Черный Василек. Наекаэль (СИ)

Глава 2. Пути

Алиса

Шум деревни медленно приближался, за спиной топали копыта, а длинные волосы девушки перебирал ветер. Здесь она уже могла идти без помощи матери, и отпустила ее руку. От домов пахло дымом, несмотря на средину лета, печи топили всюду. До ее ушей доносились отдельные слова и крики. Вскоре ее ладонь коснулась знакомого забора, и, безошибочно выбирая направление, Алиса добежала до дома.

— Одумайтесь, люди! Вы продолжаете славить своего бога, приклоняетесь перед ним, возносите молитвы, но он остается глух, надеетесь на наставление, но он нем! Вы смешны в своей глупости, и я справедливо насмехаюсь над вами! — Сиплый, но хорошо поставленный и абсолютно безумный голос отчетливо доносился со стороны площади. Алиса поежилась. — Что вы как ни черви, ползающие у него под ногами в жалкой надежде на подачку? Пришло время отбросить старые убеждения, и принять единственного Бога, который немедленно ответит на ваши молитвы! Давайте же вместе восславим имя ее, Ишкуина!

— Пошли быстрее, старик становится все хуже с каждым днем, скорее бы его кто заткнул, пока всем не досталось. — Поторопила мама.

— Он меня пугает. — Пробормотала в ответ девушка.

Алиса провела рукой по двери, и, схватив ручку, потянула ее на себя, уперевшись в стену коленом. Дверь нехотя поддалась, и медленно начала открываться. Мама помогла, распахивая перед девушкой створку. Тяжело выдохнув, она с победоносной улыбкой шагнула внутрь. Дверь за спиной громко хлопнула, обдавая спину Алисы потоком воздуха. Она замерла в коридоре, пропуская маму вперед. Пахло углем, сеном и капустой, как и всегда. Не обычной в этом сочетании была легкая примесь ладана.

— Отлично, что вы пришли. — Раздался подскриповатый голос. — Проходите, леди.

Алиса качнула головой, улавливая источник. Она хорошо знала говорившего, поэтому сразу расслабилась, и шагнула в сторону большой комнаты со столом, где семья обычно ела.

— Что вы здесь делаете, Аристарх? Тем более в такой час. — Удивленно спросила мама.

— Нам нужно срочно обсудить кое-что очень серьезное, Мэри, и, боюсь, другого времени для этого не будет. — Голос мужчины излучал тревогу.

— О нет. — Шокировано ответила женщина. — Подожди, я уведу дочь.

— Не стоит. — Остановил ее мужчина. — Это касается вас всех, так что присаживайтесь. — Добавил он приглашающим тоном, хотя сам находился в гостях. — Ваш муж уже любезно встретил меня, и развлек беседой, так что перейдем сразу к делу.

— А где наши сыновья? — С нажимом спросила Мэри.

— Отправились за дровами, дорогая. — Прозвучал нервный голос отца. — Иди сюда, Алиса. — Девушка поежилась, и по привычке пошла вперед, медленно переставляла ноги, пока не уперлась коленом в перекладину лавки, протянула руки до стола, и, оперевшись, перешагнула ее и села. Устроившись, она развернула голову к гостю.

— Здравствуйте. — Культурна произнесла она. В комнате повисла тишина.

— Доченька. — Кашлянула мама. — Наш гость в другой стороне.

— Ой. — Смущенно сказала Алиса, разворачиваясь в другую сторону. — Простите.

— Ничего, дитя. — Тепло сказал священник, и девушка почувствовала сухую ладонь у себя на макушке. — С горькими новостями пришел я к вам. — Продолжил он со вздохом.

Алиса прислушалась. Помимо голосов до ее ушей доносилось еще что-то. Это был треск горящей свечи. «Странно» — подумала она: «обычно их зажигают только ночью, разве что отец закрыл ставни».

— Сегодня у меня был представитель святой инквизиции, друзья. Сейчас он изволил удалиться для выяснений каких-то обстоятельств, но сказал, что вернется к вечеру. Так что я решил перестраховаться. — Аристарх немного пожевал губами, подбирая слова. — Вести о нашей чудесной девице дошли до Рима. Уж не знаю, был ли то один из жителей, или кто-то, бывший у нас проездом, но церковь обратила на нас свое внимание. — В комнате раздался печальный стон Мэри. — К счастью, пока там нет единого мнения о природе вещей, происходящих с Алисой, так что святой престол ограничился лишь инквизитором, который намерен провести расследование.

— Боже правый, Аристарх. — Пробормотал отец. — Куда уж хуже.

— О, поверьте, у Папы есть не мало особых людей, куда более опасных нежели чем инквизиторы, и, если появляются они, значит прольется кровь. — Мрачно отметил мужчина. — Поэтому пока все указывает на то, что проблему еще можно решить мирно. — Алиса почувствовала ложь в словах старого священника, ложь, в которую он сам очень хотел верить, но промолчала. — Этот человек не прославился своей жестокостью, алчностью или фанатизмом, не стоит ждать от него необдуманных поспешных выводов, но вам нужно решить, что делать. В этой деревне каждый знает об… особенности вашей дочери, так что момент, когда это выяснит дознаватель, остается лишь вопросом времени. — Он старался говорить уверенно и ровно, но голос предательски подрагивал. — Я хочу, чтобы вы знали, что в худшем случае опасность может грозить всем жителям, а не только вашей семье. С другой стороны, я обещаю выиграть вам столько времени, сколько смогу. Об этом человеке известно так мало, что я не могу предложить ничего гарантированного, так что действуйте на свое усмотрение. — Мужчина тяжело вздохнул. — Старайтесь не делать ничего подозрительного, и думайте быстрее, дети мои. Да хранит вас Господь.

В комнате повисла тишина, прерываемая лишь потрескиванием свечи. Девушка молча переваривала услышанное, не в силах подобрать слов.

