Давным давно была...

Глава 3 За карасями. Продолжение

Поняв, что проснулся, Серёжка по привычке сладко потянулся, нащупывая спинку кровати, но нащупал стенку… Открыв глаза, он обнаружил в метре от себя потолок, а справа лежащую на животе обнажённую фигуру с жуткими белыми наростами на теле. С диким криком, прежде ударившись головой о низкий потолок (как оказалось, он лежал на печке, на так называемых палатях), Серёжка соскочил вниз, оказавшись перед взглядами обедавшего семейства из шести человек, и только тут понял, что от «обнажённой фигуры» его отличают исключительно белые наросты.

— А где моя эта, как её… одежда? — удивлённо спросил спрятавшийся за занавеску Серёжка. Скоро Сергей сидел за столом в потребном виде, ел и слушал хозяина дома, дядю Сеню…

— Почему без штанов, спрашиваешь? Маш, скажи-ка ему.

— Ой, деточка, ты ж три дня пластом лежал, этот уж четвёртый. — Серёжка, услышав это, перестал жевать, а на лице отобразилось неверие.

— Тебя ведь Сашка еле дотащил до хаты. Сперва на себе, на спине нёс, потом, умаявшись — волоком по земле. Хорошо добрые люди помогли, а то бы надорвался. Грязные вы оба были, как чушки, обмыть тебя надо было… Да и потом, пролежал долго, не двигался… ну, сам понимаешь, не деревяшка, живой ведь… А Сашка вон, окаянный, — тетя Маша всплакнула, кивнув на палати. — Всё ещё лежит. Говорила, чтоб не лез, а он…

— Так это Сашка?! А чего это он такой весь… белый.

— Ой, деточка, ты-то дымом надышался (так и не знали: помрёшь или нет), а он потом школу побежал тушить, там и обгорел. Теперь в сметане лежит. Сметана она боль при ожогах снимает и заживляет. — пояснила Сашкина мама.

— А-а, — Серёга с уважением посмотрел на палати. — А вы доктора — врача вызывали??

— Да какого дохтура! Сколько народу поубивало-покалечило! Тут кругом такое творится. А Сашенька и без доктора поправится. На хлопцах всё быстро заживает… Это ты, деточка, был плох, лежал пластом, а Саша ничего… и ходит, и ест сам.

На палатях зашумел Сашка. Сперва появились его ноги, сдвинулась в сторону занавеска, потом вниз спрыгнул, показывая, что совсем здоров, Сашка. Совершенно не стесняясь своего «наряда», он направился к двери.

— Далеко собрался-то герой? — поинтересовался его отец. — Сказал бы — принесли.

— Не, бать, мне до ветра…

— Ну-ну, давай! К тебе тут Федька опять заходил, спрашивал, как ты… Вроде во дворе сидел… Ты там, без портков-то, во дворе не трепись языком…

Серёжка был ещё слаб, поэтому после обеда, немного поев, по настоятельной просьбе тёти Маши, опять забрался на палати. Скоро к нему присоединился, легши на живот Сашка…

— Во, развалился! Давай-давай, двигайся! — Сашка устроился поудобнее, подложив под подбородок кулаки, повернул голову к Серёжке. — Ну, давай, рассказывай…

— Чего — рассказывай? — не понял Серёга…

— Чего-чего! Откуда узнал, что будет война. Всё-таки, откуда, а?

— Саш, даже не знаю, как и рассказать… Ну, во-первых, я не шпион…

— Это я и сам догадался, когда бомбить стали. Ты знаешь, дядю Васю ранили… Он меня попросил за тобой присмотреть…

— Какого дядю Васю?..

— Ну, старшего лейтенанта Кутина, с которым мы тебя арестовывали.

— А-а, — Серёга чуть злорадно ухмыльнулся, ловя себя на мысли, что его «шпионское прошлое» ещё не до конца забыто.

— А старшину Онищенко убило… Ну всё-таки…

— Саш, не знаю я откуда узнал, не знаю!!

— Не хочешь, не говори, — обиделся Сашка…

— Сашок, ты лучше расскажи, как меня нашёл! — попросил Серёжка.

