Данлинские легенды

Жнецы теней

– Нет, ты представляешь? – всплеснул руками Темхет. – За последний месяц мне уже четвертый раз такие жалобы подают!

– Так для крестьян это и впрямь важно, – рассудительно заметил Ранеб. – Животные – их богатство.

– Вот и присматривали бы сами! – возмущенно ответил Темхет. – У наместника дел больше нет, кроме как разбираться, кто этих коз и свиней со двора увел!

Ранеб молча улыбнулся. Он не первый год знал Темхета и был уверен: наместник уже приказал стражникам разобраться, и обязательно потребует доложить о результатах. А жалуется просто из-за кипящих в душе чувств – не умел Темхет жить сдержанно и спокойно.

Сам Ранеб отличался от наместника во всем. Выбритая голова вместо черного парика, поджарая фигура вместо объемистого живота, хладнокровие крокодила вместо львиной вспыльчивости… может, из-за отличий и сдружились два непохожих человека.

Наместник города Ахат и старший адепт Руата, жнец теней.

Ранеб жил здесь уже десять лет и уже не мыслил себя отдельно от поста старшего руати города. Ему не раз предлагали переехать в столицу удела, но Ранеб отказывался. приключениями и блеском он пресытился еще в молодости, а тихая безмятежность и размеренная жизнь пришлись по сердцу. И потому спокойный Ахат он бы не променял ни на какой иной город Ра-Хемри.

– Так вот… – Темхет прервался, сделав большой глоток вина, и не завершил фразу: в дверях появился слуга. – Что такое?

– Господин, – поклонился слуга, – пришел главный писец.

– А, точно, – поморщился Темхет, отставив чашу. – Извини, друг мой, меня никак не желают отпускать дела. Вторгаются даже сейчас.

– У всех есть свой долг, – улыбнулся Ранеб. – Я навещу тебя…

– …на следующей неделе, – вздохнул наместник. – Раньше с бумагами о податях не разобраться.

Ранеб кивнул и поднялся, взял со стола кожаные ножны, заключавшие в себе серповидный клинок-санах, священное оружие каждого руати. Наточенное до бритвенной остроты, никогда не проливавшее крови и не резавшее плоть. Не для того его ковали.

Спускаясь по ступеням дворца, руати невольно усмехнулся: если бы Темхета не позвали, он бы и сам ушел минут через десять. Сегодня у Ранеба были дела, а отклоняться от собственного же расписания он не любил.

Даже в спокойном Ахате люди умирали – от болезней, от несчастных случаев, просто от старости. А где в Ра-Хемри сгущалась тень смерти, там находилось дело и для жнеца теней.

Дворец наместника и руат-ном разделяло примерно полчаса пешего пути; Темхет не раз предлагал другу коня или повозку, но Ранеб отказывался. Он любил пешие прогулки, где можно поразмышлять по пути, особенно шагая вдоль тихо журчащей реки.

Сегодня, правда, мысли текли вяло и неторопливо, видно, из-за жары, необычной на востоке Ра-Хемри. Из головы никак не хотели уходить жалобы крестьян; и впрямь дурацкое дело, уже у нескольких семей стащили скот. У кого свинью, у кого – козу. Что за разбойники объявились, что шастают по чужим хозяйствам, а не грабят купцов? Причем животные исчезли бесследно, даже костей не нашли. Если злоумышленник добывал себе пищу – кости зачем прятать? Кинул бы в канаву. А если похищал на продажу… так много ли выручишь за пару свиней или коз? Особенно если везти в другой город, здесь-то продавать опасно.

Ранеб отвлекся от мыслей о скоте, завидев храм Сановиса. Остановившись у взметнувшего ввысь черный шпиль святилища, он медленно поклонился, приложив правую ладонь к сердцу, а левую – к санаху. Нельзя было просто пройти мимо храма Того, Кому служил Ранеб, и Кто открыл людям Руат. И Кто встречает всех людей после смерти, бесстрастно и справедливо решая судьбу души.

Руати позволил себе легкую улыбку, глядя на застывших у входа в храм стражей. Ахатские мастера высекли их из прочного гранита, и Ранеб лично влил в каменные тела тени могучих воинов. С тех пор они несли бессменную службу у храма Сановиса, и руати гордился своей работой, проходя мимо.

