Четвертое состояние

I

«Глубокоуважаемый Геннадий Александрович!

Как видите, я не забыла вашей просьбы, хотя и не уверена — все ли ваши вопросы запомнила.

1. С чего началось?

В двух словах — с изучения «эффекта Кирлиан».

Живут эти супруги в Краснодаре, увлекаются разными вещами, и вот однажды им (кому уж точно — не знаю) пришла в голову мысль сделать снимок зеленого листа в высокочастотном поле. Собрали установочку (наверное, такую же, как первая наша — конденсаторная), между пластин конденсатора поместили листок и... Представляете, на поверхности листа, самого обычного, любого зеленого, едва его подвергнешь облучению высокочастотным полем, появляются мелкие пестрые — оранжевые, красные, голубоватые — точки, которые вдруг сменяются крупными лиловыми пятнами, а еще спустя секунду-две — новая картинка, словно в калейдоскопе, когда его поворачиваешь. Представляете? А что было с нами, когда мы все это впервые увидели собственными глазами! Антон торжественно заявил: «Я перерыл всю литературу, дважды консультировался у Добродеева — полный шок. Шедеврально, а? Никаких гипотез о природе свечения — пусто. Вот так конфетку преподнесли Кирлиан... Кто «за»?»

«За» были, конечно, все. А сколько нас тогда было? Трое? Четверо? Тему разделили по специальностям. Антон, разумеется, ухватился за главное — природа свечения, а меня заставил искать зависимость между напряженностью поля и характером свечения живых клеток — к тому времени мы уже знали, что в высокочастотном поле светится практически все живое.

2. Как развивалась идея?

Начали мы с простого повторения опытов Кирлиан. Но уже через два-три месяца, убедившись, что «эффект Кирлиан» в природе действительно существует, раздвинули рамки эксперимента насколько позволяли условия и наша установка. Экспериментировали мы страшно много, ночами сидели. Антон заставил изучать свечение листьев, черешков, почек, цветов, кожи, тканей печени человека (Татьяну заставлял таскать нам препараты из морга), альпийских фиалок... Светилось все, но все по- разному. У меня сохранилась коробка со слайдами — вот тоже была морока! Цветная пленка низкочувствительная, все нужно делать в темноте (спасибо Добродееву — раздобыл для нас особую пленку).

Через полгода мы уже начали тонуть в экспериментальном материале — никакого просвета. Что может быть общего у листа герани и кусочка печени человека? Экспериментировали мы и с вытяжками, и с чисто клеточной культурой, и с чистыми белками, и с чистыми ферментами... Все светится, пестрит красками, а что именно?

Первую закономерность нам удалось выявить, как я помню, лишь к весне. В чем она заключалась. Рано или поздно, но свечение на живых тканях все же угасало, и нужно было ждать час или даже два, чтобы ткань засветилась вновь. Однако, и в этом было наше первое открытие, отнюдь не по всему полю, как раньше, а рваными областями. А между этими цветными, как прежде, областями, словно звездные туманности, — бледные светящиеся пятна. Мы их назвали пятнами электрического истощения. Самое интересное заключалось в том, что такие пятна «электрического истощения» появлялись только на живых объектах. Понимаете? Если в высокочастотном поле светится практически все живое, то вот эти «звездные туманности» появляются только на живом, которое структурно не разрушено (на коже человека они есть, а на кусочке срезанной кожи уже нет, понятно?).

Я вам еще не надоела своей лекцией? Правда, вы ведь сотрудник научно-популярного журнала, но все же... Перейду лучше сразу к сути нашей концепции.

Нам сразу же было ясно, что природу свечения живых тканей нужно искать в электрических явлениях. Но в каких именно? Антон, конечно, ждал, что спасительная идея о природе электрических разрядов в живых тканях придет в голову кому-то из нас, физиков: Вадиму Шлемову, Косте Загайнову или, наконец, мне. Увы! Разочарование Антона в своих помощниках было настолько сильным, что он, трижды обругав нас за тупость, сам засел за изучение физики. Ему-то и пришла в голову мысль, что мы своей высокочастотной установкой регистрируем излучение плазмы.

3. Как родился термин «биоплазма»?

У меня сохранился наш легендарный «манифест», который мы с помощью академика Добродеева издали в качестве учебного пособия. Вот точное название этой книжки (при желании ее можно найти в библиотеке им. Ленина): «Концепция биологической плазмы. Методическое пособие для биологов — преподавателей, аспирантов и студентов старших курсов». Цитирую:

«Сам термин «плазма» возник случайно в 1928 году и впервые введен в научный обиход американским физиком И. Ленгмюром (Бирман, 1966). Работая с дуговым газовым разрядом, Ленгмюр счел нужным применить термин для характеристики газа во внутренней, свободной от пространственного разряда области, где электроны и ионы встречаются часто и где имеет место обычное для ионизированного газа состояние. Долгое время ему не удавалось найти подходящее название. И лишь однажды, быстро войдя в лабораторию, Ленгмюр сказал своему молодому сотруднику: «Назовем-ка его плазмой». Так биологический термин укоренился в физике».

Надо сказать, что Ленгмюр, сам, конечно, того не подозревая, оказал биологам (и нам в первую очередь) явно медвежью услугу: в биологии (и в медицине тоже) теперь существует два понятия плазмы: та, что в крови, и наша — биологическая, которая на самом деле отнюдь не биологическая, а электрическая — ионно-протонно-электронная. О господи, сколько раз мы проклинали Ленгмюра за то, что он так легкомысленно перепутал биологию с физикой, а электричество с кровью! Спасибо Гринееву — изобрел новый термин, а то мы бы до сих пор чертыхались, пытаясь объяснить (особенно журналистам), в чем тут дело, почему под одним и тем же словом подразумеваются столь различные вещи.

4. И последний ваш вопрос: кого надо считать авторами концепции биоплазмы?

Я думаю (и Антон со мной согласен), что правильней всего на этот вопрос ответить списком тех, кто поставил свои имена на нашем «манифесте» — на нашей первой научной работе: А. В. Колющенко, В. С. Гринеев, В. Н. Шлемов, К. А. Загайнов, ну и я — тоже подписала. Хотя, руку положа на сердце, во-первых, я подписала «манифест» из солидарности, а во-вторых, как бы там ни упрямился Антон (опять же из солидарности), идея биоплазмы принадлежит ему одному. Ну, может, еще и В. С. Гринееву, который, собственно, к придумал этот термин — «биоплазма».

Я ответила на все ваши вопросы, Геннадий Александрович? Прошу простить, если что упустила. Да и за сами ответы: не журналист ведь я, какой уж бог дал стиль...

Счастья вам, новых книг и статей, ну и — всего остального.

Л. Коренева.

21 июля 73 г.».

II

«Милая Людмила Михайловна!

Ведь как было дело? Вылетел я в Ташкент — репортаж в номер о том, как выращивают, обращая на корм скоту, микроводоросль хлореллу. Репортаж в номер — одна нога здесь, другая там, а через три дня, хоть убейся, — пятнадцать страниц текста на стол ответсекретарю — такова журналистская жизнь! Что я, в принципе, и выполнил. Даже репортаж в ташкентской гостинице успел вчерне набросать — осталось раз плюнуть: сел за «Эрику», набарабанил в двух экземплярах...

Припыливаю, значит, на таксоне в Ташкентский порт, регистрируюсь... Задержка! На все столичные аэродромы: Москва грозой окуталась. Покупаю с досады пакет газет, открываю — четвертая полоса, всегда: с нее читаю, — бац! «Лазер работает на урожай». «Биофизическая лаборатория Средне-Азиатского государственного университета имени... Руководит ею... Вот уже семь лет, как лазер работает здесь на урожай... Всхожесть семян томатов и огурцов повышается на двенадцать — двадцать один процент... Опыты показали... с помощью световых излучений лазера возможны и тонкие вмешательства в наследственный аппарат растений...» Вот так груша! Такую темочку прошляпили... Да меня же наш ответсекретарь Гоша съест! Бегу в кассу: «Переадресовка — круиз через Алатау!» И мог ли я предполагать такой финал?

Но вернемся к сути. Учитывая мои векселя, мне ничего не остается делать, как завтра же включить в план работы отдела сенсационный очерк под таким, скажем, звучанием: «Биоплазма — четвертое состояние организма». Нет, плохо. Давайте так: «Четвертое состояние жизни». А? Звучит? Сам знаю — звучит. Да, наш ответсек только за один этот заглавий должен нам с вами полномера дать!

Итак, достигнуто: очерк на два номера плюс шесть-восемь фото. Сделаете сами?

Далее. Каким ваш шеф располагает научным материалом? Статьи-оттиски, отчеты (опубликованные), рефераты и пр. Надо! У нас такая редколлегия — звери. Все изучают только в подлиннике. Найдете?

Далее. Поскольку я о своем круизе вынужден был доложить по инстанции, начальство мое теперь мне Алатау черта с два подпишет. Был там? Был. Материал собрал? А материал-то я и не собрал... Так что вышеозначенный сенсационный очерк о биоплазме, как вы догадываетесь, я смогу написать только с вашей активной помощью. Понимаете, милая Людмила Михайловна? Если говорить всерьез, в жизни не приходилось писать очерки столь странным образом — по письмам от женщины. Но что прикажете делать? Только так — сами понимаете. Оцените ситуацию, взвесьте все как следует... Договорились? А для начала (для ликбеза, будем считать) еще несколько вопросиков:

1. Кто такой B. C. Гринеев? Почему у вас такое несколько прохладное к нему отношение?

2. Какая, простите, связь между пятнами «электрического истощения», которые вы мне описали так живо и увлекательно (а стихи вы, милый физик-лирик, случайно не сочиняете?), и вашей концепцией биоплазмы?

3. Что представляет собой ваш обожаемый шеф и начальник Антон? Что-то такое смутное припоминаю про лабораторию — техника там всякая у вас а ля модерн, идеи космогонические... Ну и вас, конечно, помню, моего гида: как вы меня прокатили по городу, все так мило объяснили, показали, потом привезли к этой вашей Дарье-общественнице... Мы ведь в саду первоначально сидели, память не подводит? Давно уж, отчетливо запомнил, не испытывал я такого душевного удовольствия — ощущать присутствие дамы... О, аллах всемогущий! Помню потом, как пришел ваш начальник Антон — симпатичный такой, шумный малость... Коньяк тоже помню. Ужин — уже смутно. А что дальше... Так он, ваш шеф и наставник, выходит, не физик? А кто ж тогда? Такими терминами сыпал: эмиссия, электронно-дырочная проводимость... А? И Дарья ваша... Охо-хо!

И последнее: ради аллаха, не называйте меня (умоляю!) «глубокоуважаемым...». Даже если я и удрал совершенно неприлично, даже не попрощавшись с очаровательной хозяйкой, даже если я что-то и натворил там неприличного, у Дарьи-общественницы, то я же на коленях перед вами! «Глубокоуважаемый к-дарье-заезжаемый...» Фу!

Людмила Михайловна, будьте человеком! Даже в образе мудрого физика.

Как говорили в прошлом веке — целую ваши ручки.

Ген. Лавров».

III

«Да, Геннадий Александрович, ваш отъезд, признаться, озадачил нас не меньше, чем ваше стремительное появление. У нас в лаборатории побывало уже немало корреспондентов, мы уже немного привыкли к их странностям, понимаем, что эти странности во многом порождаются спецификой журналистской профессии, и все же...

Знаете, когда вы (не буду описывать ваш вид — он был и довольно комичен, и вызывал жалость одновременно, да это и понятно — в июле в Алатау такая жара!..) появились в лаборатории и вместо «здравствуйте!» протянули свое красное удостоверение, на обложке которого такими большими буквами, что даже с моего места легко было прочесть, золотом вытеснено «ПРЕССА», у Антона, я это хорошо заметила, даже глаза округлились.

Дело в том, что Антон обожает ваш журнал, у него есть такое словечко. — «шедевральный». Так этот эпитет родился как раз от безмерного обожания вашего журнала. Антон нас всех заставляет читать только «Мысль и труд», стенгазету мы оформляем только вырезками из «Мысли и труда», и вдруг — словно с неба — специальный корреспондент!

Когда до Антона наконец дошло, кто вы такой, он даже не посчитал нужным скрывать счастливую улыбку. Заметили? Нет, не подумайте, что это от корысти, что Антон так жаждал публикаций о наших работах в «Мысли» (воспользуюсь вашим термином — так действительно гораздо удобнее). Нет, поверьте, внимание, которым Антон окружил вас с первой же минуты появления в лаборатории, — от чистого сердца; вот если бы вы были редактором «Вопросов биологии» — тогда да, все верно. Корысть налицо: «Вопросы биологии» еще не пропустили ни одной статьи о наших работах (и, думаю, никогда не пропустят), и тут уж дело коллективного престижа — добиться расположения, внимания и т. п. Но «Мысль»!.. Просто любовь от чистого сердца. Поэтому Антон так жаждал окружить вас заботой, вниманием, что, конечно же, перестарался. Вот только Дарья — это уж накладка (общественная): в июле в Алатау такой наплыв гостей, что без бронирования Антону не удалось бы устроить вас в самую заурядную гостиницу. Вот и пришлось «разместить» у Дарьи. И меня тревожит, хотя она сама божится-клянется, что «клиент остался доволен», — не Дарья ли причина вашего поспешного отъезда в Москву? К сожалению, мы слишком хорошо знаем нашу Дарью — она все может.

Но я, кажется, заболталась — вас интересует история нашей лаборатории, да?

Начало было, конечно, и смешным, и наивным (или это с позиций сегодняшнего дня?).

У меня на носу была курсовая, все темы от кафедры — тоска зеленая, школярство, и вдруг к нам в общежитие заявляется Антон (можете представить: косая сажень в плечах, буйная шевелюра — «сапожная метла», как выражается Татьяна, глаза — кошачьи, горят) и от порога, не задерживаясь, бухает: «Люся, одевайся, хватит дурака валять — поехали». Что тут в комнате поднялось! Девчонки повскакивали, окружили Антона, обнимают, целуют, орут, визжат... «Ура, Антон! Хвала Антону!» И так далее.

К моему немалому изумлению, Антон и меня привез на свой биофак, где он сумел отвоевать крохотную клетушку, выставив оттуда метлы и ведра уборщиц, и на площади в четыре с половиной квадратных метра сооружал теперь установку высокочастотной фотографии по методу супругов Кирлиан. О Кирлиан я уже рассказала.

Да, вы не ошиблись: Антон сейчас в физике разбирается ничуть не хуже, чем в своей родной биологии. Но знали бы вы, чего ему стоила физика! Такого упорства, такой настырности я не встречала даже у самых знаменитых спортсменов. Сколько Антон спал в те годы (именно в годы) — я не знаю. Татьяна, во всяком случае, ссорилась со мной каждую неделю, ибо главным консультантом по физике у Антона была я.

Антон был извергом — поверьте. К тому же тупым извергом. Физика ему давалась с величайшим трудом, математику он ненавидел (не сомневаюсь), и я вынуждена была одни и те же разделы физики «проходить» с ним до пяти (!) раз. Некоторые разделы физики (но вы не используете мое откровение нам во вред?) Антон, боюсь, просто зазубрил — как строфы из «Слова о полку Игореве» на древнеславянском языке. И тем удивительнее было, что пришел он однажды в лабораторию (дело было уже под вечер, жарким летом), рухнул на стул, который под ним едва не рассыпался, вытер рукавом пот с лица, обвел нас всех сияющим взглядом и изрек: «Это плазма».

Но я опять, кажется, не о том, да? Так интересно, знаете, все это вспоминать! Антон острит, что математические уравнения я всегда пытаюсь написать словами. А вообще главная его черта — драчун. Когда мы уже согласились, что действительно только плазмой можно объяснить все то многообразие явлений, которые мы наблюдаем в «эффекте Кирлиан» (этот термин, кстати, в научный оборот ввел Антон — вот вам еще одна черта его характера: Кирлиан ведь только метод высокочастотной фотографии нашли), и Иоганн Витальевич Добродеев благословил нашу экзотическую концепцию, и мы сообща (по главам) стали сочинять наш «манифест», Антон взял на себя (помимо биологической части) все преамбульные места. Я вам процитирую два его преамбульных тезиса:

«Выступая с совершенно новой концепцией существования в живом организме кроме твердого, жидкого и газообразного состояния — четвертого, или плазменного, состояния вещества, или материи, мы хотим привлечь внимание исследователей к этому мало изученному субстрату живых систем...»

Сколько мы с ним спорили — не дразни, Антоша, гусей, защиплют ведь, да и какая в этом необходимость? — нет, настоял на своем... Вот еще одна:

«Есть ли такая надобность в понятии четвертого состояния в живом организме, или, как мы его называем, биологической плазмы, или это очередная гипотеза, построенная на субъективной основе? Мы полагаем, что такая необходимость назрела и диктуется всем ходом развития биологического познания, одна из целей которого — познание внутренних причин биодинамики».

Это мы-то, студенты (правда, Антон уже был тогда аспирантом), это мы-то полагаем, что есть необходимость бросить вызов маститым профессорам-биологам, которые так и не сумели «познать внутренние причины биодинамики»?!! «Чего вы трясётесь от страха? — рычал на нас Антон. — Съедят-то меня, а не вас. А мне не страшно — пусть едят, у меня пока одни кости — никаких титулов и званий...» — «Да смеяться ведь будут, а не есть — вот что страшно», — сказал Костя Загайнов, который всегда, как выражался Антон, впереди науки двигал свое реноме. «Ну и черт с ними, пусть смеются, — отрезал Антон. — Смеются в цирке, а мы с вами занимаемся наукой, ясно?»

И убедил ведь, всех убедил, со своими преамбулами — подписали «манифест»!

А помните, о чем вы меня спросили, вручая свой блокнот? «Чем физик-женщина отличается от физика-мужчины?» Спросили, конечно, с подвохом — на что я гожусь в науке. А вопрос, по-моему, как раз очень серьезный: почему мужчины в физике предпочитают заниматься теорией, а женщины — экспериментом? Вот в такой трактовке вопрос уже имеет принципиальное значение, и мне было очень интересно ваше мнение, хотя я предполагаю, что вместо ответа от вас услышу еще один блестящий афоризм. И Антон (ох, как прав Антон!) говорил, что если бы из меня отжать «дамскую пену», то я бы «горы своротила». Не знаю, своротила ли бы я горы, но пены во мне много — знаю. сама...