— Чего рассказывать-то… Как только начали бомбить, батя «малых» в охапку, мне под зад и бегом в погреб. А мне, как кувалдой по башке — ты ведь предупреждал, а мы не поверили… Пересидел бомбёжку в погребе, потом слышу, кричат, что станцию разбомбило, а рядом со станцией-то милиция… Я бегом туда… Милицию разнесло начисто. Я к баньке, а она горит уже… Рядом Онищенко мёртвый, весь в крови… — Сашка замолчал. — Хватаю лом, сбил замок, открываю дверь, а там дыму… Дыму — ВО! Еле тебя нашёл. А куда девать не знаю. Ты молчишь, не шевелишься, но еле-еле дышишь. Ну, потащил до фельдшера… А ты тяжёлый, мешок бульбы легче… Раз десять падали, пока не помогли… Пока тебя там смотрели, повстречали дядю Васю…

— Кутина?

— Ага, его тоже к фельдшеру принесли, тут-то он меня и попросил за тобой присмотреть. Принесли тебя до хаты, прибегает Федька и кричит, что школа горит. Хорошая у нас была школа, новая… все строить помогали… Ну — я туда! Я ведь знаменосец… Знамя дружины вытащил, успел. А сзади рубаха и штаны загорелись… Жарковато было. Только выскочил, меня тут же водой облили…

— Сашка, ты ведь сгореть мог…

— Серый, так я ведь знамя спасал…

Холодная вода привела Илью в чувство. Самолет постепенно заполнялся водой. Илюха вспомнил все, что с ним произошло за 12 дней… Непонятно как он оказался там же, в Крыму, но в 1941-ом году. До начала войны были считанные часы (Илья от друга отца, морского офицера, у которого они гостили, знал, что Черноморский флот был готов к нападению немецкой авиации, благодаря смелости дежурного по штабу флота, отдавшего приказ о приведении флота в готовность № 1 на свой страх и риск), и решение пришло само собой. Он приплыл в военную гавань, его подобрала шлюпка с линкора «Парижская коммуна», говорил по телефону с дежурным по штабу Черноморского Флота, после чего был задержан (арестован?) для выяснения личности и происхождения знаний о начале войны.

Несколько дней вопросов (допросов?), очных ставок с дежурным по штабу ничего военной контрразведке не дали, тем более, что «лишнее» Илья старался не говорить. Он думал. что его будут бить, чтоб все рассказал, ведь в фильмах про НКВД это постоянно показывали, но его не били и даже, если видели, что устал, давали отдохнуть…Через некоторое время его отправили в Киев, затем потребовали доставить в Москву. На полпути между Киевом и Черниговом транспортник ЛИ-2 («Дуглас», сделанный у нас по лицензии), на котором летел Илья в сопровождении двух офицеров, был атакован двумя немецкими самолетами. «Мессеры» вынудили наш самолет отклониться от курса на запад.

— Капитан, — окликнул пилот старшего из офицеров охраны. — Мы очень далеко ушли на запад. Пролетели Припять. Видно немцы хотят нас посадить на своем поле. Пробую пробиваться на Гомель.

Самолет рыскал из стороны в сторону, пытаясь уйти от немцев. Но разве транспортник может уйти от истребителей? Подбили. Самолет начал стремительно терять высоту, потом выровнялся.

— Мужики, падаем! — закричал пилот. — Шасси заклинило, правый двигатель горит. Один шанс — будем садиться на воду!

…Холодная вода привела Илью в чувство. Самолет постепенно заполнялся водой. Один из офицеров охраны плавал лицом вниз, другого не было видно. Вода дошла Илюхе до пояса.

«Везет мне, как утопленнику, — подумал Илья. — Интересно, какая здесь глубина?»

Сверху по корпусу самолета стукнули раз, второй, третий. Илюха забарабанил в ответ. Стукнули еще несколько раз. И тогда он решился открыть дверь самолета. Вода попыталась оторвать его от поручня и затянуть вглубь салона, но мальчишка удержался, напор ослаб. Илья вынырнул на поверхность реки, схватился за спасательный круг, который плюхнулся в воду рядом с ним, а через несколько секунд его подняли на борт бронекатера. Илья остался на БК-13 Пинской военной флотилии. Это был конечно же не крейсер и не линкор, но все же боевой корабль: две 45-мм пушки и четыре пулемета. Командир бронекатера старший лейтенант Смирнов хотел сдать спасшегося мальчишку во флотской робе в штаб флотилии, но, расспросив кто он, откуда и посмотрев в его глаза понял, что деваться парню некуда, тем более, что мальчишка, на следующий день, во время атаки немецкого самолета на бронекатер, заменил у пулемета тяжело раненого боцмана.