Отдав должное Владыке Бледной Реки, Ранеб двинулся дальше, сквозь городскую суету и жару. Про себя он похвалил предусмотрительность предков: везде в Ра-Хемри здания для руати возводились так, чтобы к ним было одинаково легко добраться из любой части города. Иначе не все смогли бы доставлять тела в срок.

У дверей руат-нома Ранеба встретил Джер. Помощник был чуть выше самого Ранеба, коротко пострижен, темные глаза смотрели по обыкновению мрачно. Серая одежда ученика странно выглядела на парне – в его возрасте обычно уже надевали черную мантию посвященного.

– Все готово? – спросил Ранеб. Джер кивнул, глядя в сторону. К его молчаливости Ранеб уже привык. Не пытаясь разговорить спутника, руати вошел в длинный узкий коридор черного камня.

Джер следовал за ним, по обыкновению молчаливо. Ранеб мысленно вздохнул: что поделать, парень всего полгода как потерпел неудачу на испытаниях. Полноценным руати не стал, не обрел умений, присущих любому жнецу, и был отправлен сюда, в дальний удел. Обычно в такой ссылке неудачники приходили в себя, помогали руати с тем, что не требовало тонкой работы, могли научиться тому, чего не поняли. Ранеб за эти полгода сделал из Джера хорошего помощника в делах: готовить место для работы юноша научился превосходно.

Из черного коридора Ранеб прошел в просторный зал, где стояло одиннадцать лож. Рядом с каждым белела невысокая плоская колонна, особенно резко выделяясь на фоне черного камня.

Зал Теней. Одно из тех мест, где любой руати бывает чаще всего.

Сегодня в Зал Теней доставили только одного человека, хрупкую старушку, казавшуюся еще меньше в белом погребальном наряде. Ранеб оглядел зал, кивнул: пол чисто выметен, нигде ни пылинки, на колонне у изголовья занятого ложа – прозрачный овальный кусок хрусталя и сложенный лист.

– Отличная подготовка, Джер, – искренне похвалил руати, подняв лист; ученик снова молча кивнул.

Ранеб пробежал глазами записку, сопровождавшую умершую. Ткачиха Санехти, вдова, мать четверых, дожила до восьмидесяти лет и заслужила уважение своим мастерством. В истинности перечисленных заслуг руати не сомневался: в погребальной записке не лгут. Да и само имя было ему знакомо: дома у Ранеба висел ковер работы Санехти, и он нередко любовался дивной красоты узором.

И теперь ему предстояло воздать ткачихе должное.

Ранеб отложил записку, неспешно извлек санах. Сжал холодное лезвие между ладонями, вознося краткую молитву Сановису: пусть Владыка Реки примет душу умершей, сочтет ее достойной берегов радостной прохлады. Пусть Санехти проживет там спокойный срок, готовясь к новому рождению.

Завершив молитву, Ранеб наклонился над телом. Клинок санаха сверкнул в полумраке, словно засияв изнутри; по коже руати пробежал холодок, всегда сопровождавший работу с тенями.

Изогнутое лезвие двинулось над телом; скользнуло легко для взгляда непосвященного, с великим трудом – для взгляда знающего. Долгую жизнь прожила Санехти, великое мастерство обрела; потому тень ее отделялась тяжело и медленно.

Но отделялась, воспарила над телом, повинуясь священному клинку и воле руати, звеневшим в его разуме словам и силе волшебства, когда-то дарованного людям Сановисом.

Когда тень окончательно покинула тело, повисла над ним тяжелым, непрозрачным облаком, Ранеб осторожно повел ее в сторону, зацепив острием санаха. Пара ударов сердца – и тень коснулась лежавшего рядом овального кристалла. Тот мгновенно изменился, из прозрачного став дымчатым и туманным.

Ранеб медленно вздохнул, бережно убрал санах в ножны; можно было бы обойтись без него, но священный клинок облегчал работу. Поднял кристалл, ныне вмещавший тень Санехти.

– Подготовь тело к погребению, – велел Ранеб Джеру, направляясь к двери. На мгновение замедлил шаг, встретившись взглядом с учеником, но не остановился.

Однако, доставив кристалл в тенехранилище и возвращаясь к себе, Ранеб не мог выбросить из головы одну и ту же мысль.

Показалось ему, или в глазах Джера действительно светилась горькая зависть?

– Теперь закрепляем кость неподвижно, так, чтобы нога оставалась в покое. Обрати внимание, три отвара до этого надо было давать именно в таком порядке.