Так вас интересует, кто же такой В. С. Гринеев, к которому у меня «несколько прохладное отношение»? Да, прохладное, Геннадий Александрович. Не люблю людей, которые любую мало-мальски свежую мысль начинают формулировать с местоимениями «я». А вы? Как относитесь вы к этому сакраментальному местоимению? Судя по вашим статьям и книгам, вы все же ближе к коллективистам: «я», как автора, в своих работах употребляете строго по назначению — в соответствии с грамматикой. Это приятно. И еще, что мне нравится в ваших статьях, вы объективно, без предвзятости относитесь к своим героям.

Так кто такой Гринеев? Не знаю. Я его видела дважды, и оба раза он на меня произвел впечатление весьма многозначительного человека. Сухощавый, спортивного вида — это всегда импонирует, седоватый ежик, глаза чуть навыкате, остро внимательные, умеет слушать других (тоже приятная черта), однако когда начинает говорить — все забывает, слышит только самого себя. Почему? Не знаю. Излишнее самомнение присуще, как утверждает Антон, любой потенциально творческой личности; это, по его теории (которой он, по-моему, пытается прикрыться, словно фиговым листком, от нашей критики), одно из главных условий гениальности. Вот как. Ни больше и ни меньше. А с другой стороны — все верно: Гринеев понятие «биоплазма» сформулировал (правда, скорее в философском, чем в физическом смысле слова) еще в 1944 году. В то время он был во Франции, в составе военной миссии, выкроил время и изложил свои идеи на бумаге, а французские физики пришли в восторг — немедленно напечатали, да еще дали лестные отзывы!..

Все верно; идея биоплазмы была им сформулирована первым в мире. Правда, в той первой своей брошюре, на французском языке, он называет ее «атомом-икс», понятие «биоплазма» Гринеев ввел в научный обиход спустя двадцать лет, в 1964 году, но все равно за три года до того, как до этой самой биоплазмы додумались мы! Хотите верьте, хотите смейтесь, но факт остается, фактом: взял и придумал это самое «четвертое состояние вещества в живой природе». А мы, дураки, так старались... Обидно, конечно. Один Антон цвел семиреченской розой (есть такая в нашей республике — олицетворение счастья): «Други, это же прекрасно, что мы не одни! Да вы только оцените ситуацию! Мы можем опираться на зарубежные публикации, мы, наконец, можем выступить коллективным фронтом. Я всегда считал и утверждаю, что любая идея обязательно должна спонтанным образом родиться неоднократно в разных условиях...» «Я» в Антоне иногда удивительным образом сочетается с таким выморочным коллективизмом!.. Хоть за голову хватайся. Он же, Антон, и раскопал Гринеева — через Кирлиан. Узнал адрес, вступил в переписку, пригласил к нам в Алатау... За свой счет пригласил! Ох, выдала же ему Татьяна за этот барский жест!.. И когда сочиняли «манифест», Антон ратовал, чтобы фамилию Гринеева поставили первой. Наверное, все правильно, да? Но я все же настояла, чтобы первой была фамилия Антона: Антон ведь не просто придумал понятие «биоплазма», а нашел ее как объяснение природных явлений. Понимаете, в чем разница?

Но я, кажется, опять забралась в проблемы, которые вас не интересуют совершенно. Я на все вопросы ответила? А, да, какая связь между пятнами «электрического истощения» и нашей концепцией биоплазмы? Мы считаем, что эти пятна «электрического истощения» как раз и есть проявление биоплазмы в очищенном, так сказать, от электрических явлений виде. Как вам это объяснить понятнее? Вы знаете, конечно, что неоновая реклама начинает светиться только тогда, когда получит энергетическую подкачку (когда на лампу-трубку будет подано электрическое напряжение). Вот так и с биоплазмой: согласно нашей гипотезе, она начинает светиться после того, как ее «накачают» энергией высокочастотного поля. (Кстати, и в неоновых трубках светится не сам газ, а та его часть, которая перешла в состояние плазмы. И потрогайте трубку — холодная ведь!)

Что еще? Вашу просьбу относительно статей-оттисков я Антону передала. Обещал подобрать. Мы все желаем вам успеха, моей помощью в качестве консультанта можете располагать абсолютно.

В прошлом веке действительно так говорили: «целую ваши ручки»? И правда — раньше женщинам руки целовали при каждой встрече и на прощание...

Л. Коренева,

ваш консультант.

27 июля 73 г.

А гладиолусы остались у меня в комнате. Вы нарочно их оставили? Или забыли, сбегая от Дарьи? Вот и для меня появилась загадка...»

IV

«Милая Людмила Михайловна! Каюсь, бегство мое было просто позорным — стыдно, брат, стыдно. И вот за что больше стыдно, милая Людмила Михайловна! Ваше письмо полно таких недомолвок!.. Но убей бог — ничего не помню, чего я вам, пьяный дуралей, нацарапал в служебном блокноте? Что сказал — ладно, забудется, простится, а вот что написал? Верните, ради бога, мои почеркушки! Ну, хорошо, если я там нацарапал, что пью с самой очаровательной женщиной в мире — за правду не стыдно, а если что похуже? Господи, аллах всемогущий, как вспомню!.. Как я, милая моя хозяйка, оказался, простите... в вашей постели?!! Разодрал веки, а передо мной... монументальная Дарья: стоит, руки в боки, в одной руке мокрая тряпка, в другой что-то похуже, и говорит с издевочкой: «А, миленок-москвичонок, как же это тебя угораздило в женский номер угодить?» «Почему женский? — спрашиваю Дарью обалдело. — Разве я в «хотеле?» — «А потому, — отвечает Дарья-монумент, — что это Милочкина комната, а тебе, миленок, я сдала диван. Забыл, где он — твой диван?»

Вот тут со мной и стало дурно. Даже икота напала. Верите? «Как-ик, — говорю, — так-ик я тут-ик оказавшись?» — «А вот так, — сурово заявляет мне Дарья. — Отпишу сейчас твоей жене, посягатель, как ты в командировках блюдешь себя...» — «Да нет у меня никакой жены! — заоправдывался я. — Посмотрите паспорт!»

Посмотрела — верите? Вынула из пиджака бумажник, из бумажника паспорт, все просмотрела и... подобрела. Душ предложила. «Иди, — говорит, — окатись, приди в себя, а потом мы с тобой покалякаем».

Ну и феномен ваша Дарья! Когда я отошел слегка под ее роскошным душем (30 копеек — как в лучшем «хотеле»!), угостила меня стаканчиком своей яблочной наливки (вот что меня с ног сшибло — не коньяк, к коньяку я привычный, давно адаптировался), такое, знаете, сладкое тепло. Тут Дарья за меня и взялась. Принял, признался, покаялся — что делать? Ничего ведь не помню. «А... Милочка — ваша дочь?» — интересуюсь. Верите, даже в голову не пришло, что она так называет вас. Мила — Людмила, все верно... «А Милочка, — сурово режет мне Дарья, — приветик тебе оставила. А сама уж давно на работе». — «Ах, так!..» И такая тоска на душе... Зеленая. Вот черт, думаю, дернул завернуть в это Алатау!

Но вернемся к вашему очаровательному письму, милая Людмила Михайловна. Не кажется ли вам; что, ответив на мои три вопроса, вы задали мне десять новых, куда более трудных? Во-первых, так и не разъяснили, почему именно и зачем вашей Татьяне понадобилось таскать из морга печень человеческую? И почему, простите, такой ликующий переполох вызвало появление в вашем девичнике Антона Колющенко? Наконец, Дарья, «Дарькомхоз»... Когда я показал «счет» Дарьюшки моим коллегам — вслух зачитал, все до единого повалились на линолеум — верите? Нет, это просто шедеврально, как выражается ваш шеф Антон. Вот, в сберкнижке «счет» храню, у сердца ношу. «От Дарьи. Причитается. За: 1) Постель (комплект) — 1 р. 50 к. 2) Яичница — 2 шт. по 50 к, — 1 р. 3) Наливка ябл. — 3 р. (Неужели я столько принял? О, господь...). 4) Душ — 1 раз по 30 к. 5) Яблоки с собой — 3 кг по 1 р. — 3 р. 6) Гладиолус — 10 шт. по 50 к. — 5 р. 7) Чаевые 7 проц. Причитается...» Нет, знаете, когда я дошел до пункта 5, я вашу Дарью чуть не расцеловал: это ж надо! Смотрю, мой ли это портфель у порога? Не портфель, а кофр дипломата Нигерии. А теперь мне стало ясно: апорт! Да как же я мог явиться в родную редакцию, без знаменитого алатауского апорта! Вот ведь мудрая какая ваша Дарья-общественница. Это ж надо — все предусмотрела, как в лучшем европейском «хотеле»!

Но... Шутки в сторону! Нам с вами ничего не остается, как сделать все возможное, чтобы на страницах нашего славно-популярного издания появилась весомо-сенсационная статья о вашей поразительной гипотезе. А посему:

Вопрос номер «раз»: что все же такое ваша биоплазма? Я, правда, в отделе биологических наук недавно, до этого занимался главным образом кибернетикой, разговорными машинами и пр. технической экзотикой, но все же: плазма, насколько я понимаю, — ободранные от электронных оболочек атомы. Откуда им взяться в живом теле? Или это результат воздействия высокочастотного поля? Плазма — это наше солнышко, плазма — это «Токамак» в Институте Курчатова, но... во мне тоже бушует плазма?! Странно. Загадочно.

Вопрос номер «два-с». Еще раз простите меня, тугодума и невежду, но я перечитал ту самую статью (едва нашел) «Лазер работает на урожай» и совсем зашел в тупик: какая связь? «Рубиново-красный луч как бы стелется по зерну, ласкает его...» У вашего шефа Антона слабость к красному свету? Вся статья под красным соусом. А при чем тут биоплазма? Или урожай — совсем из другой оперы? Видите, какой я тупой...

И последний (потупив очи): твердо зная, что не мог я причинить урон чести такой прекрасной даме — хоть зарежь, не мог, как тогда, спрашивается, я оказался в «женском номере»?..

Ах, и дернула же меня нелегкая завернуть в это ваше Алатау!

У ваших ног пребывая,

ваш Г. Лавров».

V

«Какой ужас, Геннадий Александрович! Какой позор! Так я и знала — Дарья. Геннадий Александрович, мы все трое — Антон, Татьяна и я — просим у вас извинения за всю эту некрасивую историю с Дарьей. Счет нашему гостю! Дарья совсем свихнулась на деньгах, даже гладиолусы включила. Да ведь это я их нарезала. Сама, для вас — Антон распорядился. О господи, ну, Дарья, ну, «Дарькомхоз»! И ведь я говорила Антону: приведи Татьяну во избежание недоразумений, пусть сама разместит гостя в доме. Татьяна у нас единственный человек, кого Дарья слушается беспрекословно. А Антон отмахнулся: ладно, сам скажу. И вот... Извините, ради бога. Татьяна с ней уже беседовала, деньги Дарья вам возвращает с извинениями. Какой позор! И сама я — тоже хороша: объясняла, объясняла, что такое биоплазма, а выходит — ничего не объяснила? Антон правильно говорит: «Твое счастье, что я тебя утащил в научные исследования, ты свою физику даже в школе читать не смогла бы — одни дамские сю-сю». Нет, теперь я буду вас глушить только цитатами.

Поскольку вы, я чувствую, обожаете «высокие авторитеты» (стремитесь опереться на них, да? Наверное, для сотрудника научно-популярного журнала это действительно необходимо), я начну со статьи академика И. В. Добродеева — в нашей области это авторитет номер один. По приказу Антона мы у себя в лаборатории завели «Журнал прессы», куда вырезаем и подклеиваем все статьи и заметки о нашей работе и о биоэнергетике вообще — вот что бы вам полистать, тогда бы стало многое ясным и без моих неуклюжих «лекций». Так вот, года два назад наша республиканская газета по просьбе читателей опубликовала статью Иоганна Витальевича «Контуры биоэнергетики», я процитирую из нее отдельные места.

«...Зеленый лист поглощает лучистую энергию в виде квантов, или фотонов, — элементарных частиц света. Сложён путь фотонов солнечной энергии в листе. Но именно благодаря им возможна высокоорганизованная жизнь человека».

И всё же небольшие мои собственные комментарии. Обратите внимание: исходная позиция для возникновения и развития всего живого на Земле — свет. Когда К. А. Тимирязев говорил, что мы все — дети Солнца, то он как раз и имел в виду, что в основе всего живого на Земле лежит фотохимическая реакция поглощения энергии фотона зеленым листом. Помните: хлорофилл зеленого листа — это Прометей, подаривший людям огонь? Даже больше — саму жизнь! . '

Дальнейшее опускаю и возвращаюсь к статье, а логику рассуждений Иоганна Витальевича, я думаю, поймете самостоятельно.

«Биофизический анализ показал (я опять возвращаюсь к статье), что световые явления участвуют в энергетических превращениях не только растений. Обнаружен целый мир квантовых явлений в человеке и животных. С помощью специальных датчиков установлено, что сердце, печень, кровь и особенно головной и спинной мозг излучают световые потоки в красной, зеленой и ультрафиолетовой частях спектра...»

О таких излучениях писал и ваш журнал. Помните? Другое дело, что биология не могла ответить на вопрос, а зачем, с какой целью природа наградила живую материю этими излучениями. Ответ на него дала лишь биоэнергетика.

И наконец, та суть, что вас интересует и что я пыталась объяснить так бестолково и путано. Наберитесь, пожалуйста, терпения, процитирую целиком.

«Глубины жизни, однако, не исчерпываются электромагнитными квантовыми процессами в организме. Все они протекают в сложно организованной среде, проявляющей плазменные свойства (подчеркнуто мной. — Л. К.).

Можно дискутировать о том, есть ли четвертое состояние вещества в живых системах. Но это не мешает приводить вполне веские теоретические и экспериментальные доводы, что именно биоплазма лежит в основе единого целого, представленного организмом.

Именно с плазмой, можно полагать, связаны воспроизводительные и зачатковые свойства живых существ, неповторяемая индивидуальность живых организмов (нет в мире идеально схожих людей по биохимическим качествам, например, белков). Неисчислимое количество индивидуальностей обязано своим существованием не только комбинациям химических оснований, но и изменчивости сложной внутренней энергетической структуры живого благодаря бесконечному многообразию взаимодействий организма и среды».

А дальше, в качестве подтверждающих примеров, вы и сами можете вспомнить достижения гелиобиологии А. Л. Чижевского[1], двадцатилетние наблюдения над овцами и многое другое. Но вас интересует, при чем тут красный цвет? Почему мы концентрированный солнечный свет (концепция профессора Шахова) заменили на свет красного лазера?

Нужных документов у меня по этому вопросу под рукой нет, поэтому я, опять рискуя попасть в бестолковые лекторы, попытаюсь объяснить вам суть дела сама.

Загадка действия красного света на живое (ваш журнал «Мысль», насколько я помню, писал об этом) волновала людей еще в глубокой древности. Терапия красным светом, насколько я помню, процветала главным образом на Востоке: больных помещали в красную комнату, язвы закрашивали красной тушью — лекарством тхи-теу, так, кажется? Красный цвет в роли лекарства применялся людьми не только на Востоке. Костя Загайнов, он у нас в группе в роли «летописца», — вот с кем бы вам надо было встретиться! Столько он накопил разного исторического материала по нашей теме — диву даешься, как быстро люди забывают свои собственные открытия... Так вот, Костя нашел документы (в Москву ездил, работал в архивах, перечитал уйму старинных книг в Ленинке), из которых явствует, что красный свет применяли в качестве лекарства и в Европе. А в работах выдающегося русского психиатра В. М. Бехтерева Татьяна обнаружила любопытные данные — как с помощью красного света можно усилить деятельность центральной нервной системы, понизить артериальное давление и т. п. вещи. Но как и почему это происходит — и для Бехтерева осталось загадкой. Вот когда Костя все это раскопал, он и построил первый прибор БСКС — биостимуляции красным светом.

Прибор довольно простой: коробка с лампой, красный фильтр... что-то похожее на лабораторный фотофонарь. Вся суть в фильтре, в красном стекле, который Костя подобрал таким образом, что оно пропускало свет только с длиной волны от 630 до 690 миллимикрон (это мы установили позже — длину волны загайновского фонаря). Этим БСКС и были облучены самые первые семена, о чем и писала «Правда» в статье «Лазер работает на урожай». Лишь позже мы пришли к выводу, что более сильный эффект может дать когерентный[2] луч красного лазера. Вы, наверно, уже поняли из статьи, что наша группа основывалась не только на выводах собственной концепции, сколько на работах заведующего лабораторией Института физиологии растений АН СССР. Помните начало статьи — интервью с Антоном? «Известно, что предпосевной обогрев зерна солнечными лучами повышает всхожесть семян, а в конечном итоге и урожайность. Мы подумали — а нельзя ли перебросить мостик от лучей солнца к лучам лазера, добиться с их помощью еще более высоких результатов? И начали поиск режимов лазерной «обработки» семян растений». Но это произошло уже тогда, когда мы убедились, что идея биологической плазмы верна.

Вот мы и вернулись на круги своя. Опять биоплазма. Видите, как я путано все объясняю — какими-то кругами. Но как мы сами, вы бы знали, кружили и путались!. Смех и горе.

Помните, я рассказывала о нашем биоплазмографе? Ну, тот самый прибор, который Антон заставил меня конструировать вместе с Вадимом Шлемовым и который по своей сути был основан на методе высокочастотной фотографии Кирлиан. Я рассказала лишь об одной стороне «эффекта Кирлиан». А существует еще и другая, еще более интересная и загадочная, которая и подтолкнула Антона к идее биоплазмы. Как жаль, что вы не успели увидеть наш биоплазмограф в действии!

Представляете, цвет и расположение пятнышек на листьях, вообще на любой живой (неразрушенной структурно) ткани меняется, причем наглядно, в прямой зависимости от соседства с другими живыми организмами! Вот самый типичный пример: помещаем в высокочастотное поле лист герани — свечение, цвет и расположение пятен по листу одно. Подносим к листу герани руку — картина тотчас меняется! Но что нас уж совсем озадачило (прямо-таки доконало своей загадочностью) — картина не только разная от разных людей (это объяснить еще как-то было можно), но и разная в зависимости от здоровья, даже от настроения одного и того же человека. Помню, схватила я насморк — чихаю направо и налево, но пришла все же, включила биоплазмограф, укрепила между пластин конденсатора листок герани, поднесла к листку руку... Чувствую — что-то не то. Сфотографировала, проявила — ничего похожего! А потом пошло: хорошее настроение — одна картинка, поругалась с Антоном (я вам уже, кажется, говорила — иногда он бывает просто извергом: сядет против тебя и давай долбить вопросами — вынь да положь ему ответ сию- минуту. А чтобы получить этот ответ… порой думаешь, всей жизни не хватит) — листок герани уже фиксирует: разнюнилась, Людмила Михайловна, нервы распустила. Мистика просто, герань, это сверх- скромное растение, примитив в живом мире, обладала способностью ощущать эмоциональное состояние человека!

