Глава 4. Пальцевка


Некогда хороший дачный поселок превратился в выжженные руины. Центр и южная часть напоминали больше карьер или военный полигон. Земля перепахана воронками и рвами, из которых местами возвышаются остатки зданий. Всюду трупы, сгоревшая техника, обломки каких-то конструкций. Поселок явно полыхал и сейчас представлял из себя просто страшное зрелище.

Петляя по окраине и высматривая в окнах домов признаки наличия жителей, я довольно скоро обнаружил чью-то базу. Вернее, они обнаружили себя сами, когда в практически абсолютной тишине вымершего поселка, раздались звуки гитары и кто-то хриплым голосом запел.

— Зачем кричать, когда никто не слышит… О чем мы говорим, — как-то успокаивающе проговаривал музыкант. Два класса дворовой гитарной школы, не больше. Гитара подрасстроена, но исполнитель вкладывает душу в текст, написанный некогда группой «Люмен».

Таким приветам из прошлого я был только рад. Эта песня была популярна, когда я был молод. Не скрывая интереса, я направился прямиком на звук музыки и удивленно застыл перед входом во двор крупного садового участка. Перед массивным добротным домом, в обрезке ржавой бочки горел костер. Вокруг огня сидело трое людей, еще один находился на деревянных качелях близь дома и парочка вооруженных расположились по периметру.

Я помахал одному из дежурящих рукой, привлекая его внимание и молча кивнул в сторону костра. Тот согласно кивнул в ответ, постучав при этом по магазину своего автомата, мол, отсоедини. Чтож, правила просты и понятны. Это хорошо.

Отстегнув магазин и убрав его в подсумок, поставил оружие на предохранитель. Патрон остался в патроннике, но об этом местным знать не стоит.

— Мы можем помолчать, мы можем петь. Стоять или бежать, но все равно гореть! — распалялся гитарист, уже переходя на крик и лупя по струнам.

Тихо, почти бесшумно усевшись на свободный армейский ящик, заменяющий мужикам сиденья, я снял противогаз. Остальные спокойно сидели с открытыми лицами, хотя у каждого имелся подсумок с газиком. Что интересно, женщин в компании не было. Только мужики, возрастом лет эдак от тридцати пяти. Гитаристу так и вовсе было под полтинник. Все при оружии. В основном армейские калаши, старенькие семьдесят четвертые эМки, но у двух как минимум, были двенадцатые, в добротном таком заделе. По крайней мере на них были штатные коллиматоры.

Люди расслаблялись и занимались своими делами. Сидящий на большим садовых качелях, на которых вполне было можно улечься, спокойно начищал пистолет. Видавший виды Макаров, которому уже вот сто лет в обед, но не перестающий от этого быть рабочей лошадкой силовиков.

Впрочем, на военных или бандитов, ребята похожи не были. Потасканные охотничьи костюмы, поверх которых накинуты военные разгрузы, явно снятые со жмуров, как и оружие, и противогазы. Огромные рейдовые рюкзаки, сваленные в кучу у дома, так и вовсе выдавали, что мужики скорее обычные мародеры.

Закончив очередном припев, музыкант ловко заскользил перебором по струнам, наигрывая душещипательное соло. Один из сидящих у костра, молча достал флягу и чуть отхлебнув, передал соседу. На удивление, досталось и мне. Сидящий справа, полненький мужичок лет сорока, протянул мне небольшую охотничью жестянку. Я взял, принюхался и довольно ухмыльнулся. Мужики знают толк в выпивке. Хороший коньяк, судя по запаху, «Арарат», причем Априкот. Шестилетняя выдержка, с добавлением экстракта абрикоса. Ох и любили мы его в Карабахе. Любой выезд в город отмечался этим напитком.