– Первый расслабляет, второй усыпляет, третий отсекает сон от боли, – тихо сказал Джер.

– Верно, – улыбнулся Ранеб, наблюдая за тем, как ученик ловко управляется с переломом.

Практически в любом городе Ра-Хемри лечебница и руат-ном стояли бок о бок, и руати часто помогали врачам. Тяжелые раны оставляют след на тени; исцелить ее после отделения было возможно, но зачем тратить силы? Лучше вылечить человека и дать ему дожить свой срок, получив крепкую и сильную тень; потому жнецов учили заботиться и о живой плоти.

Ранеб стал трудиться в лечебнице, только лишь поселившись в Ахате. Джера с момента приезда приучал к тому же, показывая, как именно можно прогнать болезнь или вырезать ее из тела сталью. В прошлом месяце он впервые доверил ученику несложную операцию и остался доволен. Правда, и скальпель Ранеб вручил непростой – в него была влита тень умелого врача, помогавшая руке. А вот теперь ученик уже и сам справлялся, уверенно и быстро.

– Здесь мало больных, – тихо сказал Джер, оглядывая пустые кровати.

– Бедствия в Ахате – редкость, – пожал плечами Ранеб. – Лечебница полнилась на моей памяти лишь пару раз – когда восемь лет назад случилась Серая лихорадка, и в позапрошлом году.

– Наводнение? Я о нем слышал.

– Оно самое, – подтвердил руати.

Сейчас лечебница и впрямь почти пустовала. Пара раненных в схватке с разбойниками солдат, четверка охотников, слегших с болотной заразой. Несколько строителей с переломами, включая Хета, над которым руати сейчас и трудились. Парню рухнул на ногу тяжелый камень, и хорошо еще, что это случилось в городе.

Ранеб внимательно осмотрел молодого рабочего. Лекарственные отвары притупили боль, но дышал он по-прежнему тяжело, черты лица заострились.

– Он выживет? – тихо спросил Джер.

– Выживет, но останется хромым, – вздохнул Ранеб. – Ногу спасём, конечно, однако о беге придется забыть.

Джер медленно кивнул, пристально глядя на Хета. Тот чуть заметно задышал, повернул голову. Казалось, ученик хотел что-то сказать, но промолчал.

Ранеб нахмурился: что Джера тревожит? Но спросить не успел.

– Господин Ранеб! – служитель лечебницы заглянул в дверь. – Там один из охотников скончался.

– Готовьте тело, – вздохнул руати. Вопросам придется подождать.

Занятый священным долгом Ранеб забыл о тяжелом взгляде помощника. Но свой ответ он получил буквально через день.

С утра Ранеб собрался было зайти в гости к Темхету, но наместнику пришлось уехать по делам, за что он десять раз извинился. Ранеб выслушал жалобы на тяготы долга, пообещал заглянуть в конце недели и отправился назад. Отъезд Темхета слегка перемешал планы на день; появилось несколько свободных часов, так что Ранеб на полдороге к дому свернул и отправился в лечебницу. Стоило проведать Хета и других больных.

Ранеб прошелся по всем комнатам, убедился, что несколько человек идут на поправку, у нескольких состояние не меняется. Джера нигде не оказалось, но он сейчас и не обязан был дежурить в больнице. Пребывая в совершенно солнечном настроении, руати отправился к последнему больному.

Переступил порог и застыл на месте.

У кровати Хета стоял Джер, и в руке ученика холодно блестело стальное жало.

Отточенный кинжал почти касался горла парня, по-прежнему не приходившего в сознание. На лице Джера застыла маска ледяного спокойствия, глаза казались озерами ночной темноты.

Он смотрел на Хета, и равнодушие во взгляде ученика пробрало руати холодом. Так смотрят на деревянный брусок, прикидывая, выйдет ли вытесать из него задуманную фигурку?

– Джер, – позвал Ранеб. Ученик медленно поднял взгляд; кинжал не шелохнулся.

– А, наставник, – произнес он без особого удивления. – Я думал, ты вернешься позже. К тому времени я бы уже… Я думал, с человеком будет легко, но он все-таки не похож на те подобия, на которых нас учили. С животными – проще.

– Это ты похищал животных у крестьян? – спросил Ранеб. Теперь все казалось очевидно: даже ученик-руати умел двигаться незаметно и действовать бесшумно. – Убивал и прятал?

