Читай знаки

1535 год, Держава Габсбургов. Крайна.

Воздух пропах сыростью и грязью. Поднявшись высоко в небо, яркая луна освещала Блейское озеро. Пробираясь через густой лес, Бостьян думал о месяце, что взошел на небо несколько дней назад. Молодой месяц не может так ярко светить. Дневное небо было затянуто тучами, дождь лил не переставая, но стоило пробить часу сумерек, как небо развиднелось, тяжелые капли перестали падать на землю, почва, как по волшебству впитала лишнюю влагу, что по законам природы должна была сейчас усложнять его путь, увязая ноги в глубокой грязи.

Бостьян рассчитывал, что непроглядная мгла заручится поддержкой стихии воды, скрыв беглецов под покровом ночи. Вот уж несколько дней шли дожди, размывая дороги. Погода такая, что ни один хозяин собаку на улицу не выгонит, ни то что сам нос высунет из дома. Но эта ночь была ясной. Ясной и сухой. Прекрасная ночь, чтобы зажечь факела, вооружиться вилами и продолжить поиски. Как раз к полуночи Тадей призовет добровольцев, их соберется не менее дюжины, и вот тогда они отправятся на охоту. Что станет с беглецами? Нет-нет, мрачные мысли нужно гнать от себя, иначе ноги врастут в грязь, разум затуманит страх, и Бостьян не найдет дорогу. Дорогу к ней. К своей Катарине.

Ясное небо посреди недели дождей – наказание за грех, что они сотворили. Бостьян знал это, но в тот момент утешал себя ложью, трактуя знак лучом надежды, освещающим выбранный им путь. Был еще один знак – Полона. Из-за деревьев виднелась темница. Несколько стражей ночного караула разожгли костер. Устроившись поудобней, они грели руки над костром. Бостьян остановился, посмотрел в небо. Луна достигала зенита.

– Полночь, ― прошептал Бостьян, тяжело сглотнув. ― Не подведи, ― взмолился он, но не к небесам. Сейчас его жизнь, что он когда-то вверил Господу Богу, зависела от двенадцатилетней девчонки. Ох, сколько раз он проклинал её за бесовские происки. А после проклинал себя, за клевету на невинное дитя. Ведь если кем и завладел бес, так это им.

Вдали послышался треск сырого дерева. Резкий порыв ветра принес с севера запах гари. Схватившись за нагрудный крест один из стражей перепугано глянул в сторону темницы, но шум раздавался издали. Стражники переглянулись. Внизу склона, на острове виднелась церковь. Вдруг, ночное небо охватило зарево. Языки пламени высоко поднимались, охватывая ветхий дом священника.

– Пожар! ― закричал один из стражей.

Едкий дым разносился по ветру. Черные клубни сгущались, поднимаясь над долиной. Отовсюду сбегались люди, тащили все что было под рукой: кто ведра с водой, кто таз, кто бидоны. Огонь разрастался с сумасшедшей скоростью, подбираясь к святым стенам.

– Церковь горит! ― закричал один из стражей, срываясь на бег.

Напарник его остановил, схватив крепко под руку.

– Куда ты? Мы не можем уйти. Как же она? ― кивнул в сторону темницы.

– Господь на нашей стороне, никуда она не денется. Девка заперта наглухо, а там рук не хватает. Мы же не будем стоять здесь сложа руки, пока церковь горит?!

Перекрестившись несколько раз стражи бросились бежать к озеру, прихватив несколько пустых ведер.

Бостьян выждал несколько минут. Удостоверившись, что парочка глупцов, покинувших пост – единственная стража, он тут же бросился к дверям темницы. Дрожащими руками он вставил длинный ключ в замок и прокрутил два раза. Предвкушая желанную встречу, каждый щелчок отзывался трепетом в его сердце. Отворив наконец дверь, разгоряченное любовью сердце, сжалось. На полу сырой темницы лежала Катарина.

Связанная тугими веревками, девушка едва дышала. От огненно-рыжих кудрявых волос остались лишь небрежно торчащие из-под чепца пучки. Ее, как овцу перед забоем обстригли. Милое личико опухло от слез. В измученной узнице с трудом можно было узнать прекрасную девушку, чья улыбка заставляла цвести магнолии еще в апреле. Быть может Бостьяну только так казалось, ведь он был по уши в нее влюблен. А может люди правы, и здесь не обошлось без ведовства? В любом случае, даже сейчас, измороженная от пыток, лишившись своей нежной красоты, для Бостьяна она была мечтой, что, несмотря ни на что воплотилась в жизнь.

Склонившись над Катариной, Бостьян прислушался. Из алых уст послышался тихий хрип.

