Цветы на нашем пепле. Звездный табор, серебряный клинок

13

Это означало, что с того момента, как махаоны покинули лагерь, прошло не более трех часов. Так, во всяком случае, сообщил Ливьен Рамбай, более сведущий в повадках растения-хищника. Действие парализующих токсинов еще не коснулось сердца и дыхательных путей Сейны. Грубо говоря, она просто спала. Но сок дианеи успел поразить значительные участки ее кожи. Красные пятна, припухлости и кровоподтеки испещряли все ее тело.

Утерев губы и сдерживая новые спазмы, Ливьен разглядывала Сейну. И вывод ее был неутешителен. С такими ожогами долго бедняге не прожить. Состояние самой Ливьен было таково, что, глядя на изуродованное тело вчерашней подруги, она не испытывала никаких эмоций.

В какой уже раз на высоте положения оказался Рамбай.

— Трогать нельзя, — бросил он Ливьен и торопливо направился в один из махаонских «домов». Вскоре, вернувшись с сосудом, наполненным водой, и куском ветоши в руках, он принялся осторожно смывать с кожи Сейны едкий сок.

— Она выживет? — без тени надежды спросила Ливьен. Чувствуя себя беспомощной, как личинка, она, не узнавая себя, безропотно передала инициативу в руки самцу.

— Да, — неожиданно заверил тот. — И будет летать. Наверное.

По мере того, как ядовитый сок смывался с кожи, успокаивалось и вызванное им раздражение. Красные пятна становились бледно-розовыми, розовые исчезали совсем.

— Мы успели вовремя, — заметил Рамбай. — Еще час, и было бы поздно.

Он уже без опасений за собственные руки прикасался к коже Сейны, на второй и на третий раз протирая ее влажным тампоном. Орудовал он споро, и пришедшая, наконец, в себя, Ливьен, хоть и не испытывала бессмысленной ревности, но была поражена, сколь умело он так и сяк вертел податливое тело самки. А когда, широко расставив ей ноги, он аккуратно, словно акушер, промыл ей влагалище, у Ливьен захватило дыхание. Она понимала, что действие это носит сугубо медицинский характер, но, во-первых, беспокоилась (совершенно беспочвенно, конечно же), так ли считает и сам Рамбай, а во-вторых, удивлялась таким навыкам у дикаря.

Хотя… И дикарки, и цивилизованные самки рожают одинаково. Возможно, принимать роды в племени ураний — обязанность мужей, и каждый самец должен это уметь.

Еще через несколько минут Рамбай, уже не боясь ожечься, бережно взял Сейну на руки и, сопровождаемый Ливьен, двинулся за пределы лагеря.

Добравшись до ручья, он продолжил омовение тела, на этот раз — опустив Сейну в прохладную проточную воду. Теперь и Ливьен помогала ему.

Сейчас Сейна выглядела уже вполне прилично, опасение вызывало лишь ее затянувшееся коматозное состояние и несколько откровенных ожогов — на плечах, груди, ягодицах и щеках. В то же время, вселяло надежду то, что она стала еле слышно постанывать, когда вода попадала ей в рот. Веки ее при этом подрагивали и приоткрывались, но зрачков под ними не было, только болезненно-розовые, покрытые паутиной капиллярных сосудов, белки.

— Вот так, — сказал Рамбай, вынеся, наконец, Сейну на берег и расправив ей крылья, чтобы они быстрее просохли. — Теперь нужно ждать.

— Сколько?

Рамбай, присев на корточки, двумя пальцами приоткрыл Сейне веки. Ливьен, тоже присев, внимательно следила за его действиями.

— Не знаю, — пожал он плечами. — Может быть, час. Или день. Или два…

— А если они вернутся?

Внезапно в Рамбае словно разжалась стальная пружина. Он вскочил на ноги и замер, как вкопанный. Ливьен с испугом смотрела на него снизу и впервые видела на его лице столь глубокую растерянность. В чем дело? Она оглянулась туда, куда смотрел он.

В двух шагах от них, держа под прицелом обоих, стоял махаон. И Ливьен показалось, что это — Дент-Байан. Но это мог быть и не он, ведь все махаоны для нее — на одно лицо. Она подумала об оружии и тут только осознала, что у него в руках: в одной — ее искровик, в другой — дисковое ружье Рамбая. Все внутри нее сжалось в ожидании выстрела…

Но махаон медлил. Почему-то он не убивал их. Если бы он хотел их просто убить, он бы сделал это еще до того, как они заметили его… Он сумел подкрасться к ним и завладеть оружием, и чутье Рамбая впервые дало осечку… Похоже, это достойный противник.