— Илюха!.. «Боцман!» — позвал матрос. — Командир требует!

Илья услышал завершение разговора командира и старшего помощника. Командир БК-13 хотел оставить мальчишку на берегу.

— Знаю, что парень боевой. Знаю, что экипаж прозвал его «боцманом» после того боя, когда он заменил у пулемёта раненого Маслова… Но я не знаю, что будет с нами через час. Приказали нам и 42-му прорваться к мосту на Птичи и взорвать его. Вернемся ли…

— Ну и куда мне теперь идти? — прервал старшего лейтенанта Илья.

— Действительно, старлей, куда ему идти? Все равно удерет на фронт. Пусть уж лучше с нами будет, а?

— Разговорчики, юнга! Я сказал: «На берег!». Значит — на берег! И точка!

— Слушаюсь, тов-стар-лейт!

Точка, так точка. Илья демонстративно покинул БК-13… Чтобы через некоторое время незаметно на него вернуться. Также демонстративно Илья выбрался из трюма бронекатера, когда начался прорыв сквозь зону обстрела береговой батареи. Он отлично понимал, что командиру сейчас не до него.

— Ну, «Боцман»… Ну, Илюха, как вернёмся — получишь в ухо! — только и проговорил старший лейтенант. И добавил еще тише. — Если вернемся…

Железнодорожный мост через реку Птичу было приказано взрывать любой ценой. Прорвались к мосту, десантники быстро справились с охраной моста, саперы стали закладывать заряд, но тут к мосту подошли немецкие танки и мотопехота.

На подступах к мосту горело три танка 38(т), которые «Прага» и две машины. БК-42 дымился у противоположного берега, остатки его экипажа пытались сдержать немецких мотоциклистов на другом берегу, там было попроще. А вот БК-13, чтобы не затонуть, приткнулся к берегу, по которому к мосту двигались танки…

Сперва Илья прикрывал сапёров из пулемёта. Ещё два раза бронекатер содрогался от прямых попаданий снарядов, но Илюху не брали ни пули, ни осколки. Из строя были выведены пушка и один пулемет, на ногах держалось только трое: один — у пулемета и двое — у орудия…

— Илюха, давай к орудию, к старлею! Подавай снаряды, а то я — всё… — матрос — моторист заменил Илью у пулемёта. Правая рука у него висела плетью, вся залитая кровью.

— Снаряд! — это было первое, что услышал Илья от старшего лейтенанта Смирнова.

— Дядя Андрей, — закричал Илья, подав следующий снаряд и показывая рукой на движущихся от середины моста солдат. — Саперы уходят!

Рвануло так, что Илья на несколько секунд оглох. Один из пролетов моста перестал существовать.

— Все, Илюха, приказ выполнили, давай в реку, уходи! — Старший лейтенант махнул в сторону противоположного берега.

— Чего? — закричал, не расслышав Илья.

— Уходи! В реку давай, на тот берег! Я прикрою!

— А Вы…

В рубку, за пушкой, попал снаряд, Илью взрывной волной швырнуло на щиток орудия…

На накренившейся палубе БК-13 стоял лейтенант Мёллер, смотрел на повисшего на орудии мальчишку и никак не мог поверить, что такое возможно: моряк-офицер и мальчишка не давали его взводу подойти к мосту! Один из солдат перевернул мальчишку.

— Герр лейтенант! Мальчишка жив, — он клацнул затвором. Солдат прекрасно помнил приказ, что матросов в плен не брать, а то, что мальчишка в разорванной робе и окровавленной тельняшке — матрос, не вызывало сомнений…

— Отставить ефрейтор!.. Моста уже нет. Торопиться теперь нет смысла… Судя по всему этот мальчишка и старший лейтенант вели по нам огонь до последнего. Катер очистить, а с мальчишкой мы ещё поговорим. — Немецкий офицер закурил сигарету и зло сузил глаза.

— Слушаюсь!

Илью облили водой. Он стал приходить в себя. Илья даже не попытался встать, но у него кружилась голова, правое плечо, в котором торчал осколок, «горело». А тут еще немец, зараза, что-то по-своему лопочет. Рядом застонал Смирнов… Раздался одиночный выстрел, и стоны прекратились. Потом раздался всплеск, от сброшенного в воду тела. Илья нащупал какую-то железяку — гильза от снаряда — и швырнул ее в офицера, но она не пролетев и двух метров упала к ногам немца. Офицер остановил солдата, опять хотевшего пристрелить мальчишку, рассмеялся.