– Хвала небесам, ― пробормотал на выдохе себе под нос.

– Это ты… Ты пришел… ― быстро моргая, не веря своим глазам прошептала Катарина.

Сгребая в охапку, Бостьян жадно обнимал любимую. Она жива. Жива… Они вместе. Ну разве это не Божья благодать? Не простил бы Господь им эту грешную связь, разве обвенчался бы план успехом?

– Нужно бежать, ― сказал Бостьян, освобождая узнице руки. ― Можешь идти?

Катарина пошатнулась, но все же твердо встала на ноги. Объятия любимого, как глоток свежего воздуха после удушья, вдохнули в нее жизнь. Она кивнула. Замкнув темницу влюбленные бросились бежать.

Сухие веточки леса хватали Катарину за юбки, грязь налипала на подол, а корсет нещадно впивался в ребра, но ничто, ничто не могло их остановить. Спрятанная в лесу лошадь послушно ждала беглецов в тайном месте. Бостьян на ходу забрался в седло и подал Катарине руку.

– Стой! ― вдруг закричала она, оглянувшись назад.

С крутого спуска было видно озеро и окутанную пламенем церковь. Катарина с ужасом зажмурила глаза. «Один грех порождает другой», – говорил святой отец на проповеди. Но как теперь жить, зная, что именно она случившемуся виной?

Катарина подняла на Бостьяна полные слез глаза.

– А как же Полона? Что будет с ней?

– Уверен, Полона не пропадет. Она хитрая, как бесова дочка. Поспешим!

– Но… ― еще раз оглянувшись назад возразила Катарина.

– Нет времени на это, Катарина, ― прервал девушку на полуслове Бостьян. ― Это все по ее воле. Она хотела, чтобы ты жила! Поспешим.

Катарина взяла Бостьяна за руку, он потянул ее на себя и усадил в седло.

Яркая луна освещала дорогу, поспевая за беглецами. Кроме луны, никому до них не было дела. Дом священника пылал. Огонь подбирался к церкви. И никакие молитвы прихожан, ни сотни ведер воды, что чуть ли не осушили озеро в ту ночь, не остановили жадный огонь, пока он не поглотил божий дом, обглодав его стены, все до остатка. Громкий треск возвестил о поражении, люди бросились врассыпную бежать. Не выдержав огня колокол упал на землю, оглушая своим последним звоном всю деревню.

2008 год. Блед. Словения.

Угнетающую тишину разрушила короткая мелодия, на экране телефона появилось напоминание: «Час до дежурства». Антония тяжело вздохнула, взяла сумку с формой и вышла из комнаты. Опаздывать не в ее привычках, но как выйти со спокойным сердцем из дома оставив племянницу одну, сложно было даже представить.

Она понимала, пришло время перевернуть эту страницу и жить дальше, как ни в чем не бывало, да и роль цербера никак не шла ее натуре, но теперь, каждый раз проходя мимо комнаты Николы, ей хотелось заглянуть и удостовериться, что все в порядке. Никола дома. В своей постели. В пижаме, что уже приобрела характерный нестираной одежде запах. Наверняка надела наушники и врубила на всю динамики, заглушая саму себя в собственной голове тяжелым роком.

Это продолжается уже неделю. Ответственные родители забили бы уже в колокола, подобрав несносному ребенку психолога, что за сотню евро в час года пол вытягивал бы девочку из глубокой депрессии. Ну, или хотя бы отобрали наушники, побеспокоившись о барабанных перепонках. Здоровье ведь гробит, как ни как. С другой стороны, можно ли девицу девятнадцати лет до сих пор считать ребенком? Теоретически нет. А если она продолжает вести себя как дитя?

Да, конечно, так было бы правильно, но дело в том, что Антония никогда не претендовала на роль ответственного родителя. Пусть простит ее Всевышний и общественность, но в этот момент, взявшись за дверную ручку в комнату Николы, Антония молила всех святых, увидеть привычную за неделю картину. Пусть бы Никола вообще никогда больше не выходила из этой комнаты. Пусть красит волосы в безумный цвет, носит месяц одну и ту же одежду, ест чипсы прямо в постели, и слушает тяжелый рок на полную громкость, только не выходит из комнаты. Никогда.

Антония постучала, но никто не ответил. Тишина. Ни шуршания одеяла, ни звука кликающей клавиатуры ноутбука. Сердце сжалось. Антония открыла дверь оглянув с ужасом комнату и выдохнула сжавшийся в груди горячий воздух. Обложившись снеками и бутылками с вредной газировкой, Никола лежала на кровати. Судя по отвратительному запаху, ела сырный попкорн. Хотя, быть может дело в нестираной неделю пижаме и разбросанным по полу носкам. На экране мелькали кадры из «Хатико». Увидев Антонию, девушка освободила от наушников одно ухо и поставила фильм на паузу.

