Глава 10. ОТЕЛЬ «FINIS», СУИНДОН

Мильтоны были, пожалуй, самыми горячими поклонниками своего кумира. Если просмотреть телефонную книгу Лондона, обнаружится около четырех тысяч Джонов Мильтонов, две тысячи Уильямов Блейков, с тысячу Сэмюэлей Кольриджей, пять сотен Перси Шелли, примерно столько же Вордсвортов и Китсов и горстка Драйденов. Массовая смена фамилий порой приводила к проблемам в охране правопорядка. После инцидента в пабе, когда преступник, жертва, свидетель, домовладелец, полицейский, произведший арест, и судья — все до единого оказались Альфредами Теннисонами, закон обязал всех, кто носит данное имя, вытатуировать за ухом регистрационный номер. Эту меру приняли без особого энтузиазма, как и большинство правоохранительных мер.

Мильон де Роз.

Краткая история Сети тективно-интрузивных правительственных агентств


Я въехала на парковку перед высоким зданием, залитым светом, и заперла машину. Отель казался весьма оживленным. Как только я вошла в вестибюль, я поняла причину. По крайней мере две дюжины мужчин и женщин, одетых в бесформенные белые мешковатые рубахи и брюки, толклись в вестибюле. У меня упало сердце. Большое объявление у окошка администратора приглашало всех на 112-й ежегодный конвент Джона Мильтона. Я глубоко вздохнула и не без труда пробралась к окошку. Администраторша средних лет с громадными серьгами в ушах лучезарно улыбнулась.

— Добрый вечер, мадам, мы рады приветствовать вас в «Finis», построенном по последнему слову стиля и комфорта. К вашим услугам — четырехзвездный отель со множеством современных удобств. Мы от всей души надеемся, что вы будете счастливы жить у нас!

Она отбарабанила текст, словно мантру, одновременно легко расправляясь со «смеющимся бургером».

— Моя фамилия Нонетот. Я бронировала номер.

Администраторша кивнула и стала просматривать регистрационные карточки.

— Посмотрим Мильтон, Мильтон, Мильтон, Мильтон, Мильтон, Нонетот, Мильтон, Мильтон, Мильтон, Мильтон, Мильтон, Мильтон. Нет, прошу прощения. Похоже, мы вас не занесли.

— Может, проверите еще раз?

Она перепроверила и нашла мою фамилию.

— Вот. Кто-то по ошибке сунул ее среди Мильтонов. Мне нужны данные кредитной карточки. Мы принимаем: Бэббидж, Голиаф, Ньютон, Паскаль, Клубный завтрак и Джем Роли-Поли.

— Джем Роли-Поли?

— Извините, — сказала она. — Не тот список. Это пудинги на вечер.

Она снова улыбнулась, и я подала ей свою кредитку «Бэббидж».

— Ваш номер восемь сто двадцать восемь, — сказала она, протягивая мне ключ с таким огромным брелоком, что я едва смогла его поднять. — Все наши комнаты снабжены кондиционерами, мини-барами и чайниками. Вы уже поставили свою машину на нашей просторной самовысыхающей стоянке на триста машин?

Я спрятала улыбку.

— Да, спасибо. У вас есть помещения для содержания животных?

— Конечно. У всех отелей сети «Finis» есть помещения для всех видов домашних животных. Кто ваш любимец?

— Дронт.

— Какая прелесть! У моего кузена Арнольда была гигантская гагара по кличке Бини — версия один-четыре, так что прожила она недолго. Да, в наши дни они стали намного лучше. Я зарезервирую местечко для вашего маленького друга. Хорошего отдыха. Надеюсь, вас интересуют поэты-лирики семнадцатого века?

— Только профессионально.

— Вы преподаватель?

— Литтектив.

— Ага.

Администраторша наклонилась поближе и понизила голос.

— Честно говоря, мисс Нонетот, я терпеть не могу Мильтона. Ранние его вещи, полагаю, хороши, но едва Чарли[8] отрубили голову, наш Джон мигом спрятал язык в задницу. Вот что делает с человеком избыток республиканских идей.