Илья долго помнил этот смех. Лучше бы его пристрелили…

Илья шел на запад в колонне военнопленных, его поддерживали двое мужчин. После всего, что он пережил, Илюхе хотелось жить еще больше. Жить, чтобы мстить. Он был единственным в колонне пленных, кто был связан, был связан уже четвертый день. Офицер не просто так улыбался. Солдат по его приказу притащил метров десять колючей проволоки.

«Артиллерист всегда должен быть у орудия. Нельзя бросать пост!» — произнёс лейтенант Мёллер. Илья его не понял…

Сперва Илью скрутили колючей проволокой, потом немецкий офицер, не спеша, бил каблуком сапога по колючкам, стараясь вогнать их поглубже в его тело, но мальчишка молчал, не просил пощады, а только скрипел зубами. Лейтенант злился всё больше и для себя решил, что мальчишка должен пройти все круги ада.

Два дня Илья стоял прикрученный к стволу пушки — каждое движение приносило боль… Жара, мухи, которые начали копошиться в ранах…

А немцы, пока строилась переправа, устроили на палубе бронекатера место для пикника — ели, пили и веселились. Веселились на свой лад: если орудийный ствол опустить, то мальчишка встанет на колени, а если поднять, то повиснет в воздухе на вывернутых руках и впившихся в тело колючках.

На второй день, ближе к вечеру, пошёл дождь, и Илюха жадно глотал прохладные капли…

Потом его отдали конвоирам колонны военнопленных, попросив не развязывать.

— За что ж они тебя так, сынок, а? — спросил один наш пленный солдат с перебинтованной грязными тряпками головой.

Илья молчал.

— Пить хочешь?

Илья молча кивнул головой…

Благодаря нашим, Илья смог продержаться до вечера, ему уже сказали, что отставших, упавших — добивают: кто-то дал глотнуть воды из фляги, кто-то, отрывая от себя, достал кусок хлеба, отщипывал и вкладывал мальчишке кусочки в рот, кто-то помогал подняться, если падал.

«Сколько он сможет еще так идти»? — думали о нём многие пленные.

Вечером, в полуразбитом коровнике, на скотном дворе, куда их пригнали, Илью распутали, фельдшер, что оказался среди пленных, стал вытаскивать осколок:

— Потерпи, сынок, сейчас будет очень больно. Не бойся, кричи, будет легче…

И Илья, впервые в жизни, без оглядки, высказал всё, что знал из флотского словарного запаса…

— А-а-а… … … … … … … … ту Люсю!

В коровнике смолк даже шёпот, все заворожено вслушивались в витиеватую брань.

— Вот это — да! Девятипалубный! — произнёс кто-то в тишине.

— Как звать-то тебя, герой? — поинтересовался фельдшер, обработав, как смог, раны.

— «Боцман».

— Говоришь, Боцман? Ну-ну. Ругаешься ты покрепче любого боцмана… Когда тебя так, а? Судя по ране — дня три. Раны загноились, но признаков заражения нет. Тебе пока везет. И еще … тебе надо раны промыть и … постираться.

«Как же, везет. Это спасибо папе. Заставил сделать противостолбнячную прививку и эти, под лопатку от кучи заболеваний, как её, „Пенту“ и ещё две штуки. Доктор говорил, что теперь тухлые консервы можно смело есть, не отравлюсь. Теперь, видно, и это проверю, — подумал Илья. — А я всё „ныл“, что под лопатку больно. Если бы я знал …»

Илья, как смог, помылся холодной водой, что текла из крана, почистил и простирал штаны от робы. Кто-то может и посмеялся из пленных над ним (Илья вспомнил эпизод в церкви из фильма «Судьба человека»), но после двух дней стояния у пушки и дня движения в колонне военнопленных никаких мыслей о стыде «за штаны» или стеснения у мальчишки не было. В голове у него крутилась фраза бабушки, которая в его возрасте помогала в госпитале ухаживать и обстирывать раненых: «На войну не надо смотреть, ее можно узнать по запаху — запаху хлорки, гниющего тела и отходов жизни человека…»

— Эй, «Боцман»! Иди к нашему костерку, стиранное быстрее высохнет, чем просто на теле. Не дай Бог, еще и заболеешь! — позвали Илюху. И ему особенно понравилось, что в голосе не было ни намека на его «позор» со штанами.

