Червь Уроборос

XVII Король выпускает своего сокола

Наутро леди Презмира пришла просить аудиенции у короля и, будучи впущена в его личные покои, остановилась перед ним, прекрасная и величавая.

— Господин, — промолвила она, — Я явилась, чтобы поблагодарить вас, для чего мне не представилось подходящего случая прошлым вечером в пиршественном зале. Поистине, нелегкая это задача, ибо, если я буду говорить начистоту, может показаться, будто позабыла я о Корунде, который это королевство заслужил; если же заговорю чересчур напыщенно, то покажется, будто я преуменьшаю вашу щедрость, о король. А неблагодарность есть ужасный порок.

— Госпожа моя, — ответил король, — Тебе не нужно благодарить меня. На мой взгляд, великие дела славят себя сами.

Тогда она поведала ему о полученных из Импланда письмах Корунда.

— Легко заметить, господин, — сказала она, — как в эти дни вы подминаете под себя все народы и усаживаете на престолы новых вассальных королей к вящей славе вашей и всего Карсё. О король, доколе будет порочить нас этот демонландский сорняк, что все еще не втоптан в землю?

Король не ответил ни слова. Лишь чуть искривилась губа, на миг обнажив зубы, будто у потревоженного за едой тигра.

Но Презмира отважно продолжала:

— Господин, не гневайтесь на меня. Думается мне, верному слуге, удостоенному чести своим хозяином, подобает искать, как еще ему услужить. И какую еще услугу может оказать вам Корунд, как не повести за море на запад военный флот и не покончить с ними, пока их мощь не восстановилась после того удара, что вы нанесли им в прошлом мае?

— Госпожа моя, — произнес король, — Это моя забота. Я скажу, когда мне потребуется твой совет, и сейчас — не этот момент, — и, вставая, словно желая положить конец беседе, добавил: — Я собираюсь сегодня поохотиться. Говорят, будто у тебя есть ручной сокол, что в полете превосходит лучшего из соколов Кориния. Погода ясная и тихая. Не возьмешь ли его с собой и не покажешь ли, как он настигнет цаплю?

Она ответила:

— С радостью, о король. И все же, заклинаю вас добавить одну любезность ко всей ранее оказанной доброте и выслушать еще кое-что. Что-то подсказывает мне, что вы уже обдумали это предприятие, и, боюсь, своим отказом даете мне понять, что руководить им будет не Корунд, но кто-то другой.

Темный и неподвижный, словно встречающая ясное утро его черная крепость, стоял, глядя на нее, король Горайс. Сочившийся сквозь восточные окна солнечный свет окрашивал тяжелые кольца ее волос в тлеющие красно-золотые тона и сверкающими лучами отражался от бриллиантов, которыми они были заколоты. После паузы он сказал:

— Представь, что я садовник. Я не обращаюсь за советом к бабочке. Пусть радуется, что для нее растут розовые кусты и красный очиток, и если ей их недостаточно, я по первой просьбе дам еще, как и тебе дам я в Карсё еще балов и пирушек, и прочих забав. Но война и политика — не для женщин.

— Вы забыли, о король, — произнесла леди Презмира, — Корунд сделал меня своей посланницей, — но, видя, как потемнело лицо короля, поспешно добавила: — Однако не все эти слова принадлежат ему, о король. Я буду откровенна с вами. Он настаивал на походе, но не себя он видел во главе его.

Король недобро посмотрел на нее.

— Я рад это слышать, — сказал он. Затем чело его прояснилось: — Знай же, госпожа моя, что приказ об этом уже отдан. Прежде, чем зимние ночи возвратятся, Демонланд окажется под моей пятой. Посему напиши своему супругу, что я удовлетворил его желание загодя.

Глаза Презмиры торжествующе просияли.

— О, счастливый день! — воскликнула она. — Таков ли он и для меня, о король?

— Если ты желаешь того же, что и он, — ответил король.

— Ах, — сказала она, — Вы знаете, что мои желания обгоняют его.

— Тогда приучи их скакать в упряжке, госпожа моя, — сказал король, — Почему, думаешь, отправил я Корунда в Импланд, как не потому, что знал: его острого разума и выдающейся отваги хватит, чтобы править великим королевством? Ты бы хотела, чтобы Импланд, словно неоконченное вышивание, выхватило у него своенравное дитя?

