Ярослав Вейс{*}. Сердце{2} (перевод Г. Матвеевой)

Столб за окном вагона сначала качнулся, а потом начал медленно двигаться. Поезд бесшумно набирал скорость. За привокзальным крытым перроном мелькнула серая каменная стена, а затем снова все окутала тьма туннеля под Виноградами, одного из районов Праги. Глаза Бочека полоснули лучи низкого осеннего солнца; он отвернулся в другую сторону, где в окне вагона под широкими, словно висящими в воздухе железнодорожными путями показались, мгновенно исчезнув, расплывчатые очертания близлежащих домов. Бочек встал и повернул у двери ручку запора. Он был счастлив, что оказался в купе один; хоть теперь не надо никому учтиво улыбаться — это всегда давалось ему с таким трудом.

Бочек протянул руку к ящику для газет, прибитому под окном: там можно было найти всю информацию, уже известную ему о случае со Зденом Румзаком. Он с трудом удержался, чтобы не заскрежетать зубами.

Уж кого Бочек не переносил, так это чемпионов. Спорт, дорогие мои, — своего рода монашество, отрешение от всего земного. Жесточайший режим, каторжный труд и никаких компромиссов. Марек это подтвердит в любой момент. «Какое твое заветное желание, Марек? Выиграть олимпийское золото». Да, да, уважаемые болельщики, я уверен, у наших скромных парней одно желание — защитить честь и славу отечественного спорта. Выиграть. Добыть золото. Давно минули времена, когда четвертую программу телевидения никто не смотрел, а спортивные новости занимали скромное место на последних страничках газет. «От этого теперь в выигрыше только спортивные комментаторы, — подумал Бочек. — Будь моя воля, я бы заставил их всех лет пять непременно прочитывать или прослушивать всю свою чепуху — одно вранье и трепотня…»



Дед с коробкой из-под печенья явился к Бочеку в канцелярию вчера в шесть утра. Его привел вахтер. Старик, поспешно выложив коробку на стол, затараторил:

— Это вам из государственной больницы, сказали — неотложно. Так что извольте мне, значит, подписать, что вы получили в собственные руки.

— Из больницы? Что же это за штука? — Бочек взглянул на коробку. Но дед, видно, был не в духе, даром что пришел так рано.

— Вестимо, из больницы. Мне подробности не докладывали. Мое дело — получить подтверждение, что вам доставлено в собственные руки.

Бочек расписался. Разорвав коричневую клейкую ленту, он открыл коробку. Внутри, завернутый в стерильный гигиенический пакет, оказался какой-то прибор. Несколько трубочек из мягкого, эластичного материала соединялись в замысловатый сосуд. Бочек сунул руку в пакет, но тотчас же отдернул ее: штуковина-то пульсировала, он ясно ощущал ритмичные толчки.

— Вот ведь выдумщики в этой больнице, — произнес он вслух, развертывая исписанный лист бумаги, вложенный в коробку.

Здену Румзака доставили в больницу почти сразу после аварии, надо полагать, не более чем через полчаса. Несчастный случай, нередкий среди знаменитых спортсменов. Румзак, конечно, считал себя и за баранкой таким же королем, как на футбольном поле. Ведь он, как трубила пресса, лучший в стране тренер по футболу.

Моросящий ледяной дождь почти сразу же примерзал к земле, покрывая ее корочкой льда, а Румзак мчался со скоростью свыше ста семидесяти километров в час. Он уже миновал Хлумец, как вдруг на дороге очутился старик-пенсионер, который по старой привычке возвращался из пивной домой напрямик, через автостраду. Румзак совершил непоправимое: резко нажал на тормоза. Изящная малолитражка «Рено-36» наскочила на бортик посреди автострады и, перепрыгнув через него, угодила на противоположную сторону шоссе, а оттуда в кювет. На металлический корпус машины опрокинулся бензобак. Машина загорелась. Через несколько минут на место происшествия прибыла аварийная служба. Пожарники сбили огонь и вытащили водителя, вернее, то, что называлось его телом. В тот же миг приземлился санитарный вертолет, а уже спустя четверть часа Румзак лежал на операционном столе хирургической клиники в городе Градец. Диагноз гласил: скрытый перелом черепа; височная кость пробита; кровоизлияние в мозг; сломано девять ребер; необратимая деформация таза; обе тазобедренные кости раздроблены; ожог второй и третьей степеней почти на одной трети поверхности тела.

Слепому было видно, что Румзак безнадежен, но врачи сделали все возможное, чтобы его спасти. Спустя несколько часов энцефалограф, который до сих пор регистрировал слабую деятельность мозга, стал чертить прямую линию. Дыхание остановилось. Лишь сердце, на удивление всех, продолжало ритмично работать.