– Можно? ― неуверенно спросила Антония.

После возвращения юной беглянки, любое слово в сторону Николы из уст Антонии звучало неуверенно. Вчера она задумалась, что психолог за сто евро в час, пожалуй, больше требуется ей. Разве так должен вести себя родитель?

Никола приветливо улыбнулась, но не проронила ни слова. В этот момент в глазах Антонии она виделась совсем малышкой, как в тот день, когда они встретились впервые. Девочке никогда не нужны были слова для общения, мимика выдавала на показ все эмоции. Большие глаза с лисьим разрезом, вздернутый носик и острые уголки губ охотно демонстрируют все перепады настроения, хочет она того или нет. После трагедии на озере, они демонстрируют скрытую душевную боль. Словно на лицо натянуты через силу и улыбка, и приветливость, и покой.

Антония только хотела удостовериться, что племянница на месте и в порядке, но вдруг решила, что порция объятий не будет лишней. Поставив сумку на стул, она забралась в постель и принялась разглаживать пушистые волосы Николы. Антония ненавидела вычесывать непослушные завитки нетерпеливой девочки. Как хорошо, что дети растут и эта каторга больше не входит в число родительских обязательств.

Аура Антонии искрилась, словно растопленное золото плывет вокруг нее. «Нужно заварить ей ромашку, ― подумала Никола, ― ромашка отлично помогает исцелять надломы души».

– Я сделала несколько бутербродов. Может нужно было разогреть их тебе перед уходом?

– Не нужно, но спасибо. Я уже наелась всякой дряни. Пожалуй, углеводов на сегодня достаточно.

– С ветчиной, как ты любишь. Я вчера объехала три магазина, пока нашла нужную ветчину. Неужели мои старания напрасны? ― не унималась Антония.

– Уверена, тебе уже забронировано место в раю. Зачем было заморачиваться? Я и сама могу сходить в магазин, если будет нужно. ― Лицо Антонии посерело. ― Все равно, еще раз спасибо! ― Громко чмокнув в щеку, Никола обняла тетю. ― Ты просто чудо. Я съем бутерброды на завтрак. Не хочу, чтобы меня разнесло. Тогда Мира будет таскать мои крутые шмотки на каждую вечеринку.

Антония засмеялась. Упоминание подруг – добрый знак! Когда-то же должен прийти этой депрессии конец.

– Не думаю, что лишний бутерброд существенно сыграет роль в твоем метаболизме, ― сгребая с кровати обертки от конфет, сказала Антония. ― И ты никогда не будешь носить один размер с Мирой. Дело не в углеводах, у вас разная генетика. Посмотри на Беатрису Фурман, Мира фигурой пошла в мать.

– А моя мама? Она была стройная?

Вопрос Николы повис в воздухе без ответа. У Антонии засосало под ложечкой. О матери Николы в этом доме редко говорили. Да и что говорить, Антония так и не придумала за долгих пятнадцать лет.

– Очень стройная. Ее тонкой талии завидовали все подруги. Хотя она, как и ты любила поесть, ― грустно улыбнувшись ответила Антония.

– Очень стройная до наркотиков, или после? ― резко спросила Никола, подчеркивая свою неприязнь к сравнению с матерью.

Антония прочистила горло, не желая говорить о пропащей сестре и тут же перевела тему.

– «Хатико»? Серьезно? Третий раз на этой неделе, даже для тебя это перебор. Может лучше «Титаник»?

– Нет. Уже был сегодня. Помог скоротать первую половину дня.

– Как насчет «Телохранителя» 1992 года?

– Много соплей, мало драмы.

– Хм… Тогда, «Мачеха» 1998 года?

Никола одарила тетю убийственным взглядом исподлобья. Вспомнив сюжет, Антония тут же осеклась. Вначале разговор о матери, а теперь «Мачеха». Уж проще вручить племяннице в руки петлю с мылом и уехать на работу, совершенно не ожидая, что девушка за ночь найдет выход из депрессии. Нет, нет, нет. Антония все делает неправильно. Подначивая душевными травмами из детства, она только подталкивает племянницу к очередной выходке. Поджог, побег… Что она выкинет на этот раз?

Как бы Антонии не хотелось держать племянницу при себе, пришло время вытянуть Николу из постели, вырвать из телевизионных драм, и выгнать в реальный мир.