Хенкер

Семь долгих дней добирался он до оговоренного города. Охотник считал свои нервы железными, но Мате усердно выводил его из себя. Атаман неустанно выл, кричал, и звал на помощь, пока Рейнальд не заставлял его умолкнуть силой. Умолял, угрожал и предлагал взятки. Каждую ночь он пытался сбежать, а когда понял, что пленитель был обязан доставить его живым, стал распугивать дичь, мешая ему охотиться, и Рейнальду приходилось отдавать пленнику значительную часть и без того скромных личных запасов. Охотник не испытывал к Мате личной неприязни, он понимал, что тот цепляется за жизнь всеми силами, но сама ситуация раздражала. Он почти не ел, и, если бы не верный конь, едва ли мог бы спать: Перикулум дежурил у пленника половину ночи, и немедленно будил хозяина, когда Мате пытался скрыться. В результате к утру седьмого дня, когда на горизонте показались долгожданные стены, Охотник, готовый уже если не выколоть, то залить уши воском, мысленно вскинул руки в благодарной молитве.

Даже разбойник, заметив их, притих, а на подъезде к воротам слезливо попросил Рейнальд помочь его дочери, и передать ей место, где спрятал для нее приданое. Охотника искренне поражала способность Мате уперто пытаться разговорить человека, который напрочь его игнорировал в течение многих дней, и даже ни разу не обернулся в его сторону без веской причины.

Подойдя к высокому зданию, принадлежавшему инквизиции, он сдал дрожащего пленника на руки страже, и блаженно развалился на скамье, прикрыв глаза, ожидая, пока Рихтер позовет его для отчета. С инквизиторской кухни тянуло приятные ароматы жареного мяса, вареной картошки и квашеной капусты. Охотник с трудом удерживал слюну, и уже стал дремать, когда за ним пришли. Писарь-прислужник провел его узкими коридорами и лестницами, как на зло проходящими мимо столовой, из-за чего он едва не свернул голову, заглядывая внутрь. Провожатый раскланялся у тяжелых дверей кабинета и ушел по своим делам. Дождавшись, пока тот скроется за поворотом, Охотник потянул ручку, и вошел в просторный кабинет.

— Вы припозднились. — Вместо приветствия сказал стареющий мужчина, сидящий за столом в центре помещения. Огромное окно за его спиной слепило вошедшего, не давая нормально разглядеть собеседника, но он и так знал, кто перед ним сидит.

— Германн? Рихтер назначил мне встречу, я должен отчитаться о последнем задании. — Охотник был слегка обескуражен тем, что вместо хозяина кабинета его встретил слуга, но сопротивляться не стал.

— Форс-мажор, господин, — ответил тот ровным голосом, — на днях прибыл посыльный из Ватикана, и передал два распоряжения от Папы. Одним из них сэр Балдер был отправлен на проведение срочной инквизиции в каком-то прибрежном городе на юге Священной Империи. — Слуга задумчиво помолчал. — Господин оставил меня принять тебя, и продолжить здесь его работу, пока он не сможет вернуться. — Охотник пространно кивал в ритм слов, которые произносил Германн. — Что-то вы совсем плохо выглядите. — С долей сочувствия произнес он.

— Как на счет одного-двух дней перерыва от дел? — Без особой надежды спросил Охотник. — Раз уж сэр инквизитор сейчас занят, и не может приказывать мне лично? Я из-за вашего пленника неделю нормально не спал. — Германн медленно покачал головой.

— К несчастью для тебя, второе поручение Папы касалось тебя. — Слуга дал время Рейнальду осознать услышанное и сосредоточиться на его речи. — Папа своей волей вызывает тебя к себе, сказал, что хочет ввести тебя в курс следующего задания лично. — Он с акцентировал на последнем слове внимание. — Большая честь.

— Может хотя бы до вечера посидеть у вас разрешите? — Спросил Охотник.

— Я бы с радостью, но сами понимаете, как Папа не любит, когда его приказов не придерживаются в точности. — Вздохнул слуга. — Нам не поздоровается, если кто-то узнает, что вы тут прохлаждались, вместо того чтобы нестись в Ватикан, сломя голову. — Охотник тяжело вздохнул. Синяки под его глазами приняли уже совершенно запредельные размеры.

— Тогда распорядись, чтобы мне снарядили какой еды в дорогу. Пленник умудрился сожрать все, что у меня было.

— Матерь Божья, Реймонд, надеюсь он не успел выпить вылакать все встречные реки, и обвязаться всеми веревками. — Рейнальд поднял на собеседника разраженный взгляд. — Простите, не удачная шутка. — Извинился мужчина. — Ладно, все будет. Идите, я отправлю письмо сэру Балдеру и представителю Престола.

Выйдя наружу, он застал слуг, которые едва закончили распрягать и чистить Перикулума, который окинул его недовольным выражением осоловелых от удовольствия глаз. Махнул рукой парням, чтобы натягивали седло и сбрую назад, и уперся о стену, наблюдая за ними. Парочка недовольно переглянулась, но связываться с гостем сэра инквизитора никто не хотел. Когда к Рейнальду подвели коня, он запрыгнул в седло, и подвел его ближе к двери. Вскоре на улицу выскочил какой-то мальчишка-поваренок, и бросил в руки охотника сверток. Тот благодарно кивнул, и тронул Перикулума сапогами, отправляя вдоль дороги.

Рейнальд любил города. Из-под тени глубокого капюшона он смотрел на множество людей, бегущих куда-то по своим делам. Только находясь в таких местах он по-настоящему чувствовал себя в своей тарелке. Все эти леса, поля и горы не созданы для человека, думал он. Грязные улицы, от которых в воздух поднимался гнилостный смрад помоев, обильно разлитых по брусчатке, и втоптанных в щели между камней сапогами нэрдов были куда ближе людям, чем величественные сосны, подпирающие небосвод своими ровными мачтами, и распространяющие запахи хвои со смолой. Позолоченные статуи героев на фоне попрошаек, гениальные росписи на стенах церквей рядом с покосившимися вывесками безграмотных сапожников, гимнасты и танцоры в одном цирке с уродами и калеками. Мир, сотканный из противоречий, казался ему куда более чудесным, завораживающим и живым, чем вечная цикличность незыблемой природы. Только в таком месте человек становится человеком в полной мере, а посади его в лес, и он станет зверем, не пройдет и дня.

Выйдя за ворота, и выбрав нужный тракт, охотник развязал узел, и потянул на себя ткань свертка, с наслаждением вспоминая запах из столовой. И куда более разочарованно осмотрел его содержимое. Четверть каравая, половина головки сыра и сушеная мясная стружка. Он горько усмехнулся. Видимо повара передали ему рацион стражника, или поломойки. Хотя может и Германн так распорядился. Ему в общем-то не было разницы. Он отломил кусок хлеба, и принялся медленно жевать его, покачиваясь в седле. Псу не пристало жаловаться на хозяев, кормящих его объедками со своего стола.