Не в силах объяснить столь беспрецедентный случай — бесперебойное пульсирование сердца — врачи мучились с больным еще не меньше часа, пока, наконец, решившись, не вскрыли грудную полость. Там, внутри, оказался прибор, сокращавший сердечную мышцу. Когда прибор осторожно извлекли из тела, врачей ожидал еще один сюрприз: искусственное сердце продолжало биться. В ту же ночь оно, упакованное в гигиенический пакет, попало в государственную больницу, а оттуда в шесть утра было доставлено Бочеку.



«Пусть решает шеф», — мудро рассудил Бочек, вложив прибор обратно в коробку из-под печенья. Еще через минуту он, заикаясь, объяснял майору причину своего появления в столь ранний час. Попробуйте-ка растолковать, кто, разумеется, собственными глазами не видел эту трепыхающуюся вещичку, что существует искусственное сердце, с которым еще вчера живой человек бродил по свету!

— Только этого нам недоставало, — недовольно пробасил майор, окончательно проснувшись.

Днем им удалось созвать достаточно компетентный совет, который, разумеется, состоялся за закрытыми дверями. Ни один из четырех присутствовавших на нем академиков и профессоров университета до сих пор не слышал о практическом применении искусственного сердца. И хотя кардиохирургический центр в клинике американского профессора Шамуэя достиг определенных успехов в этой области, больной с их аппаратом никак не мог покинуть здание больницы. Прибор был ненадежным, к тому же источник энергии находился вне человеческого организма.

— Нас интересуют прежде всего два вопроса, — резюмировал шеф Бочека в конце совещания, которое не пришло к определенному выводу, — на каком принципе основано действие аппарата и откуда он вообще появился? На первый вопрос мы ждем ответа от Академии наук, решение второго берем на себя. Я настоятельно просил бы вас не придавать гласности данный случай, пока не выяснятся все обстоятельства. С прибором могут ознакомиться лишь надежные люди. Мы, со своей стороны, постараемся вести расследование осторожно, квалифицируя его как обыкновенный дорожный несчастный случай.

Он остановил взгляд на Бочеке, словно решившись наконец подарить ему к рождеству игрушку, о которой тот мечтал уже с марта. Поручику стало ясно: свои пять дней отгула он не получит. Задвигались стулья. Ученые столпились вокруг прибора.

— Отправьте сообщение в Чехословацкое агентство печати, — приказал шеф Бочеку. — Тренер Здена Румзак, получивший тяжелые ранения в автомобильной катастрофе, находится в пражской государственной больнице.

Вернувшись к себе, Бочек увидел на столе уже подписанный приказ о том, что он командируется в город Т. «Узнать бы заранее, — подумал он мрачно, — сколько еще у меня прибавится отгулов. Вот что значит не уметь вовремя увильнуть!»



— Это доктор Гольман? Говорит Бочек. Я приехал из Праги по поводу… по поводу аварии с тренером Румзаком… Я разыскиваю вас с самого утра, пан доктор.

— Ничего удивительного — у меня полно работы. Если вы, любезный, разъясните конкретно, о чем идет речь, я постараюсь вас принять.

— Разговор пойдет об аварии на автостраде. Мне необходимо с вами увидеться.

— Почему именно со мной? Если вас интересует авария, в которую попал Румзак, то обратитесь лучше к людям, непосредственно связанным с этим делом. Например, в полицию. Или к автомеханику самого Румзака. Позвоните в секретариат Футбольного общества, но не пытайте меня, оставьте меня в покое. Я, милейший, Румзака знал не более любого другого в нашем городе, а почему он попал в аварию, не ведаю, и посему ничем не могу вам помочь. И чем это вас заинтересовала авария?

— Простите, мне следовало сразу представиться. Я из соцстраха.

— Ах, вот что. Впрочем, этого надо было ожидать. Человек не успел умереть, а представители соцстраха тут как тут, беспокоятся о своих денежках.

— Но ведь деньги не наши, пан доктор.

— Неважно. Вы стараетесь найти любой предлог, лишь бы не выплачивать пособие. Если вы хотите услышать от меня, что Румзак был горький пьяница, так не рассчитывайте.

— Да я и не требую ничего подобного, пан доктор. Мне бы нужно…

— Послушайте, мне действительно нечего добавить. Я слышал по радио о катастрофе, прочитал о ней в газетах — и все. Позвоните лучше в автоклуб, там вам дадут справку, в каком состоянии тормоза у его машины. Номер телефона вы найдете в телефонном справочнике.

— Но…

— До свидания. Вернее, прощайте.

Отбой, доктор положил трубку. Бочек вышел из телефонной будки.


Имя доктора Гольмана Бочек услышал еще в Праге. Когда академик Ангел, принимая от Бочека искусственное сердце, все еще пульсирующее в пустой коробке из-под печенья, ставил свою подпись в акте передачи, он призадумался.

