Давным давно была...

Глава 11 На Восток

Дед Иван, скрипя сердцем, отпустил Илюху в новолуние, 4 апреля 1943 года. Днем и ночью уже стояли плюсовые температуры. Но не это беспокоили деда Ивана: он то видел, что Илья холода не боится — бегает и делает работу по двору с обнаженным торсом (как говорил мальчишка: «Форма раз — трусы, противогаз!») Когда увидел, как еле передвигающийся малец, в таком виде, в феврале вылез на улицу и стал обтираться снегом, деда, чуть «кондратий не хватил». Мальчишка быстро креп, заживало на нем все, как на собаке.

Есть было что — охотились, ставили силки, живность была, бульба, мука… немцы к нему не добрались. Да и как к нему доберешься, леса дремучие да болота кругом… Иногда только приходили люди за помощью, но в таких случаях, Илья старался «не отсвечивать».

Илья спрашивал у женщины, что его привезла на санках для хвороста, тети Матрены, искал ли его кто-либо? Оказалось, что никто не искал. Значит, решил Илюха, группа партизан, что его спасла, погибла. Его описание известно фашистам и полицаям — в Барановичи возвращаться опасно…

Вот и деда волновало, куда пойдет мальчишка. А мальчишка сразу заявил, что ему надо на восток — в Полесье. А чтобы попасть в Полесье, парню надо перейти через серьезно охраняемую трассу Барановичи — Ганцевичи — Лунинец. Кратчайшая дорога была через Ганцевичи, но мальчишка, хоть и говорил, что ему 13, но выглядел старше, а с 14 лет нужен — аусвайс или сразу загребут, как партизана или просто угонят на работы в Германию.

Дед сам довел Илью до старой просеки, что шла небольшой дугой через весь лес и выходила к дороге чуть севернее местечка под названием Полонь. Хоть мальчишка и был, по меркам деда Ивана «городским», но ориентировался в лесу не плохо, кое-чему его и дед подучил, так что, старик не волновался, что Илюха заблудится.

— Ну, с Богом, Илюша! И дай Бог — увидимся! — дед перекрестил мальчишку. — Постой! Не спеши. Не хотел тебе давать… но — надо!

Дед достал из кармана тулупчика наган.

— Держи, тебе пригодится… Вот еще восемь патронов, больше нет… — дед Иван развернулся и пошел не оглядываясь.

«Ух ты! Императорский тульский оружейный завод! Поручику Ивану Стрельникову за отличную стрельбу. Именной. Ай да дед…»

— Деда! Жив буду — верну! — крикнул Илья. Дед, не оборачиваясь, поднял и опустил правую руку.

До дороги Илюха дошел за 2 часа — 6–7 км, не торопился, осторожничал и, как говорится: «И никого не встретил».

А вот дальше начиналось «интересное». Дорога, с двух сторон — до леса, метров по 50. Движение, достаточно активное, могут быть засады — пулеметные гнезда. Днем — не пойдешь. Да и ночью — страшно, Илюха помнил по фильмам и книгам, что фрицы минировали подходы к важным дорогам. Вот эта дорога важная или нет?

Наступила непроглядная ночь — новолуние ведь. Илюха рискнул — каждое мгновение думал о минах. Видать, повезло, или на этом участке их не было — юркнул в лес на другой стороне.

Правее, по рассказам деда. Должно быть селение Полонь начнется самое интересное, от соединения двух рек — Выдренка и Цна прямо на восток должна вести тропа — вырубка, только вот она по пути пересекалась отводными каналами. Не глубокими, но их было семь или восемь. Но, это апрель и разлив речушек… дед посоветовал дойти восточного края леса, на той стороне дороги, пойти на юг — обойти Полонь с востока, а там будет мост, а дальше иди по дороге — если повезет. До моста Илюха добрался почти к рассвету. У мостка горел костер, ходили вооруженные люди — явно не партизаны. Илья решил переждать, осмотреться, чуть углубился в лес, нарезал лапника, постелил его под соседней густой елочкой и прилег. Из полудремы его вывел гул автомобиля и крики на русском и немецком. Илюха всматривался в ту сторону. Немцы и полицаи в лес не пошли.

«А, была — не была! Надо глянуть, что там происходит». — решил Илья.

Как понял Илья, вся эта местность была «зачищена» от партизан, и немцы с полицаями совсем не боялись, что в 30 метрах от моста лес.

