День Астарты

70

Хаген спал без задних ног. Люси тихонько приподняла голову с его груди и очень аккуратно переместила его руку со своей спины на лежбище. Очень не хотелось его будить. Она взяла с тумбочки свой браслет с мобайлом и, ступая кончиками пальцев босых ног, бесшумно спустилась по лестнице с крыши на площадку над восточным обрывистым берегом. Только после этого, она набрала номер. На этот раз, вместо вчерашнего голоса коммуникационного робота «аппарат абонента вне зоны действия сети», в трубке раздался нормальный гудок… Еще гудок… Есть!

— Aloha. Инженер Карпини слушает…

— Папа! Привет! Ты как там? Мы здорово волновались. Прикинь: с Тимором не было вообще никакой связи. Ни сотовый, ни спутниковый каналы не работали!

— Да, детка, я в курсе. Я как раз помогал с восстановлением сотовой связи, ну и еще всякое, по мелочи. Тут немножко война, и соответствующие проблемы…

— Да, мы знаем, мы смотрим по TV. Папа, ты там осторожнее, ладно? В тиморской акватории просто какой-то кошмар! Ты там в каком месте?

— Я на Батеке. Это такой маленький островок…

— О, Мауи и Пеле! — перебила она, — Ты что, папа! Там же очень опасно!!!

— Детка, — мягко сказал он, — Когда я ехал на Батек, была другая ситуация, а сейчас тут спокойно. Индонезийский авианосец стоит в 15 милях от Батека, между ним и нами — папуасская летающая канонерка, а в 20 милях к юго-востоку — наш фрегат. Ты умная девочка, и понимаешь, что при таком раскладе никто ни в кого стрелять не будет.

— Да, — согласилась она, после некоторой паузы, — Если так, то вроде ничего. Но ты все равно осторожнее, ладно? А то вдруг какой-нибудь идиот… Лучше уезжай на Атауро.

— Согласись, детка, мне здесь виднее. Лучше скажи, какие новости про маму.

— Мы с ней встретились! — радостно объявила Люси, — Нас не хотели пускать, но мы с Хагеном их так построили! Жалко, ты не видел.

— С Хагеном? — удивленно переспросил он.

— Ну, да. Мы решили, что Флер с Ежиком подежурят дома, а мы слетаем в Хониару. Короче, прикинь, Хаген маме даже немножко понравился. Про тебя мы, конечно, не сказали, что ты на Тиморе. Сказали: полетел в Лантон, разбираться. Правильно?

— Да. Вы молодцы.

— Ага! Вот! Жалко, нам было толком не поговорить. Судья, зараза, приказала, чтобы преторианцы торчали рядом, пока мы с мамой общаемся. Типа, в Хартии не сказано, чтобы разрешали видеться с родичами обязательно с глазу на глаз. Ну, блин…

— Рассказывай: как она? — перебил Микеле.

— Если честно, то херово, — со вздохом, ответила Люси, — Нервничает и очень без тебя скучает. Прикинь, па, она тебе написала письмо, прямо там. Есть требование, чтобы никаких вариантов на шифровку, поэтому…

— Детка, я это знаю. Скажи: что в письме?

— Там только: «Я люблю тебя». И так на целый лист. Раз двадцать, наверное. Ну, ты приедешь домой, я тебе его отдам, и сам увидишь. Она ничего не рассказывала, а все время спрашивала. Про тебя. Про Флер и Ежика. Про нас с Хагеном. Говорила, что мечтает, как вернется домой и займется фермой. Типа, там надо навести красоту, ну, всякое такое. Про дерево спрашивала, которое с цветами, рядом с домом. Я сказала: нормально, цветет, что ему сделается. Она так обрадовалась… Потом нас, все-таки, выперли. Но мы застолбили тему, что ты приедешь. Так что тебе уже не надо будет собачиться с охраной. Судья сказала, типа: пусть сен Карпини мне позвонит на счет времени, и никаких проблем. Только все это тоже будет при преторианцах.

— Вы с Хагеном действительно молодцы, — сказал Микеле, — А она там питается?

— Ага. Там кормят по реальной армейской норме.

— Детка, я понимаю, что там кормят. Я спрашиваю: она кушает или…

— А-а, я врубилась. Ну, на вид так… Без аппетита.

— Ладно. Приеду к ней, и разберусь… Слушай, детка, ко мне тут приехал один парень. Давай, я тебе перезвоню попозже.

— Уфти? — спросила Люси.

— Нет, Ним Гок.

— Кто???

— Ним Гок, — повторил Микеле, — Все, я тебя целую, обнимаю, перезвоню.

Люси немного повертела в руке трубку и убрала ее в браслет и задумалась, прикусив указательный палец правой руки (что означала напряженную работу мысли). Ладонь Хагена мягко легла ей на плечо.

— Могла бы и разбудить меня. А то я просыпаюсь — ты пропала.

— Но ты так классно спал!

— Как кенгуренок в сумке, — подтвердил он, — А ты что, дозвонилась до дяди Микки?

— Ну! Прикинь: он на Батеке. Помнишь, ночью мы последний раз смотрели TV…?

— Да, помню… Там было про бои вокруг Батека… А что он там делает?

— Я не поняла. Слушай, Хаг, давай посмотрим, что там, а то я дергаюсь.

— Спокойно. Сейчас мы все выясним. Беги умываться, а я сейчас настрою несколько каналов, а заодно поставлю какао и вообще соображу, что у нас с завтраком.

Вообще-то девушка была мало похожа на репортера. Скорее — на курсантку военно-технической школы. В силу особенностей профессии Чубби, на fare Карпини-Хок достаточно часто бывали молодые ребята из таких заведений, и Микеле легко мог отличить их от гражданских по видимой привычке к униформе и оружию.

— О! — воскликнула она, делая большие глаза, — А вы за словом в карман не лезете!

— Мы, фермеры, вообще находчивые, — сказал он, — Так что у нас с вопросами?

— Ну, в начале: чья была идея посадить флореллу вне космоса? В смысле, на Земле.

Микеле улыбнулся и пожал плечами.

— Наверное, моя. Когда я сюда собирался, то подумал: а что здесь окажется самым полезным? И решил: наверное, что-нибудь большое и съедобное. И сунул в рюкзак двадцать банок с культурой. Долго ли набрать их из термо-пруда у себя на ферме?

— По-моему, — заметила она, — это не просто большое, а ОЧЕНЬ большое. Что об этом думает Элвира Лабриа, как представитель местных жителей?

— Много не мало, — ответила та, — Уж что делать с едой, мы всегда найдем. Домашняя живность это жрет, значит, уже лишним не будет.

Пепе Кебо бросила взгляд на нескольких почти круглых хрюшек, которые в полном изнеможении растянулись рядом с корытами, наполненными флореллой.

— По-моему, домашняя живность уже исчерпала свой потенциал.

— Вы, мисс, еще не видели наш самогонный аппарат, — вмешался Хэнк Худ, и показал рукой в сторону стоящего в тени под бамбуковым навесом блестящего цилиндра.

Цилиндр был высотой метра два и примерно столько же в диаметре, а над ним гордо возвышалась спиральная труба, уходящая к пластиковой бочке.

— Ничего, симпатичный, — оценила Пепе, — У меня дома такой же, только поменьше.

— Вот-вот, — Хэнк кивнул, — а уж спирта точно много не бывает.

— Еще это можно сушить, молоть и получается мука не хуже кукурузной, — добавил Микеле, — правда, она не вполне обычного цвета.

— Зеленовато-бурого, — уточнил Хэнк, — Выглядит жутковато, а так ничего.

— После переговоров попробую что-нибудь испечь из нее, — сказала Элвира, — Ним Гок пообещал, что съест. По крайней мере, попробует.

Кхмер коротко кивнул и лаконично сообщил:

— Хороший боец ест любую еду.

— Ну, уж не любую, — возразила Пепе, — По инструкции, условно-съедобные объекты употребляются в пищу лишь в крайних случаях. Иначе боец может выбыть из строя.

— Знаете, — несколько обиженно отреагировала Элвира, — может, по вашим военным инструкциям и можно кормить людей черт знает чем, но я так не делаю. И уже если приготовлю что-нибудь, так это будет вкусно. Между прочим, салат из флореллы с помидорами, луком и кукурузным маслом, тут вчера все ели. И никто не говорил про какое-то там условное…. Надо же такую чушь придумать про еду.

— Когда вкусно, это, разумеется, лучше, — дипломатично согласился Ним Гок.

— А у вас, в СРТЛ тоже будет выращиваться флорелла? — спросила репортер.

— Она уже выращивается. Товарищ Микеле вчера утром и днем провел практические занятия на фермах в Оекуси. Сейчас этот опыт распространяется по всей территории.

— Ого! Сен Карпини, вы успели сделать это перед самой войной?

Микеле отрицательно покачал головой.

— Не успел. В смысле, мы с Хэнком уже все сделали и собирались возвращаться, но угодили под обстрел.

— Мы здорово влипли, — подтвердил капитан Худ, — Мы ведь совсем не собирались попадать на войну, а тут такая… Ну, как это говорят в прессе…?

— Жопа, — помогла ему Пепе.

— Вот-вот. Именно она.

— Да, — согласился Ним Гок, — Здесь мы допустили ошибку. Мы не предполагали, что противник начнет артподготовку так рано. Но товарищи Микеле и Хэнк достаточно быстро наладили координацию с младшими командирами в Оекуси, и ситуация была взята под контроль. Я считаю, что это позитивный пример взаимодействия на войне.

— У-упс, — протянула репортер, — Микеле, значит вы, не только агроинженер, но и…

— Ничего подобного, — перебил он, — Мы с Хэнком просто действовали по обстановке.

— Как именно, если не секрет?

— Ну, — Микеле качнул головой, — Вряд ли это может остаться секретом. Было так:…

Люси почесала спину, вытащила сигарету из лежащей на столе пачки и прикурила.

Хаген тяжело вздохнул и несколько вымученно произнес:

— Я обещал дяде Микки делать тебе замечания, если ты куришь.

— Угу, — ответила она, — А папа обещал, что ни во что такое не полезет. Теперь я уже опасаюсь, как бы не пришлось навещать его там же, где и маму.

— По ходу, ничего ему не будет, — уверенно возразил Хаген, — Ты сама прикинь: он-то реальный волонтер, без фэйка. Вот, допустим, ты судья. Что ты ему предъявишь?

— Не знаю… Но как-то это слишком круто…

— Не слишком. Что, по-твоему, дядя Микки должен был сидеть, сложа руки?

— Нет, конечно! Папа молодец! Но тамошние сивилы попали под колбасу ни за что.

— Они бы по-любому попали, — снова возразил он, — дядя Микки тут при чем?

71

Высокая блондинка в пестрых шортах и канареечном топике с синим изображением китового хвоста на бюсте, вышла на мостик вместе с помкэпом Сеймуром, и резко протянула руку боцману Джонсу, со словами.

— Трэйси Рэднек, из Дерби.

— Джим Джонс, из Аделаиды, — ответил он, тряхнув ее ладонь в своей лапе, — хорошо выспались, мисс?

— Ты что, реально думаешь, что мы с Биллом дрыхли? — удивилась она.

— Я из вежливости, — уточнил боцман, — Мама меня учила так здороваться по утрам.

— А-а! Надо же…!

— Хм-м, — промычал Сеймур, глядя на северо-восток, — А что там опять горит?

— Ты проспал… В смысле про… Э… Пропустил последние новости, Билл.

— Какие новости? — удивилась Трэйси, глянув на часы, — Еще только семь утра. Кстати, Билл, отвезешь меня на берег? Я на семь тридцать забилась с ребятами вон там…

Девушка ткнула рукой в сторону виднеющегося слева по борту острова Банбае, где образовался стихийный PR-штаб Народного Фронта Аборигенов Роти.

— Отвезу, не проблема… Я не понял, Джим. Что за новости, и что там горит?

— До полуночи сгорел Восточный Тимор, а теперь горит Западный.

— Ах, вот как? Игроки второй раз поменялись ролями. А что именно там горит?

— Все, — лаконично ответил боцман.

— То есть, как?

— Все, что может гореть, — уточнил Джонс, — Восточные тиморцы ночью затравили западных газом-зарином, а потом прошлись по ним, как гребаный Сарданапалм.

— Сарданапал, — педантично уточнил помкэп, — Ассирийский царь из библии. Он жил примерно три тысячи лет назад, когда напалм еще не придумали.

— Тогда был греческий огонь, — вставила Трэйси, — Тоже срань еще та. Я в кино видела.

— М-да, — сказал Сеймур, вооружаясь биноклем, — Уинсдейл не случайно вчера слинял. Теперь снова мы крайние… Джед уже в курсе?

— Кэп дрыхнет, — ответил боцман, — Вчера, когда ты пошел в увольнение, он долбанул стакан виски, передал мостик Бейкеру, сказал: «меня все загребло», и лег спать.

— Ясно… А что индонезийцы? Я имею в виду, легалы.

Боцман несколько секунд чесал чисто выбритый подбородок, решая с чего начать.

— Ну, во-первых, на рассвете все чуть не передрались. Индонезийцы подогнали сюда четыре корыта: вертолетный авианосец, эсминец и два ракетных катера. Увидев такое дело, папуасы — союзники атаурцев, подогнали гребаную тучу боевых дронов. Все небо было в дронах, чтоб мне провалиться к чертям в ад, если вру. Индонезийцы хотели подойти к спорному острову Батек, а папуасы метнули им пять тяжелых бомб поперек курса. Так бабахнуло, аж здесь стекла дребезжали. Как вы не проснулись…?

— Мы устали на физзарядке, — ответила Трэйси, и показала энергичными движениями бедер, в чем, собственно заключалась упомянутая физзарядка.

— А, тогда ясно, — боцман кивнул и продолжил, — Потом индонезийцы убрали все свои корыта, кроме авианосца, а папуасы убрали все дроны, но прислали четыре летающие канонерские лодки. Ну, эти бронекатера с орудийной башней и складными крыльями.

— Знаю, — ответил Сеймур.

— Потом пролетело звено меганезийских штурм-флаеров «MoonCat», которые на манер треуголки Наполеона, а за ними карманный фрегат. С меганезийской базы на острове Удан-Лоти до Тимора рукой подать. Ну, ты знаешь, мы же там были. Наши, не будь дураки, тоже решили блеснуть. Выдвинули сюда охеренно-модерновый крейсер из Хедленда. Пока что все просто стоят и выпендриваются, но еще не вечер.

Сеймур хмыкнул и озадаченно покачал головой.

— Вот это действительно, реальное говно. Джед как в воду глядел.

— А то! Индонезийцы еще высадили десант спецназа на свой кусок Тимора. А к нам прилетела их национальная безопасность на гидроплане, аж из самой Джакарты.

— Куда к нам?

— Сюда, на «Индевер», составлять протокол о нарушении границы. Ну, они попили с Бейкером кофе, подписали все, и улетели к северо-тиморцам, на Атауро. Они четко мыслят: на хрена лезть в мясорубку? А у нас и у северо-тиморцов — тихо. Никто не подстрелит. И, кстати, туда же, на Атауро прилетит всякое ООН. Так сказали по TV.

— Логично, — сказал Сеймур, — Я тоже хочу. И жопой не рискуешь, и платят хорошо.

Боцман многозначительно поднял к небу указательный поднял.

— О! Про платежи. Тут полчаса назад подвалил Луиш, не на своем мини-сейнере, а на старом, убитом шверботе, и говорит: вчера поменял у красных кхмеров, с доплатой.

— У красных кхмеров? — изумленно переспросил Сеймур, — А где он их нашел?

— Здесь, на Роти, на восточном берегу, он там рядом рыбачил.

— Надо же… Я бы побоялся в такое время. А кто кому доплачивал?

— Они ему, конечно. Полторы штуки баксов золотом. Реальный слиток 50 граммов.

— Надо же, комми, а заплатили. Что-то в этом мире перевернулось.

— Да уж! Слиток можешь посмотреть. Луиш попросил пока подержать в сейфе. С этим нужно вдумчиво, потому что на слитке штамп: «Royal Bank of Brunei». Понимаешь?

— Ну, еще бы…

— Эй, Билл, ну поехали! — Трэйси требовательно толкнула помкэпа плечом.

— Поехали, — согласился он, — Джим, если кто спросит: я сейчас до Банбае и назад.

— Можешь болтаться там хоть до полудня, — ответил боцман, — Сейчас всем по херу.

Фарук Шубри, Первый высокий советник и полномочный представитель Генерального секретаря ООН, обладал богатым опытом переговорной работы в зонах вооруженных конфликтов, но то, что творилось здесь сейчас, явно выходило за рамки этого опыта.

Начать с обстановки. В 15 милях к северу отсюда, на другой стороне пролива, вторые сутки шла война. Не локальный конфликт в виде политизированного вооруженного бандитизма, а классическое «длительное силовое противостояние организованных и обученных групп, вооруженных профессиональными средствами уничтожения». А на Атауро, на пляже Eco-Village плескались в воде и гоняли по белому песку мяч стайки местных детей, глазели на местную экзотику туристы, оживленно работал рынок, на причалах рыбаки торговали рыбой и ракушками прямо с лодок. Здесь раскатывали по узким улочкам велосипеды и трициклы, и ранние посетители в маленьких открытых ресторанчиках пили кофе, споря о футболе и политике. Здесь никто не вздрагивал от слышных через пролив взрывов. Война была рядом — но, в то же время, где-то далеко.

Фарук задумчиво посмотрел на сидящую посреди стола, рядом с вазочкой с яркими цветами, смешную, немного нескладную синюю матерчатую куклу с глазами в виде звездочек. Ну, разумеется: раз переговоры проходят на террасе кукольной фабрики (самого колоритного местного предприятия), то кукла на столе быть просто обязана.

Спецпредставитель МИД Австралии, Морис Бойд дипломатично откашлялся.

— Да, извините, — спохватился Фарук, — Я немного отвлекся.

— Ничего страшного, сэр, я повторю. На наш взгляд, те претензии, которые высказал уважаемый мистер Кунсонг Сай, не вполне обоснованы. Наши вооруженные силы не вторгались на территорию Индонезии, а лишь провели гуманитарную операцию на острове Роти, где имели место жестокие репрессии и расправы над гражданами со стороны нелегальных вооруженных формирований организации «Тахрир».

— Прошу прощения, — возразил директор департамента национальной безопасности Индонезии, — Я позволю себе повторить: высший офицер ВМС Австралии публично объявил аннексию острова Роти, а это уже далеко не гуманитарная операция.

— Позвольте вас поправить, коллега Кунсонг Сай! Адмирал Генри Уинсдейл в своем выступлении в Баа, указал, что вопрос о статусе Роти находится в компетенции международных органов юстиции, как и вопрос об отделении Роти от Индонезии.

— Да, но это говорилось под австралийским флагом, незаконно поднятым над зданием муниципальной администрации острова…

— Позвольте! — перебил Фарук, — Мне кажется, что вопрос об острове Роти сейчас на втором месте. Как бы то ни было, там прекратились вооруженные столкновения, там удовлетворительно работает народная милиция и медицинские учреждения…

— Незаконно вооруженная милиция с австралийскими инструкторами, — уточнил Сай.

— Там нет наших инструкторов, — возразил Бойд.

— Простите, а какую роль, по-вашему, там играл и играет австралийский спецназ?

— Его там просто нет и не было! — ответил австралийский спецпредставитель.

— Знаете, коллега, это не серьезный разговор. У нас есть видеодокументы.

— ОК, давайте разберемся, кто и что на них отображено.

— Именно на этом я и настаиваю, коллега Бойд.

Первый высокий советник умоляюще воздел руки над головой.

— Господа, прошу вас, давайте сейчас займемся действительно неотложной темой о прекращении боевых действий на Тиморе, и нам надо выработать договоренности с лидерами… — он сделал жест ладонью в сторону Ним Гока и Кайемао Хаамеа.

— ОК, — согласился Морис Бойд, — В начале я хотел бы услышать мнение ООН об их статусе. Особенно о статусе мистера Ним Гока. По моим данным, он разыскивается Гаагским международным трибуналом за военные преступления в Брунее.

— Разве меня трудно найти? — спросил Ним Гок, — Пусть приезжают. Я здесь.

— Это международно-юридический термин, — пояснил ему Фарук.

— Есть еще и вопрос о военном применении ОВ «Зарин», — добавил Бойд.

— А кто его применил? — поинтересовался кхмер.

— Ваша сторона конфликта, судя по всему.

— Это в вас говорит предубеждение против социалистического строя, мистер Бойд.

Австралиец картинно развел руками и повернулся к Элвире.

— Мисс Лабриа, можно попросить у вас чашечку кофе?

— Конечно, — ответила она, — вам со сливками?

— Нет, черный. И два кусочка сахара.

— Нет проблем. Одну минуту.

Фарук Шубри, позвенел ложечкой по стакану, из которого пил минеральную воду.

— Господа, давайте обсудим практический вопрос разведения враждующих сторон.

— Каких сторон, уважаемый высокий советник? — спросил Кунсонг Сай.

— Извините, мистер Сай, я не понял вашего вопроса.

— Я спросил, какие враждующие стороны вы предлагаете развести.

— Вооруженные силы Восточного Тимора и индонезийских федералистов.

Директор индонезийского нацбеза покачал головой.

— На Тиморе нет ни тех, ни других.

— Позвольте! — воскликнул Фарук, — А кто же тогда там воюет?

— По моим данным, уже никто, — ответил Кунсонг Сай, — Вооруженные формирования непризнанной Социалистической Республики Тимор Лесте, СРТЛ, в 6:00 прекратили огонь и отошли за линию демаркации, на восточную территорию и в эксклав Оекусси. Морская авиация непризнанного Доминиона Моту Атауро, ДМА, вернулась на свои аэродромы еще раньше. Мистер Хаамеа, поправьте, если я ошибаюсь.

— Если быть точным, то в 5:45, - ответил Кайемао.

— Благодарю, — индонезиец кивнул, — …А кто такие федералисты? Я о них не слышал.

— По-моему, человек из ООН имеет в виду «Тахрир», — предположил Ним Гок.

— Ах, вот оно что! Так вы говорите о бандформированиях, господин советник?

— Ну… — Фарук задумался, подбирая слова, — Я стараюсь избегать жестких оценочных категорий. Это может помешать дальнейшему переговорному процессу.

— Какие переговоры могут быть с бандитами? — удивился Кунсонг Сай, — Если они не сдаются, их уничтожают. По этому вопросу у нас нет разногласий с правительствами СРТЛ и ДМА. По другим вопросам мы тоже придем к компромиссу. Мы достаточно разумные люди, и понимаем: нам предстоит еще долго жить бок о бок на этой земле.

Вернулась Элвира и поставила на стол бронзовый поднос с трогательно-пузатым бронзовым кофейником, чашечками, сахарницей, и кучей всякой съедобной мелочи.

— Мне показалось, что всем не помешает выпить кофе и перекусить, — пояснила она.

— О! Большое спасибо, мисс Лабриа. — сказал Морис Бойд и, повернувшись к Первому высокому советнику, напомнил, — Вы пока не ответили на вопрос о позиции ООН. Мы сейчас говорим с правительствами, которые могут быть признаны, или же с полевыми командирами, которые не могут получить признание в качестве легальной власти?

— Мне кажется, — ответил Фарук Шубри, — что однозначно решать этот вопрос сейчас просто нецелесообразно. Мы урежем степени свободы на переговорах, и это может фатально повлиять на судьбы людей, находящихся в зоне боевых действий.

Бойд отхлебнул кофе и сосредоточенно потер указательным пальцем подбородок.

— У нас ведь встреча без галстуков, не так ли?

— Безусловно, так, — подтвердил Первый высокий советник.

— В таком случае, я буду говорить прямо. В ходе известных событий, здесь, на Тиморе возникли три новых политических субъекта: СРТЛ, ДМА и НАР. Полагаю, они все, в одинаковом статусе, должны быть представлены на переговорах..

— Что такое «НАР»? — перебил Кунсонг Сай.

— Национальная Автономия Роти, — пояснил австралиец.

— Не надо приплетать сюда Роти, это совсем другой случай, — возразил индонезиец.

— А почему другой?

— Потому, что в случае Ист-Тимора мы имеем дело с уже признанным политическим субъектом, который раздробился надвое, а на Роти просто возник вздорный казус.

— А казус в Брунее не вздорный? — меланхолично поинтересовался Бойд.

— При чем тут Бруней? Его судьба обсуждается другой комиссией.

— Я рассуждаю абстрактно, — ответил австралиец, — Субъекты «X» и «Y», по некому искусственному резону «R», захватывают и делят между собой третий субъект, «Z», а затем, взаимно признают права друг друга на захваченные доли. Такая партия может разыгрываться и более, чем с двумя интересантами. Тогда возникает длинная цепь разменов, но в итоге, за все платит «Z», потому, что он слабее, а партнеры «Z» теряют деньги, вложенные в концессионные предприятия. Взгляд этих партнеров на игру и на справедливость, будет зависеть от того, получат ли они адекватную компенсацию.

— Интересная задача, — согласился Кунсонг Сай, — Как определить размер компенсации, достаточный для того, чтобы сторона-получатель оценила игру, как справедливую?

— Мне кажется, что мы поняли друг друга, — констатировал Морис Бойд.

Кунсонг Сай едва заметно улыбнулся и кивнул.

— Полагаю, что это так, однако необходимо оговорить детали и гарантии.

— Абсолютно с вами согласен, — подтвердил австралиец..

— Да отвлекитесь же, наконец, от обсуждения политических гешефтов! — в отчаянии, перебил их Фарук, — На Тиморе, каждую минуту гибнут мирные люди. Надо срочно заняться ликвидацией гуманитарной катастрофы, а то все крайне осложнится!

— Мистер Шубри прав, — заметил Кайемао, — Штаб Обороны СРТЛ занимается только своими гражданами, а полтора миллиона жителей Западного Тимора брошены. Если оставить их так, без водоснабжения, питания и медицины, зато с противопехотными минами, то это полный… Катастрофизм. Людей жалко, и вообще, это неправильно.

— Сначала мы решим свои внутренние проблемы, — ответил Ним Гок, — Потом может обсуждаться вопрос о помощи людям из угнетенных классов Западного Тимора.

— Это понятно, Гок, но этим ребятам могли бы помочь индонезийцы и австралийцы.

— Разве я им мешаю, Кай? Пусть занимаются, это их территория и их проблема.

— Это территория Индонезии, — уточнил Бойд.

— Но проблема наша общая, как мы уже выяснили, — напомнил Кунсонг Сай, — нам необходим хороший PR, иначе, как сказал мистер Шубри, все крайне осложнится.

Австралиец подумал несколько секунд и кивнул.

— Да, вы правы… Я думаю, нам с коллегой Саем необходим таймаут, чтобы запросить дополнительные полномочия.

— Совершенно необходим, — подтвердил индонезиец, — я предлагаю, встретиться здесь завтра, в это же время, в том же составе.

— В расширенном составе, — поправил Бойд, — Надо пригласить представителя НАР.

— Давайте обсудим это ровно в полдень, за чашкой кофе? — предложил Кунсонг Сай.

— Не возражаю, коллега.

Представители Индонезии и Австралии синхронно встали и откланялись.

— Упс… — сказал Кайемао, проводив их взглядом, — Вот и поговорили…

— Буржуазия, — презрительно сказал Ним Гок, — Все продается. Все предмет торга.

— Ты на себя посмотри, — укоризненно ответила ему Элвира, наливая всем кофе.

— Я солдат. Я выполнял свой долг, защищая трудящихся своей страны.

— Вашей страны? — переспросил Фарук.

— Моей страны, — подтвердил кхмер.

Первый высокий советник растерянно замолчал, уткнувшись в чашку кофе.

Элвира повернулась к Ним Гоку и Кайемао Хаамеа.

— Слушайте, может быть хватит болтать? Вы же обещали, что быстро поговорите и поедете наводить порядок на Большом Тиморе.

— Сейчас мы допьем кофе и поедем, — сказал Ним Гок.

— Простите, — вмешался Фарук, — А нельзя ли мне поехать с вами? Я бы хотел оценить положение дел на месте.

— Да. Оденьтесь неброско. Обувь лучше кроссовки. Каска и бронежилет обязательно.

— У меня их нет, — сконфуженно ответил Фарук.

— Каску и бронежилет я вам подарю, — вмешался Кайемао.

— Спасибо, мистер Хаамеа.

— Если вы едете с нами, то собирайтесь, — подвел черту Ним Гок.

72

Люси помешивала ложкой в кастрюле, где (по только что изобретенному рецепту) начинал вариться оригинальный суп-ассорти из свежих морепродуктов (попавшихся в дрифтер на утренней рыбалке), с большой дозой томатной пасты (чтобы не слишком привлекать внимание к тому, что именно туда попало). Вторая рука у нее оставалась свободной, что позволяло одновременно со стряпней, переключать TV-каналы.

Люси пригляделась и крикнула:

— Хаген! Тут по Kimbi-View показывают про это дело! Давай, уже, иди сюда!

— Вижу, — отозвался Хаген и, через минуту, возник на кухне, продолжая говорить по мобайлу, — … Короче, Скрэб, по ящику показывают ровно то, что и я тебе сказал. Эта комиссия в ближайшие два дня не полезет туда, где распыляли зарин. Считай, весь центральный Тимор от Кефаменано до Сои, открыт для старателей. Нет, не для каких угодно, а для тех, которые поделятся… Скрэб, не тупи. Ты хомбре, и я хомбре, мы же понимаем, о чем говорим? Нет, ты понял, или мне звонить папуасам?… Да, они дадут меньшую долю, но они не будут грузить на мой мозг всякую шнягу, как некоторые, не буду тыкать пальцем… Вот! Уже реальный фартовый разговор. А то что, да почему…

Прозвучала резкая мелодия «Рок-нео-техно» на мобайле Люси. Она схватила трубку.

— Да, папа!.. Подожди, сначала скажи, ты как в целом?… Ты хотя бы покушал?… Что значит, «не спрашивай глупости»? Если ты испортишь желудок, то мама мне голову оторвет, когда выйдет из тюрьмы… Да, нам обеим, и Флер, тоже… Кстати, мы завтра летим домой, а Флер с Ежиком летят навестить маму… Ладно-ладно. Хаг сейчас по мобайлу трет про это самое… Ну, там есть один хомбре, он все привезет, без денег… Ничего такого, ему только надо попастись кое-где… Слушай, па, давай тебе Хаг все толком объяснит… Вот, он сейчас договорит с тем хомбре… Ага, вот…

Люси пихнула свой мобайл Хагену (он как раз закончил предыдущий разговор).

— Aloha, дядя Микки! Значит, того парня зовут Скрэб… Да, просто Скрэб. Мы с ним запутали, что он все купит по твоему списку, и притащит, а эти твои отморозки… В смысле, я хотел сказать, кхмеры… Ну, не твои, просто кхмеры, пустят его пастись на поляну, на пару дней… Ну, в смысле через границу туда-сюда… И еще: можно там в Оекуси нанять грузчиков? Нормально, за деньги… Ну, чтобы грузить это самое…

Хаген бросил взгляд на стодюймовый экран, развернутый во всю стену. Спутниковая картинка в высоком разрешении показывала кусок Транс-Тиморской магистрали в окрестностях Кефаменано, где в беспорядке стояли грузовики, бронемашины легкие полевые орудия, и прочая техника, брошенная отступающей тахрировской армией. Увеличив разрешение до предела, можно было разглядеть трупы бойцов, застигнутых газовой атакой. Их личное оружие (штурмовые винтовки M-16) конечно, ничуть не пострадало от зарина. Хоть прямо сейчас бери, и стреляй… На картинке к западу от Кефаменано, ближе к другому узлу магистрали — городку Сое — виднелась еще одна колонна брошенной техники. Она была в худшем состоянии (поскольку, попала под бомбежку), но и тут, при определенной сноровке, можно было неплохо поживиться.

— … Ну, короче, дядя Микки, там твои ребята расколбасили три или четыре полка, а железки остались… Слушай, ну, какое это мародерство? Это же не людей грабить. А железки по-любому кто-нибудь приберет, так лучше пусть хомбре с понятиями, чем какие-нибудь пидорасы… Нет, железки, не в смысле металлолом, а в смысле всякие пушки, пулеметы, ну, все такое… Ага, металлолома там хоть жопой ешь… В смысле, много. Но тому хомбре это не очень интересно, он больше по оружию… Ну, не очень симпатично выглядит, а с другой стороны, что там у тебя симпатично?… Вот-вот, я и говорю… А у тебя беженцы, живые люди, им жить где-то надо, спать, кушать. Типа, хорошее дело делаем… Да, дядя Микки. Ты запиши мобайл этого хомбре.

73

Этот легкий разъездной аквабайк можно было считать бесшумным — если только не принимать во внимание острый слух африканки, еще в подростковом возрасте два с лишним года воевавшей в джунглях. Пума, дремавшая в шезлонге на пирсе, напротив экрана маленького телевизора, подняла голову и повернулась в ту сторону, откуда донесся, как будто, комариный писк. Собственно, аквабайк — оранжевое пятнышко на поверхности моря — стал виден с этого ракурса только через полминуты.

«У-у!», — произнесла она в пространство, и включила электроплитку под котелком с заранее сваренным, но уже давно остывшим какао. Аквабайк подкатил к пирсу почти ровно тогда, когда напиток в котелке забулькал, и реле выключило плитку.

— Я об этом мечтал всю дорогу! — объявил Рон, шумно потянув носом воздух.

— Еще я могу приготовить обед, — сказала Пума, — Но потом. Без тебя мне было скучно готовить, а сейчас мне хочется послушать, что о чем с тобой говорили в дирекции.

Экс-коммандос принял из ее рук полную доверху кружку и сделал первый глоток.

— М-м! Мечта сбылась… А о чем говорили… Если в двух словах, то о партнерстве-сателлите и о специальной стартовой теме.

— О том, на что намекал Жерар Лаполо? — уточнила Пума.

— Да. А возможно — о том, что он подстроил.

— Подстроил, — уверенно сказала она, — Давай, мы догадаемся, зачем?

— Давай, — согласился Рон, — Тащи сюда нашу секретную Африку.

— Ладно, — со вздохом, сказала она, и направилась к дому, даже мимикой своей спины демонстрируя, как ей лень куда-то идти и что-то приносить.

Секретная Африка Батчеров состояла из двух вполне обычных элементов (ноутбука и гибкого экрана «салфетки» с диагональю полста дюймов) и одного необычного (файла, содержащего подробный «артиллерийский» атлас транс-экваториальной части этого континента, и специфическую свежую информацию о разных пунктах, которая была собрана отнюдь не по энциклопедиям и туристическим справочникам).

Разложив экран — «салфетку» на столе Пума прислонилось к одной из опор навеса, и приготовилась смотреть и слушать. Рон глотнул еще какао и провел пальцем черту от северной оконечности озера Ниика на юго-восток, до озера Нияса, на юг по всему его западному берегу, и еще южнее, до Верхних Слоновых Болот.

— Это планируемая малобюджетная война, — сказал он, — ВС Мпулу занимают полосу в практически неохраняемой Юго-Восточной Самбае, до границ с Танзанией и Малави, одновременно высаживают десант в акваторию озера Ниаса, и атакуют Малави с двух разносторонних плацдармов, сухопутного и водного. Ничего особенного, так?

— Ничего, — согласилась Пума, — Мы уже говорили. Одна ночь и половина дня. Все.

— Не все, — возразил Рон, — Главный вопрос, Черная кошка?

— Зачем, — ответила она, — Вот главный вопрос, да! Полковник Нгакве заберет Малави. Симпатичная страна, с большим озером триста миль в длину. Очень хорошо для его бизнеса с туристами. Но туда сначала надо вложить больше денег, чем у него есть.

Экс-коммандос кивнул и покрутил ладонью в воздухе, призывая ее излагать дальше.

— Значит, — продолжила она, — Цель не только Малави. Есть что-то еще, что даст выгоду сразу. Например, выход в Индийский океан для кораблей с товарами. Тогда в его тему придут его партнеры с Мадагаскара, и мало ли, кто еще. Тогда понятно, зачем.

— Выход в океан, — согласился Рон, — Но как?

— Один путь, — сказала Пума, подойдя к карте, — От южной Ниаса и Верхних Слоновых Болот, на юг по реке Ширэ, до Замбези. Там сто миль до океана на юго-восток через Нижние Слоновые Болота, которые принадлежат Мозамбику. Это проблема, да!

— Проблема, — Рон снова кивнул, — И как ее можно решить?

Пума, глядя на карту, протянула руку за спину и задумчиво почесала лопатки.

— Мы с тобой говорили, Тигра. Ключ к Нижней Замбези — это порт Чиндэ в дельте, на Индийском океане. Он маленький, двадцать тысяч людей, и почти нет гарнизона. Но удержать его можно, только если у тебя контроль над морем, а то мозамбикский флот выгонит тебя. Ключ от Чиндэ — это атолл Бассас, в океане, в трехстах милях к юго-востоку. Он, как бы, французский, но там никогда никого нет. Можно прийти, взять, и никто не заметит. Ты ставишь там ракеты и мозамбикский флот не придет в Чиндэ.

— Так, — согласился Рон, — Есть ли еще проблемы?

— Есть, да. Мало владеть ключом. Надо удержать фарватер длиной сто миль. Опасные места — там, где проложены дороги. Это здесь, в Тетэ и здесь, в Сэна. Если ты можешь перерезать дороги и удержаться на островах на реке в болотах, то ты выиграл. Но для этого надо специальную технику. Ее нет. Мы решили: наверное, Нгакве хочет забрать Малави впрок и ждать, когда придумают эту технику. Вот зачем он заказал эту войну.

Рон закурил сигарету и выжидательно посмотрел на Пуму.

— Ага, — сказала она, — Раз нам предложили делать партнерство-сателлит уже сейчас, значит, технику придумали. Будет война с выходом к океану, с большой политикой, с большой кучей говна, и «Taveri-Futuna» не хочет иметь это говно для себя.

— Ты самая умная Черная кошка в Галактике! — объявил Рон и, чтобы выразить свое восхищение, звонко шлепнул ее по попе.

— Уау! Я угадала! А что нам дадут за то, что мы будем иметь это говно вместо них?

— Нам отдадут подряд на тактическое планирование и менеджмент!

— Уу-аа-уу… — протянула Пума, погружаясь в глубокую задумчивость…

74

Агроинженер, одетый только в соломенную шляпу и болотного цвета шорты с целой дюжиной карманов, отчаянно жестикулируя зажженной сигаретой, договорил фразу:

— … совершенно никакой практической разницы, это просто дурацкие ярлыки.

— Товарищ Микеле, но это не материалистическая позиция, — возразил Ним Гок, — Мы знаем, что марксизм начинается с отношений вокруг собственности.

— Не надо вырывать куски фраз из контекста! Марксизм начинается с продуцирующих технологий и отношений контроля над средствами их реализации и над продукцией!

— Это и есть отношения вокруг собственности, — заметил Ним Гок.

— Нет! Давай я приведу пример. Вот буржуй, у него есть в собственности кирпичная фабрика. Вот трое рабочих. Они делают на фабрике в день 1000 кирпичей. С каждого кирпича — прибыль 10 сантимов. 100 фунтов в день. По 20 фунтов этот буржуй платит рабочим, а 40 фунтов забирает себе. Присвоение прибавочной стоимости. Так?

— Так, — подтвердил кхмер.

— Буржуй, — продолжал Микеле, — не бездельник. Он организует снабжение и сбыт. В равном партнерстве он бы получал столько, сколько и рабочие: по 25 фунтов. Так?

Ним Гок кивнул.

— Так. Но он у тебя присваивает лишних 15 фунтов. Это и есть эксплуатация.

— Да! Поэтому рабочие сделали революцию, но… Внимание!.. Отнимать у буржуя фабрику не стали, но приняли закон: буржуй обязан платить рабочим по 30 фунтов.

— И ему останется 10 фунтов? — вмешался Хэнк Худ, — Да он пошлет к черту этих пролетариев! Скажет: забирайте фабрику и управляйте ей сами за десятку.

— А пролетарии, — ответил Микеле, — примут закон против саботажа. И пусть только попробует бросить фабрику. Раз, и к стенке эксплуататора! Или в трудовой лагерь.

— Выходит, — произнес Хэнк, — раньше буржуй с пролетариев сдирал 15 фунтов их прибавочной стоимости, а теперь они втроем сдирают те же 15 фунтов с него. Все осталось так же, только стороны поменялись. Ты это хотел сказать?

— Нет, — Микеле покачал головой, — Строй, который получился, это не капитализм, а феодализм. Собственник стал крепостным рабочим, силой прикрепленным к своей собственности, а рабочие, хотя и трудятся, но, в какой-то мере, стали феодалами.

— Сознательные пролетарии так не поступят, — веско заявил Ним Гок.

Микеле в притворном ужасе взмахнул руками:

— Ты же материалист! Разве можно опираться на такую идеалистическую штуку, как сознательность? Нет уж, давай плясать от объективных, материальных факторов.

— Хорошо, товарищ Микеле. Я согласен. Собственность — это буржуазная ложь. Надо говорить про контроль над производством и распределением.

— А у кого в руках контроль? — спросил агроинженер.

— У того, кто владеет вооруженной силой, — уверенно ответил комбриг.

— Да, Ним Гок, с этим не поспоришь. Значит, эксплуататорский класс паразитирует на трудящихся не за счет некой мифической собственности, а за счет вполне конкретной вооруженной силы. Эта сила поддерживает правила, выгодные эксплуататорам. Так?

— Так, — согласился кхмер, — И, для справедливости, сила должна быть у трудящихся.

— Вот тут проблема, — Микеле вздохнул, — Если я фермер, и занимаюсь растениями, или если я рабочий, и занимаюсь машинами, то я вряд ли научусь еще и профессионально владеть оружием. С другой стороны, ты — солдат, ты воюешь… Со скольких лет?

— С тринадцати, — ответил Ним Гок, — И это не проще, чем работать фермером.

— Никто и не спорит. Но, согласись: именно ты владеешь вооруженной силой.

Кхмер медленно покачал головой.

— Я взял оружие не для эксплуатации, а чтобы сражаться за интересы трудящихся.

— Да, — согласился Микеле, — Вопрос в том, как именно ты понимаешь их интересы.

— Понимаю просто: защита от вооруженного врага. Я солдат, это моя работа.

— А дальше? В мирное время? Сейчас?

— Сейчас — построение социализма.

— А что это за штука, социализм? Мы ведь с этого начали, верно, Ним Гок?

— Верно, товарищ Микеле. Мы с этого начали. Я понял, о чем ты говоришь. У меня недостаточное образование. Сейчас мир, и у меня есть время, чтобы учиться. Но ты можешь ответить сейчас на один вопрос? У тебя в примере буржуй трудящийся, он управляет. А что, если он получил капитал по наследству, нанял управляющего и не делает ничего полезного, паразитирует? Я читал Ленина. Это называется «рантье».

— Есть такой вариант, подтвердил Микеле, — А в чем вопрос?

— Вопрос: отнять все имущество у рантье, это справедливо?

— Справедливо по отношению к кому?

— К обществу, — уточнил кхмер.

Микеле выбросил потухший окурок, закурил новую сигарету и предложил:

— А давай, сначала ты ответишь на простой вопрос: может ли человек при социализме передать нажитое имущество по наследству своим детям или родичам? Или после его смерти имущество должно быть изъято из семьи в пользу всего общества?

— До коммунизма… — кхмер задумался на секунду, — …Имущество, нажитое трудовым путем, может передаваться по наследству. Иначе мы ограбим трудящегося. Но это не значит, что его дети или родичи могут жить на унаследованные средства, не работая.

— А если не хотят работать? — спросил Микеле, — Что тогда? Надо силой заставить их работать, несмотря на то, что у них есть законные средства к существованию?

— Видимо да, — согласился Ним Гок, — Есть принцип: кто не работает, тот не ест.

— Ясно. А теперь вспомним Маркса. Для какой формации характерно принуждение к труду? Для социалистической, буржуазной, феодальной, или рабовладельческой?

Ним Гок озадаченно почесал в затылке.

— Я задал простой вопрос, а ты опять отправил меня в начало разговора. Почему?

— Это потому, что ты задал не простой вопрос, и даже не сложный, а неразрешимый в такой постановке. В твоей модели человек стремится только к тому, чтобы есть и не работать, и только ты с автоматом стоишь на пути к этой его цели. Если так упрощать модель, то она будет неадекватна. Надо учитывать сложность форм поведения людей.

— Где про все это можно прочесть? — спросил Ним Гок.

— В учебнике по экоистории для колледжа.

— У вас на сотовом адресе есть E-mail box? — вмешалась Пепе Кебо.

— Да, — кхмер кивнул, — Я стараюсь использовать все каналы коммуникации.

— ОК. Я вам сброшу туда файл. Я учусь в Kimbi-college, у нас классный учебник. Ни капельки не скучный. Короче, сами увидите!

Микеле Карпини посмотрел на нее с некоторым подозрением.

— Хей, Пепе, мы что, говорили в прямой эфир?

— Ага! Это было увлекательно. Я вижу по хост-монитору, что нас многие смотрят. А можно, я еще наберусь наглости и задам вам всем кое-какие вопросы?

— Да, — ответил комбриг, — Сейчас мы идем к раненым в госпиталь. Вы можете пойти с нами и поговорить с моим младшим командиром Суок Тсомом, бойцом Хон Кехом и местной девушкой-волонтером Инеш Весто. Товарищ Микеле и товарищ Хэнк из-за религиозных предрассудков не говорят, что вытащили всех троих из руин форта под артобстрелом. Придется сказать мне.

— Какие религиозные предрассудки, я вообще сциентист! — возмутился Микеле.

— А я протестант, — добавил Хэнк Худ, — у нас таких предрассудков нет.

— Тогда почему я узнал об этом не от вас, а от доктора Куэло?

— Потому, что эта информация не имела военного значения, — ответил агроинженер.

— Имела, только ты этого не замечаешь, война не твое ремесло, — возразил кхмер, и повернулся к журналистке, — Так вы идете с нами?

Пепе Кебо с готовностью кивнула.

— Yo! Вдруг я тоже буду чем-то полезна этим раненым… Скажите, Ним Гок, а вот эти остовы разбитых машин, они для чего-то будут использоваться?

— На продажу, — ответил он, — Товарищ Микеле договорился с одной фирмой…

— Партнерство «Fakfak Termet» в Хитивао, — уточнил Карпини, — Это всего 600 миль на северо-восток. У них модерновое оборудование по утилизации тяжелой техники. Мы, разумеется, отдадим туда не все. Кое-что выгоднее переработать и использовать здесь. Завтра нам доставят электропечь с формовочным роботом для переработки алюминия. Точно такой же комплект, как на Атауро. Это хорошая рекомендация: ее выбирал по просьбе кэпа Пак Ена его дядя, инженер металлургической фабрики на Луайоте.

— В каждой провинции должно развиваться машиностроение, — припечатал Ним Гок.

— Какое конкретно здесь? — спросила Пепе.

— То, в котором есть потребность, — ответил кхмер, — Корпуса лодок, рамы для легких комбайнов, сборные мачты и лопасти для ветровых электрогенераторов.

— Ясно. Красивая программа. А кто будет управлять ее реализацией?

— Политбюро одобрило предложение товарища Микеле. Лучше спросить у него.

— Aita pe-a, — сказал Карпини, — Я договорился с дирекцией Esperanza-college, на наших островах Удан-Лоти, это в 250 милях к востоку отсюда, о стажировки их студентов в Оекуси. Ситуация здесь соответствует тематике колледжа. И здесь очень красиво. Я думаю, что желающих хватит. А я, хоть и уеду домой, но контакт терять не буду.

— Ого, Микеле! — воскликнула Пепе, — Вы лихо работаете. А можно острый вопрос?

— Давайте.

— Микеле, вы знаете, что Гаагский трибунал объявил о вашем розыске, как военного преступника? Вас обвиняют в уничтожении городов на юго-западе Тимора.

— До чего же у меня сложная международная карма, — вздохнул агроинженер, — Знаете, Пепе, меня третий раз обвиняют в чем-то таком. Впервые это случилось почти 20 лет назад, из-за репрессий против фундаменталистов-биоэтиков в Меганезии. Вторично я оказался злодеем 2 года назад, из-за Первой Транс-Экваториальной войны в Африке. Кстати, я во время той войны ни разу не был в Африке… Теперь еще здесь. Такими темпами, скоро Голливуд предложит мне роль Дарта Вейдара в «Звездных войнах».

— Кто такой Дарт Вейдар? — поинтересовался Ним Гок.

— Боевой командир с плохим имиджем, — ответил Микеле, — зрители-янки это любят.

В одном из карманов комбинезона Пепе зазвонил мобайл.

— Так! Это спутниковый канал, дирекция PASA. Что-то интересное… — она поднесла трубку к уху, — … Что? Ого! Ни хрена себе! Все кто, нас смотрит! Я переключаю на двухминутное чрезвычайное сообщение.

75

…Алибаба похлопал ладонью по 5-метровому эллиптическому крылу-фюзеляжу экономичной сверхзвуковой любительской флайки «Eretro-XF».

— Ну, как вам моя покупка? Красивая птичка, а?

— Хорошо, что она прозрачная, — заметил адмирал Ройо Исо, — в некоторых случаях, прозрачный цвет обеспечивает малозаметность.

— Прозрачный цвет, — повторила Брют Хапиа, — Классный термин!

— Ройо, ты хочешь купить такие флайки для ВВС, так? — спросил Микеле Карпини.

Адмирал утвердительно кивнул.

— По-моему, из нее выйдет хороший высотный морской штурмовик. Надо сделать из задней части салона бункер на четыре стофунтовые бомбы с лазерным наведением.

— Что ты все про войну? — проворчал Алибаба, — У нас уже мирная жизнь, прикинь?

— Привычка, — лаконично ответил Ройо.

— Понятно, — сказал волонтер, — Ну, что, Брют, больше ничего брать не надо?

— А больше все равно не влезет, — заметила она, глянув сквозь прозрачный корпус на заставленный картонными ящиками кормовой отсек.

— Ну, тогда, ОК. Дядя Микки, устраивайся, чувствуй себя как дома.

Карпини махнул рукой и полез на переднее пассажирское сидение. Через полминуты Алибаба устроился в пилотским кресле и захлопнул колпак кабины.

— Типа, от винта, как говорили в древности.

Негромко загудела турбина, и эллиптическая флайка «прозрачного цвета» поползла от пирса, одновременно разворачиваясь носом к открытому морю.

— Мы не перегружены? — спросил Микеле.

— Фигня, у нас еще резерв полцентнера… Ну, погнали!

Короткий разбег, море провалилось вниз, потом под крылом проплыл зеленый берег Оекуси и желтые крыши домиков порта Маквелаб. Флайка набирала высоту. Вот, по левому борту стала видна цепочка островов — Пантар, Алор, Атауро, Ветар. Вслед за ними, уже по правому борту показалась восточная оконечность Тимора и круглый островок Жако, а впереди — остров Кисар. Флайка уже развернулась носом на восток.

— Гляди веселей, дядя Микки, — сказал Алибиба, — Скоро прилетим на Хониару, а твоя vahine соскучилась, прикинь? Условия для секса вам устроить обязаны. Хартия, ага!

— В присутствии полдюжины преторианцев, — проворчал Микеле.

— Ну и хули? — спросил волонтер, — Это их проблемы. Пускай смотрят и завидуют, или пускай отворачиваются. Вам-то с ней что до них?

— Теоретически, ничего, — согласился агроинженер, — Но дело не только в сексе.

— Понятно, что не только. Эти красные из Камбоджи, Филиппин и Перу, не такие уж плохие ребята, но отдавать под их власть миллион человек… — Алибаба сделал паузу и покачал головой, — … Я думаю, твоя vahine подсядет в fare-duro лет на несколько.

— Ты бы на месте судей отправил мою жену на каторгу? — спросил Карпини.

— Я отвечу, дядя Микки, только ты не обижайся, ОК?

— Не буду. Какие обиды, если я сам спросил?

Волонтер кивнул и помассировал свой затылок, собираясь с мыслями.

— Ну, если по порядку. Я понимаю, Бруней. Туда этого Ним Гока бросили типа, как атомную бомбу. Формально, это правильно. Как при четвертом координаторе этому Брунею объявили войну, так мир и не заключали. Ладно. Но то, что сделали с теми туристами на лайнере «Royal Diamond», это ни в какую гавань не лезет. Они зашли в Бруней по круизу, типа как в зоопарк, а их в общую колбасу. Понятно, что никто Ним Гоку не приказывал колбасить туристов, но он привык так делать, и ребята в INDEMI должны были это знать. Тут галлон ума не нужен. Вот им первый штрафной балл. Что красные кхмеры делали в Новой Гвинее, я не знаю. Если просто попугали кого-то, то ладно. Нужен был повод, чтобы папуасы послали колонизаторов нах? Нужен. Вышло зачетно. Сделали независимость Хитивао без войны, и с соседями-индонезийцами не особенно поругались, и отхарили для нас острова Фаф и острова Сауткар. Типа, под шумок. Кстати, вот еще: красиво решили вопрос с мусульманами в Хитивао.

Карпини удивленно поднял брови.

— Честно говоря, я думал, что все мусульмане уехали… Я имею в виду, все, для кого приверженность этой религии имеет принципиальное значение.

— Не бывает, чтобы уехали все, — отватил Алибаба, — Кому-то просто некуда. С островов у северного побережья почти никто не уехал. В моем полувзводе один парень оттуда.

— Мусульманин? — удивился агроинженер.

— Нет, нормальный папуас. Но у него соседи-мусульмане. Когда по TV объявили акт о независимости Хитивао, соседи привели своих детей в его fare. На всякий случай. По раскладам получалось, что сейчас будет геноцид, а дети по-любому не виноваты. Но комиссар из CSAR Hybird все уладил. Оказывается, по новым научным данным, есть текст, где написано нормальное мусульманское учение. Называется «зеленая книга».

— «Зеленая книга» называется «коран», — заметил Микеле, — Там мистический нацизм.

Алибаба несколько раз утвердительно кивнул.

— Вот и я так думал. А по научным данным, слово «коран» означает просто «чтиво». Чтиво, которым пользуются исламисты, это фэйк, непонятно кем написанный, когда мусульмане воевали с католиками, тысячу лет назад. Типа, такая военная агитка. А настоящее мусульманское чтиво — «зеленая книга». Ее реставрировал в прошлом веке один парень, ливиец. Он был боевым офицером, а потом пошел в политику.

— Муаммар Каддафи? — в полнейшем, шоковом изумлении, спросил агроинженер.

— Точно! — обрадовался Алибаба, — И откуда ты все знаешь, дядя Микки?

— Я помогал старшей дочке по экоистории, а теперь помогаю младшей. И, чтоб мне провалиться сквозь небо, если Каддафи реставрировал эту книгу, а не написал сам!

— По последним научным данным, — ответил волонтер, — сам Каддафи только вставил в книгу кое-какие свои мысли про современность, и все думали, что он автор. Кстати, я прочел эту книгу, там все, кроме этих вставок, довольно толково, и похоже на Хартию. Про право жителей на природные ресурсы и реальную экономическую автономию. В древности жили не дураки. Кое-что они не догоняли, но и мы не все догоняем, верно?

Карпини погладил ладонью живот, как будто это помогало переварить услышанное.

— Алибаба, я не припомню, чтобы у Каддафи было написано о религии.

— Ну, дядя Микки, это же не главное! Там сказано про религию, как форму культуры. Слово «аллах», кстати, означает просто «бог». Древние ливийцы почитали какого-то главного бога. Что-то связанное с аграрной магией. Типа, в культуре это осталось. Ну, примерно, как в Полинезии есть Мауи и Пеле, а у папуасов Уунгур и две его жены.

— А пророк Магомет? — поинтересовался Микеле.

— А что Магомет? Древний военный лидер, объединитель Аравии. В эпоху крестовых походов, он уже был древним и мифическим. Ясно, что на него ссылались в военных агитках, типа как на авторитет. Про него толком ничего не известно. Нет записей. В Аравии в те времена еще не было письменности, ее завезли позже, из Месопотамии.

— Интересная версия… И, что? Мусульмане согласились с этой трактовкой?

Волонтер повел плечами в знак некоторой неопределенности.

— Ну, это же такое дело… Нормальные мусульмане согласились. По ходу, почти все согласились. Только отъявленные исламисты пошли против науки и гуманности. Их выявили и это… Нейтрализовали. Цивильно, без геноцида, поставили к стенке. В них была вся проблема. Вопли с минарета по утрам, дурацкие мешки на женщинах…

— Ты хочешь сказать, что мусульманки теперь ходят без хиджабов?

— Ясно, что без. Прикинь, дядя Микки. Ты мусульманин. Твоя женщина вышла из fare, надев этот мешок. Ее тормозит патруль. Дама, кто предложил вам носить эту одежду? Ваш мужчина? Понятно. Где он живет? Так, мы записали. Извините за доставленное беспокойство. Aita pe-a, вы можете надевать, что угодно, или вообще ничего. Но…

— Что — но? — спросил Микеле.

— … Но патруль придет к ее мужчине, в смысле, к тебе, с некоторыми вопросами. Я не говорю, что тебя поставят к стенке, но жесткий разговор тебе гарантирован. Прикинь, отпустишь ты свою женщину на улицу в этом мешке, или купишь ей другую одежду?

— Ясно, что я выберу второй вариант.

— Вот! — Алибаба поднял палец к потолку кабины, — Гуманная социальная логика! Вся культура должна быть добровольной. При этом условии, ты и твоя женщина можете почитать любых богов, какие вам нравятся. Никаких, нескольких, одного, половинку.

— Половинку? — удивился агроинженер.

— Ну, да. Халфиты считают, что существует только половинка бога. По их философии, если бы существовал хоть один целый бог, то мир бы выглядел совершенно иначе.

Карпини улыбнулся и покачал головой.

— Занятная теология… Но мы как-то ушли от исходного вопроса.

— Да, точно! Если бы я был судьей, то считай, штрафной балл я зачеркнул. А дальше главное: Тимор. Тут, прямо скажем, твоя vahine, неоправданно рисковала. А ну, как Красные Кхмеры устроили бы там все по заветам товарища Пол Пота. Прикинь?

— Мне кажется, Красные Кхмеры с первого дня были… — Микеле задумался, подбирая слова, — …Скажем так, под мягким контролем.

— Может, оно и так, — произнес Алибаба, — Но, даже под этим контролем, они натворили всякого беспредела. По ходу, как у нас во времена Конвента. И кто за это отвечает?

— А кто отвечает за то, что было у нас во времена Конвента? — спросил Микеле.

Алибаба пробурчал под нос какую-то мелодию, собираясь с мыслями, и ответил:

— Э, нет, дядя Микки. Так можно оправдать что угодно. Типа, если бы не сделали эту маленькую бяку, то непременно сделалась бы большая, а благодаря нашей маленькой бяке, мы приведем братьев — тиморцев к светлому будущему. Нет. Судить надо не по философии — типа, что было бы, если бы, а по факту. Бяка сделана — автор отвечает. А иначе кто угодно будет устраивать военные игры без санкции суда, а потом общество будет разгребать последствия. Короче: есть Хартия. Дирекция INDEMI не спросила санкцию суда на эту Тиморскую спецоперацию? Нет! Значит — виновата. И точка.

— По факту, так по факту, — согласился агроинженер, — Я рассуждаю, как бухгалтер. Выполнена операция с Красными Кхмерами. Есть ее фактические последствия. Они в плюс или в минус? Камбоджа — плюс. Без Ним Гока и его бойцов там стало спокойнее. Бруней — плюс. Мы выиграли войну, которая санкционирована судом. Новая Гвинея — плюс. Содействие независимости Хитивао санкционировано судом. «Royal Diamond», конечно, минус… Восточный Тимор — плюс. Там видна позитивная динамика.

— Ну, дядя Микки, про динамику еще рано говорить. Мало ли, как оно обернется. А в Западном Тиморе зато устроили полную жопу. Такую, что даже и сравнить не с чем.

— А что бы ты, Алибаба, делал на месте восточно-тиморского политбюро? Строго по Хартии: Каждый гражданин находится под безусловной защитой правительства. Эта защита не зависит ни от какой политики, ни от какой дипломатии, и осуществляется любыми средствами без всякого исключения. Как поступить с плацдармом агрессии, которым Западный Тимор являлся для Восточного с начала века и до позавчерашнего дня? Ты рассуждал бы о допустимых методах ведения войны, которую, кстати, не ты начал, или ты защитил бы граждан всеми средствами, как того требует Хартия?

— Ну, ты загнул, дядя Микки, — проворчал волонтер, — какое они, к свиньям собачьим, правительство? Кто их звал? Кто их выбрал? По факту они узурпаторы, завоеватели.

Микеле вздохнул и покрутил в воздухе пальцами, будто жонглируя шариками.

— Понимаешь, Алибаба, это спорно. Они пришли, как завоеватели, они узурпировали власть, но в критической ситуации они действовали так, как должно было действовать нормальное правительство, защищая жителей своей страны. И жители, между прочим, прекрасно понимают, что кхмерский оккупационный корпус сражался за них, и бойцы адмирала Исо из маоистской «Сендеро Луминосо» сражались за них. И филиппинцы — «хуки», которых привел доктор Немо — тоже. Если ты скажешь восточным тиморцам то, что сказал мне, то они тебя не поймут. Для них эти люди уже не чужаки… Как, между прочим, и мы с тобой, и кэп Хэнк Худ, и папуасские волонтеры… Знаешь, Алибаба, по-моему, ты сам не веришь в то, что сказал мне. Если бы ты в это верил, то черта с два ты оказался бы на фронте в кампании маоистов-оккупантов. Еще скажи, что я не прав.

— Мое субъективное мнение, это не аргумент, — возразил волонтер, — Мало ли, во что я верю? Ты давай, опирайся на объективные факты, как должны делать судьи, ОК?

— Судьи, Алибаба, это тоже люди, — ответил агроинженер, — А мнение любого человека субъективно по определению, на что бы он не опирался. Если бы у тебя были промыты мозги, или если бы ты не владел информацией, то твое мнение немногого бы стоило. А если ты составил свое мнение осознанно и информировано, то оно уже аргумент.

Алибаба с озадаченным видом почесал стриженую макушку.

— Спасибо Мауи и Пеле, держащим мир, что жребий выпал не на меня. До чего же это мутное дело, быть судьей. Но, по-любому, на «Royal Diamond» получилось безобразие, которое никакой щеткой не оттереть. Вот тебе, дядя Микки мое субъективное мнение. Вообще, если смотреть шире, то INDEMI последнее время много на себя берет. Ее для чего создали? Для защиты от внутренних и внешних угроз и для информационного обеспечения санкционированных военных действий. А она чем занимается? Какое-то тайное общество по переустройству мира. Таких мечтателей надо гнать с публичной службы и лишать политических прав! Пусть свой огород переустраивают, во как! Ты извини, дядя Микки, я про твою vahine ничего плохого не хотел сказать. Просто…

— Никаких обид, — перебил Микеле, — Я же сам завел разговор на эту тему. А по поводу огорода мне тоже приходила в голову мысль, что так было бы лучше.

— В каком смысле? — удивился Алибаба.

— В смысле, такая мечта. Я тоже немного мечтатель, понимаешь?

— Ну, это понятно, дядя Микки. Ты ученый, а в науке без этого никак невозможно. О! Поскольку мы заговорили про мечты. Ты уже успел что-нибудь придумать на счет быстрорастущего бальсового дерева? Я вот думаю, и мне кажется, что дело верное…

76

Невозмутимый и неулыбчивый преторианец отработанным жестом указал на дверь в светло-сером барьере, украшенном сверху двумя рядами колючей проволоки.

— Сюда, пожалуйста, сен Карпини.

— Благодарю вас, — сухо сказал агроинженер, толкнул дверь, прошел через короткий тамбур, толкнул вторую дверь и оказался в углу миниатюрного квадратного дворика, огороженного с трех сторон таким же барьером с «колючкой». Четвертую сторону занимал стеклянный павильон, оборудованный как single-room в недорогом отеле. На платформах, поднятых над углами дворика, виднелись фигуры часовых.

А потом Чубби, сидевшая на бамбуковой скамейке за бамбуковым же столом, под карликовым панданусом посреди дворика, отбросила журнал с яркой обложкой, порывисто вскочила, в два прыжка оказалась рядом и повисла у него на шее.

— Микки! Большой пушистый Микки! Я соскучилась!

— Я тоже, соскучился, маленькая глазастая Чубби.

Он обнял ее и уткнулся лицом в ее светлые жесткие волосы.

— А ты мне позавчера снился! — объявила она, — Представляешь, я видела длинный-длинный сон про то, как ты первый раз поил меня домашним вином из самоанского винограда. Помнишь, мы прилетели с тобой из Лантона, ты показывал мне ферму на Алофи, а потом предложил выпить стаканчик молодого вина?

— Я предложил не «стаканчик», а «капельку». Это не мера объема, а мера…

— О! Эта капелька так ударила по моим юным мозгам! — перебила Чубби, — Я осознала смысл своих действий только где-то под утро.

— Ближе к полудню, — уточнил он, — Ты проворчала, что сено колючее, и царапается.

— Между прочим, оно действительно царапалось! Оно каждый раз царапается. Ужас!

— Но ты говорила, что это тебя возбуждает.

— Да, но если бы оно научилось возбуждать меня не царапаясь, это было бы лучше!

— Любовь моя, ты когда-нибудь видела самообучающееся сено?

— Нет. Но мало ли, чего я не видела? Например, я до тебя не видела таких красивых, сексуальных, изобретательных мужчин. Это ведь не значит, что тебя не бывает?

— Я бываю, — ответил Микеле и бросил взгляд на двух охранников-преторианцев на вышках, — Симпатичные у тебя тут мальчики.

— Ага, — негромко подтвердила она и потерлась носом о его щеку, — Они специально отобранные. Знаешь, какой конкурс в преторианскую гвардию?

— Догадываюсь. А зачем здесь этот цирк-шапито с постами на вышках и стеклянной крышей? В вооруженных силах не хватает камер видеоконтроля?

— Наверное, судьи доверяют преторианцам больше, чем электронике. В этом есть своя логика. Никто никогда не знает точно, на кого работает некая компьютерная система.

— Как будто с людьми не то же самое, — фыркнул он.

Чубби совсем домашним движением взъерошила ладонью волосы на его макушке.

— Ну, милый, я же сказала: СВОЯ логика. Чуть-чуть извращенная, если на мой взгляд. Между прочим, я сижу в архитектурном памятнике эпохи Конвента. Он называется «Prison Solarium». До революции тут был частный зоопарк одного плантатора. Когда плантатор смылся, зоопарк национализировали и переделали для социальных нужд.

— А кого здесь держали? — поинтересовался Микеле.

— Плантатор держал крокодилов. Поэтому — бассейн и травка. А скамейку и столик тут поставили уже потом, по просьбе капитана Ланзара, командира стрелков Батакской Армии Сопротивления. Его тут держали два дня, в середине первого года Хартии, а на третий день — расстреляли по приговору трибунала, из пулемета вон с той вышки.

Микеле повернулся в направлении, куда она указала рукой. Пулемет (конечно, уже новый), стоял на том же месте. Рядом прохаживался невозмутимый преторианец…

— Шутки у тебя, любимая, как у бойфренда нашей Люси.

— Наверное, я от него заразилась, — предположила Чубби, — Кстати, как он тебе?

— По-моему, хороший парень, хотя, как выражается молодежь, немного стремный.

— А, по-моему, Люси такой и нужен, — заметила она, делая шаг назад и окидывая его внимательным взглядом, — А знаешь, ты здорово выглядишь. Даже хочется за тобой поухаживать. Садись на историческую скамейку, а я сварю тебе какао. У меня есть раритетный аккумуляторный электро-котелок. Наверное, это первый такой котелок в Океании. Судя по лейблу, он сделан партнерством «Ta-o-Vave» Тонга, 22 года назад.

Чубби метнулась в стеклянный павильон. Микеле видел, как она наливает воду в потускневшую от времени алюминиевую емкость и насыпает порошок из пакета.

— А я тут на днях имел удовольствие заниматься агротехникой на их современной продукции! — крикнул он, — Мини-трактор «Jirafa», что-то наподобие пластикового трехколесного детского велосипеда с моторчиком. Но работает, что характерно!

— Где это ты так отличился? — спросила она, возвращаясь с котелком в руках.

— На Тиморе, в Оекуси…

Едва он произнес эти слова, как из динамика, приклеенного к стволу пандануса, послышался гудок, а затем молодой спокойный женский голос:

— Сен Карпини, суд запретил обсуждать с Чубби Хок военно-политические темы.

— Какая, joder conio, военно-политическая тема! — взорвался Микеле, — Я копал агротехнические траншеи для водорослей навесным диггером мини-трактора! Вы понимаете разницу между мини-трактором и танком или бронетранспортером?

— Я понимаю разницу, сен Карпини. Я только напомнила вам о темах, которые суд запретил обсуждать с майором Хок, чтобы вы случайно не вышли за рамки.

— Успокойтесь! — рявкнул он, — Я не буду обсуждать с женой свое участие в боевых действиях на Тиморе и в разработке аграрно-экономической политики СРТЛ. Она спокойно может сама посмотреть это по TV. Вы развели тут дурацкие секреты, и…

— Я лишь напомнила вам о судебном запрете. Артикул 108 Великой Хартии…

— Не смейте меня перебивать! Я вам сейчас напомню Хартию! Назовите ваше имя и должность! Это — первое, что вы обязаны были сделать, когда открыли рот, чтобы предъявить какое-то требование к гражданину Конфедерации. Ну?

— Капрал Трин Маренго, 9-й спецотряд преторианской гвардии Верховного суда.

— Пригласите вашего дежурного офицера, капрал Маренго. Я намерен заявить ему о нарушении, допущенном его подчиненным. Официально заявить, вы поняли?

— Но сен Карпини…

— Что — но?

— Извините, я… Я, наверное, забыла…

Чубби улыбнулась и погладила Микеле по щеке.

— Пушистый Микки, Трин хорошая девочка, просто она немного нервничает. Тебе действительно так хочется, чтобы ее наказали? Ну, если честно?

— Ладно, — он вздохнул, — Трин, не приглашайте офицера. Проехали. Просто я тоже нервничаю. Давайте взаимно не будем осложнять жизнь. Мы поняли друг друга?

— Да, сен Карпини, — сказал голос из динамика и замолк.

Микеле снова вздохнул, глядя, как Чубби наливает какао в две армейские кружки.

— Знаешь, любимая, там, в Оекуси, безумно красиво. Чем-то похоже на наш Раиатеа. Зеленые холмы, скалы… Черт, у меня тут отобрали мобайл, я бы показал фото…

— Милый, я смотрела PASA-TV. Ради тебя, разумеется, а не ради природы, но природу тоже посмотрела. Как тебе тамошние девчонки, а?

— Встречаются очень даже… — он нарисовал ладонями в воздухе некую комбинацию выпуклостей и вогнутостей, — Разумеется, не такие красивые, как ты, но все же. Хотя, самую симпатичную уже успел склеить кэп Хэнк Худ с «Royal diamond». Она была в нашей агротехнической группе. Когда начался обстрел, она стояла слишком близко к топливному баку, а по нему как раз залепили в первую очередь. Хэнк вытащил ее… Кстати, если я не ошибаюсь, эту девушку тоже показывали по TV.

— Да, — подтвердила Чубби, — Правда, сейчас она не в лучшей форме.

— Еще бы, — Микеле отхлебнул какао, — У нее обгорела большая часть спины, сгорели волосы, и она сильно ударилась лицом, когда ее отбросила взрывная волна. Но, как утверждает местное светило медицины, она поправится довольно быстро. Тем более, бравый кэп Худ таскает ей охапки цветов и смотрит такими глазами…

Майор Хок улыбнулась и кивнула.

— Это существенное дополнение к обыкновенной скучной медицине. Ты, кажется уже успел подружиться с Худом? Я так поняла из TV.

— Еще бы! Мы с ним вместе выбирались из такой задницы… Ладно, не будем ставить хорошую девочку Трин в сложное положение. Я тебе в другой раз расскажу, ладно?

— Aita pe-a, — ответила она, — А что ты там затеял в аграрной сфере? Судя по TV, весь остров Атауро и вся провинция Оекуси уже по уши в этой флорелле.

— Это кажется, что по уши. Одной только транспортной компании Хэнка нужно будет несколько тонн топливного спирта в день. Он уже купил в рассрочку два трофейных корабля, их только надо привести в порядок и поставить новые движки. Папуасы ему помогут, они на этом морского ежа без соли съели. А корпуса кораблей отличные.

— Кэп Худ остается на Тиморе? — уточнила Чубби.

Микеле сделал еще пару глотков какао и утвердительно кивнул.

— Да. Во-первых, у него там такая девушка. Во-вторых, перспектива с бизнесом. А в-третьих, домой ему хода нет, он объявлен пособником Красных Кхмеров… И я тоже. Возможно, мне закроют въезд в Австралию, Аотеароа, США и ЕС. Жаль, конечно…

— Вряд ли, — ответила она, — Скоро им будет не до того. В мире многое меняется.

— Не будем о политике, — предложил Микеле, — Лучше, давай я расскажу еще про одну аграрную тему. Я вышел на это с подачи нашей Флер. Ты знаешь, что такое бальса?

— Легкое дерево, — ответила Чубби, — Из него строили плоты в Мезоамерике, а сейчас используют в авиамоделях и в чем-то еще.

— Примерно так, — подтвердил он, — Это быстрорастущее дерево, близкий родственник баобаба. Плотность древесины бальсы немногим более центнера на кубометр из-за крупноячеистой губчатой структуры…

— О! — воскликнула Чубби, — На счет губчатой структуры. Ничего, что я перебила?

— Ерунда, — он махнул рукой, — Так что?

— Пока я не забыла. Хаген устроил показательный скандал вокруг выполнения правил бытового обеспечения интернированных. У него в кармане была распечатка правил, утвержденных судом еще лет 10 назад. Там полтораста пунктов, и он заставил все их выполнить. Теперь у меня есть столик, ракетки и шарик для пинг-понга, мячик, восемь энциклопедий на ноутбуке, бумага для оригами и натуральная губка в ванной.

— Натуральная губка? А это принципиально?

Чубби пожала плечами и улыбнулась.

— Не знаю. Не исключено, что в этом есть какой-то смысл.

— Может, провести практический тест? — спросил Микеле.

— Мне тоже приходила в голову эта мысль, — сообщила она, — Но не было ассистента.

— Я бы мог попытаться ассистировать, — заметил он, — Пошли, проверим?

77

По восточному берегу Пелилиу, параллельно рифовому барьеру, на милю с северо-востока на юго-запад тянется узкая прямая коса Элечол-ра-Нгерикл. Она отсекает от мелководного моря ровный прямоугольник: двести гектаров чересполосицы, которая обозначена на карте, как Эсколкуар. Это не залив, не болото, не джунгли, а все в кучу.

Такой специфический ландшафт встречается еще в нескольких местах на Пелелиу, но только здесь он настолько обширен (по меркам острова, где вся суша занимает менее полутора тысяч гектаров). Название Эсколкуар восходит к сержанту Джонсону из американской морской пехоты. В ходе битвы за Пелелиу в сентябре 1944, он обозвал участок-137 на тактической карте армейским термином «Asshole square». На местном диалекте это словосочетание трансформировалось в «Эсколкуар» — в стиле туземных топонимов, таких, как Ладемисанг, Имелечол, Клоулклубед или Нгетечирур.

После Алюминиевой революции, когда население быстро развивающегося Пелилиу выросло от семисот до полутора тысяч жителей, предлагались различные проекты превращения Эсколкуара в полноценную сушу, но это оказывалось дороже, чем по старинке возводить платформы на мелководье в изгибах чистой береговой линии. Эсколкуар оставался «непродуктивной частью внутренней акватории», а крохотный болотистый островок Нгетенгчау посреди Эсколкуара — «непродуктивной частью территории». Когда Рон Батчер (директор партнерства «TeKe-Toys») подал в мэрию ближайшего городка Ладемисанг заявку на аренду всего Эсколкуара, его приняли с распростертыми объятиями, и цена оказалась более, чем гуманной.

Теперь Рон и Пума Батчер осматривали свой новый рабочий полигон, расположенный всего в полутора милях к Sauth-West-South от их fare. Точнее, они просто сидели под навесом на плоской крыше 20-футового пластикового домика-контейнера, только что привезенного и поставленного на четыре высокие ножки на северном берегу микро-островка Нгетенгчау, и любовались экзотической природой соленого джунгле-болота.

За этим вдумчивым занятием их и застало сообщение о боях на Сибуту и Ситангкаи.

— Мгм… — многозначительно произнес Рон, и повернулся лицом к экрану ноутбука, по которому шла трансляция, — Черная кошка, как тебе эта Филиппинская Венеция?

— Говно, — лаконично ответила Пума, — У нас здесь то же самое, но гораздо лучше.

— Вот-вот, — экс-коммандос одобрительно кивнул, — А теперь раскрой более подробно центральную часть своего рапорта.

— Центральную? — переспросила она, — Ага… Что здесь то же самое? Ну, это понятно. Протоки, джунгли, болото. По ходу, такая же оперативная специфика местности.

— Отлично. А мы ведь выбирали для полигона место, сходное с нашим планируемым оперативным театром в Транс-Экваториальной Африке. Так?

— Ну, да, — Пума кивнула, — В заливной части Замбези почти так же, только вода там пресная и более тухлая, а вместо рыб-лягушек — просто лягушки. Жирные такие.

Она собралась спрыгнуть с крыши, чтобы поймать (для иллюстрации) одну из рыб-лягушек (официально именуемых «илистыми прыгунами» или «периофталмусами»), которые смешно скакали на грудных плавниках и хвостах среди корней мангров.

— Стоп! — Рон удержал ее за руку, — Ты не договорила вывод.

— А что вывод? Мало ли в мире похожих мест?

— Черная кошка, а ты знаешь, что такое генеральная репетиция?

— У-у… — прогудела Пума и задумалась, прикусив кончик указательного пальца, — Я поняла! Завтра прилетят ребята из десантного корпуса «Замбези». Мы покажем им технику. Кроме флай-транспортеров, которые еще не готовы. Мы будем их учить по быстрой программе, сначала немного здесь, в Эсколкуаре, а потом на генеральной репетиции в Сибуту-Ситангкаи. До туда 700 миль. Не так далеко. Я точно угадала?

Рон улыбнулся и трижды хлопнул в ладоши.

— Ты угадала. С учетом сторон конфликта, Ндунти и Нгакве будут двумя руками «за».

— Да! — Пума кивнула, — Только надо решить про десантный транспорт, потому что тех флай-транспортеров, которые для настоящей войны, еще нет.

— С транспортом понятно, — сказал он — Учебно-десантный «Delos». Те же шесть мест.

— Тигра, а где мы возьмем десяток «Делосов» так быстро?

— А ты помнишь, Черная кошка, что есть такой Наллэ Шуанг, который вернулся?

— Yo! — обрадовалась Пума, — Наллэ это может! Да!

Вопрос, хватит ли нам времени, — продолжал Рон, — Необходимо успеть ровно перед «голубыми касками». У нас всего четыре дня на тренинги и планирование.

— В корпусе «Ехидна» хорошие солдаты, — заметила она. — Их не надо долго учить.

— Верно… — согласился экс-коммандос, — …Тем не менее, возможны потери.

— Потери возможны, даже когда идут по улице, — сказала Пума, — Зато, если мы это сделаем, меньше потерь будет на настоящей войне. Опыт, да! И еще, я подумала про Чубби. Ее будут судить 25-го. От ареста до суда не больше, чем 11 дней по Хартии. Я думаю так. Суд смотрит, из-за нее получилась фигня, или нет? Суд видит: ага, Чубби сидит, а все равно новая фигня, почти там же. Значит, Чубби не виновата, да!

— Спорно, — заметил он.

— Нет, не спорно! Суд судит, как в учебнике по прикладной логике, если «X» то «Y», а если не «X», но все равно «Y», то при чем тут «X»? Хочешь, Тигра, я нарисую!

— Это хорошая идея, — согласился Рон. Ему был понятен ход рассуждений Пумы, но он справедливо полагал, что ей не помешает повторить кое-что из курса колледжа…

78

Оо Нопи вытянулась на лежбище, заложив руки за голову, и улыбалась, глядя в синий пластиковый потолок. На ее шоколадной коже блестели мелкие бисеринки пота.

— Ты уплываешь, крошка, — тихо сказал Леон, и провел подушечками пальцев по ее подбородку, шее, по ложбинке между грудями, по животу… — о чем ты думаешь?

— Так, ни о чем. У нас дома был потолок почти такого же цвета. На нем жил геккон. Точнее, он просто жил в доме, а по потолку бегал, когда охотился за мухами. Когда варили сладкую кукурузную кашу с бананами, мух налетало много, он обжирался, и иногда шлепался. А мы его подсаживали обратно. Он был совсем ручной.

— А, по-моему, ты грустишь, — заметил Леон, игриво пощипывая кожу на ее животе.

— Это ты грустишь. У тебя случилось что-то херовое, а ты делаешь вид, что нет.

— Ты такая догадливая, просто ужас, — проворчал он.

— Когда любишь, то чувствуешь, — ответила Оо, — Это просто.

— Как ты сказала? — удивленно переспросил он, приподнимаясь на локте.

— Так и сказала. Что здесь такого?

— Ну… Это даже как-то внезапно…

— Ты привык к женщинам, которые скрывают, — перебила она, — Я другая.

— Это точно, — согласился он, — Ты вообще… Ну, как это? Ну, ты понимаешь…

— Что у тебя случилось? — перебила папуаска.

Он вздохнул, щелкнул пальцами, протянул руку к висящей на спинке стула куртке, пошарил в кармане, вытащил сложенный лист бумаги и молча протянул ей.

«Мичману Леону Гарсиа. 20.04 с.г. истекает срок вашего контракта с Вооруженными Силами. Продление контракта признано нецелесообразным. В связи с изложенным, предлагаю вам явиться в 16:30, 19 апреля, в офис кадров по месту службы (Муспелл, Порт-Фобос, представительство ВС Чили в международном контингенте MBL) для оформления документов об увольнении и денежном расчете. Майор С. Родригес».

