Далекий закат

18

Проведя целый день за выделкой и сушкой самых больших, какие только можно найти, листьев каппы, (они должны были стать гибкими и прочными, словно пергамент), Пол Мэрлоу, к: своему удивлению, чувство-вал себя Поулом Мер Ло. Он сидел на своем излюбленном месте – на веранде принадлежащего ему дома. Внутри, терпеливо окуная глиняный горшок в чан с водой, Мюлай Туи охлаждала вино из каппы. Скоро она принесет ему еще один кувшин. Скоро он напьется.

Прошло уже семнадцать дней с тех пор, как Орури прижал к своей груди Энка Нэ 609-го. Садилось солнце, отражаясь в безмятежной водной глади Зеркала Орури. Пол Мэрлоу сидел и смотрел на Священный город, на величественный храм Плачущего Солнца.

Он не присутствовал на церемонии. Эта честь была дарована лишь избранным, самым высокопоставленным вельможам. За три дня до нее Шах Шан подробно описал Полу, как все произойдет. Судя по его рассказу, церемония проводилась со всей пышностью и торжественностью, присущей древним земным корона­циям… правда, с некоторыми ужасающими дополнениями.

Словно коронация наоборот. А как иначе?.. Энка Нэ подойдет к каменному фаллосу, обнимет его, а жрец, нанеся точный удар, вырвет у него из груди живое, бьющееся сердце. К этой минуте на нем уже не будет регалий божественной власти: Орури примет в свои объятия всего лишь Шах Шана – бедного водоноса с необычайно острым умом и отличным знанием английского.

И взметнется нож, и увидит свет окровавленное сердце – под радостные возгласы присутствующих – и упадет к подножию фаллоса бездыханное тело. И тогда раздастся пронзительный крик, и из-за фаллоса выйдет огромная птица с ярким, переливающимся всеми цветами радуги оперением, с блестящими желтыми глазами и кривым черным клювом. Родится Энка Нэ 610-ый.

Король умер. Да здравствует король!

Так вновь утвердится вечная слава Орури.

Пол Мэрлоу смотрел на отражавшуюся в воде пирамиду храма Плачущего Солнца, и слезы текли по его лицу.

Мюлай Туи принесла кувшин холодного вина.

– Спасибо, любимая, – сказал Пол по-английски.

– Пожалуйста, – по-английски ответила девушка.

Как старательно она учила это слово! Подав кувшин, нойя села рядом, терпеливо ожидая дальнейших приказаний своего господина.

Пои глотнул вина, и огонь заструился по его жилам. Но голова оставалась ясной и холодной.

Он думал о том, что сказал ему Шах Шан в время их последней встречи.

– Не надо грустить, Пол, – говорил он. – Пусть ты пока не понимаешь наш народ. Все равно не надо грустить. Возможно, Энка Нэ вспомнит о тебе, когда его призовет к себе Орури. Может случиться, что он пожелает сделать тебе маленький подарок за доброту и терпение, с которыми ты отнесся к бедному водоносу…

Так оно и произошло. В день жертвоприношения маленький чернокожий байани из личной охраны Бога-императора принес Полу сто двадцать восемь медных колец и длинное зеленое перо из плюмажа Энка Нэ. Пол только собрался спросить, не передавал ли Энка Нэ чего-нибудь на словах, как из храма Плачущего Солнца раздался многоголосый радостный крик. Жертвоприношение свершилось. С выражением неземного блаженства на лице воин поднял трезубец и мощным ударом вонзил его себе в горло. Смерть была эффектной, кровавой и практически мгновенной.

Пол сделал еще глоток и посмотрел на Мюлай Туи.

– Ты помнишь юношу по имени Шах Шан, – хрипло спросил он по-английски. – Юношу с горящими глазами и миллиардом вопросов в голове?

– Я не понимаю, господин, – ответила нойя на байани. Она уже привыкла к тому, что Поул Мер Ло все чаще и чаще говорит на своем чужеземном языке. Она редко понимала, что он говорит.

– Пол, черт побери!

– Извини, Пол, – сказала она по-английски. – Ты говорил слишком быстро.