Между мостом и лесом, стояла виселица. У виселицы стояли 12 немцем, 5 полицаев и пятеро связанных пленных, видимо, партизан или помогавшие партизанам.

Четверо взрослых и мальчишка…

Илья отлично видел и слышал, что там происходило.

— Разувайтесь, — скомандовал один из полицаев. Разуваться никто не стал. Их сбили на землю… разули. Полицаи начали смотреть по размерам: кому подойдет — одни отбросили в сторону, дырявые.

— Значит так, — скомандовал, видимо, старший. — Потом поделите. Сейчас этих повесим — повисят, потом надо будет закопать, а то на посту вонять будет.

— Кабан, так пусть сами себе и выкопают ямы. Нам что ли корячиться? — возмутился один.

— Господам немцам надо повесить, сделать фотографии и ехать дальше. И … я бы этим, лопаты в руки не дал бы. Хотя… Бурый, давай сюда «клопа»!

Бурый пинком пригнал к старшему мальчишку-партизана.

— Значит так, «клоп», сейчас будешь копать ямку… для товарищей и для себя…

Мальчишка плюнул в лицо полицаю.

— Вот ты как. Ну что ж… сам попросишь лопату яму копать!

— Раздевайте его. Пусть померзнет чутка.

Мальчишку, под гогот фрицев, раздели и привязали к столбу виселицы.

— Вы что творите, сволочи, — попытался возмутиться один из партизан, за что получил пинок в бок.

— Вяжите им ноги длинными веревками, скомандовал старший полицай. А ты… «недоносок партизанский», будешь смотреть, что тебя ждет.

Через 5 минут партизан подвесили за ноги…

— Ну, что, будешь яму копать, «клоп», спросил полицай, у мальчишки, которого просто «колотило» от холода и вида жуткой смерти товарищей.

— Не хочешь? Ну, как хочешь… Бурый, мы с господами немцами в поселок, ты с Сухим «клопа» подвесь, раз копать не хочет…

Немцы и три полицая погрузились на машину и поехали в сторону Полони. Мальчишку отвязали от столба, от увиденного и от холода он упал на землю, его продолжало «колотить».

— Копать будешь? Пожил бы еще часок… — поинтересовался Кабан. — А то смотри… Мы можем не только за ноги подвесить! Да, Сухой?

— Легко!

Мальчишка не ответил — он был в шоке. Но когда его схватили за ноги, он понял, что его ждет, закричал, попытался отбиваться. Полицаев это развеселило.

Раздались 2 выстрела, почти в упор. Илья не выдержал, хотел переждать чуть дольше, чтоб машина уехала как можно дальше, прежде чем начнет стрелять. Он даже просил мысленно, чтоб мальчишка согласился копать яму, но… как вышло, так вышло. Дальше счет пошел, возможно, на минуты, если немцы услышали выстрелы. Илья быстро ножом перерезал веревки на руках и ногах мальчишки, развернул к себе и пару раз хлопнул ладонью по лицу.

— Быстро, одевай штаны, телогрейку, сапоги — остальное хватай в руки и за мной, на ту сторону моста.

Пока парнишка одевался, Илья обшарил полицаев, забрал документы. 3 гранаты, патроны, СВТ-40 и карабин Маузера.

Мосток был хлипкий, перебежав через него, Илья на чуток задержался… Спросил у мальчишки:

— Ты местный? Куда бежать дальше знаешь?

— Знаю, — закивал мальчишка. Сейчас 400 метров по дороге, а потом вправо еще столько же, брод через реку и будет наш лес.

— Отлично. — Илья связал вместе три гранаты — «толкушки», свернул колпак. — «Потяни за веревочку, дверь и откроется!»

Илья бросил под мост связку. Мальчишка хотел плюхнуться на землю, но Илья удержал его за шкирку:

— Бегом! Два, три, четыре, пять — ложись!

Через секунду рвануло. Если бы Илья бросил гранату сверху, в полотне моста была бы дыра. Он бросил под мост, часть моста вздыбило: машина не должна теперь проехать. Все, как папа учил.

— Вставай. На карабин. Давай бегом!

Добежали до реки, к броду.

— Глубоко? — спросил Илюха.

— Летом по колено, сейчас по пояс.

— Бегом раздеваться! По пояс.

Переправились. Оделись.

— Э… послушай, как тебя зовут?

— Илья.

— А Фамилия?

