Чужие.Музыка Спирса

- Ты не сознался, что намерен украсть мою музыку, Деймон, - сказал он грустным голосом. Укор в глазах Кена Петрилло, осуждающее и вместе с тем снисходительное выражение его лица заставило Деймона стыдливо отвести взгляд и опустить голову. - Ты даже не заикался об этом. Где музыка?- Кен спрятал лицо в ладони и зарыдал.

Деймон хотел было заговорить, но гитарист отвернулся, едва композитор открыл рот… и тот облегченно вздохнул. У него не было ни малейшего представления, что могло бы теперь умиротворить Кена Петрилло.

Следующие два часа Кен держался подальше от стекла, главным образом сидя у дальней стены клетки. Прислонившись к ней спиной, он тупо таращился в пространство и бубнил себе под нос, пытаясь найти замену музыке, которая оставила его навсегда. Все эти два часа Деймон ощущал себя вором. Мысль, что гитарист считает его грабителем, отобравшим его удивительную музыку, по какой-то причине казалась Деймону гораздо более отвратительной, чем сам факт скорой смерти Петрилло. С неизменным блокнотом в руке Вэнс тщетно пыталась привлечь к себе внимание Кена, видимо отчаянно желая задать ему чисто технические вопросы. Временами он едва ли осознавал окружающее, но были моменты, когда взгляд Кена становился быстрым, острым и странно расчетливым, не упускавшим ни единого движения сновавшей по лаборатории троицы.

В начале третьего часа, после того как Кен очнулся, пальцы Вэнс начали быстро порхать над ручками настройки и клавишами стойки медицинского оборудования.

- Сигналы его жизнедеятельности быстро приближаются к критическим отметкам, - сказала она Деймону и Брэнгуину. - Взгляните на показания датчиков. Я никогда не видела ничего подобного.

- Процесс рождения вот-вот должен начаться,- со знанием дела заговорил Брэнгуин, переводя взгляд с одного монитора на другой.- Вскоре его организм не выдержит нагрузки. Частота ударов сердца поднялась до ста шестидесяти в минуту, кровяное давление уже утроилось. Еще немного, и все кончится церебральным кровоизлиянием.

- Он может умереть до того, как родится чужой? - спросил Деймон и оторвал встревоженный взгляд от индикаторов регистрации жизненных функций Кена.

Вэнс отрицательно покачала головой:

- Весьма сомнительно. Я знакома со всеми материалами по имплантации эмбрионов чужих и не знаю ни одного примера, когда бы плод погиб в теле хозяина или во время рождения. В переводе на человеческие понятия, не зарегистрировано ни одного случая рождения мертвого ребенка. Другими словами, на данной стадии эмбрион не может не выжить. - Выражение ее лица стало мрачным. - Должна предупредить вас, что ваш друг…

- Он мне не друг!- резко возразил Деймон.- Просто человек, с которым я когда-то был знаком!

- Чудесно,- согласилась Вэнс строго официальным тоном.- У вашего знакомого очень скоро произойдет резкий выброс эндорфинов. Он будет испытывать невыносимую боль, и, как я уже говорила, мы не можем использовать никакие средства для ее облегчения.

- Это… очень печально. - Деймон склонился над пультом управления стойкой звукозаписи, чтобы еще раз проверить настройку уровней звучания. - Но этот выбор он сделал сам.

Вэнс окинула его бесстрастным взглядом, но Брэнгуин невольно втянул голову в плечи. Все трое разко вздрогнули, когда из динамиков вырвался звук падения тела на пол. Вэнс и Брэнгуин бросились к пульту подвешенной над головой видеокамеры, монотонно сканировавшей пространство всей клетки, и настроили ее на слежение только за той зоной, где находился Кен. Он снова поднялся на ноги и побрел, шатаясь, словно пьяный. Пот покрывал его лысину и градом катился по лицу, рот перекосился от удивления и боли.

- Мне больно! - пронзительно закричал он. - Помогите пож…

Внезапно его голос исказился, став нечленораздельным, грудная клетка конвульсивно задергалась и вздулась. Деймон ударил по кнопке «Запись» и громко скрипнул зубами. Но не было ли это треском разорвавшейся грудной клетки Кена?

Гитарист упал на колени, он задыхался, крик замер в горле. Кен попытался ползти, издал звериное рычание, один раз, потом второй. С третьим спазматическим воплем изо рта вырвалась струя темно-красной крови, образовав на полу почти черную лужу. Одна рука стала шарить по полу, словно он пытался нащупать что-то, но чувство равновесия ему быстро изменило, он перевернулся на спину и замер, вытаращив глаза в потолок; губы продолжали беззвучно шевелиться.

- Он умер? - потребовал ответа Деймон. - Что с чужим? Что…

- Потерпите! - огрызнулась Вэнс.- Я же вам говорила, что все будет в порядке. Он уже выходит!

Она была права. С последней конвульсией грудь Кена разорвалась вместе с его ветхой грязной одеждой, открывая дорогу новорожденному. Ребра разошлись и стояли торчком, Кена Петрилло не стало, на полу лежала лишь его худосочная оболочка…

Корм для младенца чужого.

Пронзительные крики новорожденной твари были громкими и достаточно резкими, чтобы трое людей, наблюдавшие за его появлением на свет с вытаращенными от ужаса глазами, забыли об усталости и отупении. Вымазанные кровью рыжеватый панцирь и пасть младенца добавляли к мелодии рождения этой формы жизни любопытный булькающий звук, звенящий шум, который только усилился, когда эта тварь оплела сегментами своего длинного безногого тела труп Кена и приступила к первой кормежке.

Вэнс, не поднимая головы, бешено строчила в блокноте, а Брэнгуин с дрожью отвернулся от клетки; цвет его лица напоминал кашу-овсянку. Только Деймон был предельно сосредоточен на своей работе, целиком отдавшись первозданной красоте музыки появления на свет чужого. Он ничего не видел, но слышал все. В этой музыке было именно то, что он надеялся услышать, и даже больше. Вопли голода и жадного желания утолить его были так созвучны нереальным мечтам, таившимся в глубинах его растерзанной души.

- Красота,- не сказал, а выдохнул Деймон, не прекращая танца пальцев на движках и головках настройки пульта звукозаписи. Слезы благодарности и сердечной признательности переполнили наконец его глаза и потекли по лицу. Это окупало жертвы - жизнь Кена, и все остальное.- Такая милая музыка такая уникальная. Ничто не сравнится с твоим песнопением, никому не дано превзойти тебя!

____________________

Часы проходили без отдыха, Деймон наблюдал за ростом чужого, не отлучаясь от пульта звукозаписи и едва ли вполне осознавая, что тот кормится трупом человека, которого он некогда называл своим другом и партнером.

- Ешь на здоровье, - умильно сюсюкал он, захлебываясь от восторга, - расти большим и сильным, мое маленькое чудо.

От изнеможения перед глазами Деймона кружили тени, усталость отдавалась звоном в ушах, но он не решался отойти от пульта. Все было новым, каждый звук - бесценным, он не мог позволить себе пропустить даже самый крохотный нюанс. В улыбках, которыми он одаривал обитателя стеклянной клетки, были тоска и преданность.

- Мой маленький Моцарт, - твердил он, задыхаясь от волнения, - ты еще так молод, но так талантлив… как голодный.

Вэнс и Брэнгуин неустанно фиксировали график быстрого роста чужого, строго хронометрируя каждый штрих этой предварительной фазы жизни новорожденного. Панцирь рыжеватого тараканьего окраса постепенно потемнел до иссиня-черного, а затем раскололся, дав выход существу третьей, взрослой стадии. Тварь вырвавшаяся на свободу, была так же темна, как отброшенная ею в стороны скорлупа, и вооружена полным комплектом зубов, хотя еще и не достигших предельных размеров. Всего восемнадцать часов спустя у нее уже были длинные задние конечности, на которых она могла достаточно проворно двигаться, прибегая к помощи недоразвитых передних; вдоль плавно вогнутой дуги хребта появилась половина характерных панцирных крестовин, а торчавшее из верхней части тела гладкое бесформенное образование уже начало вытягиваться, отделяясь от спины и превращаясь в голову.

Через семьдесят два часа - спустя всего три дня после рождения - Деймон увидел за стеклянной стеной вполне взрослого монстра с планеты Хоумуолд, иметь которого так долго и страстно мечтал. Он был двухметрового роста даже в своей согбенной позе. Деймон ощущал его злобу, видел ярость в каждом подергивании этой чуждой формы жизни. Они были так с ним похожи - творец и творение, связанные духовно, одинаково обреченные. И тому, и другому суждено жить не по собственной воле, быть в вечном плену, влачить рабское существование. Деймон хорошо знал, что значит быть чужим в этом мире, непризнанным и непонятым, осужденным на существование в обществе, где тебе нет места. Отделенное от него небьющимся кварцевым стеклом, стояло физическое в воплощение всего, что Деймон пережил, всего, что душило его и не давало умиротворения. Это живое воплощение его жизни дышало злобой, клокотало неизбывным гневом.

Моцарт.

Совершенное имя для совершенного существа, смертоносного и величественного, сочетавшего в себе мощь плоти из черного золота и голос «Поэмы экстаза» и «Прометея» Скрябина, представшего в полной своей красе перед Деймоном и миром.

Наконец, когда эта явившаяся миру тварь окончила пиршество, не оставив почти ничего от Кена Петрилло, Деймон оставил свой пост за пультом звукозаписи, подошел к стеклянной.стене и с любовью прижал ладони к ее холодной поверхности.

- Вот чему ты отдал себя, Кен, - прошептал он. Это ли не красота? Разве она этого не стоила? О Боже, конечно да.

Наблюдая за неустанно расхаживавшим по клетке Моцартом, Деймон чувствовал, как в его душе затягиваются последние шрамы вины. Это жертва дружбой и жизнью бывшего друга принесена не утолению жажды пресыщенной публики или всего лишь голода эксцентричного музыканта. О нет! Это нечто гораздо большее, настолько громадное, что по воплощении в жизнь даст все, чего желал Кен. В самый кульминационный момент жизнь Кена возродилась в Моцарте, дала дыхание и шипение сыну источника музыки Кена, его божеству. Вдохновение блистательного гитариста Кена Фасто Петрилло стало частью этой формы жизни, частью его бога… нашло такой путь воссоединения, о каком никто другой не мог даже мечтать. И Деймон помог в этом своему бывшему товарищу сделать все правильно и не дрогнул.

В какое-то мгновение Моцарт ощутил присутствие Деймона и остановился, по-петушиному вскинув масивную, безглазую голову, словно пытаясь получше запомнить это человеческое существо. Прошло десять секунд напряженной тишины, затем чужой отвернулся и крадущейся походкой убрался прочь от стекла.

Единственным, что беспокоило Деймона с самого начала и все еще продолжало нарушать мир в его голове, был оставленный им без ответа последний бессмысленный вопрос Кена:

- Где музыка?

Глава 13

- Мистер Эддингтон? - Дарси осторожно коснулась плеча черноволосого музыканта, стараясь не напугать его. - Он уже вполне подрос.

Деймон, сидевший за пультом звукозаписи, повернул голову. Взгляд его красных от бессонницы глаз был пустым. Он поднял руки, чтобы снять наушники,

и Дарси услыхала хруст позвонков его шеи.

- А? Что?

- Чужой достиг максимального роста, - терпеливо повторила она.- Теперь совершенно нечего делать, пока мы не приведем все в порядок. Почему бы вам не пойти домой и не отдохнуть?

Какое-то мгновение Дарси думала, что он откажется. У нее не укладывалось в голове, как он мог оставаться здесь одну ночь за другой и жить на жирной пище из забегаловок быстрого обслуживания, которую им приносили. Лично она тосковала по еде домашнего приготовления, какому-нибудь горячему блюду прямо из печки. Последние пять суток приходилось довольствоваться только этой отвратительной холодной и жирной гадостью. Наконец Деймон встал из-за пульта.

- Все… все в порядке. - Ей показалось, что с ним далеко не все в порядке, но внезапно его взгляд прояснился. - Я возьму с собой диски-оригиналы. Займусь композицией.

Музыкант провел рукой по лицу и не без удивления ощутил шершавую щетину на обычно тщательно выбритой коже возле всегда так аккуратно подстриженной козлиной бородки.

- Вы почувствуете себя гораздо лучше после того, как выспитесь, - сказала Дарси, подавая ему пальто.

- Да-да, - отсутствующим голосом согласился Деймон. Он взял у нее пальто и покосился на него так, словно не соображал, что это такое, затем прищурил глаза и набросил на одно плечо. Уголок его рта приподнялся, словно он наконец-то понял, насколько странным может выглядеть со стороны. - Полагаю, я здорово переутомился.

- Увидимся завтра утром, - сказала Дарси, направляясь к выходу из улья и как бы приглашая Деймона следовать за собой.

Он неосознанно повиновался, но остановился и обернулся, когда дверь открылась.

- Хорошо заботьтесь о нем, - официальным тоном наказал он, смерив серьезным взглядом сперва ее, затем Майкла,- о Моцарте.

Дарси и Майкл не менее официально кивнули в ответ, и, поколебавшись еще секунду, Деймон переступил порог и удалился.

Некоторое время оба биоинженера без единого слова ходили от стойки к стойке по улью, снимая показания приборов, подводя итог компьютерным данным,приводя в порядок массу записей, накопившихся к этой фазе выполнения программы.

- Ну и ну, - не выдержала наконец Дарси. После долгих часов визга чужого и непрестанной болтовни Деймона непривычная тишина оказалась для нее невыносимой.- Вы думаете, он чокнутый?

Майкл оторвался от последней страницы данных, вводом которой занимался на одном из компьютеров.

- Чокнутый? - Он снял кассету с дисковода, сделал на ней пометку и заботливо вложил в кассетницу. - Нет, - снова заговорил биоинженер, - я так не думаю. Он предан своей музыке, вот и все. Преданность требует отношения, не укладывающегося в обычные рамки, но… - Он пожал плечами и улыбнулся: - Деймон… тащится от своей музыки. Я уверен, что школьники наших дней именно так говорят о людях, одержимых любимым делом.

