Выйдя из ставки, я сел в машину, в которой меня ожидал Валентин Иванович, и поехал в Чкаловское. Меня ожидала встреча с командирами полков, постановка задач, налаживание связи и взаимодействия. Встреча прошла достаточно гладко, если не считать вмешательство Новикова и Василия Сталина в конце встречи. Все прибыли вовремя, хотя добирались из разных мест. Самым недовольным выглядел Покрышкин. Его, за месяц до этого, вызывали в Москву. И он, с трудом, отбился от назначения на должность начальника Управления Высшими Военными Учебными Заведениями ВВС, на которую его «сватал» Новиков. Не без злого умысла, как я понимаю. Покрышкин, как и многие в ВВС, недолюбливал «Яки» и всё, что с ними связано. На встрече с Яковлевым говорил только о недостатках его машин. Так как популярность Покрышкина, после выхода в свет «Наставления по тактике ВВС на участке общевойского фронта», резко возросла, то Новиков и Яковлев попробовали избавиться от неугодного, засунув его на должность, где в основном разбираются аварийные ситуации и катастрофы. И где сгнобить человека, как «два пальца об асфальт». Александр Иванович считал вызов в Москву продолжением «осеннего банкета». О чём он заявил ещё на поле аэродрома возле горячей «кобры». Мы уселись в тактическом классе второй эскадрильи НИИ ВВС. Я зачитал приказ Ставки.
— Оба на! Вот это да! — это был общий ответ всех на услышанное. Единственным человеком, который сохранял хорошо видимое спокойствие, был Дима Макеев.
— Командир, 14-го гиап готов выполнить любое задание. Ты же знаешь!
Холодов, наоборот, волновался. Его худое лицо выражало беспокойство и недоумение:
— Товарищ генерал-полковник! Это не тот 434-й полк, который вы знали! Слишком многих уже нет, полк пополнили, но молодыми лётчиками. Нам постоянно меняют технику, замучались переучиваться.
— Сейчас что в полку?
— Ла-5ФН. Новые, меньше месяца, как переучились. Трехбаковые, на них не потанцуешь! 47 минут полётного времени.
— А у меня старые «Кобры», вот-вот на переформировку! — вставил Покрышкин. — Но только не серию «Ку-Ку».
Майор Арсеньев, командир транспортного полка, сказал, что у него новые C-47, лендлизовские, технических проблем нет, но много молодых лётчиков.
В общем, ударной дивизии не получалось.
— Так, всё понял! Иван Михайлович, готовь список лётчиков, которых хотел бы привлечь в полк. Пошли инженера полка в Энгельс, пусть подбирает два комплекта И-185н-71фн. Приказ получит у меня на Арбате. Всех, кто не соответствует, направляешь в кадры ВВС. Срок — две недели. Александр Иванович! Кому можешь сдать полк?
— Почему сдать?
— Примешь эту дивизию.
— А почему не Макеев?
— А кто «ночниками» будет командовать? У тебя в есть такие?
— Нет, ночников в полку у нас нет.
— Не могу я снять Макеева, и поставить его на дивизию.
— Тогда… Клубов или Речкалов.
— Клубов. Сдавай полк ему. Макеев, готовься принимать ещё одну эскадрилью на «Спитфайрах». Резерв ночников есть?
— 10 человек, и ещё 12 просятся с других полков КБФ.
— Что там по поводу Голубева?
— Он в списке.
— Его и поставишь на эту эскадрилью. Это наши глаза и уши. Проследи, чтобы в неё попали лётчики с немецким языком. Да, ты там три тренажёра нахомячил! Два передать в полки Клубова и Холодова. Иван Михайлович, я в курсе, что вы ночником были, ваша задача освоить то, что делается у Макеева, и готовить лётчиков. К весне две эскадрильи вынь да положь! Александр Иванович, Клубову передайте тоже самое, но, заберёте к себе Володина, командира 2-й эскадрильи 14-го полка заместителем по лётной подготовке. Иначе не справитесь. Он на «кобрах» летал. Я ускорю переброску вам из Красноярска новых Р-63 «Кингкобра».
Тут подошли Новиков и Василий Сталин, и Новиков начал «сватать» Сталина замом к Покрышкину. Минут пятнадцать меня уговаривали и грозили всякими карами, чтобы у Покрышкина был замом Сталин. Я не выдержал, я — «прокололся»!
— Это не 106 гвардейская тульская «парадная» дивизия. Это — дивизия прорыва. Здесь умирать требуется, но задачу выполнить. Пётр, ты где? — вошёл Петя. — Скажи техникам, чтобы готовили наши машины! Так вот, полковник Сталин! Ты — летчик? Зайдёшь ко мне в хвост, возьму!
Василий понял, что я вполне серьёзно готов показать ему, что он ничего из себя не представляет, поэтому перевёл разговор в другую тему. Он остался командовать 9-й иад, но дождался меня на выходе из класса и отозвал в сторону.
— Павел Петрович! Почему вы не хотите, чтобы я был в вашем распоряжении? Что-то личное?
— Да нет, Василий. Я могу вас так называть?
— Конечно.
— Не хочу, чтобы Покрышкину мешали. Такую задачу ещё никто не выполнял. А «сынки» мне не нужны.
— Так в 32-м полку служит Микоян.
— Он — рядовой летчик. Пусть воюет. Если Холодов его оставит. Так что, ничего личного. Только дело.