Для меня же, физика, все эти фокусы с листком герани были просто убийственны. Я злилась, злилась неимоверно: и на свою тупость — ничего не могу придумать в качестве объяснения, и на тупость этих тончайших и точнейших лучевых осциллографов, которые не желали регистрировать никаких возмущений поля, в то время как листок герани играл и пестрел всеми цветами... И на Антона злилась — за его изуверскую настырность, — ужасно. Почернела вся от злости. Антон однажды даже спросил: «А ты, часом, подруга, не ревнуешь меня к своей Татьяне?» Я так на него фыркнула — пулей вылетел из лаборатории. Вот тогда я и поглядела на себя со стороны — во что превратил меня этот проклятый листок герани. И знали бы вы мое облегчение — просто счастье какое-то, когда Антон доказал, что все это фокусы биоплазмы.

Опять биоплазма... Вот, перечитала ваше письмо: «Плазма — это наше солнышко, плазма — это «Токамак» в Институте Курчатова, но... во мне тоже бушует плазма?!» Вам смешно, Геннадий Александрович, а ничего смешного в этом нет. Вы просто-напросто смешали в кучу горячую, звездную плазму (солнечное вещество и «Токамак») и холодную. Не знаю, что в вас бушует, но холодная, биологическая плазма в ваших тканях, безусловно есть. Как есть в любом живом организме, вообще в любом твердом и жидком теле. И придумали холодную плазму (открыли, если быть уже предельно точной) отнюдь не мы.

Но я уже чувствую, что вы от моих лекций устали. Верно? И я устала.

А ваш блокнот я могу вернуть, но... без «почеркушек».

Л. Коренева.

3 авг. 73 г.».

VI

«Дорогая Людмила Михайловна! Мой милый помощник, референт и соавтор! Не можете себе представ вить, как я обрадован вашим письмом и... расстроен. Зачем же так, милая Людмила Михайловна? Я вам правду сказал: Дарья — мудрейшая женщина, я просто счастлив, что познакомился с нею. А вы — деньги назад, извинения... Да разве в деньгах дело? И какими вообще деньгами можно оценить то внимание, которым я был окружен в вашем распрекрасном Алатау неполные календарные сутки?..

Но лучше о деле, моя дорогая помощница. Не скрою, теперь для меня с вашей концепцией кое-что прояснилось. Самую малость. И вызвало изрядное недоумение. Будем следовать порядку, установленному вами же.

1. Простите, но что скрывается за тезисом вашего уважаемого Иоганна Витальевича: «именно с плазмой, можно полагать, связаны воспроизводительные и зачатковые свойства живых существ, неповторимая индивидуальность живых организмов»? До сих пор эта особенность живого мира приписывалась комбинациям ген в хромосомах. И не только приписывалась, но и доказана сотнями, тысячами строгих опытов! Выходит, генетику побоку, а на ее место водружаем вашу концепцию биоплазмы? Во имя чего? Только для того, чтобы объяснить загадку «эффекта Кирлиан»? А не слишком ли много мы пытаемся свалить деревьев, чтобы найти в лесу, цветок подснежника? Разрешите мне блеснуть эрудицией популяризатора науки. Один из крупных современных астрофизиков (авторитет, я думаю, не меньший, чем ваш Иоганн Витальевич) в одной из статей пожаловался: «Время от времени я, как, вероятно, и любой из моих коллег, получаю более или менее объемистую рукопись с изложением новой физической, астрофизической или космогологической теории. Бывает, что это явная чушь. Но случается так, что одно или несколько физических явлений отлично объясняли совсем по-новому. И очень трудно бывает убедить автора, что одно явление или небольшую группу явлений всегда можно объяснить почти на любой основе».

Я убежден, что ваша концепция биоплазмы — отнюдь не «явная чушь», однако стоит ли она того, чтобы с ее помощью пытаться объяснить все на свете? Зарождение жизни, неповторимую индивидуальность особи, свечение листа герани в высокочастотном поле... И даже красный свет лазера и урожай. Рассмотрим и этот пункт.

2. Вы знаете, почему я из Ташкента так решительно повернул на Алатау? В статье «Лазер работает на урожай» я прочел, что эти работы Ловцов ведет под руководством профессора Шахова — заведующего лабораторией Института физиологии растений АН СССР. Это меня настолько поразило, что я, не задумываясь и не испрашивая на то разрешения главного редактора, кинулся в Алатау: профессор Шахов?! Но я же прекрасно с ним знаком, прочел, наверное, все, что им написано; я сам бывал в его лаборатории и сам крутил зеркальный рефлектор, с помощью которого Шахов производит импульсное облучение растений концентрированным светом. Я самым внимательнейшим образом прочел его монографию «Светоимпульсное облучение растений» — там нет ни слова о вашей биоплазме! Даже о красном свете — ни слова. И вдруг — на тебе: красный лазер, повышение урожайности на 30 — 40 процентов, всхожесть семян — соответственно... И все под руководством профессора Шахова? Это меня так заинтересовало, что я с московского самолета пересел на алатауский. А вы, выходит, и действие красного лазера объясняете реакцией на него биоплазмы? И даже действие импульсов концентрированного солнечного света — тоже?! M-да, концепция ваша и в самом деле не менее универсальна, чем закон всемирного тяготения Ньютона... А кто такой, кстати, М. Г. Ловцов? Тоже ваш сотрудник? Я имею в виду — ваш единомышленник?

А ваш Антон не знает случайно заведующего кафедрой биофизики Московской ветеринарной академии имени К. И. Скрябина... Нет? Насколько я понимаю, ваша задача состоит в том, чтобы выявить свечение биоплазмы в чистом, так сказать, неэмиссионном состоянии.

Другими словами, чтобы зафиксировать сверхслабое свечение тканей живых организмов — ведь там же, в тканях, вы полагаете, находится ваша биоплазма? И считаете, что не ломитесь в открытую дверь?

Воспользуюсь вашим методом и позволю себе процитировать несколько абзацев из интервью с зав. кафедрой MBA, которое готовится к публикации в нашем славно-популярном журнале.

«Еще в начале двадцатых годов нашего столетия советский биолог А. Г. Гурвич изучал свечение живых клеток, лежащее за границей видимой части спектра, за его фиолетовой частью. Не располагая в то время столь умными и чуткими приборами, какими пользуются биологи ныне, он все же пытался доказать, что излучение существует в клетках живых организмов...»

А вот и объяснение вашей загадки с геранью: «Сверхслабое свечение живого организма происходит за счет липидов — таков вывод известных биофизиков. Эксперименты показали, что именно липиды подвергаются свободно-радикальному окислению в живом организме. А что такое свободный радикал?..» Тот же ион, из которых, как вы, моя милая помощница, полагаете, состоит ваша биоплазма.

Но вы вправе мне возразить: а как объяснить тогда изменение вида листка герани — форму пятнышек и их расположение, когда к нему подносится рука? Очень просто: поднося руку, вы тем самым изменяете ту самую электромагнитную энергию, которая и вызывает свечение... Чем плоха моя гипотеза? Не удовлетворяет? Могу привести другую — профессора Ленинградского университета (лаборатория физиологической кибернетики) : «Все, что окружает нас: облака, деревья, кусты, постройки — заряжено электричеством. Возникает своего рода электрический ландшафт с незримыми «светом и тенью». Вполне допустимо, что некоторые насекомые, птицы и животные, а также человек воспринимают этот ландшафт и ориентируются в нем». Профессор эти светотеневые электрические пейзажи назвал электроаурограммами. Можно объяснить загадочные картинки на листе герани при помощи электроаурограмм профессора Гуляева? Опять же вполне допустимо. Или я не прав?

Плох тот ученый, который не хочет сделать в науке открытия. Однако ещё хуже, когда факт подменяется верой. Впрочем, может .быть, Шоу и прав, утверждая, что мир переделывают физики... Помните его афоризм о прогрессе? «Разумный человек приспосабливается к миру, неразумный — упорно пытается приспособить мир к себе. Поэтому прогресс зависит от неразумных людей». Но ради бога, не принимайте это на свой счет! Я к вам, даже к вашему большому шефу Антону, отношусь очень и очень хорошо. Мне нравятся люди одержимые, фанатично преданные своему делу и умеющие постоять за свои идеи. И тем не менее — вы меня пока не убедили. А посему — жду ваших новых аргументов.

Ваш слуга, Г. Лавров.

P. S. А как же я все-таки оказался в «женском номере»?..»

VII

«Геннадий Александрович, как вам не стыдно! Хорошо хоть сообразила, догадалась сама вскрыть конверт... «Лично Дарье»! Я же объяснила, что Татьяна с Дарьей провела беседу: это ваши деньги и не смейте больше их возвращать, иначе я окончательно рассержусь. И не верю я, что ничего вы не помните — все прекрасно помните: и как проводили Антона до калитки, и как я вас уговаривала идти спать, а вы — нет, меня должны проводить. Ну и проводил: споткнулся о порог моей комнаты и — во весь рост. Я так перепугалась, хочу поднять и вдруг слышу — такой фальшивый храп!.. Ах, думаю, он еще и притворяется! Сейчас я приведу его в чувство.

Принесла стакан воды, вылила на голову — никакой реакции. Хоть плачь. И храп, слышу, уже натуральный... Позвала Дарью — помоги перетащить москвича на диван. А Дарья мне: «Да ты рехнулась? У меня радикулит. Пусть храпит на полу». Кое-как уговорила уложить вас на кровать...

А Татьяна, вы правильно поняли, — жена Антона. Это я из-за Татьяны стала физиком. Мы с ней из Семиречья, школьные подруги с первого класса. Танька в школе была круглой отличницей — самолюбивая, терпеть не может, когда кто-то впереди нее. И вот, когда мы учились уже в девятом классе (или в восьмом? Забыла уже...) у нас появился новенький учитель — только что закончил Средне-Азиатский университет. И вот, представьте, влюбился в нашу Таньку с первого взгляда. Умрешь! Как урок по физике, так он Таньку от доски не отпускает — только ей и объясняет законы. Таньке такое внимание, конечно, лестно — девчонка ведь еще, а потом она его буквально возненавидела: весь класс над ней смеется. Да и какое удовольствие каждый раз стоять у доски весь урок? Даже если в это время с тебя не сводят влюбленных глаз. Вот он, влюбленный физик, и убедил Таньку, что у нее в его любимом предмете просто гениальные способности. А Танька, в свою очередь, чтобы не ехать в Алатау одной, убедила в том же и свою ближайшую подругу — меня.

В своих «гениальных» способностях в физике мы, конечно, разобрались довольно быстро: если я первую сессию сдала кое-как, даже стипендию потеряла, то Татьяна и вовсе завалила. Но не тот она человек, чтобы растеряться и захныкать: из общежития перешла к дальней родственнице, к этой самой Дарье, поступила продавщицей в универмаг, приоделась, а осенью сдала вступительные экзамены вновь — теперь уже в медицинский. В общем, я Татьяне даже завидую: такая воля, такая настойчивость!.. Дай бог каждому. Понимаете, она, в отличие от многих женщин, и меня в том числе, умеет жизненные обстоятельства подчинить себе. Завалила? Раз — заявление об отчислении. Ее отговаривали в деканате, она ни в какую: ошиблась, извините, Мое призвание в другом. А дальше? Другая бы поплакала да и махнула к родителям. А Татьяна сама мать пригласила — когда уже устроилась у Дарьи и в универмаге: приезжай, посмотри, как я живу. И мать приехала, поплакала за Таньку — какая ты, мол, своенравная. Нет бы вернуться в родительский дом, раз ученой из тебя не получилось... У меня ведь Агриппина Кондратьевна выплакалась — в общежитии; у Дарьи попробовала — та ее так обругала!.. «Танька, — заявила Дарья, — девка что надо, свое от жизни возьмет. Мне бы такую дочь — мы бы с ней горы своротили!»

Вообще, это самое, пожалуй, интересное — их взаимоотношения, Татьяны с Дарьей. Дарья лишь недавно стала одинокой, лет семь назад. Первый муж у нее на фронте погиб, второго она выгнала — «Поп, а не муж. Зудит, зудит...» В третий раз выбрала кудлатого жуткого мужика-пропойцу с двумя детьми. Поговаривали, что жена от этого мужика сбежала куда-то, не то на Сахалин, не то на Курилы.

Удивительная была эта пара — Дарья и ее Степан. С раннего утра начинали ругаться: Степан требовал «рупь на опохмелку». И так примерно до десяти-одиннадцати, пока Степан не ухищрялся умыкнуть с Дарьиного огородика десяток ранних огурцов — и на базар. К вечеру приползал к Дарье развеселый, «на бровях», как говорила Дарья, и обязательно с букетиком для своей свирепой супруги. Что он делал целыми днями на базаре — знает одна милиция. По-моему, он там стал своим парнем.

Вот так они и жили: Дарья, вечно пьяный, грязный Степан и двое его пацанов-бандитов, наводивших страх на весь квартал набегами на сады и огороды. Но вы знаете, Дарья, по-моему, их даже любила, этих бандитов. Во всяком случае, всегда защищала грудью, в результате чего перессорилась со всеми соседями. Одним словом, с тех пор как Дарья вышла замуж в третий раз, она жила в состоянии непрекращающихся боевых действий: и со своим Степаном, который не желал работать принципиально, и с его мальчишками, которые обворовывали самым наглым образом не только соседей, но и саму Дарью, и с соседями, которые не раз грозились поджечь «осиное гнездо», и с милицией, которая грозилась сослать на Сахалин и даже подальше все ненормальное Дарьино семейство. И вот тут-то в доме Дарьи объявилась Татьяна.

Вообще, очень жаль, что вы с ней не успели познакомиться — вам бы многое тогда стало ясно. Прежде всего — Татьяна гордая. Но не это главное. Главное в том, что Татьяна знает себе цену (а цена эта, учитывая ее роскошную казацкую красоту — на вес золота), умеет эту цену выставить (я пользуюсь ее же терминологией, а она эту терминологию, как я понимаю, позаимствовала у своих товарок — продавщиц универмага), но главное — умеет всегда настоять на своем (вот сколько у моей Татьяны главного!).

Когда Татьяна разобралась, что Степан со своими пацанами сидят у Дарьи на шее и они объедают ее, работягу, — в открытый бой не полезла. Спокойно выяснила, что брак Дарьи со Степаном не зарегистрирован, поскольку она не развелась со своим прежним, «голубым» супругом; дальше она выяснила, что Степан в доме Дарьи прописан условно, как квартирант, всего на год; дальше потихоньку обошла всех соседей, записала их жалобы, составила колоссальное коллективное заявление (40 подписей) на имя прокурора республики. И завертелась судебно-милицейская каша! Месяца не прошло, как: 1. Степан был выслан за тунеядство. 2. Сыновья его определены на «трудовое воспитание» в детдом. 3. Дарья осталась «у разбитого корыта». С Татьяной вдвоем в огромном доме.

На Дарью вся эта кошмарная история свалилась как снег на голову. По-моему, ни она сама, ни ее благоверный Степан, которого она, как ни странно, мне кажется, все же любила, всерьез не верили, что события могут повернуться так круто. Ну, пошумят в милиции, ну, посудачат в суде, а кто же станет ломать семью?! И когда до сознания Дарьи наконец дошло, что она осталась одна, — с ней стало твориться что-то жуткое!! В течение лета она опустилась до такого состояния, что на нее было страшно смотреть: грязная, нечесаная, в каком-то рванье, проклинала все и вся... Вот тогда-то Татьяна не на шутку испугалась, что Дарья может выкинуть какой-нибудь совсем уж дикий номер, и перетащила меня из общежития к себе, то есть к Дарье.

Приду вечером домой, а в доме такая тишина!.. Спрятаться под одеяло хочется. У вас в Москве столько театров, кино и вообще — не соскучишься. А у нас… Тихо.

Дарью я люблю, она женщина добрая (и скареда при этом — правда), да и Татьяну тоже. Знаете, к Татьяне у меня особое чувство...

Странные вы во мне возбудили воспоминания. А ведь я с вами собиралась поругаться. Да-да, Геннадий Александрович! Как вы можете так писать о нас: «Я убежден, что ваша концепция биоплазмы — отнюдь не! «явная чушь»...

Значит, не «явная чушь»?.. Вот уж не ожидала,.. Да вдумайтесь хоть в свой собственный текст — что вы мне пишете (или цитируете, вернее): «А что такое свободный радикал? Это молекула, осколок молекулы или даже атом, у которого на внешней, валентной, орбите остался несвязный, свободный электрон...» Простите, Геннадий Александрович, а что тогда — плазма?..

Антон для вас подобрал, на мой взгляд, литературы по этому вопросу даже больше, чем требуется. Все найдете. Ищите! Посмотрите, наконец, БСЭ.

Л. Коренева.

22 авг. 73 г.».

VIII

«Людмила Михайловна, дорогая… Я убит. Уничтожен. Распят. Хоть харакири сотворяй. Надо же так обмишурится с плазмой… И все же простите, даже у ваших ног поверженный, я сомневаюсь. Вы пишете, ссылаясь на БСЭ, что отличительным признаком плазмы является невыгодность частицам, ее составляющим, рекомбинировать. Между тем, прошу прощения, свечение тканей как раз и вызывается рекомбинацией ионов в липидах-жирах. А это разве не рекомбинация? Цитирую: «Частица с таким электроном очень легко вступает в реакцию с себе подобными, образуя химическую связь и выделяя при этом избыток электромагнитной энергии...» А вот что может заставить светиться вашу мифическую биоплазму — ума не приложу. И вы всерьез верите, что вам удастся зафиксировать ее собственное излучение? Странно...

Но я, конечно, убит и распят. Никак не мог подумать, что вы мои цитаты воспримите буквально — против себя. Ну нельзя же, милая Людмила Михайловна, быть таким догматиком! Неужели вы совсем не облагаете чувством юмора? В идее вашей концепции биоплазмы я сомневаюсь ради вашей же пользы. Как говорил Шоу, «люди только тогда сообщают нам интересные сведения, когда мы им противоречим». Разве не тонко подмечено? А вы — обиделись... Ай-ай, нехорошо, нехорошо, Людмила Михайловна...