Дарси засунула руки в карманы, затем подошла к стеклянной стене и несколько секунд наблюдала за животным в клетке, прежде чем ответить.

- Мне кажется пустой тратой времени,- начала она не оборачиваясь, - подобное использование чужого. У нас есть изумительная возможность изучить его поведение, а мы делаем все, что угодно, чтобы ею не воспользоваться, и только набиваем клетку микрофонами. Меня всегда мучил вопрос, способны ли эти существа на… привязанность.

- Привязанность? - Майкл встал и потянулся, затем встал рядом с ней и пристально посмотрел на чужого. Моцарт настороженно припал к полу, словно присутствие невидимой для него пары человеческих существ чем-то угрожало ему.

- Да. - Дарси прикусила губу, потом потерла виски. - Привязанность в ситуации один на один, как эта, при знакомстве с самого рождения. Здесь не медицинская лаборатория, набитая шимпанзе и крысами, в которой снует пара десятков ученых, работающих под руководством заведующих-генетиков, и бесчисленное множество их ассистентов. Мы трое да еще время от времени заглядывающий сюда Ахиро - единственные люди, которых будет знать этот чужой. Может быть, есть какой-то шанс, что он начнет узнавать нас, относиться к нам с благосклонностью.

Майкл забегал пальцами по подбородку и нахмурился.

- И что тогда? - спросил он с вызовом.- Мы займемся его дрессировкой? Даже если такое исследование окажется успешным и даст экспериментально подтвержденные результаты, что прикажете человечеству делать с подобной информацией? Мы имеем дело с жизненной формой, к пониманию функций мозга которой земная наука не приблизилась ни на йоту.

Ваш интерес к этим животным очень высок, поэтому мне, вероятно, нет необходимости рассказывать вам, что ведомство вооруженных сил спускает миллионы на многочисленные попытки воспроизведения их клоновых бесплодных копий для военных целей. Но получают они пшик: биологическая природа чужих так витиевата, что пока мы не можем ее продублировать. Кроме того, у меня нет сомнения в существовании правительственной системы, о которой мы никогда не услышим, занимающейся слежкой за работами в этом направлении в других странах мира просто для обретения уверенности, что там, так же как у нас, ничего не выходит.

- Мне это известно,- сказала Дарси,- я всегда в курсе последних событий обо всем, что касается исследования чужих, благодарю вас.- В тоне Дарси не было даже намека на язвительность. Она кивнула в сторону животного в клетке и продолжала: - Вы не находите очень интересным, что женщина, первой обнаружившая эти существа, заявила, будто она и ее экипаж шли по сигналу радиомаяка, который подавал покинутый корабль? Мы всегда исходим из предположения, что эти существа руководствуются инстинктами, что в их головах нет иных мыслей, кроме как убивать и воспроизводиться. Что если тот корабль действительно был? Правительство продолжает настаивать, что ее рассказ - миф и что она умерла естественной смертью на планете-тюрьме, куда была сослана за халатное отношение к воинским обязанностям. Ну а если правительство лжет, Майкл?

Другие источники заявляют, что ее вовсе не ссылали, что она попала на планету-тюрьму, спасаясь, из-за еще одной едва не ставшей гибельной встречи с чужими на борту своего корабля во время бегства с Земли. Если ее заявления - правда, это может означать, что чужие обладают вполне достаточным интеллектом, чтобы пользоваться космическими транспортными средствами.

Майкл отрицательно покачал головой:

- Такое я не покупаю ни за какие деньги. Трудно даже представить, как должен был пилотироваться корабль, чтобы в него можно было запрыгнуть, когда он уже начал движение. Да и как бы там ни было, тот космический корабль - всего лишь домыслы. Правдивость ее рассказа ничем не была подтверждена.

- Но его и не стали опровергать. Вместо этого, как официально заявляют, она была брошена в тюрьму по обвинениям, которые большинство находит сомнительными. Наверняка я не единственный ученый, кто наблюдал за этими животными и заметил, что в неволе они прогрессивно деградируют. Яйца, откладываемые в суррогатные гнезда, чаще имеют три, а не четыре лепестка выходного отверстия - это очевидное доказательство генетического регресса. Почему так происходит? Если когда-то им было по уму построить корабль для путешествия в космосе, почему мы не можем вступить с ними в контакт хотя бы на самом примитивном уровне?

- Нет никаких доказательств, что они могут что-то построить,- не сдавался Майкл.- И даже если бы могли, с какой стати нам захотелось бы вступать с ними в контакт? Вы смотрите на этих тварей необъективно. Это не цивилизованные существа, Дарси. Если бы, как там ее звали…

- Рипли;

- Да-да. Дарси, неужели вы сами не видите множества прорех в вашей гипотезе? Вы заявляете, будто, по словам Рипли, она вела свой корабль по маяку корабля чужих, но я прекрасно помню, что эта женщина говорила не о корабле чужих, а только о покинутом корабле. Вы подтасовываете известные факты, желая подкрепить гипотезу, но не состоятельны даже они. Никто не говорил, что чужие использовали маяк для направления ее корабля к поверхности планеты. Если такой радиомаяк и работал, то, вероятнее всего, его подавала автоматика сигнала бедствия покинутого корабля.- Он взглянул на нее и снова отрицательно покачал головой. - Вы, вероятно, исходите из предположения, что где-то есть целая планета этих существ помимо той, которую мы всегда считали их родиной. Майкл махнул рукой в сторону клетки. - Иисус Праведный, Дарси! Эти твари с Хоумуолд - самые ужасные, самые опасные создания, с какими до сих пор приходилось сталкиваться жителям Земли. Неужели вы действительно думаете, что мы когда-нибудь сможем ими управлять? Неудивительно, что правительство желает пресечь даже мысль, будто где-то существует целый мир, населенный этими существами.

Лицо Дарси озарила насмешливая улыбка.

- Мы должны не допускать ни малейшей вероятности такой возможности только потому, что нам страшно? Исключительно мудрый способ поведения в любой ситуации.- Она бросила взгляд внутрь клетки. - И разве я говорю о контроле над ними? Боже, конечно же нет, Майкл. - Дарси довольно захихикала, увидев, что чужой внезапно встал в полный рост и мотнул головой, словно услыхал ее голос сквозь звуконепроницаемую стену из кварцевого стекла. Затем животное лениво откинулось назад и уставилось вверх, несомненно исследуя крышу клетки в поисках несуществующего пути к свободе.

Напарник, удивленный неожиданной переменой ее настроения, вскинул брови:

- Что тут смешного?

- Ни одно человеческое существо не останется живых, столкнувшись без оружия лицом к лицу с чужим, иначе как внутри кокона, чтобы в будущем стать хозяином. Одним из тех, кто непременно вскоре «забеременеет» от эмбриона трутня или матки. Управлять ими? Повернитесь к нему лицом, Майкл. - Тон голос Дарси стал циничным, глаза расширились, но их пристальный взгляд был направлен мимо того, кто находился по другую сторону стеклянной стены, словно изучал какую-то очень далекую воображаемую картину.- Я искренно верю, что если кто-то сможет потратить годы, работая с одним из этих существ, то чужой и исследователь научатся узнавать друг друга. Возможно… даже возникнет какая-то связь между ученым и объектом его усилий. Мне хотелось бы найти этому подтверждение. Но они никогда не станут по настоящему управляемыми или поддающимися дрессировке. Я думаю, сколько бы ни было отдано времени этим усилиям, самое большее, на что можно надеяться,- узнавшее вас существо мгновение помедлит, перед тем как убить.

Глава 14

Деймон неохотно поставил пузырек с желе на ночной столик, затем сел на край постели и некоторое время его разглядывал. Точно так же он поступал ребенком, когда получал подарки от родителей. Они так редко дарили ему что-нибудь более стоящее, чем одну-две самые необходимые вещи к Рождеству и открытку в день рождения, что нераспакованный подарок мог простоять несколько дней, прежде чем он к нему притрагивался. Он не тряс упаковку, не ощупывал ее, даже не пытался заглянуть под обертку, предпочитая гадать о содержимом до тех пор, пока его догадка не становилась едва ли не полной уверенностью. Оглядываясь назад, он понимал, что доводил этим родителей до отчаяния: «Что с тобой, Деймон? Ради Бога, разверни же, наконец!»

Более чем вероятно, сам того не понимая, он уменьшал шансы получать от них нечто большее. Но как только упаковка разворачивалась, предвкушение неожиданности, что бы ни оказывалось внутри, уходило навсегда - волшебное мгновение, которое он откладывал, которое должно наступить, как только он заглянет внутрь, не могло повториться, а нового придется ждать целый год, если не дольше. Он инстинктивно верил, что подобные мгновения, возникающие так редко и обладающие таким особенным вкусом, можно продлить. Сохранить как сокровище.

Побрившись и приведя в порядок бородку, набив желудок вполне сносной пищей, Деймон впервые почувствовал себя почти нормально с того звонка Джарлата Кина среди ночи, если не считать неимоверной усталости. За восемь часов хорошего сна его тело отдохнет, голова станет ясной, и завтра он как следует поработает с Моцартом. Вздохнув, Деймон отвел взгляд от пузырька, заполз под одеяло и накрылся с головой, подоткнув его уголок под щеку. В голубятне было холодно, он слышал свист сквозняка сквозь щели в переплетах оконной рамы и отверстиях для труб в стене, но его тело и дыхание быстро согревали гнездо под одеялом. Вскоре он перестал дрожать и почувствовал себя даже уютно.

Он высунул голову и не без усилия открыл глаза, чтобы еще раз взглянуть на пузырек с желе, прощальный подарок Кена. Слишком большое окно для такого крохотного пространства: в его квартирке никогда не бывало совсем темно. Непрестанно меняющиеся неоновые огни электронных рекламных щитов на крыргах зданий противоположной стороны улицы врывались в его жилище, подобно холодной безмолвной радуге, живой змее, безостановочно обнимавшей его кольцами неверного многоцветья. Несмотря на утомление, разум Деймона анализировал последовательность изменения цветов: через каждые шесть секунд новый цикл сперва омывал пузырек с желе желтым люминесцентным сиянием, которое в сочетании с синим цветом самой склянки превращало этот хрупкий стеклянны сосуд в подобие мощного источника зеленого лазерного света. Когда Деймон впервые заметил это, красота зрелища заставила его затаить дыхание. Тогда-то он и установил последовательность перемен, чтобы заранее предвосхищать начало нового цикла. Когда сон наконец одолел его, сияние желе было последним, что запечатлела сетчатка глаз и перенесла эту яркую картину в сны.

____________________

Однако надежда на полноценный отдых оказалась иллюзией. Сон Деймона походил на детскую составную картинку, кусочки которой категорически отказывались расставляться по местам. Каждый раз, когда сознание выдергивало его из темноты сна настолько, что он вполне соображал, кто он и где находится, взгляд неизменно наталкивался на пузырек с желе, сиявший в цветах неоновой ночи, рвавшейся в окно с улицы.

Так продолжалось час за часом, пока он не пришел к убеждению, что желе как раз и есть то, чего ему до сих пор не хватало,- именно оно должно чудесным образом собрать для него все воедино, заполнить глубокую, безобразную пропасть, которая всегда мешала ему жить. Он отводил взгляд от пузырька, потел, не смотря на ощущавшийся кожей лица холод, дрожал в тепле под тонким одеялом и вертелся, сражаясь с пижамой, которая стала вдруг неудобной и непривычно тяжелой, пока не довел себя до бешенства. Он сел в постели и уткнулся лицом в ладони.

Из мира по другую сторону оконного стекла до слуха Деймона доносился нескончаемый грохот уличного движения Маихэттена - голоса людей, не смолкавшие в любые часы суток, шум аэроциклов, автобусов, даже далекий гул сверхскоростных поездов в тоннелях, этого нового транспортного средства, такого шумного, что продавцы газет давно, привыкли предлагать покупателям еще и затычки для ушей. И за всем этим… ничего.

- Где музыка?

Кена Фасто Петрилло больше нет, он умер, но его слова продолжали звучать в мозгу Деймона. Что могло быть в этом пузырьке такого, ради чего человек с уникальными способностями гитариста изменил своему дару, отдав предпочтение неуловимым мелодиям, которые, кроме него, никто не слышал?

- Музыка Королевы-Матки… такая красивая.

- …Наполняла и баюкала меня.

- …Эта музыка становилась все более изысканной, более захватывающей… гораздо более величественной.

«Я смогу это сделать, - подумал Деймон. - Я много сильнее, чем Кен, гораздо лучше него владею собой и сам направляю свою судьбу. Если Кен, попробовав «Лед» и «Звездочет», смог отказаться от них, то и я смогу отказаться от желе. Я - истинный художник, мои любовь и преданность своей работе стоят этого риска, стоят испытания болью выздоровления, стоят чего угодно».

Возможно, бессонница сделала его слишком ранимым, не дала взять верх страхам и хорошо всем известным предостережениям, человекообразные подтверждения которых всюду слонялись по улицам. Но более вероятно, что глубоко проникшее в душу желание просто отмело все опасения, заставило его взять в руки пузырек, чтобы повнимательнее рассмотреть его… затем открыть крышечку, покрутить изящную склянку в ладонях и выпить содержимое.

Он ожидал, что не почувствует никакого вкуса, но его рот наполнился ароматом жженой сладкой ваты и, как ни странно, вкусом дорогого красного вина…

Не чувствуя сна ни в одном глазу, Деймон увидел сон.

