голову, управляющий, словно потерявший силы после взрыва ярости, отправился к старшему начальнику – к директору по инвестициям.
– Придётся выходить из "Эпикуры", – выдохнул он, и в комнате будто похолодало.
Лицо директора окаменело. Несколько недель назад тот же управляющий бил себя в грудь, уверяя, что ставка на раздел недвижимости – безошибочный ход. Крупная ставка была одобрена, позиции расширены.
И теперь звучали слова, равные признанию: расчёт оказался ошибкой. Голос директора по инвестициям звенел, будто холодное лезвие: в каждом слове ощущалось предупреждение. Одно неверное движение – и управляющий портфелем рисковал не просто потерять часть средств в управлении, а вылететь с позором.
Управляющий, задыхаясь от тревоги, бросился оправдываться:
– Два активистских фонда уже подключены, сорок девять процентов крупных акционеров – на нашей стороне. До общего собрания рукой подать….
В голосе сквозило раздражение и отчаяние. В подобной ситуации любой здравомыслящий генеральный директор сделал бы всё, чтобы задобрить акционеров. Ставка на то, что требование о выделении недвижимости будет удовлетворено, не казалась безумием. Наоборот, странным выглядело упорство Уитмера.
И это было ещё не всё.
– Похоже, вместо выделения он готовится продать "Харбор Лобстер" до собрания.
– Продать? До собрания? – нахмурился директор.
– Да. Всё указывает именно на это.
На лице директора промелькнуло недоумение. Такой шаг – словно прижать нож к собственной глотке. Продажа принесёт лишь ярость акционеров, и именно в тот момент, когда их терпение и так на пределе.
– Почему он это делает?
– Безумие. Иного объяснения нет.
Директор кивнул, лицо его смягчилось.
– Не повезло, выходит.
Уолл-стрит безжалостна к тем, кто проигрывает, но умеет прощать, когда провал невозможно предугадать. Иначе никто бы не решался инвестировать: риск – часть игры. Действия Уитмера были непредсказуемыми, и вина управляющего оказывалась размытой. Сейчас важнее было не искать виноватых, а спасать то, что ещё можно спасти.
– Если выйдем сейчас, потери будут чудовищными.
– Верно…, – отозвался директор и надолго замолчал. В комнате звенела тишина, гудел кондиционер, мерцали экраны с графиками, будто выжидая решения вместе с людьми.
Наконец он поднял глаза:
– Подождём.
– Что?
– Возможно, мы ещё не надавили достаточно.
С этими словами директор потянулся к смартфону. На экране высветилось имя:
"Dex Slater"
Глаза управляющего расширились. Это имя знала вся Уолл-стрит. Декс Слейтер – глава и главный инвестиционный директор Shark Capital, тот самый "Большой белый хищник". Его появление в сделке напоминало выход акулы на запах крови.
Из динамика раздался низкий голос:
– Что стряслось?
– Сильно занят? – поинтересовался директор.
– А когда я бываю свободен?
– Ну, раз так, отключаюсь.
– Ладно, одну-две вещи гляну.
– Что знаешь об "Эпикуре"?
Директор не стал ходить вокруг да около. Он выложил всё: слабые показатели компании, перегруженность недвижимостью, недовольство акционеров, попытки продавить гендиректора.
Подтекст был прозрачен, как витрина в дорогом магазине: им нужен Слейтер. Нужно, чтобы "белая акула" возглавила давление и повела за собой остальных.
Подобные приглашения были обычным делом. Когда крупные акционеры не находили общего языка с руководством, в игру входили активистские фонды – умевшие давить, выжимать, перекраивать компании по-своему.
– Если решишься вмешаться, получишь нашу полную поддержку, – прозвучало в заключение.
Это значило только одно: в случае битвы за голоса на собрании, Слейтер начинал с мощной базы – 15,43% акций уже стояли за ним.
Предложение было вкусным, как свежая кровь в воде. Но хищник умел ждать и осторожно обходил сети.
– Подумаю и дам ответ, – коротко бросил Слейтер.
В комнате повисло молчание, густое, как перед грозой.