И, прощаясь с ней, он добавил более любезно:

— Значит, мы будем ожидать тебя, госпожа моя, в третьем часу до полудня, — и ударил в гонг, вызывая начальника своей стражи: — Солдат, проводи королеву Импланда. И проси герцога Корса немедля явиться ко мне.

В третьем часу до полудня лорд Гро встретился с Презмирой в ведших во внутренний двор воротах. На ней был костюм для верховой езды из темно-зеленого шелка и тесный воротник, украшенный жемчугом. Она сказала:

— Едешь с нами, господин мой? Воистину, я буду очень тебе признательна. Я знаю, что ты не любишь охоту, но ты должен быть со мной, дабы уберечь меня от Кориния. Все утро он изводит меня необычайной любезностью, хотя почему он вдруг так себя повел, я сказать не могу.

— В этом, — ответил лорд Гро, — как и в более важных делах я твой слуга, о королева. Однако еще достаточно времени. Король не будет готов выехать в ближайшие полчаса. Я оставил их с Корсом наедине, и речь сейчас идет о его вооружении против Демонов. Ты слышала об этом?

— Разве я глуха, — сказала Презмира, — чтобы не слышать колокол, звонящий на весь Карсё?

— Увы, — сказал Гро, — мы слишком долго бодрствовали прошлой ночью и слишком долго лежали в постелях утром.

Презмира ответила:

— Я — нет. И, тем не менее, я зла на себя, что не поступила именно так.

— Как? Ты видела короля перед их совещанием?

Она утвердительно наклонила голову.

— И он тебе отказал?

— С бесконечным терпением, — сказала она, — но окончательно и бесповоротно. Моему супругу придется удерживать Импланд, пока тот не станет достаточно ручным для седла. И воистину, если подумать, в этом есть смысл.

Гро промолвил:

— Ты воспринимаешь это, госпожа моя, с тем самым благородством и здравомыслием, каких я от тебя и ожидал.

Она рассмеялась:

— Главное мое желание будет исполнено, и Демонланд будет покорен. Однако весьма удивительно, что король выбирает для этой работы столь грубую дубину, когда под рукой лежит столь много добрых клинков. Но посмотри на эту армию.

Ибо, стоя в воротах у начала крутого спуска к реке, они увидели съезжающихся к мостику лордов Витчланда, собравшихся на соколиную охоту. И Презмира сказала:

— Разве не прекрасно жить в Карсё, господин мой Гро? Разве не чудесно находиться в Карсё, что правит всем миром?

И они спустились вниз и, преодолев мост к Королевскому Тракту, присоединились к остальным в чистом поле на левом берегу Друймы. Презмира сказала ехавшему на черном с множеством светлых волосков мерине Лаксу:

— Вижу, ты взял сегодня своих ястребов, господин мой.

— Да, госпожа моя, — ответил тот, — нет более сильных ястребов, чем эти. К тому же, они весьма свирепы и раздражительны, и мне приходится держать их отдельно, чтобы они не истребили всех прочих.

Ехавшая рядом Шрива протянула руку, чтобы погладить их.

— И в самом деле, — сказала она, — мне они очень нравятся, твои ястребы. Они смелые и гордые как короли, — затем она рассмеялась и добавила: — А сегодня я, пожалуй, ни на кого, рангом ниже короля, и смотреть-то не стану.

— Посмотри тогда на меня, — сказал Лакс, — хоть я и не беру корону на охоту.

— Потому-то я тебя и не замечаю, — сказала она.

Лакс обратился к Презмире:

— Ты тоже восхищаешься моими ястребами, о королева?

— Я восхищаюсь ими, — ответила она, — но сдержанно. Ибо, думается мне, они больше подходят твоей натуре, нежели моей. Эти ястребы хороши, господин мой, для возни в кустах. Мне же больше по душе высокий полет.

Ее пасынок Хеминг, чернобровый и печальный, усмехнулся про себя, поняв, что она поддевает его с мыслями о Демонланде.

Между тем Кориний, восседавший верхом на огромном, словно серебряном, коне серой масти с черными кончиками ушей, грива, хвост и все четыре ноги которого были черны как уголь, подъехал к леди Шриве и тихо заговорил с ней, чтобы его не слышал никто, кроме нее:

— В следующий раз, тебе уже не выкинуть что-либо подобное, и я возьму тебя там и тогда, где и когда я этого захочу. Можешь дурачить своим вероломством дьявола, но меня ты во второй раз не обманешь, хитрая и лживая лисица.