Он больше не был собой, наблюдавшим за Моцартом из безопасного переднего помещения улья. Он сам был Моцартом…

В утробе. Его первым намеком на ощущение было требование свободы, стремление вырваться из жаркого ограниченного пространства, заставить замолчать непрестанно грохочущее сердце животного-кормильца и утолить им голод…

Рождение. Полный неистовой энергии и голодный, он в бешенстве разрывает влажную красную оболочку и, едва вырвавшись, обращает всю свою ярость на труп, утоляя голод останками существа, которое послужило ему хозяином…

Рост и возмужание. Холодная мертвая плоть едва утоляла его ненасытный аппетит, давая вырасти, чтобы расщепить первый кроваво-рыжий панцирь, затем еще больше вытянуться, высвободить задние конечности, затем передние, великолепие мускулатуры и зверская сила которых особенно хорошо заметны, когда они высоко вздымаются над его головой, в обеих пастях которой не счесть острых зубов. Это последнее превращение. Он вырос и возмужал, он громаден, неудержим…

И наконец, СВОБОДА! Он набрасывается на жиденькие прозрачные стены, в которых его пытались удержать, ощущает, как они трещат под его ударами, разлетаясь осколками, словно древний хрусталь. Мир за ними - накрытый для него стол, и он пирует за ним не давая пощады тем дуракам, которые пытались заставить его клянчить самое необходимое,- родители и владельцы ночных клубов, когда он был молод, Кин и его жирная ведьма-секретарша. Затем он идет дальше и выше, добирается до самого Йорику, компания которого смотрела на него свысока и глумилась над ним, прячась под личиной готового помочь спонсора; он упивается ощущением дробящейся между его массивными челюстями головы этого человека, наслаждается вкусом человеческой крови, струящейся между острыми как бритва зубами его двойной пасти.

Но это еще не конец: он обрушивает свою злобу на этот город и его жителей, дает выход бесконтрольной ненависти, устраивая жестокую резню бессердечной, ленивой публике, убивая тысячи этих тупоголовых, которые не имеют представления, что такое чистый звук, этих идиотов, которые не в состоянии понять красоту истинной музыки. Но все это происходит…

В тишине.

Полной, умопомрачительной. Сколько бы раз в этом учиненном им побоище он в злобе и радости ни раскрывал свои пасти, сверкающие ряд за рядом острыми и такими красивыми кольями, из его глотки так и не вырвалось ни единого вопля.

Ни шипения, ни крика. Ни одного красивого визга.

Ни одной ноты музыки.

____________________

Придя в себя, Деймон издал человеческий вопль, заметив синеватую дымку рассвета за окнами голубятни. Пот, обильным потоком бежавший с его лба, был холодным, как ледяная вода, пропитавшиеся им пряди волос покалывали кожу щек, словно это действительно были острые сосульки. Это было бы даже приятно, если бы…

Если бы. Еще одно прекрасное заклинание, желчно подумал он, скомкав одеяло вместе с пузырьком из-под желе и швырнув его в противоположный угол комнаты,- замечательная замена привычному «наступит день».

Неужели всегда одно и то же?

____________________

Вэнс и Брэнгуин уже были в улье. Они вяло копошились возле приборов и датчиков, как и положено этим подобострастным рядовым работникам «Синсаунд». Деймон, проигнорировав и посвежевшие за ночь лица биоинженеров, и вспыхнувший в их взглядах испуг, прошел прямо к стеклянной стене клетки Моцарта и поднял над головой сжатые в кулаки руки.

- Я хочу слышать его! - прорычал он.- Я хочу слышать музыку! Спой мне, черт бы тебя побрал, начинай!

Голос Деймона поднялся до дикого вопля, и он стал изо всех сил колотить кулаками по стеклу. На бешеный натиск композитора закаленное кварцевое стекло ответило не более чем вибрацией. Моцарт моментально к полу и несколько раз мотнул своей темной продолговатой головой из стороны в сторону, но единственным звуком, доходившим из динамиков до слуха трех человеческих существ, было тихое низкое шипение. Еще через несколько мгновений чужой повернулся к стеклу широкими боковыми пластинами хребта и ушел в тень дальнего конца своей тюрьмы.

Деймон резко повернулся на каблуках, и оба биоинженера вздрогнули и попятились. Кожа под его темными глазами выглядела подкрашенной тонким слоеем фиолетовой туши, волосы дико взметнулись и упал на лицо. Он смахнул их вбок и раздраженно потребовал:

- Дайте ему что-нибудь. Что-то такое, с чем он сможет драться. Что захочет убить.

Вэнс нахмурилась:

- Что-то похожее на что?

- Мне безразлично, - рявкнул Деймон. - То, что сможете добыть. Просто позаботьтесь, чтобы оно попало к нему живым. Я хочу слышать вопль его радости когда он разорвет живую тварь на части!

Глава 15

- Ну, вот они, - безучастно бросил Брэнгуин, поставив две клетки на пол возле двери кормушки. Он запыхался от тяжелой ноши и был вне себя от общения с этими болванами в приюте для животных. Какая им разница, что он будет делать с животными, продолжал возмущенно удивляться Майкл, если городу предлагают кормить на две звериные пасти меньше?

Дарси и Эддингтон с любопытством поглядывали как он снимает зеленую куртку, в которой ходил в приют. Он не полный идиот: они ни за что не отдали бы ему ни кошку, ни собаку, увидев на нем лабораторный халат. Сжав зубы, он лгал, отвечая на дурацкие вопросы. Да, дома есть кому гулять с ними и кормить, нет, я не собираюсь подрезать кошке когти.

- Что вам удалось достать? - нетерпеливо спросил Деймон.

С каждым часом он выглядит все хуже, подумал Майкл. Куда-то подевался задумчивый, ни с чем не сравнимый взгляд, который говорил ему так много; теперь лицо Эддингтона превратилось в маску мрачного отчаяния.

- Кошку и собаку,- выпалил Майкл,- как раз то, о чем мы втроем договорились.

- Я это знаю, - отчеканил Эллингтон, - но какой породы?

Дарси наклонилась и открыла защелку клетки поменьше, затем откинула крышку. Из густого меха апельсинового цвета на нее недоверчиво уставились большие желтые глаза; животное неприятно мяукнуло, когда она доставала его из клетки. Дарси почесала кошке голову.

- Из породы полосатых, - сказала она. - Другими словами, кошка-бродяга.

Взгляд, брошенный Деймоном на кошку, был полон разочарования.

- А собака?

Майкл пожал плечами:

- Кто знает? Пес-дворняжка, может быть, немного крупнее большинства. Шрамов достаточно, значит, бывал в переделках и, вероятно, умеет драться. Взгляните сами.

Он открыл дверцу, сунул руку внутрь и нащупал поводок, оставленный прикрепленным к ошейнику. Несколько секунд усердных усилий, и он вытащил пса на обозрение. Тот вел себя не особенно дружественно: прижал уши, обводя подозрительным взглядом помещение и находившихся в нем людей; достоверившись, что на руках у Дарси кошка, он нисколько не встревожился, а просто замер, поджав хвост.

- Барахло,- с отвращением прокомментировал Деймон, - вероятно, не весит и двадцати килограммов.

- Девятнадцать,- уточнил Майкл,- но крупнее этого пса у них не бывает. Когда я сказал, что меня интересует животное покрупнее, мне ответили, что собак весом более двадцати килограммов отправляют на живодерню, если хозяева не забирают их в течении двух суток. Крупные экземпляры так редко привыкают к новым хозяевам, что их публике даже не предлагают.

Деймон стал осторожно подносить руку к собаке, но пес глухо зарычал и попятился на пару шагов, натянув поводок.

- Как видите, ласкаться к нам он не намерен, - добавил старик, внимательно наблюдавший за обоими.

- Хотя вполне мог бы, - проворчал Эддингтон, - слишком уж он невзрачный, чтобы отказывать себе в этом.

- Можно порыться в газетах,- предложила Дарси, - вдруг натолкнемся на объявление о продаже чего-то получше.

Майкл возразил:

- Думаю, в газетах предлагают только щенков. Большинству тех, кому необходимо избавиться от взрослых собак, обычно небезразлично, куда они попадут. Известный синдром: «Даром в хорошие руки».

- Ну, что есть, то есть, так что пускайте их, в посмотрим, что получится, - прекратил пересуды Деймон. - Возможно, они покажут нам какую-нибудь хитрость.

Он повернулся к ним спиной и направился к стойке звукозаписи, а Майкл бросил взгляд на Дарси. Она ответила на его немой вопрос пожатием плеч и коротким кивком.

Сомневаюсь.

____________________

- Порядок, я готов.- Впервые с того момента, когда он ввалился утром в улей и разбушевался, словно сумасшедший, Эддингтон снова стал самим собой -живой, возбужденный и сосредоточенный, он не сводил острого взгляда с блуждавшего по клетке Моцарта,- Можете впускать их в любой момент.

- Начали,- сказал Майкл. Он кивнул Дарси, и она на прощание дружески погладила кошку по голове. Последние десять минут животное не переставало мурлыкать, и, хотя выражение лица Дарси, как всегда, было холодным и бесстрастным, Майкл не сомневался, что она чувствует себя предательницей.

Но работа прежде всего; она наклонилась и подтолкнула эту несчастную из породы полосатых в малый лоток подачи корма Моцарту, из которого дороги назад не было.

- Прощай навсегда, пушистый шарик.

Не дав себе даже задуматься, Майкл точно так же обошелся с собакой, чудом избежав укуса, когда хлопнул пса по крестцу. Автоматически закрывшаяся дверца не позволила животному броситься на него.

- Пес внутри,- доложил Майкл.

- Пошевеливайся, Моцарт, - ласково сказала Дарси, становясь на колени возле стеклянной стены и всматриваясь в происходившее в клетке чужого, - у тебя пара гостей.

Майкл видел, что сидевший за пультом Деймон напрягся и ткнул пальцем в кнопку «Запись», как только Моцарт заметил животных и направился к ним. Старика охватило мимолетное ощущение сочувствия композитору, и он затаил дыхание. На что будет похож вопль чужого? Таким ли он окажется красивым, как думает Деймон? Из динамиков послышался голос чужого, но его звучание совершенно разочаровало пожилого биоинженера: Моцарт издал один из мрачных глухих звуков, которые Майкл до сих пор слышал только в записях из фильмотеки; Деймону и Дарси он, несомненно, напомнил то же самое… шипение раскаленного докрасна железа, когда его погружают в воду. Внезапно взвизгнула кошка, и тут же послышалось поразительно свирепое рычание пса, заставившее Майкла вытаращить глаза: неизвестно, чему еще научила жизнь бродячую собаку, но она оказалась докой по части демонстрации голоса более грозного животного, чем была на самом деле.

Но Моцарт… вряд ли он воспринял это как вызов. Неуловимое движение чего-то иссиня-черного, и все было кончено. Моцарт раздавил обоих животных, как человек раздавил бы муравьев. Так опускается длань Господня, чтобы стереть с лица земли того, кто не внял предостережению. Четыре секунды гробовой тишины, затем плечи Деймона поникли, и он нажал кнопку остановки Записи.

- Мало,- заговорил он удрученным голосом,- эти животные… они ничто^ Ничто. Вы что-нибудь слышали? Боже правый, да он смеется над нами. Кошки, собаки - для него это лишь ничтожная забава.- Он спрятал лицо в ладони и стал скрести пальцами щеки, затем опустил трясущиеся руки и тупо уставился на них. У Майкла возникло подозрение, что Эддингтона одолевают галлюцинации. - Нам надо достать более крупное животное. Боже мой, пусть это будут овцы, коровы, быки. Если ему не подсунуть такое, что он сам найдет достойным соперником, мы не услышим от него ничего другого. Только шипение, не больше.

Оба биоинженера промолчали, но глаза Дарси сузились, и она отвернулась от Майкла. Он вспомнил их безмолвный обмен взглядами.

Сомневаюсь.

____________________

С коровой все вышло так же бессмысленно, как и с овцой, но Майкл ни с кем не стал делиться тайным недовольством тем, что в улье стало пахнуть, как на скотном дворе, а записанные Деймоном звуки он мог бы получить и на бойне скота. Пожилого биоинженера очень беспокоило, что прохожие обратят внимание на деревянные клети возле грузового подъезда и станут интересоваться, с какой целью в концертный зал понадобилось привозить животных, но оказалось, что до этого никому не было дела. Оставленные порожние клети наполнили улей запахами пота и навоза животных. Несколько дней и от них троих исходили те же запахи, пока служба безопасности не нашла наконец рабочих, которые вынесли из помещения громоздкие вонючие ящики. Майкл видел, как Дарси, манеры которой всегда отличались хладнокровием и невозмутимостью, понюхала рукав своего жакета и брезгливо поморщилась, поняв, что запахом животных, пропиталась вся ее одежда.

Чужой быстро покончил с коровой, которая лишь замерла на месте и скорбно мычала, пока Моцарт не выпотрошил ее. Овца была проворнее, по крайней мере заставила Моцарта погнаться за ней, но конец оказался скорым, запечатленным в звукозаписи Деймона всего лишь жалобным блеяньем обезумевшего животного.

Все трое с трудом выносили компанию друг друга в течение трех бесконечных дней, пока не прибыла наконец клеть с животным из Индии. Оно было значительно крупнее предыдущих и явно обладало дикой силой, не в пример всему, что они выставляли до сих пор в качестве противника этой форме жизни с Хоумуолда. Какими бы отвратительными ни выглядели бесконечные убийства животных и зрелище грязного, но методичного пиршества Моцарта после победы, атмосфера ожидания оказалась заразительной, и Майкл ничего не мог с собой поделать, нетерпеливо предвкушая предстоявшее сражение, хотя его возбуждение не шло ни в какое сравнение с тем, как был наэлектризован Эддингтон. К тому времени когда клеть затащили в помещение улья, музыкант превратился в лишенный способности двигаться куль, который едва ли воспринимал обращавшихся к нему Майкла и Дарси; пытаясь отвечать, он запинался на каждом слове, не договаривал фразы, терял нить мысли. Хорошо еще, что оба биоинженера уже достаточно поработали с Эддингтоном и сами знали последовательность предварительной подготовки к записи.