Далеко впереди ехала одинокая повозка какого-то караванщика, Солнце приветливо грело кожу под плащом. Конь время от времени шевелил ушами, отгоняя от головы жирных и громко жужжащих мух, которых тут же приходилось гнать от продуктов Охотнику. Подковы звонко выбивали камни из-под копыт Перикулума, и Рейнальд понял, что засыпает от этой размеренности.

— Хорошо тебе, — сказал он пространно, — травки пощипал, и доволен, а если овса насыпят, то сразу в рай. — Конь обиженно шлепнул губами, а потом иронично заржал. — Не, спасибо, обойдусь своим. — Усмехнулся Рейнальд. Сунул в рот полоску мяса, и отломил еще кусок хлеба, который протянул скакуну. Тот благодарно принял его и с удовольствием зажевал. — Доедай. — Устало махнул рукой всадник. — От этого обеда аппетит пропал. — Конь заботливо прохрапел. — Не переживай, высплюсь, и приду в норму. По караулишь сегодня дольше? — Конь горделиво выдохнул. — Ну да, куда уж мне без тебя. Это ты у нас эталон самостоятельности.

Когда стало темнеть, Рейнальд свернул с дороги, взял коня под уздцы и повел в лес. Перикулум перемещался среди деревьев без труда, в отличии от многих других лошадей: с величественной грацией он ловко перешагивал поваленные стволы и пригибался под нависающими ветками. Несколько раз охотнику доводилось галопировать по лесу верхом. Повторять этот трюк еще раз совершенно не хотелось, но на крайний случай возможность была. Зайдя достаточно глубоко, Рейнальд отпустил коня, и принялся распрягать его, укладывая сбрую на землю. Отложив седло, он засыпал остальное еловыми лапами и мхом. Было уже довольно темно, и под сенью деревьев он едва мог разглядеть то, что лежало под ногами, так что, не теряя времени, Охотник вскарабкался на самое высокое дерево в округе, захватив седло с собой. Там он удобно установил его на ветки, потряс, чтобы убедиться, что не свалится, и устроился на нем, уперевшись спиной о ствол. Потом отцепил от застежки плащ, и закутался в него: тонкая ткань ваэ не позволит никому разглядеть его в темноте и защитит от ветра.

— Позовешь, как придет мой черед караулить. — Сказал Охотник, наклонившись вниз. В ответ донеслось фырканье. — Знаю я, но лучше не пренебрегать мерами предосторожности. — В округе и правда не было заметно никаких признаков опасности, но Рейнальд предпочитал всегда оставаться на стороже на всякий случай.

Конь внизу завозился, укладываясь на землю, и Охотник, устроившись по удобнее, поднял голову вверх, где из-под густой кроны виднелось звездное небо. В его комнате в замке Ломеион оно выглядело так же: мириады сияющих точек образовывали переливающиеся скопления, хаотично раскиданные по черному полотну ночи. Это напоминало ему море, в котором волны подняли в воздух снопы брызг, и он сидел так еще долго, наслаждаясь красотой, несмотря на усталость. Дома, на родине, он часто проводил так вечера, будучи еще совсем малым ребенком, а потом, в кельях монастыря Ордена, оказался этого лишен, так что созерцание небесных высот возрождало в нем сразу многие приятные воспоминания. Руки, ноги и ребра все еще исходили ноющей болью, которая особенно усиливалась по вечерам, так что ему пришлось покрутиться еще, чтобы уложить их более-менее комфортно. Можно было бы отправиться в Слезы на ночь, но он предпочитал по возможности появляться там как можно реже. Риск однажды не найти выхода из святыни пугал его сильнее риска ночного нападения. Где-то тяжело ухали совы, листья множества деревьев шелестели на ветру, слышался писк летучих мышей, а в воздухе витал неуловимый аромат еловых иголок. Размышляя об этом, Рейнальд уснул…

Тем временем во множестве других мест…

— Слушай, если это и есть та самая канализация, которую ты хотел мне показать, то я насмотрелась! — Рисин пыталась придать голосу гордости, но выходило очень жалостливо. — Тут сыро, ползают всякие крысы, какая-то гадость капает с потолка, а про запах я лучше промолчу. — Вэлдрин молча подошел к ответвлению коллектора, по которому они двигались, и заглянул внутрь. Просторное помещение, в которое не попадала вода, не использовалось. То ли дом на поверхности не достроили, то ли просто техническая зона — эльфа это вполне устраивало. — Нет, нет, нет и еще раз нет! — Вскрикнула девушка, понимая, к чему все идет. Если ты останешься жить здесь, я пойду в ближайшую таверну, высплюсь, а потом найду мага, который вернет меня в Ад, потому что даже там атмосфера радостнее. — Вэлдрин хмыкнул, и положил ладонь на стену коллектора.

Он прикрыл глаза. Редкие пятна мха внутри зала стали быстро расширяться, покрывая все каменные поверхности. Рисин, готовая разразиться очередной триадой, замолчала, и с проснувшимся любопытством заглянула внутрь. Мох же тем временем разросся до состояния густого высокого ковра ярко-изумрудного цвета. Вэлдрин достал из кармана горсть желудей, которую насобирал в дороге, и широким жестом разбросал ее по полу. Они тут же скрылись в растительности. Эльф глубоко вздохнул, положил левую руку на рукоять меча, и из-под его век стал пробиваться бледный зеленый свет. В комнате же опять начались метаморфозы. Из поверхности мха стали подниматься тонкие ветви, сплетающиеся в стены и мебель, а с вершины проема в стене, который отгораживал ответвление от основного коллектора, стали спускаться какие-то тонкие и гибкие, как лианы, побеги. Достигнув пола они перестали расти, слегка раздались в ширь, и начали покрываться мхом с внешней стороны. Когда конструкция превратилась в сплошную стену, мох стал активно жухнуть, потом почернел, и, наконец, стал каменеть, вскоре превратившись в серую корку. Рисин подошла ближе и провела по ней рукой: по цвету и фактуре перегородка почти не отличалась от камня коллектора, ощущалась же чуть иначе, но, если не знать, где искать, найти такую дверь было бы невозможно. Эльф еще немного постоял, потом с облегчением убрал руки от стены и рукояти меча.