Та спокойно ответила:

— Грязное животное, я исполнила каждую букву своей клятвы и оставила для тебя прошлой ночью дверь открытой. Если ты и ожидал обнаружить меня внутри, то я-то этого не обещала. А теперь знай, что мне нужен кое-кто получше тебя, кто нравится мне больше; кто-то, кто не норовит лечь с каждой кухонной потаскухой. Я знаю твои повадки, господин мой, как и то, кто ты есть.

Его лицо налилось краской.

— Если бы это и было в моих привычках, я это исправлю. Ты — соломинка из той же подстилки, что и они, и они так же отвратительны мне, как и ты.

— Ого, — ответила она, — умно сказано, честно, и как раз в стиле неотесанного конюха, каковым ты и являешься.

Кориний вонзил шпоры в бока коня так, что тот подпрыгнул на месте, и выкрикнул, обращаясь к Презмире:

— Несравненная госпожа, я покажу тебе своего нового коня, его аллюры, скачки и остановки, которые он выполняет на полном скаку, — с этими словами он рысью подъехал к ней, заставил коня круто развернуться на одной ноге и пустил его иноходью прочь, а затем после нескольких виражей галопом вернулся назад и остановился возле Презмиры.

— Замечательно, господин мой, — сказала она. — Но я твоей лошадью не стану.

— Вот как, госпожа? — воскликнул он. — И почему же?

— Да потому, — ответила она, — что, даже будь я самой кроткой, сильной и породистой кобылой в мире, ретивой и стремительной во всех курбетах и каприолях, то и тогда, боюсь, в конце концов, была бы я загнана и измучена уколами твоих шпор.

При этих словах леди Шрива расхохоталась.

Тут к ним подъехал король Горайс вместе со своими сокольничими и егерями, ведшими на поводках сеттеров, спаниелей и огромных свирепых гончих. Он сидел верхом на черной кобыле с огненно-красными глазами, такой высокой, что голова рослого человека оказалась бы почти вровень с ее холкой. На его правой руке была кожаная рукавица, а запястье сжимал когтями неподвижный орел, голова которого была накрыта колпачком. Он промолвил:

— Все готово. Корс с нами не поедет: ему предстоит более важное дело. Его сыновья, не теряя ни часа, сопровождают его в приготовлениях к путешествию. Остальные, развлекайтесь охотой.

Они отсалютовали королю и направились прочь, оставив его позади. Леди Шрива прошептала на ухо Коринию:

— В Карсё, господин мой, властвует колдовство, и, должно быть, благодаря ему никто не сможет ни увидеть, ни коснуться меня меж полночным часом и первыми петухами, кроме того, кому предстоит стать королем в Демонланде.

Но Кориний сделал вид, что не слышит ее, и повернулся к леди Презмире, которая тут же повернулась к Гро. Шрива рассмеялась. В этот день она казалась очень веселой и живой, словно сидевший на ее кулаке небольшой кречет, и на каждом повороте стремилась перемолвиться словом с королем Горайсом. Но король не обращал на нее никакого внимания и не удостаивал ее ни взглядом, ни словом.

Так, шутя и беседуя, они ехали некоторое время в направлении пиксиландской границы, по дороге подняв цапель, с чем лучше всех справились соколы Презмиры, за много сотен шагов срывавшиеся с ее кулака, когда дичь взлетала в воздух, и спиралью взмывавшие за нею под облака, виток за витком, все выше и выше, пока добыча не превращалась в точку на небе, а соколы в сопровождавшие ее две точки поменьше.

Но когда они выехали на покрытую чахлым кустарником возвышенность, король выпустил своего орла. Тот ринулся прочь от него так, будто и не собирался возвращаться, но вскоре вернулся на оклик хозяина и взмыл ввысь, паря над его головой, пока гончие не подняли в чаще волка. Тогда он устремился вниз подобно молнии, король же спешился и помог ему своим охотничьим ножом. Так повторялось вновь и вновь, и в третий, и в четвертый раз, пока не было убито четверо волков. И это была отличная охота.