— Это уж точно.

— Я чуть не забыла. Это вам.

Она, словно фокусник, достала откуда-то из-под стола букетик цветов.

— От мистера Лондэна Парк-Лейна…

Вспышка. Грохот.

— …и в «Чеширском коте» вас ждут два джентльмена.

— «Чеширский кот»?

— Это наш прекрасно оборудованный и весьма популярный бар. Его обслуживает прекрасный профессиональный персонал, там прекрасная теплая атмосфера, и вы сможете приятно отдохнуть.

— Кто они?

— Персонал бара?

— Нет, те два джентльмена.

— Они не назвались.

— Спасибо, мисс?..

— Баррет-Браунинг, — ответила администраторша. — Лиз Баррет-Браунинг.

— Хорошо, Лиз, оставьте цветы себе. Пусть ваш парень ревнует. Если мистер Парк-Лейн позвонит еще раз, скажите, что я умерла от геморрагической лихорадки или чего-то подобного.


Я пробралась сквозь толпу Мильтонов в «Чеширского кота». Его легко было найти. Над дверью светился большой неоновый красный кот на зеленом неоновом дереве. То и дело красный неон ярко вспыхивал и гас, оставляя лишь кошачью улыбку. До моих ушей донеслись звуки джаза, и я улыбнулась узнав непередаваемое пиано Холройда Уилсона. Его манеру ни с кем нельзя было спутать. Он родился и вырос здесь, в Суиндоне. Он мог бы играть в любом баре Европы, стоило ему лишь позвонить, но предпочитал оставаться в Суиндоне. Бар был оживленным, но не переполненным, сидели в основном Мильтоны — пили, шутили, оплакивали Реставрацию и называли друг друга Джонами.

Я подошла к стойке. Это был «счастливый час», когда все напитки стоили 52,5 пенса.

— Добрый вечер, — сказал бармен. — Чем ворон похож на письменный стол?

— Тем, что Эдгар По написал про обоих?

— Отлично, — рассмеялся он. — Что будете пить?

— Половинку «Ворчуна особого», пожалуйста. Меня зовут Нонетот. Меня кто-то ждет?

Бармен, одетый Шляпником, показал на столик в другом конце зала. Там сидели двое мужчин, полускрытых тенью. Я взяла бокал и направилась к ним. В баре было слишком многолюдно, чтобы устроить какую-нибудь пакость. По пути я постаралась рассмотреть обоих.

Старшему, румяному седовласому джентльмену с большими бачками, пожалуй, основательно перевалило за семьдесят. Он был одет в скромный, но изящный твидовый костюм с шелковым белым шейным платком. В руках он держал пару коричневых перчаток, перебросив их поверх набалдашника трости, и еще я увидела на стуле рядом охотничью шляпу. Когда я подошла поближе, он закинул голову и расхохотался, точно морской котик, — видимо, второй мужчина пошутил.

Этот второй был не старше тридцати. Он сидел на самом краешке стула и, кажется, немного нервничал. Мелкими глотками пил тоник. На нем был костюм из ткани в тонкую полоску, дорогой, но видавший лучшие дни. Я поняла, что уже где-то видела его, но где именно, вспомнить не смогла.

— Это вы меня искали?

Оба одновременно встали. Старший заговорил первым:

— Мисс Нонетот? Счастлив познакомиться с вами. Меня зовут Аналогиа. Виктор Аналогиа. Начальник Суиндонского отделения литтективов. Мы беседовали с вами по телефону.

Он протянул руку, и я ее пожала.

— Рада встрече, сэр.

— Это оперативник Безотказэн Прост. Вы будете работать вместе.

— Очень рад с вами познакомиться, мадам, — торжественно сказал Безотказэн. Получилось несколько неуклюже и до жути чопорно.

— Мы не встречались раньше, мистер Прост? — спросила я, пожимая ему руку.