А вашему шефу от меня низкий поклон. Он действительно прислал мне столько литературы, что, боюсь, год буду в ней барахтаться и вспоминать о моем милом помощнике и консультанте...

Да, кстати, в чем дело? Почему в первом сборнике докладов, на семинаре по биоэнергетике, ваша концепция именуется «гипотезой Колющенко — Гринеева», а во втором, в отчете-стенограмме с Республиканской конференции, — уже только «концепция Колющенко»? А куда же исчез товарищ Гринеев со своим блистательным «атомом-икс»? Откуда такие таинственные метаморфозы?

По-прежнему у ваших ног, в надежде и угрызениях совести,

Г. Лавров.

P. S. 1. А я-то думал, тайна в нас самих...

P. S. 2. А вы верите в любовь с первого взгляда?»

IX

«Уважаемый Геннадий Александрович! Вы мне уже голову заморочили своим великим Шоу. Вот что он сказал по вашему адресу: «К несчастью, всякий гений заключен в обыкновенное тело и в обыкновенный мозг, которые дискредитируют его глупостью и недостойными поступками».

Л. Коренева,

3 сент. 73 г.

P. S. Вот вам адрес В. С. Гринеева — обратитесь по поводу метаморфоз его «атома-икс» к нему лично: г. Победный, Украинская, 27».

X

«Браво, дорогая Людмила Михайловна! Браво!! Так отшлепать, да еще с помощью дорогого мне Бернарда Шоу! Восхищен. Бесподобно. Но... сначала «глубокоуважаемый» (какое унизительное презрение!), затем между строк промелькнуло даже, помнится, «дорогой», и вот теперь — на тебе; «уважаемый». Просто уважаемый! Какой пассаж... А я-то, дурак, думал...

И все же ваш

Г. Лавров,

12 сентября 1973 г. и

далее».

XI

«г. Победный, Украинская, 27,

тов. Гринееву В. С.

Уважаемый Владислав Семенович!

Будучи летом этого года проездом в г. Алатау, я имел возможность бегло ознакомиться с работой группы биофизиков во главе с А. В. Колющенко. Идея, должен признаться, на первых порах меня не столько поразила, сколько озадачила, однако, вникнув поглубже в ее суть и историю ее рождения, я понял, что для нашего журнала «Мысль и труд» эта тема — просто находка. Но, еще одно признание, самым поразительным в истории концепции биоплазмы для меня был факт ее предсказания вами. За 20 лет!

Поскольку я по роду своей деятельности так или иначе должен знать историю науки, можете мне поверить на слово, таких поразительных предсказаний идей, обещающих перевернуть все, кажется, уже прочно устоявшиеся представления биологии о сути, механизме и регуляции живой природы, история науки насчитывает два-три, не больше. Естественно, меня глубоко заинтересовала эта история: как, какими путями вы пришли к идее биоплазмы? Ведь должны же быть какие-то отправные точки, какие-то наблюдения, факты, размышления над ними... Так?

Конечно, логичнее и правильней просто приехать к вам в Прбедный, однако работа в нашей редакции организована таким образом, что каждый номер мы делаем практически всем теоретическим составом, и вырваться в командировку в таких условиях, не спланировав отключение от работы над номером заранее, просто невозможно. Буду весьма признателен, если вы сможете поделиться со мной своими воспоминаниями письменно.

С глубоким уважением!

Г. Лавров, спец. корреспондент

ж. «Мысль и труд»,

12.IX.73 г.».

XII

«г. Москва, редакция журнала «Мысль и труд»,

спец. корреспонденту тов. Г. Лаврову.

Глубокоуважаемый товарищ Лавров!

Прежде всего хочу выразить большую признательность за внимание, которое проявил к моим научным работам такой авторитетный в нашей стране журнал. И лично вам.

Я понимаю ваше положение. Действительно, история научной концепции биоплазмы неразрывно и нерасторжимо связана с моей идеей «атома-икс», которую я высказал еще до войны, подал на эту идею заявку в Академию наук Союза ССР, а в 1944 году, будучи в составе Миссии Советской Армии в Париже, изложил эту концепцию в виде отдельной научной работы под заглавием: «Четвертое состояние вещества». Это фундамент всего остального.

Из чего я исходил?

Я твердо убежден, что мы своими так называемыми законами природы, в которые верим как в Бога, пытаемся Природу загнать в какую-то клетку, в которой мы можем делать то, что нам надо. Да, в условиях зверинца звери вынуждены жить по законам, которые им устанавливают люди. Но разве это истинное их поведение? Разве в естественных условиях звери ведут себя так? Разве мы в клетках наблюдаем их настоящую жизнь? Нет, конечно. Это бесспорно. А раз так, то почему мы должны молиться на ту структуру и законы Материи, которую придумали ученые? Почему мы так глубоко уверены, что весь мир, вся Материя состоит только из трех видов вещества: твердого, жидкого и газообразного? Только потому, что эти три вида вещества мы каждый день видим вокруг себя? А вакуум? Межпланетное пространство?

Вот что меня заставило сформулировать мысль о существовании в Природе ЧЕТВЕРТОГО СОСТОЯНИЯ (или вида) ВЕЩЕСТВА. Того самого вида вещества, которое должно заполнять собой все межпланетное пространство. (Природа пустоты не терпит, говорили древние мыслители, и были сто раз правы.) Того самого вещества, которое неизбежно должно присутствовать в каждом земном теле, в жидкости, в газе — во всем абсолютно.

Как вы знаете, я оказался прав: четвертый вид вещества (плазма) был открыт наукой, и открыт именно там, где я и предполагал его наибольшие скопления, — в межпланетном пространстве. Однако, повторяю, поскольку я не астроном и не физик, а простой инженер- мыслитель, я никогда не следил за научными идеями и открытиями ни астрономов, ни физиков. К идее существования вещества в виде атома-икс я пришел чисто интуитивно, исходя из марксистско-ленинской диалектики. И поэтому я считаю, что ученые (физики и астрономы) слишком узко подходят к проблеме четвертого состояния вещества, сводя его лишь к плазме. Моя теория атома-икс в этом отношении значительно шире, а значит, и правильнее. Больше того: я считаю, что мой атом-икс — это главная часть Материи, ее первооснова.

А все остальное — атом, электроны и пр., во что мы так глубоко верим, — его производные.

Я не буду сейчас отвлекать ваше внимание частными доказательствами этого бесспорного положения (например, принципом работы плазмоконсерватора, на который у меня получено авторское свидетельство, или принципом работы плазмоионатора, очищающего воздух от вредных примесей, на который у меня, также имеется авторское свидетельство, да и многое другое, что, если вас заинтересует, я могу привезти в Москву и продемонстрировать лично в редакции журнала). Сейчас я перейду непосредственно к моей идее биоплазмы, которую я, как вы, очевидно, знаете, сформулировал в 1964 году, и которую, как вы тоже, конечно, знаете, А.В. Колющенко использовал для своей кандидатской, а потом и докторской диссертаций. Как я пришел к этой научной концепции?

В общих чертах — методом дедукции и индукции: от частного к общему и от общего к частному.

Меня удивило обилие в биологических науках (и в медицине в том числе) фактов и открытий, которые ученые никак не могут объяснить своими силами. Я понял: у них просто не хватает для объяснения этих явлений научного базиса. Вот вам только один пример. Уже много тысячелетий люди благотворно для своего здоровья используют китайское иглоукалывание. С большой, нужно отметить, пользой. На эту тему, что же это такое — иглоукалывание, в чем его природная сущность, написаны сотни книг (я сам, будучи в Москве, поинтересовался в библиотеке имени В.И. Ленина, сколько же у них хранится трудов по этому вопросу. Мне ответили: несколько тысяч, если даже не больше. Никто этим пока не занимался). И все ученые только руками разводят: ничего понять не можем. Точки иглоукалывания (куда вонзаются серебряные иглы) не содержат в себе ни нервных окончаний, ни кровеносных сосудов — ничего вообще, кроме обычного тела (ткани). А вместе с тем, чисто электрически, это очень активные точки, даже целые каналы внутри тела, где понижено электрическое сопротивление, как будто эти открытые китайцами в теле человека точки и каналы чем-то начинены, заполнены. Но чем? Ни одним известным науке способом это нечто в точках и каналах иглоукалывания обнаружить невозможно. Вот тот путь моей дедуктивно-индуктивной мысли, который привел меня к выводу, что эти каналы в теле человека заполнены атомом-икс, заполняющим и пронизывающим всю Материю.

Вот так я открыл четвертый тип вещества (биоплазму) в живых организмах.

Если вас заинтересуют другие мои идеи или изобретения, готов помочь всеми силами.

В. Гринеев,

инженер-изобретатель.

18.IX. 1973 г.».

XIII

«Милая Людмила Михайловна! Вы все еще на меня сердитесь? Но за что, за что? Перечитал ваше последнее письмо... Нет, предпоследнее; в последнем вы меня высекли... Так вот, перечел я ваше письмо... Многое теперь понятно. Дарья-то ваша... Мудрая она — правильно? Столько пережить... А ведь могло случиться, дорогая Людмила Михайловна, и так, что в «Дарь-отеле» меня принимала бы в качестве хозяйки ваша Татьяна... Я представил ее на вашем месте. Нет, избави бог! Пусть уж она лучше командует своим Антоном. А я таких особ в своей жизни насмотрелся — пруд пруди. Все им мало, во всем они упорно (насмерть!) стоят на своем, и все это вместе взятое называется «издержки эмансипации». Нет, по мне, пусть она, эта эмансипация, горит синим пламенем; женщина должна оставаться женщиной в любых обстоятельствах — даже в наш высокоинтеллектуальный и глубокодемократичный век.

Но это эмоции. Давайте продолжим нашу работу. Для начала пробежимся по докладам на вашем первом научном сборище — на Семинаре, как он у вас именуется с большой буквы, по вопросам биоэнергетики живых организмов. Начнем с доклада вашего шефа — он действительно у вас далеко не дурак. Дважды прочел — с удовольствием. Ну и масштаб мысли!.. Это не Гринеев... А что их, вашего шефа с «победным мыслителем», так тесно связывало? Концепция Колющенко — Гринеева?.. Начнем.

1. «Можно полагать, что организм, как сложно организованная молекулярно-атомарная и плазменная система, обладает способностью к резонансным ответам на действие определенных длин волн в электромагнитном спектре...» Ну, допустим, тем более что далее ваш шеф опирается на мнение китов науки.

Идем далее: «Мы полагаем, что живой организм следует рассматривать как гигантский кристалл, обладающий полупроводниковыми свойствами, имеющими сложную зонную структуру зон проводимости на различных уровнях организации. Попытаемся рассмотреть биоплазменную структуру основного элемента живого организма — клетки...»

Смело? Мало сказать — смело... И все только потому, что ваш шеф решил, что мы с вами, грешные, напичканы биоплазмой???

Попробуем поглубже копнуть в этой вашей главной идее — биоплазме.

2. «В свое время, в 1967 году мы опубликовали первый набросок концепции биоплазмы, в котором было выдвинуто представление о возможности существования плазменного состояния в живом организме...» Ладно, согласимся: было такое. Гринеев тоже предположил (а знаете, он мне ответил, и знаете, что написал по этому поводу? Что биоплазму он открыл в зверинце — наблюдая за поведением диких зверей в клетках. Вот и вам загадка...). А теперь у вас, выходит, о биоплазме появились более конкретные представления?

3. «Можно полагать, что плотность плазмы различных структурных элементов организма неодинакова... нервная система обладает максимальными плотностями биоплазмы и насыщена волновыми процессами. Всякое нарушение биоплазменного баланса в тех или иных локусах[3] организменного пространства вызывает сдвиги в сопряженных зонах, порождая «патологическую» доминанту...» Ах, вот в чем дело. Значит, при помощи красного света (по-вашему — «красного резонанса») эту самую «патологическую» доминанту можно и ликвидировать? Подстроить заболевший организм на «здоровую» частоту? Оригинально. Но не слишком ли умозрительно? И на этом же принципе основано действие красного лазерного луча на семена? Биостимуляция? Вот оно что... Любопытно, любопытно... Но каков масштаб мысли вашего шефа! «Мы полагаем, что настало время думать о создании нового направления в биоэнергетике, квантовой биоэлектроники...» Да, теперь я, кажется, улавливаю родство душ вашего шефа и «мосье» Гринеева: чего уж там мелочиться! Выдвигать, так по крайней мере целое новое направление науки...

Ну, ладно, ладно, только не обижайтесь вы, ради бога! Что поделаешь, если у меня такой склад ума? Или — характера? Люблю вот Шоу — и баста. Что бы он сказал, например, по этому поводу? «У природы нет иного мозга, кроме того, который она с таким трудом вложила в наши головы»?

Кстати, где вы откопали тот перл великого Шоу? Мне он был неизвестен...

Ну, ладно, согласимся, что все вышепоименованные тезисы вашего шефа — результат глубокого анализа, подкрепленный кое-какими косвенными наблюдениями (не будете же вы утверждать, что располагаете прямыми? Дай бог вам найти их...). Но, боже ты мой, на кого вы опираетесь при этом? Кого вы вообще собрали на вашем Семинаре? Авраменко, Абрамов, Власова... Телекинез, телепатия плюс ведьма на метле! «Благоухающий» букет, московских интеллектуалов черной магии!

Кто такой Авраменко — вы знаете? Это спекулятивнейшая личность, которая не знает, как утвердить свое величие в обществе. Телекинез — пожалуйста, тащит к нам в редакцию какую-то выжившую из ума старуху. Та два часа нам морочит голову своими сверхъестественными способностями, пытаясь на лакированной крышке стола сдвинуть хоть на миллиметр спичечный коробок усилием своего водянисто-подслеповатого взгляда. А когда нам надоедает смотреть на ее потуги — того и гляди, сердце лопнет от напряжения, старуха объявляет нас «слугами дьявола». А Авраменко, бия себя в грудь волосатыми кулаками, заявляет, что он собственными глазами видел, как сия чудотворица подняла на воздуси тяжеленное кресло!!! Взглядом подняла, без всяких там ниточек, блочков и прочего реквизита фокусников районного масштаба. И что же делает ваш шеф? Не моргнув глазом не только дает трибуну этой одиозной личности, моему бывшему теплому другу, — еще куда ни шло! — но и включает его бред о телекинезе в свой сугубо научный сборник! Под эгидой вашего глубокоуважаемого академика И. В. Добродеева!

Читаю — глазам не верю: «Аккумулирование биоэлектрической энергии. В. Г. Авраменко, Э. К. Абрамов...» О парочка! Слуги диавола... Сколько они мне крови попортили своими фокусами в редакции — кто бы знал. Но читаем, читаем...

«Электрическая энергия, вырабатываемая человеком, как правило, незначительна. Однако существуют способы ее увеличения, а также накопления в различных технических устройствах...»

Ладно, с этим еще можно как-то примириться — ничуть не хуже вашей биоплазмы. Но дале, дале!..

«В течение определенного времени (одной-двух минут) испытуемый с участием волевого напряжения заряжает биоэлектрическим током конденсаторы...» Послушайте, Людмила Михайловна, да этот самый Абрамов раз десять у нас в редакции пытался зарядить своим магнетическим взором эти самые конденсаторы!.. Неужели у вашего шефа не хватило духу заставить этих двух маэстро от. черной магии проделать сей фокус с конденсаторами на ваших глазах? Какие вы, однако, совестливые... И вот вам итог:

«Второй способ накопления биоэлектрической энергии связан с бесконтактным перемещением предметов на расстоянии. Некоторые испытуемые при перемещении предметов сообщают им электрический заряд. Любой человек, подойдя к предмету (Любой?? Хотел бы я видеть любого!), может теперь продолжать его перемещение до тех пор, пока предмет не разрядится». И весь этот беспардонный треп выдается вашим шефом за науку?! Нет, знаете, большей свиньи ваш шеф вряд ли мог подложить под вашу концепцию биоплазмы. Скажи мне, кто твой друг... Неужели он настолько наивен?

А вот и Власова. Что эта мадам у вас на высокочтимом Семинаре чревовещала? Ага, так и знал: «Допускается гипотетически, что в процессе существования организма может сформироваться его своеобразный — биоэнергетический — «образ», сохраняющийся в дальнейшем вне зависимости от организма, а также после прекращения его деятельности (существования)». Какой высокопарный «научный» штиль! А почему бы не проще, каким она чревовещает в московских салонах, где собирается помешанная на спиритизме публика? Она там употребляет только один глагол — «должен». Должен сформироваться дух, принимающий зрительный образ хозяина и сохраняющийся после его смерти вечно. «Тише, господа-товарищи, полная сосредоточенность, сейчас мы вызовем дух самого светлейшего Григория Распутина...» Ах-ох! Неужели это ваш шеф придал спиритическому бреду столь приглаженный наукообразный вид? Ну и ну...

Мне откровенно вас жаль, страшно жаль, но с такими коллегами по «науке» вы очень быстро окажетесь «вне закона».

Что же делать? Материал наш с вами уже в плане на этот год... Нет пути к отступлению — понимаете? А на что опереться?

И вот еще что мне не дает покоя — как в одной компании с мадам Власовой оказались профессора Шахов и Гуляев? Может, тут и надо искать точку опоры, а? Не верю я, милая Людмила Михайловна, что мы не сможем найти этот самый базис (научный, понимаете?) вашей биоплазмы. Должны найти!

Жду с нетерпением, честно!.. Ни от одной женщины не ждал с таким нетерпением писем — поверьте... Всегда ваш,

Г.Л.».

XIV

«г. Победный, Украинская, 27,

тов. Гринееву.

Уважаемый Владислав Семенович!

Благодарю вас за отклик на мою просьбу — теперь кое-что прояснилось. Но не все. Поэтому я воспользуюсь вашей любезностью и задам еще несколько крайне важных вопросов. Все они, как вы догадываетесь, касаются концепции биоплазмы.

Чтобы не вводить вас в заблуждение, сразу скажу, что из Алатау мне прислали уйму материалов, и сами вопросы к вам как раз и родились из их изучения.

