Чужая мечта

В Рыжем лесу. В поисках лаборатории Х-19/2 МО СССР

На прямой как римская дорога тропинке, скорее даже аллее, обрамленной ровными рядами невысоких сосен, в полутора сотнях метров перед нами застыл снорк. Вполне себе такой обычный монстр Зоны. Не самый страшный, не самый безобидный. Не зверь, не человек — одно слово «снорк». Сидел на четвереньках как мраморный памятник самому себе, почти без движения, наверное, думал о вечном.

До него было далеко, и нас он пока не замечал.

Мутант завертел башкой, надежно спрятанной в драное «изделие № 1»; по спине под линялой тельняшкой проходила пилообразная зубчатая линия позвоночника, дырявые штаны с помочами едва прикрывали переразвитые голени. Средненький экземплярчик. Если бы не привычка этого вида мутантов охотиться стаями — просто пристрелить и топать себе дальше. Делов-то — для трех стрелков на десять секунд. Имея в команде такого специалиста как Корень — и вовсе на один чих. Только вот возможное присутствие пока незаметных собратьев этого существа сильно смущало нашего проводника.

Выглядывая из-за дерева, Белыч морщился, плевался, но решиться на что-то не осмеливался.

— Чего встали, — Корень, идущий последним, топтался за нашими спинами, — привал?

— Снорк сидит на дороге, — сообщил ему проводник.

— И что? Мы тоже сидеть будем?

— Можем постоять, — Белыч настороженно оглядывался вокруг.

— Он же один? Такой опасный? Хуже двух кровососов?

— Нет, брат, лучше, — серьезно ответил Белыч. — Только он не один может быть. Они стаями живут.

— Понятно: «она с кузнецом придет — а зачем нам кузнец? Что я лошадь, что ли? Не, нам кузнец не нужен». — Неточно процитировал Петрович. — И долго ждать? Он вообще там живой?

— Живой, сволочь, живой. Если через десять минут не уберется, пойдем на конфликт.

— О! Как ты, сталкер, умно сказал! — восхитился Корень. — Ладно, подождем. До места еще далеко?

— Метров пятьсот.

Петрович промолчал, но достал «Глоки», отвернулся, проверяя снаряженные магазины. Он был уверен, что без стрельбы не обойдется. Моя Сайга висела на шее, всегда готовая к применению.

Не прошло и минуты, как к скучающему снорку присоединилась еще парочка уродливых мутантов. Один из них оказался выдающимся представителем своего племени: даже в привычной для снорков позе «на карачках» он заметно возвышался над остальными — примерно как породистый дог над стаей борзых. Я дернул Корня за рукав и показал подбородком на группу монстров. Белыч заметил это и, сделав страшное лицо, сцепил руки в борцовский замок, изображая пресловутый «двойной нельсон», и движением бровей предложил Петровичу попробовать. Петрович лениво, по-чемпионски, отмахнулся от предложения.

А снорков становилось все больше, и они уже не сидели на одном месте, принюхиваясь к лесным запахам. Стая — их было теперь голов восемь — принялась скакать вокруг невидимой нам точки на дороге, все больше увеличивая радиус своих перемещений. Их способ передвижения всегда казался мне идиотским, придуманным: совершенно неэкономичные движения — ничего похожего на грацию любых других четвероногих; но сейчас они превзошли себя! Они то еле ползли, тычась друг другу в костлявые задницы, то принимались хаотично прыгать в разных направлениях, падая друг на друга, натыкаясь на деревья, ломая жидкие кусты. Смысл этого действа оказался недоступен моему пониманию. То, что происходило — не могло быть выслеживанием добычи, не было охотничьим танцем или другим ритуальным действием, это представление не напоминало ни одну известную мне игру — вообще ничего не напоминало!

Белыч тоже выглядел удивленным. И лишь Петрович, самый малоосведомленный из нас в отношении снорочьих повадок, был невозмутим и сосредоточен.

Проводник неожиданно вцепился в мое запястье и сжал его так, что не обратить на это внимание я не смог. Я проследил за его взглядом и увидел, как в том месте, где сидел первый замеченный нами мутант, расходится земля — абсолютно беззвучно, и очень медленно.

Снорки прыснули во все стороны разом, стая рассыпалась за секунду. На месте остался лишь здоровяк; теперь в его передних конечностях висела дохлая собака со свернутой шеей. Он осторожно подобрался к краю раскрывшейся расселины и, бросив в распахнутый зев земли свою жертву, с довольным, утробным рыком отскочил в сторону. К нему сбежалась скрывавшаяся в лесу стая. Они сидели в десятке шагов от своего алтаря, мерно раскачивались, не попадая друг другу в такт, и что-то дудели в свои противогазы: заунывное, как казахская степь, и столь же музыкальное, как настройка духового оркестра перед спектаклем.

