Чингисхан. Демон Востока

Глава двадцать пятая Взвешенные риски

Быстро выехать в сторону гуннских земель Эйриху не удалось, потому что пришлось улаживать вопросы с визиготами и похоронами их бывшего рейкса.

Отведение русла реки, даже небольшой, потребовало напряжения сил части племени, а также участия Эйриха, который быстро понял, что выделенные Сенатом соплеменники начали действовать неправильно. Пришлось ему лично участвовать в организации инженерных работ, опыт которых мог пригодиться при будущих осадах — он решился на такое только ради опыта, а не ради чего-то ещё.

«Если не можешь остановить сомнительное дело, то хотя бы сделай так, чтобы оно было сделано с наименьшими для всех проблемами и не стало истоком новых бед», — подумал он.

Решив, что остановить эту шикарную глупость уже не в его силах, претор вызвался всё это возглавить.

Эйрих поездил по фракийским речушкам, выбрал одну подходящую и требующую наименьших трудозатрат, после чего разработал план временного изменения её русла. На это потребовалось полдекады, потому что пришлось ходить по берегу и окрестностям реки с хоробатом наперевес,[51] измерять наклон поверхности и прикидывать объёмы земли, которую предстоит вынуть.

Гораздо проще было бы насыпать курган, потому что там даже думать не надо, знай себе и копай, но готы не ходят простыми дорогами.

Следствием скрупулёзных расчётов Эйриха стало рытьё канала, призванного временно соединить Арду с давно пересохшим руслом безымянной реки, названия которой не помнят даже местные римляне.

Ждать, пока завершится выемка земли и Арда пойдёт другим путём, Эйрих не стал, поэтому сразу же, как стало ясно, что дальше справятся без него, начал сбор войска.

— Я благодарен тебе, претор, за то, что ты помог нам, — произнёс Валия, бывший советник Алариха.

Этого казнить не стали, потому что он быстро понял, к чему всё идёт и приложил усилия, чтобы оказаться полезным.

Молниеносно, как стало очевидно, что мирные визиготы не уйдут от вражеского войска, Валия собрал всех старейшин и предложил свой план действий: к моменту, когда остготские воины оцепили обоз, у визиготов было установлено единство мнения о том, что надо вступать в Сенат, проявив полную покорность перед победителями. Это сделал Валия, о чём сразу же сообщили визиготские старейшины. Консул Зевта оценил существенное облегчение своей работы, безвозмездно дарованное Валией, поэтому не стал казнить его, как собирался изначально.

И визигот старается быть полезным: он вызвался участвовать в походе на гуннов, рассчитывая втереться к Эйриху в доверие.

— Ты и сам знаешь, почему вообще нами были затеяны такие пышные похороны, — произнёс Эйрих, после чего посмотрел вдаль.

Если территория к югу от Дуная была холмистой и лесистой, с небольшими вкраплениями относительно ровных полей, то сразу на северном берегу начиналась большая равнина, отлично подходящая для выпаса многочисленного скота.

Эйрих знал, что если проехать отсюда примерно восемьдесят-девяносто миль строго на север, вновь наткнёшься на холмы и прочие неровности, но длиться они будут миль пять-десять, после чего вновь начнётся равнина. Если бывавшие тут воины не врут и не ошибаются, конечно же.

Но можно миновать холмы, если поехать на северо-восток, вдоль этой цепи из тысяч холмов — тогда будешь ехать по степи, пока не упрёшься в реку Данаприс, называемую греками Борисфеном.

И пусть никто точно не знает истинных пределов Гуннской державы, но Эйрих уже видел, что тут гунны кочуют очень плотно. Следы жизнедеятельности скота и людей видны отчётливо, встречались уже места длительных стоянок степняков, всякий мусор, выбрасываемый в ходе их жизни, причём из разного времени, что означает систематичность сезонной смены уже поделенных между родами кочёвок.

«В этом краю имеет смысл кочевать только летом и ранней осенью», — заключил Эйрих, после того, как в течение нескольких дней знакомился с местностью. — «Лесов мало, ветра зимой и ранней весной будут лютыми, но сейчас погода приятная, а значит, тут можно вольготно пасти скот аж до самой поздней осени».