Жадно облизнувшись, я чуть отхлебнул и передал флягу обратно. Алкоголь мягко прошелся по горлу, согревая само нутро, а приятный вкус абрикоса задержался во рту, будоража всевозможные рецепторы. Вот что у армян не отнять, так это умение делать хорошую выпивку.

Видя мою реакцию, толстячок довольно ухмыльнулся и предложил закусь. На небольшой разделочной доске, лежала нарезочка колбасы и сыра. Хлеба не было, зато имелись армейские галеты из сухих пайков. Тоже пойдет.

Расслабон накатил сам собою и как выразились бы в армии, «произошел рассос личного состава». Пока длилась песня, все молча наслаждались, думая о чем-то своем. Однако, всему приходит конец, гитарист смол, отставляя инструмент в сторону и вытягивая из покоящегося рядом рюкзака, уже полупустую бутыль лимонада.

— Богато одет, — спокойно хмыкнул сосед слева. — Как звать, сталкер?

— Сергей, — так же спокойно ответил я. — Или у вас тут по позывным?

— А как тебе удобнее, — пожал плечами он. — Я например Ванек Труба, это Юрка Хряк, за гитарой Витек Хриплый. Кем будешь?

— Серега Старый, — я довольно усмехнулся. — Бродяга, вон, в город иду. До Иголкина ходил, ну, медика из Волчанки, у него отлечивался. Наглотался заразы, так он меня прокапывал.

— Эт понятно, Иголкина все знают, хороший доктор, — согласно закивал Юрка. — Сами к нему захаживаем. Мастер своего дела. А уж какие он пилюли варит. Ух, самое то от местной заразы. Правда потом ссать охота много и больновато.

— Зато не блюешь от радиации, — подметил Хриплый. — А с ногой у тебя что? Вон уплотнение какое, чего так замотал-то?

— Пулевое, — отмахнулся я. — С бандитами какими-то сцепился, еле ноги унес. А вы чего, поселок потихоньку выносите? А то смотрю, совсем хана Пальцевке.

— Есть такое дело, — согласился Витя, отпив лимонада и отставив бутылку. Уже через секунд, у него в руках мелькнула сигарета. Затянувшись, он тяжко выдохнул. — За последние две недели все хаты вынесли в уцелевших поселках. Жрать-то все хотят. Вот и остается нам, ползать по таким вот пепелищам.

— А чего молодняк не видно? Пацаны лет двадцати побольше бы утащили, — усмехнувшись, спросил.

— Да где этот молодняк? — с печалью поморщился гитарист. — Знаешь, как у Розенбаума было?

Он чуть покряхтел, вновь смочив горло лимонадом и вдохнув полной грудью, зачитал стихотворение…

«Кредит доверия у женщины истрачен,

Амур ей подмигнул — и был таков.

Куда не плюнь — везде сплошные мачо,

А очень не хватает мужиков.

Одет с иголочки, подтянут и накачен,

Да так, что не сгибается рука,

Изысканная речь — ну чистый мачо,

А хочется послушать мужика.

В Чечне недавно вышла незадача:

В один из не скажу каких полков

Приехали служить четыре мачо,

А командиры то ждали мужиков.

Солдаты — не пойми, какой — удачи,

С банданами поверх тупых голов,

С чеченками вели себя, как мачо, —

Подставили пол роты мужиков.

Их вытащили. Ну а как иначе?

Бросать своих у наших не с руки.

В родную часть уделавшихся мачо

Доставили простые мужики.

Я не люблю козлов, а петухов — тем паче,

Один у них с павлинами язык.

И тот, кто держит на Руси себя за мачо,

По жизни — сто процентов — не мужик!»

Коротко и со смыслом. Таковы были поэты моего детства и молодости, не то что пердящие псевдорифмовальщики из двадцатых годов. Как их там, рэйперы. Многих я так и не понял, хотя не был тогда таким уж старым.

— И вот в том-то и дело, что молодняк все мачо. Воевать не умеют. Бандитов боятся. И вообще, как их там, пацифисты, — недовольно фыркнул Юрка. — Короче, с такими кашу не сваришь.