1. Из вступительной статьи к сборнику докладов и сообщений о Семинаре по биоэнергетике на Алкалыкской базе отдыха я понял, что вы там тоже присутствовали, однако вашего выступления в сборнике не обнаружил. Почему? Вы не готовились к выступлению? Мне казалось, что Алкалыкский семинар — довольно удобная трибуна для пропаганды ваших идей.

2. Поскольку аналогичного предисловия с перечислением состава участников Республиканской конференции по биодинамике и биоэнергетике организма в сборнике, этой конференции посвященном, я не обнаружил, то у меня, как вы сами понимаете, возникло подозрение, что вы в ней участия вообще не принимали. Подозрение это подкрепляется еще и тем, что если в докладе Колющенко на Алкалыкском семинаре фигурирует «концепция биоплазмы Колющенко — Гринеева», то в докладах на Республиканской конференции — «концепция биоэнергостаза Колющенко». А куда девалась «концепция Колющенко — Гринеева»? Признана ошибочной? Отвергнута?

Понимая, что, возможно, своими вопросами вызову у вас неприятные воспоминания, я все же убежден, что задать их нужно именно вам. А не Колющенко или кому-то из его группы. Поэтому я решусь задать и еще один вопрос — возможно, для вас самый трудный.

3. Вы пишете, что к идее биоплазмы (1964 г.) вас привели размышления над явлением акупунктуры (иглоукалывание). Однако в вашем совместном «манифесте» (брошюра «Концепция биологической плазмы»), обнародованном четыре года спустя, об акупунктуре нет ни слова. Зато эта тема (биоплазма и учение об иглоукалывании) проходит сквозной линией через все основные доклады на Республиканской конференции. Создается впечатление, что сама по себе мысль о том, что «в лице», так сказать, системы загадочных биологически активных точек (а их около 700) на теле человека наука как раз и имеет дело с выходами биоплазменных каналов, пронизывающих весь его организм, родилась в промежутке между Алкалыкеким семинаром и Республиканской конференцией. Тогда понятно, почему в тех докладах, где речь идет об этой самой взаимосвязи между концепцией биоплазмы и учением о точках и каналах акупунктуры, говорится не о «концепции Колющенко — Гринеева», а о «гипотезе Колющенко». Но может быть, я ошибаюсь? Одно дело, что написано и опубликовано, и совсем другое — что было на самом деле.

Примите мои пожелания крепкого здоровья, новых творческих успехов в вашем благородном деле поиска нового. Надеюсь на ваш скорый ответ.

Г. Лавров,

27.IX.73».

XV

«Геннадий Александрович, я тоже убита. Раз пять, перечитала ваше письмо: что вы за человек? То вдруг приоткроетесь, то вновь — такая жестокость суждений!.. Как вы можете судить столь безапелляционно, столь негативно, даже с какой-то злостью о работах Авраменко и Абрамова? В отношении Власовой, может быть, вы отчасти и правы: мне она тоже показалась неискренней. Но с Авраменко и Абрамовым я сама беседовала, и не раз, и мне их рассуждения показались не такими уж глупыми, какими вы их пытаетесь представить. Не знаю, что они демонстрировали в редакции журнала, но я внимательнейшим образом изучила их расчеты по аккумулированию биоэнергопотенциала в точках акупунктуры и не нашла в них никаких натяжек. Да и почему вы все это считаете «спекуляцией на науке», «лженаукой»? Авраменко ведь сконструировал оригинальный прибор, который совершенно четко регистрирует потенциал в биологически активных точках. Этот приборчик, правда несколько измененной конструкции, более чувствительный, мы (В. Шлемов) приспособили для поиска и точной фиксации БАТ[4] на теле человека и лабораторных животных. Так в чем же вы усматриваете в работах Авраменко и Абрамова мистику и черную магию? Никакого телекинеза, а тем более телепатии они нам не демонстрировали и не называли, а цитату из их доклада, которую вы приводите, я лично рассматриваю как гипотезу. Как возможное допущение. В их сообщении, кстати, так и говорится: «Практическое использование второго способа — дело будущего. В настоящем сообщении просто регистрируется факт, доказывающий возможность такого способа накопления биоэлектрической энергии». А этот факт мы сами, в своей лаборатории, проверяли неоднократно. Вы даже не можете представить, Геннадий Александрович, как меня расстроила ваша нетерпимость. Тем более расстроила, что... Ладно, расскажу все начистоту.

Дело в том, что мы о вас знаем уже давно. С момента проведения Республиканской конференции по биодинамике. И знаем как раз от Авраменко и Абрамова.

Когда они приехали в Алатау, у нас состоялась доверительная беседа, и нам (не только вам) их взгляды в области биодинамики показались чересчур уж смелыми. Антон им на этой встрече на она тоже, кстати, происходила в доме Дарьи) прямо сказал: «Мы включили ваши доклады в программу конференции. И все же, прошу вас понять меня правильно, у нас есть кое-какие сомнения, которые мы бы хотели разрешить с вами в частном порядке. Мы хотим быть уверены, что ваши идеи и мысли опираются все же не на слова, а на факты. (Антон, когда нужно, умеет говорить прямо — без околичностей. Но, и это гораздо важнее, терпимость к чужой мысли, пусть она даже трижды зачислена в разряд «лженауки», всегда в нем главенствует.)

Разговор у нас был долгий, нелицеприятный, но взаимно честный. Больше говорил, правда, Авраменко... Ну, раз вы с ним были «теплыми друзьями» — пересказывать его идеи ни к чему. Действительно, его интересует и телекинез, и телепатия — весь набор, так сказать, явлений, объявленных лженаукой. Но дело ведь не в том, что его (или их с Абрамовым, вернее сказать) интересует, а в том, как он пытается их объяснить, как он пытается подтвердить или опровергнуть эти явления. Наука складывается, в конце концов, не из споров на тему, что же надо считать истинной наукой, а что — ее ложной тенью. Наука складывается из мысли и эксперимента. Из гипотезы и ее доказательства (или — опровержения). А скажите, положа руку на сердце: кто и когда сумел строго доказать (многократно повторенным экспериментом), что телекинез и телепатия — всего лишь плод фантазии? Нет, Геннадий Александрович. И то, и другое экспериментом одинаково трудно и доказать, и опровергнуть. А между тем не надо вам напоминать, историю науки вы знаете во много раз лучше меня, именно такого рода идеи, проверка экспериментом которых для сегодняшнего уровня науки не по силам, самой наукой объявлялась ее ложным направлением. Разве не так обстояло дело с митогенетическими лучами Гурвича? А с генетикой? А с кибернетикой? Всех приверженцев этих научных дисциплин, которые сейчас являются наиболее много обещающими, наиболее фундаментальными, в свое время объявляли и космополитами, и даже хуже. Воинствующая нетерпимость к инакомыслящим принесла нашей науке вреда, я думаю, нисколько не меньше, чем культ личности. Да, я думаю, это явления одного и того же порядка, и в этом, кстати, причина того, что всеми этими «оккультными», по выражению «Литературной газеты», науками у нас действительно занимаются не столько ученые, сколько «желающие» ими стать. А серьезные ученые, отлично понимая, что в науке одинаково важен и положительный и отрицательный результат эксперимента, который только и может полноправно отнести этот самый телекинез к науке или к ее ложной тени, просто боятся (элементарно — боятся) заявить о необходимости доказательства. Есть мужество солдата, но существует еще особая категория мужества — мужество ума. Но это большая и больная проблема. И не только для меня.

Так вот, когда мы уже выяснили позиции друг друга (Авраменко и Абрамов — с одной стороны, и Антон, я и Вадим Шлемов — с другой), зашла речь и о журналистах. И прежде всего журналистах, пишущих о науке, ее популяризаторах.

И когда мы стали выяснять все плюсы и минусы научной журналистики, Авраменко, чего от него, признаться, никто не ожидал, прекрасно помня, сколько раз он со своими идеями был подвергнут критике в разных научно-популярных журналах, вдруг горячо стал защищать «Мысль и труд». Почему? Оказывается, потому, что в редакции этого журнала работаете вы — «честный, хотя и не очень устойчивый «научник» (термин его — Авраменко). Тут в разговор вмешался Абрамов (он по отношению к вам настроен более скептически, даже негативно), между ними произошла небольшая перепалка, из которой мы узнали многое: и о вашем интересе ко многим нетривиальным идеям в науке, и о вашем мужестве, с которым вы пытаетесь «пробить» (термин опять же Авраменко) эти идеи в своем журнале, и о многом другом, менее важном. Вот тогда Антон и предложил тост в вашу честь: «Выпьем, товарищи, за честных журналистов. Они тоже в науке чего-то стоят». Выпили все, даже Абрамов. И я — тоже. И вдруг читаю такие ужасные строки: «Авраменко — спекулятивная личность», и тому подобное... Как вы можете так, Геннадий Александрович?.. Ужасно. Какая откровенная нетерпимость к чужой мысли!

У меня уже было подобное разочарование — в Антоне. Загорится какой-нибудь идеей — крушит направо и налево. Все у него тогда недотепы, дебилы и троглодиты. Ну, когда все это обрушивает на наши головы со смехом, с улыбкой — и отношение к его эскападам соответственное. Однако бывает (раньше, по крайней мере, бывало), что он явно теряет чувство меры, и его «полушутки» оборачиваются уже откровенными оскорблениями. В таких случаях Антон становится просто невыносим. Так было у нас, когда он (давно это уже было, а все помню) взъелся на Костю Загайнова — за его осторожность. Костя у нас человек действительно осмотрительный: семь раз отмерь, а уж потом режь — для него не просто мудрая поговорка, а закон жизни. В науке это и хорошо, и плохо. Чаще, я думаю, все же хорошо — если речь идет о проверке какой-нибудь идеи экспериментом. Тут наш Костя просто незаменим — лучшего оппонента желать не нужно: всю душу из тебя вытянет своими сомнениями!.. Зато уж можно быть уверенным на все сто процентов: эксперимент абсолютно чистый. Но бывают моменты, когда прав Антон, — надо рисковать. И тут Костя словно гиря на ногах — брюзжит, сомневается, готов публично от нас отречься, только бы «не иметь сраму». Для Антона в это время загайновские сомнения — словно красная тряпка для разъяренного быка. И было однажды, когда Антон поставил нас перед выбором: или он, Антон, или Загайнов.

Вы, конечно, понимаете, что Антон в нашей группе — не просто руководитель. Уйди он от нас — группу можно распускать. А Антон и на новом месте сколотит коллектив единомышленников, и идею биоплазмы будет развивать и без нас. Это понимали все, но самое худшее, что понимал это и Антон. Самое мерзкое. Поставив нас перед ультиматумом, он отлично понимал, что у нас другого выхода, как принять этот ультиматум — расстаться с Загайновым, — нет. Понимал и — пошел напролом.

И я тогда объявила — точно по его же методу — ультиматум: уходит из группы Загайнов — ухожу и я.

Антон этого, разумеется, не ожидал. Для него я в те времена была его «эго». (Его вторым «я».) Мой ультиматум его буквально ошеломил. Но не отрезвил. Мы проговорили до утра — все начистоту, кто чего стоит. Антон едва на стенку не лез — так ему хотелось настоять на своем. Но и потерять меня он тоже не мог. Да, мы в ту страшную ночь сказали друг другу все. Я поняла, что потеряла Антона навсегда. Но и он тоже, к счастью, кое-что все же понял. Понял, что нельзя быть и честным, и бесчеловечным одновременно. А человечность — это терпимость. В науке. Да и в жизни, я думаю, тоже.

Не могу сказать, что с той ночи Антон стал другим человеком, — отнюдь. Но человечнее — да. И доказательством тому — история с Максимом Гавриловичем Ловцовым.

О Ловцове вы меня уже, по-моему, дважды спрашивали: кто он такой. И как он, ученик профессора Шахова, попал к нам, в группу Колющенко. Но я вам не отвечала не потому, что в этом есть какой-то «групповой секрет» или что-то в этом духе. Не отвечала потому, что ответить могла, лишь рассказав об этой страшной для нас ночи, когда мы сожгли за собой мосты. Не зная этого обстоятельства, вы бы, я думаю, ничего не поняли.

Максим Гаврилович старше нас всех (я имею в виду ядро нашей лаборатории — Антона, Загайнова, Шлемова и себя) примерно в полтора раза. Во всяком случае, когда мы сочиняли свой «манифест биоплазмы», то есть попросту еще искали тему своей научной работы, Ловцов уже был кандидатом наук, работал над докторской, имел два десятка опубликованных работ, часто выступал в газетах. Одним словом, авторитетный и влиятельный в научных кругах человек. И вот этот человек оказался нашим противником.

Первый удар Максим Гаврилович нанес нам на страницах республиканской молодежной газеты — в интервью на тему, как найти свой путь в науку. Наш «манифест биоплазмы» он привел в качестве примера, как молодые специалисты порой теряют чувство реальности. Головокружение от романтической идеи. Но романтизм идеи, доказывал Максим Гаврилович, когда эта идея ничего общего не имеет с достижениями и успехами современной теоретической биологии, равносилен попытке дискредитировать эти успехи и достижения.

В этом, первом своем публичном выступлении Максим Гаврилович был еще довольно сдержан: ну, подумаешь, группа юнцов решила подерзить, немного пошуметь, чтобы привлечь к себе внимание, — теоретическая биология от этого не пострадает ни на йоту, а вот сами ее «ниспровергатели»... Ему нас было по-отечески жаль: путь в серьезную науку для нас, по его мнению, был закрыт навсегда.

Не знаю, действительно ли интервью Ловцова носило скрытоиздевательский тон, как решил Антон, но ярости его пределов не было. По его мнению, все было бы лучше: откровенная ругань, зубодробительная критика несостоятельности нашей концепции биоплазмы, но только не этот снисходительно-поучающий тон метра. Антон рвался в бой, Антон жаждал крови, и удержать его было невозможно.

В одну ночь он написал пламенный памфлет об инквизиторах в науке. Впрочем, вас, наверное, интересует памфлет Антона в подлиннике? Где-то у меня должна была сохраниться копия...

Нашла. Весь памфлет я вам сейчас цитировать не буду — слишком он длинный и сумбурный. Приведу несколько отрывков, прямо касающихся нас и нашей концепции.

«Доказывать глухому, что он глух, — занятие бесполезное. Мы лишь позволим напомнить себе один исторический факт, имевший место в г. Полиньяни (Италия) в 1968 году.

В этом доселе не известном городке Италии собрались двадцать крупнейших ученых мира: X. Кребс[5], Дж. Слейтер[6] и другие ученые, отмеченные академическими титулами, Нобелевскими и национальными премиями. Ученые, считавшиеся ведущими биохимиками мировой науки, собрались в маленьком итальянском городке, который отныне войдет в историю науки, чтобы обсудить тупик, в который они, крупнейшие биохимики мира, зашли в своих исследованиях. Мы надеемся, что наш глубокоуважаемый оппонент из сельскохозяйственного института все же иногда читает научную периодику. Мы отмечаем лишь результат полиньянского совещания: все двадцать крупнейших биохимиков мира во всеуслышание объявили, что биохимия — день вчерашний, и что отныне они все себя объявляют биоэнергетиками, ибо только биоэнергетика в состоянии охватить и объяснить все многообразие, всю глубину и сложность проявлений живой материи. Биоэнергетика, а не биохимия, генетика, молекулярная биология и прочие науки, которые нашему глубокоуважаемому оппоненту-агроному кажутся святцами, а наша концепция биоэнергетического характера — проповедью самого дьявола..,»

«Наш глубокоуважаемый оппонент не только глух к фактам, но еще и, совершенно очевидно, страдает «избирательной слепотой». Мы это смеем утверждать потому, что он наш коллективный труд «Концепция биологической плазмы» читал явно вразрядку. А если бы. он читал все подряд, да еще оценивая смысл текста, то он прежде всего к лику «зеленых гениев» должен был бы причислить и академика И. В. Добродеева, имя которого на титуле книги числится как имя ее научного редактора. Научный редактор, как это известно нашему глубокоуважаемому оппоненту, не только разделяет, но и поддерживает (!) идеи своих учеников. Так почему же в этом случае наш глубокоуважаемый оппонент не решился, заодно с «группкой зеленых гениев» высечь и академика И. В. Добродеева?! Не потому ли, что слишком уж велика дистанция: кандидат наук и — академик...»

«Мы смеем утверждать, что наш оппонент-сельхозник в биоэнергетике компетентен не более, чем мы в его агрономии, хотя бы уже потому, что он путает электронно-дырочную плазму с дырочностью клеточных мембран; мы смеем утверждать, что о биоэнергетике наш глубокоуважаемый оппонент узнал впервые именно из нашей коллективной работы «Концепция биологической плазмы»...»

Я думаю, вы составили уже представление и о характере нашей полемики с деканом сельхозинститута, и о характере памфлета Антона, который он вынес на наше обсуждение и под которым потребовал подписаться каждого. И мы, после двухчасового бурного обсуждения, подписались все... за исключением Кости Загайнова. Загайнов в объяснение своей позиции заявил: во-первых, крайне глупо на непродуманное интервью Ловцова отвечать еще большей непродуманностью (впрочем, Загайнов, помнится, сказал резче: непродуманной глупостью. Но это, кажется, неграмотно — да?). И здесь Загайнов был, видимо, в чем-то прав. Но это мы поняли позже. А вот второй аргумент возмутил не только Антона (тот вообще был готов Загайнова-оппортуниста растоптать и уничтожить) — всех нас: «Пусть даже Ловцов и неправ по форме, но в сути он абсолютно прав. Мы сами, требуя к себе тактичности, должны были проявить тактичность по отношению к старой школе биологов».

Здесь Загайнов, думаю, вы догадались, бросил камешек в огород Антона, который сочинил к «манифесту биоплазмы» все эти «преамбульные наскоки»: «Мы полагаем, что такая необходимость назрела...», «Выступая с совершенно новой концепцией...» и т. д. К чести Загайнова надо сказать, что он и тогда возражал против всек этих «громогласных лозунгов» Антона. Но тогда он в конце концов с доводами Антона все же согласился, подписал «манифест», а теперь, когда Антон вручил ему ручку подписать памфлет против Ловцова, — отказался наотрез.

Памфлет мы в редакцию молодежной газеты отправили без подписи Загайнова. Но не это послужило причиной ультиматума Антона: «Или я, или Загайнов». Дальнейшие события.