***
Четыре дня пролетели с момента возвращения из Флориды. Воздух офиса был пропитан деловой суетой – лёгкий запах кофе перемешивался с холодным металлом кондиционеров, где-то щёлкали клавиши ноутбуков, раздавались звонки, словно нервный стук капель по стеклу. Дела складывались на удивление гладко.
– Список кандидатов для поглощения готов? – прозвучал вопрос, в котором чувствовалось напряжение, будто в струне, натянутой до предела.
Началась официальная подготовка к приобретению нового бренда. Решение Уитмера стало очевидным – курс взят по стратегии, предложенной Сергеем Платоновым. Против всех ожиданий, против логики и корпоративной иерархии, именно план "низшего звена" оказался выше предложения руководителя отдела.
Многие на его месте ощутили бы злость или уязвлённую гордость. Но Пирс удивил – на лице его играла улыбка, широкая, почти разрезающая лицо.
– Благодаря тебе мы удвоим комиссию, – произнёс он так легко, будто речь шла о чём-то несерьёзном.
Сарказм? Но в голосе не дрогнуло ни одной колкой ноты – напротив, в глазах сверкало довольство.
– И консультационные гонорары, и комиссионные от сделки… двойной выигрыш, разве нет? – добавил он, словно отрезал кусок пирога и протянул его всем за столом.
Рядом стоял Джефф, и в его словах чувствовался холодный расчёт:
– Всё это лишь из-за того, что для Уитмера недвижимость – больная тема. Не потому что стратегия действительно выдающаяся.
Этот укол был предсказуем, как хруст льда под ногами в мороз. В отличие от Пирса, Джефф демонстрировал осторожность и настороженность, как и подобает человеку, чью позицию поколебали.
Но Пирс будто не видел смысла враждовать.
– Через десять минут – у меня в кабинете. Будем говорить с генеральным директором, – сказал он, легко, словно приглашал на чашку чая.
– Шон тоже?.. Вместе с нами? – голос Джеффа дрогнул.
– Так быстрее, чем объяснять всё заново. Уитмеру это будет удобнее, – спокойно пояснил Пирс.
И снова странность – в его словах не было ни капли ревности к чужой инициативе. Подозрительность усилилась ещё больше во время звонка с генеральным директором. В разгар разговора Пирс вдруг обернулся к Платонову:
– Какой бренд из списка показался тебе наиболее подходящим?
Вопрос прозвучал прямо при Уитмере, словно доверие уже перешло все допустимые границы.
– Стоит остановиться на сети "Double Crab House", – прозвучал ответ. – Легче будет перетянуть клиентов "Harbor Lobster", чем начинать с нуля. Люди скорее рискнут попробовать новую сеть морепродуктов, чем совсем чужой ресторан.
Аргумент лёг на стол весомо, словно камень в ладони.
– Согласен, – тут же поддержал Пирс.
– Тогда действуйте с "Double Crab House".
Голос Уитмера из динамика прозвучал окончательно, как удар молотка в зале суда. Решение принято – и принято именно в сторону, предложенную Платоновым.
В комнате воцарилась тишина, наполненная электричеством – словно воздух сам понимал, что только что произошло: выбор сделан, и теперь события понесутся с новой скоростью.
***
Сделка на полмиллиарда долларов – сумма, от которой даже воздух в переговорной кажется тяжелее, а стеклянные стены кабинета дрожат от напряжения. Но всё шло так гладко, что в этом ощущалось нечто подозрительное. Стратегия простого аналитика вдруг стала дорожной картой для корпорации – слишком странное доверие, слишком внезапное согласие.
После звонка Пирс, словно между делом, бросил:
– В следующий раз поедешь в командировку тоже?
В его голосе не слышалось приказа – лишь мягкое предложение, будто он оставлял пространство для выбора.
– Нет, лучше остаться. Работы в офисе хватает.
– Ладно. Тогда поедет Крис.
Согласие прозвучало легко, без намёка на давление. Но в этой мягкости скрывалось что-то неуловимое, тревожное – будто за улыбкой прятался иной мотив.
