Дело Джен, или Эйра немилосердия

Глава 2. ГЭДСХИЛЛ

Мой пейджер принес ошеломляющее известие: украли то, что невозможно было украсть.

Вообще-то рукопись «Мартина Чезлвита» уже пропадала. Два года назад ее взял из сейфа охранник, который просто-напросто хотел прочесть книгу в ее чистом и первозданном виде. Не выдержав угрызений совести — или сломавшись на почерке Диккенса уже к третьей странице, — он признался в содеянном, и рукопись вернулась на место. Охраннику дали пять лет работ по обжигу извести в захолустье Дартмура.

В Гэдсхилле Диккенс провел последние годы жизни, но «Чезлвита» он написал не там. «Чезлвита» он писал на Девоншир-Террас, где жил со своей первой женой в 1843 году. Гэдсхилл — большой дом в викторианском стиле близ Рочестера. Во времена Диккенса оттуда открывался прекрасный вид на Мидуэй. Если прищуриться и не обращать внимания на нефтеперерабатывающий завод, предприятие по производству тяжелой воды и склады Экзотмата, не так уж трудно представить, что привлекло его в этот уголок Англии. Каждый день Гэдсхилл посещают тысячи людей, превратив это место в третий по популярности объект литературного паломничества после коттеджа Энн Хатауэй[1] и Хэворт-хауса сестер Бронте. Из-за огромного количества посетителей охрану жутко лихорадило, но очень долго ничего плохого не происходило — до тех пор, пока какой-то псих не вломился в Чотон, угрожая уничтожить все письма Джейн Остин, если не опубликуют его биографию писательницы, откровенно тупую и заурядную. В тот раз ущерба удалось избежать, но происшествие стало мрачным предзнаменованием. Через год в Дублине организованная банда попыталась похитить ради выкупа рукописи Джонатана Свифта. Началась долгая осада, которая закончилась тем, что двоих вымогателей пристрелили, а несколько оригиналов политических памфлетов и ранний набросок «Гулливера» были уничтожены. Неизбежное свершилось. Пришлось поместить литературные реликвии под пуленепробиваемое стекло, наладить электронную систему наблюдения и приставить вооруженную охрану. Никому не хотелось, чтобы все закончилось так печально, но нам не оставили выбора. С тех пор серьезных проблем почти не возникало, что делало похищение рукописи «Чезлвита» из ряда вон выходящим событием.

Я припарковала машину, прикрепила к нагрудному карману служебный бэдж ТИПА-27 и стала пробираться сквозь толпу журналистов и зевак. Босуэлла я увидела еще издали, поднырнула под руки выстроившихся живой цепью полицейских и наконец добралась до начальства.

— Доброе утро, сэр, — прошептала я. — Приехала, как только узнала.

Он приложил палец к губам и шепнул мне на ухо:

— Окно первого этажа. Потребовалось меньше десяти минут. Это все.

— Не поняла?

И тут я поняла. Ведущая тележурналистка «ЖАБ-ньюс» Лидия Сандалик готовилась взять интервью. Заканчивая вводный текст, она (классный у нее парикмахер!) уже поворачивалась к нам. Босуэлл ловко нырнул в сторону, игриво ткнув меня в ребра, и оставил одну под прицелом телекамеры.

— …«Мартина Чезлвита», украденную из музея Диккенса в Гэдсхилле. Рядом со мной литературный детектив Четверг Нонетот. Скажите, офицер, как могло случиться, что воры проникли внутрь и похитили одно из величайших литературных сокровищ?

«Ублюдок!» — еле слышно прошептала я вслед Босуэллу, который уже ускользал, трясясь от смеха. Нервно переступила с ноги на ногу. Поскольку страсть к искусству и литературе у населения нисколько не уменьшалась, профессия литтектива становилась все труднее, особенно при столь скудном бюджете.

— Воры влезли через окно первого этажа и прямиком направились к рукописи, — сказала я своим самым лучшим телевизионным голосом. — На то, чтобы проникнуть внутрь и скрыться, им понадобилось примерно десять минут.