По ВЧ доложил Сталину о состоянии дел.
— Это плохо, товарищ Бахметьев. Максимально ускорьте приведение дивизии в боеспособное состояние. Срок — пять дней.
— Есть, товарищ Иванов.
Позвонил в инженерное управление ВВС, расспросил, где есть новые «кобры». Вышел из штаба, вернулся в класс, где были все, сообщил о приказе Сталина.
— Ваши полки ещё на месте или уже начали перелёт?
— Мои в воздухе, — ответил Макеев.
— Мои в Андреанаполе, как и были, — сказал Холодов.
— Мои — готовятся к перелёту в Андреанаполь.
— Измени маршрут, лететь в Харьков, и получать самолёты, Александр Иванович. Р-39н. Оттуда в Андреанаполь. Товарищ майор, — обратился я к Арсеньеву. — Направьте 15 бортов в Асканию-Нова, вывозите техников 16 полка в Харьков. Оружейников сразу в Андреанаполь. Иван Михайлович! Список на пополнение готов?
— Вот, восемнадцать человек. А это — вместо кого. Я для удобства полки проставил, кто-где. Всех лично знаю.
— Давай, подпишу, и, Валентин Иванович, выделите Холодову машину, пусть едет в кадры ВВС и оформляет перевод этих людей. И выделите для этого самолёты. Все должны быть в 32 полку не позднее послезавтра. Александр Иванович, вот приказ о вашем назначении комдивом. Новиков подписал, вылетайте в Андреанаполь немедленно, на месте свяжешься с Папивиным, и решаете все вопросы по размещению. Андрей Иванович, вот этих вот людей — я передал ему список, предоставленный Новиковым, — дожидаетесь здесь и переправляете в Андреанаполь. Это штаб дивизии. Александр Иванович, это ваша копия.
Покрышкин взял список и вышел в штаб НИИ ВВС, чтобы связаться со своим полком.
Через четыре дня состоялся смотр дивизии на аэродроме. Было холодно, низкая облачность и шёл довольно густой снег, поэтому смотр был коротким. Лётчикам объявили приказ о формировании 24 гвардейской отдельной ИАД резерва ставки ВГК. Представили её командира, начальника штаба и меня. Объявили приказ убрать с бортов звездочки-отметки побед, гвардейские знаки, всё, что могло помочь противнику отличить в воздухе эти самолёты от обычных линейных полков. Послышался гул недовольных голосов. Каждый лётчик любовно раскрашивал свою любимицу, а звездочками пугал противника ещё до боя. Я распустил строй и приказал собраться в клубе.
Ещё по дороге в клуб, на меня насели лётчики по поводу этого приказа. Так что, первый был вопрос «Свободу Африке!», а потом уж про меня, в части «разное»…
— Товарищи, свой приказ я не отменю, можете даже не надеяться! Вы — резерв Ставки. Там, где появляетесь вы, там начинается наступление. Поэтому все отличительные знаки должны быть убраны. Самолёты 14-го полка, вообще, должны быть все перекрашены, несмотря на то, что они «ночники» и должны иметь другой камуфляж. Ничто не должно указывать противнику, что на этом участке фронта появились вы. Вы должны не распугивать противника своим видом, а уничтожать его. Для этого вас и собрали в один кулак. Отнеситесь к этому соответственно. Особое внимание уделите вашим языкам! Говорить, кому бы то ни было о том, что ваша часть является резервом Ставки, категорически запрещается. Вы обратили внимание, что охрана аэродрома усилена бригадой ОсНаз, и на него не допускаются посторонние, местные жители и т. п… Связано это именно с этим. В ближайшее время полки перелетят на полевые аэродромы, но режим секретности и там будет на особом контроле. Что касается тех людей, которых перевели из других полков, где они занимали должности выше, чем теперь. Приказом Ставки вам сохранены оклады по более высокой должности. Так что, понижением это не считайте. Служба в такой дивизии особенно трудна и почётна, и, соответственно будет оплачиваться. Но, если есть такие, кто не хочет служить в этой дивизии, пишите рапорт, вас переведут в другую часть, или вернут на старое место службы.
В битком набитом зале клуба воцарилась тишина. Слово взял начальник политического отдела дивизии Захаров. Он остановился на стратегических и политических аспектах. Говорил он не долго, но убедительно. Холодов сказал, что 32 полк гордится тем, что его ввели в состав такой дивизии, что «клещёвский» полк не подведёт командование. Обгоревшее лицо Клубова было спокойным, он небольшого роста, крепко скроенный.
— Гвардейцы шестнадцатого полка не подведут.
Я поблагодарил всех и закрыл митинг. Попрощался с командованием и выехал в Москву.
Вечером доложился Сталину, о том, что его приказание выполнено.
— Хорошо, товарищ Титов. Вам предстоит выделить 8 самолётов, нашей постройки, и вылететь в Баку завтра. Возьмите лучших лётчиков.
— Есть!
Чёрт возьми! А раньше было не сказать? Погода в Андреанаполе нелётная! Позвонил Макееву, приказал 6-х человек перебросить в Москву на запасную площадку, где стоял второй состав. С утра мне позвонил Голованов, спросил о состоянии дел и смогут ли мои люди вылететь в такую погоду.
— Да, смогут, двести метров по высоте есть.