"Чего он добивается?" – вопрос будто жужжал в ушах, как назойливая муха. Вряд ли Пирс внезапно проникся искренним доверием или решил признать чужую силу. Его хитрый склад ума наверняка таил иной расчёт.
У своего стола встретил Добби – вечно любопытный, с глазами, в которых горело нетерпение.
– Почему не едешь?
Обычно такие встречи с генеральным директором считались редким шансом укрепить связи. Коллеги рвались туда, как мотыльки на свет. Решение отказаться выглядело странным.
– Есть дела поважнее, – коротко прозвучало в ответ.
Активность с новым брендом оставалась формальностью. Гораздо большее значение имела скрытая проверка. На экране монитора загудела база EDGAR – хранилище документов SEC. Пальцы скользнули по клавишам, и на экране вспыхнули строки, строки, строки… Искался документ формы 13D – отчёт, который обязан подавать любой, кто скупает более 5% акций компании.
В графе "Epicura" – пусто. Тишина, словно в комнате, где все вдруг перестали дышать.
"Ещё нет?" – мелькнула мысль.
Для Уолл-стрит такой документ означал одно – война. Владельцы более 5% акций получали права устраивать внеочередные собрания, ставить вопрос об отставке директора, предлагать своих кандидатов в совет. Каждое из этих действий било прямо по нервам менеджмента. Поэтому подача 13D становилась сигналом: начинается охота.
– Ждёшь появления ещё одной акулы? – спросил Добби, заглянув через плечо, словно ребёнок, прячущийся за спиной взрослого.
И попал в точку. Внимание было приковано к Великой Белой Акуле – к Дексу Слейтеру.
Но пока на горизонте – пустота. Ни всплеска, ни тени плавника.
"Может, готовят внезапный удар?" – мысль холодком пробежала по спине. Часто хищники скупаются почти до границы в 5% – 4,8% или 4,9% – а потом врываются на рынок и объявляют о владении, словно обрушив гром среди ясного неба.
Мысль прервал резкий звон оповещения Bloomberg.
На экране вспыхнула строка:
"Epicura: Высокая вероятность продажи Harbor Lobster…"
Спекулятивный отчёт, и всё же рынок вздрогнул. Цена акций рухнула на 20%, словно кто-то резко выбил опору из-под ног. Продажа ключевого бренда выглядела шагом отчаяния.
Но уже через полдня котировки ожили, вернувшись к прежнему уровню.
– Восстановление слишком быстрое. Разве это не признак доверия инвесторов? – предположил Добби, вглядываясь в график, где зелёные линии снова тянулись вверх.
Однако в этом росте читалось иное. Логика подсказывала: кто-то воспользовался паникой, скупив акции на дне.
"Он здесь", – мысль прозвучала внутри как раскат грома. Великая Белая Акула.
Через два дня новостные ленты разорвалось заголовком, словно ударом хлыста:
"Shark Capital приобрела 5% акций Epicura… подана форма 13D"
Хищник показал плавник. Началась настоящая охота.
***
Флорида встретила густым, тягучим жаром, влажный воздух лип к коже, в носу смешивались запахи соли, нагретого асфальта и дешёвого кофе из аэропортовых автоматов. На этот раз перелёт был не ради новых сделок, а ради встречи, которую невозможно было игнорировать: Shark Capital запросили переговоры с руководителем "Эпикуры".
В просторном зале, где кондиционеры гудели лениво, словно не справляясь с духотой, за столом сошлись трое.
– Декс Слейтер, – представился мужчина с ровным голосом.
– Кларенс Уитмер, – ответил генеральный.
– Дэйв Пирс, – добавил советник.
Аналитик, не удостоенный права слова, остался в тени за их спинами, словно лишний предмет мебели. Но именно эта тень позволяла наблюдать за каждым движением.
Слейтер вживую оказался совсем не таким, каким рисовали слухи. Вместо грубого, резкого вояки – вежливый, подтянутый джентльмен средних лет. Манеры – безукоризненные, голос – спокойный. Но глаза… они выдавали хищника. В их холодном блеске скользила угроза, как сталь ножа под светом лампы.
