Даром

Глава 8 Ловцы снов. Часть 5

Лариса оказалась угрюмой теткой хорошо за сорок с квадратным лицом. В глянцевый стиль «Марии» она не вписывалась, однако из донесений своего невольного агента я знал, что Дар у нее действительно работает. Любопытно, почему она его получила? Наверно, достала как-то купюру из заначки мужа и пыталась понять, где все остальное. Что-нибудь в таком духе.

Целый день мы с Ларисой ходили по улице Ленина, но без всякого результата: следы пера не обнаружились. Этого я, впрочем, и ожидал: здесь располагались в основном государственные учреждения, офисы и магазины. В таких местах затруднительно прятаться и уж тем более держать человека помимо его воли.

Полночи я просидел над картой города и составил план дальнейший поисков, начиная с кварталов, из которых ночью мусоровозы вывозили по Ленина мусор. Впрочем, перо могло вылететь из окна машины, едущей откуда угодно, или его вовсе принесло ветром. По существу, мы опять искали иголку в стоге сена. Лариса сказала, что способна гулять и без компании, но я отрядил в сопровождение ей Виталика — якобы по соображениям безопасности, но на самом деле потому, что не был уверен, что эта тетка не засядет где-нибудь в кафешке вместо того, чтобы обходить квартал за кварталом под мелким холодным дождем. Сам наконец-то вернулся к делам «Потеряли? Найдем!».

Благодаря организаторским талантам Кати ежедневные рабочие процессы требовали все меньше и меньше моего участия — особенно после того, как я научил ее отслеживать и настраивать наши рекламные кампании в интернете. Теперь я мог сосредоточиться на развитии агентства. Главным рывком вперед должно было стать предстоящее оформление сотрудников в штат. До сих пор все наши поисковики работали сдельно, по договорам гражданско-правового характера, и оплату получали за каждый выполненный заказ. Для меня, как работодателя, оно, конечно, удобно: есть заказы — платишь исполнителям, нет — пускай себе крутятся как знают. Но я понимал, что в долгосрочной перспективе так нельзя. Пока я своим людям ничего не должен, они мне тоже ничего не должны и могут в любой момент отказаться от заданий или вовсе уйти туда, где станут чувствовать себя комфортнее. Полноценные трудовые договоры выведут наши отношения на новый уровень. Сотрудники будут получать зарплаты независимо от того, есть у них задания или нет, а также получат право на оплачиваемые отпуска и больничные. Это увеличивает мои риски и затраты, зато люди станут больше ценить свою работу, а от этого в конечном итоге зависит все.

Мы накопили отзывы и репутацию, потому спрос на наши услуги сделался достаточно стабильным. За поиском пропавших вещей к нам обращались почти ежедневно, и несколько раз в неделю — насчет домашних животных. Иногда у нас пытались заказать услуги не по нашему профилю, но я велел Кате на неформатные запросы отвечать вежливым, но четким отказом. Дела Михайлова мне с головой хватило, чтобы разнообразить трудовые будни.

И вот именно в этом деле никакого прогресса не намечалось. Мария продлила бесплатные для нас услуги Ларисы еще на неделю, а потом и на третью. На свои средства я нанял машину с водителем — не заставлять же немолодую женщину целыми днями ходить пешком. Тем более что погода начала портиться, зарядили холодные дожди, улицы покрылись слякотью. Но поиски результата не дали. За три недели была обследована вся территория города, но из мест, где хранилось перо, Лариса обнаружила только дом Михайлова, мой дом и даже дом моей мамы, где коробочка с пером находилась всего-то часа три. Этих адресов я Ларисе не сообщал, чтобы проверить, работает она вообще или попросту делает вид. Она работала, но результат оказался отрицательным. Видимо, кто бы ни зарядил злосчастное перышко кошмарным сном, это произошло не в городе. Обыскивать всю область? Нереально. Тем более что автор сна мог находиться в любой из соседних областей, или не соседних, а перо привезли сюда на каком-то транспорте.