— Не позднее 14 часов вылетайте. Вас там ждут, лётчикам при себе иметь документы, удостоверяющие личность.
В 13 часов чуть разветрилось, и 8 темно-синих По-3н с 2-мя подвесными баками взлетели из Монино. Пробили облака, собрались и взяли курс на Астрахань. Лететь два часа. Внизу сплошная облачность, хорошо, что привод в Астрахани работает. Через час облачность поредела, идём экономическим ходом, экономя топливо. Можно было и напрямую пойти, но проще сесть и дозаправиться. В Астрахани сели, солнечно, но сильный ветер, пока заправляли самолёты, сходили пообедали, ну и бурду дают на тыловых аэродромах! Взлетели и пошли над морем. Однако недолго, дежурный ПВО из Баку приказал прижаться к берегу. Перестраховщик! Мы — морские лётчики! Все, кроме одного. Но, с дежурным не спорят, через час двадцать сели в Мардакане. Ребята недоумевают: на фига нас сняли с фронта. Я пожимаю плечами, дескать, не знаю. Мне и, правда, не сказали причину вылета в Баку. Всё засекречено донельзя. Подскочил какой-то генерал, я его видел в Москве, но фамилию не запомнил. Отчитал лётчиков за внешний вид, и послал всех получить новую форму. Выдали противоперегрузочные костюмы!!! Черт возьми! На фронте их нет, а в Баку они уже есть! Правда, судя по маркировке, они здесь и изготавливаются. Вместе с костюмами идут клапаны к кислородной системе. Но я запретил подключать их ребятам. Доложился по ВЧ в Ставку, что прибыл на место. Приказали отдыхать, но аэродром покидать запрещено. Сходили в кино, посмотрели фильм «Истребители». В сотый раз, наверное. Погрустили о Ленинграде. Послушали сводку Информбюро: бои на Украине, освобожден Кировоград, Кривой Рог, бои на подступах к Николаеву. Ребята сидят, подшиваются, приводят в порядок новую форму, ПШ. Летать, правда, в такой неудобно. Развешивают звёзды Героев, ордена, нашивки. Поругиваются, что не морская. Хотя мы уже давно ходим в полевой армейской форме. Редко у кого сохранилась морская. Меня вызвали в штаб, где находился маршал Голованов. Мы поздоровались, он передал мне два пакета.
— Вскроешь и раздашь перед самым вылетом. Будете сопровождать вон те два борта, — он показал рукой на новенькие C-47. Ближе двухсот метров к бортам не подходить. Топлива у вас много?
— На три с половиной часа.
— Ребята надёжные?
— Сказали взять лучших, все «ночники».
Ещё немного поговорив, легли поспать. В четыре утра нас разбудили, я спросил про своих, мне ответили, что их разбудят чуть позже, а нам приказали ехать на вокзал. В пять утра пришёл поезд, из которого вышел Сталин. Я подошёл и поприветствовал его. Голованов убедил Сталина воспользоваться хорошей погодой и вылетать немедленно. Все сели по машинам, и мы тронулись обратно в аэропорт.
— Летим в Тегеран, над побережьем. Сбивать любые самолёты, которые попытаются приблизиться. Сам понимаешь, кого везём.
— Всё понял, товарищ маршал. Не беспокойтесь.
Машина Голованова притормозила возле коттеджей, где находились мои лётчики. Я выскочил из машины и вошёл в дом. Ребята были уже одеты.
— Завтракали?
— Так точно.
— К машинам, к запуску.
Пошли к машинам, там я их построил, и раздал карты, и полётные задания.
— Сопровождаем два транспортника в Тегеран. Идём «маятником», быть предельно внимательными. Ближе 200 метров к бортам не подходить. Экономить топливо. Подвесные баки сбрасывать только в случае атаки постороннего самолёта. Сбивать любой самолёт, пытающийся приблизиться к охраняемым объектам. Задача ясна?
— Так точно.
— По машинам, запуск по моей команде.
Доложился Голованову о готовности. Через пятнадцать минут он дал команду «К запуску». Первый самолёт покатился к взлётной полосе, за ним второй, нам команду ещё не дают. Закончили прогрев, в этот момент начал взлетать первый борт, нам дали команду на рулёжку. «Взлетать сходу, догоняйте борта!» Сходу, так сходу, восьмёрка парами пошла на взлёт. Полёт прошёл нормально. Никаких самолётов на маршруте мы не встретили. Но топлива потратили много, уравнять скорости с тихоходными C-47 невозможно. Уже на аэродроме в Тегеране мои узнали, кого сопровождали. Чуть позже нас в воздухе появился В-17 в сопровождении восьмёрки «тандерболтов». На нём прилетел Рузвельт. А ещё через два часа сел транспортник, похожий на «ланкастер», на котором прилетел Черчилль, его сопровождали «спитфайры». Черчилль сразу заинтересовался нашими машинами: они были темно-синими, а не зелёными. Поэтому после прохождения почётного караула, направился к нам. С ним был маршал Тэддер. Черчилль поздоровался с лётчиками, внимательно рассмотрел их снаряжение, и спросил: почему самолёты такой окраски.
— Это ночные истребители По-3Н, конструкции Поликарпова, господин премьер.