— Все по закону, — прокомментировал Леон, — Предупредили ровно за месяц.

— Как ты и думал, — добавила она, повернулась на бок и провела ладонью по его груди.

— Все равно, одно дело — думать, а другое — когда уже конкретный пинок под жопу.

— Мне тоже пришла бумага, — сообщила она, и змеиным движением переползла через Леона, дотягиваясь до своего комбинезона.

Он, пользуясь удобным случаем, пошлепал ладонями по обеим половинкам ее попы.

— Представь: я не смог удержаться. Твоя попа это… В общем, у тебя такая попа…

— Я так и не поняла какая. Но, видимо, тебе нравится.

— Еще как! Она такая, что когда по ней шлепаешь, то сразу начинает вставать хер.

— Да, я уже вижу, — подтвердила Оо и, усевшись на свои пятки, развернула бумагу так, чтобы Леон мог прочесть:

«Хоп-командору Оо Нопи. Сообщаю вам, что по сумме набранных вами баллов на дистанционных экзаменах, вы приняты в Военную Академию PASA при факультете авиационно-космических технологий «Kimbi Transport Innovation College» (KTIC). К началу учебных занятий (30 апреля с.г.) вам следует прибыть в Маули-таун (остров Умбои) на базу АКС, С пожеланиями успехов, бор-командор АКС Дж. Кодо».

— Остров Умбои это где? — спросил он.

— Сейчас покажу, — сказала она, энергичным толчком ладоней опрокинула мичмана на спину, и начала рисовать пальцем у него на животе, — вот это остров Кириси, там мой дом, вот это, в тридцати милях к северу, Большой Папуа. Вот это, в двадцати милях к востоку, маленький остров Толокива, он как одна гора в виде верхушки зеленой луковицы, а в двадцати милях к юго-востоку от него остров побольше, это Умбои. А дальше на восток, четверть-ста миль от Умбои, еще больший остров. Меганезийская Новая Британия. Там Кимби. Но я буду учиться на Умбои. Жить я буду дома. Утром летать туда, а в четыре пополудни — обратно. И два выходных в неделю. Классно, ага?

— Ага, — согласился он, — Но как подумаю, что еще месяц, и я больше тебя не увижу…

— Это почему? — удивилась она.

— Ну, как? Я через месяц полечу на северо-восток, ты еще через десять дней на северо-запад. Вечером я выйду на мыс Анакаи, за которым заходит солнца, и подумаю: там, в десяти тысяч километров, за океаном, есть та женщина… Ну, ты понимаешь…

— Ты, все-таки, нашел бизнес у себя на родине? — грустно спросила Оо.

— Нет, — Леон покачал головой, — У меня ни хрена нет на Рапа-Нуи. Но что это меняет?

Оо порывисто и стремительно вскочила на ноги.

— Эй, ты что, совсем затупил?

— Что ты прыгаешь? — спросил он.

— Я прыгаю, потому что ты тупишь! У меня на Кириси есть бизнес, и в Академии мне будут платить кое-какие деньги. А у тебя на Рапа-Нуи нет бизнеса. Значит — что?

— Значит, ты в шоколаде, а я в жопе, — ответил он, — Я же говорил: черная полоса.

— Нет, ты реально затупил! Собери мозг в кулак и смотри. Я показываю.

Папуаска вышла на середину маленькой каюты и показала пальцем на северо-восток.

— Там у тебя нет бизнеса, нет дома, нет семьи. Ни фига нет. А там… — она показала на северо-запад, — есть бизнес, дом, женщина. Все есть. Теперь думай: куда ты едешь, на северо-восток или на северо-запад?

Леон сел на лежбище по-турецки и сосредоточенно почесал густые волосы на груди.

— Это что же получается? Это ты, как бы, приглашаешь меня к себе жить?

— Да. А что здесь такого?

— Ну, я спросил. Мало ли: вдруг я не так понимаю. Вообще, мне это нравится! А как сделать, чтобы меня 20-го апреля отсюда не выпихнули?

— Заплатим за 5 дней в этой каюте, а 25-го улетим. Ты присмотри на конверсионном маркете летающую лодку. Тут дешевле, чем на Большой воде. Нужна шестиместная, и запас хода — тысяча миль. Нам хватит, если лететь через Баллени и Маккуори.

— А зачем шесть мест?

— У нас же бизнес! Туристы! А мы и флайку берем дешево, и на проезде экономим!

Леон снова почесал волосы на груди.

— Ого, у тебя котелок варит!.. Э… Слушай, у меня же вашей визы нет. Как быть?

— Дай мне любой свой ID с фото, я пошлю его факсом в нашу локальную полицию.

— Что, и все?

— Да. Мы платим налог на полицию, чтобы не думать о такой фигне… Ты выбирай не самое говно, но простую, надежную и дешевую. А скорости хватит полтораста узлов.

— Это нам два дня лететь до Папуа, — заметил он.

— Так мы потому и вылетаем с запасом, прикинь? А пилотировать будем посменно.

— Ну, тогда, вроде нормально… Э… Слушай, тут еще вот что…

— Что?

— У меня хер стоит просто так. В смысле, без дела… Я ничего не хочу сказать, но…

79

Рон, стоя на крыше домика-контейнера, повернул бинокль. Поле зрения окуляров переместилось с цепи африканских коммандос (редкой и почти невидимой среди низкорослой, но густой и яркой зелени) на позицию «противника». Противник, как водится, состоял из железных бочек, ящиков, и пластиковых мешков с мусором.

Выход на рубеж атаки лейтенант Котто выполнил корректно. Теперь ему осталось провести саму атаку без подсказок. Рон поправил наушники с микрофоном и…

— Тон-тон! Проверка связи.

— Штаб группы на связи, — раздался хрипловатый голос Котто.

— Проверка размещения полувзводов по звеньям, — распорядился Рон.

Из наушников понеслось:

— Это Первый-Альфа, на точке ноль-восемь-дробь-два-четыре, лицом к сектору джей плюс-минус два румба… Это Первый-Браво на точке один-ноль-дробь-три-пять…

Рон слушал и смотрел на экран ноутбука, где отображались сигналы с персональных радио-маячков, проверяя точность рапортов. Боевые стрельбы на такой вот сложной местности — это не шутки. Одна ошибка, и оглянуться не успеешь, как твои курсанты перестреляют друг друга. Но африканцы вышли на заданные точки четко…

— Внимание, группа! — сказал Рон, — Готовность пять… Три… Одна… Пошли!

Звук от залпа пневматики не совсем такой же, как от огнестрельного оружия. Более глухой и, в то же время, с каким-то звоном. Это можно записать в плюс. Если сильно повезет, противник потеряет секунду-другую, соображая, что случилось. Усиление эффекта внезапности… Взрывы четверть-фунтовых гранат разносят в клочья ящики. Тяжелые высокоскоростные снаряды из «динамических» ружей дюймового калибра навылет пробивают толстостенные железные бочки (как бы, бронетранспортерную технику противника). И последний аккорд артподготовки: снова гранаты, но уже со «сгущенкой» — желеобразной самовоспламеняющейся огнесмесью на основе спирта (напалм и фосфор при тренингах на обитаемых островах запрещены — экология).

А вот теперь, согласно плану тренинга, противник успевает сориентироваться. Два пулеметных гнезда, как бы, сохранили боеспособность. В направлении готовящихся к атаке коммандос летят пули… Точнее, красящие шарики из пэйнт-бластеров. Реально, бластеры размещены вне зоны учений. «Ответным огнем противника» дистанционно управляет сидящая здесь же, на крыше, Пума со своего ноутбука, но на позиции есть условные пулеметные гнезда — просто фонарики, мигающие при ее выстрелах. Их-то и должна подавить «ручная артиллерия» африканцев… Ага, подавила. Теперь придется преодолеть полтораста метров пересеченной местности… Качественно пересеченной.

Африканские коммандос появляются как чертики из коробочек, и проскакивают по несколько метров — по болоту, по кочкам, заросшим колючими кустами, по скользким каменистым выступам… Проныривают узкие протоки… И делают все это, как будто, независимо друг от друга Кажущаяся хаотичность перемещений это единственный способ избежать значительных потерь. Пума теперь стреляет одиночными. Летят красящие шарики, мигают фонарики, изображающие нескольких оставшихся в строю бойцов противника. Африканцы, почти не замедляя движение, расстреливают их из «карманных пулеметов». Рон пунктуально диктует на аудио-рекордер замеченные ошибки… Точнее, мелкие оплошности. Впрочем, на войне все оплошности крупные. Такой уж это бизнес, где любая мелочь может стоить кому-то жизни или здоровья…

Над пеленой дыма от горящих ящиков взмывает ярко-алый вымпел.

— Задача выполнена, — это запыхавшийся голос лейтенанта Котто в наушниках, — наши условные потери: один «zero», ноль «hard», два «light».

— Если «zero» оказался случайностью, то отличная работа! — объявил Рон, глянув на секундомер, — Собирай парней к пункту управления. Сейчас — обед, а потом разбор полетов. Мы должны выяснить, как получился «zero» и еще двое «покрашенных».

— Да, шеф!

— Ни хрена себе, страйкбол, — изумленно пробурчал социальный наблюдатель за его спиной, — Мне показалось, прошло полчаса, а оказывается три минуты.

— На войне всегда так, Олоис, — сообщила ему Пума, — Какая-то ерунда происходит с временем. То оно длинное-длинное, а то короткое-короткое.

— А, понятно, — соцнаблюдатель кивнул, — Как вы нервы не порвали, на такой работе?

— С чего бы им рваться, если в тебя не попали? — удивилась Пума.

— Он имеет в виду стресс и все такое, — пояснил ей Рон и повернулся к Олоису, — Есть замечания к нам, или все нормально?

— Типа, да, — подтвердил социальный наблюдатель, — В смысле, что, да на оба вопроса. Только вы не забудьте убрать это говнище… В смысле, отходы тренировок.

Он махнул рукой в сторону «позиции противника», где среди расстрелянных бочек и разорванных пулями мешков, догорали щедро залитые «сгущенкой» ящики.

— А как же, — Рон коротко кивнул на стоящий около домика оранжевый квадроцикл с лапой, оканчивающейся двойным ковшом, похожим на челюсти акулы, — Видишь, мы специально купили отличный грэбер. Хочешь такой же? Могу устроить тебе скидку.

— Ну, Батчер, ты в своем репертуаре. Ты и на этом срубаешь комиссионные?

— Ага! Прямая информация от юзеров — лучшая реклама, а реклама — мотор торговли.

— Экий ты аргументированный. Слушай, а почему горелой взрывчаткой не пахнет?

— Так ведь оружие пневматическое, — напомнил Рон.

— Но гранаты-то не пневматические, а?

— Ну, да. Только в них взрывчатка не нитрат чего-нибудь, а теазид. Прикинь?

— А что это такое? — спросил Олоис.

— Что-то химическое, оно есть в справочнике. Это придумали для взрывных работ в населенной местности. При взрыве получаются почти сплошной азот. Он не пахнет, фирму не штрафуют. Экономия. Кстати, если тебе будет надо, я могу устроить…

— Стоп! — соцнаблюдатель поднял руки вверх, — Пойду домой, пока ты мне бомбы со скидкой не продал. Заглядывайте с Пумой в кафе «Hit Takeoff», хлопнем по рюмке.

— ОК, заглянем! — крикнула Пума.

Олоис уже бодро скатывался по лесенке с крыши — как большой мячик с ножками. Изрядная толщина пуза, казалось, никак не сковывала его движений. Он оседлал разрисованный цветочками байк-амфибию, и деловито погнал напрямик, через двухсотметровую полосу болота, на запад, к авиагородку Нгедечелабед. А к домику быстрым шагом двигались африканские коммандос — четыре полувзвода.

Рон приветственно махнул им рукой, поднял бинокль и глянул в сторону своего fare, расположенного в полутора мили к Nord-East-Nord отсюда, на полуострове Оураие.

— Черная кошка, ты видела ту этажерку?

— Ту, которая уже полчаса торчит у нашего пирса? — уточнила она.

— Да, А ты заметила эмблему: человечек — вытянутая звездочка с головой-кружочком?

— Ага. Эмблема «Humi». Это ребята от Наллэ. Он передал: их зовут Ринго и Екико. Я думаю: надо их тоже накормить обедом. Правильно?

— Еще бы, — согласился он, — Они прямо с Нукуфетау, а эта модель этажерки делает не больше двухсот узлов. Ребята летели пол-суток. Значит: накормить и отдохнуть.

— Тогда, — заключила Пума, — Я возьму глиссер и сгоняю за ними. А ты пока можешь начинать всех кормить. Это не сложно. Я сварила густой суп, называется «пудинг», осталось только всех рассадить, и всем дать миски и ложки. У тебя получится?

— Справлюсь как-нибудь, — Рон слегка шлепнул ее по попе, — Давай, вези их сюда.

Среди здоровенных африканских коммандос, Ринго выглядел подростком, хотя был примерно их ровесником — тоже около двадцати лет. Худощавый и гибкий океаниец-melano с кожей, более черной, чем у африканцев-банту. Яркие сине-зеленые глаза и рыжеватые волосы указывали на маленькую примесь ирландской крови. Екико, была младше года на три. Изящная до кажущейся хрупкости смуглая девушка с прямыми выгоревшими волосами и большими светло-серыми глазами монголоидного разреза. Этническая японка, выросшая в Океании, под здешним опаляющим солнцем.

Ребята выглядели чуть-чуть сонными, но лопали с аппетитом, и оживленно болтали. Двенадцатичасовое посменное пилотирование «этажерки» не исчерпало их дневного запаса жизненной энергии (как она в них помещалась в таком количестве — загадка).

— У нас сейчас такой период в жизни, — трещала Екико, — когда надо себя проверить в настоящем деле. Попробовать, что ты можешь, а то потом будет уже сложнее.

— Так дядя Наллэ говорит, — многозначительно вставил Ринго.

— Еще он считает, что война это не наше, — продолжала она, — Я впечатлительная, меня выворачивает от этого. Ринго тоже нехорошо себя там чувствует. Ну, точно, не наше.

— Вы были на войне? — удивился лейтенант Котто.

Екико кивнула, черпнув ложкой очередную порцию того, что Пума считала пудингом.

— Да, мы ездили волонтерами на Атауро, ДМА. Только три дня назад вернулись.

— Попали в гарнизон острова Жако, — добавил Ринго, — Это такой маленький атаурский островок около самого восточного мыса Тимора.

— Какой болван отправил вас в зону прямых боевых действий? — спросил Рон.

— Так никто же не знал, что там будут прямые. Думали, что там чисто для контроля, а получилось… — молодой мелано оборвал фразу и невесело вздохнул.

— Думали, — фыркнул сержант Лаас, и забросил в себя ложку пудинга, на ходу ловко вытащив оттуда кусочек птичьего перышка (в кулинарных шедеврах Пумы почему-то всегда оставалось некоторое количество несъедобных компонентов), — Вот ведь, бля, мыслители… Командир, мы же разбирали полуторадневную войну, точно?

— Точно, — подтвердил Котто, — И всяко выходило, что противник захотел бы оседлать восточный мыс, а это удобнее всего сделать через Жако. Это и лягушке понятно. Да!

— Это если бы на Атауро не было морской авиации, — заметила Пума, — Но она была.

— А кто это знал наперед? — поинтересовался африканский лейтенант.

Ринго посмотрел на него удивленными глазами.

— По TV еще 15 марта объявили: СРТЛ передала ДМА остров Жако. Все знали!

— Это было слишком похоже на военную уловку красных, — ответил Котто.

— Версия об уловке не объясняла, почему фактория Мейер, начала активно закупать оружие для СРТЛ, — возразил Рон, — С чего бы Кайемао Хаамеа и Крис Проди-Хаамеа стали тратить деньги из фамильного бизнеса рапатарских королей, если бы Жако не передавался в их совместный с папуасами доминион Атауро?

— Красные могли сами заплатить за оружие. У них было золото из Брунея.

— Вот именно, что было, — парировал Рон, — Порядка миллиарда долларов. Но создание армии, флота, полиции и военной разведки с нуля, и экстремально-быстрые социальные реформы в стране с населением более миллиона, это очень дорогостоящее занятие. Через две недели у них уже были вооруженные силы, кооперативные фермы с комбайнами и электростанциями, медпункт в каждой деревне, трудовые лагеря, коммунистическое TV, современная телефонизация и товарно-продовольственные запасы. Красные за неделю решили проблему почти ста тысяч бездомных бродяг. Да, они их посадили в трудовые лагеря, но обеспечили им жилье, питание, гигиену и медицину, а нагрузка была не больше, чем у обычных сезонных рабочих. Все эти действия стоили красным большей части брунейского золота. Проблема еще в том, что им приходилось платить за все втридорога. Фирмы развитых стран не хотели официально иметь с ними дело, а «серые» посредники драли дикие комиссионные за свои торговые каналы.

— Шеф, ты здорово разобрался в делах этих красных, — заметил лейтенант, — Будто и не уходил в отставку из военной разведки.

Рон улыбнулся и подмигнул африканскому командиру.

— Все проще, бро. К концу первой декады своего правления, красное политбюро СРТЛ сообразило: если платить такими темпами, то копилка скоро покажет дно, и не хватит денег на кое-какую необходимую военную технику, а война на носу. За неимением альтернатив, они переступили через предубеждения и обратились к мэрии Атауро.

— Предубеждения? У красных кхмеров? — недоверчиво спросил военфельдшер Шапшу.

— Именно так, док, — экс-коммандос кивнул, — Хаамеа в глазах этих комми выглядели классово-чужими. Еще бы: родовая аристократия, одна из старейших в Океании.

— Классовые предрассудки дорого им обошлась, — добавила Екико, — Гкн Нопи говорил: если бы они сразу обратились к атаурцам, то война пошла бы совсем иначе. У СРТЛ с самого начала была бы легкая штурмовая авиация, и тот ураганный обстрел Дили и Макасара, с которого все началось, просто не мог бы произойти.

— Кто такой Гкн Нопи? — спросила Пума.

— Папуасский волонтер-профи. Он учился экономике в Кимби, и рубит в этом деле. В военном деле он тоже рубит, а то бы мы здесь не сидели. Рон, я тебя перебила? Sorry!

— Aita pe-a, — он слегка хлопнул девушку по плечу, — Так вот, атаурцы выторговали у красных остров Жако, а потом передали заказ на вооружение хорошим знакомым в дирекции «Taveri-Futuna». Заказ попал в наш филиал на Ореор-Палау, и мы с Пумой оптимизировали поставки. С 10 по 13 марта мы работали почти по 24 часа в сутки.

— Даже make-love не успевали, — с горестным вздохом, проинформировала Пума.

Услышав эти слова, африканские коммандос хором выразили инструкторам глубокое соболезнование. Они были едины в мнении, что такое надругательство над природой недопустимо. Тем более — в отношении таких замечательных ребят, как Рон и Пума.

— …Но выгода была большая, — продолжала она, — Мы продали красным виропланы и квадроциклы с нашими гранатометами, вот такими… (Пума похлопала ладонью по гранатомету на оружейном столике)… Только на турелях. И еще тяжелые мортиры.

— С пневмо-мортир начиналась история филиала на Ореор-Палау, — добавил Рон, — их заказали для разброски морских буев, а потом у основателей возникла идея заняться оружием, и они сделали «Sharkill», мощную пневматику для подводной охоты.

Ринго хлопнул себя по колену.

— То-то я думал: почему мне кажутся такими знакомыми ваши гранатометы!

— Любишь охотиться на акул? — спросила Пума.

— Мы этим подрабатывали в прошлом году, — он обнял Екико и добавил, — Этот бизнес придумала она. Мы подняли на этом кое-какие деньги, верно ронин-сан?

— Верно, — японка кивнула, — А вот ронин из меня оказался фиговый…

— Ты гонишь! — решительно перебил ее Ринго, — Ты классный ронин! Hei foa, хотите, я покажу фото, как Симона Сид вручает Екико орден Мартовской Революции?

— Но их вручили всем, кто был на Жако! — возразила она.

— А там все были классные ронины, — парировал он и положил на середину стола свой мобайл, — вот, смотрите. По-моему, зачетно…

Мобайл пошел по рукам африканских коммандос.

— А что такое «ронин»? — спросил сержант Лаас.

— Свободный воин в древней Японии, — ответил Ринго, — Он, в отличие от самурая, не служил феодалу, а сражался за то, что считал правильным. Ну, и иногда за деньги.

— А кто такая Симона Сид?

— Она работает в Политбюро СРТЛ, занимается правительственной информацией.

— У! Симпатичная! — оценил лейтенант Котто, глядя на экран мобайла, — А этот орден правильно дали. Мы с парнями были на похожей операции летом позапрошлого года: сражение за остров Мбабала на озере Уалилупе. Продержались вечер и ночь, а утром прилетели наши бомберы. Остров мы отбили, а он стратегический. Так мы забрали у Самбаи провинцию Южная Луапула. Президент подарил каждому из моих парней маленький мадагаскарский джип, а мне, как командиру, еще охотничье ружье. Да!

— Ну, раз ты говоришь, значит правильно… — Екико немного грустно улыбнулась.

Пума задумчиво почесала себе спину и цинично заявила:

— Красные — жадины. Могли, кроме ордена, тоже подарить вам что-нибудь полезное.

— У них это не принято, — заметил Ринго, — ценные подарки это реликт капитализма.

— А захомячить брунейское золото это не реликт?

— Так они не для себя хомячили. Прикинь: комбриг Ним Гок живет в общей казарме, вместе со своими солдатами, и одевается так же, и вообще у него нет ничего своего.

— Ну, и дурак, — припечатала она.

— У Пол Пота была своя авторучка, чашка и настольная лампа, — сообщил Рон.

— Тоже дурак.

— А султан Брунея с этим своим дворцом с золотыми куполами, золотыми унитазами и золотыми мусорными ведрами, по-твоему, был умнее? — поинтересовалась Екико.

— Совсем глупый дурак, — уверенно ответила Пума.

Екико покачала головой и, проглотив последнюю ложку пудинга, спросила:

— Интересно… А что бы ты, такая умная, делала с полутора миллиардами долларов?

— У-у… — Пума снова почесала спину, — Я бы сказала своему мужчине, эй, давай мы сделаем что-нибудь толковое с этими деньгами. Тигра, что бы ты мне ответил?

— Ты хитрющая Черная кошка, — проворчал Рон, и повернулся к Екико, — А ты, гло, некорректно ставишь вопрос. Тут нужны четкие вводные. Мы получили эту сумму на месте Ним Гока, или на месте условно-живого султана (у которого, кстати, было раз в двадцать больше денег), или на нашем собственном месте?

— На месте Ним Гока, — уточнила она.

— Уточни: на какой стадии его одиссеи?

— По состоянию на полдень 1 марта, сразу после захвата Восточного Тимора.

— Я бы отдал этот кусок Тимора западным папуасам — Хитивао, в обмен на хорошую поляну для бизнеса в их зоне контроля, и не имел бы проблем. Жители Восточного Тимора в этом случае тоже не имели бы проблем. Войны бы просто не произошло.

— А западные папуасы пошли бы на это? — спросил Ринго.

— Видимо, да. На Атауро они пошли даже на менее выгодные условия присутствия.

— Шеф, а если бы правительство Хитивао тебя обмануло? — вмешался Котто.

— Зачем, бро? Это испортило бы им всю политическую игру, и репутацию вдобавок.

Ринго переглянулся (и, кажется, даже перемигнулся) с Екико и кивнул.

— ОК, Рон. Ты на поляне в Хитивао и у тебя миллиард баксов. Что дальше?

— Скорее всего, мы бы вложились в космос, как ты думаешь, Черная кошка?

— Немезида! — радостно воскликнула Пума, — Это было бы классно, да Тигра?

— Это был бы многошаговый проект, — уточнил он, — В принципе, можно разрисовать сетевой график с профитом после каждого шага. Но этим, ребята, я займусь только в случае, если у меня действительно окажется сумма такого порядка.

Гости с Нукуфетау снова переглянулись и теперь уже точно подмигнули друг другу.

— Слушай Рон, — осторожно сказала Екико, — А нам можно к тебе в команду?

— Мы умеем не только собирать моторные штучки из модулей, — добавил Ринго.

— Нам, вообще-то Наллэ посоветовал к вам прибиться, — призналась она.

— Мы просто хотели сначала поговорить, — уточнил он, — Ну, чтобы убедиться.

— В чем убедиться, ребята? — Рон скептически хмыкнул, — Бизнес нашей команды это война, а не космос. По крайней мере, пока. Вам мало было одной войны? Я не знаю, почему Наллэ дал вам такой совет, но… Думаю, он несколько поторопился.

— Наллэ предупреждал, что ты отреагируешь примерно так, — ответила Екико.

— Тигра, нам же нужны толковые ребята, — вмешалась Пума, — Ты же сам говорил!

Рон вздохнул и несколько раз легонько ударил кулаком по ладони.

— Говорил. Не спорю… ОК, если вы не хотите отдохнуть… Так, вижу, что не хотите. Тогда, давайте соберем моторные штучки из модулей. Я имею в виду, «Делосы». Эй, парни! — добавил он, обращаясь к африканским коммандос, — сейчас вам предстоит практическое знакомство с авиа-десантными транспортами «Delos» малого радиуса действия. В принципе, они не слишком сильно отличаются от тех десантных мото-дельтапланов, с которыми вы все имели дело раньше, но… Любое отличие имеет значение. Активная помощь при монтаже и контрольных тестах — приветствуется.

— А как с тем нашим вопросом? — поинтересовался Ринго.

— Обсудим после ужина, — лаконично ответил Рон.

80

Катамаран-траулер «Ikilik» (на языке Папуа-Куануа — «Малышка»), порт приписки — Факфак, Хитивао (Западная Новая Гвинея), лениво дрейфовал почти в центре моря Сулавеси. Отсюда было примерно одинаковое расстоянии (около двухсот миль) до филиппинских Минданао и Тави-Тави, до малайского Калимантана-Борнео, и до индонезийского Сулавеси-Целебес. Ничего особенного в этом двадцатиметровом кораблике не наблюдалось. Западные папуасы ловят рыбу в нейтральных водах…

Солнце медленно тонуло в темнеющем море со стороны Калимантана, превращаясь в медно-красный, слегка сплюснутый и усеченный снизу диск. Четверо рыбаков (двое мужчин и две женщины) довольно лениво собирали на палубе глубинные ловушки с подсветкой, по всей видимости, намереваясь забросить их после захода солнца. Будь рядом сторонний наблюдатель, он видимо, отметил бы, что все четверо принадлежат к различным расам: креол, melano, африканка и японка. Опять же, ничего необычного. Хитивао — страна полиэтническая, кого там только нет. Если бы этот наблюдатель отвлекся на час сразу после наступления темноты, он бы и дальше не заметил ничего странного — те же четверо рыбаков, с помощью стрелы ютовой лебедки, так же лениво погружают в воду ловушки с фонарями подсветки. Главное произошло за этот час.

На палубе внезапно появилось значительное количество вооруженных людей. Стрела лебедки начала извлекать из кормового бункера предметы, похожие на связки досок. Заработали компрессоры, и предметы стали быстро превращаться в нечто наподобие дельтапланов с движками и полузакрытыми надувными лодками под крылом. Эти аппараты, все той же стрелой, опускались за борт, в них спускались по шторм-трапу и занимали места по шесть человек. Дальше — раскрутка пропеллера, разбег и взлет. Эта операция повторилась восемь раз подряд. Аппараты, негромко жужжа пропеллерами, улетели примерно на запад, в сторону Калимантана… Проводив последнюю группу в полет, четверо «рыбаков» занялись постановкой ловушек. Скоро на поверхности моря торчали по кругу яркие надувные буйки-метки над заброшенными снастями, а рыбаки развалились на палубе — видимо, чтобы бездельничать до рассвета, когда ловушки с попавшейся туда рыбой надо поднимать на борт и загружать добычу в бункер. Опять ничего такого, что могло бы вызвать подозрение у стороннего наблюдателя.

Другое дело, если бы наблюдатель был еще и слушателем. В этом случае, разговор на палубе безусловно натолкнул бы его на мысль, что какие-то это странные рыбаки…

— Рон, а ты раньше делал такие вещи? — спросил Ринго.

— А как же, — отозвался экс-коммандос, — Это канонический фокус. Его придумали, как минимум, сто лет назад, а технику отработали в начале нашего века. Правда, обычно я оказывался туристом, а не барменом. В смысле, летел, а меня провожали и встречали.

— Рон, можно задать тебе личный вопрос? — нерешительно сказала Екико.

— Почему бы нет? И зачем такое официальное предисловие?

— Просто… — она запнулась, — …Просто я подумала: когда делаешь это не первые, а во второй, третий, пятый раз… Когда ты уже знаешь, как это будет выглядеть… Тебе не бывало страшно?

— Конечно, бывало. Это нормально. Если бойцу в такой ситуации вообще не страшно, значит у него проблемы вот тут, — экс-коммандос выразительно постучал себя по лбу костяшками пальцев, — К страху надо относиться, как к естественному явлению.

— Нет, я не это хотела спросить. Страх, что тебя ранят или убьют, это понятно. Я про другое. Тебе не страшно знать, что из этого получается, и как это будет выглядеть?

— Ой-ей, — протянула Пума, — У меня так тоже было, да! Первое время я очень боялась смотреть, как умирают на войне. Мертвых не боялась, нет. Мертвых боялись только совсем дураки, которые верят что, зомби получаются сами собой. Я не верила.

— Зомби? — переспросил Ринго.

Пума включила электрочайник, стоящий на циновке, и утвердительно кивнула.

— Зомби можно сделать, наверное. Хотя я не видела. Но само собой так не бывает.

— Черная кошка, — вмешался Рон, — я тебе объяснял, почему это невозможно сделать.

— Объяснял, — согласилась она, — Ну, а вдруг очень сильный hungan… tahuna-roa…

— Давай, ты спросишь у дока Мак Лоу? — предложил он.

— Неудобно, — проворчала она.

— Удобно, — возразил он, — Хочешь, я сам спрошу, при подходящем случае?

— Уау! Спроси. Интересно послушать, что скажет док, — ответила она и повернулась к Екико, — …Так вот, мне было страшно. Неделю. Месяц. Потом привыкла. Теперь мне кажется: ничего такого. Есть вещи, которых надо бояться. А этого не надо.

— Сколько тебе тогда было лет? — спросила Екико.

— Точно не знаю. Думаю: тринадцать или четырнадцать.

Ринго покачал головой и закурил сигарету.

— Наллэ говорил, что ты родилась и выросла в Африке, в Южном Конго. Верно?

— Да. Но я думаю, не это влияет. Я думаю, влияет, что тебе некуда деться. Тогда легко привыкаешь. А если можно избежать, то привыкнуть труднее. Тигра, это так?

— Это тоже, — Рон кивнул, — А если можно избежать, то все зависит от настроя. Если ты уверен, что участие — это правильный, лично для тебя выбор, то валяй. Все получится. Если не уверен, то это не твоя работа. Такие дела… Не знаю, как еще объяснить.

— Я была уверена, — сказала Екико, — Я и сейчас уверена. А вот, не получилось.

— Что именно не получилось? — поинтересовался Рон.

— Можно, тогда я расскажу с самого начала? — спросила она.

— А иначе и не получится, — ответил он, — только, видимо нам придется прерываться.

Екико крепко сплела пальцы, видимо, соображая, с чего начать.

— Наверное, это был просто какой-то импульс. Типа: вот настоящее дело! Оно есть в данный конкретный момент. А вот мы… Такие… Как это лучше сказать?

— Это не объясняй, — помогла ей Пума, — Это понятно.

— Ну, тогда и дальше понятно. Раз-два прошли тестирование, физподготовка, знание техники, все такое. Кстати, был конкурс: семьсот претендентов на полтораста мест.

— Уау? Конкурс?

— Это обычное дело, Черная кошка, — заметил Рон, — Сколько мы срубили денег за один волонтерский вылет в Транс-Экваториальном Конго? А тут, по ходу, не один.

— А-а… — Пума понимающе кивнула, — Тогда это тоже понятно.

— Мы не за деньгами гнались, — уточнила Екико, — В смысле, и за деньгами тоже, но не столько за ними сколько… Я уже сказала. Проверить себя. Утром 16 марта, на Атауро, волонтеров разбавили полусотней профи и распределили на полувзводы, по разным специализациям. Мы с Ринго попали в один из полувзводов мобильного наблюдения. Восемь волонтеров и четыре профи из военизированной спасательной службы Папуа.

— Служба «CSAR Hybird», — уточнил Ринго.

— Спасатели? — насмешливо переспросил Рон.

— Ну, да, а что?

— Так, ничего… И какой контингент перебросили на островок Жако?

— Вот наш полувзвод и перебросили, — ответила Екико.

— Один? — спросила Пума.

Японка утвердительно кивнула.

— Да. Все думали: там будет тихо. Островок — блин в милю радиусом, там ничего нет, кроме лесо-кустарника. Ну, еще хорошие пляжи. Наш базовый лагерь как раз был на пляже, на северном мысу. Очень красивое место, и хороший обзор. Мы видели оттуда индонезийский остров Кисар в двадцати милях к северу. Через оптику на теле-мачте, разумеется. Кисар размером около пяти миль, он более сухой, не такой заросший, как Жако, и обитаемый. И там уже была группировка «Тахрир», что-то вроде усиленного батальона и батареи в деревне у южного берега, практически напротив нас.

— Вы так и торчали на мысу, как мишени? — спросил Рон.

Она сделала большие глаза и покрутила головой.

— Нет, конечно! Мы днем, сразу после высадки, покрутились там, поставили базовый лагерь: пару шатров, тент для техники, штангу с атаурским флагом, понаблюдали за тахрировцами… А они — за нами, наверное. Потом, ближе к вечеру, Дв приказал нам запустить spy-drone и переместиться почти к центру Жако. Типа, на всякий случай.

— Дв — командир полувзвода, папуас, — сообщил Ринго, — Он классный парень, но мы, ворчали на него, когда перлись через заросли. У нас было три легких амфибии, они открытые, а кусты колючие… В общем, удовольствие такое, на любителя.

— Ага! — обрадовалась Пума, — Базовый лагерь оставили, как приманку. Толково, да!

— Дв этого нам не сказал, — пояснил Ринго, — потому мы и ворчали.

— Если честно, — добавила Екико, — мы еще не врубились, что вот-вот влипнем.

На самом деле, все восемь волонтеров на Жако до последних минут не верили, что окажутся в зоне т. н. «прямых боевых действий». Даже ракетный обстрел восточной оконечности Тимора в районе Тутуала (всего в трех милях к северо-западу от них), воспринимался как событие, не имеющее к ним прямого отношения.

Сразу после заката, из дальней от них бухты острова Кисар вышел сейнер, и двинулся курсом South-West-South, будто намереваясь обойти опасную тиморскую акваторию с востока. Разумный маневр, вполне разумный: зачем рыбакам лезть туда, где стреляют? Когда Дв приказал пройти спай-дроном над палубой сейнера на минимальной высоте и внимательно изучить данные фотосъемки, волонтеры подумали, что это или простая формальность (мы же наблюдатели), или игра (все равно скучаем), а оказалось — ничего подобного. Все игры уже закончились. С высоты полста метров были отлично видны вооруженные люди на палубе и уже надутые лодки «Zodiac» для десантирования.

Теоретически, оставался шанс, что фальшивый сейнер просто совершает обходной маневр, планируя миновать Жако, повернуть на запад и высадить морской десант на южный, менее тщательно охраняемый, берег Тимора. Практически Дв в это не верил, поэтому немедленно после получения фото, занялся разметкой позиций и секторов обстрела на восточном берегу Жако. Пояснения для личного состава были просты: «Ребята! Через час это корыто развернется рылом к нам и «Зодиаки» будут висеть на талях, по четыре вдоль каждого борта. Итого: 96 гостей. А на корыте останется еще примерно столько же для второго захода. Мы ведь их не приглашали, верно?».

К этому моменту уже был реализован план «Hush» — принудительная радио-тишина, вызванная массой тонкого металлического аэрозоля, распыленного над Тимором и окружающей акваторией. Связаться с Атауро, и с любой точкой дальше 20-мильного «радио-горизонта» в ближайшие три часа было невозможно. Самое время испугаться…

Екико провела ладонью по лицу и тряхнула головой.

— По идее, мы должны были перепугаться, но Дв так спокойно объяснял нам, что надо делать, и остальные профи вели себя тоже спокойно. Типа: обычная рабочая ситуация. Темнота позволяла незаметно подъехать на амфибиях к самому восточному берегу, а дальше просто использовать баллистический компьютер. Как в игре. Навел крестик, нажал «Enter». В смысле, мы одновременно нажали, по сигналу.

— Мы подпустили этот корабль на две мили, — уточнил Ринго, — Дв пять раз повторил: главное для нас плотно отстреляться, смыться к другому берегу и рассредоточиться.

— Мы даже не видели цель, — продолжала Екико, — В смысле, видели только на экране. Просто ткнули значок в меню. Меня прямо-таки удивило, когда гранатомет на турели выстрелил по-настоящему. Бум-бум-бум… По три выстрела с каждой машины. Сейнер загорелся. Мы наблюдали это всего несколько секунд, и дали деру. Странно, но и тогда мне казалось, что это не всерьез. Как-то слишком игрушечно все выглядело. Потом нас накрыл артналет с Кисара, и тогда стало страшно… Я не думала, что бывает настолько страшно. Я лежала в какой-то ямке среди кустов, и мне больше всего на свете хотелось закопаться с головой. Каждый раз, когда эта дрянь свистела в воздухе, казалось, что она летит точно в меня. Сначале этот свист совсем слабый, а потом все сильнее и ближе… Потом удар по всему телу. Значит, мимо. И сверху сыплются камешки. Чувствуешь, как они бьют по телу, но кажется, что оно не твое. Не знаю, в какой момент ранили того мальчишку с Новой Ирландии. Просто я краем сознания поняла, что кто-то кричит… А вот Дв молчал, хотя его тоже зацепило… Правда, не так сильно. Все это продолжалось вечность. Я помню какое-то отупение, как будто мне уже все равно… Как объяснить?

Экс-коммандос кивнул и осторожно похлопал ее по плечу.

— При артобстреле всегда так. Это защитная реакция психики. От тебя в этот момент ничего не зависит. Все решает слепой случай. И психика работает так, чтобы твой организм не напрягался попусту. И знаешь, что: лучше не старайся вспоминать этот эпизод детально. Тебя уже слегка трясет… Ну, ты поняла.

— Да, Рон, — она послушно кивнула, — Наверное, я лучше не буду про это…

Дв совершенно четко рассчитал: этот артобстрел не может вестись долго. Накануне военный штаб Атауро объявил: «Любая атака против объектов на территории ДМА должна немедленно пресекаться путем полного уничтожения атакующих групп, всей инфраструктуры в зоне их дислокации и всех потенциально-военных объектов»…

Дальняя связь штаба с автономными группами не функционировала, но лазерная связь с дронами наблюдения в акватории сохранялась. Обстрел был засечен немедленно. Через несколько минут, звено авиа-рэпторов, усиленных планирующими минами, методично стерло с лица земли батарею на Кисаре, и маленький порт, и поселок, жители которого дальновидно покинули остров еще два дня назад. Маленький эпизод маленькой войны.

После небольшой паузы Екико вздохнула и снова потерла лицо ладонями.

— Я не сразу поняла, что стреляют уже не в нас. Взрывы продолжались, но сотрясений земли не было. Потом меня полминуты тормошили, чтобы я начала соображать.

— А это было со всеми волонтерами, — сказал Ринго, — Меня трясли точно так же.

— Да, верно, — она кивнула, — Я стала въезжать в тему, но такой калейдоскоп в голове… Надо было срочно что-то делать с Джоси, с тем парнем, из Новой Ирландии, но я не представляла что. Он получил осколок в живот, и оттуда лезло все, что внутри…

— На голодный желудок поймал? — со знанием дела поинтересовалась Пума.

— Да. Нас предупреждали по поводу еды.

— Правильно предупредили, да!

— Если бы не профи из «CSAR Hybird», то он бы точно умер, — сказала Екико, — но они быстро вкатили ему какой-то spec-mix из «аптечки коммандос».

— Первый шприц-тюбик справа, — уточнил Рон, — По приколу, это называют: freeze-me.

— Реально это было совсем не смешно, — заметила Екико, — Парень после инъекции выглядел почти как труп. Дв был ранен в плечо, но остался в сознании и даже шутил, когда его обрабатывали. А командование принял Гкн, другой профи из CSAR Hybird. Дело в том, что у нас образовалась еще проблема: с того подбитого сейнера каким-то образом спустили на воду три надувных «Зодиака». Пока мы лежали на грунте, под артобстрелом, они прошли больше полпути до нашего островка…

Пума задумчиво поскребла ноготками голое колено и поинтересовалась:

— А ваши тачки остались на ходу?

— У одной амфибии пробило что-то осколками. Мы поехали на двух уцелевших. Гкн оставил с ранеными двоих ребят, которые лучше соображали в медицине. А восемь человек поехали… Я и Ринго попали в первый экипаж, где были Гкн и Упу, девушка-профи, из CSAR. Помню, что на меня опять наплыло какое-то чувство нереальности происходящего. Наверное, из-за нервного шока, и еще из-за ноктовизора. Когда ночь превращается во что-то яркое, раскрашенное условными цветами, все окружающее выглядит, как сон… Или как какой-то бред, если учесть, что мы там делали.

— Yo! — согласилась Пума, — Меня это тоже прикалывает. Особенно в море. Дельфины становятся разноцветными, как коралловые рыбки. И выдохи, как фейерверки, да!

— К сожалению… — вздохнула Екико, — у нас там были не дельфины. Joder! Почему эти идиоты не пошли в другую сторону, на восток? Там всего 30 миль до острова Малкал.

У Пумы был свой взгляд на подобные вещи, и она рассудительно прокомментировала.

— Хорошо, что они идиоты! А то они бы пошли туда, и вы не смогли бы их убить.

— Прикинь, гло, — вмешался Ринго, — У нас не было цели их убивать. Если бы они ушли куда-нибудь на фиг, пусть бы себе жили!

— Это исламисты, — возразила она. — От них проблемы. Зачем надо, чтобы они жили?

— Это люди, — отрезала Екико, — Они думали, чувствовали, кого-то любили… Они даже почти не сопротивлялись. В начале кто-то из них дал несколько очередей из автомата наугад, в темноту… А потом они просто что-то кричали, махали тряпками. Наверное, белыми, но через ноктовизор цвета другие… Трое наших профи и еще одна девчонка, военный корреспондент, стреляли из «HAL», винтовок с лазерным маркером. Они специально старались не продырявить лодки. В тех людей, которые в воде, сложнее целиться. Все равно, продырявили, конечно, и оставшихся добивали в воде. А я была корректировщиком огня на втором номере. Когда до меня дошло, что происходит… В общем, меня вывернуло. Меня и сейчас выворачивает, когда я вспоминаю.

Рон слегка качнул головой, достал из кармана сигарету и покрутил между пальцев.

— У тебя абсолютно здоровая реакция, гло. И, в принципе, ты права: людей убивать нехорошо. Это, как бы, общее правило. Но Пума тоже права. В этом частном случае, людей надо убивать, потому что от них проблемы. Вот, представь: они бы дошли до Малкала, а ведь там кто-то живет. Скорее всего, там обычные рыбаки и фермеры, в основном нормальные люди, хотя и мусульмане. На хер им нужен такой подарок?

— Убивать фактически безоружных? — спросила она, — Расстреливать тех, кто сдается?

Экс-коммандос щелкнул зажигалкой, прикурил и кивнул.

— Да. Именно так, в идеале, и следует вести войну. Твоя квалификация и техническое обеспечение должны превратить противника в практически безоружную мишень, не способную нанеси тебе ущерб. Пойми, Екико, что война это не рыцарский турнир, а социальный бизнес. Примерно как работа ассенизатора. Уборка говна на обитаемой территории. Люди не хотят жить в говне и с исламистами. Кто-то должен это убрать.

Он сделал паузу, на одну затяжку, и продолжил:

— Про исламистов, сдающихся в плен. Лет десять назад мы до хрипоты спорили на эту тему с Ивом Козаком. Три года назад, Наллэ пытался доказать мне, что Козак прав…

— Ты не сказал: о чем конкретно был спор? — перебил Ринго.

— Это длинная история. Расскажу, если хватит времени. Так или иначе, в вашем случае командир поступил верно. У вас было трое профи и семеро волонтеров, ограниченно-боеспособных из-за шока. Плюс два раненных. Куда вам еще брать пленных?

— Но через час к нам подошло подкрепление. Три штурм-скринера «Yeka», морские рейнджеры, и два военных медика. Мы бы сумели удержать пленных до их прихода.

— Может быть, да, — сказал Рон, — А, может быть, нет. Командир не должен подвергать личный состав необоснованному риску.

— А как те два парня? — вмешалась Пума — Ваш командир и волонтер-новоирландец?.

Ринго поднял кулак, оттопырив вверх средний и указательный пальцы. «Victory».

— Все живы. Правда, когда мы улетали, Джоси еще хреново выглядел, но вчера уже прислал SMS. Пишет, что кишки стали на полтора метра короче, но все остальное приклеилось на место. Грозился через месяц пригласить нас в гости. А Дв в порядке, только рука упакована в биостатик, и медицина говорит, что с войной ему придется завязывать. Ему понравилось на Жако. Он прикидывает, как там устроить ферму.

— А мы, тем более, с войной завязали, — добавила Екико, — Это точно не наше… Рон, а скажи, это… Ну, ты понимаешь… Когда-нибудь пройдет?

— Тебе совсем по правде ответить? — осторожно спросил экс-коммандос.

Она задумалась на несколько секунд, подперев кулачком подбородок.

— А можно по правде, но оптимистично?

— Можно. Ты помнишь, как в детстве тебя первый раз кто-то серьезно обидел?

— Именно первый раз? Не знаю. Я не уверена, что помню это точно…

— Вот и здесь так же, гло. Тогда, в детстве, тебе показалось, что произошла ужасная трагедия. Мир сломался. Он испортился и, наверное, необратимо. Он уже никогда не станет таким же чудесным, как раньше. Это действительно трагедия, причем каждый человек ее испытывает. И живет дальше. И оказывается, что и в этом состоянии, мир довольно симпатичная штука. Просто он не совсем такой, как тебе казалось раньше.

— Спасибо, Рон. Наверное, я надеялась услышать примерно такое объяснение. А это ничего, что я, столкнувшись с войной, так раскисла? Другие люди как-то прочнее…

— А это ничего, что люди вообще разные? — с серьезным видом спросила Пума, — Это ничего, что они не вылупились из одинаковых яиц в инкубаторе? Это не страшно?

Екико смотрела на нее несколько секунд с удивленным недоумением, а потом вдруг рассмеялась, как-то очень легко и весело.

— Ребята! Как здорово, что Наллэ посоветовал к вам прибиться.

— Угу, — проворчала Пума, — Наллэ Шуанг, он великий, а мы так, пописать вышли, да!

— Вы не великие, вы замечательные, — ответила Екико, — Вы… Короче, вы это вы.

— Угу. А то я не знала, что мы это мы. Тигра, а расскажи ребятам, как великий Наллэ Шуанг сверлил тебе голову, что люди это люди.

— Сверлил голову? — Рон удивленно наморщил лоб.

— Очень сильно греб мозги, — уточнила она, — Он это умеет.

Экс-коммандос чуть поморщился и энергично почесал себе за ухом.

— На самом деле, Черная кошка, это называется «прикладная риторика». Как раз тот предмет, по которому ты с некоторым напряжением получила зачет в колледже.

— Я привыкла говорить прямо.

— Да, — согласился он, — Это здорово. Но как быть со стилем составления инструкций?

— Я учусь, — ответила Пума, — А ты хотел рассказать про Шуанга, и еще про Козака.

— ОК. Начну по хронологии, с Ива Козака. Тогда, почти 10 лет назад, мы были совсем молодые и зеленые, но считали себя о-го-го какими… У нас случился отпуск после задания, и мы всей командой устроили подводное сафари в лагуне Эаурипик, на юге центральных Каролин. По вечерам — умные разговоры в единственном местном баре. Кстати, называется «Harley Davidson». Рекомендую… Команда в сборе, и разговоры крутились вокруг прошлого рейда. Так вот: Ив Козак, вбросил тему: если бы мы не зачистили тех моджахедов-юниоров, а поймали бы живыми, притащили на островок, откуда им не смыться, и попробовали их социализировать — что бы получилось?

— Моджахеды-юниоры? — переспросил Ринго, — Насколько юниоры?

— Младшему было лет двенадцать. Это не предел. ООН пишет, что есть и по десять.

Ринго посмотрел на Рона с явным недоверием:

— Y una polla…И вы их убили?

— Да. Мы зачистили всю вооруженную группу, захватившую заложников. Этих тоже.

— Бред какой-то… — произнесла Екико, — …А откуда они там взялись?

— Из тренировочного лагеря «Дарул-Ислам» в Бенкале, на Суматре. Мы передали info индонезийской контрразведке, и этот лагерь они накрыли, но он был не последний.

— Но неужели нельзя было как-то иначе?!

— Как? — спросил Рон, — Мы потом, на Эаурипике, раскладывали так и этак. Ничего не получалось. В какой-то момент я сказал: допустим, мы взяли бы их живыми, ну и что дальше? Куда их? За решетку в зоосад? Ив Козак стал спорить, что особых дефектов психики у них не было, и если бы их поместить в среду, где нет программирующего фактора… В смысле, нет промывания мозгов, и отсутствует возможность исполнять ритуалы, то психика сама пришла бы в естественное состояние меньше, чем за год.

— А Наллэ тоже так считает? — поинтересовался Ринго.

— Не то слово. Он меня просто растерзал своей логикой. Еще бы: Наллэ это ходячая энциклопедия, а я, между прочим, простой сержант, академий не заканчивал…

Екико громко и ехидно фыркнула.

— Знаешь, Рон, если ты простой сержант, то я сайберский мамонт. А Наллэ, кстати, никогда не занимается голой софистикой. Он практик. Если говорит, то и делает.

— Это точно, — проворчал Рон, — Нынешняя тема с экстерриториальными бубликами задумана им еще в Африке. Может, не в деталях, но в принципе.

— Точно-точно! — вмешалась Пума, — Он намекал, да! Мы жили в одном общем fare в Макасо-Мпулу, вчетвером: Наллэ, Эстер, и мы с Тигрой. Помню-помню!

— Бублики — это газобетонные плавучие острова? — уточнил Ринго.

— Они самые, — подтвердил Рон, и тут у него в кармане запищал woki-toki…

Вызов прогнозируемый. Находящееся в радио-рубке «звено тылового обеспечения и резерва» (т. е. пятеро африканских коммандос плюс военфельдшер) докладывало: все «Делосы» прошли 12-мильную отметку у восточного берега Сибуту, и через 5 минут мобильные звенья приступят к активной фазе операции…

Противник вел себя тоже прогнозируемо, по-раздолбайски. Десяток маленьких спай-дронов, запущенных заранее, уже давно висели над Сибуту, постоянно передавая на тактические экраны в радио-рубке изображения с высот 100, 250 и 500 метров. Из них можно было заключить, что штаб здешнего филиала «Абу-Саяф», разместившийся в единственном отеле в более-менее крупном поселке Тандубанак, никак не прикрыт с востока (если не считать прикрытием дюжину вооруженных бездельников, которые неубедительно притворялись часовыми). Еще около двадцати боевиков находились внутри этого одноэтажного сооружения, еще пять — внутри сооружения локальной электростанции отеля, и еще по столько же — рядом с мечетью и пожарной будкой. Остальной вооруженный контингент числом до двухсот нес службу в следующем порядке: две трети спали в казарме (оборудованной в одном крыле отеля), а треть патрулировала несколько причалов западного берега и въезд на единственную здесь грунтовую дорогу, пересекающую широкую часть островка с северо-запада на юго-восток. Раз в полчаса, возникали ленивые перестрелки с «Хуки», сходным образом патрулирующими на лодках свои берега вдоль группы мелких островков Ситангкаи в двух-трех милях к западу, на другой стороне пролива. Никому и в голову не могло прийти, что воздушный десант с моря способен в темноте высадиться в мангровых болотах у восточного берега Сибуту, и внезапно атаковать ключевые точки острова.

Первый огневой контакт активной фазы прошел ровно как на учениях на Пелелиу за одним только исключением: здесь не было Пумы, стреляющей шариками с краской. Вместо нее африканских коммандос развлекали полусонные боевики, бессистемно стреляющие в темноту с криками «Хуки, хуки напали!». Наличие у коммандос очков-ноктовизоров (и отсутствие таковых у боевиков) делало боевое столкновение, мягко говоря, неравным. Примерно как дуэль трезвого зрячего с пьяным слепым. Обычный солдат, поднятый среди ночи по тревоге, мало боеспособен в первую минуту. Только потом он «включается в обстановку». В данном случае, никакого «потом» не было. Боевики «Абу Саяф», выбегавшие из казармы, представляли собой почти идеальные мишени. Результат работы «карманных пулеметов» с дистанции менее ста метров не очень отличался от результатов, которые дали бы «классические» ручные пулеметы.

Сто секунд. Финал первого огневого контакта. Коммандос бесшумно растворяются в болотистой местной «зеленке». На «полную зачистку» нет времени. На второй точке дислокации «Абу Саяф» — в поселка Тункох в южной половине острова — наверняка заметили разгорающийся в Тандубанаке пожар. Примерно через полчаса, из Тункоха двинется колонна, три — четыре древних грузовика, по сорок боевиков в каждом. Она выйдет на единственную грунтовку и поползет по ней со скоростью посредственного бегуна. Одновременно, к Тандубанаку начнут стягиваться где-то около семидесяти боевиков, которые до этого патрулировали опасный западный берег.

Итого: после уничтожения незащищенной автоколонны на марше (задача, прекрасно знакомая любому африканскому коммандос), и разгрома того маленького гарнизона, который остался в Тункохе, противник будет располагать всего одной группировкой в Тандубанаке, численностью менее ста человек, не имеющей ни управления, ни боевого охранения. Она (а следом — и весь Сибуту) еще до рассвета станут легкой добычей «Хуки», которые переплывут с Ситангкаи через канал, на уже не охраняемый берег.

Вопрос: Откуда «хуки» узнают о резком изменении тактической обстановки?

Ответ: С ними уже связалась «Inter-Brigade Mobile» (автономный боевой отряд т. н. «Пятого Интернационала»), и передала сообщение: «БЫТЬ НАГОТОВЕ».

Ремарка: Название «Inter-Brigade Mobile» (IBM) не имеет отношения к всемирно-известной фирме «International Business Machines» (IBM), но компьютерные системы анализа радио-перехвата не умеют отделять одно от другого. IBM и IBM…Такие «случайные» совпадения часто используются в военно-прикладной лингвистике.

Пробило четыре склянки. Два часа ночи. До конца «собачей вахты» на «Малышке» оставалось еще два часа. До утренней зари — около полутора часов. До планового завершения учебно-боевой операции на Сибуту — полчаса. До огромнейшей кучи неприятностей — всего двадцать минут. Точнее, неприятности уже начались…

— Шеф Батчер, мне не нравятся оба эти корыта, и большое и маленькое, — проворчал старший сержант Нанво, тыкая толстым черным пальцем в экран радара, — Сраный крейсер ООН слишком близко подошел к Сибуту. А эта лоханка, катер, идет в нашу сторону уже полчаса. Думаю, это или копы, или филиппинская береговая охрана.

— Я просто пошлю их на хер, — ответил Рон, — здесь нейтральные воды.

— А они тебе скажут что-нибудь про обыск на тему наркотиков и пиратских дисков.

— Тогда я тупо подниму красной флаг с черный бабочкой. 20 фунтов против хвоста селедки, что они сдрейфят брать на абордаж мирных рыбаков из Хитивао. Тут чуть больше семисот миль до Факфака. Подлетное время авиа-патруля CSAR — два часа. Филиппинцы не успеют уйти в свои территориальные воды. Зачем им такой риск? Конечно, мы при этом некрасиво засветимся, но… Короче, мы это переживем.

Старший сержант Нанво несколько раз цокнул языком, качая массивной головой.

— По отдельности, вроде, так, а если вместе? Катер будет крутиться рядом и ждать возвращения наших птичек. Увидит — просигналит, и получи вертолеты с крейсера.

— У «голубых касок» мандат только на Сибуту и Ситангкаи, — возразил Рон, — Они не полезут в середину моря Сулавеси. И старт миссии у них по графику только утром.

— Ой-о! А вдруг это «голубые каски» какой-нибудь особо вредной породы?

— Да, — Рон кивнул, — Этого нельзя исключать. Ладно, пойду маячить на палубе.

— Зачем? — спросил Нанво.

— Затем, что обстановка на судне должна соответствовать легенде. До заката у нас на палубе торчали четыре рыбака. Наиболее логично, если они и сейчас торчат там же, присматривают за буйками, дремлют, или пьют чай, или играют в маджонг… Черная кошка, ты умеешь играть в маджонг?

— Нет, — ответила Пума, — А это интересно?

— Увидишь, — сказал он, закрепляя за ухом клипсу ларингофона, — Хэй! Екико, Ринго, пошли на палубу, научим мою vahine играть в маджонг.

Через четверть часа, когда семиметровый скоростной «Aqua-Ferrari» (разумеется, не итало-французского производства, а местного малайского, супердешевого гаражноотверточного), развернулся и затормозил недалеко от борта «Малышки», стало ясно: никакой полицией и береговой охраной здесь даже не пахнет. Четверо ярко одетых субъектов с дешевыми китайскими пистолет-пулеметами «Norinco Type 85», грозно завопили, призывая капитана «Малышки» для делового разговора.

Рон Батчер, одетый в пестрые широкие шорты и свободную штормовку, артистично придал себе вид Самого Несчастного И Бедного Рыбака (СНИБР) и подошел к борту.

Главный из четверых субъектов на катере смерил СНИБРа презрительным взглядом, демонстративно сплюнул в воду и достаточно громко процедил сквозь зубы.

— Я Ларел-Эман. Ты знаешь меня?

— Я не имею такой высокой чести, большой-человек-господин, — пролепетал Рон, — я простой рыбак Джонни Вайгеа с островка Вайгеа, что на юго-востоке…

— Ты дурак, — сообщил Ларел-Эман, — Ты должен меня знать, потому что это моя часть моря, и если ты здесь рыбачишь, то ты должен мне платить. Ты понял?

— Я понял, большой-человек-господин. Но я очень бедный, денег почти совсем нет.

— У тебя большая лодка, — возразил Ларел-Эман, — Значит, есть и деньги. Ты дашь сто американских долларов и можешь рыбачить эту неделю. Когда ты захочешь рыбачить здесь в следующий раз, то сам вызовешь моих людей по рации, чтобы заплатить.

— Но большой-человек-господин! — взмолился Рон, — сто долларов это очень большие деньги! У меня семья, жена, и пять детей, и мои родители, и родители жены, и…

— Тебе лучше найти эти деньги, — перебил «владелец части моря», — А иначе я заберу с твоей лодки вещей на эти сто долларов, по цене, которая покажется мне правильной.

— Хорошо-хорошо, большой-человек-господин…

Рон, артистично играя невыносимый ужас, начал рыться в карманах, и вот… О, какое счастье!.. Обнаружил там стодолларовую купюру.

— Вот! Я нашел! Если мне кинут шнур, я привяжу ее. Так, большой-человек-господин?

— Что-то ты мне подозрителен, Джонни Вайгеа, — задумчиво ответил Ларел-Эман, — это странно, что у бедного рыбака в кармане бумажка сто долларов. А она там одна?

— Это были мои последние деньги большой-человек-господин! — в ужасе завопил Рон.

Дистанция между катером и «Малышкой» составляла всего каких-то пять метров, и главарь морских рэкетиров мог рассмотреть лицо СНИБРа в боковом свете довольно мощного носового фонаря катера. Увиденное только укрепило его подозрения.

— Знаешь, Джонни Вайгеа, ты не похож на бедного рыбака. Та маленькая цена в сто долларов, только для бедных рыбаков. А ты богатый и будешь платить двести.

— Ладно, — сказал Рон и вынул из кармана вторую стодолларовую купюру.

Такой стиль ответа был грубой ошибкой, но экс-коммандос одновременно слушал по ларингофону переговоры с бойцами на Сибуту и доклады старшего сержанта Нанво о тактической обстановке. Приблизительно три минуты назад, с крейсера, идущего под флагом ООН, поднялся тяжелый вертолет «Chinook» и взял курс на Сибуту. Это было очень странно и, что гораздо хуже, африканские коммандос не имели инструкций на случай появления «голубых касок». С чего бы — если их пересечение никак не могло произойти: миротворцы должны были появиться только через несколько часов, когда африканцы уже давно покинут остров, и прибудут на борт «Малышки». Сейчас Рон должен был срочно придумать и довести до бойцов новый порядок действий, а вместо этого он тратил время на идиотский торг вокруг одной-двух сотен долларов. Решать проблему жестко Рон опасался — была ненулевая вероятность, что эти фигуранты на катере — приманка, провокация, устроенная, чтобы экипаж «Малышки» раскрылся.

В этот момент Ларел-Эман имел замечательный шанс заработать двести долларов и спокойно уйти. Кажется, тень такой мысли промелькнула на его невозмутимом лице, однако, уже через несколько секунд жажда легкой и большой наживы взяла верх над разумными опасениями джентльмена удачи, оказавшегося в необычной ситуации.

— Ты слишком подозрительный человек Джонни, — заключил Ларел-Эман, — Давай мы поговорим дальше на твоей большой лодке. Я хочу посмотреть ее. Ты же не против?

— О! Конечно-конечно! — с радостной готовностью согласился Рон, от избытка чувств роняя купюры на палубу, и начиная нагибаться, чтобы поднять их…

Вообще-то, он мог полностью доверить это дело Пуме, которая уже заняла отличную стрелковую позицию на полубаке, но решил тоже поучаствовать — на всякий случай. Длинные очереди из двух «palmagun» ударили почти одновременно и с предельно-коротких дистанций 15 и 5 метров. Вот к чему приводит даже небольшое нарушение нормального баланса естественной жадности и естественной осторожности.

Через пять секунд Пума оказалась у борта рядом с Роном, и глянула на результаты.

— Wow! Тигра, а почему они получились такие разорванные?

— Потому, что подлет короткий, и снаряды почти не потеряли скорости, — ответил экс-коммандос, — Они сильно деформировались, соприкоснувшись с целью, и получился значительный экспансивный эффект. Как у пуль с раскрывающимися надрезами.

— У-у! — протянула Пума, — Хороший эффект, да! А можно сделать так, чтобы…?

Ее вопрос был прерван громким утробным звуком. Ринго и Екико подошли ближе, и девушка увидела то, что лежало в катере. Она успела только перегнуться через борт, чтобы корректно выполнить процедуру, именуемую на сленге «кормление рыбок».

— Joder! — пробормотал Ринго, осторожно обняв Екико за плечи, — Хэй, ты как…?

— Ну, почему со мной такое…? — жалобно спросила она, возвращаясь в вертикальное положение и вытирая губы ладонью.

Пума ласково погладила ее по спине и удрученно произнесла:

— Извини, мы нечаянно. Ты туда не смотри. Лучше смотри на небо, там звездочки…

— Хэй, ребята! — перебил Рон, — У нас проблемы. Быстро все в радио-рубку. Мне нужна каждая голова, и каждая извилина!

— Я только помоюсь, — сказала Екико.

— ОК. Но быстро, ладно?

— А что случилось? — спросил Ринго.

— Наши парни завалили ООН-овскую вертушку, — лаконично ответил экс-коммандос.

Вообще-то, сержант Лаас действовал строго по инструкции. Обнаружив «Chinook», приближающийся с востока к позиции своего звена, он определил это, как подход подкрепления противника (числом до полста десантников). Дальше последовала стандартная процедура поражения низколетящей крупномерной воздушной цели. Дюймовый шарик весом 1/5 фунта, из «динамического» ружья на скорости более километра в секунду, продырявил фюзеляж снижающегося вертолета над кабиной и разрушил расположенный там носовой двигатель. Правда, передний несущий винт продолжал вращаться пассивно, и это позволило пилотам (ценой огромных усилий) посадить двадцатитонную вертушку на одном кормовом двигателе. О заходе на запланированную площадку уже и речи не было. «Chinook» относительно мягко плюхнулся на брюхо в болото в полумиле к западу от берега и к югу от грунтовки.

Тут бы взводу «голубых касок» из Южной Кореи и крышка. Африканские коммандос легко и непринужденно расстреляли бы их по инструкции, не позволяя выбраться на местность. Но, после своевременного приказа Рона, они дисциплинированно заняли закрытые позиции в радиусе 200 метров от точки посадки и стали вести наблюдение.

Сорок южнокорейских парней, неприятно удивленных настолько «теплой» встречей в воздухе, в быстром темпе покинули полузатонувший и отчаянно дымящий «Chinook», пытаясь как-то занять круговую оборону на крайне неподходящем для этого участке местности. В это же время, в рубке «Малышки» шел спринтерский мозговой штурм. Допустить инспекцию островка «голубыми касками» прямо сейчас, значило засветить проведенную операцию от и до (включая и эпизод с вертолетом). Вариант «зачистить» ранних гостей был отброшен сразу, как негодный с любой нормальной точки зрения. Смыться и плюнуть на засветку тоже не получалось. Радар южнокорейского крейсера обшаривал берег Сибуту метр за метром. Он засек бы даже такие некрупные летящие объекты как учебно-десантные «Delos» (пока что замаскированные в зарослях).

Парадоксальное решение было найдено менее, чем за десять минут — правда, детали пришлось додумывать и уточнять уже на ходу. Все началось с трофейных штурмовых винтовок «Pindad» (упрощенная индонезийская реплика старой шведской «Bofors»). Громоздкое, но дальнобойное оружие, бывшее на вооружении отрядов «Абу Саяф», сейчас на Сибуту можно было просто снять с убитых. Сами убитые, впрочем, тоже пригодились — три десятка свежих трупов составляли необходимую часть плана.

…Театрализованная военная драма в театре-буфф под открытым небом началась с ураганного обстрела пустого вертолета из винтовок «Pindad» и пулемета «Madsen» (разумеется, тоже трофейного). Южнокорейцы держались браво: отстреливались в сторону противника, скрытого зеленкой даже от неплохих корейских ноктовизоров «Daewoo». Положение у них было аховое — по два запасных рожка с патронами на каждого бойца, и по несколько зарядов для подствольного гранатомета. Скоро их автоматы замолчали, лишь иногда огрызаясь в темноту одиночными выстрелами. Атакующие приободрились и начали морально подавлять осажденных с помощью грозных криков «Аллах акбар» и иных по той же теме (из карманного армейского разговорника). Финал драмы игрался в духе голливудского ковбойского «Happy end» (когда одни хорошие парни уже в полной заднице, приходят другие хорошие парни и убивают всех плохих, а потом все хорошие парни веселятся и пьют кока-колу).

При свете дня и взыскательной аудитории, артистов забросали бы помидорами, но в ночной темноте, в сельской местности, при условии стрельбы боевыми патронами (последнее крайне важно для убедительности) спектакль имел головокружительный успех. Благодаря профессиональному мастерству вооруженных артистов, ни один из сорока зрителей не был ранен (царапины, ушибы и тому подобное — не в счет). После общей победы над злыми экстремистами, у южнокорейцев психологически не было возможности удержаться от братания с бойцами «хуки» и «IBM». Капитан крейсера, получив рапорт лейтенанта «голубых касок» о том, что все как-то обошлось, никто не убит и не ранен, а миссия выполняется в обычном режиме — вытер пот со лба и отдал приказ ложиться на обратный курс, домой в Инчхон.

Африканская интербригада (якобы с Кубы), таинственным образом испарилась на утренней заре. Также испарились все десантные «Делосов» (хотя ни один из них не взлетел из укрытий на восточном берегу). Примерно в это же время — на рассвете, на Сибуту появились активные крепкие ребята из «Catholic International Brotherhood of Seafarers» (на сленге — «береговое братство» в полицейских отчетах «шиппинговая малайско-китайская мафия»). Они пришли на двух 25-метровых катерах класса «Sparviero» на подводных крыльях (якобы, гражданских, грузовых, построенных по военному проекту только чисто для скорости), и переставили на причал несколько морских контейнеров. Лейтенант «голубых касок» с тоской наблюдал, как «хуки» с радостно-азартными возгласами вытаскивают оттуда автоматы, минометы, ящики с боеприпасами, и самоходные автоматические гранатометы на мото-тележках.

На вопрос лейтенанта: «Где сейчас проходит линия противостояния враждующих сторон?». Ему ответили: «Никакой линии и не было, а были бандформирования, но сейчас (с вашей помощью, сэр!), они полностью уничтожены. Но «голубым каскам» лучше здесь остаться. Статус Сибуту и Ситангкаи неопределенный, а народ как вы, знаете, высказал свою волю, и это его право по Конвенции ООН, не так ли, сэр? Мы мирные рыбаки, но готовы защищать свою независимость с оружием в руках…».

Лейтенант погрустнел еще больше — до него дошло, что из-за какой-то непонятной политической игры, миротворцы ООН окажутся живым щитом для зарождающейся карликовой республики контрабандистов. Потом (провожая взглядом стремительно уходящие в море катера «берегового братства») он подумал: «Какое мне дело до этих мафиозных игр? Ну, контрабандисты. Людей не убивают и не грабят, и в рабство не захватывают — и ладно…». Сделав этот вывод, лейтенант повеселел… На Сибуту и Ситангкаи настал мир (благодаря своевременному вмешательству ООН!). Через час разразился чудовищный дипломатический скандал — но это уже другая история.

81

Капитан преторианской гвардии дождался, пока один из трех шариков выкатится из прозрачного барабана судейского барабана, и объявил:

— Согласно воле подсудимых и по их праву, записанному в Великой Хартии выбор председателя суда, как ранее выбор очной тройки судей, определил жребий. Из трех очных судей — Кими Укмок, Огана Селту и Чои Сче, председателем стала Чои Сче.

— Ясно, — сказала изящная самоа-малайка, и взяла со стола маленький деревянный молоточек, — Давайте уже начинать. Не будем тянуть селедку за хвост. Подсудимые Райвен Андерс, Журо Журо и Чубби Хок, вы хотите что-нибудь сказать до того, как начнется процедура опроса?.. Не хотите? Тогда приступим к опросу… Скажите, сен Андерс, вторжение Красных Кхмеров на Тимор было частью операции, «Libratron»?

Отстраненный полковник INDEMI кивнул в знак того, что вопрос ему понятен.

— Это было частью не собственно, операции, а т. н. фазы сброса. Если мы вовлекли в решение задачи постороннюю группу, то должны обеспечить и ее выход из игры.

— Вот как, — задумчиво проговорила Чои, — Значит, вы сбросили Красных Кхмеров на Тимор просто потому, что их надо было куда-то девать. Почему вы не использовали какой-нибудь необитаемый остров, где это не вызвало бы негативных последствий?

— Потому, что кхмеры не согласились бы на такой финал, сен судья. Все протоколы переговоров есть в нашем рапорте, оттуда ясно, почему был выбран именно Тимор.

Чои Сче покачала в воздухе председательским молоточком.

— Нет, сен Андерс! Оттуда ясно только, почему Ним Гок считал Восточный Тимор удобным полигоном для своих сомнительных социальных экспериментов. А вопрос поставлен иначе: почему вы выбрали эту территорию для… Гм… Сброса.

— Причина одна и та же, сен судья. Ситуация на Восточном Тиморе была настолько безобразна, что политика Ним Гока не изменяла положение жителей к худшему.

— Это очень спорное утверждение, — заметила Чои, — Вы читали отчет о последствиях полуторадневной войны? О масштабах разрушений? О количестве жертв?

— Да, — ответил он, — Объем негативных последствий примерно такой же, какой был в предыдущих войнах на этом острове. Но прошлые войны длились месяцами, а сейчас меньше двух дней. Кроме того, я считаю нужным указать на позитивные последствия полуторадневной войны. После нее войны там прекратились на много лет, или даже десятилетий. Возникли факторы стабилизации, в первую очередь, Атауро и Роти.

— Ценой дестабилизации всего региона, — заметила Чои, — Индонезия, Филиппины…

Райвен Андерс вздохнул и медленно покачал головой.

— Нет, сен судья. То, о чем вы говорите, относится к развитию процессов, объективно обусловленных социально-экономическим профилем австронезийской акватории. В качестве примеров можно привести режимный кризис в Джакарте или сегодняшнюю ситуацию, сложившуюся в Сибуту-Ситангкаи. Операция «Libratron» на всех стадиях просто использовала объективно существующий политэкономический вектор.

— Это не аргумент, — заметила Чои, — Атомная бомба просто использует объективный вектор падения потенциалов ядер. Вопрос: где, когда, как и с какими последствиями.

— Я не ищу отговорок, — пояснил Андерс, — Но не все процессы, которых вы назвали, являются результатами проекта «Libratron». Я напоминаю: 2 марта мы все трое уже фактически были выведены из игры. Нас вызвали сюда, в суд для объяснений, а на следующий день вообще отстранили, и события развивались вне нашего контроля.

— Сен Андерс, это намек на то, что во всем, начиная с утра 2 марта, виноват суд?

— Нет, сен судья. Я лишь обращаю ваше внимание на приложение к нашему отчету: «Сценарий управляемого конфликта в зоне 25 плюс 10». Когда 2 марта управление конфликтом прервалось, сценарий начал развиваться по совершенно иному пути.

Возникла длинная пауза. Было слышно, как все трое судей листают страницы. Затем, судья Оган Селту отчеркнул какой-то пункт и обратился к Райвену Андерсу.

— Знаете, сен разведчик, я посмотрел файл предыдущей недели, про Бруней. Там план выхода отряда кхмеров путем захвата туристического лайнера с заложниками. Вы что, считаете это нормальным? Типа, издержки разведывательного производства?

— Нет, сен судья. Но на территориях подконтрольных исламистам, все ненормально.

— При чем тут исламисты? — удивился Оган, — Экипаж и туристы на «Royal Diamond» оказались в заложниках у Красных Кхмеров, а не у исламистов. И это был ваш план!

— Позвольте, я отвечу развернуто, сен судья, — сказал Райвен, — Если мы оперируем на исламистской территории, то нам приходится прибегать к симметричным методам. В порядке грубой аналогии: когда полисмен пресекает бандитизм, он стреляет в людей. Бандиты тоже люди. Но никакие другие методы тут не работают. Туристы попали в заложники из-за того, что находились на территории, подконтрольной исламистам. В контексте той же аналогии: сами, по своей воле, шагнули на линию огня. Я, конечно, сочувствую им, но их никто не заставлял ехать в явный рассадник бандитизма.

— Ладно, — судья, махнул рукой, — В Брунее, допустим… А в море? С каких это пор по нашему морю могут спокойно идти корабли с рабами на борту?

— Это было еще не наше море, — возразил Андерс, — Пакт Меганезия-Хитивао-Атауро о морском контроле заключен 2 марта… Кстати, этот пакт стал возможен только после реализации соответствующей фазы проекта «Libratron».

— Не сползайте с темы, сен разведчик! Почему авиаотряд с нашей базы Удан-Лоти не ликвидировал «Красных Кхмеров» утром 1 марта, после того, как они сбросили всех заложников в море у берегов Тимора и пошли на штурм Дили? Вот, на столе рапорт коменданта Удан-Лоти, капитана Аги Табаро. Флаеры были уже в воздухе, готовые за полторы минуты расстрелять кхмерский десант. Почему не был отдан приказ «Fire»?

Райвен Андерс достал из кармана сигареты, вопросительно глянул на председателя и, после ее кивка, закурил. В зале повисла напряженная тишина…

— Я дам два ответа. Один формальный, а другой человеческий. Начну с формального. Политическая картина на утро 1 марта позволяла сделать прогноз о начале войны за передел Тимора уже в этом месяце. Военный потенциал Восточного Тимора на тот момент был практически нулевым, а кхмеры могли быстро изменить эту ситуацию. Уничтожив их, мы de-facto, выступили бы на стороне исламистов, что недопустимо.

— Ловко запутано, — проворчал Оган, — А какой человеческий ответ?

— Человеческий, — сказал Райвен, делая глубокую затяжку, — Он очень простой. Мы договорились с определенными людьми. Пусть, с не очень хорошими людьми. Они доверились нам. Мы доверились им, в разумной мере. Они выполнили свою часть договора, и стали нам не нужны… Более того, стали неудобны. Представим, что мы воспользовались ситуацией и ликвидировали их. Кто мы будем после этого?

— Joder! — судья Оган хлопнул ладонью по столу, — Я не готов играть в эти гребаные шахматы по вашим гребаным правилам. Вы, сен разведчик, специально сначала все запутываете, как вам нужно, чтобы потом по-любому, выползти сухим из воды! Это понятно, что с вашим опытом можно обвести непрофессионала вокруг буя. Только я скажу вот что: на фиг нам разведка, которая нас же обводит вокруг этого самого буя! Хартия четко говорит: все правительственные службы должны быть под контролем kanaka-foa. А если вы нами крутите, как хотите, то вы ни хрена не под контролем!

— Что плохого для kanaka-foa мы объективно сделали? — спокойно спросил его Райвен Андерс, — Свободный и дешевый доступ наших горнорудных партнерств в Западную Новую Гвинею, к Тимбагапура, где величайшие в мире месторождения полиметаллов, расширение нашей экономической акватории на большую часть морей Австронезии, свобода для полутора миллионов туземцев Хитивао (бывшего Ириана) — это плохо?

Судья Кими Укмок, до этого, как будто, скучавшая над распечатками, подала голос:

— Плохо то, что мы обо всем узнаем не ДО, а ПОСЛЕ. Я согласна с Оганом. INDEMI фактически вышла из-под контроля. Эта служба проводит тайные операции, и только потом объявляет публике: «Смотрите, сколько денег мы принесли в копилку!». Эти авантюры превратились в систему, и дирекция INDEMI никому не сообщает о том, в какой момент и с какой вероятностью может произойти сбой. Сегодня мы узнаем, что всего три недели назад были на грани термоядерного конфликта, но все обошлось. Мы даже нажили по несколько тысяч фунтов в расчете на каждого гражданина. Ура! Все аплодируют. Но в любой азартной игре случаются не только выигрыши. Проигрыш в подобной игре может стать для нас фатальным. Это не моя фантазия, а известный в политэкономии сценарий перехода через барьер Хопкинса.

— Давайте будем последовательны, коллега Кими, — вмешалась Чои Сче, — Если теория Хопкинса верна и Большой Барьер существует, то мы неизбежно шагнем через него в ближайшие двадцать лет, как бы это не было печально. А если Хопкинс ошибался, то ничего подобного не произойдет ни завтра, ни через двадцать лет, ни через сто.

— А что это за барьер такой? — поинтересовался Оган Селту.

— Барьер тератонной войны, — ответила Кими Укмок, — Сен Сче говорит, что это, типа, объективное явление, а я так не считаю. В любом случае, не следует лезть на рожон.

— Тератонной войны? — переспросил он, — Это что-то вроде третьей мировой?

— Так, — со вздохом, сказала Чои Сче, — Похоже, нам потребуются пояснения эксперта. Коллеги, я предлагаю заслушать по этой теме Мелло Соароша, координатора фонда-департамента технического развития. Очень удачно, что он оказался в зале. Так… Сен Соарош, подойдите, пожалуйста, сюда, к судейскому столику…

Мелло Соарошу было на вид где-то между сорока и пятьюдесятью годами — точнее не определишь. Этнический индеец-кечо с примесью португальской крови, худощавый и жилистый, он был исключительно элегантен. Белая рубашка в стиле «кимоно» с алым орнаментом и ярко-лимонный килт, в сочетании с осанкой, свойственной охотникам-горцам, делали его похожим на персонажа неоклассического вестерна.

— Вот повезло, так повезло — проворчал он, выходя на свидетельское место, — Пришел, называется, послушать… Вечно у меня проблемы из-за любопытства. Сен судья, мне излагать классическую гипотезу Хопкинса, или свою точку зрения по этому поводу?

— Излагайте так, как вы бы рассказывали своим студентам, — ответила она.

— ОК, — Соарош кивнул, — Поехали от причала… Давным-давно, больше двадцати лет назад, когда я занимался мобильными минно-взрывными системами в крематории…

Оган Селту удивленно кашлянул. Мелло Соарош улыбнулся и пожал плечами.

— …Пардон, я имею в виду Военно-Инженерный Центр «Creatori» времен Конвента. Считается, что шефом Центра был североамериканец Сэм Хопкинс, хотя я ни разу не видел его. Может, его и вовсе не существовало. Миф. Но, как бы то ни было, именно Хопкинс считается автором доктрины тератонной войны и управляемого ренессанса, который за ней последует. Ее суть в следующем. Население планеты растет по некой восходящей кривой и, во второй половине века, достигает критического значения — существенно больше десяти миллиардов. Основной прирост идет за счет популяций низкого качества, и наступает точка выбора. Вариант № 1: Некачественный материал погасит прогрессивные регионы и вызовет откат в очередное средневековье. Будет многократный спад производства, и голод снизит население планеты до равновесного уровня. Такие волны уже случались в истории. Вариант № 2: Фактор «T» превентивно снизит население планеты примерно в десять тысяч раз — до одного миллиона людей. Снизит не равномерно по всей площади, а так, что население депрессивных регионов обнулится, а население наиболее прогрессивных регионов упадет всего в тысячу раз.

— Извините, — перебил Оган, — а что это за фактор такой?

— Фактор «T», — ответил Соарош, — Это и есть тератонная война. Война с суммарной мощностью примененных термоядерных зарядов порядка тератонны тротилового эквивалента. В смысле, порядка тысячи миллиардов тонн тротила. По окончании этой войны, согласно Хопкинсу, на мелких островах, избежавших уничтожения, начнется вертикальный ренессанс машинной цивилизации, разрушенной в остальных частях планеты. Гарантией такого ренессанса станут космические базы-поселки, которые заведомо не будут затронуты боевыми действиями. Вот такой сценарий. Разумеется, Хопкинс, как это свойственно политэкономическим идеалистам, считал, что после тератонной войны на планете настанет вертикально-прогрессивное светлое будущее. Человечество попрыгает по планетам, как зайчик, дотянется до ближайших звезд, и вообще подгребет под себя все симпатичные места в нашей галактике. Это вкратце.