— Я вспомнил вот о чем, — наконец сказал он, — в городе Т. практикует некий доктор Гольман. Одно время, сразу после окончания института, он работал у нас в клинике. Весьма талантливый молодой человек. Но, сами знаете, каково пробиться в крупных учреждениях. В провинции способный специалист быстрее достигнет своей цели. Если память мне не изменяет, его уже тогда называли виртуозом. Но вот уже лет десять, как я о нем ничего не слышал. Поезжайте-ка к нему, кто знает — может, там вы найдете ключ к отгадке.

Вторично имя Гольмана Бочек услышал в канцелярии Футбольного общества. Поручик предстал там под видом общительного, но чуть глуповатого служащего соцстраха, ярого болельщика футбола.

— Что вам угодно? — встретил Бочека атлетического сложения мужчина в галстуке с эмблемой клуба. Ему было лет сорок. — Но предупреждаю: у нас нет времени.

— Мне бы только подтвердить кое-что, — ответил Бочек самозабвенно. — Писать я о вас не собираюсь.

— Так каждый заявляет. Перед вами тут побывал корреспондент из журнала «Молодое слово». Спросите-ка у него, куда мы его послали. Чуть очки свои не потерял.

— Послушайте, я не писака, — запротестовал Бочек.

— Так чего ты здесь околачиваешься?

— Я из соцстраха, из Праги. Фамилия моя Бочек. Мне не до шуток. Приехал я по поводу…

— А ты не врешь? Эй, Тонда, — обратился атлет к мужчине, который старался, правда, безуспешно, набрать нужный телефонный номер. — Не встречал ли, случайно, этого парня? Он клянется, что не из газеты.

— Только если новенький. Но о футболе-то он не пишет, это точно. Тех болтунов я наперечет знаю. Так вы из соцстраха? По поводу несчастного случая со Зденой, да?

В комнате сразу стало тихо.

— Вот именно, — вздохнул Бочек. — Понимаете, пан Румзак — человек знаменитый, поэтому руководство конторы соцстраха вынесло решение побыстрее выяснить обстоятельства аварии. В интересах клиента, разумеется. По этой причине я здесь: чтобы поскорее на месте оформить все надлежащим образом. Собственно, речь идет о самых пустяковых деталях.

— Как по-вашему, Румзак выберется оттуда живым?

— Разве можно угадать? Я не врач. Но соцстрах, без сомнения, сделает все, что положено. Румзак свои денежки получит. Вы ведь платили за него взносы?

— А как же. Вернее, не мы. Общество. Но он еще дополнительно страховался, лично.

— Да, да, мы в курсе. Кстати, не можете ли вы сказать: не ухудшалось ли его здоровье по сравнению с моментом заключения страхового договора? Он на что-нибудь жаловался?

— Здена-то? Он здоровее всех нас вместе взятых. Каждый день бегал с ребятами по полю. Личный пример тренера многое значит, — заметил представитель спортклуба. — Мне до него далеко.

— Так, значит, в последнее время Румзак не обращался к врачу? Или, может, он вынужден был соблюдать особую диету?

— Да вы в своем уме? Здена ест и пьет, как любой из нас. В меру, но никаких запретов. И курит, правда, иногда, не часто, но не отказывает себе в этом удовольствии. Так и пометьте в своем отчете. Разве я не прав? — обратился он к остальным.

— Прав, прав, — подтвердил Тонда, который все еще держал в руке телефонную трубку. — Если ты помнишь, Здену последний раз прихватило во время турнира по Южной Америке. Три года назад.

— На него климат подействовал, давление. Находились мы там, в Южной Америке, почти два месяца, — красавчик-атлет снова устремил взор на Бочека. — То ли адаптация трудно проходила, то ли еще бог знает что. Тогда Здена страдал от сердечных приступов, но доктор Гольман быстро привел его в чувство.

— Доктор Гольман?

— О, это настоящий мастер своего дела. Он числится у нас в Обществе врачом. Не скажу, чтоб надрывался, но посильную помощь нам оказывает, да и мы берем его с собой, когда отправляемся в поездки по свету. За границу мы выезжаем дважды в год, зимой — на продолжительный срок:. в Австралию или в Америку. Сегодня большой футбол — как перелетная птица.

— Верю, верю. Постойте-ка, вы случайно не припомните, лежал ли пан Румзак в какой-нибудь больнице, когда ему стало плохо?

— Нет, не лежал, я это точно знаю. Я бухгалтер Общества, так что счет за лечение попал бы в мои руки. Тогда — это случилось в Колумбии — доктор уложил его в постель и лечил его сам. А через несколько дней мы возвратились домой.

— Так что доктор долечивал его дома?

— Да, доктор Гольман ненадолго отправил его в госпиталь. А потом Здена взял отпуск, прямо из больницы уехал отдыхать, не заходя к нам, это я хорошо помню. Тонда, сколько он тогда отсутствовал?

Тонда наконец повесил злополучную трубку, которая издавала отчаянные гудки.