Последовали вопросы о вооружении, скорости, когда они у нас появились. Я смотрел больше на Тэддера, чем на Черчилля, да и он старался задавать вопросы не мне, а лётчикам. Я представился Тэддеру, он немного удивился, услышав английскую речь, но представился тоже. И уже сам начал задавать вопросы по И-185. В этот момент я и смог задать вопрос о Mk. XIV, сказав, что очень нужен высотный скоростной разведчик.
— Они в секретном листе, генерал.
— Что в нём может быть такого секретного? Я же не прошу поставить «Метеор», а поршневые самолёты летают последние годы. Вот этот вот По-3, на высотах до 6–8 км равных себе не имеет. Но выше у него большие проблемы. Ваш Mk. XIV начинает хорошо работать только с этих высот, ниже он не способен противостоять По-3. Уступает ему и в скорости и в манёвре, так какой смысл его секретить. И потом, нам не требуется много машин. Одна эскадрилья.
Стоявшие рядом с Теддером лётчики внимательно прислушивались к нашему разговору. Черчилль переключился на нас тоже. Подошли американцы и подключились к разговору. Каждая сторона хвалила собственные машины.
— Всё, согласен! Ваши машины в тысячу, нет, в миллион раз лучше! — сказал я. — Сейчас я покажу вам, что может делать вот эта машина. Если хоть один из ваших истребителей сможет повторить такой пилотаж, я проиграл, и Спитфайр Mk. XIV останется на секретном листе.
Смех присутствующих убедил меня, что я на правильном пути. Они действительно считали свои машины непревзойдёнными ни кем! Я взлетел и выполнил обратный пилотаж. Подрулил к стоянке, вылез из машины.
— Ну? Есть желающие показать такой?
— Вы выиграли, генерал! Наши самолёты так летать не могут. А сколько у вас сбитых? — спросил Черчилль.
— 52 лично и 56 в группе, всего 108, - я достал свою лётную книжку. — А всего на счету нашей восьмёрки почти четыреста сбитых. У самого молодого 7 сбитых, у остальных от тридцати и больше.
— А что такое «в группе»? — спросил Тэддер.
— В групповом бою часто невозможно определить, кто именно сбил. Поэтому записывается на всю группу, но эти самолёты не учитываются при награждениях лётчиков. Только личные.
— Что такое Ме-109?
— BF-109 «Мессершмитт».
— У вас столько сбитых «мессершмиттов»?
— Мы — «Егеря», это наша работа. Охотимся на «Охотников».
— А мы думали, что это выдумки немцев, что у вас есть «егери».
— Ну, так что, по поводу Mk. XIV? Нам требуется 16 машин для разведывательной эскадрильи.
Черчилль с Тэддером переглянулись. Было видно, как Черчилль не хочет это делать, но лётчики, которые слышали пари, и уже его проиграли, и отдали проигранные деньги одному из лётчиков, который поставил на меня, зашумели, что спор есть спор. Черчилль кивнул под одобрительные выкрики пилотов. А я, вечером, получил втык от Верховного за устроенный балаган. Пришлось и извиняться, и объяснять ему, что мы получаем совершенно новый «спитфайр» с двигателем 2200 лошадиных сил водяного охлаждения. Ради этого и старался. После этого на меня насел Берия:
— А ты откуда язык знаешь?
— Учил. И немецкий знаю, но хуже.
— Что ещё англичане сказали?
— Да ничего такого, они больше спрашивали.
— Ты знаешь, кто такой Тэддер?
— Он представился: он — командующий РАФ. Только он что-то не в себе был. И взгляд какой-то отсутствующий, поначалу.
— У него жена погибла несколько дней назад. Должны были вместе прилететь.
— Тогда понятно.
— Слушай, генерал. Познакомься с ним поближе!
— Ну, хорошо, только где?
— Завтра, на переговорах. Иосиф Виссарионович! Разрешите я его задействую?
— Только без цирка, товарищ Титов! Ты ж, как-никак, Представитель Ставки и генерал, а ведёшь себя, как мальчишка! — недовольно пробурчал Сталин.
Ночью не спалось: орали цикады, потом возник какой-то шум, я вышел на террасу второго этажа здания Посольства, покурить. Выигравший пари американец сунул мне пачку моих любимых сигарет «Кэмел», правда, без фильтра. Стою, облокотившись на парапет, смотрю, что происходит в одном из крыльев дома. Сзади чиркнула спичка, я повернул голову: Сталин прикуривает трубку, сзади кто-то из охраны.
— Что, не спится, товарищ Титов?
— Цикады орут, как…
— На юге всегда так. Вы сами откуда?
— Не помню, товарищ Сталин.
— Ах, да, извините. Президент Рузвельт переехал к нам в Посольство. Появились данные, что готовится покушение на лидеров союзников. Так что, проводить переговоры будем здесь. Главное для нас — это второй фронт.
— А он нам нужен? Он нужен был в 41-м, и в начале 42-го. Нужно расширение поставок, заводы, вакуумные печи, дюралюминий, связь, автомобили.
— Но открытие фронта оттянет на себя немецкие дивизии.
— Мне кажется, что ничего этого не произойдёт. Как воевали сами, так и будем воевать. Эти ребята — мастера загребать жар чужими руками.
— А может быть, вы и правы, товарищ Титов. Цель Черчилля понятна: не пустить нас на Балканы, но мы уже фактически там! Как только сломали хребет люфтваффе, так и двинулись, хорошо двинулись. Вот только ломали долго.