Кими Укмок энергично тряхнула головой, как будто освобождаясь от наваждения.

— Доктор Соарош, а что такое сам барьер Хопкинса?

— Это критическое значение комплексного критерия Хопкинса. В него входят такие параметры, как доля политически-нестабильных территорий на планете, суммарное количество людей, вовлеченных в локальные конфликты, доступность технологий, необходимых для строительства космических поселков, объем производства сырья и аппаратуры для термоядерных зарядов, и глобальный уровень криптократии.

— Уровень чего, простите?

— Криптократии, — повторил он, — Технологии неявного управления, исходящего от анонимного источника и направленного на цели, скрытые от управляемых. От них скрывается даже сам факт управления. Криптократия порождает процессы, которые выглядят для не информированного наблюдателя, как естественные.

— Joder! — растерянно произнес Оган Селту, — Это слишком похоже на то, что сейчас. Скажите, сен Соарош, а как мы близко к этому самому барьеру?

Мелло погладил ладонью свой затылок и поправил ворот своей рубашки-кимоно.

— Сен судья, мне представляется, что прежде, чем ответить на ваш вопрос, я должен сообщить свое мнение о теории Хопкинса вообще.

— Да, конечно, — согласился Оган, — Хотелось бы знать, насколько это точная теория.

— ОК, — Мелло кивнул, — Тогда придется воспользоваться некоторыми сленговыми терминами для выражения своей оценки теории Хопкинса. Суд это допускает?

— Да, — ответила Чои Сче, — Если нам будут непонятно, то мы попросим пояснений.

— Думаю, моя оценка будет понятна и так, — ответил он, — Я готов аргументировано и вполне ответственно заявить, что теория Хопкинса — это полная хуйня.

В зале послышались смешки и одобрительный свист. Чои Сче вздохнула и постучала председательским молоточком по столу.

— К порядку, foa!.. Доктор Соарош, при всем уважении к вам, хотелось бы услышать аргументы в обоснование вашей оценки.

— Аргументы простые, — ответил он, — Планета слишком велика, чтобы быть целиком вовлеченной в один глобальный политэкономический процесс. Существует предел сложности систем, выше которого подобное невозможно. Сложность человеческой популяции с ее социальными процессами, лежит далеко за этим пределом. Хопкинс закономерно поставил вопрос о критическом перенаселении и низком качестве тех социумов, которые вносят в перенаселение наибольший вклад. Но, он некорректно ответил на этот вопрос, пытаясь объявить некое общее и окончательное решение.

— Правильно ли я поняла, что Хопкинс сделал некорректные выводы из корректных предпосылок? — уточнила Чои.

— Правильно. Больше того, это очень удачная формулировка. Поздравляю.

— Спасибо док Соарош. Иначе говоря, рост доли нестабильных регионов и рост числа людей, вовлеченных в локальные войны, и рост уровня криптократии, имеет место?

— Да, — подтвердил он, — Но имеют место и позитивные явления в области технологии, которые тоже упомянуты в работах, приписываемых Хопкинсу. Я об этом говорил.

— Понятно, док Соарош. А насколько эти процессы охватывают нашу страну? Прежде всего, интересует криптократия в сочетании с вовлеченностью в локальные войны.

— Разумеется, этот комплексный процесс происходит и у нас, — подтвердил Мелло.

Чои Сче задумчиво переложила несколько листков на столе и повторила:

— …Происходит и у нас. А как далеко они могут зайти? В военный конфликт какого масштаба может вовлечь нас криптократия?

— Ну… — он сделал паузу — … Теоретически, верхний предел мощности локального конфликта не определен. Все зависит от конкретных обстоятельств и предпосылок.

— Понятно, — сказала она, — А вы могли бы прокомментировать сценарий локального конфликта на предмет его теоретической реализуемости?

— Я могу попробовать, если увижу этот сценарий.

— ОК, — Чои повернулась к преторианскому офицеру, — Будьте любезны, организуйте демонстрацию видео-файла № 105-8 на большой экран в зале.

Фильм закончился. В зале суда послышались невнятные (и не слишком приличные) восклицания и робкие свистки. Чои Сче постучала молоточком по столу.

— К порядку, foa! Доктор Соарош, как вы прокомментируете данный видеоматериал?

— Бойкие ребята, — ответил он, — Я думаю, спекулянты недвижимостью отвалили им хорошую долю от прибылей, нажитых после массовой демонстрации этого кино.

В зале послышались смешки. Чои снова постучала молоточком по столу.

— Ну, а если говорить по существу, — добавил Мелло, — то агентство «Akureyri Special Military Review» — это известный поставщик фриков на рынке военно-политической аналитики. Я помню один их шедевр: Лаос провоцирует войну между Швецией и Уругваем в Северной Атлантике, чтобы без помех высадить десант в Гибралтаре с секретной авиабазы на Кипре, и захватить океанские ворота Средиземного моря.

Он подождал, пока председатель суда установит тишину, и продолжил.

— Я не вижу смысла обсуждать эту политическую юмореску. Могу только сказать несколько слов о достоверности сюжета с падением астероида. Твердый незачет по прикладной механике. Тлалок — это вам не птичка насрала. Это ядро в полста миль диаметром. Я вообще не представляю, что будет, если такая штука упадет на Землю. Астероид всего десять миль в диаметре, упавший на Землю 65 миллионов лет назад, создал кратер, из которого образовался Мексиканский залив.

— Я слышала, что из-за этого вымерли динозавры, — заметила Кими Укмок.

— Да, есть гипотеза, что они не пережили этого события, — ответил Мелло, — не в том смысле, что они эстетически не смогли принять такое изменение рельефа. Просто выброшенная в атмосферу пыль частично экранировала Землю от Солнца. Случилось похолодание, длительностью несколько тысячелетий, и бедняги этого не пережили.

— Док Соарош, а какой бы кратер получился от Тлалока? — спросил Оган Селту.

Мелло покачал головой и погладил ладонью затылок.

— Видите ли, сен судья, дело тут уже не в размере кратера, а в том, что динамические характеристики соударения Тлалока с Землей дают для критерия Маруямы значение, выше критического. Грубо говоря, это означает, что при падении Тлалока, литосфера нашей планеты будет разрушена на значительной площади, и аморфные породы из мантийной области под очень высоким давлением и при температуре до двух тысяч градусов Цельсия, выплеснутся на поверхность. Я слабо представляю, что при этом произойдет, но 20 фунтов против хвоста селедки, что жизнь на Земле прекратится.

— Вообще? — недоуменно спросил Оган.

— Ага, — Мелло кивнул, — Так что, все домыслы по поводу использования Тлалока в качестве астероидного оружия надо воспринимать так же, как звонок в полицию с сообщением об угрозе посетителя бара убить бармена атомной бомбой.

Чои Сче снова постучала по столу молоточком, чтобы прекратить смех в зале.

— Я правильно поняла, док Соарош, что Тлалок сюда притянут за уши?

— Если принять за аксиому, что у этого астероида есть уши, то да, правильно.

— Так… С этим, по крайней мере, ясно… Хотя… А почему вокруг проекта «Ballista» развели такую секретность? Если он не имеет военного значения, то какой смысл?

— Это понятно, сен судья, — ответил Мелло, — При той истерии, которая образовалась вокруг астероидной угрозы, владение технологией нейтрализации крупных опасных астероидов это колоссальный гандикап в космическом бизнесе. Если создатели этого проекта докажут, что научились отклонять астероиды, то покойный султан Брунея покажется рядом с ними нищим тиморским фермером. Как тут не засекретить.

— Логично, — согласилась она, — А каковы вообще перспективы астероидного оружия?

— Нулевые, — сказал он, — Полвека назад в этом был смысл, но сейчас, когда уже есть компактные электро-реактивные бустеры… Зачем искать астероид? Проще разогнать железную болванку весом тонн триста до тысячи километров в секунду — и бум!

— Бум… — задумчиво повторила Чои, — А что вы скажете о версии про Минданао?

Мелло Соарош удивленно развел руками.

— Ну, знаете, сен судья… Я не специализируюсь на военно-экономических расчетах. Может быть, это выгодно, но мне кажется, что за последний год мы с друзьями уже хапнули достаточно. Лучше разобраться с этим, прежде чем лезть в новую драку.

— Я имела в виду не целесообразность аннексии Минданао, а обоснованность версии исландцев о том, что INDEMI тайно готовит подобную операцию, не потрудившись представить проект и бюджет войны на согласие в Верховный суд и в правительство.

— Ах, это?.. Но я уже высказал свое мнение об «Akureyri Special Military Review». Я не вижу смысла всерьез рассматривать конъюнктурную болтовню этих пустозвонов.

Чои Сче поиграла председательским молоточком и кивнула.

— Ваше мнение понятно. С ним, видимо, следовало бы согласиться, если бы не одно странное обстоятельство. Исландский фильм появился 22 марта, следовательно, его авторы никак не могли знать о событиях на Сибуту и Ситангкаи в ночь с 24 на 25. В сегодняшнюю ночь. Эти события полностью укладываются в версию о подготовке к вторжению на Южные Филиппины. Не исключено, что это первая фаза вторжения.

— Решать, разумеется, вам, сен судья, — ответил Мелло, — но лично я не считал бы это достаточным доказательством. Регион очень нестабильный. Подобный фокус могла провернуть там какая угодно третья сила. По-моему, лучше собрать разведданные, и только на их основе уже делать какие-то принципиальные выводы.

— К сожалению… — Чои Сче вздохнула, — … Нам придется делать эти принципиальные выводы на основе той информации, которую мы имеем сейчас. Один из судей подал заявку на применение высшей меры гуманитарной самозащиты.

В зале наступила полная тишина. Чои Сче поднялась со своего места и произнесла.

— В соответствие с Великой Хартией, будет рассматриваться вопрос об очевидных и достаточных основаниях для пресечения деятельности подсудимых высшей мерой гуманитарной самозащиты. Согласно принятой процедуре, сейчас будет объявлен перерыв на 11 минут. Затем суд заслушает заявления каждого подсудимого, без ограничения времени. После этого, будет объявлен перерыв на 111 минут, которые считаются достаточными для того, чтобы каждый судья определил свое мнение по заявленному вопросу. Если все шесть, или хотя бы пять судей, выскажутся в пользу применения названной меры, она будет применена, если только, в течение 11 часов, Конференция окружных судей не соберется и не использует свое право вето.

— Прошу слова, сен судья! — раздался спокойный, но громкий мужской голос из зала.

Взгляды присутствующих обратились к худощавому дядечке невысокого роста, то ли малайцу, то ли маори, лет, наверное, шестидесяти, а может и больше, поднявшемуся с места из сектора, отведенного, что называется, для зевак. Одет он был в неброскую старую армейскую тропическую униформу, которая популярна у провинциалов этого возраста. В общем, дядечка был совершенно незаметен, пока не заявил о себе.

— Если я правильно понимаю Великую Хартию, — продолжал он, — То каждый житель Свободной Конфедерации, владеющий важной информацией по делу, обязан оказать содействие суду. Я владею такой информацией. Мое имя Жерар Лаполо, у меня есть некоторый опыт в подобных делах, и я прошу суд уделить мне некоторое время.

По залу прокатился чуть слышный ропот, соседи дядечки заметно шарахнулись в стороны, как будто опасаясь то ли обжечься, то ли испачкаться. Чои Сче немного растерянно огляделась и поиграла председательским молоточком.

— Гм… Я полагаю, в интересах объективности, следует отложить перерыв на время, необходимое полковнику Лаполо, чтобы сообщить нам существенную информацию. Имеются ли возражения у судей?… Нет?… Сен Лаполо, пройдите на место свидетеля.

Под продолжающийся ропот публики, Жерар Лаполо вышел к судейскому столику, и развернулся так, чтобы видеть и судей, и зал.

— Я очень внимательно слушал все, что здесь говорилось, — начал он, — И я совершенно точно знаю, когда у судей появился мотив приклеить Андерсу, Журо и Хок «черную метку». Это случилось в тот момент, когда судья Селту справедливо заключил, что не может разобраться в планировании операций разведки, и что сен Андерс в состоянии (цитирую) обвести его вокруг буя. В общем случае, это заключение тривиально. Оно формулируется так: профессионал в своей профессиональной области всегда может обвести непрофессионала вокруг буя. Эта формула справедлива много тысяч лет. Она вступила в силу с того дня, как у людей появилось разделение труда. Люди уже давно привыкли к такой ситуации. Например, я не понимаю во всех деталях, как работает движок моей флайки, и почему он перестал работать нормально. Я иду к сену Селту, который является профессионалом в этой области, он говорит, что случилось и, за согласованную цену, ремонтирует движок. Я не знаю, как он это сделал, но если мой движок после его вмешательства заработал нормально, то меня не беспокоит это мое незнание. Это тоже общая формула: работа профессионала оценивается по полезному результату, а не по процедуре, которая непрофессионалу заведомо непонятна.

— К чему это длинное предисловие, полковник? — поинтересовалась Кими Укмок.

Лаполо чуть заметно обозначил улыбку уголками губ и складочками в уголках глаз.

— Нетерпение и порывистость украшают молодую женщину… Вы, сен судья, сейчас напомнили мне одного удивительного человека… Ее звали Лестата Пенанори, она командовала спецотрядом Народного Флота. «К чему это длинное предисловие» — ее любимое выражение. Она погибла в начале весны первого года Хартии, в битве за Киритимати, и похоронена там, в море, по обычаю Tiki. Когда я пролетаю над этими местами, то всегда говорю: «Хэй, Лестата, мы выиграли то сражение!». Может, она слышит… Извините, я отвлекся. Вы спросили: «К чему это длинное предисловие». Отвечаю: к тому, что если вы вдруг начнете проверять еще не доделанную работу профессионала, то у вас возникнет масса сомнений. Почему тут сделано вот так, а не иначе? Или, может быть, вот этого вообще не следовало делать? Вы не понимаете, а проверить результат еще не можете. Пытаясь разобраться во всем этом сходу, вы все сильнее подозреваете профессионала в жульничестве. Сейчас я говорю уже о нашей сегодняшней ситуации. Разумеется, если бы Андерс, Журо и Хок совершили нечто, очевидно противоречащее Хартии — например, попытались узурпировать власть, или отправили солдат Конфедерации на войну, не согласованную с Верховным судом и правительством по плану и бюджету, или нарушили личную автономию какого-либо хабитанта Конфедерации, то никакого результата и ждать было бы не надо. Вот он, результат: Хартия нарушена. Но какой очевидный проступок допустили эти трое? А никакого! В Тиморской войне участвовали только те граждане Конфедерации, которые поехали волонтерами, это их автономное право. INDEMI нарушила бы Хартию, если попыталась бы препятствовать им. Операция в Брунее и захват «Royal Diamond» — это экзогенное дело. Там не участвовал ни один гражданин Конфедерации, ни в каком качестве, и не нарушен прямой интерес ни одного нашего гражданина. Значит, как бы отвратительно и жестоко ни выглядели эти действия и их результаты, в них нет и не может быть нарушения Хартии. Разумеется, остаются специальные виды нарушений. Например, здесь звучал намек на пособничество в рабовладении. Если есть подобное подозрение — именно подозрение, поскольку никто не сказал тут об очевидности — то, наверное, надо разобрать этот случай и установить, имело ли место это нарушение…

— К чему вы клоните, сен Лаполо? — перебила Чои Сче.

Жерар удовлетворенно кивнул, как будто дожидался именно этого вопроса.

— Я клоню вот к чему, сен судья. То единственное и действительно очевидное, в чем обвиняют Андерса, Журо и Хок, сформулировали сен Селту и сен Укмок. Я сейчас перескажу своими словами. По Хартии, правительственные службы должны быть под контролем граждан. Характер деятельности INDEMI таков, что судьи не знают, как контролировать ее текущие операций. То, что все завершенные операции до сих пор заканчивались позитивно, и по ним представлены отчеты, не гарантирует позитивного результата операций, которые пока в работе. Суд, в соответствие с Хартией, желает контролировать эту работу, но не может. Нет профессиональной подготовки. Тогда делается заключение, что INDEMI вышла из-под контроля, и предлагается ВМГС.

— Эк вы завернули, полковник, — вмешался Оган Селту, — Типа, судьи, не понимают в нашей работе, и пусть не лезут. А мы потом сами отчитаемся, когда сочтем нужным. Типа, INDEMI уже и Хартия не писана. Такая она у нас исключительная! Ага, щас!

Лаполо поднял руки ладонями вверх и медленно громко произнес:

— О, Мауи и Пеле, держащие мир! Защитите меня от такого безумия! Великая Хартия должна исполняться всегда, без каких бы то ни было исключений. Это единственный социальный принцип, в правильности которого я полностью убежден. Беда в том, что Хартия никогда не исполнялась в этой части! Да, foa! За два десятилетия суд так и не нашел способа контроля текущих операций INDEMI, и проверял только результаты! А ведь никакая служба не гарантирована от ошибок и от субъективных эксцессов!

— Вот мы и занялись этим контролем, — сказал Оган, — чем вы недовольны, а?

— Нет, сен судья, — Лаполо покачал головой, — Вы не контролем занялись. Вы занялись наказанием офицеров INDEMI за то, что вы не нашли способа их контролировать. Вы всерьез готовы наказать их за то, что Верховный суд до сих пор не создал процедуру, которую, согласно Хартии, должен был создать более двадцати лет назад!

Чои Сче постучала молоточком по столу.

— Держитесь в рамках, сен Лаполо! Вы можете предлагать суду, но не обвинять суд!

— Я не обвиняю, сен судья, — возразил он, — Я констатирую неприятный факт.

— И что толку с вашей констатации? — ядовито осведомилась она, — Вы сначала, как дважды два, доказали нам, что суд объективно не может контролировать разведку, а теперь пеняете суду, что он этого не делает!

— Извините, сен судья, но я доказал совсем не это. Я доказал, что суд сейчас не имеет необходимых инструментов такого контроля, хотя создать их совсем не сложно.

— Вот как? Это уже становится интересным. И как же это сделать?

— Как известно, — начал Жерар, — Хартия предписывает суду иметь один-единственный профессиональный институт контроля и исполнения: преторианскую гвардию. Чтобы избежать эксцессов со стороны преторианцев, Хартия предписывает принимать на эту работу только людей, предельно открытых по складу своей психики. Таких людей, лояльность которых не окажется маской. Это верный принцип, но надо отдавать себе отчет в том, что такие люди абсолютно не способны к шпионской деятельности. Мне было профессионально интересно, как будет действовать тот преторианский офицер, которому вы поручили розыск меня. Должен вам сказать: это было жалкое зрелище. Хорошего и, в общем, неглупого парня, с легкостью обвели вокруг буя сначала мой одиннадцатилетний сынишка, а потом — моя молодая vahine. В итоге, этот парень, стоявший в двадцати шагах от меня, развернулся и полетел на другой конец нашего океана, полагая, что найдет меня там. А там он принял за меня гражданина, который годится мне в дедушки. Я не преувеличиваю, сену Еу намного больше ста лет. Этот дедушка тоже обвел его вокруг буя, и незаметно пригласил двух ребят. Они, в свою очередь, обвели преторианца вокруг буя, и упаковали в кандалы, как воришку…

— С какой целью вы издевались над нашим офицером? — перебила Чои.

Лаполо многозначительно поднял к потолку указательный палец.

— Интересный вопрос, сен судья. На самом деле, мне было интересно, сможет ли этот парень использовать свои прекрасные качества — верность, открытость, честность — в ситуации, когда они, казалось бы, совершенно бесполезны, и даже вредны. Парадокс! Парень смог! Он настолько очаровал этих двоих ребят, приятелей дедушки, что они метнулись вместе с ним обратно через наш океан, и поймали меня на приманку, как макрель на блесну! И они не содрали с преторианца ни сантима, при том, что чувство табаша у них в крови: настоящие канаки, за три фунта босиком кенгуру догонят.

— Так-так… — Чои Сче повернулась к дежурному преторианцу, — Офицер, найдите мне полный отчет лейтенанта Майо Теллема за вторую декаду марта. Немедленно… Сен Лаполо, а какой вывод следует из этой вашей, бесспорно занимательной, истории?

— Вывод такой, сен судья. Хартия не случайно ограничила профессиональный аппарат суда одной лишь силовой поддержкой, без мозгов. Я не хочу сказать, что по критерию преторианского отбора проходят только идиоты. Наоборот, это в основном, неглупые ребята. Но в их мозгах, выражаясь языком техники, все извилины прибиты гвоздями. Такие и только такие люди должны профессионально помогать суду. Окажись рядом с вами фигуранты вроде меня, кто тогда поручится, что вы не превратитесь в объект манипулирования?

— Скорее, я поручусь за обратное, — хмуро проворчала Чои, — И что дальше?

— Я думаю, — сказал Жерар, — Смысл этого артикула Хартии, в том, что суд Свободной Конфедерации, это vox foa, прямая воля хабитантов, а не какое-то профессиональное суждение о чем-либо. Ведь не случайно Хартия запрещает существование института адвокатуры и вообще профессиональной юриспруденции. Никто не может решать за kanaka foa, что справедливо, а что — нет. Но при этом, Хартия никак не ограничивает возможность судей пользоваться помощью волонтеров. Наоборот, она это поощряет! Преторианец, о котором я уже рассказывал, поступил по Хартии, когда обратился за помощью к ребятам, с которыми случайно пересекся в ходе своих дурацких…

Чои Сче решительным жестом остановила реплику разведчика.

— Мне понятна ваша мысль, сен Лаполо. Вы предлагаете отправлять преторианцев за экспертами из числа жителей, не вовлеченных в правительственную деятельность.

— Не обязательно преторианцев, — ответил он, — Скорее, даже желательно не их, а вас, самих судей. И зачем отправлять, если есть современные средства коммуникации? В нашей стране несколько тысяч жителей вполне профессионально владеют методами рекогносцировочной аналитики. Для судебного контроля любого проекта INDEMI в стадии реализации, достаточно пригласить 5–7 спецов. Разве это очень сложно?

— Видимо, не очень, — согласилась она, — а как вы тогда сохраните секретность?

— Это уже наша проблема, — ответил Жерар, — Мы готовы представить суду проект стандартной операции размытия, которая нейтрализует информацию, попавшую в открытые источники из-за… Скажем так: излишней разговорчивости волонтеров.

— ОК, — Чои кивнула, — я вношу билль о волонтерах в план завтрашнего заседания.

Жерар Лаполо картинно развел руками и спокойно резюмировал.

— Мне кажется, что Андерс, Журо и Хок не виноваты в попытке противодействия судебному контролю. Ведь никто не может противодействовать тому, чего нет.

— Мы сами разберемся, — резко ответила Кими Укмок, — Что у вас еще, полковник?

— Еще всего три пункта, сен судья. Во-первых, я хочу обратить внимание суда на следующее обстоятельство. Секретные, а значит — сложно-контролируемые виды деятельности, характерны не только для INDEMI, но и для полиции и для службы рекогносцировки и вербовки Фонда-Департамента Технического Развития… Доктор Соарош, как я вижу, кивнул… Я обратил на это внимание, чтобы пояснить: никакое эффективное правительство не может обходиться без секретных акций.

— Это и селедке понятно, — заметил Оган Селту.

— Простите, сен судья, но такой уж я педант, — Лаполо снова развел руками, — Теперь, второй пункт. Он касается ключевого факта, побудившего судей принимать всерьез юмористический креатив, который содержится в исландском фильме. Я говорю о профессиональной ликвидации исламского бандформирования на Сибуту, которая проведена сегодня ночью. Вполне ответственно сообщаю: это была коммерческая операция, исполненная производителями оружия и морскими контрабандистами. Ее действительная цель — создать автономный плацдарм бизнес-андеграунда у берегов Калимантана, под эгидой ООН, и одновременно испытать в боевых условиях новые перспективные модели малобюджетных стрелковых систем. Подробный отчет будет представлен суду, как положено, через 66 часов от момента фиксации инцидента.

Кими Укмок нервно похлопала себя по колену.

— Полковник, вы можете ответить прямо сейчас: кто-то из наших в этом замешан?

— Разумеется, да, — подтвердил он, — Последние двадцать лет ни одна такая ерунда не обходится без кого-нибудь из наших венчурных бизнесменов. Но, поскольку это не криминал по Хартии, разведка собирает информацию о таких инцидентах просто на всякий случай — вдруг пригодится… Вот, пригодилось…

— Да уж… — задумчиво откликнулась Кими, — … А что в вашем третьем пункте?

— Третий пункт, сен судья, немного философский. Все мы понимаем, что к старшим офицерам вооруженных сил, в частности — к офицерам военной разведки не может применяться ВМГС в форме депортации. Только в форме расстрела, и никак иначе.

Чои Сче ударила молоточком по столу.

— Не надо давить на жалость, сен Лаполо.

— У меня и в мыслях этого не было, — ответил он, — Жалость вообще глупое чувство, можете мне поверить. Философский пункт вот какой: в первой части заседания, сен Андерс отвечал на вопрос суда: «Почему не ликвидировали «Красных кхмеров» после того, как они выполнили свою функцию в проекте «Libratron»? Андерс сказал: «Мы договорились с определенными людьми. Пусть, с не очень хорошими людьми. Они доверились нам. Мы доверились им, в разумной мере. Они выполнили свою часть договора, и стали нам не нужны… Более того, стали неудобны. Представим, что мы воспользовались ситуацией и ликвидировали их. Кто мы будем после этого?»

— И что дальше? — спросила Чои.

— Все, — ответил Жерар, — Мне больше нечего сказать.

82

Порыв ветра резко и гулко хлопнул тентом, натянутым над полубаком. Рон потер указательными пальцами виски, а потом потянул из пачки сигарету. Пума сидела неподвижно, как маленький черный сфинкс. Казалось, она выпала из окружающей реальности, и видит только экран ноутбука. Сейчас видеокамера показывала судей, расходящихся на 11-минутный перерыв, после которого им предстояло прослушать заявления подсудимых, а еще через 111 минут ответить на вопрос: да или нет?…

Екико энергично толкнула Ринго в бок и показала глазами на лесенку, ведущую с полубака на корму основной палубы «Малышки». Он согласно кивнул, и оба, тихо поднявшись с круглых циновок из-за невысокого чайного столика, отправились на полуют. Делать там было, в общем, нечего, но на пластиковой крыше низкой, почти целиком утопленной в корпус судна, кормовой надстройки, было удобно лежать и расслабляться. «Малышка» лежала в дрейфе, ожидая возвращения своих «птичек». «Птички», вместо того, чтобы лететь в гнездо, шли сложенными, на 25-метровом полувоенном катере класса «Sparviero». Катер назывался «Думбо» и принадлежал господину Чен Мо из «Catholic International Brotherhood of Seafarers».

С точки зрения не информированного внешнего наблюдателя, «Малышка» сейчас полностью соответствовала образу обычного рыбацкого катамарана. На рассвете ее экипаж поднял ловушки, вывалил какой-никакой улов в бункер-фризер, затем смыл морской мусор с палубы, выпил какао и устроился отдыхать после бессонной ночи. Девушка и парень, разлегшиеся голыми на полуюте, пузом кверху, и иногда лениво поглядывающие на экран ноутбука, четко вписывалась в эту хозяйственную версию происходящего. Но, если бы внешний наблюдатель слышал их разговор…

— Их ведь не должны расстрелять, правда, Рио? — спросила девушка.

— Я не знаю, Еки. Правда, не знаю, — ответил Ринго.

— Что, значит, не знаешь? Ты бы как ответил на месте судей?

— Я-то ответил бы «нет». Судьи, если бы они слышали, что нам рассказывал Рон про Чубби Хок, тоже ответили бы «нет». Но они этого не слышали, прикинь?

— А если бы ты не слышал? — спросила она.

— Тогда я бы ответил «нет» потому, что мы были на Тиморе, и видели, что там и как.

— А если бы ты не был?

— Тогда я бы ответил «нет» потому, что нельзя отвечать «да», не разобравшись.

Екико с досадой хлопнула ладошкой по пластику крыши.

— Не то, Рио, не то!

— А что — то? — спросил он.

— Причина, — сказала она, — Я не уверена, но кажется, судьи подозревают, что офицеры разведки хотели узурпировать власть. Ведь это только что случилось в Индонезии!

— В Индонезии есть государство, — возразил Ринго.

— Я же не говорю, что в точности, как в Индонезии, — уточнила Екико, — Как-то иначе. Криптократия, как сказал док Соарош. Тобой управляют, а ты даже не замечаешь!

Ринго протянул руку и похлопал девушку по бедру.

— Я в это не верю. Вернее, так: каждый неявно управляет каждым, с кем общается. Транзакции в социальных играх. То, что учили в школе на экоистории. Типа, если государство фильтрует масс-медиа, то оно может неявно управлять пятью из шести жителей, а одного из шести просто прессовать, чтоб не возникал. Но у нас-то ничего подобного не было. Эти три офицера-разведчика не пытались управлять нами… Вот лидеры Атауро, те да, еще как! Нас они хорошо подсекли, как марлина на спиннинг.

— По-твоему, они нас облапошили?

— Формально — нет, а по жизни… Вербовщики волонтеров всегда обманывают. Мы это знали, так что обижаться нам не на что. За чем поехали, то, в общем, и получили.

— Ты жалеешь, что поехал волонтером на войну?

— Нет. Я жалею, что ты поехала.

— Ты считаешь, что я маленькая? — почти обиженно спросила она.

— Просто я люблю тебя. А тебе там было плохо.

— Что было, то прошло. Я привезла опыт. Что теперь говорить? Лучше скажи, Рио, ты сумел бы доказать что разведчики не устраивали криптократию? В смысле, доказать судьям? Мне кажется, это самое главное. Мы еще можем успеть.

— Mana-o-foa? — спросил он.

— Да! Мы должны попробовать… Нет, мы должны это сделать! Если мы не сможем то, значит, все было напрасно, и мы ничему не научились там, на Тиморе!

— Ага… — произнес Ринго, — Значит, доказать…

— Думай! — сказала Екико, хлопнув его по плечу, — Я побежала за вторым ноутбуком.

83

Пума подпрыгнула с места, как кузнечик, мгновенно переходя из состояния глубокой печали к состоянию захлестывающего восторга. Еще какая-то доля секунды, и она, с пронзительным визгом, бросилась на шею Рону, повалив его на пол. Еще несколько секунд, и Ринго и Екико взбежали по лесенке, и шлепнулись на них сверху. А затем, раздалась серия выстрелов, и над катером «Думбо», который сейчас был соединен с «Малышкой» швартовыми, в небе вспыхнули яркие красные сигнальные ракеты.

— Это что за сюрприз? — проворчал Рон, придавленный тремя юными организмами.

— По ходу, этот господин Мо тоже беспокоился за Чубби, — предположила Пума.

— Там этот кекс пришел, — заметила Екико, перегнувшись через леер, чтобы увидеть с полубака грузовой трап, положенный вдоль швартовых, — типа, менеджер.

— Это Ван, — уточнил Ринго, — Который помогал перегружать к нам «Делосы».

Екико еще сильнее перегнулась через леер и сообщила:

— Упс! Два малайца тащат корыто со льдом, а там шампанское.

— Так, — сказал Рон, вскочив на ноги, — Мне пора проявлять капитанскую вежливость.

— На «Думбо» поднят желтый и красный вымпелы, — заметила Пума, — Тигра, это что?

— Это большая радость, Черная кошка.

— Типа, как у нас? — уточнила она.

— Типа того…

Визит господина Чен Мо (ничем не примечательного сорокалетнего толстенького китайца, одетого в снежно-белую рубашку и желтые шорты с множеством блестящих заклепок) был недолгим. Он выпил на полубаке «Малышки» по глотку шампанского с Роном, Пумой, Екико, Ринго и африканским лейтенантом Котто, а затем пригласил на борт «Думбо» Рона и Пуму (чтобы разделить общее счастье и немного поговорить о бизнесе). За пару минут решились процедурные вопросы. «Думбо» как и «Малышка», направлялся в Хитивао, в порт Факфак. Ничто не мешало им двигаться параллельными курсами. Рон торжественно нахлобучил на макушку Ринго свою капитанскую шляпу, Пума перевесила на шею Екико серебряную боцманскую дудку, и Батчеры, вслед за господином Мо переместились на «Думбо». Швартовы убраны, корабли расцепились, винты завертелись, «Думбо» с «Малышкой» набирают скорость. Курс South-East.

Капитанская гостиная «Думбо» в исходной планировке итальянского ударного катера «Sparviero» была боевой рубкой. Господин Чен Мо, не страдал комплексом нувориша, поэтому не произвел существенных переделок, а сохранил строгую военно-морскую эстетику. Добавились только мягкие пуфики, изящный чайный столик, качественный бесшумный кондиционер и телеэкран во всю стену…

Господин Чен Мо коснулся губами рюмочки с коньяком и причмокнул.

— Удивительное время. Война длится полтора часа и страна захвачена. Немаленькая страна, 17 миллионов жителей. А в Мпулу всего 4 миллиона и в Шонао 1 миллион с четвертью, если справочник не врет. Вам не кажется, что мир быстро меняется?

— Мир всегда меняется, господин Мо, — заметил Рон, — И чем дальше, тем быстрее.

— Эти миллионы мало что говорят, да! — добавила Пума.

— Почему вы так думаете? — заинтересовался китаец.

— Я не думаю, я знаю! Вы сказали: 17 миллионов! У! Много! Но из них 9 миллионов моложе 14 лет. Еще 4 миллиона старше 30. Они думают так: Э, я уже совсем старый, скоро пора умирать. До 40 лет дожить очень сложно. Половина — женщины. У одной женщины двое детей подрастают, но работать пока не могут. Еще двое только учатся бегать. Еще один грудной, еще один в животе. Она сильная женщина, иначе бы уже умерла, но она занята только прокормом. Тяжело работать на поле вручную, но еду больше взять негде. Хорошо, если у нее есть мужчина. Если он здоровый, он может работать и защитить от воров. Но половина мужчин — без земли. Половина тех, что с землей — слабые, просто никакие. Итого: взрослых и деятельных всего полмиллиона.

— Вы родом из тех мест, не так ли? — спросил господин Чен Мо.

Пума быстро тряхнула головой из стороны в сторону.

— Не из тех. Миль 400 на юго-запад. Но жизнь почти такая же. Только там была война, меня рано продали в армию, и у меня сложилось по-другому. Теперь, я расскажу про Мпулу. 4 года назад там было то же самое только еще хуже, из-за войны. Там жило 2 миллиона. Из них, взрослых молодых сильных мужчин и женщин — по полста тысяч. Остальные — доживали, и думали: Э, надоело, когда же я сдохну? Это понятно?

— Вы очень хорошо и понятно объясняете, — без тени юмора ответил господин Мо, и бросил взгляд на Рона. Тот молчал, отдав своей vahine инициативу. Четверти часа хватило ей, чтобы рассказать о мгновенной гражданской войне, о стремительной триффидной агропромышленной революции, тотальном разделе земель, социально-демографической реформе и продукционной пост-индустриализации, о блицкриге в Конго-Лову, и абсорбции полутора миллионов молодежи из оккупированной зоны.

Господин Чен Мо отпил чуть-чуть коньяка и закурил тонкую манильскую сигару.

— Сколько же сейчас людей под ружьем в Мпулу? — спросил он.

— Полагаю, около двухсот тысяч, — ответил Рон, — плюс до полста тысяч в Шонао.

— Да… Сильная армия для Центральной Африки… А что за маленький контингент использовался вами в рейде на Сибуту? Они не похожи просто на элитный отряд.

— Это военные студенты. Учебная группа бригадных инструкторов.

— Они еще учатся? — поразился Чен Мо, — Куда дальше, во имя Будды Амитаба?

— Они учатся учить других бойцов, — пояснил экс-коммандос, — А это далеко не то же самое, что уметь воевать самому. Это требует другого уровня знаний и опыта.

— Вот! — сказал китаец, — Тогда я понимаю, почему у них такие умные глаза. Слишком умные для солдат, даже для элитных. Господин Рон, а насколько сложно подготовить такого бригадного инструктора? Сколько это занимает вашего времени и ваших сил?

Рон задумчиво почесал макушку, и Пума успела ответить первой.

— Смотря кого учить. Парней, что были в рейде, мы знаем больше трех лет. Они из бригады команданте Хена, отличного инструктора, даже лучше нас.

— Команданте Хена… — повторил Чен Мо, — …Принц Хенаоиофо Татокиа сын короля Фуопалеле с атолла Номуавау, лучшего командира спецназа во всей Океании.

— Вы прекрасно информированы, — заметил Рон.

— Это важная часть моего бизнеса, — скромно ответил китаец, — Честная торговля, увы, требует защиты, а защита требует информации. Когда верные люди сообщили, что в Западной Новой Гвинее, индонезийском Ириане, появился командир Сопротивления, которого зовут Акиа Офо, я спросил здесь и там. Так я догадался, что это — тот самый команданте Хена, который воевал в Африке. Значит, подумал я, скоро индонезийцам придется уйти из Ириана. Когда мне сообщили, что там есть еще командир Винни и командир Зорро, то я подумал: Это инструкторы Уфти Варрабер и Данте Пафимоту. Значит, скоро появится уважаемая Чубби Хок, ведь в мире есть устойчивые пути.

— Yo-o! — с нескрываемым восхищением протянула Пума, — У вас, как в INDEMI!

Явно польщенный господин Чен Мо, скромно улыбнулся.

— Я стараюсь учиться на лучших образцах. Доктор Хок замечательный образец. Наш старший брат, доктор Лян, говорит: учитесь у таких людей, и цените дружбу с ними.

— Вы знакомы с Чубби? — спросил Рон.

— О, да! Мы встречались в Тавао, на Калимантане в прошлом году. Доктор Хок тогда сказала замечательные слова: «У всех морей один берег, и у всех достойных людей, которые ходят по морю, в обычае дружелюбие и взаимопомощь»… Как это верно!

— Чубби классная! — авторитетно подтвердила Пума, — Хорошо, что все обошлось!

— К сожалению, суд не закончен, — заметил Чен Мо, — Доктор Хок еще не оправдана.

Пума решительно взмахнула рукой, будто сметая невидимое препятствие.

— Это все фигня! Ничего ей теперь не сделают!

— Почему вы так уверены в этом? — спросил он.

— Потому, что Lipo te Paoro. Нельзя голосовать ВМГС второй раз.

— Не совсем так, — вмешался Рон, — Хартия не запрещает суду повторно поставить этот вопрос, если открылись какие-либо дополнительные факты. Но, реально на это никто никогда не пойдет. Lipo te Paoro — не артикул Хартии, но… Как бы тут объяснить…

— Паоро это богиня судьбы у канаков, не так ли? — помог ему Чен Мо.

— Да. Если билль о ликвидации человека не прошел, то считается, что Паоро сказала магические слова, lipo, чтобы этот человек остался жить. Идти против так очевидно объявленной воли Паоро… Как минимум, это крайне, неосмотрительно.

— Я понял, — сообщил Чен Мо, — А применить другие санкции, не смерть, суд может?

— Да. Может. Паоро объявила только то, что касается жизни, а остальное…

— Насрать на остальное, — перебила Пума, — Подумаешь, каторга. По-любому, дальше Антарктиды не пошлют. А мы туда летали и, если что, снова полетим, только так!

Рон отрицательно покачал головой.

— Чубби не отправят в Антарктиду. Скорее, на какой-нибудь голый экваториальный островок размером с футбольное поле, и миль двести гладкого океана вокруг.

— Тем лучше, а то в Антарктиде холодно, — невозмутимо прокомментировала Пума.

— Счастлив человек, у которого есть такие друзья, — задумчиво произнес китаец, — Но, однако, три года назад, вы ушли из ее команды. Это ведь была не маскировка?

— Не маскировка, — подтвердил экс-коммандос, — У нас с Чубби оказались несколько разные взгляды на цели и средства. Я не думаю, что имеет смысл это объяснять.

Господин Чен Мо сложил ладони вместе и стал на миг похож на изваяние Будды.

— Да, я знаю. Вы — кошки, которые гуляют сами по себе. Так, кажется, у Киплинга?

— Вы действительно очень хорошо информированы, — ответил Рон.

— Значит, — продолжал китаец, — Нет смысла звать вас в мою команду, и нет смысла предлагать вам деньги. Хотите, предложу вам партнерство, как между равными?

— Благодарю, господин Чен Мо, но у нас с вами разные экономико-весовые ранги.

— Да, господин Рон, это проблема. Но ведь порой дружат люди с разными рангами.

— Вы предложили бизнес-партнерство, а не дружбу, — заметил экс-коммандос.

— А если бы я предложил вам дружбу? — спросил Чен Мо.

— Тогда я бы ответил вам: дружба — хорошая штука. Давайте взаимно присмотримся.

— Давайте, — Чен Мо кивнул и улыбнулся, — Я буду для вас выгодным клиентом. Меня интересует экономичное и эффективное стрелковое оружие, воздушный, морской и амфибийный рейдовый транспорт, системы тактической разведки и те специальные тренинги, которые вы проводите с перспективными молодыми людьми из Транс-Экваториальной Африки. У меня, господин Рон, всегда найдутся для этого хорошие НАТУРАЛЬНЫЕ полигоны с мишенями, которые соответствующими вашему вкусу. Думаю, вы можете это оценить по достоинству.

— Да, это действительно ценно, — согласился Рон.

— Мы поняли друг друга, — заключил китаец.

84

Больше десяти лет прошло с тех пор, как Бенвенто Наполи, бесшабашный парень, приехавший в Меганезию из Италии с карманами, пустыми, как межгалактическое пространство, учился на ускоренных курсах агроинженерии в биотехнологическом колледже Увеа-и-Футуна у доктора Микеле Карпини. Не то, чтобы Микеле как-то особенно ему помог. Несколько раз подбросил немного денег, и провел несколько дополнительных занятий. Но Бенвенто (ныне — мажоритарный совладелец одного из самых процветающих фермерских партнерств на острове Гвадалканал) полагал, что причиной его бизнес-успеха является, не в последнюю очередь, содействие доктора Карпини. Когда 23 марта семья Карпини в полном расширенном составе приехала в Хониару, у них не было никаких резонов отказываться от предложения Бенвенто предоставить им гостевой бунгало при своем маленьком поместье в Танагхале, в нескольких милях от центра Хониары. По меркам Северной Америки или Западной Европы, это был довольно скромный домик. Единственная изюминка — киноэкран в маленькой сауне. Другое дело — относящийся к бунгало ангар с пирсом. Единиц транспорта здесь было штук тридцать. Вероятно, они скапливались здесь по мере морального устаревания. Ближе к входу имелись несколько новых мотоколясок, скоростной байк, катер, гидроплан и внедорожник «Hammer» (малайская реплика). Продвигаясь вглубь ангара, можно было прослеживать историю техники со времен японской оккупации. У дальней стены стояли две танкетки, маленький грузовик и самолетик-биплан — все образца примерно 1940 года, но, судя по виду, во вполне работоспособном состоянии. Кроме того, в бунгало, (как и в любом доме любого уважающего себя фермера-канака) имелся бар с образцами домашнего алкоголя.

Вечером 25 марта, это последнее обстоятельство было для семьи Карпини самым существенным — после шоковых событий на суде, и (в итоге дня) устранения угрозы наихудшего из возможных исходов (ВМГС) всем просто необходимо было выпить. Карпини выбрал легкое розовое молодое вино из папуасского винограда, и разлил по стеклянным граненым стаканам папуасского же производства (судя по клейму в виде двухвостой райской птички на донышке).

— У меня до сих пор это не укладывается в голове, — сообщил он.

— Что именно, па? — спросила Флер, делая маленький глоток.

— Я не понимаю: как вообще могли поставить на голосование ВМГС?

— От испуга, — лаконично ответил Оскэ, — Мне кажется, это у Фиту Локиса, который с Бегенвиля, сдали нервы. Молчал-молчал, слушал про астероидную и термоядерную войну, про всеобщий абзац, и про все такое, а потом от испуга ткнул известно какой значок на своем терминале.

— По ходу, он чего-то такого начитался еще до суда, — заметил Хаген, — И вообще, я не понимаю, что мы это пережевываем? Ну, поставили на голосование. Большое дело. Между прочим, для того судей шесть, а не один. Забаллотировали — и в аут. Давайте выпьем за тетю Чубби, и чтобы ей сегодня снились хорошие сны. Хули переживать? Больше тридцадки не дадут, дальше Антарктики не пошлют.

— Не каркай про тридцадку, — буркнула Флер.

Хаген постучал кулаком по столу (чтоб разбить плохое заклинание, если оно, все же, образовалось) и пояснил:

— Это просто присказка такая. А если серьезно, то этот кекс вовремя ткнул значок «ВМГС». Теперь заиграно. А если бы ткнули позже, то оно могло бы по-всякому обернуться. Мало ли, кто бы еще испугался.

— Лаполо молодец, — произнесла Люси, лизнув вина, — Четко поездил им по ушам.

— Может, он и подстроил, чтобы у того нервного кекса палец потянулся к главному значку, — добавил Хаген, — Типа, разыграл, как по нотам, чтобы вытащить своих.

— Может и так, — Люси кивнула, — Про Лаполо я почти во что угодно могу поверить. Прикиньте, foa, я его узнала. В смысле, опознала. Жерар Лаполо и новозеландский художник-технофутурист Дако Парадино — это один и тот же человек. Я уверена. Провалиться мне сквозь небо, если я ошиблась. И он еще в начале февраля знал про реальную цель проекта с астероидом Тлалок. В этом я тоже уверена.

Микеле отставил стакан и хлопнул ладонями по столу.

— Дети! Я уже ни черта не понимаю!

— Мы тоже пока не понимаем, па, — Флер погладила его по плечу.

— Есть мнение, — добавил Оскэ, — что все эти военные кошмары, просто прикрытие для проекта Тлалок, точнее — «Ballista». Это официальное название.

— И Лаполо был в этой игре еще до назначения полковником? — спросил Микеле.

— Не уверена, — сказала Люси, — Но цель он знал. Может, по каким-то левым каналам.

— Мелло Соарош тоже знает, — добавила Флер, — Поэтому он и заводил селедку за риф, когда начались разговоры про астероиды.

— Хм… А какая цель у этого проекта?

— Мы не знаем, па. В этом и весь фокус. По ходу, это самая охеренная тайна.

Мелодично тренькнул мобайл Карпини, лежащий на столе, между кружками с какао, контейнерами из-под china food, стаканами и листками с записями и распечатками.

— Еще кто-то решил, что лучше вех понимает, как нам выкручиваться, — со вздохом, констатировал Микеле, и поднес трубку к уху, — Да, Карпини слушает… Э… Да, я, разумеется узнал… Приятно слышать, что ты нас поддерживаешь… Извини но, я не понимаю, при чем тут яхт-харбор?… Нет, мне, конечно, не составит большого труда приехать, но я хотел бы знать, зачем… О, Мауи и Пеле, держащие мир!.. Когда, ты сказал, надо приехать?… А пирс…?… Понятно, ОК, я буду.

Микеле положил трубку на стол и окинул взглядом весь молодежный квартет.

— Теперь я не удивлюсь, даже если позвонит Генсек Политбюро Компартии Китая.

— Кто это был? — спросила Флер.

— Это был Ним Гок. Да-да, тот самый. Он что-то там прислал на попутной флайке с Тимора. Наверное, документы или видео… В общем, мне надо приехать через час к девятому туристическому пирсу в здешний яхт-харбор и забрать неизвестно что.

— Девятка в Хониара-Харбор это для иностранных авиа-туристов с любительскими машинами, — сообщил Хаген, — По ходу, он в стороне. Если прилетят совсем тупые придурки, на чем-то, что загорится. Для безопасности… И, кстати, о безопасности: знаешь, дядя Микки, я поеду с тобой.

— Слушай, мы же не на Тиморе. Что со мной может случиться?

— А мало ли… Этот Ним Гок такой мутный… И потом, я что, помешаю?

— Па, он прав! — безапелляционно заявила Люси.

— Давайте-ка я тоже с вами, — сказал Оскэ, — И пушки возьмем, для гарантии.

Хаген задумчиво покрутил пальцами.

— Расклад… Двое там и трое тут… Или трое там и двое тут… Нет, Ежик, давай-ка ты останешься тут. А про пушки, это правильно. Пусть будут под рукой. Так надежнее.

— Точно, — согласилась Флер, поднимаясь из-за стола, — Сейчас притащу.

— Захвати и наши тоже! — крикнула Люси уже ей в спину, — Там спортивная сумка…

— Знаю, — перебила старшая сестра, поднимаясь по лесенке в «детскую» спальню.

Микеле взмахнул руками и хлопнул ладонями по столу.

— Дети! Что за дурацкая игра в wild-west?! От кого вы собрались отстреливаться?!

— По ходу, дядя Микки, этого никогда наперед не знаешь, — произнес Хаген, вот, был, к примеру, случай на Рааевавао. Один хомбре пошел играть в покер, а пушку забыл, и…

— Хватит этих криминальных историй, — перебил Микеле, — Делайте, что хотите! Если нравится, можете хоть миномет поставить на стол. Только не доиграйтесь до визита полиции, нам только этого не хватало. Я понятно выразился?

— Понятно, дядя Микки, только давай, ты вяжи по-своему, а я буду вязать по-своему. Самое четко-золотое правило в любом фартовом деле. Обоим спокойнее, ага?

— Знаешь, Хаген, у меня большое желание заняться культурой твоей речи. Ты уж меня извини, но этот стиль бандитского притона… В общем, это не украшает.

— Да, дядя Микки. Это у меня дурная привычка.

Вернулась основательно нагруженная Флер и, с шумным выдохом, грохнула на стол яркую спортивную сумку и небольшой армейский рюкзак. Громко звякнул металл…

— М-да, — проворчал Карпини.

— Вы там аккуратнее, с посылкой, — наставительно сказала Люси, — В посылках очень разные вещи могут оказаться. Главное, перед тем, как открывать…

— Детка! Что за глупости! Ним Гок не будет посылать мне мину или что-то такое…

— Он фанатик, па, — возразила она, — Откуда ты знаешь, что взбрело ему в голову?

— Это не фанатизм, это другое, — возразил Микеле, — Уж я-то лучше его знаю.

— Ладно, пусть он не фанатик, а просто парень со странностями, — предложил свой компромиссный вариант Оскэ, — Алло, Хаген, ты ведь имел дело с минами, так?

— С противопехотными и с малыми морскими, — уточнил бывший клиент каторги.

Оскэ удовлетворенно кивнул, извлек из бокового кармана рюкзака и положил на стол устройство, напоминающее простенький фотоаппарат с экраном-видоискателем.

— Умеешь пользоваться этой штукой?

— А то! — Хаген уверенно кивнул, — Это ты молодец, что догадался взять с собой.

— Типа, амулет, — пояснил Оскэ, — Мне его в Африке подарил местный гестаповец.

— Амулет зачетный, — согласился Хаген, убирая аппарат в карман висящей на стуле штормовки, — не стопроцентный детектор, но, все же, с ним спокойнее.

— Может, хватит уже? — спросил Микеле, — Мы не на Тиморе и не в Африке.

— Все, больше не будем, — пообещал Оскэ.

— Па, давай я сварю еще какао? — предложила Флер.

— Свари, детка, — агроинженер тяжело вздохнул, — Хоть какое-то мирное занятие…

Яхт-харбор Хониары — столицы Гуадалканала и округа Соломоновы острова — даже и после полуночи оставался бойким местом. Линии люминесцентных прожекторов на центральной пристани Кросс-Пойнт и на пристанях двух островков, лежащих в пяти милях с северо-востока и северо-запада, от огромной открытой гавани, создавали в акватории сюрреалистическую картину: ярко освещенная поверхность моря под совершенно черным небом. Сотни разноцветных мелких катеров, проа и гидрофлаек шныряли между сравнительно крупными грузопассажирскими судами-ferry и тоже довольно крупными гидропланами-этажерками локальных авиалиний, под громкий аккомпанемент ругани, несущейся из мегафонов с катеров портовой полиции.

Даже на крайнем слева девятом пирсе любительской зоны гавани, милях в двух от основного столпотворения, были отлично слышны перлы полицейской лингвистики, призванные изложить претензии и требования к слушателю через краткий рассказ о шокирующей специфике его сексуального поведения.

Хаген, довольно изобретательно использовал компактность и малый радиус поворота мотоколяски, и вписался в узкий просвет между огромным портовым бульдозером и мини-автобусом. С этой позиции отлично просматривался расположенный в полста метрах выход с девятого пирса и изящная арка — гейт полицейского въездного контроля.

— Типа, теперь ждем, — подвел итог Хаген, — дядя Микки, а хомбре от Ним Гока сам нас найдет, или надо идти, ловить его у гейта, чтоб не потерялся?

— Думаю, лучше подойти, — сказал Карпини, глянув на часы (до оговоренного момента оставалось минут 10) — …Если он отправил кого-то из своих кхмеров-юниоров, то…

— Ясно, дядя Микки. А наши копы не завернут ласты этому юниору прямо тут? Ну, в смысле, парни Ним Гока еще не насвинячили на нашей территории?

— Они вообще тут никогда не были, если я не ошибаюсь, — ответил Карпини.

— Ну, и молодцы, — одобрил Хаген, — Вот уж без кого мы точно не скучали.

За этим оптимистичным разговором, они дошли до площадки на выходе из гейта. Тут встречающих было мало, человек двадцать. Одетые в жилетки и килты из фрагментов морских карт авиаэкстремалы «deltiki», и папуасские бродячие коммерсанты в tropic-militari, плюс — трое военных-резервистов… В общем, довольно обычный полуночный ассортимент. На все это флегматично взирали два полисмена. Они окинули Микеле и Хагена коротким профессиональным взглядом, и мгновенно утратили к ним интерес.

— Типа, мы скучные, — констатировал Хаген.

— А кто не скучный? — поинтересовался Карпини.

— Кто? Ну, бывают кексы с характерными вывесками. Того и гляди, или кого-нибудь грохнут, или взорвут себя посреди публики, или что-то стырят. А мы с тобой, как бы, обыкновенные. На нас смотреть — только время зря тратить.

Агроинженер угостил дочкиного hoakane сигаретой, закурил сам и произнес.

— Знаешь, после визита на Тимор, я стал смотреть на такие вещи более серьезно.

— Так это и правильно, — Хаген кивнул, — Знаешь, какое говно иногда приезжает?

— Мы тоже не подарок, — заметил Карпини.

— Это точно… О! Смотри, дядя Микки, какой артист! Форс же, а прет в сектор для туристов. По ходу, стороны перепутал. Ему надо в военный сектор, справа от Кросс-Пойнт, а он, болван, делает лэндинг слева…

Оба полисмена, видимо, тоже заметили эту странность, и сделали стойку, но через несколько секунд их внимание к снижающейся флайке пропало.

— Ага, — продолжал комментировать Хаген, — По ходу, это волонтеры с Атауро. Тоже болваны. Рисуют на домашней растопырке эмблему тамошних ВВС, типа, мы такие герои… Вот, не понимаю таких людей: на фиг они выделываются?

Авиетка — растопырка, приблизительно трехместная, с опознавательными ромбиками «Atauro Volant Assault Navy» коснулась воды, прокатилась до дальнего края пирса и остановилась у причальной стенки. Поднялся плоский носовой люк-дверь, из кабины быстро выбрался на настил пирса один человек, люк захлопнулся, растопырка отошла назад, коротко разбежалась по воде, и взлетела. Хаген почесал в затылке.

— А это не твоего хомбре привезли, дядя Микки? Типа, оттуда, ага?

— Черт его знает… — проворчал Микеле, присматриваясь к одетому в military мужчине, который быстро шагал по пирсу к арке въездного контроля, — … Fuck! De puta madre!

— Что такое? — удивился Хаген.

— Что такое?! — переспросил Карпини, — Это Ним Гок, вот что!

— Это, в смысле, как?

— А вот так. Сам же видишь…

В караулке управления INDEMI по внутренней безопасности порта раздался тройной частый сигнал зуммера. Дежурный офицер отвлекся от партии в ре-дзю и от кружки цветочного чая, и бросил взгляд на оперативный монитор…

— Y una polla! Зиг, посмотри сюда.

Сержант (и партнер офицера по ре-дзю) посмотрел и шумно выдохнул.

— Joder!..Кэп, а это не может быть ошибкой опознания?

— По ходу, нет. Видишь, надежность три девятки за запятой.

— Угу… Вижу… — проворчал Зиг, — Будем паковать его?

— Паковать? — переспросил офицер, — А что ты ему предъявишь?

Сержант поскреб ногтями щетинистый подбородок.

— Ну, типа, в виду явной социальной опасности.

Офицер отрицательно покачал головой.

— Мимо, Зиг. Ты же не думаешь, что он тут начнет всех кошмарить, как Пол Пот.

— Не думаю, кэп, — согласился сержант, — Но это не дело, чтобы он тут шлялся.

— Не дело, — хмуро согласился офицер.

Полковнику Жерару Лаполо было немного обидно, что его разбудили. Снилось ему, кажется, что-то хорошее, и вот на тебе: звонок телефона…

— Слушаю… — проворчал он, — … Да, полковник Лаполо. Что дальше?

Закуривая сигару, он прослушал слегка сумбурный доклад дежурного офицера порта.

— Так. Значит, сюда прилетел Ним Гок, только и всего?.. Стоп, стоп! Отвечайте на мой вопрос, капитан! Случилось что-либо еще, кроме факта приезда Ним Гока, или нет?… Понятно. Это значит: нет. И какой был смысл меня будить ради этого сообщения?

Слушая объяснения офицера, явно не готового к такой постановке вопроса, Лаполо прошел на кухню и поставил чайник… Надо же, как неудачно разбудили…

— Капитан, ну что вы тут повторяете: «надо что-то делать, надо что-то делать». Что за детский сад? Есть инструкция на случай появления фигурантов данной категории. Вы знакомы с этой инструкцией?.. Замечательно. Значит, вы грамотный офицер и вам не хватает только одного качества: самостоятельности в принятии решений. Собственно, инструкция и составлена для того, чтобы облегчить вам этот непростой процесс…

Лаполо щелчком стряхнул пепел с сигары и уселся в бамбуковое кресло-качалку. Он всегда питал слабость именно к этим легким креслам. Они улучшали его настроение.

— … А сейчас, капитан, я хочу услышать ваше решение… Да, в форме доклада о тех мероприятиях, которые вы планируете в связи с появлением Ним Гока… Именно вы, капитан, а не я. Не тяните селедку за хвост! Пункт первый?… Так, хорошо. А теперь второй… Тоже хорошо… Дальше считайте пункты сами… Ну, просто замечательно! Можете ведь, когда захотите… Да, это значит: я одобряю. Но вам незачем было меня будить. Вы спокойно могли бы доложить мне это на утреннем рабочем совещании…

Полковник налил кипяток в алюминиевую кружку с порошком какао и сахаром, и поставил кружку на электроплитку. Примитивный, но привычный армейский метод.

— … Нет, капитан! Не хватало еще, чтобы вы разбудили верховных судей. Это будет просто безобразие. У них завтра утром сложное слушание, пусть себе спят… Ну, а преторианцы тут вообще не при чем, нечего переваливать на них наши задачи… Да, теперь вы все правильно поняли. Работайте, капитан… Ничего страшного, просто в следующий раз решайте такие вопросы сами. Это ваша компетенция… Удачи.

Хаген Клейн остался замыкающим (чтобы глянуть, нет ли за ними хвоста). Микеле Карпини вошел первым, и представил человека, появившегося следом за ним.

— Значит, так дети, это Ним Гок, комбриг вооруженных сил СРТЛ.

— Упс… — выдохнула Флер.

— Сюрприз… — задумчиво констатировал Оскэ.

— С тебя двадцатка! — объявила ему Люси.

— Nehe, — буркнул он, шлепнул на стол купюру с портретом королевы Лаонируа.

Ним Гок с некоторым недоумением повернулся к Карпини.

— Товарищ, Микеле, это какой-то обычай встречи?

— По моему, это просто пари, — ответил агроинженер, — Так?

— Ага, — подтвердила Люси, — я угадала, с чем вы вернетесь, а Ежик пролетел…

— Ты угадала, что я прилечу в Хониару? — удивился кхмер.

— Нет, я угадала, что это будет человек, а Ежик говорил, что будет носитель с инфо. Конкретно тебя я не угадала. Па, а что вы стоите в дверях? Идите за стол.

— Пожалуй, — решила Флер, — Надо выпить рома. Кажется, тут был фиджийский…

— Я не употребляю алкоголь, — сообщил Ним Гок.

— Тогда я могу подогреть тебе какао. Кстати, welcome.

— Благодарю, — он, кивнул, пересек комнату и уселся на циновку рядом с Оскэ, — Я воспользуюсь твоим компьютером и интернетом?

Оскэ пожал плечами и подвинул ноутбук к гостю.

— Aita pe-a. Но имей в виду: в Хониаре усиление, и каналы сканируются разведкой.

— Я всегда это имею в виду, — спокойно ответил Ним Гок.

— Его накормить надо, — заметил Хаген, — На растопырке с Тимора лететь часов 6, и сомневаюсь, что пассажиру подавали ужин в салон.

— На растопырке? — переспросил Оскэ.

— Ну, да. Типа, той, которая у тебя, только, по ходу, папуасской сборки.

Люси встала, зевнула, потянулась, и спросила:

— Как на счет тунца с бататами, Ним Гок? Мы это ели, и вроде, пока живы.

— Благодарю вас, — кхмер, не оборачиваясь, кивнул, а его пальцы уже двигались по сенсорной панели ноутбука, — я буду есть, что предложите.

Микеле глянул на экран через его плечо и удивленно присвистнул.

— Вот, не думал, что ты интересуешься цветоводством!

— Я не интересуюсь, — лаконично ответил тот.

— Гм… Но ведь это форум о цветоводстве, не так ли?

Флер, легонько похлопала отца по плечу.

— Па, это же элементарно! Нужен кодовый сигнал, что он прибыл успешно.

— …В форме, нераспознаваемой посторонними! — крикнула Люси с кухни.

— Да, — все так же лаконично подтвердил Ним Гок и ткнул пальцем значок «Send». На форуме возникла тема: «Декоративные оливковые лотосы для домашнего водоема».

— Я единственный человек в семье, который не привык к конспирации, — проворчал Микеле, — Флер, плесни мне капельку рома… Спасибо детка… Ним Гок, мне очень хотелось бы знать: как ты намерен поддерживать наших разведчиков в суде?

Кхмер коротко кивнул.

— Хорошо. Я сразу расскажу об этом. Я намерен выступить перед вашим судом, и объяснить судьям, как был организован бросок нашей красной армии на юг, и что в действительности происходило и происходит на Тиморе. Кроме того, я привез тебе, товарищ Микеле, аналитический отчет, составленный нашим комитетом социальной безопасности вместе с инфо-службой вооруженных сил Атауро.

— Ты думаешь, я смогу разобраться в этом до 10 часов утра?

— Я помогу, — лаконично пояснил кхмер, извлек из длинного бокового кармана тонкую книжку и конверт с оптическим диском, и положил на стол, — Бумажная копия более короткая, а на диске — более полная, с наглядными материалами.

— Можно мне тоже почитать? — спросила Флер.

— Мы работаем все вместе, — ответил Ним Гок.

— Логично, — сказал Оскэ, вытащил из конверта диск и вставил в слот своего ноутбука.

Из кухни появилась Люси и поставила перед красным комбригом поднос, на котором стояла кружка, котелок какао, и две тарелки — со свежими лепешками и с тунцово-бататновым миксом. Там же лежали бамбуковые палочки для еды.

— Я смутно помню, что у кхмеров техника питания та же, что в Китае.

— Правильно, — подтвердил Ним Гок, — Благодарю.

— Люси, глянь, какая фишка, — сказала Флер, листая бумажную копию отчета.

Хаген, тем временем налил себе рюмку рома, закурил сигарету и устроился за спиной Оскэ, читая с экрана через его плечо. Микеле, сделал глоток из своей рюмки, тяжело вздохнул, и положил на стол свой ноутбук.

— Оскэ, отвлекись пожалуйста и скопируй эту инфо ко мне на диск.

— Легко, дядя Микки… — он поиграл пальцами на сенсорной панели… — Инфо у тебя.

— Спасибо… Так… Что мы здесь видим…?

85

Чои Сче постучала молоточком по столу, призывая к тишине в зале.

— Foa, давайте будем вести себя цивилизованно. Все мы, включая и судей, несколько взвинчены появлением определенных персон в зале… Однако, я не думаю, что шум поможет разобраться в ситуации… Пресса! Прекратите мигать фотовспышками! Это мешает работать. Снимайте как-нибудь без этого. Здесь не кино, так что студийное качество не требуется… Ним Гок, подойдите, пожалуйста, к судейскому столику, и поясните цель вашего приезда на заседание по данному делу.

Комбриг, одетый в старую китайскую мотопехотную униформу без знаков различия, невозмутимо прошагал до столика и остановился в пол-оборота к залу.

— Я приехал с пятиминутным сообщением для суда, и я прошу предоставить мне это небольшое время. Далее, я отвечу на любые вопросы, кроме тех, которые являются военной тайной моей страны или международного коммунистического движения.

— Гм… — буркнула Чои Сче, и бросила короткие взгляды на обоих своих коллег, и на мониторы, по которым с залом были связаны еще трое верховных судей, — … Раз нет возражений со стороны судей… В общем, мы вас слушаем.

— Благодарю, судья, — кхмер чуть заметно кивнул, — В феврале этого года, моя группа контролировала треугольник Дарунг — Кхеолонг — Кутхвей, на побережье и островной системе части Сиамского залива, в районе условной демаркации между Камбоджей и Таиландом по 103-му меридиану. После Рангунского сговора агентов империализма, называющих себя ООН, с продажными лже-социалистами Вьентьяна, мы лишились поддержки из братского Лаоса. Это оказался серьезный удар в условиях войны на три фронта: с национал-сектантами Као-Дай, с исламистами Аль-Салафи и с регулярнвми армиями прогнивших антинародных монархических режимов Пномпеня и Бангкока. Согласно учению Ленина-Мао, в случае временного силового превосходства врагов, следует отступить, чтобы сохранить и увеличить силы для будущего победоносного удара. Кроме того, наше тактическое отступление сталкивало национал-сектантов и исламистов с камбоджийской и тайской армиями. На это важное для нашей борьбы обстоятельство указывал товарищ Джуо, известный вам, как Журо Журо, когда мы встречались на острове Кутхвей 7 февраля. План товарища Джуо позволял нам, при поддержке братских движений Филиппин, Калимантана-Борнео и Тихоокеанской Латинской Америки, совершить внезапный для врагов бросок на юг. Там, за счет полученных для революции средств, мы могли приобрести у сочувствующих нам прогрессивных австралийских рабочих необходимую боевую технику, и провести освобождение трудового народа Восточного Тимора от гнета транснациональных нефтяных магнатов и местных эксплуататоров. За эти 25 дней, на месте разоренной войнами, полуфеодальной страны возникло социалистическое общество, которое справилось с голодом и с империалистическими агрессорами, двинулось по пути продуктивной модернизации, и установило братские отношения с прогрессивными соседями — Атауро, Хитивао и Роти, — несмотря на разницу наших социальных систем. Сейчас, от имени народа и компартии Социалистической Республики Тимор-Лесте, я выражаю глубокую признательность волонтерам из Меганезии, Папуа, Австралии и других стран, которые сражались рядом с нами на войне и помогают восстановлению народного хозяйства после победы. Я готов ответить на вопросы и дать пояснения.

Наступила тишина. Кхмер завершил свое выступление настолько внезапно, что в зале просто не успели сразу сориентироваться. Первым отреагировал судья Оган Селту.

— Сен Ним Гок, из вашего сообщения выпал эпизод с Брунеем и «Royal Diamond».

— Это технический эпизод, — ответил комбриг, — поэтому я не стал рассказывать о нем отдельно. Что вас интересует в этой операции?

— Прежде всего, интересует роль подсудимых в ее планировании, — сказал судья.

— Роль товарища Джуо неоценима, — сказал Ним Гок, — Схема военной логистики и транспорта, расчет времени, порядок синхронизации действий, и разведданные о противнике, определили наш успех. Это блестящая работа военного специалиста.

— Только его? — спросил Оган, — больше никто из них в этом не участвовал?

— Мне не известно об участии товарищей Райвена и Чубби, — ответил кхмер.

— Ответ ясен… — судья кивнул, — … А захват лайнера «Royal Diamond» с туристами-заложниками присутствовал в плане майора Журо?

— Там присутствовал произвольный лайнер, способный принять на борт необходимое число людей и пройти наш маршрут. И это были не заложники, а живой щит. Мы не выдвигали требований, а лишь удерживали этих людей на борту, чтобы лишить врага возможности обстреливать нас. Мы освободили этих людей без всяких условий, как только прошли маршрут и выдвинулись на рубеж атаки напротив порта Дили.

— Вы их не освободили, а сбросили в воду, — возразил Оган.

Ним Гок равнодушно пожал плечами.

— В боевых условиях у нас не было другого способа, как их отпустить, не подвергая лишнему риску десантную операцию.

— Вот как… А план майора Журо содержал инструкции о том, как обращаться с этими людьми? Я имею в виду, не только перед десантом, но и на всем маршруте.

— Зачем? — удивился Ним Гок, — Это стандартная процедура, она и так была понятна.

— Была понятна… — повторил судья, — … И майор Журо не мог не знать, что насильно помещенные на борт пассажиры, будут использоваться, как рабы.

— Они не использовались, как рабы. Наша идеология не допускает рабства.

— Я не знаток вашей идеологии, но известно, что на лайнере и трех ваших кораблях, пассажиры-мужчины принуждались к тяжелым работам, а женщины — к бытовому и, в частности, к сексуальному обслуживанию ваших бойцов и работающих мужчин.

— У нас был 80-процентный некомплект штатного экипажа, — ответил кхмер, — поэтому матросами работали все. И мои бойцы, и пассажиры. А бытовое обслуживание в пути тоже необходимо. При социализме трудоспособные люди не бездельничают.

— Это и называется обращением в рабство, — заметил Оган.

— Нет, это не называется обращением в рабство, — спокойно возразил Ним Гок, — Раб и хозяин не питаются из общего котла, не живут в одинаковых бытовых условиях, и не работают по одному общему графику труда и отдыха.

Оган Селту шумно выдохнул и ударил себя кулаком по колену.

— Все равно, принуждать к труду — это свинство.

— У нас разные идеологии, — невозмутимо ответил кхмер.

— А сейчас в вашей стране есть принуждение к труду? — спросила Кими Укмок.

— Да. Есть. Для отдельных категорий граждан.

— Для каких? — спросила она.

— Для нарушителей порядка, и для тех, кто ведет паразитический образ жизни.

— И для военнопленных, — произнесла Чои Сче, листая один из отчетов.

— Да, разумеется, и для них, — подтвердил он, — Они тоже нарушители.

— Так, — сказала Кими Укмок, — В отношении нарушителей я еще могу это понять. Но принуждать людей, которые не нарушили ничьих прав — это преступление.

Ним Гок внимательно посмотрел на нее, как будто что-то быстро оценивая.

— Судья, могу я задать вам вопрос?

— Задавайте.

— Предположим, вы приехали к нам, в Тимор-Лесте. Вы видите, что люди заняты продуктивным трудом. Вы ничем не заняты. Вы поможете им, если вас попросят?

— Попросят или прикажут? — уточнила она.

— Попросят, — повторил он, — Вы можете отказаться, никаких проблем.

— Никаких? — подозрительно переспросила судья.

— Абсолютно никаких. Перед вами даже извинятся за бестактность.

Кими Укмок, в некоторой задумчивости потерла щеки ладонями.

— ОК, а я спрошу: сколько мне заплатят за мою помощь?

— Равную долю со всеми, — лаконично ответил Ним Гок.

— Понятно… А если я скажу: «нет, ребята, на своей ферме я заработаю больше?».

— Никаких проблем, — ответил он, — Работайте на своей ферме. Ваше право выбора.

— А если я захочу нанять кого-то из ваших парней себе в помощь?

— Никаких проблем, но позовите комиссара. Комиссар проверит, что вы не обманули работника. Что вы заплатили ему не меньше, чем следует за такую работу.

— А если я буду платить больше, и переманю всех работников из вашего колхоза?

— Тогда вы хороший менеджер. Партия пошлет к вам стажеров, чтобы они учились.

— Но учтите, — сказала она, — Сама я уже пахать не буду.

— Это правильно, — согласился он, — Поскольку, вы выполняете работу менеджера.

— А что, если я найму менеджера, а сама буду сидеть под пальмой и бездельничать?

Кхмер сделала паузу, а потом недоверчиво покачал головой.

— Нет, судья, вы так не сделаете. Вы не выдержите долгого безделья.

— Почему же? — возразила она, — Вот решу написать книжку про секс морских ежей, и ферма станет мне неинтересна. Буду сидеть, мечтать, и иногда строчить на компе.

— Это не называется «бездельничать», — заметил Ним Гок.

— Shit! — буркнула она, — Ну, я не умею просто бездельничать. А кто-то умеет. Это его естественное право! А вы его — в концлагерь. Оган правильно сказал про свинство.

— Много вокруг вас таких, которые умеют? — спросил он, — Бездельников, которых вы готовы считать своими друзьями или, хотя бы, хорошими соседями?

— Немного. Но они есть. И если вы, Ним Гок, не понимаете, для чего они нужны, то, значит, у вас мозги промыты коммунизмом до зеркальной гладкости!

— Коллега, не оскорбляйте свидетеля, — мягко сказала Чои Сче.

Кими тяжело вздохнула и обреченно махнула рукой.

— Извините, Ним Гок, вы меня завели, и я несколько вышла из себя.

— Не вы первая, — ответил кхмер, — Товарищ Микеле, когда выступал по нашему TV со своей точкой зрения на марксизм, тоже вышел из себя, доказывая, что бездельники определенного сорта нужны обществу. Это было очень ценное творческое развитие марксизма. Если бы не товарищ Микеле, мы бы рисковали это пропустить. Сейчас мы изучаем этот вопрос. Ключевое слово: «нужны». Они тоже выполняют работу, только надо решить, как она должна быть организована и как ее оценивать.

— Мы уже ушли слишком далеко в сторону, — заметила Чои Сче, — Скажите, Ним Гок, а товарищ Микеле это, случайно не Микеле Карпини.

— Да, это Микеле Карпини, агроинженер. Он в зале в четвертом ряду слева.

— Понятно… Скажите, сколько сейчас заключенных в ваших концлагерях?

— В лагерях трудового перевоспитания, — поправил он, — Около полутораста тысяч. К сожалению, мы еще не разработали процедуру, как выявлять симулянтов и выгонять оттуда, поэтому число недопустимо велико. Это проблема.

— Выгонять из концлагеря?! — Оган Селту выпучил глаза от удивления.

— Из лагеря трудового перевоспитания, — снова поправил Ним Гок, — У нас невысокий уровень жизни, а в ЛТП хорошая организация труда, бытовые условия, качественное питание, и медицинский мониторинг. Отдельные несознательные люди симулируют паразитический образ жизни, и их довольно сложно выявить, чтобы выгнать.

Оган посмотрел на Чои Сче, которая уже начала что-то искать в интернет. Процедура поиска заняла менее полминуты, и она молча повернула экран в его сторону.

— Бред какой-то, — проворчал он.

— Просто хорошо организованный кооператив, — заметила она, — ничего особенного. В дюжине стран есть коммунистические кооперативы ничуть не хуже.

— Но там в них не сажают, как на каторгу, — возразил он.

— А тут сажают, — ответила Чои, — В общем, по-моему, это к делу не относится.

Кими Укмок посмотрела на экран своего ноутбука и согласно кивнула.

— По-моему, тоже… Сен Ним Гок, а какие у вас отношения с вооруженными силами Меганезии, в частности, с военной разведкой, INDEMI?

— У нас хорошие рабочие отношения с мобильным контингентом базы Удан-Лоти и с западным департаментом INDEMI. Мы рады, что отношения восстановились после двухнедельного перерыва, вызванного вашими организационными проблемами. Нам очень не хватало вашей поддержки в предвоенный период, но утром 17 марта, группа штурмовой авиации с базы Удан-Лоти пришла нам на помощь вместе с друзьями из Хитивао. Я надеюсь, что сотрудничество будет продолжаться. Формат отношений с патрульной службой в соответствие с пактом о морском контроле от 2 марта, был слишком узким и не отвечал реальным потребностям нашего взаимодействия.

— А отношения с другими структурами правительства Меганезии? — спросила она.

— Мы сотрудничаем с двумя техническими колледжами и одним университетом.

— Это не правительственные, а социальные структуры, — поправила Кими.

— Тогда, видимо, больше ни с кем, — констатировал Ним Гок.

— Так… А с меганезийскими бизнес-структурами?

— Здесь у нас очень широкое сотрудничество. Но я не могу рассказывать вам все по соображениям военной тайны. Я заранее предупреждал об этих ограничениях.

Чои Сче, продолжая глядеть на экран, поиграла молоточком, и спросила:

— А вы можете ответить: поставлялось ли вам оружие из Меганезии в предвоенный период, и проходили ли военнослужащие СРТЛ подготовку на нашей территории?

— Нет на оба вопроса. 14–15 марта мы приобрели крупную партию меганезийской военной техники, но не прямо, а через Атауро. Прямо у вас мы приобретали мини-электростанции, аграрные машины, средства связи и медицинские товары.

— Понятно… А после войны?

— Сейчас мы расширяем сотрудничество и в военной, и в гражданской области. Ваша военная разведка владеет этой информацией в достаточной степени.

— Тоже понятно. Понадобится — спросим у сена Лаполо. Коллеги, у кого еще остались вопросы к сену Ним Гоку?

— У меня, — сказал Оган Селту, — Я не понимаю, чем СРТЛ будет платить за поставки. Брунейское золото не резиновое, надолго не растянешь, извините за прямоту.

— Оно уже кончилось, — спокойно ответил кхмер, — Так что, мы платим из внутренних источников. Морские нефтяные концессии с Китаем, Индией и Австралией, затем горнодобывающее предприятие совместно с вашим новокаледонским консорциумом. Кроме того, мы создали небольшие металлургические и отверточные производства. Первое время они будут работать на внутренний рынок, а там — посмотрим. Какие-то доходы можно получить от туризма, но эта сфера у нас еще недостаточно развита.

Кими Укмок пометила что-то на своем ноутбуке и поинтересовалась.

— Сен Ним Гок, почему сюда приехали лично вы, а не кто-то из сотрудников вашего правительства? Такой визит-экспромт был очень рискован, вы не находите?

— Нет. Не очень. Потому, что это экспромт. Враги не успели отреагировать, когда я вылетел с Тимора, а когда я тут, среди надежных друзей, они вряд ли могут что-либо сделать. Я знаю стиль вашей военной разведки, и вполне доверяю ее мастерству.

— Я поняла вашу логику, — сказала Кими, — Но почему вы, а не кто-то из сотрудников?

— Потому, что под угрозой оказалась репутация моей страны, — ответил он, — в такой ситуации руководитель обязан лично высказать свою позицию и ответить на любые вопросы. К тому же, это был мой долг перед боевыми товарищами: Джуо и Микеле.

— Гм, — Кими качнула головой, — Я иначе представляла себе этику красных кхмеров.

— Вот я и приехал, чтобы опровергнуть эту дезинформацию, — сказал Ним Гок.

Чои Сче бросила взгляд на мониторы, а затем на обоих своих коллег.

— Похоже, здесь вопросы исчерпаны. Благодарю вас, сен Ним Гок, присядьте… Сен Карпини, пройдите, пожалуйста, к судейскому столику.

Микеле, одетый в несколько старомодные джинсы типа «банан» и футболку с яркой эмблемой «Фиолетовой Летучей Рыбы» (клуба океанийских терраформеров), очень спокойно вышел на место свидетеля. Чои Сче внимательно посмотрела ему в глаза.

— Сен Карпини, в базе INDEMI вы фигурируете, как резерв-капитан. Подозрительно крупные нашивки для резервиста. Как так получилось?

— Четыре года назад я руководил проектом триффидов для Африки. Тема считалась военной, и мне прилепили эти нашивки, чтобы не нарушать субординацию.

— А после завершения этого проекта, вам еще приходилось работать на разведку?

— Нет, если только не рассматривать мою помощь собственной vahine, как работу.

— Помощь? — переспросила судья, — Например ваша одиссея на Тиморе, так?

— Нет, — ответил он, — На Тимор я поехал просто разобраться, что происходит.

— Разобраться… Гм… Координировали ли вы эту поездку с сотрудниками INDEMI?

— Нет. Я просто, отправился туда на попутном транспорте атаурских волонтеров.

— Вы утверждаете, — вмешался Оган Селту, — что отправились на Тимор на попутном транспорте, но на другой день вы командовали военной коммуникацией в эксклаве Оекуси и артиллерийской батареей на острове Батек. Не странно ли?

— Это получилось случайно, — пояснил Микеле, — Я попал под обстрел, и оказался в ситуации, когда… В общем, двоих ребят, которые мне помогали с агротехникой, разорвало на куски у меня на глазах. Те, кто выпустил в нас ракеты, стали для меня личными врагами. Это понятно. А дальше я действовал по обстоятельствам.

— Кто-нибудь может подтвердить ваши слова? — спросила Кими Укмок.

— Целая толпа, — ответил агроинженер, — Например, все население деревни Фатусуба.

— Это проверено и подтверждено, — вмешался Лаполо с места, — Можно посмотреть в четвертом томе нашего отчете о полуторадневной войне.

— Это проверено, — задумчиво произнесла Чои, — Сен Карпини, а почему вы сначала поехали на Тимор накануне войны, и лишь после этого встретились со своей vahine?

— Я же сказал, сен судья: мне надо было разобраться, что происходит. Я этнический калабриец, и не умею разбираться в чем-то, не потрогав это руками. Такой обычай.

— Ну, и как? — спросила она, — Разобрались?

Агроинженер утвердительно кивнул.

— Да, сен судья.

— Гм… А вы можете поделиться с нами своими выводами?

— Легко, — ответил он, — Главный вывод в том, что вас, я имею в виду, суд, «юзают в темную». Этот термин я подцепил из лексикона своей vahine. Он означает…

— Мне известно, что он означает, — перебила Чои Сче, вибрирующим от возмущения голосом, — Кто, по-вашему, решился на такую наглость?