Вся жизнь, прожитая в кочевьях, откликнулась в разуме Эйриха целым шквалом воспоминаний. Дети, жёны, друзья, родичи… Юрты, скот, тяжёлые и лёгкие зимы, сложнейшие испытания, любовь, предательства, гибель друзей, врагов, родичей, борьба и восхождение к власти…

— Скажи мне, Валия, — обратился к уже бывшему визиготу Эйрих, встряхиванием головы отогнавший мысли об ушедшем. — С каких пор ты стал таким ярым республиканцем?

— Буду честен с тобой, — произнёс визигот, — я не понимаю вашего способа управления державой, потому что мне непонятно, как ваши сенаторы отвечают за последствия. С тобой и другими магистрами мне всё понятно — накажет Сенат. А кто накажет его?

— Твоё непонимание исходит из незнания, — усмехнулся Эйрих. — Есть механизмы, наказывающие сенаторов. И сокрыты они в народе. Люди сами решают, когда старейшина зарвался и перестал представлять интересы трибы — люди могут собраться, проголосовать и вышвырнуть старейшину из общины, после чего избрать нового.

— Слишком много власти для простолюдинов, — поморщился Валия.

— А ты сам большая знать? — посмотрел на него Эйрих ничего не выражающим взглядом. — Ты заразился от Алариха его презрительной спесью. Будь осторожен, она уже сгубила его, но легко может сгубить и тебя.

Валия не нашёл, что ответить. Нет, он нашёл ответ, только вот портить отношения с первым человеком среди готов — это большая ошибка.

— Если тебя не устраивает наш способ управления державой, то тебе нечего среди нас делать, — продолжил Эйрих.

— Похоже, мне придётся многое переосмыслить… — неуверенным тоном произнёс Валия.

— Что тебе мешало держать рот закрытым? — спросил вдруг Эйрих. — Это ведь ты надоумил Алариха идти против нас, так?

Валия побледнел и застыл. Конь под ним даже недоуменно остановился от непонятной команды, данной сжавшимися ногами.

— Я… мне… — прошептал он одними губами.

— Битва против Алариха всё равно бы состоялась, — снисходительно улыбнулся Эйрих. — Возможно, столкнись мы в Италии, всё обернулось бы куда хуже, так что это даже хорошо, что мы вскрыли этот тошнотворный гнойник гораздо раньше. Я не зол на тебя за твои действия, ты служил своему господину. Но у тебя нет больше господина, я им становиться не желаю, поэтому выкручивайся из этой ситуации сам. Попробуй вступить в Сенат от своей родовой трибы, попытай счастья в воинской стезе или даже в торговле — где угодно, но не подле меня и моего отца.

Бывший советник Алариха не нашёл, что ответить, но теперь уже по-настоящему.

— Скоро больше не станет различия между единым готским народом, — произнёс Эйрих. — И если хочешь достичь каких-то высот в нашем сообществе, а ты можешь, ведь далеко не скорбен умом, то действуй через существующие механизмы. Какова численность твоего рода?

Валия отмер и потрясённо проморгался. Похоже, что он уже видел перед глазами картину, как ему рубит голову Альвомир.

— Мой род насчитывает почти тысячу человек, — ответил он, когда взял себя в руки.

— Маловато, — разочарованно цокнул Эйрих. — Но минимальный порог численности для подачи заявки на формирование трибы у тебя есть. Кто-нибудь из уважаемых людей рода уже предпринимал что-то?

— Без моего слова никто на такое не решится, — покачал головой Валия.

— Тогда, как вернёшься, подавай заявку, а я поспособствую в её скорейшем одобрении, — ободряюще улыбнулся ему Эйрих. — Мне нужны лояльные сенаторы, которые обязательно поддержат меня во время заседаний. Я уже вижу тебя в сенаторской тоге, Валия…

— Я посмотрю, что можно сделать, — ответил на это визигот. — А сейчас мне надо проведать сына…

— Он идёт с дружиной Атавульфа? — уточнил Эйрих. — Его зовут Сегером, верно?

Визиготские воины, в количестве четырнадцати тысяч, присоединились к походу, уже прозванному готским.

Пусть между двумя братскими народами есть нехорошая братоубийственная история, но больше делить было нечего, ведь победитель уже однозначно определён. А «усугубили» всё красивые жесты со стороны правительства остготов, а также приобщение визиготских старейшин к власти, как можно рассматривать их представительство в Сенате. Визиготы и остготы имеют сейчас максимальные шансы стать единым народом, который больше не разделяет власть и воля рейксов…

— Да, — подтвердил Валия. — Мне нужно спешить.