— Семь недель. Я тогда впервые тренировал нашу команду вместо него. Как ассистент. Он расписал мне все буквально по дням. Я обращал внимание главным образом на физическую подготовку. Тренировал каждого индивидуально, а после обеда давал нагрузочку ого-го какую.

— Эти сведения, разумеется, не для отчета, — поспешил заверить Бочек. — Не припомните ли, кстати, с чем он в больнице лежал?

Член спортклуба пожал плечами.

— Даже не знаю, что вам сказать? Думается, он просто хотел отдохнуть. Видите ли, доктор Гольман порой дает нам такую возможность. На пару деньков запрячет человека у себя в корпусе в одноместной палате, окна выходят в сад, тихо, приятно. Но об этом, понятно, вы не упоминайте, такие действия иногда превратно истолковываются.

Проходя мимо полуоткрытых дверей, на которых прибита табличка «Душевая», Бочек невольно прислушался к голосам, перекрывающим шум воды. Он осторожно заглянул туда. Из кабин, выложенных кафелем, валил пар.

— Если Здена не выкарабкается, нам крышка, — басил кто-то. — С Тондой первенства не выиграть, он в нашем деле мало что смыслит.

— Здена придет в норму, — раздался голос из соседней кабины. — Нынешние врачи чудеса творят. Помнишь, как скрутило Бекаларжа из «Спарты»? А сегодня он снова в сборной и выступает на чемпионате страны.

— Если бы Здена попал в руки к Гольману, тогда, конечно, можно было бы поручиться. Этот доктор и мертвых воскрешает.

Пар и сырость сделали свое дело: Бочек громко чихнул.

— Кто там еще? — из первой кабины появился загорелый парень. — Что вам здесь надо?

Бочек снова чихнул.

— Я ищу… я ищу доктора Гольмана.

— Вот как! Но его тут нет.

— Убирайтесь-ка отсюда подобру-поздорову, — заявил второй футболист. — Не глазейте понапрасну. Нет тут никакого доктора Гольмана.

Бочеку не оставалось ничего другого, как выскочить вон. В холодном коридоре он снова чихнул. «Уж эти спортсмены, — успокаивал он себя. — Чемпионы!» Но все его мысли были заняты тем, что он увидел в душевой: у того, второго футболиста, что постарше, на левой стороне груди, там, где находится сердце, явно проступал шрам.



С завидным терпением Бочек второй час кряду поджидал доктора Гольмана, сидя под дверьми его кабинета.

Больные один за другим исчезали в ординаторской. Коридор опустел.

Поручик неоднократно стучал в дверь — никакого ответа. Попробовал повернуть ручку, но та не поддалась. Бочек пытался останавливать сестер, сновавших взад-вперед по коридору. Они отвечали охотно, но стереотипно: «Не знаю», «Он где-то тут», «У него много работы».

Стукнули дверцы лифта. Пожилой мужчина в белом халате направился к дверям кабинета Гольмана. Бочек стремглав ринулся ему наперерез, насколько, правда, позволяли сделать такой маневр огромные бесформенные больничные тапочки.

— Простите, вы, случайно, не доктор Гольман?

Мужчина с любопытством посмотрел на Бочека.

— Нет. Моя фамилия Горак, ассистент Горак. Доктор Гольман в своем кабинете, — он указал на двери. — Я как раз иду к нему, — постучав, он нажал на ручку. — Ах, его нет. Жаль, мне бы надо с ним кое-что обсудить, — пробурчал ассистент, удаляясь.

«Мне тоже», — вздохнул Бочек, вновь усаживаясь на скамейку.

— Обождите, пожалуйста, пан приматор, — раздался голос из соседнего кабинета. В дверях вырос очкастый моложавый врач. — Мне нужно проконсультироваться с вами.

Бочек взял старт, молниеносно бросившись вперед. В пустом коридоре маячили лишь две фигуры — он, Бочек, и ассистент Горак. Поручик понял обман.

— Неуместная шутка, скажу вам. Я жду вас уже два часа, пан доктор.

— Это вовсе не шутка. И ждете вы напрасно, я уже сказал: с вами не намерен ничего обсуждать. Вы, простите, тот человек из соцстраха, что мне утром звонил? Что, собственно, вам от меня нужно?

— Мы не договорились по телефону, да и теперь впопыхах, что называется на одной ноге, тоже не договоримся. Мне нужен ваш совет. Хочу получить информацию.

— Даю вам пять минут. За это время вы должны подготовить несколько вразумительных и коротких вопросов. Пока я поговорю с коллегой в соседнем кабинете, у вас добавится еще пять минут. Предупреждаю — на большее не рассчитывайте.



В своем кабинете доктор Гольман усадил Бочека в удобное кресло, а сам занял место за массивным письменным столом. Всю стену за спиной врача занимал огромный книжный шкаф, набитый до отказа. Книги были сложены также на полу, вокруг стола, под окном.