Продолжалось это хоровое дудение четверть часа, затем стая как-то незаметно — по одному — рассосалась. Закрылась и дыра в земле. Последним, попрыгав на том месте, где недавно была принесена жертва, убрался с дороги здоровяк.

— Что это было? — нарушил тишину Петрович.

— Чудо, брат! — серьезно ответил Белыч. — Ты ж молился о нем вчера? Вот оно и произошло.

— Я не о таком чуде молился, — сварливо напомнил Корень.

— Какая теперь разница? — Белыч поднялся с колен. — О том — не о том? Главное, что молился, и чудо тебе явлено, брат! А то — не то, это уж там, наверху, виднее. Алилуйя!

— Петрович, — я тоже встал и отряхнулся, — ты уже несколько раз сравнивал здешнюю действительность с адом, а?

— Так это оно и есть!

— Мне кажется, что молиться в аду несколько неуместно? Какое-то неуважение к хозяевам. Да и поздно теперь-то молиться, когда мы уже здесь. Теперь искупать нужно — то что раньше не замолил.

— Молиться никогда не поздно, — Петрович перекрестился.

— Вот тут ты, брат, прав. Только с разбором подбирай тему молитвы, ладно? — сосредоточенный Белыч вышел на дорогу. — Надо будет не забыть умникам с Янтаря рассказать. О поведении снорков в естественной среде обитания. Такое, наверное, на монографию потянет, а Макс?

— С таким материалом тебе прямая дорога в академики ридной матки Украины. Возьмешь в соавторы?

— Ну да, брат, конечно. Сейчас еще и Петрович примажется к славе первооткрывателя сложных религиозно-социальных ритуалов у локальных групп псевдоразумных.

— Нет, мне слава не нужна, — Петрович, пристроившись, как обычно, последним, вступил в разговор, — претендую только на денежное вознаграждение.

Белыч показал знак, который недвусмысленно можно было прочесть как «заткнитесь!». И то правда — что-то разговорились. Нервы, наверное.

Подходя к месту упокоения несчастной псины, мы невольно насторожились. Но небеса не разверзлись, воды не восстали и земля не запылала. Вообще ничего не случилось, если не считать (как мог бы сказать наш проводник) легкого тремора в конечностях трех прямоходящих приматов. Стоящие дыбом волосы и мокрые спины — не в счет, это явление здесь повсеместно.

Впереди показался поворот, с двух сторон отмеченный раскуроченными БТРами. У правого под борт свалены несколько гниющих трупов. Мы подошли ближе, нервно озираясь по сторонам. Мертвецы безусловно прежде были людьми — не мутантами. Из-под груды смердящих тел, одетых в энцефалитки и легкие бронежилеты, в сторону торчала рука; на тыльной стороне обглоданной зверьем ладони чудом сохранилась часть татуировки — светлая половина знака «Инь-Ян» и полтора иероглифа под ней. Лица обкусаны до неузнаваемости. У верхнего, лежащего на животе, из спины аккуратно вырезан позвоночник — спилы рёбер ровные. Затылочная часть черепа разбита, головной мозг удален целиком. Белыч, первым заметивший руку, привычно осмотрелся по сторонам, остановился, показал нам на ладонь:

— Приметный партачок, — он говорил очень тихо, стараясь быть не громче звукового фона, — сталкер Клим. Хороший был человек. А сообщения о смерти не приходило. Да здесь, похоже, вся его группа. Раз, два, три, четыре. Точно, они и есть. Вон тот — без мозгов — Кенор, а этот вроде бы Линь. Четвертого не знаю, он у них новенький.

Корень оттолкнул меня в сторону и, зажав грязным платком нос, наклонился над покойными. Некоторое время внимательно на них смотрел, потом отвернулся и устало потер лоб.

— Это, Макс, одна из тех групп, о которых мы с тобой в Красном уголке вспоминали. А я думал, что не хотят аванса отдавать. Упокой, Господи, души рабов твоих, — он в который раз перекрестился. — Если вернемся, за каждого свечку поставлю.

— Странно, — Белыч явно был чем-то встревожен, — почему не приходило сообщение? По виду они здесь уже пару недель загорают. Неправильно это. И, Петрович, завязывай с крестным знамением! Хватит уже. Надоел. Здесь бога нет. А дьявола, который здесь точно есть, твоё безобидное перстомашество может взбесить. Нам оно надо?