Выдержав основательную паузу, как бы дав Ливьен и Рамбаю в полной мере осознать всю безнадежность их положения и всю свою власть над ними, махаон медленно опустил оружие, а затем бросил его на землю, отступил на два шага и сложил руки на груди…

Этот жест мог означать только одно: что махаон желает мира, оружие же взял лишь затем, чтобы его не убили еще до того, как он успеет продемонстрировать свои дружеские намерения. Он рисковал. Он невозмутимо наблюдал за тем, как Рамбай и Ливьен, опасливо поглядывая на него, приблизились к своему оружию и подняли его.

Выждав, пока они вновь отступят назад, махаон шагнул к распростертой на земле Сейне и опустился перед ней на колени, так, что они коснулись ее головы.

Все-таки это действительно был Дент-Байан! Теперь Ливьен была просто уверена в этом.

Он протянул руки и положил свои ладони Сейне на виски. Затем закрыл глаза и застыл — неподвижно, как каменное изваяние. Он явно пытался помочь ей — каким-то своим, особенным способом. Что-то эта картина напоминала Ливьен… Да! Он обращается с Сейной так, как сама она — с Лабастьером… Так же, как оператор после транспортировки думателя, Дент-Байан, просидев так несколько минут, казалось, на глазах состарился на несколько лет, часть своей жизненной энергии отдав Сейне.

…Махаон отпрянул. Сейна открыла глаза. Упершись одной рукой в землю, она чуть приподнялась…

— Где я? — недоуменно спросила она, оглядываясь по сторонам. Махаон был теперь позади нее, и она увидела лишь Рамбая и Ливьен. Затем перевела взгляд на собственные обнаженные ноги и живот. Безуспешно пытаясь свободной рукой прикрыть грудь, она продолжала:

— Где моя одежда?

Ливьен подняла с земли и подала ей блузу. Сейна, согнув ноги, попробовала встать на колени, но, не удержавшись, неловко упала на бок и глухо застонала от боли.

— Подожди! — кинулась к ней Ливьен. — Я помогу!

— Убирайся! — не глядя на нее, сквозь слезы выкрикнула Сейна. — Я вспомнила! Я все вспомнила! Ты… Ты… — и она захлебнулась в истерических рыданиях.

— Успокойся, оденься, — Ливьен хотела погладить Сейну по голове, но та отмахнулась, больно ударив ее по руке.

— Оставь меня! Почему ты не даёшь мне спокойно умереть?! Кто просил спасать меня? Я ненавижу тебя! Будь ты проклята! — Ее хрупкое тело сотрясалось от рыданий, а скрюченные пальцы в бессильной злобе скребли землю…

Истерика прекратилась так же внезапно, как и началась. Сейна молча села, взяла из рук Ливьен блузу, чтобы одеть ее, но лишь болезненно поморщилась: от прикосновения материи ожоги заныли еще сильнее.

Пошатываясь, она поднялась во весь рост и, морщась от боли, обмотала блузу вокруг бедер. Потом повернулась и, тут только увидев Дент-Байана, застыла, как статуя. Затем глухо промолвила:

— А этот предатель здесь откуда?

Тот смотрел на нее, не отводя взгляда.

— Я не знаю, откуда он, и не знаю, почему он предатель, — еле сдерживая раздражение, ответила Ливьен. — Я вообще ничего не знаю!

— А где остальные? — Сейна кивнула на Дент-Байана и стало ясно, что под «остальными» она подразумевает именно махаонов.

— НЕ ЗНА-Ю, — слегка повысив голос, с расстановкой повторила Ливьен. — Может быть, сначала ТЫ объяснишь мне, как ты здесь оказалась, почему…?

Сейна перебила ее:

— Там никого нет? — и вновь кивнула головой, на этот раз — в сторону лагеря.

— Нет.

Сейна всмотрелась в лицо Дент-Байана.

— Неужели… — начала она сама с собой, но, осекшись, обернулась к Ливьен: — Мы должны найти Лабастьера, тогда я смогу все тебе объяснить.

— Хорошо. Пусть так, — смирив гнев, согласилась Ливьен. — Но сможешь ли ты лететь?

Сейна расправила крылья и, сначала мелко дрогнув ими, сделала несколько взмахов.

— Вполне.

Возле дерева, в дупле которого был спрятан думатель, лежали мертвые махаоны. Шесть окровавленных, обезображенных трупа. Зрелище это вновь вызвало у Ливьен легкий приступ дурноты. Она начала смутно догадываться о том, что здесь произошло, однако выстроить точную логическую цепь пока не могла. Во всяком случае, то, что в живых остался лишь Дент-Байан, наводило на мысль, что он-то их всех и убил. И похоже, защищая Лабастьера. Полный абсурд.

Хотя этот махаон постоянно ставит ее в тупик. Перед тем, как полететь сюда, он заставил Рамбая вернуться с ним в опустошенный лагерь и прихватить с собой две термитные мины. Зачем?

