Демон на одну ночь

Глава 29, о визите в академию искусств

После утреннего совещания Габриэль поспешил выяснить один момент, заинтересовавший его ещё вчера. Набрав поверенного, он спросил, все ли южные штаты страны подверглись нашествию вредителей на поля и посевы. Поверенный недоуменно ответил, что впервые слышит о таком бедствии, но сейчас быстренько уточнит, после чего доложил, что массового нашествия насекомых не наблюдается, если где-то и регистрируются вспышки, то они локальные, точечные.

– Точечные, значит, – тихо рассвирепел Габриэль.

При всём отсутствии доказательной базы, у него не возникло сомнений, какой ушастый Иной наслал колорадских жуков на картофельные поля агрокомплексов его колдуньи. Хотел подчеркнуть его неумелое управление фирмами и напомнить Аманде о существовании вечно готового помочь «друга»-эльфа? Семейное состояние повелитель эльфов перевёл в малодоходные, но надёжные активы, которые трудно «пощипать», и взялся дожидаться освобождения женщины своей Мечты, пытаясь попутно ускорить этот процесс подсылаемыми суккубами и вечно маяча на втором плане жизни колдуньи.

– А при первом знакомстве Элсинэль показался мне здравомыслящим человеком, – поморщился Габриэль. – Впрочем, люди часто рассуждают как разумные адекватные существа, беда в том, что поступают по-другому. Будем возвращать господина эльфа на тропу адекватности...

Увы, сразу заняться личными делами ему не дали заботы бизнеса. В кабинет влетел страшно довольный отступлением юридического отдела Пройдоха Джек, принеся уйму интересных предложений, позволявших на вполне законных основаниях так подправить действующие договоры с поставщиками и покупателями, чтобы увеличить процент прибыли со сделок. Бывший шарлатан-обманщик вправду отлично знал законы и жонглировал ими так умело, что главе рода оставалось лишь накладывать вето на совсем уж сомнительные схемы. Несмотря на их соответствие законам.

Затем позвонили с гончарного завода, потом прибежали из бухгалтерии, потом в здании ложно сработала пожарная сигнализация, вынудив высшего демона отвлечься на ликвидацию очагов возгорания в небоскрёбе. Очаги по факту не обнаружились, но затраченное на магический поиск время обратно не вернулось. Когда позвонила матушка с сакральными вопросами «Чего ты тянешь?» и «Когда ты нас с ней познакомишь?», Габриэль почувствовал, что окончательно теряет доступную ему меру вежливости. Учтиво попрощавшись с родительницей, он рванул к колдунье, чей светлый, умный, чуть ироничный взгляд мгновенно возвращал ему ощущение целесообразности бытия в целом и смысла жизни отдельного демона в частности.

У входа в личный отсек колдуньи под плакатом: «Наука есть лучший современный способ удовлетворения любопытства отдельных лиц за счёт государства»*, на стуле лежала аккуратно сложенная стопка мужской одежды. Габриэль логично предположил, что за закрытой дверью обнаружится очередной обнажённый дракон. Дракон действительно обнаружился и даже попытался отползти от демона, дружелюбно метя хвостом, но был остановлен сердитым окриком экспериментирующей ведьмы.

– Решение сложных задач часто оказывается проще, чем ожидалось, – поделилась с демоном Аманда. – Смотри, поливаю зельем – кожа теряет огнеупорность. Теперь насылаю чары – яд разрушается, огнеупорность восстанавливается. Нет «клея» между компонентами состава – нет его опасного эффекта. Сейчас ещё схему противоядия пересчитаю, но если поблизости от пострадавшего есть ведьмак, то заклинание разрушения подействует быстрее эликсира.

– Гениально! Пошли обедать, – прозаично предложил Габриэль, с наслаждением любуясь своей женщиной: чёткими движениями её рук, азартным блеском глаз, широкой улыбкой на милом личике. – Отпускай офицера, а то бледная уже от усталости, меня верховная и капитан со свету сживут за недогляд.

