Роберт Хайнлайн Чужак в чужой стране

Часть первая Он был зачат порочно

Глава 1

Первую экспедицию на Марс земляне организовали в те времена, когда по их убеждению — наибольшую опасность для человека представлял сам человек. Это произошло через восемь земных лет после основания первой колонии на Луне. Тогда все межпланетные перелеты совершались в момент противостояния планет. От Земли до Марса — двести пятьдесят восемь дней, столько же обратно, да еще четыреста пятьдесят пять дней нужно ждать на Марсе, пока расположение планет не позволит вылететь на Землю.

К тому же путешествие на Марс могло стать успешным, если по дороге вам удалось дозаправиться на орбитальной станции, не разбиться при посадке, найти на Марсе воду для реакторов и избежать тысячи всевозможных неприятностей.

Восемь членов экипажа корабля «Посланец» должны были уживаться лучше, чем это получалось бы у людей на Земле. Чисто мужской состав забраковали как нездоровый и психологически нестабильный. Оптимальным был признан экипаж из четырех супружеских пар, подобранных так, чтобы все члены экипажа в совокупности имели необходимый в полете перечень специальностей. Главный подрядчик, Эдинбургский университет, привлек для формирования экипажа Институт Социальных Исследований. После того, как были отсеяны добровольцы, не подходящие по возрасту, состоянию здоровья, коэффициенту интеллекта, темпераменту или профессиональной подготовке, осталось девять тысяч, в принципе, подходящих кандидатов. Для экспедиции требовались: штурман, врач, повар, механик, командир корабля, лингвист, химик, специалист по электронике, физик, геолог, биохимик, биолог, ядерщик, фотограф и специалисты по гидропонике и ракетной технике. Набралось несколько сот экипажей, члены которых имели указанные специальности; три из них составляли супружеские пары. Когда же подрядчик предложил снизить ценз психологической совместимости, субподрядчик в ответ заявил, что отказывается и от работы, и от вознаграждения.

Компьютеры продолжали обрабатывать данные. У капитана Майкла Бранта, магистра естественных наук, офицера запаса и ветерана лунных походов, нашелся в институте приятель, который подобрал для него нескольких женщин-добровольцев и обработал их данные на совместимость с капитаном. В результате Брант сел в самолет, отправился в Австралию и предложил руку и сердце доктору Уинифред Коберн, сорокалетней девственнице. Компьютеры, мигая лампочками, определили состав экипажа: капитан Майкл Брант, тридцати двух лет, — командир, пилот, штурман, повар-любитель, фотограф-любитель, специалист по ракетной технике; доктор Уинифред Коберн-Брант, сорока одного года, — лингвист, историк, практикующая медицинская сестра, заведующая хозяйством; мистер Френсис Сини, двадцати восьми лет, — помощник командира, второй пилот, штурман, астрофизик, фотограф; доктор Ольга Ковалик-Сини, двадцати девяти лет, — повар, биохимик, специалист по гидропонике; доктор Уорд Смит, сорока пяти лет, — терапевт, хирург, биолог; доктор Мэри Джейн Лайл-Смит, двадцати шести лет, — специалист по электронике, энергетике и ядерной физике; мистер Сергей Римски, тридцати пяти лет, — специалист по электронике, химик, механик, метролог, специалист по криогенной технике; миссис Элеонора Альварес-Римски, тридцати двух лет, — геолог, селенолог, специалист по гидропонике.

У членов экипажа были все необходимые в полете специальности, часть из которых будущие астронавты получили путем интенсивного обучения в последние недели перед вылетом. И самое главное — члены экипажа были полностью совместимы психологически.

«Посланец» стартовал. В течение нескольких недель его сообщения были слышны в радиоприемниках. Потом сигналы стали слабее, их улавливали лишь спутники-ретрансляторы. Согласно сообщениям, экипаж был здоров и бодр. За неделю члены экипажа адаптировались к невесомости и перестали принимать таблетки от тошноты. Единственным заболеванием, с которым пришлось бороться доктору Смиту, была потница. Если у капитана Бранта и возникали проблемы, то он о них не сообщал.

«Посланец» вышел на посадочную орбиту внутри орбиты Фобоса и две недели фотографировал Марс. Затем капитан Брант передал: «Завтра в 12:00 по общекосмическому времени мы садимся на юге Lacus Soli»[1].

На этом связь оборвалась.

Глава 2

Прошло двадцать пять лет, прежде чем земляне снова отправились на Марс. Через шесть лет после того, как замолчал «Посланец», Международное Общество Астронавтов запустило к Марсу беспилотный корабль «Зомби», который благополучно вернулся. Фотографии, сделанные «Зомби», изображали местность, мало привлекательную по земным меркам. Данные приборов, которыми был оснащен корабль, подтвердили, что атмосфера Марса разрежена и практически непригодна для жизни.

По фотографиям можно было предположить, что марсианские каналы являются техническими сооружениями, а некоторые объекты были признаны руинами городов. И если бы не третья мировая война, на Марс вылетел бы новый отряд астронавтов. «Чемпион» стартовал через несколько лет после войны, и его экипаж был более многочисленным, чем экипаж пропавшего «Посланца». На борту «Чемпиона» находились восемнадцать человек команды и двадцать три добровольца, все мужчины. «Чемпион» покрыл расстояние от Земли до Марса за девятнадцать дней и приземлился на юге Lacus Soli, где капитан ван Тромп собирался начать поиски «Посланца». Сообщения от экспедиции ван Тромпа поступали на Землю ежедневно. Вот три самых важных:

Первое: «Найден ракетный корабль „Посланец“. Все члены экипажа погибли».

Второе: «На Марсе есть жизнь».

Третье: «Поправка к сообщению 23-105: обнаружен оставшийся в живых астронавт с „Посланца“.

Глава 3

Капитан Виллем ван Тромп был осторожным человеком. Он предварил свое прибытие на Землю таким сообщением: «Не устраивайте моему пассажиру шумного приема. Необходим автомобиль скорой помощи, носилки, палата с гидравлической кроватью и вооруженная охрана».

Капитан поручил корабельному врачу проследить, чтобы Валентайна Майкла Смита (именно так звали пассажира «Чемпиона») поместили в отдельную палату медицинского центра в Бетесде, уложили в гидравлическую кровать и изолировали от внешнего мира. Сам ван Тромп отправился на чрезвычайное заседание Верховного Совета Федерации.

В ту минуту, когда Смита укладывали в Бетесде в кровать, Верховный министр науки раздраженно говорил ван Тромпу:

— Капитан, ваше положение командира так называемой «научной экспедиции» дает вам право приказывать медицинской службе охранять человека, за которого вы в ответе. Но я не понимаю, на каком основании вы осмеливаетесь вмешиваться в дела моего министерства? Ведь Смит — это просто клад для науки!

— Да, сэр.

— В таком случае, — министр науки обернулся к Верховному министру по делам мира и безопасности, — Дэвид, распорядитесь, пожалуйста, чтобы к Смиту пропустили профессора Тиргартена, доктора Окадзиму и остальных. Министр по делам мира взглянул на капитана Тромпа. Тот покачал головой.

— В чем дело? — спросил министр науки. — Вы ведь сказали, что он не болен!

— Выслушайте капитана, Пьер, — попросил министр по делам мира. — Говорите, капитан.

— Смит не болен, сэр, — терпеливо начал разъяснять ван Тромп, — но и здоровым его назвать нельзя. Он не адаптирован к земному тяготению. Здесь он весит в два с половиной раза больше, чем весил на Марсе, и его мышцам не справиться с такой нагрузкой. Смит не привык к атмосферному давлению, которое мы здесь считаем нормальным. Он не приспособлен ни к чему земному, для него здесь все — сплошные перегрузки. Черт возьми, господа, я сам устал, как собака, хоть и родился на этой планете!

Министр науки посмотрел на капитана с осуждением:

— Вполне естественно, капитан, идет адаптационный период. Я тоже побывал в космосе и все это испытал. И молодой человек по имени Смит… Капитан ван Тромп решил, что больше не стоит сдерживаться. Потом можно будет оправдаться усталостью: он чувствовал себя так, как будто приземлился на Юпитере. И капитан перебил министра:

— О-о! «Молодой человек»! «Человек»! Да как вы не понимаете, что Смит — не человек?!!

— Что?!

— Смит — не человек.

— Вот как? Поясните свои слова, капитан.

— Смит — разумное существо земного происхождения, но он не человек, а марсианин. Мы — первые люди, которых он увидел. Смит думает и чувствует по-марсиански. Его воспитало племя, совершенно не похожее на нас. Смит не может отличить мужчину от женщины. Он — человек по рождению, но марсианин по воспитанию. Если вы спешите уничтожить этот, как вы выразились, клад, — зовите ваших дубинноголовых профессоров! Пусть Смит сойдет с ума раньше, чем привыкнет жить в сумасшедшем мире; я же умываю руки. Свою задачу я выполнил.

— И с честью выполнили, капитан, — вступил в разговор Генеральный Секретарь Дуглас. — Если вашему человекомарсианину нужен денек-другой, чтобы привыкнуть к Земле, я думаю, наука подождет. Пит, не обижайтесь на капитана: он устал.

— Есть дело, которое не может ждать! — возразил министр средств массовой информации.

— Да, Джок?

— Господин Секретарь, если мы в ближайшее время не покажем марсианина по стереовидению, начнутся беспорядки.

— Пожалуй, вы преувеличиваете, Джок. Мы включим в информационные выпуски марсианский материал. Завтра — награждение капитана и всего экипажа, а послезавтра, когда капитан отдохнет, — его рассказ о полете. Министр покачал головой.

— Что не годится, Джок?

— Люди ждали, что им привезут настоящего марсианина. Раз его не привезли, нужен хотя бы Смит, причем немедленно.

— Вам нужен живой марсианин? — Генеральный Секретарь Дуглас обернулся к ван Тромпу. — Вы снимали марсиан?

— Мы перевели на них километры пленки.

— Чего же вам еще, Джок? Нет живых марсиан — показывайте фильмы. Да, капитан, марсиане не выступали против вас?

— Нет, сэр, но они нас и не приветствовали.

— Не понял?

Капитан ван Тромп подыскивал ответ.

— Видите ли, сэр, говорить с марсианином — все равно что кричать в лесу. Вы не получите ответа: ни да, ни нет.

— Вы привели с собой вашего лингвиста, как его там?…

— Доктора Махмуда, сэр? Доктор Махмуд нездоров. У него нервный срыв. («Читай: „мертвецки пьян“, — подумал капитан ван Тромп.) — Космическая эйфория?

— Да, пожалуй. («У-у, сухопутные крысы!»).

— Ну что ж, побеседуем с ним, когда ему станет лучше. А заодно пригласим нашего юного гостя Смита. Я думаю, это будет полезно.

— Возможно, — с сомнением произнес ван Тромп.

…А юный гость изо всех сил старался выжить. Невыносимое давление чужого мира стало ощущаться меньше, когда его поместили в мягкое гнездо. Сердце и легкие едва справлялись с усиленной гравитацией, приторно густой и невыносимо горячей атмосферой. Смит боролся. Он отвел все три уровня на управление дыханием и работой сердца. Через некоторое время, когда пульс и дыхание замедлились, Смит решил, что можно уделить внимание и другим проблемам. Он выделил часть второго уровня для наблюдения за своим организмом и окружающим пространством, а остальное использовал для осмысления последних событий. Нужно было не только приспособиться к новому миру, но и попытаться понять его.

С чего начать? С того, как он покинул Марс? Или с того, как очутился в этом гнетущем мире? Смит снова болезненно ощутил жар и грохот, которыми встретила его эта планета. Нет, он еще не готов все это осмыслить! Назад! Назад! К тому моменту, когда он впервые увидел чужаков, впоследствии оказавшихся соплеменниками. Нет, еще дальше, в то прошлое, когда он с ужасом осознал, что он — чужак. Назад, к самому началу!

Смит мыслил не так, как мыслят земляне. Его обучили основам английского языка, но английский был нужен ему, как он был бы нужен индусу для объяснения с турком. Английский был для Смита сложным кодом, с помощью которого можно лишь приблизительно выразить мысли. Образы и ассоциации, возникавшие в его мозгу, невозможно было привести к земным: они были порождены иной культурой.

В соседней комнате доктор Тадеуш играл в криббедж с Томом Мичемом, приставленным к Смиту в качестве сиделки. Одним глазом доктор смотрел в карты, а другим — на датчики. Увидев, что пульс у Смита упал до двадцати ударов в минуту, Тадеуш бросился в его комнату. Мичем вскочил следом. Гидравлическая кровать тихо покачивалась. Смит казался мертвым.

— Позвать доктора Нельсона! — приказал Тадеуш.

— Есть, сэр! — мгновенно отозвался Мичем. — А, может, сделаем электрошок, док? — неуверенно добавил он.

— Позвать доктора Нельсона!!

Мичем выбежал. Тадеуш смотрел на пациента, не решаясь прикоснуться к нему. Вошел доктор Нельсон. Он двигался тяжело и неловко, как человек, долго пробывший в космосе и еще не привыкший к земному тяготению.

— Что случилось?

— Две минуты назад, сэр, пульс и температура пациента резко упали.

— Что вы предприняли?

— Ничего, сэр, согласно вашему указанию.

— Хорошо, — Нельсон посмотрел на Смита, потом на датчики, такие же, как в соседней комнате. — Будут какие-нибудь изменения — дайте мне знать. Он собрался уходить. Тадеуш испуганно промямлил:

— Позвольте, доктор…

— Что — «доктор»? Какой диагноз вы ему ставите?

— Это ваш пациент, и мне не хотелось бы…

— Ваш диагноз?

— Хорошо, сэр. Это, скорее всего, шок, травматический шок, за которым последует смерть.

Нельсон кивнул:

— Для большинства ситуаций это было бы справедливо. Но перед вами уникальный случай. Мне уже приходилось видеть его в таком состоянии. Смотрите.

Нельсон поднял руку пациента и отпустил. Рука не упала.

— Каталепсия? — неуверенно спросил Тадеуш.

— Называйте это как хотите, только не трогайте его и всегда зовите меня. — Нельсон опустил руку Смита, покачал головой и вернулся на пост. Мичем собрал карты:

— Сыграем?

— Не хочу.

— Знаете, док, мне сдается, что он еще до утра сыграет в ящик.

— Вашего мнения на этот счет никто не спрашивает. Можете пойти покурить. Мне надо подумать.

Мичем пожал плечами и вышел в коридор, где стояла охрана. Солдаты вытянулись, но, увидев, кто идет, снова расслабились. Солдат повыше спросил:

— Что за шум?

— Он выкидывал коленца, а мы гадали, что бы это значило. Дайте закурить, черти!

Солдат пониже вынул пачку сигарет:

— А как насчет выпить?

— Что-то не хочется, — Мичем взял сигарету.

— Слушай, а почему к нему не пускают женщин? Он что, сексуальный маньяк?

— Я сам ничего не знаю, кроме того, что его привезли с «Чемпиона», и ему нужен абсолютный покой.

— С «Чемпиона»? Тогда все ясно, — заявил высокий солдат.

— Что тебе ясно?

— Как же! Столько времени баб не только не трогал, но и не видел! Вот и свихнулся маленько. А теперь они боятся, что он на бабу глянет и удавится. Я на его месте точно бы удавился!

* * *

Смит видел, как появились врачи, понял, что они пришли с добрыми намерениями, и ушел в себя окончательно. А утром, в тот час, когда сиделки умывают больных, он вернулся. Активизировал сердце, дыхание и стал осматриваться.

Смит оглядел комнату, оценивая каждую деталь. Он видел это помещение впервые: раньше у него не хватало на это сил. Обстановка была необычной; ни на Марсе, ни на «Чемпионе» не было ничего подобного. Восстановив события, приведшие его из родных мест сюда, Смит уже готов был признать новый мир, принять его и даже полюбить.

В комнате было еще одно живое существо: с потолка, кружась, спускался паук. Смит с восхищением смотрел на этот танец, готовый признать в пауке соплеменника и опекуна.

Вошел доктор Арчер Фрейм, стажер, сменивший доктора Тадеуша.

— Здравствуйте, — сказал он. — Как вы себя чувствуете?

Смит проанализировал фразу. В первой части он узнал формальность, не требующую ответа. Для второй в его памяти было зафиксировано несколько значений. Если подобный вопрос задавал доктор Нельсон, он имел определенный смысл; в устах же капитана ван Тромпа этот вопрос превращался в пустой звук.

Смит всякий раз испытывал неловкость при обращении с этими существами. Он встревожился, но приказал себе успокоиться и рискнул ответить:

— Чувствую хорошо.

— Отлично! — улыбнулся человек. — Сейчас придет доктор Нельсон. На завтрак пойдете?

Смит знал значения всех произнесенных слов, но сомневался, что правильно понял вопрос. Да, он знал, что съедобен, но его не предупреждали, что он может пойти кому-то на завтрак. Видимо, это большая честь? Или запасы пищи на Земле настолько истощились, что им приходиться есть себе подобных? В душе Смита не возникло протеста, он почувствовал лишь сожаление, что не успел познать этот мир.

Вошел доктор Нельсон и избавил его от необходимости обдумывать ответ. Доктор посмотрел на Смита, потом на приборы, потом опять на Смита:

— Желудок работает?