Король баловал своего орла, предоставив ему для насыщения глаза и печень последнего волка. Затем он отдал его своему сокольничему и сказал:

— Поедем теперь на равнины Армани, ибо я хочу спустить своего дикого орла, пойманного в марте в холмах Ларгоса. Много бессонных ночей провел я, будя и приручая его, и обучая узнавать мой оклик и подчиняться ему. Нынче я спущу его на большого черного вепря Ларгоса, что притесняет тамошних крестьян вот уже два года, принося им смерть и убытки. Так что нам предстоит хорошая охота, если только птица не окажется слишком робкой и пугливой.

Королевский сокольничий принес птицу, и король усадил ее себе на кулак. Это был великолепный черный орел с красным клювом. Путы его были сделаны из красной кожи с маленькими серебряными колечками, на которых была выгравирована крохотная фигурка витчландского краба. Колпачок его был из красной кожи с серебряной кисточкой. Сначала он рвался из королевского кулака, крича и хлопая крыльями, но вскоре успокоился. И король тронулся, отправив вперед своих огромных пестрых гончих, дабы вспугнуть вепря, а остальные поехали за ним следом.

В скором времени они подняли вепря с налитыми кровью глазами, что в бешенстве набросился на королевских гончих и разодрал самую первую из них, так что ее кишки вывалились наружу. Король снял колпачок со своего орла и спустил его с запястья. Но тот, будучи диким и неукрощенным, устремился не к вепрю, но к гончей, что ухватила того за ухо. Он безжалостно вцепился когтями в шею гончей и выклевал ей глаза прежде, чем кто-либо успел окликнуть его.

Ехавший подле короля Гро пробормотал:

— Ох, не нравится мне это. Недобрый знак.

К тому времени король подъехал к месту схватки и пронзил вепря насквозь своим копьем, которое вошло чуть выше и позади его плеча, так, что острие проткнуло сердце вепря и тот, обливаясь кровью, осел наземь. Затем король в гневе ударил своего орла древком копья, но удар был легким и скользящим, и тот полетел прочь и скрылся из виду. И король был зол из-за потери своей гончей и своего дикого орла, и из-за его дурного поведения, несмотря на то, что вепрь был убит. И он приказал своим егерям освежевать вепря и принести в замок его шкуру в качестве трофея, а затем отправился восвояси.

Через некоторое время король подозвал лорда Гро проехаться немного рядом с ним за пределами слышимости остальных. Король сказал ему:

— У тебя недовольный вид. Это оттого, что я не послал в Демонланд Корунда, дабы завершить труд, начатый им у Эшграр Ого? Кроме того, ты что-то бормочешь о дурных знаках.

Гро ответил:

— Господин мой король, извините мне мои страхи. Что касается знаков, то часто бывает так, как говорится в пословице: «Дуракам закон не писан» Я говорил опрометчиво. Кому дано отвратить судьбу от ее намеченной цели? Но раз уж вы упомянули имя Корунда…

— Я упомянул его, — сказал король, — потому что у меня до сих пор стоит в ушах женская болтовня. В которую, не сомневаюсь, ты также посвящен.

— В том лишь отношении, — ответил тот, — что я считаю его лучшим у нас, о король.

— Возможно и так, — сказал король. — Но что же мне, по-твоему, воздержаться от удара, когда случай сам стучится в двери? Я могуществен в колдовском искусстве, скажу я тебе, но и мне едва ли удалось бы сдержать крылья времени, пока я вызывал бы Корунда из Импланда и готовил его в путь на запад.

Гро сохранял молчание.

— Ну же, — сказал король. — Я хочу услышать от тебя больше.

— Господин, — ответил тот, — мне не нравится Корс.

Король рассмеялся ему в лицо. Гро снова замолк, но, видя, что король чего-то ждет от него, заговорил:

— Раз вашему величеству угодно выслушать мой совет, я выскажу его. Вам известно, господин, что из всех людей в Карсё Кориний наименее дружелюбен ко мне, и если я поддержу его, то вряд ли вам покажется, будто мною движет личная выгода. По моему убеждению, если в это путешествие нельзя отправиться Корунду (по причине того — в чем я полностью с вами согласен, — что он должен остаться в Импланде, дабы собрать там плоды своих побед и вместе с тем преградить дорогу Юссу и Брандоху Даэй, если вдруг они возвратятся из Моруны; к тому же, время, как вы справедливо отметили, о король, требует незамедлительных действий), если это нельзя сделать ему, то у вас нет никого лучше Кориния. Искусный боец, испытанный полководец, молодой, свирепый и решительный, он не присядет, пока не завершит однажды им начатое. Пошлите в Демонланд его.