– Провал "Харбор Лобстер" объясняется не рынком, а управлением. Продажа – не выход. Проблема решается заменой капитана, а не утилизацией корабля, – произнёс он с мягкой улыбкой, которая не грела, а резала.
И сразу, не оставляя пространства для сомнений:
– Остановите сделку немедленно.
Так говорил тот, кого звали Великой Белой Акулой. Сила, исходившая от него, давила ощутимее влажного флоридского воздуха.
Но Уитмер не дрогнул. Его голос звучал ровно:
– Пока ничего обещать не могу. Как только ситуация прояснится, дам знать.
На самом деле контракт уже готовился к подписанию – через пару недель сделка должна была состояться. План был прост: поставить акционеров перед фактом.
Слейтер мгновенно уловил замысел. В его голосе зазвенела сталь:
– Если дождётесь "ясности", остановить будет нечего.
Глаза акулы стали ледяными.
– Не начинайте того, о чём придётся жалеть.
С этими словами он поднялся, оставив после себя вязкую тишину. Уитмер переглянулся с Пирсом, в чертах лица проступила тревога:
– Как думаешь, на что он решится?
– Обычными методами действовать не станет, – признал Пирс, избегая прямого ответа.
Взгляд босса скользнул к аналитику, словно надеясь на скрытое знание. Но и там – лишь покачивание головой:
– Слишком рано судить.
Правда была проста – предсказать точные шаги Акулы тогда не мог никто. Известен был только итог: яростная война за хлебную сеть, массовая смена совета директоров, волна, которая сотрёт всё на своём пути. Но до того момента ещё оставались месяцы.
***
Утро принесло первый удар. На столы журналистов и инвесторов лёг свежий отчёт. Слейтер публично заявил о несогласии с продажей и приложил анализ: дескать, выделение недвижимости и других активов "Харбор Лобстер" моментально поднимет стоимость акций на десять долларов.
Не тот легендарный, сокрушительный отчёт, что позже потрясет "Unlimited Bread". Этот казался серым и сухим, созданным скорее для бухгалтеров, чем для акул Уолл-стрит.
И именно это сбивало с толку. Слишком обыденный ход, слишком прямолинейный. Для Великой Белой Акулы – почти несвойственная осторожность. Игнорировать происходящее оказалось невозможно. В воздухе, словно перед грозой, сгущалось напряжение.
– Готово ли опровержение? – раздался голос из офиса "Голдман".
У этой команды была особая специализация – разбирать чужие доводы на винтики и собирать их обратно, превращая в оружие. Теперь им предстояло ответить на дерзкий отчёт Shark Capital, доказывая, что расчёты Акулы чрезмерно оптимистичны.
Началась схватка холодных цифр против холодных цифр, словно два математика сцепились, доказывая уравнения на доске, испещрённой формулами. Бумага за бумагой, график за графиком, но рынок не дрогнул. Котировки остались на месте, будто равнодушный зритель, которому наскучил спектакль.
И это было логично: кто станет всерьёз следить за сухой перебранкой экспертов? Всё выглядело скорее ритуалом, чем боем.
Однако за этой мнимой скукой скрывалось тревожное молчание. Великая Белая Акула вдруг ушла в глубину. Фин мелькнул, и – тишина. Вторую волну ждали вот-вот, но вместо удара повисла пауза.
– Слишком тихо, – шепнул Крис, глядя на экраны терминалов.
– Что они там вынашивают? – не выдержал Добби.
Даже сдержанный Джефф выдавал тревогу взглядом.
Ситуация напоминала морскую гладь, когда огромный хищник скрылся под поверхностью. Ни всплеска, ни шороха – но каждый знал: охота продолжается.
– Это же Shark Capital, – проговорил кто-то глухо. – Значит, готовят что-то крупное….
Опасения были не напрасны. Под руководством Слейтера эта компания уже свергала целые советы директоров, дробила корпорации, переписывала историю рынка. Ещё недавно они перекроили AOL, вынудив распродать патенты, и мир лишь дивился: как удалось? Одними приказами советы не ломаются. Значит, использовались тёмные ходы, скрытые рычаги, давление из тени.
Вопрос, который витал в воздухе, звучал всё громче:
– Что же они задумали на этот раз?