Смит понял: это был привычный для него вопрос.

— Нет.

— Ладно, это мы исправим. Но прежде всего надо поесть.

Сначала Нельсон кормил Смита с ложки, потом попросил его есть самостоятельно. Это было трудно, но Смит торжествовал: в этом мире он впервые обходился без помощи. Он опустошил тарелку и решил узнать, кто его облагодетельствовал, позволив себя съесть.

— Кто это был? — спросил Смит.

— Не кто, а что. Синтетическая пищевая масса. Это тебе что-нибудь говорит? Доел? Вылезай-ка из кровати.

— Прошу прощения? — Смит знал, что эта фраза используется, когда необходимо возобновить прерванное по какой-либо причине общение.

— Я говорю — вставай. Пройдись. Сил у тебя, конечно, немного, но если будешь валяться в кровати, их не прибавится.

Нельсон открыл кран и стал выпускать воду из баллона. Смит отогнал тревогу: Нельсон никогда не делал ему ничего плохого.

Вода, поддерживавшая тело Смита, вылилась, и он оказался на дне кровати среди складок непромокаемой ткани.

— Доктор Фрейм, возьмите его под руки, — попросил Нельсон. Поддерживаемый с двух сторон и подбадриваемый Нельсоном, Смит кое-как перелез через борт кровати.

— Спокойно! Выпрямись! — командовал Нельсон. — Не бойся, я поддержу. Смит сделал над собой усилие и выпрямился. У него была слабая мускулатура, но хорошо развитая грудная клетка. Еще на «Чемпионе» его постригли и побрили. На бледном лице выделялись мягкий детский рот и глаза умудренного жизнью старика.

Смит постоял на дрожащих ногах и шагнул вперед. Сделав три шага, он по-детски радостно улыбнулся. — Умница! — похвалил Нельсон. Смит сделал еще шаг и потерял равновесие. Врачи едва успели подхватить его.

— Черт! — выдохнул Нельсон. — Падает… Давайте-ка положим его в кровать… Нет, сперва нужно набрать воду.

Наполнив баллон, врачи осторожно уложили в кровать Смита, застывшего в позе зародыша.

— Положите ему под затылок валик, — распорядился Нельсон. — Если что-нибудь случится — позовите меня. Вечером вернемся к занятиям. Через три месяца он у нас будет лазать по деревьям не хуже обезьяны. Все идет нормально.

— Да, доктор, — ответил Фрейм без особого энтузиазма.

— И еще: когда он вернется, покажите ему, как пользоваться ванной. Позовите себе в помощь сиделку и следите, чтобы он не падал.

— Хорошо, сэр, но как ему объяснить…

— Объяснять ничего не нужно. Он все равно не поймет. Именно покажите…

…Ленч Смит съел без посторонней помощи. Санитар, забирая поднос, наклонился к нему и тихо сказал:

— Слушай, у меня к тебе есть дело.

— Простите?

— Мы можем заработать кучу денег. — Денег? Что это такое?

— Брось философствовать. Деньги нужны всем. Мне некогда долго разговаривать: смываться пора. Я из Пирлесс Фичерс. На нас работают лучшие писатели. Они будут задавать вопросы, а ты будешь на них просто отвечать. За это получишь шестьдесят тысяч. На, подпиши.

Смит взял протянутый лист бумаги и уставился на него, держа текст вверх ногами.

Санитар воскликнул:

— Боже! Да ты читать не умеешь!

Смит понял и ответил:

— Нет.

— Ну, ладно, я прочитаю, ты поставишь отпечаток пальца, а я засвидетельствую. «Я, нижеподписавшийся, Валентайн Майкл Смит, известный как Человек с Марса, передаю компании Пирлесс Фичерс Лимитед все права на мой (основанный на фактах моей биографии) рассказ „В плену у марсиан“ в обмен на…»

— Санитар!

В дверях стоял доктор Фрейм. Санитар быстро сунул бумагу за пазуху.

— Иду, сэр. Я забирал поднос.

— Что вы читали? Учтите, я вас запомнил. Вы знаете, что с этим больным разговаривать нельзя.

Санитар и врач вышли. Дверь закрылась. Смит долго лежал без движения, пытаясь осмыслить это событие, но, как ни старался, ничего не смог понять.

Глава 4

Джиллиан Бордмэн считалась хорошей медицинской сестрой, и у нее было серьезное хобби — мужчины. В тот день она была старшей по этажу, где лежал Смит. Когда она услышала, что больной из палаты К-12 ни разу в жизни не видел женщину, она не поверила своим ушам и решила нанести визит странному пациенту.

Джиллиан знала, что женщинам нельзя посещать этого больного, однако себя она не относила к разряду посетителей и потому гордо проплыла мимо охраны (у солдат тоже была странная привычка понимать приказы буквально) в соседнюю с палатой Смита комнату.

Доктор Тадеуш обернулся к ней:

— Здравствуй, солнышко! Каким ветром тебя сюда занесло?

— Я исполняю свои служебные обязанности. Как поживает ваш пациент?

— Не волнуйся, рыбка, присмотр за этим больным в твои обязанности не входит. Можешь проверить по журналу.

— Знаю. Но я хочу его увидеть.

— Это запрещено.

— Ну, Тэд, не будь таким правильным…

Тадеуш принялся изучать свои ногти.

— Если я тебя к нему впущу, то закончу свою карьеру в Антарктиде. Не знаю, что будет, если доктор Нельсон застанет тебя даже здесь.

— Он, должен сюда прийти?

— Нет, если я его не позову. Он все еще отсыпается после полета.

— Откуда же такое рвение?

— Я все сказал, сестра.

— Хорошо, доктор… Вонючка!

— Джилл!

— Тюфяк!

Тадеуш вздохнул.

— Так мы встречаемся в субботу?

— Конечно. Разве женщина способна сердиться целых три дня? — пожала плечами Джиллиан.

Она вернулась на свой пост и отыскала ключ от комнаты, примыкающей к палате К-12 с другой стороны. В этой комнате дежурили сиделки, обслуживающие высокопоставленных больных. Не в ее характере было сдаваться.

Джиллиан беспрепятственно прошла в эту комнату: солдаты и не знали, что она сообщается с вверенной им палатой. Перед заветной дверью Джиллиан задержалась, испытывая чувство, знакомое ей с тех времен, когда она студенткой убегала с дежурства. Она отперла дверь и заглянула в палату. Больной лежал в гидравлической кровати. Когда Джилл вошла, он повернул к ней голову. Сначала у нее возникло впечатление, что лечить его уже бесполезно. Его лицо ничего не выражало; такие лица бывают у безнадежно больных. Потом она заметила в его глазах живой интерес. Может, у него парализованы мышцы лица?

По профессиональной привычке она спросила:

— Ну, как мы себя чувствуем? Лучше?

Смит перевел вопрос на свой язык. Его смутило, что он должен содержать сведения и о состоянии ее организма. Он решил, что это свидетельствует об особом расположении и желании сблизиться. Вторую часть вопроса Смит часто слышал от Нельсона и ответил на нее:

— Да.

— Вот и хорошо. — Обычный больной, если не считать лица без выражения. Если он и не видел женщин, то хорошо это скрывает. — Вам что-нибудь нужно?

Джилл заметила, что на тумбочке отсутствует положенный стакан:

— Принести вам воды?

Смит сразу заметил, что новое существо не такое, как другие. Он сравнил его с тем, которое видел на картинке у Нельсона еще на «Чемпионе». Нельсон пытался объяснить ему анатомические особенности той части человеческого рода, которая называлась «женщины». Новое существо было «женщиной».

Смит ощутил одновременно и радость, и разочарование. Однако он подавил оба чувства, чтобы процесс познания нового явления не отразился на датчиках Тадеуша. Когда же Смит перевел последний вопрос, его охватило такое волнение, что он почти выпустил из-под контроля сердце, но вовремя опомнился и отругал себя за недисциплинированность. Потом проверил перевод. Нет, он не ошибся. Эта женщина предлагала ему воду. Она хотела сблизиться.

С трудом подбирая слова для приличествующего ситуации ответа, он произнес:

— Благодарю вас за воду. Пусть она у вас будет в изобилии.

Сестра Бордмэн опешила.

— О, как мило!

Она нашла стакан, наполнила его и подала больному.

— Пейте вы, — сказал Смит.

«Он думает, что я решила его отравить», — подумала сестра, но просьба звучала очень настойчиво, и Джилл подчинилась. Она отпила из стакана. Больной тоже сделал глоток и откинулся на кровати с таким видом, будто сделал что-то значительное.

Джилл решила, что никакого приключения из этого не выйдет и сказала:

— Ну что ж, если вам больше ничего не нужно, я пойду.

И пошла к двери. Он крикнул ей вслед:

— Нет!

— Что?

— Не уходи!

— Я на работе. Мне нужно идти.

Он смерил ее взглядом:

— Ты женщина?

Джилл обиделась. Она хотела сказать что-нибудь резкое, но увидев серьезное лицо и тревожные глаза Смита, передумала. Она почувствовала, что он действительно до сих пор не видел женщин и не знает, что это такое. И она ответила:

— Да, я — женщина.

Смит не сводил с нее глаз. Джилл смутилась. Она ожидала, что на нее будут смотреть глазами самца, а попала как будто под объектив микроскопа. — Ну что, похожа я на женщину?

— Я не знаю, — медленно проговорил Смит. — Как должна выглядеть женщина? Что делает тебя женщиной?

— О Господи! — (Такого странного разговора с мужчиной Джилл не приходилось вести, пожалуй, со дня конфирмации). — Может быть, мне раздеться?

Смит молчал, анализируя услышанное. Первую фразу он не понял. Наверное, это одна из формальных фраз, которые люди так часто используют… Но она произнесена с силой, поэтому может быть последним сообщением перед уходом. Возможно, он вел себя с женщиной настолько неправильно, что она сейчас дематериализуется.

Смит не хотел, чтобы женщина умерла, даже если это ее право или обязанность. Только что они разделили воду, и вот новообретенный брат по воде уходит и дематериализуется! Смит пришел бы в ужас, если бы не нужно было подавлять чувства. Он решил, что если она сейчас умрет, он умрет тоже — после воды иначе нельзя.

Во второй фразе встречались знакомые слова. Смит понял суть действия и то, что действие мыслится как предполагаемое. Может быть, это выход из кризиса? Может быть, если женщина снимет с себя одежду, никому из них не придется умирать? Он радостно улыбнулся:

— Да, пожалуйста.

Джилл открыла рот. Закрыла. Опять открыла и сказала:

— Черт меня возьми!

По интонации Смит понял, что ответил неправильно. Он стал настраиваться на дематериализацию, с нежностью перебирая в уме все, что пережил и познал. Особое внимание в своих воспоминаниях он уделял этой женщине. Вдруг Смит увидел, что женщина наклонилась к нему. Она смотрела ему в лицо и, очевидно, не собиралась умирать.

— Может, я неправильно вас поняла? Вы просили меня снять одежду?

Смит перевел вопрос правильно и ответил в надежде, что нового кризиса не будет.

— Да.

— Так оно и есть. Да, брат, не такой уж ты больной!

Смит сразу же отметил слово «брат» — женщина напоминала, что они побратались через воду. Потом он подумал, соответствует ли его состояние тому, о котором говорит новый брат.

— Я не болен, — подтвердил он.

— Провалиться мне на этом месте, если у тебя не все в порядке! Но раздеваться я не буду. Мне пора.

Она выпрямилась и пошла к двери. На пороге оглянулась и с игривой улыбкой сказала:

— Ты можешь попросить меня об этом в другом месте. Тогда посмотришь, что делает меня женщиной.

Женщина ушла. Смит расслабился и отключил внимание от своей палаты.

Он был горд, что исправил ситуацию, и им не пришлось умирать. Но нужно было еще многое осознать. В речи женщины было несколько новых слов, а те, которые не являлись новыми, оказались сгруппированными таким образом, что смысл фраз был неясен. Он испытывал какое-то радостное чувство, которое вполне могло сопутствовать общению братьев по воде, но к этому чувству подмешивалось что-то, одновременно и тревожное и приятное. Смит думал о своем новом брате, этой женщине, и вслушивался в свое радостно-тревожное чувство. Он вспомнил, как впервые присутствовал при дематериализации. Но сейчас это воспоминание, неизвестно почему, вызвало у него ощущение счастья.

Жаль, что здесь нет доктора Махмуда. Так много нужно узнать — и неоткуда.

* * *

Остаток дежурства прошел, как во сне. Перед глазами Джилл стояло лицо марсианина, а в памяти крутились его безумные слова. Нет, Смит не безумен, она работала в психиатрических клиниках и знала, что марсианин был в здравом рассудке. Он не безумен, а невинен, решила она, а потом подумала, что и это слово не подходит. У него невинное лицо, но отнюдь не невинные глаза. Кем же надо быть, чтобы так выглядеть?

Когда-то она работала в монастырской больнице и видела такое лицо у сестры-монашки. Однако в лице Смита ничего женского не было.

Джилл переодевалась, когда к ней заглянула другая сестра.

— Джилл, к телефону.

Джилл ответила, не включая изображения.

— Это Флоренс Найтингейл? — спросил баритон.

— Да. Это ты, Бен?

— Верный поборник свободы слова собственной персоной. Ты занята, малышка?

— Что ты задумал?

— Я задумал угостить тебя бифштексом, напоить ликером и задать тебе вопросик.

— Я отвечу «нет».

— Не тот вопрос, что ты думаешь.

— О, ты умеешь задавать и другие вопросы? А ну-ка!

— Потом. Когда ты подобреешь.

— А бифштекс будет натуральный? Не синтет?

— Обещаю. Ткнешь в него вилкой — и он замычит.

— У тебя, наверное, банковский счет закрыт, Бен?

— Это постыдно, но не смертельно. Так как?

— Уговорил.

— Через десять минут на крыше медицинского центра.

Джилл сняла надетый было костюм, повесила его в шкаф и выбрала платье, которое держала специально для таких случаев. Платье было простого покроя, почти прозрачное и, скорее, подчеркивало то, что должно было скрывать. Джилл с удовлетворением оглядела себя в зеркало и отправилась на крышу.

Пока она осматривалась в ожидании Бена Кэкстона, к ней подошел дежуривший на крыше санитар.

— Вас ждет машина, мисс Бордмэн. Вон тот «тальбот».

— Спасибо, Джек.

Джилл увидела такси с открытой дверцей. Она села в аэромобиль и уже собиралась сказать Бену двусмысленный комплимент, когда увидела, что его нет. Такси было автоматическим. Дверца закрылась, машина взлетела, развернулась и направилась к другому берегу Потомака. На площадке над Александрией машина приземлилась, в нее сел Бен, и аэромобиль снова взлетел.

Джилл взглянула на Бена.

— Ты посмотри какие мы! С каких это пор за своими подругами ты присылаешь роботов?

— Есть причины, малышка, — Бен погладил ее по колену. — Нельзя, чтобы нас видели вместе.

— Что?!

— Нельзя, чтобы нас видели вместе. Остынь.

— И кто же из нас прокаженный?

— Мы оба. Джилл, я — газетчик…

— А я уж подумала, что ты кто-то другой.

— …А ты работаешь в больнице, где лежит марсианин.

— И поэтому мне нельзя здороваться с твоей мамой?

— Объясняю популярно. В округе более тысячи репортеров, литературных агентов, борзописцев и всякой другой шушеры плюс толпа, которая набежала, когда прилетел «Чемпион». Все они хотят поговорить с Человеком с Марса, но никому это еще не удалось. Поэтому мы с тобой поступили бы не слишком благоразумно, если бы вышли из больницы вместе.

— Ну и что из того, что вместе? Я же не Человек с Марса.

— Конечно, нет, — Бен посмотрел на Джилл. — Но ты поможешь мне с ним встретиться. Именно поэтому я за тобой и не заехал.

— Бен, ты, наверное, на солнце перегрелся. Там вооруженная охрана. — Мы все продумаем.

— О чем тут думать?

— Погоди, давай сначала поедим.

— Наконец-то ты заговорил разумно. А ты не разоришься окончательно?

Ты ведь на мели.

Кэкстон нахмурился.

— Джилл, я не рискну войти в ресторан ближе, чем где-нибудь в Луисвилле. На этой колымаге мы доберемся туда не раньше, чем через два часа. Поэтому давай пообедаем у меня.

— …сказал паук мухе. Бен, я устала и не могу бороться.

— А тебя никто об этом и не просит. Честное благородное.

— Тогда нам вообще не о чем говорить. А, впрочем, поехали, честный-благородный…

Кэкстон стал нажимать на кнопки, и такси, кружившее на месте, направилось к отелю, где жил Бен.

— Сколько времени тебе нужно, чтобы пропитаться ликером? — спросил Бен, набирая номер телефона. — Я закажу бифштекс.

Джилл спросила:

— Бен, в твоем хлеву есть собственная кухня?

— Есть. Ты хочешь, чтобы я сам поджарил тебе бифштекс?

— Я поджарю. Дай мне трубку.

Джилл стала делать заказ, оглядываясь на Бена и проверяя, согласен ли он. Такси приземлилось на крыше отеля, и они спустились в номер Бена. Номер был старомодный, с живым газоном в гостиной. Джилл сняла туфли и прошлась по траве.