— Нет, — сказал король, — Кориния я не пошлю. Разве не видел ты соколов, что находятся в расцвете сил и полны гордости за свою красоту и прочие добродетели, но которых нужно приручить, прежде чем спустить на добычу? Он именно таков, и я буду жестко приручать его в неволе, пока полностью в нем не уверюсь. Также, когда в прошлом году он, будучи пьяным, выдал мой замысел и расстроил все наши планы, рассорил меня с Пиксиландом и выпустил моих узников на свободу, я пообещал ему, что буду предпочитать ему Корунда, Корса и Лакса, и продвигать их прежде него, покуда он своей верной службой не завоюет вновь мое расположение.

— Тогда отдайте всю славу Корсу, а Коринию — всю грязную и утомительную работу. Отправьте его помощником Корса, и ваше задание будет выполнено еще лучше, о король.

Но король сказал:

— Нет. Ты глупец, если думаешь, что он согласится с этим — он, который, даже будучи в немилости, не смог смириться, но важничает еще больше, чем прежде. И конечно, я не стану спрашивать его, чтобы не дать ему возможности для гордого отказа.

— Господин мой король, — промолвил Гро. — Когда я сказал вам, что мне не нравится Корс, вы подняли меня на смех. Но сказал я это не просто из учтивости, а потому, что, боюсь я, он окажется негодным и не выдержит испытаний, как и ткань садится от влаги.

— Клянусь Сатаной! — воскликнул король. — Что это за бред? Забыл Вампиров двенадцать лет назад? Да, тебя там не было. И все же, это ведь что-то да значит? Когда по всему свету гремела молва об их сокрушительном поражении, а Витчланд пребывал в затруднении большем, чем когда-либо, и больше, чем кого-либо, следует восхвалять за наше избавление Корса. И потом, пятью годами позже, когда он удерживал Харкем против Голдри Блусско и, наконец, вынудил того отказаться от осады и вернуться домой ни с чем, тогда как в противном случае весь берег Сибриона был бы уделом Демонов, а не нашим.

Гро опустил голову, не зная, что сказать. Король помолчал, а затем осклабился.

— Когда я буду сжигать жилище своих врагов, — сказал он, — я выберу хорошую смолистую головню, которая будет гореть как следует и поджарит их на славу. Таков и Корс с тех самых пор, когда десять лет назад он отплыл в Гоблинланд в тот бесславный поход, на который, будь я королем, я никогда бы не согласился, когда Брандох Даэй взял его в плен на Лормеронском поле и жестоко с ним обошелся, гладко выбрив его голову с одной стороны, словно теннисный мяч, выкрасив желтой краской и отправив домой к вящему позору Витчланда. Поглоти меня преисподняя, но думаю я, в это предприятие он вложит душу. Думаю, ты еще узнаешь о его смелых подвигах в Демонланде, когда он туда доберется.

Но Гро по-прежнему молчал, и через некоторое время король заговорил:

— Полагаю, я привел тебе достаточно доводов в пользу своего решения отправить Корса в Демонланд. Но есть и еще один, что сам по себе ничтожен, но вкупе с остальными склоняет чашу весов еще сильнее, если для тебя это так уж важно. Прочим моим слугам я давал великие задания и великие вознаграждения: Корунду — Импланд и королевскую корону в нем, Лаксу — то же самое в Пиксиланде, тебе — предположительно, Гоблинланд. Но этот мой старый охотничий пес по-прежнему сидит в своей конуре, и ему не достается ни одной кости, чтобы занять работой свои зубы. Это нехорошо, и так дальше продолжаться не будет, ибо для этого нет причин.

— Господин, — сказал Гро, — своими доводами и мудрым предвидением вы смутили меня. Но сердце мое предчувствует беду. Вы хотите въехать в Гейлинг. Вы выбрали коня, у которого нет ни одной звезды на лбу. Вместо этого я вижу на его морде пятно, а такие скакуны обычно оказываются неистовыми, упрямыми, и приносят беды и несчастья.

Они уже ехали по Королевскому Тракту. Перед ними простирались на запад болота, а главным их ориентиром был высившаяся на удалении восьми или десяти миль громада Карсё и нарушавшие ровную линию горизонта за ним башни Тенемоса. После долгого молчания король взглянул на Гро. Его грубое худощавое лицо было четко очерчено на фоне неба, темное, ужасное и надменное.