— Долго перечислять… — со вздохом, ответил он, — … Но, видимо, придется…

Судья Чои Сче бросила короткий взгляд в сторону восьмерых преторианцев, которые уводили Райвена Андерса и Журо Журо, а затем повернулась к немного растерянной гротескной группе: Микеле Карпини с семьей и Чубби Хок, разделенные шеренгой из четверых преторианцев. Понятно, что в общем случае, на каторгу надо конвоировать, однако с другой стороны, в данном случае это выглядело полным абсурдом.

— Коллеги, одну минуту, — сказала Чои, — Давайте примем процедурное решение…

— … Самоходом, — лаконично уточнил Оган Селту.

— Да, — согласилась Кими Укмок, — Зачем эти нелепости…

— Ребята, отойдите, — распорядилась Чои, обращаясь к преторианцам.

Микеле сделал два шага вперед и Чубби, как-то осторожно, будто бы, неуверенно, положила ладони ему на плечи.

— Милый, ты извини, что так все получилось…

— Ерунда, — ответил он, — Сейчас полетим домой…

— Ага, — сказала она, и тут Флер и Люси почти повисли у нее на шее.

— Так, дети, — строго сказал Микеле, — Вот это в суде уже лишнее. Пошли отсюда. Нам, между прочим, надо собрать вещи и выпить по чашке кофе перед дорогой…

86

Широкий северный выступ острова Новая Гвинея на 142-м меридиане приближается к Экватору. Здесь расположена грандиозная речная система Мберамо. С востока она не особенно широка, зато на запад простирается до залива Сареро, богатого изумительно — красивыми островами. За заливом Сареро находится группа полуостровов, висящих на восточном хвосте Новой Гвинее, как гроздь виноградин. С севера этой грозди, через перешеек от залива Сареро, расположен порт Факфак. Вернемся, впрочем, к Мберамо. Крупные и мелкие реки текут с Центрального Хребта на север, разливаются по очень пологой низменности и превращают сорокамильную прибрежную полосу в огромное болото площадью более миллиона гектаров. Его пресноводная часть плавно и почти незаметно переходит в соленую, там где мангровые заросли отвоевывают у океана маленькие островки, а океан, размывая волнами дельты рек, превращает их в сильно изрезанные, ветвящиеся заливы. И в теплой воде, на пропитанной влагой суше, и во влажном теплом воздухе жизнь кишит в самых экзотических формах. Если какой-то биолог желает открыть десяток-другой новых видов бабочек, птичек или лягушек, то добро пожаловать сюда… Но (признаемся честно) у него есть шанс случайно открыть новый вид какой-нибудь экваториальной лихорадки и войти в анналы современной медицины в качестве первой документально зафиксированной жертвы этой болезни.

В жаркий и душный послеполуденный час 26 марта, на болотистом, заросшем всякой экзотической флорой берегу большого треугольного озера Додом, в 20 милях к югу от берега океана, у костра, с трудом разожженного, благодаря значительной порции топливного спирта, расположилась компания: полдюжины крепких молодых мужчин. Были они типично-папуасской наружности, одетые в boggy-military и вооруженные укороченными скорострельными «Remi-Novus» 12 калибра (далекими потомками полицейского ружья «Remington/Ithaca», прославленного фильмом «Terminator»). На металлической сетке над огнем готовилось что-то наподобие барбекю.

К единственному в обозримом ландшафте твердому участку берега была причалена небольшая самоходная баржа, груженая морскими контейнерами в три яруса. Как ее провели из океана в озеро через мелководные протоки — это коммерческая тайна.

Чуть поодаль от компании у костра, на поплавке вытащенной на берег гидроавиетки, сидели еще трое мужчин: два папуаса, один европеец. Явно начальство, хотя одеты совершенно также, как остальные… Все трое были персонажами, довольно хорошо известными в этих кроях. Европеец — Эрих Вейдек, исполнительный директор «Tour Baliem Valley Resort, GmbH». Папуасы — мастер-стрелок CSAR Hybird, Гкн Нопи и унтеркэп ВМФ, Лрл Нопи, совладельцы семейной фирмы «Bok-Bok Sea-Frog».

Вейдек вытащил из пачки размякшую от влаги сигарету и раз семь подряд попытался добыть огонь из зажигалки. Бесполезно. Гкн вынул из специального кармашка своей жилетки-разгрузки зажигалку, и она, почему-то, дала пламя с первого раза.

— Ну, почему она у тебя никогда не намокает? — немного обижено спросил Вейдек.

— Потому, что карман натерт изнутри парафином. Физика. Я тебе уже говорил.

— Черт… Вылетело из головы… Эта чертова влажность…

— Нормальный климат, — возразил Лрл, — В смысле, бывает и хуже. Вот, например, в Антарктиде: ночью ниже минус полста по Цельсия. Плюнешь, а на снег падет уже ледышка. Наша сестренка Оо там работалет на тест-драйвах патрульных флаеров.

— Она там kane склеила, — заметил Гкн, — В конце апреля привезет сюда.

— Что привезет? — не понял Вейдек.

— Kane, — повторил Гкн, — По-вашему, Der Ficker.

— Der Ehemann, — поправил Лрл, — а то, что ты сказал, это только вот…

Унтеркэп оттопырил средний палец правой руки и подвигал им вперед-назад.

— А-а, — Гкн кивнул, — Понятно.

— Ага, — продолжал Лрл, — Здесь, хотя бы, тепло. Жить можно. Главное, запастись репеллентом от насекомых, и пиявок отжигать вовремя.

— Я обычно сыплю солью, — заметил Вейдек.

— Можно и солью. Только не отрывать. У нас один морпех оторвал, такая фигня…

Вейдек затянулся сигаретой и поморщился.

— Коллеги, давайте сменим тему, ладно?

— Не вопрос, Эрих, — сказал Гкн, — Давай сменим. Есть хорошая тема, раз мы с тобой пересеклись на этом заказе. Прикинь, эти ребята — ну заказчики — оставят нам свой базовый лагерь — типа, в счет части оплаты. Давай вообще будем делать совместные программы, а? У тебя — континент, в смысле, Большой Папуа. У нас — острова, море, рыбки всякие. Это называется: комплексный подход. Типа, мы накрываем большой сегмент рынка. Еще включим Атауро и, для совсем экстремалов — Красный Тимор.

— Ты загнул на счет Красного Тимора, — заметил Лрл.

— Чего это я загнул? Знаешь, как там классно? Горы, озера, и сразу рядом море.

— Ага, а если опять война? Не ты ли мне рассказывал, как вы влипли на Жако?

— Так то тогда! А теперь все ОК! Лишних загасили, и даже трупы убрали. Ну, не все конечно, но что не убрали, то за месяц крокодильчики растащат…

— Ой, не гони! Крокодил не потащит труп с суши.

— Еще как потащит, если жрать захочет!

— А я говорю, не потащит! У него такого рефлекса нет!

— Ну, хер с ним, с крокодилом, — сдался Гкн, — Птички растащат.

Лрл отрицательно покачал головой.

— Никакая птичка череп не утащит. Мозги выклюет и бросит. Я сколько раз видел.

— Ну, подумаешь, череп? — сказал Гкн, — Наоборот, хорошо. Экзотика…

— А можно опять сменить тему? — попросил Вейдек.

— Да, это меня куда-то занесло. Так как на счет кооперации, Эрих?

— Я — за. Давайте прикинем. Мне, в частности, было бы интересно расширить тему мобиатлона на море. Я смотрел турецкие проспекты, там в районе Мармариса они устраивают очень зрелищные морские бои. Пушки… Петарды…

— Классно! — Лрл хлопнул ладонями по коленям, — Огнемет!

— Напалм, экология, — возразил Вейдек.

— Отставить напалм, Эрих! Наши штатные струйные огнеметы, которые на летающих канонерках, заряжаются сгущенным спиртом с магнием. Мы это применяли в первой декаде марта, когда делали зачистку на юге, в районе острова Колепом.

— И как оно? — поинтересовался Гкн.

— Оно в сто раз дешевле, чем снаряды. Сначала с рубежа двадцать миль подавляешь артиллерию, а потом подходишь, и как засадишь из огнемета с двухсот метров…

Вейдек поднял вверх руки в протестующем жесте.

— Лрл, только не надо рассказывать, во что или в кого вы стреляли из огнемета. Меня интересует мирное применение. Аттракцион.

— Запросто, — ответил унтеркэп, — Я разузнаю, почем продают списанные огнеметы.

— Лучше купить по конверсии целую канонерку, — заметил Гкн, — а лучше две или три.

— Кстати, да… Модель «020» уже списывают. Завтра буду в хозчасти, спрошу.

— Ты что? Мы убьемся по деньгам! Спроси про учебные модели, наверняка они еще остались. Позвони прямо сейчас по фону. Вдруг сразу что-то скажут. Хотя бы цену.

— А что это вообще такое? — поинтересовался Вейдек.

— Это когда старую боевую технику продают в гражданский бизнес, — пояснил Гкн.

— Нет, я знаю, что такое конверсия. Я интересуюсь, что такое летающая канонерка.

— Йох-йох! — воскликнул Лрл, — Это хорошая штука! Сейчас я тебе объясню…

За лекцией, которая продолжилась уже в расширенной аудитории (парни у костра крикнули, что мясо готово) незаметно промелькнули два часа, а потом…

— Летят, — лаконично сообщил Лрл, глядя в морской бинокль.

— Много? — так же лаконично поинтересовался Гкн.

— Нет, только оргкомитет. Десяток «Делосов».

— Делосов? — переспросил Вейдек.

Лрл молча передал ему бинокль и указал рукой на юго-запад. Десяток летательных аппаратов, больше всего похожих на моторные дельтапланы с поплавковым шасси, двигались ровным строем в три уступа на высоте около полтораста метров. Каждая машина несла экипаж пять-шесть человек, одетых в яркие спортивные майки.

— Интересная техника, — проворчал Вейдек, — Опять военная?

— Конверсионная, — успокоил Гкн, — Все ОК. Эрих, а как на счет девочек?

— На три мили выше по реке Вааа, начинаются поселки племени татутату. Я с ними договорился о снабжении, о девчонках, и о проводниках для охоты на птицу Бэ.

— А девчонки симпатичные? — подозрительно спросил Лрл.

— Ну, знаете, — возмутился Вейдек, — здесь вам не Париж, чтобы еще капризничать.

87

Растопырку болтало. Не то, чтобы сильно — но для не очень опытного пилота вполне достаточно, чтобы заставить напрягаться. Оскэ протянул руку и погладил по затылку Флер, сидящую за штурвалом.

— Слушай, Итла, может, тебя сменить? Тяжело же…

— Фигня, — ответила она, — Типа, я тренируюсь. Ты лучше посмотри, как там предки.

Оскэ протянул руку назад, вытащил с верхней полки маленького багажного отсека ноутбук, включил и поводил пальцем по сенсорному экрану.

— Ага! Позиция S12, E171, «Safari», любительский, курс 98 (направление на Футуна), высота 1100 метров, скорость 225 узлов. Через три часа будут дома. Так, а это у нас «Undefined screener», позиция та же минус четверть угловой минуты, скорость та же, высота — ноль. В смысле, меньше полста метров. Угадай с трех раз, кто это?

— Угадываю с одного раза. Люси с Хагеном на сикораке. Тактично висят у предков на хвосте, в 15 милях. Типа, чтобы не мешать, но приглядывать. Как договаривались.

Ним Гок, сидевший впритирку к Оскэ в кормовой части того, что у данной модели считалось пассажирским салоном, глянул на экран через его плечо и спросил:

— Можно ли увидеть, где здесь мы?

— Мы — вот: Позиция S8, E170, «Abrirador», любительский, курс 64 (направление на Арораэ), скорость 240. Высота 2000.

— Я понял, — кхмер кивнул, — А «Итла» — это прозвище Флер? Оно что-то значит?

— Это палеолитическое племя в сельве Амазонки, — ответила она, — Под настроение, я одеваюсь только вот в эту псевдо-травяную юбочку, и становлюсь родом из племени Итла. Как тебе кажется, мне идет такой стиль? Только честно?

Ним Гок оказался несколько озадачен этим вопросом.

— Не понимаю… Если человек откуда-то родом, то при чем здесь настроение?

— Я родом оттуда, откуда хочу, — возразила она, — Личная автономия.

— Вы иногда злоупотребляете своей свободой, — заметил комбриг.

— Злоупотребление свободой это оксюморон, — снова возразила девушка.

— Оксюморон? Я не так хорошо знаю иностранные языки…

— Словосочетание-бессмыслица, — перебил Оскэ, — Оно выглядит, как бы, по правилам языка, но ничего не значит. Ну, например: «зеленый звук»…

— Под кактусом зеленый звук запросто бывает, — заметила Флер.

Оскэ задумчиво почесал себя за ухом.

— Да, по ходу так… Ну, другой пример…

— Что значит «под кактусом»? — спросил Ним Гок.

— Кактус лофофора, — пояснил Оскэ, — Он содержит психотропные вещества.

— Вы употребляете наркотики? — удивился кхмер.

— Да, и что? Ты же пьешь чай, кофе и какао. Просто, надо знать, как, в каких дозах на человека действуют те или иные вещества. Когда и для чего их применяют, а когда их применение рискованно. Этому учат в школе, в пятом классе. Базовая безопасность.

Флер покрутила левой ладонью над головой, привлекая к себе внимание.

— Ежик, ты обещал объяснить Ним Гоку про оксюмороны.

— Да! Верно! Короче, пример: квадратный литр. Или: дойный пингвин.

— Я понял, — сказал красный комбриг, — Но при чем тут злоупотребление свободой?

— При том, что оксюморон, — ответил Оскэ, — Не говорят ведь: «он злоупотребляет дыханием». Для канака, дышать и быть свободным это почти одно и то же.

Ним Гок кивнул в знак того, что аналогия понятна, и спросил:

— Значит, свобода это для вас самоцель?

— Нет, — ответила Флер, — Это образ жизни… Или просто жизнь.

— Но ведь бывают случаи, когда свободу надо ограничивать, — заметил он.

— Кому надо и для чего? — поинтересовался Оскэ.

— По ситуации надо. Например, дисциплина в армии или на производстве.

— Ага, — Оскэ слегка пожал плечами, — Там свобода ограничена, потому что иначе не получается. Это так объективно устроено. Но ты сказал про злоупотребление. Типа, свобода, как бы и не ограничена, но использовать ее, как бы, нельзя. Оксюморон.

— Мы в неравных условиях спора, — заметил Ним Гок, — Я не учился в школе и не знаю логики так хорошо, как ты и Флер. Я умею спорить только на примерах.

— Тогда, давай на примерах, — предложил Оскэ, — пусть все будет по-честному.

Кхмер снова кивнул и задумался примерно на полминуты, а потом сказал:

— Вот наша с вами ситуация. Я попросил вас отвезти меня туда, где можно заказать дешевые надежные летательные аппараты, без лишних вопросов, и объяснил, как это важно для сотен тысяч людей. Вы согласились, хотя я не обещал вам за это денег…

— Какие, на фиг, деньги? — возмущенно перебила Флер, — Ты рисковал жизнью, чтобы помочь маме! Не знаю, как у вас, а у нас это кое-что значит, прикинь?

— У меня были совсем другие мотивы, — заметил он.

— Это без разницы, — ответил Оскэ, — Короче, твой пример не из той кассы.

— Мой пример из той кассы, — возразил Ним Гок, — Вы изменили свои планы, и вы не употребили свою свободу. Вы поступили так из чувства долга. Вот смысл примера.

— Нет! — воскликнула Флер, — Как раз употребили! Мы сделали то, что хотели!

— Странно… — произнес комбриг, — … Очень странно. Я слышал почти тоже самое от твоего отца, Флер. И я слышал похожие вещи от ваших волонтеров. Видимо, мы по-разному понимаем некоторые выражения. Это возможно?

У Оскэ Этено, кажется, даже уши задвигались от напряжения мысли.

— Есть такая тема в книжке, которую написал Иори Накамура…

— Ваш первый координатор правительства? — уточнил Ним Гок.

— Он самый… В книжке Накамура приводит одну историю про Бодхидхарму. Типа, однажды Бодхидхарма устроился на работу садовником городского парка, и быстро сделал парк невероятно симпатичным и уютным. При этом сам Бодхидхарма палец о палец не ударил. Просто попросил жителей, чтобы ходили гулять в парк со своими садовыми ножницами и подрезали ветки, где некрасиво или мешает. И никто не мог упрекнуть Бодхидхарму, что он обманывает тамошних foa, и эксплуатирует, как бы, бесплатно. Ведь они делали только то, что им нравится, и чисто для себя. Прикинь?

Флер, снова покрутив левой ладошкой над головой, добавила:

— А если бы Бодхидхарма сказал жителям: «Алло, ну-ка поработайте на меня», то сам понимаешь, куда бы они его послали с такими заходами.

— Хорошая история о коммунистическом воспитании, — сказал Ним Гок.

— Коммунизм-то тут каким боком? — удивился Оскэ.

— Жители работали на общее благо, не требуя денег, — пояснил кхмер.

— Ты что!? Какое, на хрен, общее благо? Они все делали только для себя! Если бы ты сказал им: «Алло, ну-ка поработайте на общее благо», знаешь, куда бы тебя послали?

— Но не сразу, — уточнила Флер, — Против пулемета без подготовки не попрешь.

Возникла пауза. Красный комбриг поднял глаза и уставился в черное звездное небо, прекрасно видное сквозь наклонную прозрачную боковую панель салона. Оскэ тихо вздохнул, и пригладил свою экстравагантную пурпурную стрижку. Флер беззвучно побарабанила кончиками пальцев по пластику штурвала.

— Извини, Ним Гок, мы слегка погорячились.

— Правда, — поддержал Оскэ, — Это была кривая шутка юмора.

Кхмер, продолжая глядеть на небо, медленно покачал головой.

— Нет, это был очень полезный спор. Я понял важную мысль великого кормчего Мао, высказанную в пункте 4 директивы «О культурной революции», в 1966 году.

— Что за мысль? — спросила Флер.

— Единственным методом культурной революции является самоосвобождение масс, и здесь недопустима какая-либо подмена, — сказал Ним Гок, — Это была цитата. Я понял, почему великий кормчий пишет, что суть революции и коммунизма в освобождении производительных сил. Что только свобода обеспечивает экономическую победу.

— По-моему, это понятно, — заметил Оскэ, — человек, работающий под принуждением, ненавидит свою работу, а как можно хорошо делать то, от чего тебя тошнит?

— Если понятно, то почему у вас в стране есть каторжные работы?

Оскэ покачал головой и выразительно скрестил пальцы.

— Каторжные работы у нас не принудительные. Не хочешь работать — не надо. Любой приговоренный в любой момент может отказаться от работ и просто сидеть в тюрьме.

— Я не знал. И многие ли отказываются?

— Очень немногие. Просто сидеть и ничего не делать это скучно и неинтересно.

— Тогда, — сказал кхмер, — я не понимаю, почему у вас еще не победил коммунизм, и не исчезла частная собственность. Ведь то, что ты сейчас сказал, это коммунистическое отношение к труду. При таком верном взгляде, зачем тебе частная собственность?

— То есть, как зачем? Канак не может жить без своего proa и своего fare. И без своей флайки тоже. Ну, ты, Ним Гок, и залепил!.. Зачем мне собственность? Надо же!

— Но ты мог бы пользоваться общественной собственностью.

— Это не всегда удобно, — возразил Оскэ, — Люди, когда создают партнерства… Ну, это вроде ваших кооперативов на Тиморе… Они, обычно, объединяют там только то, что служит для бизнеса. А то, что просто для жизни, оставляют частным. Прикинь?

— Странно, — сказал Ним Гок, — я бы объединял все. Меньше лишних хлопот.

Флер хлопнула себя ладонью по лбу и радостно заявила:

— Я врубилась! Ним Гок, у тебя есть женщина?

— Естественно, у меня бывают женщины.

— Я не только про секс, — уточнила Флер, — Я про женщину, с которой ты, более-менее постоянно живешь. Типа, ты приходишь домой, она тебя кормит обедом, и все такое.

— Нет. Мне удобнее питаться в армейской столовой, вместе с бойцами.

— Ага, понятно. А жить тебе удобнее в казарме?

— Да, — подтвердил он, — Это действительно удобнее и это экономит время.

— Тоже понятно, — сказала девушка, — А дети у тебя есть?

— Вероятно, да, но я не знаю этого точно.

— Ага… — протянула она, — … Вот теперь ситуация, как на ладони.

— Ага! — подтвердил Оскэ, — Знаешь, Ним Гок, ты ведь живешь на войне.

— Война кончилась, — возразил комбриг.

Флер покачала головой.

— Может быть, и кончилась, но только не для тебя. Ты живешь, как на фронте. Для фермера, рыбака, или рабочего, ты инопланетянин, чужак. И твои бойцы — тоже.

Ним Гок бросил взгляд в зеркальце над пилотским креслом. Он хотел убедиться, что девушка не шутит. Судя по выражению лица, она говорила вполне серьезно.

— Я не понимаю, почему ты так считаешь, — признался он, — Я не понимаю, почему мы инопланетяне для людей, бок о бок с которыми мы воевали и работаем. Когда наши бойцы не заняты военной подготовкой, они участвуют в гражданском труде вместе с фермерами, на равных. Я — тоже, когда есть время. Мы им не чужие! Мы друзья!

— Вы друзья, — согласилась Флер, — Надежные друзья. Но вы совершенно чужие. И не говори, что ты этого не замечаешь. Ты слишком проницателен, чтобы не заметить.

Кхмер помедлил несколько секунд и кивнул.

— Ты права. Но я не понимаю, почему.

— Да потому, что тебе удобнее жить в казарме, питаться в столовой, и даже штаны, которые на тебе, это не твоя собственность, а общенародная, как у вас говорят! И женщины сходятся с тобой на час — два, и все. Кроме хорошего секса и здорового потомства, от тебя ждать нечего, и любая женщина это видит! Неужели тебе трудно понять, что при таком стиле ты чужой для всех, кто живет обычной жизнью!

— Для вас тоже? — спросил он.

— Ты помог маме, — напомнила она.

— И у нас есть опыт с элаусестерцами, — добавил Оскэ, — Мы знаем kommi-lifestyle.

— Кто такие элаусестерцы?

— Ну, океанийские коммунисты. Тоже без дома, без штанов, и питаются в столовой.

— Это шутка? — спросил кхмер.

Оскэ энергично помотал головой из стороны в сторону.

— Какие шутки! Они единственные реальные kommi на планете! Пока другие kommi болтали про будущее, элаусестерцы взяли и построили коммунизм in vivo, прикинь!

— Этого не может быть, иначе я бы знал, — произнес Ним Гок, с едва заметной ноткой неуверенности в голосе, — Скорее всего, это фальсификация.

— Фальсификация? — возмутился Оскэ, — Щас тебе!

— Покажи ему наши ролики с Элаусестере, — предложила Флер.

— А я, по-твоему, что делаю? — откликнулся он, пристраивая на коленях ноутбук.

88

Лучи инфракрасных лазеров — маркеров были, разумеется, не видны невооруженным глазом, так что вокруг стояла глубокая темнота. Небо затянуто плотными низкими облаками, скрывшими звезды. Светился только маленький костер, и два из дюжины кругло-конических армейских шатров «tipi-tents» (сквозь стенки из ацетатного шелка немного проникал свет от включенных внутри люминесцентных ламп).

Трудно было поверить, что пилоты видят два ярких контрастных луча, указывающие направления лэндинга для своих «Screen-Shuttle». Сквозь хоровое кваканье лягушек донесся слабый, звенящий, шорох. Через минуту он превратился в хорошо слышное гудение, а чуть позже, к нему добавился громкий дробный плеск воды, разрезаемой поплавками. Из темноты к выступу длинного южного берега озера, где расположился базовый лагерь, с двух сторон почти беззвучно выплыли едва мерцающие в отсветах костра угловатые туши. Возьмите два больших туристических автобуса с лодочным днищем вместо шасси, поставьте их параллельно на полкорпуса друг от друга, затем впишите их оба в одно широкое крыло, приделайте сзади ласточкин хвост, а сверху — пропеллер в кольцевом обтекателе. Примерно так выглядит медленный, довольно примитивный, но экономичный и надежный маловысотный шаттл — катамаран на полтораста невзыскательных трансокеанских пассажиров (например, коммандос из аэромобильной бригады ВС Мпулу). Всего сутки полета — и они на месте…

— Мастер шеф-инструктор! Спецотряд «Ехидна» в количестве трехсот двух бойцов и шести пилотов прибыл с базы Мадагаскар — Фантой. В строю все, биомедицинские процедуры прошли все, происшествий нет, докладывал штаб-лейтенант Мчела.

Рон Батчер козырнул в ответ и улыбнулся.

— Вольно, парни. Вы видите, что попали в полную задницу?… (В ответ — здоровый, жизнерадостный смех в строю)… Ни хрена вы не видите! Во-первых, тут темно. Во-вторых, вы и представить себе не можете, насколько эта задница широка и глубока… (Снова смех в строю). Единственное, чем я могу облегчить вашу предельно херовую участь, это жратвой! Свежим мясом птицы Бэ, которая тут водится в неограниченном количестве! Ну-ка подняли грабли, кому не лень побегать за мясом!.. (Триста рук в едином движении взлетают вверх)… Отлично! А кто умеет охотиться ночью? (Снова триста рук)… Ну, тогда мы с вами не останемся голодными. Надеюсь, вы все успели выспаться в пути. Ни сегодняшней ночью, ни следующими ночами, вам тут спать не придется. С этой минуты, спецотряд «Ехидна» начинает ночную жизнь. Подъем в 7 вечера, отбой в полдень. С 8 вечера до 4 утра — тренинги в полевых условиях. С 5 до 8 утра — спецкурс по технике и тактике. Дальше, до отбоя — шашки, футбол или секс по личному вкусу… Ну, что затихли? Задумались, с кем секс? Отвечаю: во-первых, есть птица Бэ. Она размером со страуса, даже толще. То, что надо, нет?… Joder! До чего вы капризные засранцы!.. Ладно. Для поддержания того, что в шутку называется вашим боевым духом, сообщаю: имеется договоренность с девчонками из племени татутату. Если вы им понравитесь, то вам не придется изучать приемы межвидовой эротики с птицей Бэ… (Восторженные возгласы в строю)… Тихо! Сейчас унтер-офицерам — 10 минут на контроль боеготовности полувзводов и доклад ротным офицерам. Офицерам явиться ко мне и доложить через четверть часа. Через полчаса мы начинаем первый полевой тренинг… Штаб-лейтенант Мчела, идем со мной, надо переговорить…

А, тем временем, Екико и Ринго опять включили лазерный маркер — в этот раз, только один луч для единственной легкой флайки, двигавшейся не с запада (как африканские шаттлы), а с востока, со стороны Меганезии. Через несколько минут, послышался все усиливающийся вибрирующий писк — будто над озером снижался москит размером с лошадь. Когда флайка, коротко и почти бесшумно прокатилась по воде и ткнулась скругленным носом в берег, в свете костра, стало видно: обе аналогии (с москитом по типу, и с лошадью по размеру) не так далеки от реальности. Вытянутая пластиковая гондола была чем-то похожа на тело экстремально обожравшегося насекомого, а пара крыльев по креплению, форме и наклону, были, как у москита, готовящегося взлететь.

Пилот выбрался из маленькой одноместной гондолы, спрыгнул в воду (тут ему было немного выше, чем по колено), и, с чувством, произнес.

— Jodido culo!.. В смысле, aloha foa… А тут пиявки есть?

— Aita pe-a, bro, — ответила Екико, — Тебе сколько надо? Ведро, два…?

— Ну их на фиг вообще! Foa, помогите вытащить этот dick на сушу. А, кстати, я — Лаго. Типа, инженер-инструктор партнерства «Retiair». А вы — Ринго и Екико, e-oe?

Вновь прибывшего они рассмотрели уже у костра, когда «москит» был вытащен, и начался обычный для таких случаев ритуал распития какао. Лаго оказался примерно ровесником Ринго. Он был того же роста, но несколько более плотного сложения, и принадлежал к другому этническому типу. Характерный светло-бронзовый цвет кожи разглядеть при свете костра невозможно, но манеры выразительно выпучивать глаза и сопровождать речь плавно-стремительной жестикуляцией обеими руками, хватало для того, чтобы узнать в Лаго — вест-кирибатийского метиса.

— Бионика это кошмар!! — объявил он, — Я ничего не имею против синтактиновых приводов! Классная штука. Но если на них переводится вообще все подвижное, то получается фанатизм!

Слово «фанатизм» сопровождалось широким почти круговым гребком рук в стиле «брасс», так что какао чуть не выплеснулся из кружки, а Ринго лишь чудом успел увернуться от горящей сигареты и поинтересовался.

— Чего ты так нервничаешь, бро?

— Я не нервничаю, просто меня еще колбасит после полета на этой штуке.

— Это что, тоже орнитоптер? — спросила Екико.

— Ты что, гло? Какой, на фиг, орнитоптер? Видишь же, у него на жопе нормальный пропеллер? Но все управление на квазимышцах, в смысле, на синтактине.

— Ага… — девушка повернулась и окинула взглядом «москита», — Плоскости цельно-подвижные, независимые, и каждая на своем шарнире крутится как угодно?

— В точку! — объявил он, снова взмахнув руками, — Именно, что как угодно! Здесь все управление — педаль реостата движка, и два джойстика на крылья. Ты прикинь: это прототип боевых флаек-рэпторов серии «Abris». Герхард в прошлом году придумал сделать дешевый рэптор на базе наших «Abriradors», растопыпрок! Маневренность!

— Каждое крыло повторяет движение джойстика? — уточнил Ринго.

— Ну! — воскликнул Лаго, — Можно вверх, вниз, вправо, влево, и еще крутить по- или против часовой стрелки. Любой каприз! На морском полигоне это торкает! Типа, вот какой я Икар, все могу! Ну, я, кретин, и взял эту флайку в рабочий полет. А, если ты летишь не над полигоном, а над океаном, то страшно! Я ни фига об этом не подумал!

Ринго понимающе покивал головой.

— Слишком много возможностей управления это действительно жутковато.

— Во! А я о чем!? Я пролетел миль двести, потом вызываю по рации Герха, и говорю: «Прикинь, я сейчас обосрусь!». Ну, а он мне: «Спокойно, включи дистанционный контроль и отдыхай, я тебя поведу с земли». Герх офигенный пилот, таких на нашей планете по пальцам можно пересчитать. Он бы меня провел, как по нотам. Но мне же обидно! Я говорю: «Нет, я сам!». Я же передним мозгом понимаю: бояться нечего, а заднему мозгу, в смысле, подсознанию, все равно страшно.

— И что? — спросила Екико.

— Ничего. Вот, долетел. На переднем мозге.

— Почтение Мауи и Пеле, держащим мир, — сказала она, — а Герх — это Штаубе?

— Ага, — подтвердил Лаго, отхлебнув из кружки, — Вообще, если по правде, то флайку с управлением джойстиками он придумал в начале для мирных целей. Для тети Тоник — младшей сестры Джины, мамы нашей vahine Рали. Тете Тоник нужно было простое управление флайкой, потому, что у нее жизнь так сложилась. В 17 лет она, по загулу, родила сына. Ничего такого. Года через два, она сошлась с рыбаком с Фиджи. Они прожили вместе лет семь. Тетя Тоник родила дочку, потом вторую. Классно. А потом случайность на море, и этого рыбака, ее faakane, не стало.

— Фигово… — проворчал Ринго.

Лаго хлебнул какао, заново прикурил потухшую сигарету и продолжил.

— Тетя Тоник с этим рыбаком жили очень просто, как многие на Южных Фиджийских Спорадах. Флайку не юзали. Только мини-траулер и катер, чтобы ездить на маркет. А когда, после того несчастного случая, она с киндерами переехала к тете Джине, то это была проблема. На Арораэ взрослая тетя не умеет летать… — тут Лаго сделал паузу и выразительно развел руками, показывая, какой это нонсенс, — … А вообще, тетя Тоник просто клад! У нас с ребятами тогда был установочный период с нашей фирмой, и мы спихивали наших мелких, в основном, ей. А полтора года назад мы познакомились с Герхом. Он тогда был министром ВВС в стране Шонао.

— Эту историю нам Наллэ рассказывал в цветах и красках, — сообщила Екико.

— Одиссея и вендетта мастер-пилота Штаубе, — добавил Ринго.

— Это было круто! — подтвердил Лаго, воздев кулак к небу, — Наш квартет 2x2 выполнял только отвлекающий маневр, но все равно, классно, что мы участвовали, ага?

Екико изобразила знак «Victory» двумя пальцами, и напомнила.

— Ты говорил про тетю Тоник и управление двумя джойстиками.

— Точно. Значит, так. Год назад Герх разобрался с вендеттой и прилетел жить к нам, а Квар, сын тети Тоник, ему сейчас 12, автоматически к нам прибился. Точнее, к Герху. Тетя Тоник жутко переживала. «Ой, где мой мальчик?». А дядя Герх решил покатать мальчика вокруг всего Вест-Кирибати. Почему нет, если все равно тест-драйв? Это с нашей точки зрения так, а с ее… Ужас. Метание тарелок. Жалобы тете Джине. Потом, тетя Тоник переехала к нам, чтобы ругать Герха, если он берет Квара на тест-драйвы.

— Ругать мужчину удобнее всего, если спишь с ним, — заметила Екико, — Так проще выбрать подходящий момент, чтобы уж наверняка проняло.

— А ты врубаешься, гло! — уважительно произнес Лаго, — Таким образом, была у нас punalua два на три, а стала — три на три с половиной. В смысле, что Квар уж на пол-мужчины точно тянет, и даже больше. Типичные заказы клиентов он обрабатывает не хуже взрослого. Он даже немного летает, правда, пока только с инструктором.

— Мальчишка тоже летает с джойстиками? — спросил Ринго.

Ларго взмахнул руками и отрицательно помотал головой.

— Нет! Он привык к обычным флайкам. В школе учат на тренажерах. Джойстики это только для тети Тоник. Не дело же: ей скоро 30, а она не летает. Это в авиационной семейной фирме! Позор, на фиг!

— И как результаты? — поинтересовалась Екико.

— Ну, кое-что начало получаться. Так, в первом приближении. Но сейчас у нее, типа, технологический перерыв… — Ларго выразительно провел ладонью по воображаемой выпуклости в нижней части живота, — …И Герх с ней занимается на тренажере. А на рэпторе «Abris» мы подняли хорошие деньги. Реальная вещь! И проверен на войне!

Ринго встал, подошел к «москиту» и щелкнул ногтем по крылу.

— Дашь прокатиться?

— Легко. Только давай утром. Она и так непривычная, а в темноте вообще… Joder! Я обещал позвонить домой, как прилечу! — Лаго выдернул из кармана мобайл и ткнул пальцем в меню на экране, — … Ну, чего они, спят что ли?… Hei! Aloha! А это я! Все классно!.. Ну, как тебе сказать? Болото, пиявки, змеи… Фиг знает, какие. Ну, может, кобры, а может, наоборот, анаконды. На них не написано… Нет, я не видел, но foa говорят: есть… Что? Ух ты!.. А ты не прикалываешься?… Круто! Сейчас включим…

Пискнула стационарная рация, затем послышался голос Рона.

— Ринго, Екико, вы уже включайте позиционный мониторинг! У меня личный состав в поле! Порядок я вам объяснял: вы должны видеть каждого из трехсот парней учебной группы, а также каждого из полусотни парней группы обеспечения! Как поняли?

— Поняли, шеф, — ответил Ринго в микрофон.

— Отлично. Отзвоните, когда сосчитаете точки на экране. И быстро, ребята! Нам тут не нужны проблемы в первую же ночь!

— Мы уже работаем над этим! — крикнула Екико, разворачивая и включая стодюймовый экран позиционного монитора, — Три минуты и все будет ОК.

89

Мобильная океанологическая лаборатория «Octopus» могла показаться плавучей баскетбольной площадкой (такие же габариты 30x15 метров, и похожая разметка). Наличие невысокого полукруглого горба на носу во всю ширину судна (в котором располагался ходовой мостик и рубка управления оружием), не слишком меняло эту картину. Внизу «Octopus» имел четыре изящные ноги — по паре на левый и правый стреловидный поплавок, а больше в его форме не было ничего примечательного.

Дизайн этого судна, построенного в январе на верфи Тонга Нукуалофа, был почти полностью слизан с проекта «Kaimalino» (US Navy 1973) — крайне удачного, но не доведенного до логического финала. Заложенная в конфигурации идея поплавков — гидрофойлов была реализовано только теперь, и «Octopus» мог, несмотря на свой чемоданный вид, легко набирать скорость 70 узлов. А площадка, конечно, была не баскетбольная, а вертолетная, т. к. судно (если отвлечься от его «океанологической» легенды) являлось автономным мини-корветом. Для этого класса боевых кораблей, палубная авиация — это вещь совершенно необходимая.

Экипаж из трех человек (мастер-сержант Лауа Нтай, Капрал-пилот Шейла Бритт и стрелок-инструктор Дарт Тигрис) без всяких приключений провел «Octopus» через Коралловое море и Индийский океан до платформы на рифе Фантой (в 470 милях к востоку от Мадагаскара, и в 60 милях к юго-западу от островов Каргадос) и передал заказчику — Мпулуанскому Океанологическому Агентству (МОА).

Агентство имело к океанологии не больше отношения, чем передаваемый корвет. «Научный» персонал МОА (1-й морской мобильный батальон ВС Мпулу) встретил «Octopus» с нескрываемым энтузиазмом. До сегодняшнего дня, флот базы состоял из десятка малых траулеров (переделанных в военные транспорты), сотни 7-метровых легкобронированных штурм-глиссеров со стрелковыми комплексами на турелях, и двадцати летающих лодок (которые, впрочем, относились уже к авиации базы, а не к флоту). В честь прибытия первого реального боевого корабля, директор базы МОА (командир батальона) Нкеле Бова устроил после обеда маленький банкет с танцами, а затем, гостей разместили в казарме спец-взвода «E», в командирском кубрике.

Взводные казармы на платформе базы риф Фантой представляли собой контейнерные модули по четыре 6-местных кубрика с одним «общественным блоком». В каждом кубрике имелась резервная койка, так что технически — проблем с размещением не возникло, а психологически — …Тоже не возникло, поскольку мпулуанцы давно уже считали канаков «своими». После быстро организованной перестановки, население «командирского» кубрика выглядело так. Собственно, командир — лейтенант Ифарбо (высокий, крепкий парень, готтентот, говоривший с резким щелкающим акцентом). Мичман Рунк (трек-бур, т. е. африканский голландец). Стрелок-навигатор Мкаси (типичная деревенская девчонка-банту). Радист Гуло (молодой парень, похожий на карибского latino). И трое меганезийских разведчиков.

— Взвод «E» значит: «экспериментальный», да! — гордо объявил лейтенант Ифарбо в первый же вечер за ужином, — У нас интернационал и интерпрофессионал!

— Чего-чего? — переспросила Шейла.

— А вот смотри, — начал объяснять мпулуанский лейтенант, — Во-первых, тут есть все этносы. Банту, трек-буры, готтентоты (это я), и даже китаец. Вот, капрал Тунг-Лим.

— Мой папа китаец, — пояснил капрал (невысокий широкоплечий чернокожий парень, отличавшийся от среднего мпулуанца только необычным разрезом глаз), а моя мама бушменка. А я учусь на морского пилота. Интересно, да! Вот наш инструктор!

— Мастер-пилот Сиггэ Марвин, — отрекомендовался названный персонаж.

— Самый правильный инструктор, — с гордостью добавил парень-банту, сидящий по другую сторону от мастер-пилота, — Учит даже тому, как не сгореть в самолете, если подбили. И как гасить гадин-исламистов и гадин-колониалистов!

Лауа Нтай окинул Сиггэ быстрым взглядом и поинтересовался.

— Ты каролинец, бро?

— Палауанец, — ответил мастер-пилот, — а вы, foa?

— Мы, типа, сборная солянка, — сказал Лауа, — Шейла — маори с Тонгарева-Кук, Дарт — самоананец, а я — таитянин. Но наполовину — финн, раз тут говорят про этносы.

— Финны — это где? — спросил Ифарбо.

— Это на северо-восточной Атлантике. Там есть длинный-длинный залив.

— Где айсберги? — уточнил кто-то.

— Нет, — Лауа покачал головой, — В заливе айсберги не вырастают. Только в океане.

— Точно! — подтвердил Рунк, — Про это даже есть фильм: «Титаник».

— Да, — Ифарбо кивнул, — Ужас, какой фильм. Fuck! Лед в океане. Брр! Так вот! Мы интернациональные и интерпрофессиональные. У нас все профессии! Теперь даже настоящий океанский корабль и настоящая дальняя техническая разведка!

— Босс Сиггэ, а мы будем учиться взлетать с этого корабля? — спросил Тунг-Лим.

— Ага, — сказал мастер-пилот, — И взлетать, и садиться.

— А у нас получится?

— Конечно! Куда же вы денетесь?

На этой позитивно-оптимистичной ноте завершился первый ужин тройки канаков-разведчиков на базе Фантой. Разговор в командирском кубрике о пилоте Марвине случился когда «личный состав» после «индивидуальной помывки» расползся по двухъярусным койкам. Шейла вернулась из душа последней, влезла на свою койку второго яруса, улеглась поудобнее, и поинтересовалась.

— Когда он успел стать инструктором?

— Кто? — спросил Дарт Тигрис.

— Сиггэ Марвин. Я с ним оказалась вместе в душе, и немного рассмотрела. Кстати, симпатичный парень. Но на вид ему 20 лет с хвостиком. Отсюда вопрос: когда?

— Рассказать? — предложила стрелок-навигатор Мкаси.

— Она его тоже рассмотрела, — весело добавил радист Гуло.

— Я его еще потискала и расспросила, — сообщила она, — Сиггэ закончил колледж на Капингамаранги в ноябре прошлого года, и с тех пор участвовал в восьми военных кампаниях. Архипелаг Спратли. Лусонский пролив. Галапагосы. Моллукское море. Остров Биак. Остров Колепом. Остров Тимор. И Малави. Так и успел. Еще, у него инструкторский талант! Их авиа-отряду потребовалась срочная замена, и они взяли пилота с Западной Новой Гвинеи, из партизан с 2-недельным обучением.

— Что за фигня?! — искренне удивился Тигрис, — За 2 недели можно обучить пилота-любителя — это понятно. А боевого пилота…

— Камикадзе обучали как раз за 2 недели, — заметил Лауа Нтай, — только я не понимаю: зачем сейчас такой экстрим? У нас что, мало нормальных боевых пилотов?

Мкаси щелкнула пальцами в воздухе, чтобы привлечь к себе внимание.

— Другие условия, amigo. Не ВВС Меганезии, а Inter-Brigade Mobile, IBM.

— Это я как-то не учел, — согласился меганезийский мастер-сержант, — А они что, всем авиа-отрядом ушли из регулярных форсов и полетели в Австронезию волонтерами?

— Как-то так, — подтвердила она, — Сиггэ говорит: в Европе, сто лет назад, регулярные форсы тоже уходили волонтерами в интербригаду, и ехали на войну, гасить гадин-фундаменталистов по личному убеждению.

— Гражданская война в Испании, 30-е годы прошлого века, — уточнил Лауа Нтай.

— Мутная какая-то война в этом году, — проворчал мичман Рунк, — Непонятно кто, непонятно с кем, непонятно где, непонятно на какой технике… Все непонятно.

— Так и должно быть, — авторитетно сказал Ифарбо, — Потому, что сингулярность.

— Хэй, бро, — подала голос Шейла, — Сингулярность это гвоздь не от той стенки.

— Это почему? — спросил лейтенант.

— Потому, что сингулярность это про НТР и про экономику. Про то, как динамика технологий влияет на производственный цикл и потребительский рынок.

— Ну, — согласился он, — а война это разве не экономика и не технология?

— Резонно, — отреагировал Дарт Тигрис.

Гуло покрутился на койке и тоже решил высказать свое мнение.

— Я не понимаю. Сингулярность. Новая военная технология. Ладно. Но почему вдруг война везде? Или не то, чтобы война, а какая-то колбаса. Даже в Северной Америке и Западной Европе, где давно такого не было. Что за нах? Звезды, что ли, так встали?

— Отставить астрологию, — ответил Ифарбо, — Все объясняется чисто рационально.

— Знаешь, как? — спросила Мкаси.

Мпулуанский лейтенант шумно вздохнул, собираясь с мыслями.

— Ну, раз ты вот так спросила — давай разбираться. Почти сто лет назад была мировая война. Началось с интербригад в Европе, а закончилось атомными бомбами где-то в Японии. Тогда жирные гадины-империалисты обосрались от ужаса, да! Потому что атомная бомба — от нее не спрячешься. И решили: мы не будем больше воевать, нет! Лучше мы сделаем ООН, поделим весь мир на ломтики, а дальше будем друг у друга покупать. Кусочек туда, кусочек — сюда. А где-то подальше от Западной Европы и Северной Америки сделаем отсталые независимые страны, для войны.

— Эй-эй, командир, ты же сказал, они договорились не воевать, — заметил Рунк.

— Не воевать у себя, — уточнил Ифарбо, — Но где-то воевать им надо, потому что при империализме нужен патриотизм, чтобы промывать людям мозги, а без войны он не получается. Вот, в Америке за десять лет после войны накопилась слишком умная молодежь. Что делать? Делать войну во Вьетнаме. Полста тысяч американцев там погибли, триста тысяч покалечились. И стала стабильность, да! Империалистам понравилось. Потом так делали много где. Особенно — на Ближнем востоке. Зачем расплодили там стольких исламистов? А затем, чтобы было, куда послать лишних молодых людей, чтобы их убили, или покалечили, а то вырастут умными, и не будет стабильности. Потом придумали: зачем кого-то посылать? Дорого! Лучше привезем исламистов к себе, чтобы они делали теракты и убивали прямо здесь. Дешево, да!

Гуло, со скрипом почесал пятерней жесткую шевелюру.

— Это ясно, командир. А что теперь случилось с их стабильностью?

— А то ты сам не видишь? Стабильность затормозила им прогресс. НТР стала у них двигаться медленнее, а у других — быстрее. Другие начали их догонять. Называется: многополярный мир. Вот, их догнали и говорят: Эй! Нам что-то не нравится, как вы поделили мир. И кто вы, вообще, такие, с вашим ООН? Это раньше вы были лидеры прогресса и всех имели, а теперь вы не очень-то сильнее нас. Идите на хер со своими правилами и со своим ООН. Мы теперь сами поделим, как хотим. И стало так!

— Когда стало? — спросил Рунк.

— Постепенно, — пояснил Ифарбо, — Потому, что инерция. Как в механике.

— А по CNN говорят, что во всем виноваты чина, нези и бразо, — заметила Мкаси.

Лауа Нтай потянулся, зевнул и ответил.

— Это просто, гло. Китай самый большой и страшный. Меганезию еще 20 лет назад объявили врагом цивилизации. А правительство Бразилии хапнуло Коридор инков от Амазонии до Тихого океана. Такой большой кусок, что мировой порядок зашатался.

— Мировой порядок, мировой порядок, — немного сонно пробурчала Мкаси, — По CNN тысячу раз говорили про мировой порядок. А что такое этот мировой порядок?

— Это примерно то, про что объяснял Ифарбо, — сказал Лауа, — После второй мировой войны, выигравшие оффи собрались на тусовку и расписали планету по наделам, как древние феодалы. Лучшие наделы — себе, похуже — своим прихлебателем, а совсем хреновые — кому попало. В политологии это называется: раздел мира внутри клуба политических элит. А порядок такой: если кто-нибудь хочет изменить границы этих наделов, например — отделиться, то он должен пойти на поклон к своему феодалу, в смысле — к элите, и просить себе вольную. А если он хочет что-то присоединить, то должен идти на поклон к тусовке главных феодалов, типа как к королевской семье.

— А если не пойдет? — спросила она.

— Тогда его надел не признают, и будут говорить, что он вор или агрессор.

— А если люди за него?

— По херу, — ответил мастер-сержант, — Когда это феодалы учитывали мнение людей?

— В ООН это называется «уважение государственного суверенитета», — авторитетно добавил Ифарбо, — Надел земли с крепостными людьми отдали какому-то феодалу, и теперь и этот надел, и эти люди, и все их потомки, принадлежат этому феодалу и его наследникам до скончания времен. Так думали эти, которые в ООН.

Гуло снова громко поскреб пятерней свою проволочно-жесткую шевелюру.

— Ну, про это, вроде, объяснили. Почему тогда открыто не послать ООН на хер и не переделить все толком, как людям удобнее? А то сплошные спецоперации, и всякие интербригады. Я считаю: свое надо брать открыто, чтоб никто не подумал, будто ты берешь чужое. Один древний умник даже сказал: «честность — лучшая политика».

— Это сказал Бенджамин Франклин, — сообщила Шейла, — Сейчас по нему в колледже разведки изучают технику политической интриги. В 70-е годы XVIII века он, путем обмана, стравил между собой короля Франции и английских оффи. В результате, в Америку были отправлены огромные деньги из французского бюджета, а потом и военный корпус, руками которого США выиграли войну за независимость.

— Зачетная спецоперация, — добавил Дарт Тигрис, — Бен Франклин сохранил столько американских жизней, что янки до сих пор его почитают. По ходу, есть за что.

— Кстати, — заметил Лауа Нтай, — Франклин ни фига не поступился своей честностью, потому что у него был принцип: «честно то, что служит правому делу».

— У-у… — протянул Гуло, — А которое дело правое?

— А вот это уже относительно, — ответил мастер-сержант, — Типа, как пулемет. Он или хороший, или плохой, смотря по тому, каким концом он к тебе повернут… Hei foa, я выскажу новаторское предложение: давайте спать. Нам завтра с утра надо начинать шпионить за сексуальными извращенцами, а это занятие нервное и трудоемкое.

— Это шутка такая? — спросил Ифарбо.

— Ты удивишься, бро, но это серьезно, — ответил меганезийский разведчик.

Нет ничего прекраснее, чем утро в открытом океане в экваториальных широтах при солнечной безветренной погоде, на палубе яхты… Или корвета. С точки зрения лиц мужского пола, особенно здорово, если рядом на этой палубе принимают воздушные ванны симпатичные девушки (девушкам, кстати, это полезно — поскольку именно в утренние часы сочетание морского воздуха с еще не жгучим солнцем оказывает позитивное влияние на кожу и прочие части организма). Даже если эти девушки, параллельно с воздушными ваннами, работают на ноутбуках с удаленными спец-объектами (а если точнее — со «spy-drones»), это ничуть не портит эстетического впечатления от… В общем, от того, чем девушки повернуты к зрителю.

И до чего же противно, если какой-нибудь чиновник именно в этот момент начинает приставать к вам с назойливыми и невыполнимыми требованиями.

— Босс, нас запрашивает береговая охрана Маврикия! — сообщил Гуло, высунувшись из открытого окна радиорубки.

— Какого хера… — вздохнул Ифарбо, — Что им надо?

— Дураки какие-то, — ответил радист, — Говорят: лечь в дрейф для досмотра.

— А где они? — спросил мпулуанский лейтенант.

— Шесть миль к северо-востоку от нас. Я думаю, это патруль с островов Каргадос.

— Ну, скажи им, что мы — международные экологические ученые, у нас идет важный эксперимент, мы изучаем миграцию стаи креветок, и нам нельзя останавливаться.

— Слушаюсь, босс, — сказал Гуло, и его голова исчезла в рубке.

— Маврикийцы все время к вам пристают с этими глупостями? — спросил Лауа Нтай.

Ифарбо отрицательно покачал головой.

— Нет. Наши штурм-глиссеры они уже знают и, как бы, отворачиваются. А корвет они впервые видят. В смысле, такой классный океанологический корвет, как наш.

— Лучше, чтобы они пока не знали, что это ваш корвет, — сказал меганезиец, — Если ты видишь какой-то способ избежать засветки…

— Это предусмотрено, — сказал лейтенант, и повернулся к девушкам, принимающим воздушные ванны, — Мкаси, вызови Сиггэ, пусть он договорится с маврикийскими патрульными. Про корвет пусть им не объясняет. По легенде, мы, пока, экологи.

— Да, босс, — откликнулась она, и извлекла woki-toki из кармана лежащего рядом комбинезона.

Из радио-рубки снова высунулся Гуло.

— Босс, они настаивают на досмотре. Говорят, что мы в их территориальных водах.

— Херня, — припечатал Ифарбо, — Маврикий — страна ООН, и признает конвенцию, по которой территориальные воды не больше 12 миль. Мы в 14 милях от Каргадос. Это значит: мы в их эксклюзивной экономической зоне, но в нейтральной акватории. Промысла мы здесь не ведем, поэтому пусть идут в жопу.

— Так им и передать, босс?

— Передай все, кроме херни в начале и жопы в конце, — уточнил лейтенант.

— Босс, есть визуальный контакт! — доложил унтер-офицер, сидевший в поворотной орудийной башенке над мостиком, — могу влепить им очередь прямо перед носом!

— Не надо, Кауф. Мы же ученые-экологи, а ученые-экологи так не поступают.

— Понял, босс. А как поступают ученые-экологи?

— Ученые-экологи, — наставительно произнес Ифарбо, — в таких случаях вызывают экологическую полицию.

Тренинги сводной группы пилотов-стажеров над акваторией вокруг базы Фантой происходили 24 часа в сутки. Утром, днем, вечером, ночью, кто-нибудь из стажероа находился в воздухе, и отрабатывал приемы патрулирования, инфильтрации сквозь барьеры ПВО, уничтожения морских целей и ведения маневренного воздушного боя. Сейчас ближе всего к корвету «Octopus» оказалась пара учебно-боевых «Vitiare». Эти ультра-модерновые реплики японских крылатых торпед «Ohka» образца 1944 года (придуманных когда-то для пилотов камикадзе), сейчас, почти через столетие, стали популярны среди гражданских авиаторов и в военно-летных школах. А беспилотная версия «Vitiare», с боезарядом в тонну весом, представляла собой серьезное оружие, способное поражать крупные военные корабли и объекты береговой обороны…

В данном случае, в небе находились пилотируемые учебные «Vitiare» и поражать они никого не собирались, тем более — маврикийцев, отношение к которым было вполне доброжелательное. Даже к маврикийцам — патрульным. Ну, что делать, если у людей такая работа? Несмотря на зловещую маркировку 6-метровых крылатых торпед (из пижонства, стажеры рисовали на серых корпусах машин японский красный кружок и символ камикадзе: белый 5-лепестковый цветок вишни — сакуры), атаковать они не собирались, но… Две серые тени, пикирующие со скоростью 300 узлов, произвели на патрульных сильнейшее впечатление. «Vitiare» с оглушительным визгом пронеслись, казалось, над самой палубой патрульного катера, и свечками ушли в небо.

Свободная часть экипажа корвета «Octopus» увлеченно снимала этот зрелищный спектакль (происходящий менее, чем в полумиле от них) на камеры мобайлов. Было хорошо видно, как маврикийский катер разворачивается и уходит на северо-восток, к островам Каргадос. Из окна радио-рубки высунулся Гуло и обиженно сообщил.

— Они грубо ругаются в эфире. Говорят: мпулуанские пилоты совсем психи, да!

— Провинциалы, — ответил Ифарбо, — Кино не смотрели, камикадзе не видели.

— А у нас тут другое кино, босс, — мрачно сообщила Мкаси, — прямо скажу: хреновое.

— Я тебе говорила: не смотри, — мягко сказала Шейла, погладив ее по плечу.

— Ну, говорила, — все так же мрачно согласилась мпулуанка, встала и отошла к лееру. Заметно было, что она с трудом удерживалась, чтобы не стравить завтрак за борт.

Ифарбо и Лауа Нтай одновременно присели на корточки с двух сторон от Шеллы и глянули на экран ноутбука.

— Так это выглядит, — холодно произнес меганезийский разведчик.

— Вот, говно… — в некоторой растерянности произнес мпулуанский лейтенант, — Я не понимаю, зачем они это делают? Они совсем глупые психи или что?

— Это… — ответил Лауа Нтай, — сложный социально-политический вопрос.

— Какой это, на хрен, политический вопрос?! — эмоционально возразил подошедший мичман Рунк, — Это очень богатые психованные извращенцы, и только!

— Когда психованные извращенцы очень богатые, — ответил Дарт Тигрис, — это уже политика. Тем более, если они занимают большие должности в Евросоюзе.

— Объясните! — почти жалобно потребовала Мкаси, возвращаясь к компании.

Мастер-сержант Лауа Нтай поднял вверх левую ладонь.

— Рассказываю по порядку. В середине февраля была операция против галапагосских пиратов. Наши ребята накрыли базы пиратов на островах Тортуга, Пинзон, Изабела и Санта-Фе. На Санта-Фе, в пиратском лагере нашлась девчонка из Польши.

— Из Польши? — удивился Рунк, — Ей что, ближе некого было грабить?

— Девчонка была не из пиратов, а сама по себе, — уточнил мастер-сержант, — Она туда попала в конце прошлого года, следующим образом. Яхта «Lone Star» мальтийской турфирмы «Emerald Voyage», принадлежащей марокканцу Натуфу Рбия…

— Яхта «Golden Sun» тоже его, а? — спросила Мкаси.

— Так точно, — Нтай кивнул и продолжил, — Яхту «Lone Star» во время круиза в конце прошлого года захватили пираты, и угнали на Санта-Фе. Потом Рбия выкупил у них экипаж, клиента — нефтяника, и саму яхту. А полька была на яхте секс-рабыней, и ее бросили, чтобы не создавать огласки. Она жила на Санта-Фе до той самой операции. Конечно, наши ее эвакуировали, а она рассказала эту историю. Яхта «Lone Star» в это время была опять в VIP-круизе с новыми клиентами, но со старым экипажем. Она шла через всю нашу акваторию, от Рапа-Нуи на вест-норд-вест, на Марианские острова.

— Тут-то вы их всех и прихлопнули, — предположил лейтенант Ифарбо.

— Прихлопнули только экипаж, — уточнил Тигрис, — Клиенты были нормальные.

Мичман Рунк вытаращил глаза от удивления.

— Как на яхте рабовладельцев могут быть нормальные клиенты?

— Объясняю, — вмешалась Шейла, — Есть такой дядька, Чатур Раджхош, из Индии.

— У-у! — перебила Мкаси, — Номер один в морской авиации. Фирма «Bharati», да!

— Верно, — Шейла кивнула, — У Раджхоша в конце года умерла жена, и он резко стал уходить в аут. Так бывает. И его друзья, Аванти и Кортвуд, решили его встряхнуть.

— Это правильно, — согласился Ифарбо, — Но почему на яхте рабовладельцев?

— Просто, хорошая яхта, — ответила она, — Индусы нормально склеили по internet двух наших девчонок из округа Йап, а Кортвуд был с женой. Хорошая компания… Когда полиция Питкерна взяла яхту на абордаж и завернула ласты экипажу, наши девчонки сначала очень удивились. Какие, на фиг, рабовладельцы? Обычная круизная фирма.

Мкаси цокнула языком и печально вздохнула.

— Из-за гадов-рабовладельцев сломали круиз доктору Раджхошу. Плохо, да…

— Ничего не сломали, — возразил Лауа Нтай, — просто поменяли экипаж. Прикинь: яхта пошла под конфискацию и аукцион, а она стоит серьезных денег. Под это дело наняли четверых ребят из нашего спецназа. Они ехали в отпуск, и им было по дороге. А яхту поставили на аукцион конфиската уже потом, на Марианах, на Сайпане.

— А этих ребят наняли вести яхту через весь ваш океан? — удивился мичман Рунк.

— Ага, — подтвердила Шейла, — Я же говорю: им было по дороге. Плюс, еще оплата.

— А как доктор Раджхош? — спросила Мкаси.

— Мы встречались на Марианнах, — ответил Лауа Нтай, — когда «Lone Star» пришла в Сайпан, мы с ребятами три часа лазили там. Эта яхта — близнец «Golden Sun», и мы решили исследовать… Ну, понятно… А Раджхош хорошо выглядел. За ним из Дели прилетел самолет его фирмы. Кроме пилота, была еще их биомедик, доктор Дэвадра. Такая женщина… Ну, в общем, есть, на что посмотреть. Она прямо там распаковала медицинский чемодан, провела тесты, и объявила: док Раджхош в полном плюсе.

— Она к нему неровно дышит, — авторитетно добавил Шейла.

— Это с чего ты взяла? — поинтересовался Дарт Тигрис.

Шейла с озорством подмигнула:

— Женская магия, прикинь?

— Тогда почему она сама не поехала с Раджхошем в этот круиз? — удивилась Мкаси.

— Не знаю, — Шейла пожала плечами, — по ходу, какой-то индийский обычай.

— Я так и не понял, при чем тут политика? — вмешался мичман Рунк, — Вы только что рассказали: нормальные люди, даже если очень богатые, нормально развлекаются в круизе. Никаких извращений. А тут… Греб их мать…

Последняя реплика была вызвана тем, что мичман бросил взгляд на экран ноутбука.

— Тут типичный случай для большого оффи-бизнеса — ответил Лауа Нтай, — Зачем, по-твоему, большому оффи-бизнесмену деньги и положение в обществе?

— Ну, наверное, чтобы делать свой большой бизнес еще больше, — предположил Рунк.

— Э, нет, — меганезийский мастер-сержант покачал головой, — делать реально большой бизнес могут такие люди, как Раджхош, Аванти и Кортвуд. А те три клоуна, которые сейчас на «Golden Sun», никогда не делали бизнес. Они делали карьеру. Лизали жопу начальству, перекладывали бумажки туда-сюда, и принимали самые посредственные, примитивные решения. Плюс — интриговали против таких же клерков, как они сами.

Лейтенант Ифарбо задумался, сморщив лоб, а затем предположил:

— Но теперь у них много денег, и они могут делать свой собственный бизнес.

— Не могут, — отрезал Лауа Нтай, — Они уже по психике сформировались, как клерки. Посредственность, усидчивость и полное отсутствие креатива, вот набор их главных качеств. В оффи-бизнесе ценится именно это. Так, зачем им деньги и положение?

— Ну… — мпулуанский лейтенант задумался еще сильнее, — …Я бы на их месте купил большую ферму, нанял бы много работников и приказчика, а сам бы занимался чем-нибудь вроде хобби. Я люблю возиться с ретро-машинами, да! Еще, у меня бы была большая семья. Примерно три женщины и много детей. Я и так видный парень. Если добавить ко мне много денег, то я буду еще сильнее нравиться женщинам.

Компания вокруг ноутбука дружно заржала.

— А что я такого сказал? — слегка обиженно поинтересовался лейтенант.

— Ты нормально сказал, — весело ответила Шейла, — но ты не врубаешься в масштаб. Представь, что у тебя сто миллионов баксов. Многовато для фермы, а?

— Я бы еще купил золота и прикопал на черный день, — невозмутимо ответил он.

— Ты мыслишь не по-европейски, — заключил Лауа Нтай, — Ты не думаешь о том, что должен иметь нечто, чего нельзя иметь за меньшие деньги. Для европейского оффи-бизнесмена цель: добиться таких денег и статуса, чтобы иметь то, что недоступно и запрещено более бедным. Например, арендовать океанскую яхту-люкс с послушным экипажем, и издеваться там над рабынями. Вот это сейчас вы и видите на экране.

— Я и говорю: они психи, — подвел черту мичман Рунк.

— Я и не спорю, — ответил меганезийский мастер-сержант, — просто, я объяснил, почему этот вопрос — политический. А теперь, давайте перейдем к плану операции.

Острова Каргадос отстоят больше, чем на двести миль к норд-ист-норду от Гран-Маврикия. Это — маленький коралловый архипелаг (а точнее — атипический атолл) похожий на серп, вытянутый с севера на юг на 30 миль. Над водой возвышаются верхушки коралловых рифов, десятка два из которых можно назвать островами. Их суммарная площадь — полтора квадратных километра. Единственный более-менее населенный островок Рафаэль (около сорока жителей, рыбаков) находится на северо-западе Каргадос. В полутора милях от него лежит миниатюрный островок Сирен, имеющий удобную якорную стоянку. Яхта «Golden Sun» находилась как раз на этой якорной стоянке. Два маленьких дрона, запущенных с «Octopus», пролетели 14 миль, разделявшие «океанологический» корвет и яхту. Далее, каждый дрон выполнил свою функцию. Первый — проник на яхту и, пролетев по помещениям, отстрелил несколько видео-камер величиной с дробинку в заранее намеченные точки, после чего покинул «оперативную зону». Второй — завис в двухстах метрах над яхтой (на такой высоте его невозможно было заметить снизу). Этот второй дрон имел шесть своих видео-камер, кроме того, являлся сервером-транслятором для видео-камер, размещенных на яхте. Таким образом, группа на корвете «Octopus» имела сомнительное удовольствие наблюдать жизнь экипажа и пассажиров яхты «Golden Sun» во всех ее проявлениях.

На закате, корвет вернулся на риф Фантой. Поскольку информация о типе «живого товара» на борту яхты полностью подтвердилась, план действий, весьма поэтично названный капитаном Виго Рэдо «Летучий Голландец» вступал в силу. Это, в свою очередь, значило, что «Octopus» должен принять на борт определенное количество спецтехники, и определенный специальный контингент, чтобы на следующий день отправиться в море и ждать (по выражению Лауа Нтая) «Типа, в засаде»…

90

Герхард Штаубе внес в конфигурацию последние коррективы, длинно размахнулся и выполнил мягкий бросок. Бумажный самолетик поднялся метра на три вверх, сделал «горку», а затем медленно и долго планировал, слегка покачивая крыльями, пока не приземлился в метрах в пятнадцати от места старта.

— Этот — лучше! — авторитетно заявил Квир, и пошел подбирать летательный аппарат.

— Вот! — удовлетворенно произнес Герхард, — Как я и предполагал, что проблема этой модели не в центре масс, а в оконечности крыльев. Рали, я получаю плюс балл?

Рали фыркнула что-то одобрительно-утвердительное.

— Я не понимаю смысла, — признался Ним Гок.

— История авиации, — сказал мастер-пилот, — Первыми летательными аппаратами были китайские бумажные змеи. Первые самолеты делались по тому же принципу. В эпоху мировых войн, многие конструкторы в США и Японии начинали разработку новых концептов с бумажных самолетиков. Кен Блэкберн, создатель концепта современных дронов «Killerbird», занимался аэродинамикой простых самолетиков-оригами. Барнби Вайнфайн в конце прошлого века разработал «Facetmobile», легкий самолет с лучшим соотношением надежность — простота — экономичность на базе самого обычного, всем известного бумажного самолетика. Вот такого…

Штаубе быстро сложил из листа бумаги самолетик и метнул — правда, не так далеко.

— Этот не тянет, — прокомментировал Квир, возвращаясь назад с первой игрушкой и подобрав по дороге вторую.

— Я просто торопился, герр мастер-инспектор, — возразил Штаубе, ласково потрепав мальчишку по затылку, — на самом деле, это одна из лучших конфигураций с еще не полностью раскрытым потенциалом. «Facetmobile» возник из нее в одно движение…

Мастер-пилот взял в руки этот второй бумажный самолетик и, действительно одним движением немного расправил по вертикали, сделав, как бы, объемным.

— Вот так. Запускаем… Согласитесь: неплохо?… — Штаубе повернулся к Квиру, уже подобравшему самолетик, — …Помнишь, как делать оригами «Tats-Maki»?

— Пфф! — гордо фыркнул тот, и занялся свертыванием очередной бумажной игрушки.

— А есть еще вот такая штука, — сказала Ралли, быстро свернула нечто из другого листа бумаги, и протянула кхмеру — Угадай, что это?

Ним Гок покрутил предмет в руках и ответил.

— Это американский бомбер-невидимка, класс «Spirit Stealth».

— Нет, это древнее японское оригами «Цикада», — возразила она, — Джек Норторп, автор «Stealth» тоже увлекался бумажными самолетами, прикинь.

— Ним Гок, ты ведь знаешь Кайемао Хаамеа? — спросила Рали, — Он твой сосед, так?

— Не совсем сосед, — поправил кхмер, — Он лидер Атауро, острова через пролив от нас.

— Ну, — Рали кивнула, — На фотках с твоего берега видно его берег. Я и говорю: сосед.

— Да. Я не учел, что вы считаете всех, кто ближе горизонта, соседями по морю.

Рали снова кивнула и продолжила.

— Так вот, его дядя, Лимолуа Хаамеа, король Рапатара, поставил тему с летающими оригами на кибер-базу. Этот фокус называется техническая кибер-архитектура, или технозаврики. Можно наплодить миллион конкурирующих дизайнов. Но, его первая успешная флайка оказалась вариацией на тему классического оригами «Журавль».

— Я не верю в такую мистику, — сообщил Ним Гок.

— И правильно, что не веришь, — сказал Герхард Штаубе, — Тут нет никакой мистики. Множество сверток планарных фигур с подходящей аэродинамикой, не безгранично. Вспомним, что оригами охватывают 900 классических форм, и сразу станет понятно, почему многие авиационные контуры обнаруживают подобие с оригами.

Квир громко свистнул и продемонстрировал результат своей деятельности: бумажную бабочку с двумя парами крыльев-лепестков. Птичка пролетела метров семь.

— Ты купил фабрику, которая выпускает такие же, но большие и с приводом, — пояснил мальчишка, обращаясь к Ним Гоку, — Не веришь? Посмотри сам.

Красный бригадир подошел к лежащей на земле игрушке и присел на корточки.

— Да. Похоже. Они такие дешевые, потому что копия с древней бумажной модели?

— Это одна из причин, — подтвердил Штаубе, — Вторая — это метод полета. Tats-Maki появился у нас, как тестовый планер, для исследования режимов машущего полета. Разные траектории несущих плоскостей, разные виды синхронизации, особенности нестационарной аэродинамики. Об этом можно долго рассказывать. Потом нам было жалко расставаться с ним. Этот аппарат стал, в какой-то мере, боевым товарищем…

— Это серьезно, — согласился Ним Гок, и кивнул в знак полного понимания.

— Поэтому, — заключил Штаубе, — мы довели его до уровня любительской флайки.

— А в Японии Tats-Maki был пиратским морским драконом! — вмешался Квир, снова свистнул, и вторично запустил птичку, — … Этот дракон неожиданно взлетал с воды, грабил торговые корабли, и смывался раньше, чем…

— … А вот свистеть не надо! — прервала его тетя Тоник, выходя из дома, — Квир! Ну, сколько раз надо тебе повторять? Не свисти громко на берегу! Рыбу отпугнешь!

— А в школе говорят, что это миф, — заметил мальчишка, — В древности нельзя было свистеть на берегу, потому что свистом подавали сигналы между проа в темноте и в тумане, а если свистеть с берега то получалась путаница. Но теперь есть радио.

Тетя Тоник шумно выдохнула, и встала посреди двора, как на капитанском мостике корабля — ноги врозь для устойчивости, кулаки уперты в широкие бедра. Сейчас она выглядела монументально, и даже архетипически. Если бы ее видел Поль Гоген, то, наверное, счел бы свою знаменитую серию «Женщины Таити» предварительными набросками с симпатичных, но неубедительных моделей. То ли дело, тетя Тоник. На первый взгляд, она мало отличалась от таитянок Гогена. Тоже среднего роста, и тоже одета лишь в яркий пестрый платок — lavalava, с кажущейся небрежностью обернутый вокруг бедер. Кожа цвета молочного шоколада. Формы, несколько тяжеловесные по меркам европейских эстетов. Ноги слишком толстые, груди слишком тяжелые, соски слишком крупные, и черты лица слишком заглаженные. Плюс — животик, порядочно округлившийся к пятому месяцу беременности. При втором взгляде на тетю Тоник, наблюдатель, несомненно, отметил бы некую (выражаясь механистичным языком модернистской эстетики) натуралистичную интегральность ее имиджа. Появившись в поле зрения, тетя Тоник мгновенно стала необходимым связующим звеном типичного океанийского деревенского (или пост-урбанистического) пейзажа. Без ее центральной фигуры, все окружающее казалось каким-то слегка недоделанным и недоверченным.

Еще раз выдохнув и вытерев капельки пота со лба, тетя Тоник произнесла:

— Значит так, Квир! Ваша teacher, Хоагаэ, толковая девчонка, и прорву всего знает по механике, и химии, и математике с физикой. Но рассуждать про приметы, которыми пользовалась еще моя прабабка, у Хоагаэ еще сиськи не выросли. Ты, конечно, ей не говори, но это точно. Сколько ей лет? Двадцать? А детей? Один? Ну вот, и понятно, почему она так говорит. Так что, физика-механика это хорошо, но по жизни, если не хочешь остаться без улова, то не свисти громко на берегу. Так-то, сынок! А, между прочим, ты меня сбил этим свистом. Я хотела сказать, что суп почти готов, поэтому, бегом беги в лавку дяди Панпао за свежими лепешками! И выбери те, что горячие.

Проводив взглядом Квира, умчавшегося в сторону лавки, до которой тут было метров триста, тетя Тоник повернулась в сторону моря, прикрыв ладонью глаза от солнца.

— Ну, надо же! Герх! Посмотри, Герх, эти обормоты уплыли нырять к самым рифам. У мелких опять будут исцарапаны все коленки! Так… Рали, позвони-ка им на мобайл, пускай плывут домой, скоро садимся обедать… И принеси сразу аптечку, будешь их заклеивать. И еще, принеси с кухни котелок какао, фрукты, и все такое… Я бы сама принесла, но ты же знаешь, Герх мне запретил… Много он понимает…

— Так! — возмутился Штаубе, — Я тебе специально и неоднократно показывал то, что написано в медицинской энциклопедии. Есть научно-обоснованные нормы…

Последовала семиминутная лекция по медицине, из которой следовало, что Герхард Штаубе проштудировал, как минимум, Большую биомедицинскую энциклопедию и полевой справочник фельдшера. В какой-то момент тете Тоник надоело слушать эти умные слова, и она, воспользовавшись одной из пауз, перебила лектора.

— Ага! То-то я троих родила без этих норм.

— … И подвергала себя лишнему риску, — твердо сказал он, — В доме всегда есть, кого попросить принести что-нибудь тяжелое, и мы с тобой договорились, не правда ли?

— Ладно-ладно. Я просто так, к слову… Между прочим, там твой коп едет на катере. Наверное, его тоже надо покормить, как ты думаешь?

— Скандер Дункан? — уточнил Штаубе.

— Угу. У тебя, вроде, один личный коп, и только у него во всем Вест-Кирибати такой дурацкий катер… — тетя Тоник повернулась к Квиру, который как раз завершил свой пробег до лавки и обратно, — …Сынок, ты не говори лейтенанту Дункану, что у него дурацкий катер. Зачем его расстраивать? Ему и так это каждый раз говорят в баре.

— Говорят: электро-клизма с лопатой, — пунктуально уточнил мальчишка.

— А ты меньше слушай, что говорят в баре, — сказала ему тетя Тоник.

Вернулась Рали, и водрузила на стол пятилитровый круглый котелок, чудовищных размеров плодоовощную корзину (от мандарина до арбуза), и армейскую аптечку.

— Зря они так прикалываются, — высказалась она, — Зачетный акваглайдер, а носовое подводное крыло в виде лопаты… Ну, такой авторский экстерьер. Кстати, Ним Гок, сейчас коп будет до тебя докапываться по ерунде. Ты не обижайся, это его работа.

— Разве я что-то нарушил? — поинтересовался кхмер.

— Нет, — ответил Штаубе, — Но я под полицейским надзором по решению суда, и моих гостей опрашивают на предмет… В общем, обычное протокольное занудство.

Ним Гок равнодушно пожал плечами.

— Если это для охраны порядка, то на что обижаться? А почему ты под надзором?

— Трибунал в Гааге требовал моей выдачи — за мои действия на посту министра ВВС Шонао, в Африке. А наш суд счел мои действия сомнительными. Отсюда — надзор.

— Империалисты не любят проигрывать свои преступные войны, — заметил кхмер.

— Никто не любит, — уточнила Рали, — Но долбанные европейские оффи при этом еще изображают из себя плюшевых зайчиков.

— Кондомы, — лаконично припечатал Квир.

Небольшой катер с футуристическим корпусом в стиле «летающая тарелка», резко развернулся у берега, так что на секунду из воды показался край подводного крыла, вынесенного вперед на штанге, и ткнулся бортом в резиновый демпфер пирса.

— Маленький еще, — прокомментировала тетя Тоник, — Детство в жопе играет.

— Он толковый парень, — возразил Штаубе.

— Угу. Но одно другому не помеха…

Полисмену было немного больше двадцати лет. Типичный тюрко-малайский метис, невысокий, несколько квадратного телосложения, круглолицый, с огромными, очень выразительными карими глазами под длинными, будто нарисованными ресницами. Синевато-зеленая униформа — мешковатая рубашка с короткими рукавами и кучей карманов, и широкие шорты, также с кучей карманов, на удивление гармонировали с такой неклассической по армейским понятиям, фигурой. Даже короткий и немного неуклюжий на вид полицейский пистолет-пулемет на боку, как-то шел ему.

— Aloha foa! Iaorana, сен Штаубе!.. А вы — Ним Гок, гражданин СРТЛ, верно?

— Да, — лаконично подтвердил кхмер.

— Я лейтенант Скандер Дункан, из окружной полиции Вест-Кирибати. Мне придется задать вам несколько вопросов. Предпочитаете ответить за столом, или в стороне?

— Зачем куда-то отходить?

— ОК! — лейтенант кивнул, — Foa, вы разрешите присесть за стол?

Тетя Тоник повела плечами и громко фыркнула.

— Скандер, что ты, как неродной? Садись, бери чашку, или кружку, что нравится…

— Благодарю, сен Тоник… Сен Ним Гок, с какой целью вы прибыли на Арораэ?

— Чтобы познакомиться с людьми и договориться о поставках техники.

— Ага! А какой техники? Транспортной, аграрной, промышленной, военной…?

— Военной и транспортной.

— Как будто ты не знаешь, чем мы торгуем, — вставила Рали, наливая ему какао.

— Спасибо, гло… У меня инструкция, прикинь… Сен Ним Гок, а кто вам сообщил, что здесь можно приобрести именно ту военную технику, которая вам требуется?

— Люди говорят.

— Ясно… А каким путем вы прибыли сюда?

— Меня подвезли друзья. Вот они. Скоро подплывут сюда.

Кхмер одним движением глаз указал в сторону моря. Своеобразный караван из шести человек находился метрах в ста от берега. Над водой, как аварийный буй выделялась пурпурная макушка Оскэ. Он плыл на боку, загребая ногами и правой рукой. Левая выполняла роль буксирного фала — к ней прицепились двое мальчишек-трехлеток. Девчонка, примерно их ровесница, использовала в качестве буксира Флер, плывшую параллельным курсом. Еще одна девчонка, года на три старше, плыла чуть впереди, совершенно самостоятельно и уверенно.

— Ага, — снова сказал лейтенант Дункан, — Вижу знакомые фигуры. Инженер Этено и старшая Хок-Карпини. Ну, это понятно… Вы что-нибудь купили, сен Ним Гок?

— Да.

— Можно поинтересоваться, что именно?

— Пиши расписку, Скандер! — вмешалась Рали.

— Aita pe-a, — ответил лейтенант, вынул из кармана копирку, авторучку, два бланка «Меморандума о неразглашении бизнес-инфо, полученной в ходе инспекции», и стремительно заполнил бланки, поставив внизу дату и подпись, — На, держи, гло, и распишись на моем экземпляре, что получила… Ну, теперь все ОК?

— ОК, — подтвердила девушка, — Тебе скинуть на мобайл контракт с приложениями?

Полисмен, убирая в карман авторучку и свою копию расписки, покачал головой.

— Нет, мне только приложение, где спецификация. И на словах — что там такое.

— Сбрось ему, Рали, а я объясню, — сказал Штаубе, — В спецификацию включены три разные группы товаров. Первая: элементы локальной ПВО. Спай-дроны и дроны с ослепляющим лазером, и прочее. Вторая: пилотируемые ЛА двойного назначения. Летающие лодки — растопырки и туристические камикадзе.

— Туристические камикадзе? — переспросил полисмен.

— Это наш новый брэнд для моделей «Vitiare», — сказал Штаубе, — Как ты знаешь, их прототип — японский «Ohka» 1944 года, классика камикадзе. Недавно наши ребята обнаружили, что обозначение «камикадзе» популярно среди туристов из Австралии, Калифорнии и Франции. Странный факт психологии, но его надо учитывать.

— Ага! — полисмен почесал в затылке, — Психология потребителей — загадочная штука. Кстати, о ваших ребятах. Где Лаго, Томо и Дики? Если не секрет, конечно.

— Не секрет. Томо и Дики там, общаются с заказчиками, — шеф-пилот махнул рукой в сторону ангара с грузовым пирсом в двухстах метрах слева от них, — а Лаго сейчас в Новой Гвинее, на тест-драйве другой нашей перспективной модели.

Скандер Дункан снова почесал в затылке и спросил:

— А что в третьей группе товаров?

— Фабрики-полуавтоматы, — ответил мастер-пилот, — Одна производит «авиа-пони», летающее крыло — мотопланер. Это очень экономичная гренландская модель на базе старой советской, столетней давности. Другая производит флоп-флаеры «Maki».

— Флоп-флаеры? — переспросил полисмен, — А можно ли на них посмотреть?

Штаубе глянул в сторону берега — детский сад уже был извлечен из воды и осмотрен, оставалось только помыть мелочь под душем, заклеить их расцарапанные коленки и усадить за стол обедать. Этим сейчас как раз и занялись Флер, Рали и тетя Тоник. Что касается Оскэ и Квира, то они, вроде как, были свободны…

— Ежик, я тебя попрошу об одной вещи, ОК?

— Aita pe-a, Герх. Что надо?

— Сделай круг на папирусном драконе. Квир тебе покажет, где эта штука.

— Легко, — ответил Оскэ.

— А можно мне вместе с Ежиком? — спросил мальчишка.

— Хэй-хэй, Герх, а вдвоем это не опасно?! — крикнула тетя Тоник.

— Не волнуйся, не опасно. Эта двухместная любительская модель.