Пирс, в отличие от остальных, сохранял спокойствие. Его взгляд, ровный и внимательный, остановился на молодом аналитике.
– Есть предчувствия?
Ответ прозвучал сухо:
– Ни малейших.
Пирс чуть улыбнулся уголками губ:
– И вовсе никаких догадок?
Но раскрывать карты было нельзя. Знание будущего – тяжёлое бремя. Попробуй сейчас сказать вслух: "Великая Белая Акула обрушится на Unlimited Bread", – и собеседники сочтут сумасшедшим. А если вдруг поверят – последствия окажутся ещё хуже.
Репутация – вот что было нужно сейчас. А для её укрепления необходимо, чтобы война за хлеб действительно разгорелась. Без битвы не будет и победы. Нельзя позволить, чтобы замысел рассыпался. Надо перехитрить Акулу, поймать её. И способ был один – рыбалка. Акула ведь тоже рыба, только с зубами, острыми как лезвия. Чтобы поймать рыбу, забрасывают приманку. И сидят, терпеливо выжидая.
Приманкой теперь служила сама "Эпикура", истекающая кровью после череды скандалов. Нужно было показать её как можно более слабой, раненой, беспомощной – и тогда хищник не удержится, сделает бросок.
Но пока, похоже, Акула лишь кружила неподалёку, ощупывая жертву взглядами и пробными уколами.
"Пока он только вынюхивает…" – такая мысль витала в воздухе, заставляя сердца биться быстрее.
Это было похоже на осторожное движение плавника в темной воде – лёгкий толчок, будто хищник пробует приманку на вкус, но пока не решается сомкнуть пасть. Казалось, ещё немного – и крючок вонзится в плоть, но каждый неверный шаг мог отпугнуть противника. Слишком резкое движение, слишком умный ход – и приманка выглядела бы подозрительно приготовленной. А Великая Белая Акула не бросалась на всё подряд. Этот зверь всегда рассчитывал, где выгода больше, а где можно потерять зубы.
Задача заключалась в ином – заставить наживку пахнуть слаще, привлекательнее, желаннее. Время для решающего рывка придёт позже, когда чудовище окончательно поверит, что добыча беспомощна.
И вот ожидание затянулось, пока в конце следующей недели не раздался новый удар. Великая Белая Акула вышла из глубин.
***
– Мы намерены собрать внеочередное собрание акционеров. Продажу прошу отложить всего на две недели, – прозвучал спокойный, но хищный голос Слейтера.
В тот миг стало ясно, чем всё это время занималась Акула, скрываясь из виду. За кулисами шло уговаривание акционеров. Шёпот переговоров, плотные рукопожатия, осторожные обещания – и голоса начали складываться в нужное число.
Если согласие даст половина владельцев акций и больше, внеочередное собрание можно собрать без труда. Вот в чём заключался план.
– Через две недели вопрос продажи "Harbor Lobster" будет вынесен на голосование, – продолжил Слейтер. – Разве не разумнее дождаться решения акционеров?
На лице Уитмера отразилось раздражение. С первого взгляда ход Акулы казался нелепым.
– Голосование на внеочередном собрании не имеет силы, – подчеркнул он.
И действительно: единственный способ сорвать сделку – получить большинство голосов на ежегодном собрании. Тогда совет директоров обязан подчиниться. Но внеочередные заседания были иными – лишь формальностью, где решение не имело юридического веса. Хоть акционеры проголосуют против продажи, формально её всё равно можно провести.
– Такие собрания – лишь символ, – повторил Уитмер, нахмурившись.
Но уголки губ Слейтера изогнулись в ледяной усмешке.
– Юридической силы нет, но уважение к акционерам подразумевает, что вы дождётесь их мнения. Всего две недели. Разве это так много?
Тяжёлая пауза повисла в воздухе. Уитмер нахмурился ещё сильнее, а в ответе Слейтера прозвучал вызов, завуалированный под вежливость. Тем временем внутри у некоторых присутствующих заиграла беззвучная мелодия удовлетворения. Второй удар Великой Белой Акулы оказался умелым и коварным.