Вчетвером они вынесли думателя из дупла и, отлетев подальше от места недавнего побоища, опустили его на землю. Сейна попыталась было войти с ним в контакт, но ее отстранил Дент-Байан и сам склонился над ним. Сейна благодарно улыбнулась ему и в изнеможении легла рядом. Разорванная пополам по шву блуза теперь служила ей не только набедренной повязкой, но и кое-как прикрывала полную грудь. Ливьен присела возле нее.

— Теперь ты расскажешь?

— О чем? Ты ведь уже обо всем догадалась…

— Ты хочешь сказать, что сбежала с ним добровольно?

— Да. Никогда ни один маака так не относился к Лабастьеру! Он его любит, понимаешь? И я люблю… их обоих.

Ливьен передернуло. Любить махаона!.. Любить мокрицу или двухвостку…

— У вас не может быть детей, — высказала она наиболее практический довод, доказывающий противоестественность такого союза.

— А я и не собираюсь их заводить.

Ливьен не нашлась, что возразить, потому спросила о другом:

— Ты хотела, чтобы махаоны убили нас?

— А ты хотела убить Лабастьера, — парировала та.

Конечно же, она не собиралась этого делать. Но она сказала… Сейна — мать. И она по-матерински серьезно и болезненно отнеслась к этой глупой угрозе… «Впредь буду умнее и осторожнее в словах», — подумала Ливьен, а вслух спросила:

— И куда бы вы отправились?

— Он рассказал мне, что религия запрещает махаонам создавать думателей. Но современная технология без них не может. Потому трофейные думатели — величайшая для них ценность. Их стараются захватывать вместе с операторами; хотя у махаонов и есть такие телепаты, как Дент-Байан — значительно более сильные, чем наши, но думатель трудится эффективнее, когда рядом с ним — мать.

— Они заботились бы о тебе… Ты продала нас врагу в обмен на личное благополучие…

— Нет. На жизнь Лабастьера. Хотя мне абсолютно все равно, что ты думаешь обо мне… Ты первая предала нас.

И вновь Ливьен почувствовала, что права Сейна. Эта нелепая угроза убить Лабастьера… Да, во всем происшедшем виновата только она сама…

— И что же случилось потом? — продолжила она расспросы.

— Мы спрятали Лабастьера, а сами направились в лагерь за подмогой для его транспортировки. Дент-Байан обещал, что ни мне, ни Лабастьеру ничего не угрожает. Нас вместе переправят в «цитадель мудрости»…

— Что это такое?

— Пока не знаю. Наверное, что-то вроде Совета… Не знаю. Лабастьер нашел его доводы убедительными, хотя сам хочет двигаться дальше к Пещере. Он ведь хочет знать все. Я не могла его послушаться. Я хочу, чтобы он жил… Но когда мы появились у периметра их лагеря, часовые объявили тревогу. Вот эти, — она мотнула головой сторону, где лежали трупы, — собрались вокруг нас, потом перекинулись с Дент-Байаном парой слов, тут же схватили меня, сорвали одежду и потащили. — Голос Сейны задрожал, она вновь переживала испытанные недавно страх и унижение. — Я думала, это он предал меня, — показала она глазами на Дент-Байана. — Мне стало немного легче, когда я увидела, что они волокут меня к дианее. Они не собирались насиловать или пытать меня, они просто хотели убить.

— Ты и сейчас думаешь, он предал тебя?

— Нет. Теперь мне кажется, он и сам не ожидал такого оборота. Но он видел, что спорить бесполезно и не сопротивлялся. Он повел их к Лабастьеру. А в дупле мы оставили оружие. И он воспользовался им, войдя туда первым. А потом вернулся, чтобы спасти меня.

— Он мог опоздать…

— Видимо, другого выхода не было.

Все это выглядело бы достаточно правдоподобно, если бы не неверная, по мнению Ливьен, оценка Сейны побуждений Дент-Байана.

— Они — фанаты веры, — обратилась она к Сейне. — Неужели ты думаешь, что он переступил через все ради тебя?..

— Не знаю. Я ничего не понимаю сама.

Тем временем махаон, закончив свое воздействие на думателя, выпрямился и сел, скрестив, как всегда, руки.

— Сейчас я все узнаю, — бросила Сейна и склонилась над Лабастьером.

Минут десять над поляной висела тягостная тишина. Ливьен внимательно разглядывала своих спутников. Рамбай, поигрывая пружинным карабином, то и дело бросал осторожные взгляды на махаона. Тот сидел, уставившись в одну точку, иногда вдруг закрывая глаза, и тогда — чуть заметно шевелил губами. Он опять «говорил» с Лабастьером. Сейна то и дело отстранялась от своего чада и напряженно морщила лоб, видно, приводя в систему получаемую информацию. Затем наклонялась снова.