Лейтенант Дункан знал Штаубе не первый день, и ждал какого-нибудь сюрприза, но пилотируемый бумажный гибрид дельтаплана и бабочки, медленно летящий в десяти метрах над землей, попеременно взмахивая двумя парами крыльев и иногда, кажется, почти останавливаясь в воздухе… Это показалось полисмену перебором.

— По-моему, вы офонарели, — растерянно прокомментировал он.

— Мы обогнали мото-дельтаплан и по компактности и по дешевизне, — как ни в чем не бывало, сообщил Штаубе, когда «Maki» приземлился на площадку возле дома.

— Мы переплюнули даже элаусестерцев! — гордо уточнила Рали.

— Так уж и переплюнули, — скептически произнесла Флер.

— Ага! Я вот этими руками считала! Хоть они и комми, а куража у нас побольше!

— По-моему, вы все тут… — начал полисмен, но вовремя вспомнил пункт должностной инструкции о тактичности, и договорил — …проводите небезопасные эксперименты.

— А я доверяю квалификации мастера Штаубе, — заметил Ним Гок.

— И, это ведь не обычная бумага, а более прочный вид биопластика, — добавил Оскэ.

— Ну, дело ваше, — со вздохом, сказал лейтенант.

— Хватит о делах, — распорядилась тетя Тоник, — Суп уже на столе. Квир! Сбегай в тот ангар, позови Томо и Дики… И заказчиков, если они еще не ушли.

Через час после обеда, полисмен отбыл, а взрослая часть семьи Штаубе (включая тетю Тоник и даже Квира) занялась какими-то внезапно возникшими клиентами, оставив «мелких» под присмотром Флер и Оскэ, так кстати «зависших» в гостях. Присмотр в самое жаркое время дня был несложен — дети плескались на мелководье, стараясь держаться в тени тента, натянутого над L-образным пирсом. Ним Гок, вероятно, под влиянием вторично всплывшей темы Элаусестере и коммунизма, решил вернуться к разговору, начатому в полете из Хониары на Арораэ — и вылившемуся тогда в показ видео-роликов о коммунистическом обществе по-элаусестерски.

— Как вы считаете, общество на Элаусесте устроено хорошо или плохо, правильно или неправильно? — спросил он, без всякого предисловия.

— Ну, и вопросик… — протянула Флер.

— Вопрос простой, как гвоздь, — заметил Оскэ, — для самих элаусестерцев оно устроено хорошо и правильно, а для остальных это дело вкуса. Кому что нравится.

— Это субъективный подход, — возразил кхмер, — Идеалистический. Не марксистский.

Оскэ удивленно развел руками.

— Как это не марксистский? Вот тебе другой способ производства, и вот тебе другое устройство общества. Для их экономико-продукционного цикла такой образ жизни удобнее, вот тебе и исторический материализм в конкретном приложении. Ага?

— Так, — Ним Гок кивнул, — Ты хорошо объяснил. Но ты не сказал главного: это более эффективный способ производства, чем в остальной Меганезии, или менее?

— Ну, допустим, более. И что из этого?

— По ходу, ты сам себя поймал, Ежик, — весело сообщила Флер, не отрывая взгляда от подопечной детворы, — По классическому истмату, если эффективнее, то надо к нему переходить. Ты же не говорил про разветвленное будущее. А зря, зря…

— Да! — обрадовался Оскэ, — Есть несколько перспективных социальных технологий, которые могут работать параллельно. Кооперация разных моделей прогресса.

Ним Гок задумался, что-то взвешивая в уме, и снова кивнул.

— Хорошо. Возможно, вы правы. Возможно, есть несколько хороших вариантов. Но, воспроизвести у нас на Тиморе проще именно тот из них, который на Элаусестере.

— Тебе так понравилось то, что ты увидел в ролике? — спросила Флер.

— Не важно, — ответил он, — Мое мнение субъективно и не играет роли.

— Как это, не важно!? Ты что, готов строить систему, которая тебе не нравится?

— Да, если это реально работающая прогрессивная коммунистическая система.

Флер, которая до этого лежала на животе, подперев подбородок ладонями, теперь, немного лениво, переместилась в сидячее положение, затем, пошарила в карманах валяющейся рядом жилетки Оскэ, нашла сигареты и закурила.

— Ты уж извини за прямоту, Ним Гок, но с таким подходом к делу, ничего у тебя не получится, ни с прогрессом, ни с коммунизмом.

— Почему? — спросил он, — Ведь элаусестерская модель жизни очень простая и очень дешевая. Людям там не нужны дома и одежда, не нужна личная собственность. Они обходятся только объективно-необходимыми материальными благами, и используют любые возможности для продуктивного труда и научно-технического творчества. Не менее важно, что они ведут здоровый образ жизни, и у них здоровые, развитые дети.

— Пиздец, — спокойно и буднично произнесла девушка, — Ты ничего не понял.

— Объясни, — спокойно ответил Ним Гок.

— Даже тебе, хотя ты насквозь комми, и то не нравится система, существующая на Элаусестере, — сказала она, — А для тиморцев, которым коммунизм как-то не очень интересен, это вообще кошмар! Конечно, можно выгнать людей из домов, отобрать одежду и все имущество, и заставить работать по скользящему графику профессий. Никаких проблем, если у тебя пулеметы. Но невозможно заставить людей жить по-элаусестерски. Ну, построишь ты особую каторжную тюрьму, которая прославится изощренным издевательством над заключенными. Тебе оно надо?

— Пройдет время, и люди убедятся: эта система эффективна, — возразил кхмер, — она обеспечивает им насыщенную, интересную и благополучную жизнь.

Оскэ мягко вынул сигарету из пальцев задумавшейся Флер, вызвав обиженный визг:

— Ни фига себе!!!

— Я обещал дяде Микки, что буду следить, чтобы ты меньше курила, — невозмутимо пояснил он, делая затяжку, — и, кстати, сигарета у тебя дымилась без толку, а мне она нужна, чтобы сосредоточиться и придумать хорошее, техничное объяснение.

— Ага! Великая задача! — она фыркнула, — И селедке понятно: если загнать людей на каторгу, без всякого выбора, то ничего эффективного не получится! Если человек не хочет, то лучше даром кормить его в тюрьме, потому что его работа будет убыточна.

— Человек захочет, если ему правильно объяснить, — парировал Ним Гок, — когда есть видео, показывающее, чего люди могут добиться в коммунистическом обществе, я не нахожу проблемы в том, как объяснить трудящимся смысл перехода к этой системе.

— Вот так, — заключил Оскэ, потрепав Флер по шее, — А ты мне про селедку. Не так все просто. Тут надо объяснять материалистически, по-инженерному.

— Ты объясняй уже, — проворчала она, — А то, пока ты просто кидаешь понты.

Широко улыбнувшись, Оскэ подтянул к себе свою жилетку, извлек из одного из двух самых больших карманов старомодный планшет и быстро нарисовал посреди листа бумаги ровный квадрат с несколькими входящими и исходящими стрелками.

— Это биологическая машина, которая что-то потребляет и что-то производит. Она, в обиходе, называется «человек». Юзать любую машину надо в нормальном рабочем режиме, иначе она даст низкий некачественный выход, или вообще сломается. Так?

— Ты подходишь к человеку, как эксплуататор, — возразил красный комбриг.

— Нет, я подхожу, как марксист и материалист. Человек — это производительная сила. Остальные его свойства — просто надстройка. Рассуждать иначе — идеализм, ага?

Ним Гок на минуту задумался, а потом несколько неуверенно кивнул.

— Хорошо. Наверное, ты прав. Что дальше?

— Дальше все просто. Мы ставим машину в определенную среду, откуда она будет получать комплектующие, расходные материалы и все такое. Потом включаем блок питания, начинаем грузить в машину сырье и выгружать продукцию. Питание — это понятно. Биологические потребности. А вот среда… У машины типа «раб, копающий канавы и таскающий кирпичи», требования к среде примерно такие же, как у машины типа «лошадь». Машине типа «свободный фермер», уже нужна более сложная среда: «деревенская инфраструктура» — включая дом, семью, соседей и кабак, зато на ферме производительность в сто раз выше, чем на плантации с рабами. Исторический факт. Дальше начинаем рассматривать машины типа «квалифицированный рабочий». Или, например, машину типа «инженер-технолог», — Оскэ постучал себя пальцем по лбу.

— И какая среда нужна машине — тебе? — спросил Ним Гок.

— Очень сложная и многообразная, насыщенная множеством всяких вещественных и информационных штучек, с обширным физическим пространством и возможностью передвигаться по нему туда-сюда, когда мне хочется. И это не все — список слишком длинный. Проще всего, платить мне за работу оговоренный эквивалент, чтобы я сам, свободно, это себе купил в среде-рынке. Поэтому общество и создает среду, где есть товарно-рыночная система, и защищает мою свободу и купленное мной имущество.

— На Элаусестере нет товарно-рыночной системы и нет личного имущества, но там, наверное, есть инженеры-технологи, — возразил кхмер.

Оскэ утвердительно кивнул, затянулся сигаретой, и выпустил в небо струйку дыма.

— На Элаусестере есть классные специалисты… Вернее, полиспециалисты, с тремя — четырьмя инженерными профессиями, и еще несколькими рабочими и аграрными профессиями. Креативные универсалы. Это новый уровень производительных сил. Соответственно, машине типа: «элаусестерец» требуется еще более сложная среда. Товарно-рыночная система его уже не устраивает. Ему необходимо получать очень дорогостоящие технические средства, услуги, возможности, независимо от текущего личного бюджета. Далее, ему нужно общество таких же креативных, раскованных и предельно открытых людей, поскольку элаусестерцы всегда работают командой. Эти команды так переполнены любопытством, что не могут держаться в рамках разумного риска, и им надо обеспечить силовую защиту, организованную так, чтобы почти не ограничивать их свободу. В эквивалентном выражении такая среда стоит ужасающе дорого, но продуктивность машины типа «элаусестерец» в несколько раз выше, чем производительность машины типа «Оскэ Этено». Во как!

— Ага-ага! — подтвердила Флер, — Знаешь, Ним Гок, прежде, чем начать строить дом по модному проекту, обычно прикидывают: а хватит ли на это сил и ресурсов?

На этот раз красный комбриг задумался уже надолго. Похоже, он снова прокручивал в голове содержание видео-ролика об Элаусестере, и оценивал те элементы устройства тамошней жизни, на которые до того не обратил достаточного внимания. В процессе размышлений, он убеждался в объективности того положения дел, которое несколько эпатажно изложил Оскэ. Иначе говоря, он убеждался в том, что коммунизм еще очень долго будет не по карману его стране. Не только элаусестерский коммунизм, а любой коммунизм. Это значило, что многие планы, на которые возлагались такие большие надежды, придется надолго отложить, и сосредоточить усилия на чем-то существенно ином. Но на чем, если единственная цель, ради которой все делалось, так далека?

Флер протянула руку и осторожно похлопала его по плечу.

— Не парься, бро. Лао Цзы сказал: дорога в тысячу миль начинается с первого шага.

— Шага куда? — спросил Ним Гок.

— Ну… — девушка сосредоточенно почесала свое колено, — …Типа, я не владею вашей обстановкой, но папа же у вас был, и он тебе что-то советовал. Вообще-то папа в этих делах разбирается. У него одна из рабочих тем — хабитация дезайров.

— Как ты сказала?

— Ну, дезайры. Островки, где ни хрена нет — ни растений, ни пресной воды. Прикинь: вообще ни хрена. Голые скалы и песок. Папа отработал технологию их заселения и развития. Как сделать нормальную природу и нормальные поселки с экономикой, микрокультурой и производством, У вас на Тиморе стартовая позиция куда лучше.

Красный комбриг задумчиво покивал головой.

— Это хорошо. Но кому принадлежит то, что построено на этих островках?

— Тому, кто делал, или платил, — ответила девушка, — где-то одной — двум семьям, если островок маленький. Где-то — муниципальному комюнити. Где-то — тому партнерству, которое выполняло работы или инвестировало ресурсы. Что-то перепродали через агентство по развитию новых территорий. По-любому, там нормально живут люди.

— Нас не устраивает фирма-инвестор, — сказал Ним Гок, — нам не нужны капиталисты.

— Если ты запретишь людям объединять средства, чтобы купить что-то, то под запрет попадут и кооперативы, и просто состоятельные фермеры — заметил Оскэ, — Между кооперативом и фирмой-партнерством разницы почти никакой. Или, например, здесь: команда Штаубе — это состоятельная семья или семейная фирма капиталистов?

— У вас в Меганезии сложная социальная формация, — ответил кхмер, — Я ее пока не понимаю. У нас на Тиморе проще. Эксплуататоры, эксплуатируемые и безработные. Первых мы ликвидировали, третьих трудоустроили.

— … Вторые на очереди, — добавил Оскэ, стряхивая пепел щелчком ногтя.

— Я не понял тебя. На очереди — значит…?

— Значит, они, либо разбогатеют, и тогда вы их ликвидируете, или у них не окажется работы, и вы их трудоустроите. Это твой алгоритм в динамике. По ходу, это запрет эффективно работать. А то, заработаешь, разбогатеешь и угодишь под ликвидацию.

— Быть богатым не запрещено, — возразил Ним Гок, — Не запрещено даже нанимать на ферму работников по справедливой цене. Запрещено только эксплуатировать. Я это говорил у вас на суде, в Хониаре, и повторяю сейчас.

— Тогда что тебя не устраивает? — удивился Оскэ, — У вас нормальная, малобюджетная социальная машина. Стабильно работает, если отрегулировать армию, чтобы она не разбойничала на территории, но гасила коммерсантов, которые хотят стать оффи. О! Кстати! Есть отличная книжка: «Страны четвертого мира: Стратегия прогрессивно-постиндустриальных военных диктатур». Автор — Джой Прест. Она работала в инфо-бригаде нашего революционного подполья, потом — офицером инноваций Народного Флота, а последние 5 лет была в программах трансэкваториальной модернизации.

Флер потянулась, зевнула и слегка ироничным тоном объявила.

— Ежик, ты не понимаешь. Ним Гок хочет реализовать симпатичный идеал, а ты ему предлагаешь скучную бяку про то, как правильно строить военную диктатуру.

— Это ты не понимаешь, — возразил он, — Никакая это не бяка! Если по классическому марксизму, то военная диктатура, это первая фаза прогрессивной демократии.

— Не военная диктатура, а революционная диктатура пролетариата, — поправил кхмер.

— Ага, — Оскэ кивнул, — Но по Марксу, она военная и демократическая. А пролетарии, кстати, это свободные граждане с домом, семьей, но без денежных богатств, которые работают и способны носить оружие. Так в Центуриатной реформе Сервия Туллия.

— Кто такой Сервий Туллий?

— Римский военный диктатор-реформатор, жил 25 веков назад, или даже больше.

— Свободные граждане с домом, семьей, но без денежных богатств… — Медленно и размеренно повторил Ним Гок, — …которые работают и способны носить оружие. Я думаю, что это полезная книжка. Где ее можно найти?

— Книжку Джой Прест? Она свободно лежит в интернете. Сейчас найду, — Оскэ снова порылся в необъятных карманах своей жилетки и вытащил маленький ноутбук.

91

Микеле выключил движок, и надувная моторка по инерции, мягко выползла на песок узкого пляжа рядом с ярким домиком-коробкой, гордо именовавшейся «Центральной Усадьбой Латифундии Карпини». Вытащив легкую лодку на пляж, за линию прилива (необходимое действие, если вы не хотите подарить свое имущество морским феям), Микеле подошел к усадьбе и прочел приклеенную над дверью записку:

«Милый! Я не потерялась, я работаю в новом северо-западном углу участка».

Заглянув в небольшой ангар, примыкающий к домику, он сразу обнаружил, что там отсутствует мини-бульдозер и прицеп-компрессор с пневматической киркой. Не надо было особо напрягать мозг, чтобы догадаться: слышное даже с берега дребезжащее тарахтение означает работу этой пневматической кирки на экстремально-бросовом участке склона горы Колофау. Три гектара почти сплошного камня примыкали с юго-запада к двум гектарам старого, ухоженного участка Карпини, и являлись одним из немногих мест на острове Алофи, не нужных даже фермерам-канакам (совершено не избалованным качеством земель). Позавчера днем Карпини, к нескрываемой радости мэрии Футуна-и-Алофи, взял это безобразие в аренду на 50 лет, а вчера расписал и разрисовал на плане полную программу агротехнических работ, необходимых, чтобы здесь можно было заниматься нормальным фермерством.

Микеле хорошо представлял себе суммарную трудоемкость этих работ, и еще три дня назад, ему бы даже в голову не пришло в это ввязаться но… Когда вечером 26-го они летели домой с Хониары после окончания суда, Чубби сказала: «Милый, мне сейчас хочется заняться какой-нибудь тупой и грубой работой — для рук, а не для головы». Спорить оказалось бесполезно. Все его аргументы натыкались на ее непробиваемое скандинавское упрямство. В 8 утра, немедленно после завтрака, Чубби отправилась реализовывать программу. Разумеется, Микеле не предполагал, что, вернувшись в 6 вечера из университета, обнаружит свою жену все еще продолжающей эту работу…

Фигура, одетая в несколько мешковатый оранжевый комбинезон, накрытая такой же оранжевой каской с плексовым щитком для лица, сжимала в руках пневматическую кирку, как голливудский Рэмбо — ручной пулемет. Обломки слоистой серой породы отлетали от терзаемого склона, как шрапнель. Поодаль громоздились несколько куч аналогичных обломков. Они с какой-то жутковатой аккуратностью были сдвинуты бульдозером ровно на размеченные по плану квадратные площадки. Минуту-другую Микеле наблюдал за этой деятельностью, а потом, выбрав момент, когда грохот стих, пронзительно свистнул. Чубби опустила кирку и медленно повернулась.

— Любимая, положи, пожалуйста, инструмент и сними каску, — мягко сказал он.

— Сейчас! — крикнула она, и длинной серией ударов снесла очередной выступ склона.

Окинув взглядом склон, оценив достигнутый эффект и, видимо, оставшись довольной, Чубби выключила компрессор, и положила на багажную решетку бульдозера кирку, а рядом — каску. Потом повернула к Микеле свое лицо, серое от слоя тонкой каменной пыли. Он медленно вдохнул и выдохнул, чтобы успокоиться, а затем сообщил:

— Любимая! Ты не совсем правильным путем делаешь эту работу.

— Что не так? — спросила она.

— Объем и настрой, — ответил Микеле, — Давай-ка я сяду за руль, ты сядешь сзади, мы отгоним технику в ангар, а потом пойдем в сауну и спокойно обо всем поговорим.

— Ладно, давай, — согласилась она.

Маленькая, традиционно-простая сауна, встроенная в «Центральную Усадьбу», была исключительно удобным местом для откровенных разговоров. Тут, благодаря массе поводов, чтобы отвлечься (увеличить или уменьшить нагрев, или плеснуть воды на раскаленную электроплиту из искусственного камня) разговоры шли без чрезмерного напряжения, без надрыва, в общем — в режиме, щадящем нервы участников.

— А давай, ты расскажешь, что случилось? — предложил Микеле, когда Чубби, быстро покрутившись под душем, вошла в уже разогретую бамбуковую комнатку сауны.

— А что еще можно рассказать? — спросила она, усаживаясь на скамейку рядом с ним.

— Наверное, что-то можно, поскольку что-то же приводит тебя в состояние боевого бешенства, известного нам из легенд о воинах-берсерках с родины твоих предков.

— О! — Чубби хлопнула его ладонью по пузу, — Есть история о реальных берсерках!

— Я, разумеется, с удовольствием ее послушаю, — ответил Микеле, — Завтра утром, мы пройдем с тобой на проа до коралловой отмели за восточным берегом, забросим там донки, сядем на поплавке с сигаретой и кофе, и ты мне ее расскажешь. Но это завтра утром, если ты не возражаешь. А сейчас мы попробуем выяснить, что случилось.

Экс-майор военной разведки грустно улыбнулась и развела руками.

— Милый, зачем что-то выяснять? Все и так понятно. Меня с позором вышвырнули с любимой работы. Перед этим, я декаду посидела в клетке, откуда в эпоху Конвента выходили только на дайвинг в пластиковом мешке со щебенкой для веса. Для меня голосовали расстрел, но голосов не хватило. Мне очень доходчиво объяснили, что я социально-опасна, и интернировали меня на полтора года в 20-мильном радиусе. Я мотивированно расстраиваюсь, или все это должно было меня развеселить?

— Завтра… — ответил Микеле, — … Там, на отмели, мы с тобой поймаем самого тупого лангуста, оторвем ему голову, и вместе трахнем ему мозги. Как тебе эта идея?

— От тебя трудно что-либо скрыть, — вздохнула она, — Дело, конечно, не только в этом, хотя, и это не подарок. Главное, мне обидно и стыдно, что я вела себя, как последняя засранка в отношении тебя и наших девчонок. Из-за меня ты поехал на эту гребаную войну… Мне страшно подумать, что могло бы… В общем, не хочу об этом.

Микеле протянул руку и почесал ей чуть ниже лопаток. Чубби изящно выгнула спину дугой, как потягивающаяся кошка, и громко мурлыкнула от удовольствия.

— Это все давно прошло, — сказал он, — Мы закрыли эту тему, когда я приезжал к тебе в каталажку, и ты поила меня какао из раритетного котелка, и мы вспоминали основы камасутры, а болваны-преторианцы на вышках страдали от черной зависти. Если ты помнишь, мы пришли к выводу, что эти эпизоды завершились для нас в явный плюс. Иначе говоря, нам здорово повезло. Правда, 25-го мы порядком понервничали, из-за голосования ВМГС, но ты и раньше влезала в рискованные игры, нам не привыкать.

— Я больше не буду, честное-честное слово! — сказала она тоном маленькой девочки, которую мама застукала за сомнительными экспериментами с горючим и спичками.

Микеле снова почесал ей спину, на этот раз вдоль позвоночника.

— Это не порицание, а предисловие, — пояснил он, — Я очень хорошо знаю, как ты себя ведешь, выскочив из капкана. Если бы ты налакалась шнапса, или если бы ты вдруг потащила нас всех на какой-нибудь гала-концерт на Самоа или на Фиджи, то я бы ни капли не удивился. Но тут другое. А значит…

— А значит? — вопросительно повторила за ним Чубби.

— … А значит, ты еще не совсем выскочила из капкана, — договорил он, — и я почему-то надеюсь, что я тот человек, который может тебе помочь. А ты, почему-то, пытаешься избежать моей помощи. Возможно, ты просто не хочешь впутать меня в рискованную ситуацию, но опыт показывает, что если запахнет жареным, то я все равно впутаюсь.

Чубби взвесила в руке ковшик, черпнула воды из бака, и плеснула на плиту. Раздалось громкое шипение, и комнатка наполнилась полупрозрачной завесой горячего пара.

— Микки, — задумчиво произнесла она, — Большой пушистый Микки, который хочет все знать. Самый любимый, самый чудесный, самый уютный Микки, который, из-за моих служебных дел, все время влипает в истории…

— У тебя теперь нет служебных дел, — заметил он, — А если кто-то в правительстве или в военных структурах думает иначе, то я добьюсь, чтобы суд закатал его на каторгу еще дальше, чем Журо и Андерса. На какой-нибудь плавучий трэшер в самой жопе нашего океана. И не на полтора года, а на десять. Я слышал: из спецслужб не уходят, но это не про тебя. Я говорю вполне серьезно, и про суд, и про трэшер. За мной не заржавеет.

— Микки, это другое, клянусь Фреей!

— Что — другое?

— Вообще, другое, — ответила она, — Настолько другое, что даже ты, со своей огромной умной головой, вряд ли сможешь это вообразить. Я вот не могу, и не знаю, кто может.

— Это уже переходит все границы! — возмутился Микеле, — Я не знаю, кто и что может вообразить, зато я знаю, что у любой такой херни есть конкретный автор. Он должен сидеть со своими великими идеями на трэшере, в куче говна! И он будет там сидеть!

— Дался тебе этот трэшер… Микки, пожалуйста, не лезь в это!

— Я уже в это влез! Я в этом по уши! Даже наши девчонки в этом по уши! И даже их бойфренды! И все крутится вокруг одного вопроса: что произойдет с Тлалоком при взрыве пакета L-bomb до ста гигатонн в тротиловом эквиваленте? Это тот вопрос, от которого Мелло Соарош элегантно ушел на суде, когда речь зашла об астероидном оружии. Я по его глазам видел: он знает настоящий ответ. И ты, любимая, тоже его знаешь. Твой телескоп отслеживал что-то на Тлалоке, а я, по твоей просьбе, летал в Аотеароа, на Рауль, и делал конспект доклада Роквелла о модели астероидной зимы. Отправлять эксперта INDEMI было нельзя. Секретность. Лаполо не понял бы в этом докладе ни строчки, поэтому он изображал художника-футуриста в парке, а я за него работал. Это называется: «юзать в темную». А теперь, ты говоришь: не лезь.

— Уф! — выдохнула Чубби, — Ты что-то путаешь. Та конференция прошла в середине февраля, когда Жерар Лаполо еще был вне игры.

Микеле улыбнулся и слегка похлопал ее по попе.

— Нет, любовь моя, это ты что-то путаешь. Или, что скорее всего, тебе просто забыли сообщить. Это обычный стиль для спецслужбы, верно?

— Не в этом случае, — возразила она, — Я видела реестр допуска, и Лаполо там не было.

— Вот как? А персонаж по имени Дако Парадино там был?

— Тоже не было. А кто это?

— Это артистический псевдоним Лаполо в Аотеароа — Новой Зеландии. А тебе достался урезанный экземпляр реестра. Полный реестр, как выражаются на безобразном сленге спецслужб, это «информация не твоего уровня». Такие дела. Интересно, что еще тебе забыли сообщить твои бывшие коллеги? И какая доля вранья в том, что они не забыли тебе сообщить? Может быть, все вообще обстоит иначе, чем тебе кажется?

Чубби задумалась на пару секунд, а потом энергично покрутила головой.

— Нет, Микеле. Нет. Все не может обстоять иначе, потому что… Joder! Я не могу это объяснить. Если бы ты знал содержание проекта, ты бы понял.

— Ах, вот оно что! — сказал он, — Значит, проект устроен так, что этапы его реализации можно проследить объективно… Если знаешь, когда и куда смотреть. Я прав?

— Ми-ке-ле, — негромко пропела она, — Ты самый-самый любимый! Давай, мы не будем говорить об этом сейчас? Я устала, перегрелась, проголодалась… В общем, давай мы сейчас поплывем домой и пообедаем… Или поужинаем… А потом поговорим, ладно?

— Чубби, скажи честно, ты хочешь отложить этот разговор, или хочешь избежать его вообще? Если второе, то я больше не буду на тебя давить, и попробую сам…

— Первое, — перебила она, — Первое, а не второе. Просто, мне надо немного подумать.

92

В рассветных сумерках, огромный птеродактиль возник над кромкой низкорослого заболоченного леса, как серая тень в полупрозрачном тумане, как призрак, как мираж порожденный чрезмерным увлечением марихуаной. Две пары крыльев равномерно и мощно работали в противофазе: передние — задние, передние — задние, как будто по единой летательной перепонке назад пробегали крутые волны. Секунду — другую, он выбирал место для посадки, а затем, почти остановился в воздухе и резко увеличил частоту взмахов (послышался звонкий шелест, как от листа кровельного железа под сильным ветром). Вертикальное снижение на последние 5 метров — и касание грунта. Крылья сложились. Борт фюзеляжа откинулся вверх, и Лаго крикнул изнутри:

— Клубничный джем, сливочное мороженое, свежие булочки с кремом!

— …И две свиньи, — добавила Йи, соскакивая на землю, — Птеродактиль их утащил.

Эта совсем юная девушка из племени татутату, несмотря на весьма невысокий рост (характерный для аэта-андаманской расы), обладала удивительно-гармоничным телосложением, возможным только у человека, с раннего детства приучившегося к разнообразным движениям, связанным с промыслом в условиях дикой природы. Превосходно тренированные мпулуанские коммандос казались рядом с ней слегка неуклюжими, и (как ни странно) довольно светлокожими. У татутату кожа была не шоколадного, а почти антрацитового цвета.

Рон почесал в затылке, глядя на две крупные свиные туши с характерными группами дырок от сферических 8-миллиметровых пуль.

— Что, сразу двух утащил?

— Большой, он смог, — пояснила Йи, поправляя «palmagun» в чехле на легкой широкой матерчатой перевязи. Кроме этой перевязи и пестрого плетеного шнурка на поясе, на девушке не было ни одежды, ни обуви. Большие темные выразительные глаза юной татутату смотрели таким открытым и честным взглядом, что не поверить в версию о птеродактиле, утащившем двух свиней в один прием, мог только крайне бестактный собеседник.

Пума тоже почесала в затылке и свистнула в серебряную боцманскую дудку. Рядом мгновенно материализовался капрал дежурного полувзвода.

— Хэй, мастер второй инструктор! Что тут?

— Типа, трофеи, — ответила она, — По-научному, называется: десерт к завтраку.

— Забирать? — уточнил он.

— Ну не смотреть же.

— Ya! — согласился он, и заорал во все горло, — Второе звено восьмого полувзвода!! К машине! Мигом разгружать жратву!

— Вы выгребли всю лавку в кемпинге Вейдека? — поинтересовалась Екико, глядя, как африканские курсанты выгружают из птеродактиля объемистые картонные коробки.

— Типа, да, — ответил Лаго, — Мы с ним заранее договорились, что он сделает двойную заброску на этот кемпинг. Половина — туристам, половина — нам.

— А свиньи? — спросил Ринго.

Лаго пожал плечами.

— Неизбежные жертвы палеонтологии. Хозяину мы заплатили, конечно.

— Две по цене полутора, хорошая сделка, — добавила Йи, — а какао есть?

— Тебе, как всегда повезло, — ответила Екико, хлопнув ее по плечу, — пошли, налью.

Пума, пристально наблюдавшая за деятельностью хозяйственного звена, крикнула:

— Эй-эй! Парни, алло! Одну коробку мороженого оставьте штабной группе! — потом повернулась к Лаго и Йи, и добавила, — Вы жрать будете?

— Еще бы! — Лаго, потянул носом, — Там у вас птица Бэ на углях, точно?

— E foa! Вы уже висите в сводке утренних происшествий кемпинга! — крикнул Ринго, успевший зайти на блог «Baliem Valley Resort».

Происшествие называлось «Новое наблюдение гигантского птеродактиля!».

Администрация кемпинга напоминала читателям, что птеродактилей видели в Новой Гвинее уже несколько раз в текущем веке, а трижды удалось заснять полет на видео. Сегодняшняя съемка — четвертая. Она сделана на мобайлы двоих туристов, которые застали охоту очень крупного птеродактиля на домашних свиней на окраине деревни.

Ниже был выложен видеоролик примерно на четверть минуты. Качество съемки оставляло желать лучшего (точнее, оно было ровно таким, как и планировалось). В светло-серой пелене, на фоне размытой неровной полосы низкорослого леса, вдруг вырисовывается такая же размытая мерно машущая крыльями тень. Она пикирует на невидимый объект в нескольких сотнях метров от оператора, дальше видны только хаотически прыгающие пятна, а потом огромная тень взлетает, удаляется, все так же равномерно взмахивая крыльями, и растворяется в тумане.

Под окошками роликов шли текстовые комментарии очевидцев.

«Этот птеродактиль был огромный, как слон, а когти у него, мне кажется, длиной с человеческую руку. Я не мог их хорошо разглядеть из-за тумана, но птеродактиль растерзал двух свиней за несколько секунд. Кошмарный монстр!».

«Мы были в шоке! Тело этого чудовища было огромным, как грузовик, и крылья размером с самолетные, а голова маленькая, ее почти не видно. Все произошло так быстро… Какое счастье, что мы не успели отойти от деревни!».

Рон вдумчиво ознакомился с описанием и заключил:

— Герр Вейдек поднимет на этой рекламе хорошие деньги. И туристы не будут бегать поодиночке, что тоже плюс… Одного не понимаю, как вы так быстро затащили две свиные туши внутрь.

— Просто в ролике только старт и финиш, — пояснил Лаго, — Когда птеродактиль стал приземляться, эти туристы бросились бежать. Вторую половину они снимали, когда обернулись и увидели, что птеродактиль взлетает. Реально мы тащили полминуты.

— Все равно, неплохой результат, — сказал Рон, — А с какой дистанции вы стреляли?

— Я стреляла, — отозвалась Йи, прихлебывая какао, — с полста шагов.

— С земли или еще с воздуха?

— С воздуха, навскидку.

— Интересно. И какие замечания по оружию?

Туземка пожала плечами.

— Хорошее оружие. Лучше, чем мой дробовик.

— А что не понравилось? Что бы ты сделала по-другому? Поменяла?

— Я бы сделала отдачу слабее. Но тогда, наверное, выстрел ослабнет.

— Это смотря как сделать, — вмешалась Екико, — Мы придумали кое что…

— Придумали, как отменить парочку законов Ньютона? — съехидничал Лаго.

— Отдача зависит от импульса, а результат — от дульной энергии, — заметил Ринго.

Пума положила на землю, посреди круга собравшихся, широкий лист с горкой испеченных кусков мяса птицы Бэ, и высказала свое мнение.

— При стрельбе навскидку многие наши парни говорят про отдачу. Проблема. Да!

— Мы не успеем до начала акции сделать то, что предлагают ребята, — заметил Рон.

— Сейчас не успеем, — согласилась Пума, — но это не последняя война.

— Оптимистка ты, — заметил Лаго, перебрасывая горячий кусок мяса на ладонях.

— Реалистка, — поправила она.

— Это точно… — он кивнул… — А что за идея, ребята?

Екико молча развернула экраном к нему один из ноутбуков. Некоторое время Лаго с недоумением смотрел на 3d эскиз. Потом, откусив от немного остывшего куска мяса, прожевал и поинтересовался:

— Какой сорт травы вы курите в это время суток?

— А по существу? — спросил Ринго.

— А это и есть по существу, бро. Предложить игрушку для ярмарочного тира, вместо боевого оружия можно только по укуру, да и то не после всякой травы.

— Почему игрушку? — поинтересовалась Екико.

— Потому, что свинцовая дробинка 4.5 мм весит полграмма! Таким снарядом можно грохнуть только крысу, да и то не очень жирную.

— Крысу? — возмутилась она, — Да у нас дульную энергия в полтора раза выше, чем у «Palmagun»! Начальная скорость пули — полтора километра в секунду! Прикинь?

Рон улыбнулся и покачал головой.

— Это у вас на компе полтора километра в секунду. В реале такие скорости возможны только для твердых стреловидных пуль. Мягкий свинцовый шарик просто размажет сопротивлением встречного воздуха.

— Во-первых, не шарик, — возразил Ринго, — У нас тут конфигурирующее сужение и из ствола вылетает уже капля с более стабильной аэродинамической формой.

— Ну, значит, ее размажет чуть позже, — ответил экс-коммандос.

— Чуть — это насколько? — вмешалась Екико.

— Не знаю. Но по-любому, очень быстро.

— Ага! — она утвердительно кивнула, — Через четверть секунды. Пуля пролетит около трехсот метров, и перед разрушением будет сохранять скорость около километра в секунду. Энергия 250 джоулей — как в упор из револьвера времен I мировой войны.

— Не продержится эта капля четверть секунды! — уверенно сказал Лаго.

— Догматизм, — парировал Ринго.

— Если вы настаиваете на развернутой критике, то надо подумать, — проворчал Рон.

— Ага, вот с этого бы и начинали!

Йи подвинулась поближе, с любопытством глянула на экран и поинтересовалась.

— А почему из такого короткого ствола дробинка полетит так быстро?

— Это потому, — начала объяснять Екико, азартно рисуя стилосом на экране, — …что в стволе такой формы, давление остается постоянно-высоким на участке….

Лаго, с все возрастающим недоумением, повернулся к Рону.

— Слушай, но это же абсурд, нет?

— А хрен его знает, — ответил экс-коммандос, — Еще полвека назад абсурдом казались стреловидные пули весом полграмма. А оказалось — хорошая штука… В общем, надо посчитать. А потом проверить на макете. Мне так кажется.

— Веселые вы ребята, стрелковые оружейники, — произнес Лаго.

— Если ничего не получится, то мы продадим эту штуку в музей военно-технической херни, — сказала Пума, — Я про такой читала в i-net. Там платят хорошие деньги за толковые вещи. Типа: атомная субмарина — космический корабль, гусеничный танк с крыльями, или кривоствольный пулемет для стрельбы из-за угла. Не прогадаем. Да!

— Вот ты как? — возмутилась Екико, — А спорим на двадцатку, что будет работать?

— Ну, спорим, — невозмутимо согласилась Пума.

Рон «разбил» их руки, закурил сигарету и констатировал:

— Одно хорошее пари уже есть. Значит, три дня прошли не зря. Йи, что скажешь про наших парней? Я имею в виду, ориентацию на местности и технику передвижений.

— Парни хорошие, — ответила туземка, — А остальное… Честно, а?

— Честно, — со вздохом, подтвердил он.

— Если честно, то у нас вот такие дети лучше ходят по лесу, — Йи показала ладонью от земли рост мальчишки среднего школьного возраста.

— Гм… А в чем проблема наших парней?

— Они неправильно дышат, — без тени сомнения, сказала она.

— А ты можешь научить, как правильно?

— Да. Но меня никто не просил.

— Ясно… Пума, свисти в дудку. Сейчас будем дополнять программу.

Через пять минут штаб-лейтенант Мчела и лейтенант Котто были озадачены тем, что следующей ночью их бойцам предстоит учиться подкрадываться к птице Бэ на десять шагов, так, чтобы она не услышала. Тест: убить птицу броском десантного ножа или легкого боевого топорика, или заточенной саперной лопатки (кому что привычнее).

— Азартная будет ночка, — предположила Екико, когда офицеры отправились доводить поставленную задачу до личного состава.

— Я вот чего не понимаю, — сказал Лаго, цапнув с листа еще кусок мяса, — Откуда тут взялась эта птица Бэ? Четвертый день ее жру, а вопрос мучает. Какая-то она не такая.

— Птицы Бэ были всегда, — авторитетно сообщила Йи, — Но в доисторические времена, которые были до моей бабушки, все птицы Бэ ушли в глубокую пещеру и заснули. А потом, когда радуга повернулась на небе, они проснулись. Так про это рассказывают.

Ринго посмотрел на уже по-настоящему утреннее, светло-лазурное небо (как будто рассчитывая увидеть там ту самую волшебную радугу) и тактично заметил:

— В «Ново-гвинейских дневниках» Наллэ Шуанга приводится другая версия.

— Наллэ был на каторге не в Хитивао, а в Папуа, к востоку отсюда, — заметил Рон.

— Ага, — Ринго кивнул, — Все там и началось. Лет 10 назад, какие-то ребята, биологи из университета Окленд в Аотеароа, подняли тему о генно-инженерной реконструкции эпиорниса, нелетающей птицы в несколько раз крупнее страуса, которая еще пол-тысячелетия назад обитала от Мадагаскара до Австронезии. Потом брэндом стало название воромпатра, но это не важно. На том этапе, 10 лет назад, просто выясняли: может ли в современной природе выжить птица такого размера. Не долго думая, эти ребята взяли какую-то плодовитую и скороспелую породу домашних уток, и сделали сотню вариантов особей с так или иначе отключенным геном контроля роста. Законы Аотеароа запрещает выпускать такое на свободу, а законы Папуа — пожалуйста.

— Птица Бэ это просто утка? — удивилась Пума.

— Нет, не просто. Это единственный из вариантов ГМ-уток, который выжил в дикой природе. Точнее, в здешних болотах. Как-то им очень в тему оказались эти условия. Кстати, «птица БЭ» это аббревиатура от «Бета — Эпиорнис». Ну, типа, бета-версия.

Рон покрутил в пальцах сигарету и скептически проворчал.

— Как-то они подозрительно-быстро размножились. Всего за десять-то лет…

— Это же утки, — напомнила Екико, — В 5 месяцев они начинают нести яйца, причем с интервалом меньше недели. И растут, растут, растут…

— К полутора годам они весят до центнера, — продолжал Ринго, — Такая крупная птица может защитить кладку и птенцов от любого здешнего хищника, кроме крокодила и человека. Птицы Бэ живут прайдами, и у их потомства очень высокий коэффициент выживаемости. А когда прайд разрастается, сливается с несколькими другими, и на занимаемой территории им уже не хватает пищи, они срываются в разбойный набег.

— В ночной набег, как говорит Йи, — уточнил Лаго.

Туземка утвердительно кивнула, и хлопнула ладонью по грунту.

— Так! Они идут разбойничать ночью. Те, что поменьше — летят, а большие не могут. Поэтому плывут по протокам, а где-то переходят в брод. Раньше, когда я была еще маленькая, водились дневные и ночные птицы Бэ. Дневных всех перебили. А ночные, наоборот, размножились. Их очень много, но их не легко найти. Вы сами видели. А крокодилы подкарауливают их в некоторых местах. Могу показать. Крокодила тоже можно кушать, только надо правильно приготовить.

— Я умею! — заявила Екико, — Вернее, я знаю, где хороший рецепт из крокодила. Ну, в общем, если мы его грохнем, то я попробую приготовить.

— В какую ночь идем? — лаконично поинтересовалась Йи.

— Сегодняшняя у нас уже расписана, — сказал Рон, — значит, в завтрашнюю… Так, foa! Время! Лаго, Пума, пошли проводить занятия по матчасти. Йи, Екико, Ринго — с вас последние новости по целевому региону.

93

Пилот-помкэп Оури Хитуоне проводил заинтересованно — задумчивым взглядом юркую маленькую надувную лодку «Zodiac-Rollup» с двумя персонажами на борту. Негромко стрекоча мотором, лодка быстро пересекла ярко освещенную внутреннюю акваторию плавучего атолла Хат-Хат и выскочила наружу через северный канал. Там, за темной полосой моря, в семи милях отсюда мерцали огни на южном берегу Атауро.

Алул, бесшумно подкравшись, несильно, но чувствительно ткнула Оури локтем.

— Что, спишь стоя?

— Просто задумался, — сказал он, — А тыкать в ребра, кстати, не обязательно.

— Я думала, тебя надо разбудить, — без тени смущения, ответила она, — А то мало ли…

— Ну, если это трогательная забота, то я трепещу всеми фибрами правого полушария головного мозга… И подкорки тоже.

— Я не поняла, что ты сказал. По-моему, Оури, ты просто пижон. А где Элвира?

— Уехала с Ним Гоком на его «Зодиаке». Типа, с серьезными намерениями.

— О, как… — папуаска наморщила лоб и вытянула губы дудочкой, — …Ну, дела…

— Он так прямо и конкретно предложил проводить ее домой… — добавил Оури.

— Ну, дела… — повторила Алул, погружаясь в глубокую задумчивость.

— Что, спишь стоя? — передразнил он.

— Я не понимаю, — начала она рассуждать вслух, — С одной стороны, Ним Гок — парень видный, а, с другой стороны, мало ли вокруг парней? Элвира — такая симпатичная и хозяйственная, и ей уже больше двадцати лет. Ей нужен толковый мужчина в доме — чтобы понимал в жизни, а не какой-то солдат удачи, перекати поле, на одну ночь.

— Ним Гок не какой-то солдат удачи, а грамотный боевой офицер, — заметил Оури.

— Йох! Зачем Элвире грамотный боевой офицер? У нее огород и доля в фабрике кукол. Гражданский бизнес. А какой из военного маоиста гражданский бизнесмен?

Оури покрутил перед собой указательными пальцами, как будто хотел изобразить лотерейный барабан в процессе розыгрыша.

— В чем-то ты права. Но, по-моему, хороший парень на одну ночь ей тоже пойдет на пользу. А то, что она все время одна? Не физиологично.

— Ты, наверное, не в курсе, — сказала Алул, — У нее была своя семья, только недолго. А потом — какой-то мелкий конфликт, слепой артобстрел… На Большом Тиморе такое случалось в каждом втором доме. Тогда она и уехала на Атауро, с мамой и братьями.

— Теперь не может забыть? — спросил Оури.

— По ходу, так, — подтвердила папуаска.

Рядом, как чертик из коробочки, возникла мастер-матрос Чуки.

— Вы что, совсем офигели? — возмущенно начала она, — Мы с Кайемао там задолбались помогать волонтерам собирать этот гребаный эллинг, сделанный через жопу где-то на Тувалу, а вы тут стоите, как моаи на Рапа-Нуи. Вы что, море первый раз видите?…

— Ним Гок склеил Элвиру Лабриа, — перебила Алул.

— Fuck the world… — потрясенно произнесла Чуки.

Ним Гок быстро огляделся, поставил в угол пузатую спортивную сумку с эмблемой «Arorae Free-fishers Club», повесил пистолет-пулемет на свободный крючок рядом с фартуком в цветочек и кухонным полотенцем, и сел за стол на диван, на расстоянии вытянутой руки от своего оружия.

— Здесь Атауро, — мягко напомнила ему Элвира, — Здесь это не обязательно.

— Привычка, — сказал красный комбриг, — Тебе неприятно, что оно на виду?

— Ничего страшного, — сказала она, — Хочешь фруктового чая с печеньем?

— Да. Наверное. Я хотел с тобой поговорить. Если ты решишь, что этот разговор не к месту, то сразу скажи.

— Ладно, — согласилась она, включая электрический чайник.

— Мне объяснили, — начал Ним Гок, — что я веду неправильный образ жизни и подаю плохой пример своим бойцам. Это серьезный недостаток и я хочу это поменять.

Элвира уселась на плетеный стул напротив него и пожала плечами.

— Я мало что понимаю в армейских делах.

— Это не армейское, а бытовое дело, — уточнил он, — Я ношу военную униформу даже в выходные дни, кроме того, у меня нет семьи, я живу в казарме, и питаюсь в бригадной столовой. Такой образ жизни не соответствует нормам мирного времени.

— Тут не поспоришь, — согласилась она.

— Да, — кхмер кивнул, — Я только что был в командировке в Меганезии, и там товарищи помогли мне выбрать удобные гражданские комбинезоны, и оружие, которое хорошо подходит, чтобы носить в кармане такой одежды, не нарушая гражданский стиль. Эти вещи лежат в сумке. Если тебе интересно, я могу показать.

— Одежда это интересно, — Элвира улыбнулась, — Как девушка со швейной машинкой, я люблю приглядываться к новым фасонам. Вдруг понравится? И, конечно, я смогу тебе сказать, насколько это выглядит по-граждански.

Ним Гок кивнул, помолчал немного, глядя на свои ладони, и продолжил.

— Элвира, я хотел посоветоваться с тобой не только об одежде, но и о семье.

— А что тут советоваться? — спросила она, — Найди женщину, которая тебе нравится, и которой нравишься ты, вот и все. По-моему, все нормальные люди так делают.

— Да, — согласился комбриг, — Скажи, я тебе нравлюсь?

— В каком смысле? — осторожно спросила она.

— В том смысле, в котором женщине или нравится мужчина, или нет, — уточнил он, и добавил, — У тебя чайник закипел и выключился.

— Ой, да, действительно…

Она поднялась из-за стола и увлеченно занялась маленьким кухонным колдовством с набором сушеных фруктов и двумя чайниками — большим электрическим и маленьким фарфоровым китайским, с картинкой «влюбленные драконы» (золотой и лазурный). Чайники перекочевали на стол вместе с чашечками, корзинкой печенья, сахарницей и разноцветными розетками с джемом, медом и чем-то еще… Молчание затягивалось.

— Я как-то неправильно задал вопрос? — поинтересовался Ним Гок.

— Вопрос?.. — Элвира внимательно посмотрела ему в глаза, — …Ты задал вопрос?

— Да. Если я сделал это неправильно, то объясни, в чем моя ошибка.

— Твоя ошибка? Я не знаю… Просто это странно… Обычно, спрашивают по-другому.

— Я могу спросить по-другому. Скажи: как?

— Нет, какой смысл по-другому, если ты уже спросил. А зачем тебе это надо?

— Для семьи, — невозмутимо ответил он.

— Подожди! Ты действительно считаешь, что такие предложения делаются вот так?

Ним Гок, глядя на свои ладони, очень спокойным голосом пояснил:

— У меня нет опыта организации семьи.

— Слушай, а как ты вообще… Ну… У тебя же, наверное, были женщины.

— Да, — подтвердил он.

— И ты предлагал им? Приказывал? Покупал? Или просто брал силой?

— По разному. Но никогда не брал силой. Это недопустимое поведение для солдата. Хочешь, я налью чай? Ты нервничаешь, и у тебя сейчас может не получиться.

Элвира коротко кивнула, он спокойно взял китайский чайник, налил красно-розовый напиток в две чашечки ровно до половины высоты и спросил.

— Надо доливать кипяток в чайник или в чашки?

— В чайник, но только не до самого верха, — ответила она.

— Вот так? — спросил он, выполнив ее инструкцию, — А теперь закрыть крышкой?

— Да… — она снова так же коротко кивнула… — И давай кое-что проясним. Ты решил создать семью просто, чтобы показать пример своим бойцам?

— Нет, я так решил потому, что это более правильный образ жизни.

— Понятно. Но, почему ты предложил это мне? На Большом Тиморе сколько угодно молодых одиноких женщин, которым не надо ничего объяснять.

— Потому, — сказал он, — что семья это важное дело, которое получится только с таким человеком, который обладает необходимыми качествами. И у тебя есть эти качества: смелость, ответственность, ум, физическое здоровье, сексуальная привлекательность.

— Ты странный, — тихо сказала Элвира, — Очень странный.

— Это, на твой взгляд, серьезное препятствие? — спросил он.

— Не знаю… Я даже не знаю, почему я поехала с тобой. Может быть, от удивления.

Красный комбриг сделал чуть заметное движение плечами.

— Никто лучше тебя не знает, почему ты поехала.

— Нет, — она покачала головой, — Есть человек, который знает лучше. Это ты. Ты что-то заметил, и понял, что я поеду. Что именно ты заметил, Ним Гок?

— Я немного чувствую отношение людей, — ответил он, — Если бы не это, меня бы давно убили. Если хочешь, я могу научить тебя. Надо просто очень внимательно смотреть на несколько точек на лице и руках, оценивать меру напряжения тела человека и звук его голоса и дыхания. Ни одно целенаправленное движение не начинается без подготовки. Сначала в сознании возникает план, и только потом — действие. Заметив план, можно выиграть две десятых секунды. Часто бывает, что это цена жизни.

— Как я поняла, ты умеешь чувствовать не только ненависть, — заметила Элвира.

— Да. Ты правильно поняла. Не только.

— Значит, — заключила она, — задавая свой вопрос, ты уже знал ответ.

— Я его и сейчас не знаю, — возразил Ним Гок, — Одно дело — что ты чувствуешь, другое дело — что ты скажешь. Люди не всегда говорят то, что они чувствуют.

Элвира вздохнула и медленно провела пальцем по столу, будто рисуя что-то.

— Ты мне нравишься, Ним Гок. Слышишь, я это сказала. Но этого недостаточно, чтобы жить вместе. Извини, но я вообще не представляю, как женщина может жить с таким человеком, как ты. И я не представляю, как ты можешь жить с какой-либо женщиной.

— Ты опасаешься, что у меня есть какой-то критический дефект? — спросил он, взял со стола чашку, и сделал маленький глоток.

— Нет, не дефект, — ответила она, — Я не хочу повторять той ерунды, которую про тебя говорят, но… Нет, я не знаю, как это объяснить.

— Тогда, возможно, ты опасаешься зря, — заметил комбриг, — Но, если окажется, что эти опасения обоснованы, то я уйду. Это не тот случай, когда нет пути к отступлению. А, когда путь к отступлению есть, то есть право на ошибку ради опыта. Так меня учили.

— Ты всегда так невозмутим? — спросила Элвира.

— Решая важную задачу, надо контролировать эмоции, — ответил он, — Этому меня тоже учили. Возможно, это не всегда правильно, но до сих пор самоконтроль мне помогал.

— Ты хочешь сказать, что сейчас решаешь важную задачу?

Ним Гок утвердительно кивнул, взял ложечкой из розетки немного яблочного джема, слизнул его, а потом запил парой глотков чая.

— Давай ты прекратишь ее решать, — предложила она, — Давай просто поговорим.

— Давай, — согласился он, — О чем тебе интересно?

— Мне все интересно. Где ты был, что видел…

— Я был в очень необычной стране, — сказал комбриг, — Мне не все там понравилось, но зато я очень многое понял. Лучше рассказывать это с самого начала, с момента, когда меня встретили в Хониаре товарищ Микеле и друг его младшей дочки. Я должен тебя предупредить, что если рассказывать все, то получится долго.

— Долго? — переспросила Элвира, — Ты куда-то торопишься?

— Нет. У меня завтра выходной день и я свободен до послезавтрашнего утра.

— И ты собираешься остаться у меня?

— Я бы хотел остаться, если ты тоже хочешь.

— Я этого хочу, — сказала она.

94

Принадлежащие Республике Маврикий острова Каргадос (на севере), Родригес (на востоке) и Гран-Маврикий (на западе) образуют равносторонний треугольник, со стороной примерно 250 миль. В ста милях к западу от Гран-Маврикия расположен французский остров Реюньон, в 600 милях к северу — маврикийский Агалега, а еще севернее начинается акватория Республики Сейшельские острова.

За час до заката 30 марта, яхта «Golden Sun» снялась с якорной стоянки на севере островов Каргадос, обошла барьеры центрального кораллового атолла этого мини-архипелага, и взяла курс на юго-восток. Не составляло большого труда понять, что капитан планирует пройти по маршруту: Родригес — Гран-Маврикий — Агалега. На Реюньон он точно не намерен заходить — слишком велик риск проблем с «живым товаром», который могут случайно обнаружить на борту яхты французские власти. Следовательно, всю ближайшую неделю яхта, по программе, должна оставаться в акватории Маврикия, и следующий пограничный контроль пройдет только в порту какого-то из Сейшельских островов. До этого, никто не озаботится всерьез фейс-контролем пассажиров и экипажа — а это очень существенное обстоятельство…

Итак, перед закатом капитан направил яхту «Golden Sun» на юго-восток, предполагая пройти за вечер и ночь 250 миль, и утром выйти к острову Родригес. А после заката, «океанологический» «Octopus», ранее дрейфовавший между Карагос и рифом Фантой, тоже взял курс на остров Родригес. Он легко догнал яхту и повис у нее на хвосте на дистанции 5 миль. Поскольку мини-корвет шел без огней и сравнительно малым (для кораблей такого класса) ходом, вахтенные на «Golden Sun» не имели никаких шансов обнаружить нежданного соседа. Круизная жизнь на борту яхты шла своим чередом.

В кают-компании клиенты беседовали о всякой всячине за коктейлем и развлекались изобретением новых фокусов с присутствовавшими здесь же «живыми игрушками». Капитан (непременное присутствие которого на таких вечерниках было требованием клиентов), старался поддерживать разговор. Двое матросов (по совместительству — охранников) прислуживали за столом и ассистировали при реализации фокусов.

На борту «Octopus», мичман Рунк, которому выпало по жребию сидеть у монитора, транслирующего аудио-видеоряд с бага, прилепленного к потолку кают-компании «Golden Sun», ругался на фламандском, курил чудовищно-крепкую сигару и чихал. Девушки — пилот-капрал Шейла Бритт и стрелок-навигатор Мкаси — периодически поддерживали его советами типа: «Не задумывайся об этом слишком глубоко». Но мичман все равно задумывался, и продолжал ругаться, дымить сигарой и чихать. На втором часе этого унылого процесса, мастер-сержант Лауа Нтай оторвался от своего монитора (где рисовал перемещения «объектов» по яхте), тронул за плечо стрелка-инструктора Дарта Тигриса и негромко предложил:

— Давай кто-нибудь из нас сменит этого парня.

— Я его сменю, — так же тихо ответил Дарт.

— Может, бросим монетку? — предложил Лауа.

Стрелок-инструктор отрицательно качнул головой.

— Не надо. Мне проще, у меня профессиональная специфика.

— Ты уверен?

— Я уверен, — Дарт подошел к мичману Рунку и похлопал по плечу, — Allez, бро. Моя очередь хлебать это говно.

— Я не слабак, бро, — немного обижено заметил тот.

— Это работа, — возразил Дарт, — Меня к ней готовили, а тебя — нет. Разные профессии, ровно как в мирной жизни, прикинь?

— Рунк, он прав, — поддержал радист Гуло, — Вот, я уже тебе кофе наливаю.

— Ладно, — вздохнул мичман, освобождая место, — Профессия это сила. Спасибо Дарт. Реально, меня загребло смотреть на этих ублюдков.

Наблюдение продолжалось. Два десятка расклеенных по яхте багов позволяли, при аккуратной работе, отслеживать и местоположение, и характер занятий каждого из пассажиров и членов экипажа. Кроме того (и это важно!) «объекты» не трудились «фильтровать флэйм». В их разговорах проскакивали имена людей, названия фирм, описания событий и действий, и прочая потенциально ценная информация.

Прошло еще часа полтора. Стрелок-инструктор Тигрис, смотревший на экран с таким безразличием, как если бы там крутили скучнейший «семейный» сериал, лаконично сообщил:

— Объекты готовятся расползаться по каютам.

— Долго они сегодня, — проворчал лейтенант Ифарбо, бросив взгляд на часы.

— Зато заснут быстро, — заметила Мкаси.

— Откуда такой вывод? — спросил он.

— Это просто, босс. Они сейчас ничего не смогут, — тут стрелок-навигатор показала выразительными движениями бедер, чего именно не смогут пассажиры, — поэтому, прикажут пристегнуть «кукол» на цепь, а сами вырубятся.

— Она права, — добавил Дарт, — «Объекты» перевозбудились и выпили по несколько крепких коктейлей. Они и так не физкультурники, плюс еще алкоголь…

— Капитан в начале вечера выпил три двойные порции виски, — добавил Рунк, — мне кажется, у него уже не все хорошо с координацией.

Ифарбо побарабанил пальцами по переборке.

— Так, парни и девчонки. Ближе к делу. Раз вы говорите то, что говорите, у меня есть основания назначить активную фазу через час. Кто имеет возражения?

— Лучше через час тридцать, — сказал Лауа, — Через час десять старпом сделает обход палубы и ходового мостика. До этого вахтенные будут притворяться старательными парнями, а после — забьют на работу и станут смотреть всякую ботву по TV.

— Откуда знаешь про старпома? — спросил мпулуанский лейтенант.

— Из показаний старпома другой яхты, «Lone Star». На всех яхтах фирмы «Emerald-Voyage» такая инструкция на счет ночного обхода.

— Тогда ты прав, — согласился Ифарбо и поднес ко рту микрофон, — Подразделение! Объявляю боевой приказ!

…Яхта «Golden Sun» напоминала нелепо-большое ювелирное украшение на черном бархате прилавка. Ярко светились прожекторы на палубе, и сверкали отраженными бликами хромированные части корпуса. На корме мерно тарахтели два дизельных двигателя. Рулевой отчаянно зевал, глядя на развитие футбольного матча Багамы — Австралия в борьбе за кубок Университетов Британского содружества (строжайше запрещенный инструкцией портативный телевизор лежал на пульте). Вахтенный наблюдатель в бешеном темпе тыкал пальцами в клавиши на мобайле, рассчитывая выиграть супер-приз сетевой игры «заклюй червяка»… Четверо матросов, в данный момент свободных от вахт, спали здоровым сном. Старпом тоже успел задремать, выполнив положенный ночной обход, а капитан, усугубивший три двойных виски бокалом шампанского, ворочался на койке, то засыпая, то просыпаясь от спазмов в области желудка. Три пассажира, употребившие значительно большее количество алкоголя, лежали на шикарных кроватях в своих каютах в состоянии скорее легкого наркоза, чем сна. Не востребованные в эту ночь «куклы» свернулись на ковриках в подсобном помещении, пристегнутые за лодыжки цепочками к стальной скобе.

Такова была ситуация в 1:40 ночи, когда катапульта на палубе «Octopus» бросила в звездное небо один за другим два ударных дрона «WaBi». Вслед за этим, четыре вироплана «Tartar», в кабинах которых уже сидело по три коммандос плюс пилот, раскрутили винты и с легким гудением взлетели с «баскетбольной» площадки. Эти действия происходили в полной темноте. Согласно инструкции по специальным операциям, штурм-группа и техперсонал работали в ноктовизорах… Дроны «WaBi» вышли на позиции через три минуты после запуска — когда виропланы были еще на полпути к «Golden Sun». Операторы дронов легко нашли на экранах цели — двоих вахтенных — и дали по одной очереди пластиковыми шариками из пневматического пулемета. Шарики были с начинкой — мгновенно действующим нейротоксином — и вахтенные «выключились», даже не успев понять, а что же произошло.

Первая пара виропланов зависла в нескольких метрах над носом и кормой яхты, и на палубу выпрыгнули по трое человек. Следом, тот же маневр повторила вторая пара. Девять коммандос и трое спецов из INDEMI распределилась по небольшому судну…

Капитан, устав бороться с бунтующим желудком, поднялся с койки, и потащил свое полусонное тело к борту, чтобы «порычать на море». Его появление на палубе было неправильно понято одним из африканских коммандос — капитан получил в грудь короткую очередь из пистолет-пулемета с глушителем, и умер на месте. Вот почему нельзя смешивать виски с шампанским, особенно — перед сном…

Еще две минуты, и всех спящих уже выволокли на палубу и уложили лицом вниз… Точнее, всех за исключением мертвого капитана, мертвого рулевого (которому по непонятной причине не помог антидот), условно-живого вахтенного наблюдателя (которому антидот начал помогать — штатным образом), и троих «кукол».

Найти «кукол» не составило никакого труда — на то и баги видео-аудио слежения, расклеенные по яхте. Но что делать с этими тремя девчонками дальше? По плану операции, эту проблему следовало решить «когда она станет актуальной».

Ослепительное солнце над атоллом Мангарева чуть сдвинулось к западу от центра голубовато-белого небосвода. Шел последний час сиесты. Как обычно в это время, персонал базы INDEMI форт Агакау (замаскированной под лабораторию магнито-гидродинамики предприятия NEHE), плескался в лагуне, гонял мячик с местными ребятами, в общем — военные разведчики юзали часы полуденного отдыха на всю катушку. Старшему офицеру форта, капитану Рэдо, было всего 30 лет, так что он участвовал в подвижных играх вместе со всеми. Как же иначе? Хорошее боевое подразделение — это не просто группа людей, работающих в одной конторе. Это — команда, в которой рабочие отношения сплетены с личной симпатией.

Обычно, Виго Рэдо с удовольствием участвовал в коллективных играх. Команда, оказавшаяся под его управлением, ему нравилась… Но сегодня ситуация была не обычная. На другой стороне Земного шара трое ребят — первая в жизни капитана автономная опергруппа, подготовленная лично им «от и до» — выполняла первое самостоятельное задание. И надо же такому случиться, что рабочая зона оказалась втянута сразу в два интенсивных военных конфликта — на Чагос и на Коморах.

Перед самым началом сиесты, капитан Рэдо санкционировал начало активной фазы операции, доверившись мнению мастер-сержанта Нтая «Все ОК, командир, боевые действия нас не затрагивают, в целевой акватории все спокойно». Теперь исход дела зависел от того, правильно ли Нтай оценил обстановку. Алмазное правило офицера разведки: когда от тебя ничего не зависит, веди себя спокойно и уверенно, улыбайся, шути и радуйся жизни. Сейчас Виго Рэдо старался вести себя именно так, но ему не хватало артистизма, и ребята заметили, что капитана «колбасит»…

Сейчас, когда он, вместе с остальными вылез на берег, чтобы по-быстрому облиться пресной водой и успеть высохнуть, а потом надевать униформу, его окружили, и…

— Командир, что у нас в целом?

— Как там звено сержанта Нтая?

— Ясно, что «top-secret», но…?

— Если, там надо помочь, то мы…

Капитан закурил сигарету и покачал головой.

— Ребята, помощь неактуальна. Все решается прямо сейчас.

— Что, вот в сию минуту? — недоверчиво спросил кто-то.

— Возможно и так, — подтвердил Виго.

— De puta madre… — растеряно произнес кто-то еще.

И в этот момент в наплечном браслете капитана зазвенел служебный мобайл…

— Валет слушает, — ответил он.

— Валет, это Доктор. Мы выиграли три-ноль. Три мяча в воротах! Наши игроки уже отдыхают. Лидер и еще один игрок, перегрелись. Пришлось ставить им холодные компрессы. Ничего такого, просто жара.

— Я рад за наших парней, Доктор! Я верю: они сделали все, что могли. А как наши запасные игроки? Мы можем надеяться, что они не хуже?

— Они что надо, Валет. В отличной форме!

— Это радует, Доктор. А как там зрители? Они признали нас командой сезона?

— Зрители колеблются, Валет. Против нас играли так грубо, что это вызвало шок на трибунах, несмотря на то, что мы убедительно победили.

— Что, доктор, все так серьезно?

— Это публика, Валет. Она многого не понимает, она недоверчива, и она склонна к истерикам. Но другой публики у нас нет, и надо как-то работать с этой. Сейчас они успокоились, но это ненадолго. Для работы с ними нужен грамотный ди-джей и спокойная обстановка. А у нас проблема с погодой. По прогнозам, жара усилится.

— Да, Доктор. Погода — это проблема. Нам надо настаивать, чтобы следующая игра проходила на новом стадионе гребного клуба, где трибуны защищены от солнца. Я договорюсь с их администрацией, не беспокойся. Ди-джей там тоже есть. На тебе — транспорт. И не тяни с этим. Помнишь девиз: спорт — это скорость?

— Помню, Валет. А как нам организовать PR? У нас засняты гигабайты отличного материала. Но как переработать это в форму, которая даст нам хорошую прессу?

— Доктор, у нас образовался дефицит работающих PR-мейкеров. Тебе известны наши общие организационные проблемы. Приходится опираться на хороших любителей. В гребном клубе есть девчонка по имени Лэсси. Она вам все объяснит. Удачи, Доктор.

95

Домик Элвиры Лабриа был скорее приложением к огороду, чем самостоятельным объектом жилой недвижимости. Соответственно, кухня, как таковая, с печкой для серьезных кулинарных процедур, располагалась не внутри домика, а снаружи, под навесом, рядом с водяным баком и бойлером. Здесь можно было готовить, стирать, принимать душ, и питаться (если не идет слишком сильный дождь). Практичный и дешевый подход к ведению домашнего хозяйства в здешних условиях..

Сильный дождь прошел в середине ночи, а сейчас небо хотя и оставалось довольно пасмурным, но с него падали лишь редкие капельки воды. Таким образом, процесс приготовления завтрака под навесом у печки, не должен был вызывать удивления. Поведение стайки атаурской детворы, спрятавшейся у живой изгороди, и увлеченно подглядывающей за этим совершенно обычным делом, выглядело странным.

Ariki-foa (мэр) Кайемао Хаамеа задумчиво хмыкнул, а мастер-матрос Чуки Буп выразительно вытянула губы дудочкой и недоуменно почесала пятерней спину.

— Я так думаю, они глазеют на Ним Гока, — предположила она.

— По-моему, Ним Гок уже декаду, как не считается экзотикой, — заметил мэр.

— Смотря, что он делает, — возразила Чуки.

— А что он такого может делать? Стоять на голове? Танцевать брэйк?

— Нет, но он вчера остался в гостях у Элвиры. Есть про что посплетничать.

Увидев приближающегося мэра с подругой, стайка малолетних бытовых шпионов стремительно рассыпалась по сторонам (опасаясь получить шлепок по заднице за подглядывание), а еще через минуту, Кайемао и Чуки уже могли рассмотреть через невысокую живую изгородь то, что было предметом детского любопытства.

Элвира, одетая в легкий пестрый халатик, сидела за кривоватым дощатым столом и завороженным взглядом смотрела на орудующего около печки Ним Гока. Красный комбриг, одетый только в обернутое вокруг бедер полотенце и выцветший фартук, выполнял операции, которым мог бы позавидовать цирковой жонглер. Выливая на горячую сковородку порцию полужидкого теста из ковшика, он как-то добивался равномерности слоя, а затем резким движением встряхивал сковородку. Круглое и плоское кулинарное изделие взлетало в воздух, совершало математически-точный переворот, и падало обратно на сковородку не прожаренной поверхностью. После дожаривания, следовало встряхивание другого типа — и готовое изделие, пролетая полметра, шлепалось на блюдо поверх кучки таких же круглых штучек.

Чуки, понаблюдав несколько минут, снова почесала спину и констатировала.

— Охренеть…

— По-моему, это какая-то тренировка из ниндзюцу, — неуверенно сказал Кайемао.

— Ниндзюцу это что? — спросила она.

— Профессиональный комплекс японских коммандос, — пояснил мэр, — Старая школа, которая существовала гораздо раньше II мировой войны. Ты что, правда никогда не слышала про ниндзя?

— Йох! — Чуки хлопнула себя ладонью по лбу, — Ниндзюцу это от ниндзя, правильно? Ниндзя-черепашки! Есть такая комп-игра по старому-старому мультику.

Ним Гок сбросил последнее изделие на блюдо, и повернулся в их сторону.

— Доброе утро, товарищи. Может быть, вы позавтракаете с нами?

— Действительно! — воскликнула Элвира, которая (в отличие от красного комбрига), кажется, только что заметила наблюдателей у изгороди, — Заходите сюда! Ним Гок приготовил столько этих пирожков, что…

— Это называется «blin», — педантично уточнил он.

— Да! — она кивнула, — Эти «blin» можно кушать с джемом или с сиропом…

— Нас уговаривать не надо, — объявила Чуки, — Мы не завтракали, прикинь?

— Тогда быстро за стол! — распорядилась молодая тиморка.

Пока гости усаживались за стол, Ним Гок успел снять и повесить на гвоздь фартук, и теперь стал виден длинный жутковатый рваный шрам на его смуглом торсе.

— Старый французский штык, — пояснил он, заметив короткий взгляд мэра, — Боец не следил за штыком, штык затупился, и когда попал в ребро, то соскользнул.

— Откуда ты знаешь, что штык французский? — спросила Чуки, хватая первый блин.

— Я потом рассмотрел оружие. Это была винтовка Лебель-Бертье образца 1916 года. Надежное оружие, если поддерживать его в порядке. Тот боец не поддерживал.

— Ним Гок, пожалуйста… — негромко сказала Элвира, погладив кхмера по плечу.

— Да, конечно, — он кивнул, — Это неправильная застольная тема.

— Блин вкусный продукт! — объявила Чуки и цапнула второй экземпляр с блюда.

Элвира улыбнулась, кивнула и подвинула поближе к ней розетку с джемом. Ним Гок повернулся к Хаамеа и сообщил:

— «Blin» действительно происходит из старых боевых искусств, как ты сказал там, за изгородью, но придумали его не японцы, а русские. Меня этому научил инструктор северный кореец, а его самого научил дед, который учился в десантной академии в Советском Союзе. Очень полезное упражнение для снайперов. Оно учит чувствовать значение малых колебаний руки. Древние придумали много полезного.

— Это точно, — согласился Кайемао, жуя блин, — Древние соображали, что к чему. Вот, например, те же дома на ножках. To fare-ima-pape. У вас в Индокитае они тоже есть. Европейцы, болваны, воротили нос. Типа: дикарство. А если цунами, то их дома на фундаменте падают, хотя и каменные, а наши, на ножках, обычно выдерживают.

— Да, это так, — подтвердил Ним Гок, — Главная сила волны проходит под полом и не причиняет вреда. Волонтеры-канаки говорили мне, что эти дома еще и дешевые.

Хаамеа утвердительно кивнул.

— Они дешевые, простые, быстро возводимые, и разнообразные по форме. В нашем pueblo militar, что к югу по берегу отсюда, штук двадцать разных вариантов.

— Я видела, и мне понравилось, — заметила Элвира.

— Вообще-то, — сказала Чуки, — у нас уже не военный городок, а резервистский. Наши ребята, как бы, гражданские по бизнесу.

— Не важно, — сказала Элвира, — Мы все уже привыкли говорить Pueblo Militar.

— Тебе действительно понравилось? — спросил кхмер.

— Да, — тиморка кивнула.

— Значит, мы построим дом таким же методом, — подытожил Ним Гок.

— Ты так быстро решаешь… — тихо произнесла она.

— Прикинь, Элвира, fare по-любому пригодится, — вмешалась Чуки, — Я тебе вот что подскажу: если хорошо накормить Оури и Алул, то Оури сходу нарисует классный проект. Мы с Каем так сделали. По-моему, получился хороший fare.

Ним Гок налил всем фруктового чая и заключил:

— Я думаю, это хорошая мысль. Элвира, поправь меня, если я ошибаюсь.

— Наверное, хорошая, — ответила она, с некоторой неуверенностью в голосе.

— Слушай, Ним Гок, — сказал Хаамеа, — А ты знаешь бирманский язык?

— Я знаю официальный бирманский язык, — ответил красный комбриг, — еще я знаю тайский, пинлонг и палаунг, он похож на кхмерский. А что тебе надо перевести?

— Вообще-то, мне надо не перевести, а поговорить. У нас образовались три персоны, которые, кажется, понимают только по-бирмански.

— Образовались? — переспросил Ним Гок.

— Ну, если точнее, — пояснил мэр, — То наши рейдеры накрыли в западной акватории Индийского океана яхту рабовладельцев. Получилось так, что контингент удобнее оказалось перебросить сюда. Они прилетели на Атауро около семи утра. Теперь мы шевелим мозгом, чтобы разобраться, где у этой селедки хвост.

— Ясно, — кхмер кивнул, — Три персоны — это рабы или рабовладельцы?

— Рабыни. Совсем молодые девчонки. Про них известно только, что они из Бирмы.

— Так. А рабовладельцы?

Кайемао Хаамеа небрежно махнул рукой.

— Эти из Европы. С ними уже работают. Я временно отдал разведчикам под это дело оборудованный технический ангар. Все необходимое там есть. А трех девчонок мы оставили в fare у Лакшми и Ромара. Лакшми знает тайский. Плюс, у нас есть комп-транслятор с бирманского. Но все это как-то не очень помогает.

— Ясно, — повторил Ним Гок, — Я допью чай, переоденусь и мы пойдем.

— Я пойду с вами, — сказала Элвира, — я не знаю бирманского, но, возможно, я многое пойму, даже не зная языка.

— Хорошо, — красный комбриг кивнул, — Пойдем все вместе.

Идти до военного городка было минут 10 — и все это время Ним Гок объяснял своим спутникам, что решение надеть униформу с нашивками комбрига Красных Кхмеров является не ошибочным, а наоборот, очевидно-правильным. И автомат «Sten-Next», привычно пристроенный на ремне за правым плечом — это тоже правильно.

Последняя дискуссия на эту тему произошла в гостиной fare Лакшми и Ромара.

— Вам надо понять, товарищи, — терпеливо и спокойно объяснял Ним Гок, — что для бирманских батраков и малоземельных фермеров-общинников, эксплуатируемых феодальной диктатурой, Красные Кхмеры — это солдаты-освободители. В начале революционного движения некоторые соратники Пол Пота допускали ошибки в управлении деревней, но это было давно. Это уже стало историей. Современная реальность такова: когда мы совершали рейды вверх по Меконгу, до пограничной территории Лаос — Бирма, то восстанавливали справедливость, проводили полную зачистку феодально-бандитского элемента, освобождали трудящихся и раздавали продукты и вещи. Для дела революции мы проводили конфискацию автомобилей, западных денег, золота и ювелирных изделий в домах эксплуататоров, но это не затрагивало дома простых фермеров. Поэтому население нас поддерживало.

— ОК, — со вздохом, согласилась Шейла Бритт.

— Но давай ты будешь очень аккуратен, — добавил Ромар.

— Ты не представляешь, что пережили эти девчонки, — сказала Лакшми.

— Думаю, сен Ним Гок представляет, — заметил Хаамеа.

— Да, товарищ Кай, — подтвердил комбриг, — Я представляю. И сначала я разъясню девушкам ситуацию. Потом Шейла сможет задать им вопросы. Я буду переводить.

Ним Гок решительно откинул циновку на входе в гостевую комнату, где пока что разместились девушки, сделал три шага внутрь, остановился и отчеканил.

— Min gla ba! Djen do khmera rudro comandor Nim Gok…

— Резковато, — буркнула Лакшми.

— Joder… — произнесла Шейла, — Он их перепугает…

— Надеюсь, он знает, что делает, — сказал Хаамеа.

— Я тоже надеюсь, — тихо сказала Элвира.

В этот момент из-за циновки послышалось довольно оживленное щебетание, иногда прерываемое короткими четкими репликами комбрига.

— Упс… — выдохнула Чуки, — По ходу, нормально…

— Кажется, он разбирается в ситуации лучше, чем все мы, — констатировал Ромар.

— И он для них выглядит привычнее, — добавил Кайемао.

Щебетание стало громче. Все три девушки тараторили наперебой. Потом Ним Гок откинул циновку и спросил:

— Товарищ Шейла, ты не возражаешь, если я с ними погуляю по улице?

— А они хотят погулять? — удивилась капрал-пилот.

— Да. Это их убедит, что они не попали из одного плена в другой, а свободны.

— Тогда конечно я не возражаю. Пусть убеждаются столько, сколько надо.

Наглядная демонстрация свободы подействовала на трех юных бирманок с какой-то совершенно фантастической скоростью. Первые четверть часа девушки, чуть что, старались оказаться поближе к Ним Гоку, и часто обращались к нему с тревожными вопросительными репликами, начинавшимися со слова «bachjaun…?» (…почему?). Объяснения комбрига, видимо, оказывались понятными и успокаивающими, так что бирманки начали описывать вокруг сопровождающих круги все большего радиуса. Кажется, они проверяли, насколько широки пределы свободы. На море они сначала смотрели с опаской, потом — с интересом, а потом — зашли по колено в воду и начали играть с волнами. Они делали по несколько шагов вслед откатывающейся волне, и с громким визгом отбегали назад, когда следующая волна накатывалась на берег.

Шейла почесала макушку и поинтересовалась у Ним Гока.

— Коллега, как, по-твоему, долго они будут вот так бегать взад-вперед?

— Долго, — сказал кхмер, — Но лучше их не торопить.

— Тогда пусть играют, сколько надо. Может, дать им мячик, или что-то типа того?

— Это хорошая идея, — согласился Ним Гок.

В обычном техническом ангаре, временно отданном под комнату для допросов, два сотрудника «INDEMI» смотрели на 100-дюймовом экране документальную хронику по новейшей истории индонезийского и австронезийского регионов. Почетное место в киноленте занимала деятельность Красных Кхмеров — от их налета на Бруней и до последней Тиморской войны. Дополнительными (невольными) зрителями оказались бывшие пассажиры и экипаж яхты «Golden Sun». Они сидели по трое в трех сетчатых контейнерах напротив экрана. Их уже проинформировали о том, где они находятся, поэтому их реакция на фильм оказалась острой и нервозной. Вольфганг Рорхбаум, наиболее титулованный из пассажиров, генеральный консультант Еврокомиссии по контролю за финансовой и кредитной деятельностью, выдавил из себя фразу:

— Но позвольте! У нас же есть права…

— Права, — задумчиво повторил мастер-сержант Лауа Нтай и повернулся к стрелку-инструктору Тигрису, — Хэх… Дарт, этот фигурант произнес слово «права», так?

— По ходу, так, — подтвердил Тигрис.

— Ага. Значит, мне не послышалось… Герр Рорхбаум, вы всерьез считаете, что у вас имеются какие-то права?

— Э-э… — протянул генконсультант, — Вы ведь из «Интерпола»?

— Хэх… Дарт, этот фигурант думает, что мы из «Интерпола», так?

— По ходу, так, — снова подтвердил Тигрис, — Мы же показали ему ID этой лавочки.

— Ага! Точно! — мастер-сержант хлопнул себя ладонью по бедру, — Видите ли, герр Рорхбаум, мы пошутили. Эти ID были карнавальные. А в действительности мы из опергруппы «Inter-Brigade Mobile», IBM. Мы работаем по программе пресечения работорговли совместно с полициями стран 4-го мира. В данном случае, нашими партнерами являются: милиция Доминиона Моту-Атауро и служба безопасности Социалистической Республики Тимор-Лесте. Такие дела.

Арестанты подавленно замолчали, пытаясь переварить это сообщение. Тигрис, тем временем, повернулся к монитору камеры наружного обзора, и произнес.

— О! Гляди, Лауа, по ходу, эти девушки — соотечественницы комбрига Ним Гока.

— Ого! Сюрприз! — воскликнул мастер-сержант Нтай, и переключил изображение с монитора на 100-дюймовый экран.

На пляже Ним Гок непринужденно перебрасывался большим ярким мячом с тремя бирманками и общался с ними на каком-то явно родном для них языке.

— …А может, и не просто соотечественницы, — развивал свою мысль Тигрис, — может, родственницы. Ага! Во, как они ему улыбаются.

— …Или односельчане, — предположил Нтай, — Короче, по-любому, свойственники. А значит, как я мыслю, сейчас от красных будет запрос на выдачу этих фигурантов.

— Типа, да, — согласился Тигрис, — И что мы ответим?

— Я так мыслю, что отдадим, — сказал мастер-сержант, — Какие проблемы?

— Мне кажется, мы могли бы договориться, — подал голос из контейнера вице-спикер Средиземноморского отделения ЮНЕСКО Конрад Нейдлиц.

— О чем? — фыркнул Нтай.

— О деньгах, — напрямик пояснил тот.

Мастер-сержант скривился и поскреб слегка небритую щеку.

— Прикинь, Дарт, этот фигурант предлагает нам взятку.

— Типа, коррупция, — согласился стрелок-инструктор.

— Ага, — Нтай кивнул, — Эти юро привыкли, что все продается.

— Сумма может быть весьма значительной, — присоединился к разговору директор Суэцкого филиала Центрально-Европейского Инвестиционного банка Парсиваль Фелклинг, сидевший в одном контейнере с Рорхбаумом и Нейдлицем.

— Значительная сумма — это сколько в цифрах? — лениво поинтересовался Тигрис.

— Миллион долларов, — выпалил банкир.

— Тююю, — разочарованно произнес стрелок-инструктор, — Лауа, ты слышал? Этот фигурант сказал: «миллион долларов».