— Не держу, — отпустил его Эйрих.

Мили вокруг контролируются дозорами, начало и конец походной колонны оберегают легионеры, готовые встретить даже неожиданно появившегося врага. На дороге, потоптанной тысячами ног, уже начала подниматься незначительная пыль, день ясный, прохладный ветерок пытается царапать щёки Эйриха — почему-то ему сейчас захотелось оказаться в бражном доме и выпить пару-тройку кубков с разбавленным вином…

Они шли прямо в степь, что кем-то может быть сочтено глупостью. Не должны земледельцы идти войной против степняков, углубляясь, при этом, так далеко в их владения. За такое земледельцам положена лишь одна судьба — бесславная погибель.

Но Эйрих знал, что делает, поэтому даже рассчитывал разбить войско гуннов, которое просто не может быть слишком многочисленным, ведь в степях, после неудачной и несвоевременной гибели рейкса Улдина, до сих пор тлеет смута. Даже если гуннов будет сорок тысяч, Эйрих к этому готов. Но что-то подсказывало ему, что не будет.

Часы спокойного пути, доклады дозоров о спешно собирающихся кочевых поселениях, обоснованно не ждущих от вторженцев ничего хорошего, припекающее осеннее солнце, лёгкое нытьё уже почти заживших рёбер — Эйрих, несмотря на последнее, был доволен.

А затем приехал посыльный от передового дозора.

Руа знал, что одержимый дэвом сопляк придёт. И он пришёл.

Войско визиготов и остготов, примерно насчитывающее тридцать с лишним тысяч воинов, уверенно вошло в степи и направилось в сторону личных кочевий Руы.

Едва ли они знают точное расположение его владений, просто кочевья его обширны и занимают восточную часть степей в районе Дуная. Мимо не пройдёшь.

Кагану всех гуннов пришлось спешно собирать все силы и даже отзывать половину войска, что охраняло безопасность северо-восточных пределов контролируемой им территории, где среди антов сеет смуту недобитый Дариураш.

Два крупных сражения подточили силы обеих сторон, но Руа в обоих случаях вышел победителем, поэтому с полным основанием заявил о своих правах на власть над всеми гуннами. Но была небольшая проблема в лице Дариураша, и она ещё не решилась. Большая битва против обнаглевших готов сейчас совсем не к месту, но, похоже, придётся вступать в неё и надеяться победить.

Ужасный дэв, с которым спутался остгот Эйрих, мешал кагану спать. Он приходил к нему в кошмарах, с людоедской улыбкой рассказывал, как будет жевать его внутренности, а затем надругается над его жёнами…

«Проклятый дэв, я убью тебя!» — мысленно прорычал Руа, едущий на коне во главе своего войска. — «Втопчу в землю, расчленю, сожгу остатки и заставлю моего коня поссать на тебя!!!»

Об Эйрихе он даже не думал, искренне считая его марионеткой истинного зла, так ловко играющего с людскими жизнями. Шаман Тобо дал кагану девять амулетов для защиты от потусторонних сил, каждый вечер проводил защитный обряд, а ещё приносил в жертву по три ягнёнка, дабы умилостивить почему-то гневающегося на всех них Тенгри.

Готское войско увидели у Дуная. Разведчики следили за ним издалека, пока оно не прибыло к границе личных кочевий кагана. Битва состоится здесь.

— Величайший каган, готы хотят переговоров, — подъехал к нему сотник Шурам, дальний родственник по материнской линии.

Руа посмотрел в сторону вражеского войска, построившегося как римляне. В командной ставке знаменщик машет белым флагом, символизируя желание провести переговоры.

Каган лишь кивнул, после чего вороной конь был развёрнут в направлении его личной дружины, состоящей из лучших воинов степи.

— Ашак, выедешь первым, скажешь, чтобы убрали своего великана подальше от меня, — приказал Руа, подъехав к ожидающим его команды воинам. — Не хочу видеть его. Скажи, что либо он отходит подальше, либо переговоров не будет. Не сильно-то они и нужны нам…

— Сделаю, — поклонился Ашак.