— Здорово-то как, — вздохнула она, — ноги устали.

— Садись и отдыхай.

— Нет, я хочу еще по траве походить, чтобы на завтра хватило.

— Как хочешь, — Бен ушел в столовую и стал смешивать напитки.

Вскоре Джилл тоже занялась хозяйством. Она достала из лифта бифштекс-полуфабрикат с картофелем и салатом, поставила салат в холодильник и собралась разогревать картофель и жарить мясо.

— Бен, здесь что, нет дистанционного управления?

Бен подошел к плите и повернул выключатель.

— Тебе придется готовить на открытом огне. Не боишься?

— Ничего страшного. Я же в скаутах была.

Они вернулись в гостиную. Джилл села у ног Бена, и они принялись за мартини. Напротив стоял аппарат стереовидения, замаскированный под аквариум. Бен включил аппарат, гуппи и меченосцы исчезли, а на экране появилось изображение известного обозревателя Огатеса Гривса.

— …можно с уверенностью утверждать, — вещал обозреватель, — что Человеку с Марса постоянно вводят наркотики, чтобы он не мог предать огласке эти факты. Разглашение их было бы для правительства…

Кэкстон выключил стереовизор.

— Бедняга, — посочувствовал он, — ничего-то ты не знаешь. Хотя насчет наркотиков… Он, пожалуй, прав. — Не прав, — сказала вдруг Джилл. — Да? Откуда ты знаешь, малышка? — Знаю, — Джилл сказала больше, чем хотела. — За ним постоянно наблюдает врач, но назначений седативных средств я не видела.

— Это вовсе не означает, что их нет. Или тебе поручили уход за ним?

— Нет, и даже наоборот. Туда вообще не пускают женщин — у двери стоит вооруженная охрана.

— Это мне известно. Но тогда ты не можешь знать, шпигуют его наркотиками или нет.

Джилл закусила губу: «Придется признаться во всем, чтобы подтвердить сказанное».

— Бен, ты меня не выдашь?

— В смысле?

— Не выдашь?

— Это понятие растяжимое, но я постараюсь.

— Ну, хорошо. Налей-ка мне еще. — Он налил, и Джилл продолжила. — Я знаю, что Человека с Марса не колют наркотиками. Я с ним говорила. Кэкстон присвистнул.

— Я так и предполагал. Проснувшись сегодня утром, я подумал: «Надо позвонить Джилл. Не может быть, чтобы она ничего не знала». Выпей еще, солнышко, мне для тебя ничего не жалко. Можешь прямо из графина.

— Отстань!

— Ну хочешь, я тебе ножки потру? Мадам, позвольте взять у вас интервью. Как…

— Бен! Ты обещал! Если ты сошлешься на мой рассказ, меня уволят.

— Я скажу «из надежных источников».

— Я боюсь.

— Я сейчас умру от неудовлетворенного любопытства, и тебе придется доедать мой бифштекс.

— Ладно, я расскажу, только ты не должен мои слова использовать.

Бен молчал. Джилл рассказала, как она обманула охрану.

— Ты можешь пройти туда еще раз?

— Пожалуй, могу. Но не хочу: это рискованно.

— Слушай, проведи меня. Я оденусь электриком: комбинезон, профсоюзный значок, инструменты. Ты дашь мне ключ…

— Нет.

— Почему? Будь умницей, девочка. Это будет величайшая сенсация со времен Колумба и Изабеллы. Единственное, чего я боюсь — это встретить там более расторопного «электрика».

— А я боюсь за себя, — перебила Джилл. — Для тебя это сенсация, а для меня крах карьеры. Меня дисквалифицируют, уволят и вышлют из города.

— Правда?

— Правда.

— Мадам, позвольте предложить вам взятку.

— Сколько? Я соглашусь, если ее хватит на то, чтобы провести остаток жизни в Рио-де-Жанейро.

— Я не могу перещеголять Ассошиэйтед Пресс или Рейтер. Сотни хватит?

— За кого ты меня принимаешь?

— Сто пятьдесят!

— Как связаться с Ассошиэйтед Пресс?

— Капитолий, 10-9000. Джилл, я на тебе женюсь. Это предел моих возможностей.

Джилл вздрогнула.

— Что ты сказал?

— Выходи за меня замуж. Когда тебя будут выгонять из города, я тебя встречу и привезу сюда. Ты пройдешь по нашей траве — и забудешь свой позор. Но сначала ты проведешь меня в ту комнату.

— Ты серьезно, Бен? Ты повторишь свои слова при Беспристрастном Свидетеле?

— Повторю, — вздохнул Кэкстон. — Зови.

Джилл встала.

— Я не приму от тебя такой жертвы, Бен, — сказала она мягко, целуя его в щеку. И, пожалуйста, не шути так со старыми девами.

— Я не шутил.

— Сомневаюсь в этом. Ладно, вытри помаду; я расскажу тебе все, что знаю, и мы подумаем, как тебе извлечь из этого выгоду, не подводя меня. Идет?

— Идет!

— Я уверена, что под действием наркотиков он не был, и готова поручиться, что он был в здравом уме, хотя говорил странные вещи.

— Было бы странно, если бы он не говорил странных вещей.

— ?!

— Джилл, у нас мало сведений о Марсе, но мы хорошо знаем, что марсиане сильно отличаются от людей. Представь, что ты попала в дикое племя, которое носит шкуры. Какой ты вернешься оттуда через десяток лет? А это еще слабое сравнение: Марс отстоит от нас на сорок миллионов миль.

— Понимаю, — кивнула Джилл. — Именно поэтому я и пропустила его глупости мимо ушей. Не такая уж я тупица.

— Ну что ты! Ты просто умница, хоть и женщина.

— Тебе нравится, когда тебя поливают мартини?

— Извини. Женщины умнее мужчин, история это не раз подтверждала. Давай налью.

Джилл смягчилась и продолжала:

— Просто глупо, но к нему не пускают женщин. Он вовсе не сексуальный маньяк.

— Наверное, его оберегают от излишних волнений.

— Он не был взволнован. Ему было просто любопытно. Я не чувствовала, что на меня смотрит мужчина.

— Если бы ты разделась, он, может быть, поступил бы как мужчина.

— Не думаю. Мне кажется, он уже слышал, что есть женщины и есть мужчины, и хотел увидеть, в чем между ними разница.

— Vive la difference![2] — провозгласил Кэкстон.

— Не говори сальностей!

— Что ты! Я поблагодарил Господа за то, что он позволил мне родиться человеком, а не марсианином.

— Хватит шутить, Бен.

— Я абсолютно серьезен.

— Ну, значит, успокойся. Он не обидел бы меня. Ты не видел, какое у него лицо, а я видела.

— Какое же у него лицо?

Джилл задумалась.

— Бен, ты когда-нибудь видел ангела?

— Ни одного, кроме тебя.

— И я не видела, но он был именно, как ангел. Совершенно безмятежное лицо и мудрые глаза. Не по-земному чистое лицо, — она передернула плечами. — Не по-земному… — повторил Бен. — Посмотреть бы на него.

— Бен, почему его держат взаперти? Он и мухи не обидит.

— Ему дают освоиться. Он не привык к земному тяготению и паршиво себя чувствует.

— Мышечная слабость не опасна; гравитационная миастения гораздо серьезнее, но мы и с ней справляемся.

— Его нужно оберегать от простуды и инфекций: на Марсе он с ними не сталкивался.

— Ну да, у него нет антител. Хотя постой, я слышала, что доктор Нельсон — он летал на «Чемпионе» — по пути на Землю делал Смиту переливания и заменил ему половину крови.

— Можно мне это опубликовать, Джилл?

— Только не ссылайся на меня… Да, ему сделали прививки против всех болезней, за исключением родильной горячки. Кроме того, для защиты от инфекции, по-моему, не нужна вооруженная охрана.

— М-м-м, Джилл, я тоже знаю кое-что, чего ты можешь не знать. Опубликовать это «кое-что» я не могу, потому что не хочу подводить людей. Но если ты обещаешь молчать, тебе расскажу.

— Обещаю.

— Это длинная история. Хочешь еще выпить?

— Нет, я хочу есть. Где звонок?

— Вот он.

— Так позвони.

— Позвонить? Не ты ли собиралась готовить обед?

— Бен Кэкстон, я лучше умру с голоду, чем встану и нажму кнопку, которая находится в полуметре от тебя.

— Как прикажешь, — он нажал кнопку. — Но вернемся к Валентайну Майклу Смиту. Есть серьезные сомнения относительно его права носить фамилию Смит. — Как так?

— Милочка, твой приятель — первый незаконнорожденный в истории освоения космоса.

— Черт возьми!

— Веди себя прилично!.. Ты слышала что-нибудь об экспедиции на «Посланце?» В ней участвовали четыре супружеские пары. Две из них носили фамилии Брант и Смит. Так вот, твой приятель с ангельским лицом — сын миссис Смит от капитана Бранта.

— Откуда это известно? И не все ли равно? Зачем копаться в их грязном белье? Этих людей уже нет в живых.

— Откуда это известно, я могу объяснить. На «Посланце» летели люди, о которых было известно все: группа крови, резус-фактор, цвет глаз и волос — все эти генетические штучки, в которых ты понимаешь больше, чем я. Так вот, по результатам анализа генетических признаков точно установлено, что матерью Смита была Мэри Джейн Лайл-Смит, а отцом — Майкл Брант. У Смита великолепная наследственность: коэффициент умственного развития его отца был 163, матери — 170[3]. Ты говоришь, не все ли равно? Нет, не все. И чем дальше, тем больше людей будут этим интересоваться. Ты знаешь, что такое Лайл-Драйв?

— Конечно. Это форма пространства, в которой «Чемпион» летел на Марс.

— И все корабли после «Чемпиона». А ты знаешь, кто эту форму вычислил?

— Ты хочешь сказать, что это ОНА?

— Ну конечно! Доктор Мэри Джейн Лайл-Смит! Перед вылетом на Марс она, в основном, закончила расчеты, оставалось доработать лишь кое-какие детали. Она запатентовала изобретение, а патент вверила попечению Фонда Науки. Поэтому твой приятель является собственником изобретения, а распоряжается изобретением и получает от него доход Фонд Науки. Это миллионы, а может — сотни миллионов; я даже не представляю, сколько. Принесли обед. Бен, чтобы не мять газон, опустил с потолка висячие столики: один — к своему креслу, другой — к сидящей на газоне Джилл.

— Вкусно?

— Очень.

— Спасибо. Старался.

— Бен, — спросила Джилл, проглотив очередной кусок, — если Смит незаконнорожденный, имеет ли он право наследования?

— Он не незаконнорожденный. Доктор Мэри Джейн была из Беркли, а по законам Калифорнии не существует понятия «незаконнорожденный». На родине капитана Бранта, в Новой Зеландии, также цивилизованные законы. В штате, где родился доктор Уорд Смит, муж Мэри Джейн, ребенок, рожденный в браке, всегда считается законным. Перед нами, Джилл, человек, имеющий троих законных родителей.

— Постой, Бен. Этого не может быть. Я не адвокат, но…

— Вот именно. Адвокатов такие мелочи не трогают. По всем законам Смит является законнорожденным, хотя на деле он незаконнорожденный. Он имеет право наследования. Его мать была богата, отцы тоже не были нищими. Брант вложил все деньги, полученные за лунные походы, в Лунар Энтерпрайзез и получал бешеные дивиденды. У него был опасный недостаток — он играл, но ему везло. Выигрыши Брант снова вкладывал в дело. У Уорда Смита было фамильное состояние. И наш Смит наследует и то, и другое.

— Недурно!

— Это еще не все, рыбка. Смит — наследник всего экипажа.

— Как это?

— Все члены экипажа подписали Джентльменское Соглашение Первопроходца, по которому каждый из них (или ребенок каждого их них) является наследником всех остальных. Они хорошо обдумали свое соглашение, взяв за образцы подобные же контракты XVI и XVII веков. Все они были состоятельными людьми: у многих были акции Лунар Энтерпрайзез. Так что Смит, кажется, может получить контрольный пакет.

Джилл подумала о пациенте из палаты К-12, вспомнила, какую трогательную церемонию он устроил с водой, и ей стало жаль его.

Кэкстон продолжал:

— Любопытно было бы почитать бортовой журнал «Посланца». Его нашли, но вряд ли опубликуют.

— Почему, Бен?

— Это грязная история. Чтобы ее услышать, мне пришлось хорошо напоить информатора… Доктор Уорд Смит сделал жене кесарево сечение, и она умерла под ножом. Его последующие поступки подтверждают мой рассказ. Тем же скальпелем, которым делал операцию, он перерезал горло сначала капитану, а потом себе. Извини, малышка.

— Я медсестра и спокойно воспринимаю такие вещи.

— Ты лгунья, и за это я тебя люблю. Я три года работал в полиции, но так и не научился спокойно реагировать на подобное.

— А что случилось с остальными?

— Этого мы не узнаем, если не добудем у бюрократов журнал. Но я, хитроглазый газетчик, надеюсь, что добудем и узнаем. Секретность порождает тиранию.

— Бен, мне кажется, для него будет лучше, если наследство ему не достанется. Он не от мира сего.

— Точно сказано. И деньги ему не нужны. Человек с Марса с голоду не умрет. Любое правительство, университет или институт согласятся иметь его постоянным гостем.

— Ему лучше отказаться от наследства.

— Это не так легко, Джилл. Помнишь дело Дженерал Атомикс против Ларкин и К°?

— Проходила в школе, как и все. Но при чем тут Смит?

— Восстановим события. Русские отправили на Луну первый корабль, который разбился. Потом стартовала американо-канадская экспедиция — и вернулась, никого на Луне не оставив. Соединенные Штаты вместе с Общим рынком стали готовить экспедицию колонистов; параллельно с ними такую же экспедицию готовила Россия. В это время Дженерал Атомикс запускает корабль с одного из арендуемых у Эквадора островов. Прилетают на Луну наши и русские, а парни из Дженерал Атомикс уже тут как тут.

Получилось, что Дженерал Атомикс, шведская фирма с контрольным пакетом акций в Штатах, застолбила Луну. Наши, вроде, не собирались их сгонять, но русские на могли успокоиться. Верховный Суд решил, что юридическое лицо не может быть собственником планеты, и владельцами Луны стали люди, первыми на нее ступившие — Ларкин и его экипаж. Их признали суверенной нацией и приняли в Федерацию. Неудачливые претенденты на обладание Луной получили компенсацию, а Луну отдали на концессию Дженерал Атомикс и ее дочерней фирме Лунар Энтерпрайзез. Такое решение никому особенно не понравилось, но его считают компромиссом, более или менее удовлетворяющим все заинтересованные стороны. Позже на основе этого решения был разработан закон о колонизации планет, направленный на предотвращение кровопролития. Этот закон себя оправдал: третья мировая война началась не из-за столкновения интересов в космосе. Так вот, решение по делу Ларкина — закон, применимый к Смиту.

Джилл покачала головой.

— Я тебя не понимаю.

— Подумай, Джилл. По нашим законам Смит является суверенной нацией и собственником планеты Марс.

Глава 5

У Джилл округлились глаза.

— Или я перебрала мартини, Бен, или ты сказал, что наш пациент — владелец Марса.

— Именно это я и сказал. Он там прожил необходимое для этого время.

Он — король Марса, президент, единственный гражданин — назови его, как хочешь. Если бы «Чемпион» не оставил колонистов на Марсе, право собственности Смита на Марс потеряло бы силу. Но колонисты остались, и Смит, даже находясь на Земле, владеет Марсом. Ему не нужно делить планету с новыми поселенцами: они на ней всего лишь иммигранты и не станут ее гражданами, пока Смит не даст им этого статуса.

— Фантастика!

— Но вполне законная. Теперь ты понимаешь, рыбка, почему люди проявляют такой интерес к Смиту? Почему власти прячут его в больнице, что кстати, незаконно. Смит, кроме всего прочего, является гражданином Соединенных Штатов и Федерации, а гражданина, даже осужденного преступника, по закону нельзя лишать общения с внешним миром на территории Федерации. Более того, на протяжении всей истории считалось недружественным актом по отношению к прибывшему с визитом иностранному монарху — каковым является Смит — сажать его под замок, не позволять принимать посетителей и представителей прессы — каковым являюсь я. Ну что, теперь ты согласна провести меня к Смиту?

— Бен, я боюсь. Если меня поймают, что мне будет?

— Тебя посадят в камеру со звуконепроницаемыми стенами, три врача засвидетельствуют твою невменяемость, и каждый второй високосный год тебе позволят передавать письмо на волю. Мне интересно, что будет со Смитом?

— А что ему могут сделать?

— Он может, например, умереть, не выдержав земного тяготения.

— Ты хочешь сказать, что его могут убить?

— Тихо, тихо, не ругайся! Пожалуй, убивать его не станут. Ведь, во-первых, Смит — сокровищница научной информации. Во-вторых, он может стать посредником между нами и марсианской цивилизацией. Помнишь классику — Герберт Уэллс, «Война миров»?

— В школе проходили.

— Вдруг марсиане проявят враждебность? Почему бы и нет? А мы не будем знать, на что они способны. Смит может выполнить роль миротворца и предотвратить Первую Межпланетную войну. Это, конечно, маловероятно, но полностью исключать возможность такого поворота событий правительство не может. Жизнь на Марсе — это политический фактор, который еще никак не учитывается.