— Прошу. — Устало сказал он, отодвигая мшистую преграду как шторку, и пропуская Рисин внутрь.

— Черт возьми. — Оторопело сказала она, оказавшись внутри. Закрывшаяся за спиной штора полностью отсекла звуки канализации, а пахло внутри как на цветочной поляне, какие-то шарообразные растения свисали с потолка, заливая помещение светом. Рисин скинула башмаки, поставила их у входа и побежала по залу, утопая в мягком ковре мха по щиколотки. Помещение оказалось разделено деревянными стенами на три части: центральную, со столом и парой кресел, и боковыми, в которых не было ничего видно из-за таких же мягких перегородок, свисающих с потолка, вместо дверей. — Так, подожди. — Сказала она серьезно. — Почему только два кресла?

— Это только жилье, заказы будем принимать в другом месте, так что лишние кресла ни к чему. — Флегматично ответил эльф.

— Это же дом, Вэл, куда будут садиться гости? — Возмущенно спросила Рисин.

— Ты ждешь гостей? — Удивился эльф. — У меня их не бывает.

— Ну у тебя же есть родственники, друзья? Если тот мальчик из замка придет проведать тебя, на пол его посадишь? — Девушка, казалось, искренне не понимала эльфа. — Ко мне может тоже кто-то явится, и я не хочу ударить перед бывшими коллегами лицом в грязь. — Вэлдрин махнул рукой, спорить из-за такой мелочи не хотелось. Он положил руку на стол, и из поверхности пола понялись, свиваясь в еще пару кресел, новые побеги. — Во-от, так лучше. — Улыбнулась девушка, и окинула эльфа придирчивым взглядом. — Так, а это что? — Воскликнула она, и ткнула пальчиком в ноги Вэлдрина. Тот опустил голову.

— Что не так? — Спросил он.

— Кто ходит дома в обуви, а? О небеса! Я прожила всю жизнь в чертогах преисподней, но знаю о домашнем уюте больше тебя! — Вор слегка понурился, и поставил свои сапоги рядом с обувью Рисин. — Вот, другое дело. — Удовлетворенно сказала она. — Ладно, мелочи потом исправим, а сейчас скажи, где кровать? — Эльф указал рукой на перегородку слева. Рисин кивнула, и зашагала туда. Отодвинув перегородку в сторону, она обернулась. — Тебя ждать?

— Ага, сейчас, сделаю кое-что и приду. — Рисин кивнула и скрылась за завесой мха.

— Кстати, про все это. — Неуверенно сказал эльф. — Ты не собираешься возвращаться в Ад?

— А что, не можешь дождаться, когда избавишься от меня? — Язвительно переспросила Рисин, выглядывая из-за завесы.

— Наоборот. — Серьезно ответил Вэлдрин. — Надеюсь задержишься по дольше.

— О-о, это очень мило! — Растрогалась девушка. — На самом деле мне порядком надоела вся тамошняя суета. Подготовка к вторжению совсем не оставляла мне времени заняться собой! К тому же разбираться во всяком оружии и назначать военачальников мне вот совсем не хочется. Однажды я участвовала в ритуале усмирения одного особенно дикого демона. — Вэлдрин шагнул в сторону и с заинтересованным выражением лица оперся о стену, сложив руки на груди. — Его звали Данте, и когда-то был человеком, но нагрешил за свою смертную жизнь так, что простого заточения в Аду Создателю показалось мало. Данте подвергли тому же преобразованию, что и падших ангелов, так что он превзошел по силе многих генералов, но то, что получилось в результате… Его нельзя было контролировать. Вообще. Он рвал и метал, крушил все, что видел, и с каждым днем становился все более и более яростным. — Эльф мерно кивал головой, словно делая для себя пометки. — Вместе с ним в Аду появился и новый легион демонов, но Данте они были безразличны, и вскоре армия стала пожирать саму себя, пока ее генерал уничтожал чертоги подземья. Я тогда была членом Совета. Не легионер, но и не генерал. Несмотря на то, что к Люциферу присоединилась одной из первых, сил мне это не прибавило. Но мне было больно видеть, что происходит с легионом, так что я обратилась к Совету с предложением уничтожить Данте. — Девушка вздохнула, было заметно, что она часто обдумывала это решение. — Мы многое перепробовали, но проклятый монстр казался неуязвимым. Тогда я нашла… другое решение. Ритуал, который мы провели, стер демону память. И каждый раз, когда он пытался что-то вспомнить, или обдумать, это происходило снова. Мы силой перевели его в человеческую форму и выперли прочь из Ада. Решением Совета его легион перешел мне, а меня назначили генералом. Но знаешь, мне этого не хотелось. Ни тогда, ни сейчас. А за все прошедшие годы я лишь сильнее устала. Так что не переживай, назад меня не тянет. Демонам вольно делать что вздумается, пускай сами с этим разбираются.

— Хм, тебя, наверное, там очень уважают. — Сказал Вэлдрин с отдаленной тоской.

— Не-а, — протянула Рисин, — в Аду ценят только силу, а я лишилась большей части своей, зачаровывая Данте. Заслуга, конечно, велика, и мне не могли смеяться в лицо, но за спиной часто подшучивали. В бездну их. — Продолжительно зевнула девушка. — Пусть теперь обзавидуются мне, пока я наслаждаюсь жизнью с остроухим красавчиком. — Договорила она, окончательно исчезая в спальной комнате.

Вэлдрин улыбнулся и прошел в другое помещение. Оно было меньше остальных: большой высокий стол в центре, и множество крепежей, торчащих из стен — вот и все, что было там. Он скинул с плеч плащ, повесил его на один из крючков, снял куртку из тонкой вареной кожи, придирчиво осмотрел, и разложил на столе: надо будет зашить несколько дыр, потом снял рубаху и кожаные наручи, из которых вытащил отмычки. Одежда отправилась к плащу на стене, а инструменты скрылись в полочке стола. Перевязь с метательными ножами положил на столешницу, вытащил пару лезвий, и оглядел. Со вздохом убрал назад, сделав мысленную пометку о том, что нужно купить точило, маленькую наковаленку и молот, а может и еще каких инструментов. В частых переселениях его беспокоило лишь то, что мастерскую раз за разом приходилось наполнять с нуля. Закончив с раскладкой, он вышел, и отправился в комнату к Рисин.