— Насколько я понимаю, музей находится под постоянным контролем камер слежения, — продолжала Лидия. — Воры не попали на видеопленку?

— Мы ведем расследование, — ответила я. — Как вы понимаете, некоторые детали в интересах следствия должны оставаться нераскрытыми.

Лидия опустила микрофон и отключила камеру.

— А может быть, что-нибудь лично для меня, Четверг? — спросила она. — Эту попугайскую дребедень я и сама сочинить могу.

— Я же только что приехала, Лидс, — улыбнулась я. — Спроси меня еще раз через недельку.

— Чет, через неделю все это будет уже в архиве. Ладно, запускай вертушку.

Оператор снова вскинул камеру на плечо, и Лидия возобновила репортаж.

— У вас есть какие-нибудь зацепки, литтектив?

— Есть несколько версий, которые мы разрабатываем. Мы уверены, что сумеем вернуть рукопись музею и арестовать замешанных в это дело преступников.

Ох, как бы мне хотелось поверить в это самой! Я много времени провела в Гэдсхилле, изучая систему охраны, и знала, что она там не хуже, чем в Английском национальном банке. Преступники свое дело знали. По-настоящему знали. А потому расследование становилось для меня чем-то личным.

Интервью закончилось, и я поднырнула под огораживающую место преступления ленточку «ТИПА. Не нарушать» и пошла туда, где ждал меня Босуэлл.

— Ну и бардак же тут, Четверг. Тернер, введите ее в курс дела. — Босуэлл оставил нас и пошел искать что-нибудь перекусить.

— Если ты поймешь, как они сумели это проделать, — пробормотала Пейдж (очень похожая на Босуэлла, только модель чуть постарше и в женском исполнении), — я готова съесть свои ботинки, пряжки и прочую хренотень.

Босуэлл и Тернер уже служили в отделе литтективов, когда я поступила туда после армии и краткой службы в Суиндонском полицейском управлении. Уйти из нашего отдела почти невозможно: перевод в Лондонское отделение — это потолок профессии. Чтобы выбраться отсюда, надо умереть или уволиться. У нас любят повторять, что отдел литтективов — это вам не на рождественские каникулы, это на всю жизнь.

— Ты нравишься Босуэллу, Четверг.

— В каком смысле? — подозрительно спросила я.

— В том смысле, что он прочит тебя на мое место после моего ухода. В выходные состоялась наша помолвка с симпатичным парнем из ТИПА-3.

Мне следовало отреагировать с большим энтузиазмом, но Тернер столько раз была помолвлена, что могла бы напялить на все пальцы по два обручальных кольца, причем и на руки, и на ноги.

— ТИПА-3? — с любопытством спросила я.

Даже служба в Сети не позволяет узнать, чем занимается каждый отдел (Джо Трепач, возможно, осведомлен лучше, чем мы). Единственным агентством выше Двенадцатого, о котором я что-то знала, было Девятое — антитеррористические операции. Ну, и Первое, конечно, ТИПА Внутренней безопасности. Этакая ТИПА-полиция, присматривают за нами, чтобы не забывались.

— ТИПА-3? — повторила я. — А чем они занимаются?

— Сверхъестественными делами.

— Я думала, что этим занимается ТИПА-2.

— ТИПА-2 занимается Странными сверхъестественными делами. Я его спрашивала, но так и не вытянула никакого ответа. Да и не с руки — мы были немного заняты. Посмотри-ка на это.

Тернер провела меня в комнату, где хранилась рукопись. Стеклянный бокс, некогда содержавший рукопись в кожаном переплете, был пуст.

— Есть что-нибудь? — спросила Пейдж одного из криминалистов, обследовавших место преступления.

— Ничего.

— Перчатки? — спросила я.

Офицер-криминалист встала и потянулась. Ни единого отпечатка, ни единого следочка она так и не нашла.