— А ключи от квартиры не дать?

— Чего?

А зачем тебе моя фамилия? Зови просто — Илья. Или «Боцман», — вспомнилось прошлое прозвище.

— Слушай, Илья, пожалуйста, не рассказывай никому, что я… обоссался от страха… А? Пожалуйста…

— Ты совсем дурной? Я с полными штанами ходил и не волнуюсь. Ты помнишь, что тебя ждало?

— Помню… — мальчишку снова стало «колотить».

— Короче! Звать тебя как?

— Егор… Суриков.

— Значит так, Егор. Тебя хотели казнить, не успели. Остальных казнили. Нам с тобой — повезло. Мы отбились. Добыли оружие и документы. И штаны у тебя сухие! Вопросы есть?

— Не-е-е-т…

— Тогда веди. Я не знаю куда идти…

Егор вывел Илью на партизанский секрет. Партизаны уже знали, что группа подрывников попала в засаду, а вместе с ними шел и связной — Егорка, а тут … один возвращается, да еще и не один!

Один из секрета пошел проводить ребят до лагеря.

В лагере ребят покормили и их тут же вызвали в землянку к командиру отряда. СВТ и наган у него забрали. Сказали — на время.

В землянке ребят ждали три человека.

— Ну здравствуй, юноша, как тебя звать — величать, откуда? Как здесь оказался? Что интересного расскажешь? — спросил один из партизан, сидевших в штабной землянке.

— Звать Илья, прозвище «Боцман». С той стороны шоссе пришел. Иду на восток.

— Давай, так Илья… ты, пока, погуляешь, недалеко от землянки, мы пока с Егоркой побеседуем. А потом и тебя позовем.

— Хорошо, — Илья вышел из землянки, а про себя подумал: «Проверочка… И это хорошо!».

Илья посидел на пенечке, рядом со штабной землянкой, под присмотром одного бойца.

Через 20 минут позвали Илью.

— Давай, теперь ты рассказывай…

— А что рассказывать? Иду на восток.

— То есть не к нам шел? — удивился один из партизан. — Ты посмотри, что творится, Викторович! Обычно, как малец «пукалку» найдет — бежит и требует принять в партизаны. А этот — не хочет.

— Мне на восток надо, желательно в Курск… или Орел.

— А? Вот что ему сказать? А, Викторович?

— А вы кто будете? — поинтересовался Илюха.

— Я — командир отряда, это начштаба, это комиссар. Еще вопросы?

— Понятно.

— Егор сказал, что ты его спас. Почему других не спас?

— Там было 17 фрицев. Я один и 14 патронов. Пришлось ждать, когда останутся двое.

— Стрелял из нагана?

— Да.

— Вот этого? Кто дал?

— Дед дал…

— Какой дед?

— Просто дед.

— Пока поживи в отряде, а мы подумаем, что с тобой делать.

— Хорошо, только наган верните, я деду вернуть обещал…

Егор повел Илью в другую землянку:

— Вот здесь будем жить…

Показал, где что находится.

Утром Илья проснулся по обычаю, на зарядку. Несмотря на раннее утро, жизнь в лагере уже кипели: кашеварили, возвращались группы с заданий, сменялись секреты и караулы.

— Василек! Как сегодня? Успешно? — поинтересовался один из партизан у парнишки лет 15-ти.

— Да сегодня еще один эшелон под откос пустили! У нас без потерь!

— Красавчики!

Илья отошел от лагеря метров на 100, в сторону родника. Местности Илюха не знал, поэтому решил обойтись силовой зарядкой — умылся и обтерся родниковой водой по пояс. Вернулся в лагерь. Проснулся Егор, их, на пару, отправили рубить дрова. Илюха спросил про парнишку подрывника.

— Это известный подрывник. Василь Коробко. Он тут таких дел натворил… Когда его фрицы заставили к партизанскому отряду вести, он их на засаду полицаев вывел: они друг друга и постреляли, а Василек — убежал. С подрывниками уже 4 эшелона взорвал! А я… — Егор «скис». — А я, с группой шел на задание, и попался… Идем, а они, как из-под земли, командир группы потом сказал, что это егеря были. Четверых, кто пытался за оружие схватиться, застрелили, а я… как услышал крики, будто окаменел… Да и оружия у меня не было… А потом привезли в Полонь, а оттуда сразу вешать … даже не допрашивали.

— Радуйся, что не допрашивали.