Девушка, посапывая, лежала на деревянном подиуме, покрытым теплым мхом. Такие кровати были у них на родине. Такой же выращенный валик под головой и одеяло сверху. Купленное у первых встречных крестьян платье висело на крючке у занавеса. Вэлдрин покачал головой: оно ему откровенно не нравилось, но не идти же ей через пол Европы, кутаясь в одно ваэ? Он пообещал себе сделать для нее нормальную одежду, как только появятся первые заказы и деньги. Потом перевел взгляд на Рисин и улыбнулся: хоть она и хорохорилась, он видел, как ей было тяжело. В истинной форме девушка не нуждалось ни в еде, ни во сне, но в человеческой голод и усталость одолевали ее немилосердно. Путь, запланированный Вэлдрином на две-три недели, они преодолели за полтора месяца, а если бы Рисин не выкладывалась по полной, дорога бы заняла еще раза в два больше, так что ничего удивительного, что она сейчас спит без задних ног. Эльф поднял глаза к потолку, раздумывая над тем, сколько дней понадобится ей, чтобы выспаться. «Интересно, что бы сказала Иива, увидев меня сейчас?» — неожиданно для себя подумал он: «Столетия одиночества заканчиваются именно так? Неужели даже тот, кто был дважды изгнан, заслуживает найти свой дом?». Понаблюдав за спящей Рисин еще немного, он повесил свою одежду рядом, лег, накрывшись мшистым пледом, и тоже заснул, пока дыхание демоницы раздувало его волосы…

— К черту, я больше этого не вынесу. — Анка, сжавшись в комочек сидела в углу комнаты.

Первые несколько дней прошли нормально, первые две недели терпимо, но сейчас девушке казалось, что ее жизнь превратилась в форменный ад. Голод и жажда не давали покоя ни на секунду, мешая сосредоточиться, непонятные разговоры и шаги вампиров доносились из замка и со двора постоянно, ведь бестиям не нужен сон. Кто-то периодически терся у двери, простукивал стену и всячески пытался пробиться внутрь. И, хотя Марна уверяла в том, что это невозможно, волнения от этого меньше не становилось: тяжело существовать в паре дюймов от верной смерти. Помещение шесть на пять шагов они с Арианой исследовали досконально, и делать в нем уже было нечего. Слабую надежду внушали книги, тройными рядами заставляющие высокий шкаф, но даже думая о том, что на ближайшие годы в ее распоряжении не будет ничего, кроме них и этого помещения, Анка начинала сходить с ума. Усугубляло ситуацию то, что спать приходилось на каменном полу. Она успела понять, что в Астральном Мире нельзя простудиться, но камни продолжали впиваться в кожу через платье, состояние которого ухудшалось с каждым днем. Бабушкин стол был заставлен стопками бумаги и учебными материалами, к тому же, как Анка не пыталась, улечься удобно на нем было невозможно, а из единственного кресла девушка постоянно падала, как только засыпала. Вообще сон был и благословением, и проклятием. В отличии от пополнения ресурсов организма, в отдыхе для мозга девушка нуждалась несмотря на пребывание в Чистилище. И, хотя с засыпанием были проблемы, и не малые, сами сновидения давали хотя бы минимальную разгрузку, отвлечение и отдых. Все остальное время она либо училась, либо страдала в плену своего положения, пока Марна исследовала замок в поисках вампирской библиотеки, о которой мечтала даже после… если не смерти, то потери тела.

— Ну, не плачь. — Медленно сказала Ариана, утирая ей слезы ладонью. Анка и не заметила, как та подсела к ней в угол. Она завидовала подруге, которая ночевала в большой чаше с водой, вмурованной в стену, не испытывая трудностей. Ее одежда и волосы всегда оставались в идеальном состоянии. Ариана обняла ее, и стала медленно водить рукой по волосам, прижимая подругу к себе. — Опять задумалась об этом, и испугалась? — Анка утвердительно хлюпнула носом. — Не думай, лучше расскажи, что будешь делать, когда выберешься отсюда.

Анка тяжело вздохнула. Она и правда раздумывала над тем, чем займется, когда сможет убраться прочь из проклятых стен Ломеиона.

— Сначала нагуляюсь. Пойду куда глаза глядят, и буду идти, пока не упаду без сил. — Анка сквозь слезы мечтательно закатила глаза. — А потом найду Генрика.

— Зачем? — Спросила русалка удивленно. — Что ты собираешься делать с ним?

— Пока не знаю. — Пространно ответила Анка. Злость, которую она испытывала к Охотнику, трудно было переоценить. Бабушка рассказала ей все, что помнила и слова Завулона, так что двух мнений быть не могло. Картина складывалась ясная: бездушный маньяк на службе церкви, истинное зло, которое следует уничтожить при первой возможности. Но несмотря ни на что, глубоко в душе Анка не могла относиться так к бывшему другу. Как бы она ни старалась его ненавидеть, вспоминая мертвых по его вине друзей, перед ее взором всплывали усталые и измученные глаза на измазанном грязью лице, которые она увидела в первый день. — Не знаю. — Раздосадовано добавила она.

От ладони русалки исходило нежное тепло, глаза Анки стали открываться все реже, и вскоре она уже лежала, полностью облокотившись на подругу, и мерно посапывая.

— Сладких снов. — Мелодично проговорила Ариана, убаюкивая ее.

— Спасибо тебе, Ариана. — Раздался со вздохом скрипучий голос Марны. — Если бы не ты, девочке бы пришлось совсем туго.