— Значит, ему ничего не сделают?

— В ближайшее время — ничего. Если Генеральный Секретарь не ошибается. В правительстве сейчас разброд.

— Я не слежу за политическими событиями.

— А надо бы. За ними надо следить, как за своим артериальным давлением.

— За ним я тоже не слежу.

— Не перебивай. Итак, разношерстное большинство, возглавляемое Дугласом, вот-вот распадется: у них разногласия по пакистанскому вопросу. В этом случае господину Генеральному Секретарю будет предъявлен вотум недоверия, и он отправится к себе в провинцию. Человек с Марса может либо сильно укрепить позиции Дугласа, либо катастрофически ускорить его падение. Ну, ты согласна провести меня к Смиту?

— Я уйду в монастырь. Есть еще кофе?

— Сейчас посмотрю.

Они встали. Джилл, потянувшись, простонала:

— О-о-о-х! Старые косточки. Не нужно кофе, Бен. Завтра у меня трудный день. Отвези меня домой. Или отправь: для пущей конспирации.

— Ладно, хотя время еще детское. — Бен вышел в спальню и вынес оттуда какой-то предмет размером с небольшую зажигалку. — Ну что, проведешь меня? — Бен, я бы рада, но…

— Успокойся. Это опасно, но не только для тебя, — он показал ей «зажигалку». — Установишь там «жучок»?

— Что это такое?

— Лучший друг шпионов со времен Микки Финна — диктофон. Питается от батарейки, так что обнаружить его будет сложно. Рабочие детали в пластиковых футлярах, но экранированы. Излучение, как от электронных часов. Кассеты хватает на сутки. Потом ее нужно вынуть и поставить другую. — Он не взорвется? — испуганно спросила Джилл.

— Гарантирую. Можешь даже положить его вместе с начинкой в пирог и поставить в печку.

— Бен, я боюсь входить в комнату к Смиту.

— Войди в соседнюю.

— …Ну, ладно.

— У этой штуки слух, как у собаки. Прилепи ее вогнутой стороной к стене, например, липкой лентой — и она запишет все, что будет происходить в соседней комнате.

— Меня могут заметить, когда я буду заходить или выходить… Бен, палата Смита имеет общую стену с другой палатой, куда можно войти из соседнего коридора. Может, я прилеплю диктофон там?

— Хорошо.

— Ладно, я постараюсь. Давай его сюда.

Кэкстон протер диктофон носовым платком.

— Надень перчатки.

— Зачем?

— Чтобы не провести отпуск за решеткой. Не трогай его без перчаток и постарайся, чтобы никто его у тебя не видел.

— Великолепная перспектива!

— Идешь на попятный?

Джилл тяжело вздохнула.

— Нет.

— Умничка!

Блеснул свет, Бен глянул в окно.

— Это твое такси. Я его вызвал, когда ходил за диктофоном.

— Поищи, пожалуйста, мои туфли и не провожай меня. Чем реже сейчас нас будут видеть вместе, тем лучше.

— Как прикажешь.

Бен помог Джилл обуться. Она обхватила его голову руками и поцеловала.

— Милый Бен! Я не знала, что ты преступник, но ты хорошо готовишь, если тебе расфасовать продукты и настроить плиту. Я бы согласилась выйти за тебя замуж, если бы мне еще раз удалось выманить у тебя предложение.

— Предложение остается в силе.

— Разве гангстеры женятся на своих подружках? — и Джилл поспешно вышла.

* * *

…Джилл установила диктофон без труда. Женщина, лежавшая в нужной палате, была прикована к постели. Джилл зашла поболтать к ней и прикрепила диктофон над полочкой для туалетных принадлежностей, сетуя на то, что горничные никогда не вытирают там пыль. Назавтра она так же легко сменила кассету: больная спала. Она проснулась, когда медсестра спускалась со стула; Джилл рассказала ей больничную сплетню.

Извлеченную из диктофона запись Джилл отправила по почте, сочтя это более безопасным, чем игру в юных разведчиков. Третью кассету ей вставить не удалось: больная долго не засыпала и, едва Джилл успела влезть на стул, проснулась.

— Здравствуйте, мисс Бордмэн!

Джилл застыла.

— Здравствуйте, миссис Фритчли. — Выдавила она. — Как вам спалось?

— Хорошо, — грозно произнесла женщина. — Но у меня болит спина.

— Давайте я ее разомну.

— Это бесполезно. Что вы все копаетесь в туалетной комнате? Что там случилось?

— Мыши, — Джилл с трудом проглотила слюну.

— Мыши? Немедленно переведите меня в другую комнату!

Джилл сняла прибор со стены, сунула его в карман и слезла со стула.

— Не волнуйтесь, миссис Фритчли, мышей нет. Я только смотрела, есть ли норы.

— Это правда?

— Конечно. Давайте я разомну вам спину.

После этого Джилл решила рискнуть установить диктофон в комнате, через которую она входила к Смиту. Она взяла ключ от этой палаты, но обнаружила, что дверь не заперта, а на кровати сидят двое часовых.

— Что нужно? — один из них обернулся к Джилл.

— Ничего. Не сидите на кровати, ребята, — сухо ответила она. — Если вам нужны стулья, скажите, мы их вам принесем.

Солдаты неохотно встали. Джилл вышла, стараясь не показать, что испугалась.

До конца смены диктофон пролежал у Джилл в кармане. Она решила немедленно вернуть его Кэкстону. В такси Джилл успокоилась и набрала номер Бена.

— Кэкстон слушает.

— Бен, это Джилл. Нужно встретиться.

— Это не слишком благоразумно, — медленно ответил он.

— Бен, очень нужно. Я уже еду.

— Ну, ладно, что теперь поделаешь…

— Какой энтузиазм!

— Не подумай, что я…

— Пока! — Она отключилась, подумала и решила не держать на Бена зла.

Сама виновата: влезла не в свое дело. От политики лучше держаться подальше.

В объятиях Бена Джилл почувствовала себя спокойнее. Он такой милый, может быть, действительно стоит выйти за него замуж. Она хотела заговорить, но Бен зажал ей рот рукой.

— Молчи, — прошептал он. — Нас наверняка подслушивают.

Она кивнула, вынула из кармана диктофон и отдала Кэкстону. Он поднял брови и вместо ответа вручил ей вечерний выпуск «Пост».

— Читала газеты? — спросил он обычным голосом. — Посмотри, пока я умоюсь.

— Спасибо.

Бен показал Джилл, что нужно читать, и вышел, забрав диктофон. В указанной Беном колонке Джилл прочла:

Кэкстон.
ВОРОНЬЕ ГНЕЗДО

Всем известно, что тюрьмы сродни больницам: из них трудно выбраться.

Но заключенный пользуется большей свободой, чем пациент больницы. Заключенный может послать за адвокатом, призвать Беспристрастного Свидетеля, потребовать и добиться открытого слушания дела.

Но стоит врачу подписать распоряжение «ПОСЕТИТЕЛЕЙ НЕ ВПУСКАТЬ» — и пациента предают забвению, как Железную Маску. Конечно, ближайших родственников к больному пускают, но у Человека с Марса нет родственников или близких. Астронавты с «Посланца» не имели их на Земле. Если у Железной Маски… простите, у Человека с Марса, и есть родственник, который мог бы представлять его интересы, то мы, репортеры, его еще не нашли.

Кто опекает Человека с Марса? Кто приказал окружить его вооруженной охраной? Неужели болезнь его так страшна, что с ним нельзя видеться и говорить? Я обращаюсь к Вам, господин Генеральный Секретарь. «Физическая слабость», «неспособность справиться с земным тяготением» — это не ответ. Будь это правдой — зачем была бы нужна вооруженная охрана? Хватило бы дюжего санитара.

Может быть, болезнь Человека с Марса носит финансовый характер? Или политический…

— И далее в том же духе.

Джилл догадалась, что Бен подначивает правительство, пытаясь спровоцировать его на открытые действия. Она понимала, что это опасно, но не знала, откуда исходит опасность и насколько она велика.

Джилл пролистала газету. Там были репортажи о «Чемпионе», фотографии Генерального Секретаря Дугласа, раздающего медали, интервью с капитаном ван Тромпом и его ребятами, марсианские кадры. О Смите было написано немного: он медленно адаптируется к земным условиям.

Вышел Бен и положил на колени Джилл несколько листков тончайшей бумаги.

— Вот еще газета. — И опять ушел.

Это оказалась распечатка первой диктофонной записи. Реплики были помечены: Первый голос, Второй голос и так далее. Бен, где мог, написал имена говоривших. В самом начале стояло: «Все голоса — мужские».

Из большинства реплик явствовало, что Смит под присмотром доктора Нельсона и еще одного врача ел, умывался, проходил курс массажа и занимался физическими упражнениями.

Попался и совсем не больничный отрывок. Джилл прочла его несколько раз.

Доктор Нельсон: Как ты себя чувствуешь, сынок? Можешь говорить?

Смит: Да.

Доктор Нельсон: С тобой хочет побеседовать один человек.

Смит: Кто? (Примечание Кэкстона: «Все реплики Смита начинаются с паузы»).

Нельсон: Это наш великий… (непонятное слово — «марсианин»?). Он наш Старший Брат. Ты поговоришь с ним?

Смит (чрезвычайно длинная пауза): Я очень счастлив. Старший Брат будет говорить. А я буду слушать и расти.

Нельсон: Нет, нет! Он хочет задать тебе несколько вопросов. Смит: Я не могу учить Старшего Брата.

Нельсон: Старший брат так хочет. Ты позволишь ему задавать вопросы?

Смит: Да.

(Шум).

Нельсон: Проходите сюда, сэр. Доктор Махмуд будет переводить.

Джилл прочитала: «Новый голос». Кэкстон зачеркнул это, а сверху написал: «Генеральный Секретарь Дуглас!!!»

Генеральный Секретарь: зачем нужен переводчик? Вы же говорили, что Смит понимает английский.

Нельсон: И да, и нет, Ваше Превосходительство. Он знает многие слова, но, как говорит доктор Махмуд, не всегда может однозначно понять смысл услышанного. Могут возникнуть недоразумения.

Генеральный Секретарь: Я думаю, мы поймем друг друга. В молодости я путешествовал по Бразилии автостопом, не зная ни слова по-португальски. Представьте нас друг другу и оставьте вдвоем.

Нельсон: Сэр, позвольте мне остаться с моим пациентом.

Генеральный Секретарь: Доктор, боюсь, это невозможно. Извините.

Нельсон: Простите, сэр, но я не могу Вам подчиниться. Медицинская этика…

Генеральный секретарь (перебивает): Я юрист и разбираюсь в таких вещах. Не пугайте меня своей этикой. Ваш пациент сам выбрал вас?

Нельсон: Нет, но…

Генеральный Секретарь: Вы предоставили ему возможность выбора? Сомневаюсь. Ваш пациент находится под опекой государства, и я действую как опекун — де-факто и де-юре. И я хочу поговорить с ним наедине.

Нельсон (длинная пауза, потом сдавленно): Если так, Ваше Превосходительство, то я отказываюсь от пациента.

Генеральный Секретарь: Вы меня не так поняли, доктор. Я не подвергал сомнению правильность вашего лечения. Но ни один врач не может запретить матери поговорить с сыном наедине. Может быть, вы опасаетесь, что я могу причинить ему вред?

Нельсон: Нет, но…

Генеральный Секретарь: Тогда в чем же дело? Представьте нас друг другу, и покончим с этим. Наши пререкания могут причинить больному гораздо больший вред.

Нельсон: Ваше Превосходительство, я представлю Вас. Но после выберите другого врача для Вашего… подопечного.

Генеральный Секретарь: Простите, доктор, но я не могу пока принять вашу отставку. Обсудим этот вопрос позже. А сейчас, прошу вас…

Нельсон: Пройдите сюда, сэр. Сынок, вот человек, который хочет с тобой поговорить. Это наш Великий Старший Брат.

Смит: (нечленораздельно).

Генеральный Секретарь: Что он сказал?

Нельсон: Он приветствует Вас. Махмуд говорит, что это означает «Я всего лишь яйцо», или что-то в таком роде. Это выражение почтения. Сынок, говори по-человечески.

Смит: Да.

Нельсон: Пожалуйста, говорите проще, Ваше Превосходительство.

Генеральный Секретарь: Да, конечно.

Нельсон: До свидания, ваше Превосходительство. До свидания, сынок. Генеральный Секретарь: Спасибо, доктор. До скорого.

Генеральный Секретарь (Смиту): Как ты себя чувствуешь?

Смит: Отлично.

Генеральный Секретарь: Хорошо. Нуждаешься ли ты в чем-нибудь? Если да, то скажи. Мы стараемся, чтобы тебе было хорошо. У меня есть к тебе просьба. Ты умеешь писать?

Смит: Писать? Что такое — писать?

Генеральный Секретарь: М-да. Ну, ладно, подойдет и отпечаток пальца. Сейчас я прочитаю тебе документ. Там много юридических рассуждений, но его суть заключается в следующем. Поскольку ты уже не живешь на Марсе, то должен отказаться от каких бы то ни было, то есть — от всех — претензий на эту планету. Ты меня понимаешь? Ты отпишешь свои права собственности в пользу государства.

Смит: (молчание).

Генеральный Секретарь: Хорошо, пойдем с другой стороны. Ты ведь не считаешь, что Марс — твоя собственность?

Смит (значительная пауза): Я не понимаю.

Генеральный Секретарь: Ладно, давай попробуем по-другому. Ты хочешь остаться у нас?

Смит: Я не знаю. Меня послали Старшие Братья. (Длинное непонятное высказывание, похожее на кваканье лягушки и вой терзаемой кошки).

Генеральный Секретарь: Черт возьми, могли бы за это время более основательно обучить его английскому! Послушай, сынок, не горячись. Дай мне правую руку. Нет, поверни другой стороной. Дай сюда! Я тебе ничего плохого не сделаю… Доктор! Доктор Нельсон!

Второй врач: Да, сэр?

Генеральный Секретарь: Позовите доктора Нельсона!

Второй врач: Доктора Нельсона? Он ушел, сэр. Он сказал, что Вы отстранили его от работы с этим больным.

Генеральный Секретарь: Он так сказал? Проклятье! Тогда вы сделайте что-нибудь: искусственное дыхание, укол! Что вы стоите, разве не видите — человек умирает!

Второй врач: Боюсь, что сделать ничего нельзя, сэр. Нужно просто подождать, пока он не выйдет из этого состояния. Доктор Нельсон всегда в таких случаях ждал.

Генеральный Секретарь: Чертов Нельсон!

Голос Генерального Секретаря и голос доктора Нельсона в записи больше не встречались. Джилл, вспомнив больничные пересуды, догадалась, что Смит «ушел» в свое обычное оцепенение. Появились новые голоса.

Первый: Можешь говорить в полный голос. Он все равно не слышит.

Второй: Убери поднос. Вернется в нормальное состояние — тогда покормим.

* * *

Вошел Бен. В руках он держал еще несколько тонких бумажных листков, которые не стал показывать Джилл. Он спросил:

— Проголодалась?

— Ужасно.

— Пойдем, застрелим корову!

Они не разговаривали до тех пор, пока не доехали до Александрии и не пересели в такси с балтиморским номером. И только запрограммировав такси на полет в Хэгерстаун, штат Мэриленд, Бен обратился к Джилл:

— Теперь можно поговорить.

— К чему такая конспирация?

— Прости, золотце. Я точно не знаю, установлены ли в моем доме диктофоны, но могу предположить, что, скорее всего — да. Если подслушиваю я, то могут подслушивать и меня. Такси, которое я вызвал из отеля, могло быть чистым, но могло и иметь уши. Особая служба работает оперативно. В этой машине… — он пощупал сиденье. — Не могут же они нашпиговать все машины?… В случайном такси ничего не должно быть…

Джилл вздрогнула.

— Бен, ты думаешь, они… — и не договорила.

— И думать не надо. Ты же видела мою статью. Вот уже девять часов, как я ее сдал. Ты считаешь, правительство за здорово живешь простит мне такой выпад?

— Но ты всегда выступал против властей.

— Сейчас — другое дело. Я обвинил правительство в том, что оно содержит Смита, как политического заключенного. Джилл, правительство — живой организм, и, как всякое существо, оно руководствуется инстинктом самосохранения. Оно отвечает ударом на удар. В этот раз я нанес очень чувствительный удар. Но мне не следовало впутывать тебя в это дело.

— А я перестала бояться в тот момент, когда принесла тебе эту штуковину. — Все знают о нашей связи. Если меня возьмут в оборот, то и тебе несдобровать.

Джилл задумалась. Ей трудно было поверить, что она, которую в детстве ни разу серьезно не отшлепали и, может быть, пару раз отчитали во взрослой жизни, в опасности. Как медицинской сестре, ей приходилось видеть следы жестоких пыток, но разве могло что-нибудь подобное случиться с ней?

Такси заходило на посадку, когда Джилл спросила:

— Бен, что будет, если Смит умрет?

— Хороший вопрос, — нахмурился Бен. — Если вопросов больше нет, урок окончен.

— А если серьезно?