— Так начинайте, время не ждет, — нетерпеливо сказал Гольман.

— Пан доктор, почему вы не признались, что лечили Румзака?

— А вы разве спрашивали меня об этом?

— Ваша правда — не успел. Вы умеете навязывать людям свою манеру беседы.

— Так оно и есть, — констатировал Гольман, самодовольно улыбаясь. Большими ручищами с прямыми тонкими пальцами он нетерпеливо постукивал по крышке стола, вполуха прислушиваясь к беседе. — Ну, дальше. Время не терпит, не теряйте его попусту.

— С каким диагнозом у вас лежал Румзак?

— И по такому пустяку вы меня задерживаете? Спуститесь вниз, поройтесь в картотеке. Там вы найдете диагноз и назначения врача, всю терапию.

— Меня не интересует, что записано в истории болезни. Настоящий диагноз Румзака — вот что я хочу знать. Я слышал о существовании одиночных палат. Там покой, тишина, отдых… — Бочек напустил на себя таинственный вид.

— Пташка выпускает коготки, не так ли? Видно, в вашей конторе соцстраха вас здорово обучили, в частности, как совать нос не в свои дела.

— С чем у вас лежал Румзак?

— Я вас не понимаю.

— Возможно. Но не советую вам играть с огнем. Лучше отвечайте правду.

— Послушайте, любезный пан, не знаю, как вас величать. Я предполагаю: с конторой соцстраха у вас мало что общего. Возможно, вы журналист, допускаю даже худшее — вы из полиции. Мне кажется, в таком случае вы должны придумать более веские аргументы, дабы я мог вообще что-либо сказать. Вы же знаете: я обязан соблюдать врачебную тайну. Кстати, а как обстоят дела у Румзака?

— Плохи его дела, — покачал головой Бочек, пытаясь воспроизвести в своей памяти диагноз. — Ни одного живого места не осталось. Единственное, что еще живет…

— Вы меня интригуете, — доктор Гольман, наклонившись к столу, приставил ладонь к уху.

— Единственное, что не вышло у Румзака из строя, — раздельно произнес Бочек, — это сердце. Функционирует превосходно. Работает как машина.

— Не удивительно, ведь Румзак — бывший спортсмен. Сердце-то и выдержит, поможет ему встать на ноги.

— Трудно в это поверить. Все специалисты в один голос заявляют, что он умрет.

— Специалисты ошибаются чаще, чем вы предполагаете. — Доктор Гольман, встав, начал расхаживать по комнате. — Говорите, он умрет… Когда так заявляют наши специалисты, это вселяет надежду.

— Завидуете? — уколол его Бочек.

— Я, завидую? Вы с ума сошли! У меня есть своя работа, я уверен, что выполняю ее отлично. К тому же я не обязан никому подносить инструменты, чтоб только тогда светило соизволило любезно взглянуть на меня.

«Академик Ангел очень метко охарактеризовал Гольмана», — отметил про себя Бочек. Поручик решил пуститься на небольшую хитрость, чуточку приврать.

— Я поясню, в чем особенность этой аварии. Главное — почему вообще она произошла? Представьте себе: широкое прямое шоссе, впереди никого, поверхность ровная, машина в полном порядке. А Румзак ни с того ни с сего вылетает с автострады. Почему? Если двигатель в порядке, значит, подвел водитель.

Доктор Гольман опешил. Повернувшись спиной к Бочеку, он уставился в окно, рассматривая сад, подернутый налетом осени. Поручик продолжал:

— Что же может так подвести человека? Мозг? Возможно, но неправдоподобно. Тогда сердце? Уже теплее. К тому же пульсирующее так невероятно ритмично.

Доктор обернулся. Уставившись на Бочека, он двинулся к креслу. «Если бы он захотел, — мелькнуло у поручика, — ему ничего не стоило ударить меня по шее и переломать шейные позвонки. А потом спокойно спихнуть в окно, свалив все на несчастный случай. Провинциальный врач должен быть мастером на все руки».

Но доктор Гольман ничего не предпринял.

— Любопытно, — признался он, — я предполагал, что наша беседа будет тоска зеленая, скучнейший разговор. Однако мы нашли общий язык. Продолжим нашу встречу, но не здесь. Больницей я сыт сегодня по горло. Приглашаю вас к себе домой — на ужин.

Триумф, ликовал Бочек. Однако провинциальный врач и в самом деле оказался мастером на все руки.



После обеда у Бочека выдалось свободное время. Он попытался позвонить председателю местного футбольного клуба. К телефону подошла жена:

— Ладя на стадионе. Кстати, вы знаете, кто сегодня играет?

«Скучный городишко, этот Т», — размышлял Бочек, любуясь склонами гор, покрытыми лесом в осеннем уборе. Ну что ему остается — тащиться на стадион и протирать там штаны.