— Нет, — твердо ответил Безотказэн. — Я бы помнил.

Виктор предложил мне сесть рядом с Безотказэном, тот с вежливым бормотанием сдвинулся в сторону. Я попробовала свой коктейль. Вкус был… как у старой попоны, выдержанной в кобыльей моче. Я надрывно закашлялась. Безотказэн предложил мне носовой платок.

— «Ворчун»? — уточнил Виктор, приподняв бровь. — Смелая девочка.

— С-с-спасибо…

— Добро пожаловать в Суиндон, — продолжал Виктор. — Прежде всего позвольте заверить вас: мы вам очень сочувствовали. По любым меркам Аид был чудовищем. Мне не жаль, что он мертв. Надеюсь, вы полностью поправились?

— Я-то да, но другим повезло меньше.

— Мне очень жаль это слышать. Вам здесь рады. Сотрудники такого уровня никогда прежде не снисходили до нашего болота.

Я озадаченно посмотрела на мистера Аналогиа.

— Не понимаю, к чему вы клоните.

— Я хотел сказать — хотя и не слишком ясно выразился, — что все мы здесь скорее ученые, чем обычные ТИПА-агенты. Вашу должность прежде занимал Джим Крометти. Его застрелили в старом городе при странном инциденте на книжной ярмарке. Он был напарником Безотказэна. Мы все очень дружили с Джимом. У него осталась жена, трое детей. Я хочу… нет, я чертовски сильно хочу найти того, кто отнял у нас Джима.

Я в легком замешательстве смотрела на их напряженные лица, пока не упала, звякнув об пол, монетка. Они решили, что я настоящий и полномочный оперативник ТИПА-5, переведенный сюда на время отпуска по ранению — обычное дело. В Двадцать седьмом мы постоянно использовали в операциях потрепанных типов из Семерки и Девятки. Все без исключения они были чокнутые, как мартовские зайцы.

— Вы читали мое личное дело? — медленно проговорила я.

— Нам его не дали, — ответил Аналогиа. — Нечасто к нам попадают оперативники с заоблачных вершин ТИПА-5. А чтобы заменить Джима, нам нужен был опытный профессионал, который в то же время мог бы… ну, как бы это сказать…

Аналогиа замолчал, видимо подыскивая слова. За него закончил фразу Безотказэн:

— Нам нужен человек, который при необходимости не побоится использовать чрезвычайные средства.

Я оценивающе смотрела на обоих, раздумывая, не лучше ли сразу прояснить ситуацию. Мне, конечно, доводилось стрелять, и даже не так уж давно, вот только палить пришлось в мою же собственную машину и, судя по всему, в пуленепробиваемого гениального преступника. И служила я в ТИПА-27, а не в Пятерке. Но если Ахерон и правда ошивается где-то поблизости, а стало быть, месть по-прежнему актуальна, стоит, видимо, поддержать игру.

Аналогиа нервно поерзал.

— Убийство Крометти расследовал, конечно, отдел расследования убийств. Неофициально мы мало что можем сделать, но Сеть всегда гордилась определенной независимостью. Если раскопаем что-то полезное в ходе других расследований, на это косо смотреть не будут. Понимаете?

— Конечно. У вас нет никаких догадок по поводу того, кто мог убить Крометти?

— Неизвестный предложил ему встретиться, чтобы продать редкую рукопись Диккенса. Джим пошел посмотреть… сами понимаете, без оружия.

— Мало кто из суиндонских литтективов вообще умеет пользоваться пистолетом, — добавил Безотказэн, — а о возможности потренироваться даже не подозревают. Литературные расследования и оружие — вещи несовместные. Перо сильнее меча, ну и в таком же духе.

— Слово — это хорошо, — холодно ответила я, внезапно войдя во вкус роли таинственной дамы из ТИПА-5, — но девятимиллиметровая пуля решает проблему в корне.

Пару секунд они молча таращились на меня. Затем Виктор достал из кожаного футляра фотографию и положил ее на стол передо мной.