– Да, – отвел взгляд Джер. – Усыплял снадобьем, уносил в пещеры – которые у скал. Мне казалось, что я смогу взять тень. Я даже убивал их так, как учили…

Он взмахнул кинжалом, намечая удар.

Ранеб знал этот прием. Так дарили быструю смерть безнадежно раненым на поле боя, одновременно помогая уйти и не повреждая тень сверх уже имеющегося. Животных такой удар убивал столь же легко – но любой руати узнал бы манеру убийства с полувзгляда.

Джер правильно делал, что прятал тела.

Ранеб бросил взгляд по сторонам. Нет, здесь не было ни одного предмета с наложенной на него тенью, ничего, что он мог бы обратить против Джера. И даже оружия не было – только санах, но им нельзя касаться живых.

И Ранеб не знал, сможет ли причинить вред Джеру, сумеет ли переступить через себя.

– Но не получилось, – продолжил Джер. – Не получилось! Я знаю, как надо брать тень без санаха – но не вышло. Тогда я решил…

Он бросил взгляд на Хета, снова поднял глаза. Над ложем не выходящего из забытья парня ученик и учитель встретились взглядами; лишь воля Ранеба не позволила ему вздрогнуть, когда он увидел в темных глазах ровное пламя убежденности.

– Я еще не умею убивать зельями. Кинжалом – умею. Я не могу забрать тень, но я могу подготовить тела для тебя, наставник. Я же этому полгода учился? Могу и добыть… тела.

– Это убийство, – осторожно, напряженно произнес очевидное Ранеб.

– Это исполнение долга, – возразил Джер. – Мы живем, чтобы умереть – вот Пятое Откровение, верно? Я помню, как нас этому учили. Все умирают – так что и Хет умрет. Вот сейчас бы и умер.

Душу Ранеба обожгли гнев и горечь. Не прошедшие испытаний ученики уходили, обретя Пятое Откровение и стоя на пороге Четвертого, уже почти познав его – потому они и не становились на гибельный путь.

Но с Джером вышло иначе. Он понял и принял Пятое Откровение, однако так и не сумел увидеть Четвертого. И никто этого не заметил!

А самому ему узнать было неоткуда. О Руате говорят только с теми, кто уже овладел отделением тени; этому же учат познавших Четвертое Откровение – таков обычай.

Джер стремился к Руату. Но совсем его не знал.

И он сам, старший руати Ахата, тоже этого не распознал, не заглянул в душу ученика. Да нет – не захотел заглянуть, не отвлекся от размеренной и тихой жизни.

– Ты не знаешь Четвертого Откровения, – произнес Ранеб. – Ты не постиг его сам, и тебе не сказали. Будь иначе – ты бы не занес кинжал над Хетом.

– Так скажи! – вспыхнули глаза Джера. – Скажи, что это, что за тайна!

Он не сомневался в отказе – но в ответ Ранеб проронил:

– Скажу. Слушай.

Джер застыл, словно обратившись в камень.

Тишина сочилась вязкими каплями, меж которыми слышалось хриплое дыхание Хета.

– Сановис правит Рекой и принимает мертвых, – тихо сказал Ранеб. – Только Ему известно, когда человек должен умереть. Мы живем, чтобы умереть по воле Сановиса – вот Четвертое Откровение.

Он сделал шаг – очень медленно, чтобы Джер не дернулся, не погрузил острие кинжала в беззащитное горло. Шаг. Еще один.

– Разве его увечье – не воля Сановиса? – Джер кивнул на Хета. К счастью, рука ученика даже не дрожала. – Разве это не знак, что пора взять его тень?

– Нельзя построить дом, собрав мелкие камешки, – ответил Ранеб. – Нельзя сковать меч, взяв одну лишь руду. Сила не приходит из пустоты – таков закон равно мира живых и мертвых.

Он смотрел прямо в глаза Джеру, не отпуская темного взгляда.

– Мы живем, чтобы умереть после долгой жизни – вот Третье Откровение. Нельзя брать тени когда пожелаешь – лишь опытный воин сможет оживить статую своей тенью. Лишь взрослый лев может даровать свою мощь клинку, на который наложат его тень.

Джер посмотрел вниз, на Хета, казавшегося сейчас особенно юным. Перевел взгляд на кинжал; Ранеб видел, что ученик сейчас осознаёт – Хет еще не успел пожить, не успел накопить навыки, что сделают его тень сильной.

Шаг.

Еще один.