— Гм… Я уже давно об этом думаю. Вот лучшие ответы, которые я нашел. Если Смит умрет, его право собственности на Марс потеряет силу. Возможно, оно перейдет к колонистам, которые прилетели туда на «Чемпионе». Правительство, вероятнее всего, приняло какое-то решение на этот счет, прежде чем отправлять корабль на Марс. «Чемпион» принадлежит Федерации, но вполне возможно, что Марс отдан на откуп лично Генеральному Секретарю Дугласу. Это помогло бы ему еще какое-то время продержаться у власти. С другой стороны, Смит может умереть — и при этом ничего не изменится.

— Почему?

— Потому что дело Ларкина — не совсем точный прецедент. Луна была необитаема, а Марс заселен марсианами. В настоящий момент их в расчет не принимают. Но не исключено, что Верховный Суд учтет политическую ситуацию и вынесет решение о том, что на планете, заселенной негуманоидами, наши законы недействительны. Тогда придется отвоевывать Марс у марсиан.

— Все равно будет шум. Ты только подумай: один человек владеет целой планетой! Это невероятно!

— Никогда не говори этого слова адвокату. Он тебя не поймет, потому что по долгу службы по три раза в день делает из мухи слона и наоборот.

Кроме того, в истории есть прецедент. В XV веке Папа Римский отдал Западное полушарие Испании и Португалии, хотя там жили индейцы, у которых были свои законы, обычаи и права собственности. Теперь одна половина Южной Америки говорит по-испански, а другая — по-португальски.

— Да, но сейчас не XV век.

— Законнику все равно. Если Верховный Суд примет решение по аналогии с делом Ларкина, Смит может сдать Марс в концессию и получить за это миллионы, а скорее — миллиарды. Если же суд отдаст права собственности на Марс государству, все получит Генеральный Секретарь Дуглас.

— …Бен, зачем человеку столько?

— А зачем насекомые летят на свет?… Состояние Смита почти так же значительно, как и его положение марсианского монарха. У него можно отобрать права первопоселенца, но никак нельзя оспорить его прав на Лайл-Драйв и долю в Лунар Энтерпрайзез. Что будет, если он умрет?… Объявятся разные кузены и кузины. Но от этих падких на деньги деятелей Фонд Науки успешно отбивается вот уже более двадцати пяти лет… Если Смит умрет, не оставив завещания, его собственность отойдет государству.

— Федерации или Соединенным Штатам?

— Это отдельный вопрос, на который я не могу ответить. Родители Смита — выходцы из двух разных стран, входящих в Федерацию. Смит родился за пределами Федерации… тут столкнется множество интересов… Но в любом случае Смит своего состояния не получит: он не может отличить ассигнацию от авиабилета. Деньги Смита получит тот, кто первым его одурачит. А что касается жизни Смита, то даже Ллойд не решится застраховать ее — это верный проигрыш.

— Бедный, бедный мальчик!

Глава 6

Ресторан, в который они приехали, находился «на природе». Столики стояли под деревьями и на лужайке, спускающейся к озеру. Джилл хотела сесть под деревьями, но Бен изменил ее заказ; дав на лапу метрдотелю, он попросил столик у воды.

Джилл возмутилась:

— Я не понимаю, зачем платить такие деньги, если нельзя сидеть среди деревьев и нужно терпеть этот идиотский «ящик».

— Спокойно, малышка. Столы под деревьями наверняка оборудованы микрофонами. А наш столик чистый, потому что его только что принесли из кладовой. Что же касается стереовизора, то обедать без него было бы не по-американски, а, кроме того, ящик отлично «забьет» направленный микрофон, если за нами охотятся.

— Ты думаешь, что за нами пристально следят? — Джилл передернула плечами. — Бен, я не создана для жизни в бегах.

— Тоже мне! Когда я описывал скандал на Дженерал Синтетикс, я ни разу не ночевал дважды в одном и том же месте и не ел ничего, кроме консервов. Придется и тебе привыкать — это хорошо стимулирует обмен веществ. — Моему обмену веществ такая стимуляция не требуется. Все, что мне нужно — это какой-нибудь пожилой и состоятельный больной.

— А как же я?

— А ты — после того, как сыграет в ящик мой будущий супруг. Тогда я стану такой богатой, что смогу содержать тебя в должности любовника.

— Давай сегодня же и начнем. — Я же ясно сказала: после того, как умрет мой будущий муж.

Музыкальная программа вдруг прервалась, и на экране появилось лицо диктора, который, улыбаясь, объявил:

— Программа «Нью Уорлд Нетворкс» вместе со своим спонсором «Уайз Герл Мальтузиан Лозенгез» уступает свое время в эфире правительственной программе для передачи важного сообщения. Девушки, будьте благоразумны, пользуйтесь таблетками «Уайз Герл». Это стопроцентное, доступное без рецепта и приятное на вкус средство. Забудьте старые, примитивные и ненадежные снадобья — и Его любовь будет всегда с Вами, — диктор, хищный красавец, посмотрел куда-то в сторону и торопливо добавил. — Передаю слово мисс Уайз Герл, которая, в свою очередь, уступит место перед стереокамерами Генеральному Секретарю.

На экране стереовизора появилась молодая женщина, такая чувственная и соблазнительная, что, взглянув на нее, все мужчины должны были сразу воспылать к ней страстью. Она потянулась, вильнула бедрами и интимным голосом проворковала:

— Я принимаю только «Уайз Герл».

Изображение исчезло и зазвучал гимн Федерации. Бен спросил:

— А ты принимаешь «Уайз Герл»?

— Не твое дело, — смутилась Джилл, потом добавила, — а почему ты решил, что мне вообще это нужно?

Кэкстон не ответил: на весь экран расплылось отеческое лицо Генерального Секретаря.

— Друзья! — начал Дуглас. — Сограждане по Федерации! Сегодня мне оказана величайшая честь. Триумфальное возвращение славного «Чемпиона»… — и он начал поздравлять землян с успешно осуществленным актом общения с другой планетой. Он убеждал слушателей, что успех «Чемпиона» — это успех персонально каждого жителя Земли, что каждый мог бы возглавить экспедицию на Марс, если бы не был связан повседневной работой, и что он, Генеральный Секретарь Дуглас, был только скромным орудием воли народа. Речь Секретаря Дугласа была великолепно продумана и основывалась на мысли, что всякий простой человек ничем не хуже, а, скорее, даже лучше большинства себе подобных, и что старый добрый Джо Дуглас — такой же простой человек, как и все. Об этой его простоте свидетельствовали слегка сдвинутый галстук и взъерошенные волосы.

Кэкстону стало любопытно, кто написал эту речь. Наверное, Джим Сэнфорт, самый искусный льстец в команде Дугласа. До того как Сэнфорт ушел в политику, он был весьма преуспевающим специалистом по рекламе. Да, этот пассаж с «рукой, качающей колыбель», бесспорно, работа Джима: он всегда играет на самых чувствительных струнах.

— Выключи эту муть! — потребовала Джилл.

— Тихо, моя радость. Мне нужно послушать.

— …и вот, друзья, мне оказана честь представить вам нашего нового согражданина Валентайна Майкла Смита, Человека с Марса. Майк, мы знаем, что ты устал и не совсем здоров, но, пожалуйста, скажи своим друзьям пару слов. На экране появился человек в инвалидной коляске. С одной стороны над ним нависал Дуглас, а по другую сторону коляски стояла очень фотогеничная сестра милосердия в жестко накрахмаленном халате.

Джилл вскрикнула. Бен шикнул:

— Тихо!

На детском лице человека в коляске появилась робкая улыбка. Он посмотрел в объектив и сказал:

— Привет, ребята. Простите, что я сижу. Я еще не совсем здоров. Он говорил с видимым трудом, и как только он замолчал, сестра стала считать его пульс.

Отвечая на вопросы Дугласа, он выразил благодарность капитану ван Тромпу и его экипажу, поблагодарил врачей за спасение его жизни, заверил всех, что население Марса приветствует контакт с Землей и обещал помочь в налаживании добрых отношений между двумя планетами. Сестра хотела было прервать интервью, но Дуглас вкрадчиво спросил:

— Майк, ты в состоянии ответить еще на один вопрос?

— Конечно, мистер Дуглас.

— Майк, тебе понравились наши девушки?

— Еще как!

На младенческом лице Смита проступил ужас, сменившийся выражением восторга и румянцем. Объектив переместился на лицо Генерального Секретаря. — Майк просил передать, — продолжал Дуглас отеческим тоном, — что он обязательно выступит перед вами еще раз, как только поправится. Ему нужно набраться сил. Я думаю, на следующей неделе доктора позволят ему снова встретиться с вами.

Опять пошла реклама противозачаточных таблеток. Зрителям наглядно продемонстрировали, что девушка, которая не принимает таблеток «Уайз Герл», не только неблагоразумна, но и непривлекательна настолько, что от нее шарахаются мужчины. Бен переключил стереовизор на другой канал, обернулся к Джилл и хмуро проговорил:

— Приготовленную на завтра статью можно порвать и выбросить. Дуглас опередил нас.

— Бен!

— Что?

— Это был не человек с Марса! — Что-о?!! Ты уверена, малышка? — Это был человек, очень похожий на нашего пациента, но не он.

Бен возразил, что Смита видели десятки людей: охрана, врачи, сестры, астронавты с «Чемпиона», возможно, и другие люди. Они могли смотреть этот информационный выпуск и заметить подмену. Вряд ли правительство стало бы рисковать.

Джилл, упрямо выпятив нижнюю губу, повторила, что человек, показанный по стереовидению, — не Смит.

— Не веришь, и не надо! — рассердилась она. — Ох уж эти мужчины!

— Ну, Джилл!

— Отвези меня домой!

Бен пошел за такси. Он не стал брать его в ресторане, а нанял в отеле напротив. В такси Джилл холодно молчала. Бен вытащил диктофонные записи и стал их перечитывать.

— Джилл! — позвал он.

— Слушаю, мистер Кэкстон.

— Какой «мистер»! Джилл, прости меня. Я был не прав. — Как вам удалось прийти к такому блестящему заключению?

— Вот! — он хлопнул ладонью по бумаге. — Смит не мог выступать по стереовидению. Он впал в оцепенение.

— Слава Богу, ты начинаешь понимать очевидное.

— Джилл! Какой же я идиот! Ты понимаешь, что это значит?

— Понимаю. Они наняли актера, который сыграл Смита. Я тебе это говорила еще час назад.

— Типаж хорошо подобран и тщательно обучен. Что это значит? Я вижу два возможных объяснения. Первое: Смит умер…

— Умер! — она снова вспомнила странную церемонию питья воды, вспомнила мягкую неземную энергию, исходящую от Смита, и ей стало невыносимо грустно.

— Ну да. В этом случае будет «жить» двойник, столько, сколько потребуется Дугласу. Когда нужда в Смите отпадет, он «умрет», а двойника отправят вон из города под каким-нибудь наркотиком или с лоботомией… Если Смит мертв, все очень скоро утихнет, и мы никогда не узнаем правду. Поэтому давай рассмотрим второй вариант и предположим, что он жив. — Я надеюсь, что жив!

— Что тебе Гекуба, что ты Гекубе? — наскоро переврал Шекспира Кэкстон. — Если Смит жив, то, возможно, все будет в порядке. Может случиться, что через три-четыре недели Смит будет в состоянии предстать перед публикой, и двойника разжалуют… Хотя вряд ли…

— Почему?

— Подумай сама. Дуглас уже пытался выдавить из Смита нужные слова, но не смог. А ему эти слова нужны во что бы то ни стало. Поэтому Дуглас постарается спрятать настоящего Смита подальше, и мы никогда больше не увидим живого Человека с Марса.

— Смита убьют?

— Ну, зачем так грубо? Его поместят в частную клинику и будут тщательно оберегать от внешнего мира.

— Боже мой, что же делать?

Кэкстон помрачнел.

— Придется принять их правила игры. Или найти зубастого адвоката, взять Беспристрастного Свидетеля и требовать встречи со Смитом. Может быть, удастся вывести их на чистую воду.

— Бен, я с тобой!

— Тебе нельзя выступать открыто. Ты рискуешь своей карьерой.

— Но кто, кроме меня, сможет это опознать?

— Честно говоря, я и сам отличу человека, воспитанного инопланетянами, от актера, изображающего такого человека. А ты будешь моим козырем: ты в курсе дела и имеешь доступ в клинику. Если я вдруг пропаду, поступай по своему усмотрению.

— Бен, с тобой ведь ничего не случится?

— Девочка, я влез не в свою весовую категорию.

— Бен, мне это не нравится. Что ты собираешься делать, когда увидишь Смита?

— Я спрошу, хочет ли он уйти из больницы. Если он скажет «да», я приглашу его с собой. В присутствии Беспристрастного Свидетеля никто не посмеет его остановить.

— А что дальше? За ним нужно ухаживать, Бен. Он сам о себе не позаботится.

Бен нахмурился.

— Я думал об этом. Я готов за ним ухаживать. Поселим его у меня…

— А я буду за ним присматривать. И все будет хорошо, Бен!

— Разогнались! Дуглас нас спокойно выследит и водворит Смита обратно в палату. А заодно и нас с тобой, — Кэкстон наморщил лоб.

— Я знаю человека, который нам поможет! — воскликнул он через некоторое время.

— Кто это?

— Знаешь Джабла Харшоу?

— Кто же его не знает?

— Это одно из его достоинств. Именно потому, что его все знают, его трудно убрать. Он одновременно врач и юрист, поэтому сладить с ним еще труднее. Но самое главное, он такой закоренелый индивидуалист, что, если нужно, в одиночку выйдет против всей Федерации с перочинным ножом. Поэтому с ним просто невозможно справиться. Я с ним познакомился во время проверки на лояльность; на него можно положиться. Если мне удастся вытащить Смита из Бетесды, я отвезу его к Харшоу в Поконос. И тогда мы им всем покажем!

Глава 7

Джилл ушла с дежурства на десять минут раньше. Нельзя оказаться замешанной в попытку Бена встретиться со Смитом, но нужно быть рядом. Бену может понадобится помощь.

Охраны в коридоре не было. Дежурство выдалось напряженное — она возилась с двумя хирургическими больными — и только раз успела проверить дверь палаты К-12. Дверь была заперта. Соседняя тоже. Отпирать ее не было времени. Джилл старалась хотя бы следить, кто входит на этаж. Бен не появлялся; Джилл задала несколько осторожных вопросов своей помощнице и по ответам поняла, что за время ее отсутствия в палату К-12 никто не входил. Джилл недоумевала: Бен не назначил точного времени, но он намеривался осуществить задуманное около полудня.

Наконец, Джилл не выдержала. Улучив свободную минутку, она постучала в комнату врача, заглянула туда и изобразила удивление.

— О! Доброе утро, доктор. Я надеялась увидеть здесь доктора Фрейма.

— Я его не видел, сестра. Я доктор Браш. Чему могу быть полезен?

Типично мужская реакция. Джилл успокоилась:

— Спасибо, ничего не нужно. Как поживает Человек с Марса?

— Кто?

Она улыбнулась.

— Доктор, для больницы уже не секрет, кто ваш пациент, — Джилл указала рукой на дверь в палату.

Врач удивился:

— Вы хотите сказать, что он лежит здесь?

— А что, его там нет?

— Нет, с точностью до шести знаков. Здесь лежит миссис Роуз Банкерсон — пациентка доктора Гарнера. Ее привезли утром.

— Правда? А что случилось с Человеком с Марса?

— Не имею ни малейшего представления. Так хотел на него посмотреть и не успел. Еще вчера он был здесь… Везет же некоторым людям! А мне достается Бог знает что, — он включил экран над столом.

Джилл увидела кровать с водяным баллоном, поверх которого колыхалось тело маленькой старушки.

— Что с ней?

— Гм, если бы у нее не было столько денег, это называлось бы старческим маразмом. А с ее деньгами — это «обследование и общеукрепляющие процедуры».

Джилл немного поболтала, потом сказала, что, кажется, ее зовут на пост, и ушла. Достала ночной журнал — да, вот оно: «Смит В.М., К-12 — переведен». И ниже: «Роуз С.Банкерсон (ж), К-12 (специальная диета, кухня проинструктирована доктором Гарнером, предписаний нет, дежурный по этажу не отвечает)».

Почему Смита переместили ночью? Чтобы никто не видел? Куда же его отправили? Можно было позвонить в приемное отделение, но, наслушавшись предостережений Бена, Джилл стала осторожной. Она решила подождать естественного развития событий и послушать, что говорят.

Сначала она позвонила Бену на работу. Ей сказали, что его нет в городе. У Джилл от испуга отнялся язык, но она овладела собой и попросила оставить Бену записку.

Джилл позвонила Бену домой; его не было и там, и она вновь попросила оставить ему записку…

* * *

…Бен Кэкстон не терял времени зря. Он заполучил в свое распоряжение Джеймса Оливера Кавендиша. Бен мог воспользоваться услугами другого Беспристрастного Свидетеля, но авторитет Кавендиша был так велик, что к нему почти не нужен был адвокат. Этот почтенный господин не раз свидетельствовал в Верховном Суде; поговаривали также, что при нем составлено завещаний на миллиарды. Он зарабатывал за день больше, чем Бен за неделю, но Кэкстон собирался расплатиться с ним за счет редакции.

