Выпучив глаза, Патрик обеими руками вцепился в свои подштанники. Под одеялом на нем были только белые кальсоны.
— Давай, давай, — ворчала целительница. — Будь послушным пациентом и не трать мое время на препирательства.
Быть послушным пациентом Патрик не собирался и упрямо замотал головой. После всех издевательств в Торсоре ему меньше всего хотелось показывать себя женщине. Одно дело, если бы, как раньше, он был здоров и полон сил, и совсем другое — сейчас, когда он разбит, вял и жалок.
— Что не так? — уперла руки в бока целительница.
— Ты женщина, — шепнул Патрик.
— Я врач, — с неподдельной гордостью возразила эта пышногрудая прелестница, при виде которой от восхищения захватывало дух. — А у врачей нет пола. А ну снимай штаны, я сказала.
Потеряв терпение, она сдернула с Патрика одеяло и попыталась стянуть с него одежду, но упрямец держался за свое белье из последних сил, словно его не лечить собрались, а лишать чести. Целительница аж запыхалась с ним сражаться.
— Уф, — разогнулась она с усталым вздохом. И пригрозила: — Сопротивляйся сколько влезет, а я все равно тебя вылечу! Еще никто не ушел от меня больным.
Она повернулась к закрытой двери за пределами островка света, рожденного канделябром, и закричала:
— Бойл!
Патрик сразу подобрался и сел на кровати. Кого это она зовет? И зачем?
Под ложечкой засосало от дурного предчувствия.
Спустя секунду дверь распахнулась, и на пороге вырос бугай под два метра ростом, похожий на гоблина, но без клыков и с белой кожей, как у людей. Лицо у него было плоское, словно по нему хорошенько съездили лопатой.
Патрик заерзал на постели, а потом отодвинулся на самый ее край, подальше от вошедшего. Он не знал, что с ним собираются делать, но приготовился сопротивляться до последнего вздоха.
— Пристегни его руки к изголовью, — приказала целительница, и Патрик метнул в нее возмущенный взгляд.
— Нет! Не смейте!
У него сбилось дыхание, на лбу выступила испарина. Все еще слабый после болезни, он сполз с кровати, почти свалился с нее и вскинул кулаки для драки. Но его скрутили в два счета. Одной левой бритый бугай опрокинул эльфа на постель и подтянул к решетчатому изголовью. Жирное колено надавило ему на живот, удерживая на месте. Как бы отчаянно Патрик ни вырывался, на его запястьях защелкнулись железные оковы. Теперь он полулежал на подушке, а его руки были вздернуты над головой и пристегнуты к деревянной перекладине.
— Освободи меня! — зарычал эльф, тяжело дыша и звеня цепями.
Хрупкое ощущение безопасности, которое он обрел, оказавшись за стенами Торсора, растаяло дымом. Он снова был в чужой власти. Связан, пленен, уязвим.
— А не надо было мешать лечению, — хмыкнула целительница и бросила своему уродливому подельнику: — Спасибо, Бойл. Можешь идти.
Плосколицый кивнул и скрылся за дверью, оставив их наедине в полутемной спальне.
Сбивая под собой простыни, Патрик извивался на кровати, дергал скованными руками, выкручивал запястья внутри металлических браслетов.
Опять, как там, в Торсоре!
Он приказал себе успокоиться, дышать ровно и глубоко. Эта женщина ничего дурного ему не сделает. Просто осмотрит. Просто снимет с него кальсоны.
Взвыв, он в последний раз дернулся на постели и затих.
— Я же добра тебе желаю, — склонилась над ним целительница. Ее длинные черные волосы свесились вперед, по бокам лица. — А ты упрямишься.
Когда тонкие женские пальцы легли на пояс его подштанников, Патрик затаил дыхание. Его живот дрогнул и поджался. Сердце в груди билось часто и гулко, но теперь уже не от страха. Эта женщина ему нравилась. Ее пухлые розовые губы и роскошные округлости в вырезе платья магнитом притягивали взгляд. Стоило ей коснуться его, и он весь затрепетал, замер, не в силах пошевелиться, будто завороженный ее взглядом.
— Угомонился? Хорошо.
Кивнув своим мыслям, целительница потянула его белье вниз.
Соски Патрика напряглись и заныли, сжавшись в тугие комочки удовольствия. Красивая женщина снимала с него кальсоны — от этой мысли где-то в глубине его разума вспыхнул огонек желания, зародился именно там, внутри мозга, в колыбели сладких фантазий. Жаркая волна охватила верхнюю часть тела эльфа, стекла вниз, к лобку, и там будто наткнулась на невидимую преграду. Патрик весь дрожал от страсти, но между ног оставался мягким.
И это было унизительно. Раньше в такой ситуации его мужская гордость уже порвала бы штаны в клочья.
Обнаженный пах своего пациента целительница изучала без какого-либо сексуального подтекста — задумчиво и деловито.
— Хм, странно, — протянула она. — Не вижу ничего необычного. Все на месте и выглядит здоровым, а магия между тем говорит, что повреждения есть. Но какие? Не понимаю.
Патрик отвернулся к завешенному окну, невольно дернув руками, прикованными к изголовью кровати.
«Хоть бы она не догадалась», — мелькнула мысль.
Право слово, он бы стеснялся в тысячу, в миллион раз меньше, если бы сейчас под внимательным взглядом этой женщины у него стояло колом.
— Я была уверена, что тебе порвали уздечку, но все в порядке.
Вдруг теплые нежные пальцы аккуратно взяли его плоть, и Патрик вздрогнул, зазвенев цепями. Самым бесцеремонным образом целительница принялась крутить в руках его мягкий член. Она рассматривала его со всех сторон, сдвигала крайнюю плоть и щупала головку, мяла и приподнимала мошонку, а Патрик едва держался, чтобы не стонать. Ерзал на постели, кусал губы, стискивал зубы и кулаки. Удовольствие пульсировало ключом, но было словно заперто в клетке, ибо кровь к нужным местам не приливала.
— Очень странно, — шептала себе под нос целительница, не замечая красных щек пациента и его тяжелого, сорванного дыхания. — Ни царапин, ни следов от веревки, ни подозрительных выделений.
Она, изучая, погладила пальцем щель на головке члена, и Патрик взвыл, крепко зажмурившись.
Тут женщина насторожилась и подняла на него взгляд.
И кажется, все поняла, ибо ее брови взлетели вверх.