— Да, товарищ Сталин, столько крови…
— Что мне в вас нравится, так это то, что людей бережёте. С вами ведь прилетела ваша эскадрилья первого состава?
— Один новенький, с остальными я с начала августа 41-го. Ни одного не потерял из первого состава. Жаль, Макеева пришлось дома оставить. Надолго мы здесь? Дома дел полно.
— Нет, ещё два-три дня. Когда вернёмся, хочу ваших ребят посмотреть.
— Есть, товарищ Сталин. А я хочу «тандерболта» прокачать.
— Они их отказались поставлять.
— Поэтому и хочу узнать его слабые стороны.
— Думаете, что могут с Гитлером союз заключить?
— С ним? Нет. С тем, кто будет после него. Но против нас.
— Военный, до мозга костей, военный! Хорошо, товарищ Титов, прокачивайте, как вы выразились. Но, аккуратно. Вы ещё дома нужны.
Тут подошёл генерал Власик, и что-то сказал на ухо Сталину.
— Да, иду! До свидания, товарищ Титов. — Сталин уходил на переговоры с Рузвельтом.
Я ещё постоял немного, потом ушёл спать.
На переговоры пришлось надеть парадную форму и весь «иконостас». Кстати, американские военные были в полевой форме, а мы и британцы мучились в парадной. Жарко и неудобно. Меня всё время раздражал стоячий жесткий воротник. Руки бы оторвал «дизайнеру». Большая часть авиационной части делегации уже видела меня на аэродроме, но я был в противоперегрузочном костюме и без знаков различия. Авиаторов, от нас, было двое, и оба молодые: Голованов и я. Сталин, почему-то, практически не взял с собой военных. Был Берия, несколько генералов НКВД, два полковника из Генштаба, и мы, с Головановым. Надел мундир, и опять себя почувствовал вешалкой для орденов. Переговоры проводились в конференц-зале посольства, мы выстроились вдоль одной из стен, делегации проходили мимо нас, нас всех представляли. Делегации были большими. Много военных и гражданских. Смотрели на меня, как на витрину. Я, по сравнению с ними, совсем ещё ребёнок: 25 лет ещё не исполнилось, через полмесяца только. Черчилль, который вчера не расслышал, наверно, что я — генерал-полковник, недоумённо уставился на меня.
— Он же совсем мальчик! — сказал он Сталину.
— Один из лучших авиационных командиров нашей армии! И самый результативный летчик-истребитель.
— Да, как он летает, он вчера показывал. И сколько у него сбитых «джерри». Я даже и не подумал, что он такой большой начальник. Посылайте ваших людей в Гибралтар, генерал. Будут вам самолёты. Что не сделаешь для лучшего аса Объединённых Наций! — Черчилль протянул мне руку. Мы обменялись рукопожатием, и Черчилль перешёл к Голованову, самому молодому маршалу союзников. Почти двухметровый Александр Евгеньевич просто нависал над небольшими по росту лидерами двух стран.
— А маршал Голованов лично бомбил Берлин. Ещё в 41-м году, — сказал Сталин. Черчилль задал и ему несколько вопросов. А возле меня стоял Тэддер.
— Мне сообщили вчера о постигшем вас несчастье. Примите искренние соболезнования, господин маршал.
— Моя жена хотела присутствовать на этой исторической встрече. А я не смог убедить её, что это небезопасно.
— Сбили?
— Нет, отказали двигатели на взлёте. Некачественный бензин или диверсия. Я уже потерял сына на этой войне, теперь — жену. Я слышал, что сказал премьер. Самолёты вам будут переданы в Гибралтаре, дальше их погонят ваши лётчики. Ближайшим конвоем будут отправлены запасные части в Архангельск. Мои ребята хотели бы встретиться с вами и вашими лётчиками. Хотя это и не очень безопасно, говорят, что немцы буквально наводнили Тегеран диверсантами.
— Аэродром хорошо охраняется, но я живу здесь. Если мне разрешат отлучиться, то я готов организовать эту встречу. Что-то вроде обмена опытом. Но, скорее всего, завтра.
Практически, то же самое пожелание было высказано и американской стороной. Уже после начала переговоров, я подошел к Берия, и сказал ему об этом. «Действуй! Ты здесь уже и не нужен. Скажи Круглову, пусть выделит машину и охрану. И готовь людей, и технику!» — ответил он. В перерыв, я вышел из конференц-зала, нашёл генерала Круглова и передал ему распоряжение Берия.
— Только после обеда! «Сам» приказал посадить тебя рядом с ним!
— Понял. После обеда.
В общем, на аэродром я попал только ближе к вечеру. Ребята резались в «козла» и пили чай. Их чуткие носы сходу повернулись ко мне.
— Что значит начальство! Всё ему достаётся! А тут сиди, чайком пробавляйся! — сказал Деодор Киреев Васильеву.
— Да ладно, ладно вам. Не забыло начальство про вас. Всё в машине лежит. Но не сейчас, — вкратце обрисовал ситуацию. — В общем, нас просили устроить показательные выступления для союзников. Заодно, надо раскачать американцев с их «Тандерболтами», и потрогать их в воздухе, погонять, как следует. Найти уязвимые фигуры. Но, не зарываться. Не доводить до абсурда. И без лётных происшествий. В «виллисе» — парашютная сумка, там всякие вкусняшки. Я на ВЧ, Голубева надо гнать за машинами.