— Ага! — ответил мастер-сержант, — Я как-то раз прочел у Ленина: типа, европейские буржуи такие жадные, что сами продадут комми веревку, на которой те их повесят.

Дарт Тигрис энергично кивнул.

— В точку! Этот Ленин был головастый дядька, хоть и комми.

— Сто миллионов, — твердо произнес Рорхбаум.

— Прогресс, — лаконично прокомментировал Нтай.

— Типа, да, — согласился Тигрис, — Может, отмажем его за сто миллионов?

— Не факт, что у него есть сто миллионов, — скептически заметил мастер-сержант.

— Мы втроем соберем эти деньги, — уточнил чиновник Еврокомиссии.

— Тююю, — стрелок-инструктор вновь выразил разочарование, — Прикинь, Лауа, он предлагает это за всех троих.

— Несерьезно, — припечатал Нтай.

Возникла короткая пауза. Трое бывших пассажиров «Golden Sun», покрутились в контейнере, обмениваясь многозначительными взглядами.

— Мы соберем триста миллионов, — тихо сказал Парсиваль Фелклинг.

— Триста миллионов US-долларов золотом, — уточнил Тигрис.

— Извините, — сказал банкир, — но такая операция невозможна. Это же десять тонн.

— Фигурант прав, — заметил мастер-сержант, — Золотом не получится. Пусть будет купюрами по 20 долларов. Только, чур, не новыми, а юзаными.

Фелклинг тяжело вздохнул.

— Послушайте, полтораста тысяч пачек двадцаток это тоже нереально.

— А как вы предлагаете? — спросил Нтай.

— Мы переведем их на любой счет, который вы укажете, — ответил банкир.

— Хэх… — мастер-сержант почесал в затылке, — Если бы у нас был счет…

— Если у вас его нет, то я могу вам его открыть за час.

— Ага! А потом списать с него наши деньги? Знаем мы такие фокусы.

— Какие гарантии вас устроят? — спросил Фелклинг.

— Хэх… Если бы я в этом разбирался…

— Надо позвать Диггера, — перебил Тигрис.

— О! Точно! — Нтай поднял палец к потолку, — Надо позвать Диггера.

— Кто это? — с тревогой в голосе, спросил Нейдлиц.

— Надежный парень, — ответил стрелок-инструктор.

— И головастый, вроде Ленина, — добавил мастер-сержант.

На этой стадии коррупционного диспута, Генрих Думстад, старпом «Golden Sun», сообразил, что в сделке никак не упоминается экипаж яхты.

— Эй! — воскликнул он, — А как же мы!?

— Вы? — равнодушно переспросил Вольфганг Рорхбаум.

— Да, мы! Мы что, по вашему, не люди?

— К сожалению, — вздохнул консультант Еврокомиссии, — наши фонды ограничены.

— Эй! Вы что, бросаете нас?

— Давайте будем реалистами, — предложил Конрад Нейдлиц.

— Да вы просто суки! — завопил кто-то из матросов.

— Вы грубы, — заметил чиновник ЮНЕСКО и, обращаясь к мастер-сержанту, очень спокойно попросил, — Вы не могли бы избавить нас от общества этих людей?

— Легко! — ответил Нтай, вытащил из кармана своего комбинезона алюминиевую боцманскую дудку и свистнул.

Из противоположного угла ангара появилась дюжина папуасов, одетых в униформу «tropic-military», и вооруженных пистолет-пулеметами с примкнутыми штыками.

— Чего надо, команданте? — спросил их предводитель.

— Этих шестерых мы передаем местным властям — сказал мастер-сержант, — Только сделайте так, чтобы когда красные кхмеры будут их забирать, старшина по конвою написал расписку по установленной форме, а не как попало.

— Ясно, команданте, — ответил предводитель папуасов, и дал знак своим бойцам.

Через минуту, шестерых членов экипажа уже вели к выходу из технического ангара, одинаково приставив им штыки к спине между лопатками. Матросы повиновались конвоирам (а что им было еще делать), но при этом ругали бывших VIP-пассажиров такими словами, какие редко услышишь даже в голландском портовом борделе.

— Ничего личного, — произнес Нтай, проводив глазами процессию, — Ним Гоку надо содрать с кого-нибудь кожу. Без этого никак.

— Надеюсь, они не будут долго мучаться, — со вздохом, сказал Парсиваль Фелклинг.

Лэсси слонялась на улице возле выхода из телекоммуникационной рубки. Кватро, который, из-за своего среднего роста и немного пухлой комплекции, казался до этой секунды немного неуклюжим, как мультяшный пингвин, с внезапным проворством выбросил вперед руку и попытался схватить девушку за ухо. Ему лишь чуть-чуть не хватило скорости, и пальцы щелкнули в воздухе. Она гордо показала ему язык.

— Натыркалась в своем спецназе, — проворчал он, — Как тебя теперь воспитывать?

— Воспитатель нашелся, — фыркнула Лэсси, — Короче, не тормози. Едем на Атауро!

— Вот так сразу? — спросил он, — А отдохнуть с дороги? А пожрать чего-нибудь?

— Ну, ты зануда, Ксон! Там и пожрем, в эко-вилла. Угадай: кто там есть?

— Сферический конь в вакууме? — предположил Кватро.

— Нет! Там есть Кайемао Хаамеа и Ним Гок. Оба, прикинь?

— Круто… — произнес он.

— Лэсси, а почему ты его назвала Ксон? — спросила Пепе.

— А, — Лэсси махнула рукой, — Детское прозвище. Кватро был чемпионом школы по «Xonix». Это такая старая комп-игрушка.

— Кто же не знает «Xonix», — Пепе кивнула, — Типа, компьютерная античность!

… Компания в маленьком кафе при «экологической деревне» собралась достаточно пестрая: Кайемао с Чуки, Ним Гок с Элвирой, тройка разведчиков: Лауа Нтай, Шейла Бритт и Дарт Тигрис, а также три юные бирманки, одетые в разноцветные пляжные накидки из паучьего шелка, и оттого похожие на живой светофор.

— У моей кузины Бимини, — пояснил Кайемао после быстрой процедуры первичного знакомства, — бизнес с пауками-шелкопрядами и хобби: модели таких тряпочек. Мой сводный дядя Крис, директор нашего департамента экономики, организовал тут одну паучью плантацию, и теперь Атауро и Хат-Хат по уши в креативе Бимини.

— Зачетный креатив, — заметила Чуки, тоже одетая в накидку, только другого фасона: похожую на жилетку с полудюжиной карманов, — Я в этой штуке очень сексуально смотрюсь, правда?

— Безусловно, — подтвердил Кватро, — А можно узнать, что здесь за мероприятие? Я подозреваю, что попал сюда не случайно.

— Лауа, Шейла и Дарт — твои соседи по модулю на Хат-Хат, — сообщила ему Лэсси.

— Только не говори мне, что дело только в этом, ОК? — ответил он.

— Дело в этих девушках, — сказал Лауа, — Они из Бирмы. Имена у них сложные, и мы договорились использовать созвучные прозвища: Беат, Чарм и Притти.

Кватро Чинкл кивнул, и улыбнулся всем трем бирманкам.

— Замечательно. Так в чем проблема, прекрасные леди?

— Они понимают только на родном языке, — сообщила Шейла.

— Вот как? А я не знаю бирманского. Может быть, по-китайски? Я могу немного…

— Китайский они тоже не знают, — сказал Ним Гок, — Но бирманский знаю я, и могу перевести, если надо. Позже приедет молодой боец, он будет переводчиком.

— Ясно, — Кватро кивнул, — А в чем, все-таки, проблема?

— У тебя крепкие нервы? — спросил Лауа.

— В разумных пределах, — ответил математик, — А к чему этот вопрос, бро?

— К тому, не повредит ли тебе просмотр документального фильма о специфическом бизнесе, где присутствуют очень неприятные эпизоды, связанные с насилием.

— Вероятно, не повредит. Но зачем мне на это смотреть?

— Это как раз про то, в чем проблема, — пояснил мастер-сержант. Если ты согласен, то давай, отскочим в сторонку после ленча.

— ОК, согласен, — откликнулся Кварто.

Фильм назывался «Международная работорговля. Часть 4-c. Рабы для сексуального обслуживания в клубном VIP-туризме». Собственно, сцен насилия там содержалось минимум, демонстрирующий специфику запросов потребителей. Остальной контент состоял из схем добычи, продажи и транспортировки рабов, и трафика денег в этом бизнесе. Отдельный раздел рассказывал об истории и структуре VIP-клубов и об их важной роли в формировании финансово-политической элиты развитых стран.

Кватро Чинкл воспринял и фильм, и комментарии Лауа Нтая, достаточно спокойно.

— Надо сказать, ребята, я узнал не так много нового, — констатировал он, обращаясь к троим разведчикам, — Разве что, некоторые детали. Кроме того, я не понимаю, какое отношение имеет эта info к проблемам тех юных леди из Бирмы. К их сегодняшним проблемам, а не вчерашним. Возможно, им нужна поддержка психолога, но никак не помощь математика. Вы согласны со мной?

— Тут ты прав, — мастер-сержант кивнул, — Мы познакомили тебя с этими девушками, просто чтобы показать, что проблема реальна. Прикинь, сколько похожих девушек находятся сейчас в том же состоянии, в котором эти бирманки находились вчера.

— В фильме были цифры, — сказал Кватро, — И что дальше? Вообще, почему я должен тянуть из тебя info, как будто это я разведчик, а не ты? Давай, выкладывай уже!

Лауа Нтай сконфуженно почесал макушку.

— Ну, короче, так. Мы прихватили яхту, где были эти девчонки и трое VIP-туристов. Перспективный гумус. Один директор крупного банка в Европе, второй — чиновник еврокомиссии по финансам, а третий — из ЮНЕСКО. Третий, как бы, не в тему, но… Короче, не случайно же он попал в эту компанию. Мы привезли всех троих сюда, и закошмарили. Они сидят в клетке и думают, как собрать триста миллионов долларов выкупа. Мы, как бы, сделали вид, что готовы на коррупцию, но с другой стороны, ни хрена не доверяем. И мы позвали консультанта, чтобы эти субъекты нас не надули. Субъекты должны рассказать от и до, как они протащат деньги из Европы до самого грязного банка в мире, где можно эти деньги превратить в золото или что-то такое. Понятное дело, что консультант — это ты.

— Любопытно, — произнес математик, — Они должны при мне прозвонить всю цепочку переброски денег из легального бизнеса в криминальный. И они на это согласились?

— Типа, да, — Лауа снова кивнул, — Мы пообещали иначе выдать их Ним Гоку, а он бы прокрутил их в колбасу, или сварил в бойлере. Он резкий парень, этот Ним Гок.

Математик задумчиво помассировал ладонями щеки.

— Итак, эти субъекты у вас в состоянии полной открытости к сотрудничеству. Но я сомневаюсь, что их каналы еще работают. Коллеги этих… Гм… Субъектов, вовсе не идиоты. Узнав, что носители определенных схем и кодов попались, они немедленно отсекут этот канал доступа.

— В том-то и фишка… — сержант Нтай сделал паузу и подмигнул математику, — …Что коллеги нашего гумуса узнают о происшествии только через две недели. А пока, они уверены, что банкир, еврокомиссар и юнесковец отдыхают на яхте на Маврикии.

— Гм… А как так получилось?

— А вот так! — гордо сказала Лауа Нтай.

96

Остров Родригес, расположенный в 300 милях к востоку от Гран-Маврикия — это симпатичный, зеленый вытянутый купол суши, площадью около тысячи гектаров, окаймленный с западной стороны барьерным рифом, который отстоит от берега на полторы — две мили. Живут на Родригес примерно сорок тысяч этнических банту — потомков африканских рабов, завезенных французскими коммерсантами во второй половине XVIII века. Рабовладение на маврикийских островах отменили в 1835-м, в период английского владычества, а независимость острова получили в 1968-м.

Считается, что Родригес — это маленькая копия Гран-Маврикия, поэтому туристы заглядывают сюда реже (зачем смотреть маленькую копию, если есть большая?). В действительности же этот островок обладает совершенно оригинальной природой, которую, впрочем, может оценить только тот, кого интересует природа, как таковая. Среди туристов больше распространен интерес к другим вещам — как то: сервис в ресторанах и отелях, качество пляжей и разнообразие развлечений. В этом смысле, Родригес уступает столичному Гран-Маврикию, но для тех туристов, которые хотят развлекаться подальше от любопытных посторонних глаз, он подходит лучше.

VIP-пассажиры яхты «Golden Sun» относились ко второму типу туристов, поэтому запланировали самую длительную стоянку на Родригес, а не на Гран-Маврикий.

В лагуне Родригес есть несколько мелких островков, имеющих режим заповедника, и местные столпы тур-бизнеса, идя навстречу VIP-клиентам, организовали там (в зоне, закрытой для простых туристов) мини-отели высшей категории комфорта. Таким был маленький отель на островке Суорд на юге лагуны, который заранее заказали на эти несколько дней господа Рорхбаум, Нейдлиц и Фелклинг. Однако, из-за превратностей судьбы, они сейчас отдыхали в менее комфортных условиях на острове Атауро, а их оплаченные места на Суорд занимали трое этнических трек-буров (т. е. голландцев — африканеров): Отман, Бруиз и Кауф, бойцы 1-го морского мобильного батальона ВС Мпулу. Комнаты для прислуги досталась новому экипажу яхты, тоже из трек-буров. Капитаном (вместо того, который поймал автоматную очередь в грудь), был назначен мичман Хеден, а функции старпома достались мичману Рунку.

Условия полной приватности, старательно созданные персоналом мини-отеля, почти идеально подходили для сокрытия подобной грубой подмены людей. Было, однако, и обстоятельство, осложнявшее подмену. Оно от персонала отеля никак не зависело, и сказалось через полчаса после того, как пассажиры и экипаж яхты сошли на берег островка Суорд. В кармане рубашки лейтенанта Хедена внезапно зазвонил мобайл покойного капитана яхты.

— Начинается… — констатировал Рунк.

— А ты не каркай, — проворчал Хеден, и нажал кнопку, но не на самом мобайле, а на присоединенной к нему маленькой серой коробочке…

Этому нажатию кнопки на Родригос-Маврикий предшествовали некие события в совершенно другой точке Земного шара — на Атауро.

«Родной» экипаж яхты (за вычетом невосполнимых потерь в виде капитана и одного матроса) — т. е. шесть человек во главе со старпомом, цинично преданные своими VIP-пассажирами, были эскортированы под конвоем полувзвода папуасских коммандос непосредственно в резиденцию правителя острова.

Резиденция выглядела не очень величественно, зато оригинально. Она напоминала перевернутую титаническую шляпу-цилиндр примерно 20 шагов в диаметре и три человеческих роста в высоту, жизнерадостного апельсинового цвета. Шляпа была поставлена на шесть ножек-опор и обвита винтовой лестницей в полутора оборота. Стенку шляпы прорезали несколько окон, а поля шляпы, видимо были террасой: их окружал леер, а сверху имелся кольцевой навес. Шляпа стояла посреди небольшого дворика, окруженного с трех сторон невысокой, чисто символической изгородью, а с четвертой — морем, куда отходил широкий крытый бамбуковый пирс.

«Стойте здесь и ждите! Верховный правитель Кайемао та-Аханао Хаамеа арики те Атауро, выйдет к вам, когда сочтет нужным», — сказал командир папуасов. Конвой развернулся и просто ушел, оставив шестерых моряков без всякой охраны.

Минут пять ничего не происходило. Дворик был пуст, ближайшие люди — рыбаки на легкой лодке, наблюдались метрах в трехстах. Они, не торопясь, складывали сети. До арестованных моряков с «Golden Sun», им явно не было никакого дела… Судовой механик Орландо бросил нерешительный взгляд на старпома Корнелиса и, поймав поощрительный кивок, означавший «попытайся», сделал несколько шагов в сторону изгороди. Примерно на седьмом шаге, грохнул выстрел. Почти из-под ног механика взвилось облачко пыли, выбитое пулей. Он подпрыгнул, и торопливо вернулся к остальным. Прошло еще минут десять, а затем циновка в нижнем дверном проеме «цилиндра» с тихим шорохом откинулась, и во дворик вышел молодой темнокожий полинезиец массивного телосложения, одетый в короткую униформу-комбинезон неброского цвета морской волны. Его голову охватывала синяя с зелено-красным орнаментом повязка — bandana. Клапаном-липучкой на правом боку был закреплен компактный пистолет-пулемет, а такой же липучкой на левом боку — штык-нож.

Окинув флегматичным взглядом шестерых моряков, полинезиец лениво сообщил.

— Вы — говно.

— П-п-простите? — переспросил старпом Корнелис.

— Конкретно ты, глухое заикающееся говно, — уточнил правитель, — Назови свое имя и должность на яхте «Golden Sun».

— С-с-старший помощник капитана Агрипа Корнелис.

— Ты старший среди тех, кого сюда привели, так, Агрипа?

— Д-д-да.

— Слушай внимательно, Агрипа. Вы очень плохо поступили с родичами моего друга, правителя Восточного Тимора. Его зовут Ним Гок. Он спрашивал про вас. Он хотел сделать с вами что-то по своим обычаям. Но вы моряки, а отдать моряков, чтобы их сварили в котле, или раздавили колесом, это табу. Я вас не отдам…

Экипаж «Golden Sun» хором издал тихий вздох облегчения. Кайемао продолжил.

— …Наш обычай говорит: таким как вы, надо связать руки и ноги, и бросить на берег, чтобы вас съели крабы. Здесь много крабов. Не очень долгая смерть. Всего полдня.

Через несколько секунд, до адресатов дошел смысл его сообщения…

— Боже… — выдохнул кто-то.

— Пиздец, — хрипловато и явно машинально произнес кто-то другой.

Совсем молодой парень, лет около двадцати, рухнул на колени.

— Ваше величество! Прошу вас, ради всего святого, не делайте этого!

Кайемао небрежно поднял вверх левую ладонь.

— Не сотрясай воздух попусту. Назови свое имя и должность на яхте «Golden Sun».

— Я — Брэм Земмах, простой матрос. Я не знал, что там будет. Просто мне нужны были деньги. У меня скоро будет ребенок, это большие расходы, и меня бес попутал…

— Кто такой «бес»? — перебил Кайемао.

— Бес? — растерянно переспросил Брэм, — Это… Это… Такой, с рогами, с копытами…

— Может быть, бык?

— Нет, не бык. Я не знаю, как объяснить…

— А как у тебя может быть ребенок? Разве ты женщина?

— У моей жены будет ребенок. Я клянусь, что не лгу!

Мэр Атауро чуть заметно кивнул в знак понимания и поинтересовался.

— Она красивая?

— Да! Лотта очень красивая! Очень!

— Она тебя любит?

— Конечно! Мы женились по любви!

— Она знает, на какую яхту ты нанялся и что там было?

— Нет! Конечно, нет!

Кайемао снова кивнул и произнес.

— Ты ей позвонишь и расскажешь. Тогда останешься жить.

— Но ваше величество! Я не могу рассказать это Лотте!

— Это твой выбор.

— Нет… Подождите… Я согласен. Я расскажу.

— Так, — Кайемао кивнул в третий раз, — Сделай два шага вперед, сядь и молчи.

Брэм Земмах встал, дважды шагнул вперед и уселся на землю. Его трясло.

— Везет же некоторым засранцам, — негромко проворчал Орландо.

— Назови свое имя и должность на яхте «Golden Sun», — отреагировал мэр Атауро.

— Фриц Орландо, судовой механик.

— Ты тоже хочешь жить?

— А кто не хочет? Скажи, что надо делать. Я сделаю.

— Сделаешь все, что я прикажу? — уточнил Кайемао.

— А куда я денусь? Конечно, все сделаю.

Кайемао Хаамеа кивнул в четвертый раз и скомандовал:

— Кто еще готов все сделать — шаг вперед.

…Когда на островке Суорд в лагуне Родригес (Маврикий), мичман Хеден, нажал кнопочку на маленькой серой коробке, присоединенной к мобайлу убитого капитана «Golden Sun», звонок прозвенел в радиорубке мини-траулера, стоящего у пирса при резиденции Кайемао Хаамеа. Проинструктированный должным образом старпом Корнелис, по кивку атаурского офицера разведки (не потрудившегося представится) поднял трубку.

— Слушаю…

— Эй! — раздался удивленный голос из динамика, — Это ты, Агрипа?

— Да, господин Иджил. Мне пришлось забрать трубку кэпа Бадмара.

— Эй! А что с ним?

— Я извиняюсь, господин Иджил, но он, вроде как, нездоров.

— Что ты мелешь? Он так нездоров, что не может говорить?

— Говоря по правде, господин Иджил, кэп Бадмар слегка перебрал виски.

— Опять?! Он же обещал хозяину, что это не повторится!

— Ну, вот так, — со вздохом, ответил Корнелис.

— Пассажиры это видели?

— Нет, господин Иджил. Я пока объяснил его отсутствие чем-то вроде гриппа. Это сработало. Но, когда он проснется и пойдет за новой бутылкой…

— Никаких пойдет! Прикажи механику запереть его в каюте!

— Но мы уже в отеле, на Суорд…

— Тогда пусть механик запрет его в номере. И пусть сделает, чтобы дверь никак не открывалась изнутри.

— Я извиняюсь, господин Иджил, но, поскольку Бадмар — капитан, только вы можете отдать такой приказ, а не я. Фриц рядом, я могу передать ему трубку.

— Давай!

Корнелис передал трубку сидевшему рядом Фрицу Орландо.

— Да, господин Эйчл.

— Иджил! Меня зовут Иджил! Когда ты это запомнишь, дурная башка!

— Виноват, господин Иджил.

— Вот так! Скажи, капитан Бадмар сильно пьян?

— Ну, как обычно при запое.

— Вот, негодяй… Где он сейчас?

— Лежит в своем номере. Дошел почти своими ногами.

— Вот и хорошо! Запри этого барана, чтобы пассажиры его не видели. Ясно?

— Ясно, господин Иджил. Только если ему вечером не дать шнапса, он будет бить кулаками в стену, и вообще…

— Дай ему хоть ящик! А пока слушайся Корнелиса, как капитана.

— Так я, вроде, и так слушаюсь.

— Не умничай! Дай мне Корнелиса.

Трубка опять перекочевала к старпому.

— Слушаю, господин Иджил.

— Что сейчас делают пассажиры?

— Приказали накрыть стол, а сами собираются купаться. Только ждут герра Нейдлица, который тоже вчера… Э-э… Перебрал, и теперь долго переодевается. Герр Фелклинг читает «Financial Times», а герр Рорхбаум смотрит по TV всякую… Ну, в общем, что показывают, то и смотрит.

— Он точно не смотрит ничего важного?

— Точно, господин Иджил.

— А как там эти… Ты понял?

— Понял, господин Иджил. Они более-менее в порядке. Ничего особенного.

— Ну, ладно. Не забудь мне позвонить, когда пойдете на Гран-Маврикий. Все.

В трубке пискнул сигнал отбоя.

— Кто этот фигурант? — спросил один из атаурских разведчиков.

— Иджил Рбия, племянник Натуфа, хозяина, — ответил Корнелис.

— Он всегда так разговаривает?

— Обычно. А иногда и грубее.

— Понятно, — констатировал разведчик, и закурил сигарету.

Тем временем, на островке Суорд, в кармане мастер-матроса Отмана тоже зазвонил мобайл — принадлежащий герру Вольфгангу Рорхбауму, генеральному консультанту Европейской комиссии по контролю за финансовой и кредитной деятельностью. Суб-лейтенант взял трубку и нажал кнопку на присоединенной к ней серой коробочке.

Звонок прозвенел в радиорубке патрульного катера, дрейфовавшего между Атауро и плавучим атоллом Хат-Хат. Вольфганг глянул на сержанта Нтая, и поднял трубку.

— Алло!

— Здравствуйте, уважаемый господин Рорхбаум. Я вас не оторвал от дел или отдыха?

— Добрый день, Иджил. Нет, я в данный момент не занят. А что?

— О! Просто я хотел осведомиться, все ли у вас хорошо, нет ли пожеланий.

— Все хорошо не бывает, — ответил Вольфганг, — Нас весьма обеспокоило, что здесь, оказывается, тоже есть грипп. Милейший капитан Бадмар просто свалился с ног. А реклама утверждала, что на Маврикии абсолютно здоровый климат.

— Да, мне уже сообщили. Я надеюсь, что старпом Корнелис, справится с работой.

— Пока он справляется. К сервису у нас нет претензий.

— О! Я рад. Еще раз простите за беспокойство, уважаемый господин Рорхбаум.

— Всего доброго, Иджил, — сказал Вольфганг и нажал отбой.

Мастер-сержант Нтай широко улыбнулся и потер руки.

— Ну, дорогие мои буржуи, пора знакомиться с Диггером.

…Кватро Чинкл подкатил к патрульному катеру на легком пластиковом аквабайке, похожем на детскую игрушку, и на финише не сильно, но чувствительно, ткнулся в правый борт рядом со сброшенным штормтрапом.

— Joder! Эта смешная штука меня не слушается!

— Не ушибся? — спросил стрелок-инструктор Дарт Тигрис.

— Нет, — ответил математик, взбираясь на палубу, — Но обидно.

— Просто ты первый раз сел на «водяного ослика», — заметил Дарт, — Он в 4 раза легче обычного аквабайка, и к этому надо приспособиться. Да, кстати, к тебе есть просьба: приспособиться к прозвищу «Диггер». Мы решили, что тебе оно будет удобным, по аналогии с Ксоникс. То — классическая компьютерная игра-аркада и это — тоже.

— В досье INDEMI есть все мои детские прозвища? — поинтересовался математик.

— Не знаю, все ли, но там их пять штук.

— Значит, все, — констатировал Кватро, — ОК, Диггер, так Диггер. А где плутократы?

— В кают-компании. Шейла уже сварила кофе с корицей.

— Про кофе с корицей тоже из моего досье?

— Ага, — ответил Дарт, — А разве плохо, что сварен такой кофе, какой ты любишь?

— Неплохо, — признал Кватро, и протянул руку к дверце.

Стрелок-инструктор придержал Чинкла правой рукой за плечо, а левой моментально извлек из своего кармана нечто и протянул ему.

— Надень, так положено.

— Гм, — буркнул математик, небрежно нацепил на нос предложенные зеркальные очки шириной в пол-лица, и вошел в кают-компанию, навстречу запаху кофе и корицы.

Лауа Нтай крепко пожал ему руку, а Шейла Бритт чмокнула в щеку и объявила трем джентльменам средних лет, сидящим за столом в напряженных позах.

— Это Диггер. Так что выкладывайте вашу схему на стол и объясняйте.

— Она уже на столе, — ответил Парсиваль Фелклинг и развернул раскрытый ноутбук экраном к севшему напротив него Кватро Чинклу.

— Рассмотрим… — произнес математик, глядя на картинку, напоминающую проект водопровода для коттеджа средних размеров, — …Так …В начале вы раздаете пакет кредитов по 25–50 миллионов. Фирмы-кредитополучатели, как я понимаю, ваши.

— Да, — подтвердил банкир.

Математик кивнул и продолжал комментировать, отхлебывая кофе из кружки.

— …Так …Вот они движутся, движутся, движутся… Банковские службы контроля, по некой причине пропускают эти платежи… Допустим… Вот сумма собралась в кучку. Осталось ее перевести… И вот так ее перевели… Стоп! Что за детский сад? Мы ведь взрослые люди, мистер…

— …Парсиваль, — подсказал Лауа.

— …Мистер Парсиваль, — повторил Кватро, — Трюк с передачей фирмы, у которой на банковском счете сто миллионов, исчезающих раньше, чем новый владелец успел оформить на себя управление счетом, это детский сад. Я советую вам перерисовать четыре последних шага схемы, иначе мы не достигнем желаемого результата.

Мастер-сержант внимательно посмотрел на Фелклинга и произнес:

— Больше так не шутите, дорогой Парсиваль, иначе вы поедете отсюда не домой, а в Социалистический Тимор. Хотите, я расскажу, что с вами там будет?

— Не надо, — тихо произнес банкир.

— Не надо, — повторил Лауа, удовлетворенно кивнул и повернулся к Кватро, — Скажи, Диггер, а остальная схема, кроме последних четырех шагов, нормальная?

— Вполне, — подтвердил математик.

— А можно начинать ее реализовывать до того, как те шаги будут исправлены?

— Можно. Это операции другого рода. Они не зависят от планируемого финала.

— О! — мастер-сержант поднял вверх указательный палец, — Хорошая новость! Дорогие финансисты, начинайте работать. По первым шагам схемы. А последние четыре шага доработайте к вечеру, и снабдите подробными письменными комментариями, чтобы доктору Диггеру удобно было это анализировать. Вопросы есть? Вопросов нет.

Шестеро моряков — бывший экипаж яхты «Golden Sun», запертые в кубрике мини-траулера у пирса резиденции правителя Атауро, за отсутствием других доступных занятий, уныло пялились в иллюминатор по правому борту. Мини-траулер слегка поворачивало на легкой волне влево-вправо, так что оказывался виден то краешек резиденции, то холмистый участок берега с дорожкой, по которой периодически прокатывалось что-нибудь маленькое, двух- или трехколесное.

Механик Орландо проводил взглядом симпатичную, темнокожую, прочти голую девчонку, проехавшую на серебристом скутере, вздохнул и произнес.

— Живут же… Долбанные дикари.

— Слава богу, что дикари, — заметил старпом Корнелис, — У них твердые моральные принципы. Нельзя отдавать моряка краснопузым иродам. Табу. Нельзя, и точка!

— Зато можно скормить моряка крабам, — проворчал Орландо.

— Не скормили же, — парировал старпом.

— А мне даже в кайф, что толстосумов поимеют, — добавил кок «Golden Sun», Дитт Пфердштрасс, — Сколько крови эти три сраных козла из меня выпили! Чай им, сукам, должен быть не горячий, и не холодный, а «комфортной», блядь, температуры!

— Тебе хорошо, — отозвался матрос Брэм Земмах, — а мне придется звонить Лотте и рассказывать про это вот…

— Тоже мне, проблема, — кок презрительно фыркнул, — Задвинь ей: «из любви к тебе я прошел через бла-бла-бла». Бабам нравится, когда бла-бла-бла про любовь, а про все остальное они ни хрена не понимают, и пропускают мимо ушей. Понял, юнга?

— Это, может, у тебя такие бабы, а Лотта не такая.

— Лучше слушай не болтовню феминисток, а советы умных людей, — отозвался кок и, улегшись на койку второго яруса, добавил, — А, пошло все в задницу! Я буду спать.

В это же самое время, в трех тысячах милях западнее — на островке Суорд в лагуне Родригес — моряки подставного экипажа «Golden-Sun», вместе с подставными VIP-пассажирами, откровенно скучали в маленьком супердорогом VIP-отеле. Согласно программе, пассажиры должны были развлекаться с «живыми куклами», экипаж — обслуживать их, а персонал отеля — появляться в оговоренный час один раз в сутки, выполнять функции по уборке и привозить готовый завтрак, ленч, обед и ужин.

Фактически, для одиннадцати подставных лиц, доступными оказывались всего три развлечения: играть в мячик на пляже или в воде, смотреть TV и делиться мнениями относительно личных качеств исходных пассажиров и исходных членов экипажа. Последние два развлечения можно было практиковать параллельно — собравшись за круглым столом в общей гостиной. Мичман Рунк (по бумагам — старпом Корнелис) переключал TV-каналы, а мичман Хеден (по бумагам — капитан Бадмор) и старший мичман Кауф (по бумагам — банкир Фелклинг) с азартом спорили, чей «прототип» больший извращенец.

Кауф небрежным ударом об стену через полотенце выбил пробку из бутылки вина «Chateau Petrus», одним длинным движением разлил содержимое по одиннадцати хрустальным фужерам (вышло примерно по 70 граммов на персону) и объявил:

— Короче, сейчас будет мой аргумент. Вот выпейте это… Выпили?… Ну и…?

— Хорошее вино, — сказал один из бойцов, — У нас в Мпондо делают похожее. Идет нарасхват. Даже из Кумбва за ним приезжают, да!

— И почем идет? — спросил Кауф.

— За 20-литровую канистру — четверть золотого солида или 7 меганезийских фунтов.

— Ага. А вот это, которое ты сейчас выпил — 800 евро за три четверти литра.

— У! Это кто же его так зарядил?

— По фиг, кто зарядил. Но тот, кто купил — извращенец, верно?

— А кто работает на такого извращенца, — вмешался Хеден, — тот дважды извращенец!

— Может, ему просто деньги очень нужны, — возразил Кауф, — а вот вам еще один мой аргумент. Почему пассажиры решили здесь сидеть, как болваны? Ведь, если просто посмотреть в бинокль, то увидишь на пляже на берегу Родригес, таких девочек…

Над столом пронесся печальный хоровой вздох экипажа.

— У них были с собой секс-рабыни, — заметил Хеден.

— Да, — Кауф кивнул, — Но какой смысл? Это как ехать в Папуа со своими кокосами. Вообще, какой смысл для нормального мужчины покупать рабыню?

— А я читал, что, у них в Европе так принято, — заметил кто-то из бойцов, — Типа, со свободной женщиной они неуверенно себя чувствуют, и у них не встает хер.

— А я читал, что в Европе это запрещено, — возразил другой.

— Как можно запретить, чтобы хер вставал? — удивился первый.

— Блин! Не хер запрещен, а рабыни.

— Это по-европейски, — заметил Хеден, — там запрещают, чтобы потом брать взятки.

— Четкий бизнес, — прокомментировал Отман.

Кауф поднял вверх кулак, жестом боксера — победителя финала олимпиады.

— Вот! Я же говорю: извращенцы.

— У! — воскликнул мичман Рунк, прибавляя звук, — Глядите, какую хреновину подвесили над Гренландией! Второе Солнце! Называется: «Лабысло»!

— Чего ты гонишь? — недоверчиво переспросил морпех Бруиз.

— Ты на экран смотри, — посоветовал Рунк.

Прошло три дня, и разговор о Гренландии зашел по совсем другому поводу, в совсем другой компании, в трех тысячах миль к востоку от маврикийского острова Родригес. Компания состояла из сержанта Нтая, пилота Бритт, стрелка Тигриса, еще одного сотрудника INDEMI, который представился просто как обер-лейтенант, и одного математика — Кватро Чинкла (оперативный псевдоним — Диггер). Их рабочая встреча проходила после полудня, 3-го марта, на плавучем атолле Хат-Хат, прямо на крыше административного корпуса 04-CD, под солнцезащитным навесом.

Кватро Чинкл, несколько манерно начал свой доклад с общенаучных данных.

— Гренландия. Величайший остров на планете. Площадь в четыре раза больше, чем у Франции, но население — в восемь раз меньше, чем у маленького острова Гваделупа (карибской колонии той же Франции). Вот такая смешная география-демография. В первой четверти нашего века, она плавно отделилась от европейской Дании, чьей колонией являлась несколько веков, и заняла выгодное буферное геополитическое положение между Евросоюзом, Канадой, США, и Океанийским содружеством, к которому присоединилась по линии интернационального транс-полярного сервиса.

— Мы в курсе геополитики, док Диггер, — заметил обер-лейтенант.

— Рад за вас, — сказал Кватро, — Итак, несмотря на сегодняшнее буферное положение, Гренландия, по историческим причинам, сохраняет ассоциацию с Евросоюзом, но не подчиняется европейским оффи-властям. Это позволяет реализовать наш алгоритм. Сейчас обратите внимание на схему движения псевдо-денег. Она на экране.

Обер-лейтенант повернулся так, чтобы видеть одновременно и докладчика, и экран ноутбука, и спросил:

— А почему приставка «псевдо»?

— Потому, что перемещаются не эквиваленты реальной стоимости, а номинальные долговые обязательства, априори не имеющие никакого материального покрытия. Я заостряю на этом внимание, чтобы было ясно, почему наши… гм… гости так легко собрали значительную сумму, номинально равную 300 миллионам US-долларов. В действительности, эта сумма представляет собой лишь набор цифр, произвольно дорисованных к прочим обязательствам Европейского Инвестиционного банка по субсидированию тех или иных проектов и обслуживанию предыдущих долгов.

— А сколько всего этих обязательств? — поинтересовалась Шейла Бритт.

— Примерно 15 триллионов долларов.

— Какая-то херня… — задумчиво произнесла она, — Значит, по бухгалтерии, каждый европеец, включая грудных детей, в среднем должен примерно 20 тысяч долларов.

— Да, а что тебя тут удивляет? В странах условного Запада, организованный обмен реальных ценностей помимо банков запрещен, и банки налагают на коллектив экономически-активных жителей номинальный долг, равный сумме: совокупный общественный продукт, плюс цена политических амбиций оффи-клана, плюс цена административно-принудительного поддержания этой нелепой системы.

— Но Рорхбаум, Нейдлиц и Фелклинг обещали рэкетирам реальные деньги, так?

Математик широко улыбнулся и утвердительно кивнул.

— Да, Шейла, в этом главный фокус. Система тщательно следит, чтобы номинальные деньги, фактически, обеспеченные менее, чем на треть, обменивались на реальные ценности только в очень ограниченном объеме. Это — защита от банкротства. Она на западном сленге называется: «государственный контроль за финансами и кредитом». Разумеется, наши гости, с учетом их веса в оффи-клане, могут отчасти обходить этот контроль. В нашем случае, они смогли вытащить эти 300 миллионов US-долларов из финансового оборота в торговый, и сформировать из них аккредитив, выставленный Гренландским филиалом банка Люксембург-Коммерс против договорной поставки полутора миллионов карманных компьютеров «Clip-Cat» из Колумбии.

— Сделка явно кривая, — заметил Лауа Нтай, — Откуда в Колумбии, даже теоретически, могут взяться эти компьютеры в таком количестве?

— Сделка и должна быть кривая до ужаса, в этом вся фишка, — ответил Кватро, — Давай рассмотрим скелет операции. Евроинвестбанк по соглашению с ЮНЕСКО, выдал ряд кредитов на компьютеризацию отсталых стран Азии и Африки. Псевдо-деньги через несколько промежуточных стадий пришли к дилеру — подставной мальтийской фирме, имеющей счет в банке Люксембург-Коммерс. Она подписала контракт на поставку компьютеров «Clip-Cat» с подставной колумбийской фирмой, которая принадлежит покойнику. Он погиб в кокаиновых разборках, а его ID используют. Там это принято.

— А кому принадлежит мальтийская фирма? — спросил Тигрис.

— 18-летней девушке, возможно — симпатичной, но понятия не имеющей ни о каком бизнесе. Мальтийский обычай: как ребенку исполнилось 18, так на него открывают множество фирм, и по секрету отдают фирмы всяким субъектам. Этим и живут.

Стрелок-инструктор Тигрис задумчиво почесал кончик носа.

— Извини, док, но я не врубился. Аккредитив же раскрывается продавцу, когда тот предъявит товар, готовый к передаче покупателю. Так в справочнике.

— Демон сидит в деталях, бро, — весело ответил Кватро, — Эти компьютеры предъявят эксперту банка — держателя аккредитива, и он подпишет, что видел их и сосчитал.

— Хэх… Он что, мечтает сесть в тюрьму?

— Нет, бро. Он ничем не рискует. Есть там компьютеры, или нет, банк все равно не отправит эти 300 миллионов в Колумбию. Банк примет копии бумаг на раскрытие аккредитива и пообещает платеж против оригиналов этих бумаг. Вы… Вернее, злые рэкетиры… Как и обещано, отпустите домой троих «гостей». Но, по предъявлении оригиналов бумаг, возникнет проблема: Европейский финансовый контроль запретит проводить этот платеж, о чем Люксембург-Коммерс вас, с прискорбием, уведомит.

— Хэх… И он запретил бы, даже будь все полтора миллиона «Clip-Cat» в наличии?

Кватро Чинкл вновь улыбнулся и энергично кивнул.

— Совершенно верно! Я же объяснял про защиту системы от банкротства! Ясно, что в Колумбии эти деньги сразу вышли бы в материальный оборот, а этого никак нельзя допускать, если речь идет о значительных суммах.

— Хитрые твари, — констатировала Шейла Бритт.

— Хитрые, — согласился он, — Но они не хитрее нас с вами. Мы заставим их жевать их собственный хвост, про который они забыли. Европейский финансовый контроль не успеет отреагировать, когда гренландская полиция арестует эти 300 миллионов USD прямо на аккредитиве, как деньги, отмытые для заведомо-криминальной операции. Согласно «Общеевропейской конвенции о контроле за банковскими транзакциями», гренландцы просто обязаны будут это сделать. Поскольку эта сумма учтена на счету Гренландского филиала банка Люксембург-Коммерс, она окажется в компетенции властей Гренландии. Соответственно, когда гренландский суд установит, что у этих псевдо-денег нет легального владельца, сумма будет списана в бюджет Гренландии.

— А как их полиция узнает вперед всех? — спросила Шейла.

Лауа Нтай молча выразительно развел руками.

— …Joder! — произнесла девушка, — Это я затупила… Понятно. Нет вопросов.

— Порадуемся за эту маленькую прекрасную страну, — добавил Нтай, — и немного посочувствуем нашим гостям-финансистам. Им не хватит всего нескольких часов неопределенности, чтобы получить желанный билет домой, и они отправятся на занимательную экскурсию по Социалистическому Тимору. И, кстати, все честно.

Кватро Чинкл подумал минуту и пожал плечами.

— Да, пожалуй. Но, с матросами, я полагаю, можно поступить более гуманно.

— Вероятно, да, — подтвердил обер-лейтенант, — С учетом сообщения матроса Брэма Земмаха, на мой взгляд, можно было бы ограничиться каторгой. Но, решает суд.

— Что за заявление? — поинтересовался Кватро.

— Видите ли, требовалось жестко психологически надавить на матросов, чтобы они безоговорочно сотрудничали с нами. Мы попросили сделать это Кайемао Хаамеа, поскольку у него подходящий имидж. Он отлично решил эту задачу, а побочным продуктом давления стало аудио-видео сообщение одного матроса к своей жене. В сообщении он подробно рассказывает о вербовке экипажей на туристические яхты, принадлежащие фирме «Emerald Voyage», а также о том, что входило в обязанности экипажей этих яхт во время VIP-туров. Я имею в виду манипуляции с рабынями.

— Гм… — произнес математик, — А почему он решил рассказать об этом своей жене?

— Это связано с необычными методами, которые применил сен Хаамеа.

— Гм… Он что, подсыпал матросам LSD в чай?

— Ничего такого, — ответил обер-лейтенант, — только словесное убеждение.

Математик собрался было спросить что-то еще, но в этот момент Шейла Бритт пронзительно свистнула и ткнула пальцем в анонс новостей на экране.

…А, тем временем, круиз яхты «Golden Sun» по акватории Маврикия продолжался. Покинув остров Родригес, яхта совершила ночной переход до Гран-Маврикия, там задержалась на сутки и приняла на борт 5-килограммовый контейнер с охлажденной черной икрой (стоимостью 30 тысяч евро, с учетом доставки спецрейсом с Каспия). Снявшись с якоря, «Golden Sun» двинулась к следующему пункту круиза, островам Агалега, отдаленным более, чем на полтысячи миль от Гран-Маврикия. Этот переход должен был занять 5 суток. Затем планировалось несколько дней отдыха на Агалега, перед следующим переходом — уже на Сейшельские острова.

Капитан Бадмор, согласно легенде, продолжал «грипповать» (находиться в весьма длительном запое). Хозяева «Emerald Voyage», уже не сильно беспокоились по этому поводу. Старпом Корнелис, судя по отзывам VIP-пассажиров успешно справлялся с ролью командира яхты, а относительно Бадмора была достигнута договоренность с частной клиникой на Сейшелах, где выводили из запоев, без лишних вопросов, и не удивляясь глупостям, которые пациент может говорить в состоянии белой горячки.

6 марта, в первые сутки перехода «Golden Sun» с Гран-Маврикия на Агалега, пакет документов, нужных для честной закупки полутора миллионов несуществующих колумбийских мини-компьютеров за счет средств, выделенных ЮНЕСКО из фонда помощи недоразвитым афро-азиатских странам, был готов. Официальные лица без трепета поставили на нем свои согласующие подписи, и «процесс пошел».

Финальный аккорд должен была прозвучать 11 апреля (от невыносимого ужаса, плененные чиновники развили невиданную ранее скорость). Сотрудники INDEMI полагали, что Кватро Чинкл останется на Хат-Хат еще на несколько дней, чтобы дождаться эффектной кульминации, но математик, как оказалось, был не намерен отменять свой семинар на Фунафути-Тувалу, запланированный на 8 апреля…

97

Крайняя западная область Малазийского Калимантана (или Борнео) — это полуостров Лахад-Дату. По его юго-западному берегу тянется непрерывная цепочка маленьких рыбацких поселков, где всегда рады туристам — новые люди, да еще, как правило с деньгами, приговоренными к расходованию на морские прогулки, бытовую экзотику, сувениры и прочий развлекательный сервис. Поселок Пунгпекан ничем не выделятся среди прочих, кроме, разве что, минимального расстояния до островков Ситангкаи и Сибуту, которые еще в марте были филиппинские, а теперь — непонятно чьи. Как бы, находящиеся в процессе приобретения суверенитета. По такому случаю, паспортно-визовый контроль практически отсутствует, и от Пунгпекана до Северного Ситангаи можно доехать за час на обычном катере, а если ехать лень, то можно полюбоваться живописными берегами в бинокль (невооруженному глазу видна лишь ярко-зеленая полоса над поверхностью моря). За весьма умеренную сумму можно выйти в море на местной разновидности моторного сампана с маленьким кафе на борту, и перекусить, любуясь теми же красотами уже с дистанции в пару миль. Этот вариант выбрали два пожилых солидных господина, один из которых был, вероятно, китайцем, а другой — возможно, малайцем, а скорее всего — каким-то метисом. Они устроились за тем из столиков, с которого открывался вид на дюжину ветряков на мачтах и на две легкие канонерки береговой охраны пока еще непризнанной автономии Ситанг.

Хозяину сампана было невдомек, что китаец в белых брюках и рубашке с коротким рукавом — это генерал SSD Китая Гихоу Зян, а метис в широких пестрых шортах и жилетке на голое тело — это полковник INDEMI Меганезии Жерар Лаполо.

— Хорошая работа, — высказал свое мнение генерал, делая глоточек кофе.

— Не наша, — уточнил полковник, улыбнувшись одними уголками глаз.

— Я знаю вашу стратегию малых фирм-сателлитов, — Гихоу Зян также скупо и почти незаметно улыбнулся, — для Океании, с традиционным сочетанием личной свободы и социального партнерства, это замечательно-удобная кадровая политика.

— От человека с вашим опытом трудно что-либо скрыть, — сообщил Лаполо.

— Тем не менее… — китаец вздохнул, — … Вам это довольно часто удается.

Лаполо неопределенно пожал плечами и закурил тонкую яванскую сигару.

— … Даже сейчас, — продолжал Гихоу, — когда ваша структура, по явному и досадному недоразумению, лишилась нескольких лучших сотрудников, вы цепко держите свой главный секрет, а это крайне сложно при подобных пертурбациях.

— Мы не относимся к контролю за информацией, как к своего рода фетишу, — ответил меганезиец, — поэтому, нам удается, до известной степени, размывать пакеты данных, собираемые дружественными конкурентами в нашей акватории и вокруг нее.

— Вы употребили интересное словосочетание «дружественные конкуренты», — заметил генерал, — Мне кажется, это правильно. Дружественность предполагает возможность в некоторых важных делах перестать на время конкурировать и решать общие задачи.

— Вне сомнения, это так, — согласился Лаполо.

— … Одним из таких дел является исследование космоса, — продолжал китаец, — Такие перспективные исследования, как проект «Ballista». Разумеется, мы знаем, что тема защиты Земли от астероидов представляет собой лишь внешнюю легенду проекта.

Лаполо так же неопределенно пожал плечами и жестом попросил бармена принести новую (третью по счету) чашку горячего шоколада.

— … Я оценил качество защиты информации о цели путем создания множественных внутренних легенд, — продолжал Гихоу Зян, — Мы выявили из их числа семь таких, которые достаточно правдоподобны, и одна из них может оказаться реальной целью. Прежде всего, это субпроект «Дамокл», почти абсолютное оружие сдерживания, от которого нет и в обозримом будущем, не будет защиты. Далее, субпроект «Ксанаду», использование термоядерных зарядов для превращения Тлалока в скорлупу, внутри которой разместится космическая колония. Третий субпроект «Кассандра», который предполагает особые эффекты физики пространства при взрыве, как то: появление тоннеля, позволяющего обходить ограничение Эйнштейна. Четвертый: «Астарта», освоение естественного спутника Венеры, неизвестного широким научным кругам вследствие развернутости его орбиты перпендикулярно плоскости эклиптики. Пятый: «Эдем», нанесение по Венере астероидного удара, чтобы вызвать похолодание, после которого эта планета станет пригодной для колонизации. Шестой: «Гном», отправка корабля с экипажем к коричневому карлику Немезиде. Последний: «Пламя», поиск и использование вулканоидов — астероидов, обращающихся почти вплотную к Солнцу, втрое ближе, чем Меркурий. Если они существуют, то из них можно сделать почти вечный и неисчерпаемый источник энергии… Как вы это прокомментируете?

— Мне нравится третий вариант, «Кассандра», — ответил Лаполо, и коротким кивком головы поблагодарил бармена, принесшего чашку шоколада, — …В детстве я просто зачитывался фантастикой о «кротовых норах», сквозь которые корабль прилетает к планетным системам в сотнях световых лет от нас, и встречает братьев по разуму.

Китайский генерал отпил чуть-чуть кофе и медленно покивал головой.

— Мечты о встречах с необычными друзьями у далеких звезд — это прекрасно. Я тоже люблю научно-социальную фантастику. И, мне кажется, наши вкусы здесь сходятся. Станислав Лем. Мне будет жаль, если в ответ вы опять просто пожмете плечами.

— Я сам расстроен, что порой, мне приходится поступать против этикета в отношении уважаемого коллеги, — ответил меганезиец, — к счастью, на этот вопрос я могу прямо ответить: да, вы угадали, и мне по-человечески любопытно — как?

— Мечты, — ответил Гихоу Зян, — Человек с активной жизненной позицией, делает их реальностью. Позвольте мне процитировать на память наши с вами общие любимые строки из Лема. «Я родился в Гренландии, недалеко от Полярного круга, в той части острова, где тропический климат сменяется умеренным, а пальмовые рощи уступают место высокоствольным лиственным лесам. У нас был старый дом со множеством сверкающих стеклами окон и веранд; такие строения часто встречаются в тех местах. Окружавший его сад сквозь открытые почти круглый год двери и окна проникал в комнаты нижнего этажа»… Молодость автора. «Магелланово облако». 1955 год.

Жерар Лаполо улыбнулся и проследил глазами за струйкой дыма от своей сигары. Полупрозрачный серый шлейф, огибая край полотняного навеса, уплывал в небо.

— Да, коллега. Разумеется, Магелланово облако.

— Я рад, что мы поняли друг друга в чем-то важном, — сказал китаец, — А вы помните термин «Прокрустика» в романе Лема «Эдем»?

— Конечно, помню, — подтвердил Лаполо, — Прокрустика и центросамотяг, наиболее эффективные приемы социального контроля в цивилизации Эдема.

— Да, именно так. Я упомянул о них в связи с экспериментом на плавучем атолле. По стечению обстоятельств, его проводит ассоциация «Humi-Troll» — та, которая зажгла второе солнце над островом Упернавик в Гренландии.

— Практический гуманизм, — ответил меганезийский полковник, — Очень деятельная жизненная философия, опирающаяся на Гуманистический Манифест Миллениума.

Гихеу Зян снова покивал головой, допил кофе и жестом попросил бармена принести следующую порцию такого же.

— Я знаю, что Humi, или Humanifesto, если брать полное название, это, своеобразная религия, которой следует большинство жителей Нукуфетау-Тувалу, и доктор Наллэ Шуанг, в частности. Но к ней не принадлежит ни Эрнандо Торрес, ни вы, коллега.

— Вы совершенно правы, — подтвердил Лаполо.

— … Тем не менее, продолжал китаец, — эксперимент на плавучем атолле «Hat-Hat» опирается на ваши исследования, коллега, на вашу практическую работу в области социологии молодежных групп, которую вы вели 20 лет на атоллах в Углу Рароиа.

— Я не считаю это социологической работой. Скорее, хобби.

— Вы скромничаете. Работа ваших фрирайдеров на Чагос… — генерал SSD не стал договаривать, а чуть слышно похлопал в ладоши, имитируя аплодисменты.

— Просто, я собрал талантливых ребят, — ответил полковник INDEMI.

— Талант проявляется только при правильном руководстве, — с некоторым пафосом произнес китаец, — Между прочим, и тактика снабжения, и маскировка объектов на островах Чагос показались мне знакомыми. Где я мог видеть что-то аналогичное?

— Думаю, вы проходили это в военной академии, — предположил Лаполо, — тактика Вьетконга. 60-е годы XX века. Антиамериканское сопротивление во Вьетнаме.

— О! Ну, конечно! Меня дезориентировало применение этой тактики в условиях не джунглей и болот, а коралловых атоллов и моря. Творческое развитие идеи. Снова аплодирую вам, коллега… Но ведь в случае с «Hat-Hat» вы имеете, в основном, не талантливых молодых людей, желающих заняться интересным делом, а социальный мусор, продукт воспитания в среде деревенских религиозных фундаменталистов.

Меганезийский разведчик сделал отрицающий жест ладонью.

— Наши эксперты полагают, что в этом возрасте молодые люди еще не становятся продуктом чего-либо. У них достаточно гибкая психика, чтобы постепенно начать копировать стиль поведения, доминирующий в микросоциуме, и оптимальный для адаптации в нем. Вы к месту упомянули «прокрустику» из «Эдема». Гибкая психика способна занимать ту форму, в которую помещена… В то Прокрустово ложе, если следовать лингвистической логике Лема. Добавим сюда «центросамотяг» из того же «Эдема». Опять, следуем лингвистической логике Лемма. Быстро адаптирующиеся субъекты становятся центральными фигурами микросоциума. Примером, к которому тянутся остальные. Это закономерность социальной биологии стайных приматов.

— …Именно то, что Конрад Лоренц назвал этологией, — резюмировал Гихеу Зян.

Подошедший бармен поставил перед ним чашечку кофе и вежливо осведомился:

— Господа — ученые? Правда?

— Мы этнографы-этологи, — уточнил Лаполо, — Изучаем социальную структуру диких племен туристов. Вы обращали внимание на то, что туристы образуют стойбища, по образцу первобытных людей или дикарей, еще сегодня живущих в каменном веке?

— Э-э, — протянул бармен, — Я раньше об этом не задумывался, но похоже так и есть.

— Подробнее вы сможете прочесть об этом в журнале «Nature», — серьезным тоном добавил Гихеу Зян, — Вероятно, в конце будущего года, мы с коллегой опубликуем результаты исследований туристических кочевий в разных точках планеты.

— О! Благодарю! Я непременно прочту это, — сказал бармен, и удалился в состоянии легкого шока от столкновения с передним краем современной науки.

Китаец улыбнулся ему вслед, сделал первый маленький глоток, и спросил.

— Коллега, вы видите какие-либо препятствия к привлечению наших студентов для участия в этой интересной научно-исследовательской работе?

— Вы имеете в виду Хат-Хат или Чагос? — утонил меганезиец.

— Разумеется, в первую очередь, Чагос, но Хат-Хат тоже, для создания объективно достоверной легенды. Мы могли бы поучаствовать в обеспечении оборудованием.

— Если вы имеете в виду специальное оборудование для исследования эфира вблизи британской базы Диего-Гарсиа, то оно уже установлено. Ваши студенты могли бы пользоваться этим оборудованием… На условиях взаимной стажировки.

— Могу предложить РЛС на Сокотре, — ответил Гихеу Зян, — Сейчас это актуально.

Жерар Лаполо в притворном ужасе развел руками.

— Вы страшный человек. Вы читаете мои мысли. Именно там, и именно сейчас. Не затруднит ли вас принять наших студентов на Сокотре уже завтра утром?

— Никаких проблем, — ответил генерал, — Я распоряжусь, и вечером с вами свяжется ответственный сотрудник. А, раз уж об этом зашла речь, как вы намерены решать проблему с воздушной блокадой над побережьем и над Мозамбикским проливом? Проблема наша общая, и мы могли бы координировать усилия.

— Безусловно, — подтвердил меганезиец, — Вы не возражаете, если я сделаю несколько набросков на салфетке? Я в таких случаях доверяю бумаге больше, чем компьютеру.

— Я тоже, — ответил китаец, — Сжигание бумаги более надежно, чем стирание файла.

98

На спутниковых фото атолл Киритимати похож на боевой топорик с широким, почти квадратным лезвием, и довольно короткой толстой рукояткой. Развив эту фантазию, можно сказать, что на зеленое лезвие топорика нанесен лазурно-белый орнамент. Это главная особенность Киритимати. Кроме внешнего кораллового барьера, периметр которого составляет более восьмидесяти миль, в самой лагуне имеется сеть мелких барьеров, делящих ее на множество бассейнов размером в несколько сотен метров. Площадь Киритимати (более 300 квадратных километров) из-за этого определяется интегрально, а не как на других атоллах, где площадь суши и площадь лагуны четко разделены и в справочниках пишутся раздельно, через дробь.

Вторая, топонимическая особенность Киритимати — это названия городков. Слева от главного, северо-западного гейта на внутренний рейд лагуны, расположены Польша и руины Парижа, а справа — Лондон. Если дальше обходить атолл вдоль берега океана берега по часовой стрелке, то за Лондоном будет Табак и Банан с международным аэропортом. Дальше, уже на рукоятке, расположен бывший американский военный аэродром и вспомогательный космодром. При второй координатуре, правительство Ашура Хареба стимулировало работу ассоциации малобюджетного космоса в этом районе, и на юго-восточном берегу лагуны, вырос городок Аляска. Население атолла приблизилось к десяти тысячам (против пяти тысяч до революции), а затем его рост замедлился — канаки не любят создавать излишнюю скученность.

Тем не менее, на Киритимати еще оставалось некоторое количество симпатичных и свободных участков. Один из таких участков присмотрел в середине февраля Кватро Чинкл. На обухе «топорика», немного восточнее городка Польша, вдоль внешнего (океанского) берега атолла от основного кораллового барьера отделяется несколько мелких полуостровов причудливой формы, имеющих собственные полузакрытые мелководные заливчики, основательно заросшие водорослями. Эти участки суши (объединенные общим названием полуостров Сесилеле) по понятным причинам не слишком удобны для строительства (соответственно, цена муниципальной аренды минимальна), зато у них оригинальные ландшафты. Кватро Чинкла, как человека достаточно обеспеченного, больше привлекало второе обстоятельство, чем первое, однако, как и любой правильный канак, он был азартен до дешевого приобретения симпатичных и оригинальных предметов — пусть даже и чуть-чуть неудобных.

Сейчас Кватро на своем «Fiji-canard» снижался со стороны юго-западного берега Киритимати, и имел возможность рассмотреть произошедшие за полтора месяца изменения на своем участке — полуострове (отмеченном на подробной карте, как Сесилеле-Капокапо из-за пары полуразрушенных старых капониров). Сейчас, в соответствии с проектом, капониры и соединяющая их бетонированная траншея, превратились в цоколь легкого двухэтажного коттеджа. Точнее, весь коттедж был построен на дюралевых опорах, заделанных в эти дореволюционные сооружения. Реальная экономия, греющая сердце правильного канака. Коттедж был окружен не особенно плотной, но заметной зеленью, приятно отличавшейся от исходно голого известкового грунта. «Бонус от строительной фирмы», — подумал Кватро, заходя на посадку в заливчике от горловины которого до пирса имелась как раз достаточная дистанция для пробега флайки… Касание воды — торможение — разворот у пирса.

Кватро поднял фонарь кабины, взял в руки моток троса и ковбойским движением набросил петлю на металлический столбик в углу пирса, после чего подтянул свою флайку вплотную к резиновым причальным демпферам и перепрыгнул на причал. Выкатывать флайку на слип не имело смысла — море по прогнозам, не собиралось особенно волноваться в ближайшие недели. Пришвартовал — и достаточно. Кватро двинулся по короткой (шагов двадцать) укатанной грунтовой дорожке от пирса к коттеджу. С обеих сторон от дверей виднелись большие ярко-зеленые с лиловыми крапинками шары цветущего декоративного кустарника. На полузакрытой террасе второго этажа, выдвинутой из фасада далеко вперед на двух опорах, и на небольшой боковой мансардной террасе, в кадках стояли перистые пальмы с густыми кронами. Хороший способ создавать тень в жаркие послеполуденные часы…

Из-за коттеджа появилась довольно хрупкая на вид светловолосая девушка, одетая в джинсовые шорты и однотонную зеленую рубашку с коротким рукавом. В руке она держала садовые грабли и, кажется, сейчас думала на тему, куда бы их прислонить.

— Aloha glo, — сказал Кватро, — Ты Зирка Новак, я угадал? А я — Кватро Чинкл.

— Очень приятно, сен Чинкл, — ответила она.

Он улыбнулся и развел руками.

— Хэй, гло, я не официальное лицо и мне не сто лет. Просто Кватро, ОК?

— ОК, Кватро — девушка кивнула, — Ты, наверное, хочешь посмотреть дом, и бумаги, которые оставили строители из фирмы «Oho-Kiri». Они все закончили 3-го апреля, поэтому последнюю неделю я здесь просто… Ну, как это сказать…

— Разумеется, я доплачу тебе за эту неделю. Aita pe-a. А что ты делала этими ретро-граблями, если не секрет?

— Ну… — Зирка слегка пожала плечами, — Мне было нечем заняться, и я решила, что немного приведу в порядок участок, раз я все равно здесь. Мне не совсем удобно в кампусе социальной службы, а социальный инспектор сказал мне, что по каким-то правилам я могу жить в этом доме, пока присматриваю, до возвращения владельца.

— Да, — подтвердил Кватро, — Это нормально. А что не так в социальном кампусе?

— Ну… Это долго объяснять.

— Не хочешь — не говори, я просто спросил. А что ты здесь приводила в порядок?

— Ну… Тут было как-то уныло без зелени, а строители мне сказали что здесь очень дешевые декоративные растения. И, правда, это стоило просто гроши.

Кварто энергично покрутил головой из стороны в сторону.

— Бррр! Значит, ты неделю занималась здесь озеленением и ландшафтным дизайном. Превосходно! А теперь, давай прикинем, сколько я тебе должен, и рассчитаемся.

— Мне неудобно было даром пользоваться твоим домом, — возразила она.

— Так… — сказал он, — Сколько времени ты в Меганезии?

— С последней недели февраля. А это важно?

— Просто, — пояснил Кватро, — тогда понятно, почему ты не знаешь кое-каких правил. Прикинь, если я не рассчитаюсь за работу с человеком, которого нанял, то суд мне выпишет зверский штраф. И храни меня Мауи и Пеле, держащие мир, от того, чтобы ляпнуть в суде, что ты поработала на меня бесплатно по этическим мотивам. За этот способ эксплуатации у нас сажают на каторгу. И это правильно. Короче: давай мы договоримся о цене, и я переведу на твой счет эту сумму.

Полька снова пожала плечами.

— В социальной службе мне выдали книжку, страниц сто «Правила и обычаи жизни в Меганезии», но я не успела прочесть. И я не знаю здешних расценок за работу.

— Расценки… — сообщил Кватро, — …Договорные, но не ниже соц-минимума. Я тебе предлагаю триста фунтов за ту неделю. Ты можешь торговаться. Это нормально.

— Пусть будет триста фунтов, — ответила она.

— ОК. Мы договорились, — он вынул мобайл, — У тебя счет под каким именем?

— Под моим, как в иммиграционной анкете. Мне его открыла социальная служба.

— Под твоим… — повторил он, тыкая стилосом в экранчик, — Все, сумма переведена. Проверь, пожалуйста… Все ОК? Отлично! А теперь, ты не могла бы устроить мне небольшую экскурсию по дому. … Кстати, трайк привезли? Я заказывал трайк…

— Трехколесную амфибию? — уточнила она, — Да, привезли. Она в ангаре за домом.

— А всякие домашние штуки? В смысле, мебель, комп, TV, microwave, freezer…

— Я покажу на месте, — сказала Зирка, — Ты не оставил инструкций, а транспортники спрашивали, что куда ставить, я говорила так, как мне казалось рациональным.

Экскурсия по дому заняла около получаса. Не осмотренной осталась только жилая «гостевая» мансарда. Полька, со вздохом, сообщила:

— Там кое-какие мои вещи. Можно, ты посмотришь потом, когда я их заберу?

— Aita pe-a, — ответил Кватро, — А как ты на счет того, чтобы зайти в ближайшее кафе и выпить по кружке пальмового пива? По обычаю правильных канаков, заказчик после успешных работ, проставляется подрядчику. В смысле, я проставляюсь тебе. Потом я подброшу тебя с вещами туда, куда тебе надо. Я сегодня все равно бездельничаю.

— А это обязательно? — спросила она.

— Не обязательно. Просто на трайке удобнее, чем на твоем микроллере. Я правильно понял, что у тебя из транспорта есть только этот карманный самокат с корзинкой?

— Правильно, — подтвердила она, — Если подвезешь, то спасибо. А можно без пива?

Кватро улыбнулся и утвердительно кивнул.

— Пиво это не догма. Хочешь какой-нибудь коктейль? Или какао с мороженым?

— А я не сильно нарушу обычаи, если попрошу сразу отвезти меня в соц-кампус?

— Обычаи, — сказал он, — Дело добровольное. Стоп! А почему в соц-кампус?

— А куда же еще? — удивилась она.

— Но ты сказала, что тебе там неудобно. Почему ты не арендуешь что-нибудь?

— При работе от случая к случаю, мне по карману только кампус, — ответила Зирка.

— Логично. Но ты можешь арендовать модуль в другом кампусе, где тебе удобнее.

Зирка отрицательно покачала головой.

— Это неудобство останется в любом кампусе. Можно, я не буду объяснять?

— Ты ничего никому не обязана объяснять. Но, если тебе нужна работа и жилье, то мы можем договориться. У меня такой род деятельности, что я часто буду уезжать на несколько дней, на неделю, и так далее. Кроме того, я из рук вон плохо умею вести домашнее хозяйство. Мне по-любому нужен кто-то, кто бы присматривал за домом и участком и поддерживал порядок, а у тебя это замечательно получается. Если тебя на первое время устраивает та мансарда, то можно обсудить зарплату и прочие условия.

— Вряд ли меня устроят «прочие условия», — ответила полька, — многие девушки в соц-кампусе зарабатывают таким способом, и не считают это чем-то особенным, но…

— Минутку, гло, — перебил Кватро, — под «прочими условиями» при найме понимается график работы и дополнительный соц-пакет. Типовой вариант — это 5 шестичасовых рабочих дней в неделю, 5 дней отпуска в квартал или 20 в год, и профессиональное обучение за счет работодателя. Или, другой вариант, 5 семичасовых рабочих дней, и отпуск, соответственно, длиннее. В соц-пакет можно включить жилье, транспорт и коммуникацию за счет работодателя. Ну, и так далее. Что в этом особенного?

— В этом ничего, — согласилась она, — Но часто «прочие условия» означают другое…

Математик задумался на секунду, а потом покрутил пальцами в воздухе.

— Так. Я понял. Ты имеешь в виду «Y-brano». Секс за деньги. По нашим обычаям это предлагается открыто — если предлагается. А я предлагаю присмотр за домом.

— Только присмотр за домом? — спросила она.

— Еще за участком, — уточнил он, — Короче, то, чем ты уже занималась по факту.

— Тогда… — Зирка пожала плечами, — …Тогда, наверное, я согласна.

— Подожди! Нам еще надо договориться о зарплате, графике работы и соц-пакете!

— А можно, ты, как работодатель, сам предложишь какой-нибудь вариант?

— Можно, — сказал Кватро, — Ну, что, пишем текст или договариваемся на словах?

— На словах, — лаконично ответила она.

Кватро Чинкл, продолжая смотреть на 100-дюймовый TV-экран на затененной стене просторной кухни-гостиной, негромко хлопнул ладонью по столу и пробурчал:

— Joder… Где же кукловод?

— Я сварила какао! — крикнула Зирка с «кухонной» стороны этого помещения, — Могу налить тебе тоже, если ты хочешь!

— Ты в курсе, что этого нет в твоем контракте? — спросил он.

— Я же тебе не по контракту предлагаю, а просто по-человечески, — почти обиженно откликнулась полька, — Думаешь, мне так трудно налить вторую чашку?

— Если по человечески, то наливай, — сказал Кварто, — Заранее, спасибо.

99

После того, как эскадра Омана вошла в Мозамбикский пролив, и вместе со странами побережья, организовала воздушную блокаду Трансэкваториальной лиги, власти Исламской Республики Коморские острова очнулись от парализующего ужаса перед вероятным авиа-ударом Мпулу и Шонао. План коморской аннексии Майотте начал реализовываться с той точки, в которой он застыл после речи Ндунти в Акоуа.

От порта Чиророни на юге Ажуана до северного берега Майотте — 40 миль, поэтому, именно в Чиророни готовился десант ИРКО — один батальон регулярной армии и три батальона волонтеров, всего до двух тысяч бойцов. Шесть паромов, реквизированных ради святого дела объединения Комор, были назначены десантными транспортами, а Десяток мотоботов береговой охраны должны были поддержать этот десант огнем из станковых пулеметов и гранатометов непосредственно при высадке.

В 7 утра 11 мая батальоны начали погрузку на паромы.

Согласно разведданным штаба ВС ИРКО, им предстояло подавить сопротивление спецотряда Французского Иностранного Легиона (менее сотни бойцов), и трехсот волонтеров самообороны (плохо организованных и слабо вооруженных). По поводу военного контингента «гостей» (сотни элитных бойцов шонао) информация была противоречивой: то ли они еще здесь, то ли смылись, чтобы не оказаться в блокаде.

С учетом подавляющего численного перевеса, штаб ИРКО решил атаковать северный берег Майотте в двух точках: Акоуа в западной стороне и Ахара в восточной. Таким образом можно было сразу выйти на обе ветки дороги, ведущей в столицу — Дзаудзи. Выступающая из центра северного берега Майотте гряда рифов, заканчивающаяся необитаемым островком Мтсамборо (миля в поперечнике), не волновала штаб — а напрасно, поскольку паромам надо было пройти менее, чем в трех милях от него.

Около полудня, проходя на минимальном расстоянии от Мтсамборо, паромы вдруг попали под обстрел. Обычные минометы — тюберы вели навесной огонь с закрытых позиций на островке, имея заранее выверенные углы прицеливания. Мины весом по полста фунтов, летели по высоким параболам и, попадая в цель, взрывались среди плотной массы людей на открытых палубах. Тихоходные паромы не имели никакой возможности выйти из-под обстрела. Мотоботы прикрытия (для их вооружения такая дистанция была слишком велика) на полной скорости рванулись к островку, чтобы подавить огневые точки противника. Через пять минут первые из них подошли на расстояние выстрела и… Попали под плотный пулеметный огонь с точек, прекрасно защищенных нагромождениями дикого камня. Дуэль в таких условиях была явно не в пользу небронированных мотоботов, и командующий дал сигнал к отступлению. Все уцелевшие суда отошли на безопасное расстояние, а офицеры начали изобретать план спасения нескольких сотен бойцов, оказавшихся в воде после гибели двух паромов. Но проблемы атакующих еще не закончились. С южной, закрытой стороны Мтсамборо выползла самоходная баржа (неуклюжая стальная коробка), продвинулась в сторону паромов ИРКО, и открыла огонь из таких же тюберов, что и на береговой батарее…

Отступление превратилось в бегство. Баржа не могла догнать паромы, а тем более — мотоботы, но сотни плавающих в воде людей были брошены на верную смерть. В акватории возникли обычные рыбацкие лодки, и… В общем, пленных тут не брали.

Внезапно обстановка снова изменилась. Баржа прекратила огонь, и отступающие с удивлением увидели, что с нее поспешно спускают надувные «Зодиаки». Рыбацкие суденышки развернулись и ушли за островок. Следом, помчались и надувные лодки. Победители спешно покидали поле выигранного, вроде бы, боя. Суть происходящего прояснилась меньше, чем через полчаса. С запада, на бешеной скорости, неслись два ракетных катера из эскадры ВМС Омана. Они открыли огонь сходу, и их реактивные снаряды разнесли в клочья баржу, а затем начали сносить вероятные огневые точки береговой батареи — нагромождения каменных глыб на берегу островка Мтсамборо.

Командиры катеров оказались так беспечны, что не обратили внимания на действия противника около причалов городка Зангдоу (ближайшего порта на самом острове Майотте). Ракетный залп с этой позиции, отдаленной от катеров на 6 миль, оказался полной неожиданностью. Примитивные ракеты «Luka» — двухметровые обрезки тонкостенных стальных труб, набитые «карамелью» (смесью сахара и селитры) и снабженные самодельными двадцатифунтовыми бомбами — разумеется, не могли причинить бронированным боевым катерам фатального ущерба даже при прямом попадании. Тем более, из полсотни выпущенных самодельных ракет, в цель попали только две (обе в ближайший катер), а взорвалась только одна. Потери: трое убитых, пятеро раненных, и изуродованная башенка носового зенитного орудия.

Командир звена катеров пришел в неистовство. Следующие полтора часа, они вели непрерывный огонь по Зангдоу — по причалам, портовым сооружениям и по домам, оказавшимся в радиусе досягаемости реактивных орудий. Расстреляв весь боезапас, катера развернулись и укатили на запад, оставив за кормой горящий городок…

За это время моряки ИРКО успели вытащить из воды тех своих товарищей, которые подавали признаки жизни и, не испытывая больше судьбу, ушли назад, в Чиророни. Солнце уже клонилось к закату. На поверхности моря плавали обломки и трупы, и огромные пятна мазута и копоти. Вот такой морской бой по-коморски…

Через полчаса после этого инцидента, контр-адмирал Теодор Рестейн (командующий базой 5-го флота США на острове Масира) получил звонок от генерала НОАК Исяна Чанбао, командующего временным военным контингентом на Сокотре. Эти старшие офицеры были знакомы — в последние дни они общались по согласованию движения эскадры Омана в зоне контроля китайской РЛС и береговой ракетной батареи.

— Уважаемый коллега, — начал Исян Чанбао, — я должен сразу же расставить точки над значками: этот разговор не вполне официальный. Это важно и это есть та причина, по которой я связался с вами по вашему личному, а не по служебному телефону.

— ОК, уважаемый коллега Чанбао, — согласился Рестейн, — Не имею ничего против. По моему, неофициально у нас даже лучше получается.

— Да, я согласен, неофициальные контакты часто удобнее. У меня есть для вас важная информация или совет: лучше будет сейчас убрать всех американских инструкторов с оманской эскадры. Это надо сделать в течение двух часов. Потом может быть поздно.

— Извините, коллега Чанбао, но для этого нужны крайне серьезные основания.

— Серьезные основания у вас есть, — ответил китаец, — После инцидента с обстрелом французской территории Майотте оманскими ракетными катерами, вы решили, что необходимо собрать своих людей, выслушать их рапорты, и дать ценные указания.

— Это называется: повод, — заметил контр-адмирал, — а каково реальное основание?

— Реальное основание, уважаемый коллега Теодор, таково, что иначе американские инструкторы будут убиты, и это станет очень неприятной проблемой для всех нас.

Рестейн был так удивлен, что даже утратил чувство такта.

— Кем, черт возьми, они будут убиты?

— Это совсем не важно, — ответил Исян Чанбао, — А важно этого не допустить.

— Но… Но, коллега Чанбао, откуда такая информация?

— Из надежных источников, коллега Теодор. Плохими источниками я не пользуюсь.

— ОК, — согласился американец, — Конечно, ваши источники заслуживают доверия, но чтобы отозвать инструкторский состав с эскадры в боевой обстановке, недостаточно одних только слов даже такого уважаемого человека, как вы, генерал.

Исян Чанбао горестно вздохнул.

— Мне очень жаль, если это действительно так. Я очень хотел спасти американских инструкторов. Я пошел на не вполне официальный разговор, и передал вам важную военную тайну. Было бы очень хорошо для всех, если бы вы отозвали инструкторов, пользуясь поводом, который у вас есть. Они остались живы, я не напрасно раскрыл военную тайну, а этот наш разговор так и остался неофициальным.

— Это намек, что разговор может стать официальным? — осторожно спросил Рестейн.

— Увы, — китаец снова горестно вздохнул, — Если американские инструкторы окажутся убитыми, будут проблемы. Руководство вызовет меня и задаст вопрос: что ты сделал, чтобы этих проблем не было? Мне придется им ответить: я позвонил контр-адмиралу Теодору Рестейну, и объяснил ситуацию на словах. Он, к сожалению, отказался мне поверить без доказательств, а я не имел права передать ему секретные расшифровки радиоперехватов. Я нарушил секретность даже этим словесным сообщением. Ничего больше я точно не мог бы сделать, поэтому моя совесть теперь чиста.

Американец от души врезал кулаком по столу.

— Значит, если что-то произойдет, вы сделаете меня крайним? Представите дело так, словно я ответственен за гибель шести отличных парней?

— Не надо так нервничать, коллега Теодор, — мягко сказал Исян Чанбао, — Никто еще не убит, и не будет убит, если каждый из нас честно выполнит свой долг солдата. Очень тяжело смотреть в глаза матери, потерявшей сына и жене, потерявшей мужа, когда ты знаешь: от тебя зависело, чтобы он жил. От одного твоего слова. Очень тяжело потом смотреть в глаза собственной матери, или своей любимой жене, если она знает…

— Прекратите на меня давить! — возмущенно перебил Рестейн, — Скажите, лучше, что за опасность им угрожает? Религиозные фанатики в экипаже? Чья-то диверсия? Ракетная атака? Нападение какого-то вражеского флота, хотя я ума не приложу, какого…?

— Опорный пункт ваших ВВС есть в порту Мтвара, южная Танзания, — произнес Исян Чанбао, — Там есть конвертопланы «Tiltrotor». Оттуда до эскадры всего 300 миль. Не придется даже брать штатные вертолеты с авианосца и крейсера. Ваш конвертоплан долетит за час, снимет ваших людей, и доставит их в Мтвара.

— Вы проигнорировали мой вопрос, — заметил контр-адмирал.

— Я не имею права на него отвечать, — сказал китаец, — Поэтому, предпочел дать вам хороший совет. Действительно, очень хороший.

— Совет… — проворчал Рестейн.

— Да, — подтвердил генерал, — Хороший совет. Всего доброго, коллега Теодор.

Контр-адмирал повертел в руках замолчавшую трубку, сунул ее в карман, и быстрым шагом вышел из своей комнаты в жилом корпусе базы, не глядя захлопнув дверь за спиной. До пункта оперативно-аналитического наблюдения было шагов двести…

Дежурный офицер — лейтенант Гомер Симпсон (вот угораздило парня, и с именем, и с фамилией), по прозвищу Слайд, попытался было поднять дежурную группу по стойке «смирно», но контр-адмирал махнул правой рукой, а левую положил Слайду на плечо, слегка придавив к операторскому креслу.

— Не напрягайтесь, парни… И девушки. У нас тут образовалось два дела, одно быстрое, второе — не очень. Радист дальней связи, пишите мой приказ-телетайп для авиаотряда нашей опорной базы «Мтвара», Танзания. Вы готовы?

— Да сэр, — ответила сержант-радист Венди Уайтби.

— Я диктую:

«Срочно! Направить борт CP-04 к авианосцу «Ар-Рашид», и борт CP-06 к ракетному крейсеру «Аль-Мансур». Снять группы военспецов US-Navy-5 и доставить их на базу «Мтвара». Обеспечить средствами связи и довольствием, ориентировочно на сутки. Докладывать о ходе исполнения приказа лично мне. Рестейн».

— Отправлено, сэр!

— …Теперь приказ-телетайп — для наших инструкторов на авианосце «Ар-Рашид» и ракетном крейсере «Аль-Мансур»… Одинаковые в оба адреса… Пишите:

«Изменения режима миротворческой операции, вызванные инцидентом на Майотте, требуют нового регламента. В связи с этим, приказываю: прибыть на базу «Мтвара», Танзания, ознакомиться с текущими открытыми новостями, до 22:00 отправить мне рапорты-предложения, и к 7:00 быть готовыми их обосновать. Вашу передислокацию будут осуществлять CP базы «Мтвери», ориентировочно через час. Рестейн».

— Отправлено, сэр!

— Отлично! Копии — мне, я распишусь. Вижу по вашим физиономиям: вам чертовски хочется знать, что происходит. Объясняю. Поскольку наши арабские, как бы помягче выразиться… Союзники обстреляли ракетами деревню на французском Майотте. Мы оказались по уши в дерьме. Если французы подтащат на эту гребаную ярмарку что-то интересное с Реюньона… Я не хочу узнать об этом, когда наши арабские… Гм… Уже навалят полные штаны. Через 10 минут, я хочу видеть всю оперативную обстановку в Мозамбикском проливе. Это должно быть на большом экране, с комментариями. А я попробую пока выпить чашку тех помоев, которые в этой дыре называются «кофе».

Пока контр-адмирал Рестейн пил кофе (кстати, очень неплохой), почти в 5000 милях северо-западнее, в городе Нуук (столице Гренландии), вне какой-либо связи с этими безобидными действиями старшего офицера US-Navy, случилось нечто невиданное. Группа уборщиков-китайцев, предоставляемых местной аутстаффинговой фирмой филиалу банка Люксембург-Коммерс, внезапно взбунтовалась. Распределившись по помещениям офиса филиала (что, разумеется, не вызвало беспокойства у персонала), китайцы внезапно извлекли из своих пластиковых ведер компактные автоматы «UZI» и хором объявили: «Всем замереть! Это полицейская спецоперация по борьбе с мафией!».

Персонал банка (включая и охранников), послушно замер, здраво рассудив, что полицейская это операция, или просто налет, или внезапный коллективный психоз, постигший уборщиков, но если дернуться, то можно легко схлопотать пулю в свой любимый организм. Нам оно надо? Нам оно не надо. Значит, не дергаемся.