— Мы хотели бы узнать ваше мнение об этом. Снимок сделан вчера.

Я посмотрела на фото. Эту рожу я помнила даже слишком хорошо.

— Джек Дэррмо.

— Что вы о нем знаете?

— Не много. Он начальник службы внутренней безопасности «Голиафа». Хотел узнать у меня, что Аид собирается сделать с рукописью «Чезлвита».

— Я раскрою вам тайну. Вы правы, Дэррмо из «Голиафа», но к отделу внутренней безопасности никакого отношения не имеет.

— Тогда кто он?

— Из Отдела передового вооружения. Восьмимиллиардный годовой бюджет, и все до цента идет через него.

— Восемь миллиардов?

— Не считая мелочи на карманные расходы. Ходят слухи, что, разрабатывая плазменные винтовки, они перекрыли даже этот бюджет. Дэррмо умен, амбициозен и непреклонен. Он приехал сюда недели две назад. Надо думать, такой человек в Суиндон и не заглянул бы никогда, если бы здесь не случилось нечто весьма интересное для «Голиафа». Мы думаем, Крометти видел оригинал рукописи «Чезлвита», а если так…

— …то Дэррмо здесь по той же причине, что и я, — перебила я. — Ему показалось подозрительным, что я выбрала из всех предложений место литтектива в Суиндоне, — ради бога, не сочтите за оскорбление.

— Не сочтем, — ответил Аналогиа. — Но раз Дэррмо здесь, мне кажется, и Аид где-то поблизости. По крайней мере, в «Голиафе» думают, что это так.

— Понимаю, — сказала я. — Тревожно, правда?

Аналогиа и Прост переглянулись. Они дали понять мне ровно столько, сколько собирались: я здесь желанная гостья, они хотят отомстить за смерть Крометти и им не нравится Джек Дэррмо. Так что оба пожелали мне приятного вечера, надели плащи и шляпы и ушли.


Джазовое выступление подошло к концу. Я вместе со всем залом зааплодировала Холройду, тот неуверенно встал на ноги и, прежде чем уйти, помахал зрителям. Как только кончилась музыка, бар быстро опустел, я осталась почти в одиночестве. Справа от меня парочка Мильтонов строила друг другу глазки, а у стойки несколько одетых по-деловому якобы бизнесменов заливали в себя все спиртное, которое можно купить на ночные командировочные. Я подошла к пианино и села. Взяла несколько аккордов, пробуя руку, затем рискнула начать запомнившуюся басовую партию дуэта. Посмотрела было на бармена, чтобы заказать еще выпивки, но он протирал стаканы. Когда я в третий раз сыграла вступление к кульминации дуэта, кто-то коснулся клавиш и точно вовремя взял первую ноту первой партии. Я закрыла глаза. В первое же мгновение я поняла, кто это, можно было не проверять. Я чувствовала запах крема после бритья, видела шрам на левой кисти. По затылку прошла дрожь, по телу прокатилась волна жара, и я невольно подвинулась влево, чтобы дать место партнеру. Чужие пальцы бегали по клавишам слаженно с моими, мы играли почти безупречно. Бармен посматривал на нас одобрительно, и даже коммерсанты перестали разговаривать и заинтересовались, кто это там играет. По мере того как возвращались воспоминания, мои руки играли все увереннее и быстрее. Мой партнер, которого я не хотела замечать, поддерживал темп, не отставая от меня.

Мы играли так минут десять, но я не могла заставить себя посмотреть направо. Я знала, что если сделаю это, то против воли начну улыбаться. Я хотела, чтобы он понял, что мне на него плевать. Вот тогда пусть делает со своим обаянием что хочет. Когда пьеска кончилась, я продолжала сидеть, не поворачивая головы. Мужчина, пристроившийся рядом, не шелохнулся.

— Привет, Лондэн, — сказала я наконец.

— Привет, Четверг.

Я рассеянно взяла пару нот, но так и не посмотрела на него.

— Давно не виделись, — сказала я.