Дозвонился до Покрышкина, приказал передать Макееву и Арсеньеву готовить перелёт 5 эскадрильи в Гибралтар за самолётами. Если возникнут сложности, то решить вопрос через управление АДД.
— Как у вас дела? — спрашиваю его.
— Погода нелётная. Сидим по погоде. Скучно.
«Тандерболт» оказался совсем не интересным истребителем. Огромный, очень высокий фюзеляж, огромная просторная кабина. Вялый, манёвренность отсутствовала напрочь. По словам американцев, его максимальная скорость достигается на высотах выше 10000 метров. Там, дескать, ему цены нет. Но вот, что интересно: три подвесных бака, а собственного запаса топлива всего на 800 км. То есть, если встречать их раньше, то «тандерболты» будут сбрасывать ПТБ, и после этого уходить, оставляя бомбардировщики без прикрытия. «Подраться» с американцем, американцы выбрали Петра, как самого молодого. Вообще, на него легла самая большая нагрузка, потому, что у него на груди была только одна «Красная Звездочка» и гвардейский значок, который, и англичане, и американцы, принимали за орден. А у остальных — по две звезды Героев, и куча орденов. Групповой бой на высоте 8000 американцы тоже проиграли, в первую очередь — тактически, он длился меньше трех минут. Мы поднырнули под них, уклонившись от лобовой атаки, они пошли за нами, и тут же разделившаяся восьмерка: две пары выполнили вираж, две пары — косую петлю, повисла у них на хвостах. Англичане тоже старались действовать строями, а не парами и звеньями, пытались утащить нас на виражи, но мы действовали исключительно на вертикалях. Особенно Тэддеру понравился «разворот на пятке», эта фигура у союзников была неизвестна. Более того, уже позже, в СССР, выяснилось, что ни «Спитфайр», ни «Тандерболт», ни более поздний «Мустанг», из-за технических особенностей не могли выполнять такие развороты: глох двигатель, и он был очень чувствителен к резким изменениям оборотов, без чего маневр выполнить невозможно. После полётов нас потащили в англо-американскую часть базы. Там у них был неплохой бар. Единственное, у нас не было ни долларов, ни фунтов. Но это не смутило хозяев. Пива было много. Тэддера, в основном, интересовала тактика немцев на Восточном фронте. Оказалось, что немцы на западе пользуются совершенно другой тактикой, но там они обороняются, а здесь им приходится поддерживать свои войска, и обороняться от ударов многочисленной нашей авиации. Они же на Западе распространяют сказки про Восточный фронт, объявляют о многочисленных победах, что сбить истребитель на Западе считается в 7-10 раз труднее, чем на Востоке, поэтому, дескать, лучшие лётчики у них на Западе, а русских они бьют как мух, сотнями. Я показал Тэддеру фотографию Храбака и его самолёта на нашем аэродроме. Тэддер долго смеялся.
Начинало темнеть, поэтому я собрал ребят, и мы сели в Додж, и поехали на «свою» сторону. Попытки мужиков продолжить отмечать «победу» над союзниками были пресечены. Всех усадил писать отчёт об учебном бое. Собрал «сочинения» и поехал в Посольство. Передал их Берия, но попросил вернуть их позднее, для использования в ВВС.
— Я их верну сразу! — он вызвал какого-то офицера и, по-грузински, что-то сказал ему, передав ему листы. — Что Тэддер?
— Интересовался тактикой немцев при поддержке наземных войск.
— Значит, всё-таки готовятся к наземным операциям.
— Я бы не сказал, скорее, прикидывает шансы.
— Даже так? И в чём это проявилось?
— Не заинтересовался войсковой ПВО немцев. Его интересует только объектовая ПВО.
— Сволочь! А «боров» обещал открыть второй фронт в этом году! Пошли! — и он направился к комнатам, которые занимал Сталин.
Пришлось снова повторить всё для Сталина.
— Вы считаете, что англичане не готовы открыть второй фронт? На каких основаниях вы сделали такое предположение?
— У них очень мало самолётов непосредственной поддержки войск, командование ВВС озабочено только объектовой ПВО немцев, не знает и не пытается узнать тактику действия войсковой ПВО немцев. В этом случае их войска будут лишены поддержки авиации, и они надеются только на нас в плане уничтожения основных сил противника. Они готовы только к воздушной войне с Германией. Им нечем, в ВВС, бороться с танками и артиллерией противника. Скорее всего, вся воздушная поддержка будет состоять в массированных налётах на Германию, при этом основные удары будут наноситься по восточной части Германии. С целью уменьшить наши трофеи.
— А американцы?
— Идут строго в кильватер англичанам.
— То есть, товарищ Титов, как вы и говорили вчера ночью: хотят загрести жар чужими руками. Спасибо, товарищ Титов.
Тегеранская Конференция завершилась без подписания совместного коммюнике. Сталин согласился с мнением Черчилля о том, что операции союзников пройдут на Средиземноморском театре военных действий, и покинул Конференцию, несмотря на уговоры Рузвельта. Рузвельта он попросил максимально увеличить поставки автомобилей, средств связи, дюралюминия в чушках и в листах и другой, необходимой для фронта, продукции. Утром 30-го ноября мы вылетели обратно в Баку. После посадки Сталин сам направился к нашей стоянке.