— Она сильная. — Улыбнулась русалка. — Анка справится со всем, закончит обучение, и станет самой могучей ведьмой. Я верю в нее. И в вас тоже. — Девушка улыбнулась, заставив Марну горько усмехнуться…

«Еще одна жертва», — думал Рихтер, лежа в постели: «как же тяжело все-таки без Германна». О срочном переводе в Венецию он узнал от Папы неожиданно. Весть застала его во время подготовки к расследованию связи охотника Рейнальда с Завулоном. Слуга собрал в архивах нужные сведения, и инквизитор собрался-было уйти в бумаги с головой, когда гонец постучался в дверь. К сожалению, в том отделении святой инквизиции у Рихтера так же оставались дела, так что пришлось свалить все на слугу и в спешке отбыть. А здесь…

Прибрежный город встретил его недружелюбно. Престол уже успел начать свое расследование, и его ввели в курс дела. Без вести пропал человек, женщина пятидесяти лет, без друзей и родственников. Исчезла в ночь с воскресенья на понедельник. Пропажу обнаружил ее покровитель, пришедший забрать свою долю прибыли: жертва состояла в гильдии нищих и собирала милостыню у церквей, и, если бы не этот факт, о происшествии бы вряд ли вообще узнали. Инцидент бы так и остался без внимания, но вскоре до церкви дошли слухи еще об одном похожем случае. Пропал мужчина средних лет. Отец небольшого семейства отправился в город на заработки несколько месяцев назад. Друзьями обзавестись не успел. О его работе почти ничего не удалось узнать: несколько дней мужчина таскал кирпичи на стройке, а потом пропал, не получив расчета. Бригадир решил, что новичок не выдержал тяжелого труда, но беспокоиться не стал, ведь деньги остались при нем. Замену нашел почти сразу. Родственники же, не найдя главу семьи в городе, обратились к властям, но остались ни с чем, так как стража не захотела заниматься проблемами приезжих. И тогда мать семейства обратилась в церковь.

Между двумя этими случаями прослеживалась некая связь. Спустя некоторое время делом заинтересовалась инквизиция, и почти сразу обнаружилась еще одна пропажа. Мужчина, двадцать пять, пропал по пути до дома из лечебницы, где оказался после попойки. Друзья жертвы были уверены, что он сгинул в какой-нибудь канаве, говорили, что он страшно пил, и частенько не мог вспомнить даже своего имени. Так что никто не удивился, когда парень пропал.

Когда дело пополнилось третьим инцидентом, инквизиция начала активную работу, и детали дошли до Папы, а тот, в свою очередь, направил в Венецию Рихтера. Первые дни работы не принесли результата, но сегодня из отделения пришел новый отчет: исчез старик, бывший военный без родственников. Его друзья давно умерли, и о пропаже узнали, опрашивая священников. Потерявший руку калека исправно посещал одну и ту же церковь много лет, но недавно прекратил. Сановник решил, что старик преставился, но тела дома не обнаружилось. Если до этого Рихтер еще раздумывал, то теперь убедился точно: четыре схожих случая это уже гарантированно система. Мужчина повернулся на другой бок. В его маленькой комнате не помещалось ничего, кроме тумбы и кровати, а из-за морского воздуха по ночам было весьма прохладно и сыро, так что он по долгу не мог заснуть, ворочаясь под колючим одеялом, пахнущем старыми нитками.

Пропало немало народа, и каждый случай удалось обнаружить только из-за оплошности преступников. Было очевидно, что исчезали только люди с самых низов, которых не стали бы искать в обычных условиях. В первой ситуации они не предусмотрели причастность попрошайки к гильдии. Значит, вполне возможно, пропало куда больше нищих, а с этой женщиной похитителям не повезло. Во второй… видимо не проверили связи мужчины вне города. А сведения о последних двух инцидентах уже чистая заслуга инквизиции. Из этого можно сделать вывод, что жертв может быть куда больше, и инквизитору это не нравилось. Вполне возможно, всплыли лишь несколько самых неудачных похищений.

Кому могли понадобиться люди? Инквизитор задумался. В крупном городе — много кому. Фанатики, ученые, которым нужен материал для опытов, маги, чудовища, работорговцы и бандиты. Но если рассуждать логически… не было найдено ни единого трупа, смертность в Венеции держалась в рамках нормы. Кроме того, все четыре жертвы обитали в разных частях города, так что бестии отметаются. Даже если бы это был вампир, который по долгу выбирает жертву, где-то нашлись бы тела. Но более того, Рихтер не верил в то, что такую гигантскую работу по проверке биографии жертвы можно выполнить в одиночку. Это точно организация. Работорговцы тоже сразу мимо, пропала только одна женщина, да и она была не в том состоянии, чтобы получилось кому-то продать. Пьяница и бездомный тоже не похожи на выгодных рабов. Для бандитов нет мотива, разве что фасовать что-то подпольно, обслуживать помещения, или заниматься доставками. Но чем тут поможет пьяница со стажем? Маловероятно. На магов тоже не особо похоже. Конечно, в некоторых заклинаниях не обойтись без жертв, но кто в здравом уме будет работать в компании с магом? К тому же таким, который приносит людей в жертву? Да и сами колдуны редко идут на контакт. А вопрос с одиночками инквизитор для себя уже решил: слишком много подготовительной работы для одного. Остаются ученые, либо фанатики. В первом случае преступников будет покрывать государство, во втором — какая-то секта или даже церковь (в худшем случае). По Европе уже давно ходило множество болезней, так что возможно власти Венеции хотели создать уникальное лекарство в тайне от святого престола, или наоборот, вывести особенно смертоносный штамм. Хотя для чего в таком случае было красть стариков и пьяниц с заведомо плохим иммунитетом? Если это фанатики… Тогда дело виделось Рихтеру совсем скверно. Они могут прибегнуть к помощи магов, завербовать представителей дворянства и стражи, уповая на свои идеалы. Отлавливать сектантов в городе все равно что черпать воду решетом, к тому же, никогда не догадаешься, совершают они какое-то преступление из-за чистого безумия, или с какой-то конкретной целью. Инквизитор не мог представить, зачем каким-то сумасшедшим понадобилась бы куча людей. Если просто для ритуальных жертвоприношений, то это пол беды, но, если для чего-то еще… Инквизитор зевнул, и перевернулся опять. «Ориентироваться буду на фанатиков, но ученых тоже стоит проверить. Завтра нужно будет собрать все сведения про действующие секты и научные проекты, а уже потом будем думать, что дальше». Решив так, он еще раз глянул в окно, где натянутые с моря тучи закрывали звезды, и только бледный лунный свет пробивался через белое марево, прикрыл глаза, и медленно заснул…

— Отец, я прошу вас выслушать меня. — Голос Веры звучал звонко, контрастируя с ночной тишиной. — Я долго думала об этом, и теперь точно решилась. — Она поправила светло-коричневые волосы, и подняла голову. Переодевшийся, и приготовившийся ко сну старик сидел за столом в своей комнате, оторопело глядя на девушку, стоящую на пороге.