– Иду-иду, мы же ещё в Академию художеств собирались. Только поговорю по душам с шефом полиции, чтобы он доверил мою охрану исключительно твоей особе – с утра надоело со свитой на метле летать!

Академия, в которой обучались будущие светила живописи и скульптуры, внешним убранством напоминала дворец, а внутренним – захламлённую мастерскую погруженного в творческий экстаз художника. Каждый клочок пространства был чем-то занят: досками под холсты, стопками мольбертов, мраморными бюстами, деревянными моделями человеческих фигур с шарнирными соединениями суставов, пудовыми мешками алебастра и так далее и тому подобное. Самые крупные завалы в углах маскировались расписными китайским ширмами. И на эти ширмы матерились студенты, рыщущие по холлам и коридорам в поисках холстов, мешков со смесями и новых мольбертов.

– Кто в студию металлической формовки нашу глину утащил?! – с гневным криком пронёсся мимо один из студентов, чуть не перевернув девушку на стуле, устроившуюся писать городской пейзаж у окна рекреации. Демон ловко удержал стул за спинку, девушка поблагодарила с улыбкой, ничуть не обидевшись на неуклюжего студента, и с ходу предложила, окинув цепким взором лицо спасителя:

– Не согласитесь позировать? У вас очень выразительный, хищный профиль! Портрет анфас выйдет приторно слащавым при вашей идеальной красоте, а вот смещение фокуса зрительного восприятия позволит лучше раскрыть вашу индивидуальность.

– Спасибо, но я пришёл в академию в поиске её ректора, а не своего портрета, – отшутился Габриэль.

– А, тогда вам туда: направо, потом налево, затем вверх по лестнице на третий этаж и ещё два раза направо, – указала девушка, отворачиваясь к начатой картине.

Справка, озвученная перед их походом капитаном Вэнрайтом, гласила, что ректор академии является человеком. Ничего удивительного, людей в мире проживало тысячекратно больше, чем Иных, а большинство руководителей высокого звена были в курсе существования на Земле разных видов гуманоидных рас. Ректор академии был посвящённым человеком с детства, поскольку посвящённой была его мать, не считавшая нужным скрывать эту тайну от сыновей, или, скорее, не способная её скрыть по причине хронического пьянства.

Сведения пронеслись в мыслях Аманды, когда она поздоровалась с мистером Джоном Блэком, профессором искусствоведения и ректором Академии художеств. Для сына нищей пьяницы, существовавшей на государственные пособия неимущим, мистер Блэк сделал ошеломительную карьеру. Пятидесятилетний человек выглядел моложе своих лет благодаря ведьминским зельям (Аманде трудно было бы не заметить эффект их применения), стройнее благодаря мастерству своего портного, и приветливее благодаря широкой белозубой улыбке, маскировавшей настороженность во взгляде. Если девушка-секретарь довольно равнодушно отреагировала на визитную карточку Аманды и заинтересовалась лишь графским титулом в карточке Габриэля, то ректор был в курсе, какие монстры заглянули к нему на огонёк, и не заставил их ожидать в приёмной.

– Вы пришли по поводу Бойда и Глена, – констатировал он. Оглянулся на дверь, и Габриэль заверил, что их разговор не подслушают. – Честно говоря, не представляю, что ещё я мог бы вам сообщить.

– Расскажите подробней о планировавшемся аукционе: чья была идея, чего ожидали, как отбирались картины, – попросила Аманда, вслушиваясь в каждое слово в стремлении уловить неправду: все Иные умели распознавать человеческую ложь. Оставалось сожалеть, что они не умеют отличить от правды ложь других Иных.