— Здравствуйте, товарищи лётчики!
— Здравия желаем, товарищ Сталин!
— Я знаю, что вы с первых дней войны на фронте, что защищали Ленинград, помогли прорвать его блокаду, били немцев под Сталинградом, на Кубани, под Курском и на Украине. Родина никогда не забудет вашего мужества и героизма. Сейчас союзники хотят украсть у нас Победу. Я прошу вас не позволить им этого сделать. От вас, во многом, зависит скорость нашего продвижения к логову врага. Надеюсь на вас! И благодарю за службу!
— Служим Советскому Союзу!
Я распустил строй и все подошли к Сталину. Минут тридцать они задавали друг другу вопросы и отвечали на них. Затем Сталин попрощался с ними, и подозвал меня.
— Пойдём, Павел Петрович, отличные у тебя бойцы! — Сталин впервые обратился ко мне на «ты». — Подготовь список для награждения всех. И ещё, за последнее время ты сбил много самолётов, но постоянно пишешь их в групповые. Почему?
— Мне трижды пытались запретить полёты, из-за того, что я единственный трижды Герой, пока. Если наградят четвёртой, то запретят даже приближаться к фронту. Поэтому пишу их туда, где за них не награждают.
— Ты не прав! Они — тоже не правы. Нельзя тебя лишать воздуха. Ты им дышишь. Я, как главнокомандующий, издам приказ, запрещающий это делать, кому бы то ни было. Почему союзники себя так по-разному ведут? Что ты думаешь по этому вопросу?
— Из-за различных целей в этой войне, товарищ Сталин. Война идёт за сферы влияния между Соединёнными Штатами и Великобританией. Вы обратили внимание, что Штаты в первый день активно говорили о независимости Индии?
— Да, конечно.
— Это их цель! Они уже в Австралии и поставляют туда всё! Они вырвали её из рук Англии, теперь берут следующую жертву: Индию. Если мы пустим их в Европу, то они сожрут и её. Вместе с Англией. Германия лишь разменная фигура в этой войне.
— А мы?
— Пушечное мясо для них.
— И что, Черчилль не понимает этого?
— Наверное, не понимает, а может быть, в своей ненависти к нам, делает это сознательно. А может быть, он не хочет, чтобы Америка влезла и сюда, в его вотчину.
— Я чуть не сделал ошибку! Тактически нам выгоден второй фронт, а стратегически, мы только проиграем, настаивая на скорейшем его открытии. Пусть барахтаются в сторонке и играют в песочек с Роммелем. Спасибо тебе, Павел Петрович.
По прилёту в Москву сразу поехал в Химки к Расплетину. Голованов пожаловался на возросшую точность артиллерийского зенитного огня у немцев.
— Александр Андреевич, здравствуйте. Генерал Титов, представитель Ставки ВГК.
— Очень приятно. Вы по какому вопросу?
— Последнее время наша авиация дальнего действия стала нести потери из-за возросшей точности огня зенитной артиллерии. Есть мнение, что немцы используют радиовзрыватели и радиолокаторы для наводки. Нужно средство борьбы с ними.
— Да, немцы приняли на вооружение радиовысотомер на дециметровых радиоволнах.
— Большой? Маленький?
— Размером со стандартный автомобильный фургон. На грузовике. Антенна не вращающаяся. Довольно больших размеров.
— С воздуха чем можно поразить?
— Чем угодно, но они её маскируют.
— А если наводиться на источник излучения?
— А вот это интересно! Но, довольно громоздко.
— А если это будет свободно падающая бомба с крыльями? Допустим 250 кг. В неё оборудование войдёт?
— Металл не пропускает радиоволны.
— Значит, используем радиопрозрачный материал для головы, а остальное металл и взрывчатка.
— Это — возможно сделать.
— И чем быстрее, тем лучше, товарищ Расплетин.
— У меня есть подобная разработка, но в виде крылатой ракеты. Можно её попробовать. Там требуется только настроиться на частоту высотомера.
— Готовьте людей и технику и приезжайте в Андреанаполь на войсковые испытания.