Далее, злые китайцы, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся иннуитами (т. е. эскимосами), предъявили окаменевшим от удивления сотрудникам банка свои ID «Полиция Гренландии — спецотряд по борьбе с организованной преступностью». Следующим ходом, один из полисменов уверенно занял рабочее место оператора-операциониста и его пальцы забегали по пульту сетевого терминала. Из принтера поползла распечатка транзакций последней операционной недели. Затем, случилось страшное: сумма в размере 300 миллионов USD, учтенная в числе аккредитивов, обнулилась, а в протоколе операционного дня банка возникла запись: «Перевод на специальный счет департамента юстиции в Национальном банке Гренландии, на основании международной конвенции о борьбе с финансированием терроризма».

Старший офицер спецотряда, жестом опытного картежника, вынул из кармана и развернул веером пачку бумаг с гербом: на синем фоне белый медведь сидит на невидимой табуретке и курит помятую сигарету. Вообще-то (по геральдическому описанию), герб изображал «вставшего на дыбы белого медведя с открытой пастью, поднятой левой передней лапой и высунутым языком», но так уж как нарисовали…

«Постановления о задержании подозреваемых лиц на 12 часов, — сообщил старший офицер, — Пожалуйста, в организованном порядке, подойдите ко мне, по одному, и распишитесь, что ознакомлены. Внизу есть поле, где вы можете записать протест».

Фальшивый экипаж и фальшивые VIP-пассажиры яхты «Golden Sun» вторые сутки бездельничали в мини-отеле «La Digue Point» на острове Южный Агалега, когда на мобайлы мичмана Хедена и мичмана Рунка пришли идентичные SMS:

«Ночь будет тихая и ясная, не пропустите зрелище восхода Луны».

Хеден прочел это дважды, потом хлопнул ладонью по колену и громко объявил:

«Уа-уа, парни! Мы сделали это! На закате снимаемся с якоря и идем на Чагос».

Эскадра ВМС Омана патрулировала акваторию к северу от наиболее узкого места Мозамбикского пролива (на 17-м градусе Ю.Ш., где от Африки до Мадагаскара не намного больше двухсот миль) и к югу от коморских островов. Участками особого внимания считались: С запада — россыпь мелких островков вдоль южного побережья Мозамбика (туда мог быть скрытно переброшен транспорт, способный преодолеть полтораста миль до Большого Комора). С юга — сама горловина пролива (с совсем крошечным островком Жуан-Нова, аннексированным Мадагаскаром у Франции в позапрошлом году). С востока — Мадагаскар. С северо-востока — микро-архипелаг Глориоз-Лийс, сданный Мадагаскаром под военно-морские базы своим союзникам.

К этому микро-архипелагу оманцы не рисковали приближаться (поскольку военные арендаторы пригрозили «открыть огонь без дополнительных предупреждений»), но ролкер «Uxias», идущий оттуда на юг, сквозь патрулируемую акваторию, не выглядел защищенным. Почему бы не досмотреть его «жестко» просто из принципа? Реальных подозрений ролкер не вызывал, но он шел из «враждебного порта»…

Радио-телекс: «Ролкеру — немедленно изменить курс, подойти к головному кораблю эскадры на дистанцию два кабельтова и лечь в дрейф для военного досмотра».

Ответ: «Судно следует в центр южного расширения Мозамбикского пролива к атоллу Бассас с грузом оборудования для кемпинга фирмы «Equa-Tour». Атолл приобретен фирмой у правительства Франции. Рейс легальный, гражданский, и военный досмотр судна будет нарушением морских законов в части правила о некомбатантах».

Второй радио-телекс: «В случае неподчинения, эскадра откроет по вам огонь».

Ответ: «Считаем ваши действия незаконными, но подчиняемся грубой силе».

Контр-адмирал Теодор Рестейн, слушал аудио-поток радиоперехвата из динамика и наблюдал обстановку на огромном экране, занимавшем целиком одну стену пункта оперативно-аналитического наблюдения. Он допил восьмую по счету чашечку кофе, бросил взгляд на часы (было 21:15) и довольно неполиткорректно произнес.

— Эти ублюдки как нарочно создают нам проблемы с французами. Сначала Майотте, теперь французские коммерсанты. Как ты думаешь, Слайд?

— Я думаю, сэр, — ответил лейтенант Гомер Симпсон, — что они создают нам проблемы просто потому, что они ублюдки, — Они всем создают проблемы. Натура такая. И еще, если позволите, сэр…

— Излагай, — разрешил Рестейн.

— Очень хорошо, сэр, что вы убрали оттуда наших парней, инструкторов. А еще лучше было бы вообще не давать этим макакам ни инструкторов, ни кораблей, ни авиации. Смотрите, сэр, они досматривают уже четвертую гражданскую группу. Час назад они издевались над индусами на балкере из Порт-Мозамбик. Перед этим — докопались до контейнеровоза кенийцев, идущего из Момбаса в Дурбан. Они прицепились даже к китайским яхтсменам на спортивном паруснике. Я думаю, сэр, этих субъектов просто нельзя выпускать в море. Пусть ебут верблюдов в своей пустыне. Извините, сэр.

Слайд замолчал. Остальные восемь дежурных операторов тоже молчали, глядя на свои рабочие экраны, но и так было видно, что они согласны со своим лейтенантом в этом вопросе. «И не только они…», — подумал контр-адмирал. Он перевел взгляд на синюю точку в левой верхней четверти экрана, ползущую к берегу Танзании. Конвертоплан с шестью военспецами на борту уходил на базу Мтвара.

— Нам все еще нужна их вонючая нефть, вот в чем проблема, — проворчал Рестейн, — лет через десять, мы перейдем на альтернативные источники, и это блядство закончится.

— Простите сэр, — сказал один из операторов, отвернувшись от экрана, — Рядовой Джим Лумис, сэр. Разрешите сказать?

— Говори, солдат.

— Я думаю, сэр, мы бы давно уже перешли на эти самые источники, если бы эти самые макаки не купили кое-кого на самом верху еще четверть века назад, а то и раньше.

— Так-так, продолжай, — поощрил его Рестейн.

— Еще я думаю, сэр, что мы не на той стороне. Мы играем за макак, мы помогаем им блокировать трансэкваториалов, а надо бы брать у трансэкваториалов их биодизель в полтора раза дешевле нефти, как делают южноафриканцы, и послать макак на хер.

— Не на той стороне, — медленно повторил контр-адмирал, — ОК, солдат. Твое мнение понятно. А теперь — собрались и делаем нашу работу на той стороне, на которую нас поставили выбранные нами конгресс и президент… Слайд, каков, по-твоему, самый вероятный сценарий атаки на эскадру? Быстро! Я хочу слышать спонтанное мнение.

— Субмарина, сэр, — мгновенно ответил лейтенант, — На месте французов, я бы послал хорошую неатомную подлодку-невидимку, на Реюньоне есть две такие.

— Дальше? — спросил Рестейн.

— …Дальше, сэр, я бы подошел к этим макакам, которые собрались там в кучу, как бараны… (лейтенант подошел к экрану и показал световым пером на три черточки севернее Мохели и западнее Майотте, обозначавшие позиции авианосца, ракетного крейсера и одного из вспомогательных судов)… На вот тех я бы вообще плюнул… (лейтенант показал световым пером на шесть черточек ближе к Майотте — минный тральщик, второе вспомогательное судно и четыре ракетных катера), и занялся бы главными. Один хороший залп, пара торпед в авианосец, и пара в крейсер — и все. А остальных, оставшихся без прикрытия, порвут мадагаскарцы. Они здорово злы на оманцев. Из-за этой блокады они теряют «transit-fee», миллионы баксов в день.

Контр-адмирал прошелся перед экраном туда-сюда, потирая ладонью свой чисто выбритый подбородок, и бурча под нос старую мелодию классического «disco».

— А что нам известно о текущей позиции этих субмарин с Реюньона?

— Ничего, сэр. Считается, что они там, на своей базе, в порту Сен-Дени.

— Считается… — буркнул Рестейн.

— Им надо пройти тысячу миль, сэр, — добавил Слайд, рисуя световым пером дугу, начинающуюся в семистах милях восточнее центрального Мадагаскара, а затем, огибающую его с севера и оканчивающуюся на позиции оманской эскадры.

— Они могли выйти в море 31 марта, — заметил контр-адмирал, — Сразу после наглого ультиматума президента ИРКО, субмарины могли быть посланы на защиту Майотте.

— Тогда бы они уже были рядом с Коморами, сэр, — возразил лейтенант, — Если так, то непонятно: почему они не вмешались, когда оманские катера обстреливали Зангдоу?

— А потому, лейтенант, что только полный кретин пойдет на демаскировку субмарин-невидимок ради уничтожения двух паршивых ракетных катеров! Вы все правильно сказали, лейтенант. Вот их цели! — Рестейн протянул руку к стене-экрану и постучал пальцем по двум черточкам, которые изображали авианосец «Ар-Рашид» и ракетный крейсер «Аль-Мансур», — Эти невидимые подводные лодки рыщут где-то здесь.

— Разрешите вопрос, сэр? — сказала сержант Венди Уайтби.

— Спрашивайте.

— Я хотела сказать, французы почти без сопротивления отдали Мадагаскару сначала Глориоз-Лийс, потом Жуан-Нова и Европа-Кота в проливе… Сейчас, судя по радио-перехвату, они продали какому-то своему бизнесмену атолл Бассас, видимо, чтобы получить хотя бы деньги, пока и это не отобрали мадагаскарцы…

— Ваш вопрос, мисс, — мягко напомнил контр-адмирал.

Сержант Уайтби смущенно тряхнула головой.

— Да, сэр. Почему вы уверены, что французы так же не бросят и остров Майотте?

— Хороший вопрос, сержант. Есть три причины. Первая: все те пункты были мелкими необитаемыми клочками суши, куда едва можно впихнуть одну ВПП и пару казарм. Другое дело — Майотте, там 200 тысяч жителей. Это, в основном аборигены, но, они граждане Франции, и постепенно приобщались к цивилизации. Вторая: Майотте это последний психологический рубеж перед Реюньоном, потеря которого станет просто национальной катастрофой и превратит Францию в политического карлика. Третье:

интуиция подсказывает мне, что генерал Чоро Ндунти, диктатор Шонао, не стал бы рисковать своей шкурой, появляясь на Майотте, если бы не был кое в чем уверен.

— Но он же дикарь, сэр, — возразила Венди.

— Вот именно, — сказал Рестейн, — Его инстинкты дикаря подсказывают ему верный порядок действий в сложнейших ситуациях. Это охотничий пес с верхним чутьем. Поэтому, я приказываю… Внимание, всем! Срочно заняться поиском французских субмарин класса U-215A. О любых подозрительных объектах и событиях сразу же докладывать мне. Я буду в своем кабинете. Спать, похоже, сегодня не придется.

В 23:10, ролкер «Uxias» оказался в 3 милях от авианосца и ракетного крейсера, и убрал ход до «самого малого». Экипажи оманских кораблей, разумеется, не могли видеть, как под днищем стометрового ролкера, открылся непредусмотренный исходным проектом контейнер, и из него почти беззвучно выплыли шесть объектов, похожих на «летающие тарелки» с детской карусели в луна-парке. Эти «летающие тарелки» разделились на две группы по три, и двинулись под водой к авианосцу и крейсеру соответственно. Ролкер, тем временем, переключил машину на «полный назад», затем остановил ее.

В 23.50 дистанция между «Uxias» и военными сократилась примерно до мили. Оманцы включили мощные прожекторы, и высветили из черной, непроглядной ночи ожидаемый силуэт ролкера. Два взвода морских пехотинцев приготовили к спуску на воду шлюпки, чтобы подойти к кораблю, подлежащему досмотру. Тем временем, «летающие тарелки» мягко, бесшумно прилипли к центрам днищ огромных корпусов военных кораблей.

В 23:50:15 (это время точно зафиксировалось всеми, кто проводил мониторинг моря) синхронно прогремели взрывы шести зарядов фуллернита, по две тонны каждый. На экранах, принимающих трансляцию со спай-дронов, были видны сначала — короткие зеленоватые подводные вспышки, окрасившие черную поверхность океана в тускло-изумрудные тона, затем — подсвеченные ярко-желтым пламенем столбы воды и пара, приподнявшие над водой гигантские серо-блестящие туши кораблей, и с легкостью переломившие их пополам. Обломки еще падали в воду, когда вспыхнули несколько тысяч тонн дизельного топлива. Огромные жидкие костры стремительно растекались, распадаясь на множество горящих пятен, покрывающих океан в радиусе сотен метров.

Оманский вспомогательный корабль «Эш-Шихр» и мадагаскарский ролкер начали маневрировать, уходя от плавучего пожара, в чадящем пламени которого то и дело, возникали грохочущие фейерверки — это детонировал боезапас. Экипажи ракетного крейсера (около четырехсот моряков) и авианосца (около трех тысяч моряков и около двух тысяч авиационного персонала) никто не пытался спасать. Оманские военные моряки с «Эш-Шихр» не умели этого делать, а моряки с ролкера — не хотели. «Аль-Мансур» и «Ар-Рашид» погибли вместе со ста процентами личного состава…

Контр-адмирал Теодор Рестейн ворвался на пункт оперативно-аналитического наблюдения за пять минут до полуночи. Лейтенант Гомер Симпсон и все восемь операторов и радистов, в немом изумлении смотрели трансляцию со спай-дрона.

— Что вы на это пялитесь? — рявкнул контр-адмирал, — Пожара никогда не видели?! Субмарина, пустившая торпеды, обнаружена или нет?! Слайд! Я тебя спрашиваю!

— Нет, сэр! Разрешите…

— Какого черта! — перебил Рестейн, — Любая субмарина, даже U-215A, будь она хоть трижды невидимая, всегда демаскирует себя при торпедном залпе! Где она?!

— Ее нет, сэр. Разрешите, я объясню?

— Валяй. Объясняй. Только быстро.

— Там не было ни субмарины, ни торпед, сэр. Это совершенно точно.

— А кто взорвал два корабля? Олени Санта-Клауса?

— Похоже, сэр, это были заранее установленные мины на днищах. Очень большие, с зарядами в несколько тонн. Я не знаю, кто, когда и каким образом их установил, но посмотрите замедленную запись. Мы ее крутим уже третий раз.

— Бред какой-то, — проворчал контр-адмирал, — Ну, показывайте, что там…

Лейтенант пару раз щелкнул мышкой, и на экране начала медленно разворачиваться картина взрыва, уничтожившего ракетный крейсер. Его корпус, более узкий, чем у авианосца, позволял рассмотреть происходящее несколько подробнее… Мелодично звякнули часы, отбивая первые ночные склянки. Полночь. Начало собачьей вахты.

Рядовой Лумис, бросил печальный взгляд на световое табло и тихо проворчал:

— Goddamn! Будь мы на «коробке», сейчас бы сменились, и это говно разгребала бы следующая вахта. А в береге, черт, дежурства по восемь часов…

— Помолчи, Джим! — шикнула на него сержант Уайтби.

— Я молчу, Венди. Просто подумал вслух… А что теперь будет, а?

— Спроси чего попроще, — буркнула она.

— Сдай назад, Слайд, я хочу посмотреть еще раз, — сказал Рестейн.

— Да, сэр! — отозвался лейтенант Симпсон, переключая видеозапись на начало.

В общем, картина была уже ясна контр-адмиралу, но он хотел убедиться… Ну, вот, убедился. Взрыв произошел не в воде, рядом с атакуемым судном (как бывает при использовании любой современной торпеды), а непосредственно на его корпусе. В отличие от ситуации, когда судно получает удар расширяющегося пузыря высокого давления, здесь произошло нечто вроде прожигания танковой брони кумулятивной гранатой. Стальная плита днища прожжена, как бумага по поперечной линии в трех местах, поэтому крейсер легко развалился пополам, когда взрыв приподнял его над водой… Значит, три толково установленные мины. Какие тут, к дьяволу, торпеды…

От этих мыслей его оторвал крик одного из операторов.

— Сэр, кажется, субмарина всплыла и расстреливает «Эш-Шихр»!

— Что значит, «кажется»?! — проревел контр-адмирал, разворачиваясь к нему.

— Докладывает рядовой Джон Бриггс. Ну, вы посмотрите сами, сэр! — оператор ткнул пальцем в экран, — Я думаю, она всплыла под прикрытием дыма, и теперь стреляет из автоматического орудия. Ее ни хрена не видно, а «Эш-Шихр»… Вот, опять попали.

Рестейн и сам видел, как сквозь плотное, кое-где подсвеченное тускло-оранжевым пламенем, одеяло дыма от горящего на поверхности мазута, полыхнула бело-желтая полоса реактивного выстрела, а через пару секунд взрыв разнес часть борта в самой середине корпуса оманского вспомогательного корабля. Его частично разрушенная надстройка уже горела, а по палубе беспорядочно метались фигурки матросов.

— Расстреливает с шести кабельтовых, как на учениях, — мрачно прокомментировал сержант Лумис, — Французы, они большие гуманисты. Особенно подводники.

… Полыхнула еще одна бело-желтая полоса, и на этот раз снаряд попал в емкости с запасами топлива. Над кормой вспомогательного корабля взвилось вверх огромное полотнище пламени, и за минуту, «Эш-Шихр» превратился в пылающий факел…

— …Крышка, — объявил кто-то из операторов.

Негромко выругавшись сквозь зубы, контр-адмирал глянул на часы (было 00:11), и повернулся к экрану на стене. Западное соединение эскадры ВМС Омана перестало существовать. От места его гибели поспешно уходил на юг мадагаскарский ролкер. Сейчас он уже был милях в пяти… А от восточного соединения эскадры отделились четыре ракетных катера и на полной скорости двигались в ту сторону, где, как им, вероятно, казалось, еще шел бой. Чтобы добраться туда им требовалось около часа. Минный тральщик и второй вспомогательный корабль остались в районе Майотте.

Стоявший рядом лейтенант Симпсон вдруг шагнул влево и уставился на ту часть оперативной карты, которая отображала северо-западное побережье Мадагаскара.

— Oh! Shit!.. Я так и знал…

— Что ты знал, Слайд? — спросил Рестейн, и, проследив за его взглядом, произнес то же самое, — Oh! Shit!..

От пункта Зарамакрозо, под Мадзунгом, обозначенного на карте, как «Коммерческий аэродром мадагаскаро-меганезийского предприятия «Malgi-Apu», на норд-вест-норд двигалось скопление маленьких крестиков, которого не было тут всего минуту назад. Надпись рядом информировала: «Легкие авиа-рэпторы «Abris-Glass» ВВС Мпулу — 36 единиц, скорость 300 узлов, эшелон: 1000–1500 метров, летающие канонерские лодки ВВС Шонао, 40 единиц, скорость 200 узлов, эшелон: 500 метров».

Лейтенант тронул центр скопления крестиков световым пером — и на карте сразу же проявился узкий длинный сектор покрытия вероятных объектов атаки: оставшиеся корабли оманской эскадры и пункты на островах: Мохеле, Ажуан и Большой Комор. Около каждого объекта было указано вероятное время атаки. Минному тральщику и второму вспомогательному кораблю оставалось жить полчаса, ракетным катерам — немного больше, а военным и правительственным объектам ИРКО — примерно час.

— Французы предупредили мпулуанцев заранее, сэр. А мадагаскарцы дали аэродром.

— Видимо, так, Слайд, — согласился контр-адмирал, — Венди, посмотри, что есть про предприятие «Malgi-Apu» в Мадзунге.

— Да, сэр, — отозвалась сержант Уайтби и ее пальцы забегали по клавиатуре, — Готово. Прочесть сэр, или вы посмотрите?

— Читай, — ответил Рестейн, продолжая созерцать оперативную карту.

— Совместное предприятие «Malgi-Apu». Профиль: энергетическое и транспортное машиностроение. Поставляет военную технику странам Транс-Экваториальной Африканской Лиги. Владельцы: гражданин Рамбори Сенджорао (Мадагаскар) и партнерство «Bikini Fuego» (Маршалловы острова, Меганезия). Гражданин Рамбори Сенджорао женат на Мчолэ Нгакве (дочери Адэ Нгакве, президента Мпулу).

— Понятно, Венди. Сейчас срочно оповещай все наши медиа-каналы, которые можно принимать на Коморах. Пусть прерывают программы и дают сообщение для наших граждан, находящихся на этих островах. Через час начнется бомбардировка, надо держаться подальше от правительственных офисов, промышленных предприятий, электростанций, скоплений транспорта, портов, аэродромов, развязок шоссейных и железных дорог. Начни с CNN, его точно смотрят… Быстро, Венди, быстро!

В кармане рубашки контр-адмирала требовательно запиликал мобайл.

— Черт! Начинается… — он выхватил трубку и прижал к уху, — Рестейн слушает… Да, мистер Язиф, я в курсе ситуации… Да, возможно, это была субмарина… Я сказал: возможно… Да, возможно, она еще там… Я знаю, сколько ваших моряков погибло, однако это не упрощает идентификацию… Да, я вижу авиа-рэпторы на оперативной карте… Нет, мистер Язиф, я не могу ничего с этим сделать… Я весьма сожалею, но, скорее всего, эскадра обречена… Да, вся. Вероятно, часть личного состава удастся сохранить путем немедленной эвакуации с кораблей… Нет, я не имею возможности поднять в воздух наши дальние истребители… Они совершенно исправны, но мне не ставилась эта задача… У меня только одно командование, мистер Язиф, это комитет начальников штабов ВС США. При всем уважении к мистеру Рафайли… ОК. К его величеству Рафайли, если у вас так принято. Я не исполняю его приказы, он султан Омана, а не президент США… Вы можете поднять свои F-517, но они не долетят…

Слушая скороговорку собеседника, Рестейн жестом попросил чашечку кофе, а потом ответил в трубку:

…Мистер Язиф, дальность самолета зависит от ТТХ, а не от того, сколько вы за него заплатили. Долетят FA-88, но это бессмысленно… Потому, что до туда 1900 миль. Полетное время два с половиной часа. Прибавьте к этому время подготовки к полету. Авиа-рэпторы ВВС Мпулу успеют отбомбиться и уйдут на свою базу…

Венди Уайтби протянула контр-адмиралу пластиковую чашечку. Он поблагодарил ее кивком головы и продолжил разговор по мобайлу.

…Извините, я не понял. Ракетой средней дальности по Мадагаскарскому аэродрому? Никаких проблем, ракета ваша, но… Не перебивайте, я еще не договорил. Если вы сделаете это, то ПВО Глориоз-Лийс собьет вашу ракету, а потом их робот-авиация отутюжит вашу столицу так, что там передохнут даже тараканы… Никаких проблем, мистер Язиф, жалуйтесь на меня президенту, или Папе Римскому… Я отозвал наших инструкторов потому, что ваши корабли обстреляли французскую территорию… Это никак не меняет дела…. Нет, не я отозвал инструкторов перед тем, как потопили ваши корабли, а ваши корабли потопили после того, как я отозвал инструкторов… Не надо пугать меня своим султаном. Он может гневаться, сколько хочет… Какой, к дьяволу, сговор с французами?… Мистер Язиф, я не намерен общаться в таком тоне… Гм…

В левой стороне оперативного экрана возник ряд мигающих точек, довольно быстро движущихся на восток через прибрежную полосу Мозамбика к Коморским островам. Идентификационная надпись сообщала: «Ракетоплан-дрон «Tente» ВВС Шонао. 50 единиц, скорость 2550 узлов, эшелон: 16000 метров, запуск из центральной акватории озера Ниаса, Малави. Вероятные цели атаки: район Морони, остров Большой Комор. Осталось до поражения целей — 15 минут».

— Дикарская акция устрашения, — буркнул один из операторов.

— Или артподготовка перед десантом, — выдвинул свою версию лейтенант Симпсон.

Теодор Рестейн, вытер пот со лба и уже собрался высказаться, одновременно убирая трубку обратно в карман, но тут она снова зазвонила.

— Черт… Рестейн на связи… Да, сэр, оперативная карта передо мной… Нет, сэр, это невозможно изложить в двух словах… Есть отставить формальности. ОК, Вилли, я попробую. Началось с того, что эти кретины влезли в свару французских и арабских коморцев и расстреляли деревню на французском берегу. Я отозвал инструкторов на всякий случай… Да, Вилли, была дополнительная информация, но об этом лучше по другому каналу связи… Один наш лейтенант, толковый парень, высказал мысль, что французы отправят субмарину-невидимку с Реюньона… Нет, здесь не было никаких дополнительных данных, но лейтенант Гомер Симпсон — толковый парень… Но его, правда, так зовут, он не из мультика, а из сектора радиоразведки. Я приказал искать субмарину, но она уже сидела в засаде, поджидая крейсер и авианосец, это те цели, которые назвал лейтенант. Она их поимела, как только они встали в удобную позу. Эскадра лишилась ПВО… Да, Вилли, французы предупредили транс-экваториалов заранее, и те держали штурмовики наготове… У меня нет радиоперехвата, но все их действия согласованы… Вот этого я тоже не понимаю, Вилли. Торпеды были такой мощности, что мы даже подумали: вдруг это какое-то другое оружие. Но потом эта субмарина всплыла и расстреляла «Эш-Шихр»… Я не могу утверждать, что это была именно U-215A. Она пряталась в дыму, мы не видели надстройку… ОК, мои ребята попробуют установить ТТХ этой торпеды. Думаю, французы скрыли от нас новую разработку, а теперь, после рекламы, выйдут с ней на рынок… Да, мне уже звонил министр обороны Омана. Невменяемый субъект… Нет, я не послал его в жопу, но разговор у нас не сложился … Да, я согласен, что момент эвакуации инструкторов выглядит подозрительно, но у меня были основания… Есть, понял. До связи, Вилли.

После разговора с адмиралом Вилли Дэнброком, Теодор Рестейн даже и не пытался убрать трубку. Вилли предупредил его о следующем звонке… А вот и этот звонок.

— … Да, это контр-адмирал Теодор Рестейн… Да, я могу говорить… Сенатор, я не понимаю, о чем вы говорите… Нет, у нас не было никакой договоренности с ВМС Франции, и с командованием их базы на Реюньоне тоже… Я отозвал их, чтобы их не убили… Я повторяю, сенатор, у нас не было договоренности с французами… Я могу объяснить на примере. Ваш сын зашел на чашку кофе к соседу, а тот вдруг спятил, схватил винтовку и начал стрелять из окна по прохожим. Тогда вы звоните сыну и говорите: парень, смывайся оттуда, а то угодишь под полицейские пули… Нет, я не считаю вас дебилом, но вы сами просили объяснить… Нет, сенатор, эти чертовы, в смысле, оманские дипломаты, морочат вам голову. На паромах были не гражданские лица, а вооруженный десант. И на записи четко видно: береговая охрана Майотте отбивала этот десант, когда оманские катера атаковали ее. Оманцы спровоцировали ответный огонь, а потом расстреляли причальные сооружения и жилые дома…

Контр-адмирал отвлекся на секунду и жестом попросил налить ему еще чашку кофе. Сержант Уайтби кивнула и занялась этим вопросом, а Рестейн вернулся к разговору.

— …Сенатор, я не угрожал министру обороны Омана… Я не угрожал обстрелять их столицу… Так, вы позволите мне ответить?… Язиф требовал, чтобы я начал военные действия против авиации Трансэкваториалов и против Мадагаскара. Я отказался, и он заявил, что выстрелит по Мадагаскару ракетами. Я предупредил, что тогда союзники Мадагаскара сотрут Маскат с лица земли… Нет, я не говорил, что мне насрать на их султана, я просто сказал, что он не президент США… А как я должен был ответить?

С правой стороны оперативного экрана появилась группа новых воздушных объектов, движущихся от Мадагаскара к Коморам. Идентификационная надпись сообщала: «Транспортно-десантные «Screen-Shuttle» аэромобильной бригады Мпулу — 8 единиц, скорость: 120 узлов, эшелон: 100–200 метров. Легкие авиа-рэпторы «Abris-Glass» ВВС Мпулу — 24 единицы, скорость 120 узлов, эшелон: 500–700 метров».

Кто-то из операторов негромко прокомментировал: «Сначала артподготовка, а теперь десант под прикрытием с воздуха». Другой, так же негромко заметил: «А наш Слайд, голова, сразу догадался». Гомер Симпсон изобразил на лице ослепительную улыбку, достойную рекламного проспекта зубной пасты «чистящей белее, чем добела».

…Сенатор продолжал читать Теодору Рестейну лекцию о нормах дипломатического этикета в отношении коронованных особ. Контр-адмирал прикинул: это — на полчаса, никак не меньше и, жестом поблагодарив Венди, принялся за кофе (как-то умудряясь глотать его абсолютно беззвучно — что выдавало опыт длительного, бессмысленного телефонного общения с профессиональными политиками высокого ранга).

…Ракетопланы-дроны с полуторатонными боезарядами, разносили в пыль объекты военно-гражданской инфраструктуры в районе столицы ИРКО на Большом Коморе.

…Авиа-рэпторы и летающие канонерки, спокойно и методично сжигали корабли оманской эскадры, лишенные ПВО и теперь совершенно беззащитные.

…Аэромобильные транспорты, под прикрытием другой группы авиа-рэпторов, неотвратимо приближались к Ажуану, Мохели и Большому Комору.

…Министр Язиф бродил по своему саду, ломая голову над тем, как утром доложить султану Рафайли о потере большей части кораблей ВМС Омана и о гибели примерно шести тысяч моряков и летчиков. Горе семей погибших его мало волновало. Он был классическим арабским аристократом, в его глазах не существовало особой разницы между простолюдином и ишаком. «Ислам» означает «покорность». Простолюдин — покорно работает, а когда надо — покорно умирает. Простолюдинка покорно рожает каждый год, чтобы не иссякла тягловая сила и пушечное мясо. А вот праведный гнев султана… Этот гнев надо куда-то направить. В нужную сторону. Подальше от себя.

…Шестеро инструкторов под навесом во дворе жилого блока базы Мтвери, слушали звеняще-потрескивающие песни ночных цикад и распивали с трудом добытую пинту виски за здоровье контр-адмирала Теодора Рестейна.

…Сенатор говорил, говорил и говорил. Такая у него была непыльная работа…

…А простой на вид, но очень изящный и быстроходный тримаран парочки молодых китайских яхтсменов, как привязанный невидимой ниточкой, следовал в нескольких милях за ролкером «Uxias» в северное расширение Мозамбикского пролива к маленькому атоллу Бассас, проданному фирме «Equa-Tour» с Гваделупы.

100

Над Мозамбикским проливом дул обычный для этой акватории сухой африканский западный ветер. Яхта-тримаран «Фэнхуан» (Феникс), шла в галфинде, на север — под углом около восьми румбов к ветру. Для грамотных виндрейсеров (каковыми были технической эксперт-стажер SSD, Юн Чун и лейтенант спецназа «DaDui», Линси Ли), движение с нужной скоростью при таких условиях под парусом, в режиме экономии топливного ресурса движка, не представляло проблемы. Тримаран легко скользил по волне, сквозь черную ясную ночь, постепенно отставая от ролкера «Uxias». Догонять ролкер не требовалось. Согласно заданию, надо было выйти к атоллу Бассас завтра к вечеру. При таком удачном ветре, есть вероятность, что включать движок вообще не понадобится. В любом случае, сейчас можно идти в режиме парусника, смотреть телевизор и отдыхать. На рассвете, после прохождения горловины пролива, можно включить мотор — если понадобится…

Двухчасовая фестивальная программа «Rokki-TV» в честь «Yuri’s Night» (или «World Space Party») завершилась стремительной прокруткой видео-фрагментов на фоне лиц:

* Юрия Гагарина (первого космонавта Земли, 12 апреля 1961).

* Нила Армстронга (первого землянина, шагнувшего на поверхность Луны).

* Джона Янга (Водителя moon-rover в 1972 и капитана SpaceShuttle-1, 12 апреля 1981).

* Барта Рутана (Автора первого частного космоплана SpaceShipOne, 20 мая 2003).

Юн Чун, едва слышно вздохнула, и пояснила.

— Мне немного обидно, что все вот так…

— Что нет ни одного нашего? — попробовал угадать Линси.

Она отрицательно покачала головой — …Что трое из четырех — американцы, из капстраны? — сделал он вторую попытку.

Она снова покачала головой и ответила:

— Мне обидно, что нет пятого: того, кто первым шагнул на другую планету. На Марс. Когда я училась в школе, то думала: вот-вот, еще несколько лет, и… И ничего…

— Насколько я знаю, — осторожно сказал Линси, — это оказалось гораздо дороже, чем думали в прошлом десятилетии, и гораздо менее перспективно, чем тогда надеялись.

— Мне иногда говорят, что я слишком сильно увлечена космосом, — немного грустно произнесла Юн, — ты тоже так думаешь?

Линси Ли застыл на пару секунд (у него была такая своеобразная манера думать — предельно быстро и сосредоточенно) и ответил:

— Не согласен. Ты перспективный сотрудник инженерной разведки, ты не можешь не увлекаться, иначе ты перестанешь любить свою работу, а это неправильно.

— Ты хороший человек, Линси, — сказала она, — Но ты ужасный прагматик.

— У меня сложно с романтикой, — согласился он, — возможно, это профессиональное. Возможно, также, что со мной скучно. Я немного сожалею об этом.

Эксперт-стажер загадочно улыбнулась и пожала плечами.

— Нет, Линси, с тобой не скучно. С тобой странно. Мне кажется, что ты столько раз выполнял упражнение «У-Сун отодвигает с пути гору Меру», что вымышленная гора стала для тебя, как настоящая. И ты раз за разом пытаешься отодвинуть ее с пути, но это может сделать только У-Сун, который вымышлен, как и сама гора. А ты — настоящий.

— Это слишком сложно для меня, — признался лейтенант спецназа, — Я имею в виду, не сдвинуть гору, а понять эти древние философские иносказания. Инструктор-шифу в разведшколе делал мне замечания за то, что я не работаю в этом направлении. А это, наверное, просто не мое… Так бывает, знаешь?

— Знаю, — подтвердила она, — Извини, что говорю так непонятно. Может быть, лучше я сделаю чай, а ты пока переключишь TV на те новости, которые ближе к нам?

101

Лейтенант Гомер Симпсон выждал ровно три с половиной минуты после того, как за контр-адмиралом Рестейном закрылась дверь, и почти не глядя, поиграл кнопками на своем терминале. На резервном экране появилась заставка CNN. Конечно, служебная инструкция запрещала смотреть ITV во время дежурства, но, в силу обычая запрет не вполне распространялся на «собачью вахту». Кроме того, сейчас имел место один из особых случаев, когда можно считать ITV-новости разновидностью разведданных.

Мгновенно пробежав глазами список «горячих» новостей, лейтенант резюмировал.

— Ребята, наше дерьмо всплыло на вторую хит-позицию. Выше нас только футбол. Заголовки — fun! Французская субмарина торпедировала стабильность в регионе! На Большой Комор вошли головорезы Французского Иностранного легиона. Массовые расстрелы в Морони. Позорный союз Франции с африканскими каннибалами.

— Кого-то уже съели? — поинтересовалась сержант Уайтби.

— Может, и съели, — ответил он, — Включи логику, Венди. Если кого-то все равно уже расстреляли, то какого черта должно пропадать мясо?

— Бррр! — выразительно произнесла сержант.

— А говорят, ничего такого, — вмешался Джим Лумис, — На вкус, как свинина.

— Кривая тема, какая-то… — проворчала она, — А, между прочим, там мигает мулька: «Пресс-служба президента Французской республики, прямой эфир».

— Через минуту и сорок секунд, — уточнил лейтенант, — Не знаю, что там интересного. Заранее понятно, что он скажет. У него нет выбора. Он в мышеловке…

Один из операторов недоверчиво фыркнул.

— Это ты, все же, загнул, Слайд. Мне так кажется.

— Если кажется, Рэй, то бросай курить марихуану… Кстати, у кого есть сигареты?

— С марихуаной? — уточнил другой оператор.

— Нет, Карл, в данный момент мне хочется обычного табака.

— Нет проблем, командир, — ответил тот, и протянул лейтенанту пачку сигарет, не преминув бросить неодобрительный взгляд на табличку «No smoking!» на стене.

— Как, по-твоему, Слайд, они признают субмарину, или нет? — спросила сержант.

— Ни то, ни другое, Венди. В этом весь смысл.

— То есть, как? — удивилась она.

— Дипломатия в мышеловке, — пояснил лейтенант, и небрежно ткнул световым пером в мигающее окошко прямого эфира.

Появилась сначала — заставка «Пресс-служба президента Французской республики», а затем — конференц-зал, набитый репортерами…

ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: Я начну с официального заявления. Французская республика, в соответствии с нормами международного права и конституцией страны, предприняла действия по силовой защите своей территории от агрессивного вторжения и попытки частичной аннексии. Мы сожалеем, что ситуацию вокруг Майотте, Ажуана, Мохели и Большого Комора не удалось уладить мирным путем, и надеемся, что в дальнейшем, заинтересованные стороны придут к стабильному соглашению по территориальным вопросам. Мы выражаем соболезнования семьям и друзьям тех 58 граждан Франции, которые пали жертвой боевых действий, а также семьям мирных коморских граждан, которые потерпели ущерб в ходе мер по отражению агрессии. Заявление «О позиции Франции по коморской проблеме» будет внесено в парламент послезавтра в полдень. Напоминаю, это было заявление президента. Сейчас я готов ответить на вопросы.

(Пауза).

ВОПРОС: Кто приказал французской субмарине U-215A атаковать корабли Омана?

ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: Я не буду комментировать военные аспекты операции.

ВОПРОС: Но вы подтверждаете факт атаки этой субмарины?

ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: Частные вопросы военной тактики не имеют отношения к делу.

Сержант Уайтби изумленно повернулась к Гомеру Симпсону.

— Ну, Слайд… Ты… Ты вообще… Ну, ни фига себе!

— Слайд крут! — подтвердил рядовой Джон Бриггс.

— Я просто иногда включаю голову, — скромно пояснил лейтенант.

— Командир, а от союза с африканцами он как отмажется? — спросил Лумис.

— Элементарно, Джим. Он скажет, что все, кто за мир и стабильность, это союзники Франции, бла-бла-бла. Или что-то в этом роде.

ВОПРОС: Означают ли действия Иностранного Легиона и союзного африканского корпуса реколонизацию Коморов Францией и возврат к состоянию до 1973 года?

ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: Вы задали несколько вопросов в одном. Отвечу на последний, который понятен. Франция придерживается закрепленного в документах ООН права наций на самоопределение. Народы Ажуана и Мохели в 1998 голосовали за статус заморской территории Франции, но их силой вернули под власть Большого Комора. Сейчас они подтвердили выбор 1998. Этот факт, будет учтен в наших дальнейших действиях. А жители Большого Комора пока не определились со своим выбором.

ВОПРОС: Как можно проверить выбор народа, если все три названных вами острова оккупированы Иностранным Легионом и африканскими трансэкваториалами?

ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: Для таких ситуаций уже существует типовой регламент ООН.

ВОПРОС: Африканские союзники Франции — это не признанные страны. Как ООН сможет применять свой регламент, если войска этих стран контролируют Коморы?

ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: Это вопрос к соответствующему комитету ООН.

ВОПРОС: А как Франция строит отношения с этими африканскими союзниками?

ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: Мы признаем сложившиеся политические реалии. Если где-то сложилась автономия, то надо строить отношения по фактическим обстоятельствам.

ВОПРОС: У Франции есть политические соглашения с Мпулу и Шонао?

ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: У нас есть соглашения на уровне локальных представителей.

ВОПРОС: Есть ли на локальном уровне военный союз Франции с Мпулу и Шонао?

ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: В случае появления агрессора в каком-либо регионе, все страны доброй воли в этом регионе, естественно становятся военными союзниками.

Джим Лумис подпрыгнул на стуле и захлопал в ладоши.

— Командир! Тебя надо выбирать в Конгресс, черт меня возьми!

— Что ты мелешь, Джим, — ответил лейтенант, — Меня же там убьют, как Кеннеди!

— Да, это я как-то не подумал… — согласился рядовой.

— Гляди, Слайд! — вмешалась Венди, — Там мигает «Старик» с нашей прессой!

— Ну, блин, вот ведь, долбанный мир, — озадаченно произнес Гомер Симпсон, и ткнул световым пером в мигающее окошко с надписью «Ответы адмирала Вилли Дэнброка, представителя Комитета Начальников Штабов, на вопросы прессы в прямом эфире».

Прямой эфир уже успел начаться, и передача оказалась включена посреди ответа.

Адмирал ДЭНБРОК: …В этой обстановке, контр-адмирал Рестейн принял решение: отозвать наших военспецов с кораблей оманской эскадры. Правильное решение.

РЕПОРТЕР: Если проще: он приказал оставить наших союзников без технической поддержки за несколько часов до сражения? Так?

Адмирал ДЭНБРОК: Это не наша война, и нечего нашим парням на ней умирать.

РЕПОРТЕР: Адмирал, ходят слухи, будто французы, по секрету, шепнули нам, что потопят эскадру, и именно после этого, а не после Майотте, мы убрали спецов.

Адмирал ДЭНБРОК: Я отвечу так. Даже без специальных разведданных и чьих-то предупреждений, было ясно, что эскадру кто-нибудь атакует. Китайцы, французы, меганезийцы, мадагаскарцы… Скажу прямо: поход этой злосчастной эскадры был идиотским. Мы предупреждали об этом мистера Рафайли, султана. Он не слушал.

РЕПОРТЕР: Значит, султан Рафайли отправил эскадру вопреки рекомендации штаба пятого флота? А он часто так делает? В смысле, мы разве это не контролируем?

Адмирал ДЭНБРОК: Он купил эти корабли, и делает, что хочет. Он же считает себя самым умным на планете. Потомок Магомета, и всякое такое. Вот и поумничал.

Венди от избытка чувств хлопнула ладонями по столу.

— Браво, Старик! Классно!

— Как бы Старику не влетело за неполиткорректность, — заметил Бриггс.

— Фигня, — авторитетно возразил Слайд, — Старика специально просили ляпнуть что-то этакое, чтобы отвлечь внимание. Чтобы этот надутый оманский верблюд оскорбился, переключился на Дэнброка и забыл про главную тему. Ну, вы меня поняли.

— Толково придумано… — согласилась Венди.

РЕПОРТЕР: Адмирал, а вам не кажется, что мы запутались? В смысле, одни наши союзники напали на других наших союзников, те в ответ, потопили три корабля, и пригласили отморозков-трансэкваториалов, которые, на глазах у мировой публики, раздолбали остальную эскадру. Теперь непонятно, как нам с этого сползать…

Адмирал ДЭНБРОК: Мы не нанимались решать все взаимные проблемы всех наших союзников по всему миру. Да и вообще, надо сначала разобраться, кто что натворил. Оманцы не признались, что обстреливали Майотте, а французы, соответственно, не признались, что потопили эти корабли. Я пока ни в чем на сто процентов не уверен.

РЕПОРТЕР: А что говорит CIA? Это же их работа, выяснять такие вещи.

Адмирал ДЭНБРОК: Ну, CIA секретничает, как обычно. Я больше доверяю нашей разведке флота, а она говорит, что здесь много кто приложил руку. Это не какой-то изолированный эпизод, это цепочка, которая не вчера началась.

РЕПОРТЕР: А конкретно можете сказать, кто?

Адмирал ДЭНБРОК: А я уже почти всех назвал. Китайцы, французы, меганезийцы, мадагаскарцы… Транэкваториалы, разумеется. Саудовцы, потому что оманцы — их конкуренты. Индусы, потому что там их интересы. И мы. Мы всегда замешаны.

РЕПОРТЕР: Значит, замешаны все… Адмирал, а как вы считаете, чем этот компот закончится? В смысле, данный конфликт. Кто что хапнет? Ну, и вообще…?

Адмирал ДЭНБРОК: Ну, вы спросили… Я не спец в политических прогнозах, но есть такое правило: если топят авианосцы и крейсеры, то делят континенты.

Лейтенант щелкнул зажигалкой, прикурил сигарету (которую до этого просто крутил между пальцами), и выпустил из ноздрей струйки дыма.

— А знаете, что? Старик-то прав. Я в смысле, на счет континента.

— Ну, — вздохнул Лумис, — Надеюсь, это говно будет уже не в нашу вахту.

102

Два винтовых «эйр-бага» — не самых модерновых и быстрых, но надежных, и потому весьма популярных военно-транспортных и конверсионных самолетов, размером с микроавтобус, встретили рассвет над крохотным островком Жуан-Нова, в горловине Мозамбикского пролива. Они шли на юго-восток от Майотте к атоллу Бассас. После ярких ночных событий, обычно оживленная акватория пролива выглядела несколько пустынной — никто не верил, что сражением под Майотте все закончится…

Генерал-президент Чоро Ндунти зевнул, потер красные после бессонной ночи глаза, вытащил из нагрудного кармана полевой десантной униформы толстую кубинскую сигару, щелкнул раритетной кремнево-фитильной зажигалкой и начал раскуривать. Добившись равномерно-устойчивого дымления, он громко, выразительно хмыкнул и сообщил сидящему рядом капитану Бобби Дуайту.

— Попрятались, засранцы. Чувствуют, что пахнет паленым, да!

— Я тоже чувствую, — спокойно сообщил бывший капитан наемников, а ныне — шеф военной разведки непризнанной республики Шонао-Ка, — Что-то очень непонятное происходит в этом дурацком мире. Иначе бы эта игра не получилась.

Второй пилот Тоон Граф повернул голову и сообщил:

— В журнале «Тайная Астрология» пишут, что сейчас особое сочетание Сатурна с Водолеем, при котором случаются самые большие жопы.

— Вечно ты читаешь всякую херню, — проворчал Ндунти, — А я тебе говорю так: самая большая жопа случается, когда у людей с самыми большими деньгами голова набита дерьмом. С дураками жопа случается всегда, как ты не поставь звезды.

— Точно, босс, — согласился первый пилот, Хэм Финген, — Но такую дурь, как с этой несуществующей субмариной, ничем, кроме чудес со звездами не объяснить.

— Если ты видишь в этом дурь, значит, ты вчера перебрал виски, — ответил генерал.

— Я не в самой субмарине вижу дурь, — пояснил Финген, — А в том, что французский президент признался, что это его субмарина. Это как сознаться в том, что ограбил несуществующий банк, отказаться от адвоката и сесть в тюрьму на пустом месте.

— Юридически он не сознался, — возразил Дуайт, — по-моему, его пресс-секретарь дипломатично ушел от ответа. Конечно, это выглядело несколько…

— Херня! — перебил генерал, — Никуда он не ушел. Ромсо! Хватит спать! Давай-ка, распечатай мне «The Times» и налей кофе, не зря же мы взяли этот термос.

Заспанная, но все равно симпатичная девушка — банту, военный референт и главный хозяйственный ревизор ВВС Шонао, Ромсо Эгавае сидевшая за его спиной, с хрустом потянулась и привычным движением раскрыла и включила лежащий рядом ноутбук.

— Есть вчерашний номер и экстренный выпуск, — сообщила она.

— Экстренный, — ответил Чоро, — А вчерашний можешь засунуть кому-нибудь в жопу.

— Понятно, — отозвалась Ромсо, включила принтер и отвернулась к снарядному ящику, используемому, по традиции ВВС Шонао, вместо буфета.

— Эй! А нам тоже кофе! — крикнул Тоон Граф из второго пилотского кресла.

— Хоть бы раз ты сказал: «пожалуйста», — проворчала она, — вот пошлю тебя на хер…

— Ну, блин, тебе трудно, что ли? — обиженно протянул он.

— Ладно, — буркнула Ромсо, — Так и так я собиралась налить всем…

Она наполнила первую кружку и передала генералу вместе с распечаткой.

— Угу, — сказал Ндунти и сунул распечатку под нос Дуайту, — Читай вслух… Юрист.

— Мерси, крошка, — произнес капитан, левой рукой принимая протянутую ему вторую чашку кофе, а правой разворачивая поудобнее переданные генералом листки.

— Нет проблем, кэп, — ответила военный референт, наполняя третью чашку.

Дуайт сфокусировал взгляд на странице и удивленно выпалил:

— Греб вашу мать…

— В «Times» так не пишут, — педантично сообщил ему Ндунти.

— Да, Чоро. Но я просто глазам не верю… Франция официально признала… Черт!

— Читай подряд, — велел генерал.

«…Пресс-секретарь президента явился к ожидающим его представителям прессы уже после полуночи и несказанно обрадовал их почти бессодержательным официальным коммюнике на тысячу знаков. Единственным намеком на реальное положение дел в данном документе было упоминание всех четырех островов Коморского архипелага подряд, через запятую, без указания принадлежности. В свободном переводе с языка дипломатии на человеческий, это значит, что Франция не признает государственной автономии Исламской Республики, включающей в себя три из этих островов.

В ответах на вопросы, пресс-секретарь лавировал между политическим этикетом и прямым признанием в военной экспансии. Дипломатично признав факт расстрела оманских кораблей посланной с Реюньона субмариной U-215A (цитата: я не буду комментировать военные аспекты операции), пресс-секретарь занялся оправданием французской аннексии, которая (цитата: является реализацией права наций на самоопределение). На вопрос о том, как данное право может быть реализовано под прицелом пулеметов Иностранного Легиона и транс-экваториальных африканских гангстеров, пресс-секретарь ответил. Что это — проблемы ООН, а не Франции.

Самым трудным оказался вопрос о военном союзе Франции с трансэкваториальными гангстерскими квазигосударствами (Мпулу и Шонао), но, после лавирования, пресс-секретарь признал, что они (цитата: естественно становятся военными союзниками). Разумеется, это признание было очень неприятным. Новые друзья Франции к тому моменту уже разрушили ракетными ударами столицу Коморских островов, и взяли штурмом несколько других городов, где расстреляли сотни мирных жителей, за нелояльность новому трансэкваториально-французскому колониальному режиму…».

Капитан Дуайт недоуменно поднял глаза от текста.

— Что за чертова херня, Чоро? Почему пресс-секретарь не сказал, что их субмарина и рядом не стояла с этим делом, и что они не имеют никаких дел с тобой и с Нгакве?!

Генерал Ндунти пыхнул пару раз сигарой, выпуская под крышу салона облачка дыма.

— Ты хороший солдат и хороший разведчик, Бобби. Ты здорово подловил вчера этих ублюдков-исламистов. Акулы там обожрались их вонючими кишками. Ха-ха! А они, дураки, расстреляли французский город. Никто уже не может сказать, что мы и наши друзья поступили плохо, когда сожгли их эскадру. Как они горели на своих дурацких кораблях по полмиллиарда баксов за каждый. Это было хорошо. Да! Сам Наполеон радовался, глядя вниз с полей Иалу! Но ты, Бобби, ни хера не смыслишь в политике.

Ндунти отправил к потолку еще одно облачко дыма, отхлебнул кофе и продолжил.

— … На Майотте 200 тысяч французов. Они ни хрена не похожи на французов, ты сам видел. Но у них гражданство. Это политика. Французский президент должен их всех защищать. Он так обещал, когда его выбирали. Да! Но он не может, потому что толпа дармоедов в парламенте говорит: «Эй, это дорого и опасно, на нас обидятся жирные исламисты и не дадут свою вонючую нефть! Не надо защищать, может, обойдется». И французские корабли стоят на базе, а солдаты сидят в казарме. Это тоже политика. И коморские исламисты про это знали, иначе не поплыли бы завоевывать Майотте. Тут появляемся мы, и защищаем на Майотте этих французов, непохожих на французов, и делаем для них то, что обещал их президент. Офицер их Иностранного Легиона жмет твою руку, Бобби, и называет тебя братом, а префект говорит мне хорошие слова, и французские девушки дарят нам цветы. Если французский президент теперь скажет: «Ндунти — гангстер», то французы ему ответят: «Ты пидорас, где ты был, когда он защищал наш народ». И ему нечем будет крыть. Да! Поэтому он говорит в телевизор: «Ндунти не во всем прав, но он наш друг». И это все слышат, понимаешь, Бобби?

Капитан Дуайт глотнул кофе и утвердительно кивнул.

— Это я понимаю. Но при чем тут субмарина?

— У-у! Очень при чем! Слушай дальше. Когда мы защищали французский народ от коморских исламистов, на нас напали еще оманские исламисты. Большие силы. Мы с трудом отбились днем, и кто знает: что бы было завтра? Французский народ говорит президенту: «Эй-эй, чего ты ждешь? Там Ндунти сражается за наш Майотте! Давай, быстрее, отправляй ему на помощь флот с Реюньона!». Президент отвечает: «Я буду стараться это сделать». Это тоже в телевизор, и тоже все слышат. Да! Потом, ночью приходит что-то и бух! Взрывает главные корабли оманских исламистов. Весь народ, который слышал, что президент говорил в телевизор, понимает: «Уау! Это сделала та наша подводная лодка, которую французский президент прислал с Реюньона». Если президент говорит: «Нет, я не посылал», то народ понимает: «Это военная тайна, да!».

— Черт! — Дуайт ударил кулаком по своему колену, — Я не врубился, что ему никто не поверит, если он начнет утверждать, будто ни хрена не посылал субмарину!

Ндунти расплылся в широкой, довольной улыбке и снова пыхнул сигарой.

— Вот, Бобби. Так он прилип. Но это не все! Адэ Нгакве поднимает свои самолеты с Мадагаскара, а наши парни запускают ракеты с озера Ниаса, и мы начинаем гасить оманских и коморских исламистов. Все говорят: «У! Французский президент теперь воюет в союзе с людьми Шонао и Мпулу! Он им тайно сказал про субмарину, и они оказались наготове». Одни говорят: «это хорошо». Другие говорят: «это плохо». А президенту надо выбрать: говорить для первых, или для вторых. Что ты выберешь?

— Ясный хрен, первых, — ответил Дуайт..

— Вот! — генерал поднял толстый палец к потолку, — … А если ты так выбрал, то ты, президент Франции, не можешь сказать «Это не мы поставили французский флаг на Мохели и на Ажуане, и комендатуру на Большом Коморе. Это сделал злой Ндунти».

Капитан задумчиво почесал в затылке.

— Но ведь его пресс-секретарь не сказал и обратного.

— А, лишние слова, — Ндунти пренебрежительно махнул рукой, — Все и так поймут.

— Может, я глупая, — вмешалась Ромсо Эгавае, — Но зачем мы отдали Коморы каким-то французам? Можно было забрать себе. А мы забрали себе только маленькие островки Канзо, которые у южного берега Мохели. Я не понимаю. У-у!

— Хорошая женщина, хозяйственная, все хочет забрать в дом, — с явным одобрением в голосе, произнес генерал, — Но не всегда получается забрать все сразу. Ты забираешь Коморы. Все говорят: «У! Ты агрессор! И ты сама по себе, никого за тобой нет». Все приходят и отнимают Коморы назад. У тебя нет ни больших островов, ни маленьких островков, а есть только побитое лицо. Плохо. Да!

— Эй-эй! — возразила она, — А как же сейчас ты хочешь забрать всю дельту Великой Замбези от Чиндэ до Куэлиманэ на берегу океана, и реку вверх до Бобокамбене. Это намного больше, чем Коморы. Мы не уйдем без всего и с побитым лицом, нет?

Генерал допил кофе и протянул ей свою кружку назад.

— Налей еще, и слушай. Будет так. Ночью наши люди на тех специальных самолетах, которые придумал для нас Герхард, прилетят в главные поселки в нижнем течении Великой Замбези, и скажут: мы это забираем. По рукавам реки пройдут мотоботы на воздушных экранах, которые нам продали папуасы. Мозамбикцы не успеют ничего сделать до утра. Наши люди оседлают мосты на трассе EN1 и EN7 и еще плотину на Каборабаса. Они разрежут Мозамбик на северный, южный, и средний, который будет наш. Утром их президент Анзизо Джауджи станет думать: что делать? Воевать там, на болотах, среди рукавов рек, его солдаты не умеют. А наши — учились, и у наших есть специальная техника. Да! Джауджи будет звать Африканское Содружество, чтобы помогли прогнать нас — но те задумаются: «У! Вдруг тут не только Ндунти и Нгакве? Вдруг за ними стоит кто-то — французы, или чина, или еще кто-нибудь? Мы пойдем воевать за мозамбикскую реку, которая не наша, а они нас взорвут, как они взорвали оманские корабли. Зачем нам проблемы из-за чужой реки?». И они ответят: «Анзизо, воюй сам, если хочешь, а мы не будем, нет». И тогда придет наш человек. Он скажет: «Анзизо, ты был не прав, когда делал блокаду своим соседям. А мы правы, что отняли твою реку. Сейчас видишь, никто тебе не поможет. Давай, сделаем по-соседски. Ты отдашь нам Нижнюю Замбези, а мы отдадим тебе Большой Комор». Анзизо Джауджи скажет: «Мало». Наш человек ответит: «Это не мало. Это хороший остров, он всего в полтораста милях на восток от твоего северного берега. Бери это, иначе не получишь совсем ничего за свою реку». И Джауджи, по-соседски, согласится. Так будет. Да!

Капитан Дуайт недоверчиво покачал головой.

— Я не понял, Чоро: как ты сможешь отдать Мозамбику остров Большой Комор?

— А это потому, — ответил Ндунти, — что ты ни хера не смыслишь в политике. Есть специальный фокус, называется: «Международный миротворческий контингент». Мозамбикский контингент приходит на Большой Комор со специальной бумагой, поручением: следить, чтобы злые Мпулу и Шонао не обижали коморцев. Вот так он приходит, а потом его ни хера не выгнать, и это становится его остров. Да!

— Получается, что нам надо удерживать Большой Комор, — заметил Дуайт.

— Да, Бобби. Это надо.

— Это будет не просто, Чоро.

— Не просто, — согласился генерал, — Но и не так сложно, как ты сейчас подумал.

— Не так сложно? — переспросил капитан.

— Да, — подтвердил Ндунти, — Схрон надежнее в той реке, где больше крокодилов.

— Мы начинаем снижение, — проинформировал Хэм Финген.

С высоты птичьего полета, атолл Бассас напоминал обруч, грубо деформированный ударом молотка с северо-восточной стороны. Потом, в виду явной дефектности, этот обруч бросили в океан, где он не утонул, а остался на поверхности и даже вырастил широкую плотную сеть подводных корней. Месяц назад, тут не было ничего, кроме известковых плит. На узких, лишенных пресной воды «motu» кораллового кольца не росли даже неприхотливые панданусы и суккуленты. Но сейчас на скоплении самых крупных «motu» в северо-восточном секторе атолла, виднелся целый городок, вернее, кемпинг. Симпатичные яркие круглые домики. Серые кубические модули двух мини-электростанций. Воронки конденсаторов пресной воды (похожие на фантастические поганки размером с баобаб). От кемпинга, и в море, и в лагуну, длинными прямыми лучами расходились пирсы под широкими навесами. В лагуне наблюдалось много мелкого воздушно-морского транспорта и несколько более крупных кораблей. Кары с контейнерами выезжали из недр ролкера «Uxias». Строительство продолжалось…

Пума, растянувшаяся на бамбуковом настиле пирса, под легким навесом, и лениво наблюдавшая за бойцами, выгружавшими очередной (примерно трехсотый по счету) морской контейнер, скосила глаз вправо-вверх, и лаконично сообщила:

— Чоро Ндунти.

— Похоже, — согласился Рон, на миг оторвав взгляд от экрана ноутбука.

— Е! Е! — удивилась Йи, тоже глянув на небо, — Как вы можете видеть, кто внутри?

— Манера знакомая, — объяснил экс-коммандос, — 20 фунтов против дохлой селедки: считается, что он или еще на Коморах, или что он улетел к себе в Лумбези.

— Прикинь, — добавила Пума, похлопав татутату по колену, — У каждого серьезного человека есть свой стиль, когда, как и на чем лететь. Чоро серьезный человек. Да!

Йи приняла позу, выражавшую особую задумчивость (уселась на пятку левой ноги, поставила согнутую правую ногу перед собой, сложила обе руки на правом колене, а сверху водрузила подбородок) и проследила взглядом снижение и приводнение двух «эйрбагов». Похоже, она фиксировала происходящее в своей почти фотографической памяти прирожденного охотника новогвинейских болотистых джунглей…

— Тебе удобно сидеть вот так? — спросила Пума (в который раз за время знакомства).

— Я так привыкла, — ответила Йи (так же, как и в предыдущие разы).

— Чоро, — продолжала Пума, глядя, как «эйрбаги», замедляясь, скользят по спокойной светло-зеленой воде лагуны к свободному, крайнему слева пирсу, — … Всегда что-то привозит. Что-то полезное, вроде подарка. Такой обычай. Правильный. Да. Сейчас подарок большой, во второй флайке. Поэтому их две. Что бы это могло быть…?

— Возможно, Черная кошка, он просто теперь летает с охраной, — заметил Рон.

— Нет, — коротко и уверенно ответила она.

— ОК, — сказал экс-командос, поднимаясь на ноги, — Пошли, встретим, и посмотрим.

…Чоро Ндунти действительно привез полезный подарок. Второй «эйрбаг» (который пилотировали молодые лейтенанты ВВС Шонао — Колин Маас и Дитер Хотман), был загружен узкими и довольно легкими полутораметровыми пластиковыми пеналами. Вытащив один такой пенал на пирс, эта парочка изобразила пантомиму в духе «цирк приехал», после чего Колин объявил:

— Леди и джентльмены, только сегодня и только у нас…

Дитер произнес специальное заклинание:

— Клоодзак! Абракадабра! Доннерветтершайзе!

… После чего, они с двух сторон подняли крышку пенала.

— Шуты гороховые, — проворчал Ндунти, без особого, впрочем, раздражения.

Алибаба, глядя на содержимое пенала, недоуменно почесал в затылке.

— Это, типа, гибрид разборного надувного катамарана, пляжного зонтика и китайской бумажной ширмы? — скептическим тоном спросил он.

— Комплект для плавучего кафе на три столика, — высказал свое мнение Гкн.

— Маскировка, — предположил Янис Петроу, — Парни, что вы там спрятали?

— А, по-моему, Гкн угадал, — заметил Хабба.

— Точно! — подтвердил Нитро, — Это плавучее кафе. По Лумбези ходили такие.

— У нас это называется «сампан», — уточнил Даом Вад, — А вот здесь… (кхмер ткнул пальцем в металлическую муфту на бамбуковой трубе каркаса) … есть специальная турель для станкового пулемета или гранатомета. Хорошая маскировка. Мы такой пользовались на Меконге.

— Меконг это во Вьетнаме? — спросила Скиппи.

Даом Вад неопределенно покачал головой.

— Это большая река. Течет из Китая, потом по границе Лаоса с Бирмой и Таиландом, а дальше через Камбоджу и Вьетнам. Там, ниже Лонгсюена, огромная дельта.

— Как у нашей Замбези? — спросил Ндунти.

— Да, — ответил кхмер, — Почему-то, эти дельты получились похожими.

— Надо же. Чудеса природы. А ты воевал в дельте Меконга?

— Да. Они двое тоже, — красный командир скупым движением ладони указал на своих бойцов и пояснил, — Туэк Ан и Туэк Хин два года под моим прямым руководством. А командир нашей группы сейчас Янис. У него больше опыта, поэтому так решено.

Ндунти окинул очень внимательным взглядом двух юниоров, и цокнул языком.

— Хорошие бойцы. Но невеселые, как и ты. Вот ваш командир… — тут Ндунти показал глазами на улыбающегося Яниса, — он веселый, как мои летчики.

— Прикинь, Чоро, я канак, а они кхмеры, — ответил Петроу, — Разные обычаи.

— У нас не принято показывать эмоции, — добавил Даом Вад.

— Обычаи… — произнес генерал, по-дружески кивнул им и повернулся к Рону, — А здесь есть те бойцы, которые взорвали оманский авианосец и ракетный крейсер?

Рон повернулся к Зиппо и кивнул. Зиппо улыбнулся и поднял правую ладонь.

— Наш экипаж. Нитро, Хабба, Скиппи, и я за кэпа.

— Очень хорошие взрывы, — сказал Ндунти, — У вашей команды большой опыт в этих делах? Вы уже делали где-то минную войну?

— В Мпулу, четыре года назад, — ответил Хабба, — Мы взрывали плотины на реке Брур, чтобы отсечь противнику пути отхода и направить к Уква, под минометы команданте Хена. Кэп Зиппо командовал авиатранспортом. А красотка Скиппи — наш стажер.

— У-у! — Ндунти поднял глаза к небу, — Вы воевали вместе с великим команданте Хена! Сила! А чем вы так хорошо взорвали оманские корабли?

— Беспилотные мини-субмарины, — сказал Зиппо, — Разработка партнерства HTOPO, известных морских кладоискателей с атолла Тероа, в Центральном Кирибати.

— Ой-ей! — Ндунти расхохотался, хлопая себя ладонями по бедрам, — У вас хорошие кладоискатели! Да! А тот, третий оманский корабль? Его тоже сжег ваш экипаж?

— Нет, его сожгла «Yeka» экипажа Гкна. В этих делах у них опыта больше, чем у нас.

Генерал с неподдельным интересом посмотрел на команду-четверку Гкна.

— Видно, что вы много воевали. Где, если это не тайна?

— Мы с Упу и Чапом работали по этой теме в морях Австронезии, потом в восточно-центральном Тихом океане и совсем недавно на Тиморе. В боях за остров Жако наш капитан Дв получил ранение. Теперь я за кэпа. Борт-механика Тзэ мы пригласили из другого боевого экипажа. Кэп Дв ушел на гражданку. Мы тоже уйдем. Но позже.

Ндунти понимающе развел руками.

— Любая война, даже если она идет сто лет, когда-нибудь закончится переговорами и миром. Да! Так сказал советский генерал Суан, который воевал против исламистов в Европе и в Азии, в конце прошлого века. Он был умный человек и хороший солдат.

— Много убил? — поинтересовался мпулуанский лейтенант-инструктор Котто.

— Много. Но потом его убили.

— Исламисты? — спросил Мчела, капитан аэромобильного корпуса Мпулу.

— Нет, — Ндунти покачал головой, — Свои предатели. Он не зачистил их вовремя.

— У великих людей тоже есть ошибки, — заметил Даом Вад, — И мы на них учимся.

— Верно, — согласился генерал и скользнул все тем же заинтересованным взглядом по команде-четверке Алибабы, — А вы не воевали в Африке, нет?

— Мы воевали на Тиморе, — ответил Алибаба, — А до того работали в экологической полиции и вместе служили в боевом резерве береговой охраны у берегов Папуа.

— Это эксперты по амфибийному применению машин типа «Yeka», — добавил Янис.

— Мы были в группе проектантов в KTIC, — сказала Юкон, — это центр транспортных инноваций на Новой Британии. Омлет и Гаучо испытывали бета-прототип «Yeka».

— У-у! — протянул Ндунти и помнил пальцем Фингена и Графа, — Слышали? Давайте, начинайте подлизываться к этим экспертам! Они научат вас, как небольшая машина воюет не хуже, чем боевая субмарина-невидимка за полмиллиарда баксов!

Тоон Граф козырнул, вытащил из кармана комбинезона фляжку и поинтересовался:

— Как уважаемые леди и джентльмены относятся к триффидному самогону?

— Пока не знаем, — ответил Гаучо.

— Практика покажет, — добавил Омлет.

— По пять капель, — строго сказал Алибаба, — Ночью боевой вылет, вы не забыли?

— Для пробы хватит, — рассудила Юкон.

Пума посмотрела на Колина Мааса и Дитера Хотмана, которые, вместе с четырьмя бойцами аэромобильного корпуса Мпулу, собирали рядом, на пирсе, что-то вроде пятиметрового сампана на двух надувных поплавках, и толкнула Ндунти в бок.

— Чоро, а зачем, все-таки, ты привез разборные плавучие кафе?

— Догадайся сама, опасная маленькая женщина, — с улыбкой, произнес генерал.

— Уауа! — Пума озадаченно почесала себе спину между лопаток и повернулась к Даом Ваду, — Бро, в каких случаях вы воевали на таких штуках?

— Оперативная обстановка на границе Лаоса и Камбоджи, — начал объяснять красный командир, — … складывалась так, что днем мы были прижаты штурмовой авиацией противника, и сидели в «зеленке», зато ночью могли менять позиции, потому что у противника не было опыта маловысотного патрулирования в темноте.

— Ага! — сказала Пума, — Днем рулил противник, а ночью — вы!

— Верно. И на рассвете мы вливались в поток обычных сампанов на Меконге.

— А турель для станкового оружия? — спросила она.

— Иногда мы проводили внезапные налеты на закате, — ответил кхмер, — А иногда, нам приходилось вступать в бой с речными патрулями, производившими досмотр.

— Так, так, — обрадовалась Пума, — Я понимаю…

Рон Батчер переглянулся с Чоро Ндунти.

— Твоя женщина стала совсем хитрая, сейчас расспросит и догадается, — удрученно констатировал генерал и перевел взгляд на Йи, которая устроилась в тени от паруса одного из проа, приняла свою особую задумчивую позу и молча наблюдала за всем происходящим — …А вот эта твоя женщина тоже такая хитрая или еще нет?

— Йи Вааа наш новый партнер, — ответил Рон, — она потомственный охотник и знает некоторые вещи, которые для меня оказались совершенно новыми.

— Об охоте или о войне? — спросил Ндунти.

— На людей охотятся так же, как и на другую дичь, — не меняя позы, сообщила Йи.

— Ой-ой! — генерал в притворном ужасе закрыл голову руками, — Я боюсь обеих твоих женщин, Рон! Тебе самому не страшно с ними, нет?

Йи в некотором недоумении, повернулась к Рону.

— Твой друг так шутит?

— Типа того, — подтвердил экс-коммандос, — А, может быть, он намекает, что ему и его друзьям до сих пор не предложили какао и все такое…

— Не понимаю: почему не сказать сразу? — татутату одним неуловимым движением распрямилась, как пружина, — Зови своих друзей, Чоро. Я налью тебе и им какао.

— О! Это правильно! — генерал подмигнул ей и, взмахнув рукой, крикнул, — Эй! Бобби! Ромсо! Идите сюда, нам предложили посидеть за кружкой в хорошей кампании!

Пума возникла на террасе второго этажа «административного» домика где-то через четверть часа. Отстегнув на ходу чехол со своим «palmagun» и мгновенным точным аккуратным движением положив его на пластиковый журнальный столик (рядом с оружием остальных присутствующих) она уселась на циновку напротив Ндунти и уверенно заявила:

— Я знаю, почему такие кафе-сампаны. Да.

— Излагай, Черная кошка, — сказал Рон.

— Наши «Ptero» летают ночью, где захотят, — начала она, — Но днем патрули Мозамбика создают проблемы. А если надо двигаться днем? Вот! Тогда нужен этот сампан. Бойцы его собрали, разобрали свой «Ptero», погрузили на сампан, а поверх накидали всякую шнягу, как у простых фермеров или торговцев. Оделись тоже как фермеры или торговцы. Отплыли, и никто их не заметил. Вокруг сколько угодно таких лодок с такими людьми. Да! Подплыли к новой позиции. Проверили: никто не следит? Вышли на берег, быстро разобрали сампан. Исчезли. Получается, как если бы сампан куда-то уплыл. А если, все-таки, проблемы, то они поставили пулемет или гранатомет на турель, и отбиваются. А еще, они могут днем приехать на маркет, купить что-нибудь нужное, послушать, что там говорят люди, и самим тоже что-то сказать. Пустить нужный слух. Так получается материальное и информационное обеспечение. Высокий второй ярус, хорошо придуман. Свободная четверка отделения может отдыхать внизу, а вахтенная пара стоять наверху в вести наблюдение, и говорить через гелиограф с другим сампаном. Никто не удивится солнечным зайчикам с сампана, а радиоперехват услышит только тишину. А ночью можно поставить на второй ярус снайпера — сектор обстрела гораздо больше, чем с позиции на низком берегу или на простой лодке. Я ничего не упустила, нет?

Генерал Ндунти погрозил пальцем Ромсо Энгвае.

— Про сигналы гелиографом, мимо радиоперехвата, ты не думала, а это важно! Да!

— Я бы тоже не подумала, — призналась Пума, — Это Даом Вад сказал. Ромсо, это ты изобрела такую полезную лодку?

— Это мы втроем, с Колином и Дитером. Еще Бобби давал советы. Что, классно?

Пума решительно тряхнула головой.

— Классно! Да!

Рон встал, потрепал Пуму по спине и негромко сказал:

— А теперь додумай идею с гелиографом.

— У-у! — она бросила на него удивленный взгляд, — Что еще додумывать?

— Возьми свое оружие, Черная кошка.

Пума, одним длинным движением встала с циновки, шагнула к столику и, через две секунды, в ее руках уже был выдернутый из чехла карманный пулемет.

— Ночь, — лаконично скомандовал Рон.

Девушка тут же выдернула из чехла два небольших предмета и произвела несколько манипуляций. Теперь у нее на лице красовались очки-ноктовизор, а целеуказатель с «рубиновым» лазером поменялся на ночной вариант с инфракрасным лучом.

— Вот! — сказала она, — Я готова!

— Думай, — лаконично сказал экс-коммандос.

Возникла пауза, а потом Йи Вааа молча подошла к столику, взяла свое оружие, также сменила дневной целеуказатель на ночной, переместилась в противоположный угол и, целясь куда-то над головой Пумы, поиграла кнопкой включения луча.

— Уауау! — взвизгнула Пума, — Я поняла! Вернее, Йи поняла! Ночью с верхнего яруса сампана можно разговаривать IR-лазерами, как гелиографами! Никто не увидит!

— Нашим ребятам это может пригодиться, — заключил Рон.

Дуайт бросил цепкий взгляд на оружие в руках папуаски.

— Здесь у всех трехстволки «palmagun», а у тебя какая-то специальная пушка. Совсем легкий short-gun, одностволка, и калибр не 8, как у «palmagun», а меньше пяти.

— Четыре с половиной на входе, четыре ровно на выходе, — уточнила Йи.

— Можно посмотреть? — спросил капитан.

Йи шагнула к нему и протянула оружие стволом вверх, — …Благодарю, леди… Вот так штука. Ни фига не понимаю… — он тронул Ндунти за плечо, — Чоро, глянь, какая игрушка!

Генерал подозрительно посмотрел на бутылку фиджийского рома на столе, потом на уровень этой жидкости в стакане Дуайта, а потом на оружие в его руках.

— У… Да! Это что, такая шутка, Рон? Недавно было первое апреля, поэтому?

— Типа того, но не совсем, — сказал экс-коммандос, встал, подошел к самому бордюру террасы и крикнул, — Алло! Парни! Метните на воду пяток мишеней-брикетов! Йи стрельнет в порядке рекламной акции.

— Оно, правда, стреляет? — недоверчиво спросил Ндунти, возвращая оружие татутату.

Йи кивнула, быстро меняя инфракрасный целеуказатель на «рубиновый» и жестом пригласила генерала занять позицию у бинокуляра, закрепленного на бордюре. Еще полминуты она ждала, пока в лагуну, рядом с закрытой защитными алюминиевыми листами караулкой на боковом пирсе, не шлепнутся пять пестрых шайб размером с суповую тарелку, а потом… Казалось, девушка стреляет навскидку, практически не целясь. Звук выстрелов был совершенно необычным: как будто на хлесткий щелчок циркового бича наложился пронзительный визг стекла, царапаемого гвоздем…

Демонстрация завершилась. Ндунти оторвался от окуляров и почесал свой загривок.

— Это розыгрыш? Там спрятаны другие пули, а маленькие дробинки, они для вида?

— Не розыгрыш, а физика, — поправила Йи, убирая свое оружие в чехол и возвращая на столик, — называется: неравновесные деформации и аэродинамика.

— Где ты нахваталась таких слов? — проворчал он, — Вроде, еще маленькая…

— От моих партнеров, — невозмутимо ответила девушка, — Ринго и Екико, они ученики Наллэ Шуанга, они занимаются техникой для космического агентства Папуа, и они партнеры в новой фирме Рона и Пумы. Физика объясняет, как из маленькой дробинки сделать в стволе пулю, которая сильно разгоняется и хорошо летит. Вот так!

— Ученики Наллэ Шуанга, — задумчиво повторил генерал, — Наллэ, он такой, он всякое может… Скажи, Рон, как ты переманил к себе людей от Наллэ?

— Я не переманивал. Наллэ сам предложил ребятам работать с нами.

— Это ружье они придумали за один вечер, — гордо добавила Йи, — А вот этот образец, который мне дали, чтобы я тестировала, сделался через две недели. Но, конечно, им помогли старшие. Наллэ и его дядя Ематуа, который тоже работает с космосом.

— У-у, — Ндунти снова почесал загривок, — А эти машины «Yeka» тоже сделал Наллэ?

— Наллэ, Ематуа и еще несколько толковых ребят из PASA (Papua Air-Space Agency) и KTIC (Kimbi Transport Innovation College), — ответил Рон.

— А «BMW», Bubbles Magic Wind, тоже придумал он?

— Название придумала я, — вмешалась Пума, — Обожаю придумывать абратуры…

— Аббревиатуры, — поправил Рон.

— Загребешься выговаривать, — заметила она, — И незачем. И так ведь понятно. А сами «BMW» придумала Юеле, племянница Наллэ. Она учится в базовой школе. Они всем классом сперли баллон водорода и играли в улетающие мыльные пузыри. Взрослые их застукали и надрали им уши, кроме Юеле, потому что она рассказала Наллэ идею про «BMW», и его торкнуло! А название я потом придумала. Так было, да!

Генерал плюхнулся за стол, и с шумом выдохнул, так что расширились ноздри.

— Эй, Бобби, налей-ка мне тоже этого рома. Наллэ Шуанг начал придумывать оружие. Теперь этому миру точно жопа, да! Вот тебе, Бобби, и Гуманистический Манифест, в который он, будто бы, верит. Наверное, Манифест сказал ему: «У! Посмотри: в мире живут какие-то неправильные люди!». Хэй, Рон: так было?

— Нет, Чоро, — Рон отрицательно покачал головой — В Манифесте не появилось ничего нового. Война для humi всегда признавалась, как средство, и никогда — как цель.

— Средство для чего? — спросил Ндунти.

— Для того, чтобы людям стало жить лучше, — ответил экс-коммандос.

Ромсо Эгвае издала носом гудящую фонему, явно одобрительного толка.

— Правильно! Чтобы людям стало лучше, надо быстро убить всяких уродов. Разве ты, Чоро, говоришь не то же самое? Наллэ тоже не дурак, и тоже это понимает. Да!

— Вот ведь, непоседа, — буркнул Ндунти и отвесил ей звонкий шлепок по попе.

— Ай!

— Вот и «ай»! Я Рона сейчас спросил, а не тебя. Ты не слышала, нет?

— У-у, — немного обиженно протянула Ромсо, и занялась поеданием сэндвича.

— Насколько я знаю учение humi, — сообщил Рон, — О войне там сказано примерно следующее: «Если война неизбежна, то надо сделать ее более короткой, менее разрушительной и смертоносной, и с максимально убедительным результатом».

— Ты тоже стал humi? — осведомился генерал.

Экс-коммандос неопределенно пожал плечами.

— Не больше, чем ты, Чоро. Для тебя, как и для меня, война — это бизнес. Но бизнес не делается ради бизнеса. Его цель — выгода. Стабильная выгода получится, только если люди, которые вокруг тебя, тоже не в убытке. Если ты взял город, то выгоднее будет управлять им, чтобы жителям было хорошо, а не грабить его, чтобы тебя ненавидели.

— О! — многозначительно произнес Ндунти, взяв в левую руку стакан и прицелившись указательным пальцем правой — в потолок, — Бобби! Ромсо! Вы это слышали? До вас дошло, в чем главная сила нези?

— А что такого сейчас сказал Рон? — удивился Дуайт, — Ну, да, выгоднее. Что дальше?

— Дальше все! — генерал ударил кулаком по столу так, что жалобно звякнули стаканы и бутылки, — Сила нези не в том, что они это знают. Другие тоже это знают. Нет, Бобби! Сила в том, что нези всегда про это помнят, вот в чем! Теперь тебе ясно?

— Пожалуй, тут есть глубокая мысль, — согласился капитан.

Ндунти еще раз ударил кулаком по столу.

— Очень глубокая! Да! Рон, ты сказал очень нужную мысль! Мы с Адэ Нгакве начали делать так в Малави. Как одни люди подражают другим. Мы подумали: «Попробуем сделать, как нези — вдруг, у нас тоже хорошо получится?». Теперь я понял, почему. Я скажу Нгакве: «Слушай, Адэ, я понял, как мы сделаем на Великой Замбези! Да!».

— Нижнюю Замбези еще нужно взять, — заметил Рон.

— Верно, — Ндунти кивнул, — И мы ее возьмем! Ты хороший солдат, Рон. Если ночью наступление, а накануне ты сидишь и пьешь со своими женщинами и гостями, то это значит, что у тебя все готово. Иначе, ты бы сейчас метался туда-сюда, как голодный леопард, и рычал на всех, чтобы они правильно готовились.

— Готовность — еще не гарантия успеха. Ты это знаешь, Чоро.

— Ты прав! Да! Но где гарантия, что сегодня солнце зайдет, а завтра снова взойдет? Гарантии нет ни в чем. Жизнь это бизнес, а бизнес это риск. Но человек, который рассчитывает, что солнце зайдет и взойдет, не сильно рискует ошибиться, да!

103

…Венди, в длинном прыжке-падении, дотянулась до мяча и успела переправить его назад, от боковой линии. Правда, она уже не успела амортизировать удар об пол, и здорово приложилась лицом об площадку — искры из глаз. Но это не имело значения. Слайд (центровой защитник) четко отпасовал мяч налево — уже готовому к прыжку нападающему Бриггсу. Лумис в центре прыгнул над сеткой одновременно с ним, и команда авто-логистики на долю секунды замешкалась при постановке блока. Удар Бриггса был резким и коротким. Бац! Партия!

— Wow! Пиво наше! — завопил Лумис.

— Классно! — пробормотала Венди, вставая на ноги. В глазах еще плавали искорки.

— Эй, сержант, у тебя кровь! — заметил Рэй.

— Да? — спросила она и провела ладонью под носом, — Черт, и правда…

— Так! — сказал Слайд, внимательно глянув на нее, — Рэй, за льдом, Карл, за платком!

Сержант Уайтби помотала головой.