Он повернулся и посмотрел на дорогу за поворотом:

— Вон там где-то твоя лаборатория, брат.

Перед нами не далее как пяти десятках шагов лента дороги обрывалась перед невысоким холмом, сторона которого, повернутая к нам, выглядела срезанной гигантским ножом. Получившаяся грань блистала вкраплениями не тронутой окислением арматуры, упрятанной в прямые и чистые сколы бетонных конструкций. Отсутствующей части холма рядом не наблюдалось. Между арматурными блестками проскакивали голубовато-белые искры чего-то «элекра»-подобного.

— Сейчас тринадцать часов сорок две минуты. Чтоб найти ваши входы времени у нас до девятнадцати ноль-ноль. Если ничего не найдем, уходим по светлому к копру, там в подвале ночуем, и на завтра у нас целый световой день. План помещений есть?

Мы с Петровичем молчали. Не знаю о чем думал Корень, но мне показалось, что с декорациями Зайцев явно перестарался. Если, конечно, эти мертвецы у БТРа — его рук дело. Здесь вообще-то и без него хватало маньяков, способных на подобные деяния. Сектанты, особо отмороженные урки, спятившие сталкеры. Иногда возле похожих могильников замечали контролеров. Но, если это сделал Зайцев, то как минимум пару раз по морде этот человек заслужил. Не взирая на инвалидные коляски и кислородные баллоны. Да, скорее всего, Зайцев. Должен он был отсечь посторонние группы, мешающие исполнению нашего плана? Да, должен! Но не так же!

— Але, экипаж, — Белыч был настойчив, — вы меня слышали?

— Человек проходит как хозяин необъятной родины своей, — пробормотал Корень. — План есть. Точнее — часть плана. Без привязки ко входу. Вряд ли это поможет.

— Лучше все-таки посмотреть. От нас не убудет, а польза может выйти.

— Там несколько этажей, первого нет.

— Посмотрим шахты грузовых лифтов, не думаю, что их расположили далеко от входа. К ним привяжем каналы воздуховодов, прикинем сетку на местности — глядишь, брат, что-то дельное получится.

— Попробуйте. У Макса в ПДА схемы. А я посижу. Что-то нехорошо мне.

Он отошел на обочину и сел под куцей тенью кривой сосёнки, устало свесил голову между колен. Я не понимал, что вызвало такую реакцию Железного Корня, каковым я всегда его воспринимал. Не трупы же людей, пошедших на смерть по его заданию? Надо признать, что за последние дни я узнал его с таких сторон, о существовании которых у Корнеева И.П. не смог бы догадаться и самый профессиональный психоаналитик. Но покойников за свою жизнь он навидался в таких количествах и формах, что еще четверо, пусть даже так дико убитых, к этому знанию ничего не добавляли.

— Макс, вы с Петровичем решили в статуи обратиться? — Белыч прятал свои эмоции в приступе энтузиазма. К тому, что было перед нами, настолько привыкнуть невозможно.

Пусть так. Должен же кто-то чего-нибудь делать, когда большая часть группы пребывает в ступоре?

— Да, сейчас, — я достал ПДА, нашел файл с планом этажей, передал аппарат проводнику.

— Так, ага… Вот! Смотри, здесь привязка к сторонам света. Уже полдела. Вот лифтовая шахта, вот… еще одна шахта, и еще одна. Выводы вентиляции вертикальные, идут через все этажи. Это ничего не значит. С такой архитектурой их не стали бы выводить над первым этажом, чтоб не демаскировать объект. Увели в стороны. Вопрос — насколько далеко? И первый этаж — в этом холме? Или здесь только КПП? Тогда сам объект может быть и под Припятью. Воздухозаборники соединили с овощехранилищными вытяжками и все — можно до второго пришествия искать. Здесь завал не разобрать. Можно было бы рвануть, но не в аномальной зоне. Авгур, есть идеи? Я иссяк.

— На холм надо залезть. Может — что полезное обнаружим.

Белыч обернулся к Петровичу:

— Эй, командир! Мы с Максом наверх решили слазить. Ты с нами?

Корень безмолвно поднялся и подошел к нам.

Что-то не нравился он мне в последнее время: никак не вязался облик героического бойца разных фронтов с тем землистого цвета лицом, потухшими глазами, которые я сейчас видел перед собой. Полнейшая апатия и безразличие ко всему: идет только потому, что должен идти — чтобы не упасть. Сдает старикан. Все-таки облучился где-то? Адаптация? Не верю, что Зайцев обрадуется, когда получит от меня этого переломанного человека. Надо бы ему антирад вколоть.