В качестве адвоката Бен пригласил Фрисби из «Биддл Фрисби, Фрисби, Биддл Рид», и вдвоем они отправились к Свидетелю Кавендишу. Дородный Кавендиш в своем белом одеянии был похож на Статую Свободы.

Еще до встречи с Кавендишем Бен объяснил Марку Фрисби, что им предстоит делать. В присутствии Свидетеля оба обязались зафиксировать и не обсуждать увиденное или услышанное (Фрисби заметил, что не имеет на это прав).

Такси привезло их в медицинский центр, и они направились к директору.

В приемной Бен вручил свою визитную карточку и сказал, что хочет видеть директора.

Суровая женщина спросила у Бена, договаривались ли они с директором о встрече. Бен признался, что нет.

— В таком случае, у вас мало шансов увидеть доктора Бремера. По какому делу вы пришли?

Кэкстон ответил громко, чтобы все окружающие слышали:

— Передайте, пожалуйста, директору, что пришел Кэкстон из «Вороньего гнезда» с адвокатом и Беспристрастным Свидетелем и хочет побеседовать с Валентайном Майклом Смитом, Человеком с Марса.

Женщина было испугалась, но овладела собой и холодно изрекла:

— Хорошо, я передам. Присаживайтесь, пожалуйста.

— Спасибо, я постою.

Фрисби сломал сигарету; Кавендиш был совершенно спокоен, как человек, видавший виды; Кэкстон переминался с ноги на ногу. Наконец, «снежная королева» объявила:

— С вами поговорит мистер Берквист.

— Берквист? Джил Берквист?

— Мистер Джилберт Берквист.

Кэкстон знал Берквиста — он был из отряда марионеток Дугласа.

— Мне не нужен Берквист, я хочу поговорить с директором.

Но Берквист уже вышел им навстречу, помахивая рукой и радушно улыбаясь:

— Бенни Кэкстон! Здорово, приятель! Ты все там же?

— Все там же. Что ты здесь делаешь, Джил?

— Если я когда-нибудь освобожусь от общественной деятельности, я тоже возьму в газете колонку скандальной хроники слов эдак на тысячу и буду валять дурака. Я тебе завидую, Бен.

— Я тебя спрашиваю, Джил, что ты здесь делаешь? Я пришел поговорить с директором и с Человеком с Марса, а вовсе не за тем, чтобы ты мне заговаривал зубы.

— Не надо так, Бен. Доктора Бремера уже замучили газетчики, и Генеральный Секретарь прислал меня ему в помощь.

— Хорошо. Я хочу поговорить со Смитом.

— Бен, старина, этого хотят все репортеры, специальные корреспонденты, писатели, комментаторы, внештатные корреспонденты и корреспондентки… Двадцать минут назад сюда приходила Ролли Пиперс. Она хотела расспросить Смита, как марсиане любят друг друга, — Берквист развел руками.

— Я хочу видеть Смита. Имею я на это право или нет?

— Бен, давай поговорим в другом месте, в спокойной обстановке. Там спросишь у меня все, что захочешь.

— У тебя я ничего не собираюсь спрашивать. Я хочу видеть Смита. Вот мой адвокат, Марк Фрисби. (Беспристрастного Свидетеля представлять не полагалось).

— Мы знакомы, — сказал Берквист. — Как здоровье отца, Марк? Все тот же насморк?

— Да, все по-старому.

— Дурацкий климат. Пойдем, Бен. И ты, Марк.

— Итак, — сказал Кэкстон, — я хочу видеть Валентайна Майкла Смита. Я представляю газету «Пост» и двести миллионов читателей. Мне дадут возможность поговорить со Смитом? Если нет, скажите об этом прямо и дайте юридическое обоснование вашему отказу.

— Марк, — вздохнул Берквист, — объясни этому сплетнику, что нельзя врываться в комнату к больному человеку. Смит вчера, несмотря на запреты врача, выступил перед общественностью. Сейчас ему нужен покой, иначе он не сможет восстановить силы.

— Ходят слухи, — заметил Кэкстон, — что вчерашнее выступление — фальшивка.

Берквист перестал улыбаться:

— Фрисби, — сказал он холодно, — ваш клиент слишком резко выражается.

— Не горячитесь, Бен.

— Я знаю закон о клевете, Джил. Кого я сейчас оклеветал? Человека с Марса? Или кого-то еще? Ну, кого? — Бен повысил голос. — Я повторяю, что, по имеющимся у меня сведениям, человек, интервью с которым вчера передавали по третьему каналу, не был Майклом Смитом. Я хочу увидеть Человека с Марса и спросить его об этом.

В приемной стало очень тихо. Берквист посмотрел на Беспристрастного Свидетеля, нацепил на лицо улыбку и сказал:

— Похоже, Бен, что ты выторговал себе интервью с судебным процессом в придачу. Я сейчас вернусь.

Он вышел и вскоре вернулся.

— Я договорился, — сказал Берквист устало, — хотя ты, Бен, этого не заслуживаешь. Пройти может еще Марк: Смит болен, к нему нельзя приводить толпу.

— Нет, — отрезал Кэкстон.

— Что?

— Или все втроем, или никто.

— Бен, не упрямься. Тебе и так делают одолжение. Марк пойдет с тобой и подождет за дверью, а он, — Берквист кивком указал на Кавендиша, — тебе не нужен.

Кавендиш молчал, как будто ничего не слышал.

— Возможно. Но завтра я напишу в газете, что представители администрации отказали Беспристрастному Свидетелю в визите к Человеку с Марса.

Берквист пожал плечами.

— Хорошо. Я надеюсь, Бен, что клеймо клеветника тебя утихомирит.

Из уважения к возрасту Кавендиша они поднялись лифтом, потом по движущейся дорожке проследовали мимо лабораторий и кабинетов. Их остановил часовой, предупредил о них кого-то и, наконец, их впустили в комнату, где стояли датчики.

— Это доктор Таннер, — представил Берквист дежурного врача. — Доктор, познакомьтесь: мистер Кэкстон и мистер Фрисби. (Представлять Кавендиша он, как это и было положено, не стал).

Таннер был обеспокоен.

— Господа, позвольте вас предупредить. Постарайтесь не говорить и не делать ничего, что могло бы взволновать больного. Он крайне возбужден и легко впадает в патологическое состояние, напоминающее транс.

— Эпилепсия? — спросил Бен.

— Неспециалист сказал бы «да». Но это, скорее, каталепсия.

— Вы специалист, доктор? Психиатр?

Доктор Таннер оглянулся на Берквиста.

— Да.

— Где вы учились?

Берквист вмешался:

— Бен, пойдем к больному. Доктора Таннера допросишь после.

— О'кей.

Таннер посмотрел на датчики, включил экран наблюдения, отпер дверь в палату и, приложив к губам палец, ввел туда посетителей.

В палате было темно.

— Наш пациент болезненно реагирует на свет, поэтому пришлось сделать затемнение, — приглушенным голосом объяснил Таннер.

Он подошел к кровати, стоявшей в центре комнаты.

— Майк, я привел к тебе гостей.

На водяной подушке, закрытый до подмышек простыней, лежал молодой человек. Он молча смотрел на посетителей. Его круглое лицо было лишено всякого выражения. Это был тот самый человек, которого вчера показывали по стереовидению. Похоже, малышка Джилл подложила свинью. Придется отвечать за клевету — и конец карьере.

— Вы Валентайн Майкл Смит?

— Да.

— Человек с Марса?

— Да.

— Вы выступали вчера по стерео?

Молодой человек молчал. Таннер сказал:

— По-моему, он не понял. Майк, ты помнишь, что вы с мистером Дугласом делали вчера?

Больной недовольно ответил:

— Свет… Глазам больно.

— Да, свет мешал тебе. Мистер Дуглас велел тебе поздороваться с публикой.

— Долго ехал в кресле, — слабо улыбнулся больной.

— О'кей, — сказал Кэкстон. — Я понял. Майк, с тобой хорошо обращаются?

— Да.

— Ты можешь не жить здесь, если не хочешь. Ты ходишь?

Таннер торопливо заговорил:

— Мистер Кэкстон, я вас прошу… — Берквист взял Таннера за плечо.

— Хожу… немножко. Трудно.

— Я видел, у тебя есть коляска. Майк, если ты не хочешь здесь жить, я отвезу тебя, куда скажешь.

Таннер стряхнул руку Берквиста и возмутился:

— Я запрещаю давить на моего пациента!

— Он свободный человек или заключенный? — стоял на своем Кэкстон.

— Конечно, он свободный человек, — ответил Берквист. — Доктор, не мешайте дураку рыть себе могилу.

— Спасибо, Джил. Майк, ты слышал, ты — свободный человек. Ты можешь идти, куда хочешь.

Больной с ужасом посмотрел на Таннера:

— Нет! Нет! Нет!

— Нет — значит нет.

— Мистер Берквист, это уже слишком! — взорвался Таннер.

— Хорошо, доктор. Бен, хватит.

— Э-э… еще один вопрос, — Кэкстон лихорадочно соображал, стараясь придумать хитрый вопрос. «Наверное, Джилл ошиблась; нет, она не могла ошибиться, она вчера очень верно рассудила!»

— Последний вопрос, — снизошел Берквист.

— Спасибо… Майк, вчера мистер Дуглас задавал тебе вопросы… Больной не отвечал.

— …Он спросил тебя, нравятся ли тебе наши девушки, так?

— Нравятся, еще бы! — больной расплылся в улыбке.

— Хорошо, Майк. А где и когда ты видел девушек?

Улыбка испарилась. Больной глянул на Таннера, потом закатил глаза, собрался в позу зародыша — руки на груди, колени ко лбу — и застыл. Таннер рявкнул:

— Вон отсюда! — и стал щупать пульс больного.

— Это переходит всякие границы, — возмутился Берквист. — Кэкстон, вы выйдете сами или мне позвать солдат?

— Мы уходим, — сдался Кэкстон.

Все, кроме Таннера, вышли. Берквист закрыл дверь.

— Джил, объясни, — снова взялся за свое Кэкстон, — вы держали его под замком. Где он мог видеть девушек?

— Что за странный вопрос? Он видел десятки девушек. Сестры, лаборантки… Сам понимаешь.

— Не понимаю. Его обслуживали исключительно мужчины, пускать к нему женщин строго запрещалось.

— Не говори глупостей! — Берквист досадливо сморщился, а потом вдруг ухмыльнулся. — Вчера его сопровождала сестра-женщина.

— Да, действительно… — Бен умолк.

Когда Кэкстон, Фрисби и Кавендиш вышли из медицинского центра, Фрисби заметил:

— Бен, я думаю, что Генеральный Секретарь возбудит против тебя судебное дело, но все-таки, если тебе есть на кого сослаться…

— Ерунда, Марк. Дела не будет, — Бен сверкнул глазами. — Как знать, может быть, нам подсунули ту же фальшивку.

— Оставь, Бен.

— Не оставлю. Нам показали укрытого простыней человека одного возраста со Смитом. Берквист сказал, что это Смит, но Берквист сделал карьеру на отрицании очевидных фактов. Нам представили якобы психиатра, но когда я спросил, где он учился, меня отвлекли… Мистер Кавендиш, вы видели какое-нибудь подтверждение тому, что перед нами лежал человек с Марса?

— Я не имею права высказывать своего мнения. Я смотрю и слушаю — и не более.

— Простите.

— Я могу считать свою миссию выполненной?

— Да, конечно. Спасибо, мистер Кавендиш.

— Благодарю вас, сэр. Очень интересный случай, — старый Свидетель снял белое одеяние и превратился в простого смертного. Черты его лица смягчились.

— Надо было привести кого-нибудь с «Чемпиона», — продолжал Кэкстон, — тогда было бы ясно.

— Должен заметить, — заговорил Кавендиш, — я был очень удивлен тем, что вы упустили весьма важную деталь.

— Да? Что же я прозевал?

— Мозоли.

— Мозоли?

— Ну да. По мозолям можно восстановить биографию человека. Я читал об этом в «Уитнесс Куортерли». У молодого человека, который никогда не носил обувь и находился под действием тяготения гораздо более слабого, чем наше, и мозоли не должны быть похожи на наши.

— Господи! Мистер Кавендиш! Что же вы раньше молчали?

— Сэр! — старик развернул плечи и раздул ноздри. — Я не участник событий, я — Беспристрастный Свидетель.

— Простите, — Кэкстон нахмурился. Давайте вернемся и посмотрим на его мозоли. Не будут пускать — я разнесу эту чертову больницу.

— Вам придется искать другого Свидетеля… я не должен был Вам подсказывать.

— Да, действительно, — Кэкстон помрачнел.

— Бен, успокойся, — увещевал Фрисби. — Не наживай лишних неприятностей. Лично я верю, что нам показали настоящего Человека с Марса. Кэкстон покинул своих спутников, сел в такси, направил его в сторону редакции и задумался. Сегодня его в больницу уже не пустят. Две официальные беседы с одним больным в один день — это уже слишком.

Но надо же чем-то заполнить колонку! Значит, надо попасть в больницу.

Как?

Он знает, где находится палата «Человека с Марса»… Что дальше? Нарядиться электриком? Не пройдет. Доктор Таннер его узнает.

Кстати, доктор ли этот Таннер? Врачи обычно отказываются вмешиваться, когда политические соображения перевешивают гуманистические. Например, Нельсон умыл руки, потому что понял… Стоп! Нельсон, даже не глядя на мозоли, может сказать, Смит — тот парень или нет. Кэкстон позвонил своему помощнику и попросил выяснить номер телефона Нельсона. В редакционном списке важных людей значилось, что Нельсон живет в Нью-Мэйфлауэре.

Кэкстон связался с Нельсоном… Нет, Нельсон не видел эту передачу.

Да, он слышал о ней. Нет причин думать, что Смита подменили. Знает ли доктор о попытке принудить Смита к отказу от прав на Марс? Нет, такие вещи его не интересуют. И вообще, как можно «владеть» Марсом? Марс принадлежит марсианам. Доктор, давайте предположим, что кто-то…

Доктор прервал связь. Бен перезвонил опять, но услышал стандартный ответ робота: «Абонент временно прервал связь. Можете записать сообщение…»

Глупо было ожидать от Нельсона помощи. Но где одна глупость — там и другая: Кэкстон позвонил в Верховный Совет и потребовал к телефону Генерального Секретаря.

Кэкстон был опытной ищейкой и знал: для того, чтобы раскрыть тайну, иногда достаточно привязаться к большому человеку и надоесть ему. Конечно, опасно дергать тигра за хвост — Бен, как никто, был знаком с психологией сильных мира сего — но и он чувствовал в себе силы.

Единственное, о чем забыл Бен — что звонить следовало не из такси, а из какого-нибудь общественного места.

Кэкстон перебрал с полдесятка мелких чиновников, все больше распаляясь от разговора к разговору, когда заметил, что его такси изменило курс.

Он спохватился, но было поздно, такси не повиновалось. Кэкстон с горечью понял, что попался — и как позорно! Его запеленговали и перехватили управление роботом-пилотом на приоритетной политической частоте. Взяли без лишнего шума.

Кэкстон попытался позвонить своему адвокату, но не успел этого сделать: такси приземлилось во внутреннем дворе какого-то дома, и сигнал не смог пробиться сквозь стену. Бен попытался выйти из машины, но дверца не открывалась. И тут он с удивлением почувствовал, что теряет сознание…

Глава 8

Джилл подумала, что Бен пошел по другому следу, а сообщить об этом ей не счел нужным, но сразу же отогнала эту мысль. Своими успехами Бен был обязан скрупулезным вниманием к людям. Он помнил дни рождения всех своих знакомых и скорее бы не отдал карточный долг, чем не ответил на открытку, где его благодарят за гостеприимство. Куда бы он ни отправился, каким бы срочным ни было дело, Бен обязательно выкроил бы минутку, чтобы написать записку.

Он должен был оставить ей весточку! Джилл позвонила Бену на работу и попала на его референта, Осберта Килгаллена, который сказал, что Бен ничего ей не передавал и с тех пор, как она звонила в первый раз, не появлялся и не звонил.

— Он не говорил, когда вернется?

— Нет, но он оставил указания, чем заполнить колонку. У нас всегда есть материал для такого случая.

— Значит, он звонил?

— Нет, он прислал письмо по статопринту из Филадельфии — из Паоли Флэта. Джилл пришлось удовольствоваться этим. Она отправилась в столовую для сестер и долго ковыряла вилкой в тарелке, не видя, что ест. «Все должно быть в порядке, — успокаивала она себя. — Неужели я влюбилась в этого?…»

— Бордмэн! Проснитесь!

Джилл очнулась и увидела Молли Уилрайт, диетолога.

— Простите.

— Я спрашиваю, с каких пор у вас на этаже стали класть в палаты-люкс больных, за которых платят благотворительные организации?

— Что вы?!

— Палата К-12 на вашем этаже?

— К-12? Там лежит богатая старуха, такая богатая, что дежурный врач прислушивается к каждому ее вздоху.

— Хм. Наверное, она вчера получила наследство. До этого она полтора года лежала в приюте для престарелых.

— Это какая-то ошибка.