– Но разве не может человек потерять пользу? – блеск кинжала отразился в глазах Джера. – Разве не лучше взять тень калеки, прежде чем он своей жизнью после увечья окончательно испортит ее?

– Нет, – покачал головой руати.

Сейчас Ранеб нарушал все обычаи, говорил с непосвященным о том, что полагалось узнавать постепенно – но в этот миг правила исчезли из памяти. Был только человек, пошедший по неверному пути, и острое сияние кинжала в его руке.

– Мы живем, чтобы насытить мир жизнью – вот Второе Откровение, Джер. Каждый человек вносит в мир что-то свое, каждый человек обязан прожить жизнь до конца, а не стремиться на Реку… и уж точно не нам, жнецам теней, решать за других! Как крестьянин ждет созревания урожая, как кузнец ждет, пока остынет металл в воде, как звездочет ждет наступления ночи – так ждем и мы! Калека не станет воином – но может стать великим мастером-ремесленником, живописцем, поэтом, зорким наблюдателем, наконец. Не нам решать.

Шаг.

Еще один.

Сейчас Ранеб стоял совсем рядом, мог вырвать кинжал у Джера – но не стал. Он смотрел в глаза ученика, видя, как в ранее уверенном мрачном взгляде что-то раскалывается, расплывается… как плавится и остывает былая убежденность.

– Это так просто, – произнес Джер, и голос его дрогнул. Он смотрел перед собой и даже не сопротивлялся, когда Ранеб осторожно вынул из пальцев ученика кинжал.

– Все знают Откровения, не осознавая того, – подтвердил руати. – Но чтобы понять их, надо пройти нашим путем.

Он смотрел на Джера и ясно видел то, чего не замечал раньше: ученик был не просто потрясен неудачей полугодичной давности, он был сломлен. Умри он сейчас, отдели Ранеб его тень – и она бы оказалась хрупкой и способной развеяться в любую секунду.

Хорошо еще, что та же хрупкость не дала Джеру нанести удар, не размышляя. И она же позволила безыскусным словам Ранеба пройти в душу, укрыть туманом дурной путь.

– Но что мне теперь делать? – растерянно спросил Джер. Простой вопрос, из тех, на которые очень трудно дать ответ.

– Сначала позаботимся о том, чтобы крестьянам возместили убытки, – Ранеб коснулся плеча ученика и увлек его прочь из зала. – А затем ты снова пройдешь путь руати, Джер. С самого начала. Забудь, как учился, забудь неудачу – ты снова стоишь в конце дороги, ты снова пройдешь по ней. Медленно, спокойно, познавая каждый шаг – и отмеришь шагами путь до конца…

Голос Ранеба струился как ручей, успокаивая, расслабляя, нанося бальзам на потрясенную душу и навевая сон для тела. Это искусство исходило не от Руата, было куда ближе западному Плетению Чувств, но Ранеб за свою жизнь научился многому.

Оказавшись за пределами зала, Джер пошатнулся и опустился на ближайшую скамью; через секунду он уже погрузился в глубокий спокойный сон.

Ранеб сел рядом и долго смотрел на ученика, вертя в пальцах кинжал. Парень должен был проспать еще несколько часов; потом за него надо будет взяться всерьез. А заодно – съездить в столицу удела и высказать свое мнение слепцам, которые пропустили такой надлом. Не подготовили ученика к пониманию.

Все руати удивлялись тому, насколько просты и банальны Откровения. Но чаще всего именно на самые простые истины и не обращают внимания.

Да, Джеру придется заново усвоить вроде бы понятое, и идти дальше. Пройдет ли он испытания теперь? Может быть. Будущее покажет, но в любом случае, дело за Джером и его жизнью, подготовкой к иному бытию. И за Ранебом, которому отныне вдвойне запретно погружаться в дела теней, не глядя на живых.

На заре времен Сановис даровал предкам ра-хемрийцев Руат и удалился на темные воды Реки. Он владел всем, что лежало за гранью смерти. Оставшееся в жизни, в мире земном, принадлежало людям. И только люди могли плести узор своей жизни, сплетая его с другими нитями в ковре истории. Сановис судил жизнь людей, но никогда не касался царства живых.

«Мы живем, чтобы оправдать свое посмертие, – подумал Ранеб. – Первое Откровение. Совсем простое – и о нем так редко задумываются».

Руати невесело усмехнулся, сунул кинжал за пояс рядом с санахом, и пошел проведать Хета.

25.04.2014 – 26.04.2014