– Идея проста и оправдывала себя не одно десятилетие. Академия не единожды договаривалась с Маккони о выставке картин наших студентов и продаже их работ с аукционов. Вы же понимаете, в чём тут подоплёка: работы известных мастеров привлекают на аукцион акул искусствоведческого рынка, слетаются знатоки и меценаты – прекрасная возможность ненавязчиво, под конец битвы за признанные шедевры, явить им новые таланты. Это шанс продвинуть лучших учеников в мир высокого искусства: и им хорошо, и статус академии растёт, когда имена её выпускников начинают звучать по всему миру. Наши молодые художники на таких мероприятиях заводят полезные знакомства, необходимые и гениям в начале их пути. О финансовой стороне вопроса тоже забывать не стоит, как и о росте самооценки юных дарований. Знаете, меня всегда глубоко волновали истории о гениальных творцах, продававших за копейки и кусок хлеба свои бесценные шедевры – те, которые после их смерти оценивались в миллионы. Ещё хуже, когда одарённый художник, не сумев заработать творчеством на жизнь, признаёт себя бездарностью и уходит из профессии, а когда к нему прибегают с криками: «Да вы гений, батенька!», он уже покинут привередливой Музой и не способен сотворить что-то значительное.

– Иначе говоря, по вашему мнению, выбор работ для аукциона был сделан абсолютно беспристрастно? – ровным тоном поинтересовалась усаженная в кресло Аманда, пока Габриэль якобы бездумно и машинально вышагивал по кабинету за её спиной.

Тонкие губы профессора тронула грустная улыбка.

– Вы, как и Глен, подозреваете, что Бойд оказывал протекцию своим сородичам фениксам? А моя горячая симпатия к Иным побудила меня не вмешиваться в процесс нечестного продвижения представителей ИГР? На самом деле этот год стал первым, когда среди отобранных художников так заметно превалировали фениксы, но и курс с таким большим процентом «радужных птиц рассвета» у нас сформировался впервые. Поверьте, были выбраны действительно достойнейшие полотна! Я просил Бойда взять ещё одно, одиннадцатое, полотно, которое мало чем уступало работам в конце списка, но он упёрся.

– Вы так непринуждённо называете погибшего по имени – вас связывали не только деловые отношения, но и дружеские? – внезапно спросил Габриэль.

– Скорее, общие увлечения: я тоже по образованию реставратор, и мне предложили занять профессорскую кафедру после нескольких моих успешных проектов и разработок именно на ниве спасения повреждённых полотен. Увы, самые прекрасные произведения человеческого гения беззащитны перед вандалами. В конце прошлого века в русском Эрмитаже облили серной кислотой картину Рембрандта «Даная», таким же способом изувечили несколько картин в Германии, в Лувре объектом нападения несколько раз становилась великая «Мона Лиза». В школе я увлекался химией, и решил, что химики должны встать на страже человеческого достояния, на страже искусства. Каждый рано или поздно находит свою цель в жизни – я нашёл свою в этом. Закончив биохимический факультет, я посвятил себя теории создания и восстановления красок, увлёкшись реставрацией картин, пострадавших от действия кислот и щелочей. Много лет читал соответствующий курс лекций на факультете реставрации, но, став ректором, превратился в администратора и искусствоведа.

– Вы говорили о своей горячей симпатии к Иным – она чем-то обусловлена? – выделил ещё один момент в услышанном рассказе Габриэль. Он давно научился обращать внимание на самые тонкие нюансы речей собеседника, на его интонации, непроизвольную мимику и жесты, зачастую дающие куда больше информации о его планах и намерениях, чем произносимые вслух слова.

– О, это личное... Впрочем, моё прошлое тайной не является, его легко прояснить из официальных источников. Моя мать в восемнадцать лет получила титул королевы красоты штата Джорджия на ежегодном конкурсе, и привлекла внимание одного демона, как позже выяснилось – инкуба. Естественно, их бурный роман завершился горем и расставанием, бессмысленной ревностью, а ещё – статусом посвящённой для матери и открытым ей доступом в заведения Иных. В этих заведениях она стала рыскать в поисках новых инкубов, пополнив ряды фанаток демонов секса. Хорошенькая как куколка человеческая девушка стала для тех лакомым кусочком и переходила из рук в руки, попутно надеясь родить демонёнка от одного из одноразовых любовников и получить абонемент на безбедную жизнь. Ведь при всём распутстве демонов, они берут на содержание своих детей и заботятся об их пропитании и обучении. В общеизвестную истину, что случайно забеременеть от демона невозможно и требуется осознанное согласие обеих сторон на зачатие ребёнка, мать предпочитала не верить.