— Несколько капель воды утекло-таки, — ответил он. — Лет десять.

Голос его не изменился. Тепло и чувственность, так хорошо знакомые мне, остались прежними. Я все-таки посмотрела на него, поймала встречный взгляд и быстро отвела глаза, ставшие подозрительно влажными. В смятении я нервно потерла нос.

Он немного поседел, но носил прежнюю прическу. Вокруг глаз легли мелкие морщинки — возможно, они объяснялись богатством переживаний, а не старостью. Когда я уехала, ему было тридцать, а мне двадцать шесть. Интересно, а я выгляжу не хуже? Или я уже слишком стара, чтобы дергаться из-за внешности? В конце концов, Антона не вернешь. Мне вдруг захотелось сказать: «Может, попробуем снова?», но, как только я раскрыла рот, слова застыли у меня в горле. Резко нажатое «ре» продолжало звучать, и Лондэн все смотрел и смотрел на меня, глаза его заморозило на середине моргания. Папа не мог выбрать времени хуже.

— Привет, Душистый Горошек! — сказал он, выходя из теней. — Я ничему не помешал?

— Самым недвусмысленным образом — помешал.

— Тогда я ненадолго. Что об этом скажешь?

Он протянул мне желтую кривую штуку размером с большую морковку.

— Это еще что? — осторожно принюхалась я.

— Плод нового растения, выращенного из клеток соскоба семьдесят лет вперед. Смотри…

Он очистил шкурку и дал мне его попробовать.

— Неплохо, а? Их можно собирать незрелыми, перевозить на тысячи миль, если надо, и держать свежими в герметической биоразложимой упаковке. Питательный и вкусный. Выведен блестящим инженером по имени Анна Баннон. Мы, правда, уже сломали голову, придумывая, как его назвать. Не подскажешь?

— Уверена, что ты справишься. А что тебе от него надо?

— Думаю показать его кому-нибудь лет этак за десять тысяч до сегодня и посмотреть, как он пойдет — пища для человечества, и все такое. Ладно, время никого не ждет, как мы говорим. Оставляю тебя с Лондэном.

Мир замерцал и двинулся снова. Лондэн наконец нормально открыл глаза.

— Банан, — сказала я, внезапно осознав, что именно показал мне папочка.

— Извини?

— Банан. Они назовут его по фамилии разработчика.

— Четверг, ты что-то говоришь, а я ничего не понимаю, — с растерянной улыбкой пожаловался Лондэн.

— Тут только что был мой папа.

— А-а. Он по-прежнему вне времени?

— По-прежнему. Слушай, извини за прошлое.

— И ты меня, — ответил Лондэн и замолчал.

Мне хотелось прикоснуться к его лицу, но вместо этого я ляпнула:

— Мне тебя не хватало.

Не надо было этого говорить, и я мысленно обругала себя. Слишком сильно, слишком скоро. Лондэн занервничал:

— Значит, при отъезде надо было захватить с собой. Мне тоже тебя недоставало. Первый год был самым тяжелым.

Он ненадолго замолчал. Сыграл несколько нот, затем продолжил:

— У меня своя жизнь, и она мне нравится. Иногда мне кажется, что Четверг Нонетот — персонаж одной из моих книг, придуманная мной женщина, которую я хотел бы любить. Теперь… что поделать, я пережил это.

Это было совершенно не то, что я надеялась услышать, но после всего случившегося я не вправе была винить его.

— И все-таки ты пришел меня повидать.

Лондэн улыбнулся:

— Ты в моем городе, Чет. Когда в твой город приезжает друг, ты обязательно встречаешься с ним. Разве не так?

— И ты всегда покупаешь им цветы? Полковник Фелпс тоже удостоился роз?

— Нет, он получил лилии. Старые привычки умирают долго.

— Вижу. Тебе это пошло на пользу.

— Спасибо, — ответил он. — Ты ни разу не ответила на мои письма.

— Я их даже не читала.

— Ты замужем?

— По-моему, это не твое дело.