Тряхнув головой, она объявила:

— Я все поняла. Он и впрямь не лгал мне. Когда захватывают думателя, его мать стараются заполучить тоже, чтобы вместе с ним отправить ее в «цитадель». Но было кое-что, о чем он не знал. Весь этот отряд, кроме него самого, состоял из братьев и сестер — детей одной матери. Такие семейные отряды у махаонов — норма. Но в семье не было телепата, потому взяли и его. А матерью всех этих воинов была…

— Дипт-Дейен, — догадалась Ливьен сама.

— Да. И они поклялись не оставить в живых ни одного маака из нашего отряда. Это была семейная клятва, и Дент-Байан ничего не знал о ней.

Все вставало на свои места, и чем дольше говорила Сейна, тем яснее становилась картина происшедшего.

…Когда они с Дент-Байаном вошли в лагерь махаонов, Сейна демонстративно держала руки так, чтобы часовому было ясно видно, что у нее нет оружия. По тревоге их окружили остатки отряда.

— Конечно же, ты жив, презренный бессрочник, — констатировал старший сын Дипт-Дейен — Райа. (Точнее — «Дент-Райа». Приставки «Дипт» и «Дент» указывают на пол носителя фамилии и на то, что самец или самка находятся в браке.) — О да, конечно же, ты жив! Погибают славные воины славных семей, а не такое отребье… Ни один из нас не принял бы жизнь в дар от маака, ни один не позволил бы пленить себя… — Он помолчал, усмехаясь и переводя тяжелый взгляд с Байана на Сейну. — Кто эта зловонная предательница веры, которую ты привел с собой?

— Ее зовут Сейна. Она — мать думателя, и она пошла со мной по своей воле.

— А где же сам несчастный, которого изуродовала ЭТА? — ткнул Райа Сейну в грудь.

— Мы спрятали его.

— Это хорошо, — кивнул Райа. — Тогда тебя убивать не будем. Мы убьем только ЭТУ…

— Я обещал ей, что дети Хелоу оставят ее с думателем.

— Ты достоин смерти, презренный бессрочник, лишь за то, что посмел обещать от нашего имени. — Райа кивнул своим сородичам и распорядился: — Предательницу веры отдайте второму созданию Хелоу.

Сейну поволокли к дианее, а Райа, шагнув к Дент-Байану, вырвал ружье из его побелевших от напряжения рук.

…— Почему «бессрочник»? И почему махаоны так презрительно к нему относятся?

— Полностью я не разобралась… Ведь они с Лабастьером общаются не словами… Но он мне передал именно «бессрочник», или «самец без потомства и без срока жизни», и это — оскорбительное прозвище. Единственное, что я поняла — откуда и зачем они берутся. На специальное обучение и последующую службу каждая семья махаонов отдает своего седьмого сына…

— Самки махаон так плодовиты?

— Не забывай: у них — многоженство. Имеется в виду седьмой сын одного отца. Да и таких — не много.

— И что же это за «служба»?

— Я не могу сформулировать точно. Это и служба, и обучение… Они становятся телепатами. Они не знают своей семьи, за что и презираемы остальными. Они не имеют права воевать, заниматься производительным трудом, даже быть простыми ремесленниками. Некоторые готовят смену, но большинство — приставлены к думателям. Их основная функция — связь, передача информации. Все они находятся на достаточно солидном правительственном обеспечении. «Бессрочник» — это презрительное просторечное прозвище. Еще, объясняя их положение, Лабастьер выразился так: «привилегированные изгои». Их мировоззрение отличается от мировоззрения обычного махаона. Их интеллект выше, они не столь ревностны в вере…

«Привилегированные изгои» — повторила Ливьен про себя. Институт «бессрочников» у махаон имел ту же природу, что и институт думателей у маака. И те, и другие без собственного на то согласия лишаются прав рядового члена общества в угоду неких высших целей… Ничего не будет удивительного, если выяснится, что и «бессрочниками» становятся не без медицинского вмешательства…

Она подняла руку, прервав Сейну, и сменила тему на более актуальную:

— Теперь мы вместе идем к Пещере?

— Да.

— И он? — Ливьен кивнула на Дент-Байана.

— Да, он полетит с нами. После того, что он сделал, ему нет пути назад.

— Но откуда кто-то может узнать о происшедшем?

Сейна пожала плечами:

— Я не знаю… И что-то еще беспокоит его, я не поняла — что. Подожди… — Сейна припала к надлобью Лабастьера. Поднявшись, сказала:

— Оказывается, у него дома остался кто-то, кто находится с ним в постоянной телепатической связи. Он не может прервать эту связь. Он говорит, что именно поэтому нам следует поспешить: за нами обязательно будет погоня. Земля махаон далеко, но мы перешли кордон, который доселе считался непреодолимым. Это обязательно вызовет переполох. И еще, он просит предать тела своих соплеменников огню.