— Ага, зато пожрать они любят. Мы все с разных поселков… Были. Сейчас-то перебрались в Корневое, это километрах в двадцати отсюда, — согласился с ним Труба.

— Так это ж на юго-востоке от города! Там еще как раз большая стройка по пути. Кстати, там ж как раз большой магазин на выезде из города… — удивился я и заметил, что мужики в раз погрустнели.

— Старый… — Витя выдержал паузу в несколько секунд, собираясь с мыслями. — Там в гипере гастрбайтеры со стройки засели, так что мы в обход, через город. Там на рынке хотя бы киргизы сидят. Вот на обратке что нашли через них тащим, смениваем на еду, патроны, медицину и прочее по нуждам. А по восточной окраине города ходить опасно. Строители больно резвые. Они не посмотрят, что идет группа со стволами, накинутся толпой и все, хана. Всех не перестреляешь.

— Мда, хреново, — печально вздохнул, побарабанив пальцами по цевью автомата, лежащего на коленях. — А вообще в городе как?

— Да по разному, — пожал плечами Хриплый. — Два рынка. Киргизов и бандитский. На оба есть проход, но на бандитском, если ты не являешься чьим-то корешом, тебя тупо гопнут или наебут. Еще есть вояки, они засели на Вокзале и на промзоне. К ним без документов лучше не соваться. У них каратели постоянно тусуются. Схватят под руки и на допрос, мол, кто и откуда, зачем пришел, откуда ствол. Есть металлюги, в гаражном кооперативе сидят. Вроде как под вояками. Ребята раньше лом скупали всякий, а теперь разные полезные вещи из него делают. Вроде как даже велосипеды крутят. Топляка-то все меньше и меньше. Сейчас за пятиху бенза можно восемь кило тушняка взять. Это если на рынке. У военных на вокзале подешевле будет, а у братвы на вольнице подороже. Мы, если что, завтра утром сами в город пойдем. Можешь с нами махнуть. Лишним ствол в караване не будет.

— Резонно, — я согласно кивнул. — А как радиоактивные пятна обходите?

— Так это, вон, у Жижи приборы различные, он почти военную академку РХБЗ окончил. Свалил с третьего курса, не выдержав маразм армии, — рассмеялся Хряк, характерно захрюкав. — Он и говорит, когда газики напяливать, а когда валить надо нахер. Он же и оружейник у нас. Кстати, а сам-то ты как обходил пятна?

— Дык, чуйка, да и по дорогам я не хожу, а леса вродь как не бомбили, — ответил я, решив не упоминать, что имею на руках карту с отметками этих самых пятен. За такое и пререзать могут. Бесценная информация, хоть и устаревшая.

— Ну, тоже вариант, — согласился Труба. — Только долгий и не для группы. Мы-то быстро по дорогам идем, потому и ходим так далеко от базы. Считай, утром вышли, а к обеду уже на рынке у киргизов сидим и чай пьем.

— Тогда по рукам, — я согласно кивнул. — Ко скольки мне подойти?

— А тут ночевать не планируешь? — удивился Хриплый. — Хата хорошая, крепкая, мы ее давно приметили и под свои нужды стащили туда все.

— Нет, спасибо, я лучше с утра подключусь, как выходить будете, — отмахнулся я, поднимаясь. — Так что?

— Ну, часам к девяти подходи. Мы как раз раскрутимся, переберем хабар и начнем двигать. Если нас тут не найдешь, то по проселке догонешь, мы сначала до переезда идем, а там вдоль железки до станции…

— Принял, буду к девяти, — согласился и спешно покинул компанию сталкеров. Не нравится мне их расслабленность. Да и меня подрассосало, не, нафиг такое счастье. Надо собраться, а то еще чего не добрая, нарвусь на неприятности…


Загрузка...