Шли годы, потасканная «королева красоты» перестала привлекать даже самых голодных инкубов и окончательно стала самой обыкновенной... «ночной бабочкой». Меня она родила от случайного собутыльника, обычного человека, а спустя двенадцать лет скоропостижно скончалась от разрыва аневризмы. Последний её более-менее постоянный любовник – пожилой ведьмак, отец моего младшего брата – дал мне толковый совет обратиться в специальный Фонд Иных и помог оформить это обращение. Мою мать и меня заодно признали пострадавшими от действий Иных (от намеренного введения её в зависимость от чар инкубов), и я избежал участи нищего сироты. Фонд ЕАФИ** дал мне путёвку в жизнь, оплатив и моё проживание-обучение в хорошем пансионате, и дальнейшее обучение в университете. Так что за свою благоустроенную жизнь я должен благодарить Иных. Как ни странно, именно магические существа не бросили меня в детстве на произвол судьбы, хоть так поступили все люди, даже родные бабушка с дедом – родители матери.

Но возвращаясь к проблемам настоящего: при всей моей благодарности, я бы не позволил ущемлять талантливых людей в интересах других рас, и, по-моему, выбор Бойда Маккони был объективен. Он мог бы быть более гибким и расширенным, но характер феникса не включал в себя такие черты как мягкость и покладистость, из-за чего они и повздорили с Гленом. Да, ссора между ними вышла серьёзная, вампир отзывался о фениксе, как о гаде, требующем сурового наказания, но убивать ради мелочной мести... Однако я не специалист по психологии Иных, оттого не вправе высказывать своё мнение.

– Расскажите о самой дорогой картине аукциона, – попросил Габриэль, которому упорно не давало покоя древнее изображение, и по тонким губам ректора скользнула загадочная усмешка.

– О той, что называется «Проклятье ведьмы»? – уточнил Блэк. – Удивлены, откуда мне известно название? Я всё-таки искусствовед, к тому же посвящённый в тайну существования Иных. Картина относится ко времени, когда впервые разгорелась кровавая вражда между тёмными и светлыми, в исторических хрониках Иных есть упоминания, что беспримерная жестокость тех гонений подвигла некоторых художников запечатлеть на досках не только богов и святых, но и реалии дней текущих. Такие картины изымались и уничтожались инквизицией, как правило – сжигались на спинах самих художников, отошедших от канонических сюжетов живописи. Великое чудо, что одно их творение всё-таки дожило до наших времён. Это я отыскал почти уничтоженную временем картину в провинциальном музее Нормандии, куда её сдали археологи. Это я отреставрировал её в академии с помощью моих коллег и предложил выставить на аукционе.

На телефонном аппарате на столе загорелся огонёк, и голос секретарши деловито произнёс:

– Господин Блэк, у вас назначена встреча: пришли из мэрии.

Ректор извинился, почтительно поднимаясь и поясняя:

– Это по поводу проекта новой площади скульптурных фонтанов: коллектив нашей академии обещал создать макеты, которые выдвинут на голосование общественности. У вас остались какие-то вопросы?

Не дав Аманде открыть рта, Габриэль твёрдо сказал:

– Нет-нет, не осталось, спасибо, что уделили нам время, – и потянул свою колдунью на выход. Та поддержала его и безропотно вышла в коридор, хоть и непонимающе нахмурила брови. – Про испорченную картину спросим у студентов, вряд ли кто-то тут не слышал о скандале с повреждением шедевра, отобранного на аукцион.

– Почему мы не могли узнать о её судьбе у ректора? – полюбопытствовала Аманда.

– Искренность ректора кажется мне несколько сомнительной. Следов артефактов я в кабинете не нашёл, признаков, что сюда периодически заглядывали демоны – тоже: магическая аура у помещения полностью отсутствует. Однако предлагаю вначале составить независимое представление обо всём, а затем обменяться мнениями.