Мы, Ловцов был абсолютно прав, оказались «зелеными лопухами» — не знали мы тогда еще ни жизни, ни всех этих ваших журналистских «норм печати». Послали памфлет в ту же редакцию, наивно полагая, что наш памфлет непременно напечатают и, таким образом, истина восторжествует. Вы, разумеется, уже догадались, что произошло на самом деле: редакция пригласила Ловцова и ознакомила его с нашим памфлетом. У работников редакции оказались свои понятия об этике публичного слова. И у Ловцова — свои. Недели полторы спустя (когда мы с таким нетерпением ждали опубликования нашего памфлета) газета «Вечерний Алатау» начала публикацию серии статей Максима Гавриловича о перспективах развития биологических, наук (в то время как раз вышло крупное постановление о состоянии биологических наук в нашей стране, и статьи Ловцова были, так сказать, откликом на это постановление). Уже с первой статьи мы поняли, что вся эта серия направлена против нас и что Максим Гаврилович читал наш памфлет.

Я не буду пересказывать содержание его статей — они довольно банальны, пережевывали давно известное, а в целом громили наше «новаторство», ведущее «к подрыву фундаментальных дисциплин биологии». В заключительной статье Максим Гаврилович даже открыто назвал нас всех (по фамилиям!) «юродствующими гениями».

Переживали мы эти статьи ужасно — работа из рук валилась. Но самое ужасное — полная беспомощность: тебя долбят, обзывают негодяями и юродивыми, а ты ничего, понимаете, ни-че-го не можешь сказать в ответ! Правда, Антон куда-то ходил, что-то пытался доказать, но, по-моему, он только подлил масла в огонь. Мы очень надеялись на академика Добродеева — ему-то должны дать слово на страницах газет! И вдруг узнаем, что Иоганн Витальевич в больнице: стенокардия. Жена Антону сказала, что приступ стенокардии вызван каким-то трудным разговором в какой-то высокой инстанции по поводу его согласия поставить свое имя на титуле нашего «манифеста биоплазмы». И запретила Антону являться в больницу.

Положение наше, как вы понимаете, — «хуже не бывает»: полная изоляция. В университете поговаривают, что нашу лабораторию биофизики вообще надо прикрыть во избежание скандала — общественность, мол, требует. Антон рвется в бой, да что толку? С кем воевать? С газетами? Да они не считают нужным даже отвечать на наши заявления и письма. С «общественным мнением» в университете? Глупее ситуации не придумаешь... И вот тут Антон каким-то образом узнает, что Костя Загайнов, оказывается, в наших рядах «пятая колонна». Что он, оказывается, ведет «двойную игру», снабжая строго конфиденциальным материалом... самого Ловцова.

Вот как это выяснилось.

Я вам, кажется, уже писала, что Костя пришел в нашу группу со своей идеей «красного резонанса». Антон выслушал его доводы, ознакомился с загайновским «фонарем» и пришел к выводу, что загайновская гипотеза «красного резонанса» вполне укладывается в рамки нашей концепции биоплазмы. А сам Загайнов «вполне укладывался» в рамки нашей группы. Однако, даже «вписавшись» в профиль нашей группы биоплазменников, Загайнов все же очень долго работал почти самостоятельно — даже опытами занимался больше у себя дома (у Загайновых роскошная дача с оранжереей и солярием, где Костя и ставил свои эксперименты по выявлению «красного резонанса» у различных растений) . Слияние его темы «красного резонанса» с нашим главным направлением — разработкой теории биоэнергостаза живых организмов (по аналогии с гомеостазом[7]) произошло позже, когда Антон сформулировал тот самый тезис, который у вас вызвал такую убийственную иронию: «Это что — всерьез? Человек — полупроводниковый кристалл??» Да, Геннадий Александрович, именно этот тезис Антона и открыл нам дорогу в медицину — нашей концепции биоплазмы, а ее практическое применение в различных методах лечения стало и нашим признанием, и нашим триумфом.

Но вернемся к истории с «пятой колонной».

Исследуя фотореактивность растений, Загайнов никак не мог миновать идей профессора Шахова, с которыми вы так хорошо знакомы. Загайнов довольно легко установил, что его «красный резонанс» дает примерно такой же эффект, что и действие (по методике проф. Шахова) импульсами концентрированного солнечного света (КСС). Вполне естественно, Загайнов задался вопросом: а не одна ли природа эффекта КСС и «красного резонанса»? Ведь в КСС тоже есть длина волны 630 ангстрем — частота красного света. Но как это доказать?

Решение нашел Антон — исходя из своей гипотезы, что любой живой организм представляет собой гигантский полупроводниковый кристалл. По его концепции, точки биологической активности (БАТ) и каналы, выявленные еще в Древнем Китае (те самые каналы, которые соединяют БАТ с различными органами человека, благодаря чему воздействие на БАТ иглами, давлением или лечебными сигаретами из полыни и вызывает столь загадочный терапевтический эффект — колем ушную раковину, а вылечивается, например, печень), заполнены биоплазмой, находящейся в особом, возбужденном состоянии. По расчетам Антона, биоплазма в каналах живого организма (а точки БАТ и каналы открыты — вы, возможно, знаете — не только у человека и у высших животных, но и у растений, и у низших) находится в состоянии резонанса с длиной волны 630 — 690 ангстрем. То есть с частотой красного света.

Таким образом, согласно концепции Антона, воздействие на резонансную частоту биоплазмы посторонним источником колебаний такой же модуляции (красным светом) может привести к еще большему возбуждению, каналов биоплазмы, что, в свою очередь, неизбежно должно вызвать биологическую стимуляцию живого организма. Что, собственно, Загайнов и наблюдал в своих опытах с «красным фонарем».

Но гениальность Антона была не в том, что он дал теоретическое объяснение результатам опытов Загайнова. Антон пришел к выводу, что «красный резонанс» будет эффективен только в том случае, если воздействующий на биоплазму луч света будет совпадать с физическими характеристиками излучения самой биоплазмы (в общем виде это главнейший закон радиосвязи: приемник улавливает в эфире «голос» радиостанции только в том случае, если его собственные входные устройства — антенный фильтр или верньер[8] — настроены в резонанс с излучающей частотой передатчика). Но какие могут быть у света еще физические характеристики, кроме частоты колебаний? Плоскость колебания волны? Это физика установила уже давным-давно.

Ну а дальше логику мысли Кости Загайнова вы, я думаю, можете предсказать самостоятельно: раз нужен не только красный монохроматический свет, но еще и когерентный, то надо применить лазер. Лазер как раз и испускает монохроматический и когерентный пучок света.

Красный лазер Загайнов одолжил у своих приятелей на физике. И первые же эксперименты с семенами цветов, которые он провел в оранжерее отца, убедили его окончательно: даже слабый по мощности луч красного лазера вызывает в семенах гораздо более сильную биологическую стимуляцию, чем и его «красный фонарь», и даже концентрированный солнечный свет (концепция проф. Шахова). Во много раз больший.

Даже получив столь блестящие результаты с красным лазером, Костя, человек скрытный, не сказал о них никому. Опыт за опытом (а вы сами понимаете, сколько времени требуют опыты с растениями: надо не только прорастить семена, но и вырастить цветок или помидор — только тогда в полном объеме можно оценить результат «красного резонанса») убеждали Загайнова, что он находится на пути крупнейшего научного открытия. Осталось свести данные опытов в единую систему и сопоставить с результатами экспериментов по методике профессора Шахова — экспериментов с действием на растения импульсов КСС. А этими опытами у нас, в Алатау, занималась группа агрономов под руководством Максима Гавриловича Ловцова...

Вот вам и объяснение того, каким образом наш «враг № 1» — Ловцов стал нашим единомышленником и возглавил группу фотоэнергетики лаборатории.

Да, Загайнову осталось совсем немного. Но тут появилось интервью Ловцова, которое, как вы теперь понимаете, спутало все карты нашему Косте. Костя, как я уже говорила, придерживается в жизни принципа «семь раз примерь». И момент «отрежь», по его мнению, наступил как раз тогда, когда Максим Гаврилович «разделывал нас под орех» со страниц газеты «Вечерний Алатау».

Я не думаю, что Загайнов не подписал наш памфлет на Ловцова, преследуя столь далеко идущие цели, как неизбежность встречи с Максимом Гавриловичем. Думаю, что нет: не подписал он наш памфлет из принципа «не будь свиньей, даже если тебя уже кто-то вывозил в грязи». Так или иначе, но Загайнов в разгар нашей драчки с Ловцовым явился к нему на кафедру и выложил свои сравнительные (с его, Ловцова, результатами научных исследований) данные: вот вам эффект действия КСС (мощность, длительность импульсов и прочее), а вот вам — действие луча красного лазера (мощность, длительность импульсов и прочее) на те же самые семена и растения.

Ловцов, как он потом проговорился, разобравшись в таблицах и графиках Загайнова, едва не потерял дар речи. Первой его реакцией было — «первоапрельская шутка». Но совершенно неизвестный ему молодой исследователь спокойно предлагает повторить все свои опыты с красным лазером совместно с ним, с Максимом Гавриловичем Ловцовым. А для начала приглашает ознакомиться с его установкой «красного резонанса». Ознакомиться... в нашей лаборатории биофизики.

Вот когда мы наконец узнали, что Загайнов уже полгода ведет напряженные исследования с лазером. И узнали, выслушав лекцию Загайнова о своих опытах, вместе с... Максимом Гавриловичем.

Но накануне в нашей лаборатории разразился тот самый скандал, в результате которого Антон и выдвинул свой ультиматум: «Или я, или он». Антон в присутствии всей лаборатории обвинил Загайнова в предательстве, в передаче Ловцову нашей конфиденциальной информации и еще бог знает в каких тяжких грехах. Загайнов (можете представить его душевное состояние) на пределе выдержки заявил, что он никого никогда в жизни не предавал, никакой конфиденциальной информации Ловцову не передавал и вообще — отказывается отвечать на «вопросы инквизиции». Однако признал, что действительно с Ловцовым он встречался дважды. «По нашему общему делу».

Нет, не считайте меня уж такой великой провидицей: я сама была введена в заблуждение поведением Загайнова — сама его в тот момент презирала всей душой. И свой встречный ультиматум выдвинула исключительна «в пику» Антону: «Если из лаборатории уйдет Загайнов — уйду и я»...

Антон, разъяренный, хлопнул дверью. А следом разошлись и остальные. И остались мы в лаборатории вдвоем с Костей. Вот тогда он и рассказал, чем занимался эти таинственные для нас полгода и для чего дважды встречался с Ловцовым. «Я вижу, Люся, — сказал он печально, — единственный выход из тупика: пригласить Максима Гавриловича в лабораторию, показать аппаратуру и результаты наших исследований».

Признаться, предложение Загайнова меня проста убило: пригласить Ловцова?! И это после всего того, что он написал о нас в «Вечерке»? Да ребята его на порог не пустят! (В тот момент мне и в голову не пришло, что главная трудность будет в другом — как затащить Максима Гавриловича к нам.) Но ссориться и даже спорить с Костей я уже не Могла: кончилась. Только сказала ему: «Хорошо, я передам твое предложение Антону».

Костя кивнул и сказал — словно нож в сердце: «Я всегда думал, что среди нас ты — самый порядочный ученый». Вот, видите, как он обо мне думал...

Костя ушел, а вскоре в лабораторию явился Антон. Он, конечно, и слышать не хотел, чтобы встретиться с Ловцовым: «Меня тошнит от одного его имени». А когда узнал, что Костя Загайнов ко всему прочему еще и скрыл от него результаты опытов с красным лазером, — совсем взбесился. Но тут я понять его могла: он уже давно носился со своей гипотезой биоэнергостаза (той самой идеей полупроводникового кристалла в живом организме, который поддерживает свою структуру при помощи резонансных частот), а Загайнов, получив едва ли не прямые доказательства правильности гипотезы, молчал о них целых полгода. Да, понять душевное состояние Антона я могла. Но никак не могла примириться с его озлобленностью против Загайнова. И выложила все, что о нем думаю. Все — до последнего...

Дня через два в лаборатории появился красный лазер, Загайнов соорудил в углу лаборатории нечто вроде «черного ящика» — светонепроницаемую кабину, принес из дому и развесил схемы, таблицы своих исследований, расставил на подоконниках горшочки с ростками цветов, семена которых получили облучение светом лазера, и контроль — из необлученных. Разница, конечно, была разительная: если в контроле росток едва пробивался из грунта, то «лазерные» выбрасывали уже третий — пятый листок.

А сам уехал в сельхозинститут.

Конечно, для Максима Гавриловича это была грандиозная ловушка — это мы поняли сразу, как только он вошел в комнату. (Потом, выйдя на минутку, я догадалась — Костя снял с двери табличку «Лаборатория биофизики».) С одного взгляда на аппаратуру, которой напичкана наша лаборатория, он, разумеется, понял, что попал отнюдь не к агрономам и даже не к биологам, как он, видимо, предполагал со слов Загайнова, а к тем самым «сопливым гениям», которых он так методично и жестоко избивал со страниц газеты.

В первое мгновение, увидев, как изменился в лице Максим Гаврилович, я решила — повернется и уйдет. Но нет, собрал, видно, все мужество, кивнул в знак приветствия и бросил Загайнову, который, я думаю, переживал эту встречу больше всех остальных: «Ну, показывайте». И Загайнов, сбиваясь, даже заикаясь, стал объяснять. И ему, Ловцову, и нам — своим единомышленникам.

Не знаю, когда Максим Гаврилович пришел в себя и стал понимать, что ему лепетал Загайнов. Только минут через двадцать я уловила его первый вопрос — резкий, отрывистый: «С чего вы взяли, что это доказывает идентичность действия лазера и вашей зеркальной установки?» Костя объяснил. Плохо. Путано. Я поняла, что он всячески избегает употреблять положения нашей концепции — даже слово «биоплазма» боится произнести вслух. А как иначе объяснишь эту идентичность? И тогда я пришла ему на помощь. Сказала: «Загайнов слишком волнуется, разрешите — я объясню, в чем тут дело, товарищ Ловцов».

Максим Гаврилович глянул на меня... Неважно, как глянул, и буркнул: «Попробуйте».

Я стала объяснять — все, как есть. Чувствую — слушает. Даже поглядывать на меня стал с интересом. И вдруг: «И у вас есть серьезные доказательства?»

Я показала ему фотоснимки биоплазмограмм, саму установку высокочастотной съемки... Слушает, кажется, понимает, но напряжен, чувствую, до предела. Не столько даже слушает, сколько ощущает, всей кожей, кажется, ощущает острую враждебность атмосферы — словно за минуту до взрыва. Оглянулась — от кого исходит эта напряженность? А сзади ребят, тесным полукольцом окруживших нас с Ловцовым, чуть не на голову возвышается Антон. Пришел. Тоже слушает. Но видели бы вы, с каким выражением!..

Не знаю, по наитию, что ли, я, неожиданно для себя, прервала свой объяснения, раздвинула ребят и сказала Ловцову, который... Ну, вы — писатель, можете представить, что пережили они в то мгновение оба — Максим Гаврилович и Антон. Я сказала — как можно более спокойным, будничным тоном:, «Наверно, будет правильнее, если теорию биоплазмы изложит сам автор. Познакомьтесь, пожалуйста: руководитель нашей лаборатории, кандидат биологических наук Антон Васильевич Колющенко».

Антона я, конечно, застала врасплох — даже в лице изменился. Я, разумеется, рассчитывала, что они пожмут друг другу руки... Мертвая тишина. Потом Ловцов с огромным трудом кивнул. Антон — тоже. Думаю, чисто рефлекторно. Чтобы заполнить тягостную паузу, говорю: «Пожалуйста, Антон Васильевич. Я остановилась на моменте образования в зародыше биоплазменных каналов». А Антон... У него, оказывается, от волнения пропал голос. Махнул рукой: продолжай сама. Пришлось продолжать. Однако минут через пять я повторила попытку: «Но тут я менее компетентна, я все же физик... Антон Васильевич, объясните». И Антон, как-то странно подергивая головой, словно у него судорогой свело шею, начал объяснять...

Вот так и пришел в нашу лабораторию Максим Гаврилович Ловцов. И пришел уже как руководитель одной из групп лаборатории. Оставил свое деканство в сельхозинституте (но кафедру за собой все же сохранил), договорился с дирекцией своего института о выделении опытных делянок, даже помещение выколотил для своей... нашей то есть, группы фотоэнергетики. Дальнейшее вы знаете сами.

Боже, два часа ночи! Вот это разоткровенничалась. Целую тетрадь исписала! Выговорилась, отвела душу... Вы не сердитесь? А у меня еще столько к вам вопросов...

Во-первых, вы уже столько раз писали о «грозе редакции», вашем ответсекретаре Гоше Димове... Это его вы окрестили «брюнетом болгарского производства»? А почему? Знаете, у меня к нему появился такой интерес... Просто нездоровый.

Во-вторых, о Гринееве. Никакой загадки по поводу его «открытия» концепции биоплазмы в зверинце нет и не было. Он об этой своей философии «природы в клетке законов науки» рассказывает каждому. И нам в том числе. Ну а что касается остального... Пусть он сам расскажет. Так будет лучше.

И в-третьих... Знаете, когда я прочла ваше последнее письмо, мне вдруг стало жалко вас... Ну чего мы втравили вас в свои дела? Да, конечно, нам очень лестно (да и нужно — что там кривить душой) опубликовать наши идеи в вашем журнале. Но если бы я только знала, сколько хлопот и неприятностей доставит вам наше нескромное желание!.. (Вот ведь — нам — ваш — вам). Может, отступим? Мы уже и так друг другу рассказали столько постороннего, не имеющего отношения к теме вашего очерка о биоплазме, что, по-моему, нам хватит тем для переписки и без биоплазмы. А вы как думаете?

Успехов вам, счастья.

Ваша Л. К.

5 окт. 73 г.

Р, S. А это тоже стихи Пушкина? «Я думал, тайна в нас самих...»

XVI

«г. Москва, редакция журнала «Мысль и труд»,

спец. корреспонденту тов, Г. Лаврову. ,

Глубокоуважаемый товарищ Лавров!

Прежде всего хочу сообщить, что меня порадовало ваше настойчивое желание выяснить историю возникновения научной концепции биоплазмы до конца. И я, по мере сил и возможностей, смею заверить, помогу вам в этом благородном гуманистическом деле.

Отвечу по вопросам — по порядку.

1. Как проходил Семинар на Алкалыкской базе университета.

