1986
— Хорошо вам, конечно! По 'десятке' срубили! — ныл Пасхальный Кролик. — У тебя, Генка, какой оклад? Двести? Значит, ты две тысячи срубил, да? Как с куста!
— Минус налоги, — спокойно ответил Генка, привыкший ещё в поезде к подобным разговорам. Он размял новую папиросу 'Любительская', осторожно продул её и чиркнул импортной зажигалкой.
— Вот и зажигалочку приобрёл… — удовлетворённо констатировал Пасхальный Кролик, видимо, окончательно убедившийся в том, что старший научный сотрудник Генка Кайсаров вышел в разряд если не подпольных миллионеров, то весьма состоятельных людей. — Дай-ка, я гляну… почём взял? В Чернобыле?
— В Киеве, на перроне, — с удовольствием сказал Генка. — Валялась, подобрал. Да серьёзно я!! Потерял кто-то, я и подобрал!
Пасхальный Кролик скорчил постную гримасу. Немудрёные мысли его были буквально-таки написаны на лице: 'Знаем мы, Гена, все эти фокусы! Барагозил по ресторанам, трахал киевляночек, срубил бабок халявно, набрал в Киеве шмоток и фарцуешь теперь потихоньку… и вообще, пишешь отчёты типа 'Распределение стронция-90 в пределах южного сектора тридцатикилометровой зоны' и живёшь богатой и полной жизнью, в то время, как несчастный младший научный сотрудник, свежевыпеченный женатик и бородач Константин Пасхин гниёт в родном институте за паршивые 160 рублей ежемесячного оклада на руки.
В курилке сегодня было прохладно. Вентилятор, установленный новым электриком буквально за пару дней до приезда Генки из Чернобыля, тихо жужжал, вытягивая папиросный дым. Иногда лопасти хилого ветродуя замирали в борьбе с порывами внешнего воздуха, задувающего в обратную сторону, а потом вентилятор, словно словно набравшись храбрости, гнал табачный смог на простор. На этом самом просторе размахивали ветками полуосыпавшиеся берёзы, прощаясь с тянущимися на юго-запад мрачными, почти уже зимними, облаками.
Дверь хлопнула и в туалет-курилку вплыл Завлаб Остолопыч. Он прошествовал к самодельной доске для объявлений, висящей над писсуарами, и аккуратно прикнопил к ней вырезку из газеты 'Уральский рабочий'. Заголовок вырезки был лих и оптимистичен: 'Чернобыль: страхи для обывателей'.
— Лучше бы они назвали заметку 'Похуй мороз!' — сказал Генка, со скамейки не видящий текста — зрение-с! — но прочитавший заголовок ввиду аршинности букв, занявших не менее двадцати пяти процентов текста.
Завлаб Остолопыч не успел ничего ответить, — в курилку по одному стал просачиваться народ. Просачивался он дружно, шумно и весело. Утренний этикет курилки требовал, чтобы каждый поздоровался за руку, — в сутолоке рукопожатий из-за плеча Маркиряна вытянулась здоровенная длань Сукнобойникова и чуть было не высадила Генке глаз корявым ногтем большого пальца. Остолопыч уплыл, удивительным образом пройдя сквозь толпу без ущерба. Из коридора привычно завопили дамы: 'Дверь, блин, закройте, мужчины! Весь коридор уже из своего туалета прокурили!' — и протиснувшийся в арьергарде маленький, кудрявый и рыжий технический переводчик Принц Евгений захлопнул с ворчанием дверь.
Всё было, как всегда. Генка радостно подумал: 'Смотри-ка, как и не уезжал!'
Вот и Воинов вытаскивает из-за входной двери фанерку, на которой выжжено: 'Место воина!' — и пристраивает её на унитаз самой ближайшей к курительной скамейке кабинки — той самой, на двери которой испокон веков начертано: 'Нагадишь — убью!'
— Серёга, тебя тут никто не обижал? В кабинке никто не гадил? — радостно спросил Генка, перекрикивая гул.
— Был тут один… мелкодрис из Управления, — охотно ответил Воинов, чиркая спичкой, никак не желавшей разгораться. — Я ему говорю, мол, что же ты, гад, наделал?! Это же специальный унитаз для слива радиоактивных отходов!..
— И что — поверил?
— Ссыкло, — туманно ответил Воинов. — Я его потом в санпропускник водил, отмываться. Дал пачку 'Защиты' и сказал, что надо хорошенько надраивать все мочеполовые места…
Учитывая, что порошок 'Защита' был не более, чем смесью обычного стирального порошка 'Лотос' с разнокалиберным абразивным песком 'Косулинского завода абразивных материалов', Генка розыгрыш оценил, но сказать ничего не успел…
Начиналась утренняя курилка — Час Большого Смога, в котором относительно свежие и уже окончательно проснувшиеся сотрудники третьего этажа 'НИИ****' выдавали самые гениальные идеи, высказывали самые трезвые мысли и выпаливали наиболее азартные предположения… и вообще — галдели.