В итоге я поблагодарил Марию с Ларисой за помощь и постарался наконец уже выкинуть это дело из головы. Надо уметь признавать и поражения. Звонить Михайлову, чтобы в очередной раз сообщить, что мы снова не смогли найти его дочь, я не стал; в конце концов, ничего я ему не обещал.

Точно так же не продвигалось другое дело — самое для меня важное. Из упрямства я продолжал бомбардировать расспросами геймерские чаты, но результата это не давало; где бы ни находились те, кто выбрал уйти в игру навсегда, видимо, с пространством обычных компьютерных игр это место не сообщалось. Никаких следов Олега, как и других ушедших в Одарение, не удалось обнаружить ни мне, ни российской полиции, ни слугам закона во всем мире. О свободных от Дара тоже не нашлось никакой информации. Похоже, все-таки они что-то вроде городской легенды. Сразу подозревал: добродушный монах сказал, что, возможно, кто-то из них сумеет помочь нам, просто чтобы меня утешить. Впрочем, он ведь тоже ничего не обещал.

В остальном все шло неплохо. Я перевез к Оле свои вещи и стал экстренно избавляться от холостяцких замашек. Приятно, что дома всегда готов для меня ужин; но это же означает, что милый повар расстраивается, если я по привычке перехватываю что-то в городе и приезжаю сытым. Скоро я понял, что был бы рад, если бы Оля чуть меньше значения придавала хозяйству и быту; выбрасывая приготовленную для меня еду, которую я не успевал съесть, она каждый раз смотрела на меня укоризненно. Моей частью работы по дому стала закупка продуктов, причем Оля оказалась очень требовательна: что-то нужно покупать только в одних магазинах, другое — только в других, фрукты и овощи — на рынке и только у определенного продавца… А еще я разбрасывал повсюду шмотки и никак не мог освоить правила расстановки посуды; за годы одинокой жизни привык оставлять вещи там, где удобно мне, а не кому-то еще. Однажды выяснилось, что я даже молоко в холодильник ставлю неправильно.

Впрочем, Оля никогда не закатывала сцен и не дулась, а если что-то оказывалось для нее неудобно или неприятно, говорила прямо — редкое качество для женщины. Я шел навстречу, выслушивал, объяснял, искал компромиссы… Надо признать, эти разговоры временами порядком выматывали, но я относился к ним стоически. Так уж устроены женщины, даже лучшие из них, что им необходимо время от времени пространно и нудно беседовать об отношениях. Тем более что, как правило, эти обсуждения заканчивались бурным примирением на диване.

Я старался во всем Олю поддерживать, и она наконец восстановилась в институте. Работу, впрочем, не бросила, просто перевелась на полставки; кажется, ей нравилось использовать Дар, с ним она чувствовала себя полезной и значимой. С Федей охотно оставалась моя мама — ее мальчик быстро стал звать бабушкой, а вот ко мне обращался просто по имени. Мое появление в своей жизни он воспринял достаточно спокойно. Разговаривал со мной вежливо, хотя и без особой охоты — предпочитал уходить к друзьям или закрываться в своей комнате. Особо доверительных отношений у нас сразу не сложилось, но я не торопил события.

И все-таки нераскрытое дело тяготило меня — это ведь был первый раз, когда я взялся за такой серьезный вопрос. Да, я выручил тех, других, девушек — хотя, честное слово, СМИ преувеличили мою роль ради позитивного сюжета «гражданские помогают полиции». А вот ту, с которой все и начиналось, я спасти не смог… Проклятущее перышко, если оно и правда принадлежало Алине, разрушало любимую Лехой версию «дочка сбежала от душнилы-отца». Такой заряд боли мог вложить в предмет только человек, с которым происходит что-то очень нехорошее. Возможно, девушку где-то заперли и мучают, и все, что ей остается — посылать во внешний мир такие вот своеобразные послания в надежде, что кто-то найдет их, поймет и спасет ее. Я вот нашел, понял — а фигли толку?

Оля чувствовала мое беспокойство и старалась меня поддержать.