— И ты тоже, — сказал он, — отправишься в Демонланд. Лакс будет властвовать на море, ибо вода — его стихия. Галланд будет помощником Корса, а ты станешь советником их обоих. Но основная власть, как я постановил, принадлежит Корсу. Я не урежу его полномочий, нет, даже на волосок. Раз Юсс назвал очко, то я сыграю Корсом. Если я с ним пробросаюсь, то будь проклята эта вероломная кость[83]. Но это не тот бросок, которым я могу лишиться всего состояния. У меня в кошельке есть кости с секретом, что позволят мне выиграть все хитростью, сколько бы ни жульничали Демоны.

Так закончилась эта охота. И в тот день, и на следующий, и еще почти месяц, герцог Корс был занят приготовлениями своего великого войска. И на пятнадцатый день июля флот был снаряжен и стоял на Тенемосском Рейде, а огромная армия из пяти тысяч воинов вместе с лошадьми и всяческими военными орудиями выступила из своего лагеря у стен Карсё к морю.

Впереди ехал Лакс в короне Пиксиланда и его морская гвардия, шумно салютовавшая ему, своему королю, и Горайсу Витчландскому, его сюзерену. Он выглядел отважным, подтянутым и крепким и был хорошо вооружен; лицо его с ясными глазами моряка было открыто и окаймлено курчавой каштановой бородой и кудрявыми волосами. За ними шла основная часть пешего войска, тяжело вооруженная топорами, копьями и короткими витчландскими кортиками — йомены[84] и крестьяне из окружавших Карсё низменностей, из южных виноградников или из холмистой местности близ Пиксиланда, важные и крепкие мужчины, могучие как медведи, выносливые как бизоны, шустрые как обезьяны, — четыре тысячи лучших бойцов, отобранных Корсом по всей стране для этого великого похода. Сыновья Корса, Декалай и Горий, ехали перед ними в ряд вместе с двадцатью волынщиками, игравшими боевую песню. Поступь этого великого войска по мощеной дороге была подобна поступи надвигающейся с востока судьбы. Ноздри короля Горайса, сидевшего на помосте на крепостной стене над воротами, раздувались, словно у учуявшего кровь льва. Было раннее утро, дул южный ветер, и огромные знамена, синие и зеленые, пурпурные и золотые, с изображенным на них железным крабом, гордо развевались на солнце.

Вот показались четыре или пять конных отрядов, общим числом четыреста или более, в бронзовых латах, со щитами и сверкающими копьями, а последним из всех ехал сам Корс с замыкавшим шествие отборным легионом из пяти сотен ветеранов, неистовых воинов с побережий, что издавна сопровождали его в восточные моря и в Гоблинланд и стояли с ним плечо к плечу, когда он разбил в Витчланде Вампиров. Слева и справа от Корса, чуть позади него, ехали Гро и Галланд. Румян лицом был Галланд, подтянут осанкой и хорош собой, долговяз, с длинными каштановыми усами и большими добрыми глазами, похожими на собачьи.

Презмира стояла подле короля, а с ней леди Зенамбрия и Шрива, наблюдавшие за длинной колонной, двигавшейся к морю. Сын Корунда Хеминг опирался на крепостную стену. За ним, скрестив руки, стоял Кориний, презрительно крививший губы, великолепный в своем праздничном наряде, с венком из белладонны на голове и золотой эмблемой главного королевского военачальника Карсё на могучей груди.

Проезжая под ними, Корс насадил свой огромный бронзовый шлем, увенчанный плюмажем из выкрашенных в зеленый цвет страусиных перьев, на острие своего меча и высоко поднял его над головой, принося присягу королю. Его редкие седые волосы развевались на ветру, а на его грубом лице ноябрьским закатом пламенела гордость. Он ехал на напоминавшем сложением медведя могучем гнедом коне, тяжеловесно ступавшем под грузом тела своего всадника и его военного снаряжения. Следовавшие за ним ветераны подняли свои шлемы на копьях, мечах и алебардах, распевая свою старую походную песню в такт лязгу одетых в броню ног, маршировавших по Королевскому Тракту:

Король поднял свой скипетр, отдавая Корсу честь, и весь Карсё разразился криками с крепостных стен. Так выехал к кораблям лорд Корс со своей великой армией, которой предстояло принести в Демонланд бедствия и горе.