— Остолопыч говорит: 'Не так меряют рыбу! Вы жабры, жабры хотя бы проверьте!', - а потом в 'Комсомолке' — видел? Я так и знал, что ты это увидишь! — мужик на снимке… КРБГ держит у какой-то селёдки рядом с её жопой и надпись: 'Проверено! Радиации нет!'
— Жопа у рыбы тоже… желудочно-кишечный тракт… органы выделения…
— Да брось ты! Это вообще на Каспии снимали!
— …пять уазиков! И самое смешное — только-только! В смазке ещё! Генка говорит, мол, ребята, — отмоем! А полкан воет — я уже акт подписал! Месяц скоблили — доскоблили! — все пять штук чистые!
— Самоходом бы и пригнали.
— Фигушки. И Зоны не выедешь без пропуска — раз. Прав на них нет — два… в смысле, документов никаких, понимаешь? Они же списаны!
— Ну… перелесками бы… огородами…
— Первые замеры — все, как идиоты рядом толкутся. Генка на дерево полез, а мы — все пятнадцать мудаков — стоим под деревом и переживаем, типа, не ёкнулся бы… советы подаём! Генка щупом в крону дерева тыкает-тыкает, а сверху всё дерьмо нам в морды сыплется — листья, ветки, пыль столбом, кора… потом уже сообразили… с того момента — хрен кто полезет, а уж тем паче — внизу стоять будет!
— … в первые же дни меряли! Комбинезоны, — самые грязные места, — как ты думаешь, где?
— Ну… как всегда… воротники, обшлага рук и ног… и ширинка…
— Вот сразу видно, Кролик, что ты в поле бывал!
— А что, разница-то есть?
— Есть, Кролик, есть!
— Ну, вы же и по 'десятке' получили, хрена ли жаловаться…
— А что баба тебе сказала?
— Говорит, типа, двоих родила и хватит. Типа, пусть у тебя хоть полностью повиснет — куда нам в полтинник-то?!
Ржут. Филиппок — довольно, Пасхальный Кролик — невольно поправив тугой воротничок водолазки.
— …а там майор, весь в химзащите. Шпарит за сорок градусов, а он — в полном комплекте… противогаз, костюм… ну, понимаешь, да? У нас БМП с поддувом изнутри, люки задраены, Ираида в костюме, да и мы тоже… а тут голые — голые! — чурки купаются в Припяти… и майор, как космонавт одетый, рядом! Понял-нет? Они все яйцами трясут, а майор — наглухо!
Ну, тут Ираида наша выскочила… так, мол, и так, уральские учёные… типа, что же вы, майор, творите? Типа, этим же пацанам — по восемнадцать лет!!!
— А он что?
— А он говорит: 'Я их и так и сяк — не слушают! Я им говорю, типа, грязь! А они — где, курбаши-майор, грязь? И ладони протягивают, мол, посмотри — чистые!
— Он что, мудило? Майор этот?
— Слышь, ему лет шестьдесят на вид, понимаешь? Выдернули. Ввиду. Он уж на пенсии давно!
— И что?
— Ну, собрали чурок, растолковали, как могли… КРБГ им показали — видишь, мол, стрелка куда зашкалила?
— А они?
— А они считают, что это мы им мозги пудрим, чтобы они работали на жаре даром. И яблоки рвут и сходу жрут. Во время беседы.
— …жили мы в гостинице 'Славутич'. Там как-то армейские нарисовались — срочно проверьте наши дозиметры! Никто, мол, не может — все на вас ссылаются, как на специалистов.
— Что за дозиметры? Новые?
— Да, блин, те же КРБГ, не знаешь что ли?
— Я думал, вдруг что новое…
— Не-а, всё те же. Короче, мол, проверьте, ребята! Не то батареи сели, не то мы, мол, мудаки. И всё по полу датчиком елозят и говорят: 'Видите?! Не показывает!' Отбираю, выставляю нужные пределы — мерил он, видите ли, рентгены… рентгены, представляешь?! — и датчиком в свою подушку — тырк!
— Ну, понятно…
— Ты-то понял, а они — ка-а-к шарахнутся! Я им сказал, что пол у нас в гостинице по четыре раза с 'Защитой' моют, а вот постельное бельё меняют раз в неделю… поры и выделяют всё дерьмо.
— Ха-ха-ха! Молодец, Ромка, молодец! Так их, московских козлов!..
А вечером, уже закрывая дверь лаборатории и готовясь опечатать её личной печатью, оттиснув на коричневом пластилине, Генка вдруг остановился и сказал:
— Слышь, Кролик, у нас 'чисто-грязно' давно проверяли?
— Э-э-э… на прошлой неделе, по графику…
Генка снова открыл дверь и прошёл к стационарному дозиметру.