- Приготовьтесь впускать, - пронзительным голосом крикнул Эддингтон и начал отсчет: - Раз, два, три… пошел!

Он хлопнул ладонью по кнопке «Запись» и замер, уставившись вытаращенными глазами на клетку, прислушиваясь к малейшему шороху в словно приросших к его голове наушниках.

Рабочие аккуратно придвинули клеть к входу в клетку Моцарта и наладили синхронизацию запорных механизмов, поэтому Дарси оставалось только нажать рычаг, чтобы одновременно поднялась вверх передняя стенка транспортной клети и скользнула вбок задвижка самого широкого входа внутрь загона чужого. Моцарт приближался к новому гостю, почти не таясь, убаюканный покорностью пускавшихся к нему прежде животных, предвкушая еще одно легкое убийство и вознаграждение за него сытной кормежкой.

Тупоумный, но раздражительного нрава дикий гаур тряхнул головой и захрипел, затем наклонил голову и неуклюжей массой ввалился в клетку. Бык увидел чужого, его глаза налились кровью, из глотки вырвался рев. Он был громким и долгим, похожим на звучание мощного гудка в пустом помещении. Рев нарастал и падал, перемежаясь с грозными хрипами дыхания. Бык покачивался из стороны в сторону и скреб копытами по грубой фактуре пластика пола; его движения были удивительно быстрыми для животного таких размеров и веса.

Все еще не подозревая опасности, Моцарт, немного присев, продолжал приближаться, а гяур низко, насколько позволяли плечи, опустил голову. Новый взрыв рева вырвался из динамиков, еще более мощный и на этот раз явно предупреждающий. Моцарт придвинулся еще ближе, никак не реагируя на поднятый животным шум, очевидно продолжая считать, что перед ним такой же невоинственный противник, с каким пришлось встретиться на прошлой неделе. Это было серьезным заблуждением, и чужой оказался неподготовленным к могучему броску тяжелой туши быка и удару его длинного кривого рога, который пронзил ему левый бок, угодив точно под защищенные панцирными пластинами ребра.

Инерция атаки быка всей массой тела отбросила чужого назад, но брызнувшая из раны кровь-кислота залила морду гяура. Он бешено дернулся от боли, зашатался, внезапно передние ноги быка стали выглядеть слишком слабыми для такой огромной туши - казалось, что они вот-вот подкосятся. Его рев рвался из динамиков, усиливаясь, превращаясь в непрерывный вопль обезумевшего животного. К нему присоединились крики боли и ярости Моцарта, который принялся наносить быку сокрушительные удары когтистыми лапами. Он быстро разорвал его толстую шкуру в десятках мест.

Майкл бросил взгляд на Дарси, затем посмотрел на Эддингтона. Музыкант был предельно сосредоточен, его пальцы порхали над головками и рычажками настройки пульта стойки звукозаписи.

- Прислушайтесь к его пению,- ухитрился вставить слово Эллингтон. Он поднял одну руку, растопырил пальцы, затем сжал их в кулак. - Оно удивительно… это голос пойманной руками молнии!

Из динамиков полился хрип агонии. Майкл снова повернулся к стеклянной стене клетки-и увидел, что Модарт охватил длинными острыми пальцами рога противника.

Внезапно чужой повернулся так, что хвост оказался под прямым углом к его телу, и ударил всей длиной этого многозвенного хлыста по мускулистому боку быка. Словно завороженные, члены бригады «Синсаунд» не могли оторвать взглядов от гяура, который заревел еще громче и попытался вырваться, но хвост чужого надежно охватил его могучие плечи.

Наконец Моцарт.оторвал быку голову, и череда громоподобных всплесков рева из динамиков смолкла.

На несколько секунд установилась полная тишина. Чужой отшвырнул свой трофей в сторону и попятился от обезглавленной туши, словно желая посмотреть, не исхитрится ли противник подняться и снова вызвать его на поединок. Дарси и Майкл уставились на забрызганную кровью стеклянную стену, вглядываясь в просветы между красными пятнами, которые странным образом напоминали… веснушки.

Затем послышался вздох Эддингтона, сопровождавший щелчок кнопки на панели стойки звукозаписи, красное табло с надписью: «Идет запись» - мгновенно погасло.

- Потрясающая,- провозгласил Эддингтон,- но чертовски короткая запись. - Он снова сжал руку в кулак и прижал его к груди, словно пытался таким образом унять слишком гулкие удары сердца. Мрачная ухмылка на его лице то исчезала, отражая ход размышлений о только что слышанном, то вновь вспыхивала надеждой. - Теперь мы знаем, что ему нужно, вернее, как заставить его петь по-настоящему. Необходим кто-то равный ему, способный сделать ему больно, заставить почувствовать себя жертвой, а не охотником.

- -

По общему согласию обязанность обращаться к Ахиро в случае необходимости лежала на Дарси, и теперь она отправилась к нему без колебаний. Она не имела представления, что и как намерен сделать Ахиро, чтобы осчастливить Деймона, но это его проблема. У нее был единственный аргумент: они с Майклом могут работать только с тем, что у них есть. Если Ахиро не справится с поставкой необходимого материала, они не могут нести ответственность за неудачные результаты.

Подозрения Дарси относительно состояния Эддингтона буквально с каждым часом все более укреплялись, но, когда она высказала свои соображения Майклу, он отмел их все.

- Не берите в голову, - сказал Майкл. - Вероятно, вы правы, более чем вероятно, что он давно имеет пагубную привычку к тому или другому наркотику. Ну и что? Вы знакомы со статистикой. К ним прибегает восемьдесят процентов художников и музыкантов. Они употребляют все - от желе до марихуаны, хотя растительные материалы теперь почти невозможно достать. Большинство этих людей умирают, не отпраздновав сорокалетия.

- Я не хочу работать с наркоманом,- холодно возразила Дарси. - Не думаю, что этим людям можно доверять. В них нет ничего основательного.

- Между нами, Дарси, показался ли вам Деймон Эддингтон основательным Хотя бы в чем-то? Сама эта программа - бред сумасшедшего. - Майкл пожал плечами.- Этические нормы имеют право на существование, Дарси, но в «Синсаунд» большинству из них вряд ли есть место. Поберегите разговоры на эту тему для обеда с близкими…

- Я не поддерживаю контакт с семьей.

- Речь не о том, - возразил пожилой коллега. В тоне его голоса появилась резкость, и Дарси поняла, что вывела из равновесия этого покладистого человека.- Тут не церковь. Если вы этого не знали, соглашаясь здесь работать, значит, жили в каком-то экологически чистом коконе. Черт побери, основную часть доходов этой корпорации, вероятнее всего, дают наркоманы, которые день-деньской всюду таскают с собой диск-плейеры. Наушники едва ли не имплантированы прямо в их проклятые мозги. Кроме того, как вы можете возражать против работы с принимающим наркотик, если мы все вчетвером приложили руки к смерти этого Петрилло?

В конце концов Дарси перестала возвращаться к этому разговору, хотя ее подозрение превратилось в полную уверенность однажды ранним вечером, когда она увидела Деймона в парке Грамерси; он вышел за его ворота на Ирвинг-плейс и сразу же юркнул в переулок. Выглянув из-за угла здания, она увидела его увлеченно беседующим с безвкусно одетьм огненно-рыжим парнем в темных очках, с жемчужным ожерельем на шее, настолько тугим, что бусины врезались в дряблую кожу. Ей не составило труда определить, кто он такой, а когда Деймон протянул ему пачку банкнотов и получил взамен два стеклянных пузырька, все стало предельно ясно.

Нравилось ей это или нет, но сомневаться, что Эддингтон - наркоман, больше не приходилось. Хотя сколько-нибудь… заметно… на его работе это не отражалось. Неважно, давно ли он начал употреблять желе, неважно, сказалось на нем его действие или еще нет, обходиться без этого вещества Деймон больше не мог.

С другой стороны, он никогда не путал диапазоны, работая за пультом стойки смесителя, не терял контроля над мыслительным процессом, во всяком случае настолько, чтобы принимать неправильные решения или путаться в органах управления оборудованием. Так и не найдя объяснения этим двум взаимоисключающим обстоятельствам, Дарси окончательно пришла к заключению, что лучше всего помалкивать. Музыканты - темпераментные люди, они склонны к уединению, ими движет свободный творческий порыв.

Эддингтону наверняка не понравилась бы ее попытка поставить вопрос ребром, и Майкл прав: кто она, в конце концов, такая, чтобы указывать ему, что делать?

Кроме того, всем известно, что, однажды попробовав королевское желе, люди привязываются к нему до конца дней, нравилось ей это или нет. В конечном счете ей нет дела до того, что он курит, принимает внутрь или вводит в вены,- пусть делает с собственным организмом все, что хочет. Она просто чувствовала, что на него нельзя положиться, но и желания показывать ему спину у нее не было.

Эддингтон стал проводить в наблюдении за Моцартом столько же часов, сколько Дарси, и ей оставалось только удивляться, глядя, как он стоит возле стеклянной стены и бормочет, до побеления прижимая растопыренные пальцы к стеклу, словно желая прикоснуться к Моцарту, иногда обращаясь к нему, но чаще разговаривая с самим собой.

- Я научился чувствовать тебя,- шептал Эддингтон, - твою злобу, твой голод. Но почему я не слышу твою музыку? Спой мне, чтобы и я мог спеть тебе.

Дай мне больше, Моцарт, больше.

Его монотонное бормотание напоминало молитву и ужасно утомляло Дарси. Поскорее бы возвращался Ахиро.

____________________

Дарси уже уходила домой, когда прибыли наконец Ахиро и его два помощника с новым животным. Ахиро тащил спереди, а двое других подталкивали сзади тележку-платформу, на которой стояла клетка. Деймон, направлявшийся в ванную, которая находилась в заднем торце наружного помещения улья, замер при виде закрытой брезентом клетки. В выражении его лица смешались ожидание и недоверие. В своей обычной манере Ахиро не стал утруждать себя ни улыбкой, ни какими-то заранее приготовленными словами, а просто сказал:

- У нас есть животное, которое с ним сразится.

Не дожидаясь ответа, они втроем стащили клетку с платформы и поставили ее возле двери кормушки чужого.

- Что… что там в клетке? - Глаза Деймона расширились, в них разгоралась безумная надежда.

- Исключительно проворное животное,- ответил Ахиро,- с клыками и когтями, способное постоять за себя.

Без дальнейших слов он ухватился за край толстого зеленого брезента и сбросил его с клетки. Из нее вырвалось зловещее рычание, и Дарси открыла рот от изумления, невольно обхватив горло руками. Однако любопытство заставило ее вместе с остальными подойти поближе. Внутри сидела лоснящаяся блеском меха красивая черная пантера, ее глаза искрились золотом. При виде людей пасть животного оскалилась острыми белыми зубами.

- Должно быть, вы утащили ее из зоопарка в Бронксе! - воскликнула Дарси. - В каком другом уголке земли можно было бы найти эту красавицу?

- Мы делаем все необходимое, чтобы доставить удовольствие мистеру Эллингтону и завершить программу,- заверил ее Ахиро, не считая необходимым отвечать на вопрос.

Тем временем его люди с помощью шестов двигали и поворачивали клетку, пока не придвинули ее вплотную к запертому входу во владения Моцарта. Когда выдвижная передняя дверца была поднята, Ахиро кивнул двум своим помощникам, которые ответили легкими поклонами и выскользнули из улья.

- Надеюсь, вас не засекли,- с тревогой в голосе сказал Майкл.

- Кого заботит, откуда этот зверь появился? - возбужденно заговорил Деймон. Подходя к тыльной стороне клетки с пантерой, он хихикал, словно школьник, и дикая кошка предостерегающе зарычала. - Наконец-то у нас появилось что-то, с чем Моцарт сразится по-настоящему. Это будет удивительно, я-то знаю!

Он еще раз удовлетворенно хихикнул, затем буквально отпрыгнул от клетки к стойке звукозаписи и весело расхохотался, когда пантера зашипела ему вслед высунув лапу между прутьями. Радостно потирая руки, он устроился в кресле перед пультом и спустя полминуты объявил:

- Я готов.

Казалось, все затаили дыхание, когда Ахиро снова набросил брезент на клетку, чтобы животное не поцарапало его, затем наклонился и стал открывать последнюю преграду, отделявшую пантеру от огороженного для Моцарта пространства. Старательно не выказывая никаких эмоций, Дарси наблюдала за маниакальной улыбкой на лице Деймона, который, ударив по кнопке «Запись», привычно расположил пальцы над дюжиной органов управления аппаратурой звукозаписи. Прищурив глаза, Ахиро приковал свой внимательный, беспощадный взгляд к открывшемуся входу в клетку Моцарта. Майкл хмурился, широко раскрытые глаза выглядели на побледневшем лице вылезшими из орбит, словно он заранее знал судьбу грациозной черной кошки. Но… разве она не известна и всем остальным?

Когда дверца начала открываться, чужой инстинктивно припал к полу и разинул пасть, обнажив второй эшелон острых зубов. Ничего таинственного и опасного в этой кошке не было, да и разделяло их достаточно большое пространство.

Пантера прыгнула.

Из динамиков вырвалось свирепое рычание, а Моцарт удивленно попятился, затем метнулся вбок, почувствовав, что странное животное летит на него по воздуху. Пантера обрушилась на спину чужого и вонзила когти всех четырех лап под лепестки его панциря.

Зубы пантеры рассекли затылочную долю его пластинчатой головы, и Моцарт яростно взвыл. Этот рев прозвучал смесью рева вырвавшегося из перегретого котла пара и взбесившегося слона.

Чужой бешено вертелся, пытаясь сбросить с себя кошку, и хлестал хвостом по воздуху, пока колючка на его конце не царапнула бок пантеры, разорвав кожу.

К резким крикам боли Моцарта присоединились кошачьи вопли, пантера убрала когти и отпрыгнула в сторону, прежде чем Моцарт успел схватить ее; не колеблясь, она напала снова, на этот раз прокусив жесткий панцирь чужого и вырвав блестящими резцами клок черной узловатой плоти сантиметров пять длиной.