– Ты помнишь Шах Шана, – повторил Пол, на этот раз на байани, – в тот раз, когда он впервые пришел в наш дом?

– Да, господин, – ответила она. – Я помню, как Шах Шан пришел в первый раз. Он был худ и очень голоден.

– У него были ясные глаза. В нем чувствовалось величие… – Пол сделал еще глоток. – Мне жаль, что больше он никогда не поднимется по этим ступеням.

– Господин, – тихо сказала Мюлай Туи, – я счастлива, что мне довелось лицезреть образ бога на челе человеческом.

– Теперь бог мертв, – мрачно заметил Пол.

– Нет, господин, это человек мертв. А бог – жив. Так было всегда. Так будет всегда.

– И нет конца у этой дороги… – усмехнулся Пол, поднося кувшин к губам.

В последнее время его отношения с Мюлай Туи стали несколько натянутыми. Напряженность возникла, когда Шах Шан начал регулярно приходить заниматься английским. До этого момента землянин Пол Мэрлоу изо всех сил, пусть и не всегда успешно, пытался превратиться в Поула Мер Ло, жителя Байа Нор. И маяком на этом пути для него стала Мюлай Туи. Пол стремился приблизиться к нойе, понять сердцем душу маленькой байани, а через нее и всего народа Байа Нор.

А потом появился Шах Шан. Его живой ум и природная любознательность, его способность не только выучить язык, но и понять суть жизни в стране по ту сторону неба, заставили Пола вспомнить, и не без гордости, что он все-таки землянин, европеец двадцать первого века. Шах Шан учил английский куда быстрее и говорил на нем гораздо лучше, чем Мюлай Туи. Искусно управляя своим учителем, он подтолкнул Пола к мысленному путешествию через время и пространство по бесконечно далекой Земле. Шах Шан обладал удивительным даром интуитивно представлять то, о чем идет речь. Буквально несколько слов Пола – и он уже словно своими собственными глазами видит то уличную сцену в Лондоне, то взлетную площадку космодрома, то ферму в Уэльсе. Подняв паруса воображения, они уносились вдаль, оставляя на берегу Мюлай Туи, безнадежно терявшуюся в хороводе сложных и непонятных слов.

Именно тогда Пол обнаружил, что несмотря на годы, проведенные в Храме Веселья, Мюлай Туи очень ревнива. Она хотела, чтобы чужеземец принадлежал ей и только ей, и не хотела ни с кем его делить. Поначалу это даже забавляло Пола. Потом стало тревожить.

За несколько дней до смерти Энка Нэ (или Шах Шана) Мюлай Туи впервые проявила еще одну сторону своего странного, непостижимого характера. Причиной послужило то, что Пол увидел, отправившись поутру вдоль Канала Жизни, мимо работающих на полях каппы крестьян.

Свое обещание женщине, родившей ребенка у подножия холма, «все забыть» Пол воспринимал как обещание не упоминать время и место происшедшего. Он не выдаст доверившуюся ему женщину, но и не станет в буквальном смысле забывать случившееся. В конце концов, именно там он сделал свое, быть может самое важное открытие в Байа Нор.

У Мюлай Туи на каждой руке было по четыре пальца. И у всех байани, которых встречал Пол, было столько же. Он и сам теперь стал таким по приказу Энка Нэ.

Вплоть до того дня Пол считал четыре пальца на руке биологической нормой для байани. Но что, если это не так? Женщина, встреченная им у холма, родила ребенка с четырьмя пальцами на одной руке и пятью на другой. Интересно, сколько еще женщин в Байа Нор рожали детей с такими руками? А если уж доводить мысль до конца, то сколько в Байа Нор рождается детей с пятью пальцами на обеих руках?

В тот день, вернувшись домой, он попросил Мюлай Туи показать ему свои руки. Пол только теперь сообразил, что никогда их внимательно не рассматривал. Мысленно проклиная свое плохое знание анатомии и отсутствие элементарной лупы, он склонился над руками нойи…

…И обнаружил, что на левой руке, с края, костяшки чуть длиннее и не такие ровные, как на правой. Ему даже показалось, что он видит едва заметный след старого шрама.

– Мюлай Туи, – внезапно спросил он, – может, на этой руке у тебя когда-то было не четыре, а пять пальцев?