Несмотря на будний день стадион был полон. На поле местная «команда атаковала ворота гостей. Откуда они? Ага, из Брно. Стадион загудел, когда мяч пролетел мимо штанги. Хозяева вели в счете: 1:0. За спиной Бочека сидела парочка преданных болельщиков; они бурно поддерживали своих игроков постоянными выкриками.

— Люди должны реагировать на происходящее непринужденно, вы согласны? — раздался рядом чей-то голос.

Бочек с удивлением обернулся к своему соседу.

— Доктор Ракозник, — представился очкастый мужчина. — Я видел вас в больнице. Я ассистент доктора Гольмана.

От сильного удара крайнего нападающего местной команды мяч пролетел сантиметрах в двадцати от верхней планки ворот гостей. Над трибунами пронесся вздох разочарования.

— Простите, я вас не узнал, — сказал поручик. — Моя фамилия Бочек.

— Вы тоже футбольный болельщик?

— Я, — Бочек подыскивал спасительный ответ, — я, признаться, не болею за определенный клуб, мне интересна сама игра.

— Игра? Ну, сегодня вы ее не увидите. На сей раз игра похожа не на футбольную встречу, а на настоящую бойню.

— Почему же? — удивился Бочек. — Мне не показалось, что играют чересчур жестко.

— Собственно говоря, я тоже не болельщик. Но вы только посмотрите на команду из Брно. Бестолковый бег за мячом, никудышная защита, — короче, они понимают, что шансов на победу нет.

— Не рано ли вы их хороните, пан доктор? Взгляните лучше на поле, — сказал Бочек.

В самом деле, к штрафной площадке стремительно продвигался один из игроков команды Брно. Пользуясь тем, что защитники оттянулись к центру, он устремился к воротам хозяев поля.

— Не торопитесь, — процедил Ракозник.

За быстроногим нападающим гостей ринулся защитник местной команды. «Опомнился-таки», — отметил про себя поручик. Нападающий приближался к воротам, но расстояние между ним и преследователем быстро сокращалось. Зрители повскакали с мест.

— Держи его! — заорал хриплый голос прямо над ухом Бочека.

К неописуемому удивлению поручика, поединок на поле увлек и его. Он вскочил и громко закричал:

— Ну бей же!

Нападающий гостей, из последних сил стараясь выполнить его приказ, попытался ударить по мячу, но подоспевший защитник с непостижимой легкостью отбил мяч на другую половину поля, в зону гостей. Трибуны обезумели.

Бочек, не веря своим глазам, покачал головой.

— Ну и ну! У этого парня не сердце, а насос!

— Насос? — встрепенулся доктор Ракозник, с любопытством взглянув на поручика. — Ну, что вы, пан… пан Бочек, все дело в здоровом воздухе, — здесь дышится не так, как у вас, в Праге.

— Вот любопытно, — продолжал Бочек задумчиво, — у меня создалось впечатление, что у всех игроков вашей команды вместо сердца вставлены насосы. Или почти у всех.

Доктор Ракозник громко рассмеялся:

— От человека, которого интересует только хорошая игра, это настоящий комплимент нашим спортсменам.



Бочек, погруженный в мысли, неторопливо поднимался на вершину холма к дому доктора Гольмана. Стоит ли, рассуждал он, выложить врачу начистоту свои подозрения? «Рискованно, я же не медик, Гольман просто высмеет меня. Но попытка не пытка, спросить можно. Собственно, для этой цели я здесь».

Доктор Гольман жил в прекрасном районе. Тишина, отличный вид, огромный сад, за которым сразу тянется лес. Дом не велик, но комфорт всюду. Везде автоматика, начиная от центрального отопления, кончая свертывающимися шторами. Двери, ведущие в комнаты, снабжены фотоэлементами. Что и говорить, пан приматор и впрямь превосходный мастер, мастер на все руки.

Ужин, а он был отменный, прошел в мирной обстановке. Бочек даже с благодарностью записал несколько рецептов. Смакуя кофе с коньяком, оба собеседника словно выжидали: кто же нарушит перемирие, кто, взявшись за оружие, пойдет в атаку. Бочек решился.

— Так каково ваше мнение, пан доктор, о сердечной проблеме?

— А что вы хотите услышать? Пан Бочек, я дам вам простой совет, причем даром. Вы хотите, чтобы с вами были откровенны, так раскройте же свои карты. Бочек закурил сигарету.