— Я очень горжусь тем, что ты сделал, — сказала она как-то за ужином. — И мне жаль, что ты себя винишь. Это же непрофессионально. Никто не способен спасти всех. Надо просто принять это и жить дальше, иначе не сможешь потом спасти уже никого. Как в самолетах говорят — «надевайте маску сначала на себя, потом на ребенка».

— Да знаю я, знаю. Лучше стал понимать Леху с его цинизмом. У него же как? Спасли человека — ура, главное, так подать в отчетах, чтобы вышла премия. Не спасли — оформим так, словно ничего и не могли сделать.

— Думаешь, у медиков по-другому? Мало ли даже на моей памяти было случаев, когда больной умирал потому, что мы ошибались или не делали всего возможного. И почти всегда такие истории заметаются под ковер. Потому что если по каждому случаю проводить служебное расследование, как полагается — очень скоро лечить станет некому.

— Я понимаю это все, Оль. Но это же первое мое дело, где речь идет о человеческой жизни. Наверно, не стоило за него браться вообще. Ищем мы ключи и документы, собачек и кошечек — вот этим бы и ограничивались. Не по Сеньке шапка…

— Но ведь это не первое твое дело, где речь идет о человеческой жизни, — тихо говорит Оля. — Ты ведь ищешь Олега. Это тоже дело о человеческой жизни.

Напрягаюсь. Наверно, сейчас Оля начнет меня убеждать, что пора уже отпустить прошлое, что нет смысла плакать о пролитом молоке… Хочется сказать спасибо и встать из-за стола, мы ведь уже поели.

Нет, если у меня это с Олей всерьез, важно, чтобы она меня понимала. Нахожу бутылку с вином, бокалы и штопор — на Олиной кухне все на своих местах. Открываю вино, разливаю по бокалам.

— Понимаешь, Оля, я всегда отвечал за младшего брата. И то, что с ним случилось — это неправильно. Он гамал, конечно, запойно, и турнирами этими увлекся еще, но… Это не значит, что он в самом деле хотел всю свою жизнь на это грохнуть. Со временем перебесился бы. Понял бы, что в киберспорте ему ничего не светит, и занялся бы чем-то нормальным. Он ведь умный парнишка, Олег. Нервный, уязвимый, но умный и с характером. И программировал не так уж плохо. Через год до мидла дорос бы, а там и до сеньора лет за пять. Девушка у него была, потом не сложилось что-то у них, вот он и загрустил. Ничего, оклемался бы, встретил бы еще кого-то. А я тогда… в Одарение… психанул, в общем, и надавил на него. Вот он и… тоже психанул. Такое бывает, нет семьи, где не случались бы ссоры время от времени. Кто же знал, что это тот самый день.

— Никто не знал, — отзывается Оля, отпивая вино. — И ведь уже почти год прошел, а мы так ничего и не знаем. Но это не значит, что мы не можем узнать. К нам в отделение приходили ребята из «Детей Одарения»…

— Это которые листовки у остановок раздают? «У Одарения есть смысл и цель»?

— Да, они. Я хочу посетить их собрание. Пойдешь со мной?

— Оль, да ты чего? Ну что они могут знать?

— «Они» вряд ли что-то знают, Саша. Я не жду, что выйдет гуру и огласит высшую мудрость… если там так, я сразу уйду. Но если мы, люди, не будем собираться вместе и пытаться разобраться в том, что с нами произошло… как мы разберемся?

— Оля, ну что ты такое говоришь! Это же просто очередная секта, развод лохов на бабло. Я не хочу, чтобы ты в это ввязывалась!

— Спасибо за поддержку, — отвечает Оля ледяным тоном. — Я тебя услышала. А во что мне ввязываться и во что не ввязываться, буду решать сама, с твоего позволения.

Отставляю в сторону бокал с вином. Мы встречаемся уже три месяца, а настолько напряженного разговора у нас еще не было. Оля умеет в сарказм, ну надо же.

— Просто я беспокоюсь за тебя…

— Считаешь меня лохушкой, которую может развести любой ловкач?