— Значит, нет.

Разговор принял неприятный оборот. Пора было свертывать тему.

— Знаешь, Лондэн, я устала как собака. А завтра тяжелый день.

Я встала и пошла прочь. Лондэн, прихрамывая, двинулся следом. Он потерял в Крыму ногу, но неплохо приспособился обходиться без нее. Догнал меня у стойки:

— Поужинаем как-нибудь?

Я обернулась:

— Конечно.

— Во вторник?

— Почему бы и нет?

— Хорошо, — сказал Лондэн, потирая руки. — Соберем нашу роту…

Так, при чем тут рота?

— Подожди. Вторник не подойдет.

— Почему? Три секунды назад он тебя вполне устраивал. Опять твой папа?

— Нет. Просто мне надо разгрести кучу дел. Пиквику надо наладить жилье, а я еще не успела забрать его с аэровокзала. Все эти перелеты заставляют беднягу нервничать. Помнишь, когда мы летали в Мулл, его вырвало на стюарда?

Я поспешно взяла себя в руки — надо же, болтаю, как идиотка.

— Только не говори, — сказал Лондэн, — что тебе еще надо вымыть голову.

— Очень смешно.

— Короче, что у тебя за дела в Суиндоне? — спросил Лондэн.

— Я мою посуду в «Смеющемся бургере».

— Самое то для тебя. ТИПА?

— Перевелась в Суиндонское отделение литтективов.

— Насовсем? — спросил он. — То есть я не понял: ты вернулась в Суиндон насовсем?

— Не знаю.

Я коснулась его руки. Мне хотелось обнять его и разреветься, сказать, что я люблю его и буду всегда любить, как любят только восторженные, переполненные чувствами девочки, но время для таких заявлений было неподходящим, неправильным, как сказал бы мой папочка, и я решила перейти в наступление.

— А ты женат?

— Нет.

— И не думал никогда?

— Думал, и не раз.

Мы оба замолчали. Нам надо было так много сказать друг другу, что мы не знали, с чего начать. Лондэн открыл второй фронт:

— Хочешь посмотреть «Ричарда Третьего»?

— А его все еще не сняли?

— Конечно нет!

— Очень хочу, но я правда не знаю, когда у меня будет время. Сейчас ситуация… неопределенная.

Я видела, что он не верит мне. Но не могла же я сказать, что иду по следу уникального преступника, который умеет воровать мысли и создавать фантомы, который не фиксируется видеопленкой и которому убить — как хихикнуть. Лондэн вздохнул, достал визитку и положил на стойку.

— Позвони мне. Как только освободишься. Обещаешь?

— Обещаю.

Он поцеловал меня в щеку, опустошил свой бокал, еще раз всмотрелся в меня и похромал прочь из бара. Я осталась тупо глядеть на визитку. Я ее так и не взяла. Зачем? Я помнила его номер телефона наизусть.


Моя комната была точной копией остальных номеров отеля. Картины намертво привинчены к стенам, бутылки в мини-баре откупорены, выпиты, наполнены вновь водой или чаем и закупорены коммивояжерами, слишком скупыми, чтобы платить за выпивку. Окна выходили на север, как раз на аэродром. Сейчас швартовался большой дирижабль на сорок два места, его серебристые бока сверкали в темноте ночи. Маленький дирижаблик, на котором прилетела я, отправился в Солсбери. Через два дня вернется. Может, покататься на нем еще? Я включила телевизор и попала на «Парламентские будни». Весь день, оказывается, кипели дебаты по Крыму, они не закончились до сих пор. Я вывернула карманы в поисках мелочи, достала пистолет из кобуры и открыла тумбочку у кровати. Чего там только не было! Кроме Гидеоновской Библии, нашлись учения Будды, английский перевод Корана, томик молитв ВСБ, веслианские памфлеты, два амулета Общества Христианского Сознания, «Размышления» святого Звлкса и полное собрание сочинений Уильяма Шекспира. Я выгребла все книги, засунула их в шкаф и положила в тумбочку пистолет. Расстегнула молнию чемодана и начала устраиваться. Квартиру в Лондоне я оплатить не успела, так что не знала, оставят ее за мной или нет.