Белыч тоже внимательно смотрел на нашего командира.

— Петрович, все нормально?

— Да, Макс, все по плану. Что, плохо выгляжу?

— В гроб краше кладут.

— Вот и не будем торопиться. Устал я бегать, честное слово. Силы перерасчитал. Давайте какой-нибудь временный лагерь поставим, я посижу, вещи покараулю. Таблеток поем.

Белыч покачал головой:

— Нет, брат, нельзя здесь лагерь ставить — сожрут. Но про таблетки ты прав, сейчас мы тебе антирада вкатим, витаминчиков, стимуляторов — как огурчик будешь!

— Зеленый в пупырышках?

— Твердый и блестящий. Макс, у тебя аптечка?

Я вынул набор медпрепаратов, отобрал нужное под одобрительное кивание Белыча. Закатав рукав уже совсем не белоснежной сорочки, вкатил дозу имипрапина, две ампулы антирадиационного комплекса, высыпал ему в горсть несколько капсул с разными комплексами витаминов и, на всякий случай, добавил пару таблеток израильского «Логола» и одну аспирина.

Если его не приведет в чувство этот набор, тогда останется только электрошок.

— Ладно, Макс, — Белыч положил на мое плечо руку, — вы тут побудьте, пусть Петрович в себя придет, а я пойду прогуляюсь. Посмотрю подходы к холму.

Он бросил нам под ноги свой рюкзак, и бодрым шагом направился к холму. Спустя минуту его комбинезон с разодранным рукавом мелькнул на склоне, обращенном к Припяти.

Белыч появился с другой стороны, снова вернулся к ближнему склону, недолго попрыгал через что-то невидимое на самой вершине. Высота в этом месте была чуть меньше двадцати метров — где-то на уровне пятого-шестого этажа. Минут через пятнадцать остановился на краю среза, осторожно, не подходя к краю ближе чем на метр, вытянул шею, пытаясь разглядеть что-то внизу, заметил, что мы с Петровичем за ним смотрим и помахал над головой рукой.

Вдруг, как будто что-то толкнуло его в спину — он пытался сохранить равновесие, но стоя на почти самом краю, сделать этого не сумел. Обрушился вниз, сгребая за собой комья земли и мелкие камни. Не размахивая руками как испуганная курица, успел сгруппироваться и, когда я уже был готов услышать мерзкий звук расколовшегося черепа, исчез. Исчез — не долетев до аномалии полуметра, растворился в воздухе!

Мы с Петровичем сидели, открыв рты, недоуменно переглянулись, и без команды подхватив наш груз, резво припустили к холму. Петрович, взбодренный лошадиной дозой стимулятора, не отставал ни на шаг и успел вовремя сбить меня с ног, когда над холмом показались три головы в касках П-26, с матерчатой маскировкой.

Бежали мы по обочине дороги, и это спасло нас от столкновения с появившейся троицей. Корень умудрился не только свалить меня, он успел просчитать направление моего падения, и теперь мы лежали в канаве, невидимые сверху. Но и нам ничего не было видно. Я смотрел, как в глазах Корня, крепко зажавшего мне рот, бешенство борется с любопытством, но победила, как всегда, осторожность. Он не давал мне подняться, пока над нашими головами не послышались легкие шаги кого-то из тех троих в касках. В руке Петровича появился «Глок».

Сверху послышались голоса:

— Ищи лучше, здесь где-то должны быть.

— А может, он их потерял?

— Если б потерял — вернулся бы давно. Но только не потерял. И сам куда-то пропал. Так что осторожно. Серый, конечно, сверху пасет, но, мало ли? Белыча не видно нигде, а это та еще скотина — засаду устроит и всё, отбегались мы с тобой, Макимот.

Петрович показал мне сначала два пальца и показал указательным на дорогу над нами, потом еще один, но показал в сторону холма. Это я и сам понял: двое на дороге, один на вершине холма — страхует. Однако, Макимот все-таки здесь!

— Твою мать! — послышалось от БТРа. — Ты посмотри, что они с Климом сделали!

Корень показал мне на кольцо бетонной трубы, торчавшей из насыпи, и легонько подтолкнул вперед.

— Ты чего орешь, лупень?! Услышат.

— Да ну, они уже свалили. Ты видишь? И Клим здесь, и Линь, и Кенор. И этот, новенький — Басалай.