На кагане были баснословно дорогие римские доспехи, набранные из стальной чешуи, на голове его был высокий шлем с чёрным плюмажем, изготовленный лучшими мастерами гуннов, на поясе его висел длинный меч, полученный Руой боем в небольшой деревушке близ Альп, а на спине его висел круглый щит, окантованный пучками волос с голов его врагов. Говорят, что о его щите среди воинов ходит молва, якобы сила духов поверженных врагов способна отводить стрелы.

«Что-то в этом точно есть», — подумал Руа с грустной усмешкой. «Сколько раз я подставлял щит под стрелы, но они попадали мне в броню или в шлем, а не в него?»

Они тронулись в путь.

Между готовыми к битве сторонами было чуть меньше тысячи шагов, поэтому Ашак ускорил коня и подъехал к делегации готов сильно раньше остальных гуннов, которые, к тому же, остановились на дистанции в триста шагов.

Руа увидел дэва. Лицо его сокрыто шлемом с личиной, ростом он, действительно, сильно выше нормального человека. Кожа его не железная, как уверяли воины, а покрыта очень тяжёлыми, даже на вид, стальными пластинами. В правой руке он держал большую секиру, причём держал её так, словно это какой-то лёгкий топорик. Сердце кагана пропустило удар, когда он увидел, что дэв посмотрел на него. Каган быстро перевёл взгляд на конного юношу, мысленно частя со всеми известными молитвами к Тенгри.

Эйрих, восседающий на своём белоснежном коне, состояние шерсти которого демонстрирует почти что материнскую заботу, с равнодушным выражением лица выслушал Ашака, подумал немного, после чего кивнул и дал знак дэву.

Великан развернул коня и поехал обратно к войску. У Руы прямо отлегло от сердца. Теперь можно и поговорить.

— Чего вы хотите, остготы? — подъехал каган на переговорную дистанцию.

— Хочу посмотреть тебе в глаза и кое-что спросить, — заговорил Эйрих. — Зачем ты предал нашу дружбу? Мы ведь могли сделать столько всего… Мы могли стать надёжнейшими союзниками, под ноги которых падёт весь мир… Зачем, Руа?

— Ты якшаешься с силами, которые не можешь контролировать, — ответил на это каган. — Это погубит тебя, Эйрих. Уже погубило, но ты ещё этого не понимаешь.

Остгот удивился, но проявил на лице лишь тень удивления. Руа в людях разбирался, поэтому мимо него это не прошло.

— Что ты такое несёшь? Какие силы? — не сдержал удивления Эйрих. — А-а-а, ты, наверное, о моём легионе, созданном по образу старых легионах римлян? Я знаю, чем чревато его усиление впоследствии, но это, скажу я тебе, недостаточно веская причина, чтобы подло натравливать на меня тысячу своих воинов! Неожиданная и подлая атака — это слишком даже для меня! Я никогда не обманывал тебя, не предавал, а ты вероломно предал наш священный договор! И ты заплатишь за это. Сегодня.

Руа покивал своим мыслям, которые касались тлетворного влияния дэва, после чего развернул коня и поехал прочь. Переговоры состоялись.

— Я всё равно ничего не понимаю, дядя Антемий, — развёл руками император Восточной Римской империи Феодосий II.

Малец не прожил и десяти лет, но консул Флавий Антемий уже видел в нём отцовские черты и полную неспособность к политике. Как и императору Аркадию, Феодосию II было плевать на политику, плевать на попытки консула объяснить, что именно произошло накануне, а волновали августейшего мальчонку лишь игры в дорогостоящие куклы, беготня с придворными по саду и театральные представления.

Но зато его очень внимательно слушала Элия Пульхерия, старшая сестра императора. Флавий Антемий уже давно замечал в ней большой потенциал, но сильно жалел, что она родилась девочкой…

— Наши легионы вернулись с победой, — после усталого вздоха, начал повторять консул. — Остгот Эйрих, уже виденный тобой в этом дворце, одержал решительную победу над визиготом Аларихом, а сам получил травму. Что это даёт нам?

Император не сразу понял, что вопрос не был риторическим, но совершенно не мог вспомнить, какие выводы консул озвучивал жалкие пять минут назад.

— Это даёт нам относительное спокойствие на северных рубежах, — не дождавшись ответа, продолжил консул. — В перспективе, если это не потребует чрезмерных усилий нашего войска, я вижу возможность вернуть полноценный контроль над южным берегом Дуная, но, пока что, об этом думать слишком рано, ведь вновь начались какие-то шевеления на юго-восточной границе…

— Персы никогда не успокоятся, — заявила Элия Пульхерия. — Но нам нужен союз с ними.