— Почему, радоваться?

— Что не допрашивали.

— А тебя допрашивали?

Илюха промолчал, только так посмотрел на Егора, что у того отпало всякое желание спрашивать.

Помолчали… А Егор будто решил открыться…

— Из нашей семьи я один остался… Мы сразу в лес не ушли, не думали, что так будет… В октябре 1942-го мы с батькой и старшим братом Колькой на току работали, когда в деревню немцы приехали. Неожиданно к нам на ток зашел немецкий солдат и велел, как мы поняли, идти за ним. Нас повели через деревню, привели в крайнюю хату, там уже были старики, ребята, как Колька, лет по 16, дядька один — дурачок, короче — мужики. Я сидел около самого окна и смотрел в окно. Вижу, немецкие солдаты гонят еще большую толпу народа. Я обрадовался, думал к нам, там была мама и младший брат, Петька… А еще там были тетя Таня и её ребята — Саша и Тоня. Петьке 9 лет было, а эти еще младше… Их загнали в другую хату.

Немного погодя, входят три немца с автоматами, и четвертый полицай — держит наган в руках. Нам приказали выйти в другую комнату. Поставили к стенке всех, и батьку, и брата, и меня… Я стоял около самой стенки, батька меня за себя поставил, да и маленький я… начали из автоматов стрелять по нас.

После первого выстрела я упал на пол и лежал не шевелясь. Потом потерял сознание. Я очнулся, чую, кто-то переворачивает, гляжу — батька, бок в крови, невдалеке от меня лежит брат Колька, он ничком лежал, вся спина в крови — мертвый был…

Я говорю: «Батька… Ты живой? А Колька?» Я весь в кровище, хочу встать, а не могу. А батька мне плечо тряпкой перевязывает и говорит: «Не бойся, сыночек, я тебя не оставлю, как-нибудь уйдем. Коле уже не помочь… А тебя я вынесу отсюда».

Потом каратели подожгли дом, в котором мы лежали. Когда стало много дыма, батька осторожно открыл окно, почти выбросил меня из хаты и выпрыгнул сам. Нам повезло, немцы эту сторону не видели, видать думали, что мы все убитые. Мы стали ползти от дома, осторожно, чтобы не заметили немецкие солдаты. Но на нашем пути стояла высокий плетень, мы не сумели его раздвинуть, а перелезть его ни я, ни батька не могли. Батька начал ломать его. Когда он уже пробил внизу небольшой пролом, нас заметили фрицы и начали стрелять. Батька сказал, чтоб я притаился в канаве у плетня, а сам побежал… Ну, как побежал — у него с Гражданской колено не гнулось… да еще и ранен был… Убили его… Потом началась стрельба у второго дома, закричали люди, потом все затихло, только трещали горящие дома…

Вечером пришли партизаны, подобрали меня и еще одного мальчишку — Ваньку, он из Ленинграда в гости приезжал, на лето… Он и рассказал, что было во втором доме. Фрицы сказали, что это за то, что деревня помогает партизанам. И стали стрелять через открытую дверь и через окна. Когда крики утихли — подожгли дом. Некоторые мальчишки выпрыгивали из окон, у кого силы были, выпрыгнул и Ванька, только далеко не убежал — подстрелили в спину — ранили, не добили… а братик мой, младший, живой в горящем доме оставался. Когда Ванька из хаты выпрыгивал, то видел, что мой Петька сидел под столом, зажавши ручонками уши…

Илья подошел к Егору, обхватил его рукой за шею, прижался своим лбом к его лбу:

— Прости Егор, я козел, только о своей беде думаю, совсем не думаю о том, что у других не лучше. Я два раза уже к фрицам попадал… Давай, я не буду рассказывать, только покажу, а ты сам решишь повезло тебе, что не допрашивали или нет… Пожалуйста, другим не рассказывай. — Илюха отстранился и скинул через голову рубаху, оставит ее на руках… Секунд через десять опять накинул рубаху.

— А я обоссался, глядя, как у наших кровь из ушей и носа текла… Илюха, я бы все рассказал, я бы не выдержал.

— Егор, ты просто себя не знаешь… Все! Дрова рубим…

Через 3 часа, сразу после колки дров, Илья заметил странное изменение отношения партизан к нему. Сперва Илюхе вернули СВТ и наган. Потом подходили партизаны, хлопали по плечу, жали руку, говорили, что молодец. Женщины здоровались, но в глазах у них была жалость, а не любопытство. Даже каши ему выдали больше, чем остальным.