— Неужто нельзя повременить с этим до утра, дитя? — С сильным немецким акцентом спросил настоятель, протирая глаза.

— Я надеялась на то, что уже утром вы отправите в Рим письмо, отец. — Слегка разочарованно сказала Вера.

— Ладно, присаживайся, рассказывай, что у тебя на уме. — Девушка шагнула внутрь кельи, прикрыла за собой дверь, и села на краешек кровати.

— Я живу в этом монастыре почти всю свою жизнь, отец. — Начала она, тяжело вздохнув. — По вашем же словам я не мало преуспела в медицине и других врачебных науках. Год за годом проводила я в учении и молитвах. Не редко к нам привозили больных разной тяжести, и Господу было угодно, чтобы мы спасали их жизни. — Настоятель мерно кивал. — Я видела ужасные вещи и исцеляла безнадежных. Но в последнее время их число возросло многократно. Я понимаю, что в Святую Ольгу попадают только особые пациенты, а потому мысли о том, что творится в мире за нашими стенами, пугают меня еще больше. Там бушует чума? Идет война? Катаклизм? — Восклицала она. — Вы не расскажете, ведь вам не позволено. Но мне больно думать по ночам о том, что я спасаю одного из тысячи, хотя могу помочь сотням. Вы понимаете, к чему я клоню? — Поинтересовалась она.

— Пока не слишком хорошо, дочь моя, но это мне уже не нравится. — С горечью произнес он.

— Я хочу оказаться в пылу сражения, на передовой, в первых рядах. Хочу помогать людям так же, как это делает… он. — Добавила девушка слегка нерешительно.

— Ах, теперь все ясно. — Покачал головой старик. — Твоя связь с Охотником удивительна. Хочешь помогать брату?

— Абсурд! — Резко поднялась она. — Кому как ни вам знать это, отец. Вы лично забирали меня из приюта. Не думаю, что родители смогли отправить мне младшего брата с того света. — Сказала она жестко. — Неужто вы тоже поверили в сказку, которую он выдумал? — С долей высокомерия переспросила девушка. Священник, поежившись, молчал. Вера фыркнула. — Как бы там ни было, Рейнальду нельзя отказать в его преданности. Вы ведь помните тот день, отец? Уверена, такое не забывают. Когда он спас наш монастырь от разграбления, несмотря на то что почти обрек этим себя на смерть. Тогда он защитил нас не потому, что ему приказали, или это было нужно ему лично. — С гордостью говорила она. — Рейнальд сделал это потому, что так было правильно, и его искреннее стремление к добродетели поражает меня до глубины души. Всю жизнь он защищает сотни и тысячи людей от напастей, несмотря ни на что. Оказывается здесь, едва живой после своих героических подвигов. — Девушка сжала губы. — Я думаю, что каждому из нас стоит взять у этого человека урок самопожертвования во имя высшего блага. Воистину чудесно отдавать всего себя служению простым людям, не требуя ничего взамен, ведь никто из тех крестьян, которым он помог избавиться от ведьмы или бандита, не знает ни его лица, ни имени. Ни рассчитывая на вознаграждение, он следует своему пути. Уперто, безрассудно и твердо. Потому, что это правильно, и он это осознает. — Вера направила свой взгляд на яркие звезды, сияющие за окном. — Мне хочется, чтобы однажды обо мне сказали так же, отец. Я глубоко убеждена в том, что спасти множество жизней, помочь многим людям можно только находясь в самой гуще событий, подобно ему. А потому, отец, я прошу вас не далее, чем завтра вечером, написать Папе письмо от моего лица с просьбой перевести меня туда, где более всего нужны умелые врачи. Поле боя, или чумной город — все едино. — Резко выдохнула она, и уперла в настоятеля тяжелый взгляд. Мужчина тихо охнул.

— Что ж, Вера, я давно думал о том, что однажды ты скажешь мне что-то подобное, но сейчас, я, право, потрясен. — Грустным голосом начал он. — Тем не менее, хоть мне бы этого и не хотелось, но причин отказывать тебе у меня нет. Папа предупреждал меня о том, что придет день, когда стены монастыря начнут давить на тебя с удвоенной силой. Так что я удовлетворю твою просьбу, и пусть мудрейший из нас решает твою судьбу.

— О Господи! — Не веря своим ушам, подскочила Вера. — Спасибо вам, отец, спасибо!

— Не благодари меня раньше времени, дитя, ибо одному лишь Богу известно, к чему это приведет. — Сдержанно пробормотал настоятель.

Вернувшись к себе, девушка в приподнятом настроении легла в кровать. Этот разговор она планировала давно, придумала множество линий защиты, нашла прорву аргументов в свою пользу, даже репетировала, но представить, что все пройдет так гладко не могла. Радостная, она закрыла глаза, и повернулась к стене, сквозь наступающий сон фантазируя о грядущих приключениях в огромном мире…

— Куда собираешься? — Таниэль выглянула из-за двери в комнату. Араниэль улыбнулся, и завязал узел на горлышке заплечного мешка.

— Скоро нашему другу понадобится помощь. Но перед этим мне нужно уладить кое-какие вопросы с братом. — Пространно ответил он.

— Собираешься поговорить с папой? — Переспросила она.

— Нет, девочка. У нас с твоим отцом есть еще один брат.

— Да? — Удивилась она. — А он мне не говорил. — Раздосадовано добавила Таниэль. Араниэль покривил губы.

— Ничего удивительного, у нас не принято вспоминать Вэлдриэля после того, как он ушел. — Девочка непонимающе качнула головой, но потом ее глаза резко округлились и полезли из орбит.

— Тот самый?