Фельдмаршал фон Кюхлер, командующий группой армий «Север», артиллерист по образованию, довольно много внимания уделял ПВО. Штаб группы располагался в Пскове, который был прикрыт дивизией ПВО, более 200 «ахт-ахтов». И, последнее время лётчиков Голованова постоянно преследовали неудачи на этом участке. Фронтовая авиация по городу ещё не работала, далековато, но мне требовалось вскрыть оборону противника до начала наступления, подготовка к которому шла полным ходом. Поэтому сразу по прилёту в Андреанаполь, я взял два Ту-2 у Папивина, и на них начали устанавливать оборудование, которое позволяло засечь работу вражеских локаторов. Руководил этим сам Расплетин. По готовности, произвели ночную разведку. Погода стояла по-прежнему облачной. Во время налёта АДД на Псков, засекли работу радиолокатора в метровом диапазоне, и работу 8 локаторов в дециметровом диапазоне. Ракеты привезли из Капустина Яра через несколько дней. Дальность — 20 км. Правда, вес заряда совсем маленький, 57 кг, но, со встречной детонацией. Я предложил добавить в заряд шариков от подшипников. Сняли бч, выплавили тол, поставили на станок, раскрутили с шариками, и залили тол вновь. Отбалансировали ракету. Мне было жутко интересно самому слетать, но я бы только там мешался. В первый раз у нас ничего не получилось: не сработали пиропатроны, ракета не стартовала. Пришлось садиться вместе с двумя ракетами. Крутились над аэродромом до полной выработки топлива. На следующую ночь ударили двумя ракетами по метровому локатору. Локатор замолчал. Подготовили 4 ракеты, договорились с АДД, они пошли на Псков с востока, а мы с юга. На этот раз ребята должны были работать по радиовысотомерам противника. И пускать по одной ракете. Неодновременный сброс очень сильно влияет на управляемость, а в случае отказа пиропатрона, всем придётся покидать самолёт: не сесть. В ту ночь состоялся самый удачный налёт АДД на Псков. У Омских казарм был разрушен бензосклад с емкостями на 18000 тонн, в Клинцах разрушен военный городок и уничтожено до 4000 немцев. Разрушены восемь железнодорожных эшелонов с живой силой и техникой, электростанция. Из 8 локаторов у немцев работало только три. Большая часть батарей противника замолчала. Как мы 4 ракетами заставили замолчать 5 высотомеров — загадка. Видимо, зацепили что-то важное. Для того, чтобы устранить опасность «не схода» ракет, было предложено вместо бомбардировщиков использовать торпедоносцы, которые я запросил на Балтфлоте. О результатах я немедленно доложил Верховному. Голованов, со своей стороны, решил ввести в группы своих бомбардировщиков такие самолёты РЭБ. Но, использование ракет по высотомерам сочли излишне дорогим удовольствием, поэтому основным средством борьбы с ними стали планирующие 100 кг бомбы, которых бомбардировщик мог взять много. Размером они были в два раза больше, чем сотка, но по весу ВВ именно 100 килограммов. Шарики из старых подшипников тоже прижились в производстве. Теперь реммастерские стали организовано выбивать их из подшипников и сдавать на заводы.
Наконец, на 12 декабря синоптики дали хорошую погоду! Всю ночь два полка работали по аэродромам противника, а в 7 часов заговорила артиллерия трёх фронтов. В девять утра были взяты Бежаницы, и в прорыв вошли две танковые армии. Сзади на волокушах за ними следовала пехота. По лесным дорогам тянулись бесконечные казачьи эскадроны 4-го гвардейского корпуса Плиева. Штурмовики Папивина повисли над дорогами, обрабатывая малейшие узлы сопротивления. Участок, занимаемый фон Кюхлером считался второстепенным, и хорошо оборудованным в инженерном отношении. Поэтому за 1943 год Кюхлер был вынужден расстаться с 14 дивизиями, в том числе с 2 танковыми, сгоревшими под Курском, и двумя мотопехотными, растерзанными на берегах Днепра. На этом участке немцы ожидали совершенно другое направление удара: на Витебск, который был ближе, поэтому укрепили это направление. Но, сил для обороны у группы «Центр» хватало, а для манёвра было явно недостаточно. На второй день наступления была перерезана дорога Опочка-Остров. Танковые армии вырвались на оперативный простор. Мы контролировали передвижение противника с левого и правого фланга прорыва. Бои, которые навязали Кюхлеру Ленинградский и Волховский фронты, тоже не давали ему возможность для манёвра силами и средствами. На пятый день задача минимум была выполнена: станция Пыталово в наших руках! Одна из железных дорог, снабжающих Группу армий «Север» перерезана. Немцы из-под Ленинграда перебросили один гешвадер 54-й дивизии в Остров. Но, «фоккеры» были перехвачены нами на маршруте с малым остатком топлива. Да и немцы уже совсем не те, что были в 41-м. Боя не получилось. Это было избиение. Немцы упорно пытались уйти на посадку, под прикрытие МЗА Острова и Пскова. Несколько «фоккеров» было сбито самими немцами. А ВПП мы заминировали.
Немцам удалось создать подобие обороны южной стороны города, но несколько массированных налётов нашей авиации практически снесли всё. Через три дня наши войска освободили город. До Пскова оставалось 50 км. Мы сосредоточили все удары по аэродрому в Пскове и по дорогам. Синоптики давали хорошую или приемлемую погоду ещё на неделю. Дальнейшее наступление на Псков шло по обеим сторонам Великой. Шансов удержать позиции у немцев не было. 4-й гвардейский кавкорпус взял Печоры с ходу! Кюхлер отдал приказ отходить из Пскова на север, несмотря на приказ Гитлера держаться. Он понимал, что основное направление удара ведёт к Нарве. Но, 3-я гвардейская танковая армия и 5-я гвардейская стремительно продвигались по Эстонии. Немногочисленные немецкие гарнизоны сметались с пути гвардейцев. Погода нам благоприятствовала. Взяв Псков, 4 и 6-ая армии укрепляли оборону. Жуков ввел в прорыв ещё три мотострелковых корпуса и вышел на границу с Латвийской ССР в районе Валги. Единственная дорога вдоль восточного берега Псковского озера до Гдова постоянно подвергалась штурмовке. Похоже, что Кюхлер потерял управление войсками. Затем погода испортилась, началась оттепель. Но, 30 декабря 3 танковая армия взяла Тапу. Последняя железная дорога оказалась перерезанной. Там танки повернули на восток и заняли Силламяэ и Нарву. 3 января окружение немцев под Ленинградом успешно завершилось. А мы начали охоту за транспортниками.