Консул неоднократно говорил об этом во время разговоров с императором, но мальцу было совершенно всё равно на каких-то там персов, ведь тогда оставалось меньше получаса до ужина и выступления придворных актёров.

— Да, — кивнул Флавий Антемий. — Если удастся надёжно замириться с персами хотя бы на пять-десять лет — мы сможем высвободить несколько легионов для восстановления полного контроля над Мёзией…

— Колонисты, — произнесла Элия Пульхерия. — Ты что-то говорил о колонистах.

— Говорил, — улыбнулся ей консул. — Мы, наконец-то, сможем расселить несколько тысяч семей восточных колонистов во Фракии, потому что готы оттуда очень скоро уйдут и освобождённые земли кто-то должен будет занять. А у нас есть крупная группа будущих колонистов, согласных принять наши условия и осесть колонами.

Остготские роды, засевшие во Фракии, официально числились федератами, но это была лишь формальность. На самом деле, они никому не подчинялись, просто жили там, даже набегов не учиняли. Покойный Флавий Аркадий не любил вспоминать о них, решив, что если игнорировать проблему, то её, как бы, нет.

Примерно год назад на востоке Сирии случилась эпидемия оспы, от которой бежали тысячи и тысячи. Болезнь ушла так же, как и пришла — молниеносно, но эти люди уже покинули родные земли. И пришли они в Константинополь, чтобы сам император решил их проблему. Но эту обязанность спихнули на консула, который и так регент и изначально ответственный за все решения, а тут появилась отличная возможность.

Император, в силу возраста, сам такие решения принять не может, но худшее не это. Худшее — он не хочет вдаваться ни в какие подробности политики собственной державы.

Больше всего консул опасался, что император Феодосий II такой же, как отец. Если мальчик не будет проявлять должного интереса к политике, то…

Флавий Антемий вдруг посмотрел на Элию Пульхерию. Эта девочка не сможет стать императрицей при живом брате, но необязательно быть императором, чтобы на деле править страной. Сам консул был тому живым, пока что, примером, поэтому мысли его пошли в определённом направлении.

— Но колонисты — это малозначимый вопрос, — продолжил Флавий Антемий. — Куда более важный вопрос — что готы собираются делать дальше. И у меня есть сравнительно свежие сведения о том, что претор Эйрих направил своё войско в гуннские степи. Это неслыханное действо…

— Он показался мне умным, — вдруг произнесла старшая сестра императора. — В тот раз, на похоронах папы… Мы поговорили с ним. Я хотела купить у него его гиганта, но он отказался.

Флавий Антемий тоже хотел купить у него того гиганта, но тоже получил отказ.

— «Ищи себе другого великана за спину», — процитировала Пульхерия. — Он так мне сказал.

Девочка умеет видеть потенциал — это хорошее качество. У неё, официально, нет денег, она не имеет права ими распоряжаться, во время похорон императора у неё денег тоже не было, но она захотела купить себе надёжного воина. Консул хотел себе этого… Альвомира, примерно с теми же целями.

— Он пошёл против гуннов? — спросила девочка. — Он либо глупец, либо мы чего-то не знаем. Учитель-раб Афиноген говорил мне как-то, что не следует сражаться против пчёл внутри их улья… Либо этот Эйрих не дружит с умом, либо никогда не слышал эту пословицу.

Консул тоже подумал сначала, что бог наслал Эйриху безумие, раз этот гот вздумал идти с войском в степи гуннов, но затем Антемий вспомнил контекст и восхитился решительностью парня. Эйрих знает, что в степи распри, войско его стало чуть больше, чем было до битвы, поэтому теперь всё выглядит так, будто у Эйриха есть конкретный план, со взвешенными рисками и рассмотренными прибылями. Нет, в степь он пошел не под влиянием эмоций, а с холодным расчётом…

— Можно я пойду, дядя Антемий? — заканючил император Феодосий II.

Слова подопечного выбили консула из уже проторенной колеи хода мыслей, он тряхнул головой и сделал разрешающий жест.

— Итак, консул, — Элия Пульхерия запрыгнула на освободившийся трон. — Расскажи мне побольше о том, что мы можем извлечь из всего этого…