— Спасибо! — Илья встал около костерка, как обычно делают мальчишки после купания в холодной воде. Ему — то было не привыкать — привычный.

У костерка было семеро — пекли картошку. Где успели найти? Ведь не сезон еще… А потом Илья вспомнил, что пока их вели через села, к ним подбегали женщины, мальчишки… Что-то передавали, а другие женщины давали целые корзинки с едой охране. Под шумок, некоторые женщины даже смогли выпросит у конвоя нескольких пленных — говорили, что это их мужья. Илья вспомнил, что его — «сыночка» — тоже просили отдать, только унтерофицер не согласился. Только сейчас Илья вспомнил, какими глазами мальчики и девчонки из того села смотрели на него.

Из костерка достали картофелину и дали Илье.

— Спасибо! — Илья, несмотря на жуткое желание вцепиться зубами даже в горячий, неочищенный картофель, сдержался. Подождал, чтоб тот немного остыл, потом съел вместе с кожурой.

— Что думаешь, «Боцман», дальше делать?

— Бежать надо, что еще делать? Как только станет группа больше — немцы охрану усилят. А дальше не выживем… — Илья заявил об этом, как само собой разумеющемся. — Охрана с карабинами, нас раз в 10 больше…

— Ты то, малой, откуда знаешь? Германцы порядок любят! В первую мировую, кто в плену был, почти все домой вернулись! У меня батя у германца в плену был… Всех переписали, всем бирки дали, за всеми уход был… А охрана — так она на то и охрана, чтоб стрелять!

— Не знаю, как в Первую Мировую, а сейчас не германец, фашист! Бирку тебе и так … дадут. Охрана 15 человек с карабинами и унтер. Нас около 200. Правда многие ранены или побоятся бежать… Если организоваться — справимся… — поддержал Илью боец с перебинтованным плечом. — Малой, а сил у тебя бежать хватит? Вот… Не хватит… Поэтому, слушай, меня, малец… А ты вот что, малец… Скидывай с себя форму…

— Это зачем?

— Вот зачем… — боец достал из-под шинели рубаху и штаны. — Не поверишь, тебе велела дать та селянка, что картошку нам в узелке передала. Не пожалела, а ведь у ее сына штаны, наверное, одни на смену были — почти новые. Штаны сейчас одевай, а рубаху накинешь, когда через село пойдем, а потом, если повезет, под шумок и ускользнешь.

— А вы как?

— Ну, а мы соберемся, подождем до удобного лесочка — может прорвемся…

— Постреляют! — перепугался тот, у кого отец был в плену.

Утром все получилось так, как сказал боец с перебинтованным плечом…

Их веди через очередную деревеньку, пятую по счету, когда им навстречу высыпала большая группа женщин и детей. Немцы уже привыкли к подобному — покрикивали, для порядка, брали подношения и разрешали передать узелки с едой. Разрешали мальчишкам искать знакомых… Пока охрана отвлеклась, а один мальчишка задержался около товарищей Ильи, Илья скинул разорванную робу, в движение надел через голову косоворотку, и чуть ссутулившись, выбежал вместе с местным парнишкой из колонны военнопленных. Охранник заулюлюкал, вслед мальчишкам, изобразил, что хочет дать пинка для скорости, но, то ли не старался, то ли просто не попал… Выскочив за конвой, парнишка юркнул в дыру в плетне, Илья юркнул за ним…

Две недели Максим шёл на восток, пытаясь вернуться домой. Но где там — домой, даже за фронтом не смог угнаться. Сначала его обгоняли беженцы, а потом многие из них шли уже ему навстречу, возвращаясь обратно. Голодного и вымотавшегося мальчишку принимали почти в каждом доме, предлагали остаться, но он упорно шёл на восток. Не обращал Максим внимание и на обгоняющие его колонны немцев. «Убьют, ну и что», — так раньше думал Максимка, ведь не было уже в живых отца, неизвестно где находилась мама и другие родственники. Так он брёл, безразличный ко всему, пока недалеко от деревянного моста через небольшую речушку немецкие солдаты не решили пострелять по «движущимся мишеням». Раздались выстрелы, беженцы стали разбегаться и прятаться кто куда. А куда бежать-то? Слева стрелки, впереди и сзади в панике смешавшиеся кони, вещи, люди, повозки, справа крутой холм, поросший кустарником.