— Не они это.

— Как не они? Вон партак приметный, а у…

— Я говорю, не Белыч со своими туристами группу Клима завалил. Этим покойникам полмесяца уже.

— А кто тогда?

Мы уже влезли в трубу, и версию о том, кто так поступил с Климом и компанией, я уже не услышал. Здесь, в темном сыром жерле, звуки снаружи гасились, зато стало слышно шуршание снаряжения, шум нашего натужного дыхания и звонкие шлепки падающих капель воды из разрушенного стыка двух труб.

Петрович влез первым и первым достиг противоположной стороны дорожной насыпи, но высовываться не стал, присел в тени. Я устроился у него за спиной, снял Сайгу с плеча и приготовился к небольшой войне.

— Я его вижу, — прошептал Корень. — Метров с полста. Далековато. И… Белыча вижу. Вернее, голову его вижу. В воздухе висит, — он оглянулся на меня и добавил, — глазами вращает. Пропала. Фигня какая-то, ничего не понимаю.

Мне не было видно, о чем он говорит, к тому же мое левое колено попало в лужу — пришлось искать место посуше, и я просто пожал плечами.

— Опять появилась! Он нас видит.

Я не успел ответить, как раздался звук выстрела и пуля, выбив мелкую крошку из бетонной стенки, противно свистнула у меня между ног.

Петрович резко подался назад, сшиб меня в лужу, из которой я с таким трудом выбрался, и замер, прислушиваясь к внешним звукам. С полминуты было абсолютно тихо: я старался дышать через раз и неглубоко, Петрович, по-моему, вообще забыл как это делается, мы сидели неподвижно и с потолка капало ровненько мне за шиворот. Теперь мне стало не до мокрых коленок — я весь равномерно становился мокрым. Уже второй раз за два дня. Такие ежедневные ванны в холодной воде становились еще одной неприятной традицией.

Глаза приспособились к полумраку и стало видно, как по стенам нашего убежища порос сероватый мох, сверху, над головами свисают лохмотья засохшего ила. В метре от меня, в нижней части бетонной трубы образовался приличный разлом — трещина в ширину ладони, с глубокой промоиной в земле под ней. Из любопытства я заглянул в нее — метра полтора, не меньше, глубже ничего не видно. Взяв на прицел свою сторону, я замер.

— Давай гранату туда бросим и все дела, — раздалось снаружи со стороны Корня.

— Бросай, — отозвался человек с моей стороны.

Через секунду к нам влетела Ф-1, стукнулась о стенку, отскочила вниз и под ногами Петровича прокатилась ко мне. Я успел заметить перекошенное лицо Корня, раскрытый в крике рот, даже пару пломб в зубах.

Под нами глухо ухнуло, качнулся бетонный выгнутый пол, резко пахнуло болотом и фекалиями.

Я еще сидел, приходя в себя, а Петрович на миг высунулся из укрытия, несколько раз выстрелил и закатился обратно. В этот момент с моей стороны в трубе показалось чьё-то лицо, и теперь уже я разрядил Сайгу четырьмя выстрелами. На землю перед укрытием упало тело с головой, превращенной в кровавые ошметки — и шлем не помог.

— Один остался, — Корень довольно осклабился. — Только он теперь знает, где мы. А ты, Макс, молодец, лихо с гранатой! И этого кренделя в железной шапке хорошо убил. С гарантией.

— Чего с гранатой? — я был уверен, что это Корень как-то избавился от неё.

— В дыру в землю, говорю, лихо гранату заправил!

Не помню ничего такого. Ладно, пусть это был я.

— Чего делать будем?

— Ждать и слушать. Он там долго не высидит. Белыч говорил, зверья здесь хватает, вот и прикинь себе — каково ему там без прикрытия сидеть и в оптику пялиться, ага?

— Жутковато должно быть.

— Жутковато? Ставлю два своих «Глока» против кнопки на твоей кожанке, что через десять минут его здесь не будет.

— Хорошо бы. А что там с головой Белыча?

— С головой? — Петрович снаряжал расстрелянные магазины и был немного рассеян. — А! Он же, когда пулю словил в спину…

— Когда?! — я был уверен, что проводник оступился или подскользнулся.

— Наверху еще, граблями размахивал, здесь-то его и прижучили. У меня на такое глаз наметанный. Взмахнул он ручками — и вниз, и в воздухе растворился… Я тогда еще подумал: неужто еще один Пузырь? Ага. А потом, когда мы уже здесь сидели, гляжу — голова его из воздуха в том месте где он пропал, материализуется. На представления Дэвида Коткина не ходил?