Не скрою, мне было довольно лестно, что я приглашен на Семинар, где будет обсуждаться моя концепция биоплазмы и где должны собраться очень крупные ученые. О том, что я там могу выступить со своим докладом, А. Колющенко меня в известность не поставил, поэтому я прилетел в Алатау без подготовки к такому докладу. Но теперь я понимаю, что Колющенко это сделал специально — не предупредил, чтобы я захватил с собой из дому мои научные работы и тезисы о строении Материи.

Он меня сам встретил в аэропорту, за что я ему, конечно, благодарен, устроил в их личную «гостиницу», как они называют этот дом, где хозяйничает некая Дарья, — это тоже было с его стороны благородно, потому что я — человек пожилой и, пролетев на самолете почти шесть часов, чувствовал себя неважно. А до Алкалыкской базы нужно было, ехать автобусом еще два часа. Но это все, как говорится в народе, — присказка. А сказка началась потом, когда я, немного отдохнув и подкрепившись, встретился с Колющенко в саду этой самой хозяйки «гостиницы» — откровенной спекулянтки и стяжательницы. Но — бог с ней, пусть с ней разбирается милиция.

Колющенко рассказал, где будет проходить Семинар, кто должен присутствовать на нем — даже из Москвы ожидались ученые. Это было очень приятно. Но тут я увидел у него в руках уже отпечатанную программу Семинара и попросил посмотреть. Колющенко дал с неохотой, и через минуту я понял почему. Дело в том, что третьей фамилией (после академика Добродеева, который был научным руководителем Семинара — ему положено было открывать, и самого Колющенко) по списку выступавших шел я. «Но позвольте, — сказал я, — почему же вы меня не предупредили раньше? Почему вы эту программу не выслали мне домой?» И знаете, что на это ответил Колющенко? Не моргнув глазом он объяснил, что программу из типографии получил только вчера (что, как я потом установил неофициально, была чистая ложь: другие участники программу получили заблаговременно) и что он сам, понимая, что виноват в том, что я приехал без готового доклада, поможет его подготовить.

Я отклонил его помощь. Я оказал ему, что выступлю без подготовки: у меня вся тема в голове. И вот тогда он, Колющенко, стал маневрировать. Вывертываться. Знаете, что он мне предложил? Чтобы я на Семинаре вообще отмолчался. Вот так — просидел три дня молча, слушая других. «Почему?» — спрашиваю. А он мне отвечает — цитирую дословно, я потом, перед сном, записал нашу беседу в записную книжку: «Дело в том, — говорит он мне не моргнув глазом от стыда, — что ваша гипотеза «атома-икс», Владислав Семенович, участниками Семинара может быть понята превратно».

«Что значит превратно?» — прошу я уточнить его позицию.

«Ну, понимаете, — мнется Колющенко, — на Семинаре соберутся не только биологи, но и физики, которые сами занимаются и проблемами строения вещества, и природой электрического и магнитного поля...»

«Ну и что? — парирую. — Разве им будет неинтересно ознакомиться с оригинальной, совершенно новой теорией строения Материи?»

А он опять мнется:

«Да знаете ли, Владислав Семенович, ваши взгляды по этому вопросу... слишком уж оригинальны».

«Вы хотите сказать, что они меня засмеют? А я этого не боюсь. Когда я самостоятельно вывел закон всемирного тяготения — надо мной никто не смеялся. Наоборот: сама Академия наук признала, что я этот закон вывел правильно. А вывел я его, исходя из тех самых представлений о строении Материи, над которыми, как вы считаете, физики должны почему-то смеяться. Ведь вы же, когда использовали мою идею биоплазмы, не смеялись над «атомом-икс»? А атом-икс — это и есть биоплазма в живой Материи».

«Ну, я... Я ведь ученый терпимый. Я не смеюсь, Владислав Семенович, даже над телепатией. Мы с вами сделали великое дело, обосновав концепцию биоплазмы. И я бы очень хотел, чтобы Семинар подтвердил научную важность наших с вами взглядов относительно четвертого состояния вещества в живых организмах...»

«А я, значит, своим выступлением могу вам погоду испортить?»

«Вот именно. — Даже обрадовался. — Понимаете, концепция биоплазмы так или иначе, но уже находит признание, пробивает себе дорогу в мир науки. Так стоит ли ее дискредитировать другими гипотезами, которые, я знаю точно, физиками будут отвергнуты?..»

И все в таком духе. Не буду вас утомлять пересказом всего того, что он мне наговорил в тот вечер — уговаривать он умеет. Я согласился. Согласился послушать, что будут говорить другие участники Семинара, а потом уж, к концу его работы, решить окончательно — надо ли мне выступать самому. Конечно, таким решением он остался очень недоволен. Еще бы! Мой доклад в программе объявлен, докладчик на Семинар прибыл, а слова ему, выходит, не дают? На Каком основании? Но это уже не моя забота — как выкручиваться из пикового положения.

Два слова о самом Семинаре.

В общем и целом, должен отметить, Семинар прошел на высоком уровне. И моей концепции биоплазмы отдали должное: из двадцати четырех докладов упоминали в восьми. Таким образом, я считаю, Семинар на Алкалыкской базе Средне-Азиатского университета мой приоритет в этой области науки закрепил основательно. Но что мне не понравилось, так это всяческие попытки Колющенко скрыть мое пребывание на Семинаре от общественности. Поскольку у него самого хлопот было более чем достаточно, ко мне он приставил свою помощницу, которая, как я потом узнал случайно (уже в Алатау), является его любовницей. Конечно, раз она состояла в таких отношениях с Колющенко, его волю она выполняла беспрекословно — ни на шаг от меня. А когда я ей об этом сказал прямо — о том, что она — марионетка Колющенко, так она даже обиделась, оскорбилась. Но все равно от меня ни на шаг: как только перерыв, так меня под руку и куда-нибудь в сторонку — то погулять по саду, то посмотреть какую-нибудь диковинку. Если бы не она, то я, наверное, так бы и просидел все три дня молча и инкогнито. Но уж больно эта особа вела себя нагло — словно конвой. И когда на базе объявился корреспондент из молодежной республиканской газеты, я все же нашел способ отделаться от этой назойливой особы и сам дал корреспонденту интервью — о том, что хотел скрыть Колющенко.

Интервью со мной в газете было напечатано в тот день, когда участники Семинара вернулись в Алатау и стали разъезжаться по домам. Можете представить, какой фурор произвела моя теория «атома-икс»1 Ко мне в номер (теперь уже Колющенко, полностью уверенный в моем молчании, поселил меня на оставшиеся дни, которые я хотел посвятить знакомству со столицей Средне-Азиатской республики, в одной гостинице с остальными участниками Семинара) друг за другом, как только стала распространяться газета по рукам, зашли четверо. Не скрою, они тоже по поводу моей теории были настроены скептически, однако против логики возразить не. могли ничего. И даже взяли мой домашний адрес.

Колющенко сам отвез меня на такси в аэропорт, но я понял, что он на меня очень зол и что в Алатау больше не пригласит. Так оно и случилось, и это мой ответ вам на вопрос, был ли я приглашен на Республиканскую конференцию.

2. На второй ваш вопрос я должен ответить своим недоумением: поскольку я лишен научной информации о развитии моей идеи биоплазмы, то я только из вашего письма узнал, что моя концепция предана забвению, а на ее месте возведена «концепция биоэнергостаза Колющенко», Я буду очень и очень признателен, если вы пришлете мне на несколько дней (с обязательным возвратом) ту литературу, которой вас снабдил Колющенко. Тогда я смогу разобраться, куда девалась «концепция Колющенко — Гринеева» (а точнее — одного Гринеева) и почему Колющенко мой приоритет в области биоплазмы целиком присвоил себе.

3. Относительно, китайского учения об иглоукалывании. Это учение придумал и не я, и не Колющенко, а древние китайцы. Я же только методом дедукции пришел к заключению, что они (китайцы) использовали в целях излечивания биоплазму.

Еще раз торжественно обещаю вернуть вам «Труды Республиканской конференции» в целости и сохранности.

С глубоким уважением

В. Гринеев.

8.Х.73 г.

P. S. В своем прошлом письме я перед вами поставил ряд вопросов. В частности: у меня есть другие идеи и изобретения, которые, я думаю, могут составить большой интерес для вашего журнала. По вашему вызову, я могу сам приехать в Москву и продемонстрировать действие некоторых изобретенных мной устройств. Если вы очень заняты, то я могу принять участие в работе над статьей о моих идеях и изобретениях на любых условиях: соавтор, автор (но с выплатой вам соответствующей доли гонорара) или как-то иначе. Сообщите ваши соображения.

В. Гринеев».

XVII

«Милая Людмила Михайловна! Если б вы знали, как меня тронула подпись «Ваша Л. К.» Правда. Нисколько не кривлю душой. Хотя, честно говоря, все это для меня и странно, и непостижимо. Столько получаю каждый день писем... И от близких друзей в том числе. А вот — на тебе: жду только из Алатау. И жду толстые-претолстые. Как сегодняшнее.

Милая Людмила Михайловна! Вы напрасно так беспокоитесь о своем языке и стиле. Да вы — прирожденный литератор! Я вашу историю на тему «Антон и Ловцов» читал, словно детективный роман! Мне бы такую точность слова и четкость мысли... М-да... История... Теперь уж, знаете, просто дело чести — опубликовать очерк о ваших работах. Сегодня же вечером засяду за работу: пора, пора. Да. Пишите мне лучше на мой домашний адрес — я вам его сообщал? А то, знаете, мне ваши объемистые пакеты наша завредакцией уже стала вручать с такой многозначительной улыбочкой!.. Да и вообще: придешь домой (метро «Филевский парк, триста метров по пешеходной улочке, тенистый двор — усилия кооперативщиков, три этажа к небу...), а в письменном ящике — толстый пакет. Вечер душевного покоя. И вся эта серо-слякотная-московская сутолока, Занудливый дождь — все это уходит, словно ржавчина в душе, накипь на совести... Расчувствовался, да? Ладно, ближе к делу.

(А все же я вам чертовски завидую — даже невзирая на все эти передряги с газетами, на все ваши внутренние конфликты... Завидую: не побоялись пригласить и дать слово даже «мадам Власовой». Представить такое в Москве!.. Легче увидеть «летающую тарелку». Да, вы, конечно, правы: терпимость к чужой мысли, может, действительно и есть главный признак здорового духа Науки.)

Итак, я попробую сформулировать основные тезисы нашего с вами очерка.

1. Гипотеза биоплазмы позволила создать чрезвычайно любопытную модель организации структуры живого организма — модель «человека-кристалла» (введем такой термин для пущей образности, а?). Как образуется этот полупроводниковый кристалл в теле человека?

Каждую точку излучения биоплазмы, а таких точек, по представлению А. Колющенко, миллиарды в каждой клетке организма, можно представить в виде сверхмикроскопического лазера, излучающего свет строго определенной частоты, под строго определенным углом поляризации и в определенной плоскости. Причем для данного организма частота и прочие параметры всех микролазеров единые. Следовательно, в организме образуется некая голограмма, которая и поддерживает в нем объемный биоэнергостаз — ту самую пространственную структуру полупроводникового кристалла, о которой шла речь выше.

2. Поскольку мы с вами так и не нашли «авторитетного базиса», на котором можно было водрузить вашу концепцию биоплазмы, используем «шах конем» — прибегнем к косвенной аргументации. Я в таких случаях люблю перелистывать труды В. И. Вернадского. Имя первой величины, президент, академик.

Итак, Вернадский... Не об излучении ли вашей биоплазмы ведет речь Владимир Иванович, говоря о волнах десятимиллионной доли миллиметра длиной, которые кругом нас, всюду и везде, без перерыва, сменяются, совпадают и сталкиваются?

Дальше нам нужно как-то увязать вашу концепцию биоплазмы с акупунктурой. Так? В Москве готовится решение о создании Центрального научно-исследовательского института рефлексотерапии (так мудро назвали эту самую акупунктуру, то бишь учение об иглоукалывании). По сему знаменательному поводу один наш товарищ взяла интервью у директора института (институт еще не открыт, но директор у него уже есть). По разным соображениям и обстоятельствам сие интервью пока у нас законсервировано, но кто нам с вами мешает извлечь из него пару-другую тезисов? Например:

«Древним врачевателям удалось обнаружить около 700 биологически активных точек — фактически то же количество, которое подтверждено современными исследователями, вооруженными электронной аппаратурой...» (Боюсь, что здесь директор института профессор имярек имел в виду именно вашу лабораторию.)

Далее:

«Каменные иглы, щепки бамбука, а то и просто рыбьи кости были первыми инструментами для лечения с помощью уколов. Потом иглы стали делать из золота, серебра, нержавеющей стали. Воздействовали и нагреванием. Готовили, например, сигары из полыни, которая медленно тлеет и долго сохраняет тепло. Такую сигару держали на небольшом расстоянии от кожи или даже прижигали точку. Эти точки прижигали и раскаленным железом». А вы — лучом красного лазера. Я думаю, нашего брюнета болгарского производства такая логика мысли удовлетворит вполне. Предвижу: «а почему?», «и кто он такой?». Кто-то из предков у Гоши Димова был из болгар — отсюда и фамилия, и его персональный псевдоним: Болгарин. Я думаю, вы встречали его материалы под этим псевдонимом на страницах нашего славно-популярного издания. Правда, в последнее время, с тех пор как какой-то (из редакционных) остряк-анонимщик пустил шоутизм — чем Болгарин отличается от Булгарина, Гоша стал подписывать свои сочинения истинным именем. А кто он такой? Видите ли, в некоторых научно-популярных журналах принята оригинальная структура административного управления: главный редактор — имя (скажем, видный академик), но номинал, а всеми делами в редакции заправляет зам. Но у нас эта оригинальная структура еще более усложнилась, потому что в ответственных секретарях у нас Гоша Димов, считающий (и на практике осуществляющий), что за номер полноправную ответственность несет ответственный секретарь. Отсюда и все наши проблемы: наметился один зам. главного — Гошу не устроил, и тот покинул поле брани без боя. Приняли второго — аналогично... Я думаю, дело кончится тем, что Гоша совместит в себе и ответственного, и зама. Все идет к тому. Что в человеке есть — того уж не отнимешь. Или, как говаривал мудрый Шоу, — «есть великие среди маленьких людей, и есть великие среди великих». Гоша Димов, по-моему, нечто посредине.

Но вернемся к интервью с профессором.

«Многие специалисты считали, что своим эффектом иглоукалывание обязано воздействию на психику человека, нечто вроде гипноза или самовнушения. Опыты на животных это опровергли. Животное не может знать, что его колют для того, чтобы вылечить. И тем не менее излечивается. Почему? Основная роль в иглотерапии, видимо, принадлежит нервной системе. Игла, «ввинчиваясь» в ткани тела, раздражает сотни рецепторов. А те посылают импульсы-сигналы от периферии к центру, к мозгу. А он в ответ включает соответствующие регуляторные и защитные силы нашего организма. Эта рефлекторная теория принята ныне как рабочая гипотеза и у нас в стране, и за рубежом...» По-моему, то самое, а? А дальше мы с вами напишем так: «Но вот в лаборатории биофизики Средне-Азиатского университета родилось другое объяснение этому феномену...» И далее — о вашей биоплазме и т. п. Идет?

А вообще, должен вам признаться, милая Людмила Михайловна, я еще не помню случая, чтобы у меня работа над очерком продвигалась так нудно и трудно. Нет, это все же не метод — писать очерк на расстоянии четырех тысяч верст... А может, у вас наметится путь в Москву? Приехали бы, посидели бы мы с вами пару вечерков, глядишь — очерк готов. А может быть, нам и в самом деле написать, его вдвоем? Знаете, это серьезный аргумент в пользу пробиваемости темы — у нас любят такое соавторство: Л. Коренева, кандидат физических наук, Г. Лавров, наш специальный корреспондент. А что — звучит? По-моему — да. И не только в очерке дело... Приезжайте, правда. Страшно рад буду вас увидеть.

Ваш Г. Л.

P. S. А что же я вам все-таки написал такое в служебном блокноте?..»

XVIII

«г. Победный, Украинская, 27, т. Гринееву.

Уважаемый Владислав Семенович!

Вообще, конечно, посылать чужие книги без ведома хозяина как-то но принято, но, поскольку сборник трудов Республиканской конференции действительно касается вас — и прямо, и косвенно, я думаю, ваша просьба вполне обоснованна.

Так как сборник мне нужен для работы над очерком, верните, пожалуйста, сразу же, как прочтете.

С уважением!

Г. Лавров».

XIX

«Геннадий Александрович, я просто в отчаяньи. Ну что же это такое? Только поверишь — поняли наконец друг друга, и снова — на тебе: в огороде бузина, а в Киеве — дядька. Мы уже столько лет боремся против всех этих механических гипотез по поводу эффекта акупунктуры, а вы — «по-моему, то самое», «авторитетный базис». Да в том-то и дело, что в иглоукалывании нет никаких рефлексов! И рефлексотерапии — тоже. Да читали ли вы вообще труды нашей Республиканской конференции по биодинамике и биоэнергетике? Я же вам посылала — как же так, Геннадий Александрович? Ну откройте раздел «Свет гелий-неоновых лазеров в биологии и медицине», доклад Гейкина, Ленинградская военно-медицинская академия имени С. М. Кирова. Читали? «Открытие нами в 1963 г. точек биоинформации,, как известно, совсем не обладающих (подчеркнуто мной. — Л. К.) нервной системой, указывает на то, что эти точки ничего общего с нервной системой не имеют». А вы предлагаете нам опираться на рефлекторную теорию. Да какие же рефлексы, если ни в одной точке акупунктуры никто и никогда не обнаруживал никаких нервных рецепторов?! Больше того, не только мы — ленинградские исследователи тоже пришли к выводу, что природа точек акупунктуры вообще ничего общего не имеет не только с нервной системой, но и с клеточным строением ткани. Вот, цитирую: «Эти данные подтверждают мысль об отсутствии клеточной структуры точек биоинформации не только у растений, но и у аналогичных точек человека и животных. Поэтому следует провести изучение этих точек не на клеточном, а на молекулярном уровне». Чем мы и занимаемся. Как можно вообще научно объяснить действие луча красного лазера на точки акупунктуры, опираясь на рефлекторную теорию, которая «принята ныне как рабочая и у нас в стране, и за рубежом»? Да вас засмеют сами же медики, если вы им заявите, что нервный рецептор способен ощущать слабый красный свет! Это же не кислота, не тепло.