Картина нашлась в выставочном павильоне академии – художница восстановила изображение по краю полотна. При исследовании картины магических следов на ней не обнаружилось, а такие отпечатки зелий простой водой не смоешь, и растворителями, сотворёнными людьми, – тоже. Кто-то очень постарался скрыть причины происшествия на случай, если полиция решит досконально в нём разобраться и криминалистическую экспертизу провести. И этот кто-то, нигде не отыскав тряпки, которой протирали раму, заподозрил, что её забрала с собой Мария Дэнс, и для чего она её забрала – тоже догадался. Полиция успела расспросить всех подруг погибшей о том случае, но она ни с кем его не обсуждала: при огромном количестве подруг и приятелей Мария оказалась довольно скрытным человеком. Автором испорченной картины была девушка-феникс, которую больше всяких картин волновало, когда будет изобретено противоядие к зелью, лишающему огнеупорности, и как теперь менять оперение, не содрогаясь от ужаса перед огнём?

– Возьмите за правило не менять оперение спонтанно, – сурово наставляла её Аманда, исследуя раму картины. – Оборачиваетесь, подносите крыло к пламени свечи или зажигалки, и если при загорании перьев не чувствуете ожог кожи – смело вспыхивайте в своём магическом огне.

– А если почувствую? – со страхом спросила феникс, примчавшаяся в павильон, как только прослышала, что её картиной заинтересовалась приехавшая в академию известный токсиколог Иных.

– Суйте крыло под воду, – поразилась несуразности вопроса ведьма. – Я, конечно, не зоолог, но мне представляется, маленьким огоньком все перья напрочь не спалишь. Если боитесь очень сильно – приходите ко мне, уже создано контрзаклятье, разрушающее яд, так что после «обработки» сможете «гореть» совершенно спокойно. Вы присутствовали при инциденте с картиной? Да? Замечательно, покажите-ка, откуда Мария Дэнс взяла тряпку и жидкость для очищения рамы.

Показали им закрытую дверь. Рядом с выставочным залом располагалась мастерская для преподавательского состава, ключи от которой имелись лишь у профессоров кафедры реконструкции и реставрации. Когда обнаружились грязные потёки на раме, куратор выпускной группы открыл дверь своим ключом, а что уж там взяла девушка-администратор так и не выяснили из-за разгоревшегося скандала и обсуждения, что делать. Просьбу к седенькому профессору вновь открыть эту дверь Габриэлю пришлось подкрепить ментальным внушением, но внутрь они попали.

В углу притулились диван и общий бельевой шкаф под верхнюю одежду и халаты, на остальном пространстве просторного помещения было оборудовано четыре рабочих места. Каждое место чем-то напоминало компактную химическую лабораторию, соединённую со студией художника. Над каждым столом крепились сейф и вытяжной шкаф, а также стеллажи с множеством колб, коробочек, реторт и флаконов, как в домашней мастерской Бойда Маккони. В ответ на вопрос, чьи это места, седенький профессор попробовал было вновь возмутиться, но вперёд выступил высший демон – и выражение лица профессора стало приветливым и гостеприимным, будто он привёл в кондитерский магазин любимых внуков и охотно проведёт им экскурсию в мир сладостей. А такие выражения, как «постановление на обыск» и прочие мигом испарились из мыслей человека. Под радушный и пространный рассказ профессора ведьма и демон обошли помещение по периметру, после чего профессор не без демонической помощи сладко уснул на диване у закрытой входной двери, давая Иным осмотреться без чужого бурчания под руку.

– Нам господин ректор заявлял, что превратился в искусствоведа и администратора, а между тем его рабочее место в этой мастерской активно используется, – пробормотала под нос Аманда, проверяя содержимое флаконов. – Итак, наш любезный гид, спокойно открывший Марии дверь сюда, где есть общая раковина с водой и целая стопка тряпок и полотенец, точно ни в чём не замешан, иначе не дал бы девушке бродить тут без присмотра. Два других профессора – непосвящённые люди, я пробила их по базе. Габриэль, сделай милость – сейф открой.