— Я расскажу вам одну весьма фантастическую историю; думаю, в ней вы разберетесь гораздо лучше, чем я. Я ведь обыкновенный обыватель, поэтому заранее прошу не судить меня слишком строго. Представьте себе, в больницу попал человек после тяжелой аварии. Жизнь в нем едва теплится, он без сознания, к нему подключен аппарат «искусственные легкие» — самостоятельно дышать он не может. Руки, ноги, внутренние органы у него поражены, лишь сердце работает бесперебойно, ритмично, как метроном. Никто из светил медицины не в силах объяснить данный факт. Правда, нашелся один молоденький врач, фантазер, который утверждает, что сердце-то искусственное, функционирует-де искусственное сердце. Вам не терпится в этом убедиться! Вскрыть грудную полость и обнаружить сердце — акт оправданный, если есть угроза, что сердце остановится. Но в нашем случае происходит обратное. Кроме того, как на зло, у больного вся грудь изранена да еще обожжена, поэтому без толку искать шрамик на левой стороне грудной клетки. А врачи продолжают бороться за жизнь человека, хотя только его смерть может открыть тайну! Молодой же фантазер продолжает гнуть свое: если создано искусственное сердце и вшито больному, то изобретатель сумел создать для своего детища из того же искусственного материала и сердечную мышцу, пропускающую, скажем, рентгеновские лучи так же, как естественная ткань. Что вы на это скажете, доктор?

— Я склонен разделить мнение скептиков, их осторожность — в том смысле, что мир и человеческий организм подвластны законам, которые нельзя изменить одним мановением руки. А создание искусственного сердца — это в известном смысле нарушение законов природы, настоящий переворот в науке. И все же я убежден, что скоро, очень скоро мы услышим об искусственном сердце.

Доктор Гольман встал и принялся размеренно вышагивать по комнате.

— Вы, верно, знаете, что когда-то я хотел специализироваться в области сердечной хирургии? — спросил он. Бочек утвердительно кивнул.

— Слышал. Об этом рассказал академик Ангел. Так вот, возвращаясь к этой истории, мне хотелось бы кое-что уточнить. Например, как удалось сохранить в тайне, что среди нас жил человек с искусственным сердцем? Ведь специалист, создавший такой аппарат, бесспорно, заслуживает мировой славы!

— Разумеется. Но, думается, он в ней не нуждается.

— Неужели, черт возьми?

Доктор Гольман в упор взглянул на Бочека.

— Помните Барнарда? Впрочем, вы, дорогой, тогда еще бегали в школу.

— Вы говорите о хирурге, который первым осуществил пересадку сердца?

— Да, о нем. В январе 1977 года он трансплантировал одному тяжелому больному сердце девушки, погибшей в автомобильной катастрофе. На другой же день он стал известнейшим хирургом в мире. А что последовало потом? Трансплантация сердца — эту проблему стали муссировать со всех сторон: с философской, нравственной, психологической, социологической и еще бог знает с какой. Вмешались юристы со своими постулатами: кому дозволено пересаживать сердце, а кому не рекомендовано. В конце концов нашлись врачи, которые пересадки Барнарда отнесли к разряду экспериментальных. Естественно, среди них были завистники, но в их рассуждениях имеется доля правды.

Продолжая расхаживать по столовой, доктор Гольман курил одну сигарету за другой, делая короткие, но частые затяжки. Он явно нервничал.

— Допустим, ваш фантазер сам сконструировал искусственное сердце. Оно готово, оно проверено, испытано на животных. В результате врач получит разрешение и проведет эксперимент на человеке. Об этом разнюхают газетчики. Что тут поднимется! Переворот в науке, величайшее открытие! Завтра у всех будут биться в груди искусственные сердца доктора X! Конец сердечным недугам! Обезумевшие сердечники осаждают несчастного изобретателя — никто не хочет верить, что идет эксперимент, который необходимо опробовать. Несчастного доктора обвинят в жестокости: столько людей страдает, а он отказывает им в помощи! А вскоре найдутся коллеги доктора X, которым удастся сконструировать подобное или почти подобное искусственное сердце. Они будут торопиться, а некоторые, более безответственные, возможно, пустятся в широкомасштабную авантюру. В один прекрасный день окажется, что на Земле появились десятки тысяч людей с искусственными сердцами. Более нечего опасаться, что возникнут трудности с трансплантатами, искусственные сердца можно наштамповать вволю. И вдруг, представьте себе, в каком-то аппарате не срабатывает клапан — ведь судьба такого сердца зависит от одной-единственной крохотной, плохо пригнанной детальки. Такая ошибка, рассудят все — конец чуду. Каждый, кто решился вживить себе искусственное сердце, в один миг поймет, что должен умереть. А бедный доктор X? Человечество быстро забудет его заслуги. Из спасителя он превратится в убийцу.

— Выходит, по-вашему, экспериментировать следует тайком?

Доктор, пододвинув стул к креслу, подсел к Бочеку поближе.