— Какого Коткина?

— В миру — Коперфильда.

— Фокусника?

— Ага, престидижитатора и иллюзиониста. Очень похоже на фокусы мистера Коткина наш друг обставил свое появление. Гляделками вращает, морщится. Тому-то сверху, его не видно, потому что нас выцеливает. А Белычу и меня видать и этих двух ушлепков, что по дороге шарили. Смотрю — пропал, опять появился. Не знаю, как он стал невидимым, но на то что он жив, я к гадалке гадать не пойду. — Корень еще над чем-то подумал и добавил, — Главное, чтоб на нашу стрельбу зверьё не сбежалось. Пошумели изрядно.

— От такого тарарама любой зверь подальше держаться будет.

— Хорошо бы так, — Петрович с сомнением покачал головой. — Только, опираясь на свой недолгий опыт, скажу так: если здесь какая-то гадость может случиться, она обязательно случится. Ладно, пошли. Ты слева, я справа. На всякий случай. И галопом к холму.

— Подожди, Петрович. — перемены его настроения начинали пугать. — Ты себя как чувствуешь?

— А как я себя могу чувствовать после вашего лечения, доктор? Как молодой конь! Жаль, ненадолго. Часов шесть протяну, потом… Потом видно будет. Пошли. Прямо вперед не ломись, петляй: два шага влево, шаг вправо и наоборот. Хорошего снайпера так не обманешь, но что-то подсказывает мне, что в этот раз на нашем пути оказались очень наглые любители. На счет три.

Мы встали на исходные позиции и Корень начал отсчет:

— Раз.

— Два.

— Три!

Мы сорвались с мест одновременно, и если бы за нами всё ещё присматривал снайпер — ему грозило бы косоглазие. Но наверху никого не оказалось, похоже третий «охотник» решил не испытывать судьбу, и у подножия холма, вернее — кургана: видно было, что сооружение искусственное, мы остановились. Огляделись, и я заметил как тот сталкер, в которого стрелял Петрович, шевелится. Я показал на него Корню.

— Давай сначала Белыча найдем, потом с этим разберемся, ладно?

Мы топтались в десяти шагах перед скачущими в воздухе голубыми искрами. Я достал болт и с размаху отправил его в короткий полет. Мой примитивный детектор отскочил от воздуха, соприкоснувшись с искрой — как будто ударился в каменную стену, и по высокой дуге отлетел вправо. Я бросил еще один, и его постигла та же участь. Таких аномалий я еще не видел, про Петровича и говорить нечего — он недоуменно хлопал глазами, провожая медленным движением головы короткий полет третьего моего болта.

— Я предлагаю обойтись без сталкерских штучек, — Петрович сбросил рюкзак на землю, — мы ж все равно ничего не сообразим, хоть тонну болтов здесь, перед аномалией, насыплем.

— А как?

Он неопределенно хмыкнул, сложил ладони в рупор, и что было сил, заорал:

— Бе-е-е-лыч! Бе-е-е-лыч! Бе-е-е-лыч!

С четверть минуты ничего не происходило, потом сверху послышался сдавленный хрип, переходящий в еле-еле разборчивое, как будто он бубнил в металлической цистерне:

— Хватит орать. Вижу вас. Здесь я. По пра… нет по левому склону на вершину поднимайтесь, поговорим.

— Сработало! — Петрович победно улыбнулся. — Макс, сгоняй-ка к этому убогому, что на дороге нижний брейк танцует. Если жить будет, тащи к нам, поговорить с орлом хочу. Сделаешь?

— Как скажешь, босс.

Раненый нашел в себе силы проползти несколько шагов и упереться спиной в сосну. Он полулежал, на губах пузырилась кровавая пена. Он сжимал в руке ГШ-18, но поднять его уже не мог. Лицо его мне было незнакомо, значит, тот, второй, который получил выстрел в морду, был Макимотом. Жаль, теперь я не узнаю историю «белого» приклада. Я вынул ствол из руки полумертвого сталкера, посмотрел, что боезапас не растрачен, вытер испачканный кровью пистолет о его штаны и бросил оружие в рюкзак. Совсем не надо было иметь медицинскую степень, чтобы понять, что осталось сталкеру жить совсем недолго. Он смотрел на меня спокойно, не мигая, не морщась, вообще без эмоций. Все честно, — они охотились на нас, дичь победила, так чего переживать? Я подмигнул ему и удивился сам себе — уж такого-то Максим Берг не сделал бы никогда.