Через несколько дней, вечером, Илью вызвали к командиру отряда.

— Что делать думаешь дальше, Илья?

— Я же говорил, товарищ командир, мне надо на восток, за линию фронта.

— Остаться не хочешь?

— Нет. Мне надо.

— Подскажи, а тебя, случайно, не Миша звать? А брат у тебя в Бресте в полиции не служит?

«Попадос!» — подумал Илюха, но в слух ничего не сказал, промолчал.

— Молчишь? А зря… Валерий Дмитриевич был рад, когда узнал, что ты у нас. Провокатор был у вас в подполье, ему чудом удалось уйти. А вот друг твой, Лешка, погиб…

Илья, встал с лежанки, на которой сидел, развернулся к командиру отряда спиной и, как бы, закаменел.

Партизанский командир подошел к Илье, двумя руками взял за плечи, сжал, отпустил.

— Ты тут побудь, я через 15 минут вернусь…

Илья стоял лицом к стене и из его глаз просто лились слезы… Он не всхлипывал, не вздрагивал — просто лились слезы.

Через некоторое время, в штабную землянку зашли командир и комиссар. Илья уже вытер слезы и сидел на лежанке, ждал продолжения разговора.

Командир взглянул на Илью…

— Вот комиссар, знакомься, кто к нам пришел и не признается: Миша Синевич, за которого фашисты 1000 марок дают!

— Да ладно! Точно он? Так он же погиб? … Уцелел? Тогда понятно откуда… — удивился комиссар.

— Точно, сегодня из Барановичей весточку передали. Настоящее имя — Илья, а вот фамилию его никто толком не знает… Скажешь фамилию?

— Обязательно?

— Ты нам что, не доверяешь?

— Ну… Фролов.

— К награде тебя хотели представить, а фамилию никто не знает. Фамилия — то, настоящая? Или как у «Миши»?

Илюха пожал плечами и немного поджал губы.

— Вот как такого наградишь? Ни имени, ни фамилии, ни отчества точно не знаем! — возмутился комиссар. — А как уцелел? Расскажешь?

Мальчишка опять пожал плечами и немного поджал губы.

— Я и не помню почти ничего… Знаю только, что меня какая-то группа партизан отбила. Только они все, видимо, погибли… Перед этим — отдали меня женщине, женщина привезла к деду — знахарю. Деда и вылечил.

— Очень уж ты под описание брата полицая на 1000 марок подходил, а тут еще Светка прибежала — страсти рассказала… Вот мы и решили, сделать запросы о тебе — проверили.

— Какие — «страсти»? — не понял Илюха.

— Ты у родника умывался?

— Да. Каждый день так делаю…

— Только ты умываешься — по пояс. Ты свою спину видел? А когда дрова рубил — рубаху снимал?

Теперь Илья понял, эти жалостливые взгляды женщин и сочувствие в глазах мужчин. Если на груди и ногах остались шрамы и рубцы от плети и не только, то на спине их могло быть и больше. Дед не говорил… надо как-то сделать так, чтоб не видели его отметин, а то достанут жалостью.

— Значится так. Слушай меня. К нам послезавтра прилетит самолет — есть возможность отправить тебя на большую землю. Не побоишься? Летал на самолете?

— На У-2 или ЛИ? На ЛИ довелось, на У — не приходилось.

— Ты вот глянь, комиссар, на Ли уже летал, удивления, радости — ни в одном глазу! Хотя… чем его удивишь: в аду побывал и живым вернулся.

«Уже 2 раза в аду», — подумал Илюха.

— Илья, — попросил комиссар. — А ты можешь поговорить с одним парнишкой… Он чудом вырвался из лап фашистов… короче, два немца, которые коммунисты, его записали в умершие и вывезли — спасли. Только его парализовало, ни с кем не говорит, жить не хочет… Поговори с ним, пожалуйста, тебе же тоже — досталось по полной… Просто, поговори…

— О! Молодые, здоровые, что приключилось, зачем пожаловали? — встретила их дородная женщина.

— Здоровья, Татьяна Ивановна, не больные мы и не раненые. Проведать Кольку пришли, — ответил сопровождавший Илью молодой партизан.