— А теперь, пан Бочек, послушайте другую фантастическую небылицу. Представьте, что в одной больнице работает хирург. Талантливый хирург — по крайней мере так он о себе думает. В больнице он встречается с инженером-электриком, в обязанности которого входит обеспечение бесперебойной работы всей медицинской аппаратуры. И вот оба специалиста на протяжении нескольких лет самоотверженно трудятся день изо дня, каждый вечер, не считаясь со временем, принося на алтарь науки деньги, отпуск и даже семью. Наконец они своего добились: создали искусственное сердце, которое организм не отторгает. У их детища есть собственный источник энергии, его хватит не на один десяток лет. Определяет и направляет деятельность сердца мозг; частота биения и интенсивность наполнения камер искусственного сердца меняется в зависимости от потребности организма. Кроме того, механизм подсоединен к внешнему источнику энергии — на случай, если возникнут перебои в собственном энергоснабжении или прервется контакт с центральной нервной системой. Для питания такого внешнего источника достаточно малого количества энергии, поступающей регулярно от генератора на расстоянии нескольких тысяч километров. Такой аппарат существует, он — явь, остается только его испробовать. Однако эксперимент должен длиться не один год, ибо прежде необходимо хорошенько убедиться, что искусственное сердце приспосабливается к потребностям организма, а мозг полностью освоил науку руководства им. Но каким образом все это практически осуществить? Изобретатели собирают вокруг себя коллектив молодых, одаренных людей. Известно ли вам, пан Бочек, сколько больных поступает каждую неделю с тяжелым инфарктом даже в нашу захолустную больницу? Именно они могут решиться на вживление искусственного сердца. Не беспокойтесь, это происходит на добровольных началах, никто их не принуждает. Они обязаны подписать заявление, что предупреждены о возможных последствиях, а также дать письменное обещание не разглашать о происходящем до окончания эксперимента. Уже через месяц после операции больные чувствовали себя значительно лучше, чем до госпитализации. Они спокойно переносили перегрузки — новое сердце оказалось более работоспособным, чем собственное. И, что самое главное, они обрели счастье, поэтому их даже не волнует одно-единственное условие, которое необходимо выполнить: район их местожительства всегда должен находиться в радиусе действия энергопередатчика.

Эксперимент постоянно охватывает все большее число людей. Наступит день, когда с уверенностью можно будет сказать: искусственное сердце позволит обходиться без внешнего источника энергии, оно будет питаться исключительно за счет собственных ресурсов — биотоков.

Доктор Гольман наклонился к Бочеку:

— Ну-с, пан Бочек, как вам понравилась моя сказка?

— Я скептик по профессии, пан доктор.

— Иного я и не ожидал.

«А сказку-то вы рассказали не до конца, пан доктор, — добавил про себя Бочек. — Неизвестный хирург Х рьяно охраняет свою тайну».

Поручик протянул руку за сигаретами — коробка оказалась пустой.

— У вас кончилось курево? Подождите, сейчас принесу, — и доктор Гольман исчез в соседней комнате.

Бочек двинулся за ним. Это был рабочий кабинет, почти точная копия кабинета в больнице: огромный письменный стол, набитый до отказа книжный шкаф. И книги, книги всюду! Лишь стена возле книжного шкафа показалась Бочеку необычной: она сплошь состояла из панелей с ячейками, в которых светилось множество контрольных лампочек и четко выделялись выключатели.

Доктор Гольман вынул из ящика письменного стола коробку сигарет.

— Пожалуйста, угощайтесь. Нравится вам мой домашний пульт управления? Отсюда я даю указания моим автоматам. У меня под рукой все: центральное отопление, кухня, электричество, конденсатор. Кстати, я хотел вас спросить: как чувствует себя Румзак? Он еще жив?

— Он умер сегодня, — ответил Бочек. — Прибор, что он носил вместо сердца, я видел собственными глазами. Он до сих пор исправно работает.

Гольман промолчал.

— А ваша сказка оказалась намного интереснее, чем моя, — продолжал Бочек. — Я с удовольствием повторю ее в Праге академику Ангелу и остальным членам совета.

— Я должен следовать за вами? Вы наденете на меня наручники и отвезете в Прагу?

— Напрасно обиделись, пан доктор.

Гольман подошел к панели и нажал одну из кнопок.

— Здесь слишком жарко, — пояснил он. — Я включил кондиционер.

Уже в прихожей Бочек решился:

— На стадионе я обратил внимание на одного футболиста из вашей местной команды. У него на груди заметен шрам — как после операции.

— Что за чушь! Где это видано, чтобы футболист после инфаркта выступал в составе сборной команды клуба на первенство страны? — ухмыльнулся доктор Гольман.

Фотоэлемент замигал, двери за поручиком автоматически затворились.



Не прошло и получаса, как Бочек добрался до почты, а еще через тридцать секунд его соединили с Прагой. Трубку поднял майор.

— Ты возвращаешься? Надеюсь, привезешь что-нибудь интересненькое. Выходит, только мы вдвоем будем продолжать игру. Полчаса назад позвонил академик Ангел. Загадочная вещица перестала пульсировать.

Загрузка...