Она отдернула руку, словно он плеснул на нее кипятком. Она дрожала; ее глаза были полны отчаяния.

Поначалу Пол решил, что девушка не поняла вопроса.

– Я всего-навсего спросил, всегда ли у тебя на этой руке было четыре пальца? – повторил он.

– Нечестивец! – завопила она. – Чужак! Грязное животное! Варвар!.. – и с этими словами бросилась прочь из дома.

Пол ничего не понимал. Шло время, наступила ночь, а Мюлай Туи все не возвращалась. Пол уже начал опасаться, что она ушла навсегда… Нойя вернулась только под утро. Разбудив Пола, она вручила ему длинный коршл – кнут исправления, которым в Байа Лор наказывали мелких преступников.

– Орури соблаговолил указать мне правильный путь, – заявила она. – Я оскорбила моего господина. Оскорбление должно искупить. Господин мой, наградите меня ударом коршла за каждый палец на моих руках.

Пол был совершенно ошеломлен.

– Мюлай Туи, я не могу этого сделать.

– Таково мое наказание, по воле Орури, – бесстрастно сказала девушка. – Пусть рука моего господина нанесет мне восемь ударов коршла… или я должна буду покинуть дом, где покрыла себя позором.

Пол понял, что нойю ему не переубедить. Он вовсе не хотел ее потерять. Все еще не понимая, в чем дело, он поднял коршл.

– Бейте сильнее, господин мой, – сказала она, подставляя спину. – Орури рассердится, если наказание окажется слишком легким.

Пол ударил, но, видимо, недостаточно сильно. За доброту ее господина, которую она не заслуживает, решила Мюлай Туи, Орури награждает ее еще двумя ударами…

Полусонный Пол Мэрлоу чувствовал себя словно в кошмарном сне. Мюлай Туи явно хотела, чтобы ее спина покрылась кровавыми рубцами. В конце концов, отчаявшись, он и вправду исполосовал ей спину. Вид крови, ручейками стекающей по ногам, похоже, доставил нойе удовольствие.

С последним ударом девушка потеряла сознание. С тех пор Пол не осмеливался даже упоминать о количестве пальцев.

…Он сидел на веранде, потягивая вино, и вдруг ощутил огромную невысказанную жалость… не только к самому себе, Шах Шану и Мюлай Туи, но ко всем обитателям бесчисленных миров, рассеянных в черных просторах бескрайнего космоса. Жалость ко всему сущему переполняла его сердце. Таково извечное естество жизни – всякое живое существо, подобно гуйанис – ярко окрашенной бабочке, погибшей в птичьем клюве над черными водами Канала Жизни, обречено на путешествие из темноты в темноту. Лишь краткий миг, полный солнечного света и боли, скрашивал беспредельную вечную мглу. Гуйанис не стало; стрела воина сразила убившую ее птицу; мгновение – и сам воин принял смерть по приказу Энка Нэ. Теперь мертв и сам Энка Нэ, и новый бог-император занял его место. Несомненно, за это время множество гуйанис нашли свой конец в зубастом птичьем клюве, а Орури прижал к своей могучей груди еще много воинов Байа Нор.

Умножьте это на миллион, возведите в квадрат, потом еще и еще раз. Но и то, что получите гораздо меньше числа трагедий, происходящих во вселенной за одну миллионную долю секунды.

– Да, – думал Пол, – жизнь – и правда страдание… лишь немногим меньшее, чем смерть.

Солнце село, и девять лун Альтаира Пять вновь завели свой безмолвный хоровод. Они окутывали страдания мира тонкой пленкой серебристого света…

И вдруг Пол замер, уронив кувшин. По пыльной дороге, ведущей к дому, шел одетый в поношенное саму юноша с чашей для подаяний в руках. В его походке, в чертах его освещенного лунами лица было нечто… Пол Мэрлоу почувствовал, что дрожит.

– Орури приветствует вас, – поклонился юноша.

– В приветствии благословение, – механически ответил Поул.

– Благословенны те, кто видел много чудес, – продолжал юноша, улыбаясь. – Я – Зу Шан, брат Шах Шана. Я – подарок Энка Нэ.