Экипирован он был богато — разгрузка 6Ш104 «Снайпер-3», каска П-26 с матерчатым камуфляжем «Камыш», костюм «Тень — 4», хромовые ботинки М-800 — размер 41 — ни мне, ни Петровичу, в ножнах на бедре — впрыскивающий WASP-нож! С тремя баллончиками в отдельных кармашках! Экая диковина! Очень полезная, как последний аргумент в споре — даже, если воткнуть в противника неглубоко — мало и кровососу не покажется! Это я приберу! Бронежилет подкачал — всего лишь СК-Б по 1-му классу — зачем надевал? Все выше пояса заляпано кровью так, что прикоснуться противно. Нет, если хорошо отстирать, то и такое носить можно, только вот снимать все это с него желания никакого. В паре метров от него, прямо на кровавой дорожке лежал «Вал» с ПСО-1, новенький, даже нигде не поцарапанный, почему-то с магазином от ВСС на 10 патронов. Это я, пожалуй, тоже себе возьму. Три с половиной кило, как-нибудь унесу. По разгрузке все-таки придется пошариться — нести эти три кило ради десяти выстрелов — смешно. И опять я поймал себя на том, что Максиму Бергу все эти прибамбасы были бы до фонаря.

Наградой мне стали полсотни патронов СП-6, полсотни СП-5, два снаряженных магазина к ГШ, видавший виды ПДА — я решил обязательно ознакомиться с его содержимым, но чуть позже. Черт! В последнее время я всё важное отношу на «позже»!

Пока я занимался мародерством, раненый умер. Как говорит Петрович — «бог ему судья». Пора познакомиться с его приятелем, щедро удобрившим землю своими мозгами с другой стороны дороги.

Этот «охотник» бережнее обошелся со своим снаряжением — лишь слегка испачканное в придорожной пыли, вполне было готово к повторному использованию. Разгрузка в комплектации «Пулеметчик» вполне подойдет Петровичу, в ней тоже СП-6 и 5, пара Ф-1, разные полезные мелочи, второй нож — в рюкзак, незачем еще кому-то знать о том, что я здесь такие раритеты насобирал. И ботинки 43 размера подойдут Корню — не в бандитских же говнодавах ему ходить. Еще один «Вал» с ночным 1-ПН-51, с нормальным 20-патронным магазином — тоже Петровичу, он быстрее и точнее стреляет. ГШ-18 — пусть остается, нам он не к чему. ПДА — в рюкзак. Вроде, все? Нет, вот еще интересный подсумок, что там? Изолирующий противогаз ИП-4М! Полезная штука. Особенно в подземельях. Тяжелая только, а я и без того уже нагрузился как мул. И оставлять нельзя — мало ли что там впереди? Ладно, беру. Вот теперь можно возвращаться. Прощай, Макимот! Не кашляй! Спасибо тебе за своевременно доставленные боеприпасы и остальное. Я стал на полтора десятка килограммов тяжелее и пропорционально этому увереннее в своих силах.

А вооружали-то ребяток на военных складах, вернее — на военизированных, блюдущих унификацию и стандартизацию. Никак не походило их снаряжение на собранные кое-как разномастные наборы, что использовались бывалыми сталкерами. Может быть, те самые неизвестные конкуренты Петровича?

Петрович ждал меня не на самой вершине кургана, а чуть ниже. На лице его при виде скарба, которым я нагрузился, возникло удивленное выражение, но ничего по этому поводу говорить он не стал. Вместо этого он показал стволом «Глока» вниз и, посмотрев в указанном направлении, я увидел сидящего на пятой точке Белыча, перевязывающего бинтом правую ногу. Положение его в пространстве было необычным — он, словно рыба в аквариуме опирался на нечто невидимое, и потому казалось, что он парит в воздухе в такой странной позе. Я уже вообще ничего не понимал! Петрович, успевший, видимо, переброситься с проводником парой слов, внес некоторую ясность:

— Занятно? — спросил он, и, не дожидаясь ответа, продолжил, — Я тоже минуту стоял и смотрел на эту фигню, думал, что чокнулся! Потом перекрестился, и сразу отпустило. В общем, никуда вход в лабораторию не пропал. Он стал невидимым.

— Чего? — тупо переспросил я.