— Не знаю. У меня на кухне ошибок не бывает. А диета — ничего себе! Вагон еды, королевский выбор блюд; и лекарства приказано давать не в чистом виде, а подмешивать в пищу. Поверьте, дорогая, диета может быть такой же уникальной, как отпечатки пальцев. — Мисс Уилрайт встала. — Ну, ладно, я побежала.

— Чего хотела от тебя Молли? — спросила у Джилл другая сестра.

— Не знаю. Она что-то перепутала в предписаниях.

Джилл пришло в голову, что Человека с Марса можно найти по диете. Правда, в Медицинском Центре несколько кухонь, и чтобы их все проверить, нужна по крайней мере неделя. Во время морских войн Центр работал как флотский госпиталь и уже тогда был огромным. Потом его расширили и перевели в подчинение Министерства здравоохранения, образования и социального обеспечения. Теперь Центр принадлежал Федерации и представлял собой целый город.

Настораживала история с миссис Банкерсон. Центр принимал любых пациентов: частных, правительственных, состоящих на обеспечении благотворительных организаций. Этаж Джилл был отведен для правительственных больных, там лечились сенаторы Федерации и другие высокие чины. Странно, что в палату К-12 положили частного больного. Может быть, в отделении для частных больных не хватило места?

Долго думать об этом было некогда: на Джилл навалилась масса работы. Понадобилась складная кровать. Можно было позвонить на склад, но он находился в подвале, чуть ли не за четверть мили от Джилл, а кровать была срочно нужна. Тут Джилл вспомнила, что такая кровать стоит в дежурке при палате К-12, на ней еще сидели часовые, и Джилл их прогнала. Наверное, кровать вынесли в дежурку, когда в палате поставили гидравлическую. Если кровать из дежурки еще не отправили на склад, то ее можно взять.

Дверь дежурки была заперта и не открывалась ключом. Джилл подумала, что надо сказать об этом слесарю, и направилась в комнату врача, чтобы справиться насчет кровати у него. Врач оказался знакомым, — мистер Браш. Он не был ни стажером, ни врачом, живущим при больнице. Его, по его же собственным словам, пригласил доктор Гарнер специально для ухода за миссис Банкерсон. Браш обрадовался, увидев Джилл:

— А, мисс Бордмэн! Вы-то мне и нужны.

— Что же вы не позвонили? Как ваша больная?

— Больная в порядке. У меня проблемы.

— Что случилось?

— Пустяки, минутное дело. Надеюсь, сестра, вы сможете уделить мне столь незначительное время и никому об этом не рассказывать?

— Хорошо. Только позвольте мне позвонить помощнице и предупредить ее.

— Нет, — поспешно возразил он. — Я выйду, вы закроете за мной дверь и не будете открывать, пока я не вернусь и не постучу вот так, — он отстучал первые такты популярной песенки.

— Хорошо, сэр — ответила Джилл неуверенно. — Что делать с больной?

— Ничего, ее нельзя беспокоить. Смотрите на экран.

— Где вас найти, если что-нибудь случится? В комнате отдыха врачей?

— В конце коридора, в мужской уборной. Все, я убегаю.

Он ушел, и Джилл заперла дверь. Она посмотрела на экран и на датчики. Женщина спала, ее пульс был четким и ритмичным, дыхание спокойным и ровным. «К чему такое неусыпное наблюдение?» — недоуменно подумала Джилл. Она решила все-таки проверить, стоит ли в дальней комнате складная кровать. Больную Джилл не потревожит — она умеет ходить так, чтобы не будить больных, а что до доктора Браша, то он, как и все врачи, не будет возмущаться тем, о чем не узнает.

Проходя мимо миссис Банкерсон, Джилл убедилась, что та спит. Дверь дежурки была заперта. Джилл открыла ее ключом.

Складная кровать стояла на месте… И тут Джилл заметила, что комната занята. На стуле, с детской книжкой в руках, сидел Человек с Марса.

Смит увидел Джилл, и лицо его озарилось лучезарной улыбкой счастливого ребенка.

У Джилл закружилась голова. Валентайн Смит здесь? Не может быть! Его же перевели, в журнале записано…

Страшная догадка родилась у нее. Подставной «Человек с Марса» на стерео… умирающая старуха, и вместе с ней в палате — еще один человек… ключ, не отпирающий дверь… Через день-другой отсюда выедет каталка, а на ней под простыней — не один труп, а два!

Вслед за этой догадкой пришла еще одна: она рискует. Очень рискует.

Смит неловко встал со стула, протянул к ней руки и сказал:

— Брат мой!

— Здравствуй. Как живешь?

— Я здоров. Мне хорошо, — он сказал еще что-то на непонятом задыхающемся языке, потом поправился, — ты здесь, брат. Тебя не было. Теперь ты снова здесь. Ты — как вода.

Сердце Джилл таяло под лучами улыбки Смита, а кровь в жилах стыла от страха, что ее здесь застигнут. Смит этого не замечал. Он сказал:

— Видишь? Я хожу. Я становлюсь сильнее. — Он сделал несколько шагов и торжествующе улыбнулся.

Через силу улыбнулась и Джилл.

— О, да мы делаем успехи! Продолжай в том же духе. А мне надо идти, я на минутку заглянула.

— Не уходи, — на его лице отразилось огорчение.

— Я должна идти…

Огорчение переросло в горе.

— Я чем-то тебя обидел? Я не знал.

— Нет, ты меня ничем не обидел. Мне действительно нужно уходить, и чем скорее, тем лучше.

Его лицо вновь стало спокойным. Он сказал скорее утвердительно, чем вопросительно:

— Брат, возьмешь меня с собой.

— Я не могу. Мне нужно уходить. Слушай, не говори никому, что я была здесь, пожалуйста!

— Не говорить, что приходил мой брат по воде?

— Правильно. Никому не говори. Будь умницей, потерпи, пока я вернусь.

Смит переварил услышанное и сказал безмятежно:

— Я буду ждать. Я не скажу.

— Вот и хорошо, — Джилл соображала, как она сможет выполнить обещание.

Она догадалась, что «испорченный» замок не был испорчен, глянула на дверь в коридор и поняла, почему дверь не открывалась: к ней был прибит засов. В больнице пользоваться такими засовами было запрещено. Те, что стояли на дверях ванных, уборных и других комнат, открывались снаружи специальными ключами. Этот же можно было открыть только изнутри. Джилл отодвинула его.

— Жди. Я приду.

— Я буду ждать.

Вернувшись в комнату врача, она услышала: Тук! Тук! Тук-тук!.. Тук! Тук!.. Это был сигнал Браша. Джилл поспешила к двери.

Браш ворвался в комнату с криком:

— Где вы были, сестра? Я стучал три раза! — он подозрительно покосился на дверь в палату.

— Больная стала вертеться, — солгала Джилл. — Я поправляла ей подушку.

— Черт возьми! Я же запретил вам отходить от стола!

Джилл видела, что он испуган, и пошла в контратаку.

— Доктор, — сказала она сухо, — я за эту больную не отвечаю. Но раз уж вы мне ее доверили, я оказала ей помощь, которую сочла необходимой. Если у вас ко мне претензии, давайте позовем главного врача отделения.

— Что вы, из-за такого пустяка…

— Нет, сэр. Такую слабую старушку наполненная водой подушка может задушить. Есть сестры, способные стерпеть от врача любое обвинение. Я же ложных обвинений терпеть не хочу! Давайте позовем главного врача.

— Не надо, мисс Бордмэн. Я погорячился, не подумал. Прошу прощения.

— Хорошо, — отчеканила Джилл, — чем я еще могу быть полезна?

— Спасибо, больше ничего не нужно. Хотя… пожалуйста, никому не рассказывайте об этом.

— Конечно, нет — можете быть совершенно спокойны, доктор.

Джилл вернулась на свое место и сделала вид, что разбирает бумаги. Потом вспомнила, что так и не заказала на складе кровать. Она позвонила на склад, отослала помощницу с каким-то поручением и задумалась.

Где же Бен? Как его недостает! Позвонить бы ему и переложить ответственность на его плечи. Но он пропал черт знает куда и свалил все на нее. Свалил? Раздражение, которое она подспудно чувствовала все утро, вдруг прошло. Бен не уехал бы, не дав ей знать, как закончилась его встреча с Человеком с Марса. Джилл, как участница заговора, имела право знать исход дела, а Бен всегда играл честно. «Если я вдруг пропаду, — вспомнила она, — ты — мой запасной козырь».

За все это время она даже не подумала, что с Беном могло что-то случиться, ей это не приходило в голову. А теперь пришло. И настало время — рано или поздно это случается с каждым — поставить на карту свою карьеру, жизнь и честь. Джилл Бордмэн приняла вызов судьбы в 15:47.

* * *

…Когда Джилл вышла, Человек с Марса сел на прежнее место и стал, выражаясь земным языком, ждать. Он испытывал тихое счастье от того, что брат обещал вернуться. Смит был готов сидеть в ожидании брата и год, и два, и три, ничего не делая и не двигаясь. Он не помнил точно, когда они побратались: Смит еще не мог измерить новое время и пространство — так сильно они отличались от того, к чему он привык в родном гнезде. Дело было не в том, что, измеренная земными годами, его жизнь оказывалась длиннее или короче, а в том, что здесь он столкнулся с совершенно иным, чем дома, восприятием времени. Фразу «Это произошло позже, чем тебе кажется» нельзя перевести на марсианский язык, потому что у марсиан не существует понятия «позже». А фразу «Поспешишь — людей насмешишь» нельзя перевести, потому что на Марсе это — непреложная истина, нечто само собой разумеющееся, как на Земле то, что рыба плавает. Высказывание «Так было, есть и будет» на Марсе показалось бы таким же трюизмом, как на Земле «Дважды два — четыре». Смит ждал.

Вошел Браш, посмотрел на него; Смит не пошевелился, и Браш вышел.

Услышав скрежет ключа в двери, Смит вспомнил, что такой же звук предшествовал последнему визиту брата по воде, и стал настраиваться на встречу с братом. В прошлый раз он удивился, когда дверь открылась, впустив к нему Джилл. Смит тогда еще не знал, что такое дверь, но сейчас уже усвоил это и отдался радости, которая приходит в присутствии братьев по гнезду или по воде, а иногда — в присутствии Старших Братьев. Радость его несколько омрачилась от сознания, что брат ее не разделяет; брат скорее огорчен, да так сильно, что вот-вот дематериализуется. Но Смит уже знал, что эти странные существа могут испытывать очень сильные отрицательные эмоции без риска для жизни. Брат Махмуд мог по пять раз в день переживать душевную агонию, но при этом и не думал умирать физически. Другой его брат, капитан ван Тромп, тоже часто испытывал приступы душевных страданий, которые, по понятиям Смита, давно должны были привести его к дематериализации, тем самым разрешив конфликт, а капитан был жив и здоров. Поэтому Смит не обратил внимание на волнение Джилл.

Джилл сунула ему какой-то узел.

— Одевайся! Быстро!

Смит взял узел в руки и застыл в растерянности.

— Господи! Давай помогу!

Ей пришлось самой и раздеть его, и одеть. Пижаму и тапочки Смит носил не потому, что ему так велели. Он мог их снять и надеть, но делал это очень медленно. Сейчас Джилл взяла дело в свои руки. Она была медицинской сестрой, а Смит не испытывал стыда от своей наготы, поэтому обошлось без проблем. Смит был очарован кожей, которую Джилл натягивала ему на ноги. Но брат по воде не дал почувствовать и полюбить новую кожу — Джилл принялась пристегивать чулки к повязкам. Форму сестры милосердия она выпросила у напарницы, якобы на маскарад для своей двоюродной сестры, которая носит одежду большого размера. Джилл надела на Смита пелерину — кажется, неплохо получилось. С туфлями было хуже: они оказались тесными, а Смит и босиком ходил плохо.

Джилл надела на него шапочку и приколола ее к волосам.

— Волосы у тебя коротковаты, — заметила она озабоченно. — Ну да ладно, сойдет, сейчас многие девушки такие носят.

Смит не ответил, так как плохо вник в смысл ее слов. Он попытался представить собственные волосы более длинными и решил, что на это нужно время.

— А теперь слушай внимательно, — сказала Джилл. — Что бы ни произошло, не говори ни слова. Понял?

— Не говорить. Я не буду говорить.

— Иди за мной. Я буду держать тебя за руку. Если знаешь какие-нибудь молитвы — молись.

— Молиться?

— Нет, не надо. Иди за мной и ничего не говори.

Джилл открыла дверь, выглянула в коридор и, убедившись, что он пуст, вывела Смита из палаты.

Смит увидел вдруг множество незнакомых предметов, это выводило его из равновесия. В глаза ему бросались все новые и новые образы, и он ни на чем не мог сосредоточиться. Спотыкаясь, он поплелся вслед за Джилл, стараясь никуда не смотреть, чтобы спастись от окружающего хаоса.

Джилл вывела его в конец коридора и быстро ступила на движущуюся дорожку, бегущую направо. Смит повторил ее движение и чуть не упал. Джилл подхватила его. Поймав удивленный взгляд какой-то горничной, Джилл выругалась про себя и, сходя с дорожки, действовала уже осторожнее. Наконец лифт вынес их на крышу. Тут произошла заминка, которой Смит не заметил. Он наслаждался видом неба. Небо было ясное, глубокое, просто великолепное; Смит его так давно не видел. Джилл искала глазами такси. Людей на крыше не было. Сесть в воздушный автобус Джилл не решилась. Приземлилось какое-то такси.

— Джек! Эта машина не занята?

— Я ее вызвал для доктора Фипса.

— Вот жалость! Джек, как бы нам побыстрее уехать? Это моя двоюродная сестра Мэдж, она работает в южном крыле. Она простужена, и я не хочу ее долго держать на ветру.

Санитар почесал затылок:

— Вам, мисс Бордмэн, я отказать не могу. Езжайте этой машиной, а доктору Фипсу я вызову другую.

— Джек, ты просто прелесть! Мэдж, молчи, я сама все скажу. У нее болит горло, и голос совсем сел. Приедем домой — буду ее ромом отпаивать. — Да, горячий ром — лучшее средство от простуды. Моя мать так всегда меня лечила.

Он набрал адрес Джилл, который знал на память, потом помог Джилл и «Мэдж» сесть в такси.

— Спасибо, Джек, большое спасибо, — поблагодарила Джилл за двоих.

Такси взлетело, и Джилл с облегчением вздохнула:

— Теперь можешь говорить.

— Что я должен говорить?

— Что хочешь.

Смит задумался. На приглашение нужно ответить так, как подобает отвечать брату. Он перебрал в уме несколько подходящих для таких случаев фраз, но не сказал ни одной, потому что не смог их перевести. Наконец он нашел слова, которые переводились на этот странный пустой язык и могли быть сказаны брату:

— Пусть наши яйца живут в одном гнезде.

Джилл вздрогнула:

— Что? Что ты сказал?

Смит был огорчен непониманием, но решил, что в этом виноват он сам.

Он уже заметил, что стремясь к единению с этими существами, он иногда причиняет им боль или приводит в волнение. Смит попытался исправить положение, порылся в своем скудном словарном запасе и сказал так:

— Мое гнездо — твое гнездо, а твое гнездо — мое гнездо.

На этот раз Джилл улыбнулась:

— О! Как мило! Я не уверена, что до конца тебя понимаю, но такого милого предложения мне не делали уже давно, — и добавила, помолчав. — Только сейчас мы по уши вляпались, поэтому давай подождем, ладно?

Смит понял Джилл не лучше, чем она поняла его, но видел, что ей приятно, и решил, что она просит подождать. Ждать ему было нетрудно: он откинулся на спинку сиденья и, довольный, что между ними все хорошо, стал любоваться окрестностями. Со всех сторон громоздились незнакомые предметы, которые нужно было познать. Он отметил, что способ передвижения, практикуемый здесь, не позволяет в полной мере насладиться тем, что встречается на пути. Он чуть было не пустился в порицаемое Старшими Братьями сравнение марсианского образа жизни с земным, но сразу же выбросил из головы еретические мысли.

Джилл молчала, обдумывая свое положение. Она увидела, что такси подлетает к ее дому, и решила, что у нее останавливаться нельзя: там их сразу же найдут. Джилл не знала, как работает полиция, поэтому ждала нападения со всех сторон сразу. Во-первых, она могла оставить отпечатки пальцев в комнате Смита, во-вторых, их видели вместе. А может (Джилл слыхала об этом), полиция прочтет записанный в памяти робота маршрут. Джилл стерла свой адрес из памяти робота, и такси зависло над трассой. Куда лететь? Где спрятать взрослого мужчину, который сам даже одеться толком не может? А ведь его будут искать! Ах, если бы Бен был рядом! Бен, где ты?

Джилл взяла телефон и набрала номер Бена, уже не надеясь его застать. Ответил мужской голос. Джилл было обрадовалась, но радость ее тут же погасла. Это был секретарь Бена.

— Говорит Джилл Бордмэн. Простите, мистер Килгаллен, я думала, что звоню мистеру Кэкстону домой.

— Так оно и есть. Но когда Бена нет дома больше суток, все звонки переадресовываются в редакцию.

— Значит, его до сих пор нет?

— Нет. Я могу вам чем-нибудь помочь?

— Да нет… Мистер Килгаллен, вам не кажется странным, что Бена так долго нет? Вы не беспокоитесь?

— Абсолютно. Бен прислал письмо, в котором сказано, что он не знает, когда вернется.