— Опоздаем на автобус, Ген… — неуверенно промямлил Пасхальный Кролик. — Уедет же…
— Ничего! Я сегодня на 'жеребце'. Там уже Сукнобойников ждёт… Остолопыч и Машка — обещал их до города подбросить. Ты пятым будешь…
Генка включил дозиметр и подождал секунд десять.
— Смотри, Кролик! — и он понёс датчик, ловко отсоединенный от пластмассовой коробки с решёточкой, к горлу. Секунды три ничего не было… а потом продолговатая пластмассовая полупрозрачная фитюлька, закрывающая надпись 'ГРЯЗНО' осветилась изнутри светом… словно питаемая гадостью, сидящей в горле Генки.
Кролик молча отобрал датчик, зачем-то потер его о штаны ('Брезгуешь?' — с усмешкой спросил Генка) и приложил его к своему кадыку.
— Чуть ниже прикладывай… там, где щитовидка, — сказал Генка.
Прибор помолчал и вспыхнул зелёным индикатором: 'Чисто!'
'Чисто! Чисто! Чисто!' — барабанило в голове Пасхального Кролика, когда он сидел на заднем сиденье жёлтого жигуленка-копеечки с гордым названием, данным ему Генкой, 'Жеребец'. С одного бока его подпирал Остолопыч, а с другого — Машка. Бок Остолопыча казался Кролику холодным… он почти чувствовал от Завлаба запах ладана…
…Захарыча хоронили, пригласив попа из городка К***. Он приехал и долго пел что-то печальное над гробом, размахивая кадилом. Женщины крестились, не глядя на мрачного парторга Семёныча, специально прилетевшего вместе с гробом из Киева.
— Стенки сосудов сердца истончились, — злобно сказал Семёныч Кролику в столовой, после третьего поминального стакана. — Понимаешь, Кролик? Истончились! У лыжника-то, бля, пана Спортсмена нашего… ветерана второй мировой! Эх… пей, Кролик, пей… своей бабе ноги мой и воду пей — не пустила она тебя… пришла и орёт…
…а этот мудак из горкома: 'Исключать её надо из партии!'… а я ему г-говорю…
Потом они пили водку в гараже Генки. Генка рассказывал, что 'таблетки 'калий-йод' — говно! от них постоянно мучает насморк, блёв и дрис! это на жаре-то!'
Кролик молчал и только слушал.
— … я думаю, ну его на! Снял этот… 'лепесток'… и дышу… а срать хочется — хоть в комбез вали… слышь? Вот и намеривали потом: обшлага, ширинка, повязка на морде. Везде, где чаще всего руками лазишь. Не-е-е… Кролик, слышь?.. повезло… тебе с женой, да!.. Кста-а-а-ти!!! У меня же спирт… есть. Там. В этом… шкафчике! Пошли к тебе? Я Маринке так и скажу — терпи, чернобыльские пришли! Спасители.
Обмякший Остолопыч пытался рассказать о 'закрытых градиентах', о распределении полей цезия-137 по всей Зоне на период августа 1986 года, но Кролик довёл-таки его до подъезда, мягко пресекая словоизлияния. Генка тащился следом 'по синусоиде', но молчал.
— Дозиметры индивидуальные снял — и в свинцовую фольгу, понял? На хрена тебе инвалидность по дозе, понял?..
Уже дома Кролик перезвонил Генке, покорно выслушал инвективы его жены Леночки по поводу состояния её мужа Геннадия и осторожно повесил трубку. Все были дома — живы и здоровы.
Мать, вначале шёпотом пропилившая Пасхального Кролика вдоль и поперёк, — Опять?! Ты же обещал Маринке, что!.. — вдруг смягчилась и спросила:
— Курицу будешь? Я сегодня купила. Три восемьдесят семь! Но я думаю — Бог с ним, зато хорошая! За два девяносто, говорю, пусть твоя жена Маринка покупает и лопает сама, если ума нет! А продавщица мне говорит…
— Мам! — негромко сказал Кролик. — У нас опять набор идёт — на осень и зиму. В Чернобыль. В тридцатикилометровую зону.
- 'Десятка'? — спросила мать.
— Да. Десять окладов в месяц, — сказал Пасхальный Кролик.
— И соглашайся, Коля, и соглашайся! — сказала мать.
Она тихонько подвинула к Кролику кастрюлю с жареной курятиной:
— Лопай, давай… небось устал. А может, и не ехай. Ты у меня мягкотелый, дурной. Отдашь всё Маринке, как всегда…
— Ма-а-ам!
— Не кричи, ребёнка разбудишь! Я говорю, что опять ты всё своей жене отдашь! А сам брюки себе нормальные никак купить не хочешь… ходишь, как ремок, смотреть стыдно! Всё эти 'джинсы, джинсы' ваши… Выщелкнут, понимаешь, мотню напоказ… и ходят, довольные!.. Тут компот есть холодный — будешь?