Дарси ахнула и подскочила вплотную к стеклянной стене.

- Пантера готова убить его! - крикнула она, стараясь перекричать включенные на полную мощность динамики, но Эддингтон даже не шелохнулся, чтобы уменьшить громкость. Более того, казалось, он ощущал себя скачущим верхом на волнах звука, покачиваясь в ритме сотрясавших улей вибраций.

Ей ответил Ахиро, стоявший где-то позади, но она не обернулась, не в силах оторвать взгляда от сражения внутри клетки:

- Ни единого шанса.

Тон его голоса показался ей насмешливым, и она решила, что Ахиро относится к ней слишком высокомерно. Как ей хотелось бы отбрить его за это презрение!

Дарси сжала зубы, заранее нахмурилась и повернула голову.

- Но если убьет? - с вызовом спросила она.- Тогда мы…

- Смотрите, - почти скомандовал Ахиро.

Она резко повернулась к стеклу и съежилась от страха, внезапно почувствовав сострадание к несчастной кошке. Ахиро, конечно, был прав: пантера сильна духом, но не имела реальных шансов на победу. Отделенный стеной из небьющегося стекла, Моцарт был всего в метре от нее, и Дарси во всех деталях разглядела переднюю лапу Моцарта, которой он изловчился схватить противника. Злобно царапавшаяся и кусавшаяся кошка была уложена спиной на пол и выпотрошена, хотя продолжала сопротивляться в тисках когтистой лапы чужого до самого конца. Ее вопль предсмертной муки смешался с голосом Моцарта, звучание которого очень напоминало победный клич.

____________________

- Это красиво, это само совершенство! - Деймон говорил очень громко, но его все равно никто не слышал сквозь визг пантеры и пронзительные крики Моцарта. - Прислушайтесь к этой гамме неистовства, оргазма, удовлетворения.

«Я смогу соединить с этими звуками так много, - исступленно размышлял он, - Ханса Хенце, Корильяно, Шостаковича, Онегера, Ховханесса, Нанкарроу всех этих апостолов гнева и душевной скорби двадцатого столетия». Как легко и покойно, закрыв глаза, вечно слушать Моцарта, воображая величественные композиции, к которым…

Музыка остановилась.

- Нет, - Деймон так быстро вскочил на ноги, что его кресло с грохотом повалилось на пол; остальные наблюдатели вздрогнули.- Куда подевалась музыка, она должна продолжаться! - Его руки с растопыренными пальцами тряслись, словно когти; в отчаянии он готов был вонзить их в собственные щеки. - Проклятие, все кончилось слишком просто!- Пальцы Деймона сжались в кулаки, он зажмурил глаза и запрокинул голову. Жгучие слезы гнева тонкими ручейками потекли по его щекам, грудь тяжело вздымалась.- Этого было недостаточно… мне надо больше.

- Мистер Эддингтон,- спокойным голосом заговорил Ахиро,- вероятно, я смогу достать для вас другое животное, вы хотите какое-нибудь более крупное?

Деймон опустился на колени перед клеткой Моцарта. Чужой уже начал разделывать труп пантеры, поглощая куски ее мяса с ненасытным аппетитом, который, казалось, всегда оставался неудовлетворенным.

- Другое животное, - прошептал Деймон. - Какое животное? Взгляните на него, Ахиро. Несколько минут назад он получил ранения, пантера разодрала его в нескольких местах, а он как ни в чем не бывало с наслаждением уплетает недавнего врага.

Деймон сокрушенно опустил голову, прижавшись разгоряченным лбом к холодному стеклу. Возможно, это как раз и есть та цель, которую преследовали«Синсаунд» и Кин с самого начала,- унизить его, сломить его неприятие «музыки» в понимании компании, использовать его тонкое композиторское мастерство для своих выгод. Даже если у них иные цели, он еще никогда не был так близок к капитуляции.

- Это бесполезно, мне никогда не добиться успеха в этой программе. Ни черта из этого не выйдет, Ахиро. На свете нет животного, которое оказалось бы настолько злобным, чтобы Моцарту пришлось повозиться с ним достаточно долго и дать мне то, чего я хочу,- то, что мне необходимо.

Вэнс и Брэнгуин молча принялись за обработку данных, записанных на их оборудовании во время схват ки, а Эддингтон и Ахиро продолжали наблюдать за Моцартом. Наконец японец достал из кармана пару тугих перчаток и натянул их, а затем заговорил мягким, словно издалека, голосом, прозвучавшим необыкновенно зловеще:

- Я уверен, что одно такое животное есть, мистер Эддингтон. Дайте срок… я поймаю его.

Глава 16.

Кин оторвал взгляд от контракта и увидел стоявшего перед его столом Ахиро.

Он не мог себе представить, каким образом этот ниндзя ухитрился проскользнуть мимо Марсины и войти в его кабинет, но спрашивать было неудобно. Что-то в этом японце его пугало - какая-то жестокость, которую Ахиро тщательно таил за повседневностью своих обязанностей в деловом мире «Синсаунд», но ее тень тем не менее неотступно следовала за ним по пятам.

Кин сомневался, что Ахиро мог просто пройти мимо стола Марсины, потому что она не позволила бы ему войти, по крайней мере обязательно предупредила бы Кина звонком по внутренней связи, что кто-то направляется в его кабинет; вероятнее всего, она никогда не видела его в своей приемной, не замечала, как он проскальзывал мимо.

- Что вам нужно? - Голос Кина прозвучал резче, чем ему хотелось, во всяком случае настолько недружелюбно, что он сразу же пожалел об этом, но если этот сравнительно молодой японец и обратил внимание на резкость его тона, то вида не подал.

Не в первый раз Кину бросился в глаза шрам, проходивший через правый глаз японца, - возможно, он и делает его облик таким зловещим. Одно время он задавался вопросом, не сам ли ниндзя нанес себе эту рану, чтобы изменить внешность. Не такое уж это немыслимое дело для людей такого сорта.

- Мистер Эддингтон требует более подходящее животное для стравливания с чужим, - сказал Ахиро.

Только одно восхищало Кина в этом человеке, вернее сказать, в любом человеке - умение брать быка за рога. Он надел колпачок на свою ручку, осторожно положил ее на стол и откинулся на спинку кресла.

- Мы уже доставили ему дикого быка и… пантеру, не так ли? - Ахиро кивнул, и Кин задумался, машинально постукивая пальцами по кромке стола.- Что мы можем предложить ему на этот раз? Лев, пожалуй, посильнее пантеры. Или лучше полярный медведь? Мне говорили, что белые медведи - единственные животные на земле, для которых охота на людей - естественное занятие. Если придется зайти так далеко, можно попытаться заполучить и аляскинского бурого медведя. Он окажется достойным противником.

- У меня есть предложение.

- Прекрасно. Я с удовольствием его выслушаю. «Что теперь? - недоумевал Кин.- Еще одна экскурсия в зоопарк в Бронксе?» Этому больше не бывать: после исчезновения пантеры дирекция зоопарка втрое усилила защиту, особенно когда этим идиотам подкинули доказательства, убедившие их, что кошка все еще бродит по территории парка. Лучше его идеи с медведем ничего не придумать; если возникнут слишком серьезные трудности с получением полярного или аляскинского, можно будет обойтись парой гризли. За этим не придется мотаться так далеко на север.

Но когда Ахиро изложил свой план. Кину пришлось признать, что подобное ему даже не приходило в голову.

____________________

Спустя пять минут он отослал Ахиро, не дав никакого ответа, и приказал Марсине связать его с Йорику. Они не говорили об Эддингтоне и его программе с тех пор, как был составлен план похищения яйца, но Кин не допускал небрежности в отчетности. Он держал своего руководителя в курсе событий, дважды в неделю передавая ему служебные записки с приложением оригиналов отчетов, регулярно составлявшихся двумя биоинженерами, откомандированными для выполнения программы. Кин не знал, как Йорику планировал воспользоваться этой информацией, но у него не было сомнения, что какая-то стратегия на будущее у этого человека уже готова.

Йорику не был единственным, кто старался тончайшим образом корректировать ситуацию вокруг программы Эддингтона; идея выбрать Кена Петрилло в ачестве религиозного фанатика целиком принадлежала Кину. Каждый раз, когда он вспоминал о том злосчастном пузырьке с желе, у него возникало ощущение, что только он и определял калибр людей, с которыми приходилось иметь дело. Со стороны композитора было достаточно глупо попасться на удочку «случайного» появления его давным-давно потерянного партнера, но как Деймон Эддингтон мог искренно поверить, что Ахиро действительно не заметил и не доложил по инстанции, что он подобрал выпавшую из кармана Петрилло склянку? Ахиро видел все и обо всем известил Кина. Однако наверняка лишь после того, как рассказал об этом Йорику.

Правда, Кин все еще всерьез сомневался, что в кармане этого фанатика действительно мог быть нераспечатанный пузырек. Небу ведомо, что этот человек был наркоманом; хоггя слишком долгое воздержание от очередной дозы могло свести пристрастившегося к желе с ума, одна из самых интересных химических особенностей королевского желе заключалась в том, что потребители могли принимать его в каких угодно количествах. Во всяком случае, не было зарегистрировано ни одного случая смерти от передозировки. А известен ли за всю историю человечества случай, когда-пристрастившийся к любому наркотику обладал бы способностью самоконтроля? Просто смешно предполагать, что Кен держал это вещество при себе и просто ждал удобного момента, чтобы его проглотить. Как бы ни уверял Ахиро, что Кен положил в карман порцию желе, полученную в Церкви Королевы-Матки до того, как японец привлек к себе его внимание, невозможно поверить. Он наверняка выпил содержимое пузырька еще в храме.

Так много вопросов… а теперь еще и эта последняя, самая новая фаза операции, предложенная Ахиро. Гораздо более рискованная, несомненно требующая предварительного одобрения Йорику, а к нему Кин имеет право обращаться лишь в случае крайней необходимости. В этом плане определенно есть риск, и головы полетят непременно, если их шайка попадется, поэтому Кин не должен остаться в одиночестве.

Когда на видеофоне замигал индикатор включения связи, Кин быстро вытащил малюсенький магнитофон - одно из тех крохотных устройств, которые так ненавидел Деймон Эддингтон, - и положил его прямо на аппарат слева от динамика, где абонент не может его видеть. Щелчком пальца он включил запись и только тогда ответил на вызов.

- Здесь Кин, - сказал он как можно более вкрадчивым голосом.

- Что вам нужно? - Экран заполнило лицо Йорику, искаженное только обычными статическими помехами линии связи.

- Речь о Деймоне Эддингтоне, сэр, - ответил Кин.

Что-то в лице Йорику показалось ему… не таким. Изгиб уголка рта вниз, который Кину не понравился, тень чего-то отвратительного в глазах. Это направлено против него лично? Или у него всегда такие глаза? Кин уже начинал жалеть, что напросился на звонок, несмотря на то что иначе ему не удалось бы прикрыть тыл. Одобрить предложение Ахиро он мог и сам, если бы набрался смелости. Хотя теперь об этом поздно думать.

- И?

Кин моргнул. Он не мог припомнить, чтобы Йорику хоть раз изменил своей манере исключительно вежливого японского бизнесмена. Подобного не было, даже когда он сообщал самые неприятные новости вроде назначения своего вице-президента на роль сопровождающего лица заштатной персоны.

- И, ах…- заговорил Кин, стараясь справиться не неведомо откуда взявшимся заиканием, одержал над ним победу и продолжил наконец как мог более ровным голосом: - Деймон Эддингтон желает получить более подходящее животное для стравливания с чужим и сделать необходимые ему записи. У меня только что был Ахиро. Он предложил…

- Вы попусту тратите мое время,- раздраженно перебил его Йорику. - Я уже говорил с Ахиро.

Кин буквально увидел, как. рука его собеседника протянулась к видеофону и ударила по кнопке прекращения связи. Миллисекунду спустя он таращился с открытым ртом на темный экран, с которого на него уставилось зеленоватое изображение ошалевшего идиота, черты лица которого смутно напоминали его собственные.

- Вляпался,-грубо отчитал он свое отражение и остановил бесполезно крутившийся магнитофон.

Слух резанул звук зуммера вызова. Он резко надавил кнопку отключения аппарата и продолжал сидеть, позабыв убрать с нее палец, а разум никак не мог справиться с удивлением дурными манерами Йорику, которые так для него нехарактерны. Помимо этого были и другие вопросы - вроде заявления от высшего руководства, что он уже все обсудил с Ахиро, а следовательно, и одобрил. Ведь именно это он имел в виду… или нет?

Если так, значит, Ахиро было вменено в обязанность согласовывать с Йорику все, что велел ему делать Кин таким образом, вопрос Кина был повторением пройденного, именно тем, что Йорику с негодованием называл самой пустой тратой времени. Это, в свою очередь, может служить оправданием его невыдержанности в разговоре по видеофону. Но если они поняли друг друга неправильно. Кину останется принять на себя всю полноту ответственности за охоту, на которую этот отвратительный японец, вероятнее всего, уже отправился.

Кин встал и ослабил ставший вдруг дугам галстук. В этом уравнении с дурацкой «Симфонией ненависти» был элемент риска, который он недооценил. Хотя пока он еще в безопасности: с Эддингтоном его ничто не связывает, кроме того телефонного звонка с извещением о яйце. Он сделал его с таксофона в испанском квартале Гарлема, оставив на страже шофера с электрошоковым пистолетом. С той самой ночи он ни разу не разговаривал с Эддингтоном, не был музыкант и у него в кабинете с прошлого года. Кина чертовски терзало неуважение к нему Ахиро, который не считал необходимым действовать по его приказам без предварительного одобрения этим ублюдком Йорику, но его по-крайней мере не покидало ощущение разумной изолированности и от самой программы, и от ее потенциальных последствий.