– У меня есть идея получше, ― захлопнув крышку ноутбука сказала Антония. ― Достаточно разлагаться под гнетом кинодрам. У тебя было предостаточно времени на депрессию. Полгода – немалый срок, чтобы переписать себя под чистую. Разве не за этим ты сбежала на юг Италии?

– Честно говоря, берега Палермо не благоволили депрессии. Больше к деградации личности. Ну, знаешь… пляжные вечеринки, горячие мальчики, бесплатный алкоголь для девушек после полуночи.

– Остановись, ― театрально закатив глаза оборвала на полуслове племянницу Антония. ― Я еще не готова к подробностям. Дай насладиться тем, что ты дома, в своей постели, снова моя маленькая девочка.

Никола не знала куда деть глаза. Ей было стыдно за худшие полгода в жизни Антонии. Но разве у Николы был выбор? Загорелся опасный маячок – знаки обострились! Оставляя прощальную записку на тумбочке, Никола была уверена, что поступает правильно, что эти вынужденные меры неизбежны, если она желает защитить Антонию.

Все вокруг Николы умирают. Все, кого она любит. Выход один – уехать туда, где нет любимых и ни с кем не сближаться, до тех пор, пока не придет ее время. Но, знаки преследуют ее, куда бы она не шла, куда бы не ехала, кто бы рядом с ней не был. Никола изо всех сил старалась игнорировать знаки, прятаться от обязанностей, жить обычной жизнью, но они неустанно напоминали девушке кто она и зачем она здесь.

Между Алькомо и Палермо, автобус сделал остановку для дозаправки. Никола зашла выпить кофе. Напиток обжог язык. Горячие язычки аромата щекотали нос, но даже ярко выраженная рабуста не заглушала сладкий до горечи аромат ванили, что источала по уши влюбленная бариста. Вокруг нее буквально искрился ореол, блестел струящимися переливами золота. Опыт и без пророчеств говорил Николе, что со дня на день, девушке из кафетерия предстоит сказать «да» (или «нет»?), тому единственному, с кем по воле судьбы она должна разделить свою жизнь. Ваниль – предвестник всепоглощающей любви. Сладкая, когда ее в меру, но стоит увлечься, тут же сладость сменяется на горечь, что еще долго ничем не убрать с корня языка.

– Если угадаю, о чем думаешь, мой кофе за счет заведения, ― улыбнувшись самой милой улыбкой сказала Никола.

Щеки баристы покраснели.

– Договорились, ― ответила заинтригованная девушка.

– Когда спросит – а он спросит, поверь, – отвечай ему «да». Какие могут быть сомнения, когда ты буквально источаешь любовь?!

Смущенная девушка расплылась в улыбке, положила в кассу два евро из копилки чаевых. Никола вышла на улицу, сделала большой глоток, в надежде избавиться от горечи навязчивой ванили, но ничего не помогало. Это бремя ничем не смыть с рецепторов. Глядя в стеклянную витрину, она разглядывала улыбчивую девушку и думала о знаке. Август учил, что любовь не всегда приходит для «долго и счастливо», в основном, она является ради чего-то большего чем прожить рука об руку жизнь. Что если она подсказала неверный ответ?

В тот момент Никола поняла, бегство – не выход, когда бежишь от себя. Где бы ты не был, ты остаешься собой. Проблемы не уплывают вслед за городами за окном автобуса. Пора возвращаться домой.

Антония посмотрела на часы, оценила насколько опаздывает, и умостилась поудобнее на кровати.

– «Люцифер» последнее время переживает не лучшие времена. Собственник грозился закрыть бар, но напоследок сделал ставку на молодежь. Вот уже несколько недель по пятницам и субботам в баре выступает рок-группа. Девочки вызвались помочь с привлечением посетителей. Ава занималась рекламными листовками, а Мира распространила их среди студентов IEDS-Bled. Даже я ходила посмотреть на красавчиков из группы. Такие горячие! ― обмахиваясь прокомментировала Антония.

Никола рассмеялась, давно она не видела тетю в таком дурашливом настроении.

– А мэр Цветкович знает, что дочь принимает активное участие в популяризации бара?

– Через несколько месяцев выборы. Не думаю, что мэру сейчас есть дело до бара.

– До бара нет, а вот до того, что Ава занимается этим вопросом, вполне возможно.