— Мальчик, помоги! — эти вкрадчиво сказанные слова, произнесённые лежащей на земле раненой женщиной, вывели Максима из транса. Женщина с растрёпанными волосами и безумным взглядом протянула ему ребенка. Поняв, что ребёнок мёртв, Максим схватил камень и швырнул в грузовик с фашистами. Немцы почему-то с криками попрыгали с машины и попадали на землю, стараясь заползти в кювет.

«Теперь точно пристрелят, — подумал, бросившись бежать вверх по склону холма, Максим. — Чего же я, раньше-то, гранатой не запасся!»

Максим карабкался всё выше, а внизу зло кричали, стреляя по холму, пришедшие в себя немцы. Пули щелкали по листве и веткам, корни заставляли спотыкаться, но ему удалось добраться до вершины. Внизу взревел мотор, и грузовик уехал, оставив облако пыли. А Максим, взобравшись на вершину холма, оказался в кем-то заботливо, со знанием дела, вырытом окопчике с приготовленным к бою пулемётом «Максим». Казалось, что вот-вот, сейчас появятся наши бойцы и откроют огонь по фашистам, но… никто не появился. Может быть пулемётчики погибли, а может просто бросили позицию и пулемёт.

Теперь-то Макс знал, что делать. Он им покажет «доннер-веттер-я-я-натюрлих-штангенциркуль»! Теперь он отомстит и за отца, и за убитых людей, и за ту женщину… Отомстит, но не с горяча, а так, чтоб…

К вечеру движение на дороге прекратилось: немецкие части становились в деревнях на постой. Максим спустился с холма вниз в надежде найти что-нибудь съестное у разбитых повозок. Съестное не нашлось. Точнее нашлось, но не пригодное в пищу, испорченное жарой, да и есть ему расхотелось, когда наткнулся на тела убитых. Но зато Максимка нашёл столярный инструмент, валявшийся рядом с одной из телег: стамески, рубанок, пилу, топор, молоток и многое другое. Решение пришло само собой. До моста было метров 70…

Подойдя к мосту, Максим разделся, не спеша зашёл в воду, промерил глубину. Речушка хоть и была не широкая, метров 15, но достаточно глубокая — Максиму с ручками. На середине, у опор, можно было встать. Полночи, стоя по грудь в воде, он подпиливал опоры моста, вымотался, замёрз так, что зуб на зуб не попадал, но к утру всё было готово, и даже следы подпила замазал грязью, вдруг немцы, прежде, чем ехать, захотят осмотреть мост. С пулемётом Максим разобрался быстро. Видимо, наши бойцы должны были задержать врага именно на мосту, затруднить его переправу, поэтому пулемёт был полностью готов к бою, даже пристрелян, это Максим понял, когда, еще до заката, «методом научного тыка», сняв предохранитель и нажав гашетку, дал короткую очередь: фонтанчики пыли поднялись у самого моста на противоположном берегу.

А уже рассвело, оставалось ждать не долго, часа 2–3.

Первой по мосту прошла колонна мотоциклистов, потом колонна бронетранспортёров, а мост всё стоял. Максим лихорадочно пытался понять, что же он сделал не так… Подошла ещё одна смешанная колонна. Идущий первым бронетранспортер спокойно переехал мост и… вот тут-то мост рухнул, в образовавшийся провал свалился не успевший затормозить грузовик с солдатами. Колонна встала, началась неразбериха, немцы открыли пальбу во все стороны, ожидая нападения, но по колонне никто не стрелял… Фашисты успокоились, стали помогать раненым, столпились, всем было интересно узнать, что случилось… Вот теперь Максим, щёлкнув предохранителем, нажал на гашетку. Он стрелял, не обращая внимание на свистящие и иногда попадающие в щиток пули, до тех пор, пока не кончились патроны, а кончились они (как показалось Максиму) очень быстро. Как заряжать вторую ленту Максим не знал, не разобрался… Жалко было бросать пулемёт, но патроны кончились, немцы на том берегу готовили к бою, под прикрытием брони бронетранспортеров, миномётную батарею, а с «Максимом» далеко не убежит даже взрослый мужчина.