Оля хорошенькая, даже когда вот так сердится, но пора уже это прекратить.

— Я слишком резко выразился. Прости. Конечно, если для тебя это важно и интересно — иди. Я сам скептически отношусь к такого рода тусовкам. Но доверяю тебе и знаю, что ты сама можешь разобраться, стоит ли общаться с этими людьми. Только обещай мне, пожалуйста, одну вещь. Если что-то тебя насторожит там, ты расскажешь мне, хорошо?

Оля фыркает:

— Ладно, ладно, папочка…

Мы перебираемся на диван и там миримся уже окончательно. Но мысленно ставлю себе заметку: узнать, в чем там с этими «Детьми Одарения» дело.

Отвозить Федю к маме и обратно и в целом присматривать за ним, пока Оля занята, меня не напрягало — работа теперь это позволяла, я даже не каждый день наведывался в офис. К заказчикам выезжал, только когда возникал конфликт и требовалось уладить его. Чаще всего конфликты были связаны с Виталей. Я видел, что он изо всех сил старается вести себя нормально — одевается если не прилично, то хотя бы в чистое, фильтрует базар, приезжает вовремя, выполняет обещания. И все-таки можно вывезти гопника из подворотни, но не подворотню из гопника. Пару раз мне приходилось срочно выезжать на его звонки «Сань, я этого гаврика не бил, оттолкнул только, а чо он сам первый полез меня за грудки хватать». Я извинялся перед клиентом, возвращал деньги, читал Виталику нотации, штрафовал его, наконец; он клятвенно обещал, что это было в последний раз, и больше никогда…

Проблема в том, что все эти слезные клятвы не работали. Однажды вечером я обнаружил, что неимоверными усилиями набранный рейтинг агентства просел на две десятых, а во всех отзовиках наверху огромная простыня от клиента: «Сотрудник воняет перегаром и хамит в лицо… матерится при детях… хватал меня за грудки и орал». Когда Виталя приехал с отчетом, я сам готов был материться и орать. Пожалуй, я мог бы взять себя в руки и направить энергию своего гнева на очередную воспитательную беседу — вот только сколько их уже было…

Не слушая оправданий, я с порога залепил Витале хук правой, потом левой, потом снова правой. Если бы он стал отвечать, наверно, я бы отделал его не на шутку. Но он даже не уклонялся, ушел в глухую оборону. Только группировался, прикрывая локтями печень и солнечное сплетение, а кистями — голову; что-то вроде стоячей позы эмбриона.

— Ну прости, бугор, прости, в натуре, я виноват, рамсы попутал… — бормотал Виталя. — Да понял я, понял все! Ну хватит уже, бугор.

Я заставил себя остановиться — не ожидал, что это окажется так трудно…

— Еще раз облажаешься — изувечу. Свободен.

Сам удивился, как хрипло прозвучал мой голос.

Как ни странно, это сработало. Конфликтов с клиентами у Витали больше не было. Язык насилия он понимал, это было нормально для него. Но все-таки… Идея же была в том, чтобы он привыкал к жизни, в которой избиение — нечто ненормальное. Вместо этого, кажется, насилие понемногу становилось чем-то нормальным для меня. Несмотря на успешный исход операции по спасению похищенных девиц, я в глубине души жалел, что так и не пристрелил тех двух тварей на детской площадке. В каком-то смысле это было бы правильно.

Ксюша, в отличие от Виталика, казалась мне беспроблемной и отлично со всеми ладила; лишь ныла иногда, что салон такси провонял дешевым ароматизатором или клиент грубит и сам не знает, чего хочет. Бывало, у Ксюши внезапно заболевали дети или еще что-то экстренно случалось дома, но это, как говорится, дело житейское; у меня всегда был под рукой безотказный Виталя, чтобы ее заменять. Ксюше не стукнуло и тридцати, но мысленно я называл ее теткой — она казалась простоватой, добродушной и совершенно предсказуемой.

Не ожидал, что именно эта почтенная мать семейства отчудит такое, что запросто сможет подвести под монастырь нас всех.