Может, Йорику до чего-то докопался, возможно, ему стало известно о кончившемся провалом собеседовании Кина в компании «Медтех»? Возможно… но может быть, и нет. И все же, если кто-то оттуда проболтался, это могло бы объяснить, почему Йорику настолько вышел из формы, разговаривая с ним. С другой стороны, Йорику мог быть и крайне недоволен Эддингтоном. Узнав, что прирученный компанией "творец искусства" покатился по дорожке наркомании, Йорику придется заняться культивированием другого музыканта для этой небольшой, но прибыльной и расширяющейся ниши потребителей продукции «Синсаунд», о существовании которой Деймон Эддингтон даже не догадывался, хотя для нее работал.

Кин усмехнулся. От такого удара Йорику в любом случае скоро не оправится. Ходили слухи, причем сплетня определенно родилась в самом сердце «Синсаунд», что Йорику нравилась музыка Эддингтона настолько, что она звучала в его фешенебельных кварттирах на крышах небоскребов и в личных кабинетах.

Эта мысль бросила Кина в дрожь: как можно слушать то, чего нет? Ранние произведения Деймона Эддинггона в духе ренессанса классической музыки могли бы быть приятными для слуха, не будь они такими пустыми, но его более поздние сочинения настолько ухудшились по сравнению с ранними» что звучат, по мнению Кина, словно духи-предвестники смерти, которых кому-то вздумалось пытать. Любой дурак, которому взбредет в голову слушать этот хлам по доброй воле, заслуживает только насмешки.

Кин смеялся от души каждый раз, когда поступал ежемесячный платежный чек и одна двенадцатая зарплаты, выражавшейся шестизначным числом, превращалась в надежные активы фонда процветающего всемирного рынка. Как это все же мерзко - класть в карман такие большие деньги «Синсаунд», когда менее, двух лет назад он страстно желал вздохнуть стерильным воздухом «Медтех», самого заклятого врага «Синсаунд». Теперь же он ненавидел обе компании; «Синсаунд» за то, что сидит в ловушке, заминированной неустойчивостью нрава Йорику, капризы которого меняются непрестанно, а делиться хотя бы толикой власти он категорически отказывается; «Медтех» за отказ, после унизительных собеседований, в должности вице-президента по маркетингу и развитию.

«Мы очень сожалеем, мистер Кин. Мы понимаем, что собеседования были пространными и заняли много времени. В долгосрочной перспективе, однако, этот процесс дал всем нам возможность получить конкретные данные для обоснования решения, как это, к несчастью, имело место быть в вашем случае, что такой кандидат, как вы, не подходит для руководящей должности, которая в настоящее время вакантна».

Царственное мы, царственное нас. По-видимому, Кину не нашлось места ни в том, ни в другом, поскольку его мнение о собственной ценности для «Медтех» было проигнорировано, причем практически без промедления. Миновало двадцать три месяца с тех пор, когда он в последний раз вышел за порог их штаб-квартиры, но бессилие и злоба все еще так же свежи, как в то мгновение, когда эти слова впервые оглушили его.

И вот Кин ездит в своем заурядно-маскарадно под плюш отделанном кабинете в Башне, насмехаясь и над «Медтех». Он долго покатывался со смеху каждый раз, когда вспоминал, как заставил этих самообслуживающихся и самонадеянных сукиных детей поерзать своими оснащенными по последнему слову техники задницами и поискать концы корпоративного грабежа, который никому из этой компании не мог присниться даже в кошмарном сне. Очень жаль, что ему не привелось насладиться выражениями лиц этих чванливых зазнаек голубых кровей в то утро, когда они появились на работе и обнаружили, что их самая засекреченная программа разоблачена, сторожевые чужие мертвы, не говоря об охранниках-людях, а одно из их бесценных яиц чужого исчезло.

Но игра еще не окончена. Реванш будет именно таким: пешка здесь, ладья там, время от времени пренебрегая правилами, чтобы турнир продолжался бесконечно. Но всегда будет исчезать…

Только одна фигура.

Глава 17

Майкл с неохотой признал, что в отношении Деймона Эддингтона Дарси была права. Он, конечно, пытался защитить композитора и убедить ее, что нет ничего страшного в употреблении им желе, но и он сам не верил в способность человека такого тонкого ума добровольно встать на путь сумасшедшей зависимости от химии. Музыкант что-то принимал, и, вероятнее всего, именно желе. Майкл был склонен приписывать взлеты и обвалы настроения музыканта тому, насколько хорошо продвигалось сочинение его «Симфонии ненависти», но коренные изменения его личных качеств были слишком очевидны, чтобы их можно было объяснить только этим.

Теперь Эддингтон почти не разговаривал с биоинженерами, в Майкла это глубоко огорчало. Поначалу Эддиштон был очень откровенен с ним, - возможно, ему немного льстило, что биоинженер хорошо знаком с его творчеством. Дарси не скрывала, что не знает произведений Эдяингтона, однако это не стало помехой его нормальному общению и с ней. Майклу хотелось, чтобы Эддинггон вовлекал его в процесс композиторского творчества как можно глубже» делился с ним мыслями, давал послушать один-два фрагмента готового матеряала, предлагал высказать свое мнение. Но у него не хватало мужества самому заговорить о чем-то подобном. В конце концов, он только ученый, который - как бы он ни любил слушать музыку и какая бы масса идей о том, как она должна звучать, ни витала в его голове - не обладал знанием реалий мира комбинации нот, не имел представления о роли каждого инструмента в оркестре или о том, как может звучать смесь музыки с чем-то еще. В сущности, Майклу Брэнгуину не могло быть места в «Симфонии ненависти» Эддингтона.

Был Эддингтон желе-наркоманом или нет, но наблюдение изо дня в день за его работой каким-то образом рассеивало дурные предчувствия Майкла. Ухудшение нрава композитора начинало казаться незначительным, когда перед ним, непросвещенным, разворачивалась восхитительная картина творческого процесса.

Отдаваясь этому процессу без остатка, Эддингтон работал с музыкой так, будто она была чем-то материальным, во что он мог погрузйться, утонугь в тончайших вибрациях звуков, вливавшихся в него через барабанные перепонки из наушников.

В иные моменты Майклу казалось, что звучавшую из динамиков музыку делали тонкие пальцы изящных рук композитора, превращали ее, словно руки скульптора, во что-то такое, что можно не только слышать но и видеть. Эддингтон методично работал над всеми шестью лентами записей звуков чужого, используя абсолютно все, даже ту крохотную запись очень недолгого эпизода из жизни кошки и собаки в клетке чужого, заканчивавшуюся более одухотворенным, чем обычно, шипением Моцарта после того, как он покончил с ними.

По неведомой причине этот последний звук засел в памяти Майкла крепче всех остальных. Он не сомневался, что Эддинггон ничуть не ошибался, воображая, будто слышит в нем выражение полного презрения Моцарта ко всем им. Эддинггон находил в своем сочинении место любому звучанию голоса Моцарта, в Майклу оставалось лишь пожимать плечами, когда он пытался представить себе, каким образом будет звучать этот изолированный голос, напоминавший шипение вырывающегося из котла пара, на фоне неизвестной фрагмента какого-нибудь произведения классической музыки.

Деймон почти не отходил от стойки звукозаписи, а Дарси все больше привязывалась к Моцарту. Майкл был доволен тем, что на его долю выпали напряженная работа и импорт данных, которые Дарси непрестанно фиксировала в блокноте и передавала ему.

Эта молодая женщина работала, как машина, и ему приходилось составлять десятки отчетных материалов для передачи в информационную сеть компании. Лазерные принтеры работали почти безостановочно, в их спокойное жужжание иногда вклинивался более резкий, металлический лязг матричных, когда на них копировались простенькие биологические показания для распространения пневмоночтой по мириадам каналов «Синсаунд».

Преданность Дарси Моцарту очаровывала Майкла почти так же, как полная отдача себя музыке Деймона. Очевидно, она была всерьез увлечена своей теорией возможности возникновения привязанности, о которой они говорили, пока эмбрион рос в теле Кена Петрилло. Теперь, когда на них легла ответственность за обеспечение животного нормальной пищей, она настояла на том, что будет кормить чужого сама, и пихала в наклонный лоток кормушки все, что им доставляли - от размороженных клоновых индеек до громадных кусков заменителя мяса.

Ее проворные пальцы день-деньской вычерчивали обзорные графики десятков аналитических наблюдений, которые, как она себе представляла, были свидетельствами реакций Моцарта на ее присутствие в помещении, на ее тихий голос, бубнивший в клетке из динамика, который она включала каждый раз, когда близко подходила к стеклянной стене, на улыбки, которыми она не переставала одаривать безглазую морду чужого.

Майклу было необъяснимо страшно видеть, как эта форма жизни с Хоумуолда разматывалась из своей любимой позы - отдыхать, свернувшись клубком,- и направлялась к стеклянной стене, едва Дарси оказывалась не дальше полуметра от клетки, независимо от того, пришел час кормления или нет, включила она динамик или забыла нажать кнопку. Все, что им было известно об этих созданиях, убеждало в отсутствии у иих зрения, по крайней мере в человеческом понимании оптического распознавания окружающего. По мнению многих, чужие не размышляли. Они ели, размножались и убивали - обладали сугубо животными инстинктами в чуждой человеческим представлениям форме. Почему же, если чужие не видят или не чувствуют дружеского к себе отношения, Моцарт всегда знал, что именно Дарси приблизилась к стеклянной стене?

Брэнгуин второй раз за последние десять минут бросил взгляд на настенный календарь. Прошло почти трое суток с того момента, когда Ахиро пообещал Эддингтону новое животное для стравливания с Моцартом. Кого он притащит на этот раз? Дарси, которая обладала кое-какими талантами компьютерного хакера, говорила о найденной ею в файлах никем не подписанной служебной записке, где содержался намек, будто следующим животным должен быть полярный медведь или что-то в этом роде. Идея полярного медведя насторожила Майкла: это громадное животное весит больше полутонны, он почти в три раза тяжелее Моцарта. Скорее всего Моцарт убьет его, ну а если он ухитрится сломать чужому хребет? С гризли может оказаться еще хуже: всем известно, что раненый гризли - одно из наиболее опасных животных на Земле. Очень сомнительно,-что Моцарт сможет покончить с ним одним ударом, а изувеченный медведь гризли способен дойти до такого бешенства, что растерзает чужого на куски, не обращая внимания на его кровь-кислоту.

А бурый медведь с Аляски, не крупнее ли он, чем белый полярный мишка? Майкл просто не мог себе представить, какое животное, кроме любого из этих видов медведей, мог Ахиро иметь в виду, когда говорил, что знает равного по силе Моцарту.

Он почувствовал чуть ли не облегчение, когда послышался шум открывавшейся двери в улей. Эддингтон молнией выскочил из своего кресла за стойкой звукозаписи и крупным шагом направился навстречу Ахиро, затем остановился и на шаг попятился. Сгорая от любопытства, Майкл и Дарси присоединились к нему и увидели, почему Эддингтон заколебался. Ахиро был послан доставить животное, которое могло бы противостоять Моцарту, но вместо одной вдоль наружной стены коридора выстроилось пять крепких деревянных клетей, закрытых брезентом так же, как предыдущая клетка с пантерой, но меньших размеров. Возле каждой молча ждал один из людей Ахиро, готовый закатить тележку в улей.

- Что там внутри? - горя нетерпением, спросил Эддингтон. - Можем мы посмотреть?

Вместо ответа Ахиро стал открывать боковину ближайшей к нему клети. Щит отошел легко, он не был ни прибит гвоздями, ни закрыт задвижками. Неторопливым движением он поднял его и прислонял к стене.

Внутри лежал мужчина, без сознания и почта нагишом.

- Это только первый из пяти, - безо всякой преамбулы заявил Ахиро. - Все они так же спокойны, как этот, и каждый обеспечен приборчиком, который автоматически подает необходимую дозу транквилизатора. Лекарство не позволит им проснуться, пока они не понадобятся.

Лицо Эддингтона стало превращаться в белое полотно, начиная от «мыса вдовца» на его высоком лбу, еще больше подчеркнув черноту волос и темный цвет глаз, наполнившихся страхом отчаяния.

- Вам захотелось пошутить! - воскликнул он.- Вы видели, на что способен Моцарт, так можно ли надеяться, что человек останется в живых хотя бы какое-то время, сражаясь с существом, которое в течение нескольких минут расправляется с диким быком и пантерой?

- Ему поможет вот это,-ответил Ахиро бесстрастным тоном и сунул руку в пространство между двумя передними клетями.

Майкл едва не задохнулся, увидев то, что достал японец. Он узнал оружие, знакомое по телевизионным новостям. Национальная гвардия регулярно использовала электрошоковые ружья против грабителей и предпочитала именно их для подавления беспорядков. Он хотел запротестовать, но его опередила Дарси, хотя явно по иным соображениям.

- Это абсолютно невозможно,- горячо возразила она.

- Силы электрического разряда этого оружия недостаточно, чтобы убить чужого или нанести ему непоправимое увечье,- заверил ее Ахиро, кладя ружье напрежнее место.- Но оно доставит ему сильную боль и очень озлобит. Оно даже уравняет их шансы… в определенном смысле.

Майкл обрел наконец голос:

- Подождитс-ка минуту, черт бы вас побрал1 Не в безопасности чужого дело… Мы говорим о людях, которых собираемся швырнуть к нему в клетку. Откуда они взялись? Вы… вы одурачили их, верно? - Старик почувствовал головокружение.

Эддингтон прокашлялся и нервозно заговорил:

- Ну взгляните на этого. Он просто мразь… сразу видно, что все они… хм, из самых дрянных во всем городе баров и сборищ наркоманов. Это определено не образцовые граждане.