— Ага, — Корень развел руками, — представь себе, что часть КПП обрела совершенную прозрачность. Видишь, ровный скол бетона с арматурой? Вот это и есть граница невидимости. Если очень внимательно приглядеться, становиться видно, что вот это искрение, принимаемое всеми за электрическую аномалию, идет строго по разрезу бетонного монолита. Мозгов никому не хватило — здесь и лезть внутрь. А проводника нашего подстрелили, и он свалился в открытый люк. Повезло, можно сказать. Иначе бы мы здесь и за месяц ничего не нашли. Хорошо, он догадался ещё в сторону откатиться, под холм — сразу пропал из зоны видимости. Эти, — Корень показал на сваленные в кучку продукты моего мародерского промысла, — посмотрели — нет никого, нас пошли искать. А он, как оклемался чуток — полез нам маячить, что все в порядке, головенку-то свою и засветил.

— Никогда о таком не слышал, — трудно было поверить в бетон-невидимку, но левитирующий проводник служил весомым подтверждением словам Корня. — Что с Белычем?

— Пуля сквозь правую лопатку прошла, он уже сделал все, что нужно. Артефакт какой-то прикрутил. Говорит — часа через три работоспособность руки восстановится. И еще при падении ногу разодрал сильно, но это мелочи.

Что-то не так было с этой прозрачностью, что-то не совпадало в гладкой теории Петровича. Ладно, сверху Белыча не увидишь — он под козырек кургана заполз, но сбоку-то, если стены абсолютно прозрачные, мы должны были его видеть!

Я поделился своими соображениями с Корнем, на что он, почесав затылок, изрек:

— Действительно, лажа какая-то. С другой стороны, что мы знаем о природе феноменов Зоны? Будем считать это еще одной оптической иллюзией! А то мозги сломаем. Ага?

— Ага, — мне больше нечего было сказать.

— Что там подранок мой?

— Отошел.

Петрович перекрестился.

— Эй, наверху! — Белыч закончил перевязку и теперь смотрел на нас снизу. — Я чего думаю: надо стены здесь прощупать, может вход внутрь отыщется. Макс, спускайся.

Ну да, теперь на какое-то время я оставался единственным полностью работоспособным членом нашей экспедиции. Сейчас начнется: Макс, сделай то, принеси это…

— Давай, Авгур, — подтвердил мою догадку Петрович, — если даже ничего не найдете, его все равно как-то вытаскивать нужно. Веревку не потерял?

— Нет, всё со мной, — я нашел веревку, огляделся, подыскивая к чему бы ее прицепить. На голой вершине — ни деревца, ни валуна. Видя мои метания, Корень в очередной раз едко заметил:

— Какие же вы бестолковые, молодежь. Все нам, старым, делать нужно.

Он взял один конец веревки и аккуратно спустил его Белычу.

— Эй, сталкер, привяжи его там покрепче!

Проводник согласно кивнул, исчез из виду на минуту, потом до нас донеслось:

— Готово!

— А теперь смотри, Макс. — Петрович привязал к свободному концу веревки ставший ненужным АК-74, хорошенько размахнулся и забросил его на противоположный склон кургана.

Веревка натянулась до состояния струны. На всякий случай я её подергал — держалась намертво! Видя моё недоумение, Корень хохотнул:

— Поживи-ка с моё, еще и не тому научишься. Не мучай мозг, там гравиконцентрат.

Быстро он здесь освоился. Ещё пару недель и сам сможет туристов по всяким злачным местам водить.

Белыч встретил меня мрачным настроением, морщась от боли в ноге, проковылял поближе:

— Я здесь посижу, брат, отдохну немного.

— Не напрягайся.

Я осмотрелся: внутри несуществующего — если смотреть с дороги — помещения царил полумрак, лишь под открытым люком светлело пятно падающего света, в углах же было совсем темно. Стены оставались прозрачными, и все, что находилось снаружи, было прекрасно видно, но с сильным затемнением — как в автомобиле с тонированными стеклами. Соседние помещения затемнялись еще сильнее, но все равно оставались различимы — как в скелетах перегородок в компьютерных моделях, когда еще не наложены текстуры. И вместо линий, ограничивающих плоскости — пунктир голубоватых искр. Красиво! В то же время во всей конструкции я на первый взгляд не нашел ни одного дверного проема, ничего похожего на двери, дверцы, люки и вообще любые отверстия! Может, на ощупь будет вернее? Собственно, этим мне и предлагали заняться мои спутники.

Сначала я обошел все помещение по периметру — гладкая стена, потолок без единого следа электропроводки и отверстий под светильники, пол, столь же ровный — все, казалось, было сделано из стекла. Аквариум кубов эдак на сто пятьдесят. И слева, и справа, и под ним виднелись похожие параллелепипеды.