— И это нормально?

— В работе мистера Кэкстона это более, чем нормально, мисс Бордмэн.

— Возможно, но мне кажется, что в данном случае не все нормально. Я думаю, вам стоит объявить на всю страну, даже на весь мир, что Бен пропал. Хотя в такси не было видеотелефона, Джилл почувствовала, что Осберт Килгаллен напыжился.

— Мне кажется, мисс Бордмэн, что я вправе сам истолковывать указания моего начальника. Более того, осмелюсь вам сообщить, что каждый раз, когда мистер Кэкстон подолгу отсутствует, находится какая-нибудь добрая приятельница, которая звонит и поднимает панику…

«Какая-нибудь баба, которая хочет заарканить Бена, — перевела Джилл.

— И этот тип думает, что я очередная…». У нее пропало всякое желание просить у Килгаллена помощи; она отключилась.

Куда же деться? Решение пришло внезапно. Если Бена нет, и к этому приложили руку власти, то никто не станет искать Валентайна Смита в квартире Бена, если, конечно, не догадаются, что она — сообщница скандального репортера. Но это маловероятно.

У Бена в холодильнике можно будет чем-нибудь поживиться, и найдется во что одеть этого взрослого ребенка. Джилл набрала адрес Бена, такси легло на заданный курс.

У дверей Бена Джилл сказала роботу-сторожу:

— Карфаген пал!

Реакции не было. Вот черт! Он поменял пароль. У Джилл затряслись поджилки, она старалась не смотреть на Смита. А, может, Бен уже дома? Джилл сказала сторожу, который еще и докладывал о посетителях:

— Бен, это Джилл.

Дверь открылась.

Джилл и Смит вошли, и дверь закрылась за ними. Джилл поначалу решила, что их впустил Бен, но потом поняла, что случайно угадала новый пароль, рассчитанный, вероятно, на то, чтобы польстить ей. Но сейчас ей не были нужны комплименты.

Смит стоял у края газона и оглядывался. Место было новое, охватить его сразу Смит не мог, но ему здесь нравилось. Здесь было не так интересно, как в летающем доме, но зато тихо. Тут можно было гнездиться. Он увидел окно и принял его за живую картину, какие видел дома. В больничной палате окон не было: палата находилась во внутреннем корпусе, и Смит еще не знал, что такое «окно». Он с уважением отметил, что имитация объемности и движения на картине совершенна — наверное, ее создал великий мастер. До сих пор он не видел ничего, что свидетельствовало бы о мастерстве людей в каком-либо деле. Сейчас люди выросли в его мнении, и на душе у него потеплело. Краем глаза он уловил какое-то движение: его брат снимал с ног тапочки и искусственную кожу.

Джилл вздохнула и, ступив босыми ногами на газон, пошевелила пальцами.

— Ох, как ноги устали! — Она увидела, что Смит наблюдает за ней. — Разувайся и иди сюда. Тебе понравится.

Он недоуменно заморгал:

— Как?

— Совсем забыла. Давай сюда ноги, — она сняла с него туфли, отстегнула и стянула чулки. — Ну как, приятно?

Смит пошевелил пальцами и робко спросил:

— Ведь они живые?

— Ну да, живые, это настоящая трава. Бен заплатил большие деньги, чтобы устроить этот газон. Одно только освещение стоит больше, чем я зарабатываю в месяц. Так что ходи, получай удовольствие.

Смит не понял ничего, кроме того, что трава была живая, и что ему предлагали по ней ходить.

— Ходить по живому? — спросил он с недоверием и ужасом.

— А почему бы и нет? Траве не больно. Она здесь именно для этого и растет.

Смит подумал, что брат по воде не будет учить его дурному. Он решился пройти по траве и почувствовал, что это действительно приятно, а трава не протестует. Он включил чувствительность на максимальный уровень и понял: брат прав, трава предназначена для того, чтобы по ней ходили. Он попытался одобрить это странное предназначение — человеку было бы так же трудно одобрить каннибализм, который для Смита как раз не был странным.

Джилл вздохнула:

— Хватит развлекаться. Неизвестно, как долго мы будем в безопасности.

— В безопасности?

— Нам нельзя оставаться здесь надолго. Скоро начнут проверять всех, кто сегодня выходил из Центра.

Джилл задумалась и наморщила лоб. Ее квартира не подходит, квартира Бена — тоже. Бен собирался отвезти Смита к Джаблу Харшоу. Но она не знает ни самого Харшоу, ни его адреса. Бен говорил, он живет где-то в Поконосе. Придется искать: больше деваться им некуда.

— Почему ты несчастлив, брат?

Джилл вздрогнула и взглянула на Смита. Бедное дитя и не подозревает, как все плохо. Она попыталась оценить ситуацию с его точки зрения. Хоть это ей и не удалось, она поняла, что он не понимает, что им нужно бежать… От кого? От полиции? От больничного начальства?… Она не знала, что совершила, какие законы преступила; Джилл полагала, что всего лишь противопоставила себя большим людям, боссам.

Как объяснить Человеку с Марса, против кого они восстали, если она и сама этого не знает? Есть ли на Марсе полиция? С ним говорить — все равно что кричать в водосточную трубу!

А есть ли на Марсе водосточные трубы? Или дождь?

— Не обращай внимания, — ответила ему Джилл. — Самое главное — делай, как я говорю.

— Да.

Безграничное согласие, вечное «да». Джилл вдруг почувствовала, что он выпрыгнет из окна, если она его об этом попросит. Она была права — он бы выпрыгнул и наслаждался каждой секундой падения с двадцатого этажа, и удар, и смерть принял бы без удивления и протеста. Смит не понял бы, что это смерть; в нем не был воспитан страх смерти. Если бы его брат по воде выбрал для него такой необычный способ дематериализации, он согласился бы с этим способом и попытался бы его понять и принять.

— Нам нельзя здесь оставаться. Поедим, я дам тебе другую одежду, и пойдем. Раздевайся. — И она отправилась изучать гардероб Бена.

Джилл выбрала дорожный костюм, берет, рубашку, белье, туфли и вернулась к Смиту. За это время он успел запутаться в одежде, как котенок в вязании. Рука и голова были связаны подолом платья: он стал снимать платье, не сняв пелерину.

— Батюшки! — воскликнула Джилл и бросилась к нему на помощь.

Она стащила с него одежду и сунула ее в мусоропровод. Этте Шер она потом заплатит, а полицейским — в случае чего — не к чему будет прицепиться.

— А теперь, дружок, прежде чем одеться в чистое, нужно принять ванну.

Они там за тобой совсем не следили. Пойдем.

Будучи медицинской сестрой, Джилл привыкла к дурным запахам, однако, как настоящий медик, она была фанатичным приверженцем мыла и воды. Ей казалось, что Смита давно никто не мыл. Хотя от него не так уж сильно пахло, Джилл почему-то вспомнилась лошадь после скачек.

Смит с восхищением смотрел, как Джилл наполняет ванну. В палате К-12 была ванна, но Смит не знал, каково ее назначение; его обтирали мокрой тканью, да и то редко: когда он впадал в транс, к нему боялись притрагиваться.

Джилл проверила температуру воды.

— Отлично. Лезь в воду.

Смит смотрел недоуменно.

— Живо! — скомандовала Джилл. — Лезь в воду.

Все слова были понятны, и Смит подчинился приказу, дрожа от волнения.

Брат требует погрузить в воду все тело! О такой чести он и не помышлял. Он не помнил, чтобы кто-либо вообще удостоился такой привилегии. Смит начал понимать, что эти существа состоят в более близких отношениях с влагой жизни. Это невозможно понять, но нужно принять.

Смит погрузил в воду сначала одну дрожащую ногу, потом другую… и нырнул в ванну с головой.

— Эй! — закричала Джилл и вытащила его голову на поверхность. Ей показалось, что он мертв. Боже милостивый! Не успел же он за это время утонуть?! Испуганная, она стала трясти Смита:

— Смит! Очнись же! Очнись!

Издалека Смит услышал призыв брата и вернулся. Глаза его заблестели, сердцебиение ускорилось, дыхание восстановилось.

— Ты себя нормально чувствуешь? — спросила Джилл.

— Мне хорошо. Я очень счастлив… брат мой.

— Ты меня перепугал. Не ныряй больше. Как сейчас сидишь, так и сиди. — Да, брат мой, — Смит добавил еще что-то на своем языке, зачерпнул ладонью воду так бережно, как будто это было жидкое золото, и поднес ее к губам. Прикоснувшись к воде губами, он протянул руку Джилл.

— Что ты делаешь! Не пей эту воду! И я ее пить не буду!

— Не будешь пить?

Его лицо выразило такую беспомощную обиду, что Джилл растерялась. Подумав, она нагнулась и коснулась воды губами.

— Спасибо.

— Пусть тебе никогда не придется испытать жажду!

— Я желаю того же и тебе. Но не пей, пожалуйста, эту воду. Если хочешь пить, скажи, я дам тебе другой воды.

Смит с умиротворенным видом откинулся назад. Джилл уже поняла, что он еще ни разу не принимал ванны и не знает, чего от него хотят. Конечно, можно было научить его этому, но время дорого!

А, ладно! Это хотя бы не так противно, как возиться в больнице с брюзжащими стариками. Ее блузка промокла, когда она вытаскивала Смита из-под воды. Джилл сняла блузку и повесила на плечики. На ней была еще плиссированная юбка. Конечно, складки пропитаны специальным составом, но лишний раз мочить юбку не стоит. Джилл сняла и ее и осталась в бюстгальтере и трусиках.

Смит смотрел на нее с любопытством ребенка. Джилл покраснела и сама себе удивилась. Она считала себя свободной от излишней стыдливости; вдруг вспомнился первый поход на нудистский пляж, когда ей было пятнадцать лет. Но этот детский взгляд смущал ее. Джилл решила дальше не раздеваться, пусть уж лучше белье будет мокрым.

Свое смущение она постаралась скрыть проявлением заботы:

— Ну-ка, давай займемся мытьем!

Джилл наклонилась над ванной, налила в воду шампунь и стала взбивать пену. Смит тем временем вынул из воды руку и дотронулся до ее правой груди. Джилл отодвинулась.

— Ты что? Этого не надо!

Смит посмотрел на нее так, как будто она дала ему пощечину.

— Не надо? — спросил он в отчаянии.

— Нет, — твердо сказала Джилл и уже мягче добавила. — Не нужно меня отвлекать, нам надо торопиться.

Джилл вынула пробку, выпуская воду из ванны, и поставила Смита под душ. Потом включила сушилку и стала одеваться. Поток теплого воздуха испугал Смита, он задрожал. Джилл велела ему не бояться и держаться за поручень. Помогая Смиту выходить, она заявила:

— Ну, вот. Теперь от тебя пахнет свежестью, и, держу пари, ты чувствуешь себя лучше.

— Чувствую себя отлично.

— Хорошо. Давай одеваться.

Джилл повела Смита в спальню Бена. Она как раз показывала ему, как надевать шорты, когда прозвучал грозный голос:

— Откройте дверь!

Джилл уронила шорты. Откуда они узнали, что в доме кто-то есть?! Наверное, это робот-такси, черт бы его взял! Открыть? Или затаиться?… Приказ повторили по внутреннему переговорному устройству. Джилл шепнула Смиту: «Сиди здесь», — и пошла в гостиную.

— Кто там? — спросила она, стараясь говорить спокойно.

— Именем закона, откройте!

— Именем какого закона? Не шутите! Скажите, кто вы, или я вызову полицию!

— Мы и есть полиция. Вы Джиллиан Бордмэн?

— Я? Я — Филлис О'Тул и жду мистера Кэкстона. Я сейчас позвоню в полицию и скажу, что вы нарушаете закон о неприкосновенности жилища! — Мисс Бордмэн, у нас есть ордер на ваш арест. Откройте, иначе вам будет хуже.

— Я не мисс Бордмэн, и я вызываю полицию.

Ей не ответили. Джилл ждала. Вскоре она почувствовала тепло. Дверной замок стал красным, затем белым. Что-то хрустнуло, и дверь открылась. Вошли двое мужчин. Один ухмыльнулся и сказал:

— Вот эта баба. Джонсон, посмотри, где марсианин.

— Слушаюсь, мистер Берквист.

Джилл преградила Джонсону путь. Он отодвинул ее и направился в спальню.

Джилл резким голосом спросила:

— Где ваш ордер? Это преступление!

Берквист примирительно проговорил:

— Не вредничай, голубушка. Веди себя прилично, иначе для тебя это плохо кончится.

Джилл попыталась ударить его ногой. Он ловко отступил.

— Вот непослушная, — пожурил он. — Джонсон, ты нашел его?

— Он здесь, мистер Берквист! Стоит, в чем мать родила. Что они тут делали?

— Неважно. Веди его сюда.

Появился Джонсон. Он заломил Смиту руку за спину и толкал его перед собой:

— Он не хочет идти.

— Захочет.

Джилл, проскочив мимо Берквиста, бросилась на Джонсона. Тот отшвырнул ее в сторону:

— Не лезь, шлюха!

Джилл повезло: Джонсон ударил ее не так сильно, как бил свою жену или упрямых арестованных.

До сих пор Смит не проявлял никаких чувств и ничего не говорил. Он молча покорялся, ничего не понимая и ничего не предпринимая. Когда же он увидел, что на его брата по воде подняли руку, то рванулся, высвободился, надвинулся на Джонсона, и… Джонсон исчез.

Только примятая трава говорила о том, что он стоял здесь. Джилл смотрела на траву и была близка к обмороку.

Берквист подобрал отвисшую челюсть и хрипло спросил:

— Что вы с ним сделали? — он посмотрел на Джилл.

— Я? Я ничего не делала.

— Так я и поверил. У вас здесь, наверное, люк или что-то в этом роде?

— Да нет! Куда делся ваш человек?!

Берквист провел языком по губам:

— Откуда я знаю? — он вынул из внутреннего кармана пистолет. — Со мной ваши трюки не пройдут. Ты стой здесь, а я займусь им.

Смит вернулся к пассивному ожиданию. Он не понимал происходящего и делал лишь минимум того, что от него требовалось. Оружие в руках людей он уже видел (это было на Марсе), и выражение лица Джилл, на которую был направлен пистолет, ему не понравилось. Он понял, что настал тот критический момент роста живого существа, когда за созерцанием должно последовать действие, дающее возможность дальнейшего роста. Смит начал действовать.

У Старших Братьев он прошел хорошую школу. Смит шагнул к Берквисту тот перевел оружие на него. Смит сделал еще шаг — и Берквиста не стало. Джилл закричала. Смит побледнел. Неужели он опять поступил неправильно? Он умоляюще взглянул на Джилл и задрожал; его глаза закатились, он упал, свернулся в комочек и застыл.

Джилл прекратила истерику. Больному нужна ее помощь! Не время плакать, не время гадать, куда исчезли непрошенные гости. Она опустилась на колени и стала осматривать Смита.

Дыхания не было, пульс не прощупывался, Джилл приложила ухо к груди Смита. Ей показалось, что и сердечная деятельность прекратилась, но через некоторое время она услыхала ленивое «тук-тук», а через пять секунд — еще такое же «тук-тук».

Состояние больного было похоже на транс, но такого глубокого транса Джилл не видела даже на сеансах гипнотической анестезии. Она слышала, что факиры-индусы умеют входить в такое состояние, но не могла этому поверить. В обычной ситуации Джилл не решилась бы самостоятельно приводить больного в чувство, а вызвала бы врача. Но ситуация была необычной. Последние события нисколько не поколебали Джилл, а, напротив, укрепили ее в нежелании отдавать Смита в руки властей. После десяти минут безуспешной возни Джилл поняла, что ничего не выйдет.

В спальне Бена она отыскала большой старый чемодан. В нем лежали магнитофон, бритвенный прибор, смена белья и другие вещи, которые могут пригодиться репортеру в дороге (даже аппарат для подключения к телефонной линии). Джилл отметила, что причина отсутствия Бена не та, которую назвал Килгаллен, поскольку чемодан на месте.

Она не стала терять времени: опустошила чемодан и понесла его в гостиную. Смит был тяжелее ее, но в больнице она привыкла таскать больных, и ей удалось засунуть Смита в чемодан. Чтобы закрыть чемодан, пришлось разогнуть тело Смита и согнуть его по-другому. Тело Майкла не поддавалось резким усилиям, но уступало настойчивому мягкому воздействию. В углы чемодана Джилл насовала тряпок. Она хотела проделать в нем еще отверстия для воздуха, но не смогла. Подумав, она решила, что при таком слабом дыхании и замедленном обмене веществ Смит и так не задохнется.

Обеими руками Джилл едва подняла свою ношу; нести такую тяжесть она не могла. К счастью, чемодан был на колесиках. Безобразно помяв траву, Джилл стащила его на паркет.

На крышу она не поехала: с нее было достаточно полетов в такси. Джилл спустилась на первый этаж и вышла через служебную дверь. По дороге ей попался молодой человек, наблюдавший за выгрузкой продуктов из ресторана. Он посторонился и пропустил Джилл:

— Эй, сестричка, что у тебя в чемодане?

— Тело! — отрезала Джилл.

— Что ж, каков вопрос — таков ответ. Учту на будущее.

Загрузка...