— Что его проведывать, — сразу посерьезнела главный врач отряда, Татьяна Ивановна. — Молчит, ничего не хочет, поим — кормим через силу. 3 месяца уже… Пойдемте, покажу: землянка с тяжелыми.

— Коля, к тебе гости! — негромко сказала Татьяна Ивановна мальчику, который лежал на ближних к выходу деревянных нарах. Мальчишка, как смотрел в потолок, так и остался смотреть… Врач и молодой партизан вышли, оставив Илью и Колю, практически наедине.

Илья даже не знал, с чего начать…

— Лежишь? И я три месяца назад так же лежал…

Мальчишка часто — часто заморгал, у него потекли слезы… Илья испугался, что чем-то обидел Колю.

— Коль, правда, не вру, не издеваюсь, я правда 3 месяца назад не жилец был, дед — знахарь на ноги поднял.

Мальчишка чуть повернул голову в сторону Ильи.

Илья сел на нары рядом с Колей, чтоб тому было удобнее смотреть и слушать. Илья, не торопясь, с трудом, рассказывал, что с ним происходило с 21-го июня 1941 года (ему очень не хотелось все это вспоминать).

— Пить, — попросил мальчишка. Оказалось, что Илью слушал не только Коля, в глубине замлянки сидела молоденькая девушка — медсестричка, которая ухаживала за ранеными. Она напоила Колю. Повернулась к Илье, и глазами и кивками просигналила, чтоб Илья продолжал, что парня вывел из ступора.

— Эти гады думают, что я и ты умерли. А нам еще отомстить надо, за себя, за ребят, за друзей…

— Отомстить… — произнес мальчишка. Плотину безразличия прорвало. — Трое нас было. Я, Толя и Вася. Нас просили только посмотреть, где у фрицев склад, но мы не удержались — решили сами взорвать. Заминировали, только нас заметили. Толю часовой застрелил, сразу — наповал. Меня и Васю собаки догнали, потом немцы набежали. Тут склад взорвался…

Коля улыбнулся, немного помолчал. Илья не торопил. Понимал, что тяжело вспоминать пережитое.

— Сначала просто били по-всякому. Васька и говорит, что не хочу от пыток умирать, лучше от пули. Он согласился вести фашистов к отряду, что с ним стало — не знаю. А меня били… Выбили зубы, стал плохо слышать, из ушей шла кровь… Сперва с меня стаскивали одежду и раздетого выталкивали на мороз. К виселице, во двор гестапо. Им показалось этого мало, потом еще стали обливать ледяной водой. Не знаю сколько это было по времени, мне показалось — долго. Охрана успевала выкурить по две три сигареты. Но я ничего не сказал. Потом, через некоторое время, повели вешать. Казнили во дворе гестапо, я был последним среди обреченных, еле шел — ноги, ступни отморозил. Всех повесили… Я — последний… У меня не выбили табурет из-под ног, а приподняли меня, и медленно опустили… Петля затягивается, нечем дышать…Это сволочи смеются, что-то там говорят… очнулся на настиле под виселицей — веревку перерезали… Снова пытки — спички под ногти, резиновые палки…И снова повели вешать… На третий раз я стал таким — слушается только голова. Как здесь оказался — не знаю. Хотелось просто умереть… А ты правда был как я?

Внезапно, рядом с партизанским лазаретом началась стрельба.

— Кто может держать в руках оружие, ложись в оборону. Гитлеровцы в лагере, — громко и спокойно скомандовала Татьяна Ивановна. Из землянки с тяжелоранеными выбежал Илюха с СВТ и девушка — медсестра с винтовкой Мосина, к ним присоединился боец с забинтованной левой рукой, видимо, из легкораненых, с ППШ, и почти сразу залегли, было уже видно передвигающихся между деревьев карателей. Начался скоротечный бой… Боец с ППШ затих — пуля попала в голову…

— Уррра! — донеслось справа от лазарета. Каратели стали отходить отстреливаясь. Только тогда Илюха заметил, что рядом с погибшим автоматчиком лежит Колька, он сумел выползти из землянки, дополз до погибшего автоматчика и вцепился не слушающимися руками в гранату.

— Все что могу сказать — стресс, желание бороться и не попасть снова к фашистам, — только этим могу объяснить, что мальчик снова стал двигаться. — Это просто чудо! Он же не реагировал на болевые факторы… Совсем!

— До встречи в Берлине! — на прощание Илья пожал слабую ладошку Коли. — А ты жить не хотел, мы еще повоюем!