- Нет здесь ничего определенного. Мы просто не имеем права обманом захватывать людей, - продолжал упорствовать Майкл, но отвратительная пульсация в висках все более учащалась. Он оглядел лаборатории отчаянно надеясь найти поддержку Дарси. Как обычно его надежды разбились о суровую реальность: как только Дарси уверили, что электрошоковые ружья не убьют чужого, она отошла в сторонку и на ее лице снова появилось выражение профессионального нейтралитета. Кем были для нее эти люди в клетях, как лабораторными животными, немного крупноватыми, но вполне подходящими для использования в научных целях? На участие этой женщины можно рассчитывать лишь в том случае, если что-то угрожает Моцарту или выполнению ее программы,- Людей! Мы о вами говорим о человеческих существах.

- По поводу доброго здравия Кена Петрилло вы что-то не очень петушились,- подчеркнуто строго напомнил Ахиро. - В вашей душе открылся драгоценный источник человеколюбия?

- Петрилло был религиозным фанатиком,- упрямо стоял на своем Майкл. - Он хотел умереть, помните? Вы сами нашли его в Церкви Королевы-Матки. Вы заранее сообщили ему, чего мы хотим, и а он пришел сюда по доброй воле. Никто не ташил его силком.

Взгляд черных глаз Ахиро не дрогнул.

- А эти люди - и пьяницы, и наркоманы, и преступники,- Жестом отвращения он кивнул в сторону клетей и сцепил пальцы рук.- Предоставьте их самих себе - и большинство не протянет и года. Они умрут незамеченными и их кончина будет бесцельной, никому не пойдет, на пользу. И городу, и человечеству без них станет только лучше. А здесь их конец может послужить делу науки.

- Возможно, - повторила Дарси, задумчиво переводя взгляд с электрошокового ружья на Моцарта,- но дужны ли они нам на самом деле? У нас есть техника, которая может заставить чужого кричать и замолкать без посторонней помощи. Зачем нам приносить в жертву еще и человеческие жизни?

В выражении лица Деймона появилась нерешительность, но Ахиро рассмеялся:

- Любая тварь, которая кричит без причины, делает это без душевного волнения, мисс Вэнс, вроде избалованного ребенка, который сучит ножками и визжит, добиваясь удовлетворения каприза, или примата, который колотит себя кулаками в грудь и орет, чтобы объявить своей территорией все пространство джунглей, на котором слышен его голос. Мотивация поведения - движущая сила любого настоящего опыта. Разве это не так, мистер Эддингтон?

Майкл снова открыл рот, но Ахиро, не дожидаясь ответа композитора, решительно отмахнулся и положил конец любым дальнейшим протестам биоинженера, заявив:

- Но решение в конечном счете за мистером Эддинггоном. Если он чувствует, что использование доставленных мною ресурсов неразумно, неправомерно или… бесполезно, мы возвратим этих… животных туда где их нашли.

Когда Майкл стал поворачивать голову, чтобы взглянуть на Эддингтона, ему казалось, что его шейные позвонки схвачены твердеющим бетоном. Конечно же, музыкант не станет заходить так далеко, даже ради искусства. Коночно-же…

Но блеснувшие желтизной цвета охры белки-темных глаз Эддинггона не оставляли сомнения: он принял решение.

- Здесь необходимо все изменить,- объявил Эддингтон, когда первую клеть снова закрыли, внесли все пять в улей и поставили возле дальней от Моцарта стены. - Я хочу, чтобы клетка Моцарта стала больше и перестала быть просто громадной коробкой из-под обуви, в которой он носится, словно затравленная крыса. Надо соорудить какие-то ниши, куда было бы можно забираться и как-то обороняться. Ни один из них не сможет сражаться достаточно долго, если не будет иметь надежду удрать от чужого. - Он развел руки, словно обнимая огороженное для Моцарта пространство.- Я хочу, чтобы схватки были как можно более продолжительными. Самих сражений я все равно не вижу, да мне это и ни к чему. Все, что мне необходимо,- слышать происходящее в мельчайших деталях от начала до конца.

Почуяв собравшуюся возле стеклянной стены толпу, Моцарт беспокойно пошевелился, затем встал во весь рост, длинный хвост развернулся у него за спиной, словно пробудившаяся от сна громадная анаконда.

- Но как мы это сделаем? - Эддингтон нахмурился. - Сомневаюсь, что Моцарт захочет спокойно посидеть, пока мы будем по-новому украшать его дом.

- Мы можем воспользоваться нервно-паралитическим газом, - сказала Дарси.

- Никогда не слыхал о подобном средстве.

- Это новинка, недавно разработанная для нужды армии,- задумчиво пояснила Дарси.

Эддингтон вскинул бровь:

- Армии? Как же мы его получим?

Дарси стрельнула в него взглядом непроницаемых глаз:

- Вероятно, мистер Эддингтон, точно так же, как получили яйцо. Подробностей я не знаю, и мне не платят за ответы на вопросы о чем угодно вне пределов происходящего в этой лаборатории.

Музыкант промолчал, и она перевела взгляд на клетку.

- Не составит труда лишить его дееспособности в каком-нибудь надежно герметизированном пространстве, - продолжала Дарси. - После этого я просто надену ему,на морду дыхательную маску, через которую мы будем подавать газ только ему. То, чем он надышится до моего визита, не даст ему прийти в себя не менее двух часов так что я вполне успею управиться.

Майкл сердито посмотрел на нее, но она проигнорировала взгляд коллеги; он ничего не знал о нервно-паралитическом газе - Дарси гораздо усерднее, чем он, интересовалась всем, что касалось изучения чужих, - и до последнего мгновения полагал, что каким-то невероятным образом ход работы по программе останется в прежнем русле, что схваченные люди будут освобождены и Ахиро вернет их в тот ад, где отыскал. Теперь, когда Эддингтон узнал, что есть способ лишить чужого возможности двигаться, исчезла последняя надежда пожилого биоинженера отказаться от участия в этой жесточайшей фазе продолжения работ по программе.

Они опередили его. Вскоре после доставки людей в клетках от руководства поступило еще одно никем не подписанное распоряжение, на этот раз адресованное всем им и предписывавшее не покидать пределов лаборатории до полного завершения программы. Отныне не могло быть и речи о том, что кто-то из участвовавших в ее выполнении будет жить вне владений компании «Синсаунд».

Теперь даже Ахиро и его люди оставались с ними в улье чуть ли не по двадцать четыре часа в сутки. Майкл находил подозрительным не только это распоряжение, но и многое другое, в частности то обстоятельство, что Ахиро и его команда сами возились со стальными материалами и даже выполняли сварочные работы. Больше всего ему не давало покоя стремление объяснить все это ссылками на так называемый «бюджет», выделенный на создание «Симфонии ненависти» Эддингтона.

Бухгалтерия этого бюджета выглядела по меньшей мере необычной. Деньги находились на экзотических животных и самое совершенное оборудование, на закупку огромного количества стальных конструкций и прочих строительных материалов, на оплату неограниченного числа часовпереработки биоинженеров и обслуживающего персонала - хотя, возможно, в платежных ведомостях Ахиро и его команда назывались как-нибудь иначе, - но не нашлось средств на приобретение самой обыкновенного клона. Первоначальное заявление Кина о том, что миллион долларов за клон - слишком большой расход при уже понесенных к тому времени затратах на сооружение улья и добычу яйца, выглядел вполне резонным, но лишь до тех пор, пока не был доставлен дикий бык прямо из Индии и не начата эта реконструкция.

Во всяком случае, после похищения людей подобным заявлениям совершенно нельзя было верить. А в предусмотрено ли этим бюджетом содержание всех из в тюрьме, если что-то пойдет не так, как надо? Майкл сомневался; более вероятно, что все они… исчезнут если эта программа и все с ней связанное станет достоянием гласности. Или выплывет на свет какая-то бумага, снимающая всякую ответственность с "Синсаунд" и ее руководства, вероятно, даже с Ахиро. Его, Дарси и Эддингтона корпорация просто принесет в жертву сделав козлами отпущения за все свои прегрешения.

В конце концов Майхл смирился с этим, потому что другого не было дано. Иногда он ощущал себя Моцартом, попавшим в брюхо «Синсаунд» и медленно перевариваемым голодной машиной этого корпоративного монстра. Пока Моцарт спал в углу клетки, не издавая ни звука, молчаливые японцы работали с поразительной скоростью и проворством, возводя стальные стены и сваривая блестящие металлические трубы в точном соответствии с чертежами, которые сделали Майкл и Дарси, изрядно повозившись на одном из автономных компьютеров, загрузив в него соответствующую программу.

Фундамент был продолжен далеко за первоначальные стены клетки чужого, и, по мнению Майкла, стальные стены, предусмотренные новой планировкой, были изготовлены и доставлены необычайно быстро, а с ее установкой японцы справлялись с завидным мастерством. Он просто не мог поверить, что эти же люди выкрали яйца чужого и одурачили сидевших в клетках людей.

Вероятно, их подгоняло еще и то обстоятельство, что приходилось заниматься перестройкой помещения, в одном конце которого не всегда мирно дремал чужой: подобно собаке, которая гоняется во сне за кошкой, эта тварь периодически вздрагивала и шипела, заставляя нервно дергаться от страха и трудившихся в поте лица японцев.

Наконец строительство новой клетки было закончено. Люди удалились, и Дарси сняла маску с морды Моцарта; спустя три четверги часа, значительно раньше, чем показывали наскоро выполненные Дарси расчеты времени его выхода из дремотного состояния, Моцарт зашевелился. Окончательно проснувшись, он принял сидячее положение и стал мотать головой, принюхиваясь и присматриваясь теми органами чувств, которые заменяли ему зрение, к новому дому.

- В некоторых исследованиях утверждается, что чужие пользуются какой-то системой эхолокапии, примерно такой же, как у крыланов,- задумчиво сказала Дарси, когда они вчетвером с любопытством наблюдали за маневрами этой формы жизни в одном из широких тоннелей.

- Что за звери? - спросил Ахиро. Это был первый случай проявления им любопытства.

- Летучие собаки и лисицы, вроде летучих мышей, но крупнее, - ответила Дарси.

Она щелкнула переключателем возле кормушки, и тут же из динамиков послышался до боли знакомый всем звук - шипящее дыхание Мрцарта, перемежавшееся шуршанием его тела по гладким круглым стенам коридоров, которые теперь в нескольких направлениях ответвлялись из главного помещения огороженного для него пространства.

Майкл стал пристально вглядываться внутрь клетки, ожидая появления Моцарта из тоннеля, устье которого выглядело дверью; к свободе, но в действительности он был круговым и возвращался туда, где начинался.

- Не кажется ли вам, что он не может обойтись без этого звука? - спросил он Дарси.

- Это было бы простейшим объяснением, почему они постоянно шипят, - подчеркнуто строго ответила Дарси.- Все время один и тот же звук, даже когда животное отдыхает. Человеческое ухо не воспринимает шипение спящего чужого, если не наклониться к самой его пасти, но наши микрофоны легко его улавливают. Вы наверняка замечали, как усиливалось шипение Моцарта, когда он с чем-то вступал в конфликт.

- Я замечал за ним много разных вещей,- сухо согласился Майкл.

- Да, конечно, - нетерпеливо вмешался в разговор Эддингтон,- он еще и кричит. Только это и надопринимать в расчет.

- Как бы там ни было, это только еще одна теория,- тихим голосом возразила Дарси, скорее себе чем кому-то другому.

Эддингтон прижался лицом к стеклу, пытаясь получше разглядеть клетку.

- Эти тоннели…-заговорил он. - Вы утверждаете, что в некоторые он не может пролезть?

Майкл ответил ему, наверное, уже в десятый раз:

- Именно так. Как вы потребовали, мы устроили их таким образом, что внутри есть несколько мест, куда можно забраться и оказаться вне досягаемости Моцарта. При росте два с четвертью метра чужой физически не в состоянии туда проникнуть. Ни одно из этих мест, конечно, не позволяет избавиться от преследования вовсе, потому, что все до единого - тупики. Мало-помалу жажда, голод или уверенность, что можно найти дорогу к бегству, заставят жертву выйти. Обманутая надежда, - с горечью закончил он.- Мне представляется, что это нечто худшее, чем жестокость.

Никто необратил внимания на его замечание.

- Я полагала, что Моцарт будет дезориентирован, но он, похоже, прекрасно чувствует себя в перестроенных апартаментах, - сказала Дарси, не спуская пристального взгляда с выбравшегося изтоннеля-чужого. - Теперь у меня не осталось сомнений.

- Значит, пора приготовиться, верно? - Эддингтон был сильно возбужден, казалось, что он вот-вот потеряет дар речи.

Эддингтон повернулся, чтобы взглянуть на реакцию Ахиро, но тот уже катил к ним первую клетку, успев водрузить ее на небольшую тележку. Майкл неохотно помог Ахиро поднять накачанного лекарством мужчину, чтобы поместить в клетку-кормушку, тоже переделанную в процессе реконструкции. Сидя на ярко-красном квадрате пола возле огороженного для Моцарта пространства, на который должна опуститься стеклянная коробка, пленник наваливался на дверцу и выглядел абсурдной пародией на статиста с витрины танцевального клуба - пьяного, почти голого танцора, которому предстояло давать представление в крохотной стеклянной кабине лифта. Убедившись, что они его наконец уравновесили» Ахиро сорвал с голого плеча мужчины приборчик, дозировавший вливание транквилизатора.

В лучшие дни их пленник был рыжеволосым детиной с на зависть пышными усами и тысячами веснушек по всему телу, хотя сейчас было трудно отличить красные припухлости, оставленные присосками дозатора, и от веснушек, и от въевшейся в кожу грязи. Он еще не опустился до состояния регулярно недоедавших, но у него наверняка были какие-то другие проблемы. Хотя его худоба явно прогрессировала, костяк и мускулатура были достаточно крепкими. Видимо, на состояние здоровья этот человек пока не жаловался.

- Отрывая дозатор, я причинил ему боль, и это скоро приведет его в чувство, - тоном лечащего врача изрек Ахиро. Он бросил на пол окровавленный кусок пластмассы, затем отшвырнул его ногой в сторону и потянул за рычаг, который должен был накрыть еще не пришедшего в себя человека стеклянной коробкой.- Это мощный, но очень недолго действующий транквилизатор. Не пройдет и пяти минут, как он будет в полном сознании.