Сложнейший замок с шифром тихо поскрипел, и бронированная дверца распахнулась под довольный возглас ведьмы. Габриэль не мешал ей изучать всё обнаруженное, наблюдая за изменениями её милого личика, на котором твёрдая решимость добраться до разгадки тайны дополнялась то разочарованием, то радостью успеха, то сомнением, то удовлетворением. В конце концов взъерошенная головка ведьмы выскользнула из недр глубокого сейфа, и голубые глаза с пытливым интересом уставились на демона.

– Твоё мнение обо всём этом? – спросила Аманда, стягивая с рук резиновые перчатки и убирая их в саквояж.

Такие вопросы нравились Габриэлю куда больше фраз: «Извини, мне надо поработать, лети домой без меня». С главным противником его присутствия в жизни колдуньи – её обожаемым ремеслом – кажется, удалось прийти к приемлемому компромиссу. Этот рыцарь в сияющих латах начал видеть в нём не досадную помеху, а помощника и союзника в делах.

– Заметила, как аккуратно и занятно господин ректор подбирал слова в разговоре с нами, чтобы в его милых речах мы не услышали ни тени откровенной лжи? – прищурился Габриэль. – Все его положительные отзывы об Иных и о его доброжелательности к нам шли исключительно в сослагательном и долженствующем наклонении. Когда я слышу оборот «при всей моей благодарности», то подозреваю, что никакой благодарности и в помине нет. Предложение: «Честно говоря, не представляю, что ещё я мог бы вам сообщить», вовсе не означает, что сообщать ему нечего. Собственно, оно вполне может означать, что есть нечто такое, о чём он поведать не может – например, из-за нежелания сесть в тюрьму за убийство. Заявление о горячей симпатии было сделано в форме упрёка, что все подозревают его в этой симпатии, а вовсе не в прямой категорической форме: «Я предан всем Иным, вы мои кумиры!» А заключительная фраза «Так что за свою благоустроенную жизнь я должен благодарить Иных» – гениальный перл двусмысленности!

– Я ничего такого не заметила, – растерялась Аманда, у которой после разговора с ректором сложилось вполне благоприятное впечатление о нём.

– Да, я обратил внимание, что ты хорошо замечаешь только действие зелий и ядов, да ошибки в магических плетениях, – с нежностью улыбнулся ей Габриэль, и ведьма насупилась. – Ты что нашла?

– Ничего, но есть нюансы. Во-первых, зачем искусствоведам и художникам настолько хорошо оснащённая химическая лаборатория? Оборудованием, которое имеется здесь, гордился бы любой научно-исследовательский институт. Не осматривайся так недоверчиво, вон тот неприметный серый кубик с сенсорной панелью стоит миллионы, и я бы с удовольствием перетащила его к себе в отдел, а то на государственное финансирование не шибко развернёшься. Аналог, имеющийся у меня, уступает этому прибору по многим параметрам. Собственно, вот здесь вполне возможно сотворить батрахотоксин. Во-вторых, есть и другие поводы для недоумения. – Указав пальчиком на бутылку из синеватого стекла, Аманда многозначительно приподняла брови, вдумчиво рассуждая: – Зачем держать за бронированной дверцей с кодовым замком пустую бутылку из-под слабого раствора обыкновенного уксуса? Причём обработав её до полной стерильности внутренней поверхности?

– Думаешь, Мария эту жидкость выбрала для протирки рамы картины?

– Практически убеждена в этом. Я осмотрела все рабочие места и готова присягнуть, что регулярно в этом помещении появлялся лишь тот человек, кто работал за ректорским столом – другие места уже долго никто не занимал, это даже по скопившейся пыли видно. И ещё странный объект для сейфа... – Аманда продемонстрировала химически стойкие перчатки, аккуратно подцепив их за самый край. – Знаешь, следы какого вещества я всё-таки нашла на их вымытой поверхности? Нет, не зелья, не яда, не эликсира. Не мучайся, Габриэль, угадать тут просто невозможно. Я нашла какую-то странную органику, с которой ещё не сталкивалась, в своей лаборатории разбираться с ней буду: в походных условиях сложную экспертизу не сделаешь. Однако прежде чем эти перчаточки попадут ко мне в отделение, надо бы изъять их по закону, а вот с вескими основаниями для обыска у нас негусто, одни предположения, с которыми к шефу не пойдёшь.