Через несколько дней в игру вмешались новые фигуры – могучие прокси-советники. Их имена в Америке знали все: ISSS, Glass Lewiston и Ewan-Jones. Эти компании не владели акциями, но их слова весили столько, что институциональные инвесторы нередко голосовали именно так, как они советовали.
И вот все трое в унисон заявили:
"Не возражаем против самой продажи 'Harbor Lobster'. Но разве не стоит дождаться результатов внеочередного собрания?"
Такое совпадение объяснялось просто: акула успела правильно подсластить воду. Две недели. Слейтер произнёс этот срок так буднично, словно речь шла о лёгкой прогулке в парке, а не о манёвре, способном перевернуть весь рынок. И ведь формально возразить было трудно – стороннему наблюдателю просьба подождать всего пару недель казалась разумной.
"Разве это что-то изменит?" – думали многие.
К тому же внеочередное собрание акционеров выглядело пустяком. Резолюции на таких встречах не имели юридической силы, голоса были скорее жестом, чем реальным приговором. Раз уж вреда нет – пусть собираются, пусть голосуют.
"Это же элементарное уважение к мнению акционеров", – звучал аргумент, обволакивающий всё пространство вежливостью.
Но за этой мягкой обёрткой таился стальной крюк. Акула ухватилась за слабость процедуры: раз уж голосование формально ничего не решает, то и сопротивления меньше. Но именно в этой "безопасности" крылась ловушка.
Продать компанию, когда акционеры ворчат на кухнях, – одно дело. Продать после того, как они публично поднимут руки "против" на собрании, – совсем другое. Это уже звучало как плевок в лицо демократии, как вызов самим основам корпоративной культуры. Тот, кто осмелится так поступить, рискует оказаться в газетах с ярлыком "тиран", топчущий волю собственников. Именно этого эффекта и добивалась Акула.
***
Экстренное совещание в офисе пахло тревогой и свежим кофе, слишком крепким, чтобы скрыть усталость. Уитмер, сжав губы, спросил:
– Как лучше поступить?
Пирс ответил без колебаний, голос его прозвучал, как стук молотка:
– Продажу нужно завершить в срок. Ждать собрания – смертельно опасно. Как только согласишься один раз, следующая остановка – ежегодное собрание, а там акционеры могут похоронить сделку окончательно.
Слова ударили по лицу Уитмера холодным ветром. Тень сомнений легла на его черты. Он повернулся к Сергею Платонову, словно ища поддержку.
– Что думаете вы?
– Поддерживаю мистера Пирса. Нужно идти вперёд, – прозвучал ответ.
В комнате стало ещё тише. Уитмер и сам прекрасно понимал, где правда. Но правда эта пахла серой и гарью, обещала клеймо руководителя, пренебрегающего акционерами. А такое клеймо трудно отмыть, даже если деньги уже на счету.
***
Но тут вспомнился ещё один козырь. Сделка по приобретению нового бренда шла гладко, словно смазанный механизм. Всё можно было обернуть в блестящую упаковку: назвать это не упрямством, а решительным шагом в будущее. Да, будут крики, обвинения, но недолго. Через пару месяцев тот же Уитмер сможет позировать на обложке деловых журналов как "новый Джобс".
Эта мысль осветила его лицо. Он кивнул и поставил подпись под главным контрактом продажи "Harbor Lobster". Случилось это всего за неделю до назначенного собрания.
***
Заголовки посыпались, как весенний дождь:
"Harbor Lobster продан за 2,1 миллиарда долларов, несмотря на протест акционеров…"
Прошло всего десять минут после официального объявления, а новостные ленты уже пестрели статьями. Среди них одна особенно выделялась, как яркая вспышка на ночном небе:
"Кто бы мог подумать, что лобстеры умеют показывать средний палец?"
Фраза знакомая, словно старый пароль. Она означала одно: началась Хлебная война.
Акула уже всё подготовила – собрание, аргументы, союзников. Но компания плюнула ей в лицо и пошла вперёд.
Вопрос теперь был один: смирится ли хищник с этим плевком? Или острые зубы сомкнутся на тех, кто осмелился бросить вызов?