Как и предсказал Ахиро, у рыжеволосого почта сразу же начали подрагивать веки и вскоре он попытался выпрямиться. Когда пленник стал выглядеть способным сосредоточить внимание, Ахиро начал инструктаж ровным и непристойно бесстрастным, по мнению Майкла, голосом::

- Сбоку от вас лежит электрошоковое ружье. Оно эффективно действует только с расстояния одного метра от существа, с которым вы встретитесь, когда откроется дверь у вас за спиной.

Глаза пленника расширились, и Майкл увидел, что их рыжевато-карий оттенок удивительным образом сочетается с цветом его волос. Когда-то это был привлекательный молодой человек. По мере того как до его сознания доходил ужас положения, в котором он оказался, дыхание пленника становилось все более частым, и он принялся колотить руками по передней стенке своей крохотной тюрьмы.

- Нет… пожалуйста! - кричал он. Казалось, тщетно дергаясь в тесной стеклянной коробке, он так и не обратит внимания на электрошоковое ружье. - Выпустите меня… Я никому не скажу, клянусь Господом!

- Чем упорнее вы будете сражаться,- вмешался Эддингтон, - тем дольше останетесь живы. Таков ваш выбор.

Какая мерзость, размышлял Майкл, воинственно скрестив руки на груди, как легко Эддингтон вошел в новую для себя роль палача во имя Музыки. Что за поза, бесцеремонная… полная осознания безопасности по эту сторону мира и неминуемой встречи со смертью того, кто остался по другую. Болван, в его голове нет ни единой мысли о том, что это в действительности значит. А Дарси… Майкл терялся в догадках, встряхнуть ее или как слеэдлет отшлепать, но решил, что нет шансов вернуть эту женщину к осознанию происходящего ни тем, ни другим способом. Она предана миру науки не меньше, чем Деймон Эддингтон музыке. Прекрасно понимая это, пожилой биоинженер не мог вообразить, что в целом мире могло бы убедить ее отказаться от продолжения работы с чужим..

Эддингтон нажал кнопку, и раздавшийся следом за этим жалобный вой гидравлики предупредил их, что дверь кормушки вот-вот откроется. Эддингтон торопливой походкой двинулся к стойке звукозаписи, но ни один из оставшихся не шелохнулся. Рыжеволосый внутри клетки-кормушки опустился на корточки и быстро развернулся, вытаращив глаза на поднимавшуюся вверх дверцу-заслонку. Всего в полуметре по другую сторону от нее уже ждал Моцарт, склонив набок голову и, словно выдрессированный сторожевой пес, прислушиваясь к вторжению в дом кого-то постороннего.

Из динамиков над их головами послышался голос Эддингтона, глубокий и приятного тембра, прекрасно воспроизведенный высококачественным оборудованием звукозаписи:

- Если вы останетесь в маленькой клетке, - медленно и членораздельно вещал он,- чужой убьет вас мгновенно. Вылезайте из нее и сможете выжить.

Ложь, со злобой отчаяния подумал Майкл. У этого несчастного нет ни единого шанса; и он умрет, сражаясь лишь за веру в свободу, путь к которой якобы открывается в одном из тоннелей. Рыжеволосый уже схватил ружье и…

Положив палец на курок, пленник вынырнул из стеклянной коробки и оказался лицом к лицу с чужим.

Моцарт поднялся на задние лапы и зашипел, напомнив Майклу взрослого богомола, которого он как-то увидел прямо здесь, в здании, в гараже для аэроциклов. Биоинженеру очень захотелось поймать его, - такое редкое насекомое, и вдруг живой экземпляр прямо а центре Манхэттена! - но ловить было нечем. Его попытка схватить насекомое пальцами привела к результату, которого вот-вот достигнет его сильно увеличенная копия, выросшая перед человеческим существом по другую сторону стеклянной стены.

- Вперед, вперед, вперед, - подбадривал, почти не дыша, Деймон. Он сидел за стойкой смесителя. Этот мужчина должен сражаться, что-то другое просто немыслимо. Позволить чужому просто убить себя…

____________________

С безумным ревом их пленник нажал курок, из дула ружья вырвалась молния. Сто пятьдесят тысяч вольт постоянного тока окрасили внутреннее пространство клетки Моцарта - в ослепительно яркий белый цвет, какой можно видеть на Земле лишь в короткие мгновения наиболее мощных грозовых разрядов.

Моцарт зашатался и пронзительно закричал, как никогда прежде. На какой-то миг Деймон потерял способность дышать; этот звук заставил их всех замереть, словно время повернулось вспять и они снова впервые услыхали воспроизведение звуковых дорожек старых телевизионных новостей с фронтов войны на планете Хоумуолд, тех необработанных репортерских кадров, которые демонстрировались во всех общественных местах для удовлетворения ненасытного интереса публики к кровопролитию.

Деймон услышал в этом крике чужого вопль боли и проклятия всех мужчин, когда-либо раненных обжигающим свинцом и леденящей сталью, пронзительные крики неизбывной тоски тысяч женщин, проклятых стать бездетными, потому что в военное время человечество с беззаботной легкостью применяет химическое оружие против собратьев. Он был вневременным и неописуемым, как вопли обезумевших душ миллионов, возносимые к Богу из жарких глубин ада, в существование которого эти миллионы никогда не верили.

Пока рыжеволосый мужчина тщетно сражался за свою жизнь, Деймон снова и снова слышал истошные крики Моцарта. Подобно твердолобому псу, который отказывается усвоить урок, чужой останавливался секунд на десять-двадцать, вертясь на месте, словив разъяренный бабуин, затем снова бросался в атаку. Его жертва не отличалась ни силой, ни проворством. Движения рыжеволосого были вялыми то ли из-за транквилизатора, то ли из-за остаточного алкоголя в организме, то ли из-за наркотика, к которому он пристрастился задолго до встречи с командой Ахиро. Он палил из электрошокового ружья, не придерживаясь никакой стратегии, не пытаясь отгонять нападавшую на него тварь в каком-то определенном направлении.

Потрясенный, измотавшись до физического изнеможения всего за несколько минут и так и не приблизившись ни к одному из тоннелей, где бы он мог скрыться или по крайней мере отдохнуть, обреченный человек ухитрился в последний раз вывести Моцарта из строя на пару секунд, прежде чем тот прыгнул на него и разорвал на части.

В последнем крике чужого Деймон услыхал все, что хотел услышать: страдание я ярость, инстинктивный рев реванша и победы над трупом поверженного врага.

Это был мрачный, злобный, совершенно новый голос, пронизавший все его существо, потрясший всех, кто находился в помещении, наполнивший их собой, давший наконец Деймоиу то, что он искал, что ему так необходимо…

Но чего по-прежнему было недостаточно…

Глава 18

Когда пришло время открывать третью клетку, они уже понимали, что бойца необходимо час или два подержать в клетке-кормушке, чтобы у него окончательно прояснилась голова от якобы «краткосрочно» действующего снотворного.

Второй пленник был скорее пьянчугой, чем наркоманом. Он, казалось, дрожал и дергался весь целиком, начиная от дряблых мышц лица до трясущихся рук и даже внутренностей, которые сотрясали живот, похожий на надутый воздушный шар. Несмотря на нетерпеливое стремление продолжать записи, Деймон решил, посоветовавшись с биоинженерами, дать пленнику немного посидеть в клетке. Кроме того, судя по тому, как он шатался, натыкаясь то на одну, то на другую стенку стеклянной коробки, быдо видно, что снотворное подействовало на него сильнее, чем на первого мужчину, вероятнее всего, из-за алкоголя в организме. Деймон мог поклясться что, если бы этот коренастый толстяк не отоспался, почти целую неделю провалявшись в клетке, он был бы все еще мертвецки пьян.

Тем не менее в последний момент инстинкты самосохранения взяли верх, и пьяница сделал лучший свой выстрел - не очень мощный, отключивший чужого очень ненадолго, но нацеленный настолько удачио, что Моцарт, получивший электрический разряд прямо в морду, взвыл по-настоящему злобно. Этот крик подействовал на Деймона подобно удару молнии, заставившему его нервные окончания дрожать в дикой скачке, словно от внезапного ожога. Он закрыл глаза, отдался во власть этой сладкой истомы и наслаждался, превратившись буквально в изваяние, давно забытым подъемом настроения… пока пузатый алкоголик с жалкими остатками седых волос на голове не встретился со своей судьбой в когтях чужого.

Пленник номер три, даже полностью освободившись от последствий долгого приема транквилизатора, оказался настоящим трусом и совершенно разочаровал Деймона. Его вопли ничем не отличались от уже сделанных записей мольбы предшественников о пощаде. Высокий и худой, с грязными темно-каштановыми вьющимися волосами, которыми заросла даже шея, и мутными карими глазами, не способными, казалось, ни на чем сосредоточиться, он умер быстрее всех. Его прерывистое дыхание и пронзительный голос рвались из микрофонов, сливаясь с музыкой голоса Моцарта.

Ни дать ни взять настоящее пение йодлем, подумал Деймон, поражаясь обретению несвойственного ему чувства юмора. Эта их приготовленная на заклание жертва категорически отказывалась покидать стеклянную коробку, и единственной причиной того, что ее стенки не остались загаженными кровью и ошметками плоти, было нежелание Моцарта забираться в ее тесноту. Он просто сунул внутрь длинную когтистую лапу, напоминавшую тугой канат мышц, и выволок труса в загон.

Деймону было очень трудно смириться с решением сделать перерыв на целые сутки до следующего убийства, чтобы Моцарт успел проголодаться и нагулять аппетит. Ожидание оказалось для него настоящей мукой, но биоинженеры настояли. Они опасались, что обилие пищи за такой короткий период ослабит организм чужого и появится опасность получения им слишком серьезной травмы от электрошока. Деймон уступил, лишь когда Дарси подчеркнула, что им ничего не известно о пленниках и их прошлом и что любой из них может оказаться бывшим военным, которому хорошо известны уязвимые места лелеемой ею твари.

Сейчас, когда они достаточно далеко продвинулись в осуществлении программы, Деймону меньше всего хотелось, чтобы чужой получил серьезное ранение или погиб. Он с самого начала инстинктивно чувствовал, что, если Моцарт погибнет, от «Синсаунд» можно ожидать любых пакостей. Он старался использовать время между схватками пленников с чужим с максимальной продуктивностью, почти не снимая наушников и не отходя от своей аппаратуры, то вновь прослушивая голос Моцарта на стойке звукозаписи, то в поисках правильного выбора смешивая безумную гармонию звуков чужого с множеством разнообразных по тональности произведений.

Бесславно погибший боец так разочаровал композитора, что сутки перерыва показались Деймону неделей. Однако, когда Ахиро открыл клетку, стало ясно, что это долгое ожидание окупится сторицею, - внешний вид находившегося в ней мужчины был гораздо более привлекательным, чем у всех предыдущих.

Если и действовать он станет не хуже, чем выглядел, то это первый кандидат на оправдание опасений Дарси, что среди так называемых уличных хулиганов могут оказаться и профессионально подготовленные к драке люди. У этого мужчины среднего роста была великолепная мускулатура. Его руки и лицо от квадратного подбородка до недавно стриженной шапки светлых волос были в грязи. Прошло немало времени, чтобы опухоль могла опасть, но по кровоподтекам под глазами и деформированной переносице было видно, что достался он нападавшим в жестокой схватке. Сквозь запекшуюся на подбородке кровь за время сна проросла светлая бородка. Кровь, хлеставшая из сломанного носа, засохла на груди и животе, ее пятна были даже на единственном предмете одежды молодого мужчины…

- Боксерские трусы? - Брэнгуин наклонился и пристально вгляделся в мятую бирку на поясе яркого цвета трусов, затем выпрямился и хмуро посмотрел на Ахиро. Этот взгляд не оставлял сомнений в серьезности его подозрений. - Скажите-ка мне, какой породы наркоманы носят шитое на заказ шелковое нижнее белье?

Ахиро, уже сунувший руки под мышки бесчувственного пленника, пожал плечами.

- Видимо, той, что умеют воровать, - ответил он, - и не брезгуют чужим исподним.

Брэнгуин не торопился поднимать ноги мужчины.

- Мне это не нравится,- сказал он внезапно задрожавшим голосом.- Я… я не уверен, что этот человек из той же братии, что и остальные…

Не меняя позы, Ахиро бросил взгляд на Деймона:

- Мистер Эддингтон?

Деймон заколебался, но это продолжалось не более секунды. Конечно, этот мужчина наркоман, или пьяница, или преступник, как и те трое, отправившиеся в небытие до него. Он всего лишь на ранней стадия выбранной им «карьеры», только и всего. Просто пока еще нет явных признаков. Этот молодой человек мог быть членом какой-нибудь банды или торговцем наркотиками; может быть, это один из тысяч акул-ростовщиков, которые предлагают деньги оказавшимся в беде людям, а потом доводят их до полного обнищания непосидьными процентами, увеличивая их с каждым днем просрочки.

- Не глупите, Майкл,- резко сказал Деймон,- это…- Он снял наушники и положил их на полочку над пультом стойки звукозаписи.- Если вам трудно вытащить его, я сам помогу Ахиро.

За какие-то десять секунд Ахиро и Деймон выволокли блондина из клетки и осторожно усадили на окрашенный квадрат пола. Не дожидаясь возобновления спора - за время совместной работы Деймон достаточно хорошо изучил Брэнгуинаи знав, что старик способен тянуть резину своих возражений не один день,- композитор сам дернул рычаг, приводивший в движение трехстенную стеклянную коробку, как только Ахиро сорвал с плеча пленника дозатор транквилизатора. С характерным жалобным воем гидравлики коробка опустилась, и края стеклянных стенок защелкнулись в заиках-канавках на полу.