В компании племянницы время шло нещадно быстро, особенно сейчас, когда за долгое время между ними промелькнула незримая связь, как и прежде, о которой Антония уже не могла и мечтать. Ей хотелось послать все к черту, позвонить на работу, соврать что заболела и остаться дома, с Николой. Заварить чай, или чем черт не шутит, откупорить бутылочку выдержанного Мерло, подаренного ей пациентом. Нетфликс наверняка посоветует новенькую кинодраму, а быть может заручившись поддержкой Мерло, Антонии удастся уговорить Николу на комедию. Но… больнице нужен врач, и… пришло время вытянуть Николу из постели, вырвать из телевизионных драм, и выгнать в реальный мир. Даже если придется сделать это пинками под зад. Жизнь не здесь, она там, за дверями спальни.

– Мне нужно бежать, ― чмокнув Николу в щеку, Антония сползла с постели. ― По счастливой случайности сегодня пятница. Девочки соберутся в «Люцифере». Уверена, за столиком найдется место и для тебя. Пришло время вернуться к жизни, малышка.

Уголки губ Николы тут же опустились вниз, серые глаза стали на два оттенка темнее.

– Может в следующий раз, ― опустив глаза Никола открыла ноутбук. ― В конце концов на кухне меня ждут бутерброды, думаю «Грязные танцы» немного разбавят мой список драм.

– «Грязные танцы» никуда не денутся! Они доступны зрителю в любое время с 1987 года, а вот красавчики музыканты нарасхват. Я бы на твоем месте не теряла время зря.

Никола улыбнулась, непроизвольно окинув взглядом коллекцию фото на зеркале. Нормальные люди бережно ставят фото в рамки, но Никола и «нормальная» в априори слова синонимы. Ава, Мира, и Никола, как три мушкетёра бок о бок шагали, начиная с младшей школы. Многочисленные фото с подругами, с вечеринок, праздников, школьных дней, хаотично торчали за рамой зеркала.

Рано или поздно, ей предстоит взглянуть в глаза подругам. Быть может Антония права, сделать это сегодня не такая уж и плохая идея. Во всяком случае, львиная доля внимания достанется красавчикам музыкантам, и, если что-то пойдет не так, Николе легче легкого будет ускользнуть домой, обратно под одеяло.

– Подумай над этим.

Антония накинула на плечо сумку и уже хотела уходить, как вдруг остановилась.

– Кстати… Мне сегодня снилась Ава… ― задумчиво пробормотала себе под нос.

Никола затаила дыхание, вернув внимание на тетю. Сердце вдруг стало пропускать удары.

– Один из тех твоих снов?

Мысленно она молилась услышать отрицательный ответ.

– Да. На ней было зеленое платье. Такое яркое… Струящаяся ткань. Шифоновое с глубоким декольте. Я еще подумала, что ей идет, оттеняет цвет глаз. Она стояла над обрывом, готова шагнуть вниз, а над головой у нее летали вороны. Я чувствовала тревогу. Настолько сильную, что казалось она овладела мной без остатка загнав в оцепенение. Я смотрела на Аву и ничем не могла ей помочь.

Тошнота комом подошла к горлу. Никола старалась не выдавать закравшегося в сознании ужаса, но Антония читала ее, как открытую книгу.

– Ну да ладно, не бери в голову, ― улыбнувшись, Антония попыталась снять напускной ужас. ― Разрешаю надеть мои новые туфли, если все же надумаешь выбраться из своей берлоги.

– Розовые?

– Да. Подойдут под твой новый образ. Это же надо было додуматься покрасить волосы в розовый! ― рассмеялась Антония.

Никола пригладила себя по волосам, взглянув в зеркало. Одна из вечеринок в Палермо требовала жертв. Николе на мгновение показалось, что малиновые пряди помогут скрасить её абсолютную посредственность по части красоты и скрыть некоторою особенность.

Антония закатила глаза и покачала головой. Еще раз мельком взглянув на Николу, она отправилась на работу.

Никола раскинулась на кровати. Глядя на пушистые облака, умело нарисованные на потолке, она никак не могла решить, что же делать: коротать вечер в компании Патрика Суэйзи, или все же подруг. Сон Антонии не шел у нее из головы. Ей срочно нужно увидеть Аву. Необязательно ведь показываться на глаза, можно затеряться в толпе. Только взглянуть одним глазком, удостовериться, что Ава в порядке, развлекается, как и положено в девятнадцать лет. И что она не в зеленом шифоновом платье. Да, решено, Никола идет в бар.

Девушка принялась перебирать наряды. Нельзя показываться на люди в том состоянии до которого она себя довела. Нужен образ типичной Николы. Дерзкий, яркий, ну и немного странный. Явись она в джинсах и худи, по всему Блед тут же поползет молва. Яркий макияж, узкие черные брюки, корсет, косуха, ну и пользуясь случаем, малиновые туфли Антонии – то, что нужно.