Я в отчаянии. Когда мы говорим о посторонних вещах — полное взаимопонимание, но как только переходим к обсуждению проблемы биоплазмы — словно на разных языках разговариваем. Почему? Способный популяризатор, я же сама убедилась, можете уловить суть самой сложной научной проблемы с первых слов. И вот — топчемся на месте. Неужели на вас так действует негативизм вашего ответсекретаря Димова? Не могу в это поверить. Что же нам с вами делать, Геннадий Александрович? Так ждала ваше письмо. В окошке «до востребования» у меня даже паспорт не спрашивают — запомнили. Просуну голову, а мне в ответ: «К сожалению, пока ничего не поступало». А недавно вдруг сообразила, что я вообще впервые в жизни так долго переписываюсь с почти незнакомым мужчиной. Смейтесь-смейтесь. (Кстати, вы и так уже посмеялись: с чего вы взяли, что я — кандидат? Самая обыкновенная научная сотрудница...) Да, мне уже тридцать три, а я вот только сейчас поняла, как много могут значить в твоей жизни письма почти незнакомого тебе человека. И как мне хочется верить, что — хорошего человека...

Ваша Л. К. 24.Х.73.

Р, S. А о Москве я даже мечтать не смею: кто меня туда отпустит?»

XX

«Людмила Михайловна, я просто уничтожен. Вот уж воистину: читал книгу, а видел фигу. Что это, вправду, нынче со мной? Такая срамота... Один выход реабилитировать себя в ваших глазах — сейчас же сесть и написать об этой самой жуткой биоплазме, которая мне уже начала по ночам сниться — словно туман какого-то зловещего цвета выходит из пор моего бренного тела. Жуткие видения, в холодном поту просыпаюсь.

Сажусь писать — только отнесу сие покаянное письмецо.

Текст очерка вам прислать? Вообще-то у нас это даже принято — визировать материалы у героев (нелепость — не правда ли? Разве можно в этом случае написать что-нибудь честное, объективное? Разве только лесть...), но на этот раз я, пожалуй, отступлю от редакционного правила — пришлю вам на визу уже гранки.

Ваш Г. Л.

Я тоже расстроен, и тоже сам себе удивляюсь: дорогой Геннадий Александрович, тебе ведь 38, и у тебя в жизни... Чего только у тебя в ней уже не было! И вот — пожалуйста: ухожу из редакции раньше всех, неприлично раньше, — а вдруг дома меня ждет толстый-претолстый пакет из Алатау? Пусть даже и ругательный...»

XXI

«г. Москва, редакция журнала «Мысль и труд»,

писателю т. Лаврову Г. А.

Глубокоуважаемый Геннадий Александрович!

Сначала хочу вам объяснить, как я узнал ваше имя-отчество и кто вы есть на самом деле.

Я иногда люблю посидеть день-другой в библиотеке — почитать кое-что о науке и технике. Особенно в научно-популярных изданиях — они на мой мозг действуют как аккумулятор: заряжают мыслью. Но не все. Некоторые писатели пишут так заумно, что читать их книги еще муторнее, чем книги самих ученых, — один туман. В природе все проще. В какой-то книге, не помню уж, давно было, я прочел, что человек для нашей Природы — чужой, может, даже и вообще из другого мира прилетел. Думаю, что это верно: если человек не бережет Природу, не стремится понять ее механизм, какой же он ее сын? В Природе ведь как? В Природе все сбалансировано, она, как хороший станок-автомат, никогда не сбивается с заданной скорости и программы. Только вот человек со своими промышленными отходами сбивает ее ритм. Тут у Природы сразу и получается несварение — не по нутру ей все эти сливы масел, выбросы газов. А нефть в океане? Это же не просто варварство, это убийство Природы! Я думаю, она когда-нибудь крепко накажет человека. Выбросит из Планеты или вообще уничтожит. Я много думаю над этой проблемой, и у меня уже появились кое какие идеи. Но об этом я вам напишу в другой раз. А сейчас расскажу, как я узнал, что вы писатель.

Я пришел в библиотеку, а там, в зале каталогов, — выставка научно-популярных изданий. Решил осмотреть — вдруг что-нибудь полезное? Иду, читаю названия, а тут вдруг в глаза: «Г. Лавров». Даже не поверил: не вы ли, думаю? Попросил девицу дать эту книгу. Заполнил требование. Жду. В нашей библиотеке такие порядочки, что надо час ждать, пока тебе найдут нужную книгу. И тут у меня мысль родилась: а дай, думаю, посмотрю в каталоге — нет ли еще чего на «Г. Лаврова»?

Батюшки, смотрю — пять книг! Вот это, думаю, повезло — с таким писателем в контакт вошел. Все выписал, до единой. Неделю ходил в библиотеку — изучал. Но теперь я знаю, на что вы способны. Молодец! Хорошо пишете: ясно, доходчиво, и проблема — как на ладони! И знаете много — это очень приятно.

В связи с этим у меня к вам назойливая просьба: не можете ли вы мне подарить какой-нибудь из ваших, трудов с личным автографом? А я вам в ответ тоже что-нибудь приятное или полезное сделаю. Вы случайно цветоводством не увлекаетесь? А то у меня есть очень редкие сорта махровых астр. Прислать? И как выращивать — все опишу. Да они неприхотливые — ухода за ними много не надо. Да что там обещания — я вам в это письмо и вложу пакетик с семенами. В марте вы их высейте в ящик, а ящик поставьте на подоконник — где солнце подольше бывает. Снизу — от батареи отопления тепло, сверху — солнечная энергия, вот они у вас и полезут ростками. Ну а дальше что делать — я вам потом опишу.

Теперь несколько слов о нашем с вами деле.

Вы, Геннадий Александрович, были совершенно объективны: меня как автора концепции биоплазмы в трудах Конференции Колющенко свел на нет. Конечно, в отдельных докладах моя фамилия еще упоминается, но это, я понимаю, для приличия: нельзя же обворовывать сразу донага! Запудрил учеными терминами мою концепцию биоплазмы — «электронно-дырочная», «электронно-протонная», — все что угодно — только подальше от моей главной идеи атома-икс. Но я убежден: все эти гипотезы-выверты о резонансных явлениях, о поглощении биоплазмой когерентного лазерного света лопнут как мыльный пузырь. А истина — в атоме-икс. Пусть мой атом-икс в живой Природе называется биоплазмой, я сам этот термин, кстати, ввел в научный оборот, — я не возражаю, но все остальное — опять попытки ученых втиснуть Природу в клетку, навязать ей свое собственное представление о ее естественной Материи и ее механизмах.

Но вот что для меня, глубокоуважаемый Геннадий Александрович, оказалось новостью. Вы обратили внимание на такую мысль Колющенко: «Мы полагаем, что живой организм следует рассматривать как гигантский кристалл, обладающий полупроводниковыми свойствами, имеющий сложную структуру энергетических зон на различных уровнях организма»? Поскольку одна из ваших книг посвящена проблемам строения кристаллов и вообще истории этой проблемы, вы знаете, что для кристаллов главный закон — решетка. Эта решетка как каркас для современных железобетонно-сборных домов. Я в свое время много думал над этим феноменом кристалла. Придумал даже оригинальный способ выращивания любых кристаллов при помощи маленькой затравки (авторское свидетельство на этот способ и на саму установку я получил пятнадцать лет назад). По моему способу можно выращивать даже драгоценные камни — я в этом уверен. Для этого нужно лишь создать нужную минеральную суспензию (суп из элементов, проще говоря). Но сейчас я не об этом. Сейчас я вот о чем хочу с вами посоветоваться.

Когда я пришел к выводу, что принцип самороста кристаллов имеет всеобщее для Природы значение, я понял, что сделал новое крупное открытие, которое должно раскрыть тайну образования Материи, точнее, ее трех первых видов — твердого, жидкого и газообразного. Как это происходит по моей научной концепций? Вся Природа, весь ее геометрический объем, как вы, возможно, помните, согласно моей первой научной концепции, которую я закрепил в своем труде «Четвертое состояние вещества» (1944 г., на фр. языке), наполнена атомом- икс. Однако не как попало, как я думал вначале (1944 г.), а в виде особого каркаса — точно такого же, какой нам представляет любой кристалл. Я еще не пришел к окончательному выводу, что заставляет атом-икс образовывать в мировом пространстве эту сетку-каркас, которая пронизывает буквально каждый кубический миллиметр Природы, и нас с вами тоже. Тут есть над чем подумать. Но у меня нет никаких сомнений в том, что вся Природа — все ее звезды, планеты, а на планетах материки, люди и все прочее, — все это образуется и вырастает подобно кристаллам вокруг каркасной сетки из атомов- икс. Согласно моей концепций, каркасная сетка из атомов-икс есть основа, как бы чертеж самой Материи.

А теперь сравните мою концепцию с тезисом Колющенко: «Мы полагаем, что живой организм следует рассматривать как гигантский кристалл». Плагиат? Я правильно думаю? К несчастью, я не успел закрепить приоритет этой моей научной концепции в печатном труде. Чтобы опубликовать свои идеи, знаете, сколько нужно сил и времени? С пенсионерами ведь не особо считаются — это факт. Вот, например, по числу моих изобретений и авторских свидетельств мне давно уже пора присвоить звание заслуженного изобретателя республики. А кто будет хлопотать об этом звании? На заводе, как только я ушел из конструкторского бюро, про меня постарались забыть сразу же — еще дверь за мной не захлопнулась. А адвокаты по рационализации, к которым я обращался, утверждают, что представить к званию может только завод или какая-то общественная организация. Мне с этим званием открылась бы дорога к закреплению приоритета.

Но я опять отклонился в сторону от темы моего письма.

Я вот о чем хочу посоветоваться с вами, глубокоуважаемый Геннадий Александрович. Не могли ли бы вы подсказать мне путь для доказательства приоритета моей концепции о принципе самороста кристаллов как всеобщем для всей Природы? Видите, и эту мою научную концепцию Колющенко тоже приспособил под свою. И уже закрепил приоритет печатно. А от меня скрыл — не прислал эти «Труды Республиканской конференции». Самый простой путь, мне кажется, — опубликовать статью в вашем журнале. Я готов на любые условия: совместно с вами, за фамилией автора (моей), но долю гонорара по договоренности возвращаю вам. Или как-то иначе — как вы придумаете. Жду ваше решение.

В. Гринеев, инженер-изобретатель,

обладатель 16 авторских свидетельств.

7.XI.73 г.

P. S. А кто такая Т. К. Колющенко, которой он на своей конференции предоставил два доклада? Жена? Семейную конференцию, как я погляжу, собрал наш с вами общий знакомый: сам выступил с главным докладом, в котором, научно припудрив, чужие идеи выдал за свои; любовница доказывает физическую верность идей Самого, а жена подтверждает верность экспериментами на людях? Вот как надо пробивать себе дорогу в ученые...»

XXII

«Милая Людмила Михайловна!

Видно, здорово я провинился перед вами — две недели молчания! Целых две недели. Прав был Шоу, утверждая: «Я всегда презирал Адама за то, что он решился откушать яблока с древа познания, лишь будучи искушен женщиной, которую еще прежде искусил змей. Да я бы перекусал все яблоки на дереве — только отвернись хозяин». Так это вы были телохранителем глубокоуважаемого инженера-мыслителя Гринеева на Алкалыкском семинаре? Интересно...

А может, вы молчите потому, что ждете от меня обещанные гранки статьи? Не будет гранок, милая Людмила Михайловна. Хотите знать, что начертил член-корреспондент Волянский, глубокоуважаемый член уважаемой редколлегии славно-популярного журнала «Мысль и труд»? Тот самый член-корреспондент Волянскйй, который так часто любит выступать в «Литературке» по вопросам, что такое лженаука и как с ней надо бороться... Вот что он написал в ответ на милейшую просьбу Гоши Димова одобрить мой опус «Четвертое состояние жизни»: «Тов. Димов! Если вы мне подсунули (?) научную фантастику, то я, простите, в ней не специалист. Если же это вы предлагаете считать наукой, то что же тогда, по-вашему, есть научная фантастика?» И это все жирным красным карандашом наискосок по первой странице моего опуса...

Что нам с вами остается в утешение? В прошлом году разнеслась по Москве молва: член-Корреспондент (имярек) был приглашен с публичными лекциями в Болгарию — осветить горизонты биологических наук. После первой лекции члену нашей уважаемой редколлегии мягко, в высшей степени тактично заметили: «Извините, глубокоуважаемый... но мы с вами заключили контракт на публичные лекции несколько другого характера — о новых идеях в биологии, а не о борьбе с ними. Если вы считаете, что мы ошибаемся в оценке характера ваших лекций, мы готовы уплатить вам неустойку». Слабое утешение, верно?

Так что будем делать, дорогая Людмила Михайловна? Хоть запой объявляй — только с кем, вопрос? Так тошно...

Ваш. И все же ваш...»

XXIII

«г. Победный, Украинская, 27, т. Гринееву.

Уважаемый Владислав Семенович!

Премного благодарен за лестный отзыв о моих опусах. Слышал и похуже. Никогда в жизни не писал в соавторстве — в этом отношении твердо придерживаюсь принципа К. Паустовского, который считал, что писать что-либо в соавторстве — то же самое, что вдвоем играть на одной скрипке.

Что же касается вашей идеи «самороста кристаллов», «Мысль и труд» на эту тему выступала; как мне подсказала редакционная картотека, по крайней мере трижды: «Земля: геоид или... кристалл?! («Мысль», №3 за 1967 г.), «Кристаллическая жизнь Вселенной» («Мысль», №7 за 1968 г.), «Каркас мироздания. «За» и «против» («Мысль», №6 за 1970 г.). Чей приоритет — не помню,

Г. Лавров.

P. S. Семена мохнатых астр передал зав. редакцией. От нее — спасибо».

XXIV

«Да, Геннадий Александрович, я ждала гранки вашей статьи. Хотя и предполагала, что напрасно.

Написать убедительную статью о биоплазме вам помешали не три с половиной тысячи километров, отделяющие вас от Алатау, а легкость отношения к теме. Убедительность и убеждение, как вам известно, слова одного корня. А убеждены ли вы в существовании «четвертого состояния жизни»? Нет.

И последнее. Как разрешите мне понимать ваш очередной «шоуизм» — об Адаме? Если это называется остроумием, то что тогда есть хамство?

Л. К.»

XXV

«Людмила Михайловна, бог с вами — что вы еще придумали на мою, голову? Вот уж никак не ожидал... Да не хотел я вас обидеть, видит бог — не хотел!

Нет, это какое-то проклятье: коль на роду написано... Дважды обжегся, женоненавистником стал будь она неладна, эта эмансипация. Хватит, никаких отклонений: свобода так свобода. И вдруг встречаю женщину... Ум, обаяние, женственность...

Послушайте, Людмила Михайловна, мы ведь с вами взрослые люди — не дети. Зачем нам ссориться? И при чем тут эта ваша мифическая биоплазма? Вы же прекрасно понимаете, что три с половиной тысячи километров отделяет меня не от темы, а от вас. Ну неужели это не ясно? О господи... Будьте человеком. Ну, прошу вас...

Г. Л.»

XXVI

«Что мне вам ответить, Геннадий Александрович? Я тоже обожглась однажды — вы знаете. Возможно, поэтому я и хочу — сама понимаю — невозможного. Но как говорил ваш любимый Шоу: «Если бы научала опытность, то камни лондонских мостовых были бы умнее самых мудрейших людей». Видно, так я и не научилась делить себя на части: богу богово, как вы говорите, а кесарю кесарево. У меня все богово: Извините меня.

Л. К.».

XXVII

«г. Москва, журнал «Мысль и труд», писателю

тов. Лаврову Геннадию Александровичу.

Глубокоуважаемый Геннадий Александрович!

В прошлом месяце я поставил перед вами ряд вопросов. А именно: у меня есть ряд идей и изобретений, которые, как я понимаю, составляют большой народнохозяйственный интерес. Я считаю, что эти идеи и изобретения, часть из которых уже внедрена в народное хозяйство и приносит огромную (в миллионах рублей) прибыль стране, а другая часть хранится пока в виде авторских свидетельств, могут и должны, заинтересовать ваш журнал «Мысль и труд». Поэтому прошу вас переговорить с вашим начальством, и я готов выехать в Москву, чтобы продемонстрировать свои изобретения и идеи лично в редакции, перед Главным редактором. Для этого нужен официальный вызов из редакции.

С глубоким уважением!

В. Гринеев, инженер-изобретатель.

26.XII.73 г.

P. S. Если мне будет гарантирована публикация в вашем журнале, готов выехать, в Москву за собственный счет — в счет будущего гонорара».

XXVIII

«Алатау, Средне-Азиатский университет, лаборатория биофизики,.

Кореневой Людмиле Михайловне.

С днём рождения! Счастья вам — огромного, здоровья — столетнего... И всего остального. Лавров».

XXIX

«Москва, редакция журнала «Мысль и труд»,

Лаврову Геннадию Александровичу.

Поражена, ошеломлена, потрясена. Но как вы узнали?! Камни лондонских мостовых, конечно, умнее. С Новым годом! Будьте счастливы. Ваша Л. К.».

XXX

«Людмила Михайловна, дорогая моя! Как я рад за вас — правда! Читали? «Достижения квантовой электроники также начинают широко применяться в медицине... Открываются широкие возможности применения лазеров в терапевтических целях». Это о вас? О применении эффекта «красного резонанса» в медицине? Сам министр здравоохранения СССР! Академик!! В самой «Правде»!!!

Несусь сломя голову в редакцию — Гоше Димову «статью под нос. Даешь репортаж в номер!

Ваш и только ваш — Г. Л.».

XXXI

«г. Победный, Украинская, 27, т. Гринееву В. С.

Уважаемый Владислав Семенович!

Вы передо мной действительно поставили уйму вопросов. Пытаюсь ответить хотя бы на те, которые для меня бесспорны.

1. С глубоким уважением отношусь к вашему таланту изобретателя. Изобретательскими делами занимается журнал «Изобретатель и рационализатор».

2. Мое начальство знает, что первым идею биоплазмы высказали вы.

3. Остерегайтесь ложного знания: оно, опаснее невежества. (Впрочем, это до меня сказал уже Бернард Шоу.)

4. С новым годом! Здоровья вам и новых творческих успехов.

Г. Лавров. 1.1.74 г.».

XXXII

«Срочная. Алатау. Средне-Азиатский университет.

Лаборатория биофизики. Людмиле Кореневой.

Вылетаю сегодня, пятого. Рейс 615. Забронируйте место в «Дарьотеле». Репортаж в номер о «красном резонансе». Лавров».