— Да. Я никогда не был полностью солидарен с тем взглядом на жизнь, который распространяла Иива, а вот твой отец полюбил ее, хоть и не сразу. Но ничто не сравнится с тем, как ею восхищался Вэлдрин. — Задумчиво проговорил Араниэль. — Он был первым, кто пошел за ней и сложил оружие, хотя до этого мы много лет сражались плечом к плечу, распространяя славу о роде Росомахи далеко на восток. — Он повернулся к племяннице лицом и шагнул на встречу двери. — Я долго игнорировал его. Думаю, пришло время наведаться в гости и поговорить. — Таниэль машинально шагнула в сторону. — Ложись спать, милая. — Добавил он с улыбкой, и снял со стены две скрещенные фалькаты. — Не жди меня этой ночью, беседа может затянуться. — Клинки с негромким щелчком зафиксировались в ножнах за спиной. Эльф, не оборачиваясь вышел из дома, и скрылся в темноте ночного леса, оставляя позади подпрыгивающую от волнения племянницу…

Алиса лежала в постели. Их семья не могла позволить себе дом по больше, хотя многие завидовали и тому, что был. Мальчики спали на печи в главной комнате, а от своей родители отделили кусочек для нее. Места было немного, зато отдельно. У девушки не было окон, по крайней мере она их ни разу не находила, бродя вдоль стен, и скользя по ним ладонями. Был низкий стул и весьма высокий сундук. Последний заменял собою всю мебель: когда было нужно, она сидела за ним, как за столом, в нем хранилась одежда, несколько игрушек и постельное белье. Вечером она доставала его, раскладывала на поверхности крышки, и сундук превращался в кровать. Еще полгода назад Алисе приходилось просить маму или папу помочь, чтобы открыть его, но потом ей самой стало хватать сил. Петли на нем немилосердно скрипели, а некоторые доски наборной крышки прогибались. Мама говорила, что в нем ее родители собирали приданое, а когда он появился у них можно было только гадать. Она часто думала о том, как, наверное, замечательно он украшен, и как родители любовались им, пока он не перекочевал к ней.

Девушка зевнула и подтянула одеяло повыше: ночами в ее комнате было зябко от такого отдаления от печи. Братья возились и приглушенно спорили о чем-то за стеной. Они давно перестали приглашать ее в свои игры, и Алису это немного печалило. В деревне мало от кого она могла услышать что-то, кроме слащавой жалости, которая уже стояла у девушки в горле. Родители да Аристарх — вот и все, с кем она могла поговорить по душам. Раньше братья были отдушиной, но в какой-то момент им, как и другим детям в деревне стало неинтересно проводить с ней время. Сложно было придумать игру, в которой она бы была с другими на равных. Грустно, но Алиса не злилась: кто знает, как бы повела себя она на их месте? Более того, никто не стремился ее задеть или нарочно обидеть. За это она тоже была благодарна.

На улице трещали кузнечики, доносились ворчливые звуки дремлющих домашних животных, где-то подвывала собака. Она слышала все это приглушенно, через забитые паклей щели в бревнах стены. Запах сырой уличной травы смешивался с ароматом дыма от сгоревших бревен. Завтра настает черед ее любимой части сказки, где Красавица и Чудовище, ставшее человеком, женятся, и счастливо живут до конца истории. Нужно будет встать пораньше, чтобы успеть рассказать все за один раз. «Тогда послезавтра начнем Колокольчик (Rapunzel)» — думала она. Девушка всеми силами пыталась не думать о дневном разговоре со священником.

— Не спится тебе? — Тихо спросила мама. Алиса от неожиданности дернулась: сосредоточившись на уличных звуках она пропустила скрип половиц.

— Не спится. — Ответила она. — Аристарх совсем сбил меня своими словами с толку. — Она тяжело вздохнула, и сжалась под одеялом. — Я боюсь этого человека из города.

— Да, — печально ответила женщина, — инквизиторы и впрямь ужасны, и очень могущественны.

— Но вы же не отдадите ему меня, даже если он скажет? — С надеждой пробормотала Алиса, сдерживая слезы.

— Конечно нет, — уверенно сказала мама, — что за глупости. Засыпай, завтра подумаем с отцом, что с этим делать. — В голосе матери звучала уверенность.

Она развернулась и зашагала в соседнюю комнату. Алиса тяжело дышала, по щекам текли слезы. Ее руки мелко тряслись. Она почувствовала: мама врала.

— Господа, мы наконец-то собрались вместе.

— Это так, Яков, но с какой целью? Такие собрания опасны, если инквизиция схватит одного из нас это принесет существенные трудности всему предприятию, ты заставляешь нас рисковать.

— Не спорю, но тому есть причина. Ни для кого не секрет, что мы испытываем проблемы со средствами, так ведь?

— …

— Вот-вот. К сожалению, мы не можем ни ждать, пока мануфактуры принесут достаточную прибыль, ни побираться, так что для исполнения наших планов весьма значительная сумма необходима нам прямо сейчас. Все согласны с этим?

— Предлагаешь связаться с магами?

— Именно. Это определенно не лучшая идея, но точно самая эффективная, а выбирать нам не приходится.

— Но даже если и так, золото могут создать всего несколько демонов.

— Вы правы, если говорить конкретно — семеро. Из них трое производят его более качественным. Но нам этого мало, необходима лучшая из возможных валют, с которой мы точно останемся на плаву.

— Ты опять обращался к той демонице, которая знает все тайны мира, и узнал у нее, где зарыт какой-то клад? Хочешь набрать команду?

— Нет… Рисин весьма помогла мне с планированием операции, если бы не ее предсказания, мы бы не продвинулись так далеко, но, видимо, не стоит больше рассчитывать на ее помощь. А жаль, было весьма удобно знать все шаги наших противников наперед. Что-то произошло с ней в Аду. Ее легион обезглавлен и сейчас Совет решает, как с ним поступить. Другие генералы в ярости, так что не думаю, что Рисин ждет теплый прием дома. Полагаю она это тоже понимает, и не рискнет вернуться. Хмм. Но, возвращаясь к нашему вопросу, есть лишь один демон, который нас во всем устраивает. Азазель, способный создавать голландское золото.

— Ты сошел с ума, Яков. Никому не подвластно ни договориться с ним, ни заставить силой выполнять приказы. Как ты собираешься это сделать? Ни один колдун не справится.

— У нас небольшая компания, господа, и потому я считаю, что новых участников в нее стоит вводить только в присутствии всех остальных. Есть кое-кто, кто сможет это сделать. Он готов присоединиться к нам за определенную долю дохода и во имя наших идеалов. Прошу любить и жаловать…