Как ни странно, я чувствовала, что в городе мне очень уютно, и не была уверена в том, что мне это нравится. Я вывернула все вещи на постель и тщательно разложила по местам. Пристроила пару книг и спасшую мне жизнь «Джен Эйр» на тумбочку возле постели. Достала фото Лондэна и пошла было к письменному столу, немного подумала и засунула фото лицом вниз в бельевой ящик. Раз он сам рядом, зачем мне снимок? Телевизор продолжал бубнить:

— …несмотря на вмешательство Франции и российские гарантии безопасного проживания для английских поселенцев, создается впечатление, что английское правительство не вернется за стол переговоров в Будапеште. Поскольку Англия твердо намерена начать наступление с новыми плазменными винтовками «круть», мир так и не осенит Крымский полуостров…

Диктор перевернул несколько страниц.

— А теперь местные новости. Беспорядки в Чичестере начались после того, как группа неосюрреалистов решила отметить четвертую годовщину легализации сюрреализма. Репортаж с места событий ведет для «ЖАБ-Ньюс» Генри Гробоскоп. Генри?

На экране появилось дрожащее изображение, и я на мгновение задержалась на нем взглядом. За спиной Гробоскопа горела перевернутая машина и суетились несколько полицейских в бронежилетах. Все знали, что Генри Гробоскопа готовят для работы в Крыму в качестве военного корреспондента. Генри, втайне надеявшийся, что война нипочем не закончится, пока он туда не попадет, щеголял в морской форме и говорил торопливо и взволнованно — как подобает корреспонденту в зоне боевых действий:

— Здесь становится жарковато, Брайан. Я нахожусь в сотне ярдов от зоны беспорядков. Повсюду перевернутые и подожженные автомашины. Полиция весь день пыталась рассеять толпу, но численный перевес был не на их стороне. Сегодня вечером несколько сотен рафаэлитов окружили издательство «N'est pas une pipe»,[9] в котором забаррикадировалась сотня неосюрреалистов. Демонстранты снаружи выкрикивали лозунги Итальянского Возрождения, потом полетели камни и другие импровизированные снаряды. Неосюрреалисты в ответ открыли стрельбу в демонстрантов и почти взяли верх над ними, но тут вмешалась полиция. Минуточку, я вижу, как полиция берет кого-то под арест. Я попытаюсь взять интервью.

Я печально покачала головой и убрала в шкаф тапочки. Запретили сюрреализм — пошли бесконечные беспорядки, сняли запрет — беспорядки все равно продолжаются. Гробоскоп догнал полицейского, который конвоировал юнца в костюме шестнадцатого века. На физиономии арестованного была вытатуирована репродукция Длани Господней из Сикстинской капеллы.

— Простите, сэр, как вы ответите на обвинения в нетерпимости и неуважении к переменам и экспериментам во всех областях искусства?

Возрожденец злобно осклабился в камеру:

— Говорят, что только мы, возрожденцы, устраиваем беспорядки, но я видел нынче вечером барочников, рафаэлитов, романтиков и маньеристов. Это массовое объединенное выступление классических искусств против тупых ублюдков, которые прячутся за словами о мировом прогрессе. Это не только…

Полицейский дернул его за руку и поволок дальше. Гробоскоп увернулся от пролетевшего кирпича и закончил репортаж:

— С вами был Генри Гробоскоп, «ЖАБ-ньюс», прямая трансляция из Чичестера.

Я выключила телевизор с помощью пульта, прикованного к тумбочке со стороны кровати. Села на постель, распустила прическу, почесала голову. Подозрительно понюхала волосы и решила сегодня в душ не лазить. Я слишком жестко повела себя с Лондэном. Даже при всех наших разногласиях у нас оставалось достаточно общего, чтобы сохранять дружбу.

Загрузка...