– В таких случаях есть к кому обратиться помимо полиции, – лукаво подмигнул Габриэль, доставая телефон. – Доброго дня, мистер Шепард, надо кое за кем и кое за чем проследить – возможно устроить это максимально быстро? В Академии художеств. Отлично, пять минут мы подождём. Ну вот, колдунья, без нашего ведома никто сюда не зайдёт и ничего отсюда в неизвестном направлении не вынесет, да и ректор под контролем будет. Глядишь, и найдутся основания для официального вмешательства правоохранительных органов!

С основаниями для вмешательства неожиданно помог капитан Вэнрайт, встретившийся им на крыльце участка и хмуро сообщивший демону, что представитель его рода, Ноа Марал, отпущен под подписку о невыезде и негласное наблюдение полиции.

– Почему не решились предъявить ему обвинение в убийстве феникса?

– Не подходит под описание убийцы, – мрачно буркнул капитан.

– У вас есть его описание?! – подскочила Аманда.

– Само собой, не только гении недаром свой хлеб едят. Простые, замученные чёртовой работёнкой полицейские тоже свои обязанности исполняют. Искомый нами злодей рост имеет сто восемьдесят три сантиметра, размер ноги сорок пять. Он широкоплеч, имеет крепкое телосложение, размер одежды пятьдесят второй. Задержанный нами демон на семь сантиметров ниже, его плечи уже, нога меньше, а размер одежды сорок шестой, так что – не подходит. – Капитан выдержал торжественную паузу, наслаждаясь произведённым эффектом, и снисходительно пояснил: – У нас на руках имеются видеозаписи с тем дезинсектором, что облил Маккони ядом. На первых кадрах выхода из фургона он стоит рядом с двумя садовниками, которые от полиции не бегают, так что сравнительным методом легко определился его рост. Затем мы задались логичным вопросом, куда же двинулся этот «дезинсектор», выйдя с участка Маккони. В своём специфическом наряде он бы привлекал слишком много взглядов, что для убийцы крайне нежелательно, поэтому он должен был быстро и незаметно где-то скинуть костюм. Где, если он без машины, вокруг огороженные частные дома и дорога с постоянно разъезжающими автомобилями? Мы прошлись в обе стороны дороги и нашли небольшую рощу на краю поля. Оборотни прочесали местность, ориентируясь на запахи синтетики и резины, характерные для костюмов химической защиты, – в роще они ощущались отчётливей, чем на обочине загазованной трассы. В общем, костюм мы нашли, а поскольку, по словам свидетелей, он плотно сидел на убийце, то сразу стал ясен размах его плеч и размер одежды. Длину стопы определили по следу на рыхлой почве невдалеке от места обнаружения костюма.

– А запах? Запах его законсервировали? Потожировые следы с изнанки костюма сняли? – зачастила Аманда, но капитан досадливо крякнул и покачал головой:

– Ты ж сама многократно напоминала, что не дурака ловим. Перчаток, с изнанки которых мы могли бы много чего почерпнуть, не нашлось, а костюм... Отгадай, куда он его запрятал, мигом перебив все запахи на нём и добавив столько жировых следов, что исходные безнадёжно потерялись? Фантазии не хватает, госпожа горожанка? В кучу навоза на поле он его сунул!

Звонко хлопнув себя по лбу, ведьма ахнула:

– Чтоб мне с метлы свалиться! Вот же она – загадочная органика! Если бы я проявляла больше интереса к агрокомплексам деда, сразу бы её узнала. Капитан, ты мне пробу навоза привёз? Что глаза распахнул? Сам же намекал, что в городе такого добра днём с огнём не сыщешь. Вы перчатки в той куче не нашли, а вот мы, похоже, как раз их и отыскали.

____________________________________________________

* Цитата из статьи Льва Андреевича Арцимовича.

**ЕАФИ – Единый Американский Фонд Иных, созданный для компенсации убытков, вызванных действиями Иных.