— Нет. И вот что странно. Не похоже, чтобы они вообще прикасались к поверхности — ни перчаткой, ни даже тряпкой. По мне, так этот бокс и не открывали вовсе, а рукопись до сих пор внутри!

Я посмотрела на стеклянный бокс. Он по-прежнему был надежно заперт, больше ни один экспонат не тронули. Ключи хранились отдельно и как раз в данный момент ехали сюда из Лондона.

— Подождите, тут что-то не так, — пробормотала я, наклонившись поближе.

— Что ты разглядела? — насторожилась Пейдж.

На боковой панели бокса стекло выглядело слегка волнистым. Участок был размером примерно с рукопись.

— Я уже заметила, — сказала Пейдж. — Решила, что это просто дефект стекла.

— Дефект? Это у закаленного пуленепробиваемого стекла? — поинтересовалась я. — Невозможно. И этого дефекта тут не было, когда я инспектировала систему охраны, будьте уверены.

— Что же тогда?

Я погладила прочное стекло, прислушиваясь к ощущениям: блестящая поверхность волнистыми изгибами текла под моими пальцами. По спине пробежала дрожь. Возникло странное чувство узнавания — будто давно забытый школьный хулиган вдруг окликнул меня на улице как доброго приятеля.

— Вроде бы знакомая работа, Пейдж. Когда мы найдем взломщика, это наверняка окажется человек, которого я знаю.

— Ты работаешь литтективом семь лет, Четверг.

Я поняла, на что она намекает.

— Восемь. Ты права, ты, вероятно, тоже его знаешь. Не мог это сделать Ламбер Туолтс?

— Мог бы, только он пока вне игры: ему еще четыре года отсиживать за мошенничество — за «Победные усилия любви».[2]

— А Кинз? Нечто подобное — вполне в его духе.

— Увы, Мильтон уже не с нами. Простудился в библиотеке Паркхерста[3] и через две недели умер.

— М-м-м? — Я показала на две видеокамеры. — А на пленке кто?

— Никого, — ответила Тернер. — Муха не пролетала. Могу прокрутить тебе обе записи, но умнее ты от этого не станешь.

Она показала мне все материалы. Охранника уже допросили в участке. Поначалу надеялись, что — один из своих, но вряд ли: охранник был так же подавлен, как и все мы.

Тернер включила видео и нажала кнопку воспроизведения.

— Смотри внимательно. Рекордер следит за пятью камерами и снимает с каждой пятисекундный фрагмент изображения.

— Значит, максимальный разрыв в записях каждой камеры составляет двадцать секунд?

— Вот именно. Смотришь? Отлично. Итак, вот рукопись.

Она показала на объект, прекрасно различимый сквозь стекло, затем изображение переключилось на видеокамеру у передней двери. Ни малейшего движения. Затем внутренняя дверь через которую обязан был бы пройти любой грабитель. Остальные входы были замурованы. Изображение переключилось на коридор, затем на прихожую, а потом снова на комнату с рукописью. Тернер нажала кнопку «пауза», и я наклонилась к экрану.

— Двадцать секунд на то, чтобы войти, открыть бокс, забрать «Чезлвита» и свалить отсюда? Невозможно.

— Поверь мне, Четверг, именно так и случилось. — Последнее замечание сделал Босуэлл, заглянувший мне через плечо. — Я не знаю как, но они это сделали. Мне уже звонил по этому делу ТИПА-директор Гэйл, а его уже успел пнуть премьер-министр. Начались парламентские запросы. Скоро полетят головы. И, заверяю вас, моей среди них не будет.

Он многозначительно посмотрел на нас, и мне стало здорово не по себе. Именно я консультировала музей во время установки охранной системы.

— Мы немедленно возьмемся за дело сэр, — ответила я, нажимая кнопку «пауза», чтобы снова запустить пленку.

Картинки на экране ритмично сменяли друг друга, пока запись не кончилась. Я придвинула стул, отмотала пленку назад и стала смотреть с самого начала.

— Что ты надеешься там найти? — спросила Пейдж.

— Что-нибудь.

Не нашла.