— Уф! Что, я сильно разбила физиономию?

— Нет, — ответил лейтенант, ободряюще хлопнув ее по плечу, — Только нос. Вообще, гуманоидный нос это такая штука…

— Какой-какой нос? — переспросила она.

— Ну, та модель, которая приляпана где-то посреди вывески у каждого полноценного индивида Homo sapiens, — пояснил он, — Тонкий инструмент. Много капилляров…

— Венди, это просто обалдеть, как ты достала тот мяч! — восторженно заявил Лумис.

— Эй, Венди, ты как? — спросил подошедший лейтенант авто-логистов.

— Спасибо, Зенд, я в норме, — ответила она, — Все ОК.

— Ты уверена? Может, звякнуть доку?

— Нет, Зенд, я уверена. А лучший доктор — это хорошее пиво.

— А, намек понял, — весело отозвался тот, — Организуем, нет проблем.

Вернулись Рэй и Карл с огромным, как простыня, белым платком и ведерком льда.

— Эй, парни, у меня же не слоновий хобот! — заметила сержант.

— Спокойно, сядь и смотри в верхний угол, — сказал Слайд и, когда она выполнила эту рекомендацию, аккуратно прижал к ее переносице быстро свернутый кулек со льдом.

— Уф! — выдохнула Венди.

— Вот так, — сказал он, — Все по правилам передовой медицинской науки.

— Ага, передовой, — скептически заметил Бриггс, — это еще моя прабабка знала. Кстати, Венди, это было круто! Я думал, этот мяч ни хрена не достать! Жаль, видео не…

Окончание его фразы утонуло в резком и прерывистом механическом визге, на фоне которого прозвучал оглушительно-четкий голос:

— Боевая тревога! Боевая тревога! Всем группам занять позиции по «красному коду». Повторяю: всем группам занять позиции…

— Блядь! — в отчаянии произнес Лумис, — Я как чувствовал…

Через несколько секунд, они уже со всех ног бежали по коридорам базы к резервному пункту оперативно-аналитического наблюдения…

На большом оперативном экране мигали красные огоньки рядом с дюжиной меток, отображающих недавно созданные базы боевой авиации трансэкваториалов вдоль западного берега озера Ниаса и на озерных островах Ликома, в полутора милях от восточного, мозамбикского берега. Идентификационные надписи рядом с огоньками выглядели одинаково: «Неопознанные объекты. N единиц. Возможно, легкие дроны-бомберы «Vitiare» ВВС Шонао. Скорость 40–50 узлов, эшелоны по высоте: до 1000 метров». Значения N поражали воображение. 1500 единиц… 3000 единиц… 5000… Чудовищная армада ползла на восток, в воздушное пространство Мозамбика. Из-за низкой скорости этих летательных аппаратов, мозамбикские ВВС и ПВО успевали принять меры. С аэродромов взлетали поднятые по тревоге эскадрильи древних, но надежных советских истребителей МиГ-17 образца 1950 года (сделанных где-то в Малайзии). Батареи ПВО обстреливали армаду противника зенитными ракетами и снарядами из китайских реплик древних советских комплексов ПВО «Нева-М» и «Шилка». Атакуемые объекты десятками взрывались в воздухе, но их были тысячи. Неотвратимо, как саранча, они закрывали небо над северным Мозамбиком.

Джим Лумис вытер пот со лба и хрипло прошептал.

— Все, парни. Это большая война. Они сейчас снесут мосты, дорожные развязки и аэродромы, долетят до океана и раздолбают ВМФ Мозамбика прямо в портах.

— Потом они высадят с Большого Комора десант в бухте Амелиа, — добавила сержант Венди Уайтби, — и перережут 247-ю дорогу. Навстречу им двинется десант, который высадится на восточном берегу озера Ниаса. Так они оттяпают от Мозамбика полосу двести миль между 15-й параллелью на юге и границей Танзании на севере. Dixi.

— Так точно! — согласился Джим.

— Вот и мозамбикцы так думают, — прокомментировал лейтенант Гомер Симпсон, наблюдая на экране, как поднятая в воздух штурмовая авиация ВВС Мозамбика собирается на севере, у берега океана, у озера Ниаса и у границы с Танзанией.

— Ты хочешь сказать, что трансэкваториалы их надули? — спросил Бриггс.

— Ага, — ответил лейтенант и выразительно кивнул.

— А что будет, командир? — спросила сержант Уайтби.

— Ну, Венди, это так просто не угадаешь. Надо посмотреть на развитие событий.

— Радиоперехват, босс! — сказал Рэй, — Транэкваториалы передают: «BMW движутся нормально, мониторинг ведется, несем некоторые потери от ПВО Мозамбика».

— Этих BMW уже 25 тысяч штук в воздухе, — заметил Карл, — Мозамбикцам не хватит боеприпасов и самолетов, чтобы отбиться. Они уже потеряли два истребителя.

— Слайд, а с чего это BMW начал производить авиацию? — спросил Лумис, — да еще и продавать ее трансэкваториалам?

Лейтенант Гомер Симпсон похлопал его по затылку.

— Учи историю, боец. BMW в 1916 году основана, как авиационная фирма. У них же пропеллер на эмблеме. Но, когда Германия проиграла войну, союзники запретили им делать самолеты, а фабрики авиадвигателей демонтировали и вывезли.

— О, как… А я думал, они только автомобильные…

— Вот, дерьмо! — воскликнул Лумис, тыча пальцем в свой экран, — Я вижу невидимку! Ребята, я вижу французскую U-215A. Вот она, всплыла между коморским Мохели и мозамбикским Порт-Амелиа. Венди, ты была права про бухту Амелиа!..

— Танзанийцы перевели свои ВВС в предбоевое состояние, — сообщил Бриггс.

— Венди, стучи телетайп штабу, — распорядился лейтенант, — Готова?.. Диктую: «По данным оперативного наблюдения, в полста милях от берега Мозамбика, на южной широте тринадцать точка двадцать, наблюдаем объект, напоминающий субмарину, вышедшую в надводную позицию. Объект опознан, как U-215A ВМС Франции».

— Отправлено, — лаконично отрапортовала сержант.

— Все, субмарина исчезла, — сказал Лумис, — Хрен ее знает, зачем всплывала…

— Затем, — сказал Гомер Симпсон, — чтобы ее увидели.

Джим Лумис растерянно почесал в затылке.

— Слайд, ты, правда уверен, что это подстава?

— Ага. После этого дурацкого всплытия, я уверен на сто процентов с хвостиком.

— Еще радиоперехват, — сообщил Рэй, — Мозамбикцы просят срочной военной помощи Африканского Союза. Говорят: силы неравны, мы несем большие потери…

— Еще один их истребитель исчез с радара, — добавил Карл.

Сержант Уайтби переключила свой монитор в другой режим и сообщила:

— Обстреляны Ист-Ликома и трасса-129 в юго-восточном Малави.

— Мозамбикцы обстреляли? — уточнил лейтенант.

— Ну, да. Не сами же трансэкваториалы обстреляли свой остров и свою дорогу.

— Верно, Венди. Я уже начинаю понимать, по каким правилам играют в этот гольф.

— Что ты начинаешь понимать, сынок? — послышался сзади хрипловатый голос.

— Охереть…, - сказала Венди, повернув голову… — В смысле, здравствуйте, сэр.

В дверях стояли адмирал Вилли Дэнброк и контр-адмирал Теодор Рестейн.

— Лейтенант, быстро докладывай. Что ты понял? — резко приказал Дэнброк.

— Ну, я еще не совсем понял сэр… В смысле, пока рано делать выводы.

— Не рано. В самый раз. Африканский союз и Совет по сотрудничеству арабских государств Персидского Залива готовы поднять в воздух боевую авиацию.

— Мудаки, — брякнул Слайд, — Ой, извините, сэр.

— Не трать время на гребаные извинения! Говори как угодно, но только быстро!

Лейтенант Симпсон кивнул.

— Да, сэр. Это подстава, сэр. Я не знаю, что за говно запустили трансэкваториалы, но уверен: это не то, что комп выдает, как вероятную идентификацию. Похоже, но не то.

— А что? Что это может быть? — спросил Рестейн, — Давай, парень, включай мозги!

— Сэр, я… Я не могу так сразу…

— Теодор, не дави на него, — мягко сказал Дэнброк, — Дай ему подумать. У нас есть еще восемь минут. Дадим ему пять из них… Сынок, ты понял? У тебя пять минут.

— Да, сэр… Разрешите, я закурю? Здесь вообще-то нельзя, но…

— Делай, что хочешь! Но ответ должен быть через пять минут!

В кармане кителя Денброка раздалась мелодичная трель.

— Черт бы всех побрал, — буркнул он, вынимая мобайл, — Да, что там… Это вы, мистер Язиф? У вас что, часы убегают? Я же сказал, когда будет ответ… Кто? Это тот Джаад Абдель Талха, который…? Понятно. Вот с ним я и буду говорить, а не с вами… ОК, в таком случае, я не прерываю связь…

— Это тот Абдель Талха, который саудовский министр обороны? — спросил Рестейн.

— Да, Теодор. И, к тому же, он председатель объединенных вооруженных сил этого арабского совета по сотрудничеству… Да, мистер Талха, это Дэнброк, слушаю вас… Извините, но я уже сказал мистеру Язифу, сколько нам требуется времени, для того, чтобы оценить обстановку и принять решение… Как, уже в воздухе?! Кто отдал им приказ?!.. Ах, совещание глав совета? А наше мнение, значит, не играет роли, я вас правильно понял?… Значит, вы говорите: главы Высокого Совета свободны в своих решениях и подчиняются только Аллаху?… Это я процитировал вас, чтобы избежать недоразумений, когда в этом придется разбираться дипломатам… Объясняю, мистер Талха: дипломатам придется разбираться в том, почему ваши ВВС игнорировали тот регламент согласования боевых действий, который подписан моим правительством с вашим Советом. Теперь я понимаю, что они считают себя связанными только своим религиозным долгом, а не бумагами, которые они ранее подписали, поэтому… Нет, я правильно вас понял, и я специально переспрашивал вас, чтобы в этом убедиться… Повторяю: радиоэлектронное сопровождение ВВС США вы получите только в том случае, если наш штаб сочтет это целесообразным. Решение будет принято через 4 минуты и 20 секунд. Ни секундой раньше… Вот как? Если вы сейчас будете звонить нашему президенту, то я даже пальцем не пошевелю, пока не получу лично от него прямых указаний, что, когда, и как мне делать… Будете звонить? Передумали? Ну, в таком случае, ждите три с половиной минуты. До свидания.

Адмирал сунул трубку в карман и повернулся к Рестейну.

— Наши арабские союзники уже направили авиацию в зону конфликта. Похоже, они считают, что на нас можно давить, поставив перед фактом.

— К сожалению, этот фокус им уже несколько раз удавался, — заметил контр-адмирал.

— Верно, Теодор. Но ситуация еще ни разу не была такой дерьмовой, как сейчас.

— Мы на грани конфликта с Китаем, да, Вилли?

— С Китаем, с Индией, с Меганезией и черт знает, с кем еще, — подтвердил Денброк и тронул за плечо Слайда, — Сынок, ты придумал что-нибудь?

— Да, сэр, — неуверенно ответил лейтенант, — Я не знаю, насколько это существенно, но ветер… Понимаете, тут такая странная штука…

— Парень, не тяни кота за яйца!

— Да сэр… Эти трансэкваториальные штуки, они летят строго по ветру. И не только в смысле направления, но и в смысле скорости. У них примерно та же скорость, что и у ветра в соответствующем эшелоне по высоте.

— Но это же не воздушные шарики, черт возьми! Компьютер опознал их, как бомберы. Кроме того, они уже уничтожили четыре мозамбикских истребителя и две зенитные установки. Воздушные шарики не умеют стрелять, ты в курсе?

Слайд качнул головой и развел руками.

— Сэр, дело в том, что комп, видя неопознанный ЛА, присваивает ему возможную идентификацию по ближайшему по ТТХ известному классу. Из известных классов, очевидно, не нашлось ничего ближе этих дешевых дронов-бомберов, вот и…

— А как быть с уничтоженными истребителями и зенитками? — перебил адмирал.

— Это просто, сэр. В такой неразберихе, при устаревшей технике и довольно низкой квалификации личного состава, часто происходят ошибки. Стрельба по своим.

— Это похоже на правду, — сказал Дэнброк, — Но чего добиваются трансэкваториалы?

— Я не уверен, сэр, но, по-моему, им нужна свобода рук на другом фронте.

— На каком — другом?

— Не знаю, сэр. Это слишком далеко от всего того, с чем я до сих пор имел дело.

Контр-адмирал Рестейн бросил взгляд на оперативный экран.

— Самолеты арабского Совета по сотрудничеству в Персидском заливе. Восточная авиагруппа вылетела из оманского Мадрака, а западная — из саудовского Джизана. Видимо, они еще вчера перегнали туда дополнительную технику. Готовились…

— Огибают с востока и запада китайскую Сокотру, — проворчал Дэнброк, — Они хотят добраться до трансэкваториалов, но до колик боятся сюрприза от китайцев.

— Позвольте, сэр? — спросила сержант Уайтби.

— Да! Что там? — спросил адмирал.

— Западная, Саудовская авиагруппа вне игры, — сержант постучала пальцем по своему экрану, — Эфиопы не пропускают их через свое воздушное пространство. Зато в игре Сомали. Из Могадишо взлетели шесть «Jee-Loo».

— Гм… Что это за модель?

— Это советский МиГ-19 образца 1957 года. Китайская копия, специально для…

— Понятно, — перебил Дэнброк, — А Танзания и Кения?

— Был радиоперехват, сэр, — сообщил Рэй, — Они не участвуют.

— А саудовцы только что повернули назад, — добавил Карл, глядя на свой экран.

— Так… И кто у нас в воздухе?

— Оман, Бахрейн и Сомали, — ответила сержант Уайтби (она автоматически заменила лейтенанта Симпсона, отвлеченного для строго-умственной работы).

— Кого-то здесь надувают, — проворчал Дэнброк, и повернулся к Рестейну, — А что ты думаешь по этому поводу? Кто и зачем заварил эту идиотскую кашу?

— Я думаю, Вилли, что это не сами трансэкваториалы. Это кто-то большой.

— Китайцы… — сказал Дэнброк, — …Индусы. Французы. Меганезийцы. ЮАРовцы.

— …А еще, — продолжал контр-адмирал, — я думаю, что одни арабы грубо подставили других арабов. У них это национально-религиозный вид спорта.

В кармане у Дэнброка раздалась мелодичная трель. Он хмыкнул и достал мобайл.

— …Адмирал Вилли Дэнброк на связи… Да, мистер Ар-Раиз… Извините, но я уже обсудил это с мистером Джаад Абдель Талха, и с минуты на минуту жду его звонка, поэтому… Он в курсе вашего звонка? Отлично! Вот тогда, пусть мистер Талха сам повторит свое требование… Нет, мистер Ар-Раиз, я, конечно, не считаю вас просто посредником, но я настроен иметь дело с одним лицом из вашей организации, а не с несколькими… Переключайте, я не прерываю связь… — Дэнброк прикрыл трубку и сообщил Рестейну, — Это министр обороны Бахрейна, как и следовало ожидать. Они отправили в Мозамбикский пролив два гиперзвуковых AV-54, которые купили у нас полгода назад, по 99 миллионов баксов за штуку, и теперь… Да, мистер Талха, я вас слушаю… Да, мы приняли решение. Ответ отрицательный… Потому, что признано нецелесообразным… Я не думаю, мистер Талха, что американский адмирал обязан отчитываться перед вами или вашим руководством… А если вы снова завели речь о сговоре с врагом, то позвольте спросить: почему ваши самолеты и самолеты ОАЭ возвращаются на базы?… Конечно, вы не обязаны мне докладывать. Так же, как я не обязан докладывать вам. Мы поняли друг друга? Замечательно. Всего доброго.

Лейтенант Гомер Симпсон поднял руку жестом школьника.

— Разрешите доложить, сэр!

— Да, сынок. Что там видно?

— Вот это, сэр… — Слайд обвел световым пером черточки, отображающие два судна в сорока милях от побережья центрального Мозамбика, около дельты Замбези, — Они опознаются, как лихтеровозы. Формально, они идут из Мадзунга (Мадагаскар) во Флорианополис (Бразилия), намерены обогнуть Кейптаун, выйти в Атлантику, и все такое. Но почему они так прижались к Мозамбикскому берегу?

— Ты докладываешь или задаешь загадки? — проворчал Дэнброк.

— Я стараюсь рассуждать логически, — пояснил лейтенант, — Тот лихтеровоз, который севернее, сейчас напротив порта Куелиманэ, а второй, который в ста милях южнее — напротив порта Чиндэ. Я полагаю, сэр, что это не случайная диспозиция. Одно судно такого класса несет полсотни небольших самоходных барж с малой осадкой… Или, столько же боевых катеров для тактических операций на мелководье.

— Иначе говоря, парень, ты считаешь, что готовится морской десант?

— Да, сэр. А все остальное это, как выражаются шпионы: «операция прикрытия».

— Прикрытие? — переспросил адмирал, — Какого же масштаба должна быть основная операция, если ей требуется такое прикрытие?

— Не знаю, сэр.

— Понятно, что ты не знаешь. Я просто размышляю вслух…

— Одно слово, сэр, — встряла сержант Уайтби.

— Говорите, — разрешил Дэнброк.

— Тут сообщают, что президент Мпулу сделал важное заявление.

— Гм… Интересно… Найдите запись.

— Да сэр…

Адмирал Дэнброк повернулся к Слайду.

— Черт меня побери… Сынок, похоже ты прав. Радист! Транслируй срочный приказ отряду авиаразведки базы Мтвара, Танзания. Направить три звена тактических спай-дронов в сектор боевых действий в северном Мозамбике. Задача: получить четкую видеозапись, на которой видны объекты, атакуемые мозамбикскими ВВС и ПВО!

— Готово, сэр, — отрапортовала сержант Уайтби.

— Так… — Адмирал повернулся к Рестейну, — … Теодор, сделай так, чтобы когда эти чертовы пузыри полетят над нейтральными водами, наши парни поймали несколько образцов. Я хочу предъявить видеозапись и сами пузыри, когда комиссия Конгресса начнет заниматься этим делом… А она начнет, я уверен.

— Будут образцы, Вилли, — уверенно ответил контр-адмирал.

Джим Лумис ткнул пальцем в экран.

— Сэр, французская субмарина дала серию радарных импульсов! Похоже, она хочет отследить ситуацию в воздухе. Может быть, готовится к подводному запуску ракет!

— Ты уверен, что это импульсы от субмарины? — спросил Дэнброк.

— Ну, да. Они идут из точки рядом с позицией, где она всплывала, и наш компьютер опознал сигналы, как… Короче вот, сэр, на экране…

— Вижу, — перебил адмирал, — Черт! Французы совершили большую ошибку. Им не следовало проявлять себя в зоне действия радаров AWAKS оманской эскадрильи.

— Так точно, сэр! — отозвался Рэй из соседнего кресла. — Оманцы сразу засекли эту субмарину. Вот эта двойка FA-88, сейчас врежет…

— Не думаю, что это будет умный поступок с их стороны, — проворчал Дэнброк.

На несколько секунд повисла тишина, а потом…

— …Врезали, — констатировал Рэй, — четыре крылатых ракеты «воздух-море».

— Похоже, французам от них не уйти, — прошептала сержант Уайтби.

— А им и не надо уходить, — ответил Карл, показывая на свой экран.

Адмирал повернулся к большому оперативному экрану. Над островом Мохели мигали несколько точек. Рядом уже имелась идентификационная надпись «Неопознанный тип ракет зенитного комплекса, возможно — «Crotal-LON», производство Франция».

— Странно… — произнес он, — … Когда это французы успели их там поставить? Теодор, разведка сообщала что-нибудь о доставке боевой техники на Мохели с Реюньона?

— Разведка сообщала о доставке охраняемых грузов с Мадагаскара, — ответил Рестейн.

— Понятно, — сказал адмирал, продолжая смотреть на экран, — Значит, сейчас начнется дуэль. Хотел бы я знать, чего еще ждет французская авиация на Реюньоне. По логике вещей, ей давно уже пора быть в воздухе… А что скажет наш умник?

— Сэр? — неуверенно отозвался лейтенант Симпсон.

— Да, да, я имел в виду именно тебя.

— Да, сэр. Я думаю, никакой дуэли не будет. Сейчас оманская авиагруппа попробует подавить зенитные установки на Мохели, и это будет сигналом. По-моему, все уже заранее решено. Оманских, бахрейнских и сомалийских летчиков просто сдали.

— Так, в первом пункте ты уже не ошибся, — заметил Дэнброк, наблюдая регистрацию пуска ракет «воздух-земля» с оманских самолетов, — Посмотрим, что будет дальше.

— Охотники ждут, когда все компьютеры однозначно определят цель оманских ракет, чтобы потом не было вопросов, сэр, — уточнил лейтенант.

Адмирал в некотором сомнении покачал головой, наблюдая на экране ускоряющееся развитие событий. Оманские самолеты дали еще один залп ракетами «воздух-земля», после чего выбросили ложные цели и начали выполнять маневр уклонения… Ракеты «воздух-море» встретились с французскими зенитными ракетами, и исчезли с экрана. Через несколько секунд, рядом с первой группой ракет «воздух-земля» появилась надпись: «Цель — объекты на южном берегу острова Мохели, Коморы». В правом поле экрана возникло сообщение: «В воздухе самолеты «Mirage-9-Z», ВВС Франции, пункт отправки: Сен-Дени, Реюньон, количество: 4 единицы. Курс NW, скорость 800 узлов».

— Проснулись, — буркнул Дэнброк.

— Я ошибся, сэр, — сказал Слайд, — Все этого и ждали. Просто пуска ракет было мало.

— …F-f-f-fuck… — тихо произнес Карл.

Экран, как по волшебству, покрылся мигающими красными точками и надписями, сообщающими о пусках зенитных ракет с каких-то кораблей в акватории, которые до этого момента казались гражданскими. Появились короткие стрелочки с надписями: «регистрация воздушного взрыва…» или «регистрация импульса боевого лазера…». Оманские самолеты начали исчезать. На их месте появлялись краткие компьютерные эпитафии (точное время и координаты гибели, и координаты падения обломков).

— Радиоперехват, сэр! — сообщил Рэй, — Обоим бахрейнским гиперзвуковым машинам передали ультиматум. Приказывают идти к Сокотре на лэндинг.

— Кто приказывает? — спросил Дэнброк.

— Они не представились, сэр, — ответил рядовой, — Просто идите, или… Ну понятно.

— Да, понятно, — согласился адмирал, наблюдая, как отметки, обозначающие на экране гиперзвуковые AV-54, разворачиваются по широким дугам на север к Сокотре, — Вот, примерно так мы и помогаем Китаю осваивать новые перспективные технологии…

…Шесть сомалийских «Jee-Loo» пока продолжали лететь на юго-запад, курсом на Малави, а с острова Гран-Комор, оккупированного вчера Транс-Экваториальной Африканской Лигой, шли на северо-запад два рэптора «Abris-Glass» ВВС Мпулу.

— Почему трансэкваториалы отправили туда только два борта? — изумилась сержант Уайтби, — Они же вчера перебросили на Коморы больше полсотни таких рэпторов!

— Потому, — буркнул Гомер Симпсон, — что так сомалийцы не побоятся атаковать.

— Подстава? — спросила она.

Лейтенант Симпсон коротко кивнул. Адмирал Дэнброк в некоторой задумчивости посмотрел сначала на экран, а потом на лейтенанта.

— Парень, ты действительно думаешь, что эти фитюльки из плексигласа годятся для воздушного боя, а не только для расстрела незащищенных судов из гранатомета?

— Я уверен сэр!

— Даже если против них настоящие истребители, пусть существенно устаревшие, но с современным вооружением, и, к тому же, с тройным численным превосходством?

— Да, сэр. Я читаю материалы о технике вероятного противника, потому и говорю.

— Под вероятным противником ты имеешь в виду Меганезию?

— Да, сэр. «Abris-Glass» это меганезийская разработка текущего года. А что они наш противник, это я не сам придумал, нас ориентировали на инструктажах.

— Судя по тону, ты не очень-то в это веришь, а?

— Даже не знаю, как сказать, сэр. Они здорово научились воровать у нас технические разработки, и в этом смысле, они, конечно противник. Вот я и думаю, что мы будем правы, если тоже у них украдем кое-что из продвинутой техники.

— Из продвинутой техники? — переспросил адмирал, — Но «Abris-Glass» не выглядят продвинутыми. Скорее, наоборот. Они ведь не реактивные, а винтовые, не так ли?

— Они ультра-вентиляторные, — ответил Симпсон, — но у них предусмотрен навесной ракетный бустер для баллистических стратосферных пробегов на скорости полторы тысячи узлов, как сейчас. А так, их рабочая скорость — до пятисот узлов.

Адмирал Дэнброк присмотрелся к табличке на экране рядом с отметками «Abris».

— Хм… Действительно. За счет этого они перехватят сомалийцев восточнее острова Занзибар… И как по-твоему будет развиваться воздушный бой?

— Насколько я понимаю, сэр, — начал лейтенант…

Пилот Сиггэ Марвин воевал с декабря прошлого года, из них последние полста дней воевал почти непрерывно. С момента, когда он пересел с учебного «La-7-Albatros» в кабину первого боевого флайера, ему довелось летать на самых разных машинах — от гиперзвукового штурмовика «MoonCat» до легкого компактного вироплана «Tartar». Машину «Abris-Glass» он оценил с первого боевого вылета. Так бывает…

Две группы самолетов, принадлежащих к двум разным технологическим эпохам, стремительно сближались на почти перпендикулярных курсах. Когда дистанция сократилась до сорока миль, сомалийские пилоты обнаружили пару «Abris» на своих радарах и начали разворачиваться на юго-восток, в их сторону…

В шлемофоне раздался звенящий от азарта голос Бэмби.

— Тон-тон! Первый! Гляди-ка, они, типа, решили с нами повоевать.

— Точно так, Второй, — откликнулся Сиггэ, — Покажем им, как падают звезды?

— Легко, Первый! Твои — левые, мои — правые, ОК?

— ОК, Второй! Приготовились — на мизере режем голову и рисуем гнутое сердечко!

— Понял, Первый! Я готов.

— Следи за болванками, Второй. На их пуске — сбрасываем балласт и погнали!

Бэмби (он же, сейчас — Второй) успел подумать о том, какой Сиггэ классный парень: сумел мягко настоять на рокировке боевых расчетов. Обычно Бэмби летал в паре с Фрутти. Сиггэ, после нелепой гибели Крибле над Молуккским морем, летал в паре с заменившим его Пэоем. Пэой — парень, что надо, но сейчас ему бы просто не хватило опыта. Фрутти бы опыта хватило, но… Сиггэ не сказал вслух «Фрутти, ты, все-таки женщина, а задача головной пары несколько рискованная». Он сказал совсем иначе, поэтому Фрутти не обиделась. Он сказал, что у хвостовой пары ювелирная работа: эскортирование «медленных» летающих мин, и рулить этой парой лучше женщине.

Дистанция сократилась до двадцати миль, и головная пара сомалийских «Jee-Loo» выпустила по одной самонаводящейся ракете «Tien-Chien». Они искренне верили в эффективность этого оружия — и в чем-то они были правы. Обе ракеты безошибочно поразили сброшенные стартовые бустеры. Маленькие электронные мозги ракет по-своему, тоже были правы: они выбрали цели, содержащие больше всего металла, и имеющие самую высокую температуру. Даже сомалийские пилоты в первый момент подумали, что поражены именно самолеты противника — ведь сами «Abris-Glass» на радарах выглядели, как неидентифицируемые дисперсные пятна. Так отображались обычно маленькие стаи птиц. Разница только в высокой скорости, невозможной для живого существа. За те секунды, которые потребовались на осознание смысла этой разницы, дистанция сократилась до пяти миль. В это время «Abris-Glass» отстрелили перед собой контейнеры с тончайшими металлическими паутинками, дали длинные прицельные очереди из малокалиберных скорострельных пулеметов и разошлись в стороны, захватывая шестерку «Jee-Loo» в клещи. На экранах сомалийских радаров возникли расползающиеся узоры из неидентифицируемых целей… Еще через три секунды, сомалийцы, обстреляли узлы этих узоров ракетами малой дальности. А в следующую секунду обе сомалийские головные машины столкнуились с сотнями стреловидных пуль на встречных курсах, со скоростью три километра в секунду.

В небе вспухли два огненных шара, быстро вытягивающихся и тускнеющих. Четыре оставшихся «Jee-Loo» начали разворачиваться, стараясь уйти из сектора обстрела, и потеряли скорость, чем фактически подписали себе смертный приговор.

«Кривое сердечко» — собственно, маневр охвата. Сиггэ и Бэмби действовали, как на тренировках в колледже, и как в предыдущих воздушных столкновениях. Разделить функции между пилотом и бортовым компьютером. Задать компьютеру алгоритм маневра. Сосредоточиться на управлении тактикой. Разделить свое внимание между монитором оперативной схемы боя и прямым наблюдением обстановки. Следить за конусами потенциальной атаки противника и корректировать алгоритм маневра при каждой открывшейся возможности оптимизации. Разрешить бортовому компьютеру самостоятельную реакцию на цель (он быстрее успеет выстрелить).

… Две сражающиеся группы фактически слились. Теперь способность «Jee-Loo» разгоняться до тысячи узлов на длинном линейном участке полета не играла роли. Начался маневренный бой на скоростях менее пятисот узлов, и все преимущества оказались на стороне легкого «Abris-Glass» с его цельно-поворотными несущими плоскостями, отклоняемым вектором тяги ультра-вентилятора и гораздо меньшим радиусом циркуляции при маневре, чем у «Jee-Loo».

…Через ноктовизор ночное небо и море выглядит, как фантастический ландшафт, придуманный продюсером-сюрреалистом. Самолеты противника, очереди из их автоматических пушек (выпущенные наобум), и вражеские ракеты (направленные примерно туда же), преобразуются в четкую картину на оперативной карте-схеме. Четверть-секундные перегрузки до 20G на виражах и переворотах, немыслимых для самолетов прошлых поколений, вбивают тело в пневматическое кресло-демпфер.

…Со стороны могло показаться, что «Abriss-Glass» вообще лишены инерции, как мифические «летающие тарелки» инопланетных зеленых гуманоидов. На их фоне сомалийские «Jee-Loo» выглядели неуклюжими, как дирижабли. Они не успевали за маневрами противника. Попробуй, успей, если тебе приходится двигать штурвал, а противник управляет своей машиной через биоэлектрический сенсор, связанный с бортовым компьютером. И попробуй увернуться от очередей из малокалиберных скорострелок, срабатывающих автоматически, с дистанции миля, если твой силуэт окажется на траектории, пересекающейся с расчетной траекторией пуль… Машины поколения «Jee-Loo» просто не годились для маневра на пятачке в несколько миль, и сомалийских пилотов даже не обучали маневренному бою. Предполагалось, что в реальности все решит обмен ракетными ударами на средней дистанции. От первого «огневого контакта» до взрыва последнего «Jee-Loo» прошло меньше пяти минут.

300-метровый балкер «Магистеро» шел под сейшельским флагом с Мадагаскара в Джибути с грузом строительных материалов (так было сказано в коносаменте), и его приближение к сомалийскому берегу никого не должно было удивить. Правда, чтобы обогнуть Африканский рог и войти в Аденский залив, ему не требовалось подходить НАСТОЛЬКО близко к этому берегу, но кто в Сомали обращает внимание на такие мелочи? Когда с его палубы начали группами по восемь взлетать дроны-бомберы «Vitiare», это тоже прошло никем не замеченным. Они поднялись на полста метров и двигались к берегу, выстраиваясь в воздухе, наподобие птичьей стаи. Маломощные движки, установленные на эту, самую дешевую версию таких машин, сообщали им скорость всего 80 узлов, но большего в данном случае и не требовалось. Пара авиа-рэпторов «Abris-Glass», держась в том же эшелоне, охраняла медлительную стаю от случайных встреч, а неслучайным встречам было неоткуда взяться. Внимание всех заинтересованных лиц обратилось к гораздо более зрелищным воздушным боям и к перемещениям резервов сторон — участников… Из Могадишо в сторону Занзибара взлетела дюжина истребителей «Fagot» (МиГ-15) и пара «Jan-Zii» (МиГ-21) — весь боеспособный резерв ВВС правительства Южного Сомали. Навстречу им, с Комор вылетели несколько десятков «Abris-Glass». Казалось, сомалийские пилоты готовы вступить в явно самоубийственное столкновение, но скоро они развернулись и ушли обратно на базу… В то время, как «Abris-Glass» продолжили полет к Занзибару…

Адмирал Дэнброк и контр-адмирал Рестейн задумчиво рассматривали картину на оперативном экране: два самолета-победителя, барражирующие почти на границе танзанийской 12-мильной зоны восточнее Занзибара, и полсотни таких же машин, летящие, как бы, им на подмогу (в чем уже не было, кажется, никого смысла).

— Забыли, как разворачиваться? — брякнула сержант Уайтби, стараясь найти какое-то объяснение происходящему.

— Все идет по плану, Венди, — возразил Гомер Симпсон, — А мы этого плана не знаем. Собственно, так и должно быть, если план секретный. Верно?

— Не знаю, Слайд, — проворчала она, — …О, черт! Еще и летающие канонерки… Их-то зачем подтягивают к Занзибару? Они что, собираются напасть на Танзанию?!

— Посмотрите, — Джим Лумис ткнул пальцем в экран, — Мпулуанцы перебрасывают с Мадагаскара на Коморы еще один авиаотряд. Тоже рэпторы и летающие канонерки.

— Радиоперехват, — сообщил рядовой Пруст, — Хотя, нет. Это на гражданской частоте.

— Что там, Рэй? — спросил лейтенант.

— Там обращение президента Адэ Нгакве к правительству Танзании… — оператор повернулся к двум старшим офицерам, — Разрешите включить громкую запись?

— Включай, — распорядился Дэнброк.

Адмирал Дэнброк задумчиво вытащил сигарету из пачки лейтенанта Симпсона, но, вспомнив, что бросил курить двадцать лет назад, положил ее обратно.

— Ну, и сукин же сын этот Нгакве… Ни хрена себе, попросил по братски…

— Южное Сомали, сэр, — сообщила сержант Уайтби.

— Что — Южное Сомали?

— Массированная точечная бомбардировка вдоль всего побережья, от Кимимайо до Могадишо. Порты, аэродромы, электростанции, мосты, дамбы, склады топлива.

— Кто бомбит, черт побери?

— Я не понимаю… Карл! Дай спутниковую картину! Быстро!

— Да, Венди! Секунду… — пальцы оператора забегали по клавиатуре, — Черт! Вот ведь несчастная страна это Сомали. Что бы не случилось, ее всегда кто-нибудь бомбит…

Рэй Пруст, тоже засуетился, переключил что-то на своем терминале, и доложил:

— Еще один радиоперехват, сэр! На мозамбикской армейской волне. Гарнизоны в Куелиманэ и Чиндэ вызывают генеральный штаб, и сообщают, что они окружены боевыми кораблями противника и им предложено сложить оружие. Я ни черта не понимаю, сэр: как там можно быть окруженным кораблями? Берег только с одной стороны, с востока, а с запада суша…

— С запада рукава дельты Замбези, — поправил Слайд, — Река, протоки и болота…

— Ну, да, а это имеет значение?

— Имеет, — лаконично припечатал Дэнброк.

— Сэр, тут что-то непонятное, — сказала сержант Уайтби, — Из эфира исчезли все радиостанции и TV-трансляторы Мозамбика.

— Как так? — удивился адмирал.

— Я сама не понимаю, сэр…

— Так выясните это, как можно быстрее.

— Да сэр… — отозвалась она и забарабанила по клавишам.

— Ищи в открытых источниках, Венди, — подсказал Гомер Симпсон.

Адмирал повернулся к лейтенанту.

— Ты опять что-то угадал, умник?

— Я не уверен, сэр, но я бы на месте… В общем, на месте тех, кто…

— Говори яснее, черт возьми!

— …Я бы развесил на сайтах что-то вроде ультиматума.

— Я нашла, сэр! — объявила Венди, — Это уже висит в интернет и передается по радио.

Вилли Дэнброк задумчиво погладил подбородок.

— Эти ребята из ZAREMO — IBM взяли президента Анзизо Джауджи за яйца. Точнее, конечно, не они, а эти два разбойника — Нгакве и Ндунти. А еще точнее — те ребята, которые стоят за ними. Им нужны судоходные низовья Замбези, верно, умник?

— Я думаю, да, сэр, — ответил Симпсон, — Сначала захват Малави, а потом — это. И переброска дополнительной боевой авиации на озеро Ниаса.

— А какая дистанция от плотины до их ближайшей ракетной батареи в Малави?

Сержант Уайтби несколько раз щелкнула мышкой и, глядя на экран, сообщила:

— В Дзаланиама, это в ста милях к северо-западу, размещен мобильный тактический ракетный комплекс с достаточным радиусом поражения, если вы об этом, сэр.

— Я именно об этом, — подтвердил Дэнброк, — Не важно, заминирована ли плотина. Нет смысла пытаться выбить оттуда трансэкваториалов. Они могут просто расстрелять ее ракетами, а сказать, что ее подорвали бойцы ZAREMO в знак протеста, бла-бла-бла.

— Но ведь это можно проверить, сэр, — возразила Венди.

— Ерунда, — адмирал лениво махнул рукой, — Кто в центральной Африке проверяет…

104

Микеле Карпини пару раз подбросил в руке дощечку размером с четверть ладони, и положил ее на стол. Выражение лица у него было при этом хитрое и загадочное.

— Ну-ка дети, кто угадает, что это такое?

— Фиг ли угадывать? — удивилась Флер, — Бальса, только, по-моему, хреновая.

— Ты у нас, конечно, крупный специалист по бальсе… — начал агроинженер.

— Кто тебе рассказал, па? — перебила она.

— Нашлись люди, — он подмигнул, — Парню, австралийцу из патруля, не влетело за это?

— По ходу, нет, — вмешался Оскэ, — Коды доступа к ленте происшествий иногда просто подбирают, или выкачивают через спай-трейсер. А мы никого не обидели, мы только подобрали в море то, что плохо лежит. Что с борта упало, то пропало. По ходу, там и разбираться никто не стал. Может, вообще не заметили… Так это бальса или нет?

— Не бальса, — сказал Хаген, — иначе бы дядя Микки не спрашивал.

— А это что за сюжет? — поинтересовалась Чубби, наливая всем какао.

Люси, откусывая кусок от многослойного горячего бутерброда с беконом, сыром и авокадо, лаконично и емко проинформировала:

— Как-то на Никаупара, она оделась в шнурки, типа под дикую индианку super-sexy, склеила в «Водяной крысе» одного офицера, а потом выпотрошила его мобайл.

— Так… — пробурчала Флер, — а ты откуда знаешь?

— А ты громче свисти по фону, как затрахала австралийца до потери бдительности.

— Ну, ты засранка… — возмутилась старшая сестра.

— Мне уши затыкать, когда ты гонишь волну? — невозмутимо парировала младшая.

— Да уж не растопыривать, как слон!

— Ты так свистишь, что и растопыривать не надо!

Чубби, профессиональным взглядом оценив мимику обеих, строго сказала.

— Девочки! Прекратите пинаться под столом! Что вы, как маленькие?

Флер демонстративно забралась в пластиковое кресло с ногами.

— Все, все, проехали. Видишь, ма, я уже никого не пинаю.

Хаген протянул руку и взял со стола дощечку.

— Я, конечно, не спец, но, по ходу, это губка, только какая-то древовидная.

— Губка? — переспросил Оскэ, — Дай посмотреть.

— Смотри, — Хаген перебросил ему дощечку, — Можно хоть здесь нырнуть у рифа. Они растут на кораллах, типа как бутылки. А высушишь — и получится штука типа этой.

Оскэ кивнул, вертя дощечку в руке.

— Что я, губок не видел?… Но они же в виде трубок, а это кусок от бревна.

— Ежик, а с чего ты взял, что от бревна? — спросила Флер.

— С чего?… — он сосредоточенно почесал подбородок, — Ну, как бы, дощечку обычно вырезают из бревна. Вот я и подумал… Дядя Микки, а что? Хаг реально угадал?

— Не совсем, — ответил агроинженер, — Но почти. А, если разобраться, то Хаген стал катализатором этой идеи. Док Мак Лоу долго смеялся, когда я ему сказал…

— Па, не тяни селедку за хвост! — вмешалась Люси, — Давай, рассказывай уже!

Микеле отпил какао, откинулся на спинку кресла и закурил сигарету.

— Пожалуй, все началось с того, что я занялся плантациями флореллы на Атауро и на Тиморе, а один парень по имени Алибаба все время долбил мне, какой бизнес можно сделать, если научиться выращивать бальсу с высокой скоростью. Хотя бы с такой, с которой растет бамбук. Я обещал подумать и, в общем, думал именно в сторону GM-гибрида с бамбуком. Когда я летел с Тимора к Чубби в тюрьму, меня подвез как раз Алибаба — и снова долбил про бальсу. А в тюрьме Чубби рассказала мне, как Хаген закатил колоссальный скандал из-за отсутствия натуральной губки. Я приехал, когда губка там уже была, но Чубби рассказывала об этом с такой гордостью, что было бы странно не проверить эту губку в деле… В смысле, потереть спинку, и вообще…

— Нужен же какой-нибудь заводной повод для make-love в ванной, под стеклянным колпаком, над которым вышки преторианской охраны, — помогла ему Чубби.

— Я мог бы и без повода, — уточнил он, — Я соскучился, был несколько возбужден, и…

— …Однако, с поводом еще лучше, — перебила она.

— Ма, у тебя в тюрьме была не такая губка, — заметила Флер, отобрав у Оскэ дощечку и тоже вертя ее в руке, — там была обыкновенная, а эта, в натуре, какая-то древовидная.

— Я же говорю: это был катализатор, — напомнил Микеле.

Флер провела ногтем по поверхности дощечки.

— Па, а ведь эта хрень так и выросла, в виде прямоугольника, правда?

— Да, — ответил он, — Но не хрень, как ты только что выразилась… Кстати, это не самый удачный жаргонизм… А скелет колонии псевдобионтов, аналогичных той же флорелле, только растущих в виде плотной массы, почкуясь аналогично дрожжевым грибкам, и создавая скелет, аналогично губке. Когда у меня возникла эта идея, и я поделился ей с доком Мак Лоу и доком Джерри, они хором заявил, что в такой постановке задача GD почти тривиальна.

— What’s GD? — спросила Люси.

— Генетический дизайн. Видишь ли, расхожий термин GM не отражает суть дела. При работе с псевдобионтами, производится не модификация, а дизайн генов.

— Ага… А почему, все таки, колония выросла в виде прямоугольника?

Агроинженер стряхнул пепел с сигареты и улыбнулся.

— Просто кювета была прямоугольная. Колония повторяет форму емкости, в которой растет. В смысле, она заполняет емкость, и форма, естественно, получается такая же.

Люси захлопала в ладоши.

— Iri! Классно! Их ведь можно вырастить в любой штамповочной форме, ага?

— В общем, да.

— В склянку, фартовый заход на табаш, разлетись мои понты! — заключил Хаген.

— Ты обещал постараться ограничить это вот, — укоризненно произнесла Чубби.

— Ну, я стараюсь, — он слегка смутился и взял сигарету из пачки Микеле, — Просто тут такая… Ф-ф… Экономически-перспективная тема… Эмоции… Ну, ты понимаешь.

— Протобионты рулят, — поддержала Люси, — Я в феврале, когда была на Элаусестере, потерлась на семинаре, как раз у дока Мака и дока Джерри, про хабитацию космоса.

— Ктулху? — спросила Флер.

Люси неопределенно пожала плечами.

— Говорили-то про Ктулху. Может быть. А может, и нет. Мы же вместе прикидывали, верно? И там концы с концами не сходятся. Типа, кто-то что-то не договаривает.

— Это точно, — Флер кивнула, — А про что говорили док Мак и док Джерри?

— Чисто про интегральное агро-обеспечение. В смысле, если мы прилетели, и делаем колонию на Ктулху… Или на Не-Ктулху… То нам надо сразу производить всякие машины, которые с собой не повезешь. И машиностроительную фабрику с собой не повезешь. А семечки или рассаду привезти можно.

— Типа, выращивать машины из семечек? — спросил Оскэ.

— Типа, да. Вроде вот этого, — Люси постучала пальцем по дощечке из «древовидной губки», — Пусть не машину, но вырастить детали точно можно. Вот я и вспомнила.

— Может, что-нибудь вырастим на пробу, а дядя Микки? — предложил Хаген.

Микеле поднял указательный палец к потолку и утвердительно кивнул.

— Правильно мыслишь. Я привез два десятка разных штаммов, которые мы совместно натворили с Джерри и Маком. Не знаю, будет ли у них качество лучше, чем у этого, который Флер охарактеризовала, как «хреновый», но для проверки сойдет. И я буду весьма благодарен кому-то, если кто-то завтра утром поможет нам с Чубби соорудить экспериментальную плантацию этой губки на ферме. Космос — это замечательно, но слишком неопределенно на данный момент. То ли Ктулху, то ли нет. А Земля — вот.

— А всем можно участвовать? — спросил Хаген.

— Ну, да, — подтвердил Микеле, — Если они хотят.

— Они хотят, — сказал Оскэ, — Флер, ты как?

— Уж я-то не пропущу такой прикол, — ответила она, — Па, а как быстро это растет?

— Так же, как и другие наши псевдобионты. Удвоение массы где-то за четверть часа.

— Круто! — оценила Люси, — Ма, а, все-таки, когда снимут секретность с проекта?

— Какого проекта, детка?

— Ну, того самого. Про Ктулху. Или про Не-Ктулху.

Экс-майор INDEMI побарабанила пальцами по столу, вытащила из пачки сигарету и потянулась было за спичками, но Хаген быстрым движением протянул руку со своей зажигалкой и язычок пламени возник ровно там, где надо.

— Joder! — буркнула Чубби, делая первую затяжку, — Никак не могу привыкнуть к этим твоим фокусам. Ты всегда так чувствуешь время и дистанцию?

— Нет, тетя Чубби. Только в знакомой обстановке, при многократных повторах одного моторного акта. Ну, я же рассказывал. Это как инстинкты у насекомых.

— Да… — она кивнула, — …Надо будет почитать про это. Просто интересно, как…

— Ма, — перебила Люси, — Если ты не хочешь отвечать, так и скажи.

— Значит, так, — сказала Чубби, хлопнув ладонью по столу — Во-первых, детка, не надо давить на меня таким примитивным способом. Если ты хочешь научиться делать это правильно, я дам тебе хороший обучающий диск, договорились?

Люси медленно покачала головой и посмотрела ей прямо в глаза.

— Спасибо, ма, это будет классно, но сейчас я не собиралась на тебя давить. Я просто устала от этой неопределенности, понимаешь? Мы все устали. И ты тоже. Тебе хуже всего, потому что ты, к тому же, устала молчать. Ма, что происходит?

— Значит, так, — повторила экс-майор, — Ничего ужасного не происходит. Годзилла не вылупился из яйца, марсиане не высадились на боевых треножниках, черная дыра не засасывает Солнечную систему во вселенскую жопу. Поэтому: отставить панические настроения. Сейчас мы с Микеле романтично пройдемся до кабачка дядюшки Чжана. Микеле меня пригласил раньше, чем ты задала свой вопрос, и я ему обещала. У него первая рука, по понятиям любого правильного канака. А если тебе так интересно, что будет не лень проснуться пораньше, и прийти в наш домашний центр любительской астрономии, скажем, в четыре часа утра, то я покажу тебе ответ на твой вопрос. Мне кажется, это гораздо интереснее, чем просто слова. Ты согласна со мной?

— Ну, нормально! — возмутилась Флер, — А мы?

— Всех касается, — уточнила Чубби.

105

Из динамиков прозвучал густой, гулко-звонкий двойной удар колокола. Смена вахт. Последняя до… Нервное напряжение за столиками в маленьком кафе, над круглым бассейном к этому моменту уже было так велико, что Жанна невольно вздрогнула.

Суб-лейтенант Гвен Нахара встала и ободряюще хлопнула ее по плечу.

— Расслабься, гло! И не забудь сохранить этот день для истории.

— Тебя пробило на пафос, партнер? — поинтересовался капитан Гектор Гамбоа.

— Типа, да. Ну, что, кэп? Пошли на защиту рубежей?

— Пошли, — он кивнул, — Под открытым небом в это время суток термоядерные взрывы особенно красивы.

— Прикалываешься, партнер? — спросила Гвен.

— У тебя пафосное настроение, а у меня поэтичное, — ответил бразилец, и они оба, в стремительном темпе направились к переходу в военно-технический блок.

Артуро Аливо посмотрел на лейтенанта Пабло Барроса, и спокойно поинтересовался:

— Это какое-то специальное упражнение для коммандос?

— Что вы имеете в виду, профессор?

— Я имею в виду эту пластиковую палочку для размешивания сахара в кофе. Вы уже сломали ее пальцами на восемь кусочков. Мне в жизни так не сделать. Это какое-то упражнение для силы пальцев? Кажется, альпинисты тренируются сходным образом.

— Вообще-то, — сказал лейтенант, — я просто нервничаю.

— Нервничаете? Надо же… — пробурчал чилийский астрофизик, и аккуратно извлек из красно-золотистой коробки толстую сигару, — А почему? Я вам уже объяснял, Пабло: данный эксперимент, по своей механике, не очень отличается от эксперимента «Deep impact» 2005 года, а по используемому источнику энергии он такой же, как военные термоядерные эксперименты 60-х годов прошлого века.

— Не совсем так, коллега, — возразил Энди Роквелл, — Я не буду придираться к такой мелочи, как тип инициации термоядерного заряда. В нашем случае не плутониевое зажигание, а лазерное…

— Вы только что сказали, что не будете к этому придираться, — перебил чилиец.

Новозеландский математик обаятельно улыбнулся и пояснил:

— Я лишь дал ясное указание на то, к чему конкретно не буду придираться.

— Ах, вот как? Ну, тогда, прошу прощения. А к чему вы будете придираться.

— К тому, что вы игнорировали сочетание эффектов, а это вовсе не то же самое, что каждый из них по отдельности. В «Deep impact» тестировался принцип бильярда, но ударом кия, если продолжать аналогию, был химический реактивный двигатель. В военных экспериментах типа «Starfish» тестировалось термоядерное устройство на космическом объекте, но только как бомба, а не как двигатель.

— Послушайте! — возмутился доктор Аливо, взмахнув сигарой, которую уже успел раскурить за время монолога новозеландца, — Это же нонсенс! Вы придаете какое-то мистическое значение типу реактивно-теплового двигателя, тогда как механический эффект, ради которого все делается, совершенно от этого не зависит.

— Весьма зависит, коллега Артуро. Другая скорость истечения реактивной массы. Хочу обратить ваше внимание еще и на то, что в эксперименте «Deep impact» использовался заранее сформированный блок реактивного топлива, а в нашем эксперименте «Ballista» этот блок представляет собой естественную неоднородную формацию…

— Чуть больше расчетов, только и всего, — буркнул чилиец.

— … Часть этой формации, в то же время, является и разгоняемым снарядом, а точнее — ансамблем снарядов с разной массой и разными элементами движения, — договорил новозеландец.

Лейтенант Барроса, каким-то уже запредельным, нечеловеческим усилием, переломил короткий кусочек пластиковой палочки еще надвое. Крак!

— Круто! — сказала Дейдра Вакихеа, — Пабло, а ты можешь пальцами согнуть монетку?

— Я не пробовал, но вряд ли. Когда монеты делались из золота, это было реально, но их теперь делают из никелевого сплава.

— Номинализация денег, — философски заметил Роквелл, мгновенно переключаясь на новый фронт, — Между прочим, что мне нравится в Меганезии, так это алюминиевый стандарт. Деньги, сохраняющие фактическую товарную ценность.

— Там в ходу не сам алюминий, а стандартные расписки на него, — возразила Жанна.

— Товарные расписки, — уточнил Роквелл, — а это, на порядок ближе к товарной ценности, чем чисто номинальные деньги, используемые в других развитых странах.

— Разве меганезийские фунты это не деньги? — удивился доктор Аливо.

Новозеландец отрицательно покачал головой.

— Таки, нет коллега. Это именно расписки на столько-то фунтов алюминия.

— Надо же… Я не знал. Что же касается вашего замечания о специфике снаряда, то я должен вам сказать, коллега Энди, что даже заранее подготовленный, искусственный снаряд, все равно имеет неоднородности, и их приходится выявлять на стенде перед запуском, чтобы корректировать приложение импульса.

— А как быть с мощностью взрыва? — вмешалась Жанна, — Ведь, насколько я поняла, никогда ранее люди не взрывали ничего даже близкое к этому.

— Что вы, Жанна, — доктор Аливо махнул рукой, — более высокая мощность взрыва не усложняет, а упрощает задачу. Меньшее значение имеют побочные факторы.

Со стороны военно-технического блока появились бойцы предыдущей вахты, уже успевшие снять полярные комбинезоны. Лейтенант Лютер Эванс, как обычно, был в легком спортивном костюме производства КНР, но с эмблемой ANZSAS: оранжевая птичка киви на пестром круге. Хоп-командор Оо Нопи (тоже как обычно) оделась в компактное нечто на липучках, похожее на модернизированный кухонный фартук — черный с золотой картинкой двухвостой райской птички-бабочки.

— А где половина научного состава? — сходу поинтересовалась она.

— Там, — Дейдра махнула рукой в сторону радарного поста (игравшего роль пункта космической связи), — пытаются придумать еще что-нибудь полезное.

— А где шеф Кабреро?

— Там же. На тот случай, если придется делать что-то экстренное. Хотя, по-моему, он торчит там просто потому, что ему спокойнее видеть, что творится на мониторах.

— Дейдра, налей кофе, а? — попросил ее Лютер, — Снаружи такой мороз…

— Как вчера, — уточнила Оо, шлепаясь за столик рядом с Аливо и Барроса, — … И как позавчера. По ходу, тут всегда так. А что нового вообще?

Доктор Аливо глубокомысленно наморщил лоб.

— Если леди интересуется экстренными событиями, то сообщаю: сеньоры офицеры переломали большинство приборов для размешивания сахара и скоро нам придется использовать вместо мешалок собственные указательные пальцы.

— Трагично, — согласилась Оо, бросив взгляд на плоды деструктивной деятельности чилийского лейтенанта, — Пабло, ты что, правда переживаешь?

— Не люблю сидеть, как болван, ни черта не понимая, — пробурчал он.

— Будь выше этого, — сказала она, хлопнув его по широкой спине, — Я тоже ни фига не понимаю, однако даже не потеряла аппетит. Кстати, а пожрать что-нибудь есть?

Жанна Ронеро многозначительно кивнула в сторону круглого котла на электроплите.

— Йан Шан, прежде чем скрыться в радарной рубке, сварил тут нечто под названием «королевский пингвин с остро-сладким цветочным вкусом».

— Что же вы так с пингвином? — слегка расстроилась папуаска.

— Пингвин условный, — уточнила Жанна, — фактически, это курица.

— А-а, тогда другое дело, — хоп-командор встала и решительно направилась к котлу.

— Везет же некоторым, — заметил Лютер, — действительно, аппетит не пропал…

Оо Нопи плюхнула в пластиковую тарелку добрую пинту супа-пюре с фальшивым пингвином и самым серьезным тоном ответила:

— Никто не доказал, что мировые катастрофы лучше встречать на голодный желудок, поэтому надо руководствоваться общим правилом: жрать, пока дают.

— Какая еще мировая катастрофа? — удивился доктор Роквелл, — Оо, вы же культурная, образованная девушка. Что вы повторяете бредни недоумков из Fox-News-TV?

— Док Энди, я в жизни не смотрела эту херню, — ответила она, возвращаясь за столик с тарелкой, — Но мой парень говорит, что ходят всякие слухи, типа того.

— Ваш парень? Чилийский мичман, который после стакана виски проехал на аэросанях половину Антарктиды?

— Я не знаю на счет виски, — ответила она, принимаясь за суп, — Леон говорит, что был трезв, как мумия Тутанхамона. А на счет слухов, это точно.

— И что там, в этих слухах? — поинтересовался Артуро Аливо.

— Всякое, профессор. Говорят, что Тлалок это корабль космических пришельцев. Это первый вариант. Еще вариант: меганезийские милитаристы хотят повернуть его так, чтобы разбомбить Манчестер, который в Англии.

Доктор Аливо удивленно поднял брови.

— Именно Манчестер? Не Лондон?

— Именно Манчестер, подтвердила папуаска. Не знаю, почему так. А еще говорят, что маньяки-ученые превратят Тлалок в черную дыру, и она всосет все на хрен. Мол, есть такое предсказание в книжке-библии. В той самой, которая лежит в римском пабе.

— В римском пабе или у Римского папы? — переспросил чилийский астрофизик.

— Вот это я толком не догнала, — призналась Оо, — а это существенно?

— Нет, не особенно. А что эти слухи сообщают о мощности заряда?

— Только чисто качественную характеристику, профессор.

— В каком смысле? — спросил он.

— Говорят: «охеренный», — уточнила хоп-командор.

— Очень информативно, — заметил лейтенант Барроса.

— Ага, — согласилась она, — Вообще, в слухах с цифрами беда. Жанр такой.

— А какую называют дату? — поинтересовался Роквелл.

— Вот с этим, как раз, точно, док. Шестое июня, шесть часов утра по Гринвичу.

Новозеландский математик удовлетворенно кивнул и прокомментировал:

— Массовая дебильность, в отличие от хаотической индивидуальной дебильности, обладает дивной регулярностью и предсказуемостью.

— 6.06.6:00? Апокалипсис? Три шестерки? — спросила Жанна.

— Разумеется, — подтвердил он.

Лютер Эванс выхлебал две чашки кофе и пошел наливать себе третью.

— Как ты его столько пьешь? — удивилась Оо, — У меня бы уже сердце выскочило.

— Привычка, — ответил он, — Слушай, а где твой приятель собирает такие слухи?

— В хозчасти при штабе чилийского военно-технического представительства. Леон подружился там с несколькими парнями, которые болтаются между тут и Большой Землей, вот они и приносят на хвосте всякое такое.

Тренькнул динамик селекторной связи и раздался голос Фрэдди.

— Алло, Жанна, ты там не скучаешь без меня?

— Скучаю! — крикнула она, — Уже начала с горя толковать Апокалипсис!

— Брось его к дьяволу, — посоветовал он, — У меня есть кое-что интереснее. Из бочки прислали твое интервью. В смысле, воткнули свои ответы в твой аудио-вопросник.

— Отлично! — воскликнула Жанна, — А где он?

— У тебя на ноутбуке. Я сбросил по локальной сети.

— Wow! Фрэдди, я люблю тебя!

— Это здорово, любимая! Это первая по-настоящему хорошая новость после завтрака!

— Жанна, дай послушать! — потребовала Дейдра.

— Нет проблем. Сейчас притащу из каюты эту штуку…

Жанна: Aloha foa! Пришло время рассказать широкой публике о проекте «Ballista». Думаю, что будет справедливо предоставить право первой руки вам.

Еру: Ну, если для широкой публики… Мы установили на астероиде…

Виик: … Приличном астероиде, полста миль диаметром.

Еру: … Термоядерные заряды, достаточные, чтобы хорошо пихнуть его в сторону от привычной орбиты.

Тойо: … Частично перемолов в пыль. А еще часть превратится в реактивную массу.

Виик: … Кусочек астероида потеряем, но иначе никак. Физика…

Эоле: Давайте уже к теме, а? Короче, все это, за вычетом потерь попадет в Венеру. Примерно как в баскетболе: раз — и мяч в кольце.

Еру: Ты хотела к теме.

Эоле: Я к ней и иду. Падение астероида на теплую планету с плотной атмосферой…

Виик: Горячую, с очень плотной.

Эоле: Тем более… Вызывает эффект экранирования за счет огромной массы пыли в стратосфере и в ближнем космосе. Лучи Солнца не доходят до поверхности. Зима.

Тойо: Так. Давайте я объясню совсем просто. Венера — это очень удобная для людей планета, она почти как Земля по размерам и гравитации. Но там слишком горячая и слишком плотная газовая оболочка. Выше четырехсот градусов Цельсия и больше девяноста атмосфер.

Виик: … И это состояние поддерживается за счет парникового эффекта. Атмосфера плотная и удерживает солнечное тепло, поэтому прогревается. Грубо говоря, так.

Эоле: … Но если заслонить солнце пылью и заодно выбросить взрывом часть газовой оболочки, то получится новое устойчивое состояние с давлением порядка ноль девять атмосферы и температурой, в среднем, градусов на десять выше, чем на Земле.

Еру: Короче говоря, там можно будет жить. Не сразу, разумеется. Там надо решить проблемы с кислородом и водой. Воды там мало, но она есть, а потом, что-нибудь придумаем. А кислород… Там сколько угодно углекислого газа для фотосинтеза.

Виик: Короче, хабитация. Земля, дубль два. Типа, вот.

Жанна: Ваши мысли и ваши ощущения тогда, когда вы узнали, что вам предстоит, и сейчас, перед моментом «Z».

Тойо: Когда узнали — офигели. Это мягко говоря.

Виик: Очень мягко.

Эоле: Даже не с чем сравнить.

Еру: Эмоции. Не вербализируется.

Тойо:… А сейчас… Азарт?

Виик: Меня немного колбасит. Но в меру.

Эоле: Как Армстронг перед первым шагом на Луну.

Еру: Считаем секунды. Увлекательное занятие. Я серьезно.

Жанна: Сколько времени и как вы готовились к этому проекту?

Эоле: К этому — неделю.

Еру: Мы готовились к другому проекту.

Виик: К Немезиде, чего тут скрывать?

Еру: …Но технически, для нас без разницы. Тренировки те же.

Эоле: … А вообще — два года. Ничего особенного. Матчасть, физподготовка.

Тойо: Психологически мы и так были готовы. Жизненный принцип.

Эоле: Лететь к звездам — это естественное состояние человека.

Виик: … Мы так считаем. А у кого другое мнение — ну, это его мнение.

Жанна: Что изменит этот проект в мире?

Эоле: Все. Вообще, все.

Виик: Но не сразу.

Эоле: Но достаточно быстро.

Еру: Человечество перестает зависеть от одной-единственной планеты.

Виик: Это как в древности: мореход открывал новую территорию, и туда кто-то мог переселиться. Реально, переселялись более активные люди. А шлак практически не попадал. Типа фильтр по качеству. А здесь масштаб в миллионы раз больше.

Тойо: Да сам факт все изменит. Если мы можем заниматься переустройством планет, значит, мы уже что-то значим в этой части вселенной. А не просто фауна.

Эоле: Начинается новая глобальная гонка. В хорошем смысле. Гонка прогресса. Цель появилась, а то на Земле не всему можно найти приложение. А в космосе — всему.

Жанна: Вы стремились к Немезиде, а попали к Венере. Не разочарованы?

Виик: Немезида никуда не убежит. Вообще, когда нас начали готовить к проекту «Starlight», было ощущение авантюры.

Еру: Ну, не готовы мы сейчас лететь на расстояние порядка тысячи А.Е. В смысле, технически не готовы к пилотируемому полету. Дроны — другое дело.

Тойо: Короче, мы даже обрадовались. Понятная, реальная задача.

Эоли: Между прочим, наш проект делает более реальным и тот, с Немезидой.

Еру: Мы отрабатываем технологию жизни в космосе. Не типа, как на орбитальной станции, после которой лечиться надо, а типа, как дома, где живешь нормально.

Эоли: И это тоже. И вообще, надо преодолеть психологический барьер.

Тойо: О! Это главное! Космос принадлежит нам, а в какой последовательности его прибирать к рукам — это дело техники.

Жанна: Вы сейчас рядом с Венерой. Вы довольно долго за ней наблюдали. Как она воспринимается? Не жалко?

Эоли: Не так близко. Она для нас кружочек в десять раз меньше, чем Луна с Земли.

Еру: Потом мы подойдем близко, на около-венерианскую орбиту, но это потом. Но изучали мы долго. По видео с телескопов. Сейчас эта планета красива только очень издалека. А при увеличении… Абстрактно, конечно, можно в этом что-то найти, но конкретно, Венера это как пустыня, в процессе обработки горящим напалмом.

Виик: Если бы там мог хоть кто-то жить, пусть не люди, а какие-то другие существа, конечно, ее было бы жалко трогать…

Тойо: Тогда бы мы и не трогали.

Еру: Ну, не дело, когда планета бесхозная.

Эоли: Вот после хабитации это действительно будет очень красиво.

Виик: Кстати, мы тут целую галерею нарисовали. Сейчас я сброшу… Ага… Ушло. Готово. Это, конечно, приблизительно…

Тойо: …Но отражает суть дела. По-моему, так.

Жанна: Как теперь издалека вами воспринимается Земля, люди, их проблемы?

Еру: А также, как и с Земли воспринимались. Мы решаем человеческую проблему расширения ареала. Расстояние тут не влияет.

Тойо: Другое дело, что на Земле есть искусственно созданные проблемы, или даже вообще не проблемы, а фантомы, экзистенциально-культурный кретинизм.

Еру: На эти проблемы расстояние тоже не влияет.

Эоли: Если воспринимать мир реально, то восприятие не меняется.

Виик: Мы просто делаем интересное дело. Очень интересное. Какие-то проблемы решатся, если у нас все получится.

Эоли: Чем больше у нас получится, тем больше проблем решится. Ага!

Жанна: У вас не будет связи с Землей десять часов. Ваши планы на это время? И, разумеется, ваши планы на ближайшее будущее?

Эоли: Упс… Ну, если все будет ОК, то сначала посмотрим параметры того, что получилось, а потом закатим hauoli. Фиесту. Карнавал и все такое.

Виик: …И снимем про это кино. Потом перешлем на Землю.

Еру: А потом мы продолжим программу работ по проекту. У нас будет три недели до столкновения Тлалока с Венерой. Мы ляжем на такую орбиту вокруг Солнца, чтобы оказаться к моменту столкновения на достаточном расстоянии и далеко от плоскости эклиптики, а приблизиться к Венере уже после того, как результат будет понятен.

Тойо: Придется разбираться, на каком расстоянии от Венеры и в какой плоскости там будет безопасно, с учетом летающих вокруг обломков и крупной пыли.

Эоли: Какие-то из обломков, образовавшихся после сегодняшнего взрыва, и из тех, которые возникнут после столкновения, вероятно, превратятся в спутники Венеры. Маленькие спутники, всего несколько сот метров, но и они могут пригодиться.

Виик: Ляжем на безопасную венерианскую орбиту под большим углом к плоскости эклиптики, будем жить и наблюдать. В начале лета встретим две новые «бочки». Их отправят с Земли после первых наших рапортов, если все ОК. А дальше видно будет.

Еру: Как штаб проекта порекомендует — с учетом мнения экипажа.

Тойо: У нас свой нормальный автономный ресурс на две тысячи дней. А если нам еще подвезут ресурсы… Короче не факт, что мы сразу заторопимся на Землю.

Виик: Поселок из трех бочек — это круто! Одна из прибывающих бочек — копия нашей, зато другая гораздо больше.

Еру: Мы видели ее макет. Это реальное жизненное пространство, поселок на орбите.

Жанна: …И что-нибудь, что вы сами хотите сказать.

Виик: Aloha foa! Iaorana! Это во-первых. А, во-вторых… Все, кто делал проект… Ну, в общем, они здорово сделали эту работу. Креативно!

Эоле: У меня мысль — хватит уже воспринимать космос, как экзотику. Считайте, что это новые острова в океане. Ну, не совсем в океане, но смысл такой.

Еру: А я просто скажу: ребята на Земле! Будьте сейчас с нами. Мы одна команда, так?

Тойо: Ну, а я скажу: все еще только начинается!

Снова тренькнул динамик.

— Прошу внимания, коллеги! — слегка напряженным тоном сообщил доктор Мануэло Папай, — До абсолютного времени «Z» осталось две минуты, а до относительного, с учетом светового лага на дистанции 145 миллионов километров, около десяти минут. Наверное, я бы сказал что-нибудь приличествующее случаю… Но, никто из нас не придумал, что бы такого сказать, поэтому мы просто решили вывести оба обратных секундных отсчета — абсолютный и относительный — на большой экран в кафе.

На экране под потолком возникли два числа

107

593

— Вот и пиздец… — с философским спокойствием констатировала Оо Нопи.

106

В аварийном модуле было тесно. Четыре человеческих организма, впихнувшиеся в трехметровый металло-керамический конус, внутри которого кроме них находилось некоторое количество оборудования. Зато были и некоторые плюсы (которыми эта передислокация экипажа и обосновывалась). Во-первых — безопасность. Если что-то (непонятно, впрочем, что) пойдет не так, шансов выжить и выполнить управляемое возвращение к Земле, была в сотни раз выше, чем в случае, если экипаж останется в тонкостенной надувной «бочке». Во-вторых, тут имелись обычные иллюминаторы. Можно сказать много хорошего об электронных видео-системах, однако, прямое наблюдение, своими глазами — это… В общем, это как-то примиряло с теснотой.

Поле зрения вращалось, как колесо медленно движущегося велосипеда — точнее, это вращалась станция — гантеля с бочкой на одном конце и ходовым блоком с другой, а аварийный модуль располагался в центре масс и, соответственно, на оси вращения.

Тлалок с этой дистанции, разумеется, был не виден — но он находился точно на осевой линии того иллюминатора, в который сейчас смотрели все четверо, извернувшись так, чтобы подлезть к круглому окну с четырех сторон, и соприкоснувшись головами.

«Обратный отсчет абсолютного времени, — прошептал кибер.- …Десять… Девять».

— Усилить звук? — спросил Еру.

«Восемь».

— На фиг, — сказала Эоле, — и так…

«Семь» … - слышно.

«Шесть…. Пять…».

— Меня трясет, — буркнула Виик.

«Четыре…»

Тойо молча положил ладонь ей на затылок…

«Три… Два… Один… Ноль абсолютного времени».

— Mauraroa, — тихо сказала она.

— Aita pe-a, — отозвался Тойо.

За тонированным стеклом иллюминатора, в угольно-черном пространстве, на фоне россыпи звезд, на ладонь в стороне от центра виднелась Венера, размером с мелкую монету… На самом деле, все уже должно было произойти, но световой волне, чтобы добраться от Тлалока до наблюдателей, требовалось существенное время.

«Обратный отсчет относительного времени, — …Десять… Девять…»,

— Вот теперь… — шепнула Эоле…

«… Восемь»

— … серьезно.

— Если что, — ответила Виик…

«Семь»

— …Мы даже…

«Шесть»

— … Не заметим…

«Пять»

— … Как нас…

— Уф, — вздохнул Еру.

— … Не станет, — договорила она.

«Четыре… Три…»

— Ну, это… — заметил Тойо.

«Два…»

— … Вряд ли.

«Один…»

Точно в центре экрана вспыхнула маленькая, как булавочный прокол, но нестерпимо-яркая звездочка. Быстро расползаясь, она превратилась в постепенно тускнеющую и остывающую от голубовато-белого до желто-оранжевого, круглую кляксу. Через миг, клякса выбросила в стороны полупрозрачные, мерцающие лучи, и стала похожа на фантастическую морскую звезду, всплывающую из глубины черного пространства.

«…Ноль относительного времени, — прошептал кибер, — Телеметрия ведется, вся аппаратура работает в штатном режиме, добавочная доза радиации — две десятых миллирентгена, текущий добавочный фон — сорок семь микрорентген в час».

Тлалок теперь был виден, как огненно-желтая точка в центре голубовато облака светящегося газа с размытыми краями, радужно переливающимися в ярких лучах невидимого с этого ракурса Солнца.

— Ёбс… — зачарованно произнесла Виик.

— Это точно, — согласился Еру.

«Локатор сообщает, — продолжал шептать кибер, — В конусе потенциального риска отсутствуют движущиеся фрагменты макро-размеров. Но, система просит вас не переходить в главный жилой модуль до завершения тестов оборудования. Это займет приблизительно две минуты. О результатах будет представлен рапорт».

107

Музыкальную фразу из римейка красивой шотландской баллады Чубби выставила в качестве звонка мобайла, как она говорила: «для демобилизационного настроения». Сейчас, в четверть пятого утра, в мансарде, рядом с открытым люком, из которого уставилась в чуть заметно светлеющее небо труба любительского телескопа, как-то слишком похожая на ствол пушки в орудийном порте древнего парусного фрегата… Сейчас эта мелодия прозвучала странно и тревожно.

Чубби взяла трубку.

— Да… Iaorana, Жерар… Нет, не сплю… А… Так, я поняла… И… Ах, только чтобы сказать?… Благодарю. Жизнь идет, куда она денется?… Взаимно. Aloha oe.

Микеле посмотрел на нее, затем на трубку, которую она положила на столик.

— Жерар Лаполо?

— Да, — подтвердила она, — Он был так любезен, что сообщил мне время.

— Надо же… И когда будет бабах?

— Уже, — ответила Чубби, — Но мы его увидим в 4:22:47. Скорость света…

— Это понятно, ма, — перебила Люси, — А давай, ты скажешь, угадали мы, или нет.

— Мы тут устроили мозговой штурм, — пояснила Флер, — Типа, не зря же…

— Вот, значит, как… — произнесла экс-майор INDEMI, — То-то, спать никто из вас не ложился. Ну, и который здесь главный мозговой штурмовик?

— Хаген, — лаконично сообщил Оскэ, — Он большой спец в таких делах.

— В каких делах? — подозрительно спросила Чубби.

— Ну… — Оскэ смущенно почесал свою пурпурную стрижку, — …Как бы, в теневых.

Экс-майор фыркнула и повернулась к Хагену.

— Итак, сен аналитик теневых дел, что сказали нам гадальные карты?

— Карты, тетя Чубби, легли так, что туз пик поперек дамы червей. Типа, твоя бывшая контора решила разбомбить Венеру. Так?

— Ответ верный, — лаконично прокомментировала она, — А зачем?

— Типа, астероидная зима. Пирожок вкусный, но слишком горячий…

— Тоже верно. А дальше?

— Дальше захомячить ее, и юзать. Ну, заселить ее экстремалами — авантюристами. Или сделать там каторгу для VIP-клиентов. Лишнее можно сдавать в аренду китайцам или индусам, кто больше зашлет в оркестр. Еще можно поиграть на бирже в Штатах или в Европе. Там сегодня будет весело! Кто знал заранее, тот хорошие деньги поднимет.

Микеле глянул на часы (было 4:19) и закурил сигарету.

— М-да… Вот тебе и Ктулху… И как я, старый дурак не догадался? Все лежало на поверхности. Орбита Тлалока. Термоядерные заряды в диком, но никому толком не известном количестве. Конференции по индуцированной зиме и астероидной угрозе. Подозрительно-резко возросшая популярность генного дизайна с прицелом на такие условия, которых на Земле никогда не было и не будет…

— Милый, это же главный закон аналитики, — сказала Чубби, ласково погладив его по плечу. — Когда знаешь ответ, то кажется, что даже селедка могла догадаться.

— Но мы молодцы? — спросила Люси.

— Да. И вы будете совсем молодцы, если включите большой экран и все такое…

— Секундное дело, — бросила Флер, оказываясь рядом с терминалом компьютера.

— Еще один скользкий вопрос, — сказал Микеле, — Получается, что на том процессе вы водили Верховный суд за нос, не так ли?

Чубби отрицательно покачала головой.

— Никак нет. У суда был полный пакет файлов проекта. Разумеется, там техническое описание, а не популярное в стиле Хагена. И суд, убедившись для порядка, что деньги идут не из конфедеративного бюджета, просто отложил это в сторону, как не имеющее отношения к делу. Суд заслушал ответы дока Соароша, и не стал рыться в деталях…

108

На большом экране под потолком кафе закончился обратный отсчет относительного времени, и сразу, вслед за этим началась трансляция с околоземного орбитального телескопа. Экран заняло сплошное белое пятно вспышки, и детали возникли лишь несколькими секундами позже. Теперь Тлалок был похож на светло-серый неровный шарик из магния, подожженный с одного края, и вбрасывающий в темноту широкий конус белого дыма, подсвеченного пламенем. В поле зрения различалось что-то еще, также разогретое, но существенно меньшего размера — видимо крупные обломки.

Оо Нопи, глядя на экран, энергично помассировала ладонями уши:

— Йох-йох!.. Я не поняла… Это так и должно быть, или нет?.. В смысле, нам можно радоваться, или надо что-то с этим делать?

— Картинка соответствует прогнозу, — ответил Роквелл, — Но, пока у нас нет данных с локатора и от баллистической программы об элементах движения основной массы Тлалока и осколков, я бы, из осмотрительности, подождал открывать шампанское.

— Но ребята в бочке, по крайней мере, остались целы? — спросила папуаска.

— Да, разумеется, если только не подрались за лучшее место у иллюминатора. Бочка движется в «мертвом конусе», со стороны самого взрыва, ей там не угрожают даже мелкие осколки. В ту сторону вылетает только плазма и испарившийся грунт.

— А излучение, радиация? — спросила Жанна.

— Ну что вы! — сказал ей доктор Артуро Аливо, — На расстоянии четырех миллионов километров это не более опасно, чем фотовспышка вашей камеры. Вопрос в другом: соответствует ли нашей модели баллистика осколков и баллистика пылевой массы.

Дейдра Вакихеа встала из-за столика и потерла красные от недосыпа глаза.

— Если Энди говорит, что шампанское пить рано, то я сварю всем кофе.

— Помочь тебе? — спросил Лютер.

— Нет, не надо, я хочу чем-нибудь занять руки. Нервы разыгрались.

— А-а… — сказал новозеландский лейтенант, — Тогда свари мне две чашки, ОК?

— Без проблем, — ответила она.

Раздался резкий щелчок: Пабло Барроса сломал очередную пластиковую палочку.

— Извините… Ни черта не могу с этим сделать. Профессор, а когда мы узнаем эти элементы движения?

— Чтобы корректно ответить на этот вопрос, мне придется объяснить, какие процессы развиваются на астероиде от момента «Z» до выхода на пассивную баллистическую траекторию, — сказал Аливо и сделал паузу, чтобы раскурить сигару.

— А разве она баллистическая не сразу после взрыва? — удивился Барроса.

— В том-то и дело, что нет. Разумеется, основной импульс астероид получил в первую секунду, когда несколько кубических километров грунта испарились и, со скоростями порядка сотен километров в секунду, улетели в виде атомов и ионов. На месте этого грунта образовалась воронка. Там грунт прогрет на большую глубину до температур, существенно выше температуры кипения некоторых его фракций. Кипение и выброс парожидкостной смеси из каналов в грунте будет продолжаться еще около часа. Это, разумеется, придаст астероиду некоторый дополнительный импульс. Собственно, вы можете посмотреть на экран. Эти красивые светящиеся фонтаны — ни что иное, как те самые выбросы паро-жидкостной смеси.

— Не забудьте про осколки, коллега, — сказал доктор Роквелл.

— Что вы придираетесь? — возмутился чилиец, — Осколки это частный случай. Можно рассказать про каждый осколок, и про каждую пылинку в отдельности…

— Мы договорились рассматривать пыль, как распределенный по фракциям ансамбль частиц, а не как множество индивидуальных объектов, — заметил новозеландец.

Артуро Аливо повернулся к Дейдре, возившейся с кофейным автоматом.

— Слушайте, как у вас получается ладить с этим ужасным занудой?

— Это сложный феномен психологии, — сказала она, — Для корректного ответа на ваш вопрос, мне придется начать с разницы между мужчиной и женщиной.

— Передразниваете, — проворчал он, — Я что, действительно так смешно выражаюсь?

— Я не передразниваю, а подражаю. Мне нравится ваш стиль, док Артуро.

— А-а, — сказал он, — Ну, тогда другое дело. А некоторые мои коллеги считают, что я старомодно излагаю свои мысли.

— Они вам просто завидуют, — заговорщически понизив голос, ответила Дейдра.

Звякнул сигнал селекторной связи и из динамика раздался усталый голос Йан Шана.

— Коллеги, я не хотел бы торопиться с выводами, но мы только что сделали оценку имеющихся данных и, рассчитали основные траектории, с некоторой погрешностью, которая тоже поддается оценке. Посмотрите, пожалуйста, на экран.

— Мы присоединимся к вам через несколько минут, — добавил голос Мануэло Папай.

— Жанна, готовь коварные вопросы, не пожалеешь, — заключил голос Фрэдди.

Оо Нопи посмотрела на экран и поинтересовалась.

— А что означает эта улитка?

— Это нисходящая орбитальная траектория Тлалока, — сказал Аливо, — я считаю, что мы имеем положительный результат, хотя, не лишним будет провести точные расчеты.

— Послушайте, — вмешался Лютер Эванс, — Нельзя ли нам узнать…

Дейдра, танцующим шагом подошла к его столику, поставила перед ним две чашечки кофе и тоном стюардессы в авиалайнере, объявила:

— Прослушайте, пожалуйста, эту информацию. Тлалок вышел на финишную кривую в виде одного крупного фрагмента, нескольких мелких и кучи пыли. Далее, расписание следующее. Передний край пылевого облака достигнет Венеры 3 мая, а к 8 мая почти полностью окажется на орбите планеты, по аналогии с кольцами Сатурна, но гораздо толще. Его тень в значительной степени закроет экваториальную область Венеры от Солнца. Падение фрагментов размерами порядка километра, начнется 4 мая и будет продолжаться до 11 мая. Основная часть Тлалока упадет 5 мая. Точная информация о времени и пункте прибытия имеется на экране.

Энди Роквелл одобрительно кивнул и добавил:

— О графике охлаждения Венеры я расскажу позже, поскольку… — он сделал паузу и выразительно кивнул в сторону Тино Кабреро, который появившегося в кафе, держа в руках две темно-зеленые пластиковые бутылки и ведро, полное снега, — … Поскольку, среди прочих особенностей Папуа, главнейшей для нас в данный момент является…

— Какая, док Роквелл? — перебила Оо.

— Ваша родина, хоп-командор, — торжественно ответил он, — это единственная страна, производящая вино под маркой «Шампанское» в литровых пластиковых бутылках.